1

Сожжение

– Не могу ничем помочь – видишь, занят, – насмешливо ответил Хайд, хотя в жизни не прибегал к такому несерьезному оправданию.

Будто разочарованно "подозревая возможность уступки, голенастый бирманский кот удалился прочь. А сидевшая на выглядывавшем в беспорядочно засаженный сад залитом солнцем окне пестрая кошка вопросительно склонила голову набок. Возможно, у них имелись основания быть разочарованными. Ему хотелось сказать: "Ты мне теперь не начальник, Шелли. Я свободный агент. Отваливай".

Шелли молча сидел напротив на кушетке, положив рядом с собой видеокассету. Падавшее на ковер солнце было не таким ярким – как-никак конец лета. Роз, к которой присоединился бирманский кот, шумно укладывала в спальне вещи. В комнате незримо присутствовал третий. С ними был Обри, как всегда, упрекающий Хайда, на этот раз словами длинного ворчливого исповедального письма, посланного им вскоре после своей отставки. Слова, будто пощечины, отдавались в голове Хайда. "Только собственное мнение дает свободу действий. От других людей нельзя ждать ничего, кроме бесконечных обязательств перед ними, а это прямая противоположность свободе..." Обри, объяснявший, почему он, преследуя и обрекая на смерть Малана, пошел против всех принципов и правил. Дабы примириться со своей непримиримой совестью, Обри оправдывал себя в том, что позволил личным мотивам взять верх над соображениями долга и первоочередными задачами операции.

Хайд покачал головой и провел руками по вьющимся волосам. При воспоминании об Обри – об обязательстве – он вдруг рассвирепел.

– Не могу, Шелли, – взорвался он. – Не обязан. Ты мне за такие дела больше не платишь. Я больше не служу. Так что не надейся, что я от скуки возьмусь за что-нибудь интересное или опасное.

Но даже это объяснение не прозвучало так, как он хотел. Обязан. Как ему уже объяснил Шелли – со всей убежденностью начинающего генерального директора, – он "обязан Кассу своей жизнью. Касс спас тебя в Дели, посадил в нужный самолет и отправил в надежное место. Если бы не он, тебя бы убили". Из-за прямоты, с какой это было произнесено, то, что он собирался сказать – а-а, плевал я на Касса, – жалко скулило в голове, словно щенок, наказанный за то, что написал на новый ковер; или одна из кошек, изодравшая дорогую обивку. А-а, плевать на Касса... Не годится, совсем не годится, потому что в глубине сознания мысль о Кассе скулила, как все наказанные щенки и кошки.

– Прошу о немногом, Патрик, – успокаивал Шелли.

Шелли пришел к нему по собственной инициативе. На табличке на двери кабинета в Сенчури-хаузе с его фамилией и новым титулом еще не высохла краска. Генеральный директор Службы тайной разведки. Наконец-то Шелли, глядя на аспидную поверхность реки, мог каждое утро произносить вслух сей титул применительно к самому себе. Наследный принц старого Обри занял самый высокий пост, но старику ради этого назначения пришлось изрядно подергать оставшиеся в его руках нити.

Чтобы уйти от разговора, Хайд спросил:

– Как там старый хрыч? До меня теперь не доходит никаких сплетен. Я же теперь чужак.

– Кто? А-а... сэр Кеннет? – с неподдельной любовью отозвался Шелли. – Слыхал, что он в Вене, остановился у фрау Эльзенрайт.

– Его единственная настоящая старая любовь, – усмехнулся Хайд. – А потом? Зима на Багамах – мемуары стоят того.

– Думаю, что он по крайней мере более доволен, чем его прежняя политическая хозяйка, – возразил Шелли.

Может быть, и так. Обри ушел, осыпанный почестями и благодарностями.

А в спальне Роз демонстративно гремела ящиками шкафов, хлопала крышками чемоданов. Как бы поняв намек, Шелли пробормотал:

– Куда денете кошек?

– Что?.. А-а, в кошачий питомник.

– Вас не будет?..

– Пару месяцев. Смотря сколько времени понадобится Роз, чтобы разобраться с имуществом дядюшки. – В спальне сердито стукнули дверцей стенного шкафа. Кошка соскочила с подоконника; вернувшийся из спальни бирманец, обнюхав брюки Шелли, присоединился к пестрой. С Эрлз-корт в чистенькую комнату проникали пыль и запах бензина. – Видишь, ничем не могу помочь.

Роз защелкнула замки чемоданов, и, к явному неудобству Шелли, ее огромная тень возникла в двери гостиной. Ему и так было не по себе. Смущение было ненаигранным. Он не только не знал, как повернуть дело, но даже не представлял, о чем он хочет просить.

– Что на пленке? – полюбопытствовал Хайд. – Порно с убийством?

– Как тебе сказать... та, кого показывают, действительно мертва. Хочешь, покажу?

Хайд равнодушно пожал плечами, и Шелли направился к телевизору вставить кассету в видеомагнитофон. Хайд, как бы ища поддержки, оглядывал комнату, отмечая детали: выскочившую в окно пеструю, будто ее о чем-то предупредили; медленное движение по ковру солнечного луча, оживившего мебель и шторы. Шелли, щелкнув дистанционным пультом, включил телевизор.

Сразу бушующая людская масса.

– Похороны кинозвезды, по индийскому обычаю, – сухо пояснил Шелли, передавая Хайду увеличенные фотоснимки. Хайд потянулся за ними. В снятом из высоко расположенного окна кадре на экране телевизора шевелилась, будто куча червей в рыбацкой коробочке с насадкой, огромная толпа людей. Затем, безо всякого перехода, эта же сцена – толкающиеся и вытягивающие шеи люди, – снятая с земли. – Видно, им очень интересно, – добавил Шелли.

Хайд тряхнул головой и взглянул на снимки.

– Касс услаждал эту? – тихо спросил он.

– Связь продолжалась несколько месяцев.

– По правде говоря, выбор неплохой.

Хайд оторвался от фотографий и снова взглянул на экран – камера металась, пробиваясь через лес голов, и поднятых рук, размахивающих платками и косынками. Вдали погребальный костер – для кинозвезды? Ну да, это же Индия.

– Это министр, ее муж, – подсказал Шелли, заметив, что Хайд смотрит на кружащегося около костра состоятельного на вид мужчину с прилизанными лоснящимися волосами. Звуковая дорожка неважная, но чувствовалось, как нарастает шум толпы, горестный взрыв массы людей. На мгновение изображение стерла солнечная вспышка, но потом оно прояснилось. Действие на экране представлялось Хайду чужим, накаленным, угрожающим – он решил трезво оценить увиденное, несмотря на раздающиеся из спальни неприязненные вздохи Роз. – А это его брат, слева от него.

Хайд лишь кивнул головой. Министр, Шармар, которого он сразу узнал, несмотря на открытый скандал – убийство жены ее любовником-англичанином, – держался с достоинством и чуть отчужденно. Очевидно, несмотря на обстоятельства, требования индийского кинематографа вызывали необходимость при похоронах кинозвезд соблюдать определенный декорум. Хайд украдкой поглядывал на Шелли, в свою очередь наблюдавшего, как он смотрит на экран. Пока огонь не был слишком сильным, семья мужа сгрудилась у костра, а в соперничающих с мерцающим пламенем ароматного дерева лучах заката из толпы неслись горестные восклицания. Языки пламени лизали...

Он опустил глаза. Ее.

– Значит, Касс с ней спал?

– Видно, так.

Толпа прихлынула ближе к поднимающемуся пламени костра. Закутанную в белый саван фигуру теперь окутывали голубой дым, желтое пламя и яркий свет заката. Люди в толпе теснились к огню, словно паломники к внезапно возникшему чуду.

– А что говорит он?

В гостиную вместе с хвостом влетевшего в открытое окно, будто большой осенний лист, бирманца вернулся по-английски бледный послеполуденный свет. Зрелище на телевизионном экране казалось экзотически нереальным.

– Ничего не говорит – в этом вся проблема. Ни резиденту, ни кому-нибудь еще. Твердит одно и то же... – Шелли недоуменно развел руками, затем добавил: – Лично генеральному директору, иначе ни слова.

– Я бы подумал, что он станет вопить о помощи.

Когда языки пламени поднялись выше и самые дорогие и близкие подались назад, причитания и – да, яростные крики – толпы слились в оглушительный хор. Последняя ночь индийского ритуала.

– В некотором смысле так и есть.

– И ты считаешь, что у него, возможно, есть что сказать в свою защиту, – вызывающе бросил Хайд, – но я склонен поверить грязным выдумкам индийских газет. – Он криво ухмыльнулся. – Скажешь, не так? Без дипломатического иммунитета. Ссора в постели, которая к концу становится совсем непристойной – переругались, передрались, и вот тебе убийство, – с подковыркой закончил он. – Что сообщает Дели?

– Их это не удивило. – Было видно, что Шелли подошел к тому, что его мучило. Хайд смутно вспомнил Диксона и остальных.

– Откуда им знать? Стадо баранов. Одно слово, индийская резидентура.

Шелли тут же, будто поймав Хайда на удочку, просительно протянул ладони, выставив из рукавов светло-серого пиджака обтянутые манжетами рубашки белые кисти рук.

– Потому-то я должен быть уверен, Патрик... – улыбнулся он. – Поэтому и пытаюсь всеми правдами и неправдами втянуть тебя в это дело.

– Из-за того, что не можешь доверять этим посредственностям? Разберись с ними, Питер.

Бирманец величественно проследовал в сторону Роз, очертания которой снова возникли в дверях: руки, как всегда, сложены на груди, подбородки вызывающе подняты кверху, ноздри раздуты. Шелли, казалось, отпрянул назад под одним из ее самых восхитительных, по мнению Хайда, испепеляющих взглядов.

– Касс прислал довольно щекотливый материал. Играл с опасными вещами, – прокашлявшись, многозначительно произнес Шелли. Существующая между ними дистанция была очевидна обоим, как и настоятельная необходимость помощи Хайда. – Он считал... – Шелли взглянул на все еще мелькающие видеокадры: убитый горем Шармар, министр склонил голову на плечо одетого в белое родственника, члены семьи сгрудились вокруг, как будто желая приобщиться к горю или тоже найти место на телевизионном экране, – ...считал, что Шармар в чем-то замешан.

– Оправдываясь за то, что трахает его жену? – насмешливо заметил Хайд.

– Возможно, – смущенно ответил Шелли. – Мы так не считали. Но и не были уверены. Теперь некоторые склонны верить – в нынешних условиях.

Он снова пожал плечами, видно не собираясь распространяться о подробностях.

– Так о чем шла речь... ну, в оправдание, что трахал госпожу Шармар?

– О наркотиках. У Шармара в Кашмирской долине большие участки земли. Касс, по всей видимости, считал, что она используется для выращивания опийного мака. Урожай переправляется главным образом в нашу сторону. – Он поднял глаза. – Прежде, чем ты скажешь, что это не наше дело, я просто замечу, что в наши дни... за неимением прежних целей, нас касается все. – Он устало улыбнулся, сразу став менее солидным, как будто все еще оставался подручным Обри. Это была умная уловка, если вообще была уловкой. – Из-за этого, возможно...

– ...Касса подставили. – Хайд поглядел на лежащие рядом фотографии, потом на расплывающееся изображение на экране – огонь догорал, закат тоже. Только по-прежнему, изображая горе и ярость, бушевала распаленная толпа. – Так ли на самом деле? Ты веришь Кассу? Или же ты просто хочешь убедиться, что такого не может быть? Шармар ходит в наших друзьях, не так ли? Полагаю, что так оно и есть, потому что он на наркотиках делает здесь состояние.

– Не знаю... именно в этом хочу разобраться... – Его передернуло, будто от легкой тошноты. – Не хочется подписывать свой первый приказ об увольнении – "черный лист", – если в этом нет необходимости. Настоящей необходимости.

В данном случае это было не совсем увольнением. Касса просто отдавали на милость местного правосудия. Никаких сделок, никаких мер к спасению.

Еле сдерживаясь, Хайд произнес:

– Не знал, что ты ни с того ни сего чокнулся. Думал, что всегда был таким.

– Это касательно убийства той женщины?

– Она что, жаловалась, что у нее болит голова? – Он бросил взгляд на дверь, откуда раздавались шумные вздохи. – Роз постоянно ноет, но я ее пока что не прикончил.

– И не рассчитывай, – смутив Шелли, подала голос Роз, утверждая свою решимость держать события под контролем.

– Мне бы хотелось получить твою оценку, Патрик.

– Попроси съездить туда Обри – он сейчас все равно бездельничает. А я, признаться, не хочу иметь с этим никаких дел. Почему я?

– Потому что ты скажешь мне правду, по крайней мере, как ты ее видишь.

– Значит так, Объединенный комитет по разведке выбрасывает Касса на свалку и ставит тебя в нелепое положение, тогда ты приходишь, чтобы сделать то же самое по отношению ко мне. Уж не хочешь ли ты, чтобы я пришил его? Иначе тебе был бы нужен кто-нибудь из тех, кто умеет допрашивать, а не такой, как я.

Хриплое дыхание Роз. Кому как не ей было знать все их порядки, все коварные штучки? Если бы с Хайдом что-нибудь случилось, она могла бы написать в "Таймс" или появиться в программе "Мир в движении" и, пусть задним числом, рассказать правду. Удивительно, что она была недовольна им.

– Нет, – возразил Шелли с таким видом, будто только что определился. Потом вдруг выпалил: – Знаешь, Касс передал мне – думаю, кого-то подкупил, до меня дошло по моим каналам – словом, передал мне следующее: "Выручайте. Я этого не делал. Им нужна моя голова".

– Не доверяет делийской резидентуре? Паранойя... или здравый смысл, – рассмеялся Хайд. – Правда, заставил тебя попрыгать, Питер.

– Что ты, черт возьми, ребячишься, Хайд? – крикнула из дверей Роз. Она величественно, словно полный сокровищ галеон, вплыла в комнату и плюхнулась рядом с Хайдом, подчеркивая его щуплую фигуру. – Что у вас на уме, мистер Шелли? Вы хотите, чтобы он переговорил с этим малым, Кассом. Для чего? Бросить Касса на свалку – судить, дать большой срок и со временем перевести отбывать сюда, в тюрьму "Форд Опен" или куда-нибудь поприятней? Так, что ли?

– Ну да, – дурашливо ухмыльнулся Хайд. – Кассу можно будет попросить ковры в два дюйма толщиной и музыкальный центр последней модели. Возможно, его даже навестит королева-мать.

Шелли неловко вертелся в кресле. Руки снова просительно высунулись из манжет. Его не смешили дурацкие шутки Хайда. Шелли унаследовал от Обри способность придавать своим словам оттенок искренности, создавать впечатление неподдельности.

– Мне нужно знать! – оборвал он Хайда. – Овдовевший Шармар будет следующим лидером Конгресса – вторым, а возможно, первым лицом в стране. Касс утверждает, что Шармар – король наркобизнеса. Я очень прошу тебя проверить справедливость такого обвинения и заодно, возможно, помочь Кассу... – Взглянув на Роз, он продолжил нажим: – Касс настаивает, что это правда... но ничего не говорит делийской резидентуре. – Он стукнул кулаком по колену. – Мне нужно знать! Один разговор... один, черт возьми, разговор – это все, что я прошу... и мы заплатим по полной ставке!

– Плюс премиальные, плюс расходы... коли так, можешь оплатить билеты в Австралию, – прежним тоном проворчал Хайд.

Сидевшая рядом Роз, казалось, молча его осуждала.

– Патрик... узнай, что он хочет сообщить. Ты потеряешь день, от силы два... это же практически по пути. – Шелли провел рукой по редеющим волосам. На висках седина. Бремя службы, с усмешкой подумал Хайд. – Если я ничего не раздобуду – хотя бы что-нибудь, – что можно предъявить Объединенному комитету по разведке, они, возможно, предпочтут придерживаться своего, то есть оставить Касса на милость индийского правосудия. Если только он не поставит кое-кого в щекотливое положение...

– В этом случае в один прекрасный день он, проснувшись, обнаружит, что повесился у себя в камере.

Шелли молча кивнул.

– Меняется времен теченье... но уж не думаешь ли ты, что я хочу изменить порядки до такой степени? Вызволить Касса вопреки одобренному властями решению? Если Шармар захочет, если станет настаивать, тогда, возможно, правительству Ее Величества придется просто согласиться. Итак, пожалуйста, черт бы тебя побрал, поезжай и выясни наконец, что у него на уме.

Хайд сцепил руки на коленях. Пестрая кошка, прянув ушами и поджав хвост – благоразумно, подумалось ему, – убралась с подоконника. Важно, действительно важно – не говоря уж о разбуженном, словно воспоминание о выпивке у бывшего алкоголика, любопытстве, – что Шелли не лукавил. Он был по-настоящему озадачен и нерешителен. Шармар – могущественный друг, восходящая звезда. Его жену-актрису убили. Он, возможно, захочет, чтобы Касс ответил за смерть... если только он не связан с производством наркотиков. В этом случае Касса уберут по-тихому. Самоубийство из-за угрызений совести, гибель при попытке к бегству... такая жалость, сагиб, но так уж получилось.

Тут Роз, побуждая согласиться, двинула его локтем в бок.

– Итак, Объединенный комитет по разведке собирается его бросить, отключить беднягу от дипломатического кислорода? – Шелли согласно кивнул. – А мне надо всего лишь с ним поговорить и сообщить сюда?

Снова кивок. Роз еще сильнее ткнула его локтем, дескать, хватит ребячиться, показывать свое самолюбие. Раз, другой, третий...

– Вот хреновина, – вздохнул он, – чего только не сделаешь ради Англии!

Ее все еще трясло, когда она ступила на настил плавучего дома. Дрожащей рукой отмахнулась от прислуги и прошла в гостиную. При воспоминании о виденном снова выворачивало желудок. Безногое тельце ребенка, повисший на подоконнике старик, изрешеченный стеклом и залитый кровью... еще и еще. Заброшенный на разорванную полотняную маркизу лавки дохлый пес. Наливая себе изрядную порцию виски и утирая со лба и волос пот и муссонную влагу, она выглянула в окно. За фортом Хари-Парбат, ближе к центру Сринагара, где после взрывов вспыхнул пожар и начались беспорядки, все еще висело зарево. Вдали раздавались звуки сирен – "скорая помощь", пожарные машины, полиция, армия.

Она отхлебнула крепкого напитка, закашлялась, чуть не сблевнула, потом посмотрела на ногу. Смешавшаяся с уличной грязью кровь, порезы осколками разлетевшегося стекла. Она бежала, охваченная, как и все, паникой, под одним из последних ливней нынешнего муссона. Она не сводила глаз с ноги, краем глаза улавливая неясные, будто сквозь катаракту, дрожащие очертания стакана. Веранду залили лучи вечернего солнца. В них, вспыхнув всеми красками, промелькнул зимородок.

Без предупреждения взорвали мусульманскую лавку на запруженной людьми торговой улице. Индуистские террористы – вот что объявят, еще больше нагнетая напряжение вокруг Сринагара. Вдали продолжали завывать сирены. В задней двери появилась и исчезла худощавая фигура повара. Подняв голову, она окинула взглядом замысловатую резьбу потолка, стенные деревянные панели, сложный узор ковров, старомодную английскую мебель. Комната не создавала впечатления замкнутого пространства; сквозь тюлевые занавески проникало слишком много света – казалось, они не могут служить надежной защитой. Осушив стакан, наполнила снова и направилась к стоявшему на столике под канделябром телефону. Обстановка из фильмов 30-х годов. Теперь она ее раздражала. Снимая трубку, услыхала, как по окружающему дом узкому мостику прошлепал босыми ногами поваренок. Из соседнего плавучего домика – одного из домиков ее отеля – слышались возбужденные голоса вернувшихся из города расстроенных туристов. Еще пара таких дней со взрывами, и чертов Форин оффис порекомендует всем британцам покинуть Кашмир! Дела и без того идут плохо... Стараясь удержать трясущийся указательный палец, набрала междугородний номер и стала ждать, придерживая свободной рукой на груди мокрую блузку. От прилипших к щекам волос пахло дождем и страхом.

Телефон ответил, и она выпалила:

– Негодяй! Ты, черт побери, чуть меня не убил!

– Что случилось? – переполошился он. – С тобой все в порядке?

– Расцарапало ногу. Мне еще повезло!.. Там дюжина, нет, две дюжины убитых!..

– А ты как думала? – спокойно заметил он. – Возьми себя в руки, Сара. Сама знаешь, что так надо.

– Там так много... – начала было она, глотая застрявший в горле комок.

– Тогда в будущем потребуется меньше... меньше взрывов. А теперь возьми себя в руки. Ты же знала, что это произойдет. Не хочешь смотреть, сиди дома. Так будет безопаснее.

В далеком голосе слышалось равнодушное участие, будто исходившее от врача, предписывающего покой и строгое соблюдение режима пациенту со слабым сердцем. Слабым сердцем? Поздно думать о сердце, разозлилась она. Она была очень зла на себя. Из-за того что выглядела слабой и глупой – по-бабски впавшей в истерику!

– Меня же... меня могли убить, – со страхом повторяла она.

– На уик-энд приеду, Сара. А пока будь поосторожнее. Рад, что ты не сильно пострадала. А теперь спешу...

Их разъединили. Видно он, не договорив, положил трубку. Она тоже сердито швырнула трубку на рычаг. Расстегивая мокрую мятую блузку, снова увидела мелькнувшего в освещенных солнцем дверях зимородка. Держась в тени резного навеса, вышла на веранду. Подгоняемые еле заметными гребками весел, по гладкой воде скользили лодки с овощами и другими съестными продуктами. По озерам Нагин и Дал в толкаемых шестами пестро разукрашенных лодках-шикарах, сидя под балдахинами, катались туристы. Зарево над городом блекло, подобно солнечному закату. Глубоко и медленно дыша, она глядела на горы, окружавшие озера и город.

Подумала, что надо бы пойти в гостиничный домик и утихомирить чертовых туристов, пока кто-нибудь не явился сюда жаловаться или просто поболтать. Ладно, через минуту-другую. С озера тянуло легким свежим ветерком, треск лодочных моторов теперь заглушал затихающий вой сирен, лодочники-торговцы перекликались с поварами и прислугой, шумели озорные поварята. Она старалась отвлечься от нарушающих тишину голосов, возвращавших ее к рыночной толпе и первым пронзительным крикам.

Стала разглядывать лодки, просто как лодки, их темные, будто вырезанные из бумаги силуэты, мозаичные украшения, расписанные красками борта. Над горами редкие клубы облаков. Запах скошенной травы. Рядом с верандой на воде цветы лотоса; большой раскрывшийся цветок лотоса в высокой вазе на столе, рядом с позавчерашним номером "Таймс". Она взглянула на страницу иностранных новостей, раскрытую перед тем, как пойти за покупками...

Надо забыть. Но заголовок, никак не давая забыть, гласил: "Кашмир достигает точки кипения". Еще один, шрифтом помельче: "Возможны новые выборы". Она поняла, что не в Кашмире или Пенджабе. Но выборы скоро будут. И четверть столбца внизу страницы: "Резня в Пенджабе".

В ярости смахнула газету, так что она, перелетев через перила, упала в темнеющую воду и угрожающе двинулась к ближайшим зарослям лотоса, которые вдруг стали похожи на ядовитую пену. Сара потерла лоб. Угроза стала слишком ощутимой – чересчур ощутимой.

* * *

– Теперь видишь, в чем проблема, Фил? Дело приобретает сугубо политический характер – отныне это не просто дело об убийстве.

Касс медленно поднял глаза, всматриваясь в лицо Майлза, в котором проглядывало радостно-мстительное выражение. Как будто Майлз был виновником его заточения, подстроенного дела, обвинения в убийстве и рева толпы, ежедневно бушующей у стен тюрьмы. Касс потер небритую щеку. Онемевшая кожа словно пересажена с менее чувствительных частей тела.

– Говоришь, политический? Даже если я не совершал этого убийства? – насмешливо спросил он. – Меня намерены оставить в дерьме, так ведь? Шелли и Лондон оставляют меня там, где бросили, – им, видите ли, запах не нравится!

Он постучал кончиком сигареты, которой угостил его Диксон, по дешевой жестяной пепельнице с рекламой индийского пива. У двери комнаты свиданий стоял навытяжку конвоир в мятых шортах и форменной фуражке.

Менее радующийся положению Касса Диксон, прокашлявшись, негромко произнес:

– Вообще-то, Касс, дело действительно идет к этому. Видит Бог, я очень сожалею... От Лондона почти никакой реакции. Шармар изо всей мочи изображает убитого горем мужа, а Форин оффис, по всей видимости, хотел бы отдать все на его усмотрение...

– Что именно? Воскрешение?

– Твоя озлобленность не помогает делу.

– Майлзу нравится. Ему она помогает.

– Ты волен возмущаться... однако нет никаких доказательств, что дело подстроено. На ноже отпечатки твоих пальцев, в напитках не найдено никаких следов одурманивающих веществ, и есть свидетель, слышавший ваши с ней голоса... до того как раздались крики.

Касс бросил на него свирепый взгляд.

– Тогда, черт возьми, вызволите меня, как долбаного убийцу с дипломатическим иммунитетом, давайте, ради Бога, разберемся в Лондоне!

Диксон мрачно покачал головой. С бездушным достоинством марионетки. Глава резидентуры хорошо смотрелся на приемах.

– Самое лучшее для тебя, приятель, – с издевкой вставил Майлз, – это согласиться со сносным, по их понятиям сроком, а потом надеяться, что, когда осядет пыль и Шармар про тебя забудет, тебя переправят домой в тюрьму для миллионеров.

Диксон кашлянул, выражая свое несогласие, затем, подавшись вперед на скрипучем стуле, промолвил:

– Касс, у тебя в карманах был кокаин. И еще следы его...

– ...у тебя в носу, Фил.

Сжав кулаки, Касс резко оборвал:

– И вы считаете, что кокаин превращает человека в маниакального убийцу? Говорю вам, это сделал другой!

– Кто? Зачем?

– Чтобы подставить меня, будьте вы прокляты!

В комнате стало жарче. Из высоко расположенного окна лениво струился жемчужно-пыльный поток света. Касс снова потер лицо и побелевшими пальцами вцепился в край стола.

– За что, Фил? За то, что трахнул его женушку?

– Если у тебя есть что-нибудь, Касс... хотя бы что-нибудь, – уговаривал Диксон, – скажи нам. Что-нибудь, позволяющее нам обратиться в Сенчури-хауз с просьбой в порядке исключения восстановить твой дипломатический статус. Сразу возьмемся за это.

– Что ты держишь в рукаве, Фил? – издевался Майлз. – Что Шармар, застав вас в постели, укокошил свою бабу? В Лондоне это не пройдет. Куда больше похоже, что...

– Мне наплевать, на что это похоже в глазах такого жалкого раздолбая, как ты, Майлз! Говорю вам, не моих рук дело. Вытащите меня отсюда...

В хриплом злом голосе Касса Диксон, невольно испытывая смущение, улавливал мольбу. Майлз же, не скрывая удовлетворения, самодовольно ухмылялся. Касс чувствовал, как все надежды испаряются, будто хмель. Какого черта Шелли не желает его выслушать? Послать кого-нибудь или приехать самому? Его охватывал страх. Он беспокойно оглядывался на конвойного. Оставаться в Индии... Господи, только не это!

Он разглядывал свои руки, будто все еще видел на них кровь Сирины. Вообще-то, какой толк от Шелли? В СИС теперь заправляли люди, которым Обри, черт побери, не доверил бы заваривать чай! В какое же дерьмо он вляпался... Касс уставился в потолок, не желая видеть самоуверенную физиономию Майлза. В комнате для свиданий было как в пекле. Словно в поисках дохлятины, жужжали мухи, отчего комната казалась еще теснее. Они вились над служившим уборной ведром. Круглые сутки от находился в одиночке. Ради его собственной безопасности. Почти любой находившийся в тюрьме при первой же возможности прирезал бы убийцу Сирины Шармар. Сдерживая дрожь в руках и ногах, он еще крепче вцепился в край стола.

Шелли собирается оставить его в этом дерьме. Теперь это совершенно ясно. Подонок. А Майлзу или Диксону нельзя рассказывать, что он знает и тем более подозревает. Они разболтают всем, и тогда его обязательно или прирежут, или предложат самому покончить с собой. Его трясло, будто на него уже набрасывают петлю. Боже правый...

Диксон поднялся и, неловко отводя глаза, спросил:

– Чего-нибудь прислать?

– Кроме ножовки, конечно, – ввернул Майлз.

Касс оставил эту глупость без внимания, наблюдая, как на типичной для дипломата невозмутимой физиономии Диксона проступают сомнение и антипатия. Неприязнь, смешанная с неуверенностью и ощущением неспособности что-либо предпринять. Диксон подумал, что, взяв в разговоре дружелюбный, утешительный тон, он, возможно, одним этим как бы протянул руку кому-то чуждому, недоброжелательному. Но здравый смысл возобладал, и при реплике Майлза он поморщился, словно тот испортил воздух за обеденным столом.

– Не унывай, Касс, – добавил Майлз. – Попадешь домой... рано или поздно.

Конвоир выпустил их из тесной комнаты. Касс жадно докуривал сигарету. Дым застревал в горле, душил его. Ему было страшно – Господи, они же... Его затрясло. Если уж Диксон с ходу допускал, что он действительно совершил приписываемое ему преступление, это автоматически выбрасывало его за рамки СИС. Он был за чертой. Инсценировка убийства была такой умной – такой ужасной и такой умной. Кто станет спасать сексуального убийцу, кто за него вступится, кто не позволит его повесить?..

Отсюда политические, дипломатические последствия; вопрос умиротворения – ему отводилась роль жертвенного ягненка.

Махнул рукой по столу, будто сметая пауков или тараканов. Жестяная пепельница с жалобным звоном отлетела в угол комнаты. Касс в страхе глядел на окно под потолком и льющийся из него жемчужный свет. Казалось, вся Индия отпрянула от него.

* * *

Из-за рабочего стола в большие окна во всю ширь открывались Коннот-плейс и разбегающиеся колесными спицами правительственные здания. Призванный увековечить английское владычество импозантный ансамбль с парламентской Ротондой в центре, названный Нью-Дели. "О, благодарим тебя, сагиб, ты пришлешь сюда сэра Эдвина Лаченса перепланировать наш город – благодарим тебя, сагиб". Индусы всегда были способны выражать благодарность угнетателям, оставаясь внутри своеобразной нирваны, как прозрачной сеткой отгораживающей их от сегодняшних неприятностей. Глядя вниз, он не увидел почти никаких индийских примет – город упрямо оставался неизгладимо английским: парламент, военный мемориал, Парламент-стрит, Куин-Виктория-роуд, скучные прямоугольники воды и аккуратные, чужие глазу газоны.

На столе лежали первые отрывочные сообщения о взрыве в воздухе реактивного самолета компании "Эйр Индия" и о гибели предположительно более восьмидесяти человек. По другую сторону стола невозмутимо курил сигарету его брат. Над ними, гоняя густой влажный воздух, медленно вращались огромные лопасти традиционных британских вентиляторов.

Он снова повернулся к окнам – садившееся солнце покрыло тусклой позолотой храмы Лакшми Кали и Будды. Затем Ротонда и "Ворота Индии" решительно вернули его ко временам английского владычества. Указав жестом на сообщение об авиакатастрофе, раздраженно заметил:

– Без этого я мог бы и обойтись.

Его брат, выше ростом и стройнее него, улыбаясь, возразил:

– Ты должен побывать там... на месте катастрофы. Нельзя бросаться такой возможностью для паблисити.

– Но я вечером должен быть на совещании партийной фракции, Пракеш. Некоторым из этих старых дураков нельзя доверить ни одного мало-мальски важного решения!

– Тогда, В.К. ... доверь мне позаботиться о твоих интересах...

– Если бы только этот старый хрен Чопри подписал заявление об отставке!..

– Наш уважаемый премьер-министр цепляется не только за жизнь, В.К. Но, братец, как он может подписать? Он же в коматозном состоянии.

– Тогда президенту следует немедленно назначить выборы. Какой смысл ждать, когда Чопри загнется... или очухается, чтобы поставить свою подпись?

– Спокойно, В.К. Несколько дней, всего несколько дней. Все идет так, что лучше не придумаешь. Ты отправляешься в Пенджаб и с печально-торжественным видом смотришь в камеры. Оставь совещание на меня.

В.К.Шармар посмотрел на стол. Взгляд остановился на личном письме с соболезнованиями от Питера Шелли, доставленном час назад кем-то из представительства британского верховного комиссара. Сжав кулаки, в бешенстве воскликнул:

– Как только подумаю, что могла наболтать ему эта баба!..

Пракеш Шармар тоже сердито прищелкнул языком, но потом успокаивающе пробормотал:

– Что бы она ему ни наговорила, В.К., он помалкивает. Перестань волноваться. Все верят, что Касс всего лишь сексуальный убийца... – Шармар поморщился, недовольный легкомыслием брата. – Письмо Шелли – лишнее тому доказательство. Думаешь, стал бы он посылать такое доброжелательное письмо, если бы до ушей Лондона дошло, к чему, как показалось Кассу, он стал подбираться, и там этому поверили?

Он небрежно разогнал дым и раздавил окурок в украшенной витиеватой резьбой деревянной пепельнице.

– Но эта сука могла столько ему рассказать!

– Видно, не рассказала... или Касс забыл спросить. Или просто не поверил услышанному?..

– Тогда не нужно было?..

– О, нет, В.К. Живая Сирина была слишком опасна... да еще влюбленная в Касса. Очень ненадежна. Могла пойти на безрассудный шаг. – Подняв глаза к высокому потолку, Пракеш вздохнул. Затем взглянул на окна, в которые, по твердому убеждению Шармара, просилась вся Индия... чтобы принадлежать ему. В кабинет падали косые лучи солнца. Их гаснущий свет золотил крыши и купола храмов. – Теперь, спустя неделю, – убеждал Пракеш, – можно быть уверенным, что Кассу не было известно что-либо мало-мальски важное. Может быть, он и затеял эту любовную интрижку, чтобы прощупать тебя... но продолжил ее ради собственного удовольствия. Его коллеги в представительстве Верховного комиссара верят, что он виновен. Ты же слышал запись их разговора в тюрьме, В.К., что может быть более обнадеживающим? Шелли сообщат, что Касс убийца.

– Да-да... – кивнул Шармар, указывая на письмо с соболезнованием. – Видно, что Питер смущен... это очень хорошо, Пракеш, очень хорошо!

Сигнализируя о звонках, ждущих ответа, на стоящем справа телефонном пульте теперь горели почти все лампочки. Может быть, не приходя в себя, уже скончался Чопри? Вряд ли. В этом случае их беседу с Пракешом прервали бы.

Однако надо было решить ряд неотложных дел в Дели. Ему так не хотелось лететь в Пенджаб осматривать обломки авиалайнера, разбросанные трупы, предметы багажа и куски металла. Проклятые сикхские террористы, всегда не вовремя!

– Опять озабочен, В.К., – снова закуривая, шутливо заметил Пракеш. – Вижу по лицу. С совещанием я справлюсь.

– Думаю, Пракеш... думаю. И не о Конгрессе, не о выборах. Думаю о том, что лучше бы этот тип, Касс, совсем не появлялся в суде, ни здесь, ни в Англии, ни теперь, ни в будущем. Ты понял?

Пракеш сидел, разглядывая ногти. Помолчав, сказал:

– Несчастный случай устроить нетрудно... но еще рано. Не теперь. Время неподходящее. С Касса не спускают глаз. Кроме его коллег, вряд ли будут другие посетители. Поэтому, когда внимание ослабнет, возможно, произойдет несчастный случай. Скажем, один из преданных поклонников Сирины, обезумевший от горя и охваченный жаждой мщения.

– Хорошо.

– А теперь ступай делать заявление для печати в связи с этим авиалайнером. Изобрази самое печальное выражение, братец, и забудь о кашмирских землях и зельях – в конечном счете, Касс, скорее всего, ничего о таких пустяках не знает!

– Уж не хочешь ли ты вывести меня из себя, Пракеш? Думаешь, по мне лучше, чтобы она была жива?

– Нет, знаю, что это не так, В.К. Ты хотел ее смерти после ее первой неверности, – заверил он, опершись пальцами о край стола.

Шармар встал и подошел к окну. Парламент-стрит и Коннот-плейс запружены транспортом. Его взгляд скользнул по пыльным газонам Раджпатха в сторону арки "Ворот Индии", затем снова повернул на север, к окружавшим Коннот-плейс подернутым дымкой кварталам многоэтажных зданий. Купола и башни позади современных кварталов скрылись в пыльной вечерней мгле. Деловой центр разъезжался по домам.

Все правильно. Пракеш справится с совещанием фракции, пожалуй, даже лучше него, без горечи признал он. Умело, спокойно, без броских эффектов и саморекламы он выскажет соображения в пользу выборов. Уставшее от прожитых лет сердце Чопри может отказать в любой момент, и, пусть они не обязательны, следует ожидать новых выборов. Нужно во что бы то ни стало пойти на выборы, потому что именно сейчас самое время добиться прихода к власти еще одного, более слабого, правительства меньшинства. До того как фундаменталисты из Джаната парти станут сильными, как никогда, достаточно сильными, чтобы отобрать власть у Конгресса. Он успокаивающе потер лоб большим и указательным пальцами. Они должны иметь правительство меньшинства, слабое, с надежными партнерами. Только тогда задуманный план имеет шанс... самое время. Такое подходящее!..

В этом они всегда сходились и ради этого работали, провели в премьеры больного старого Чопри, понимая, что тяжелое бремя окончательно подорвет его здоровье и оставит двери его кабинета открытыми для...

Он прижал пальцы к виску, будто приставил пистолет, потом потер костяшками пульсирующую вену. Проклятый Чопри, как на него похоже – не хочет умирать, и все тут!

Словно читая его мысли, Пракеш негромко произнес:

– Получится, В.К., получится. Время есть.

– Да, конечно, – раздраженно ответил Шармар.

Зазвонил телефон двусторонней связи, и он стремительно повернулся, спеша ответить. Дай Бог, чтобы умер старый хрыч, подумал он. Прямо теперь.

* * *

– Ой, дорогая, извини, что вытащил тебя из душа! – проворчал Хайд в телефонную трубку, лежа на измятых простынях и глядя на потрескавшийся потолок. По штукатурке, видно, в поисках добычи, разгуливал большой паук. В застоявшейся духоте комнаты неумолчно жужжали мухи. Тонкие занавески на окне не шелохнутся. – Ничего устроилась? – кисло ухмыльнувшись, спросил он.

Роз разместили в одном из лучших апартаментов в отеле "Клэридж" на Аурунгзеб-роуд по южную сторону Раджпатха. Он выторговал его у Шелли в качестве компенсации за дыру, в которой для прикрытия пришлось поселиться самому.

– Прекрасно. А как ты?

– Дыра... На, послушай. – Он протянул трубку к окну. Ветхий грязный отель располагался в квартале Пахаргандж рядом с главным вокзалом. – Слышишь? – спросил он, прикладывая трубку к уху.

С него градом катил пот, будто уличный шум превращался в кинетическую энергию. Голова раскалывалась от оглушительного рева машин, пронзительных криков людей и животных. В воздухе висел тошнотворно-сладкий запах грязных выхлопных газов.

– Черт, – послышалось в трубке.

– Что, жалко меня? Торчим здесь по твоей же, черт побери, вине. Во всяком случае, я.

– Хайд, ты мог бы сказать об этом раньше.

– Глядя на твою кислую высоконравственную физиономию? Шуточки.

– Когда с ним встречаешься?

– Завтра утром... если не дадут разрешения, придется покупать. В конце концов, его кузен Пэт проделал, черт возьми, немалый путь. Он уже должен получить письмо из дома, где дается понять, кто я... Послушай, чертовски жарко, даже болтать не хочется. Так что пока, дорогуша, по крайней мере, знаю, что ты устроена, не буду волноваться за тебя. Приятного аппетита... таблетки с тобой? Не пей воду, будь умницей.

– Я здесь уже бывала, Патрик. Еще до того как познакомилась с тобой. Если и заболит живот, то на этот раз из-за тебя. – Она замолчала, и Хайд напрягся, ожидая, что она скажет дальше. Как бы почувствовав его настроение, Роз пробормотала: – Береги себя, – и почти сразу, бросив: – Пока, Хайд, – положила трубку.

Хайд посмотрел на трубку, потом, перекатившись по провисающей скрипучей кровати, положил ее на рычаг. Свесил ноги. Подошел к окну. Восемьдесят рупий в день вместе с мухами. Черт, ну и дыра – самое подходящее место для кого-нибудь вроде кузена Касса, школьного учителя, ближайшего родственника, ищущего, где подешевле остановиться. На случай, если кто-нибудь станет наводить справки о нежданном посетителе Касса... Хайд провел пальцами по волосам, зевнул, почесал небритые щеки и сунул руки в карманы дешевых хлопчатобумажных брюк. В самолете, где Хайда запихнули в туристский класс, тогда как Роз роскошествовала в первом, и то было прохладнее и тише.

Внизу, точно сбрасывающая старую кожу змея, медленно шевелилась узкая улица, ведущая от Панчкуин-марг к Главному базару. Клубки и цепочки людей проталкивались навстречу друг другу сквозь тесное скопище машин, мото– и велорикш и изрыгающих дым старых автобусов. В синем бензиновом тумане висели запахи специй и горячей еды. Сари, сомнительной чистоты белые рубахи, яркое оперение туристов, набедренные повязки, тюрбаны, похожие на пижамные полотняные штаны сельских жителей, ошеломленных давкой, движением и слепящим солнцем. Темные фиолетовые тени. Из одной из них появилась мусульманка, закутанная в темные одежды, контрастирующие с выставленными перед лавкой блюдами с грудами специй – красных, зеленых, пурпурных, оранжевых.

Не вынимая рук из карманов, Хайд зачарованно глядел на шумную улицу. Один из посторонних зрителей. Бывший профессиональный разведчик, под сорок лет, десять фунтов лишку, слишком медленная реакция для последнего удара, вообще для любой операции. На пенсии по собственному желанию, годен, и то лишь едва, быть до старости телохранителем у какого-нибудь арабского шейха. Как и многие бывшие сотрудники СИС и другие представители темного мира разведки. А сегодня его больше всего занимал вопрос, не задумала ли Роз остаться в Австралии, когда они туда попадут. Хайд подозревал такое намерение, и этого ему определенно не хотелось.

Наконец, устав от уличного шума, запаха нечистот, пота, бензина, пыли и пряной пищи, он вернулся к кровати и сел рядом с дорожной сумкой, которую забрал из камеры хранения на вокзале Нью-Дели. Прежде чем ринуться в уличный водоворот в поисках пищи, он еще раз проверил содержимое сумки. Кроме таблеток, липовых документов, карт и адресов, в ней находился и пистолет. "Хеклер энд кох" – то, что надо. "Краутс" делает хорошее точное оружие. Запасные обоймы, нож и таблетка – правда, не для него. Заказывал музыку Шелли, и Хайд понимал без слов. Если окажется, что Касс может поставить в затруднительное положение Службу, или если индусы, разведка или полиция решат выпотрошить брошенного агента, чтобы выяснить, что ему известно... тогда его надо будет убрать.

Об этом варианте Роз даже не подозревала.

 

2

Мысли о доме из заграницы

Хайд снова влез в футболку с профилем Моцарта, которую его заставили снять, затем натянул брюки. Обыскивали вежливо, можно сказать деликатно, но тщательно. Он застегнул молнию на небольшом рюкзачке с книжками в мягких обложках, кремом для бритья, сигаретами для Касса и последовал за служителем по жарким скучным коридорам вдоль монотонного ряда дверей с глядевшими на него смотровыми глазками. За одной из дверей раздавалось пение, из другой камеры слышались стоны, но после шумных улиц по ту сторону Джамны здесь, в тюрьме, казалось, царили порядок и тишина. Дверь в тесную комнатку для свиданий открыта. Хайд увидел сложенные на голом столе, будто защищавшие слабый огонек, грязные руки Касса. Дверь позади закрылась. Возле нее, сразу приняв бесстрастное выражение, встал служитель.

Касс встретил его со смешанными чувствами – облегчением, ощущением разницы между ним и Хайдом, как будто Хайд принес на одежде запахи с воли... и почти сразу охватившей его нервозностью, потому что Хайд прежде всего славился умением помогать отправиться на тот свет. Касс, несомненно, понимал возможность такого выхода из создавшейся ситуации. Хайд, протягивая руку, с ходу взял инициативу.

– Фил! Черт побери, дружище, я рванул сюда, как только узнал! Письмо мое получил? – Неуверенно, будто медленно припоминая, как держаться, Касс кивнул и что-то промямлил в ответ. – Малый из Форин оффис позвонил мне в школу. Секретарь записала, потому что я был на уроке... ужасная группа! – Освободив руку из липких трясущихся пальцев Касса, он сел за стол, поправляя указательным пальцем очки с простыми стеклами. – Пришлось перепроверить... никак не мог этому поверить, Фил! Невероятная чертовщина, дружище, должно быть, какая-то ошибка?.. Однако как с тобой здесь обращаются? – выпалил он разом, стараясь изобразить что-то похожее на наречие, на котором говорят жители центральных графств. Хайда забавляла подозрительность Касса. Он оценивающе наблюдал за пленником, отмечая следы перенесенного потрясения и пребывания в тюрьме. Заросшее щетиной лицо, воспаленные, с покрасневшими веками глаза, отсутствующий, обращенный внутрь взгляд. Силой обстоятельств человек переставал ощущать себя свободным гражданином. – А ведь было такое теплое местечко, – резко заключил он.

В глазах Касса на мгновение блеснула неприязнь, затем взгляд опять затуманился, снова уступая место страху перед Хайдом. Глаза бегали по столу, будто разглядывая скачущих там блох. Мыслями где-то далеко. Плохо дело. В состоянии ли Касс вести умственную игру, которую подсказывало письмо?

По крайней мере, незаметно, что с ним плохо обращаются, – просто выгорел изнутри. Хайд пригладил волосы, покрутил в руках очки и расстегнул стоявший у ног рюкзак. Выложил книжки на стол и принялся суетливо складывать их в ровную стопку. Указал пальцем на верхнюю.

– Вот эта хорошая... жаль, немножко растрепалась – читал в самолете. Правда, не уверен, что тебе нравится Конрад...

– Да, нравится, – устало ответил Касс.

Согласится ли он вести игру? "Ностромо" – "наш человек". Выбирая название, имелось в виду заверить его в этом, подбодрить.

Хайд прошелся пальцем по корешкам книг. Касс станет искать "Искусный побег" или еще одну книгу Конрада – "Спасение". Та и другая отсутствовали. Правда, был "Наш общий друг", подразумевая Сенчури-хауз. Его не бросили, по крайней мере, не совсем. Конечно, могла бы его порадовать "Все хорошо, что хорошо кончается", но ее тоже не было. Склонив голову набок, Касс с хмурым видом, но внимательно изучал корешки. В самом низу лежала "Убеждение" Джейн Остин. "Расскажи мне все, ничего не решено, но нам хочется верить тебе... "Путешествие пилигрима"?.."

Пошарив рукой в рюкзаке, Хайд выудил аллегорический роман Беньяна.

– Чуть не забыл, – улыбаясь, пробормотал он. – Помнится, одна из твоих любимых...

После показавшегося бесконечным молчания, Касс тихо произнес:

– Здорово, что ты приехал, Патрик. – Содержащийся в книге намек на возможность спасения явно его подбодрил. Со временем он, возможно, выберется отсюда. – Маленькое недоразумение, – сконфуженно развел он руками.

– Давай серьезно, дружище! Дядюшка Питер страшно расстроен. Кроме него никому из родственников я не говорил. Он шлет самые...

Касс заморгал, взгляд прояснился, стал более сосредоточенным.

– Я привез и кое-какие таблетки... – начал было Хайд, и Касс тут же как ужаленный выпрямился. – Хотя... оставил их в гостинице... – "Расскажи мне как можно точнее, сказки мне правду, и цианистая таблетка будет не нужна – ...если поверю".

Касс громко, будто скрипнуло сухое дерево, проглотил застрявший в горле комок.

– Таблеток мне... не надо. Со мной здесь обращаются нормально, – произнес он, оглядываясь на терпеливо застывшего служителя.

– Они упоминали о наркотиках... что ты принимал наркотики, – наклонившись вперед, удивленно глядя на Касса, заговорил Хайд. – Ты же никогда к ним раньше не притрагивался...

– Возможность есть... здесь их легко достать, Пат. Очень легко. Мак выращивают всюду... – Он снова взглянул на конвойного и затем, похоже, снова впал в летаргию, положив голову на стиснутые кулаки. – Я не соображал, что делал, – качая головой и дернув плечом в сторону конвойного, который с вежливым безразличием разглядывал стену напротив, проговорил он так тихо, что Хайд наклонился еще ближе. Если в комнате установлены жучки – скорее всего, так оно и есть, хотя видеокамеры нигде не видно, – то голос Касса вряд ли можно разобрать. Это хорошо.

– Постарайся не падать духом, Фил, – с деланным простодушием произнес он. – Не может быть, чтобы так уж плохо...

В уши Хайда текли еле слышные слова Касса.

– ...главным образом, в Кашмире... там самые высокие шишки владеют землей и крестьянами, которые выращивают зелье... не думали, что все так кончится, ни она, ни я. Не думали, что так... – Голос дрогнул, и, к удивлению Хайда, он поднял на него глаза, полные слез. Касс сердито вытер глаза и мокрые губы. – Господи, все было залито кровью, но это не я! – гневно выдохнул он. – Я бы никогда... – Он передернул плечами. – Похоже на меня?

Хайд напряженно слушал. Это не игра. Если только Касс не учился у Гилгуда, его горе было неподдельным – трясущиеся щеки и полные слез глаза говорили о невыносимом страдании. Черт, бедняга ее любил!

– Они... хочу сказать, утверждают, что ты... знаешь, потерял голову от ярости? Поссорились...

– Нет.

Он замолчал. Хайд медленно кивнул. Шмыгавший носом Касс понял и, тяжело дыша, снова уронил голову на руки. Хайд, наклонившись к нему, потрепал его по руке. Как-бы случайно дотронулся до "Ностромо". Касс понял жест и всхлипнул. "Наш человек".

– Подсыпали... в бокал... – прошептал он, – ...очнулся, она мертвая. – Его было еле слышно. Хайд посмотрел на дверь. Если они заподозрят или заинтересуются, то скоро явятся прервать разговор или просто приказать перестать шептаться. – ...Муж владеет... его семья... – Он внезапно выпрямился, вытирая лицо. – Хватит обо мне, – громко заявил он. – Сам виноват. Черт побери, Пат, спасибо, что приехал... рад видеть тебя, даже в этой ситуации. Жаль, что пришлось сообщить дядюшке Питеру. Тот участок все еще за ним?

Чуть помедлив, Хайд ответил:

– А-а, тот самый... за ним. Ты же знаешь дядюшку. Торчит на нем все время. Не знаю только, что он там выращивает...

– Я знаю.

Закурив последнюю сигарету, Касс смял пачку и бросил на стол.

– Я принес тебе еще – купил в самолете. "Ротманс" – помнится, тебе нравились.

Смятая пачка была из-под "Силк Кат". Хайд, казалось, огорчился.

– Спасибо, Пат, – рассмеялся Касс. Улыбаясь конвойному, он распечатал блок и протянул ему пачку.

– Джавал достал мне "Силк Кат". А это, Джавал, тебе...

– Спасибо, господин Касс.

Конвойный, улыбаясь, вернулся на свое место у двери. Хайд вынул руку из кармана, оставив там смятую пачку из-под "Силк Кат". Потом собрал со стола целлофановую обертку купленного в самолете блока и сунул ее в рюкзак.

Хайд откинулся на стуле, глядя на жадно курившего Касса, чуть веселее глядящего в будущее, каким бы оно ему ни представлялось.

– Принести что-нибудь еще, если мне дадут прийти?

– Кое-что из квартиры, если тебя пустят.

– Кого повидать... в представительстве? – Касс отрицательно замотал головой. – Кого-нибудь еще? Адвокат у тебя есть? – Касс кивнул. – Нормальный? – Касс снова кивнул.

Джавал вежливо кашлянул.

– Время, Пат, – натянуто пояснил Касс. Нервно сглотнул. – Еще раз спасибо, дружище. Какой молодчина, что приехал. – Он встал, протягивая руку. Рука чуть дрожала. Манжета засалена. – Гостиница ничего? – спросил он с деланной небрежностью.

– Дыра, – невинно ухмыляясь, ответил Хайд. Ладно, не обижаюсь – в нынешних условиях. Знаешь, я, пожалуй, позвоню дядюшке Питеру, скажу, что ты держится, ну и сообщу все, что увидел и услышал. Черт с ними, с деньгами, а? И постараюсь получить разрешение принести тебе вещи из квартиры... одежку и что еще, а?

– Смену нижнего белья... жаль, что нельзя принести телек и видеомагнитофон. – Касс выразительно щелкнул пальцами. – Если попадешь, проверь, перекрыл ли я воду, ладно?

– Трубы здесь не замерзают, верно? О'кей, посмотрю. Знаю, есть такие, что беспокоятся... вроде тебя... Буду завтра, о'кей?

– Да. Еще раз спасибо, Патрик... спасибо.

В глазах Касса опять блеснули слезы, у него перехватило голос. Хайд повернулся и последовал по коридору за Джавалом. Другой конвоир повел Касса в его камеру.

* * *

Он ее не убивал. Наоборот, речь идет о наркотиках и Шармаре, который связан с этим делом, по крайней мере, как производитель. С этого и началось. Потом Касс потерял осторожность, потому что влюбился. Воспользовавшись этим, ему подстроили ловушку. Шармар – министр туризма и гражданской авиации, следующий лидер Конгресса, а возможно, и следующий премьер-министр Индии?..

Интересное дело...

...стоило того, чтобы убить кинозвезду, даже если она твоя жена, дабы закрыть ей рот и убрать за решетку ее дружка из британской разведки.

Выйдя на ослепительный утренний свет и глядя через несущую шоколадные воды реку на затянутый дымкой город, даже издали гудевший, как рой насекомых, Хайд испытывал нечто вроде блаженства.

Шармар, должно быть, – скорее всего, так оно и есть – очень большой шалун. Ухмыляясь про себя, Хайд сунул руки в карманы и, сутулясь под липнувшим к спине рюкзаком, двинулся к ближайшей автобусной стоянке. Нащупал пальцами смятую пачку из-под сигарет.

Прочти написанное Кассом, только когда сядешь в автобус, приказал он себе. Терпение... потом пойдешь на квартиру, проверишь, нет ли наблюдения, и попытаешься попасть внутрь. В видеомагнитофоне, или на спрятанной в телевизоре пленке, или под раковиной. Что-то на Шармара...

* * *

Обломки разбросало на сотнях акров сельскохозяйственных земель. На зеленом пшеничном поле выступали только сравнительно крупные детали фюзеляжа "Боинга" средней дальности. На лежавшем, словно забытый лемех, хвосте сохранился буквенный символ "Индийских авиалиний". Опаленные косые литеры – ИА – будто кричали о большой беде. Шармар вздрогнул. Он брел по молодой пшенице, печально качая головой перед камерами, выражая сдержанными жестами соболезнования индусам и сикхам. Под ногами хрустело стекло или что-то еще.

Кабина экипажа лежала на боку. Как треснувшее яйцо со знакомой картины Босха, подумал он. Такое сравнение было скорее плодом внутреннего нервного напряжения, нежели результатом ужасного зрелища. Кабина находилась в сотнях ярдов от него, оцеплена, вокруг нее кишели расследующие катастрофу специалисты и полицейские. Мелькающие по зеленому полю тюрбаны сикхов рядом с обломками казались неуместно нарядными.

– Да, да... ужасно, – без конца невнятно повторял он. – Какая трагедия.

Сообщения информационных агентств уже кишели предположениями и домыслами. Общее мнение – несомненно, справедливое – сходилось на том, что это дело рук сикхских сепаратистов. Самолет летел из Амритсара в Дели, и большинство пассажиров, как было установлено, составляли индусы. Всего несколько месяцев назад объектами диверсий были автобусы и небольшой пригородный поезд. Всего лишь десятки погибших. Теперь же сразу восемьдесят невинных жертв – все, кто был на борту. В груди клокотала ярость, не оставляя места чувству вины или рассудку – только возмущению убийством...

Ни в чем неповинных людей. Примявшее молодые побеги пшеницы развернувшееся сари, синее с золотой ниткой, и мертвое тело. Молодая женщина, разбитая, как кролик, оброненный с высоты хищной птицей. Несмотря на жару, его трясло. В памяти с детства осталась картина: мертвый кролик, мягкий, бесформенный, словно лишенный костей, а шерстка почти совсем гладкая. Подняв глаза к солнцу, он тогда увидел черное пятно – хищника, обронившего свою жертву.

Пройдя немного дальше, он остановился на еще незатоптанном клочке поля и огляделся вокруг. Пенджаб. Житница Индии, мятежные обитатели которой в большинстве своем желали создания Халистана – самостоятельного государства сикхов. На ближайшей дороге цепочкой выстроились военные грузовики, вокруг рассыпались солдаты. Военное положение, хотя там, куда они прибыли, одни мертвецы. По полю и вокруг хвоста и кабины экипажа сновали с похожими на черные кувшины камерами на плечах телеоператоры. В.К.Шармар вытер скомканным платком лоб и руки. Нудно, как оса, над местом бедствия жужжал вертолет.

Перед ним с телекамерой на плече возник краснолицый англичанин с растрепанными светлыми волосами. Тут же появился микрофон. Шармар не расслышал имени репортера, разобрал лишь последовавшие инициалы.

– ...Би-би-си, потом – телевизионные новости, министр Шармар.

– Да, да. – Он чувствовал, что, как и подобает, выглядит погруженным в раздумье. Так оно и было: он не притворялся.

– Министр, вы можете подтвердить?..

Сикхские террористы... о, да, вполне определенно.

– Расследование продолжается, – тихо произнес он. – Имеются показания очевидцев взрыва... – Репортер слушал со скучающим видом, это ему уже известно. – ...по предварительным данным, взрыв произошел в главном отсеке. В целях расследования изъят предмет ручного багажа. Все остальное в данный момент относится к области предположений.

– Никто не брал на себя ответственность, министр? Ни одна из сепаратистских групп?

Он печально покачал головой. Целью в конечном счете был террор, а не реклама – создать в Пенджабе невыносимую обстановку, даже в условиях военного положения.

– Нет. Никто не заявлял об ответственности. Не следует делать скороспелых выводов...

– Даже в свете недавних зверств, министр?

– Боюсь, что, во всяком случае, я, как министр правительства, не могу позволить себе необоснованных предположений.

Он слегка отвернулся, снова предавшись грустным размышлениям. Репортер, казалось, разочарованно отступился, но, когда Шармар вместе со старшим по званию армейским офицером и управляющим "Индийскими авиалиниями" направился дальше, камера вдруг снова оказалась у него перед носом. К нему протиснулся обгоревший под солнцем белобрысый репортер с микрофоном.

– Не могли бы мы сделать для завтрашней главной сводки новостей кусочек о состоянии здоровья премьер-министра Чопри и вашем будущем, министр?

Мгновенный соблазн, не нашедший даже выражения во взгляде. Вместо этого сердитый взгляд оскорбленной добродетели.

– Считаю неуместным обсуждать данный вопрос на месте трагедии. А теперь прошу извинить...

Шармар направился к обломкам кабины экипажа. Здесь, вблизи нее, была видна смешанная с зеленью вздыбленная земля. Позади него репортер произносил перед камерой полные утешения и сочувствия вводные слова, адресованные британской публике. Странно, что они называли себя англичанами, тогда как Индия правильнее знала их как британцев. Британский... даже то, что произошло здесь, было частью их проклятого наследия, доставшегося Индии. Британская Индия – от Гималаев до Тамилнада, от устья Инда до устья Ганга – только-только начала разваливаться на куски. То, что было перед ним – это отвалившееся от фюзеляжа треснувшее яйцо, расплескавшиеся в воздухе белок и желток из человеческих тел, – будет повторяться снова и снова, возможно, вечно... Он яростно сжал кулаки в карманах костюма. В предвидимом будущем, в новом тысячелетии, Британской Индии предстоит по-прежнему быть раздираемой на части!

– Да, да, – невнятно отвечал он представляемым ему криминалистам, стоя под нависшей над ними отвалившейся кабиной пилотов. – Да, понимаю... да, конечно...

Обломки заливал ослепительный солнечный свет, как в каплях росы отражаясь в осколках стекла, кусках пластика и металла, золотя бока кабины экипажа. В полуденных лучах поля казались темно-зелеными. Попытка представить место происшествия столь безобидным была одновременно трогательной и нереальной. Индия, пытающаяся излечить себя...

Нелепость... лирика, мысленно восклицал он. Добиться этого можно только ценой больших усилий.

Поблизости жужжали камеры, бормотали в микрофоны репортеры, перекрывая жужжание мух, облепивших обломки и высохшие пятна того, что раньше было человеческой кровью.

* * *

Квартира Касса находилась в малоэтажном современном доме на краю дипломатического квартала Чанакьяпури неподалеку от представительства Верховного комиссара. Те, кто имел в Дели дипломатический статус, жили поблизости от места работы – а у Касса было дипломатическое прикрытие. Ему, может быть – всего лишь может быть, – потребуется войти в нее, но она под наблюдением и, вероятно, напичкана сигнализацией. Наблюдение скрытое. Чтобы его обнаружить, Хайду потребовался час. Авот здесь, на узкой улице близ Чандни Чоук, обнаружить наблюдение никак не получалось. По улице, ведущей к главному базару, день и ночь валила толпа.

Внутри смятой пачки "Силк кат" Хайд нашел клочок бумаги с нацарапанными Кассом двумя адресами. Связники, хотя никакого представления, что за люди и насколько надежны. Не должностные лица... из коренных жителей... по крайней мере, что-то знают о связи В.К. Шармара с маковыми делами в Кашмире. Толкаемый со всех сторон, он остановился в вечерней толпе. Извинения сливались в непрерывный гул. Он поглядел на окна второго этажа деревянного здания с крытым балконом, зажатого между магазином, торгующим разными поделками ручной работы, и бакалейной лавкой. Под ними в узкой грязной витрине выставлены шали и яркие ткани. У стены, задрав тощую ногу, помочился пес и, шарахаясь в толпе в ожидании пинков, побежал прочь. Почесав в затылке, Хайд вытащил из заднего кармана туристский план города. Висевший на плече рюкзак то и дело задевали пешеходы.

Медленно огляделся по сторонам, вроде бы заблудился. За длинной тележкой с грудой завядших овощей обнаружил физиономию, которую искал. Он почти не пытался уйти от хвоста – в конечном счете, город принадлежал им, а не Хайду, и пока что слежка велась из простого любопытства. Кроме посещения Касса и прогулки, восхищенно разинув рот, по городу, он ничего не предпринимал. Их было всего двое, они, по очереди меняясь местами, следовали за ним в потрепанном "форде" и пешком. Протиснувшись сквозь толпу, он встал в тени под балконом. Наклонившись, стал разглядывать в витрине яркие куски и свертки материи. Турист покупает индийские ткани для жены или подружки. Живший над магазином человек был связным – это вся информация, мелко нацарапанная Кассом против его фамилии и адреса, – связной. Лестница наверх, должно быть, идет из магазина. Если только за ним не станут смотреть внутри, не будет никаких проблем...

Поправил очки с простыми стеклами, поглядел на переваливающийся через ремень животик, мятые бумажные брюки, дешевые кроссовки, входя в свой образ – безобидного неуклюжего школьного учителя из Мидленда, роль которого легко сыграть, поскольку это, возможно, близкое будущее его самого... Он никак не мог сосредоточиться на начавшейся операции, даже вьющиеся у витрины мухи казались более осязаемыми, чем она. Равнодушный к слежке, он возбужденно проводил рукой по волосам, точно ожидая, что заряд статического электричества оживит утраченные от долгого бездействия инстинкты.

За тобой следуют двое, и они знакомы со старым способом попеременной слежки из машины и пешком... до последнего момента ты едва не прозевал их – так хорошо они сработались.

Хайд с удивлением почувствовал, как по спине пробежал легкий холодок, будто сзади открылась дверца холодильника...

Шумно вздохнув, он выпрямился и отрицательно затряс головой, увидев в узких дверях хозяина лавки. Подталкиваемый движущейся толпой, выставил руки ладонями вперед, смущенно отказываясь от расхваливаемых товаров. Выбравшись из тени балкона на вечерний свет, влился в текущую мощным потоком толпу, теперь более отчетливо понимая намерения следовавшего где-то позади сыщика.

Дошел до угла улицы, вливавшейся здесь в Чандни Чоук, где людской поток разливался шире и замедлял движение. Пришла уверенность в себе, на плечах и спине приятно покалывало кожу. Позади базарных крыш многоголосой Чандни Чоук катился блекнущий рыжий солнечный шар. Яркие груды бьющих в нос пряностей и специй... лавки, палатки, повозки с запряженными в них быками, автобусы, древние такси и редкий "мерседес", пытающийся вторгнуться в нечто похожее на съемочную площадку остросатирического фильма о последних днях английского владычества...

Окончательно пробудился.

Жадно вдохнул воздух, наполненный одновременно отталкивающими и взбадривающими запахами навоза, притиснутых друг к другу человеческих тел, бензина и еды. Собрал мышцы и нервы в комок. Небрежно нырнул под прилавок с рулонами шелка – на базарной площади появился пеший сыщик и тут же нервно закрутил головой: неужели упустил объект? Хайд чуть ли не потирал руки от удовольствия. Знакомая игра. В рюкзаке – "хеклер энд кох", пуля в патроннике. Но до наступательных действий далеко. Он прижался спиной к витрине, за которой на крюках висели полоски неподдающегося опознанию мяса. Дряхлый "форд", словно молодой лосось, ткнулся носом в людской поток и остановился, не сумев вывернуть с боковой улицы. Хайд сдержал удовлетворенную усмешку. Стал ждать.

Пеший принялся проталкиваться к машине. Хайд уже был в переулке – жалкие домишки, зловонные задние дворы, заваленные мусором, кишащие крысами и голодными собаками тесные проулки. Он его нашел, пересчитал, начиная от угла – этот? Нет, следующий, с пьяно покосившейся крышей и сползающей щепой. Толкнув плечом болтающуюся калитку, осторожно направился через двор. Среди мешков с мусором и сломанных картонных коробок возился будто брошеный вместе с мусором ребенок.

Через открытую дверь вошел в тесную прихожую с постеленным на утоптанную землю растрескавшимся линолеумом. Нервы напряжены. Успокаивая себя, пощупал за плечами рюкзак. Пистолет – привычный старый друг. Постоял у подножия узкой лестницы, прислушиваясь к разговорам покупателей в магазине и доносившемуся с улицы шуму. Послушал, что наверху – звуки радио и лепет ребенка. Мужской голос. Хорошо, значит, вернулся с работы. Стал тихо подниматься.

Днем он раз мельком видел Роз, самую крупную фигуру в группе, поспевавшей за высокой необычайно красивой индуской вокруг здания парламента. Сам он в это время таскал за собой тех двоих, совершая другую, более невинную, экскурсию по городу, прежде чем отважиться нырнуть в Старый Дели.

А теперь так приятно тряхнуть стариной, пусть игра только в самом начале. Собрать достаточно доказательств, чтобы выручить Касса, заинтересовать Шелли в спасении бедняги...

...если они имеются. Поднявшись наверх, он деликатно постучал в тонкую фанерную дверь. Радиоприемник или телевизор мгновенно замолк. Дверь открыл крупный индиец средних лет. Он был явно поражен, увидев белого человека, но быстро пришел в себя, изобразив недоумение. Похоже, ожидал, что кто-нибудь когда-нибудь каким-то образом явится, и был готов к определенному ответу.

– Говорите по-английски?

Мужчина, будто настраиваясь на другой язык, прокашлялся, затем просто кивнул головой.

– О, хорошо, – рассеянно поправляя очки, одергивая лямки рюкзака, начал Хайд, думая о лестнице позади себя и ничем незащищенной спине. – Видите ли, я... я кузек Филипа Касса... можно сказать, брат...

Он понял, что, как он ни хитри, его здесь ждали. В открытое окно позади чернеющей в свете заходящего солнца фигуры индийца доносился уличный шум. Хайд вдруг понял, что его здесь не боятся, как в этом случае реагировал бы кто-нибудь, не имеющий отношения к властям, но приход его предвидели. Что-то не так и становилось совсем не так. Хайд продолжал играть роль.

– Видите ли, господин Банерджи...

– Боюсь, что вы ошиблись... по какому адресу вы ищете, господин?..

Пора уходить...

– О... вы не господин Банерджи? Видите ли, мой брат называл вас; он даже говорил, что вы один из тех, кто мог бы согласиться дать положительно характеризующие его показания.

– О, нет, не понимаю, – покачал головой индус.

– Мой брат, Филип Касс... он ссылался на вас. – Хайд недоуменно пожал плечами. Повертел в руках очки. – Видите ли, я здесь только из-за него... ничего здесь не знаю. Фил просил меня сходить к вам.

– Не думаю.

Чиновничья фраза, означающая, что разговор окончен. Теперь уж никаких сомнений. Ясно, что подсадка, вместо... Бедняга Банерджи. Кем бы, черт побери, он ни был.

– Значит, вы не господин Банерджи... а он здесь не проживает?

– Господина Банерджи здесь нет.

Обрубили... Связник Касса был им известен, или же они до него докопались и посадили вместо него другого... а Банерджи гниет где-нибудь на загородной свалке. Но подсадили профессионала, а это значит, что здесь участвуют разведывательные службы. Выходит, слежку ведет разведка, следит за профессионалом, а не каким-нибудь простаком... Они приняли меры, чтобы обрубить связи Касса, – вот что важно. Все под контролем министра Шармара. Не только эта ловушка – теперь относительно нее нет никаких сомнений, – но и возможные последствия. Кто-нибудь может появиться, как тот задравший ногу тощий пес, вынюхивая, что произошло на самом деле. Хайд почувствовал, как горячей струей в кровь хлынул адреналин.

– А-а, понятно. Должно быть, перепутал адрес или фамилию. – Опять повертел в руках очки, поправил лямки, ссутулился, изображая случайного безвредного посетителя. – Извините за беспокойство.

Индиец пожал плечами. Хайд, продолжая извиняться, повернулся и стал спускаться по узкой скрипучей лестнице. Услышал, как за спиной захлопнули дверь.

У подножия лестницы стоял человек. За спиной Хайда снова открылась фанерная дверь. Мужчина через плечо Хайда посмотрел вверх. Потом их взгляды встретились – угрозы не чувствовалось. Хайд безобидно улыбнулся – это был сидевший у него на хвосте сыщик, тот, пропуская его, шагнул в сторону. Овладев собой, Хайд шагнул во двор, где одетая в сари молодая потрясающе красивая индуска брала на руки младенца. Под его взглядом она опустила глаза. Выскользнув в косую калитку, он торопливо двинулся по переулку, смешиваясь с толпой на Чандни Чоук. Водитель потрепанного "форда" сразу насторожился, но, видно, поняв поданный ему из-за спины Хайда знак, успокоился... облегченно вздохнул. Хайд, разглядывая дома и все еще толпившихся людей, прошел мимо...

...правда, не в состоянии унять колотившую его сильнее толпы дрожь, вызванную неожиданной встречей. "Хвост" среагировал на приказ того, кто занимал квартиру Банерджи. Значит, там поместили более важную птицу. Связника Касса накрыли и заставили замолчать... если у него была семья, то теперь ее тоже там нет. Но сам он пока что не скомпрометирован. Его неуверенная манера, соответствующий легенде бессвязный рассказ убедили того, наверху, и его не станут проверять. Они поверили, что Касс послал его без каких-либо задних мыслей.

Изнемогая от шума и липкой духоты, Хайд проталкивался сквозь толпы вечерних покупателей. Несколько раз останавливался, делая вид, что разглядывает прилавки и витрины. Потрепанный "форд" с изнывающим от скуки водителем тащился позади.

Шармар стремился похоронить это дело как можно глубже. Чем больше вина, тем глубже могила. Старое изречение подходило как нельзя лучше. А для Касса оно звучало весьма серьезно. Шелли нужно вызволять Касса – и побыстрее. Шармар, несомненно, в наркобизнесе, связан с выращиванием, вполне вероятно, с очисткой, даже с доставкой... скорее всего, через Балканы. Ни сербы, ни хорваты, ни словенцы этот транзит не останавливали – каждому что-нибудь да перепадало. И Касс, как малый ребенок, влип в эту игру и оказался в самой трясине.

Он потер подбородок. Шелли придется его выручать – иначе доставят домой в ящике.

* * *

Вызванный с заседания комитета парламентской фракции конгрессистской партии В.К., закрыв за собой дверь, поспешно вышел в приемную. У окна в меркнущем свете дня стоял Пракеш. Черты лица неразличимы в сумерках. За окном в последних проблесках света переливался декоративный бассейн и сверкали струи фонтана. В.К. подошел к брату.

– Что там, Пракеш... в чем дело?

Пракеш, улыбаясь, обернулся.

– Свершилось, В.К. Старый козел Чопри... умер. Я прямо из больницы.

Какое-то время не находилось слов. Он молча окинул взглядом виднеющиеся позади бассейна колонны, поддерживающие огромный купол Ротонды, и уходящий в темноту город. Шумно дышал, будто пытаясь исторгнуть застрявшие в горле слова. Город светился огнями. Бессильной, как у старика, рукой, взял брата за рукав.

– Кто... кому известно? Кто еще знает?

– Вдова, дети. Я поспешил сюда. Тебе выгодно сообщить президенту.

Шармар посмотрел на закрытую дверь зала заседаний.

– А как?..

– Сначала президенту – немедленно, В.К. – Он потащил Шармара к заваленному бумагами столу, чуть ли не силой сунул ему телефонную трубку и сам набрал номер. – Попечальнее, В.К... сдержанно, серьезно.

Пракеш вернулся к окну и, склонив голову набок, точно любопытная птица, стал слушать. В.К. молча ждал, потом заговорил, очевидно, с Намалом Сингхом. Пракеш улыбнулся. Его братец был действительно хорош для таких дел – быстро меняющий амплуа актер, гибкий политический танцовщик, неизменно выбирающий самые подходящие маски и костюмы. Пракеш понимал, что рядом с братом он выглядит грубым, заносчивым, высокомерным, не располагающим к себе. Всего лишь хорошим администратором.

Он закурил, глядя в окно на потемневшие широкие аллеи вокруг парламента. Немногие человеческие фигуры, в большинстве своем небрежно одетые туристы, редкий деловито шагающий политик или государственный служащий. Забегают через час, может быть, раньше...

– По моему мнению, господин президент, вы должны объявить об этом по телевидению сегодня вечером, – говорил брат.

Он редко нуждался в подсказках. Сам находил нужные слова, нужный тон и нужное выражение лица.

Пракеш посмотрел на его крепко сжатые пальцы. Не грозящий кому-то кулак, а торжествующий жест. Сидящие за дверью старухи и амбициозная молодежь не будут возражать против возвышения В.К. в руководстве Конгресса. Труднее будет уговорить их рискнуть своим положением, согласившись на немедленные всеобщие выборы. Выборы должны быть через полгода, но к тому времени индуистские фундаменталисты станут намного сильнее... Он потирал нижнюю губу, почти не слушая, что говорит брат. В.К., как всегда, держится безупречно.

Лидер Бхаратия Джаната обладал едва ли не большим даром убеждения, чем В.К., и, пожалуй, большим обаянием. Кинозвезда, черт бы его побрал! Ананд Мехта, любимец публики, герой экрана, мечта во плоти. Может запросто нанести поражение самому В.К. и вместе с ним всему Конгрессу. Кисло улыбаясь, Пракеш прислушался к заключительным фразам разговора с президентом. Мехта не такой хороший актер, как В.К., но В.К., черт побери, не кинозвезда!

Он обернулся к положившему трубку брату.

– Хорошо. – И спросил: – Что там на совещании, какое настроение?

В.К.Шармар, махнув рукой, пожал плечами.

– Обеспокоены... насчет Бхаратия Джаната и Ананда Мехты. Беспокоятся...

– Нужно, чтобы они поняли, что идти на выборы сейчас менее опасно, чем через полгода. Ты готов, В.К.?

– Что?.. Ах, да. – Шармар принял торжественно-печальное выражение. Только судорожно сжимаемые и разжимаемые кулаки выдавали его подлинные чувства. Достав из кармана платок, осторожно, как боящаяся испортить косметику женщина, промокнул им лоб, удаляя выступившие капельки пота. Два актера, подумал Пракеш, предстоит предвыборная борьба между двумя одинаково изощренными актерами. Разница лишь в том, что В.К. хотел делать, тогда как Ананд Мехта стремился быть, как и прежде, предметом обожания, но на более крупном экране.

– Пошли? – сказал Шармар.

– Держись тверже, В.К. ... и действуй как можно решительнее.

Шармар согласно кивнул.

Они затеяли рискованное дело. Сирина могла бы быть большим подспорьем в кампании – одна кинозвезда уравновешивала бы другую. Но такое было бы немыслимым. Если бы выплыл наружу ее роман с англичанином, Мехта воспользовался бы им, чтобы нанести Конгрессу смертельный удар. Мертвая, она еще могла сыграть роль витающего над партией невидимого божества. У самого Мехты было темное, дурное, отмеченное незаконными финансовыми махинациями прошлое. Однако воспользоваться этим обстоятельством Конгрессу было непросто. Вряд ли что-нибудь могло причинить ему вред – он был живым богом экрана. Ему в упрек можно было поставить лишь политическое невежество, да и то с умом и поскорее. Нельзя было позволить ждать с выборами до будущего года – их надо было проводить, пока этот герой вестернов по-индийски и игр в полицейских и воров не стал полностью неуязвимым.

Приняв подобающее случаю выражение, Шармар подошел к двери. Пракеш одобрительно кивнул и, встав рядом, распахнул дверь в зал заседаний.

* * *

Усевшись за руль взятого напрокат "форда", он поправил галстук и отсыревший воротничок. В душной, влажной делийской ночи в костюме было неудобно и жарко. Рядом на сиденье лежал кейс, тоже для маскировки. Вздохнув, Хайд настроил приемник на программу всемирных новостей Би-би-си. Собранные наспех голоса обсуждали кончину премьер-министра Чопри. На хорошо освещенной прямой улице торопливо мелькали фигуры людей, мчались лимузины. Смерть Чопри, подобно палке, разворошила муравейник дипломатического квартала.

– ...разумеется, преимущество у Шармара – он и его семья располагают механизмом для достижения желаемого результата, – заливался в приемнике чей-то голос. Явно индиец. И механизмом, приводящим в движение наркокартель, приятель, добавил Хайд про себя. Да еще позаботившись о раздражающих мелочах, вроде жен и британских агентов... и таких бедолаг, как Банерджи. – Я полагаю, что такое сообщение поступит в ближайшие часы... – продолжал голос в приемнике, действуя на Хайда так же убаюкивающе, как ночь и мелькающие в отдалении люди и машины.

Дом, где находилась квартира Касса, был в конце? улицы. Там же стояла машина, откуда велась слежка. Черный "пежо". У подъезда прохаживался еще один сыщик. Хайд снова поправил галстук.

Он звонил Шелли. Элисон, его жена, ответила, что того нет дома. Не было его и в Сенчури-хаузе. То, что он делал, не считалось операцией, поэтому не было ни дежурного пульта, ни линии связи. Кроме Шелли, ему было не с кем связываться. Бросив в сердцах трубку, он включил радио, где как раз передавали о кончине Чопри. Было это час назад.

– ...вопрос о скорых выборах? – заметил кто-то на радио.

– Возможно. Поддержка миллионов индусов ускользает от Конгресса и переходит к партии Бхаратия Джаната и ее харизматическому лидеру, кинозвезде...

Хайд выключил приемник. Выходит, Шармар вот-вот станет премьер-министром? Положение Касса стало, мягко говоря, незащитимым. А Шелли нет на месте!

Хайд, надев строгий костюм, выбрался из гостиницы через черный ход и шумный, заваленный мусором двор. Для отвлечения внимания взял напрокат нужную машину, купил кейс. Если Банерджи нет в живых, то же самое может быть и с обладателем другого имени, нацарапанного Кассом на клочке бумаги, сунутом в сигаретную пачку. Проверять – напрасная трата времени. Материал или предмет, которым располагал Касс, находится внутри его телевизора или видеомагнитофона, или же засунут за раковину рядом с вентилем, который просил закрыть Касс. Надо достать, и тогда можно рассчитывать на серьезное внимание Шелли, прежде чем Касс перестанет барахтаться и пойдет ко дну.

Приставил к глазу небольшой моноокуляр ночного видения, разглядывая вход в здание. Сквозь ветки молоденьких деревцев с улицы пробивался серебристый свет. Суета, то, что надо. Туда и обратно снуют дипломаты, озабоченные кончиной Чопри, ее последствиями для Конгресса, Индии... и больше всего своими пустячными проблемами, списками приглашаемых на срочные коктейли, приглашениями к послам и телефонными звонками. В компании двух пепельно-серых безукоризненно одетых молодых людей из дома вышла молодая женщина, направляясь к стоявшей у подъезда длинной "гранаде". Шофер в ливрее открыл перед ними дверцы, и мгновение спустя машина с не пропускающими света стеклами промелькнула мимо него. Положив в карман моноокуляр, Хайд проверил содержимое кейса. Сунул за ремень пистолет. Удовлетворенно кивнув, открыл дверцу "форда", вышел из машины, запер замок и с озабоченным видом направился к дому.

Прошел мимо машины, откуда велось наблюдение. Пеший сыщик находился позади здания. Хайд напрягся, ожидая, что откроется дверца машины и его спросят или окликнут. Подъезд был ярко освещен, так что его могли узнать со спины. Он остановился, шаря по карманам в поисках несуществующей магнитной карточки, служащей ключом к двери. В вестибюле за армированным стеклом было пустынно. Дразнил, притягивая к себе, внутренний телефон. Карточка и кодовый номер. Как легко, когда у тебя...

Десять секунд. Прижав к груди, открыл кейс. Вспотело под мышками. Влажный воздух облегал, будто липкое сырое полотенце. Перед глазами, как наяву, возник индиец на лестничной площадке, утверждавший, что он не Банерджи. Захлопнув кейс, как бы неуверенно почесал в затылке.

Квартиру, несомненно, обыскали, все, что нужно, нашли... надо было через адвоката, даже через посольство...

– Спасибо! – выпалил он. – Куда-то дел проклятую карточку!

Ничего не заподозрившая опрятно одетая женщина лет сорока, торопливо кивнув в знак благодарности за придержанную дверь, выбежала наружу со стопкой скоросшивателей в руках. Хайд закрыл за собой дверь. О, легко, когда знаешь, как...

Квартира Касса была на самом верхнем, пятом, этаже. Он вошел в лифт. В кабине с кондиционером после влажной уличной духоты ему, к тому же взмокшему от волнения, стало даже зябко. Дверь лифта открылась в тихий застеленный ковром коридор, как в любом служебном помещении абсолютно безликий. За одной из дверей пел ребенок, потом ворчливый голос заставил его замолчать. На короткое время. Когда Хайд подошел к двери Касса, пение возобновилось. Он улыбнулся. Появление женщины в вестибюле избавило от необходимости воспользоваться внутренним телефоном, притворяться, будто он посыльный из посольства, разыскивающий адресат... войти-то можно, но, не появись он в квартире с названным номером, это вызвало бы ненужные догадки.

Посмотрел на коврик у двери, потом оглядел коридор. У Других дверей тоже коврики. Встав на колени, приподнял коврик, как подрезанный дерн. Тц-тц... Под ковриком похожая на конверт сигнальная прокладка. Расставив ноги, осторожно наклонился к двери. Вставил жесткую пластиковую карточку, нажал... хорошо, подходит. Встав на цыпочки, ощупал верх дверной коробки. Проводов нет. Снаружи никаких сигнальных устройств.

Нажав на карточку, услышал, как щелкнул замок. Осторожно толкнул дверь, разглядывая пол в темной прихожей. Половик для ног отсутствует. Вынув из кармана фонарик, пробежал тонким, с карандаш, лучиком по плинтусам. Не видно, чтобы напольный ковер поднимали и загоняли обратно под плинтуса. Снова услышал бесконечную монотонную песенку ребенка, ворчливый голос матери и еще собственное громкое дыхание. В квартире Касса пахло запустением и плесенью. Хайд переступил через порог и, закрыв за собой дверь, запер ее на задвижку. Теперь слышалось только его ровное громкое дыхание.

Пробежав лучом по маленькой спальне, ванной, вошел в гостиную. Луч уверенно скользнул по мебели, телевизору, музыкальному центру, книжным полкам, ковру со сложным узором. В индийских сигнальных системах, бытовых и скрытых, инфракрасные датчики не использовались. Слишком жарко. Если те, кто убрал Банерджи, оснастили квартиру на случай вторжения, то это могут быть жучки, реагирующие на звук или на прикосновение. Куда выходит окно? На северо-восток, в сторону ярко освещенных свадебных тортов – Парламент-хауза и Секретариата. За ними попадающие в лучи прожекторов купола, минареты, башни мечетей, храмов и фортов. Нужно рискнуть и пройти по возможно напичканной "жучками" комнате, чтобы задернуть шторы.

Шаря впереди себя лучиком фонарика, как слепой тростью, он двинулся к окну, обходя ковер, стараясь не притрагиваться к стульям, низенькому столику, стоящему рядом с окном торшеру. Нащупав шнур, мягко задернул шторы. Прежде чем вернуться к двери и включить свет, пробежал фонариком по стенам, плинтусам, углам. Выключатель с реостатом. Убавил яркость. Встав на колени, отогнул ковер. Еще одно нажимное сигнальное устройство, провод от которого, извиваясь, исчезал под диваном. Несомненно, такие же штучки под диванными подушками – не сиди на работе, приятель... Присел на корточки, внимательно разглядывая комнату. Где "жучки"? Поглядел вверх. Не в абажуре. Встал и подошел к торшеру – привет, дружище. Должны быть еще, но, пожалуй, не очень много. Скрытые камеры? Мебель современная, ее не так уж много. Не сдвигалась с места, чтобы обеспечить обзор. Открыл ящики единственного серванта. Ничего.

Встав на колени у тумбы с телевизором и видеомагнитофоном, ощупал руками поверхности, ребра и подводку. Посмотрел на пальцы. В телевизоре не шуровали – пыль на задней стенке нетронута. Открыл кейс, достал отвертку и снял заднюю крышку, положив рядом с собой на ковер. Посветил внутри фонариком.

Вот где пленка. Две малоформатные кассеты от минимагнитофона. Ухмыляясь, осторожно отодрал приклеенные кассеты. Убрал в кейс, оценивающе посмотрел на видеомагнитофон. Войдет целиком, разбирать не надо. Отключил антенну и подводку, сунул магнитофон в кейс. Магнитофон всегда воруют, сэр, с него начинают.

Водопроводный вентиль. Сказано ли было просто так или под раковиной что-то есть? Встал, снова оглядел комнату. Никаких фотографий. В помещении все необходимое для комфорта. Всюду книги, богатый выбор грампластинок и компакт-дисков. Беда обрушилась на довольного жизнью человека. Фигурки из нефрита, статуэтки Шивы и Парвати, Кришны, изваяние Будды. В углу на письменном столе раскрытые книги, заметки и портативная электронная пишущая машинка с заправленным листом.

Покачивая головой, прошел на кухню и, опустив штору, включил свет. Открыл дверцы под раковиной, нащупал вентиль, пробежал пальцами по медной трубе. Стоя на коленях, сунул голову внутрь. Вонь моющего порошка и неопорожненного мусорного ведра. Ощупал рукой дно раковины. Пленка. Потянул...

...слишком поздно понял, что потянул тонкий электрический провод, порвал контакт. Ни в здании, ни снаружи никаких слышимых сигналов. Осмотрел оставшийся в дрожащей руке проводок. Где-то сработал сигнал тревоги...

 

3

Дипломатическое присутствие

Хайд выключил свет в кухне, будто пытаясь придать тесному помещению первозданный вид, нерешительно остановился в дверях гостиной. На желтовато-коричневом ковре, словно черепаший панцирь, валялась задняя крышка телевизора. "Поставь проклятую крышку на место, иначе станут допрашивать Касса, что он там прятал", – промелькнуло в голове. Он поспешил к телевизору, торопливо поставил крышку и, оцарапав отверткой палец, принялся заворачивать шурупы. Уронил один, снова вставил в отверстие, второй, третий, четвертый...

Закручивая его, услышал звук поднимающегося лифта. "О, черт, еще не..."

Схватил кейс. Потом, глотая застрявший в горле комок, нарочно наступил на лежащее под ковром сигнальное устройство и принялся мять ногами яркую изысканную ткань. Выдвинул ящики серванта, стал выбрасывать с полок и из шкафов книги. На спальню не оставалось времени, ничего, сойдет. Лифт остановился.

Как, черт побери, им удалось так быстро среагировать? Лихорадочно повернулся к окну. Металлические рамы, шпингалеты – замков нет. Распахнул окно во влажную ночную духоту и посмотрел вниз. Оглянулся, услыхав, что пробуют ручку двери. Видно, сообщили шпикам в машине, а те, как спущенные с цепи псы, рванули через улицу. Одной рукой прижимая к груди кейс и держась другой за раму, перекинул ногу через подоконник.

Легкое царапанье, будто просится впустить пес: в дверь осторожно вставили ключ. "Бросай свой паршивый кейс, черт с ним, с магнитофоном, все равно не нужен". Кейс исчез в темноте, глухо стукнувшись о газон. Хайд перекинулся через подоконник и, прижавшись грудью, стал нащупывать ногами бетонный выступ оконной коробки этажом ниже. Достал носками ботинок и, отпустив раму, прижался к бетонной стене. Шершавая поверхность терлась о щеку и ладони. По узкому бордюру двинулся к ближайшей водосточной трубе. Из квартиры Касса не было слышно ни звука. Они намеревались поймать агента, обыскивавшего квартиру профессионала, а не жулика, упершего видеомагнитофон, чтобы завтра утром загнать его на Чандни Чоук. Им нужна неожиданность, перевес сил. Ждут подкрепления.

Попробовал водосточную трубу. Шатается – рискованно. Надо, чтобы выдержала. Глянул вниз. Твердый, как бетон, газон, темень, за углом дома свет, никакого движения. Глубоко вдохнув, как можно быстрее заскользил вниз по трубе, слыша треск креплений и стук о землю выскакивавших костылей. Последние восемь – десять футов, оттолкнувшись, пролетел по воздуху.

Топот ног бегущего человека... черт, где кейс? Нашарив, сунул под мышку. Двинулся вдоль стены здания до угла, куда проникал уличный свет.

Взглянув вверх, увидел в окне, из которого только что выбрался, темнеющую голову. Послышался осторожный, теперь уже напрасно, голос. Топот смолк. Пеший сыщик, недоуменно пожимая плечами, смотрел на глядевшего из окна. Пора...

Твердым шагом, стараясь выглядеть как можно беззаботнее, направился в сторону уличных фонарей, широкого тротуара, опрятных деревцев и мчащихся лимузинов. Перейдя улицу, подошел к своему "форду". Отпер дверцу и забрался в машину, бросив кейс на заднее сиденье. Даже при такой температуре от охватившего его напряжения запотело ветровое стекло. Черт. Потные руки скользили по баранке. Завел мотор и отъехал от обочины. Проезжая мимо машины, откуда велась слежка, заметил, что она пуста, но один из сыщиков, стоя у стеклянной двери подъезда, говорил по "уоки-токи". Бегло взглянув на проезжавший мимо "форд", отвернулся. Хайд повернул к Сатьямаргу, выезжая за пределы дипломатического квартала. Впереди в темноте в сторону аэродрома Сафдарджанг снижался легкий самолет. Затем навстречу промчался автомобиль. Хайд слабо улыбнулся. Подкрепление опоздало. Самую малость...

* * *

– Гляди-ка, этот отъевшийся подонок щерится во весь рот! – фыркнул облаченный в махровый халат Хайд, вытирая волосы и плюхаясь в одно их плетеных кресел, разбросанных по апартаментам, в которых обитала Роз.

На экране – голос индийского комментатора приглушен – В.К.Шармар, отвечая на восторженные приветствия толпы, взмахивал над головой руками и складывал ладони перед грудью, что всегда выглядело как молитва. В данном случае уместно. Шея увешана гирляндами цветов, почти закрывающими широкую, не сходящую с лица улыбку. В отличие от покойного Раджива он не снимал их сразу, как только бывал увенчан.

В двери спальни возникла голова Роз.

– А я думала, что твоя "крыша" будет держать тебя за много миль отсюда.

– Да вот узнал, что обитающая здесь пожилая курочка ищет игрушку.

– Игрушку, может быть. А не заводной паровозик, у которого лопнула пружина. – Она неторопливо вошла в гостиную, запахивая и подпоясывая похожий на сари яркий домашний халат. Привела в относительный порядок прическу. – Лучше бы убрался в спальню, когда официант принесет завтрак. Приходится думать о своей репутации.

– Он поймет – ты же австралийка.

– Попробуй еще свалить на мои габариты все, что заказано на завтрак, – ответила она, дернув Хайда за волосы. – По-твоему, это он убил жену... или подстроил убийство?

– Наверняка стоит за ним.

– Черт побери, здесь не шутят, а? Все-таки по какой причине?

Хайд указал рукой на экран. Черно-белое изображение Шармара с точно такой же застывшей улыбкой украшало первую страницу англоязычной "Индиан экспресс", оставленной под дверью их номера. "В.К. возглавит Конгресс" – довольно сдержанно гласил заголовок, хотя сама статья была отмечена печатью низкопоклонства. На той же странице помещалась фотография Ананда Мехты в облике героя одного из последних фильмов.

– Касс был им опасен... женщина тоже. Вообще-то начал Касс, когда попользовался ею.

– Почему же тогда не убили Касса?

– Это могло привлечь наше внимание. Хотя я очень в этом сомневаюсь!

– С Шелли еще не связался? – Хайд покачал головой. – Один ты Касса не выручишь... ты ведь не собираешься, а? – подозрительно глядя на него, спросила Роз.

Он снова покачал головой. Десяток секунд она пристально глядела на него, потом медленно кивнула.

– У меня нет средств. И пока эти гады из Верховного комиссариата вдалбливают в его светлую голову, что ему нечего беспокоиться, у меня их не будет. Шелли должен или предлагать что-то взамен, или угрожать чем-то. Но станет ли он поступать так в отношении однокашника по Оксфорду? Наивный вопрос.

– И он тоже?

– Все они оттуда, дорогуша.

– На видеомагнитофоне ничего не было?

– Не успел порыться в видеокассетах... может быть, он их имел в виду? Правда, я нигде не видел видеокамеры. Все, что достал, эти две пленки... там хриплое дыхание Касса, пара голосов, говорят главным образом на хинди, да бессвязные реплики Касса. Надо переводить, а я не умею.

– Итак? Кроме того, что заявился сюда и намерен провести уик-энд в разврате, что ты еще можешь, Хайд? – Она закурила и подошла к окну. Утреннее марево смазывало панораму, многоэтажные здания на Коннот-плейс и в деловых кварталах смотрелись хрупкими и декоративными; здания министерств и Верховного суда казались легкими, менее массивными – скорее, галерами, нежели монументальными военными судами. Коричневые воды реки приобрели неуловимо желтоватый оттенок. – Итак, мое выдающееся способное дитя, что ты думаешь делать?

– Если до конца завтрака не дозвонюсь до Шелли, Розалинд... – она свирепо посмотрела на его ухмыляющуюся физиономию, – ...тогда снова отправлюсь к Кассу. На всякий случай, надо знать побольше.

– На какой такой случай?

– На случай, если решат, что лучше его убрать с дороги.

– Неужели они?..

Хайд ткнул пальцем в сторону телевизора.

– В этой игре очень крупные ставки. Стоит ли плакать по какому-то Кассу? Если Шармару от Касса будет хотя бы малейшее неудобство, песенка бедняги будет спета. Вот почему на том конце провода мне так нужен Шелли!

Роз снова отвернулась к окну. Сигаретный дым совсем скрыл от глаз видневшиеся позади административных зданий стройные минареты и башенки. Потом спросила:

– Это опасно?

– Не очень. Моя "крыша" пока в целости. Дипломатический статус Касса мог бы дать Шелли средство?.. – начатая фраза закончилась вопросительным молчанием. Хайд, задумавшись, потирал подбородок. Роз бросила на него сердитый взгляд. Он успокаивающе поднял ладони. – Не так уж опасно. Самое главное – убедить Шелли. До драки дело не дойдет – я здесь всего лишь не подхвате. На этот раз в кои-то веки меня не бросили одного с неприкрытой задницей. Может быть, я больше не дотягиваю до требований СИС, но с этой работенкой справиться смогу. – Просторечие пущено в ход, чтобы преуменьшить серьезность положения. На лице Роз по-прежнему написано недоверие. – Значит, так, я снова встречаюсь с бедолагой, вытягиваю из него все, что поможет оторвать Шелли от его кресла. О'кей?

– Ладно. Когда в этом случае мы уезжаем?

– Завтра... или послезавтра. Обещаю.

В дверь постучали. Не обращая внимания на деликатный стук и подаваемые Хайдом знаки, Роз, оттянув пальцами нижнюю губу, уставилась на первую страницу газеты.

– Не нравится мне это, – произнесла она. – Этому негодяю есть что терять.

– Ответь на стук, Роз, есть хочу. – И Хайд, ухмыляясь, скрылся в спальне.

* * *

Касс совсем скис – угрюмый, неряшливый, замкнувшийся в себе, плечи безвольно опущены. Хайд провел рукой по волосам. В комнате свиданий нечем дышать. Джавал почтительно молчал, стоя у двери. На приветствия и вопросы Касс отвечал односложно – раздраженно, с опаской. Отчаяние порождало неискренность.

Подавшись грудью к столу, Хайд подвинул к Кассу сигареты. Спросил:

– Понравилась Джейн Остин?

Убедительность. Я интересуюсь, постарайся быть убедительнее...

– Что? – переспросил Касс, затравленно глядя налитыми кровью глазами. Как крыса, внезапно попавшая на свет. Казалось, связывавшая их ниточка понимания порвалась. – Не очень.

– Жаль, – сказал Хайд, сдерживая вспыхнувшее раздражение. Покидая Роз, он снова облачился в одежду учителя из Мидленда, через задний двор вернулся к себе в гостиницу, убедился, что номер не обыскивали. Приоткрытый перед уходом ломаный ящик расшатанного комода оставался точно в том же положении. – Жаль, – вздохнул он. Пока что не было установлено связи между ним и побывавшим в квартире Касса человеком. Правда, по дороге в тюрьму его неотрывно сопровождали. Тот же синий "форд", те же ребята. – Хочешь, принесу еще книг, Фил?

Касс тряхнул головой. Сальные пряди волос упали на лоб. Он откинул их назад. Хайд еле сдерживался. Такие игры не для него. Что там, черт побери, делает Шелли? До сих пор нет дома, а в Лондоне, мать его, уже полночь.

Прокашлявшись, тихо начал:

– Знаешь, жаль, что здесь нет телека, ты же по-ихнему понимаешь. У меня есть, но мне от него толк только с видиком. Да и кому охота смотреть индийские картины. Так что и от видика мало толку.

Похоже, что Касс сначала был в недоумении, потом разгадал намек, по бегающим глазам видно, что понял таящий опасность смысл сказанного.

– А... вентиль закрыл?

– Уже был закрыт.

Хайд не сводил с Касса глаз, давая возможность понять намек и осознать последствия. Ждал реакции.

В комнате повисло молчание. Хайда бросило в жар. Во рту пересохло. Было слышно, как в густом влажном воздухе, натыкаясь на стены, медленно летает большое насекомое. Касс напряженно смотрел на кончик горящей сигареты. Как будто услышал о смерти близкого родственника, подумал Хайд. Черт. Сейчас снова замкнется. А он единственный источник информации. Знает, что на пленке не так уж много, главное в голове.

Наконец, покачав головой, Касс поднял глаза на Хайда. Заросшее щетиной лицо побледнело и осунулось, лишь в казавшихся мальчишескими глазах светилось уязвленное самолюбие и ребячливое упрямство.

– Спасибо, что пришел, – угрюмо процедил он.

– Я очень хочу помочь, – нажимал Хайд. – Но, ей-богу, Фил, мне действительно нужно узнать от тебя хоть что-нибудь.

– Я рассказывал о своем деле и так уже слишком много... Патрик, – добавил Касс, помедлив. – О нем и без того знают слишком много людей.

Он судорожно вздохнул и, стараясь унять дрожь, сложил руки на исцарапанном столе.

– Тем более.

Касс снова затряс головой.

– Нет, – решительно заявил он. – Не здесь.

– Скажи мне!

Ребячливый взгляд исчез, и перед Хайдом вновь сидел измученный человек со взглядом затравленной крысы, безвольно раскрытым мокрым ртом. От Касса пахло грязным телом и страхом, но, обезумев от ужаса, что его бросят, он молчал.

– Дядюшка Питер... что я ему скажу?

– Я сам ему расскажу, когда... – Он громко всхлипнул. В горле у Хайда пересохло. – ...Когда выберусь отсюда. А сейчас повторять нет желания. Не здесь.

– Черт побери, Фил... нельзя так распускаться! – убеждал Хайд. – Знаешь, он может помочь. Ты говоришь, что это не ты?..

Хайд посмотрел на конвойного. Джавал, кажется, не понимает, о чем речь. Есть ли смысл прятаться в этом, по существу, одностороннем, разговоре?

Разве что для того, чтобы не засветиться и остаться в живых.

– Фил, – тихо произнес он, наклонившись вперед, – мне-то понятно, почему ты ершишься. Не видно, чтобы Верховный комиссариат слишком старался... но, если бы я поговорил кое с кем в Лондоне, поднял шум дома, дела могли бы пойти лучше. Но мне требуется их чем-то убедить. Понимаешь – как было на самом деле, что ты там делал?..

Касс, будто приглашая бить, ткнул себя в грудь. От растущего в нем напряжения, охватившего его отчаяния и безумного страха маленькая комнатушка, казалось, стала еще меньше. Палец беспомощно тыкался в грудь, будто выстукивая почти забытую азбуку Морзе. Хайд почувствовал, как по лбу катится струйка пота. Касс открыл было рот, но не произнес ни слова.

– Нет смысла торчать здесь больше, чем нужно, Фил... – нажимал Хайд, – тебе требуется помощь. А мне нужна поддержка Лондона. – Касс продолжал качать головой. – Дядюшка Питер был несколько шокирован – ты, и вдруг любовница, роман. Знаешь, как он в некоторых отношениях бывает старомоден. – Хайд лихорадочно искал слова и мысли, которые могли бы расшевелить упрямого собеседника. Пугать нет никакого смысла, потому что он и без того до смерти напуган. Слава Богу, что благодаря этому он по крайней мере не спрашивал о Банерджи. Нет смысла играть на каких-то желаниях. Он потерял интерес ко всему, возможно, даже забыл, что передал Хайду две фамилии. Все весьма шатко держалось на тех пленках – вот, пожалуй, и все. Касс по своей воле вышел из игры. Сдался. Одинокий, заброшенный... страшащийся, что его обманут.

Снова недоверчивый взгляд, непрестанное покачивание головой. Молча ткнул себя пальцем в грудь, показал на дверь. Какой же ты, черт побери, дурак, подумал Хайд, а вслух сказал:

– Ты не прав, Фил... совершенно не прав.

Монотонное покачивание головой, в глазах слезы. Внутренний мир Касса сузился до размеров комнаты свиданий, до размеров тюрьмы. Хайд должен был заставить его поверить, что они должны вызволить его отсюда, что они знают: он обладает тайной, которой нет цены. Но он уже был где-то далеко, стремился к оазису, который был миражом.

– Фил.

Только шоковая терапия могла разбудить Касса. Как ни странно, в своем коконе страха он был в безопасности. Тайна поддерживала в нем жизнь. Хайд встал.

На мгновение в глазах Касса мелькнул страх – его бросают! – но почти тут же исчез. Лицо исказила нелепая хитрая улыбка. Джавал открыл дверь.

Забросив на плечо рюкзачок, Хайд вышел в коридор. Молчание Касса давило, как страх перед неизлечимой болезнью. Какой же он болван... но убежденности в таком осуждении не было. Касс спрятался в единственно безопасной на его взгляд норе – своей тайне. Слишком долго он оставался в одиночестве. Никто не поспешил к нему на помощь!..

Хорошо, дядюшка Питер... будь на месте, на другом конце провода.

* * *

Караульные у ворот встретили его презрительно – весьма невзрачная внешность, к тому же от него разило индийскими пряностями: он перекусил у жаровни рядом с гостиницей. Губы, наверное, еще лоснились от еды. В общем, у ворот, за которыми вырисовывалось построенное в эдвардианском стиле украшенное портиками здание Верховного комиссариата на Шантипатхе, произошла приятная стычка. Он сломил сопротивление караульных, со злорадством достав из-под подкладки рюкзака свое удостоверение. Нещадно палило полуденное солнце.

– Наконец-то дошло, – вызывающе ухмыльнулся Хайд.

Презрительное отношение караульного вряд ли было поколеблено. Предъявив удостоверение, Хайд лишь доказал свою принадлежность к считавшимся вымершими видам – то ли попавший в рыбацкие сети целакант, то ли обнаруженная в котловане стройки кость динозавра.

– Мне нужен Диксон – и немедленно.

Упорно не желающий потеть в стеклянной будке у ворот караульный взял телефонную трубку. От распушившего за его спиной павлиний хвост фонтана тянуло приятной прохладой. Темные бордюры живой изгороди, английские газоны непрерывно поливались водой. Место было более архаичным, чем его удостоверение. Шелли будет недоволен его самовольной расшифровкой, но времени не оставалось. Дневные издания англоязычных газет, заискивая перед Шармаром, навязчиво распространялись на тему о досрочных выборах. Газетные киоски пестрят фотографиями нового премьер-министра, президента, покойного Чопри и притягательной фигуры Мехты. Времени для неторопливого разговора, интригующего рассказа о злоключениях Касса больше не было. Шелли должен пообещать индийцам все, что они потребуют, в обмен на перевод Касса в Лондон... или предоставления до суда дипломатической неприкосновенности.

Караульный положил трубку.

– После некоторых колебаний вам позволили пройти, – объявил он.

– Очень мило.

Он захрустел подошвами по безупречно выполотой гравийной дорожке, направляясь к мраморным ступеням парадного входа. Порыв теплого ветра приятно окропил руку и щеку брызгами воды из фонтана. Чуть не потирая от удовольствия руки, он прошел мимо удивленно смотревшего на него еще одного караульного. Остановился.

– Где кабинет Диксона?

– Кабинет мистера Диксона на третьем этаже. Комната 221. Вы новый коридорный?

– Такой же, как ты, болван на воротах уже сказал тебе, кто я. – В мраморном вестибюле прохладно, но не холоднее, чем взгляд стражника. – Привет.

Он стал подниматься по величественной лестнице. Уайтхолл в окружении черномазых, владычество незыблемо, о'кей? Повернув, поднялся на второй этаж, потом на третий, минуя глядевших на него как на пустое место секретарей, атташе и даже уборщиков. Высокие окна выходили на окружавший комиссариат безупречно ухоженный парк. Индия оставалась на почтительном расстоянии от этой имитации графства Суссекс. Раскинувшийся севернее город терпеливо жарился под солнцем. Хайд шагал вдоль коридора, разглядывая номера, и, подойдя к комнате 221, распахнул без стука дверь и заявил о своем присутствии громким шмыганьем носа, дурашливо изображая спешку.

– Мистер Хайд? – вставая из-за стола, спросила сравнительно молодая женщина. Он кивнул. Она нерешительно направилась к ведущей в кабинет двери. Кондиционер жаловался на свою непосильную работу. На столе женщины старательно жужжал маленький вентилятор. – Посмотрю, может ли он принять вас сейчас...

Хайд прошел мимо нее и открыл дверь в прокуренный кабинет. Разглядел Диксона, сидевшего за столом в ореоле льющегося из высоких окон света. За окнами, будто зеркальные отражения Верховного комиссариата, здания других посольств. Диксон, негодующе опершись на ручки, приподнялся в кресле. Вторым в кабинете, наверное, был Майлз или кто-нибудь еще из штата СИС. Не имеет значения. Кивком отпустив стоявшую позади Хайда секретаршу, Диксон подавил гнев и невозмутимо опустился в кресло. Перед Хайдом сидел владеющий собой дипломат: сдержанный, уверенный, чуть ироничный.

– Хайд, не так ли? – не скрывая подозрительности, спросил он. Едва заметный эдинбургский акцент.

Другой собеседник, издевательски ухмыляясь, зажал пальцами нос.

– Кто эта обезьяна? – спросил Хайд, небрежно указывая локтем в его сторону. – Ты, как я понимаю, здесь шарманщик.

– Майлз – Хайд... Хайд – мистер Майлз. Я бы сказал, что он старше тебя.

– Хочешь сказать, дорос до пенсии?

Майлз бросил злой взгляд.

– Зачем здесь... или нельзя спрашивать? – невозмутимо заметил Диксон, указывая рукой на кожаное кресло уже после того как Хайд, подтащив ближе к столу, уселся в него. – Мы были несколько озадачены, когда Джексон позвонил от ворот и сообщил, что там кто-то с нашим удостоверением.

– Сказал, довольно грязный, – ввернул Майлз.

– Я был рядом, он так не говорил. – Хлопнув ладонями по столу, объявил: – Не будем тратить время. Мне немедленно нужна в полное распоряжение комната секретной связи, прямая связь с Шелли и ни с кем больше.

– Я как раз собирался спросить, кто послал тебя в наши края. Теперь нет необходимости, не так ли?

– Что, кончились денежки, Хайд? – подкусил Майлз.

– Скажу вам, оба вы слабаки на подначки. Я же имел удовольствие получать их от мастера – святого для нас сэра Кеннета. А теперь хватит трепаться – давайте ключ от шифровалки, – не повышая голоса, с некоторой издевкой, потребовал он. Даже самому понравилось.

– Тебя послал сам Генеральный... с чем? – спросил Диксон.

– Вот именно. Смотри под задницу – как бы не загорелась. Ты же не знаешь, какие у меня полномочия, а?

– Уж не по делу ли Касса, Хайд?

– Кто-то должен этим заниматься, Майлз... ты же ни хрена не делаешь, это видно. Вот что, Диксон, ты здесь глава резидентуры. Давай-ка мне связь с Шелли. И без дураков.

Над головой крутился гигантский вентилятор. В комнате приятный запах сигарного дыма, кожи, книжные шкафы, ковры; за окном благополучный мир дипломатии. В Дели всем служилось хорошо – а для сотрудников СИС просто нирвана. Из-за этого Касс размяк, потерял осторожность... и влип.

– Не веришь сообщениям о Кассе, так, что ли? Я представлял тебя циником, а не слезливой девицей. Считалось, что ты лучше всех, Хайд, – продолжал насмехаться Майлз. – Куда нам до тебя. Опыта хоть отбавляй. А вот Касс тебя одурачил.

– Пошел ты на... Майлз. – Не оборачиваясь, процедил Хайд. Потом, обернувшись, добавил: – На месте Шелли я бы поинтересовался, почему тебе так хочется верить, что женщину убил Касс. – Прищурив глаза от заливающего комнату полуденного солнца, повернулся к Диксону. – Вам обоим, – ядовито заметил он.

У Диксона при этих словах вытянулась физиономия, но он сдержанно ответил:

– Все... все улики подтверждают это, Хайд. Мы не один раз все проверили и перепроверили. Об этом написано в нашем отчете Шелли. У тебя есть другие сведения?

– Касс же его приятель, сэр, – с подобострастием и злорадством вставил Майлз. – Очень сомневаюсь, что его прислал сюда Генеральный. Мы бы знали...

– Соедините вы меня, в конце концов, с Шелли? У меня нет времени болтать с вами. – Он замолчал, потом что-то в комнате – то ли ее обитатели, то ли отрезанный от мира вид из окна – привело его в ярость. От его одежды пахло потом, страхом, тюремной комнатой свиданий. Он трахнул кулаком по столу. У Диксона дернулись щеки. – У меня кет времени на таких бездельников, как вы! Касса подставил Шармар... или кто-нибудь по его приказу. Шармар, если вы не читаете газет, новый премьер-министр... Шармар замешан в делах с героином. Касс знает – по крайней мере, Шармар считает, что он знает! Что и требовалось доказать – после этого жизнь Касса не стоит ломаного гроша! А теперь свяжут меня наконец с Шелли?

Физиономия Диксона пылала от оскорбления. Майлз побледнел, бросая злобные взгляды, в чем-то напоминая Касса. Краем глаза Хайд заметил, как он украдкой кивнул Диксону. Крах теплой, но непрочной компании. Компании, которая годилась для другого – эти негодяи были готовы сдать его Харрелу и его "саквояжникам", когда он последний раз был в Дели. Как теперь они готовы дать сгинуть Кассу. А Касс спас его от Харрела, под самым их носом дал ему ускользнуть из аэропорта... так что он в какой-то мере обязан Кассу жизнью.

Будто читая мысли, Майлз презрительно произнес:

– Ты же кое-чем обязан Кассу, не так ли, Хайд? Пару лет назад он спас твою шкуру.

– Не забывай, на чьей стороне был тогда ты, Майлз. Я что-то не слыхал, что Харрела посмертно наградили почетной медалью. А ты?

Диксон встал из-за стола.

– Я доложу о твоем поведении, Хайд. Я старше тебя по положению – правила тебе известны. Здесь руковожу я. Однако мне интересно знать реакцию Генерального на твои утверждения, что ты послан им и что Касс неповинен в убийстве. Думаю, мы можем дать тебе связь.

– Браво! – облегченно воскликнул Майлз и туг же рассердился на себя, но главным образом на Хайда и, может быть, даже на Касса. Как просто было списывать со счетов Касса, даже злорадствовать по поводу его неудачи. Даже Шелли хотел только быть уверенным на случай, если ветер подует на него. Черт бы побрал долбаных приближенных и салонных шпионов. – Пошли, что ли?

Прочистив горло, Диксон торжественно, ну прямо дворецкий в дверях, произнес:

– Джим, не мог бы ты проводить Хайда в шифровальную... и побыть с ним, пожалуйста?

– Есть, сэр.

Майлз поспешил за Хайдом в приемную. Хайд заметил удивленно-насмешливое выражение на лице секретарши при виде раскрасневшегося и спешащего Майлза. Они проходили мимо высоких окон, через которые открывался вид на парк с ровными клетками живых изгородей, как будто изготовленными для рассчитанной на века шахматной игры. Все они Алисы, не подозревающие, что вот-вот натолкнутся на спрятавшуюся за кустом Червонную Даму. Майлз и Диксон так же глупы, как все, кто владычествовал здесь до них, Шармар собирается разделаться с Кассом...

...а ему надо убедить Шелли...

...нелегкое дело.

Спускающийся рядом по лестнице Майлз, опасливо глядя на Хайда, еле скрывал раздражение, беспокойство и презрение. Он имел дело с диким зверем. Навстречу попадались сотрудники и сотрудницы Верховного комиссариата – белые рубашки, яркие кофточки, безукоризненная речь. Они спустились в мраморный, украшенный колоннами вестибюль, и Майлз подтолкнул его к узкой лестнице, ведущей в цокольный этаж.

– Шелли не очень-то понравится, что ты ему звонишь, – пообещал Майлз.

– Приятного мало, – небрежно бросил Хайд.

В коридоре, куда они вошли, было прохладнее и пахло плесенью. Выкрашенные в грязно-желтый цвет голые стены.

– Времена быстро меняются. Теперь Касс, черт возьми, является большой обузой, – нажимал Майлз. В конце коридора у двери без таблички сидел охранник в тенниске. Из подмышки выпирала кобура. – Шармар стал премьер-министром. На положении Большого Друга... а знаешь, что они с Генеральным вместе учились в Оксфорде? Думаю, были приятелями.

– Знаю.

– Не стоит раскачивать лодку, Хайд. Должен понимать. Я бы подумал, понимаешь... что если уж посылают тебя, то значит убрать Касса. Ты уверен, что правильно понял задание?

Широкий розовый лоб Майлза блестел от пота. Сам он источал благодушие, будто только что прекрасно пообедал. Не больше чем на дюйм выше Хайда. Хайд испытывал непреодолимое желание двинуть головой этому нахалу и жополизу. Особенно из-за того, что в его наглой уверенности что-то было – какая-то доля правды. Держа руки в карманах, Хайд сжал кулаки.

– Что это с тобой, Майлз? Лишили удобств, пока не похудеешь или что-нибудь еще? – Повернулся к поднявшемуся со стула охраннику. – Пускай откроет дверь. – Майлз лишь предполагал, но его самоуверенность просто бесила. В общем-то он, как и Диксон, действительно верил, что Шелли махнет на Касса рукой.

– Роджерс, открой, пожалуйста, дверь.

– Есть, мистер Майлз.

Комната секретной связи, словно экспонат в тематическом музее. Защищенная комната времен "холодной войны" 1960 – 1990 гг. Когда за ними закрылась дверь, навстречу лениво поднялся скучающий от безделья молодой человек с модной трехдневной щетиной. Стол завален стаканчиками из-под кофе и старыми газетами. Экран ближнего к нему дисплея отвернут в сторону. До их прихода он был занят чтением дешевого издания о гражданской войне в Англии – должно быть, в спокойной обстановке готовился к экзамену в Открытом университете. Хайд ощущал себя нагрянувшей к племяннику богатой тетушкой, разглядывающей слой пыли на каминной доске и крышке стола.

– Это Джефф, – представил Майлз. – Хайд хочет получить прямую связь с домом, лично с Генеральным.

Джефф был, скорее, озадачен, чем поражен. Очевидно, имя Хайда ничего ему не говорило.

Касс прошел тот же путь, который предстоял Джеффу: самостоятельная учеба, удобная квартирка, непыльная работенка.

– Мистер Хайд?..

– Можно без "мистера", – ухмыльнулся Майлз.

– Берись за дело, приятель. Мне нужна речевая связь через быструю прокрутку. Налаживай. Если умеешь, займет пару минут.

Хайд отошел от аппаратуры, лишь бы не рядом с Майлзом. Джефф уже вызывал Лондон, а Майлз лениво разглядывал газету многодневной давности, найденную на одном из столов. Хайду вдруг вспомнилось лицо Касса во время их первой встречи. Недоумение, присущий любому заложнику, любой жертве страх. Почему меня? Каким образом меня? Зная, что обманом очутился в ужасном кошмаре, тогда как такие, как Майлз, посмеялись над ним и, махнув рукой, отправились читать старые газеты. То, что Майлз держал в руках английскую бульварную газетенку, вдруг представилось преднамеренным оскорблением. С газетной страницы, скорчив отвратительную рожу и высунув язык, на Хайда смотрел пустыми глазами какой-то футболист. Как будто из Бедлама. Для Касса же это было хуже Бедлама – страшное сознание собственной невиновности терзало его во сто крат мучительнее, чем лишение свободы. Жирный подонок, подумалось о Майлзе.

– Будет наконец связь? – набросился он на склонявшегося над микрофоном и магнитофонными бобинами Джеффа.

Тот испуганно оглянулся, как студент под холодным взглядом профессора, сомневающегося в его знаниях.

– Мистер Шелли уже вызван в защищенную комнату... э-э, мистер Хайд. Минуточку, – холодно добавил он, нервно бегая пальцами по скоростным бобинам.

Хайд подвинул стул от машинки к центральному пульту. Аппарат скоростной речевой связи был устаревшим и в общем ненужным. Он ассоциировался с операциями и не терпящими отлагательства решениями, касающимися людских судеб... и с прошлым. Быстро, тайно, едва ли не романтично. От одного общения с электроникой Хайд уже испытывал легкую собранность. Рядом с землистой щекой Джеффа зажглась лампочка, и тут же закрутились бобины, мгновенно остановились, с той же скоростью перемотались в обратную сторону, и включился звук. Голос Шелли. Строго, торопливо, слегка запыхавшись.

– Патрик? Почему раскрылся и впутал Верховный комиссариат? Что случилось?

Вторая бобина ожидала, когда заговорит Хайд. Никаких кнопок, включается голосом. Хайд нетерпеливо наклонился к микрофону. Мгновение в комнате слышался только шорох кондиционера да шуршание газеты в руках Майлза. Рядом по-детски возбужденное лицо не понимающего, что происходит, Джеффа.

– Касса нужно вызволять как можно быстрее. Он в плохой форме, невиновен и ему есть, что сказать.

Хайд кивнул, и Джефф послал его слова. Пленка прошуршала, как крылья невидимой птицы. Почти сразу закрутилась бобина Шелли. Возбуждение передалось и Хайду.

– Кто там с тобой?

Пленка Хайда тут же выплюнула ответ:

– Какое, черт побери, это имеет значение – с Кассом встречался я.

Спустя несколько мгновений, прерванных смешком Майлза, послышалось:

– Дело приняло совсем другие масштабы, Патрик. У меня на столе полученное от делийской агентуры полное досье на семейство Шармара... имеется длинный факс от самого Шармара. Само собой, его со всех сторон проанализировали – горе неподдельное, очень трогает. Шармар очень опечален убийством жены. Но он не мстителен. Касс получит по справедливости.

Голос стал более бесстрастным, и не по вине машины. Казалось, он эхом отдавался в коридорах и помещениях посольства, не имея ничего общего с секретностью; речь обрела дипломатический характер.

– Касс невиновен – он этого не делал, – в холодной ярости повторял Хайд. – Шармар участвует в героиновом бизнесе.

– Мы все это проверяли, – со скучающим видом вставил Майлз. – Касс с нами не согласился, полез на рожон.

Хайд не успел ответить – снова раздался голос Шелли:

– Может быть, Кассу просто хотелось, чтобы ты ему поверил, Патрик. Это ничем не подтверждается. Шармар – фактор стабильности... – Слова опять, минуя Хайда, казалось, были предназначены для законного слуха Верховного комиссариата. Впитанные Шелли в других коридорах и сводчатых залах Лондона. Чтобы поддерживать бушевавшую в нем ярость, Хайду уже не требовалось вспоминать жалкую фигуру Касса, хотя она и оставалась где-то в глубине сознания. – ... в качестве премьер-министра и лидера Конгресса он теперь в состоянии как верный друг правительства Ее Величества...

Хайд схватил микрофон.

– Что ты мне читаешь какое-то паршивое коммюнике Форин оффиса, Шелли! – рявкнул он. – То, что этот мерзавец был вместе с тобой в Оксфорде, еще не делает его чистеньким. Говард Маркс тоже был в Оксфорде, а уж он-то приложил руки к наркотикам! Вытащи Касса из тюрьмы – пусть он ждет суда здесь, под дипломатической крышей. Не оставляй его там, где они его могут достать.

Наконец бобина Шелли, перемотавшись, остановилась, и в ответ раздались успокоительные заверения.

– От меня мало что зависит. Но в отношении Касса нам дали заверения. Пусть только признается в неумышленном убийстве, даже при смягчающих обстоятельствах...

– Не верится, что слышу это от тебя, Шелли.

В обтянутом пенопластом микрофоне, будто шорох жестких осенних листьев, слышалось его хриплое дыхание. Джефф растерянно стучал пальцами по столу. Майлз выразительно вздохнул.

Снова Шелли:

– ...благодаря скандалу вокруг Шармара фундаменталисты набирают силу. Говоря начистоту, Патрик, за последние сорок восемь часов игра вышла за рамки дела Касса. – И моего тоже... Хайд сжимал и разжимал лежавшие на серой доске стола ладони, как ребенок, которому любопытно поглядеть на пойманное им яркое насекомое. Касс не улетит, уж там-то руку не разожмут. А в подвале Сенчури-хауза молчал Шелли, ожидая очередную вспышку. Помедлив, продолжал: – Передай Кассу, что все будет идти по обычным каналам. Скажи ему... – снова пауза, должно быть, от смущения, – скажи ему, что не о чем беспокоиться. Опасности для него нет.

– Передай ему, что заседавшему на Уайт-холле весь день и почти всю ночь комитету плевать, что с ним будет, лишь бы он держал язык за зубами, – съязвил Хайд и стал ждать.

Майлз встал у него за плечом, словно разглядывая письмо, которое так трудно написать, письмо, сообщавшее родителям, что их сын пропал без вести в ходе боевых действий. Пропал из-за бездействия...

Шелли не было целый день, потому что он пропадал в адской кухне Форин оффиса, где стряпали хитрые приправы, дабы отбить запах тухлого мяса. Министр иностранных дел, его подхалимствующий постоянный секретарь и, возможно, секретарь Кабинета решили отмежеваться от неприятного дела.

Там больше не было Обри, который прекратил бы словоблудие. А теперь оценки, суждения, взвешивания – фьючерсный рынок Форин оффиса. Гвоздем месяца был Шармар, а Кассом несло, как от сточной канавы.

– Патрик, понимаю твою... озабоченность. Скажи Кассу, пусть признает себя виновным, когда предъявят более легкое обвинение. Нас определенно заверили...

– Его убьют при попытке к бегству, Шелли, ты этого хочешь?

– Спасибо за помощь в этом деле, Патрик. Больше ничего не сделаешь. Если захочешь передать дела в руки Верховного комиссариата...

Хайд резко встал, заложив руки в карманы брюк. Поднял с пола рюкзак и бросил злой взгляд на Майлза, весьма удовлетворенного исходом диалога.

– Забирай его себе, Майлз, – рявкнул Хайд. – Со всеми потрохами.

Он не отвернулся под ползавшим по лицу, будто муравей, взглядом Майлза. Шелли выговорил ему за то, что раскрылся, но слышали это только Джефф и Майлз. Рванул дверь шифровалки и хлопнул ею, напутствуемый словами Майлза:

– Приятного полета, Хайд. Заслуженного отдыха...

Хайд, окинув невидящим взглядом охранника, взбежал по лестнице в вестибюль. Прохлада, замысловатые карнизы, розетки, огромные люстры. Выставочный зал Форин оффиса. Выйдя за дверь, спустился по мраморным ступеням на гравийную дорожку. В раскрытые кованые железные ворота степенно вваливались черные "мерседесы". Он не заметил спадавшую по мраморным ступеням красную ковровую дорожку. Отступив на траву, пропустил скользнувшие мимо темные, скрывавшие пассажиров стекла. На ступени поднялся Верховный комиссар. Пробегая по вестибюлю, Хайд не заметил никаких приготовлений. Обычное дело, благодари Всевышнего и не проноси ничего более опасного, чем "бутылка портвейна".

Караульный у ворот выпустил его с таким видом, словно снял с рукава пылинку, и сдунул за забор. Хайд постоял, глядя на уходящую вдаль вереницу посольств и консульств, будто выстроившиеся в кильватерную колонну для какого-то бессмысленного парада большие корабли. Белые и кремовые, как нежащиеся на солнце моржи.

Ты этого не делал... это мог оказаться я, подумал он. В угоду политиканству агентов не бросали. Так не делали... и, если Шелли этого не понял, тогда он не понял ничего!

* * *

– Не пытайся меня надуть, Хайд, – предупредила Роз, когда он, войдя в номер, швырнул через всю гостиную рюкзак. Его вдруг затрясло, то ли от кондиционера, то ли после поездки в набитом людьми душном автобусе; или Дели с его жарой и шумом стал для него смирительной рубашкой, связавшей не хуже, чем Касса. Трясущимися руками налил стакан пива и осушил одним глотком. – Что теперь будем делать, Хайд? Не бесись.

Бросив сердитый взгляд, провел свободной рукой по пропыленным сухим волосам. Выхватив из холодильничка бутылку, налил второй стакан.

– А пошла ты, Роз! Я сыт всем этим вот докуда!.. – заорал он, проводя ребром ладони по лбу. – Гады, оставляют беднягу тонуть в собственном дерьме!

Помолчав, Роз спросила:

– Теперь легче? – Щеки и губы подергивались, карие глаза потемнели. – Выходит, не бросаешь? – спокойно спросила она. Затем чувства прорвались наружу. Хлопнув руками по бедрам, взорвалась: – Почему именно ты, Хайд? Почему только тебе до всего есть дело?

Хайд обежал глазами гостиную, поглядел в окно на чужой город. На столе исписанные торопливым почерком Роз свертывающиеся листы бумаги. Рядом компактный магнитофон. Как он и просил, она записала то, что было на пленке из квартиры Касса.

– Ты о Кассе? Вообще-то я не собираюсь. Разве что когда-нибудь где-нибудь и я мог оказаться в его положении. Они бросают его, потому что не хотят запачкать белоснежный костюм Шармара.

– Ничего ты не сможешь.

– Может быть.

Он отделался от хвоста, потаскав шпиков по людным улицам, переулкам, широким правительственным площадям и затащив на Главный базар. Стряхивал их по одному. Если они что и узнали, так это то, что он профессионал. Но об этом они могли догадаться и раньше. На Роз он их не вывел – так что будут поджидать у его гостиницы.

– Черт, не знаю, что делать, Роз! Но ни одна сволочь не хочет... Что на пленке? Касс, другие кусочки на английском?

– Всякое. Имена, места, даты... – неохотно начала она, как будто на допросе, не желая выдавать коллег и друзей. – Знаешь, Хайд, мне не хочется, чтобы ты связывался с этим делом... давай сматываться отсюда. Давай... – нерешительно продолжала она, не находя места ногам, – ...уберемся отсюда, сядем в самолет и... – Она умолкла, будто не взгляд Хайда, а что-то внутри нее самой помешало ей договорить до конца.

Отмахнувшись, Хайд отошел к окну. Повернулся к ней.

– Меня бесит такое отношение, Роз! Не твое, а Шелли, Сенчури-хауза, Уайтхолла! Бери шире. Когда сталкиваешься с этим, видишь, сколько здесь дерьма, Дипломаты говорят – не раскачивай лодку, политики – Не дай Бог кого-нибудь задеть. – Он потряс руками, будто грозя раскинувшемуся за окном городу. Реку не было видно, только важно проплывающие суда да свадебные торты правительственных зданий. – С Кассом, как и с Джоном Маккарти, Терри Уэйтом, Джеки Манном и всеми остальными расправилась банда преступников, а шайка бездельников, связанных между собой учебой в привилегированных колледжах, бросила его бандитам! – Он снова повернулся к ней, тяжело опершись на ее разбросанные по столу записи разговоров с пленок. – Ни одна сволочь и пальцем не пошевелит, чтобы заступиться за беднягу, которому загнали в задницу такую оглоблю! – Облизал губы. Стол ходил ходуном. – Касс не убивал эту женщину, его подставили. Шармар погряз в героиновом бизнесе, но, если ты недавно стал премьер-министром Индии да еще учился в Оксфорде с долбаным Питером Шелли, это не имеет никакого значения! Теперь Касса убьют, потому что Шармар наконец стал главным. Касса отправляют на тот свет, и никому до этого нет дела!

Отвернулся, налил еще пива и уставился на заднюю стену гостиной, будто та во всем виновата.

Наконец Роз промолвила:

– Ты уверен, что сам не отправишься с треском на тот свет?

Он в бешенстве обернулся, но почувствовал, что отчаяние проходит. Довольно спокойно ответил:

– Нет, не думаю... – Помолчав, покачал головой. – Нет, не стану превращать в дело жизни. Не больше, чем любое другое дело. Шармар погряз в дерьме и еще надеется заправлять Индией. Выходит, мне надо радоваться?

– Нет. Но ты по характеру склонен скорее жаловаться, чем протестовать или требовать. – Она шутливо, как бы защищаясь, выставила ладони. – О'кей, приношу извинения.

Почувствовав пока еще слабые признаки примирения, Хайд ринулся в атаку.

– Это ты без конца участвуешь по всему свету в долбаных демонстрациях, подмахиваешь петиции, сочиняешь договоры. А здесь просто милосердие между делом – настоящее милосердие.

– Они же на тебя сели.

– Не совсем... не полностью, – слабо улыбнулся он. – Знаешь, пора тебе показать, в какую щелку такие, как я, могут проскользнуть и выбраться невредимыми.

– Что ты можешь, дурачок? Я видела тебя, приятель, когда ты выбрался из Таджикистана. Забыл?

– Надирался, чтобы забыть, и не мог спать из-за кошмаров – помню, Роз. А что касается того, что я могу... в записях нет ничего такого, что могло бы убедить любого?

Роз неохотно покачала головой, беспокойно ерзая руками по коленям и по столу, словно пытаясь что-то стряхнуть.

Хайд уселся за стол.

– Посмотрим, что тут есть. Хотя бы что-нибудь – зацепки, ниточки... – Он деловито ворошил листы, потом лукаво взглянул на нее. – Ты заодно со мной, Роз?

Она, подумав, пожала плечами.

– Я не оставлю тебя здесь одного, приятель – это уж как пить дать.

Он улыбнулся, но она отдернула руку, когда он протянул свою.

– О'кей, посмотрим, что у нас имеется. – Удовлетворенно кивая головой, пробежал пальцем по строчкам. Негромко попросил:

– Будь добра, закажи сандвичей или чего-нибудь. И еще пива.

Она встала, закрыв своей тенью страницу. Он чувствовал и ее напряжение, и ее уступчивость. Скоро она выйдет из себя. Передавала по телефону заказ таким тихим голосом, что его заглушало жужжание какого-то насекомого.

Опершись грудью на вспотевшую руку, он удовлетворенно водил пальцем по строчкам, изредка размазывая пасту.

Взяв фломастер, стал соединять разрозненный материал. Забрал с собой в спальню, когда принесли заказанный обед, и сразу же вернулся к столу, как только официант в ливрее, получив чаевые, исчез за дверью. Касс использовал пленку в качестве черновых записей, не больше: сделанные на ходу отрывочные догадки, обрывки разговоров и переданных сведений. Хайд отметил упоминание Банерджи – к сожалению, на том свете, бедняга, и кого-то по имени Лал... это имя было вторым на клочке бумаги в коробке от сигарет. Лала он не проверял – может быть, стоит. Роз поставила на стол тарелку сандвичей и стакан пива. Он признательно кивнул.

Было еще два голоса, принадлежавшие неизвестно кому, Касс их не называл. Во всяком случае, они говорили на хинди. Город бился в окно, сильный и неумолимый, как палящее солнце. Правда, куда больше, чем башни, минареты и правительственные здания, раздражала прохлада и упорядоченность дипломатического квартала. Это и еще то, что властвовать будет один из заправил наркобизнеса. Женское имя, странно английское... знакомо ли оно Кассу?.. Нет. Сара. Он нацарапал в блокноте Роз. Сара Мэллоуби. Кашмир – плавучий отель. Сринагар. Никак Касс смешивал белый сахар с коричневым?.. Нет, судя по первым репликам, он ее не знал. Он посылал в Кашмир Лала, кем бы тот ни был... а, вот – Лал был Репортером... где, у кого?

Он услыхал звук открываемой бутылки и медленно льющейся в стакан жидкости. Показалось, что Роз почти сразу снова наполнила стакан. Его стакан был пуст, тарелка тоже. За окном день склонялся к вечеру. Наконец он подчеркнул название газеты, делийского подобия независимой "Нэшнл инкуайрер"... нет, скорее, радикальный листок, пробавлявшийся на скандалах, имевших мало общего с идеологией, Лал... ездил в Сринагар по совету Касса навести справки о Саре Мэллоуби... когда? Два месяца назад... тупик? Он отхлебнул пива из наполненного Роз стакана, у Сары Мэллоуби плавучие домики на озере Дал. Сара Мэллоуби...

Чушь какая-то...

Улыбка завяла. Достал из рюкзака карту, с треском развернул и расстелил во весь стол. Мельком глянул на город в обманчивой предвечерней дымке. Склонился над картой. Касса и мертвую женщину нашли... там. На курорте близ Сринагара. Указательный палец уперся в голубое пятно озера Дал, а большой потянулся к Гульмаргу. Дача Шармара...

...а, черт... Перечитав еще раз, он ткнул ручкой в лист, проколов его насквозь. Шармар знал Сару Мэллоуби. Устраивал прием в одном из ее...

Лихорадочно схватил магнитофон.

– На какой пленке... о той женщине, Мэллоуби, и Шармаре? – Заглянул в записи. – Пленка два, отметка счетчика 174 – вот она.

Роз молча доедала салат, запивая вином. Хайд перемотал пленку до отметки. Ему хотелось услышать слова Лала, а не просто прочесть.

– ...Узнал одного пакистанского генерала... еще там был сикхский лидер, Хушван Сингх... – На пульсирующие виски словно струилась прохладная вода. – Уверен, что англичанка – любовница Шармара... – И в конце: – Снимки я сохраню, мистер Касс, они могут быть нам полезны. Во всяком случае, они наши...

Выключил магнитофон и, вздохнув, тяжело опустился в кресло. Прищелкнув языком, расплылся в улыбке.

– О, чертовски тонкая работа. В этом деле все – пакистанцы, сикхи и семейство Шармара. Все проталкивают это дерьмо в Европу... а в другом дерьме топят Касса!

Он закинул руки за голову. Роз ждала, что будет дальше. Сглотнув, чтобы скрыть ощущение вины, затеял осторожный разговор:

– Ты ведь знаешь Кашмир, Роз? Хорошо знаешь Сринагар, и озеро Дал. Со времен, когда хипповала...

Прости меня, Господи, я не собираюсь рисковать чужой жизнью, думал он. Скажи "да", Роз... пожалуйста – Я присоединюсь к тебе, как только разыщу Лала, где бы он ни был. О, Лал, сколько ты можешь рассказать. Роз, скажи "да" – обещаю, что буду тебя оберегать.

Никакого отклика, словно все его обещания уходили в открывшийся перед ними туннель.

 

4

Навстречу неприятностям

– Вы в этом уверены, полковник?

Дневной свет плотной струей вливался в комнату. Кондиционер едва одолевал жару. Пракеш Шармар потирал вспотевшую под телефонной трубкой щеку. Окна его кабинета выходили на Коннот-плейс и разбегающиеся в стороны современные кварталы, будто водоворот, грозящий со временем засосать старый город с Красным фортом, храмами, мечетями и культовыми памятниками. Каждой спице – радиальной трассе – изначально присвоены номер и название.

Он слушал полковника разведки, можно сказать, с ужасом. Пока что он держал себя в руках, но пот, как предвестник нервного возбуждения, уже выступал на шее, на лбу, за прижатым к телефонной трубке ухом.

– Его зовут Хайд? – повторил он. – Британский агент... в отставке? Тогда я спрашиваю, полковник, зачем он лезет в наши дела? – словно торгуясь на базаре, сварливо заговорил он, таким тоном, что даже самому не понравилось. – Да-да... – нетерпеливо оборвал он, жирно подчеркивая нацарапанные в блокноте слова, рисуя в раздумье завитушки вокруг имени англичанина... австралийца, как объяснил полковник... – Да-да... знаю сэра Кеннета Обри. Мне также известно, полковник, что он ушел из британской разведки, подал в отставку! Так вы полагаете, что этот Хайд и был тем вором, который забрался в квартиру Касса?.. Вы...

Один из помощников отошел от широкого окна, и перед ним с высоты шестнадцатого этажа принадлежавшего иностранному банку здания снова открылась панорама заполненных толпами людей Коннот-плейс и окружающих ее высоких современных зданий. С телефоном в руках он подошел к окну. Дальше к югу в жарком мареве почти исчезали правительственные здания и дипломатический анклав. На мгновение при виде панорамы – а может быть, от высоты – у него закружилась голова; навязчивые образы двух несовместимых между собой Индий выводили его из равновесия.

– В таком случае, – изрек он, убеждая полковника, себя и открывшуюся панораму, – надо немедленно заняться этим человеком. Если вы убеждены, что это именно он и что он выдает себя за родственника Касса, то он здесь с какой-то другой целью. – Возможно, не следовало принимать Питера Шелли за дурака, каким он казался В.К. в Оксфорде?.. – Нет, думаю, как можно быстрее. И еще... Касс... они не должны больше встречаться. Об этом надо позаботиться уже сегодня. Благодарю вас, полковник. До свидания.

Пракеш положил трубку и вернулся к столу. Снова закурил. Детская игра, убеждал он себя, так, на всякий случай. Обри тут ни при чем, ничего серьезного. Полковник, конечно, поймет, что это должно выглядеть, как несчастный случай...

* * *

Держась в стороне, он отрешенно смотрел вслед Роз, направляющейся на рейс до Сринагара. Тучная белая женщина, поправляя на плече дорожную сумку, прошла через дверь для отлетающих пассажиров, проглотившую ее, как две стеклянные губы. Потом, увидев ее за стеклом и глядя на стоящую на движущейся дорожке уменьшающуюся в размерах крупную фигуру, он виновато подумал об ожидавших ее опасностях. Он – может быть – рисковал жизнью Роз, а это было непростительно...

Но ему нужна была информация. Шелли сам ничего не предпримет против Шармара, потому что они вместе учились в Оксфорде! Хайд поморщился – Шармара нельзя трогать. Его высокий пост – достояние политики, а Касс, да и сам он, стали обузой.

Хайд вздохнул и, глядя на потолок, прислушался к передаваемым по радио известиям на английском языке – новые зверства в Пенджабе и Кашмире. Неприятно. Роз летела в зону военных действий. Пакистанская армия, сообщала корреспондентка, укрепляет свои позиции на участках линии прекращения огня, отрезавшей Индийский Кашмир от, как теперь его называют, Азад – свободного – Кашмира. Разумеется, в новостях фигурировал Шармар – успокаивал и обещал. По потолку, как по опрокинутому ландшафту, видимому с высоко летящего спутника, скользили вечерние тени. За ними в поисках насекомых двигалась крошечная ящерка.

Избежав наблюдения, Хайд проник в гостиницу. Если комнату обыскивали, то сделали это профессионально. Ему было не по себе, не сиделось на месте, хотелось подыскать еще более безвестный отель где-нибудь на Чандни Чоук. Но на нем тяжелой цепью висели Касс и Роз. Нужно отыскать Лала, репортера скандальной радикальной газетенки, где бы тот ни скрывался. Дома его не было, но по поведению семьи не чувствовалось, чтобы он был арестован. По пути из аэропорта Хайд поболтался близ дома. Наблюдения не было – может быть, они не знали о Лале? Из дома выходила и вернулась с покупками молодая женщина в традиционной одежде и не сочетавшейся с ней вязаной кофте на пуговицах. Перед домом играл ребенок. Либо умная приманка, либо все чисто.

Надо как можно скорее попасть в Сринагар к Роз. Еще один отданный самому себе бредовый приказ.

Перекатившись по кровати, встал и свернул пробку с бутылки эвианской воды – запечатанной во Франции, что отличало ее от подделок, от которых после первого же глотка болит живот. Отпил тепловатой воды. Вещи уложены. Мидлендский учитель готов съезжать. Счет оплачен. Хайд подошел к окну. Без помощи со стороны ему одному не вытащить Касса. Потребуется давление, рычаг. Нам известно о твоих делах с травкой, с героином, В.К – – прошу прощения, но не отпустить бы тебе нашего человека в обмен на наше молчание?.. В обмен на мое, Шелли, молчание. Этот малый, Хайд, угрожает рассказать газетам, если ты не отпустишь нашего парня...

Хайд, ухмыляясь, наблюдал за сменой своего караула на жаркой, с чернильными тенями, набитой людьми улице. На его телефонный звонок в газетенку, где работал Лал, ответили: "Господин Лал в отпуске", что вряд ли было правдой. Второй звонок подтвердил такое предположение. Испуганные объяснения женщины были внезапно прерваны. Лал в бегах или скрывается. Сегодня вечером Хайд удостоверится.

А вот и они. Даже сыщики, передавая дежурство, внешне соблюдали индийский ритуал взаимной вежливости... старая бригада побрела прочь; новая, более настороженная, выбирала укромные места, подворотни, невинные занятия. Он глядел вслед удаляющейся в толпе сдавшей дежурство бригаде...

...возвращаются. Медленно, намеренно спокойно поднес к губам бутылку с водой, отошел чуть в сторону, но чтобы не упускать из виду улицу. Трое карауливших отель вернулись обратно, подкрепляя свежую смену. Теперь их шестеро...

Он критически оглядел свою трикотажную майку. Фирменный знак доброго эля из Средней Англии, как и грязные кроссовки и дешевые бумажные брюки стали откровенной насмешкой над маскировкой. Теперь его видно насквозь. Державшая у губ бутылку рука напряглась, по коже пробежал озноб, будто он вошел в холодильную камеру. Ухо уловило звук сирены, и караулившие его люди сразу засуетились. Его арестуют, а в вещах неизбежно найдут наркотики или какое-нибудь незаконное оружие – что угодно, лишь бы засадить его в камеру по соседству с Кассом, пока не примут решения о похоронах.

С преувеличенной осторожностью поставил бутылку на рахитичный стол. Достал из сумки пистолет, загнал патрон в патронник и сунул пистолет за пояс, выпустив майку. На секунду вернулся к окну. Сквозь толпу доносился хриплый вой сирены. На улице остался только один. Второй, должно быть, позади отеля. Возможно, двое. Остальные, взбежав по лестнице, ворвутся в комнату через...

Пора уходить.

Рядом со шпиком в вечернем свете возникли две фигуры полицейских в форме.

Забросив на плечо рюкзак, открыл дверь. Под ногами заскрипели рассохшиеся от жары и старости половицы. Из номеров, в том числе из его собственного, доносятся звуки радио; слышны разговоры. Перегнулся через перила галереи. У конторки портье решительные голоса. В запасе считанные секунды. Задний выход через кухню отпадает. Вернулся к своему номеру, дошел до конца коридора и по шатким покоробившимся ступенькам взобрался на чердачный этаж, где спала прислуга. Голые доски, облупившаяся краска, запах мочи, несмотря на раскрытое над узеньким проходом слуховое окно. Он протянул руки. Низкий потолок, окошко рядом. Ухватился за деревянную раму. Дерево крошилось, к пальцам прилипла старая облупившаяся краска. Выдержит. Подтянувшись, высунул голову наружу, в лицо ударил горячий воздух. Просунув тело в окошко, как уставший пловец из воды, стал выбираться на покатую крышу. Освободив ноги, припал колотившимся сердцем к деревянной щепе.

Приподнявшись, закрыл оконце. Вряд ли величайший обман на свете. Огляделся. Сидя на корточках у тесной клетки с воркующими голубями, на него смотрели два большеглазых мальчугана. На плоской крыше соседнего дома коза жевала пожелтевшую траву. Багровый шар заходящего солнца слепил глаза. Редкие телевизионные антенны, тут и там воздвигнутые на плоских крышах жестяные или картонные лачуги для деревенских родственников, друзей, нуждающихся. Поблескивавшие в лучах солнца браслеты на запястье женской руки, бросавшей зерно цыплятам.

Хайд подошел к краю крыши. Можно двинуться по крышам, но это все равно что идти по открытому полю, тем более что белый человек уже привлек внимание обитателей крыш. Он поглядел вниз на проходящий сбоку гостиницы темный вонючий проулок. По нему, удовлетворенно испражняясь, брела священная корова. Лежащая на боку тележка со сломанным колесом. Запах гниющих фруктов и разлагающегося мяса. Вынюхивающий съестное тощий пес. У заколоченных дверей две скрюченные фигуры. Должно быть, нищие. Или мертвые.

Держась за край крыши, Хайд повис, нащупывая ногами оконный карниз. Удерживая равновесие под тяжестью рюкзака, будто ручная обезьяна, скользнул вниз на подоконник. В темной комнате вроде бы никого. Спустился еще на этаж, присев на подоконнике, чтобы перевести дух. Потом на первый этаж...

Заслышав голоса на крыше, запаниковал, и с высоты восьми – десяти футов свалился в скользкую зловонную грязь. Удержался на ногах, ухватившись за голую бетонную стену дома. Запахи гостиничной кухни...

...и почувствовал прижатый к виску ствол пистолета. Шею обожгло отвратительное жаркое дыхание дрожащего от возбуждения торжествующего полицейского.

* * *

Когда они вошли в камеру, Касс, не успев испугаться, медленно поднял глаза. На стене напротив горели последние красные лучи заката. Не успел он спустить ноги и сесть, как они уже стояли по бокам. Двое в цивильных костюмах. Ни тюремного надзирателя, ни Джавала, ни одного знакомого лица. Он было открыл протестующе рот, но это было ни к чему, потому что они, всовывая его руки в пиджак, держались чуть ли не почтительно, как пара портных при срочной примерке. Когда они выводили его из камеры и вели по неожиданно опустевшим коридорам, хватка была твердой, решительной, но в то же время странно обходительной.

Он был не в состоянии сопротивляться, как если бы это означало неумение держаться в обществе. Даже при том, что он понимал: его забирают из тюрьмы по приказанию Шармара, и эти приказания безусловно включают его убийство и избавление от его тела.

Убит при попытке к бегству...

* * *

Помедли он еще мгновение после того, как телом почувствовал пистолет и радостную дрожь державшего его человека, было бы поздно. Он отбил пистолет вверх и в сторону и оглох от непроизвольного выстрела. Его противник не успел отвернуться и, хлопая большими карими глазами, бессмысленно уставился на него. Хайд ударил его головой, и он отлетел назад. Обжигающий пальцы ствол пистолета остался в руке у Хайда. Индиец, держась руками за разбитый нос, повалился на землю, а Хайд, не оглядываясь на крышу, откуда раздавались встревоженные крики, понесся по переулку. Свернул в другой, еще более узкий, завешенный поперек, будто стыдливо прячущим грязь, выстиранным бельем. Потом, за следующим углом, влетел в набитую галдящей толпой улицу... и сразу стал невидимкой. Цел.

В уличном очаге гудело пламя, от запаха пищи кружилась голова. Поминутно извиняясь, он протискивался сквозь то редеющую, то густую толпу. Над навесами и верандами темно-синее небо. Изредка оглядывался, но в море лиц было невозможно выделить хотя бы одно, а похожая на травяное поле толпа нигде не расступалась перед целенаправленным движением погони.

Он стал медленно, но все более целеустремленно пробираться к вокзалу. Выбравшись из тесных улиц, оказался перед портиками неизвестного храма. Окруженная стенами, дворами и кривыми улицами старого города привокзальная площадь казалась здесь чужой. Чем-то в британско-азиатском духе. Над крышами вокзала в окружении теплых звезд сиял серп луны.

Войдя в главный зал, отыскал в камере хранения нужный ящик. Достал оттуда дорожную сумку поприличнее потертого рюкзака, сунул рюкзак на ее место. В сумке с модной эмблемой новые документы, одежда, деньги, еще один пистолет. Поднимаюсь вверх по социальной лестнице, констатировал он с циничной иронией. Требуется отель получше, рядом с междугородней автобусной станцией, номер с кондиционером и телевизором, как приличествует обозначенным в паспорте данным и сложенной в сумке одежде. Оглядел зал, ища туалет. Лучше переодеться сейчас, оставить старую одежду в ящике и появиться в новом отеле гладко выбритым... кто он теперь? Журналист?

В туалете чисто, тонкая струйка воды слегка ржавая, но горячая. Поставив сумку у ног, стал бриться. Зеркало запотело от воды. Приятно, успокаивает. Индийцы входили и выходили легко, непринужденно, жители Запада спеша и целеустремленно с легким, но заметно презрительным недоверием к канализации. В кабинке стонала жертва расстройства желудка, на чем свет стоит кляня страну и ее отсталость. Хайд ухмыльнулся в зеркала. Тебе же говорят: бери с собой таблетки, не пей воду, не клади лед в виски...

Наклонившись, смыл остатки пены с шеи и щек. Подняв глаза, понял, что его засекли.

Вернее, его здесь ждали. Они были достаточно осведомлены в отношении того, что СИС неизменно использовала камеры хранения для передачи оружия, документов, удостоверений и одежды. Или информацию подбросил Диксон или какой-нибудь другой негодяй из Верховного комиссариата – так, для смеха.

Человек в зеркале был высок для индийца, строен, хорошо сложен, держался непринужденно. Хайд продолжал плескать на лицо мыльную воду из раковины, наблюдая за ним из-под полуопущенных ресниц. В слегка замутненном зеркале видно, что тот твердо настроен терпеливо ждать. С явным интересом читал "Иллюстрейд Уикли оф Индиа". Ни в чем не переигрывал.

Пистолет, должно быть, в кобуре под мышкой. Судя по тому, как прикуривал, не левша. Карман оттягивает уоки-токи, обнаруживая под пиджаком очертания кобуры. Должно быть, уже вызвал подкрепление. Подхватив сумку, Хайд не спеша направился к дальней стене с рулонами бумажных полотенец. Оторвав полотенце, принялся тщательно, обстоятельно вытирать лицо. Должно быть, уже принялись за Касса... может быть, уже прикончили? Необязательно. В данный момент их вполне устроит заполучить его самого. Возможно, захотят узнать, что Касс рассказал Хайду, можно ли ему, Хайду, верить, стоит ли доверять однокашнику по университету. Но в общем-то ребята шустрые и свое дело знают.

Так и должно быть – ведь работают на самого, черт побери, премьер-министра Индии.

Придется двигаться к двери. Индиец ждет подкрепления, но готов действовать. Удрать не даст.

Громко фыркая, Хайд кончил вытирать лицо. Поднял сумку и, будто ничего не замечая, беззаботно побрел к выходу. Индиец аккуратно сложил журнал и положил на соседний стул. Полез рукой во внутренний карман то ли за бумажником, то ли за расческой. Сумка в руках Хайда, поравнявшись со шпиком, напряглась, словно пес на поводке. Затем ударила ему в пах. Морщась от боли, парень громко охнул и задержал руку, машинально стремясь ухватиться за больное место, – вполне достаточно. Чтобы не вскрикнул, Хайд ударил индийца ребром ладони по горлу. Два коротких прямых под ложечку, затем, когда тот скорчился, свинг в голову. Не ожидая, пока парень очухается и поднимет шум, выскочил в главный зал, шаря глазами в толпе, не видно ли знакомых фигур, движений, жестов, прижатых к щекам уоки-токи, пистолетов.

Ничего такого... пока что. Торопливо двинулся между книжными киосками, лотками с едой, мимо скопления нищих, возвращающихся из города пассажиров, сгрудившихся в ставшей для них привычной обстановке туристов. Один раз оглянулся. В туалет входил железнодорожный служащий, но пока никакой толпы, ни расталкивающих зевак сыщиков или полицейских.

Его окутал влажный ночной воздух. Сразу выступил пот. Надо прятаться. Выбросить сумку, достать другую, найти отель получше...

Однако работали они хорошо и быстро, знали точно, кто он такой и зачем находится в Дели... и, несомненно, знали, что работает в одиночку, вне рамок закона. Если его уберут, не то что волн, ряби не будет видно...

* * *

Если не обращать внимания на дым пожаров, начавшихся прошлой ночью во время индуистских бесчинств в мусульманских торговых кварталах, озеро Дал было таким же восхитительным, как в те времена, когда Роз было восемнадцать. Спокойная жемчужного цвета вода под легкой вуалью тумана, который исчезнет, не пройдет и десяти минут. То возникая из тумана, то исчезая в нем, по озеру скользили шикары торговцев, изредка вспугивая затаившихся в тростнике одиночных уток. Туман усиливал голоса щебечущих птиц. С резного карниза крыши веранды плавучего домика после ночного дождя падали жемчужины капель. В утреннем воздухе пока еще витали только ароматы природы. Завтрак еще не начинали готовить, а древесный дымок от титана не ассоциировался с людьми, наоборот, воспринимался как частица чарующей картины и навевал воспоминания.

Начало семидесятых. Ее юность. Травка, праздность, секс... до того как превратилась в грузную седую женщину. Она провела здесь, в Сринагаре, и в более отдаленных уголках Кашмира с перерывами три года. И ничуть не жалеет. Вспомнилась непримиримая ненависть отца к той, кем она стала – или делала вид? – хвативший его удар, когда узнал, что она пускает на ветер деньги покойной матери... Теперь даже все это давно позади. Ей не нужно марихуаны или чего другого, чтобы, как в те давно ушедшие дни, выбросить из головы отца. Травка, праздность, секс – она улыбнулась, возвращаясь мыслями к отцу. Нужно посоветовать Хайду... не закончив шутливую мысль, вспомнила, зачем она здесь...

...к тому же на квадратной крытой площадке своего плавучего домика в тридцати ярдах по воде, держась с небрежной природной элегантностью, правда, чуть косолапя, появилась Сара Мэллоуби. Увидев Роз, помахала рукой. Роз приветливо махнула в ответ. Звонким, не хуже птицы или уличной торговки, голосом Сара Мэллоуби спросила:

– Доброе утро, как спалось?

– Спасибо, хорошо, – прочистив горло, откликнулась Роз.

Муэдзин призывал правоверных к молитве... в мечети Хайда ко всем верующим следовало относиться с подозрением. Озера, выступающих из тумана окружающих его холмов, высящихся позади гор будто не было. Не было и ее, восемнадцатилетней. Она никогда не сбегала в Кашмир из Мельбурна. Ей еще предстояло предстать перед отцом и рассориться до того, что в следующий раз ей уже доведется увидеть его незрячее, подкрашенное бальзамировщиком лицо. Ничто из того, что она говорила, его никогда не трогало. В тяжелом осуждающем взгляде отца она всегда читала только досаду и разочарование.

Поручение Хайда. Она встала. Весь дом был в ее распоряжении, потому что сезон только начинался. Как объяснила Сара Мэллоуби, когда они прошлой ночью при свете фонарика англичанки волокли по дорожке ее чемоданы, "мне еще повезет, если обойдусь без убытков – не ехать же людям в зону военных действий, правда?".

"А я здесь что из благодарности Хайду, за то что он обратил на меня внимание? – размышляла она, следуя по узкой дорожке за Сарой Мэллоуби. – Из-за того, что он сделал меня не такой примитивной, в чем всегда упрекал отец?" Отмахнулась от этой мысли. Хайд хотел знать об этой женщине...

...которая, элегантно косолапя, вышагивала от своей дорожки к дорожке, ведущей от домика Роз в Сринагар. В пришвартованной позади домика кухне вовсю кипела работа, а сынишка повара, шлепая босыми ногами по деревянным мосткам вдоль борта, опускал тенты от прыгавшего, как тигр с гор, солнца, уже разорвавшего огромными золотыми лапами остатки висевшего над водой тумана. Ботинки Сары Мэллоуби застучали по настилу домика. Роз сбросила шаль – напоминание о прохладных кашмирских ночах и о прошлом – и через гостиную и узкий проход между спальнями пошла навстречу.

Сара смахнула с лица длинные золотистые волосы. На миг на них упало солнце, и они вспыхнули, словно солома. Роз завидовала ее манере держаться, ее стройной талии, ее утонченности. В присутствии Сары она на какой-то момент почувствовала себя той самой стоящей перед отцом неуклюжей простушкой, хотя в это время англичанка была занята оживленным разговором с поваром и его женой, делая заказы на день. Потом она позволила Роз провести ее на веранду, к плещущемуся о деревянные ступеньки озеру. Но и здесь Сара, заложив ногу на ногу, села первой, снова смахнув с красивых щек волосы, и расправила юбку. Белая госпожа, скорее злорадно, нежели с завистью, подумала испытывающая чувство вины Роз.

– Прекрасно... рада, что вы выспались. Мне кажется, что живу только ради этих ранних утренних часов!.. А вы... вы говорили, что и раньше жили в плавучем домике на этом озере?

Сара Мэллоуби наблюдала за этой утвердительно кивавшей австралийкой. Круглое, как луна, лицо – приятное, но простое, как у многих женщин средних лет. В школе была пухленькой подружкой и зеркалом, подчеркивающим достоинства какой-нибудь красивенькой девочки. Сара потянулась.

– Вы упомянули, что знаете Сринагар. Вчера, когда приехали... – заметила она.

Австралийка кивала, обводя взглядом озеро Дал, горы, храмы, заросли тростника и водяных лилий.

– Так давно. – Теперь, когда она вернулась в края, существовавшие только в ее воображении – или в воспоминаниях юности, что было не меньшей иллюзией, – женщина казалась растерянной, не уверенной в себе. В конце семидесятых годов, когда Сара сама впервые сюда приехала, в Кашмире были сотни австралийцев, англичан и американцев, наводнявших Сринагар, озеро, окружающие деревни и городки, как пепел рассыпанных по холмам. Эта женщина бежала... от чего? От собственной простоты и некрасивости, от невероятной монотонности жизни в Австралии? – Жила здесь с перерывами почти пару лет. Моя растраченная напрасно юность... – У женщины поразительная улыбка – теплая, почти блаженная. Чувствовалось, что эта круглолицая грузная женщина, полноту которой плохо скрывало свободно ниспадающее платье, либо счастлива в настоящее время, либо испытала счастье совсем недавно.

– У всех у нас... – сухо ответила Сара, испытав укол неприязни, словно легкую головную боль. – Прошлое... – Тяжелый вздох выглядел неестественным. Женщина, казалось, не заметила.

Прошлое. Пожалуй, когда на улицах и на берегу озера валялись грязные хиппи, здесь было лучше. Лучше они, чем все более удушающая атмосфера мусульманского Кашмира, ненавидевшего центральное правительство и ненавидимого им...

...лучше, чем вынашиваемые В.К. тайные замыслы создания другой Индии.

Лучше, чем видеть разорванные, залитые кровью тела после еженощных злодеяний, которым, сдерживая армию и поддерживая на высоком уровне контакты с кашмирскими сепаратистскими группировками, позволял свершаться В.К. Потому что все возрастающее брожение делало Кашмир неуправляемым. Тем легче будет его сдать, когда придет время. Она потерла лоб. Ей была ненавистна причастность к этим сведениям; она уже не находила особой привлекательности ни в тайной деятельности, ни в исходившем от собиравшихся в ее доме людей могуществе. Участие в заговоре стало упражнением в способности подавлять чувства, владении техникой допроса. Это приводило ее в бешенство. Зачем еще ей нужно было с деланным интересом поддерживать разговор с этой лондонской толстухой, выведывать новости о местах, к которым она питала отвращение, о стране, которую она покинула почти двадцать лет назад? Старое прошлое.

Проклятый В.К. назначил на этот уик-энд очередную дьявольскую встречу с пакистанскими генералами, сикхами и кашмирскими вождями!.. Чтобы планировать, организовывать, решать... предупреждать и держать в своих руках. И столько насилия, столько убийств. Хладнокровных, зверских, изощренных. Таких же изощренных, как торговля наркотиками, сколотившая состояние семье Шармаров и давшая возможность взять под контроль сепаратистов. Рискованная стратегия – в которую я больше не верю!.. Cri de coeur, дорогая, тут же поправилась она. Слишком поздно хочешь стать честной.

– Раньше здесь было куда проще, – заметила она. И с горечью добавила: – И намного спокойнее.

– Я уж было отказалась, – начала Роз, – не хотела ехать дальше Дели. Потом подумала: какого черта? – Пожала плечами. – Кажется, просто не верила. Неужели так плохо?

Сара махнула с сторону стелющегося под утренним ветерком, будто серое полотно, дыма.

– Прошлой ночью было не так плохо. Заметили солдат в аэропорту? – Роз кивнула. Казалось, она живет прошлым, почти не нарушаемым происходящими событиями. Должно быть, ради этого она и продолжила путешествие. Настоящее было всего лишь газетными сообщениями. – У нас здесь никаких неприятностей не было. Сейчас здесь только вы да пожилая американская пара – вон в том домике, зеленом с розовым. Остальные вчера уехали.

– Сколько у вас домиков?

– Четыре... и, конечно, мой собственный.

– Вы тоже влюбились в это место?

Сара чуть не поморщилась, будто от дурного запаха или чего-то противно скользкого. Потом смущенно подумала, что слишком легко отмахивается от прошлого.

– Да, – натянуто ответила она, – пожалуй, да.

В дверях веранды с листиками меню на день возник поваренок, прелестный мальчуган с очаровательной улыбкой. Не дав ему говорить и едва взглянув, согласна ли Роз, Сара произнесла:

– Сегодня у нас французский завтрак, Хамди. Скажи отцу, чтобы не перегрел рогалики и не подпалил тосты. Кофе? – обратилась она к Роз. Та кивнула, расслышав английское слово в непонятном потоке хинди. Важно кивнув, мальчик исчез за занавеской. Мгновение спустя загремели горшки, сигнализируя, что приказание понято.

– А вы, я вижу, явно... влюблены в Кашмир?

Женщина снова кивнула. Казалось, под взглядом Сары она на глазах превращается в нескладного подростка. Неловко подавшись вперед, обхватив руками колени, она как бы примирялась с чувством неполноценности и собственной невзрачностью по сравнению с чужой ленивой самоуверенностью.

Роз наблюдала за следившей за ней соперницей. Было чертовски легко играть роль, которую от нее ожидали: безыскусной, туповатой, наивной, слезливо-сентиментальной. Сара Мэллоуби, по всей видимости, была полностью удовлетворена тем, что распознала ее и, узнав, могла позволить себе сбросить со счетов. Во взгляде больше никакой подозрительности.

У женщины натянуты нервы, она на кого-то обижена, и ей все до смерти надоело. Говорит, лениво растягивая слова, а в чуть заметно дрожащем голосе неуверенность. Такие голоса Роз уже доводилось слышать, когда она время от времени дежурила на "телефоне доверия". Подобно многим голосам на этой линии, если не считать тех, кто давно перестал оправдывать и обманывать себя, он выдавал заблудившуюся, оказавшуюся в безвыходном положении душу. Устоявшиеся привычки и манеры были не в состоянии скрыть смертельную усталость. Хайд, разумеется, ничего бы этого не заметил.

– Как нынче Лондон? – небрежно спросила Сара Мэллоуби, откидываясь в тихо, не громче плеска воды, скрипнувшем плетеном кресле.

– Жарко, душно и полно туристов. Вы там бываете?

Сара покачала головой.

– Не была много лет. Предпочитаю Нью-Йорк, если говорить о творении человеческих рук... или Дели, в подходящее время года. Иногда Токио.

– Порой удивляюсь, почему до сих пор живу в Лондоне, когда здесь... – В голоса перекликавшихся в своих шикарах торговцев вклинился слабый звук полицейской сирены. Звук сирены постепенно затих. Роз зябко повела плечами. – Понимаете, что я хочу сказать...

– Думаю, что понимаю.

Поваренок с отцом подали завтрак. Завтрак для белой госпожи, хозяйки, подумала Роз; любовницы Шармара, пришвартованной к берегам озера Дал так же надежно, как ее плавучие домики, и точно так же не имеющей руля. В лучах восходящего солнца блеснул перьями зимородок. Сара Мэллоуби остановила на нем свой взгляд, будто увидев воображаемый выход или даже мечту. Роз постаралась сделать вид, что не заметила, как англичанка, будто очнувшись, тряхнула головой и резко откинула рукой волосы. Овладев собой, холодным равнодушным взглядом окинула окружающую панораму. На солнце поблескивали цепи, приковавшие домики к берегу. На фоне гор сияла куполами мечеть Хазратбал.

Взяв тарелочку, Роз положила себе рогалик. Повар налил кофе.

– Лондон, должно быть, здорово изменился... – тихо произнесла Сара. Прежде чем ответить, Роз смахнула с уголка рта хлебную крошку. Как ее не пожалеть...

...а Хайд предупреждал: "С этим смотри в оба. Все равно что прицелиться в самого себя..."

Посему изобразила, как могла, сентиментальную улыбку.

* * *

Дом Лала, второй и третий этажи которого сдавались родственникам и всяким жильцам, находился на Деш Банду Гупта-роуд, к северу от Главного базара в районе Пахаргандж. Меньше чем в полумиле от вокзала, где от брошенного им камня разбегались круги. На Ашока-роуд, в десяти минутах от Коннот-плейс, он нашел не очень дорогой отель, снял номер, попробовал отдохнуть – нелегкое дело, – глядя, как по ладони расползается синяк. Дважды за ночь он нетерпеливо поднимался с постели и отправлялся искать дом Лала. Улицы прочесывали полицейские машины и пешие патрули, другие машины, двигавшиеся целеустремленно, явно не возвращаясь домой и не отправляясь на ранние встречи. Его никто не останавливал. По улицам шагал мужчина в летнем костюме модного мешковатого покроя, свободно повязанном галстуке, очках. Респектабельный житель Запада.

Теперь, когда в небе стали видны окаймленные золотом облака, он снова стоял перед зажатым между неряшливым постоялым двором и крошечной мечетью узким домом Лала. У постоялого двора грохотала мусороуборочная машина. На улице прибавилось загрязняющих воздух автомобилей. Дальше по улице под взглядами ранних зевак шли съемки какого-то дрянного индийского фильма о полицейских и ворах – по Деш Банду до Главного базара, визжа тормозами, гонялись друг за дружкой автомашины. Направляясь к дому Лала, Хайд не спеша прошел мимо съемочной группы и аплодирующей толпы. Как и на всех съемках мира, здесь царил обязательный антураж и, как везде, необязательно приносивший нужный результат.

Изменив голос, он снова позвонил. Лала не было дома, он "уехал по делам". В газете он все еще числился в "отпуске".

Он сделал еще один звонок, в тюрьму, еще до того как купил ранний выпуск "Таймс оф Индиа"; и прочел о побеге Касса из места заключения. В телефоне потребовали, чтобы он назвал себя, – такая строгая скрытность обеспокоила Хайда. Газета содержала недвусмысленный ответ. "Убийца Сирины Шармар бежал" – вопила первая полоса. Фотография Касса, плохая, крошечная по сравнению с роскошным снимком покойной киноактрисы. Заявление В.К.Шармара и заверения шефа полиции. За чудовищную небрежность по отношению к опасному преступнику служители тюрьмы понесли наказание. Словом, лишний раз доказано, кто такой Касс. И, когда найдут его труп – то ли утонувшего, то ли покончившего с собой, – дело автоматически закроют.

Статья рассчитана на то, чтобы поставить его – прежде всего его – в известность, что уже поздно и что до Касса ему не добраться. Затем по-дружески предупредить Шелли и подтвердить его самые кошмарные предположения, что Касс действительно совершил это преступление... а уж потом оповестить Индию, что Касс нигде не скроется.

Пока от него не избавятся.

Но они захотят знать – разве не так? – что известно Хайду, что передал Касс, зачем Хайд здесь, послал ли его Шелли... и только потом убрать? Но, чтобы этому помешать, нужно во чтобы то ни стало отыскать Лала, запрятавшегося в щель Лала, черт бы его побрал. Поэтому надо торопиться. Вчера поздно вечером он звонил Роз, чтобы сообщить новый номер телефона и свое новое имя. Она еще не вступила в контакт с Сарой Мэллоуби, только записалась в чертовой книге постояльцев, – он навел справки.

Небо стало блекло-голубым и потерялось в выплеснувшемся на Деш Банду солнечном свете. На фасаде дома Лала давно открылись ставни. На тротуарах уже много народу. Лал со своей большой семьей занимал первый этаж и переднюю часть следующего. В окнах появляются лица, мелькают женские фигуры. Он расспросил бакалейщика на этой стороне улицы, у которого делала покупки жена Лала. "Да, мать Лала, ее мать, тетка, трое детей, дедушка...", потом другие жильцы, в том числе живущий отшельником белый, о котором бакалейщик отзывался со сдержанным презрением. Один из тех, кто из-за пристрастия к наркотикам давно выжил из ума, хотя все еще ползает между домом, ближайший; кинотеатром, баром и мечетью. Сначала исповедовал буддизм, теперь поменял его на откровения пророка Магомета.

Был уже десятый час, когда жена Лала в кричащем зеленом с золотом сари, сверкая браслетами, вышла из дома и, повернув на запад, направилась по Деш Банду. "Много лет е видел Лала... раньше работали вместе, пока не перевели в Лондон. Узнал, что живет где-то здесь?.."

Для жены такой легенды достаточно. Как матадор бросился в поток машин, перебегая на другую сторону улицы ярдах в сорока позади нее. Лата. Нагоняя ее, Хайд ускорил шаги.

Женщина остановилась у витрины магазина национальной одежды. Внимание, с каким она разглядывала мужские рубашки, было чуть-чуть неестественным. Хайд встал рядом – она отшатнулась, хотя он намеренно держался как праздный любитель разглядывать витрины. Она испуганно глядела на него. Телефонные звонки с расспросами о Лале... газетное сообщение о побеге Касса? Он взял ее за тонкую, увешанную браслетами, кисть.

– Лата... вы ведь Лата, супруга Лала? Помню!..

Ничтожный фарс был противен и бессмыслен, но нужно как-то избежать внимания и подозрения окружающих. Говорит ли она по-английски?

– Да, – неуверенно произнесла женщина. – Я вас не знаю... сэр, – возразила она, вежливо напоминая о разнице в происхождении.

– Дейв... Дейв Холланд. Не помните? Это было давно. Да и познакомились на ходу... Я тогда работал с Лалом. Отозвали в Лондон... теперь снова здесь. Пришел поискать его, узнал вас, вы нисколько не изменились!.. – Подозрительность не исчезла, но он видел, что ко всему прочему стал нежданной помехой, неуклюже вторгался в тайну, грозя вызвать неприятности. Хорошо – значит, ей известно, где Лал. – Признайтесь, вы меня совсем не помните, не так ли?

Хайд изобразил самую обворожительную улыбку. С ее изящного, с тонкими чертами лица, из огромных карих глаз исчезли последние остатки подозрительности. Она покачала головой, пытаясь, несмотря на натянутые нервы, улыбнуться.

– Мистер... Холланд? Извините, мистер Холланд, не помню. Вы работали с Лалом?

– Да, много лет назад. До того как он перешел в "Коншенс оф Дели"... вообще-то я надеялся, что, может быть, снова поработаем вместе. Расходов, знаете ли, у нас не жалеют. И, как понимаете, помощник из местных совсем бы не помешал. Когда его можно увидеть? Он сейчас не дома?

В ужасе оглядываясь, решительно затрясла головой. Он по необходимости продолжал не к месту улыбаться, как бы не замечая изменения в ее настроении. Все еще удерживая ее худенькую руку, чувствовал, как она дрожит.

– Нет, нет... его нет, уехал по делам. Я... извините, с ним нельзя связаться...

– А-а. Не знаете, когда вернется?

– Он не сказал. Когда вернется, я ему передам. У вас, наверное, есть номер телефона, мистер Холланд?

Наконец-то вспомнила наставления, которые, должно быть, вдалбливал ей Лал.

Хайд неохотно пожал плечами.

– Думаю, что есть. Но пусть не затягивает. Как только вернется...

– Да-да, – торопливо заверила она, будто куда-то опаздывая. – Сдерживая дрожь в пальцах, Хайд отпустил ее руку. Она отдернула ее и, отпрянув, заторопилась прочь. Потом, обернувшись, кивнула головой. – Да, я ему передам, мистер Холланд, передам.

Хайд посмотрел ей вслед, потом отвернулся и не спеша перешел на другую сторону улицы. Она несколько раз оглянулась, с каждым разом все больше успокаиваясь. Наконец, не оглядываясь, заторопилась.

К тому времени Хайд, прячась в толпе, лавируя между лотками, тележками, священными коровами и брошенными машинами, спокойно, уверенно следовал за ней по другой стороне Деш Банду. Он был уверен, что она направляется к Лалу и, ничего не подозревая, ведет его.

* * *

Роз не нравилось, что ей приходится пользоваться, как она думала, методами Хайда или, скорее, перестать быть в отношении Сары Мэллоуби доброй самаритянкой, бескорыстно выслушивающей по телефону интимные исповеди. Что ни говори, а она шпионила за этой женщиной. Шпионила... Хайд всегда называл себя агентом. Она не была агентом, ей за это не платили и не давали приличную пенсию, дабы смягчить неприятное ощущение от того, что ты вторгаешься в чужую жизнь. Именно такое ощущение она испытывала, толкаясь вместе с англичанкой по торговым улицам Сринагара.

Особенно после того, как она стала замечать...

Сара Мэллоуби руководила закупкой продуктов для четырех домиков на предстоящий уик-энд. Во-первых, бросалось в глаза количество, потом выбор и разнообразие и, наконец, мусульманский элемент. С ними были говорившая на урду женщина и индус, по всей видимости, шеф-повар, которому очень не нравилось присутствие женщины. К Роз, платившей за себя белой госпоже, это, правда, не относилось. Женщина явно была мусульманкой – плотно облегающая голову цветастая шапочка, длинная блузка свободного покроя, завязанные на щиколотках шаровары выделялись на фоне деревянных и кирпичных стен по бокам узких улиц. Роз немного понимала урду... к тому же особое мясо, заказанное в лавке, где жена мясника была в скрывавшем ее с ног до головы черном одеянии и чадре. Роз заметила ее, когда та проходила мимо открытой задней двери. Но уже цвет мяса и язык покупателей говорили сами за себя. Выходит, Сара Мэллоуби ожидала целую компанию строгих мусульман?

Душно, как после пронесшегося муссона. На узких улицах не протолкаться от людей. Воздух насыщен запахом потухших пожаров и страхом перед новыми. На углу улицы пятно высохшей крови с жужжащими над ним насекомыми. Сара через женщикну-мусульманку торговалась с мясником. Видно было, что ее здесь знают и уважают. Мяснику нравилось торговаться, отбирать мясо, присутствовать при ритуальном заклании. Роз уловила запах медленно выпускаемой крови – а может быть, он возник в ее памяти – и зажала рот рукой, сглатывая застрявший в горле комок. Хотела было отвлечься и перейти на другую сторону улицы посмотреть на витрину с изделиями из папье-маше, но вспомнила о строгих наставлениях Хайда. Если коротко, то войти в доверие и держать под наблюдением. В качестве уступки позволила себе глядеть в окно, за которым под искореженными оконными рамами у опаленной огнем побеленной кирпичной стены виднелись мешки торговца зерном. Рядом с лавкой зеленщика разглядела женщину, сидевшую на корточках рядом с огромной корзиной выловленных в озере сазанов.

Наконец Сара закончила дела с мясником и, виновато улыбаясь, вышла вместе с Роз на шумную полную запахов улицу. В голове по-прежнему крутились мысли о Хайде и о том, для чего она здесь. "Пакистанские генералы", говорил Хайд, пересказывая полученные от Касса сведения, "Строгие мусульмане".

Но количество заказываемых мяса и овощей, рыбы и фруктов, и это, когда дела идут хуже некуда, когда всего постояльцев она да двое пожилых американцев... ей не понравилось, с какой легкостью у нее возникают подозрения! У лавки зеленщика она обезоруживающе улыбнулась Саре. Мимо проехал рикша с нагруженной доверху тележкой. Сринагар был насыщен угнетавшими ее запахами. Она еще острее чувствовала себя виноватой. Озадачив Сару, но не вызвав подозрений, покачала головой. Здесь тебе не добрые самаритяне, оправдывалась она. Хайд сказал, что Касса подставили и ему угрожает опасность, – и она, надо же, согласилась быть у него на побегушках, пока он не сможет приехать сюда сам! Черт тебя побери, Хайд, лучше бы тебе не пришло в голову взвалить на меня такую работу...

– Да, – рассеянно пробормотала она, глядя на выставленные красивые вазы из папье-маше, на которые указывала Сара. Она дежурила на "телефоне доверия", помогала в центре спасения животных, вступила в "Международную амнистию", направляла письма, когда не могла лично участвовать в маршах протеста, – и все потому, что была оптимисткой, не желающей верить в людскую злобу! Хайд всегда ее в этом упрекал. Вот и теперь ее хуже болей в животе мучили и подозрения в отношении Сары, и зияющая брешь на месте взорванного несколько дней назад магазина. Мухи, вьющиеся над разорванным на куски псом, останки которого никто не удосужился убрать. – Да... – повторила она с таким видом, что Сара, прищурившись, внимательно посмотрела на нее. – Извините... голова разболелась, – объяснила она слабым голосом.

Она действительно была наивной – но, по крайней мере, не циничной. В этом вся трудность. Они вышли на улицу пошире с магазинами почище и витринами поярче. По-прежнему давили низкие облака, но не так ужасно, как в узкой щели, из которой они только что выбрались. Ей хотелось помогать людям, мир не безнадежен... не то что мир Хайда, населенный врагами, а не родственными душами. Вот что она ненавидела в его работе и что теперь ее просят делать. Хвататься за ощущение, как за факты, истолковывать вещи, будто они от Бога и навечно высечены в камне; судить о людях по взгляду, шепотом произнесенному слову или случайной гримасе.

Конечно, было бы довольно просто отмахнуться от всего, чего хотел или подозревал Хайд, и ограничиться только высоким покровительством Сары да нелегким делом прижиться в Сринагаре... если бы не эти двое. Один у лавки зеленщика рядом с женщиной с корзиной карпов, когда она смотрела из окна мясной лавки; другой светлой тенью у опаленной пожаром стены. Оба пристроились позади вскоре после того, как они с Сарой появились на ведущей от ее дома дорожке, и следовали за ними в пятидесяти ярдах по покинутой туристами торговой набережной. Сара обещала поводить по магазинам сувениров, но увлеклась закупками зелени и мяса. Но это бы еще ничего, хотя она сама призналась, что за этим и отправлялась. Проблемой были эти двое мужчин.

Они шли следом, останавливаясь, двигались дальше в ритме их похода по магазинам. Рослые, горбоносые, в костюмах. Темноглазые, бесцеремонные. Роз не решалась определить национальность, но в лавке мясника-мусульманина из головы не выходил Пакистан. И еще одно странное обстоятельство. Мужчины за ними следили, но, казалось, в тоже время охраняли. Так что мир Хайда сомкнулся у нее над головой, и она тонула в подозрениях, не в состоянии справиться с нервами. Они следовали позади и, когда женщины, лавируя между рикшами, запряженными в тележки ишаками, изрыгающими дым автобусами, вышли на одну из главных торговых улиц. В одной из витрин мясные туши, рядом свитера из козьей шерсти, далее парфюмерия, специи, талисманы. Роз оглянулась на магазин кожаных изделий, где предлагались на заказ замшевые пальто по пятьсот рупий и туфли еще дешевле. Соблазняли итальянские рекламные плакаты. Только здесь подлинные копии... Мужчины остановились ярдах в сорока, один закурил, другой развернул газету. Никакой попытки прятаться. Она внезапно повернулась к Саре...

...смотревшей мимо Роз на мужчин. Сара на мгновение подозрительно прищурилась, но тут же расслабилась. Толстая скучная женщина. Роз не в счет.

Но Сара знала, что мужчины там, знала, что они должны быть там.

– Никогда не отличались хорошим качеством, – кивнула она на витрину магазина кожизделий. – Сваливались с плеч или с ног при первом похолодании... думаете, теперь лучше?

Наигранно рассмеявшись, Сара тряхнула головой.

– Редко встретишь. Если вы серьезно, то устрою кое-что получше... но не здесь.

Она прошествовала дальше, Роз покорно двинулась следом.

В конце улицы открывались горы и ограниченный зданиями уголок озера; скорее, блестящий ломоть пирога, нежели водная гладь. Потом улица исчезла, на ее месте возникло дрожащее марево, медленно раздувающееся и разваливающееся на части. Два здания начали заваливаться в сторону улицы, женщин ударило воздушной волной, полетели первые стеклянные осколки, а звука взрыва все не было слышно...

 

5

Репортаж

Пройдя мимо крошечной мечети, жена Лала вошла в дом. Стоя на другой стороне Деш Банду, Хайд видел, как она скрылась за узкой дверью, и через несколько мгновений яркое сари мелькнуло в одном из окон. Задержалась и, поцеловав пожилую женщину, вероятно, мать или свекровь, упорхнула дальше. Чугунной рукой давило полуденное солнце, слабый горячий ветер гонял по оживленной улице клубы бензиновых паров.

Хайд потерял Лату Лал в толпе спешащих на обед служащих на узкой кривой улочке вблизи Чандни Чоук. Свидетелями его позорного провала стали высокомерные купола мечети Фатехпури и издевательские афиши кинотеатра. Женщина никак не могла подозревать, что за ней следят, должно быть, произошла простая случайность. Как бы то ни было, результат один – она ускользнула, когда он был уверен, что находится поблизости от убежища Лала. Изрытая клубы дыма и непрерывно гудя сиренами в неизбежных пробках, мимо проезжали похожие на старые модели "моррис-оксфорда" древние "хиндустан-амбассадоры". Редкие "мерседесы" и другие импортные машины, набитые пассажирами старые автобусы, вклинивающиеся в малейшую щель рикши и запряженные буйволами повозки. Сердито или безнадежно взмахивающие, как семафоры, руки – неотъемлемый ритуал при езде по городу. Хайд откусил последнюю "самосу", смакуя треугольный пирожок с приправленными соусом карри овощами. Купил у лотошника за углом, где убивал время в ожидании ее возвращения.

В гостинице проверяли. Как сообщил портье, его подложный паспорт забрали на проверку в полицию. Не страшно – паспорт выдержит любую проверку, и, кроме того, у него на всякий случай был еще один, – но это означало, что поиски его активизировались, приобрели срочный характер, тогда как сам он с утра ни на шаг не приблизился к Лалу.

Вытерев губы бумажной салфеткой и выбросив бумажную тарелку в переполненную мусорную урну, двинулся по Деш Банду. Насколько он мог судить, за домом не наблюдали, но полуденная дремотная атмосфера действовала на нервы. Обходя безногого нищего, бросил в чашку несколько рупий; они угрожающе застучали, будто первые капли грозы по железной крыше. Он слишком открыт, слишком незащищен. Требовалось поговорить с Шелли, хотя бессмысленность такого разговора ясна заранее. Шелли, по всей вероятности, проглотил официальную версию и прикажет ему убраться из Дели – все расходы, естественно, будут оплачены.

В дневном выпуске одной из англоязычных газет снимок его собственной персоны – паспортная фотография неряшливого безликого человека, выдававшего себя за мидлендского кузена Касса. Подозревается в торговле наркотиками. Забавно, наверное, тем, что производят В.К.Шармар и его братец. Прошел мимо газетного киоска. С передней полосы конгрессистской вечерней газеты на него глазел Шармар. Слегка удивленное выражение, будто узнал проходящего мимо Хайда. Такая же фотография, но с английским текстом, поразившим его настолько, что он остановился. Изложение речи Шармара. Мы – нация предпринимателей, которым не дают подняться изжившие себя национализированная промышленность и устаревшие учреждения... государственные банки, государственные предприятия. Другие партии представляют прошлое – Конгресс принадлежит будущему. Валяй, приятель. Врет с размахом. А может быть, этот подонок всерьез...

...тогда его собственная жизнь, жизнь Касса, безопасность Роз не стоят гроша. Потому что вероотступник, стремящийся вернуться в лоно церкви, безжалостен к своему прошлому и ко всякому, кто напоминает о нем. Шармар сколотил состояние не совсем чистым, но не таким уж необычным для Индии и Пакистана способом, однако теперь оно – как незакрепленная пушка на палубе корабля, которая может разбить его о борт собственных амбиций.

Фантастика... теперь известно, что жизнь не стоит и гроша, тогда зачем копаться в истории?

Хайд поплелся назад к дому Лала. Встретится ли женщина с мужем еще раз сегодня, пусть завтра? Сколько еще ему здесь болтаться? Сколько остается времени, прежде чем Шармар, его брат или кто-нибудь из подчиненных им чинов в полиции или разведке наткнутся на имя Лала – снимок Лала с Кассом, кто-то из приглядывающих за радикальным листком и его сотрудниками вспомнит англичанина?.. В доме Лала пожилая женщина в готовом лопнуть сари и неизменной чужеземной кофте опускает жалюзи. Слепой фасад говорил, что здесь пока делать нечего. Тут же кольнула память о Роз. Подвергая ее опасности, сам он без дела болтался в Дели. Посмотрел на часы. Почти два. Отложим до вечера. Этой ночью нужно быть в самолете на Сринагар...

Заголовки на стене позади газетного киоска с седым, в морщинах, продавцом. "Взрывы бомб в Кашмире, беспорядки в Сринагаре". В любой момент цена может стать слишком велика. Какая глупость – послать ее туда...

Нужно звонить Шелли... добиваться каких-то действий...

* * *

Все улажено и согласовано. Пракеш Шармар понял это, как только увидел выходившего с заседания фракции брата, будто флагом размахивавшего предвыборным манифестом. Величественная походка В.К. свидетельствовала о полной победе выдвинутых им идей. А брошенный на брата взгляд говорил о возникшей между ними дистанции – Пракеш, отвернувшись от полковника разведки, поспешил навстречу. Манифест будет озаглавлен "Золотой Мост" – путь в следующее столетие". Довольно претенциозно, но так надо.

– Прошло нормально? – пробормотал Пракеш. Из головы не выходил разговор с полковником. Из зала заседаний кабинета вслед за В.К. гуськом выходили высокопоставленные члены конгрессисткой партии. Глядя на их лица, Пракеш как бы видел будущее каждого. Убеждены, даже полны энтузиазма. Совещание прошло отлично. – Хорошо, хорошо...

В.К. смотрел поверх его плеча, словно разглядывая далекое облачко на горизонте. Его вселенная стала шире, и он заполнял ее, как снизошедший до посещения Бог, понял Пракеш. Он во власти своих новых идеалов, захвачен стремлением немедленно взяться за благие дела, воплощать в жизнь перемены, углубиться в бесконечные хлопоты по руководству страной.

Меньше чем через час В.К. предстояло встретиться с ответственными представителями Международного валютного фонда и попытаться реструктурировать заем приблизительно в три миллиарда долларов. Вместе с взятыми под свое крыло молодыми талантливыми экономическими советниками В.К. будет доказывать, что их задолженность представляет меньший риск, чем ужасающе огромные долги всех до единой стран Латинской Америки и многих стран Африки. Займы последуют – особенно после того, как манифест провозгласил поощрение предпринимательства, приватизацию, либерализацию экономики и меры против повальной коррупции...

...именно здесь лежала причина внезапной вспышки неприязни В.К. к брату и благоразумно удалившемуся в угол приемной полковнику разведки. Повальная коррупция. Происхождение семейного богатства. Расширение небольших маковых плантаций отца ради наращивания богатства. Как иначе мог принадлежавший к средней касте, имевший средний доход кашмирец стать премьер-министром Индии? Династия Неру тоже из Кашмира, но у нее были деньги, а Шармары, если бы не героин, так бы и остались навсегда фермерами и клерками. Неру был пандит, интеллектуал, широко образован. Поднять же В.К. до того положения, которое он занял теперь и – возможно – будет занимать ближайшие десять лет, могли только деньги... а их единственным источником, товарной культурой, был героиновый мак.

Теперь он стал источником стольких затруднений!

Пракеш пожимал руки проходившим мимо членам парламентского комитета, разделяя их энтузиазм. Крепкие рукопожатия, одобрительные кивки, несколько выражающих восторг избитых фраз, пожелания успехов. В.К. же чаще добродушно похлопывал по спине, но, как отметил Пракеш, такое похлопывание теперь больше походило на благословение. В.К. вжился в роль, но теперь прошлое, как насекомые сквозь порванную сетку на окне, грозило в будущем вторгнуться в обретенное им царство.

Комната опустела. Остались он, брат и полковник. Будто виной всему было присутствие этого человека, В.К. взорвался:

– Все может кончиться прахом, Пракеш!

Меа culpa, как сказали бы католические монахи, с которыми им обоим приходилось иметь дело в школьные годы. В.К. взмахнул руками, как бы стряхивая с себя прошлое.

– Этого не будет, В.К., не будет, – успокаивал Пракеш.

– Нашли того человека? – прошипел Шармар, отводя брата к окну.

Перед ними открылся ведущий к "Воротам Индии" Раджпатх – перспектива могущества.

– Еще нет, В.К... всего лишь вопрос времени.

– Он отправился в Сринагар... Касс был в Сринагаре?

– Нет, он не в Сринагаре. Наши люди на месте, у домиков приняты все предосторожности...

– Лучше бы мне туда не ехать!..

– Должен, В.К. Должен продолжать дела с этими людьми... нет, не как прежде, но насилие должно быть под контролем, В.К. Только ты можешь обеспечить как – раз столько, сколько надо, но не слишком много. – Пракеш стиснул плечо дорогого костюма брата. – Это пустяковое дело, В.К. Им занимаются.

Шармар вопросительно посмотрел в глаза Пракеша. Чтобы скрыть противную неуверенность, тот пробормотал:

– Человек по имени Лал все еще в Дели. У нас кое-кто есть в газетенке, где он работал. Если Хайд обратится в газету, его засекут. Дом Лала под наблюдением. Хайд там не появлялся, пока что. Что касается... нашего семейного дела, В.К., как бы ты смог без него вести страну в следующее столетие? Мы же не семейство Неру. Нам нужны были деньги. Был только один этот способ...

– Проклятая баба! И приспичило же ей связаться с Кассом!

– Она была сукой, когда ты женился на ней, В.К., ...рассчитывала на твою политическую карьеру... – Брат отшатнулся, будто его ударили кнутом, потом, успокоившись, согласно закивал. – Избавился от нее, избавишься и от этого Хайда. Ты же теперь премьер-министр, В.К., недосягаем. Ты делаешь то, что тебе положено, – остальным займусь я. – Пракеш театрально вздохнул, держа брата за рукав.

– Да-да. Пакистанские генералы нам нужны. Пока Кашмир не придет в упадок, они должны удерживать своих на линии прекращения огня... должны помешать горячим головам в Исламабаде воспользоваться преимуществом. Да, мне нужно ехать в Сринагар и снова их утихомирить. – Он яростно подался вперед. – Но наркотики, Пракеш!.. Если кто-нибудь узнает, мне придется уйти в отставку. Не только фундаменталисты – Запад, Америка, МВФ и Всемирный банк. Представляю, как добродетельно они будут выглядеть, осуждая меня!

– Пошли они все к черту, В.К.! Я твой брат. Мы одна семья. Думаешь, я позволю этому случиться? – Шармар взглянул увереннее, приободрился. Как сломанная кукла, подумал Пракеш, в которую вместо спинного хребта воткнули железный стержень. – Манифест принят. На следующей неделе ты объявляешь выборы, застаешь врасплох другие партии и этого паршивого киногероя, твоего соперника. Знаю, что ставки высоки, как никогда, В.К. Никто не знает этого лучше меня. За исключением тебя.

– Спасибо тебе, Пракеш. Однако что сказал Касс британскому агенту? – с обезоруживающей улыбкой спросил Шармар. – Мой последний вопрос, – добавил он.

– Пока что из Касса ничего не выбили. Но ждать недолго. Тюремного служащего достаточно припугнули, чтобы он говорил правду. Твердит, что ничего не говорилось, ничего не передавалось...

– Тогда не стану волноваться. – Умышленно игнорируя остающегося в тени полковника, В.К.Шармар взглянул на часы. Снова посмотрел на широко раскинувшийся Раджпатх, пробежал глазами по правительственным зданиям. – Позови-ка лучше экспертов, – с жаром воскликнул он, забыв о прошлом, как о дурном сне.

В.К., заметил Пракеш, снова обратился в будущее. Временно обитая в настоящем, он, по существу, вел отсчет времени от своего избрания, заглядывая вперед на десятилетие и дальше.

– Не стоит волноваться, В.К.

Они коротко обнялись, и Пракеш, дав знать кивком полковнику, чтобы тот вышел и подождал до конца разговора, направился к ведущим в приемную дверям. Подумалось о коридорах власти. Но уж он-то знал, что реальная власть находится в кабинетах. В кабинетах, занимаемых по праву, достающихся как наследство. Тогда это была власть.

Принадлежностью власти были также полковник и его люди, возможность иметь под рукой паровой молот, чтобы колоть орехи, управлять машиной чудовищной силы ради того, чтобы давить москитов. Этого Хайда найдут, как и любого, кто, возможно, встанет, а может быть, и не встанет, на пути к обладанию этими кабинетами. Например, Лал – ничтожная вонь, не больше.

Он улыбнулся, распахнул двойные двери перед нетерпеливыми молодыми лицами – их экономическая команда, готовая, засучив рукава, немедленно приняться за перестройку Индии. Что касается него, то легкое ощущение опасности, время от времени лишавшее мужества В.К., лишь приятно щекотало нервы. Как острая приправа. А Индия прежде всего славится приправами и специями. С улыбкой до ушей он приветствовал молодое пополнение, вливающееся в узкий круг избранных.

Пока молодые люди гуськом проходили мимо, а полковник, проскользнув в освободившуюся комнату, готовился терпеливо ждать, Пракеш Шармар согласно кивал собственным мыслям. В.К. может посвятить себя великим делам, а он займется этой незначительной проблемой. Парой, может быть, несколькими смертями больше...

...только и всего.

* * *

Ссутулившись в плетеном кресле на веранде домика Сары Мэллоуби, Роз в глубоком изумлении смотрела на рану на левой руке, как и тогда, когда пришла в себя на разрушенной улице. Еще больше ее поразили произнесенные на урду слова рослого мужчины и пренебрежительный ответ и презрительная гримаса Сары.

– Эта женщина... нуль, пустое место. Не имеет никакого значения – понимаешь меня?

Это был один из то ли телохранителей, то ли конвойных. Второму стеклом выбило глаз. Этот, расставив руки и загораживая свет, встал впереди, прикрывая...

...пространство. Не людей, просто место. Роз поняла, что женщина, о которой шел разговор, это она; вызывающая неудобство, возможно, опасная. Потом она уловила слово "другие", произнесенное почтительным тоном. Начальство. Приезжают другие, Роз вызывает подозрение. Роз вызывала у рослого пакистанца большую озабоченность, чем бойня на улице, стоны раненых и умирающих.

Врач, промыв рану и наложив швы, аккуратно перевязал руку. Рана походила на широкую ухмылку, как бы насмешливо напоминающую ей о взрыве, валявшихся на земле окровавленных бесформенных фигурах, криках и взмахах рук призывавших о помощи раненых. Место стало чужим, действующим на нервы. Кто такие "другие" – его начальники? Почтительный тон говорил больше, чем забытые за двадцать лет обрывки урду. Бросив ослепшего и кричащего от боли напарника, пакистанец властно остановил такси и доставил их с Сарой к домикам. Несмотря на собственное потрясение, Сара приказала ему не забыть взять Роз. Она, кивнув, поблагодарила собравшегося уходить молчаливого знающего свое дело врача. Тот выжидающе посмотрел на рослого пакистанца. Отпускающий кивок последовал незамедлительно.

Делая вид, что не знает урду и не питает ни малейшего интереса к отрывочному разговору, Роз в то же время установила присутствие гостей в остальных домиках. Сикхский тюрбан в домике, соседнем с ней, неуклюжая самодовольная фигура с биноклем в другом. Бинокль, видно, настроен на дом Сары, и жесты рослого пакистанца, кажется, адресованы тому человеку. Она вздрогнула.

– Все в порядке? – неожиданно заботливо спросила Сара, приводя в замешательство пакистанца. Урду означал, что перед ними кашмирский мусульманин. Хотя он и держался официально, чувствовалось, что привык к выполнению приказов, дисциплине. И чужой для Сары человек, хотя и допущен к ней в дом, – всего этого достаточно, чтобы убедить Роз, что он не индиец. – Все в порядке, Роз? – со странно виноватой настойчивостью повторила Сара.

– Что?.. О да, спасибо... Извините, все еще не совсем пришла в себя. Рука почти не болит. – Мужчина сверкнул глазами, не зная, как с ней поступить. – Господи, какой ужас!..

– Понимаю, – пробормотала Сара. Она оперлась на ограждающие веранду латунные перила, опустив одну руку, будто пробуя пальцами воду за бортом лодки. – Понимаю, черт возьми. – Бросила враждебный взгляд на пакистанца. Затем, оттолкнувшись от перил, пошатнулась, будто закружилась голова, выпрямилась и протянула руку. – Премного благодарна за вашу помощь. Нам очень повезло, что вы оказались там как раз вовремя.

Сделай глупое лицо, внушала себе Роз, держась за перевязанную руку и глядя на озеро с таким видом, будто и у нее кружится голова. Лицо Сары многозначительно обращено к мужчине; она ничего не понимает, она не представляет собой проблемы. За это говорило все, хотя бы ее рукопожатие. Наконец он неохотно кивнул. Роз сдержала вздох облегчения, когда мужчина, не оглянувшись в ее сторону, пошел прочь. Сделай глупое лицо, притворись дурочкой! Прошел сквозь занавеску в дом и вышел на идущую по берегу дорожку. Сара сразу размякла. Роз осторожно сглотнула. Игра в бестолковую простушку получилась. Сара вдруг вздрогнула, потирая голые руки, будто откуда-то подуло холодным ветром.

– А вы? Все нормально? – спросила Роз.

Сара всем своим видом тут же дала понять, что не нуждается в сочувствии.

– Да, – резко ответила она. – Прекрасно.

– Вижу, прибыло гостей... – повела головой Роз.

– Насколько знаю, какое-то деловое совещание. Попросили помещение и ужин. – Заранее заготовленное, не вызывающее сомнений объяснение. – Правда, хлопотно, но нищие не выбирают, – улыбнулась она, уверенная, что выдумку проглотят. Собрание акционеров компании "Мак на экспорт", подумала Роз. – Остановились в окрестных отелях, но у нас им пришелся по душе местный колорит или что-то вроде этого. Я не очень интересовалась.

– Хоть и невелика, но все-таки обуза.

– Что? Ах да... пришлось уступить мой дом. Самая большая гостиная... – Она засмеялась. – Не стоило бы распространяться перед постояльцами, не так ли? – Лицо ее снова затуманилось, взгляд устремился... куда? Не на рослого пакистанца, который подошел к обитателю соседнего домика и о чем-то оживленно-почтительно беседовал. Даже не на предстоящее в ее доме собрание... куда-то значительно дальше; вспомнилось очень давнее запрещение смеяться. Сара вздохнула. – Крохи со стола богачей – это все, чем приходится довольствоваться, пока не наладится жизнь. Вы уверены, что здесь вам удобно? Я не стану упрекать, если съедете.

На проверку или намек не похоже.

– Мне бы хотелось быть поближе к озеру, – ответила Роз. – Здесь так приятно. – Повар, проявляя заботу, подал кофе, и она поплотнее уселась на подушках. Сара кивком головы отпустила повара и жестом указала на серебряный кофейник. – Да, пожалуйста. К счастью, там оказался этот малый и узнал вас, – полузакрыв глаза, тихо произнесла Роз.

– Да. – Плеск лениво бороздящих озеро шикар не слышнее плеска разливаемого по чашкам кофе. Горы в жарком мареве как бы отодвинулись вдаль, глуше слышалось пение птиц. В городе завыли сирены. – Да, передавая чашку Роз, повторила Сара.

– У меня на заду, наверное, сплошной синяк, – вертясь в кресле, объявила Роз. – Слишком тяжела, чтобы шлепаться об землю, как мячик. – Неуверенно поднялась на ноги. – Можно сперва сходить в одно место?

– Конечно. Там же, где и в вашем домике. Прошу прощения за беспорядок.

– Спасибо.

Раздвинув занавеску, Роз на плохо державших ее ногах прошла по короткому коридору в большую, обитую роскошными деревянными панелями, гостиную. Настоящая эдвардианская мебель, а не какие-нибудь копии тридцатых-сороковых годов. На затянутых сеткой окнах тяжелые шторы. Ароматные сорта дерева. Занимающий половину комнаты обеденный стол. Окруженный креслами и диваном длинный инкрустированный кофейный столик. В стеклянных горках мерцает хрусталь. На стенных панелях несколько писанных маслом картин – английские пейзажи. Или французские, в импрессионистской манере. Возможно, ценные.

За дело...

Опершись о стол, тяжело, будто от острой боли, опустилась на колени. Одна рука на ромбе скатерти, украшавшей центр стола. Пальцы другой нашарили в сумочке крошечный металлический предмет и приклеили его с внутренней стороны обрамляющего стол резного бордюра из цветов и птиц. Одна из птиц настороженно глядела на нее. Роз тяжело, будто суставы вконец поражены артритом, поднялась на ноги. Дело сделано...

Она взяла с собой "жучок" в надежде оставить его, не ожидая, что понадобится так скоро. Хайд рассказал ей, где и как устанавливать и как принимать его сигналы.

И просил ее быть осторожной...

Вздрагивая, побрела в туалет. К горлу подступила противная тошнота. Если найдут, то сразу же узнают...

* * *

Здание Службы заграничной связи на Бангла Шахиб было под наблюдением. Чтобы его обнаружить, он убил целый час. Следили они и за почтамтом на расположенной неподалеку Маркет-роуд. Затягивают петлю. Или уже натягивают поводок, который он пока не заметил. Следят ли они за ним или только ждут, когда он попадет к ним в руки? Раз или два, поймав краем глаза подозрительные движения, Хайд думал, что следят. Но интуиция не подсказывала ему, что они близко.

Теперь, когда его паспорт проверяют, он решил пока не возвращаться в отель. В вестибюле уже могут кого-нибудь посадить. Если и вернется, то только в случае, если окончательно спугнет Лала.

Переговорный пункт на Джанпатх, отходившей от Коннот-плейс в сторону Раджпатха, был расположен напротив отеля, и телефонные кабинки, хотя они и находились близко от широкого, во всю стену, окна, загораживались лотками и тележками уличных торговцев, распродающих по бросовым ценам остатки идущих на экспорт предметов национальной одежды. А еще торгующие коврами тибетские беженцы, прилавки с дешевыми украшениями, бижутерией... Потребовалось довольно много времени и внимания, чтобы убедиться в отсутствии слежки, решиться войти внутрь и заказать разговор с Шелли в Сенчури-хаузе. Ненадежный телефон...

Хайд еще больше ослабил галстук и провел пальцем внутри намокшего воротничка. После уличной жары даже и от слабо тянувшего кондиционера сразу стало прохладно. На лбу выступили холодные капельки пота. На все уходит слишком много времени, его опять хотят найти, все карты у них на руках. Вдавившись в стоящий в кабинке узкий раскладной стул, он внимательно смотрел в похожее на киноэкран окно, стараясь не упустить ни малейшего подозрительного движения. Торчавший за поясом пистолет больно упирался в спину. Новая секретарша, недоумевающая, откуда у него служебный номер, по всей видимости, не торопилась соединять.

– Скажи ему, что это старина Патрик... звонит из Дели. Ну пожалуйста, голубушка! Что? Судя по вашему времени, дорогуша, его пока только вводят в курс дел... так что отрываться ему не от чего. Пожалуйста, сделай, как я прошу... голубушка. – На считанные секунды от злости забыл о натянутых нервах. – Шелли? – наконец выпалил он, сразу поняв, что взял не тот тон, – Шелли, конечно, не будет в восторге.

– Что там у тебя, Патрик? – послышался нетерпеливый голос.

– Касс бежал. Не верь этому.

– Я... должен, – ответил наконец Шелли. – Меня формально поставили в известность. Теперь это официальный факт, Патрик. – Принужденная речь Шелли опустошила его, сразу лишила сил. Вороха ярких тканей я еще более яркие готовые платья мелькали за окном, словно плащи матадоров, мешая ориентироваться. – Ты понял?

В голосе вынужденные нотки, желание уклониться от возможных обвинений со стороны Хайда. Хайд понял. От "ностромо" отказались. Это называлось лишить страховочной сетки... или, как говорили применительно к агенту, от которого отреклись, получить поцелуй паука. Такое случалось, но не при Обри. Старик никогда бы не...

– Понял, – тупо ответил он.

– Все указывает на виновность Касса... имею в виду убийство.

– Неужели? Между прочим, он его не совершал.

– Ты веришь, что его увезли?

– Да. Как в собственный символ веры – в черта, старого приятеля.

– Но у тебя никакой связи?..

– Никакой.

– Тогда бросай.

– Нет.

Молчание. За окном гипнотизирующее, успокаивающее мелькание тряпок, блеск украшений, усыпляющая толкотня людской толпы. Наконец Шелли тихо спросил:

– Что ты можешь?

– Немного.

– Боюсь, от делийской резидентуры ждать помощи бесполезно.

– От этих паркетных шаркунов? Я бы не доверил им присмотреть за своей тетушкой Глэд. Слушай, Шелли, – ты пошел бы на то, чтобы поднажать рычагом? Ради обмена?

Снова долгое молчание, потом напряженно, еле слышно:

– Да.

Хайд облегченно вздохнул. Известный перестраховщик наконец, как с ним обычно бывало, принял правильное решение. Но Шелли не пошевелит пальцем, пока не получит в свои руки рычаг, что-нибудь такое, чем можно нажать. Шелли въехал на свой пост по широкой дороге карьеры, ведущей к высоким наградам, высокому положению и высокой пенсии. Обри же всегда шел по узкой тропе преданности делу и безукоризненной честности. Отставал по службе, не имел твердой поддержки, но действовал быстро и без колебаний.

– Хорошо. Я добуду.

– Обычные ограничения по списку Д остаются в силе. – Если что не так, ты сам по себе. Ни обмена, ни официальной крыши. Ты считаешь, они действительно торгуют наркотиками?

– Касс так считает.

– Трудно поверить... почти невозможно.

– Само собой. Но они деревенские парни, а не Неру или богатые наследники. Им было нужно состояние, и теперь оно у них есть.

– Не такие уж они деревенские парни.

– Лишь два поколения назад... для Индии это...

Хайд успокоился. Шелли дал слово. Будет держать.

– Что-нибудь сможешь достать?

– Надеюсь. Шанс имеется. Но или скоро, или вообще ничего.

– Тогда попрошу секретаршу обращаться с тобой более обходительно и дам тебе линию, где посажу кого-нибудь, кто понимает твои заковыристые загадки и не всегда уместные шуточки. Хорошо, действуй быстрее и осторожнее.

Хайд повесил трубку. Подражание старику и показная заботливость обдуманны, намеренны. Дескать, всегда говорю, что думаю. Внимательно окинул взглядом окно, вестибюль переговорного пункта, ряды склоненных или поднятых голов, возбужденных или безразличных лиц в переговорных кабинках. Никто не проявляет к нему интереса. Посмотрел на часы. Четыре. Оконное стекло слегка затемнено, как в автомашине. Впечатление такое, будто на его горизонт надвигаются грозные тучи. Покинул жаркую замкнутую кабинку, прикрывая за собой дверь и тут же открыв перед входящей в нее низенькой полной женщиной в сари. Интересно, куда звонит? В Брэдфорд? Или Саутхолл?

Узкий ветхий фасад "Коншенс оф Дели" находился дальше по Джанпатх. Он зайдет, посмотрит, можно ли поговорить с кем-нибудь, кто работает с Лалом и, может быть, знает или предполагает, где он находится.

Что тебе на самом деле надо, приятель, так это вспугнуть его жену, старую знакомую Лату Лал, которая уже раз отделалась от тебя. Вымани ее к Лалу... сегодня же.

Легко сказать...

Джанпатх гудел от движения. Велорикши, такси, четырех– и шестиместные старые моторикши "харлей-дэвидсон" на своих обычных маршрутах. Длинные "мерседесы" и американские лимузины, гремящие по мостовым старые развалины. Заложив руки в карманы, Хайд проталкивался сквозь толпу. Обнаружить "хвост" невозможно – так же, как почти невозможно висеть "на хвосте". Переполненный автобус, выплевывая пассажиров через одну дверь, поглощал их через другую. Хайд шагал мимо ювелирных лавок, затиснутых в ниши статуй Будды, нищих, хромоногих собак, орущих в зоомагазине попугаев. Потом, перейдя на перекрестке на другую сторону широкой улицы, направился к узкому фасаду запущенного здания, в котором размещался радикальный листок, где работал Лал. Сжал в карманах кулаки. Лал располагал сведениями – и держал их при себе. Лал не подставка. Его надо найти, прежде чем найдут другие, а жене его надо привыкать к жильцу из разведки, который, как паук, выжидает наивного появления тех, кто ищет Лала.

Он справился у конторки. Из-за тонкой временной двери доносился гомон сотрудников. Одно окно тоже заколочено – видно, на газету недавно был налет.

– Дейв Холланд. По буквам: Х-о-л-л...

Девушка, кажется, обиделась и записала быстрее, чем он продиктовал. Потом набрала внутренний номер и сразу быстро залопотала на хинди.

Положив трубку, сказала:

– К вам спустятся, мистер Холланд.

Девушка из высшей касты, обуреваемая общественным сознанием? Не желающая украшать контору "Эйр Индии" или сидеть за банковским окошком, пока не выдадут замуж? Указала на пыльную, обитую пластиком скамью, и Хайд уселся рядом с большой дырой и двумя поменьше, прожженными сигаретами.

Прошло пятнадцать минут. Он все более опасливо поглядывал на узкую прихожую, где его посадили, сидевшую за конторкой строгую неприступную девицу, двери на улицу и внутрь, не представляя, что расположено за ней, – стоит ли в случае чего рвануть туда? Потом через хлипкую дверь вышел низенький худой молодой человек в очках. Протягивая руку, окинул Хайда внимательным взглядом. Хайд на мгновение задержал вялую руку.

– Дейв Холланд, – повторил он. – Разыскиваю Лала. Раньше вместе работали.

– Вы иностранный корреспондент?

– Верно. Пресс Ассошиэйшн. Нужен подручный...

Намеренное унижение достоинства Лала и "Коншенс оф Дели". Молодой человек не замедлил взбрыкнуть.

– Не думаю, что Лал ищет такую работу.

– Хотел бы спросить самого. Щедрые расходы и всякое такое. Где он?

– Он... в отпуске.

– Лата говорит – в командировке.

– Вы знаете Лату?

– Познакомились когда-то. Так что – командировка или отпуск?

– Считайте, как вам угодно, мистер Холланд.

– Послушайте, я не собираюсь причинять хлопот – просто хочу предложить парню работу. Это же не преступление?

– Нет. Боюсь, что местонахождение Лала касается только газеты.

Выходя из помещения, мимо прошли молодая женщина в европейской одежде и мужчина лет тридцати в белой тенниске и серых слаксах. Когда индиец упомянул имя Лала, девушка быстро взглянула на Хайда.

– ...Выпьем кофе, – уловил слова девушки Хайд, прежде чем их заглушил уличный шум.

– О'кей, – пожал плечами Хайд, – не хочу портить вам песню. Извините за беспокойство. – С нескрываемым превосходством оглядел узкий закуток. – Скажите, что заходил. Когда будете говорить. Я еще позвоню.

Небрежно махнув рукой, не спеша вышел на улицу. Ссутулился, сунул руки в карманы. Ярдах в сорока впереди увидел девушку в кремовом костюме и мужчину в тенниске. Они остановились у лотка с фруктами. При упоминании Лала девушка дернулась как укушенная. Должно быть, знает, где он.

Хайд поспешил следом за ними в расписанное белым и черным цветом кафе-мороженое. Преобладали громогласные, одетые по-европейски, посетители. Девушка указала на несколько столиков, потом они со спутником сели у окна. Принимавшая заказы индийская официантка, должно быть, была в форме "Макдоналдса". Девушка увидела Хайда, как только он вошел в отделанное кафелем и блестевшее хромом помещение. Медленно вращавшийся под потолком вентилятор скорее взбивал из воздуха крем, нежели давал прохладу. Хайд сразу направился к их столику и сел, протягивая повисшую в воздухе руку.

– Дейв Холланд. Вы оба работаете в "Коншенс оф Дели", верно?

– Предположим, – ответила девушка, предупреждая взглядом спутника. – Кто вы такой, мистер Холланд?

– Пресс Ассошиэйшн. – Девушка, видимо, ему не верила. – Послушайте, я уже оттрубил в Дели один срок и, побыв в Англии, только что вернулся снова. Я работал с Лалом – вы его знаете. Хотел повидаться с ним, предложить работу. Нигде не могу поймать.

Девушка взяла сигарету, и мужчина достал зажигалку. Хайд стер с лица недоуменную улыбку. В предвечернем свете за окном мутным потоком текла толпа.

– Его нет в редакции. В данный момент. – Она смахнула с густо накрашенных щек блестящие черные волосы. Выделенные косметикой огромные черные глаза. – Когда вернется, не знаю.

Хайд повернулся к мужчине.

– Знаете, последнее, что я слышал, так это что Лал делал какую-то работу с моим приятелем, Филом Кассом... Имя что-нибудь вам говорит? – Говорило. Написано на лице. Признаются ли? Мужчина взглянул на женщину, та смотрела на него с упреком. – Фил Касс? Они с Лалом занимались чем-то в связи с Кашмиром. Каким-то правительственным скандалом... чем-то таким, что так привлекает вашу газету. Что-нибудь об этом слыхали?

– Ищете готовые заголовки, мистер Холланд?

– Не совсем, – широко улыбнулся Хайд. – Хотя вопрос колкий. Послушайте, Фил Касс передал мне до этого материал, который у него не взяли или не придали ему значения... Послушайте, вы же знаете, что Касс работает в представительстве британского верховного комиссара, так? – Девушка явно знала. Раскроется ли он или нет – теперь неважно. Риск неизбежен, нога на акселераторе. – О'кей... Фил завел меня намеками на темные делишки правительственных шишек в Кашмире, так? Я являюсь делать материал, но нет ни Фила, ни Лала. Не могу найти ни того, ни другого.

Мужчина склонен ему верить, это ясно. У мнящей о себе девицы, возможно, нюх на жареное. Он, правда, не уверен. Оба относятся к нему с опаской. В этом смысле все чисто. С молчаливого согласия женщины мужчина попросил:

– Можете описать мистера Касса?

– Что? – снова улыбнулся он. – А-а, Фила... насколько я его знаю? Рост шесть футов, светлые волосы, кожа под глазами в морщинах, как гофрированная бумага – знаете гофрированную бумагу? Говорит на хинди не хуже туземца – прошу прощения. Работает здесь около трех лет, учился... – Женщина взглядом позволила остановиться. Потом вдруг сказала:

– Мы знаем, чем занимается мистер Касс. А вы? Вы?..

– Я в эти игры не играю, дорогуша. Фил шпионил. Я давно подозревал. Рад, что мы сошлись во мнении. Итак... где он?

Говоря это, он заговорщически подался вперед. В глазах женщины мелькнуло что-то вроде победного торжества.

– Билет Национального союза журналистов, – потребовала она.

Умная девица – беда, что слишком умная. Хайд достал бумажник, затем мятый членский билет союза журналистов.

– Извините, что в таком виде.

Девица не поверила. Ситуация потребовала осторожности – всего лишь удержать обоих за столом, пока сам не смоется. Мужчина не тянул на такую игру, оставался самим собой. Но женщина...

Мужчина был удовлетворен.

– Неделю назад, – выпалил он, – у нас побывала полиция. Обыскали стол и шкаф Лала, расспрашивали о нем...

Лицо женщины моментально приняло безразличное выражение, однако ее выдали настороженные, прищуренные, как при взгляде на солнце, глаза.

– Что они искали? И нашли ли что-нибудь?

– Унесли с собой много материалов, мистер Холланд. Мы заявили протест, дали сильную редакционную...

А женщине словно наплевать. Ах да – она знала, что делать. Первый же поход в туалет, и я испаряюсь, приятель. При первой возможности станет звонить в полицию или разведку. И она знает, как он выглядит и под какой крышей работает. Продолжая расспрашивать мужчину, он не спускал глаз с женщины, внимательно разглядывавшей окна кафе. Пистолет упирался в бок, будто настойчиво напоминая о неоплаченном долге. Она пока еще не уверена. Вероятно, не узнавала, не видев его хорошей фотографии. Только подозревала.

– Как вы думаете, над чем работал Лал?

Ну давай же, пойми, чем пахнет, – сам можешь вступить в игру, Лондон заплатит.

Мужчина пожал плечами.

– Кажется, что-то в связи с семейством Шармаров. Точно не знаю...

– А не знаете, где Лал теперь? – Мужчина покачал головой, неуклюже напуская на себя таинственность. Не знает, будь он проклят... женщина тоже, хотя бы это ясно. Разговор становился напрасной тратой времени. – Досадно. И Фил сбежал. Они, должно быть, вместе, как вы думаете? – спросил он, обернувшись к женщине.

– Я не очень знакома с делами Лала, – увильнула та. Она снова закурила, но ее спокойствие и надменное безразличие на этот раз уже не были такими убедительными. – Полиция очень интересовалась... – Нужно сыграть радикальную журналистку, иначе можно раскрыться. – Возможно, его уже нет в живых. – Мужчина вздрогнул. – Или он в тюрьме. Здесь случается...

– Неужели Шармары занимаются такими делами?

– Откуда мне знать? Может быть, Лал знает? – Всего на миг нескрываемое презрение. – Надеюсь, что это не так, – небрежно добавила она.

Мужчина кивал головой с куда большей надеждой.

– О'кей, спасибо. – Хайд быстро поднялся из-за стола. – Буду искать.

– Выпейте кофе, – предложила женщина.

Он покачал головой.

– Надо бежать.

Еще как надо, черт возьми.

Влившись в уличный поток, оглянулся. Женщина уже была на ногах, направляясь к висевшим на задней стене похожим на шлемы телефонным кабинам. Хайд моментально растворился в толпе, скрывшись с глаз мужчины.

Ясно, дорогуша: в газете стучишь ты, но тебе неизвестно, куда делись Касс и Лал. Правда, знаешь меня. В таком случае надо пошевеливаться. Снова к дому Лала и расшевелить супругу. Какое-нибудь сообщение, внезапная опасность, которая вытащила бы ее из дома и толкнула поспешить в убежище Лала...

* * *

Он, подумала Роз, кивая головой, отчего бинокль ночного видения закачался и маленькая группка людей на дорожке растворилась в непроглядной темноте. Она откинулась головой на спинку кресла, и мужские лица снова собрались в сероватой полумгле объективов. Точно – В.К.Шармар, а это его брат Пракеш, судя по газетным снимкам. Вокруг, скорее всего, телохранители.

Когда Шармар нырнул в дом Сары, чтобы потом, очевидно, вынырнуть с другой стороны, где на веранде тихо беседовали кучки людей, Роз отвела бинокль, давая отдохнуть глазам. Лунный свет серебрил озеро и резные украшения веранды. Поплотнее закутавшись в шаль, глубоко, но тихо, будто "жучок" был двусторонним и ее могли услышать, вздохнула. Она расположилась в самой глубокой тени веранды. Магнитофон стоял у ног, катушки, тихо шурша, время от времени вращались. На коленях наготове лежат наушники. Включается при звуке голоса, объяснил ей Хайд. Надо только оставить включенным, запишет сам... если не хочешь, можно не слушать. Надела наушники и вздрогнула от оглушительных приветствий. Немедленно получила ответ – премьер-министр. Значит, Шармары.

Всего полчаса назад, когда садившееся солнце золотило воду, привлекая комаров, ей было страшно, обращая на себя внимание, выйти на веранду. Теперь же вдали виднелись темные призрачные силуэты гор, а лунный свет, казалось, окрашивая его, растворялся в озере.

Шармар с братом прошли через гостиную, миновав радиус действия "жучка". Теперь он передавал лишь отдаленное невнятное бормотание. Она подняла бинокль. Да, вот они, в окружении тесной кучки говорящих на урду пакистанцев и сикхов в непременных тюрбанах; не больше восьми человек, может быть, девять, если не посчитала еще и одного из слуг.

Ее знобило. Становилось прохладнее, но не только из-за этого. Роз посмотрела на стоящий у ног магнитофон. Он снова работал, но в наушниках слышны лишь отдельные реплики охранников и отдаваемые слугам приказания. Оставив аппаратуру на месте, вернулась в дом и подняла трубку стоявшего на изысканном столике у окна телефона. Старинный черный аппарат – туристы любят старину. Она почувствовала, как вся напряглась, набирая гостиничный номер Хайда. Ей бы только поговорить – сам он здесь пока не нужен, она справляется. Нервно барабаня пальцами по столику, нетерпеливо ждала соединения – старая телефонная станция Сринагара работала медленно. Холланд...

– Номер мистера Холланда, пожалуйста. – Пауза, затем, заглушая деликатный деловой женский голос, кто-тот властно, требовательно рявкнул:

– Кто это говорит, пожалуйста? Мистера Холланда сейчас нет. Кто это, пожалуйста?

Роз в ужасе смотрела на трубку, словно в руках у нее была забравшаяся ночью в постель крыса.

– Кто это, пожалуйста? Зачем вам нужно говорить с мистером Холландом? Могу я принять сообщение для мистера Холланда?

Она швырнула трубку на место. В голосе перемежались вежливость и угроза, фальшь и реальность.

О, Боже милостивый, – полиция, будь она проклята! Они знают, кто такой Хайд, они...

...взяли Хайда...

Комната, как после выпитого, завертелась перед глазами, меняя пропорции и очертания. Роз было слышно, как в тишине стучит сердце. Постепенно комната перестала вращаться.

Знают – но не взяли. Если бы Хайд был у них в руках, они бы были менее нетерпеливыми и куда более нахальными. Но он был Холландом всего лишь день, не больше, а они уже знают, кто такой Холланд.

На лбу выступил холодный пот, в больной руке пульсировал адреналин. Она не могла его предупредить, не имела возможности связаться. Откуда они о нем узнали? Грудь вздымалась, как при приступе астмы. Громко, но беспомощно и беспорядочно стучало сердце. Господи, они ждут, когда он появится в проклятом отеле!..

– Роз?

Она услышала голос еще до того, как на сходнях послышались шаги. Голос Сары Мэллоуби.

– Роз? Можете принять в компанию? Роз?

Роз была не в силах оторвать глаз от веранды, где остались магнитофон и бинокль.

 

6

Распорядитель танцев

Найти уличного сорванца было легко; еще легче, подмазав яркой бумажкой в несколько рупий, растолковать, что требуется. В свои двенадцать лет он не выдался ростом, да и вряд ли немного подрастет в дальнейшем. В огромных черных глазах ничего, кроме хитрости и уличной мудрости. Лишь изредка бросает заботливый взгляд на младшую сестренку и привязавшегося к ним трехногого пса. Роз ни за что в жизни, даже под страхом смерти, не смогла бы их эксплуатировать. Нанять. Так звучит лучше.

Записка была простой и, кажется, предвосхищала все сомнения – если только Лата Лал знакома с Кассом и ей, как надеялся Хайд, кое-что известно, записка подействует. "Господин Касс у меня. Не звони, телефон прослушивается. За нами следят. Будь осторожна. Принеси денег". Да, сынок, приходится идти на обман. Мальчишка, наверно, не взялся бы, если бы не учуял нечистое, о чем позднее можно похвастать.

Вернувшись на эту сторону улицы, мальчишка, блеснув в быстро сгущающихся сумерках зубами и глазами, пробежал, подмигивая, мимо. В следующее мгновение они с сестренкой и хромоногим псом исчезли в узком проулке. Выбросив их из головы, Хайд сосредоточил все внимание на светившихся сквозь ставни окнах дома Лала. Медленно тянулось время, а дверь оставалась закрытой. Поредевшая толпа исключала возможность не заметить, если кто выскользнет из двери. Сзади выйти непросто – он проверял. Волоча ноги, вернулся домой постаревший раньше времени от наркотиков хиппи. В одно из не закрытых ставнями окон, окликнув знакомого прохожего, высунулся отец деревенского семейства. Лата Лал на удочку не попалась и выходить не собиралась...

Полчаса. Стемнело, в теплой ночи зажглись лампы дневного света, лампочки накаливания, свечи и масляные лампы. Снова и снова звонит Лалу, убеждал он себя. Знает, что обман... Сорок минут. С хозяйственной сумкой и привязанным к груди ребенком вышла женщина, меньше ростом и полнее Латы Лал. Деревенская. Но он не сводил с нее глаз, тем более что из-за проходившего переполненного автобуса не видел, как открывалась дверь. Видел только, как женщина ее закрывала... но не станет же она с младенцем на руках идти с поручением жены Лала. Сорок семь минут...

Она, крадучись, как показалось ему, появилась в дверях. Прикрывая лицо косынкой, повернула в ту же сторону, что и утром. Перейдя улицу, Хайд пошел следом в двадцати ярдах позади. Проходя мимо маленькой мечети и первых магазинов, не заметил ни на одной из сторон Деш Банду признаков целеустремленного движения. Впереди него над плечами идущих то появлялась, то исчезала яркая косынка. Потом Лата свернула на Кутаб-роуд. Дойдя до угла, Хайд увидел огни поезда, шедшего в направлении вокзала Старого Дели. Линия проходила над уровнем крыш домов и лавок, и, несмотря на теплую ночь, от ленты огней странно веяло холодом. Лата вместе с пешеходами поспешила под зеленый свет, и Хайд приблизился к ней до десяти ярдов. Тот же путь, что и раньше. Она не видела и не подозревала, что за ней следуют, потому что ни разу не обернулась. Опоздание можно было объяснить тем, что не хватило денег или что набиралась мужества – чем угодно. Стиснул зубы. За домом не следили – в этом он был уверен. Почти.

Он сделал все, чтобы изменить внешность. Изменил походку, осанку, манеру курить, снял пиджак – словом, сделал все, что не требовало грима или краски. Тут уж нужен специалист. Новый галстук, красные подтяжки. Поймав свое отражение в грязной витрине, за которой в тесных стеклянных банках влачили существование яшерицы, змеи и лягушки, подумал: вот так хрен!

Еще сильнее стиснув зубы, так, что от напряжения заныли челюсти, он заторопился вслед за Латой Лал. Когда она в темноте отважно, словно над пропастью, карабкалась по пересекавшему железнодорожное полотно шаткому деревянному мостику, он был в пятнадцати футах позади. Все тот же путь. Она ускорила шаг. Запах еды из притулившегося на противоположных ступенях лотка, пар и дым проходящего внизу старого большого то ли русского, то ли американского паровоза, тянущего набитые людьми вагоны. Пассажиры даже на крышах. Как бы наблюдая за поездом, он остановился, незаметно глядя назад. Вроде бы никто из пешеходов не обращал на него внимания. Если операция – а операция действительно проводилась – достаточно масштабная, он никогда их не увидит. Они не пожалеют людей, которые будут передавать его с рук на руки, как мяч. Теперь уже поздно...

Сбежав по ступеням, оказался в десяти ярдах от женщины. Искры, огни и дым поезда исчезли в ночи. Они повернули на север, потом сразу на восток на Чандни Чоук. Он снова заскрипел зубами. Именно здесь, на перекрестке Чоук и еще трех полных народа улиц, он потерял ее утром. Ему почти сразу же показалось, что она снова исчезла в неосвещенных участках между фонарями и огнями кафе и магазинов. Взрыв отчаяния. Потом понял, что ее по-прежнему видно, его всего лишь ослепило светом. Впереди темнела мечеть Фатехпури. Приблизился до шести-семи ярдов – утром отпустил слишком далеко, а на базаре было слишком много народу. В витринах магазинов книги, украшения, попугаи. Тротуары, как бы братаясь с более законной торговлей, заполонили лоточники. Хайд проталкивался позади нее, мимо очереди в кино, уродливых щитов с безвкусными афишами. Один из фильмов Ананда Мехты, нового лидера фундаменталистов. Полицейские и воры. Над входом в кинотеатр две плохо намалеванные идеализированные индийские фигуры – Мехта и его главная партнерша в жарких объятиях. Год назад это могла быть Сирина Шармар... потом понял, что это...

...и что он потерял Лату Лал.

А, черт!..

Упершись руками в бока, он остановился, еле сдерживая ярость. С ярких стилизованных портретов на него взирали Мехта со своей партнершей. Внутрь обветшалого кинотеатра медленно вползала очередь. Из громкоговорителя разносились звуки ситара и таблы, сопровождавшие пронзительный индийский голос, не чарующий, но впечатляющий. Прильнувшая к партнеру полными красными губами Сирина Шармар, казалось, издевается над ним. Куда, черт возьми, подевалась Лата? Он сердито оглядывался по сторонам...

...и чуть не прозевал, как она, скрывшись за кассой, проскользнула в зрительный зал. Он растерянно смотрел вслед, почти уверенный, что теперь ее уже не достать. Потом, сопровождаемый добродушными протестами, нетвердой походкой пьяного, пробрался к окошку кассы, высыпав пригоршню мелочи, взял билет и, протолкавшись в оклеенном ворсистыми обоями подсвеченном красным светом фойе мимо торговцев бетелем и сластями, отдал билет одетой в сари билетерше и втиснулся в жаркие потемки.

Перерыв. Вспыхнул свет. Зал зажужжал, как разворошенное осиное гнездо, публика, как по команде, будто соблюдая еще один связанный с посещением кино ритуал, моментально оказалась на ногах. Хайд увидел Лалу. Та, метнувшись вниз по проходу, в замешательстве остановилась.

Потом поглядела на балкон. Во всем зале лишь она, если не считать его самого, была единственной неподвижной фигурой. На экране мелькали бледные изображения рекламируемых индийских товаров. И перед ним она в позе, свидетельствующей о глубоком замешательстве.

По тому, как она машинально, будто радар, поворачивала голову, Хайд понял, что здесь место их встреч, что она рассчитывала с ним встретиться...

...но вызвал-то Хайд. Лал не появится. Он не знает, что жена здесь. Не появится...

* * *

– Должно быть, немножко скучно? – вне всякой связи заметила Сара. – Сидеть в темноте, слушать "уокмен". – На кажущемся усталым и побледневшим в отраженном от воды лунном свете лине улыбка. Роз опасливо взглянула на брошенные на подушки магнитофон и наушники.

Бинокль лежал под креслом.

– Что?.. О, нет... сижу и думаю.

В один из немногих моментов, когда он позволял себе предаться воспоминаниям, Хайд как-то сказал, что смываться, спасаясь, дело несложное. Куда труднее спокойно сидеть и, спасая шкуру, невозмутимо врать.

Господи, надеюсь, что это не так, Хайд, право, надеюсь.

– ...есть время подумать.

Сара с непринужденной ленивой грацией удобно устроилась в кресле. Такие, должно быть, уже появляются на свет с более гибкими костями...

– Потому сюда и приехали? Бежали от чего? – спросила она.

В голосе вызывающие на откровенность дружеские нотки, потом снова сдержанность. Как ребенок, знакомящийся со щенком, у которого острые зубки.

– Не совсем... – Самое худшее – сочинять на ходу... – Хотя, пожалуй, и так, – как бы исповедуясь, добавила Роз. Сара, можно было подумать, нетерпеливо наклонилась вперед. – Просто все немного надоело. Дома... словом, везде.

Сара помолчала, проводя руками по волосам, потом предположила:

– Первый раз приезжали сюда, чтобы найти себя, второй – чтобы потерять, гм?

– Что-то вроде того...

– Наверное, мужчина? Скажите, если сую свой нос...

– Нет, все нормально. – Чувствуя, как дрожат ноги и стучит сердце, Роз попыталась поудобнее устроиться в кресле, положив на колени перевязанную руку, растопыренными пальцами другой опершись о лоб. – Думаю, неокончательно... вообще-то он не виноват.

– У вас кто-то был? И долго? – Казалось, у самой сгорели все чувства, и она лишь через силу расспрашивает об опротивевших ей вещах. Эта женщина озадачивала Роз. Как будто не просто устала, а полностью опустошена. – Мужчины – сволочи, – продолжала она, глядя через залитую лунным светом воду на свой дом. В голосе страх, борющийся с презрением.

– Он не такой уж негодяй, – ответила Роз, скрывая улыбку, подумав о Хайде. Единственное, что отличало ее нынешнюю от нее самой в молодости, когда она познакомилась с Хайдом, так это то, что она не боялась его потерять. Порой – возможно, слишком часто – она брала на себя роль матери или старшей сестры, но ему она была нужна во всех случаях. Пусть даже потребовались годы, чтобы в этом убедиться. – Служит клерком в офисе. Не сказала бы, что очень пылкий, но вполне приличный парень...

При воспоминании о том, что им известна новая крыша Хайда, что его поджидают в отеле, а она не в состоянии его предупредить, голос дрогнул. От одной этой мысли ее бросило в дрожь. Такая реакция была истолкована иначе.

– Извините, – смущенно пробормотала Сара. – Живя сама по себе, становишься несколько бесчувственной. Раны еще не зарубцевались?

– Только-только. – Жестом указала на свои габариты. – Не станешь же его винить, правда? Не ахти какая приманка для парня, даже клерка... – Громко шмыгнула носом. – Не огорчайтесь, я уже себя отжалела. Уехала, чтобы переждать, пока агент продаст квартиру. Не думаю, что так уж весело продолжать жить вместе. – Голос снова дрогнул. Выходит, и в притворстве есть что-то трогательное. Можно выплеснуть чувства и прикрыть беспокойство за Хайда. – Вы сказали, что мужчины сволочи, – похоже, однажды нарвались на негодяя?

Когда люди говорят о себе, тебя не замечают. Это не Хайд, это самаритяне. Правда, сейчас годится, и Хайд одобрил бы. Шаркая ногами рядом со спрятанным биноклем, Сара опустила глаза.

С соседнем доме приглушенный шум голосов, из гостиной Сары сквозь задернутые шторы и сетки от москитов сочится слабый свет. Становилось прохладнее. Роз казалось, что она слышит, как с перерывами тихо шелестит пленка.

– Я столько раз повторяла свою историю – психиатрам, любовникам, постояльцам, – что, кажется, выучила наизусть и никому уже не интересно, – с горькой иронией отозвалась Сара, сердито смахивая волосы с лица. – Будь я на вашем месте, не стала бы слушать.

– Кто-нибудь в особенности или вообще все мужчины? – напомнила Роз.

– Я предупредила, – засмеялась Сара.

– Верно. Вы начали: мужчины – сволочи...

– Как вы ладили с отцом, Роз? Я всем задаю этот вопрос. Надеясь убедиться, что я не монстр...

– Даже не желаю о нем говорить!

– А-а, но все дело в том, кто не оправдал ожиданий, – сверкнув глазами и нервно поправляя юбку, заметила Сара. – Вы или он?

* * *

Свет скоро погас, и Хайд втиснулся в узкое жесткое кресло у прохода в трех рядах от Латы Лал. Она, как и он, не знала, что делать: гвалт заглох, и в наступившей тишине на фоне мчавшейся автомашины поползли имена действующих лиц и исполнителей. Это вполне мог быть фильм, съемки которого он видел рано утром на Деш Банду. Женщина нерешительно стояла на фоне цветных изображений. По экрану пробегали тени ищущих свободные места опоздавших зрителей. Напряжение предвкушавшей развитие событий публики нарастало с каждой минутой. К неподдельному восторгу зрителей от удара машины во все стороны разлетались мусорные ящики и рушился фруктовый киоск. Лата Лал оставалась растерянно стоять.

Хайд понимал, что ни под каким предлогом не сможет больше выманить ее из дома, – сегодня обман раскусили. Раз и навсегда. Отель для него напрочь закрыт. Единственный выбор – Сринагар. Не выбор – долг. Роз нельзя больше оставлять одну. Чувство вины и ощущение опасности не утихали, будто зубная боль.

Появление героя фильма, которого играл Ананд Мехта, с первого кадра двинувшего какого-то индуса со злобным изуродованным шрамами лицом, было встречено бурным восторгом. Шармар может проиграть этому герою кинопленки... кому же иначе, ведь этот негодяй Шармар тебе, выходит, не по силам. Следом при почти мистическом восхищении публики на экране появилась Сирина Шармар, тотчас же упавшая в объятия Мехты. Шармару не следовало ее убивать, она была бы козырем на выборах...

Лата Лал неуверенно присела на краешек кресла в четырех рядах впереди него. Напряженно сгорбилась, выбитая из колеи, напуганная. Сирина Шармар и Мехта по-прежнему в объятиях друг друга. Касс с ней крутил – счастливый, дьявол! В то же время как это чудовищно нереально – видеть на экране умершую женщину, думать в связи с ней о Кассе, о торговле героином, о сидящей впереди него женщине и о Роз... Какое-то время мысли путались между нереальностью происходящего в этом ужасающем фильме и нереальностью созданной им запутанной и ускользающей из рук ситуации.

Лата Лал поднялась и заспешила по проходу, вызвав удивленные взгляды нескольких зрителей, правда, тут же зачарованно вернувшихся к невероятностям экрана. Мехта раскачивался на спущенной с высокого этажа веревке – черт, я бы без таблеток не решился на малую долю этого. Сирена восхищенно глазела из окна на крутящуюся фигуру, спускающую вниз. Голосуйте за настоящего героя. Хайд встал и побежал за женщиной, которая уже дошла до отгораживающей фойе тяжелой портьеры. Билетерша, кажется, была обижена тем, что он способен уйти с такого фильма.

Супруга Лала, постояв, стала подниматься по узкой лестнице, ведущей на балкон. Хайд двинулся следом. Если бы Лал был здесь, если бы только он был здесь, повторял он. Не может быть, чтобы она просто захотела поменять место. Он сглотнул застрявший от волнения в горле комок. Пройдя мимо вонявшего туалета, остановился у занавеса, за который она проскользнула. За ним тесная голая лесенка. Посмотрел на косой дымный луч проектора, опустил взгляд на экран, где Мехта, к явному удовольствию публики, снова пустил в ход кулаки. Вероятно, дает взбучку Шармару...

Задвинув за собой занавес и, поднявшись по лесенке, услышал скрип и щелчок закрываемой двери. В освещенный слабой пыльной лампочкой тамбур из приоткрытой двери проникала полоска яркого света. Кинобудка? Подойдя к двери, приоткрыл еще на пару дюймов. Стрекотание проектора, приглушенный разговор. В противоположном конце проекционной закрылась дверь, отрезая проникающий из-за нее свет еще одной слабой лампочки. Очертания двух голов, запах пищи. Он осторожно ступил в жаркий полумрак помещения. Две головы равнодушно повернулись в его сторону, и его удивило их безразличие и молчание. Он мысленно представил лесенку позади себя, лестницу, ведущую в фойе и к выходу на улицу, и они показались ему входом в ловушку. Не потому ли Лата Лал так надолго задержалась, прежде чем выйти из дому? Не действовала ли она, согласно указаниям, не ждала ли, пока подготовят место?

Открыв дверь, он проскользнул внутрь. В конце грязного коридора дверь. Запах еще одного туалета. На двери на английском и хинди: "АДМИНИСТРАТОР". Потрогал, словно талисман, пистолет за поясом и, постучав, быстро распахнул дверь. Испуганно оглянулась Лата Лал. Индиец, возможно администратор, вскочил на ноги, то ли выгоняя, то ли, перепугавшись, маша руками. Еще один, перестав кричать на Лату, яростно и неумело размахивал пистолетом в сторону Хайда. Черт побери, ну прямо как в кино!

По лицу женщины видно, что она узнала его и пришла в ужас. Двое мужчин очень похожи на братьев. Когда появилась Лата, они что-то ели.

– О, какая дура!.. – воскликнул по-английски мужчина с пистолетом, глядя на поднявшего руки Хайда. – Кто этот человек? Он следовал за тобой, глупая ты женщина!

У администратора вспотел лоб. На лице Лала испуг, ярость и постепенное понимание того, что в руке у него пистолет. Непрофессионалы убивают из-за паники. До Лала дойдет, что комната узкая, тесная, что между ним и дверью фигура Хайда. Хайд поднял руки.

– Лал? – спокойно спросил он. – Мистер Лал, пистолет не нужен. Я друг Фила Касса. Вы знаете Фила... Я его хороший друг – правда. И нам надо поговорить... я пришел поговорить. – На столе администратора под остатками еды вечерняя газета. – Вы, должно быть, читали, что он бежал, так? Я так не считаю. Надо поговорить.

Нервная атмосфера в комнате исходила от женщины; от нее и администратора. Сам Лал был похож на актера, не играющего в спектакле, отрешенного от происходящего, что бы там у него не было с Кассом. Радикал-любитель, узнавший, насколько серьезной может стать полиция. Теперь, скрываясь, у него было время поразмышлять. В погоне за деньгами или за сенсацией он открыл для себя грязный мир, где люди исчезают без следа, и понял, что бывает не до шуток, когда становишься опасным для сильных мира.

– Какую еще беду ты на нас навлек на этот раз? – заорал администратор, пожирая глазами Лала. – О, братец, какой же ты, черт побери, дурак!

– Замолкни, Прем! – оборвал его Лал. – Он один. Вы один, друг мистера Касса? – спросил он, продолжая размахивать пистолетом, правда, не так энергично, но и не окончательно успокоившись.

– Я один. – Ни удовлетворенности, ни напряженных нервов, которые бы указывали, что требуется протянуть несколько минут, пока не прибудут другие. Значит, не в ловушке. – Так можем поговорить?

Почтительно поглядывая на пистолет, Хайд медленно, очень медленно двинулся вперед, осторожно взял стоявший у стены стул и поставил рядом со стулом, на краешке которого сидела Лата Лал. Растопырив пальцы, положил руки на стол.

– Поговорим, мистер Лал? Времени не так много...

– Что вы хотите сказать?

Хайд простодушно развел руками.

– У Фила Касса мало времени. Вот это и хотел сказать. Он не бежал, его увезли из тюрьмы. Вы ведь тоже в это не верите, не так ли?

Лал покачал головой.

– Он бы связался с Латой.

– Или со мной, мистер Лал.

– Что вы за друг мистеру Кассу?

– Именно такой, какой ему нужен. А вы, мистер Лал?

* * *

Роз продолжала сидеть, глядя на желтую в лунном свете рябь, прислушиваясь к ее плеску у основания домика. Закончив вторую порцию виски, Сара извинилась: пригляжу за слугами, эти гости требуют особо почтительного отношения. Прерванные на миг проехавшим мимо автомобилем, на ведущей к ее домику дорожке, нарушая отдаленный шум города и шелест тростника, звонко отдались звуки ее шагов. Их беседа оказала такое же гипнотическое воздействие, как залитый лунным светом пейзаж и звуки, идущие из Сринагара.

Проблема оказалась до смешного простой... Черт, до чего же просто. Ее отец, страшась, что его темные сделки будут разоблачены левым лейбористским членом парламента, впал в самобичевание и, дрогнув, дошел до самоубийства. Герой войны, мировой судья, любящий отец – в одно мгновение ничего не стало. Этим мгновением были Англия да пуля. Необременительное партнерство в сделках с недвижимостью, легкие деньги, быстрое, без раздумья, признание вины, когда ханжи и лицемеры обрушились карающим перстом на вскрытые злоупотребления и махинации. В конце шестидесятых Сара Мэллоуби покинула Англию и больше туда не возвращалась. Больше двадцати лет проклинала Англию, политику... и своего отца за то, что в тяжелые времена он не остался героем.

Обратала Шармара?

В конце концов, да... Шармар, новый герой. Властный, привлекательный, покоряющий сердца женолюб. Познакомившись с ним, Сара безумно влюбилась и оказалась у него на содержании. Только со временем обнаружила все скрытые мерзости. Роз догадывалась, что ей все, или почти все, известно, и она упивалась прошлым, дабы примириться с горькой правдой настоящего. Шармар был идолом, падения которого она не могла себе позволить.

Качая головой, Роз рассеянно взяла и надела наушники. Последние полчаса пленка крутилась лишь изредка – компания, закончив разговор, которого она не слышала, снова вышла на веранду домика Сары.

"Уокмен"... Она улыбнулась. Хорошо замаскирован. Ладно еще, что ей не захотелось разделить с гостьей интерес к музыке. Затем вдруг голоса Сары и, как она теперь знала, В.К. Голос Шармара гипнотизировал ее. В голосе Сары слышались виноватые нотки. Голоса прерывались ее собственным хриплым дыханием, слышным в наушниках, как крик спрятавшейся где-то в прибрежных камышах испуганной птицы.

– Ты выглядишь обеспокоенной... усталой... Готовится к ночи, обхаживает.

– Нет, ничего.

– Что случилось? Где ты была?

Дипломатический нюх, чует неприятность.

– Ничего. Хочется выпить. Эта скучная баба...

– Какая баба?

– Да та, в доме, я тебе говорила.

– Кто она такая?

– Да никто, я же говорила. Как совещание?..

– Сара, наплевать на совещание. – Взвинченные обстановкой нервы – благодарная почва для подозрительности. – Сара, что тебя огорчило?

Снова обхаживание.

Сидя в тени веранды, Роз не сводила глаз с дома. Почти забыв об угрожавшей ей опасности, она была страшно заинтригована разговором, точно так же, как, бывало, первыми впечатлениями, услышанными от Хайда, когда тот, вконец измотанный, возвращался из мест, куда попадал благодаря приказу или собственным причудам.

– Да нет, ничего. Ты же меня знаешь.

– Да, знаю. И мне понятно одно – эта женщина выводит тебя из равновесия.

– Нет, она не... Спасибо. – Роз показалось, что она слышит, как звякнул в стакане лед, но, должно быть, это просто натянутые нервы. – Знаешь, всего лишь большая зануда... – Спасибо, моя дорогая. – ...ох, долго еще будут торчать здесь эти, В.К.? Неужели нельзя их сплавить сегодня же?

– Возможно. Ты разговаривала с этой женщиной?

– Не о тебе. Не будь таким глупым... извини. – Последнее слово скороговоркой, как будто заметила гневный взгляд или даже замахнувшуюся руку. – Просто о былом... давно ушедшем прошлом. Я устала, В.К.

– Так. Ты уверена в отношении этой женщины? Кажется, встревожена ее присутствием. Нельзя ли от нее избавиться?

– Она же все оплатила. – Хорошо слышный вздох. – Правда, странная особа.

– В каком смысле?

– Для такой туши, пожалуй, слишком умна.

– Как умна?

– Просто быстро схватывает, В.К. Быстро схватывает.

– Схватывает что?

– Все, на что обращает внимание. Да ладно. – Лишняя рюмка сделала ее насмешливой и непослушной. Как капризный подросток. Совсем одурела, корова, добавила про себя Роз. – Спокойной ночи, В.К. Скажи, чтобы не очень шумели, когда будут расходиться, ладно?

– Лучше за ней приглядывать, Сара. Так, для порядка.

Роз сдернула наушники, что ничуть не уменьшило внезапно охвативший ее безотчетный страх. Так уютно облекавшего ее во время разговора с Сарой притворства как не бывало.

Перед ней недружелюбно расстилалось озеро Дал. Отдаленный шум города походил на гудение растревоженного осиного гнезда. А тут еще отель Хайда под наблюдением, а она не может его предупредить... не может рассказать о собственном положении. Когда будто толща воды смыкается над головой.

* * *

– Я ухожу, брат.

Трусливо бегая глазами, администратор встал из-за стола и, поманив за собой Лату, двинулся к двери. Прикрыв ее руку свободной ладонью, Лал кивнул.

– С этим человеком мне ничего не грозит, Лата. Думаю, он не хочет нам вреда. – Он улыбнулся Хайду. – Во всяком случае, он один. И так же глупо... – добавил он, внезапно потемнев лицом, – как мистер Касс, открыто разгуливает, думая, что они где-нибудь допустят промах! – Блеснул глазами. – Так же глупо, женушка, как поступаю я сам, втянувший всех нас в это дело!

Поигрывая пистолетом, постучал по картонкам, в которых принесли еду, по листам вечерней газеты, по бухгалтерской книге, куда брат Лала заносил выручку за день. На столе старомодные парусиновые банковские мешки.

Лата Лал умоляюще тянула мужа за руку. Деверь, не скрывая нетерпения, ждал у двери, держа ее приоткрытой, отчего в комнату, пугая Лала и лишая мужества его жену, с экрана врывались звуки выстрелов.

– Все нормально, – успокоил Хайд. – Я долго вас не займу. Пришел и ушел, когда еще не кончится картина.

Он обезоруживающе улыбнулся. Лал кивнул головой, отпуская жену.

Когда за ними закрылась дверь, Хайд сказал:

– Спасибо. За то, что поверили.

Лал, как неудивительно, отложил в сторону пистолет.

– Лата говорила, что утром к ней обращались. Мистер Холланд? – Хайд кивнул. – Я так и думал. Мистер Касс говорил, что журналистика часто служит прикрытием для... его друзей. Я думал... даже, мистер Холланд, надеялся...

– И я тут как тут. Все наличные силы – подчеркиваю – все. Если я что и могу сделать для Фила Касса, так это найти рычаги. Понятно, мистер Лал? Улики, доказательства. У нас кое-что есть.

– Вы уверены?

– О, да. Уверен. В конце концов, это ваш материал. У Касса только важные крупицы, остальное все ваше.

– Я же предупреждал его о женщине, Сирине Шармар!

– Беда в том, что он в нее по уши влюбился.

– Да, я это понял. И с тех пор вел себя осторожнее, мистер Холланд. По необходимости.

– Итак? Что у Вас имеется?

– А что имеется у вас?

– Пара пленок, которые Касс прятал у себя дома, – они и привели меня к вам. Другой малый – забыл, как его зовут, – исчез. Правда, не как вы. Думаю, его нет в живых...

– Я... тоже об этом слыхал.

Лал колебался, переводя глаза то на пистолет, то на Хайда, потом на растрескавшиеся ободранные стены тесного кабинета. Даже на остатки еды. Он не выглядел растерянным, ему было просто жалко расставаться с тем, из-за чего он попал в такой переплет и благодаря чему еще надеялся спастись. Зачем жертвовать этим ради Касса или мистера Холланда? Держи до тех пор, когда придется пустить в ход...

– Сейчас, – пугая Лала, сказал Хайд. – Сейчас. Если подумываете поторговаться с Шармарами, это последний шанс для Касса... и для вас. Та, что на экране, мертва, Лал. Даже вы не верите, что ее убил Касс, не так ли?

Лал медленно покачал головой.

– Не думаю, чтобы мистер Касс мог...

– Я тоже. Тогда, что дальше? Вы грозите мне пистолетом, и я ухожу. Вы стреляете в меня, и я мертв. В этом случае погибает и Касс, и, возможно, вы.

– Думаете, меня спасет британское правительство? – презрительно спросил Лал.

– Я спасу. – Будем держать руки на столе, улыбаться, побольше искренности во взгляде, хорошо? Я спасу, – повторил он.

И спасу, если смогу. Но одной уверенности мало. Требуется немного нахального героизма, как в кино. Поверь мне, Лал – ну давай же, поверь мне!

Наконец:

– Прекрасно. Во всяком случае, я уже начал ненавидеть это место. У моего братца неделя за неделей идут ужасные фильмы!

Улыбнулся, но потрогал рукоятку пистолета.

Хайд откинулся на стуле.

– Хорошо. Это решено. Не могу сказать, что сожалею. – Заговорщическая ухмылка. – Связаны с наркобизнесом, верно? Все состояние держится на наркотиках. Это то, что вы с ним раскрыли.

– Мы нашли улики, мистер Холланд. У нас были фотографии – например, Пракеш Шармар посередине маковой плантации. Или В.К. и его брат с высокопоставленными пакистанскими офицерами и правительственными чиновниками из Исламабада – правда, и с сикхами, но важна связь с пакистанцами. Свидетельство того, как с молчаливого согласия пакистанской армии наркотик вывозится из Кашмира. Следуя на Запад.

Лал и гордился, и боялся содеянного. Это была похожая на игру радикальная авантюра – "собственная газета крутых парней" в борьбе за справедливость. Герои с квадратной челюстью и трубкой в зубах разоблачают продажных политиков, а не просто бьют в зубы азиатов или немцев.

– Люди, – продолжал он, – которые в обычных условиях оставили бы подыхать один другого в сточной канаве, в Сринагаре обнимались, словно братья...

– Где?

– В плавучем домике любовницы В.К., мистер Холланд, где же еще? Регулярные встречи, которые мы оба подслушивали. – Страх уступил место справедливому негодованию. – У меня есть пленка. Большую часть из того, что я узнал, я скрыл от Касса. Он бы испугался. Видите ли, поначалу от женщины была польза. Потом он к ней привязался, и я уже не мог полностью ему доверять. Он стал пытаться ее уберечь.

– Похоже на него.

– Конечно, были сделки с землей, приобреталось все больше и больше для выращивания мака. Но это пустяк по сравнению с самой тайной торговлей. Вот это их свалит, всех до одного, В.К. вместе с Конгрессом, – заключил он, сверкая глазами.

Сринагар... Черт побери, ведь Роз... в одном из паршивых домиков этой бабы!

– Где... куда, как вы думаете, мистер Лал, они увезли Касса? – одобрительно выслушав собеседника, вкрадчиво спросил Хайд.

– В Кашмир. Сринагар. Может быть, на озеро или в один из кашмирских домов, принадлежащих В.К. или его родственникам. – Он покачал головой. – В какой мере вы сможете ему помочь?

– Зависит от вашей помощи, – ответил Хайд, постукивая пальцами по краю стола. На лице уверенность и готовность к сотрудничеству. – Я должен знать – иметь – все. И прямо сейчас, если мы хотим чего-то добиться. – Лал уже тряс головой, в глаза вернулся страх. – У вас нет правительства, куда вы могли бы обратиться... – нажимал Хайд. Правда, и у меня, подумал он, всего лишь Шелли. – ...у меня есть. Чтобы гарантировать безопасность вам, жене, брату, всем остальным... а также Кассу, мне нужны доказательства. Я собираюсь добиться его передачи в наши руки.

– В этом случае что станет с собранным мной материалом?

Господи, да какая-нибудь "Сан" или "Ньюс оф скрюз" еще как заплатят тебе, подумал Хайд. Не мелочись, Лал.

– В Лондоне за ваш материал дадут целое состояние. Послушайте, мои коллеги не будут его разглашать. В этом смысле он по-прежнему принадлежит вам. Небось, сделали копии?

У Лала взмок лоб. После долгих колебаний наконец произнес:

– Дайте время подумать, мистер Холл...

– Времени не осталось, Лал! – Черт, сегодня же надо попасть в Сринагар, к Роз. – Касс у них в руках. Когда он расскажет, где найти вас, лишь вопрос времени. Полагаю, он знает и о вашем брате?

– Знает.

– Тогда поднимай задницу, давай мне материалы и ложись размышлять о деньжатах, которые получишь от бойких газетенок в Лондоне или Нью-Йорке! А теперь за дело, Лал!

Реакция Хайда, должно быть, была подсознательной, на мгновение обгоняя происходящее. Его разозлило то, что он физически услышал только теперь. Тревога. Не совсем снаружи, а в самом кинотеатре. Продолжительный старомодный звонок. Пожарная тревога, черт побери.

Услыхал его и Лал. Й сразу съежился, будто уже охваченный жаром и пламенем. До Хайда уже доносились отдаленные звуки колоколов пожарных машин, пробивающихся к кинотеатру по заполненным людьми улицам. Готовый к броску, одна рука на пистолете Лала, он поднялся на ноги.

– Доставай материал.

В дверях мелькнул брат Лала.

– Уходи немедленно, брат. Лата... я вывел ее на улицу через заднюю лестницу. Я должен руководить, и меня эвакуируют на законных основаниях. Да торопись же, дуралей!

И исчез. Только топот по коридору в сторону будки киномеханика. Шум публики, сердитый поначалу гул разочарования перерастал в панику. Держа пистолет Лала за ствол, Хайд подошел к окну и выглянул на Чандни Чоук.

Полицейские машины с вращающимися над крышами огнями, первые пожарные машины. Полицейский кордон и веревочные ограждения оттесняют толпу назад, оставляя узкий проход для зрителей, которых станут проверять. Они уверены, что ни Лал, ни он сам не пройдут...

Кордон раздвинулся, но появились еще полицейские, бесцеремонно процеживая выбегавшую в панике публику. Хайд обернулся к Лалу. Тот замер, потрясенный увиденным, затем рванулся вдоль коридора. В зале раздавались свистки, кто-то, отдавая приказания, ревел в мегафон. Встав на цыпочки, Хайд выглянул в окошко кинобудки. В зале включен свет, но по рядам бегают лучи фонариков. Глухой топот по ковровым дорожкам и лестничным ступеням. В любой момент появятся здесь.

Потом он его почуял – запах дыма. Эти негодяи собирались устроить настоящий пожар – в одном месте уже зажгли. Нам нет нужды допрашивать тебя, сагиб, мы только хотим убрать тебя, чтобы не мешал, или подождать, когда ты, как зверь из горящего леса, сам выбежишь к нам в руки. В любом случае тебе крышка, приятель...

Запах дыма становился сильнее. Хайд поспешил обратно в кабинет администратора. В зал уже не спуститься, скорее всего, нельзя воспользоваться и пожарным выходом. Они взяли здание в плотное кольцо – и подожгли его.

В кабинете пусто. Лал смылся – по-тихому, ловко, не оставив концов. До Хайда дошло, где он. Потянув за узкую дверцу, которая, как он думал, вела в уборную, увидел за ней узкие кривые ступеньки. Темно, тихо. Он принюхался.

Пламя приближалось. Хайд вздрогнул, ощутив кожей тепло, но пока это лишь игра воображения. Снаружи, с улиц, доносились распугивающие людей звуки сирен застрявших в толпе дополнительно присланных пожарных машин. Он тоже застрял, словно в мышеловке – дрянь дело...

Закрыв за собой дверцу, стал карабкаться по ступенькам на крышу кинотеатра. Становилось жарче – теперь во всех отношениях.

 

7

Темная зона

Пока никаких следов дыма, но казалось, что он уже в груди и голове, Хайд задыхался, в голове шумело. Не упуская из виду дверь, набрал номер телефона. Пистолет Лала под рукой, патрон в патроннике, предохранитель снят. Чертовски глупо. Было слышно, как на чердаке тяжело топает прячущийся там Лал. Хайд вернулся в кабинет позвонить. То, что он, как и Лал, делал, было немыслимой глупостью.

Если не позвонить сейчас, то когда? Потом выручать его и топающего по крыше Лала, при каждом шаге которого ему на голову, плечи и заваленный мусором стол сыпалась штукатурка, будет слишком поздно.

Он угрожающе прорычал свое имя секретарю – или кого там еще Шелли посадил на круглосуточную линию.

– Хайд... требую "темную зону". Понятно? Полного прикрытия делийской резидентурой, начиная с данного момента. Двоих в полную тень. Двоих. Понял? Что... местонахождение? Скажи им, на Чандни Чоук горит кинотеатр, я внутри... – Почуял носом дым. За дверью тихо – пока что. Обслуживающий линию сотрудник расспрашивает спокойно, даже отрешенно – как положено. – Нет, внутрь не проникать. Скажи им, чтобы ждали, потом пошевеливались. Свяжись с Майлзом – скажи, что действующий агент просит его взять операцию на себя.

Поморщившись, положил на рычаг старую тяжелую трубку. Запах дыма усиливался...

Не тот запах. Постоял в раздумье. Умные гады, выпускают дым из баллонов, чтобы можно было шарить в зале. Огонь будет после того, как его обыщут. Сожгут дотла, если не найдут его с Лалом, для правдоподобия. Тем, кто обыскивает, нужны лишь маски и респираторы. Он напряженно прислушался, но и те были осторожны – время у них было. Никто не торопился. Хайд вышел в дверь, закрыл ее за собой и полез по темной лестнице на крышу. Лал перестал ходить, видно, забился в угол под каким-нибудь легко воспламеняющимся мусором и думает, что в безопасности.

– Лал? – хрипло прошептал он, добравшись до верха лестницы. – Лал, дуралей, где ты? – Пистолет наготове, собственный "ВП-70" за поясом у спины. Прислушался, что внизу. Пока ничего. – Лал, хватит валять дурака!

На крышу выходила маленькая дверца – невелика, потому что скошена только малая часть крыши. Остальная часть плоская. Сквозь тонкие стены и разбитое окно доносились звуки сирен и гул толпы...

...в окошке мелькнул яркий желтый луч, надавил, как палец на муравья. Все остальные звуки заглушал рев вертолета – Хайда обдало ветерком от роторов. Должно быть, высаживают на крышу полицейских. Или просто ждут – стрелки сидят в дверях, болтая ногами, как мальчишки на парапете набережной во время прилива, и ждут, когда они с Лалом высунут голову с чердака или сквозь дырявую крышу. Обложили и, удобно устроившись, ждут.

– Лал? – позвал он громче, стараясь перекричать рев вертолета. – Лал?

Толкнул крошечную дверцу, через которую, должно быть, выбрался и Лал, если он все еще на крыше... Нет его. Иначе бы ему кричали или открыли стрельбу.

Пополз на коленях по перекрытию. Луч прожектора с вертолета высвечивал в штукатурке и щепе бесчисленные вмятины и выбоины. Пятна сырости. Перекрытие между стропилами под его весом скрипело и потрескивало.

– Лал... слушай, что я говорю, дурень проклятый, – они собираются поджечь весь кинотеатр! Когда я был внизу, там уже пахло дымом, черт возьми! – Справа из темноты кто-то заскулил, как побитый пес. Хайд обернулся на звук. – Лал, я могу вызволить нас обоих. Уже договорился. Все готово. Давай вылезай и будем действовать, пока нас не зажарили! – Не было нужды придавать голосу пугливые нотки, они без того присутствовали. – Вылезай, недоносок! Поднимай задницу, надо давать деру!

Он пока еще не видел Лала, но ощущал исходивший от него страх, его присутствие в норе позади груды упаковочных коробок и прислоненных к стене старых афишных щитов. Гремя фанерой, Лал в ужасе метался внутри. Здесь было его потаенное логово, здесь он пытался укрыться и теперь. Хайд с тоской подумал, что Лала отсюда ничем не вытащишь. Он считал себя в безопасности только здесь, где провел две недели, может, больше, спускаясь в кабинет брата за едой, словно белка в холодную зиму. А ведь непогода только начинается, Лал... но Лал не желал этому верить. Там, скорчившись за щитами с аляповатыми кричащими изображениями обнимающихся или дерущихся мужчин и женщин, он был защищен. Прожектор настойчиво прочесывал крышу.

Где, черт побери, материал? Там, за прислоненными к стене дикими афишами и картонными коробками?

– Неужели, черт возьми, ты не чувствуешь дыма, Лал? Ты же сгоришь, если останешься!

Теперь-то до него уже доносится запах дыма. Правда, он не понимает, что дым пущен из баллона. Жить ему все равно, должно быть, хочется, иначе бы не побежал первым делом сюда!

За фанерой как будто завозилась большая крыса, затем послышалось человеческое кряхтение, до Хайда сперва дотронулась рука, потом крепко за него ухватилась. Проблеск прожектора высветил искаженное страхом лицо Лала. Лал, дрожа, опустился на колени у ног Хайда. Держа в руках лямки рюкзака, с жалким видом протянул его Хайду.

– Давай, давай... держись поближе.

– Куда нам идти? – начал Лал. – У них на крыше вертолет.

– Знаю, не задавай трудных вопросов. – В горле першило от дыма. Он проникал в щели в крыше под ногами и через чердачное окошко.

– Как мы выберемся, мистер Холланд? Как выберемся?

Дымом заволокло ступени, он лениво клубился в свете огней с вертолета. Они явятся в любой момент, шумно дыша в делающих их похожими на лягушек масках. Повернувшись к Лалу, Хайд увидел в глазах его неудержимый страх. Лал, видно, слишком сильно нажал коленом на кровлю между двумя стропилами, и кусок ее проломился под его весом, открыв рваную дыру над находившимся под ними кабинетом, – стал виден заваленный мусором стол и постеленный перед ним потрепанный коврик. Стулья, на которых сидели они с Латой.

Лал, выругавшись, подвинулся. Снова, засыпая стол, посыпалась штукатурка. Дыра расширилась, отчего вокруг них на крыше стало светлее. Лал, застыв от ужаса, зачарованно глядел внутрь.

– Пошли! – Лал будто превратился в камень. Казалось, ничто не может сдвинуть его с места. Руки безвольно держали лямки свисавшего в дыру рюкзака. Твою мать, словно застрявший в трубе мешок Санта-Клауса. У Хайда по лбу и по спине струился пот от панического страха и бессильной ярости. – Ну давай же! – орал он на недвижимо стоявшего Лала.

В кабинете возникла глазевшая на дыру в потолке Двуногая лягушка, позади нее другая. У обеих в руках пистолеты. После секундной заминки пистолеты направились на Лала, который, казалось, испугался лишь фантастического облачения сотрудников службы безопасности. Хайд метнулся к державшей рюкзак руке, но оба уже выстрелили, и пули поразили Лала. Он безжизненно повалился вперед, головой нырнул в дыру и рухнул на заваленный штукатуркой стол. Потом скатился со стола и замер у ног одного из стрелявших. Рюкзак услужливо лег к ногам убийц.

Лал мертв, и у них все, чем он располагал. Все... От потрясения, ярости и бессилия Хайд не был в состоянии двигаться. Проникавшие в закуток, где он склонился на коленях, потоки света, будто забирая в плен, жесткими пальцами хватали его за плечи.

* * *

Установленная на зеркальной камере черная трубка модуля ночного видения выбивала дробь, когда Роз трясущимися руками пыталась пристроить ее на подоконнике спальни. Пальцы липли от пота. Трубка "минимодулюкса" не длиннее восьми дюймов и весом не более трех с половиной фунтов казалась отлитой из свинца. Послышались шаги полицейского, которому Шармар приказал присматривать за ней. Из домика Сары он спускался по сходням на берег. От напряжения было никак не совладать с видоискателем. Испугав ее, как неожиданный выстрел, зажужжал механизм. На носу домика Сары, будто специально позируя перед камерой, стояли рядом сикх с пакистанцем. Пожалуй, последние из гостей Шармара, попадавшие в камеру ночного видения. На этом хватит.

Шаги на берегу скрадывались затихающим ночным шумом Сринагара. Еще мгновение, и их звуки раздадутся на сходнях ее домика. Роз смахнула мешавший смотреть холодный пот.

Стащив с подоконника камеру с ночной приставкой, бросила на кровать. Непослушные руки не держали выдающий ее странно выглядевший аппарат. Гулко отдаваясь в ночной тишине, на сходнях послышались первые шаги. "Обычная проверка, – она слышала, как приказывал Шармар; брат, не премьер-министр. – Проверь документы, скажи, что ради ее же безопасности. Сделай так, чтобы ей захотелось уехать".

С огромным, как показалось, усилием отвернула приставку ночного видения и неловко насадила на корпус зеркалки безобидный, какой найдешь в любом магазине, дневной объектив. Под стук приближающихся шагов уложила камеру в футляр. Ему, конечно же, придется разбудить повара или поваренка, объяснить что к чему? На коленях бесстыдно покоилась ставшая для нее опасной трубка "минимодулюкса". Шаги смолкли. Голос полицейского, потом голос повара: "Мэмсагиб спит". Услышав столь архаичный знак уважения, парализованная страхом Роз едва удержалась, чтобы не прыснуть со смеху. Полицейский не желал слушать возражений. Роз прижала трубку к груди, будто самую ценную вещь при бегстве из горящего дома. Как одну из кошек...

Черт бы тебя побрал, Хайд!..

Натыкаясь на мебель, почти невидимую в проникающем сквозь сетку от москитов слабом лунном свете, она заметалась по спальне. Ударилась правой ногой о кресло, чуть не вскрикнув от боли. В дверь слева деликатно постучали. Она лихорадочно распахнула другую дверь. Все еще прижимая трубку к груди, нетвердой походкой прошла через узкий коридор в ванную и, дрожа, тяжело опустилась на край ванны. Стук повторился, на этот раз чуть требовательнее. Повар продолжал возражать, боясь нарушить мирный сон гостьи, но полицейский отметал все возражения. Чувствуя, что ее не держат ноги, поднялась, положив трубку на крышку унитаза. Ее подташнивало, кружилась голова. Стараясь как можно тише, подняла крышку сливного бачка, опустила "минимодулюкс" в тепловатую воду и, затаив дыхание, тихо опустила крышку на место. Пот катился градом. Снова села на край ванны. Посмотрела на мятое платье. Так она же не разделась, а считается, что спит, выключила свет почти час назад!..

Господи... Опершись головой на влажную горячую ладонь, она, прокашлявшись, зашевелила губами, стараясь произнести слова. Мешая говорить, в горле застряла сладковатая тошнота. Пытаясь унять дрожь, Роз крепко обхватила себя руками.

Наконец, после очередного стука в дверь, произнесла:

– Да? Кто... это? – Тонким голоском, будто актриса, играющая на радио роль ребенка. – Да... кто это?

– Миссис Вуд? Я из полиции. По служебным делам. Можно войти?

– Минутку... занята. Подождите.

Дрожащим от страха голосом удалось изобразить нечто похожее на раздражение. Встала и нарочно спустила воду в бачке. Слышно, как о фаянсовые стенки бачка стучит трубка "минимодулюкса". Когда вода стекла и бачок стал наполняться, стук в бачке продолжался, но стал тише. Оцепенев от страха, машинально открыла кран раковины.

Холодная вода...

Плеснула холодной водой в лицо и растерла толстым белым полотенцем. Расправила мятое платье – платье, черт возьми!.. Сдернула с крючка за дверью купальный халат, стянула с себя платье, зашвырнув за ванну. Потом влезла в халат, который был ей маловат, и завязала пояс. Взлохматив волосы, подошла к двери и отперла ее.

– Да? – отрывисто бросила она, скрывая за раздражением свое волнение.

Одетый в легкую форму полицейский, чуть выше нее ростом, был намерен держаться с почтительным дружелюбием – пока что. За его спиной с извиняющимся видом маячил повар.

– Прошу прощения, миссис Вуд. Инспектор Дханжал, сринагарская полиция. Учитывая обстановку, обеспечиваю безопасность гостей нашего города. – Небрежно демонстрируемый, словно фамильная ценность, безукоризненный английский язык. Явно не просто кашмирский фараон... из отдела наркотиков? Или из тех, кто в случае чего подкладывает тебе запрещенные штучки? Роз упала духом. Она слышала, как брат Шармара отдавал приказание, но они, разговаривая, двигались по комнате, и голоса, как в слабом радиосигнале, иногда почти исчезали. К тому же мешала болтовня остальных гостей. – Нам бы не хотелось, чтобы с кем-нибудь из наших гостей что-нибудь случилось, – добавил Дханжал.

– Благодарю за заботу, – взорвалась Роз. – Значит ли это, что вы можете беспокоить меня в такое время?

Дханжал примирительно поднял руки.

– Приношу за это извинения. Ваше прибытие зарегистрировано только сейчас. Весьма сожалею, но мне хотелось бы убедиться, что вы здесь в безопасности. Скажем, назовем это проверкой вашей безопасности?

Обыск. Черт возьми, Хайд... с тебя за это причитается!

– Я чувствую себя вполне безопасно.

– Но... возможно, глаз специалиста?

– Сегодня ночью в городе, кажется, спокойно, – возразила она, держась за дверь. Проклятый бачок все еще наполнялся! – Есть ли причина для тревоги?

– Возможно, нет. – Взгляд блестевших в лунном свете глаз становился подозрительным. Ночной воздух холодил тело под халатом, стягивая кожу на щеках. – Несмотря на это, мы, сринагарская полиция... – Не надо сказок, приятель! – ...чувствовали бы себя спокойнее, если бы проверили безопасность наших гостей. Особенно тех, кто находится в таких изолированных местах, как это.

Ладно, впусти этого подонка, Роз... впусти его. Как будто Хайд подсказывал ей. Даже слова его. Этот тип становится подозрительным, еще чего доброго вздумает попугать слухами и шумовыми эффектами.

– Хорошо. Поняла. Входите, инспектор.

Она распахнула дверь, и он протиснулся мимо нее. Повар, не переставая виновато пожимать плечами, молча удалился к себе на кухню. Вдали тускло мерцали обманчиво мирные огни Сринагара. Обернувшись, увидела, что Дханжал уже зажег свет и проверяет окна в соседней комнате. По противомоскитным сеткам застучали летящие на свет насекомые.

Роз прошла следом и тихо стала позади. Было очевидно, что он намерен произвести обыск.

– Выходит, домики миссис Мэллоуби представляют особую цель? – спросила она. Делавший вид, что проверяет запор окна, Дханжал растерянно поднял голову. Под окном раскрытая настежь сумочка Роз. В ней шуруют пальцы опущенной за окно правой руки, догадалась она.

– О, нет, мне бы не хотелось, чтобы вы так думали. – Его английский вдруг приобрел индийское звучание – и тут обманывает. Это обойдется тебе в копеечку, Хайд – в буквальном смысле. Она ухватилась за мысль. Одно к одному, Хайд. Пятьдесят фунтов в пользу Лиги защиты кошек. – Однако лучше быть уверенным.

– О'кей. Хотя жаль, что не дали поспать.

– Окна в спальне, будьте добры.

Поставил на место телефон.

– Сюда.

С трудом подавляя тревогу, открыла дверь в спальню.

– Ох, ни за что не советую вам спать с открытым окном, миссис Вуд, – обернувшись к ней, первым делом произнес Дханжал.

Еще пятьдесят в благотворительный фонд, Хайд, посчитала она про себя. Как ни странно, такая игра успокаивала и отвлекала, давая возможность притвориться растерянной и обеспокоенной, но ни в чем не виноватой и не похожей на профессионала, словом, не той, кого он ищет. Так я и есть, черт возьми, дилетант, убеждала она себя.

– Не буду. – Дханжал закрыл окно. – Просто привыкла к свежему воздуху.

– В Лондоне? – Он покачал головой. – Миссис Вуд, хотя мне больно порочить миссис Мэллоуби, я действительно не считаю, что жить в этом плавучем доме безопасно, – с улыбкой произнес он, – и предложил бы переехать в отель покрупнее – ради вашей безопасности.

Зачем его сюда послали – угрожать или проверять? Роз перестала понимать и вконец растерялась. Какие там пятьдесят фунтов, успокаивала она себя. Вот когда дело принимает действительно серьезный оборот. Двести фунтов в помощь голодающим...

– Я... полагаю, на мое усмотрение?

Дханжал вышел из спальни, прежде посмотрев в окно в сторону домика Сары. Казалось, остался удовлетворен – расстояние достаточно надежное. Бросил взгляд на камеру, тут же выбросив из головы. Обыкновенная японская 35-миллиметровая зеркалка. Так оно и было на самом деле. Теперь. Роз старалась успокоить дыхание, но, чтобы унять дрожь, пришлось еще крепче сплести руки на груди.

Заглянув в ванную, Дханжал на мгновение задержался – Роз, для которой этот миг растянулся на длинные минуты, была на грани паники – и, вернувшись в гостиную, открыл дверь на веранду. Остановился и, уперев руки в боки, стал любоваться видом на озеро Дал.

Нагнувшись, поднял магнитофон, повертел в руках, как простую железку. Шнур с наушниками болтался в воздухе. Улыбнувшись ей, надел наушники. Роз с деланным безразличием напряженно наблюдала за его манипуляциями. Почти не слушая, выключил магнитофон. Осмотрел кассету. Небрежно процедил:

– Наверно, слишком молод для такой музыки. Нахал.

Деловую часть сменили сумбурные разговоры между отдельными участниками. Некоторые участники встречи ушли. Спрятав пленку в чемодан, Роз поменяла ее на "Кровь на следах". Дилан кашмирцу не понравился, но чувствовалось, что кассета вполне соответствует тому впечатлению, которое тот составил о Роз.

Представлению о простодушной, склонной к чувствительности болезненной особе средних лет. Толстой белой женщине. Если это что-нибудь да значит, тогда, Хайд, с тебя, черт побери, две с половиной сотни в пользу Национального общества предотвращения жестокого обращения с детьми!

Дханжал, казалось, был удовлетворен. В то же время озадачен и раздражен таким бессмысленным пустяковым поручением. Из-за большого самомнения ему не хватало терпения и выдержки.

– Благодарю вас, миссис Вуд. На вашем месте я бы послушал моего совета... но, разумеется, я никоим образом не могу вас заставить. Спокойной ночи.

Роз стоило больших усилий, не торопясь, закрыть за ним дверь. Потом, откинувшись спиной к роскошной благовонной деревянной стенной панели, она, подняв голову к резному потолку, долго стояла в коридоре. О, Боже мой!.. О, Святой, черт побери, Боже!..

Хайд, лучше бы ты завтра был здесь... Я больше не могу. Не могу больше. С благотворительными пожертвованиями или без них – приезжай!

* * *

Неуверенный, что его не заметили, Хайд отпрянул от зияющей в потолке рваной дыры. Двое в делающих их похожими на лягушек респираторах все еще держали оружие наизготовку, зачарованно глядя на лежавшего среди кусков известки Лала. Голова неестественно повернута, кисть вывернута, будто украдкой принимая мзду. Их взгляд притягивал рюкзак с услужливо вывалившимися к ногам папками с фотографиями. Увидели ли они Хайда? Когда после выстрелов упало тело Лала, они подались назад. Теперь один из них наклонился над трупом. Слышалось громкое, как звук насоса, дыхание. По рассыпавшейся у ног стоявшего штукатурке растекалось темное пятно крови.

Решил, что они его не видели. Встав на корточки и опершись на руки, заглянул в комнату, убеждаясь, что те не торопятся. Их усиленное масками дыхание раздавалось слышнее непрерывного надоедливого воя сирен. Удалился и шум винтов вертолета.

Над головой звуки прыгающих на крышу ног – как периодические легкие взрывы. Вертушка сбрасывала – двоих-троих? – для взаимодействия с теми двумя внизу...

В комнате звуки "уоки-токи". Английский, не хинди. Официальный язык. Он встал на четвереньки, как обезьяна, приготовившаяся прыгнуть с ветки на ветку. На заваленном мусором и штукатуркой столе разложены фотографии, документы Лала, остальное содержимое рюкзака. Докладывают кому-то находящемуся снаружи или в вертолете.

– ...этот человек – Лал. Подтверждено, сэр... да, материал очень интересный, сэр. – Уверенная манера. Эти двое и те, что на крыше, должно быть, из элитных войск. Или армейские коммандос, или из разведки. – Да, сэр, забираем мешок и покидаем через крышу. Сэр...

Хайд наблюдал, с ужасом думая, как они поднимутся по лестнице, пройдут мимо его убежища и выйдут на плоскую крышу. Возможно, в этом все еще темном углу ему все же удастся спрятаться... Забудь об этом, тут же признался он, увидев, как владелец "уоки-токи" достает из черной ветровки нескладный клинообразный пистолет и целится в продавленную тахту. Сразу вспыхнуло ослепительное пламя. Пистолет с зажигательным патроном. Хайд быстро отвернулся, но в глазах долго плавали желтые круги. Едкий запах заряда, дым горящей тахты, который его задушит...

Они подожгут в других местах, сожгут дотла все здание. В глазах не прояснялось. Сквозь дым, пламя и желтые пятна на сетчатке разглядел, как двое покидают кабинет и направляются к лестнице. От дыма горящей тахты скребло в горле. Слушая поднимающиеся кверху шаги, он бессознательно прикрыл дверцу, через которую пробрался к Лалу. В "уоки-токи", словно огонь, потрескивали голоса. Теперь они торопились – в руках рюкзак, богатая добыча, пылающий кинотеатр – хорошая гарантия на случай, если что упустили. В ведущую на плоскую крышу распахнувшуюся и сразу захлопнувшуюся дверь ворвался рев вертолета.

Хайд зажал нос и рот носовым платком. В закутке – как внутри небольшой домны – сквозь щели и дыры пробивается пламя. Кабинет охвачен огнем. Насколько он мог видеть, там ничего не осталось. Все находилось у Лала в рюкзаке; все, что могло его сделать богатым. Видневшийся сквозь дым труп лизали языки пламени. Хайда обдавало невыносимым жаром.

Звук винтов растворился в ночи, оставив только рев сирен пожарной тревоги, сигналы пожарных машин и машин "скорой помощи". Те, в вертолете, улетели в полной уверенности, что если англичанин остался внутри, то либо погибает, либо уже погиб.

Хайд открыл дверцу. Лестницы в еще более загустевшем дыму не видно. Закашлялся до рвоты. Жгло легкие. В кабинете что-то взорвалось. Шаря рукой по стене, двинулся вверх и наконец вышиб ногой дверь, ведущую на плоскую крышу. Выбравшись на воздух, почувствовал громадное облегчение, но тут же вздрогнул в ожидании града пуль, если вдруг кого-нибудь оставили на крыше. Глубоко вдохнул. Кружилась голова. Разрывались легкие.

Из чердачных окон и щелей в черепице на покатой части крыши выбилась цепочка языков пламени, как будто выложили посадочную дорожку для небольшого самолета. Подбежав к краю крыши, Хайд заглянул через перила. Смахнул струившиеся из глаз слезы. Наглухо перекрытый боковой переулок пуст. Разглядел выходивших на Чоук через просвет в ограждении пожарных, змеившиеся шланги, отражение пламени на металлических частях лестницы. Ни водосточной трубы, ни пожарной лестницы. Как они и рассчитывали, он оказался в ловушке. В отчаянии поглядел вверх. Огни удалявшегося вертолета не больше крупных звезд. Проклятье, они более чем уверены. Оглядел крышу. Спасения не было.

Почувствовал, как его охватывает паника. Никаким разумом отсюда не выберешься. Если панический страх не подскажет выход, ничто больше не поможет. Он посмотрел на крышу на другой стороне переулка, на пустую крышу кинотеатра. Ни лесенок, ни досок, ничего такого, что можно бы использовать... расстояние? Слишком велико.

Фантасмагорический рев сирен раздавался все громче. Часть крыши, целый блок стропил и щепы рухнул вниз, из дыры, как из кратера вулкана, вырвалось пламя. Почти вся наклонная часть крыши под оглушительный грохот лавинообразно съехала в зрительный зал. Над ним полыхало пламя, все вокруг окутало дымом. Задыхаясь от кашля, он глотал ртом воздух. Легкий ветер нес пламя на него. Коленям и подошвам на бетонном полу становилось жарче.

Хайд с тоской поглядел через провал переулка на другую крышу, поменьше. Она не была плоской, как в кинотеатре, а наклонной, к тому же крыта плохо закрепленной щепой. Без водосточного желоба. Два чердачных окошка, как два глаза, манили и издевались. Высота перил фута два; придется вскочить на перила и, оттолкнувшись от них, перелететь на соседнюю крышу, рухнув на нее плашмя... невозможно, но тогда что еще?..

Давай.

Ощущая позади себя огонь, чувствуя жар внутри, уверенно попятился от низких перил...

Нагнув голову, помчался навстречу прыгающим в глазах перилам. В этот момент он был таким же беспомощным, как если бы находился в несущемся навстречу удару автомобиле. Огненные языки, мысли о боли и переломанных конечностях, предчувствие падения, ощущение перил под ногами, последний шаг и толчок ослабевшей обмякшей ногой, мгновение над переулком и удар.

Перехватило дыхание, боль в груди и животе. Колени словно резануло ножом, ладони ободраны о щепу – крыша под правой рукой отваливается, левая рука слабеет, обе бессильно скребут, не за что уцепиться, тело постепенно съезжает, ступни и щиколотки уже за краем крыши, затем колени...

Правая рука держится, держится...

...левая скребется, ну давай же, черт возьми, ухватись за что-нибудь... никак не вздохнуть, в висках стучит... левая рука, левая рука... ноги болтаются в воздухе, бесполезно ища опоры...

...левая рука держится, правая перехватывает выше, живот и ноги, извиваясь, ползут вверх, снова на крышу... правая нога упирается в выбоину в щепе.

Полежал не двигаясь, пока не удостоверился, что в переулке тихо, если не считать шума, доносящегося с Чоук, пока не удостоверился, что руки, ноги и ребра целы. Пока судорожные всхлипывания не стали похожи на человеческое дыхание. Сирены смолкли, пропало ощущение, что на него глазеет толпа. Позади рухнула еще часть крыши кинотеатра, и его залило еще более ярким светом пожара. На крышу рядом с ним и на одежду сыпались приносимые ветром искры. Запахло палеными тканью и волосами. Одной рукой стряхнул с головы искры. Языки пламени уже лизали деревянную крышу вокруг его распластанной фигуры.

Не сдерживая похожей на кислую гримасу улыбки, медленно, осторожно, извиваясь, будто покалеченная ящерица, пополз вверх. Добравшись до ближайшего чердачного окна, с усилием распахнул его. Посыпалась старая краска. Внизу непроглядная темень. Согнувшись, осторожно спустился на пропахший плесенью захламленный чердак. Нащупав ногами стропила, отпустил оконную раму. В затхлой тишине гулко раздавалось собственное дыхание. Опершись потверже на ноги, нашарил в кармане зажигалку. Щелкнул крышкой – как будто хлопнула стальная дверь. Колеблющийся огонек чуть ярче отсвета пожара, но все же удалось разглядеть перекрытия...

...и люк в помещение или на ведущую вниз лестницу. Открыл, прислушиваясь к журчанию воды в баке и сердитому визгу летучей мыши. Отблеск пожара в окнах высветил комнату. Хайд спрыгнул в помещение.

Бегом спустился вниз. Три лестничных пролета, чем ниже, тем лучше отделанные кабинеты и коридоры. В западном декоративном стиле. На первом этаже бюро путешествий.

В окнах видны струи брандспойтов, беготня пожарных, оттесненная ограждениями толпа на Чоук и над всем рыжие всполохи света. Хайд двинулся в заднюю часть здания. Локоть болит, левая ладонь в занозах, коленка разбита до крови, в груди при каждом вдохе боль; одно утешение – ребра целы. Обнаружив, что дверь заперта, разбил небольшое окно. Узенький дворик, калитка открыта, выходит в переулок. Постоял, отряхнулся. Одежда прожжена искрами, вымазана старой щепой. Сойдет – во всяком случае, в темноте. Снова закашлялся. После дыма невыносимо дерет в горле.

Где они могут быть? На Чоук – у Майлза не хватит воображения поискать по задворкам. Проверив пистолет – тот, что взял у Лала, где-то потерялся, – небрежной походкой прошел по переулку, вышел на людную улицу и потом уж направился на Чандни Чоук. Постоял на углу. Полиция давно закончила проверку зрителей, растворившихся в захваченной зрелищем шумной толпе позади оцепления. Улица забита пожарными, полицейскими и санитарными машинами. В стороне кинотеатра громкий звон бьющегося стекла.

Прошло десять минут.

Приблизившийся украдкой молодой человек, прежде чем обратиться, даже взглянул на фотографию, наверно, его, Хайда. Больше всего его, видно, заботила форма обращения.

– Я... мистер Хайд... сэр? – Сэр ли он? В каком чине? По глазам видно, что молодой человек целиком поглощен этим вопросом.

– Неважно.

– Ловелл... Хайд, – удивленно глядя, выпалил молодой человек.

– Ловелл, – с удовольствием ощущая пробежавшую по телу нервную дрожь – признак того, что напряжение позади, повторил Хайд. – Где Майлз? Пошли.

– Сюда.

К ним присоединились еще двое и пошли по Чоук прочь от кинотеатра, где огонь, похоже, медленно уступал пожарным. Над улицей висела пелена дыма, воздух пронизан запахом горелой ткани и дерева. "Темная зона". Его еще больше отпустило, ноги будто резиновые, еле двигаются. Саднили все ушибленные при падении места. Гибель Лала – утрата всего, что он имел! – оставила чувство невозвратимой потери, приводила в бешенство.

Ловелл открыл дверцу припаркованной в двух кварталах от кинотеатра черной "гранады". На улице полно людей, как ни в чем не бывало разгуливающих, стоящих, бродящих по магазинам. Хайд оглянулся, как бы желая удостовериться, а был ли вообще пожар. Наткнулся на свирепый взгляд сидевшего на заднем сиденье Майлза.

– Влезай! – рявкнул тот. Хайд презрительно ухмыльнулся. – Где другой? Ты требовал укрытия для двоих.

– У него не получилось.

– Ради Бога, поторапливайся... и так из-за тебя время теряем!

– Ладно, не клади в штаны, Майлз...

Хайд нагнулся, собираясь сесть на заднее сиденье. Рядом с Майлзом с деланным безразличием, спокойно положив руки на колени, сидел индиец в дорогом сером костюме.

– Давай же, Хайд...

– Кто это еще, черт побери?

– Тебе не надо знать. Есть договоренность, Хайд. Через час ты уезжаешь... и скатертью дорога! Тебе гарантировано...

– Речь шла о "темной зоне"... а не о темных рожах, Майлз. Что ты, черт возьми, наделал?

– А как, черт тебя побери, мы могли успеть? – Хайд ощущал присутствие Ловелла и остальных. – Есть договоренность! Ты будешь...

– Ну их... ты, Майлз! Думаешь, этот хрен... – у индийца вытянулась физиономия, – ...прямо-таки рвется помахать мне ручкой? Дурак ты! – бушевал Хайд, создавая видимость скандала, замечая, как на крик озадаченно останавливаются прохожие. Сначала недоумевавший Майлз наконец рассвирепел. – Сговорился с разведкой, потому что лень было, мать твою, подготовить "темную зону"!

– Завтра утром будешь в Лондоне, Хайд... лучше бы тебя не видеть! Садись в машину, черт возьми! – заорал Майлз, ища глазами поверх плеча Хайда сгрудившихся позади него Ловелла и кого там еще.

– Скажи ему, – бросил Хайд, сверкнув глазами в сторону индийца. Острый расчетливый взгляд, тонкие губы, напряженная поза. Его люди где-то недалеко – и он не доверяет Майлзу. – Утром... на дне этой паршивой реки!

– В машину его, – рявкнул Майлз, но Хайд захлопнул дверь, не дав договорить. Майлз отшатнулся назад, глядя на руку, чуть не попавшую в дверь. К ручке дверцы тянулась рука индийца. Локоть Хайда пришелся Ловеллу под диафрагму. Обернувшись, Хайд увидел, что двое стоят в растерянности, а Ловелл, согнувшись пополам, блюет.

Хайд, не раздумывая, нырнул в толпу, выбираясь на первую отходящую от Чандни Чоук улицу. Вот тебе "темная зона"! Майлз всего лишь желал убрать с дороги конское дерьмо, и подумал, что индийцы, приятные обходительные ребята, на нашей стороне и всякое такое и что они помогут ему благополучно переправить Хайда из Дели в Лондон. Какой раздолбай...

Он, не оглядываясь, торопливо протискивался сквозь редеющую толпу, пока не добрался до улицы Мухерджи Марг, к северу от Чоук. Подумают, что он направляется к вокзалу. Теперь приходится полагаться только на себя. Показалось, что разглядел торчащую над толпой голову, поворачивающуюся, словно радар. Ищут. Да и черная "гранада" разбрызгивала толпу, будто жидкую грязь. Индийский разведчик, следом за ним Майлз, оба разъяренные, выскочив из машины, ринулись в направлении, куда, по их мнению, подался Хайд. Он торопливо зашагал по Мукерджи в обратном направлении и, перейдя улицу, направился к шеренге дряхлых такси – нескольким черным экипажам, древним "амбассадорам", призракам старых европейских марок. Внимательно оглядел ограду парка Махатмы Ганди, подъезд вокзала, здание муниципалитета. Разглядел все еще бережно держащегося за живот Ловелла, еще одно знакомое лицо, двух озабоченных индийцев и "гранаду".

Потом наклонился к первому в шеренге такси.

– Аэродром Сафдарджанг – не торгуюсь, плачу за время.

Двойная цена, зато двойное рвение.

– Ясно, сагиб... садитесь сзади, сэр!

Вздымая пыль из ветхой обивки, Хайд уселся в машину. "Амбассадор", чихая, влился в движение, двинулся на запад, потом свернул на Шрадха Нанд Марг, идущую параллельно главной железной дороге в направлении Коннот-плейс. Хайд достал из бумажника клочок бумаги с нацарапанной на нем фамилией пилота. Владеющая двумя "сесснами" компания под названием "Кришна Эйр Таксиз" летала всюду – за соответствующую цену, с аэродрома, расположенного близ ипподрома и площадки для игры в поло. Его будут искать в поездах, аэропорту имени Индиры Ганди, на автобусных станциях, но, возможно, не заинтересуются взлетевшим с аэродрома маленьким самолетом.

Возможно. Если поторопится.

Когда он утром в качестве запасного варианта заказывал рейс на Сринагар, то чувствовал себя увереннее. Куда увереннее, чем...

* * *

Положив под бока подушки, Роз полулежала с наушниками на голове. Неуютно, точно в больничной палате. На циферблате дорожного будильника 3.15. В домике Сары оставались одни братья Шармар, они не ложились. Голоса Сары не слышно с тех пор, как несколько часов назад она ушла спать. В.К.Шармар не проявил желания идти к ней в постель.

Роз было ясно, чем они заняты. Устраивают будущее Индии. С осторожностью поддерживают, не дают прекратиться и направляют насилие в Пенджабе и Кашмире, с тем чтобы в неопределенном будущем, после победы на выборах, отказаться от них, не вызывая национального возмущения.

Им приходилось идти на компромисс: они опасались мусульманского фундаментализма и боялись мощи Пакистана. Они купят дружбу Пакистана, заплатив за мир индийской половиной Кашмира... потому что распался Советский Союз, и этот самый могущественный союзник Индии не желал больше давать ни денег, ни вооружений, ни поддержки. Был не в состоянии.

В том положении, в котором она оказалась, больше всего изматывало ожидание внезапной перемены разговора. Слушать, как Шармары разговаривают и пьют, и ждать, когда кончат... или вспомнят о ней. Именно это напряженное безрезультатное ожидание. Находиться вне подозрений и осознавать, что подозрение может быть высказано в любой момент...

Три тридцать две. Высказано.

– Дханжал, кажется, успокоился. Я не убежден... – Пракеш Шармар.

– Ты о чем?

– О женщине в соседнем доме.

– Что так беспокоишься?

– Да из-за того, чем мы здесь занимаемся... из-за того, что мы здесь, другие здесь.

– Она в каком-нибудь официальном качестве?

– Не знаю. Установим за ней наблюдение, брат. Убежден, что надо последить.

– Тогда ладно, – устало ответил В.К.Шармар. – Если ты так считаешь.

Роз сдернула наушники, как будто они могли донести до Шармаров ее громкое хриплое дыхание. Гулко, часто забилось сердце; она прижала руку к груди. Знать оказалось не лучше – хуже, много хуже.

Бешено бьющееся сердце казалось похожим на устройство, прослушивающее на большой глубине металлические предметы, указывающее, где спрятана магнитная пленка, что в тумбочке находится магнитофон, ночной объектив "минимодулюкс", камера, все до единой кассеты с отснятой пленкой. Она заведомо знала, что опытному сыщику не потребуется и минуты, чтобы отыскать все до одной улики.

И не знала, где был Хайд... и был ли он еще.

Ее трясло и знобило. Колотило все ее большое тело. Надо убираться... утром... пока они не узнали, кто она.

 

8

Сомнение и уверенность

Когда они Диксоном заперлись в комнате спецсвязи, даже насыщенный озоном электрических разрядов воздух казался Майлзу затхлым. Отгородились от блестевших первыми утренними каплями ежедневно поливаемых газонов территории Верховного комиссариата, от медленно вращавшихся, как юбки танцовщиц, водяных струй. За запертой дверью незримое присутствие Хайда ощущалось еще сильнее; словом, Майлз чувствовал себя как в сортире... Диксон зол за то, что он, Майлз, упустил Хайда – оставил пушку кататься по раскачивающейся палубе. Что касается Шелли – тот знал, что этот любимчик Обри способен на все! Шелли начнет теперь валить на них дерьмо, кучу за кучей... Каков подонок Хайд – ведь была же договоренность, черт возьми. Без дураков, по-хорошему, услуга за услугу. Никаких вопросов, никаких имен, никаких наказаний хотя бы для видимости. Если бы Хайд не удрал, сорвав ко всем чертям идеально подготовленную "темную зону" и выставив его в глазах Диксона и, может быть, Шелли круглым идиотом, то преспокойно летел бы себе в Лондон, да еще первым классом. Какой же ты раздолбай, Хайд!

Наконец пробормотал:

– Сэр? Думаю, лучше с этим заканчивать?..

Чувствовал, что улыбка получилась хилой, жалкой. На лице Диксона промелькнуло презрительное выражение; потом непроницаемую дипломатическую маску оживил более расчетливый взгляд.

– Да... Джим. – Несколько помедлив, как бы вспоминая, Диксон произнес имя.

В комнате, кроме них, никого не было. Майлз проверил аппаратуру, подготовленную к прямой связи с Сенчури-хаузом. Ему было жарко – скорее, от все еще полных негодования мыслей о Хайде, чем от ожидаемой разборки его провала. Может быть, даже лучше, что этот подонок смылся. Это давало ему и Диксону лишнюю возможность подтвердить справедливость их неверия в показания Касса и его невиновность. Что из того, если Хайд предпочитает думать иначе?

Это его не успокоило. Одни рассуждения. А чувства соответственно разжигали ненависть к Хайду. Вытер взмокший лоб. Диксон церемонно усаживался перед главным пультом.

– Готовы, сэр? – спросил Майлз. Потом добавил: – В действительности Хайд не может верить в невиновность Касса, не так ли? Я хочу сказать, что Касс с самого начала нес чепуху. Была любовная интрижка... и после бешеной ссоры он эту бабу прикончил?..

Даже сам чувствовал, будто заучивает заранее подготовленную легенду. Диксон, правда, сначала поморщив нос, как при неприятном запахе, казалось, успокоился; их версия случившегося, собственных действий и занятой ими позиции, по-видимому, его устраивала.

– Если генеральному директору хочется иметь больше, чем мы можем предложить... Джим, – чуть запальчиво произнес он, – тогда ему придется искать Хайда самому. Или Касса... если тот вообще объявится. Отлично, Джим, за дело. – Легкое нетерпение, призванное продемонстрировать уверенность.

Возможно, все обойдется. Да и что, в конечном счете, может сделать с ними Шелли? Майлз сел рядом с Диксоном. Да и что, если вздумает наломать дров, может без всякой поддержки сделать Хайд? Правда, этому подонку, как подозревает полиция, удалось поджечь кинотеатр... не говоря уж об обнаруженном там трупе. Стремясь рассчитаться за старый должок, Хайд, видно, тронулся. Вот его и заносит...

Включил микрофоны, подготовил скоростную перемотку. Полная тишина; от шороха дыхания дергаются стрелки приборов.

Хайд всего лишь паршивый параноик – вот кто он. И никто больше. Майлз, выплескивая злость, глубоко вздохнул, да так, что заметались стрелки приборов. Легко распаляться, труднее заставить себя привыкнуть к мысли, что теперь Хайд больше не важная птица. Знаменитый ученик человека, ныне ничего незначащего...

* * *

Досье на Хайда ему по существу не требовалось. Психологическую характеристику Патрика, его послужной список, его грешки, недостатки и достоинства, его привязанности – словом, все – он знал почти наизусть. Посылать за досье значило бы вновь возвращаться к решенному вопросу, а в этом не было необходимости. К тому же оно бы ничего не добавило.

Заложив руки в карманы, Питер Шелли стоял у выходившего на Темзу широкого окна, переводя взгляд с развешанных по светло-коричневым стенам акварелей и рисунков углем на блестевшую под утренним солнцем поверхность реки. На деревьях вдоль набережной нет-нет да промелькнет желтый лист. Будто довольный тем, что еще нужен, тихо мурлычет кондиционер. Вынув руку из кармана, Шелли провел ею по волосам и взялся за узкий подбородок. Какую еще дьявольскую игру затеял Хайд?

Возможно, он слишком близко принял к сердцу свой долг перед Кассом за старую услугу и поэтому готов на что угодно, лишь бы выручить товарища.

Обе руки снова в карманах. Глядя на реку, убежденно закивал головой. Вот, должно быть, ответ. Хайд верит в эти нелепые выдумки о Шармарах, потому что должен верить, побуждая себя к действию.

Никакой помощи, никакого содействия – согласился он с Диксоном и Майлзом полчаса назад. Разделил с ними уверенность, что Шармары невиновны, а Касс виновен. Как можно думать иначе, черт возьми? В.К. – и наркобизнес? Возможны ли вообще какие-либо доказательства того, что В.К.Шармар, премьер-министр Индии, активно связан с выращиванием, переработкой и сбытом героина? Касс, должно быть, оказался не прав – а будучи неправым, оказался виновным в убийстве. Quod erat demonstrandum – неотвратимая логика, одно неотделимо от другого.

А Патрик – обращенный в новую веру фанатик.

Должно быть...

Министр иностранных дел, все министерство горой за Шармара. Статус "Большого друга". Перспективная фигура, правильная политика, деятель будущего, именно то, что нужно Индии и что нам нужно в Индии... По коридорам министерства иностранных дел и Уайт-холла ветерками носились слушки. Легкими ветерками, а не суровым ветром, способным повредить так нежно лелеемым почкам, какими представлялось правительство Шармара.

Что опять же и требовалось доказать. Он, Шелли, подотчетен министерству иностранных дел и не может идти против него. Итак, Патрик ошибается, выходит за рамки... как и Касс.

И действует на свой страх и риск...

Шелли поглядел на уставленный телефонами обширный стол. Потом снова на реку и медленно ползущий по сверкающей ряби караван судов. Доказательства, улики? Но даже улики вряд ли смогут коренным образом изменить уже сложившееся мнение относительно такого явления, как В.К. А без улик вообще ничего нельзя сделать. Если Патрик не захотел выбраться, когда ему дали шанс, то теперь он ничем не может ему помочь – ничем.

А если к тому же то, что сообщила делийская резидентура, было правдой, – что Хайд убил индийского гражданина и его разыскивает индийская полиция, – ...то заварилась такая дьявольская каша, какую вообще не расхлебать. Если бы только Патрик выбрался оттуда, можно было бы как то замять... и то при условии, что Касса нет в живых. Жестокая, можно сказать, непристойная мысль, но это был выход, которого только и оставалось желать. Что бы ни происходило, какова бы ни была правда, смерть Касса поломала бы всю цепь событий. Если Фил Касс мертв и Патрик об этом узнает, то он покинет Дели и страну. Захватит с собой и Роз – напоминание о ней, как заноза в мозгу.

Глубоко вздохнул. Да, ошибся, послав Хайда и поверив выдуманной Кассом истории. Все факты неопровержимо говорили о другом. Даже Кеннету, сомневающегося взгляда которого так не хватало, было бы ясно как день. Фил Касс в разгар яростной ссоры убил женщину, остальное – удобная выдумка. Сон, развеивающийся при утреннем свете...

...должно быть.

* * *

С показной храбростью, которая к этому времени уже испарилась, она, окликнув лодочника, отправилась в шикаре по озеру. Обволакивающий тело холодный туман вызывал ассоциации участия в каком-то таинственном рискованном предприятии. Лодка доставила ее к расположенному на восточном берегу Нишат Багху – Саду Восторга. Теперь, когда взошло солнце, шаль, в которую она куталась, сидя на корме узкой шикары, высохла и легко висела на руке. В наложенных на рану швах все еще пульсировала боль. Там, на озере, где лишь слышались голоса просыпавшихся птиц, возгласы торговцев и плеск невидимых весел и шестов, отсыревшая шаль облегала тело, подобно туману. Теперь он рассеялся, и кругом громоздились кажущиеся чужими, таящими опасность горы.

Никакими внушениями, насмешками над собственными страхами не удавалось воскресить утреннюю браваду. И не удастся, пока ей известно, что она под слежкой.

Если не усидеть, ступай погулять. Покоя не найдешь нигде. Опять Хайд с шуточками по поводу своей опасной профессии. Где, черт возьми, болтается этот охламон? Террасы, водоемы, живые изгороди темной сирени, клумбы. Теперь уже разогретый утренний воздух стал навязчиво тошнотворным, будто пролито слишком много духов. Роз останавливалась фотографировать, полюбоваться павильоном с ажурными окнами, фонтаном с прямыми в безветренном воздухе струями. Озеро Дал уменьшалось в размерах, однако глаз пока различал еле видную группку домиков Сары. В озере отражалась громадина Нанга-Парбат. По воде, словно насекомые, сновали шикары и другие суденышки.

Роз потерла руку – швы пощипывало, как при ознобе. Тех было двое. Должно быть, их послал Шармар, а Дханжал, вероятно, командовал ими. Ни одного из них она раньше не видела – скорее всего, из местной полиции. Кустарник и дорожки кишели певчими птицами, в ветвях мелькало их яркое оперение. Неумеренно яркие чужие цветы разве что подчеркивали ее неуместность. И ее одиночество. Во вместительной сумке крошечные кассеты с магнитными и фотопленками. Она не рискнула отдать их проявить – хотя что еще с ними делать? Какая от них польза? Не осмелилась и приблизиться к аэропорту или даже заказать билет по телефону. Там армия.

Она, черт побери, проделала адскую работу!.. И на тебе – где же он пропадает?

От яркого света, ослепительного блеска озера и снежных вершин кружилась голова. Прижала ко лбу широкую горячую ладонь. От страха мутило – не из-за того, что позади почтительно, видно, не имея конкретных указаний, болтались те двое, а потому что не было никаких известий от Хайда. Потому что знала: им известно, кто такой Холланд, потому что они, должно быть, его схватили; вот из-за чего она лишилась сна.

Роз тяжело опустилась на попавшуюся на пути деревянную скамью, вспоминая о страхах, связанных с его бесчисленными исчезновениями. Бесцельное сидение облегчения не принесло. В саду с его редкими туристами было по-осеннему пустынно и одиноко, раздражали крики птиц. Шармары и кто там еще был в доме Сары уехали. Нужно снять "жучка", но боязно, да она и не представляла, как это сделать. Но все это мелочь, как изредка напоминавшая о себе легкая боль в заживающей руке. Вызывая мучительную слабость, из головы не выходила мысль о нависшей над Хайдом опасности и ее возможном исходе.

Чуть было не пропустила, как мимо скамьи ленивой походкой прошел один из ее преследователей. Ее безделье, казалось, их устраивало, но скамья могла служить возможным местом встречи. С кем, черт бы вас побрал? Бедняга или на том свете, или за решеткой...

...Солнце палило еще сильнее, когда она наконец, протерев глаза, огляделась кругом и, опершись о загаженную птицами спинку скамейки, с трудом поднялась на ставшие, будто ватными, ноги. Усилием воли заставила себя двинуться к воротам в высокой стене, окружавшей парк. Под плоскими подошвами хрустел гравий. Длинная юбка липла к ногам, блузка, мешая дышать, стягивала грудь. Перед ней снова открылось озеро, северную часть его зеркала занимало величавое отражение горы, а на дальнем берегу роем насекомых чернели домики Сары.

Сразу возникла шикара, но Роз медлила, как бы опасаясь предательской пучины. Потом, раскачивая лодку, тяжело опустилась на сиденье. Маленького индийца в драных шортах и рубашке, видно, потешали ее габариты, но у нее не было сил ни сердиться, ни подшучивать над собой. Толкаемая длинным узловатым суком, шикара отошла от берега. Роз оглянулась, всего лишь раз. Один из "хвостов", постояв в нерешительности у причала, затем все же забрался в узкую лодку, медленно двинувшуюся следом. Это медленное движение говорило о неумолимом преследовании, которого ей не избежать и от которого не спастись. Она обхватила колени руками, ремешок съехал с плеча, как будто приглашая чужую руку выхватить сумку. Роз вздрогнула. Гора надвигалась ближе, темные жучки домиков покрупнели, в солнечных лучах стали похожими на разноцветные сладости, потом превратились в зловеще покачивающиеся на волнах низкие строения. Кашмир был пронизан страхом перед тем, что, должно быть, случилось с Хайдом.

Стукнув носом, будто предупреждая тех, кто, возможно, ее ожидает, лодка причалила к ступеням домика. Следовавшая сзади шикара проскользнула мимо. Роз расплатилась, лодочник рассыпался в благодарностях за чаевые. Вскарабкалась по ступеням на веранду. Узкая лодчонка заскользила прочь. В Сринагаре было необычно тихо. Она остановилась – снова закружилась голова. Надо убираться отсюда, назад в...

...хорошо, куда? В Лондон? К Шелли?..

Оторвавшись от своих сковородок, сияя улыбкой, поднял голову поваренок. Не взглянув на него, Роз прошла в прохладный полумрак дома. Аромат дерева раздражал обостренные чувства, она почти видела, как с кресла поднимается Дханжал или кто-нибудь другой...

...пусто. В тишине громко отдавалось ее собственное дыхание. Только пылинки плясали в солнечных лучах, проникающих сквозь тюлевые занавески и сетки от москитов.

Дверь из спальни открылась. Роз через силу медленно обернулась.

– Боже... – выдохнула она. И обвиняюще спросила: – Где ты был?

Хайда потрясла ее внешность, темные круги под глазами, знак напряжения и переживаний, дрожащие губы. Она отпрянула назад, будто отмахиваясь от него. Поймав ее руку, обнял, крепко прижав к себе задрожавшее от облегчения и злости родное тело.

– Все в порядке? – как бы между прочим спросил он.

– Нет, совсем не в порядке! – взорвалась она. – Пропустить меня через такую мясорубку, мерзавец ты эдакий!

Оба заявления по тону уравновесили друг друга – в первом злость, во втором облегчение и ласка.

– Извини.

Сотрясаясь всем телом, она осыпала поцелуями и орошала слезами его лицо и шею. Сдерживая собственную дрожь, Хайд проглотил застрявшие в горле виноватые слезы. С ней порядок. Состояние неважное, но цела.

Роз немного успокоилась, и он, усадив ее на диван, сам пристроился на ручке, поглаживая ее по волосам. Она крепко обняла его за талию, будто желая убедиться, что он здесь, во плоти.

Потом сказала:

– От тебя несет.

– Морально или физически, дорогуша?

– Наверно, так и так, – ответила она, потянув носом. – Одежка, вроде, пока сойдет. Думала, что ты...

Он задержал руку, крепко сжав ей затылок. Предупреждение, чтобы не заикалась о его старых привычках.

– Представь себе, велика ли щель. Я пролез. Даже без особого труда.

Они помолчали. Его молчание вливало в нее силы. Наконец сжимавшая голову рука ослабла – знак, что можно спрашивать.

– Как ты сюда попал?

– В дом?

– Вообще.

Роз ожидает отчета. Можно себе позволить. Ни шрамов, ни сломанных ног, ни неудержимой дрожи, которые требовали бы более неприятных подробностей. Он не выставлял напоказ никаких физических следов очередной стычки с больным миром. Его распорядок, способ передвижения ее вполне удовлетворят.

– Легким самолетом из Дели – прошлой ночью. Потом на такси. В дом попал с шикары или как их там, после того как понаблюдал за другими домиками со стороны озера. Всего-то дел...

– Нет, больше не надо! – оборвала Роз. – Ты чуть не нарвался на проклятый прием!

Он подавил дрожь – перед глазами возникло лежащее на полу среди кусков известки мертвое тело Лала, поднятая к потолку лягушачья маска, вспомнился жар и удушливый запах дыма.

– Какой-нибудь толк... от приема?

Она была еще не готова. Мешали злость и страх.

– За мной слежка, Хайд!.. Мной интересуются. Сама слышала... – Она взглянула на сумку, потом на лежащий на столе "уокмен". – Слышала, как они говорили обо мне, Хайд!

Он стал гладить ее по волосам, чувствуя упрямое сопротивление его покровительственному жесту. Но руку не стряхнула и понемногу успокоилась, сложив свои руки на груди. О, Роз, виноват...

Потом:

– Здесь обыска не было.

– Ты-то уж, конечно, знаешь... не успел приехать.

– Знаю. Кто интересуется?

– Братья. Оба были здесь прошлой ночью. Теперь уехали. У меня побывал фараон. Зовут Дханжал. Говорил, что рядовой осмотр. На самом деле не рядовой.

– Сейчас снаружи никого... если только ты не притащила с собой?

– Один следовал за мной по озеру. Там их было двое.

– Тогда о'кей... пока что.

Роз повернула голову и подняла на него глаза.

– Мы смываемся?

Она старалась подавить умоляющие нотки, но мольба светилась в глазах.

– Что достала?

Сердито сверкнув глазами, сделала вид, что хитро прищурилась. С отвращением сглотнула. Увидела выход. Информация хорошая. Она считала, что достаточно убедительна, чтобы он сразу решил уехать отсюда.

– О наркотиках. Досталась легко. – Потом быстро спросила: – А ты что-нибудь достал?

Хайд безнадежно махнул рукой.

– У нас только то, что достала ты. Что-нибудь о Кассе?

– Ничего из того, что я слышала. Должно быть, нет в живых, а? – с надеждой заметила она.

– Не думаю.

Роз не скрывала разочарования.

– Его наверняка нет в живых, – упорствовала она. Щеки побелели, на бледном лице черные впадины глаз. Пальцы вцепились ему в ногу. – Они, проклятые, всюду, всегда опережают. Его пришили... разве не так?

Странно – и глупо, как он, огорчаться, – что теперь, когда он с ней, она хотя бы на время не чувствовала себя в безопасности. Его поразительный инстинкт самосохранения на этот раз на нее не подействовал. Поможет только бегство отсюда. Ей досталось больше, чем ему, – намного больше.

– Могли и пришить, – уступил он. – Пожалуй, послушаю пленки.

Роз еще раз умоляюще поглядела на него, потом сердито бросила:

– Ступай в спальню. Закажу завтрак.

– Роз, мне нужно прослушать пленки – я должен быть уверен...

Роз одарила его свирепым взглядом. Его присутствие значило только возможность уехать и никак не обещало безопасности.

– Тут такая, твою мать, заваруха, Хайд!..

Расставив руки, он задержал ее в дверях.

– Ничего не могу поделать, Роз... не надо было мне втягивать тебя в эту историю, но дело сделано. Шелли и всех других водят за нос, Роз. Шармара сделали героем месяца. На пленке и на твоих снимках должно быть что-нибудь такое, что я смогу обменять на Касса, если не сумею узнать, куда они его дели...

– Зачем тебе это? – чуть не плача, спросила она.

– Потому что, если он жив, я не могу его бросить... не смогу, если буду знать, что он здесь. Не могу отречься от того Касса, которому поверил.

Роз молча повернулась и вышла из комнаты.

* * *

– Насилие уже вышло из-под контроля, В.К., – возмутилась Сара, узнав от него о новом злодеянии, – взорванном автобусе. – Ты должен сделать заявление, прекратить это, сейчас же.

Он качал головой, в равной мере выражая ужас перед случившимся и несогласие с ее требованием. Такая реакция еще больше разозлила ее. Склонившись над чашкой кофе и тостом, так что волосы упали на лицо, она демонстративно не обращала внимания на его с Пракешем сборы в Бандипур.

Отправились вертолетом, чтобы быть очевидцами...

...этого. Опустошительный взрыв произошел у подножия громадины Нанга-Парбат, в городке на берегу широко раскинувшегося озера Вулар. Отражавшееся в бесчисленных стеклянных осколках утреннее солнце заливало лучами беспорядочно разбросанные трупы, змеи пожарных шлангов. И в центре всего – заброшенный на крышу автобусной остановки лежащий на боку, подобно обгоревшей гигантской ящерице, остов набитого людьми автобуса.

Гвалт, лица оставшихся в живых, крики раненых и полицейских приводили в бешенство, как мухи или фурии. Посему он удалился от бригад медиков, полицейских, пожарных, собственных телохранителей, даже от коллег по кабинету, ухитрившихся прибыть к месту события еще до того, как оно перестало быть новостью. В газетах напишут, что премьер-министр был заметно расстроен увиденным. Он сидел ссутулившись, рядом только Пракеш, на жесткой скамье пустого зала ожидания, через разбитое окно которого, подними он и чуть поверни голову, был виден разбитый автобус.

Он не глядел.

"...прекратить это" – потребовала она. Он не мог ей ответить, потому что иначе пришлось бы сказать: "Пока рано. Ближе к выборам" и встретить испепеляющий презрительный взгляд. Сжал руками колени. На запылившемся костюме поблескивали осколки стекла, как будто они висели в воздухе, чтобы осыпать его, как только приедет. Он не мог даже возразить, что была лишь договоренность с совершившими это сикхскими и кашмирскими сепаратистами и с Пакистаном – никакого финансирования. Он лишь пытался придать всему этому какой-то порядок, несколько ограничить... создать, скорее, впечатление плохой управляемости, а не хаоса. Не он виноват в случившемся! Нет, виноват, был бы безжалостный ответ.

Пракеш с сигаретой в зубах стоял у окна, невозмутимо глядя на картину опустошения. В.К. отвел взгляд от видневшегося на фоне разрушений силуэта.

Два опроса общественного мнения – и только в паршивых индуистских газетах! – поставили его слегка позади Мехты и его партии, индуистских фундаменталистов. Об этом в вертолете, перекрывая шум роторов, прокричал ему Пракеш. Еще один опрос, опубликованный в правительственной газете, ставил Конгресс и Бхаратия Джаната нос к носу, а в личном плане он на два пункта отставал от Мехты, этого паршивого актеришки! Как тут делать какие-либо заявления о будущем Кашмира или Пенджаба, когда Мехта и его прихлебатели призывают к возмездию и введению еще более жестких мер для защиты индусов от мусульманских экстремистов. Конечно, нельзя... пока.

Он тоже опасался, что насилие вышло из-под его контроля, что люди, с которыми он встречался всего лишь вчера вечером, заранее знали об этом злодеянии, одобряли его, что его обещания питали их нетерпение, как падаль стервятников. Насмешливо наблюдавший за ним брат заметил, как он вздрогнул.

– В чем дело, В.К.?

Слова Пракеша заглушал вой сирен, за окнами люди оплакивали погибших. Прекрати это...

– Эти... люди, – с трудом произнес он. – Они что, хотят, чтобы армия положила этому конец раз и навсегда?

– Они не могут держать под контролем все и вся, В.К. Пытаются. Без твоего вмешательства, без обещанного тобой будущего было бы еще хуже...

– Послушать тебя, Пракеш, и можно подумать, что всего-навсего жгут бумажный мусор! – разгорячился он.

– Потише, В.К.

В.К., сдержавшись, опустил голову.

– Теперь-то они наконец удовлетворены... хотя бы на время? – подавленно спросил он.

– Пятьдесят убитых, еще шестьдесят раненых... думаю, что да, – разглядывая кончик сигареты, протянул Пракеш. И повторил: – Думаю, что да. Сикхи получили самолет, кашмирцы автобус...

– Как ты можешь быть таким бесчувственным?

– Я собирался добавить... и сделали так, что тебе пришлось присутствовать на обоих зрелищах, чтобы помнил о своих обещаниях. Думаю, они хотят, чтобы на выборах победил ты, В.К. Должны этого хотеть. От Мехты им нечего ждать. Потом станет тише.

– Начали с Сирины!.. – не сдержался он.

Пракеш резко обернулся. Даже на остававшемся в тени лице было видно, как горели глаза.

– Ты сам хотел смерти Сирины! С того самого момента – не тряси головой, это правда! – с того момента, когда узнал, что она наставляет тебе рога с англичанином! Даже с тех пор, как ты стал думать, что она спала с Мехтой, когда они играли Ситу и Раму в паршивом телевизионном сериале! – Подойдя ближе, Пракеш наклонился к брату и, вытянув шею, так, что мышцы напряглись, как канаты, напугав В.К., яростно прошипел: – Аможет быть, когда она играла преданную Шиве Парвати, или маруху сыгранного им гангстера, или проститутку, спавшую с его героями в дюжине других фильмов? Так когда же, В.К., ты в первый раз захотел ее смерти?

Зная, что лжет, вопреки всему сказанному братом, В.К. отрицательно затряс головой.

– Сирина не дала бы тебе ни одного лишнего голоса, – более спокойно добавил Пракеш. – Овладеть всей Индией – это зависит только от тебя.

– Но Мехта!..

В глазах Пракеша мелькнуло, впрочем, моментально сменившись уверенной улыбкой, что-то такое, что у других В.К. счел бы за неуважение.

– Мехта? Когда все немного уляжется, ты сможешь сделать свое заявление. Обещать Индии будущее. Мехта никогда не уступит Кашмир. Ты можешь уступить и завоевать голоса всех в Индии, кто до смерти устал от убийств. Только бы правильно выбрать момент... немного погодя. Пока не время...

На мгновение В.К. вспомнился презрительный взгляд Сары, но скоро он выбросил ее из головы. Где ей до стратегии, требований времени...

– Отыщи того австралийца, Пракеш. Как они умудрились его упустить? Неужели вокруг нас одни бездари?

– Британцы по глупости собирались передать его нам. Все было согласовано. У них не было никаких подозрений... но не у него. Такие люди подозрительны до безумия. Скоро...

– Та женщина... у Сары... она австралийка. Не родственники ли? Простое ли совпадение?

– Проверяю. В Лондоне, по адресу женщины. У нас есть их фамилии. Вечером мне должны сообщить. Если так, тогда, несомненно, надо ждать его в Сринагаре. – Улыбнувшись, добавил: – А теперь на пресс-конференцию?.. Время предстать перед людьми. Отец Индии должен быть...

– Понял тебя, Пракеш, – язвительно ответил В.К. – Может быть, я и не кинозвезда, как этот окаянный Мехта, но знаю, кого играть, когда на меня направлены камеры!

Несмотря на самоуверенный сердито-повелительный тон, он, встав со скамьи и стряхивая с костюма пыль и стеклянные осколки, мельком увидел разбитый автобус и несколько струхнул. Стекло неприятно кололо ладони.

* * *

Хайд смущенно отвел глаза от сделанных при прослушивании пленки записей и взглянул на часы. Половина двенадцатого. Время, время – не то чтобы только оно поджимало, мешая сосредоточиться. К сожалению, ему наконец пришлось признать, что Шармарам доподлинно известно, кто он такой и чем занимается. Патрик Хайд, проживающий по адресу: Филбич-гарденс, Эрлз-корт, Лондон. Узнали если не от кого-нибудь еще, то от Майлза с Диксоном. Следовательно, теперь точно знают или очень скоро узнают, кто такая Роз.

Пачкая фломастером брюки, машинально вцепился в ногу. Присутствие Роз в гостиной было ощутимым, как настойчивая просьба, как нечто рвущееся сквозь стену второй спальни, где он склонился над крошечным магнитофоном и миниатюрными кассетами. С наушником на одном ухе он внимательно вслушивался в голоса поваренка и всех остальных. За пределами дома прислушивался к шуму Сринагара, движению транспорта... звукам аэропорта. Надо вывозить Роз. Она должна выехать на законных основаниях – немедленно.

Пленки интересные. Фотографии, когда их проявят, могут оказаться еще более обличающими. Шел разговор о наркоденьгах, о дележе средств – можно использовать для дискредитации... и еще одна вещь, о которой Касс не имел представления. Шармары вели игру, поставив на кон будущее Индии...

...и они, черт побери, может быть, даже и правы, отдавая независимость Кашмиру и Пенджабу, оставляя лишь экономические связи с остальной Индией. Широкий замысел В.К.Шармара...

Широкий опасный замысел, потому что на пленке было достаточно, чтобы подтвердить связи с кашмирскими и сикхскими террористами. Достаточно, чтобы низвергнуть Шармара, подобно Люциферу. А "жучок", который передал все это, оставался в доме Сары Мэллоуби, ожидая, когда кто-нибудь найдет его, махнув тряпкой под крышкой стола... Хайд вздрогнул.

А как насчет Касса?..

Поправив на левом ухе мокрый от пота наушник, нажал на кнопку. Здесь столько компрометирующего, что Шелли достаточно лишь помахать перед носом Шармара, и тот брякнется в обморок от одного запаха. Отдаст все фамильное достояние, не то что Касса... о котором здесь пока ни слова...

...тогда смываться. Забыть о нем. Переправить все это хозяйство в Лондон, бросить, черт возьми, в почтовый ящик и смыться, пока они сами не устроили исчезновение его самого!

И все же он не мог. Несмотря на почти осязаемое через весь дом нечеловеческое напряжение Роз. Несмотря на опасность, что на него могут случайно наткнуться, или что вежливый темнокожий представитель индийского Верховного комиссариата зайдет на Филбич-гарденс просмотреть списки избирателей, просто для того, чтобы убедиться, что они с Роз...

Дело даже не в этом. Пока он не убедится, что они прикончили беднягу, как, скажем, Лала и Банерджи. Пленка продолжала вращаться. Признался себе, что хочет доказательств того, что Касс мертв, не стоит на пути, не требует внимания, времени и усилий. Одного слова – пока что он не пропустил ничего – одного слова, которое бы означало капут, одного имеющего отношение к Кассу освобождающего глагола в прошедшем времени. Тогда он сажает Роз на первый же самолет, а сам...

Хорошо, тогда вот последняя пленка, в ней не больше двадцати минут. Пустим побыстрее...

...голосов не слышно... будь мертвым, Касс. Мне надо спасти Роз. Будь...

Выходит, жив...

Машинально перемотал обратно короткий отрезок пленки и надел оба наушника. Касс жив, сообщали стереонаушники. На фоне глухого гула неинтересных, как комариное жужжание, ночных разговоров о политике, время от времени прерываемых громкими заверениями В.К.Шармара, наполовину пропущенный краткий доклад Дханжала Пракешу Шармару. Хайд напряженно слушал, чувствуя, как взмокло под мышками, а на лбу выступает холодный пот. Еще раз перемотал пленку.

Значит, жив... и не говорит, пока. Но скоро заговорит, будто сводник пообещал Дханжал, к явному удовольствию Шармара. Касс в плохом состоянии. Трудно освобождать, трудно передвигаться, когда окажется на воле. Пленка продолжала крутиться, но там больше ничего не было. Пракеш Шармар присоединился к политической болтовне, голос Дханжала исчез.

Хайд провел пальцем по линии волос на лбу, поглядел на влагу и выключил магнитофон. Наушники оставил. Они, казалось, отодвигали мысль о Роз и ближайшем будущем. Решенном будущем. Вежливый индиец на ступеньках дома на Филбич-гарденс изучает табличку с фамилиями жильцов. Р.Вуд, П.Хайд. Спрашивает занимающих первый этаж Макса или его девушку... а-а, мистер Хайд и миссис Вуд в Индии... по пути в Австралию... вдвоем. Зайду потом... Докладывает непосредственно Шармару или его брату, который сообщит Джанхалу.

Несколько раз глубоко медленно вздохнул, снял наушники, отсоединил от магнитофона, положил их с магнитофоном в дорожную сумку вместе с непроявленной пленкой и остальными кассетами. Тщательно застегнув молнию, убрал сумку в гардероб. Роз должна уезжать. Сегодня. Самое позднее – вечерним рейсом в Дели, затем с пленками в Лондон. Увидит Шелли, будет в безопасности.

Потянулся, как после тяжелого физического труда, подняв голову к резному потолку. Выдохнул полной грудью. Пора за дело, Роз надо ехать.

В конце-то концов, она достаточно натерпелась...

Открыв дверь спальни и выйдя в коридор, он почти столкнулся с заходившей с кормы Сарой Мэллоуби. Фигура стоявшей в дверях гостиной Роз загораживала свет в проходе.

Англичанка подозрительно посмотрела на незнакомца. Хайд смущенно ссутулился. Помедлив, неуверенно улыбнулся, словно озадачен, чувствует себя неловко.

– Я... э-э, – отвернувшись от высокой блондинки, не сводя глаз с Роз, промямлил он. – Я... значит, увидимся... о, спасибо за... сама знаешь. – Пожал плечами. – Пожалуй, пойду...

Своей манерой он старался внушить Роз, что они почти незнакомы. На побледневшем лице потрясение, неуклюже застывшая фигура.

– Сара... – промолвила Роз. Хайд, до боли сжав кулаки, медлил. – Ах, да... Макс! – жадно ухватилась она за первое пришедшее на память имя жильца. – Да... гм, спасибо.

Хайд коротко махнул рукой.

– Извините.

Он прошел мимо бросавшей удивленно-насмешливые взгляды Сары. Красотища. Продолжай разыгрывать, Роз, – где мы познакомились и тому подобное. На глазах потрясенного повара ступил на заднюю палубу и по дощатым сходням спустился к лавкам на набережной плавучих домиков. Оглушительный шум уличного движения, томительные полуденные ароматы. Оглянувшись, заторопился. В голове, как из компьютера, вырастал длинный список предстоящих дел. Мысли о Роз давили сильнее яростного солнца. Женщина – любовница Шармара и его подручная. А Роз напугана и растеряна.

И жив Касс. Самая плохая новость...

 

9

Короткие стычки

– Прошу прощения за неловкость, – насмешливо произнесла Сара Мэллоуби.

Роз, пожав плечами, попыталась улыбнуться.

– Ничего... Я... во всяком случае, я надеялась, не век же ему здесь торчать. Вы помогли его выпроводить.

Она жестом пригласила Сару садиться на диван и, задержавшись на миг, чтобы взять себя в руки, вошла следом.

– Где вы с ним познакомились? – полюбопытствовала Сара, расправляя на длинных ногах широкую юбку.

– О... в коктейль-баре "Обероя". По правде говоря, я не очень-то стремилась... – Процесс выдумывания, забавная мысль, что расписывает Хайда в неприглядном свете, понемногу снимали напряжение – похоже на то, когда смеешься со страху, оставшись в темноте. – Пробовал заговаривать зубы... – Руки нервно бегали по телу, как будто желая сделать невидимыми ее габариты. – А вчера ночью, черт побери, постучал в дверь, словно арабский шейх, обещающий восточные наслаждения!

Принявшая рассказ за чистую монету Сара расхохоталась.

– И вы его не выставили?

– Будем милосердны, – с напускным легкомыслием отпарировала Роз. – Кофе... или вместе пообедаем?

Помедлив, Сара ответила:

– Неплохо бы. Тогда я организую?

– Будьте добры.

Сара поднялась с дивана и вышла из комнаты. В следующий момент она уже разговаривала с поваром на кашмирском наречии. Роз дрожащими руками закрыла лицо, потом, успокаивая себя, сложила их, потирая, на груди. Она настолько поверила в выдумку, что почувствовала, как горят щеки. Потом при воспоминании о Хайде, а заодно о Шармарах, Дханжале, пакистанцах и сикхах в доме Сары ее бросило в дрожь. Сара – опасная женщина, убеждала она себя. Зачем пришла? Что ей надо?

Перед ней, как полная ловушек площадка для скачек с препятствиями, маячил обед.

* * *

Наблюдая из-под маркизы над витриной магазина, увешанной застывшими каскадами мехов и как булыжниками усыпанной блестящими кожаными сумочками, Хайд видел, как Сара Мэллоуби выходила из домика Роз. В ленивой походке не было ничего подозрительного, но он не осмелился вернуться в дом. Спустя час в домик Сары заглянул Дханжал и, выйдя из него, внимательно посмотрел, прежде чем сесть в японский джип, на домик Роз. Водитель был в полицейской форме. Виновато думая о покинутом и незащищенном домике у озера, Хайд в "лендровере" тронулся следом за "субару" Дханжала. Проехав Сринагар, они стали подниматься в горы.

Остановил свой "лендровер" под ярким палящим солнцем на окраине Гульмарга... зная, что расположенное в нескольких сотнях ярдов бунгало принадлежит Шармару и что там погибла Сирина Шармар.

Должно быть, и Касса снова привезли сюда...

Посмотрел на часы. Начало пятого. Солнце раскалило воздух в долине, так что она казалась охваченной пламенем, а Срингар не более чем головешками в море огня. Озеро Дал блестело, как чистое вытертое стекло. К северу поблескивала склонами Нанта-Парбат. В Гульмарге полно пеших туристов и владельцев больших автомобилей с детьми в дорогих костюмчиках. Перед ним начиналась еле заметная в яркой траве пыльная развилка, ведущая к бунгало, у которого безучастно расположились "субару" и ее водитель.

Снова и снова перебирал в памяти, что сделано и нужно сделать, как в детстве для уверенности одержимо проверяя все до мелочей... потушить свет – шестой, седьмой, восьмой раз – идти только по краешку половика, нажать на дверь раз, другой, удостоверяясь, что закрыта. В кармане билет для Роз до Дели, купил в бюро путешествий. Взять напрокат "лендровер" оказалось легко, еще легче достать автомат "стерлинг" и старые, но исправные газовые гранаты. На задворках Срингара никого ни интересовали ни адрес, ни номер кредитной карточки. Бинокль купил в лавке с туристским снаряжением. Сейчас в него разглядывал бунгало. В окнах и дверях безлюдно. Позади бунгало между фонтанами и деревьями болтались двое.

Все должно быть проделано сегодня ночью.

Он следовал за Дханжалом до озера Вулар и, как он теперь знал, поместий Шармара. Оттуда героин начинал свой путь, на первом этапе, вероятно, на запад, к границе с Пакистаном. Слишком близко к линии прекращения огня, чтобы там разъезжали туристы, – всякий, у кого нет пропуска, власти или влияния. Дханжал, вероятно, взглядом управляющего присматривал за фамильным делом. Хайд видел, как загружали грузовик. Потом полицейский направился к югу, в сторону Сринагара, пока не свернул и не поднялся к Гульмаргу. Хайду не надо было видеть Касса, чтобы знать, что он там. Место преступления.

Он изучал бунгало еще в течение часа. Солнце тем временем скатилось в долину, утопив ее в золотистом пламени. Голые руки холодил предвечерний ветерок. Он по-прежнему видел двух мужчин, но никаких следов Дханжала и Касса. Касса выворачивают наизнанку, выдавливая из него: кто, что, сколько, когда... и кто такой этот малый – Хайд? Теперь это уже не имеет значения... лишь бы не переломали ноги и он был в состоянии двигаться. В тихом бунгало, видимо, имеется подвал, или же Касса сюда не привозили – держат где-нибудь в более надежном месте.

Последняя пуля, которая положила бы конец страданиям Касса, решила бы очень много проблем...

Бедняге придется идти, даже бежать. И ему самому придется принимать решение, как только Хайд вытащит его из колыбельки или из кресла – оттуда, где найдет. Десять минут шестого – время возвращаться. Тени удлинились, солнце опустилось, на зеркале озера Дал мушиными пятнышками выступали домишки, вроде тех, в котором остановилась Роз. В Сринагаре уже зажигались огни.

Он надеялся, что у Роз хватило ума уложить вещи.

* * *

– Касс жив, дурень, а Шармар большой шалун. Когда позвоню снова, будь на месте.

Хайд бросил трубку на рычаг. Автоответчик голосом Элисон произнес: "Вы звоните по домашнему телефону Шелли. Боюсь...".

И ты еще боишься, дорогуша? Что тогда говорить о бедной, истекающей кровью пехоте, что, по-твоему, чувствуем мы? Свирепо глянул на Роз, уже по тому, как он бросил трубку, с содроганием ожидавшую вспышки ярости.

– Ничего не поделаешь, – буркнул он, мотая головой. – Снова за две сотни фунтов на представлении в Ковент-Гарден или где там еще может этот гуляка убивать время!

Окна в гостиную завешены, в комнате только неяркий золотистый свет настольной лампы. Роз неохотно поднялась и заходила по комнате, отбрасывая тень на занавески, видные из окон дома Сары. Хайд, съежившись на диване, держался в тени.

– Что дальше? – внезапно спросила Роз, резко поворачиваясь к нему, будто собираясь застать врасплох.

– Смываемся.

Моментальное облегчение, но следом вопрос:

– Без Касса?

Хайд медленно покачал головой.

– Нет.

– Мы могли бы... – но не посмела продолжить. Он рассказал ей, где, по всей видимости, держат Касса, что с ним делают. Она сцепила руки на груди, злясь на собственное сопереживание человеку, которого в жизни не видела, на никому не нужный долг перед ним Хайда, даже нее самой. – Ну как ты его сможешь вызволить? – запротестовала она.

– Это простая часть дела. Из Индии?.. Для этого мне понадобится Шелли.

– Разве не видишь, он не отвечает на твои звонки?

– Ответит. Когда будешь говорить, скажешь хорошенько и об этом.

– Я? Одна я никуда не поеду, Хайд! Один раз попробовала и попала в этот проклятый переплет.

– Придется. Я... – по рукам и ногам буду связан Кассом, хотел сказать он, но увидел, что она понимает. – Вот твой билет на столе. Время до отлета есть... Черт возьми, Роз, ты должна лететь. Дай мне заняться здесь своим делом!

– Когда с тобой будет Касс. Не раньше.

Часть ее стремилась вырваться отсюда, как из кошмарного сна. Однако ничто не могло убедить ее бросить его, пока не позволят или не вынудят обстоятельства. Он развел руками.

– О'кей... коль ввязалась, вот мои условия. Если меня достанут, ты исчезнешь – поняла? – Как бы подчеркивая сказанное, он, как в живую плоть, впился пальцами в спинку дивана. – Ты просто уходишь оттуда, где бы это ни случилось. Дальше. Если не смогу поднять Касса, тогда, возможно, придется... проделать работу ветеринара ради него. Поняла? Обсуждению не подлежит. После всего, что ему досталось, может оказаться, что нет никакой надежды.

Несколько минут она, сердито дыша, барабанила пальцами по деревянной панели. Наконец, громко шмыгнув носом, заявила:

– Ну и грязная, черт возьми, у тебя работенка, Хайд.

– Лучше не скажешь, – согласился Хайд. Взял лежавший рядом ночной бинокль и встал сбоку одного из неосвещенных окон. – Что верно, то верно.

Почувствовал, как напряглись нервы, в кровь хлынул адреналин. Он собирался отблагодарить Касса своей лучшей валютой – активными действиями, золотым стандартом своего профессионализма. Предвкушение работы доставляло удовлетворение, и заботливые мысли о Роз начинали отходить на задний план.

В стекла ночного видения за незанавешенными окнами дома Сары серые фигуры. У сходен длинный "мерседес", рядом курят и оживленно разговаривают двое полицейских. Вернулся глазами к дому и разглядел будто передразнивающих полицейских Сару с Дханжалом... правда, позы, насколько он понял, угрожающе напряженные. Они спорили.

– Роз, дай-ка магнитофон и наушники, – шепотом попросил он.

Ее сумки и купленный для нее чемодан, словно ожидая носильщика, аккуратно сложены на кровати в главной спальне. Ухо уловило похожий на скрежет вынимаемого из тяжелых ножен лезвия звук открываемой молнии. Выхватив из рук, надел наушники и включил магнитофон. Завертелась катушка, послышались слабые голоса. Как спектакль, передаваемый из далекой страны за тысячи миль отсюда.

– Тогда опиши мне его! – сказал Дханжал.

– Обыкновенный. Совсем, черт возьми, обыкновенный! – ответила Сара. – Она клюнула на ничтожество...

Хайд перевел бинокль на "мерседес". Полицейские беззаботно отдыхали. Его "лендровер" стоял в подземном гараже одного из приличных отелей.

– Роз... готовь вещи.

На озере светлячками мелькали огоньки припозднившихся шикар, владельцы которых еще надеялись прихватить туриста или продать товар.

– Что?

– Роз, делай, что говорят. Только действительно нужное.

– А что?.. – начала, было, она, но потом выбежала из комнаты.

В наушниках слышалось точное, хотя и пренебрежительное описание его внешности. Дханжал согласно бормотал, будто сверяя слова женщины с фотографией. Роз вернулась с чемоданом, дорожной сумкой и его портфелем.

– Немного? – спросила она, тяжело, испуганно дыша. Он покачал головой.

– Ступай, подзови ближайшую шикару... потихоньку.

– Там есть лампочка – Сара мне показывала.

– Только не привлекай ее внимание.

– Кто там с ней? – спросила она, жарко дыша в затылок и щеку. Для уверенности положила руки на плечи.

– Твой приятель, Дханжал. Скорее, Роз...

Сара продолжала по крупице вспоминать его внешность. Вспомнила, что он сразу ушел... нет, не видела, чтобы вернулся... отдай мне должное, что я кое-что умею, дорогуша. Уверена ли она? Да, больше она его не видела. Простой турист. Она не из тех, кому дано выбирать, не так ли, инспектор? Наглая бабенка. Хайд нервно сглотнул.

Ну давай же, Роз... поторопись с этой проклятой шикарой и будем смываться.

– Пракеш получил сообщение о человеке, которого ты описываешь... по крайней мере, очень похожем на него. Он британский агент. Они с женщиной живут вместе в Лондоне – в Эрлз-корт. Знакомо тебе такое место? – со злой издевкой спросил Дханжал.

* * *

В.К. был уверен, что выглядит, как подобает государственному деятелю: по-отцовски мудро, сдержанно – и в то же время в глубоком гневе, как Бог перед своими непослушными чадами. На экране монитора менялись картины кровавой бойни. Под сложенными на столе руками ждала подготовленная речь. Авиакатастрофа, чудовищное злодеяние на автобусной станции... трагические события в прошлом, включая нападение на "Золотой храм" в Амритсаре... насилие со стороны военных в Кашмире... массовые беспорядки, тамилы...

Подготовленная серия эпизодов была короткой, вряд ли больше двух минут, но на отбор материалов и монтаж ушли две недели. Предполагалось использовать ее ближе к выборам, но в узком руководящем кругу партии решили пустить эти кадры до того, как страна пойдет к избирательным урнам. Их подтолкнули к этому последний акт насилия и опасения, что за ним наступит спокойствие, если не считать нападок из фундаменталистского лагеря Мехты. О точном времени еще не решено. Это пока всего лишь репетиция. Новый имидж для заголовков, сказал Пракеш. Автобусная станция в Бандипуре. Кадры неумолимо, как окровавленные гусеницы танков, катились в прошлое, в постимперскую историю Индии, завершаясь черно-белыми картинами беспорядков и убийств: 1948 год. Независимость – от чего? Новая страна оказалась под доставшимся ей в наследство от Британской Индии мучительным бременем сложившихся порядков и неразрешимых проблем...

Он будет выступать как отец нации. Это решено. Речь, вероятно, еще будет десятки раз переписываться, после этого скрупулезно правиться, образы фильма пересортировываться, обсасываться, режиссироваться. Как отец нации он спросит народ: "Разве этого вы хотите? Действительно ли представляете себе Индию и самих себя такими?".

Это был рискованный замысел – крайне рискованный. Мехта хотел иметь такую Индию, усеянную трупами и раздираемую вековой враждой; действующую себе во вред, униженную, покорно страдающую. Мехта играл сильным козырем – историей. А он, В.К.Шармар, предлагал будущее, что было куда рискованнее...

...и все же ему могут поверить. Прогнозы были многообещающими. Люди в одинаковой мере устали и от убийств, и от нищеты. Пойдут они за ним в будущее или же отдадут предпочтение кинозвезде и всем остальным старым избитым стереотипам?

Очень рискованно.

Пракеш умчался из партийной студии почти час назад, озабоченный, злой. Из-за чего? Из-за другой опасности, которая могла повергнуть их в прах? Самая большая опасность – что не смогут найти британского агента и что найдется, кому выслушать его рассказ...

От волнения сводило живот, как будто передача начиналась по-настоящему и он должен предстать перед сотнями миллионов людей. Сюжеты дошли до волнений 1948 года, до создания британцами страны, разодранной надвое.

Шармаром владели страх и ярость.

* * *

Шикара высадила их на набережной у Далгейт, где в сравнении с ярко освещенными улицами Срингара было относительно темно. Хайд рассчитался с лодочником, щедро одарив чаевыми, и толкаемая шестом шикара бесшумно скользнула прочь, оставляя длинную царапину на мерцающем серебристом зеркале озера.

– Где "лендровер"? – хриплым шепотом спросила Роз. Шум машин заглушил ее слова.

– В гараже "Бродвея"... – махнул рукой Хайд. – На Мандана-азад. Знаешь? Тут недалеко.

Оставаясь на пристани, присел на корточки, разглядывая озеро, патрульные машины на бульварах, сияющие витрины, более скромные огни плавучих домиков вдоль набережной.

– Что там?

– Просто смотрю, что за спиной. – В прохладном ночном воздухе сладковатый запах несгоревшего бензина и аромат приготавливаемой на открытом воздухе пищи. – Проверяюсь...

Поднес к правому глазу монокуляр ночного видения. Серая ночь, белесые призраки людей и машин, освещенные окна плавучих домиков, как разинутые квадратные рты. Нашел домик Сары, потом тот, который арендовала Роз, длинный "мерседес" – полицейские вдруг засуетились. Кто-то с причала у домика Сары замахал им руками, и они побежали к домику Роз, крошечные фигурки с согнутыми в локтях, потом вытянутыми вперед руками, видно, достали оружие.

На набережной звук приближающейся сирены, мелькание верхних фар.

– Пора, – тихо произнес он, выпрямляясь.

– За нами?

– За нами, моя дорогая и единственная, за нами. Взвалил на плечо дорожную сумку, в левую руку взял чемодан. За поясом под легким полотняным пиджаком пистолет. Роз с чемоданом поменьше двинулась следом в редеющую толпу шумных гуляк, высыпающих на Азад-роуд из клубов под кричащими неоновыми вывесками и ярко освещенных вестибюлей отелей. В сточной канаве валяется дохлый пес, в дверях лавки скорчился нищий. Хайд на ходу суеверно бросил в сторону изможденной фигуры горсть монет. Освещенное зарешеченной ювелирной витриной лицо нищего благодарно просияло.

Войдя в устеленный коврами вестибюль отеля "Бродвей", они направились к лифтам. Небрежно одетые туристы, полицейские в форме, местные богачи в европейских костюмах. Двери лифта закрылись и снова открылись в пропахшем бензином и пылью подземном гараже.

– Пропади оно пропадом, – дрожа, несмотря на теплый свитер, с мрачным видом тихо произнесла Роз.

Хайд ободряюще улыбнулся, понимая, что ее окончательно покидает присутствие духа. Будто чувствует поблизости поджидающего добычу зверя.

– Все в порядке, Роз, – заверил он. – Вон там, за колонной.

Два "мерседеса", "ягуар", маленький красный "порше"; европейские седаны и старенькие индийские машины, несколько вездеходов с четырьмя ведущими. "Лендровер"... нагнувшись, заглянул под низ, проверил верх. Не трогали, не открывали, внутри не копались. Сложил сзади чемоданы, подальше от ящика для инструментов, где лежало оружие, и рундучка с газовыми гранатами. Он медлил: казалось, будто это не его машина; потом дошло, что сбивало с толку присутствие Роз. Она стояла в нерешительности, как бы ожидая, когда ей откроют дверцу и тогда уж спокойно вздремнуть.

– О'кей? – Она кивнула, но по всему видно, что не удовлетворена. – Слушай, Роз, – стоя у открытой дверцы водителя и глядя, как она взбирается на сиденье, начал было он, – я отвезу тебя сейчас в аэропорт. – Избегая испепеляющего взгляда, посмотрел на часы. – Можно еще успеть.

Она затрясла головой, протестуя не против его предложения, а собственного желания согласиться с ним. Потом более решительно покачала головой.

– Без тебя не полечу. – Решение принято: ее обязанность быть с ним. – Поторапливайся.

Он это понимал. Если Дханжал убедился, что Сара видела именно его, что он был в домике Роз и скрылся совсем недавно, тогда город блокируют, на дорогах начнется проверка. Усилят наряды полиции. Разбудят солдат, прикажут одеться и усадят по машинам. Предвидя ближайшие действия, он вдруг почувствовал, как спокойно на улицах; ни одного происшествия, как будто Сринагар устал, пресытился недавними насилиями. Полиция и армия не позволят себя отвлекать, они целиком переключаются на него с Роз.

Сел в машину, достал из кармана ключи зажигания и, вцепившись в баранку, плотно устроился на сиденье.

– О'кей. Достань с заднего сиденья сумку и рассортируй пленки. Подели пополам – половину мне, половину – тебе...

Не стал продолжать, избегая подчеркивать, что из этого следует.

Не говоря ни слова, она потянулась за сумкой. Положив на колени, расстегнула молнию. Звук громко отдался в тишине гаража...

...заглушаемый шумом запускаемого мотора. Вздрогнув, она выронила на пол "лендровера" две катушки с пленкой.

– Дерьмо, – тихо выругалась она, нагибаясь за катушками.

Хайд посмотрел на проезжавший мимо маленький "ниссан". За рулем индиец, рядом не вызывающая подозрений женщина. Проследил взглядом до поднимающегося к Азад-роуд пандуса. Свет фар, отразившись от бетонной стены, стал блекнуть...

...кажется, возвращается. Свет фар пока невидимой машины становится ярче, скачет по бетонной стене... по пандусу, как обнюхивающий землю обученный пес, сползает полицейская машина. Держа в руках обе катушки, как маленькую награду за усилия, Роз выпрямилась, но, увидев, куда смотрит Хайд, и, разглядев опознавательные знаки приближающейся машины, изменилась в лице. Машинально бросив пленки в сумку, поспешно задернула молнию. От стен гаража отдавалось урчание полицейской машины. Роз нерешительно потянулась рукой к Хайду, но потом отстранилась.

Полицейская машина встала в тридцати ярдах, почти вплотную к забрызганному грязью японскому джипу. Оба полицейских вышли. Звуки захлопываемых дверец отдались в гараже громкими взрывами. Схватив Роз за руку, Хайд потянул ее за собой на пол машины. Потихоньку открыл дверцу, дернул ее за рукав, давая понять, чтобы она оставалась внутри. Двое полицейских уже проверили японскую машину и вместе перешли к следующей. Операция.

Дернув еще раз за рукав, выскользнул из машины, закрыв за собой дверцу. Гулко стучали каблуки полицейских. Его раздражала вялость собственной реакции, неловкость движений. Присутствие Роз, должно быть, действовало на психику, подобно рассеянному склерозу, отрицательно сказываясь на обычном в таких случаях обострении чувств. Щелканье каблуков, остановка, щелканье, остановка, невнятное бормотание. Перекатившись на спину, скользнул под "лендровер", переполз в сторону пассажирской дверцы. Привстал, уцепившись за "БМВ". У того на заднем сиденье в складках свернувшейся змеей косынки из модной ткани "барберри"

набросаны магнитные кассеты. В ресторане отеля, должно быть, полно народу... Полицейские двинулись обратно, задерживаясь у встречавшихся по пути разбросанных по гаражу машин.

Подождав, Хайд в карикатурной позе вспугнутого рассерженного кота двинулся на четвереньках к лифту, так что его не было видно. Затем встал на ноги и с рассеянным видом, "не замечая" полицейские машины и самих полицейских, зашагал по гаражу к стоявшей вдали машине. Те, разглядывая его и переговариваясь, остановились. Наконец заметил, даже неопределенно, как чужеземец в незнакомой стране, кивнул. Они вежливо кивнули в ответ. Пошел дальше к запыленному серому "пежо", по всей видимости, взятому напрокат у "Авис" или "Хертц", чувствуя, что они продолжают смотреть. Еще не слыша шагов, уловил момент, когда они утратили к нему интерес. По усталым голосам можно было понять, что они считали свою задачу выполненной...

...ослепленные светом фар, остановились, как вкопанные. Вниз по пандусу в гараж стремительно, по-акульи нырнул стоявший наверху длинный черный "мерседес". Остановившись в десяти ярдах от своей машины, они недвижимо ждали приближения сверкающего фарами замедляющего ход "мерседеса".

Из задней дверцы выскочил Дханжал. Полицейские поспешили навстречу, приветствуя более почтительно, чем того требовал ранг. Из другой службы, близкой к Шармарам... Дханжал – это еще интереснее, куда опаснее.

Он допрашивал полицейских на кашмирском, как бы исключая их из касты образованных и могущественных, считавших беглый английский чем-то вроде рекомендательного письма. Даже стоя по струнке, полицейские пожимали плечами, давали односложные ответы, отрицательно качали головами. Дханжал, рослый, в хорошо пошитом костюме, упершись руками в бока, оглядывал гараж. Хайд посмотрел на "лендровер" – Роз не видно. Держа правую руку за спиной, пригнулся за капотом "пежо". Треснула полицейская рация, один из полицейских собрался ответить, но Дханжал жестом его остановил.

Такое впечатление, что этот человек знал, что он в нужном месте и в нужное время.

Затем, как бы подтверждая растущую тревогу Хайда, Дханжал направился по покрытому пятнами бетонному полу в сторону "лендровера". Должно быть, спросил их, какие машины они не осмотрели. Хайд скользнул из-за "пежо" за грубую колонну, потом к принадлежащему отелю микроавтобусу, к пыльному индийскому "амбассадору"... Дханжал не спеша шагал к группе машин, среди которых стоял "лендровер". Хайд стоял поблизости от дверей лифта...

...когда они, шурша, раздвинулись, и оттуда раздался смех. Следом возникли толстый индиец и нетвердо стоявшая на ногах женщина, туго затянутая в сверкающий люрекс, будто приготовленная жариться в духовке. Дханжал отвлекся, парочка удивленно замолкла. Двери, громыхнув, сомкнулись, и лифт прошуршал наверх. Дханжал подошел к необычной, но прекрасно спевшейся парочке, остановился и, узнав, кивнул. Одетый в вечерний костюм подвыпивший толстяк изумленно произнес звание и имя Дханжала. Дханжал принялся что-то объяснять. Хайд расслышал слово "наркотики" – теперь они изъяснялись по-английски. Толстяк презрительно фыркнул, будто Дханжал уронил себя в его глазах, и поволок повисшую у него на руке глупо хихикающую женщину к огромному американскому лимузину. Поглядев им вслед и раздраженно передернув плечами, Дханжал поспешил к "лендроверу" и окружавшим его машинам. Бегло глянул на "БМВ", повернулся к джипу, подергал за ручку...

Кроссовки глухо шлепали по бетону – сразу не расслышишь. Дханжал занят другим, а полицейские увлечены разговором с шофером Дханжала. Хайд удалил правой ногой по капоту "БМВ", чувствуя, как прогнулась жесть. Дханжал, увидев за стеклом искаженное ужасом лицо Роз, резко обернулся. Написанное на лице индийца выражение неменьшего ужаса прервал удар пистолетом сбоку по голове, и Хайд с налету всем телом припечатал Дханжала к "лендроверу". Ударил еще раз. Лицо Роз находилось почти рядом, по его выражению можно было подумать, что она станет следующей жертвой Хайда. Извиваясь, как раздавленный краб, Дханжал сполз на бетонный пол. Звуки бегущих ног, крики.

Обежав вокруг "лендровера", Хайд влез на сиденье водителя и захлопнул за собой дверь. В машине громкое дыхание обоих. Мотор завелся, и, включив сцепление, под визг шин Хайд бросил машину на полицейских.

Протестующий визг Роз, удивленные лица, бросающиеся в стороны фигуры.

Вцепившись в баранку, на полном ходу обогнул "мерседес". Водитель даже не успел достать пистолет. Резкий скрежет металла. "Лендровер" взлетел вверх по пандусу. Запрыгал на подсвеченном гофрированном ограничителе скорости, своротив крышей не успевшую подняться хрупкую стрелу шлагбаума.

Визг тормозов, но повороте виляющий велорикша, которого едва успел объехать, потом сверкающий туннель Азад-роуд, мелькание ресторанов, кафе и витрин, пока позади не скрылось здание телеграфа. Очередь на автобусной остановке, затем широкая улица, несущаяся прямо к рынку и узкому мосту через один из притоков Джелам. Дорога на Гульмарг. За мостом, пока не перекрыли центр, надо схитрить.

А позади из гаража, будто ослепший, неуклюже выкатился полицейский автомобиль и, виляя, словно пьяный, бросился в погоню. Рядом, напрягшись, как струна, молчала Роз.

Но была с ним, хотел он того или нет.

Ответственность за Касса – его долг, одно из его дел. Но оно все-таки не для нее. Слишком велико, займет много времени; по плечу одному ему.

* * *

– И этот негодяй был здесь, Дханжал! – бушевал Пракеш Шармар. От ярости в ушах звенело не хуже, чем от шума моторов доставившего его из Дели семейного самолета. По вызову уверенного в себе Дханжала! – Был здесь, и никто носом не повел!

Дханжал притулился в углу гостиной, нетерпеливо перебирая длинными пальцами содержимое чемодана, оставленного Хайдом и той женщиной. Главным образом, ее платья, немного мужской одежды. Как незаслуженная награда голову Дханжала украшала белоснежная повязка.

Пракеш метался по комнате, сгибая и разгибая пальцы правой руки, как будто пытаясь в одно время сделать сложные подсчеты и схватить что-то осязаемое.

Дело несложное – простое до смешного. Нужно заткнуть рот одному человеку... и, конечно, женщине. Хайд – британский агент... или когда-то им был. Его, должно быть, послал Шелли, когда не был полностью уверен... хотя теперь, судя по поведению его людей в Дели, Шелли наконец убедился. Итак, все в высшей степени просто, до того просто, что Дханжал умудрился испортить все дело!

Он повернулся к Дханжалу, тут же принявшему виновато-услужливое выражение, ну прямо олицетворение преданности и самобичевания.

– Где они теперь?

– Не могли уйти далеко, – заикаясь, ответил тот. – У нас есть номер "лендровера", знаем, где он его взял. У нас...

– Ничего у вас нет! – мечась по комнате, снова взорвался Пракеш. Потом вкрадчиво продолжил: – Его нужно отыскать и ликвидировать, Дханжал. Это твое единственное задание, мой дорогой. Ликвидировать. Он, должно быть, здесь из-за этого парня, Касса. Согласен?

– Он не может знать, где тот находится.

– Ты уверен? – Дханжал кивнул. – Почему?

– Этот человек, должно быть, приехал прошлой ночью. За женщиной следили с тех пор, как получили приказ от вас и В.К...

– Вы не видели, как он появился, даже когда женщина была под наблюдением.

– Так он же был в Дели, не так ли? Мог появиться здесь только рано утром сегодня.

– Верно. Итак, он не знает, где находится Касс... а женщина не могла узнать? – Дханжал покачал головой. – Отлично. Но ты говорил, что Сара принимала эту женщину у себя в доме? В какие же игры играла наша английская роза, а, Дханжал? – Дханжал ни словом, ни жестом не выразил своих чувств. Ждущая приказаний безгласная машина. Пракеш чувствовал, что его гнев переходит на Сару Мэллоуби, эту далеко не священную корову. – Какие меры приняты к задержанию Хайда и женщины?

– Подключены подразделения армии и полиции. Центр Сринагара полностью блокирован. Проверяются все отели, плохие и хорошие, плавучие домики, словом, все, где они могут попытаться укрыться. Аэропорт для них закрыт, а также вокзал, автобусы, дороги. Им не выбраться... Пракеш...

Имя произнесено с величайшим почтением, будто это высокий титул; в то же время как пробный шар – милует или все еще гневается?

– Отлично, Дханжал, отлично...

Гнев переадресован на других. Верно, Дханжал был излишне самоуверен. Знал, что Хайд британский агент, поэтому должен был действовать намного осторожнее, то же следовало иметь в виду и Саре.

Зачем эта женщина была здесь? – внезапно осенила беспокойная мысль. Появилась в Сринагаре раньше Хайда, должно быть, с определенной целью, а не просто как прикрытие. Тогда что она здесь делала, что разузнала?.. Его распирало от ярости. Проклятая Сара Мэллоуби, вечно ноющая, недовольная, даже когда ее подобрал В.К., холодная, замкнутая и, черт возьми, до мозга костей британка! Могла что-нибудь такое ляпнуть...

Черт бы побрал В.К. за слабость к благосклонной манере, с какой она ублажает его своими прелестями в постели, за то, что закрывает глаза на скрытую издевку в обращении с ним... и нескрываемую неприязнь к нему, Пракешу. Если только В.К. не употребит власть и влияние, она способна совсем отбиться от рук.

– Пошли со мной, Дханжал... Равиндар, – добавил имя, как знак благосклонности. Дханжал проглотил его, как голодный пес. – Хочу поговорить с хозяйкой.

Вышли из домика и перешли по сходням на набережную. Магазины и лавки закрыты, на улице горстка людей да несколько кошек. Как он и говорил В.К., кашмирцы подавленно затихли. Два дня в Сринагаре не было и не предвиделось происшествий. В воздухе пахло не дымом и пеплом, а озером и горами. Пракеш забарабанил в дверь домика Сары и, распахнув настежь, не задерживаясь, прошел по коридору в гостиную.

Сара Мэллоуби сидела в томной позе – это было единственное определение, которое пришло в голову, ибо так оно и было на деле. Положив руку на валик кресла, она разглядывала стакан, наполненный виски; казалось, она ожидала его прихода и приготовилась встретить должным образом. С презрительно-удивленной гримасой, откинув голову, на него смотрела затянутая в длинное застегнутое наглухо платье мэмсагиб – белая госпожа. Высокомерная британка до корней волос – ему захотелось ее ударить.

Нет, лучше попугать...

Он покинул ее не более четверти часа назад. Стакан заново наполнен, виски в бутылке заметно поубавилось. Проскользнувший следом в гостиную Дханжал стоял в почтительно-бесстрастной позе. Шармар понял, что она его не боится. Она сука В.К., и это придавало ей наглую и отныне, подумал он со злорадством, беспочвенную самонадеянность. Ей тоже можно сделать больно. Можно кольнуть, и из нее польется кровь. Что она наболтала этой паршивой австралийке во время одного из своих пьяных припадков откровенности?

– Эта женщина – сожительница... – подчеркнул он слово, – ...британского агента. Разведчика. Это вас не удивляет?

– Шпиона? Разве они у нас еще есть? – насмешливо переспросила она.

У нас. У нас, британцев. У нас, ограбивших империю и удравших, когда дело приняло крутой оборот, оставив вас, черномазых, расхлебывать. Британское наследие...

– Да, у вас есть. Несомненно. – Пракеш дрожал от нетерпения. – О чем вы с ней говорили, Сара?

– О том, о сем.

Он приблизился к ней на пару шагов. Она повернулась к нему, как бы провоцируя ударить, а на самом деле чтобы подчеркнуть его незначительность.

– Точнее: что то... и что се?

– А что, разве это так важно? За мной нет такого греха, как неблагоразумие, Пракеш, если тебя это беспокоит.

Она с улыбкой откинула с лица волосы, будто снова приглашая ударить.

Он подошел ближе. Сара, будто его не было, продолжала с показным удовольствием задумчиво смаковать виски. А не по необходимости ли, потому что спала с его братом или же потому, что вдруг сочла неподходящим быть посвященной в их махинации?

– Сара, женщину послали сюда раньше мужчины, которого ты обнаружила в ее домике и сочла удобным для себя оставить без внимания... – В ее глазах блеснуло презрение. – ...Очевидно, шпионить за тобой, В.К., мной и, почем знать, даже за Дханжалом. Она, скорее всего, нуждалась в информации, выведывала ее у окружающих.

Сара насмешливо фыркнула.

– Думаю, Пракеш, я бы заметила, если бы у меня что-то вынюхивали. Толстая, пожилая, брошенная женщина...

– Да нет же! – крикнул он, выходя из себя. – Она много лет живет с этим человеком, Сара! Он ее любовник! Трезвомыслящая особа, хорошо устроена в жизни, словом, счастлива. – Немного успокоившись, продолжал: – Совсем уж не такое унылое несчастное создание, какой ты ее представляла. Может быть, если жалеть, то тебя? Что ты ей наболтала?

В стакане, словно пронесся ветерок, зарябила поверхность виски, не понять, то ли от ярости, то ли от страха.

– Только не я, – холодно процедила она. – Да и на что мне жаловаться, Пракеш? Разве только на плохой бизнес из-за этой неопределенности... из-за зверств.

Дханжал, словно присутствуя при бесконечной семейной ссоре, в которой неизвестно за кем будет верх, смущенно переступал с ноги на ногу.

– Именно. И тем не менее пьешь.

– Пью потому, что нравится, Пракеш. И потому, что помогает забыться.

Улыбнувшись, положила длинную ногу на ногу и расправила юбку. Снова отхлебнула из стакана.

– Значит, ничего ей не говорила? – озадаченно переспросил он, снова начиная злиться.

Сара покачала головой.

– Что, не похоже, Пракеш? Между прочим, Роз, мой любовник, премьер-министр, производит наркотики и связан... Закончишь сам, Пракеш, я пошла спать.

Допив виски, сделала движение встать.

Разъяренный Пракеш ринулся вперед, подавшись лицом к ней, с силой притиснул ее руки к ручкам кресла.

– Считаешь меня за идиота? – заорал он. – За паршивого кухонного мальчишку, с которым можно обращаться, как душе угодно? За паршивую прислугу, за которой надо следить, как бы не уперла вилки и ножи, мэмсагиб? – кричал он, брызгая слюной ей в лицо. Увидел, как в глазах мелькнул страх. Она пыталась вырваться. – Паршивая сука! Можешь ублажать моего брата в постели, играть на его тщеславии, но я тебе не слуга! Будешь вежливо отвечать на мои вопросы, слушать, что я говорю, останешься сидеть в этом кресле... – шатаясь, словно пьяный, отошел назад, – ...пока я с тобой не закончу.

Голос пропал, костюм прилип к спине, душил воротничок.

Подавляя кашель, закурил. Страх в глазах женщины потух, но голос, когда она заговорила, дрожал.

– Я не стану упоминать о нашем разговоре В.К.

Это была угроза. Угроза, черт возьми!

– Поступай, как хочешь, – оборвал он. – А пока – куда, по-твоему, подалась женщина?

– Она скрылась?

– Пока.

– А зачем, по-твоему, она сюда приехала? – В ее голосе появились деловые и командные нотки, на которые он старался не обращать внимания, но тем не менее они придавали ее словам определенную внушительность, напоминая ему, с каким энтузиазмом она в прошлом поддерживала их идеалы и их методы, опасную стратегию, допускающую насилие, чтобы держать его под контролем. Тогда ей нравилась власть – тайная власть. – Слушаю, Пракеш. У тебя есть что сказать.

– Чтобы разыскать того парня, Касса. Его-то и ищет Хайд. Сначала в Дели, теперь здесь. Ты им что-нибудь говорила... женщина не спрашивала?

– Женщина не спрашивала. Если она и связана с этим человеком, то служит лишь прикрытием, больше ничем. Поверь мне на слово.

Пракеш Шармар уселся на край стола, обхватив руками резное дерево бордюра. Беспокойные пальцы скользили по фигуркам птиц, цветам и вазам. Деревья, листья, ветви, цветы, мелкие животные. Его всегда восхищал этот старинный стол. Образец индийского мастерства, лишь купленный британцами, не имевшими ни малейшего отношения ни к замыслу, ни к исполнению.

– Значит, поверить? Могу я быть уверен, что ты всегда была трезвой и осторожной?..

Сара презрительно тряхнула головой.

Птицы, цветы... вырезанные из дерева лепестки лилии, клюв удода или соловья, жесткие крылышки... Он ощупывал пальцами резьбу, как будто углубившись в исторический труд или национальный эпос. Сказка...

Опустил глаза на вывалившуюся из-под пальца вещицу, упавшую на гладкий пол у края ковра. Быстро наклонился и возмущенно и в то же время торжествующе подобрал с пола. Протянул тотчас побледневшему Дханжалу, потом Саре.

– А для чего в гостиной эта хреновина? – заорал он, вытянув шею и брызгая слюной. – Это же "жучок", каким пользуются шпионы. – Удовлетворенно отметил, как у Сары забегали глаза, лицо стало пепельно-серым. Она нервно кусала губы. – Его поставила та самая женщина – такая наивная, такая несчастная. Когда? Они же все подслушали! Понимаешь ли ты, жалкая дура, им известно все! – Пракеш бросился на нее, влепил пощечину и, как боксер, пританцовывая, отскочил назад. – Теперь у них все на пленке и только потому, что эта баба обвела тебя вокруг пальца. Приняла ее за наивную дурочку, чего она как раз и добивалась! – Сара съежилась в кресле, безжизненное лицо потеряло прежнее надменное выражение. Пракеш круто повернулся к Дханжалу, крича: – А ты... поезжай в Гульмарг и убери этого Касса! Немедленно! Убьешь и зароешь тело. Потом найдешь этих двоих и тоже уберешь их. Понятно? Убьешь!

Как только вышел Дханжал, Пракеш снова повернулся к Саре. Поднявшись на цыпочки, со всего маху дважды ударил по лицу.

 

10

Горный курорт

– Порядок? – тихо позвал он.

Шепот почти потонул в раскатах хохота и грохоте музыки, раздававшихся из длинного приземистого бунгало, расположенного на поросшей травой поляне ниже тропы, на которой стоял "лендровер".

– Да! – облегченно ответила она.

Над еле видной обочиной, где склон обрывался в сторону огней Гульмарга, показались голова и плечи Хайда. Его худощавая фигура тенью маячила на фоне крупных звезд. Потом послышалось тяжелое дыхание, и в дверцу заскребла рука. Разглядев в темноте его широкую улыбку, Роз дотронулась до лица. Он не отвел руку.

– Дело сделано, – негромко сообщил он. – Сколько насчитала?

– Еще двоих. Значит, пять.

– Шесть. Судя по всему, один постоянно внутри. Нервничают. Дханжала не видел – должно быть, вернулся в Сринагар.

– Где "жучок"?

– В углу окна гостиной.

– Видел... его?

Увидела, как Хайд энергично затряс головой.

– Нет. Проверил дровяной сарай и гараж. Там никого. Он в доме... может быть, в спальне? Все проверить не удалось. – Роз казалось, что его голос доносится откуда-то издалека, монотонно, будто размышляет вслух. Так оно и есть, поняла она. Обычно он действует в одиночку. – Где они сейчас?

– Все там же. – Махнула левой рукой с биноклем ночного видения, потом старательно поднесла его к глазам и сквозь серую пелену оглядела окрестности бунгало Шармара. Кивнула головой. – Кружат и кружат у тутового дерева... действительно настороже, – добавила, кутаясь в шаль. Ночь довольно прохладная.

– Напуганы. Может быть, Касс пытался что-то сделать? Будем ждать, пока не успокоятся. Не скоро.

Роз невольно взглянула на часы. Почти полночь. Из ближайшего бунгало вырвались голоса и музыка, как будто открылась дверь... Точно – полоска света, и кто-то, пьяно спотыкаясь, бредет, как по воде. Взрывы смеха. Оглушительная западная поп-музыка. Кругом, словно булыжники, разбросаны машины европейских марок. В сравнении с шумным оживлением, царившим в этом здании, бунгало Шармара выглядело зловеще пустынным.

Хайд рылся в ящике со снаряжением. Роз пугали тихие лязгающие звуки, похожие на звон бутылок, но это были не бутылки. Чтобы отвлечься, она стала следить за вваливающимся обратно в дверь пьяным. Дверь закрылась. Музыка стала глуше. Роз поглядела на вцепившиеся в шаль руки. К дверце вернулся Хайд с наушниками на голове. На сосредоточенном лице огорчение.

– Храпит, зараза, – пробормотал он. – Часовые ходят?..

Глянув вниз вдоль длинного крутого склона, кивнул. В большом занавешенном окне в задней части бунгало мелькнула тень. Казалось, он чем-то расстроен.

– Что с тобой?

– Что? А-а, просто жду... и не знаю, куда они его дели. Очень нужно знать...

Покопавшись у ног, Роз достала термос с чаем, который она наполнила в придорожном ларьке на темной окраине Сринагара. Болтающиеся на провисших проводах редкие уличные фонари, прячущиеся в тени, как загнанная в стойло скотина, жалкие лачуги; редкая вспышка уличного очага, запах навоза, гнили и приготовляемой пищи.

– Хочешь чаю?

– Не откажусь.

Налила в крышку термоса и протянула ему. Между ними будто пробежал электрический заряд: холодный, неживой, отталкивающий.

Он, будто тоже заметив, ободряюще улыбнулся.

– Не беспокойся. Эти ребята не из армии и не из спецназа. Простые фараоны. Видишь – ходят, как заведенные...

Помолчал, понимая, что не убедил. Она отхлебывала чай из крышки-стаканчика.

– Хочешь есть? – буднично спросила она, скорее, успокаивая себя. Он покачал головой.

– Еще пукну в неподходящее время. Может стоить жизни. – Помолчал с застывшей улыбкой на лице. – Нет, спасибо.

– Что... что будем делать потом?

– В Сринагар уже не вернуться. Теперь-то уж запечатан наглухо.

Их разговор, подумала она, больше уместен где-нибудь в психлечебнице, где разбушевавшееся воображение обитателей обуздывают, оглушая их лекарствами. Несмотря на чай, едва согревший внутри, ей стало еще холоднее. Они ускользнули от патрулей по заброшенным проселкам, переехав Джелам – медленно, очень медленно – по узкому шатающемуся мостику. "Лендровер" двигался на самой малой скорости и на всех четырех ведущих. Бревна и канаты моста скрипели, как дом, разваливающийся под ураганным ветром. Фары выключены, внизу в свете звезд мчался черный поток. И все это безумие для того, чтобы попасть в Гульмарг, где Хайду с риском для жизни предстояло убивать незнакомых людей ради человека, которого он едва знал. Разве не безумие, что она пытается поддерживать непринужденный отрывочный разговор, словно сидит перед телевизором, предлагая чашку чая и обсуждая цены на картошку на Сейфуэй, вполглаза глядя на экран, где идет стрельба и валяются трупы. Неужели и он так же отрешенно смотрит на происходящее?

Решительно стряхнула назойливые мысли, будто отодвинувшись от залитого солнцем окна.

– Тогда что?

– Надо еще добраться до него, – нетерпеливо ответил он. – Двинемся к северу... как я тебе показывал... в сторону Барамулы. Потом решим. Зависит, в каком он состоянии, Роз.

– Знаю!.. – оборвала она. Потом, предваряя ненужные слова ободрения, добавила: – Я в полном порядке, Хайд.

– Не сомневаюсь, – ответил Хайд, снимая наушники, надетые на одно ухо, чтобы слышать, что происходит внутри бунгало. – По радио нынче не богато.

Роз посмотрела сверху на Гульмарг. Время от времени вспыхивали фары машин, въезжавших или выезжавших с курорта, бывшего ранее опорным постом английских войск в горах. Попрохладнее для мэмсагиб. В сонные звуки городка врывался шум автомобильных моторов. На спускавшихся по склону полянах яркие россыпи огней в домах и бунгало богачей. Узкие дорожки, словно неровные проборы в темных волосах. На шоссе вспыхнули лучи фар и как два грозящих пальца стремительно направились в сторону города. Она наблюдала за ними лишь ради того, чтобы отвлечься хотя бы на несколько минут. Время за полночь. Промелькнув по городу, фары, прибавив прыти, понеслись по извилистой дорожке в сторону...

– Хайд, – тихо произнесла она.

– Ну?

Роз колебалась, не будучи уверенной. Потом наконец продолжила:

– По-моему... – Хайд по-прежнему стоял спиной к свету фар и, как теперь она начала различать, к похожей на жука машине, замедляющей ход у бунгало Шармара. Свет фар погас. Дрожа от волнения, теперь уверенно, закончила: – Кто-то приехал... Туда. Торопится...

Он уже обернулся в сторону бунгало, выхватил у нее бинокль, стал наводить на резкость.

– Слепнешь, что ли? – дрожа от возбуждения, упрекнул он. Роз видела, как две фигурки торопливо двинулись в тень здания. – Не могла разглядеть, кто это. – Двое патрулировавших часовых направились следом в бунгало. Надев наушники и сосредоточенно наклонившись над миниатюрным магнитофоном, Хайд занялся настройкой громкости. – Дханжал, – сухо сообщил он.

Забравшись с головой в багажный отсек "лендровера", Хайд принялся лихорадочно рыться в вещах. Звяканье металла, глухой стук пластмассы. Роз следила, как он надел заплечную сумку и сунул туда небольшую рацию, потом засунул в рукав свитера тонкую свинцовую пластинку. В ладони маленький переключатель. Под мышкой пистолет. Второй за поясом.

– Слушай, – приказал он, протягивая наушники. Потом вставил себе в левое ухо крошечный наушник. Надевая наушники, Роз услышала шорох и почувствовала легкое покалывание тока от батарейки – это Хайд поправлял сумку с рацией. Она с опаской, как на оружие, поглядела на вторую рацию, которую он положил ей на колени. – Ну? – отрывисто спросил он.

– Дханжал, – подтвердила она.

– Чего он хочет?

– Возбужденный, злой...

– Где Касс? – прошипел ей в щеку Хайд, натягивая камуфляжную куртку.

– ...В спальне! – выпалила она и протестующе вскрикнула: – Нет!..

– Что там? – вцепившись ей в руку, прошептал он. – Что? Роз... что?

– Его убьют, – волнуясь, невнятно пробормотала она. – Допрашивают о тебе... – продолжала, лишаясь сил, будто это была еще более страшная новость.

– Хрен с ними! – оборвал он. Она поняла, что это для него не новость. Инстинкт. Застегнув молнию, сунул в карманы две газовые гранаты и сразу принялся проверять автомат "стерлинг". – Изготовлен в Индии – будем надеяться, что он, черт возьми, работает!

В ее голове как комариный звон звучали слова Дханжала и еще чьи-то голоса, говорившие на английском. Обсуждали, куда деть труп Касса...

– Ему приказал Пракеш Шармар, – сообщила она равнодушно слушавшему Хайду, сосредоточенно вертевшему в руках автомат. Он жестом приказал ей снять наушники. Она неохотно подчинилась, потому что слушать подробности планируемого убийства Касса было не страшнее, чем смотреть в лицо Хайду, ощущая уязвимость его хрупкого тела. На груди у него болтался перекинутый через шею респиратор. – Нет, – повторяла она сдавленным голосом.

Взяв с колен рацию, настроил ее, потом вернул, показывая кнопки.

– Передача – прием, – показал он. – Проверим, когда спущусь чуть под горку. Смотри в ночной бинокль. Когда начнется, я должен знать, что происходит, где каждый из часовых. Поняла? Роз, поняла? – Она была в состоянии только кивать головой. – Хорошо. – На короткое время схватил наушники и послушал одним ухом. – Все еще пережевывают планы похорон, спорят, кому копать. – Ухмыльнулся, сглотнул, потом серьезно продолжал: – Если что-нибудь случится... если я тебе скажу или не смогу сказать, убирайся. Просто уезжай. Поездом или автобусом. Не в Сринагар. О'кей? – Она снова кивнула. – Это то, что у меня лучше всего получается, Роз. Я вернусь.

И сразу ушел. Маленькая беззащитная фигурка, прыгая, удалялась вниз по склону. Проглотив слезы, Роз громко всхлипнула.

– Тише, услышат, – раздалось с колен, будто там лежала его голова. В ужасе посмотрев на рацию, она схватила ее холодными негнущимися пальцами. Вцепилась в источник его голоса, как в руку, словно удерживая его. – Как там, Роз? – Она напрягла зрение, пытаясь его разглядеть, потом, движимая страхом, до боли прижала к глазам бинокль. Теперь она видела его – пригнувшуюся к земле серую тень, спотыкающуюся и пошатывающуюся, словно пьяница, идущий с вечеринки. – Сколько их осталось снаружи?

– Двое... трое, – выпалила она, потом, спохватившись, нажала кнопку переключения и повторила: – Трое... один с твоей стороны, двое следят за дорогой. Судя по всему, кто-то им приказал...

– О'кей. Покороче.

– Хорошо...

В бинокль огромным мерцающим занавесом наплыла вершина Нанта-Парбат. Холодно. Роз, дрожа, нашарила на сиденье анорак – теплую куртку с капюшоном.

В этом занятии – доносить о передвижениях подсматриваемых ею людей – было нечто притягивающе дурное, как наркотик. В тени огромных сосен две серые фигуры. Отчетливо выделялись стволы винтовок. Накинула на плечи анорак, придерживая рукой на часто вздымающейся груди.

– Они все еще перед домом, разговаривают.

В наушнике Дханжал бранился с прошедшими с ним в дом часовыми. Кажется, ему не хотелось приступать к делу, и он продолжал разговор о месте захоронения, не упоминая о самом убийстве Касса. Серая фигурка Хайда находилась далеко внизу, за залитым огнями бунгало, где проходила вечеринка...

Она сдерживала, свое воображение.

– Все еще там? – раздалось по рации, будто он сидел рядом.

– Все еще там. Ты... ты не видишь того, кто сбоку от тебя?

– Слишком темно. Где он?

– Под крышей веранды, стоит, как слуга.

– О'кей. – Роз слышала дыхание Хайда. Он остановился за выступом скалы ярдах в пятидесяти от бунгало. В освещенном занавешенном окне появилась тень. Взмахнула рукой, будто указывая, где прятался Хайд. – Роз, слушай. Подгони "лендровер" вниз, к бунгало, когда... если я скажу... О'кей?

– Хорошо, – чуть слышно ответила она.

– Ладно... – Она чувствовала, что он собирался добавить несколько успокаивающих слов, но передумал. Возможно, они были бы ко времени, отвлекли ее от пугающих событий. – Тебе придется слушать все, что происходит. Поняла, Роз?

– Да. – Тот же беспомощный тон.

– Будешь слышать мое дыхание, особенно когда надену респиратор. Будешь продолжать слушать, Роз. – Затем почти неслышно: – Эти долбаные автоматы... не доверяю им. Наденем-ка глушитель...

Она напрягла слух, чтобы разобрать еле слышные звуки, но рация молчала, как мертвая.

– Порядок, – наконец пробормотал он. – Роз, все время: где и когда. Каждое движение. Не жди моих ответов.

– Хайд...

Ответа нет, только дыхание. Она увидела, как он выскользнул из-за скалы и с карикатурной осторожностью, почти на цыпочках, двинулся к бунгало. Господи, молю тебя, чтобы у него все было хорошо...

– Тогда за дело! – рявкнул в наушниках голос Дханжала. – Вы двое. Ступайте! – В голосе напряжение.

– Хайд, они собираются...

– О'кей.

Дыхание в рации участилось, стало похожим на треск радиопомех. Роз через силу старалась не упускать из виду оставшихся снаружи часовых. Двое оставались на дороге, один из них курил, второй шаркал ногами по пыли. Третий часовой на отшибе... она задышала так же часто, как Хайд, увидев, что его призрачная фигура приближается к третьему, вышедшему из-под веранды и глазеющему на вершину горы. Двое не смотрят... один не насторожен. Хайд остановился, справился с дыханием – теперь оно слышалось, как отлаженная машина.

Хайд двинулся дальше. О, милостивый Боже!.. Ее трясло, перехватывало дыхание. Часовой повернулся...

Нет...

Хайда отделяло от индийца шесть ярдов различимой в свете звезд земли, когда тот, громоздкий в своем анораке, махая автоматом как палкой, повернулся и зачарованно застыл, увидев Хайда. Позади часового из-за вершины выходила луна. Четыре шага... три, два...

Хайд всем весом обрушился на индийца, наткнувшись сразу онемевшим плечом на автомат. "Калашников" от удара пришелся противнику по горлу, прервав рвавшийся изо рта крик. Удар короткого складного приклада собственного автомата по голове, и индиец валится с ног. В довершение удар ногой в левый висок. Оглядевшись по-звериному, Хайд надел ограничившую обзор маску респиратора.

– О'кей, – подал голос, зная, что она слышит.

Достав из кармана гранату с газом "си-эс", взвесил на руке.

– Хайд, – послышалась торопливая речь, – они вышли из комнаты!..

Пора.

Вдоль опущенных жалюзи расположенного справа окна поменьше целеустремленно двинулись зловещие тени. Пятнадцать ярдов. Размытые тени продолжали двигаться. Десять ярдов. Долбаные жалюзи помешают проникнуть внутрь. Пять ярдов, потом под ногами веранда, стекло разлетается вдребезги. Жалюзи до смешного услужливо взлетают вверх. Лица двух индийцев обращены к постели, с белых подушек на них испуганно смотрит бледное, обезображенное кровоподтеками и ссадинами лицо. Через секунду после взрыва гранаты задымила начинка – шарики "си-эс". Комната наполнилась серыми клубами дыма. В нем, корчась, будто на виселице, надрывно кашляли и терли глаза двое индийцев.

Вторую гранату Хайд швырнул в главное окно. Снова раздался взрыв, и через секунду задымились шарики. Услышал ошеломленные предостерегающие крики. Рванулся к подоконнику разбитого окна спальни. Навстречу, размахивая руками, ощупью двигалась тень – к окну, а не для схватки с ним. Хайд нажал на спусковой крючок автомата с глушителем. Шипя, как кобра, из кожуха вырвались выхлопные газы, "стерлинг", вырываясь из рук, колотил по бедру. Будто пытаясь глотнуть свежего воздуха, тело перевалилось через подоконник. Сквозь дым увидел очертания склонившегося над постелью трясущегося в кашле второго человека. Хайд выстрелил в сторону тени, слыша, как раненый, призывая на помощь, рухнул на пол.

Заметив, как из внезапно открытой двери, взвихривая дым, в спальню ворвался свежий воздух, Хайд отскочил от окна. Ударил ногой по торчащим из выходившего на веранду окна осколкам стекла. Кто-то рванул раму. Следом прогрохотал выстрел девятимиллиметрового пистолета.

– Хайд, Хайд! – Это Роз. – Они направляются к главному входу, оба!..

В дыму и суматошном мелькании теней Хайд выпустил в сторону гостиной не меньше десяти пуль, прежде чем попал в стрелявшего из дальнего угла комнаты. Нырнув под подоконник, встал на корточки. Услышал голос отдававшего команды Дханжала, кажется, из спальни. В наполненной "си-эс" гостиной темно и тесно, как в тюремной камере, маска респиратора лишь усиливала это ощущение. Выстрелил на пламя другого выстрела, в ответ из дыма последовал непрерывный огонь. Услышал, как открылась и хлопнула дверь с улицы. Дханжал крикнул, чтобы оставили открытой. Сквозняк отогнал и стал разгонять дым. Кто-то выстрелил в сторону окна, Хайд дал ответный выстрел по мелькнувшей тени, но пуля пришлась лишь по деревянной обшивке стены. Рассеявшийся на секунду дым обнажил белеющие на темном дереве выбоины. Хайд перекатился за стоявший под углом к окну длинный диван.

Дым рассеивался. Невредимыми оставались четверо... и Дханжал. Кто-то неуклюже высунулся из спальни. Хайд дал очередь из трех патронов. Крик настоящий, не притворный, как и стук ударившегося о стену и рухнувшего на ковер тела. Пистолет полетел в камин. Осталось всего четверо. Дым все больше рассеивался. Кажется, в комнате он один. В мерцании каминного огня мебель – будто прячущиеся по углам люди. Дважды выстрелил – в магазине меньше двадцати патронов, может быть, меньше пятнадцати. Нащупав последнюю гранату, достал и швырнул через всю комнату в сторону камина. Взрывчаткой по комнате разбросало горящие щепки и уголья, потом из камина повалили клубы "си-эс".

Он шевельнулся.

В тот же момент рядом со щекой, да так близко, что он невольно охнул, от деревянной ручки дивана полетели щепки. И сразу в наушнике голос:

– Хайд!

– О'кей! – сердито огрызнулся и, сжавшись в комок, рванулся к двери в спальню...

...и врезался во что-то мягкое. Чьи-то руки скорее машинально, чем рассчитанно, дергали за хобот респиратора с такой силой, будто хотели повалить быка или кабана. Хайд ткнул в ребра неприятеля коротким стволом "стерлинга", но хватка не ослабла. Искаженное лицо врага приблизилось к маске Хайда, затуманив дыханием стекла. Хайд снова двинул по ребрам. Противник молча сморщился от боли.

– Хайд... Хайд! – словно ребенок в темном кинозале, в ужасе кричала Роз.

Хватаясь за магазинную коробку автомата, левой ладонью нажал копку передатчика, оставив открытым канал, ведущий к Роз.

Прижав Хайда телом к дверному косяку, индиец безуспешно пытался вытащить что-то из-под куртки. Потом потянулся рукой к горлу Хайда, но ему мешала коробка респиратора. Подскочивший на помощь второй, закрывая пальцами стекла, принялся срывать маску. Хайд нажал на спусковой крючок "стерлинга". Шипение выхлопных газов смешалось с последним хрипом падающего на пол врага. Дважды ударив подошвой по ноге второго противника, с силой прижал ступню к полу. Вывернулся из его хватки, но потерял равновесие. Противник, одетый в громоздкий черный анорак, был выше и тяжелее него. Оттолкнув Хайда, индиец направил на него свой "Калашников". На кровати, полуоблокотившись на подушку, словно в клубах фимиама, человеческая фигура с бледным безжизненным лицом.

"Стерлинг" заело... или кончились патроны. Хайд залез рукой под камуфляжную куртку и, выхватив из-за пояса пистолет, выстрелил сквозь ткань. Первая пуля расщепила дверь у плеча противника, после второго выстрела рука дернулась и выронила автомат. Индиец медленно сполз на пол, загородив собой дверь. Хайд смотрел в искаженное болью с удивленно раскрытыми глазами лицо Дханжала.

Голоса. В дверь ползет дым от горящей мебели. В гостиной разрывающий душу крик агонии и ужаса.

Хайд прислонился к стене спальни. У ног труп первого нападавшего. Сорвал с себя респиратор. От двери на него устремлен полный ненависти взгляд Дханжала. Самый первый покойник по-прежнему висит на подоконнике, будто блюет с перепоя. В бунгало повисла последовавшая за схваткой тишина – лишь потрескивает горящее дерево. Чей-то кашель...

* * *

...производят перегруппировку? Сколько их? Трое мертвых, один без сознания, двое раненых. Остается двое боеспособных... которые, возможно, не знают, жив ли Дханжал... или оказались умнее и ждут, когда он выйдет первым. Или же просто ждут подкрепления.

Подойдя к кровати и бегло осмотрев Касса, не узнавшего его и плохо понимавшего, где он и что с ним, выключил свет. В отключке, наркотическом шоке. Бледность оказалась обманчивой. Лицо в ссадинах и ранах. Рубашка в крови. На руке следы уколов. Оставшись в темноте, Касс благодарно откинулся на подушку. В лунном свете, будто от оставленной в пепельнице сигареты, вилась струйка дыма.

Вставляя в "стерлинг" новый магазин, Хайд двинулся обратно. Теряет собранность, разучился считать – прежний оказался пуст. Переключил автомат на одиночный огонь. Ухватив Дханжала за анорак, с огромным усилием поставил на ноги. Из глаз индийца все еще струились слезы. От раздражающего газа, а может, от бессильной злости. Или от боли в плече. Больше ничего не оставалось. Нужно было не дать гадам взорвать его с Кассом, когда они сунутся сюда. Не убивать же им своего старшего офицера. Господин Туша... Дханжал упирался и, только тогда Хайд приставил к животу ствол автомата, заковылял по комнате к кровати.

– Поднимай его, – прорычал Хайд.

– Хайд!.. – Как сигнал спасения на море.

– Где они, Роз? – выпалил он, наконец вспомнив о ней.

Оглянулся на дверь спальни, выпустил в затихшую гостиную пару пуль. Ответного огня не последовало. Значит, снаружи...

– Их трое... – Плохо припечатал первого. – На этой стороне бунгало... по-моему, все. Под соснами слева...

– Молодчина. У меня порядок. – Чтобы прекратить дальнейший разговор.

Дханжал, как коварный зверь, выжидающе следил за ним. Глаза выдавали чувство превосходства. Хайд выдернул из-за пояса Дханжала пистолет и прочитал на лице признание поражения.

– Давай. Ставь его на ноги!

Дханжал взглядом указал на плечо. Хайд двинул стволом "стерлинга" по раненой руке. Тот вскрикнул.

– Давай.

Взяв Касса здоровой рукой под мышку, Дханжал силился сдвинуть его с постели. Упершись стволом в бок Дханжала, Хайд помогал ему поднять упрямо сопротивлявшегося во сне Касса. Им удалось его посадить, потом поставить на разъезжавшиеся, будто резиновые ноги. Прижимая обвисшее тело Касса к Дханжалу, Хайд принялся толкать их обоих к двери. Первым появится в дверях Дханжал, наполовину загораживая Касса и прикрывая его самого. Вопли в гостиной утихли, пламя, охватившее ковры и мебель, будто все еще не решалось разгореться в полную силу.

Хайд толкал их к задней двери бунгало. Она оказалась открытой, как бы заманивая в засаду.

– Скажи им, что мы выходим, – негромко приказал он Дханжалу. – Где они, я знаю. Скажи, что ты выходишь первым, – ну, говори!

Не подходя близко к двери, Дханжал крикнул испуганным страдальческим голосом:

– Не стрелять! Я у него в плену! Огня не открывать!

Те выжидающе помолчали, словно попавшие все вместе в ловушку разъяренные звери. Потом:

– Есть не стрелять, сэр!

Кричали из-под сосен. Молодчина Роз.

– О'кей, Дханжал, двигай. Идешь справа от нашего друга – первая пуля тебе. Пошли!

Они комично, если смотреть со стороны, выбрались из двери, спустились по ступеням веранды и двинулись по раскинувшемуся позади бунгало саду. Шелест воды и звон капель в фонтанах, миниатюрные пейзажи из озерков и каменных горок. На холоде изо рта валил пар. Путь пошел на подъем, к...

Проклятые гуляки со своей вечеринкой. Бунгало залито светом, на веранде толкутся люди.

– Шагай помаленьку, Дханжал... не помирать ли собрался? – раздавались любопытствующие голоса.

Они медленно брели вверх по склону. Касс, обвив левой рукой шею Хайда и волоча ноги, что-то монотонно бубнил, будто подражая плеску воды в саду Шармара.

– Проваливайте отсюда! – крикнул Хайд. – Скажи им, что это полицейская операция, – рявкнул он на Дханжала.

– Полиция! Очистите территорию... помощи... не требуется. Ничего не произошло! Это полицейская операция!

На веранде замолкли, глядя, как они с трудом бредут вверх мимо ярко освещенного бунгало. Террористы, торговцы наркотиками – все это ничего не стоило вообразить участникам вечеринки, особенно в Кашмире. Оглянувшись, Хайд заметил, как несколько любопытных осторожно направились в бунгало Шармара. Простое любопытство, подстегиваемое близостью таинственного и опасного. Ни один из людей Дханжала не показался из-под сосен. Ни одного выстрела... пока. Не хотели отвечать, в случае если убьют офицера.

– Я должен отдохнуть! – запротестовал Дханжал.

– Клал я на тебя, приятель! – огрызнулся Хайд, волоча и толкая их дальше, время от времени спотыкаясь, поднимаясь сам, ставя на ноги то Касса, то Дханжала, доходя до бешенства от монотонного бессмысленного бормотания Касса. Позади снова заиграла музыка, вечеринка продолжалась.

Наконец:

– Хайд!..

Дханжал, как бы скорее Хайда поняв, что пришли, повалился на землю, бросив Касса висеть на руках Хайда. Бормотание, словно изношенная пластинка, затихло. Хайд равнодушно опустил Касса на землю – худая хрупкая фигура представлялась чем-то посторонним, как будто Касс неожиданно свалился на него откуда-то из темноты. Дханжал нянчил больную руку. Роз испуганно склонилась над ним, словно перед ней был одержавший верх, который вот-вот заявит, что все они – его пленники.

Хайд обежал взглядом длинный склон. В разбитых окнах бунгало Шармара разгоралось пламя. Участники вечеринки кружили по поляне, маленькая кучка людей толпилась вокруг кого-то, лежавшего на земле, – то ли свалился, то ли выволокли из бунгало. На ведущем в Гульмарг шоссе пока не видно мчащихся огней, но с горного поста слышен отдаленный вой сирен и звон колоколов. Хайд посмотрел на Касса уже не как на тяжелую ношу, от которой только что освободился, а как на бремя, на которое обречен в дальнейшем. Здорово же его отделали...

Расстегнул рубашку, чувствуя, как под ладонью неровно колотится сердце. Его стук явственно отдавался в рации, которую держала в онемевшей руке Роз. Хайд сбросил с кисти кнопку передатчика. Сплошные кровоподтеки. От прикосновения к дрожащему, в гусиной коже, телу Касс застонал. Сломано ребро, возможно, два. Хайд осмотрел морщинистую исколотую руку.

Кому ты, мать твою, теперь нужен, подумал он. Что ты мог сообщить Лондону? А теперь и сказать больше нечего...

Касс... мягко говоря, стал обузой. Лучше бы... умер... Дханжал умоляюще стонал, Роз жалостливо охала.

Хайд поднялся, достал из багажника "лендровера" одеяло и бесцеремонно завернул в него Касса, злясь на бесполезные движения стремящихся помочь рук, на засветившееся на измученном лице виновато-благодарное выражение. Потом направился к Дханжалу. От бунгало доносился запах горящего дерева, из другого неслись звуки музыки. Встав позади Дханжала как исполнитель приговора, так что индиец, задрожав, сжался в жалкий комок, приставил к затылку ствол автомата. На лице Роз застыло выражение ужаса. Хайд рявкнул:

– Черт с ним, прилепи на плечо, на руку или куда там еще пластырь.

Роз быстро, неловко, скорее из-за беспокойства, чем от волнения, осмотрела руку – ранение в мякоть предплечья, он куда в лучшей форме, чем Касс. Принесла из машины аптечку и смазала рану йодом. Дханжал дернулся, наткнувшись на ствол автомата. Роз закрыла рану марлей и, будто поставив на смуглой коже святой знак, залепила крест-накрест клейкой лентой. Благодарно кивнув, Дханжал натянул на руку пиджак, потом анорак.

Роз поднялась и встала перед Хайдом. Громко стуча зубами, напомнил о себе Касс. Хайд кивнул головой в сторону "лендровера". Они отошли к машине. Хайд прислонился к кузову, направив "стерлинг" на скорчившуюся фигуру Дханжала. У Роз дыхание было примерно таким, какое она некоторое время назад слышала по рации.

– Что дальше? – спросила она.

Поднявшаяся луна золотила громаду Нанта-Парбат. Уютно, как камин, горело бунгало. Подошла полицейская машина, мчалась пожарная – еще одна ненужная игрушка. Прерванная вечеринка возобновилась.

– Теперь смываемся.

– Как?

– Тише, Роз...

– Зачем? А как с ним? – махнула она в сторону сидящего полицейского. – Или с ним?

Касс, видимо не соображавший, где он, снова бессвязно бормотал.

– Накачали наркотиками под завязку. И здорово отделали.

– Кто? Покойники? Сколько их?

– Кончай, Роз.

– Как, черт побери, мы отсюда выберемся?

В сторону Гульмарга и через городок мчались машины. Пока что местные. От Сринагара час езды.

– Дай подумать. Не вместе... во всяком случае, не с тобой.

– Почему?

– Я уже говорил. Кто-то должен довести дело до конца. – Стволом "стерлинга" задел дверцу "лендровера". Дханжал дернулся, но потом снова ушел в себя. – Ты... – Поглядел на нее. Снова опустил взгляд на Дханжала. – Есть способы, которые надлежит использовать только мне. Они не для тебя. Поэтому, черт возьми, хоть раз сделай, как я прошу, понятно? – Помолчал. В ответ ни слова. – Нас уже ищут, – продолжал он, – не тебя: ты здесь случайно, к трупам отношения не имеешь. Доберешься до Джамму, в случае необходимости на каком-нибудь паршивом такси или на автобусе. Но добраться туда должна.

– Значит, решено, не так ли? – насмешливо произнесла она. – Величайший, мать твою, план спасения. Я так не считаю!

Он разъяренно обернулся к ней.

– Роз... не смей! – предупредил он. – У тебя половина улик. Бери с собой, добирайся до Джамму, оттуда поездом в Дели – есть же у тебя, черт возьми, путеводитель! В Дели тебя искать не будут, ты там ни с чем не связана. Летишь в Париж, не в Лондон... – объяснил он, то и дело переводя взгляд с нее на подозрительно сонливого Дханжала. – Ты должна добраться до Шелли, встретиться с ним, по возможности в Париже. Должна убедить его... – Немного помолчал, пряча свои расчеты и беспокойство за нее. Потом добавил: – Должна выложить ему цену сделки, предъявить золотой вексель, который выкупит меня с Кассом.

Тишина. Только ее дыхание, монотонное бормотание Касса, доносящиеся от бунгало отдаленные звуки – там тушат пожар и организуют поиски. Самое позднее с первым светом появится вертолет. Как только доложат Пракешу Шармару. Отсутствие Дханжала несколько замедлит поиски, но в усердии оставшихся в живых можно не сомневаться. Перед ними во все стороны раскинулся живописный горный пейзаж Кашмира. Ему придется вписаться в этот пейзаж, освоиться в нем, использовать в своих целях.

– А ты? Собираешься болтаться здесь, пока я не доберусь до дома, так, что ли?

– Необязательно. Никаким порядочным путем мне Касса не вывезти. А он для меня своего рода гарантия. Другой гарантией служишь ты. Может случиться, что меня убьют. И Касса. Если мы выйдем из игры, я хочу, чтобы остался кто-нибудь живой и невредимый, кто мог бы вместо нас взять Шармаров за... Выбор пал на тебя, Роз. – Пристально посмотрев ей в глаза, добавил: – Роз, что последует за этим, тебе не по силам. Я подвезу тебя до Барамулы, там найдем автобусную остановку или стоянку такси. Добавишь малому сверху, и машина не сломается до самого Джамму... – Взяв за руку, Хайд привлек ее к себе. Она дрожала, будто от чувственного возбуждения. Руки как ледышки. – Послушай, – прошептал он, – сделай свою часть дела, а мою оставь мне. Еслинадо, я пробьюсь к Шелли... если не останется ничего другого. А доберешься ты, и я полечу отсюда "Эйр Индией", первым классом... – целуя ее, заверил он.

Когда Роз выскользнула из его объятий, он знал, что она уступила. Ей не справиться со всем, но на одну вещь она способна. Она будет стараться спасти его. Понимая, что играют на ее слабых струнах, все же молчаливо согласилась.

– Джамму? – переспросила она. – Сколько туда на машине?

Пряча облегчение... и страх, ответил:

– Думаю... от Барамулы часов девять-десять.

Она кивнула. И тихо добавила:

– Хорошо.

– Тогда двигаемся. – В сад вокруг бунгало вонзалось все больше фар. Станут расспрашивать участников вечеринки. И без того торчим слишком долго. Разговор с Роз снова потребовал напряжения. На него навалилась усталость. Тряхнул головой, чтобы прояснилось. – Этого Неру скрутим, как цыпленка, и сунем в багажный отсек. Потом разберемся... – Замолчал, глядя на неестественно согнутую фигуру Касса, уставившегося в землю невидящими глазами.

Господи, до чего же его накачали – пентоталом или чем-нибудь еще, может, просто успокаивающими. А теперь на него навалилось происходящее вокруг: ночь, холод, его освобождение.

– Черт побери, Хайд, это же непосильная ноша, – невольно вырвалось у Роз.

– Знаю, дорогая... знаю.

Но хоть ты не знаешь, подумал он. По крайней мере, выберешься ты...

 

11

Вслепую

За кормой лодки по гладкой, без единой морщины, поверхности озера Дал скользил серый рассвет. Солнце позолотило вершину Нанга-Парбат, а за ней и другие отдаленные вершины. Шикара двигалась, как рыба – бесшумно и скрытно. Пракеш Шармар отвел глаза от струящейся за кормой воды и оглянулся на веранду дома Сары Мэллоуби. Издалека, словно стук горшков на плавучей кухне, глухо доносился шум просыпающегося Сринагара. Как бы разгоняя ощущение покоя, Пракеш энергично взмахнул рукой в холодном промозглом воздухе.

Повернулся к кутавшейся в длинный халат Саре. Стройные ноги зябли в шлепанцах. Ее как бы заимствованное у озера умиротворенное состояние служило оскорбительным контрастом его нетерпению.

Пракеш посмотрел на часы. Проклятье, где пропадает полковник? Теперь, когда Дханжал дал взять себя в заложники – за свою глупость он еще будет наказан, – полковник нужен здесь для координации мер по поимке этого агента – Хайда. И служащего ему в качестве магнитофона этого малого – Касса, не только со времени, когда занимался любовью с Си-риной, но и после его пребывания в заключении... потому что для извлечения из него информации им приходилось ею же его и снабжать, пусть в форме вопросов. Если у Касса сохранился рассудок – а они униженно признавали, что сохранился, – то теперь он знал намного больше, чем прежде. При обыске в доме, где останавливалась эта толстая австралийка, на подоконнике были обнаружены царапины от подставки телеобъектива. А туг еще "жучок"...

Положение, черт возьми, хуже не придумаешь! С каждой минутой, пока они гуляют на свободе, угроза ему и В.К. становится все страшнее...

...вон они... у нее под ногами... ранние выпуски газет. В некоторых опросах В.К. и Мехта идут голова в голову; в других В.К. немного, но все же ощутимо вырвался вперед. А она, словно председательствуя и одобряя, находится в центре событий, которые могут означать крушение В.К., его самого, да и всего Конгресса! Он опять взмахнул рукой, она испуганно вздрогнула, презирая себя за невольное движение. Уютнее завернулась в халат, бросая злобные взгляды на светлеющее озеро, по которому уже деловито сновали шикары, а из тростника доносилось кряканье водоплавающей дичи.

Все наготове... Готово к действию. В состоянии неопределенности.

И все висит на волоске, признался он себе. Хватит ли сил у Дханжала? Что с ним сделает британский агент, если захочет узнать больше? Что он пообещает Дханжалу? Сможет ли Хайд связаться с Шелли, убедить его?

Не по телефону – таким путем он никогда его не убедит. Ему придется вывозить Касса из Кашмира, из Индии... Он прислушался, внимание приковал звук приближающейся машины с мощным двигателем. Нетерпеливо, как школьник, чувствуя спиной ее насмешливый взгляд, разглядел остановившийся у причала Сары черный лимузин. Из него выскочил полковник Рао. Следом за ним, пугая тяжелыми шагами Сару, в дом поспешили адъютанты. Пракеш увидел в ее глазах страх перед неумолимым арестом. Намеренно зловеще улыбнулся, заставив ее вздрогнуть. На щеке синяк, один глаз заплыл. Глядя на ее жалкий вид, можно было полагать, что от ее самоуверенности, ее высокомерия не осталось и следа. Полковник без стука прошел прямо на веранду.

– Полковник, – позвал Пракеш, скрывая чувство облегчения.

– Мистер Пракеш, – официально, с легким поклоном, отозвался Рао. Последний раз, почувствовал Пракеш. С этого момента операция целиком переходила под его контроль. – Прибыл, как только смог. – Не в оправдание или объяснение. Терпеливая машина, довольствовавшаяся ожиданием в передних или задних помещениях, теперь проявляла живость и решимость взять дело в свои руки. – В вашем приказе сообщалось, что они захватили Дханжала. Печально. Где они?

– Никаких следов. Вертолеты поднимутся, как только достаточно рассветет.

– Какой район обследовать? – решительно спросил Рао, подходя ближе и не обращая внимания на не отрывающую глаз от озера покорно сидящую белую женщину. В манере Рао появилось нечто притягивающе-жестокое и вселяющее уверенность; и в то же время смущающая прямота и неуважение к этикету и политической кастовости. – Там, в гостиной, местный армейский командир? – Шармар кивнул. – Тогда я должен немедленно поговорить с ним.

Рао отвернулся от Шармара, и Пракешу, как всем видом показала Сара, ничего не оставалось, как пойти следом в дом. В помещении еще горел свет, подчеркивая присутствие Рао и отодвигая на задний план адъютантов и сопровождавших армейского командира младших офицеров. Другой полковник уже уступил манере Рао и его положению офицера разведки. Он со своим адъютантом склонился над расстеленной на столе, как скатерть, огромной картой Кашмира. Солдаты и нижние чины замерли в ожидании команд, как нетерпеливые дети, ждущие, когда позовут за стол.

Рао с ходу принялся за дело, решительно бегая руками по карте и жестикулируя, по существу учинил допрос. Временами руки становились мягкими, словно принимали младенца. Правой рукой ухватившись за тяжелый подбородок, заложив левую руку за борт пиджака, Рао то согласно кивал, то крутил головой. С видом врача, разглядывающего симптомы болезни, не обещавшие ему ни успеха, ни приличного гонорара, уткнулся в карту. Проклятое высокомерие военных. Но теперь без них не обойтись, признал Пракеш. Рао провел руками по окружности стола, будто захватывая изображенную на карте страну. Его энергия предвещала опасное развитие событий, пусть даже она и вселяла уверенность, что Хайду с Кассом не уйти. Полное пренебрежение к местному командиру, его адъютанту, даже к нему самому выводило Пракеша из себя.

– Все оборудование установить здесь... или в другом из этих домов... немедленно. Нет, ваша местная штаб-квартира слишком ненадежна, лучше всего здесь. – Центр паутины. Разумеется, пауки плетут собственную паутину... – Нет, только связанные с операцией отобранные люди...

Рао поглядел на своих помощников, скорее, оценивая их пригодность, нежели давая понять, что им предстоит играть предписанную им роль.

Зазвонил телефон. Армейский командир и офицеры разведки повернулись было к нему, но Пракеш испытывал неодолимое желание ответить самому, хотя бы для того, чтобы не прерывать сосредоточенные раздумья Рао. Он понимал, что сам он всего лишь штатский чиновник. Во внезапно сгустившейся атмосфере гостиной, освещенной проникающим сквозь шторы рассветом, бразды правления переходили в руки других индийских властей. Как в прошлом "Англия ожидает...", теперь "ожидали" люди в военной форме!

Он поднял трубку. В. К., возбужденный и нетерпеливый, как школьник, ожидающий приезда домой на каникулы. Пракеш смущенно повернулся спиной к столу и Рао.

– На меня давят, Пракеш... – выпалил В.К., и тут же посыпались вопросы. – Что там происходит? Нашли их?

Линия надежная. Характерная нечеткость голоса В.К. свидетельствовала о том, что включены защитные устройства.

– Нет, не нашли. Рао... полковник Рао здесь и принял командование. – Пракеш почувствовал, что следует обозначить ранг офицера. Офицер разведки ему не подчинен. Раздраженно добавил: – Не стоит паниковать, брат. Дело в в надежных руках.

– Но ты говорил, что этот британский агент захватил Касса! – возбужденно возразил В.К.

– И только из-за этого звонишь?

– ...войска из Дели или подразделения из Патхан-кота, – услышал он от стола голос Рао. Под руками шуршала карта. – Нет, ваши люди не годятся, полковник.

– Нет, Пракеш, – по-детски ласково ответил В.К., пытаясь привлечь его на свою сторону. – На меня давит партия. Они хотят, чтобы мы исходили из результатов последних опросов.

– Знаю.

– Разве можно?

– ...не думаю, что они направятся на север, полковник, – заявил Рао. – Там узкий проход, до самой линии прекращения огня. Полно войск...

– Мы должны, В.К. Можно спорить без конца. Надо использовать момент...

– Я не уверен, Пракеш! Во всяком случае, пока эти люди на свободе.

– Действуй, В.К. Посети президента и добейся роспуска парламента. Назначай выборы.

– Ты уверен, что Рао справится?

– Да...

Пракеш посмотрел на сгрудившихся над картой Кашмира-людей. Уверенный, внушающий спокойствие народ.

– По пути сюда я просмотрел его досье, – объяснял Рао. – Это опытный, везучий агент. Но незнаком с местностью. Очевидно, для этого и посылали женщину.

– Да, – заверил брата Пракеш. – Обстановка контролируется. Вопрос времени...

Рао пристально поглядел на него, кивнул и снова вернулся к карте. Сара тенью застыла в дверях. На лице потрясение, как будто, открыв дверь, обнаружила разгром после кражи со взломом.

– Нет-нет – этого мало. Такая площадь – видите? Если они выехали в час ночи, то на "лендровере" могли попасть куда угодно в пределах вот этого большого радиуса. Это означает, что требуются дополнительные вертолеты. Займись этим, Матхур.

Помощник немедленно вышел исполнять приказание. Увлекшийся деталями захвата и уничтожения Касса и его спасителя Пракеш встряхнулся, возвращаясь вниманием к брату.

– Можешь к полудню объявлять о выборах, В.К. Да, я уверен.

– Фотографии размножить и разослать, – приказал Рао. – Выяснить насчет договоренности о спецгруппе Си-три-ай. И чтобы в течение часа здесь был развернут командный пункт.

– Какого черта?.. – начала было Сара Мэллоуби.

Взглянув на Пракеша, Рао повернулся к ней.

– Здесь штаб разведывательной операции, мисс Мэллоуби. Полагаю, вы согласны сотрудничать.

Помолчав, дважды кивнула и пошла прочь. Солнце тепло золотило ступени. Пракеш подавил довольную улыбку.

– Да, В.К. К вечеру надеюсь вернуться. Что? В.К., у тебя есть программа. Нет, не речь – для твоих выступлений по телевидению я тебе не нужен, В.К.! – раздраженно возразил он. – Для этого есть другие люди. Да, очень хорошо... До свидания, В.К. Желаю удачи.

Пракеш тяжело положил трубку, сразу отключившись от брата, Конгресса, выборов и от собравшихся вокруг стола военных. С кормы вошел один из помощников в сопровождении солдат с нашивками-молниями на рукавах – знак отличия инженерных войск. Они тащили тяжелые установки связи. За ними тянулся кабель. Где-то, как далекий лодочный мотор, заработал генератор. Вся часть набережной, где причалены домики Сары, будет отрезана. В суете, грудах черного громоздкого оборудования, в мелькании военного обмундирования, в присутствии отдающего приказы Рао было что-то успокаивающее, отгораживающее от мира партийных сборищ, любых проявлений политиканства.

Значит, дело сделано. Жребий брошен. Теперь, когда В.К., согласившись с необходимостью выборов, принял решение, у него хватит сил. Парламент распустят, объявят выборы, начнут избирательную кампанию.

А Касса и того малого, Хайда, уберут...

* * *

В такси кончился бензин. Потрясение, будто подтвердили диагноз рака. Не просто досада, а страх, ужас, неумолимо нарастающий с каждой минутой, с каждой приближающейся машиной, будь то легковушка, автобус, грузовик, пока они, не снижая скорости, не проезжали мимо. Тогда наступало слабое облегчение, вслед которому накатывались волны глубокого отчаяния и ощущение полной беспомощности.

В который раз машинально взглянула на часы. Двадцать минут десятого. Они были в пути два часа, еще полчаса прошло с тех пор, как водитель такси, оставив ее, пошел пешком в деревню Пунч, что в двух милях отсюда. Он настоял, чтобы она с ним не шла, заверив в полной безопасности... На коленях лежал пистолет, что дал ей Хайд, такой же бесполезный, как любой механизм, с которым она совершенно не умела обращаться. Никакого утешения.

Водитель поспешил вниз по узкой горной дороге, будто за ним гнались, – на самом деле гнался он: за платой за проезд, о которой они договорились. Как только он скрылся за поворотом дороги, на нее угрожающе надвинулись покрытые снегом вершины и темные складки хребта Пир-Панджал. Угрюмые сосновые леса. Мрачные гребни серых скал, по одну сторону дороги отвесный обрыв, и далеко внизу кажущаяся ручейком река. В окружении пустынных громад она окончательно лишилась мужества.

Хайд помахал перед носом таксиста толстой пачкой ярких банкнот. Тот ночевал на сиденье – у себя дома, догадалась она. Хайд несколько раз повторил водителю, что от него требуется, чмокнул ее в холодную щеку и помахал рукой в медленно спускающемся с гор Барамулу сером рассвете. Так же сухо, сдержанно, обстоятельно разъяснил, что нужно делать ей. Связанный по рукам и ногам Дханжал сидел в заднем отсеке "лендровера", можно думать, со злостью глядя на спящего Касса. На пустынных улицах немногие спешащие на работу, дети да собаки. Ранние запахи кухни и подсыхающей после ночного дождика земли. С близких вершин пахло снегом и туманом. Даже с главной площади Барамулы казалось, что нагоняющим тоску горам нет конца, что, в какую сторону и как далеко она бы ни отправилась, ей никуда не попасть. Видя настроение Роз, Хайд ободряюще сжал ей руку. Оказалось, что он как бы всего лишь предчувствовал ее нынешнее положение...

...ощущение собственной незначительности, состояние, похожее на крайнее изнеможение, когда наступает полное безразличие. Куда бы ни ехало такси, когда бы ни возобновилось прерванное путешествие, снова будут бесконечные горы, темные, мрачные леса. Окружающий пейзаж анестезировал, лишал чувствительности, как не имеющий запаха газ.

Шум мотора вернул ее страхи. Мимо медленно проплелся автобус. Водитель и пассажиры оборачивались в сторону такси. По стеклам прошуршала поднятая колесами пыль. Снова пустая дорога, с одной стороны отвесные скалы, с другой – обрыв в узкую реку. Неловко достав сигарету, Роз в который раз закурила и поплотнее закуталась в анорак.

Поезд на Дели уходил из Джамму в шесть вечера и прибывал в Дели где-то около десяти часов следующего утра. Чтобы добраться до Джамму, всего в ста пятидесяти милях, у нее был целый день. Давящие со всех сторон горы внушали, что ей никогда не добраться. Она вздрогнула и закашлялась. Открыв окно, выбросила сигарету. В такси хлынул холодный воздух – над Пир-Панджалом висели темные облака. Хайд был уверен, что на поезд она поспеет...

...уверен в той же мере, в какой она была не уверена относительно положения, в котором оставался он. Перед отъездом из Барамулы он держался, будто у постели безнадежного больного, подбадривал ее пустыми громкими разговорами, в конечном счете, был до обидного обходителен и ласков. Если бы она ничего не знала, подумала она, его было бы не в чем упрекнуть. Так или иначе, он обязательно доберется до Шелли... или как-нибудь перебьется, ожидая подкрепления... где-нибудь спрячется... с ним все будет в порядке, Роз. Потом, словно подстегивая лошадь, подтолкнул локтем таксиста, чтобы тот заводил мотор. Она глядела на стоявшую рядом с "лендровером" уменьшающуюся фигуру с поднятой, будто предупреждая, а не прощаясь и желая счастливого пути, рукой. Потом скрипящее, астматически дышащее такси, накренившись, свернуло за угол, и в заднее окошко, как в диапозитиве, открылся кашмирский пейзаж: крошечные фигурки людей, животных, охраняющие город громадины гор. Она не имела ни малейшего представления, что он будет делать, куда направится. Аведь он знал, как ей тяжело быть в полном неведении.

Снова закурила. В горле першило меньше, в спертом воздухе такси показалось теплее и уютнее. В запотевших окнах горы как бы отодвинулись. В ветровом стекле пустынная дорога.

Без двадцати десять... две мили туда, две мили обратно, водитель что-то не торопится, разве что торгуется о цене бензина или решил перекусить. Опять в душу холодом пополз страх, от сигареты снова противно во рту. Однако она продолжала затягиваться. Лучше так, чем открывать окно, чтобы выбросить сигарету.

Опустив глаза, поглядела на колени, обежала глазами мусор на полу, следы обитания в машине водителя. За задним сиденьем переносной обогреватель, одежда, томик Корана, на переднем щитке прикрепленная большой резиновой присоской вазочка с цветами.

Ну давай, давай, давай же...

* * *

Промелькнув над невысоким сосняком, вертолет удалился к северу, в сторону линии прекращения огня. Не военный, но это не имело никакого значения. Внизу беспорядочно разбросанные домишки и хижины деревни Купвара. Дорога, которая от Сопура шла прямо на север, в деревне поворачивала под утлом на запад и длинной коричневой змеей извивалась в сторону Тит-хвала и границы с Азад Кашмиром, туда, где пограничники и пакистанская армия.

Но это должно быть здесь. Должно... разве не так? Безупречная логика его расчетов оказывалась такой же хрупкой, как хижины и палатки беженцев на окраине Купвары. Возможно, индусы с другой стороны линии прекращения огня. Мусульмане с юга, которых пакистанцы не пускали в свой свободный Кашмир? Пакистанцы, преследуемые бог знает за что в своей собственной стране? Какое это имеет значение? Треплющиеся на ветру палатки, как и всюду, символизировали бедственное положение людей и неведение или безразличие мира. За снегопадом не видно вершин хребта Панджи. Нанта-Парбат ближе – по прямой не более пятидесяти миль. Ее неприступная громадина действовала на нервы.

Но он не должен ошибиться... путь из страны здесь, тот самый, по которому переправляют героин из поместий Шармаров в окрестностях Сопура. Эта малонаселенная часть Кашмира, пусть здесь опасно и беспокойно, предпочтительнее любого другого маршрута где-нибудь южнее или юго-западнее. Она имеет выход через Пакистан, а у Пакистана опыт, наезженный путь. Что касается наркобизнеса – опыт национальных масштабов, а не скоропалительная операция новичков. И этот меньше всего бросающийся в глаза путь из Кашмира – Титхвал и Муззафарабад, – а дальше Пинди и любой на выбор перевалочный центр в Пакистане. Хайд поглядел в задок "лендровера". Дханжал должен знать. Должно быть, приходилось переходить линию прекращения огня...

...сможет перейти и на этот раз.

Между молотом и наковальней. Но молот уже занесен и вот-вот опустится, а наковальня, может быть, еще не готова. Переход границы даст им время, связанные с ним переговоры и соглашения, возможность тянуть резину, пока, надо надеяться, дело не зайдет слишком далеко. Единственный способ хотя бы приблизиться к линии прекращения огня, не говоря уже о переходе границы без документов, это не выпускать из рук Дханжала.

Разумеется, капитан Дханжал – можете переходить линию прекращения огня вместе с этими двумя англичанами, описания которых у нас имеются и одного из которых, очевидно, допрашивали...

Безумие. Но еще большее безумие сидеть сложа руки, давая им возможность снова и снова забрасывать сети, учинить охоту по всему Кашмиру, собрать силы, действовать расторопнее и с полным знанием дела. Пограничники и их пакистанские коллеги через Дханжала или кого-нибудь вроде него, должно быть, находятся на содержании у Шармаров. Должно сработать... разве нет?

Альтернатива там, внизу: изодранные палатки, бредущие между ними к холодному потоку женщины в полощущихся на ветру одеждах, валяющиеся на земле или в палатках безразличные ко всему мужчины, не помнящие ничего, кроме голода, дети. Собак не видно. Должно быть, уже съели. Ни он, ни Касс не смогут вынести такого состояния, как бы быстро Роз ни добралась обратно, ни расшевелила бы Шелли и ни добилась решения их судьбы. Неделю... две? Пока Шармары не признают, что их положили на лопатки и надо идти на обмен.

Две недели? За это время не найдут.

Если они будут в Кашмире.

Уже одиннадцатый час. После Сопура это второй вертолет – или тот же самый по второму заходу. На короткое время он садился на окраине Хандвара, но Хайд объехал деревню по заброшенной дороге, и доклада о "лендровере" с белым лицом за ветровым стеклом начальство не получило. Поиски, должно быть, сосредоточены к югу от Сопура, в направлении Сринагара и южнее города. В самом городе обыщут каждый дом.

Если повезет, они отмахнутся от поисков Роз, даже если предположат, что она не с ними Кассом. Им нужно заставить молчать Касса и Дханжала и не дать уйти ему – убрать.

Поеживаясь от ветра, он плотнее запахнул камуфляжную куртку, чувствуя, как холод проникает в рваную дыру, образовавшуюся после выстрелов через ткань. Щеки побелели и онемели. На краю деревни ветер полоскал убогие палатки. Хайд отвернулся к "лендроверу". Под тяжелыми башмаками заскрипела хвоя.

Испугав индийца, сидевшего скорчившись на скамье с привязанными к металлическому поручню руками, Хайд поднял откидной брезентовый верх. На другой скамье в спальном мешке лежал, похрапывая, Касс. Лицо оставалось таким же бледным и изможденным, как тогда, на кровати Шармара. Спальный мешок сотрясали беспорядочные конвульсии – наркотическая кома отступала, и мышцы и кровь бунтовали в ломке. Плохо, что Касс все это время не просыпался...

Хайд, глядя на Дханжала, вдруг пугающе ухмыльнулся. Тот вздрогнул, может, от холодного воздуха, проникнувшего в расстегнутый до пояса анорак. Глаза гневно потемнели. На лице легкая гримаса от боли в руке, однако никаких более-менее заметных следов неподдельных страданий.

– Итак, Ганди, – оскорбительно начал Хайд. – По-моему, нам с тобой пора принимать решение о твоей судьбе... согласен?

Почувствовав в голосе Хайда угрозу, Дханжал сразу встревожился. Задергал привязанными к поручню руками и заколотил левой ногой по стоящему на полу между ним и Кассом железному ящику.

– Ты сделал глупость, – овладев собой, ответил он.

– Неплохо, – с издевкой заметил Хайд. – Неплохо. Но пока что я тебя не беспокоил, не правда ли? – Он с намеренно угрожающим видом взобрался в машину. Дотянувшись до веревки, отвязал ее. Дханжал испуганно отпрянул. Ухватившись за связывающую руки веревку, Хайд потащил индийца к выходу. Сдернул на землю и, отступив, как бы любуясь своей работой, оставил валяться на каменной дороге. – Правда, теперь я уже от тебя не отстану.

Дханжал, сжавшись в ожидании удара, сел, глядя не в лицо, а на ноги Хайда.

– Что ты хочешь со мной сделать? Как заложник я не гожусь. Думаю, ты им так нужен, что они не остановятся...

Подождав, пока самобичевание не отразилось в заблестевших глазах Дханжала, Хайд тихо произнес:

– Верно... совершенно верно. От тебя мне никакой, твою мать, пользы, совсем никакой. Так ведь? Только что сам это признал.

Он отвернулся и, заложив руки за спину, встал в тени сосен, глядя вниз, на Купвару. Одиноко бредущая корова, кучка овец на чахлой траве. Попавшие в поле зрения немногочисленные обитатели выглядели отсюда хрупкими бесплотными фигурками. На севере, где позади Нанта-Парбат бесконечной чередой тянулись горы, погода, кажется, ухудшалась.

И так, если не считать пары паршивеньких долин, до самой Монголии... Черт...

Энергично потерев ладонь о ладонь, повернулся к Дханжалу, бегающему глазами, как крыса в горящем доме. Наклонился и поставил капитана на ноги, прислонив его к смолистому стволу сосны. Приблизил лицо вплотную к лицу Дханжала.

– Теперь, если не договоримся, тебе некуда деваться... так? Ты можешь мне помочь, и, если поможешь, я, может быть, сохраню тебе жизнь. Никто не поверит, что ты не проболтался, так? Пракеш Шармар не славится ни великодушием, ни всепрощением, верно?

Дханжал тряс головой.

– Мне поверят.

– Первый раз ты говорил умнее. Им очень нужен Касс... и еще больше нужен я. Если бы с вертушки, которая только что пролетела, нас увидели и были бы уверены, что это именно та машина, что бы произошло? Предупредили бы они тебя, прежде чем пустить ракету или сбросить на крышу что-нибудь легковоспламеняющееся? Как ты думаешь, Дханжал... что думаешь на самом деле?

Хайд тяжело дышал. Грудь прижатого к стволу индийца вздымалась от внутренней борьбы, отвращения перед собственным бессилием. В бесплодном отрицании он не переставая тряс головой...

– Черт!..

У Хайда вдруг перехватило дух; зажав руками мужские прелести, он повалился на землю. Дханжал двинул ему коленями между ног. Потом пришлось закрывать руками голову – индиец метил в нее правой ногой. Откатываясь, Хайд ухватился за занесенную ногу, но не смог удержать. Он так и не успел увернуться от яростного, отчаянного нападения противника. Ботинок Дханжала пришелся по заднему месту и вдобавок по плечу. Было не вздохнуть, промежность разрывала дикая боль.

Вот идиот! Сделали тебя кастратом, самоуверенная дуби...

Пнув еще раз, Дханжал повернулся и побежал к "лендроверу", на ходу открывая дверцу. Стоя на коленях и все еще держась руками между ног, Хайд, будто только что проснувшись, ошарашенно смотрел, как заводится мотор. Мигая габаритными огнями, пыхтя выхлопными газами, машина задним ходом двинулась на него.

Он откатился в сторону, и "лендровер", дернувшись, остановился. Скрежет ручного тормоза. Выковыривая изо рта хвою, Хайд, шатаясь, поднялся на ноги. Поняв, что означает отвернувшееся от окна плечо Дханжала, побежал. Быстрее, пять шагов, три, два...

...вытянув руки, как нищий, прыгнул к дверце, промахнулся, потом схватился за пистолет, который Дханжал успел достать из ящичка на щитке. Намертво сжал. Выстрел. Хайда оглушило и ослепило. Пуля пробила крышу "лендровера". Скрипя зубами от боли, Дханжал не выпускал из правой руки пистолета, а левой чем-то шуровал. Упершись локтями в щиток, Хайд, словно клешнями, вцепился холодными руками в кулак индийца. Машина, дернувшись, дала задний ход, выбив Хайда из равновесия. Дханжал, тормознув, подал машину вперед, и Хайд нелепо поднял ноги. Увидев надвигающийся густой сосняк, схватился за горячий ствол пистолета и, вывернув из рук, вывалился из машины и покатился по усеянному камнями хвойному ковру. Заскрипели тормоза, и вспыхнули тормозные огни. Он уже стоял на коленях.

Когда Дханжал свирепо выглянул в окно, он вставал на ноги. Побежал, увидев, как, скрежеща коробкой передач, машина, переваливаясь, двинулась задом к узкой дороге, с которой они недавно съехали. Подумал, что слышит внутри горячечный стон Касса. Когда индиец попытался развернуть "лендровер" в сторону дороги, Хайд, подбежав, уперся стволом пистолета в висок Дханжала. Машина качнулась из стороны в сторону, будто символизируя кратковременное неустойчивое равновесие.

– Глуши! Глуши мотор! – просипел Хайд. Открыв дверцу, двинул индийца пистолетом в скулу. – Кончено!..

Мгновение, затем зажигание выключено, и ручной тормоз взят на себя. Лишь хриплое дыхание, как у двоих бьющихся диких зверей.

– Выходи, – указывая пистолетом, приказал Хайд.

Дханжал выбрался из "лендровера". Руки свободны, кисти ободраны, когда освобождал от пут одну из рук. На левом запястье болтается веревка. Дернувшись, схватился за раненую руку, будто только теперь вспомнив о ней. Хайд жадно хватал ртом воздух, словно ветер не давал ему дышать.

– Сидеть! – Хайд закашлялся от нового приступа боли в мошонке. Опустившись на колени, схватился руками за низ живота. Лицо Дханжала побагровело от злобы. Хайд напряженно держал его на прицеле, пока тот, сохраняя угрюмое выражение, расчетливо не отвел глаза.

– Порядок, долбаный Пандит Неру!.. Черт, ну и коленки у тебя, Дханжал, до чего же костлявые! – свирепо ухмыльнулся Хайд. – Это мне нужно было дать тебе по яйцам, приятель!.. – Дханжал потирал раненую руку. Пальцы в крови. – Ладно. Теперь нам надо немного побеседовать, или же тебе будет не остановить кровь обеими руками! – Он помахал пистолетом. В верхушках сосен над ними завывал ветер. – В данный момент мы сидим как раз к югу от линии прекращения огня, верно? Дорога отсюда идет на запад до самой линии. Тем же путем переправляют наркотики, верно? – Все было правильно, несмотря на почти моментальное безразличие на пепельно-сером от полного изнеможения и неудачи лице Дханжала. – Верно? Правильно я говорю?

Пошарив в нагрудном кармане куртки, достал глушитель и надел на ствол "хеклера и коха". Дханжал, как кошка, следил за ним глазами.

– Понял? – спросил Хайд. И снова: – Правильно я говорю?

Не ожидая ответа, нажал на спусковой крючок, и пуля взметнула пыль в нескольких дюймах от правой ноги Дханжала. Индиец дернулся.

– Правильно?

Снова выстрел – слышно, как пуля впилась в сосну над головой Дханжала.

– Правильно говорю?

Выстрелил еще. Каменные осколки полетели в руку Дханжала. Он смотрел на нее, как бы ожидая крови. Потом бешено закивал головой.

– Да, да!.. – закричал он. – Да... Титхвал, Титхвал!

– Потом Муззафарабад в Пакистане? – Дханжал кивал, как болванчик. Хайд почувствовал, как сквозь ярость и изнеможение, словно камешек сквозь янтарь, проступает чувство облегчения. – О'кей. Ты был на той стороне много раз, а? – Снова покорное машинальное покачивание головой. – В таком случае тебе придется совершить еще одну небольшую поездку в Пакистан... Ну как?

Дханжал принужденно, всего лишь раз, кивнул – хотя в глазах снова появился коварный блеск. Хайд встал.

– Не двигаться, приятель.

Не переставая держать индийца под прицелом, Хайд попятился к "лендроверу". Заглянул в задок машины. Касс глядел на него, будто сумасшедший, разглядывая незнакомую обстановку. Он проснулся, когда свалился со скамьи во время бешеных маневров машины. Будто от этого зависела жизнь, беспомощно, как дряхлый старик, барахтался в складках спального мешка.

Хайд взглянул на Дханжала. Тот не двигался. И не будет. Теперь станет выжидать в надежде на подходящий момент у погранпоста. Одно слово, незаметный знак, что-нибудь такое, что даст возможность заговорить оружию и выручить его.

Черт побери, один тяжело больной, другой только и мечтает тебя шлепнуть. И оба на твою голову... когда оформлял путешествие, в туристском проспекте о таких мелочах не упоминалось...

* * *

Сняв одну сережку и откинув назад волосы, Сара подошла к Пракешу Шармару, с самодовольной издевательской ухмылкой протягивающему ей телефонную трубку. Давняя мечта негодяя – унизить ее. Демонстративно отвернувшись, она смотрела на озеро. У щеки громоздкий непривычный сотовый телефон. Ее передергивало от отвращения – ведь только что трубки касались противные губы Пракеша.

– Да, В.К.? – нерешительно начала она, глядя на свой дом, реквизированный Рао и свитой его прихлебателей в мундирах и теперь оцепленный войсками. Как к живому существу, из которого на хирургическом столе выпотрошили внутренности, от машины с генератором к нему тянулись кабели и провода. Кроме того, стояли фургоны с усами и тарелками антенн на крышах. – Да?

Ее переселили в дом, из которого эта дрянь Роз шпионила за В.К. и Пракешем.

– Как дела, Сара?

– Прекрасно, В.К.

Пракеш с мрачным видом крутился рядом, будто врач, дающий понять, что она говорит неправду о своем здоровье. Совсем не прекрасно...

– Слышала сообщение?

– Слышала. Ты выглядел прекрасно. – Она не намеревалась язвить, но так уж получилось. Правда, не пожалела об этом. – Вот теперь-то начнется настоящий ад...

Упоминание об аде вернуло ее к собственному положению, к угрожающему соседству Пракеша.

– Возможно. Сара... по-моему, тебе следует поговорить с Пракешем об этой австралийке. Как ты думаешь?

– Что здесь говорить, В.К.? – сказала она, замечая необычную дрожь в голосе. На мгновение открылось солнце, и озеро засверкало. Дрянная погода. – Я виновата... очень виновата, В.К. Откуда мне было знать?

Было невыносимо противно говорить извиняющимся тоном, будто защищаясь рукой от удара.

– Да. Вероятно. Но ты с ней разговаривала, Сара. Познакомилась с ней. Думаю, могла бы помочь получше.

Во вкрадчивом голосе скрытая угроза. Сара чувствовала, что почва уходит из-под ног.

– Как, В.К.? – спросила хриплым голосом. Сзади, как жеребец, нетерпеливо всхрапывал Пракеш. – Не вижу, чем...

– Сара, – оборвал он, – с этого момента я буду полностью занят выборами. А с этим делом надо кончать. И как можно быстрее. – Она почувствовала, как страх поднимается к животу, потом к груди, затрудняя дыхание. Люди в военной форме в ее доме и оцепленная набережная красноречиво говорили, что она пленница. – Ты прекрасно понимаешь, Сара. – Высокомерный, не терпящий возражений тон. Недовольство непослушанием. В глазах В.К. она становилась виновницей всех бед, причиной всех его страхов. На нее обрушивался сдерживаемый гнев. – Думаю, тебе следует во всем содействовать Пракешу – рассказать все, что знаешь, помогать во всех делах. – Пауза. Трубка шипела, как кобра. Затем: – Сара, ты поняла?

Обернулась, испепеляя взглядом Пракеша. Щека горела от воспоминания о пощечинах. Теперь она вверена его заботам, отдана в его распоряжение в качестве... прямо скажем, пленницы. Даже пленницы из вражеского лагеря.

– Да, В.К., – с трудом произнесла она. – Прекрасно понимаю.

Сара выключила телефон раньше него, чтобы не слышать, как ей надменно говорят, что она свободна. Протянула трубку Пракешу, который принял ее с таким видом, словно уже начал раздевать. Дрожа, сложила на груди озябшие руки. Забыв о снятой сережке, выпустила ее из пальцев. Под ее застывшим в ужасе взглядом та, мелькнув, сразу исчезла в воде.

– Хорошо, – промолвил Пракеш. – Очень хорошо. Весьма благоразумно с твоей стороны, Сара, согласиться с В.К.

– У меня что, был выбор? – отрезала она.

– Не было.

– Слушай, Пракеш, чего ты, черт возьми, от меня ждешь? Бабы с тем малым, Хайдом, так? Где ей еще быть? Вы, черт бы вас побрал, захватили мой дом, по существу держите меня под стражей! Чего вы, черт возьми, хотите этим добиться?

Таившийся в ней холодный страх потонул в вызванной угрозами братьев доходящей до бешенства злости.

– Сядь, Сара.

Она помедлила, потом увидела, что он только и ждет ее неповиновения. Натянув поплотнее на плечи кофточку, села. Отвернувшись от него, стала глядеть на отливающее вороненой сталью озеро – солнце снова ушло за облака. Теперь по его зловещей бесконечной глади только где-то вдали скользили кажущиеся крошечными лодки – невыразительный любительский пейзаж. Это из-за них все так изменилось... из-за него. Нет, из-за них, Пракеша и В.К. Ее била дрожь, что, кажется, доставляло ему удовольствие. Пракеш уже не скрывал злорадства, она проглотила подступившие к горлу слезы.

– Мне нечем тебе помочь, Пракеш, – упрямо продолжала она. – Женщина лишь снимала домик, я ее не знаю.

Пожав плечами, она положила руки на колени. Пракеш уселся напротив в плетеное кресло, скрипевшее, как разваливающаяся хижина на ветру.

– А ты попытайся. Например, считаешь ли ты, что она сейчас с этим парнем?

– Откуда мне знать?

– Подумай. Нам о них кое-что известно. У них очень давние отношения, живут вместе. Положим, она ему небезразлична... и ее безопасность. Возьмет ли он ее с собой?

– Думаю, да.

– Но у него на шее Касс...

Она вздрогнула. Только сейчас до нее дошло, что Касса пытали... нет, неправда. Она давно знала, что он в Гульмарге, знала, зачем, знала об их намерениях с самого начала.

Просто не хотела признаваться себе. Все, что она узнавала по мелочам, ей удавалось выбрасывать из головы, даже во сне, даже в постели с В.К. Она никогда не признавалась себе, что знает, что Сирину убили по приказу В.К.

– Вот видишь, – продолжал Пракеш, – у Хайда Касс и Дханжал...

– Дханжала он, может быть, уже убил.

– Возможно. Но, имея на руках двоих, захочет ли он брать с собой и женщину? Станет ли рисковать всем, класть все яйца в одну корзину?

– Слушай, Пракеш, я не знаю, как думают шпионы. Что ты спрашиваешь меня?

– А что ты скажешь об этом? – Достал из внутреннего кармана пиджака сложенный листок бумаги. Развернул и протянул ей. Она неуверенно взяла. – Читай.

Листок из блокнота для донесений. Написанный от руки английский текст, но писал явно не англичанин.

– Всего два часа назад соответствующая ее описанию женщина платила за бензин в Пунче. По всей видимости, в такси кончился бензин. Водитель оставил под залог часы, некоторые другие вещи. Только после этого владелец гаража согласился залить полный бак, заломив немыслимую цену. Просто бешеную... – Он наслаждался описанием и радовался еще чему-то, что ей было непонятно, но что, подозревала она, имело к ней отношение. – Может быть, и не она. Владелец гаража помнит смутно – деревенщина. Деньги запомнил лучше, чем ту, которая платила. Если это она, то куда бы она могла направляться? Почему забралась так далеко на запад, аж до Пунча?

– Это рядом с Гульмаргом.

– По очень плохой дороге. Такси еще не нашли. Малый из гаража не запомнил ни машины, ни водителя, – недовольно поморщился он. – Могли приехать из Гульмарга, даже, может быть, отсюда. Но из Пунча такси направилось на юг. Что к югу от Пунча, Сара?

– Джамму... в конце, – ответила она, словно на школьном экзамене по географии.

– Именно. Джамму – автобусы, поезда, самолеты. Надежды выбраться из Сринагара у них не было, поэтому решили, что Джамму достаточно далеко и надежно.

– Вот видишь, Пракеш, – язвительно заметила она. – Выходит, я тебе совсем не нужна, не правда ли?

– Вот здесь, дорогая Сара, ты ошибаешься... сильно ошибаешься. У меня только скудное описание крупной англичанки. Я ее не видел. Полковник Рао не имел чести быть представленным твоей подруге. – Помолчал. Она, ни о чем не догадываясь, недоумевала. – А ты с ней близко знакома. Можешь ее опознать... – Не осознавая, что делает, Сара отчаянно затрясла головой. Не потому, что этого требовал он, не потому, что хотела досадить В.К., которому, видно, больше не льстило иметь под боком белое тело... она просто не понимала, откуда такая бурная реакция. Пракеш спокойно кивал головой. – Да, Сара. Мы отправим тебя в Джамму на вертолете через пятнадцать минут. Советую приготовить...

– Нет!

– Да. Ты ее опознаешь. Прочешешь аэропорт, автобусную станцию, поезда, пока не найдешь ее. – Он встал. – Теряю с тобой драгоценное время. Вот так-то, Сара. Если женщина в Джамму, найди ее. Предположительно, она направляется в Дели... или в Пакистан, или в Непал. Я бы сказал, в Дели. У меня на нее нет времени, но я допустил бы небрежность, если бы не вспомнил, что она может передвигаться в одиночку. – Опустил взгляд на Сару. – Советую поторопиться, Сара.

Отвернулся и прошел в гостиную, негромко отдавая приказания кому-то ожидавшему внутри.

О, Господи, подумала она, они требуют от меня показать ее, чтобы потом убить... и знают, что я это сделаю. Больше ничего не остается. От окружавшей ее серой воды веяло холодом. Нанга-Парбат скрыта от глаз. Все горы к северу и северо-западу затянуты облаками. Одним грубым жестом Пракеш сорвал с нее пелену самообмана. Показал ей, что она всего лишь орудие в их руках, подстилка В.К., которой можно крутить как угодно. Какой у нее выбор? Никакого.

Они убили его жену, на что тогда надеяться ей?

Или почти незнакомый ей Роз. Пусть даже, как она надеялась, та вместе с Хайдом, а пассажиркой такси была другая толстая белая женщина... правда, она вряд ли этому верила.

* * *

Огибая почти перегородивший ее высокий земляной вал, дорога спускалась в сужающуюся горловину долины, на дне которой маленькой кучкой свалившихся со скал камней виднелись домишки Титхвала. За деревней и погранпостом снова высились горы. По другую их сторону, к северу от Музаффарабада, лежали Кагханская долина и будущее, о котором не хотелось думать.

Хайд приказал Дханжалу остановить машину на обочине дороги под нависшей скалой. На дороге, ведущей только к линии прекращения огня, границе между индийской и пакистанской частями Кашмира, движения почти нет: несколько грузовиков, пара армейских машин, два, видно служебных, лимузина. Место пустынное, изолированное, неприветливое. По брезенту и ветровому стеклу барабанит сдуваемый с дороги усиливающимся ветром гравий. Хайд глубоко вздохнул. Дханжал следил за ним, как загнанное в угол животное следит за хищником. В "лендровере", пугая Хайда, вселяя надежду в Дханжала, надрывно кашлял Касс. Прижимая к ребрам индийца пистолет, Хайд повернулся проверить, в каком состоянии Касс.

Лицо по-прежнему растерянное, как у сильно близорукого человека, лишившегося вдруг очков. Белая, как у мертвеца, кожа, будто пороховыми пятнами усеянная щетиной. Словом, всем видом говорил, что близок к смерти. Несмотря на свитер и плотный анорак, его била дрожь. Глоток воды вызвал бурную реакцию остающихся в крови наркотиков; практически ничего не ел – несколько ложек теплого супа. Дханжал с жадностью проглотил свою долю – предвидел, что ему предстоит тяжелая работа.

Выдержит ли Касс испытание? Будет ли выглядеть достаточно хорошо, чтобы не вызвать подозрений?

За время езды из Купвары не было видно ни одного вертолета, никакой необычной активности военных. Дханжал тоже не пытался больше бежать. Возможно, пограничникам не объявили тревоги. Маршрут довольно неожиданный, верно?

Дорога вилась вниз к узкому, словно рассеченному ножом ущелью. Хайд поднял к глазам бинокль. Поперек дороги полосатый красно-белый шлагбаум, легкая казарма пограничников, по обе стороны пыльной пустынной дороги, будто силки для ловли птиц, мотки колючей проволоки. Изнывающие от скуки индийские пограничники, а в сотне ярдов дальше точно так же скучающие пакистанские солдаты. Джип, мирно приткнувшийся военный грузовик. Ничего подозрительного, как и в любой ловушке.

У него не было других намерений, кроме как осложнить действия преследователям; запутать их, вынудить создать более длинную и сложную цепь подчинения, расширить район поисков. Поговорить с Шелли... ждать возвращения домой Роз... Были и другие варианты, но ему не хотелось прибегать ни к одному из них. Из-за Касса и Дханжала, которых нельзя бросить после перехода границы. Его могут убить, но он не хотел об этом думать. Чтобы преследовать их по ту сторону границы, Шармарам потребуется с большой осторожностью использовать свои тайные связи в Исламабаде.

От этих раздумий не стало легче.

Опустив бинокль, повернулся к Дханжалу.

– Теперь твоя очередь, – процедил он. – Заговоришь зубы на обоих постах, и я не стану тебя убивать.

– Да как я смогу? – Возмущение было бурным, почти правдоподобным.

Хайд ухмыльнулся.

– А-а, сможешь. Ты здесь бывал раньше, и не в своей прошлой жизни. Ты человек Шармаров, имеешь дело с травкой... – Дханжал злобно зыркнул глазами. – Здесь переправочный пункт, и ты должен знать пограничников. Во всяком случае, тебя они знают. Не станут спрашивать, зачем едешь.

– Тогда кто такие вы? – притворно рассердился Дханжал.

– Клиенты. Представители клиентов. Да ты и не станешь объяснять каким-то там пограничникам, верно?.. Кто-кто, только не капитан Дханжал! – Дханжал в бессильной ярости корчился под дулом пистолета. – На твоем месте я бы не стал, – добавил Хайд, сильнее упирая пистолетом в ребра.

– Если переправлю, что потом? – к удивлению Хайда спросил Дханжал.

– Я же сказал – не стану тебя убивать.

– И куда вы подадитесь? – презрительно спросил Дханжал. – Куда вы сможете податься?

Как бы подчеркивая враждебную изолированность местности, с новой силой завыл ветер. Над макушками гор темными овцами проносились облака.

– Мог бы пойти в Верховный комиссариат...

– И ты им доверяешь? После того, что было в Дели? Хайд, не скрывая злости, ухмыльнулся.

– Как тебя понимать? Надеешься, что помогу тебе уйти от расправы? Что ты кое-что стоишь? Есть что предложить?

– Нет. Думаю, что пока подожду.

– Меня устраивает, приятель. – Хайд уловил в собственном голосе показную браваду. Не было такого места, куда бы они с Кассом могли податься без риска для себя. Пока не будет готов вмешаться Шелли. Улики могут моментально исчезнуть в ближайшем нужнике, а через десять минут там могут оказаться и они сами. Несчастный случай... никто не захочет знать. – Меня устраивает, – повторил он, на этот раз более сдержанно.

Вообще-то не устраивало. Потому-то у Роз была только половина улик. У Шелли будет расстройство желудка, как только он увидит первую пленку, услышит первые голоса. То же самое станет с министром иностранных дел и по делам Содружества правительства Ее Величества... и со всеми остальными. И здесь Роз скажет, что есть еще порция, та, что у него...

...и им придется пойти на сделку, чтобы держать это дело в секрете. Но это будет после того, как вернется Роз, после того, как убедит Шелли. А до этого ему с Кассом – и Дханжалу – остается действовать на свой риск и страх.

Касс снова закашлялся. Хайд сердито обернулся.

– По-моему, ему нездоровится, – с ухмылкой заметил Дханжал.

– Значит, твою мать, что-то съел или в джине с тоником оказался плохой лед, так? Поехали, Дханжал! – приказал он, тыча пистолетом в ребра. – Условия знаешь. Детали тоже. Одно слово на хинди или УРДУ или что-нибудь еще, что я не пойму, и эта штука стреляет, – предупредил он, испепеляя взглядом Дханжала.

Выглядеть готовым на все, на любое безрассудство нетрудно. В том-то и беда, что легко.

Дханжал пристально поглядел на него и включил зажигание. Хайд повернулся к Кассу.

– Слушай меня внимательно, Касс, – сказал он. "Лендровер" вырулил на гравийную дорогу и стал спускаться к индийскому участку линии прекращения огня. По дороге не хуже, чем в пустыне, несло пыль. Вверху мчались облака. – Будешь слушать, что он говорит. Просто молчать и слушать. Если он попытается сказать что-нибудь на хинди или урду, передашь мне. Понял?

Некоторое время только шум мотора да завывание ветра в брезенте. Потом, стуча зубами, Касс еле слышно ответил:

– Хорошо.

Будто выкопал слово из глубин памяти, будто произносил звуки, едва ему известные. Черт...

Приближался шлагбаум. Ни в ту, ни в другую сторону ни одной машины. Долина скрылась за разбросанными домишками деревни, с обеих сторон нависли серые теряющиеся в облаках и дневных сумерках стены гор. "Лендровер" притормозил. Напряжение Дханжала как бы передавалось по стволу и рукоятке пистолета. К "лендроверу" лениво направлялся офицер. За ним следом, шаркая новыми башмаками, вооруженный часовой в массивном шлеме, который, казалось, не давал ему расти. Покосившись на Хайда, Дханжал опустил стекло.

Узнавший Дханжала офицер, капитан, заговорщически и в то же время почтительно улыбнулся. Холодный ветер полоскал бившие по ногам полы шинели, задувал щебенку в кабину. Капитан изучающе смотрел на Хайда, старавшегося казаться равнодушным, даже нетерпеливым.

– Капитан...

– Капитан.

Обмен приветствиями, похожий на обмен паролями. Хайд чувствовал, как его кидает в жар. Насторожив лидийского офицера, сзади закашлял Касс.

Ничего не оставалось, кроме как лезть в эту петлю. Только Дханжалу может быть дозволено перейти границу без необходимых, мало кому выдаваемых документов. Всего в нескольких сотнях ярдов Хайд разглядел на широком уступе скалы зенитную батарею. В четверти мили от них в неглубокой воронке валялся разбитый, обгоревший, проржавевший разведывательный автомобиль. Хайд сдержал нервную дрожь. Все окружающее, словно паутина, таило в себе опасность.

– Мы вас не ждали, – заметил офицер.

– Да. Мои друзья... – указал он жестом. Капитан снова внимательно посмотрел на Хайда, заглянул в задок машины. – ...надеются получше разобраться в обстановке. Деловые друзья. Кто на той стороне?

– Хусаин. Нет проблем. Можете проезжать без задержки. Едете в?..

– Музаффарабад, не дальше, – небрежно бросил Дханжал. Голос лгал. Тело напряжено до предела. Костяшки на пальцах вцепившихся в баранку рук побелели. – Недалеко.

– Один из пассажиров, кажется, болен, – заметил офицер и быстро заговорил на хинди.

Лицо будничное, даже участливое. Хайд прижал пистолет к твердому, как дерево, неподатливому боку Дханжала. Пальцы, распрямившись, будто перед этим кого-то душили, забегали по баранке.

Лежавший позади Касс промямлил что-то на хинди. Офицер рассмеялся, говоря:

– Ваш компаньон жалуется на еду. Приношу извинения. Ему следовало быть поосторожнее.

– Да, – согласился Хайд. – Капитан Дханжал, у нас впереди долгий путь...

– Да, – процедил сквозь зубы Дханжал. – Тогда поехали.

Офицер махнул рукой, и шлагбаум прыгнул вверх. Нырнув под него и набирая скорость, "лендровер" двинулся по ничейной территории между двумя погранпостами. У Хайда от облегчения перехватило горло. У Дханжала лицо исказилось яростью.

Шум мотора, ветра, лязг рессор на рытвинах... и другой звук. Из облаков камнем спускался выкрашенный в оливковый цвет военный вертолет с бело-зеленым прямоугольником и исламским полумесяцем по борту. Поднимая лопастями тучи пыли, приземлился у пакистанского погранпоста.

 

12

Путь на север

Ветер проделал окошко в облаках, и солнечный луч пробежался по останавливающимся лопастям ротора. Вертолет, подпрыгнув несколько раз, остановился. Солнечный луч скользнул по сторожевой будке, солдатам, затормозившему "лендроверу" и, мелькнув на мгновение на стволах винтовок, исчез, снова уступив место скучному серому дню. Лицо Дханжала посветлело, в глазах затаилось смешанное с надеждой коварство.

Пакистанский офицер раздумывал, куда подойти – к "лендроверу" или к вертолету "Пума", из кабины которого пока никто не показывался. От "вертушки" исходила неторопливая уверенность. Снова поднялся ветер. Над угрюмыми склонами гор мчались облака. Наконец дверь вертолета открылась, и на землю спрыгнули двое солдат. Чуть спустя, осторожно ступая, спустился офицер. Начальник погранпоста, подняв в приветствии руку, двинулся в сторону "Пумы". Хайд толкнул локтем Дханжала, и тот заглушил мотор.

Из вертолета не спеша, не настороженно, скорее, нехотя, выбрались еще четверо солдат. Дханжал сказал:

– Этого офицера я не знаю. Меняют наряд. У них это делается каждые две недели. – Как бы в подтверждение распахнулась дверь казармы, и, пригибаясь от ветра, из нее вышли нагруженные снаряжением и оружием двое солдат. – Нас не пропустят, – чувствуя боком ствол пистолета, с нервной улыбкой мрачно заключил он.

– Мне тебя жаль, – бросил Хайд.

Офицеры совещались, солдаты сгрудились, кто радостно, кто сочувственно приветствуя друг друга, вновь прибывшие хлопали руками, чтобы согреться на пронизывающем ветру. Двое часовых у шлагбаума, которым тоже, видно, хотелось уйти, бросали на "лендровер" злые взгляды, будто на покупателя, молотящего в дверь только что закрытого магазина.

– Вылезай... быстрее! – прошипел Хайд. – Давай. Позови... как его там, Хусаина? Позови, чтобы он убедился, что это ты. Тогда нас пропустят. На английском.

Толкнул Дханжала к дверце машины. Индиец сердито, будто сворачивая шею курице, повернул ручку и ступил на землю. Следуя движениям пистолета, обошел машину, подойдя к окошку Хайда. Окликнув Хусаина по имени, замахал офицерам.

Хусаин, увидев Дханжала, кажется, встревожился.

– Касс, – хрипло прошептал Хайд.

Несколько порывов ветра, Дханжал крикнул еще раз, потом сзади, как голос отшельника из пещеры: – Да?

– Доставай пушку, черт возьми, понял? Давай-ка выбирайся на этот свет. Можем влипнуть в небольшое дельце.

Убедился, что Дханжал оставил ключ зажигания. Если дело лопнет – задний ход, ручной тормоз, разворот...

...и куда?

Они застряли между двумя погранпостами, в окружении дюжины пакистанских солдат, все вооружены.

Пробормотав что-то сменявшему его офицеру, побледневший Хусаин с испуганным видом побежал к Дханжалу. Ничтожное звено в цепи, получающая небольшой бакшиш мелкая сошка. Вышестоящего офицера, возможно, держат на крошечном проценте, тот, что над ним, получает побольше, а несколько генералов, из тех, кого Роз сфотографировала в плавучем домике, основательно набивают карманы, чтобы открыть беспрепятственный путь героину Шармаров. Хайд внимательно посмотрел на Хусаина, потом перевел взгляд на сменявшего его офицера, который, отвернувшись от ветра, прикуривал сигарету, на недовольно топавших ногами озябших солдат; винтовки за спиной, вещевые мешки у ног.

– Что вы здесь делаете, капитан Дханжал? – по-английски спросил Хусаин. – Безо всякого предупреждения. Я вас не ждал... знаете же, что сегодня смена наряда! – Побелевшими пальцами вцепился в открытое оконце "лендровера", озадаченно разглядывая незнакомое лицо Хайда.

Значит, Дханжал знал, надеялся. Все, что требовалось, так это чтобы их завернули назад.

– Срочное дельце, – ровным голосом ответил Дханжал. – Пропусти нас до сдачи дежурства, Хусаин.

В голосе никакого обмана; ни знака, ни жеста, который вызвал бы подозрение.

Потому что Дханжал не хотел, чтобы другой пакистанский офицер знал... Хайд почувствовал опустошающее облегчение, рука с невидимым снаружи пистолетом задрожала. Тогда давай, жми дальше.

– Не могу... документы с собой?

– Нет, – ответил Дханжал. Потом, порывшись во внутреннем кармане, достал бумажник. Липовые бумаги. – Сделай вид, что проверяешь, – приказал он. Какой ты молодец, Дханжал. Просто молодец. – Быстрее, Хусаин... пропускай.

Хусаин, глядя на вновь прибывших, колебался. Его солдаты стояли с безразличным видом, им не терпелось собрать пожитки и забраться в ожидающую "Пуму". Потом, кивнув, отступил в сторону, давая знак поднять шлагбаум. Другой офицер равнодушно наблюдал за процедурой. Ветер подхватывал и уносил прочь дымок сигареты. Шинель полоскалась, как юбка. Шлагбаум, будто пораженный артритом указующий перст, медленно пополз вверх. Посмотрев на Хусаина так, словно тот его предал, Дханжал, обежав вокруг капота, забрался в кабину, взбешенно захлопнул дверь и включил зажигание.

– Что ему сказать? – чуть ли не умоляюще спросил Хусаин.

– Разведка... просто скажи, что разведка. Я выше тебя по званию! – сердито, как надоевшему ребенку, ответил Дханжал. Хусаин кивнул.

"Лендровер", клюнув носом, рванулся вперед. Хусаин махнул своим солдатам, чтобы те шли в казарму, и они побежали за вещевыми мешками. Хайд оглянулся. Принявший смену офицер приказал двоим из своих солдат встать у шлагбаума, и те неохотно двинулись к опустившемуся бревну.

Дханжал из-за неудачи яростно скрипел зубами, объяснение притянуто за уши, но должно сойти. Дипломаты, грузовики, торговцы, разведчики снуют туда и обратно. Вопросов не задают... сойдет.

Лучше бы...

...а Дханжал? За ним надо смотреть, как за ястребом. Час дня.

За беспорядочно разбросанной голой деревушкой дорога спускалась к узкой речке. Впереди опять торчали горы. Горы кругом. Они в Пакистане, без бумаг и надежных объяснений. Нахальный ход.

* * *

Совсем другая жара и другая пыль. В Джамму непривычная после Сринагара жарища, полно народу. Ветер, будто подгоняющий спуститься с гор в долину. Сквозь пыльную мглу нещадно палит послеполуденное солнце. Роз смотрела вдоль тесной, кишащей людьми железнодорожной платформы. По холмам раскинулся старый город, его форт и храмы теряли очертания в жарком мареве. Чувствуя, что самообладание покидает ее, в полном изнеможении поставила чемодан, встав на него коленом и положив дорожную сумку.

Таксист высадил ее у главного вокзала в новом городе, и она сразу очутилась в суматошной толпе носильщиков, торговцев, полицейских и пассажиров. В скопище мешков, огромных рюкзаков, чемоданов, нищенских лохмотьев, ярких платьев и рубашек. Кругом по дешевке предлагались билеты на уже переполненные поезда. К такому она не подготовлена. Казалось, весь вокзал ополчился против Роз, указывая на нее солдатам и полицейским.

Потом, выстояв час в очереди за билетом до Дели, обнаружила, что ни спальных вагонов, ни женских купе не осталось – только, как здесь называли, общий второй класс. Как и вся Индия, поезд дальнего следования представлял собой мешанину каст и классов – общий второй класс, спальный второй класс, спальный первый класс без кондиционера, первый класс с кондиционером, люкс с коврами на полу и с роскошными сортирами. Извините, ничего, кроме общего второго класса, весьма сожалею, но...

Скорее страшно, чем досадно. Она думала ехать в небольшом четырехместном купе, в соседстве не более чем с тремя пассажирами... а вместо этого дощатые деревянные скамьи, скученность, жарища, вонь, пот, болтающиеся на цепях под потолком багажные полки, железные прутья на окнах, тяжелый влажный воздух, почти не разгоняемый двумя немощными вентиляторами. Четыре, а то и больше, человека на скамью...

...почему так мучаешься, ты же уже так ездила. Когда было восемнадцать, другого способа не было... Вспомнилась сама в юности, дурочка из Мельбурна, угощавшая малознакомых людей сигаретами с травкой; спавшая с некоторыми из них, делившая с другими еду и деньги...

Роз покачала головой. Она уже не могла позволить себе стать той девочкой. Ей надо прятаться. Она пугалась машин с чужими лицами внутри.

Закружилась голова, напоминая, что она с утра ничего не ела: на захудалой улочке в Раджаури проглотила с лотка ломоть пряного хлеба и немного приправленных карри овощей. Роз бросила взгляд на ряды лотков со съестным, посмотрела в сторону комнат отдыха. Она могла бы, заплатив, поваляться там в душном полумраке, пока не объявят посадку. Но эти комнаты не для пассажиров общего второго класса. Оставалось торчать на платформе, чтобы после возвещающего посадку свистка ринуться занимать место. Да еще успеть пристроить вещи.

За раскинувшимся за рекой старым городом, словно мираж, виднелись бледные позолоченные солнцем очертания кашмирских гор. Роз проглотила слюну. Хотелось есть. Именно от этого, убеждала она себя, а не от страха за Хайда сводило желудок.

Волоча за поводок чемодан – как всякое упрямое животное, он дергался, норовя застрять в ногах прохожих – и закинув на плечи сумку, добралась до лотка и стала выбирать что-нибудь такое, что не вызвало бы расстройства желудка, заставив бегать в сортир второго класса. Принялась жевать поданный на помятой, расплющенной металлической тарелке пападам с вегетарианским блюдом тхали. Когда отведала завернутых в зеленый лист орехов с фруктами, в животе заурчало. Если голова пухнет от собственных забот, советы Хайда на память не приходят.

Она отрицательно закрутила головой, когда очередной пройдоха предложил по дешевке билет в первый класс – само собой, с кондиционером. Первый класс уже полон. Кто-то, проталкиваясь к лотку, напугал ее, задев висевшую через плечо сумку. Ей почудилось, что тащат кассеты и пленку. Индиец рассыпался в извинениях. Она с тоской посмотрела вслед носильщикам, катившим к вагону первого класса тележки с багажом хорошо одетого индийца и его завернутой в сари супруги. До отхода поезда целых сорок минут. Садившееся солнце нещадно палило сквозь запыленную стеклянную крышу вокзала. Под ногами, собирая обильные крошки, сновали голуби и яркие, с воробья, птички.

Кончила есть. Надо умыться. На краю платформы у вагонов второго класса начали скучиваться пассажиры. Роз снова ощутила себя подвергающейся опасности, разыскиваемой белой женщиной. Тряхнув головой, поправила на плече сумку. Плевать.

– Роз! – Она испуганно обернулась, двинув сумкой отлетевшего в сторону мальчишку. – Боже мой, Роз!

Сара Мэллоуби.

Невероятная вещь... и прямая угроза, несмотря на широкую улыбку. Глаза бегают, хотя откинувшая светлые волосы рука не дрожит.

– Я...

– Уехала, не сказав ни слова! – Сразу видно, что идет какая-то игра. Взяла тон приветливой хозяйки, журящей пропавшую гостью. – Что случилось? – В глазах игривая ирония. – Неужели ваш дружок? Способен так уговорить? А что делаете в Джамму? Чудеса, и только!

Представление, видно, репетировалось не один раз, но все же не убеждало. Или же она, Роз, излишне подозрительна, от страха совсем лишилась ума?

– Сентиментальное путешествие, – удалось сострить Роз.

Во взгляде Сары то ли недоверие, то ли что-то похожее на боль, будто кольнуло в боку.

– О-о! Ах, да, конечно, – потянуло к забытым местам, понятно...

– Угадали. Глупо, но что поделаешь? – Помедлив, добавила: – Но вы тоже здесь. Неужели на поезд? Никогда бы не подумала.

Сара пожала плечами.

– Надо же иногда чем-то заняться. – Вздохнула. – Еду на несколько дней в Дели. – Опять выразительный жест плечами, а лицо какое-то кислое. – А вы, значит, по пути домой?

– Да. Решила этим путем. – Роз, будто посмеиваясь над собой, развела руками. Только бы не переиграть. Она не считает тебя дурой. – Надо было заказать билет заранее. А теперь все, что у них осталось, так это только общий второй класс!

Она принужденно засмеялась, разводя руками, как это делают все мэмсагиб, столкнувшись с Индией.

Сара, должно быть, уже знает о Хайде, знает обо всем. Ее, должно быть, послали...

– Господи, какой ужас! – И сразу: – Но тебе не придется там ехать! У меня на одну целое четырехместное купе, – объявила она, расплываясь в улыбке. – Чудесно иметь друзей на самом верху... иногда. – Как за своим, протянула руку за чемоданом. – Пошли... выходила последний раз глотнуть свежего воздуха, перед тем как дышать кондиционированным! – Роз колебалась. Но другого выхода не было. Кто откажется ехать в люксе вместо общего второго класса? Даже если этот люкс является устеленной коврами, оборудованной западным туалетом, душем, люминесцентными лампами ловушкой. – Боже, какая удача. А я думала, что следующие пятнадцать-шестнадцать часов предстоит умирать от скуки!

Чемодан катился сзади, одно из скрипучих колесиков как бы предупреждало тонким голоском. Роз покрепче прижала к себе сумку. Уголком глаза скорее почувствовала, чем увидела, как от газетного киоска отделилась фигура и замелькала в толпе. Сара по-приятельски взяла ее под локоть.

Не подпускай их близко...

...что-то из ночных кошмаров Хайда, когда он, лежа рядом с ней, дрался с кем-то во сне.

Они шагали в толчее платформы к вагонам, где носильщики были подчеркнуто почтительны и обращались с багажом, словно это были сами пассажиры первого класса. Дружелюбная, пусть принужденная, манера Сары начинала оказывать свое воздействие. Сара, косой послеполуденный свет, тепло, запах еды и стиснутых тел – все казалось каким-то дурманящим заговором. Она устала, ей надоело держаться на нервах, бояться чего-то. Конечно же, Сара здесь случайно?..

Нет.

Но от нее ничего не зависело, поэтому она позволила вести себя к вагону. Улыбающийся носильщик взял багаж, ей помогли подняться в вагон, где она будто окунулась в холодную воду. На секунду испуганно оглянулась, встретив ободряющую улыбку Сары.

Никаких признаков человека, который, как она чувствовала, тенью следовал за ними, как почуявшая движение в воде акула.

* * *

– Ты в порядке?

Хайд остановил "лендровер". В предвечерних сумерках река Кунхар казалась выстланной камнем, таким же твердым и выщербленным, как карабкающаяся к Бабусарскому перевалу узкая извилистая дорога. Позади внизу длинная долина, где за темным массивом сосновых лесов скрывались обработанные земли, которые они миновали. Там, за дорогой, на дне долины разбросаны селения, деревушки и отдельные дома.

– Что?..

– Ты в порядке?

В напяленных на него свитерах, анораке, перчатках Касс дрожал тихой мелкой дрожью, как дряхлый старик, которого волокут в пугающую неизвестность, где его, никакого сомнения, ждут одни неприятности. Хайд подумал, что если бы у него был выбор, то он попросился бы обратно в Гульмарг к своим мучителям. Теперь же его без конца донимала погода и мешал медленно угасавший дневной свет. Лишь изредка он возникал из небытия, как будто нарочно, чтобы сказать Хайду – и то под нажимом, – что в Маншере нельзя выезжать на Каракарумскую автостраду, а следует ехать более узкой и дальней дорогой по Кагханской долине на Чилас. Потому что на автостраде стоят контрольные посты, а у них нет необходимых пропусков.

– В порядке, – устало солгал Касс.

Сзади зашевелился Дханжал, но Хайд даже не повернулся. Индиец с кляпом во рту накрепко привязан к металлическому поручню.

– Доберемся до Чиласа дотемна?

– Нет.

– Почему?

Я же тебя вытащил, хотелось крикнуть в безучастное лицо Касса. Помоги же и ты чем-нибудь.

– Слишком далеко. И перевал тяжелый, даже без снега.

– Весело. – Хайд потянулся к карману на дверце и достал термос, наполненный в Музаффарабаде. – Выпей-ка чаю, – приказал он.

Касс осторожно взял стаканчик от термоса и нехотя, трясущимися губами, отхлебнул. Ни на секунду не стихающий ветер трепал брезентовый верх машины и врывался сквозь щели в кабину. Хайд чувствовал, как его покидает решимость. Нанга-Парбат почти закрыта облаками, но все еще маячит перед глазами – откуда ни глянь, все та же проклятая махина. Чудовищный торчащий кверху зуб, окруженный бесчисленными зубцами поменьше. Над ними на крутом обрыве храбро наклонились чахлые елки.

– Куда направляемся? – спросил вдруг Касс.

– В Чилас – я же говорил.

– А потом?

Хайд помнил о сидящем сзади Дханжале. Хриплое дыхание стало ровнее – прислушивается. Пускай себе.

– Посмотрим. – Наклонившись к Кассу, крепко сжал тонкое запястье. Касс испуганно, но внимательно глядел на него. Хайд горячо зашептал: – Надо потянуть время, Фил. – Лицо Касса просветлело. – Надо ждать. Шелли должен нас вытащить... – Легко сказать, потому что не верится. Шелли вряд ли пошевелит пальцем, пока Роз не предъявит ему, что у нее имеется. – Он еще не знает, где мы. Я должен с ним поговорить... – Хайд следил за лицом Касса, в глазах которого, как свет маяка, то вспыхивало, то гасло внимание. – Я это сделаю. Но ты говоришь, мы сегодня не попадем в Чилас?

Касс, как ребенок, упрямо затряс головой.

– Перевал очень тяжелый, – заговорил он сердито. И вдруг, будто пьяный, прыснул смехом. – Местные жители недружелюбны! – выкрикнул он, моментально уходя в себя. – Надо устраивать стоянку на этой стороне, спать в машине...

Маяк гаснул. Стараясь подслушать, Дханжал почти перестал дышать. Хайд обернулся и погрозил пистолетом в сторону искаженной ненавистью, еле видной в полутьме "лендровера" физиономии.

Положение не из веселых, подумал он. На нем повисли, с одной стороны, впавший в апатию Касс, с другой – пышущий бессильной яростью Дханжал. Ветер с удвоенной силой ударил в машину, как бы подчеркивая ее ничтожность, – жестянка на колесах, могущая подвести в любой момент.

Хайд потер лицо рукой. Это его не взбодрило. Требовалось выспаться. Касс машину вести не может, а Дханжалу он не доверит. Во всяком случае, сегодня до Чиласа и до шоссе не добраться. Значит, завтра. Неважно... Роз, должно быть, уже добралась до Джамму. Завтра будет в Дели и к вечеру в Париже.

Надо сказать Шелли, чтобы он ее там встретил.

Еще двадцать четыре часа, тридцать шесть, двое суток... трое? Есть один выход... но, глянув на бессмысленно уставившегося на пустой стаканчик Касса, понял, что и он практически не существует. Как бы подчеркивая его невозможность, Касс машинально повернулся на скамье и, поморщившись, схватился рукой в шерстяной перчатке за грудную клетку. Бледное лицо исказилось болью. Крышка термоса, выпав из рук, покатилась под ноги.

– Слишком тугая повязка? – спросил Хайд.

Отрывисто дыша, Касс покачал головой.

У Касса сломано два, может быть, три ребра. Левый бок – сплошной синяк. Повязка старая, но Хайд затянул ее до предела, чтобы человек, или то, что от него оставалось, не рассыпался.

Плохо... совсем плохо. Он оглянулся на беспорядочно раскиданные у холодной реки, как щепки от трухлявого полена, хижины деревушки Баттакуди. Над облаками, ближе чем Нанга-Парбат, высилась Малика-Парбат. Вокруг долины вздымались и другие горы с остроконечными голыми вершинами и покрытыми снегом крутыми склонами. Исходивший от них холод пронизывал до мозга костей.

Хайд снова взглянул на Касса. Тот в беспамятстве быстро, испуганно шевелил губами, будто читая молитву перед надвигающейся грозой.

Нужно звонить Шелли откуда-нибудь.

Закоченевшими пальцами запустил мотор. Сзади, как зверь, с которым рано или поздно придется иметь дело, рычал Дханжал.

* * *

– Журналы! – выпалила Роз, вскакивая на ноги.

Сара сразу насторожилась, встревожилась.

– Поздно, Роз. Поезд вот-вот тронется!..

Роз схватила кажущуюся пустой сумку с опасными для нее катушками и магнитными кассетами. Чувствуя за собой тянущуюся к ней руку Сары, выскочила в коридор. Ее кинуло в жар, объял ужас. Словно приступ лихорадки или резкий перепад кровяного давления, прилив крови, неумолимо нараставший, когда она села напротив этой проклятой бабы, которой больше не могла доверять.

Платформа почти пуста. Киоск в пятидесяти ярдах. Оглянулась – Сара в дверях, больше никто за ней не следит, разве что кучка проводивших ее равнодушным взглядом носильщиков в форменной одежде. Торопливо направилась к киоску, высматривая среди кричащих обложек с индийскими названиями более изящные, на глянцевой бумаге, английские журналы.

Обливаясь потом в задымленном раскаленным заходящим солнцем воздухе, она торопливо рылась в разбросанных по прилавку журналах. Что она делает? Ей же не убежать...

...свисток. Будто выстрел стартового пистолета. На платформе возник мужчина в кремовом костюме, нерешительно глядя на стоящую у ступенек вагона Сару. Носильщик, готовый их убрать. Второй свисток. Выхватив из кошелька деньги, уплатила за номер "Вог" месячной давности. Киоскерша глупо улыбалась. Как она смеет отстать от поезда? Говорил же ей Хайд, что она должна добраться до Дели и выбраться из Индии.

Стремительно обернувшись, увидела несущуюся навстречу развевающуюся юбку Сары. Мужчина в кремовом костюме говорил что-то носильщику. Тот моментально изменил отношение к ступенькам, глядя на них с опасливым благоговением, как на что-то, до чего нельзя дотрагиваться. Лицо Сары покраснело от напряжения и, похоже, от ярости.

Когда Сара добежала до нее, Роз инстинктивно прижала к себе сумку. Обеим было лучше, чем кому-либо, известно, что в ней. Свисток заливался без перерыва.

– Роз!..

На мгновение, ошеломив Сару, в страхе отпрянула, быстро окинув взглядом поезд, платформу, мужчину в кремовом костюме, указатель единственного выхода с платформы. Собиралась улизнуть от Сары и избежать ловушки, но теперь, когда Сара настойчиво ухватила ее за руку, окончательно поняла, что это невозможно.

Сара почти бегом потащила ее к поезду. Человек в кремовом костюме исчез, носильщик снова нетерпеливо топтался у ступенек. Роз неуклюже поднялась в вагон, и почти сразу поезд дернулся и стал набирать ход.

* * *

Остатки дневного света соскальзывали с поверхности озера, как будто с большого темного стола стаскивали расстеленную на день скатерть. Полковник Рао, подперев одной рукой локоть другой и взявшись за подбородок, стоял, раздумывая, в дверях. За спиной вокруг большого обеденного стола с картами оживленный обмен мнениями. За домом шум легковых автомашин и военных джипов – подъезжали с докладами и отправлялись выполнять приказы его подчиненные. Все действия координировались, дорабатывались, уточнялись. Голова распухла от подробных докладов и бесконечных приказаний. Дующий с озера ветерок немного освежил. Облака уплыли, и склоны Нанта-Парбат позолотило солнцем. Но ближе к подножию уже темно, будто там поднялись молодые леса.

За спиной тихо кашлянули. Он обернулся. Один из адъютантов протягивал телефонный аппарат. Шнур тянулся в полную людей гостиную. В мягком свете ламп медленно переливались клубы табачного дыма. В дальнем углу в ярком свете ламп развешанные на подставках карты, схемы, диаграммы.

– Господин Шармар, – тихо подсказал адъютант. Рао неохотно взял трубку.

– Мистер Шармар? – спросил он. – Чем могу служить?

Как ни произнеси, все равно фраза жалкого лавочника. Никуда не денешься – политический босс...

Слышимость абсолютно чистая, как вода в озере. На темнеющем небе появились первые крупные, мерцающие, как алмазы, звезды.

– У вас есть для нас новости? – Употребил множественное число из-за того, что рядом брат, премьер-министр? – Что у вас нового?

Судя по голосу, настроение приподнятое, словно только что вылез из постели любовницы. Теперь у них в любовницах политика. По всему Сринагару развешаны изображения Мехты и В.К.Шармара, на улицах машины с громкоговорителями, непривычно спокойно – ни беспорядков, ни насилия.

– Пока ничего определенного, мистер Шармар... если бы что-нибудь было, я бы сообщил.

– Нужно больше людей? Берите, если нужно.

– В данный момент достаточно.

В его непосредственном подчинении подразделения бригады парашютистов, горно-егерской дивизии, погранвойска, военные вертолеты и затребованные им все резервы и службы Си-три-ай...

...но вы их не нашли. Мысль была настолько отчетливой и жалящей, будто исходила из уст Пракеша Шармара. Невероятно, но приходилось признать, что "лендровер", его водитель и двое пассажиров как в воду канули. Два англичанина и индиец. Сети закидывали вновь и вновь, поиски, как круги по воде, все шире расходились от Гульмарга. Но до сих пор их нигде не видели.

– Сил здесь достаточно, – повторил он.

– Тогда где они, полковник? – Молчание, затем: – Если дело не в людях, почему их не схватили и не убрали?

Скрытая угроза политикана. Палка всегда за спиной.

– Не можем обнаружить местонахождение. Дело не в людях, а во времени, – стиснув зубы, произнес полковник.

Вода в озере потемнела, стала остывать. Над водой, будто дым по стерне, пополз туман.

– Сколько еще надо времени? У вас, должно быть, уже стемнело.

– Да. Они будут отдыхать, нуждаются в отдыхе. Ваши люди... утомили того малого, Касса, а Дханжалу они не могут доверять. Машину остается вести одному агенту.

– Положим. Вас информировали о его необыкновенных способностях, полковник. Не вздумайте его недооценивать.

– Я и не думаю, – выдавил из себя Рао.

Его душила злость. Нет, не на самого Шармара. С политиками он обращаться умел. Без таких, как он, им не обойтись. Его злило, что неудача дает Шармару возможность разговаривать с ним презрительно-высокомерным тоном.

Над озером громадным черным голубем, заслоняя звезды, круто снижался в сторону аэропорта военно-транспортный самолет. Полковник обернулся. Стоявший навытяжку адъютант, моментально поняв нетерпеливый жест, принес сложенную карту. Рао пробежал фонариком по разноцветным пятнам, горам, городам и деревушкам. Изрезанный ущельями и зубцами гор ландшафт, дорог мало, еще меньше мест, где можно укрыться... если этот малый, Хайд, направился к северу.

– Вы на проводе, полковник? – Рао с удовлетворением отметил в голосе Шармара беспокойные нотки. Щелкнул пальцем по карте. Как у рассыпавшего колоду карт неумелого фокусника, карта распустилась гармошкой. А не мог ли он податься на юг, спуститься с гор в долину... Джамму? Ведь женщина как-никак направлялась в сторону Джамму?.. Полковник покачал головой.

– Да, я на месте. Кое-что уточняю, мистер Шармар.

– Что? – словно нетерпеливый школьник выпалил собеседник.

– Один момент, пожалуйста.

Передал трубку адъютанту и, взяв фонарик, собрал развернувшуюся карту. На юг?.. Нет. Не туда, куда направилась женщина. К востоку Занскарские горы, практически полное бездорожье, между бесконечными горными пиками редкие селения и деревушки... Только север, потому что на западе Пакистан, а этот малый, Хайд, сам не достанет – никак не может достать – нужные бумаги для свободного передвижения по обе стороны линии прекращения огня. Под видом туриста там не проедешь...

Озарение или лишь игра воспаленного воображения? Из ничего, будто бросившийся из озера тигр, им овладела сумасшедшая догадка. Не может быть...

– Мистер Шармар, – неожиданно выпалил он, – каким путем идут из Кашмира ваши побочные грузы?

– Что? – задохнулся Шармар и тяжело задышал, как выброшенная на берег рыба.

– Я этим никогда непосредственно не занимался, мистер Шармар. Но Дханжал?..

В трубке тишина, если не считать тяжелого дыхания Пракеша. Рао перебирал в голове догадки, словно копаясь в тряпье, в котором могут скрываться драгоценности. Если к разгадке вообще существовал ключ, то этим ключом был Дханжал. Пограничники скорее всего находятся на содержании Шармара.

– Господин Шармар? – тихо, но твердо напомнил он, как будто упрашивая наделавшего бед скрытного ребенка.

– Музаффарабад... – прокашлявшись и вновь обретя уверенность, ответил тот. – В Титхвале есть люди... – потом, оставив исповедальный тон, раздраженно добавил: – Дханжал должен был знать, полковник!..

– Могли они с помощью Дханжала перейти линию прекращения огня?

Линия прекращения огня... она все еще вызывала обидные воспоминания. Она была недопустима, но в то же время неизбежна, эта уступка Кашмира. Еще Пенджаб... армию успокоили обещаниями денежных вливаний, нового оружия, предоставления большего влияния, но все равно это была сдача индийской территории мусульманам. Он покачал головой. Старые привычки умирают с трудом.

– Зависит от того, кто дежурит на погранпосту, – загробным голосом произнес Шармар.

Очевидно, переправки очередной партии не ожидалось.

– Тогда можно догадываться, что с ними произошло, мистер Шармар. Они перешли в Пакистан.

– Проклятье! Что будем делать?

– Потребуется сделать запросы, установить контакты. Мне понадобится ваша санкция... – Трудно признать, но надо.

– Хорошо. Конечно. Что нужно?

– В данный момент я должен удостовериться. Желательно, чтобы вы оставались у телефона... возможно, и премьер-министр?

– Это можно. Мне надо переговорить...

– Да. Но после того, как я буду знать определенно.

– Торопитесь, Рао! Звоните мне, как только...

Рао положил трубку и рявкнул адъютанту:

– Связать меня с Титхвалом... погранпостом. Наладить связь с Исламабадом. Знаешь, кого там вызвать... пошевеливайся!

Адъютант скрылся в доме и, как шершень, разворошил толпившуюся вокруг стола группу. Рао снова повернулся к озеру. Оно выглядело пустым и темным, если не считать редкие точки огней и сползающее с западного берега тусклое зарево Сринагара. Все именно так, думал он, успокаиваясь. Через десять минут будет знать, но уже теперь он был уверен. Чтобы попасть в Пакистан, Хайд использовал Дханжала.

Но ему не уйти. Побег только кажущийся. В этой единственной важной области Исламабад пойдет на сотрудничество. На земле солдаты, в воздухе самолеты и вертолеты. Он окажет содействие благодаря Шармарам, их связям в пакистанской армии и правительственных кругах.

* * *

В конце подъема "лендровер" чихнул и, словно почуяв вдали Чилас, клюнул носом. Еду, тепло и свет, которые Хайд все еще не мог видеть: глаза затуманились от усталости, да к тому же сосняк и повороты дороги закрывали вид. Обогнали поднимавшегося к Бабусар-скому перевалу одинокого, весело машущего вслед туриста. Его поднятая рука, уменьшаясь в размерах, долго виделась в зеркальце.

Опять потер глаза. Лучи фар прыгали по глубокой колее, хлестали по поверхности скал, крутым склонам, наклонившимся чахлым деревьям. Ломило запястья, онемевшие пальцы приросли к баранке. Температура резко упала, дворники смахивали с ветрового стекла густой пушистый снег. Казалось, что снег застилал видимость и с внутренней стороны стекла. Хайд чувствовал, что скоро придется остановиться.

А в глазах неотвязно стояли видения пройденного пути: беспорядочно разбросанные селения, торчащие на альпийских пастбищах и голых скалах, как забытые стрелы, тонкие сосны и нефритово-зеленое озеро, ставшее на закате нереально оранжевым. Одинокие фигуры селян, тощие грязные овцы, в небе высоко взлетевшие орлы да кружащиеся ястребы.

Развалившись, как пьяный, рядом на сиденье спал Касс. Даже Дханжал со скрученными руками в нелепой позе устало дремал в своем углу машины.

В сотый или тысячный раз Хайд мигал глазами, пытаясь сфокусировать взгляд. На этот раз его насторожило, что машина накренилась. Дорогу развезло, но он не помнил, когда пошел снег. Время суток больше не имело значения, только время года, заставившее людей со своими стадами целыми селениями спешить на нижние пастбища, ища там укрытия. Одно такое стадо бестолковых овец с неприветливыми пастухами и следовавшими сзади запряженными ишаками тележками с прятавшими лица женщинами и беспорядочно набросанными пожитками задержало его на целых сорок минут.

Он резко нажал на тормоза – овцы почудились такими же реальными, сбившимися в кучу, как мелькающие перед глазами снежинки. "Лендровер" встал. Дорога здесь круто сворачивала, и лучи фар повисли в черной пустоте. Нет, вдали светились огни, за много миль отсюда. Чилас?..

Касс на короткое время проснулся, потрогал сломанные и помятые ребра, потер руку, до сих пор напоминавшую о пентотале, и снова погрузился в сон. Хайд прислушался. Дханжал похрапывал во сне. Осторожно, чувствуя, что навалившаяся на него усталость таит в себе опасность, он подал машину назад и съехал со скатившегося на край дороги камня. Потом с предельной осторожностью – был момент, когда заднее колесо повисло в воздухе, – обогнул крутой поворот. Со всех сторон непроглядная тьма. Хайд запаниковал, пока в свете фар снова не заблестела дорога. Машина, опустив нос, легко понесла его в ночь. Он вздрогнул – чуть опять не уснул.

Деревья, будто зрители, теперь столпились у дороги. Еще один крюк, но на этот раз он повернул, не подавая машину назад. Что-то пушистое, мелькнув через дорогу, скрылось за деревьями. Спуск продолжался...

Он в ужасе проснулся. Одно колесо вращалось вхолостую. Решетка радиатора, будто вынюхивая еду, уткнулась в земляной скат на краю дороги. Мотор работал, нога на акселераторе. В страхе орал Дханжал. Медленно приходил в себя Касс. Приехали.

Протирая глаза, Хайд силился разглядеть что-нибудь дальше ореола фар. Облегающая, похожая на бархат, чернота. Огни Чиласа спрятались за очередным поворотом. В видимом пейзаже торчат тощие елочки.

Открыл дверцу. Холод моментально разогнал сон. Вокруг них, усеянный напоминающими овец камнями, раскинулся альпийский луг. Под ногами захрустела трава. На ветру кружились, не оседая, снежинки. Посветив фонариком, увидел, что "лендровер" уткнулся носом в кучу земли, как видно, оставшуюся от дорожных работ. Луг и дорога круто скатывались вниз к очередному изгибу и новому крюку за растущими под углом соснами. В растущем не более чем в двадцати ярдах сосняке гудел ветер, сосенки, как будто приветствуя, послушно махали ветвями. Пощупав за поясом пистолет, Хайд принялся хлопать по бокам руками – чувствительно покусывал морозный ветер. Всего в нескольких футах над ним клубилось облако.

Попробовал заговорить вслух – голос хриплый, скрипучий.

– Касс... Касс, долбаный бездельник!.. – прорычал он, радуясь прорезавшемуся, отдавшемуся эхом голосу и краткому ощущению покинувшей его усталости. – Пошевели задницей!

Ветер и ночь унесли прочь его слова, но это не помешало ему взбодриться.

– Что?.. – донеслось из "лендровера".

Хайд подбежал к окошку, и онемевшей на ветру рукой замолотил по стеклу. Касс – как неживой – принялся его опускать.

– Давай ставить палатку... если не хочешь спать в машине! Нет? Хорошо, тогда пошевеливайся... я устал, как проклятый, и хочу жрать!..

В следующий момент на него снова навалилась усталость, и ему было наплевать на палатку... даже на голод. Было холодно, очень холодно. Еда...

– Поспим в "лендровере", – пробормотал он. – Но мне нужно чего-нибудь горячего! Понял? Поесть чего-нибудь горячего.

Тяжело привалился к машине. Подняв глаза, увидел энергично кивавшего Касса. Чтобы не упасть, вцепился руками в открывавшуюся дверцу.

Он... помнил лицо Касса, еще за тусклым стеклом, потом – позже? – суп или что-то еще, густое и горячее, потом кто-то – опять Касс? – застегивает его на молнию в спальном мешке...

В мешке, в который он упакован сейчас. Во рту на пересохшем языке крошки. Вспомнил, как Касс силой кормил его печеньем, когда ему так хотелось спать.

В тесной, продуваемой ветром темноте, кто-то сопел. Похоже, что Касс, совсем рядом. Где он, неужели в задке "лендровера"? Да... за гремящим на ветру брезентом хором скрипят деревья. На спальном мешке, там, где задувал ветер, белеет полоска снега. Выходит, теперь он в задке машины с... – в том-то и дело, вместе с кем-то... Громоздкая фигура в анораке...

Эта жарко дышащая, нависшая над ним тень, должно быть, Дханжал. Ощупывает его, что-то ищет...

Сковывая движения, лишая свободы, его обволакивал спальный мешок. С усилием высвободив одну руку, наткнулся на небритую щеку. Напуганный индиец зажал ему рукой рот. Хайд даже ощутил вкус его ладони.

С реакцией зверя вцепился в нее зубами.

Сдавленно вскрикнув, Дханжал отдернул руку и, выхватив что-то у Хайда из-за пояса, отпрянул в сторону. Хайд услыхал встревоженный крик Касса. Брезент откинулся, в машину вместе с пригоршней снега ворвался ветер. Пока Хайд выкарабкивался из мешка и, пошатываясь, поднимался, выпущенный из рук брезент опустился на место. На мгновение закружилась голова, потом просветлело...

...настолько, что, пошарив в одном из металлических ящиков, достал пистолет, громко щелкнув патронником, зарядил и высунул голову из-под хлопающего брезента. После "лендровера" светлее, виден заметаемый ветром снег. Увидел удаляющуюся, волоча ноги по смутно видному снегу, кажущуюся огромной в своем анораке фигуру. Дважды выстрелил – скорее, чтобы остановить, чем попасть, но бесформенная фигура продолжала уходить. Выстрелы отдались по лугу жутким оглушительным эхом. Потом снова похожий на вздохи шум деревьев. Спрыгнул вниз, столкнувшись с Кассом.

– Ушел?

– Да. Теперь оставайся здесь, пока я...

– Я же его связал! – возмущенно воскликнул Касс.

– Разумеется, – ответил Хайд. – Оставайся в "лендровере", достань пистолет. Ему нужна машина.

– А ты?

– Если не собирается захватить машину, то захочет кому-нибудь сообщить, где мы. Держись покрепче.

Присев на корточки, мельком увидел, как похожая на гориллу фигура Дханжала скрылась в густом сосняке. Поднявшись, заковылял в сторону леса. Похоже, Дханжал двигался вдоль дороги, намереваясь добраться до Чиласа и поднять там тревогу. Хайд не хотел его убивать – Дханжал мог еще оказаться полезным, как в Титхвале, но понимал, что, наверное, придется. Добрался до сосен. Они окружили его со всех сторон – небольшой стонущий под ветром лесок. Снег лепил в лицо. Никаких следов Дханжала.

Прислушиваясь, затаился в темноте. Слышал, как в "лендровере" ворочается Касс, завывает ветер, скрипят ветви, хрустит наст...

...их почти не слышно, но они здесь, понял он. Здесь были другие – не Дханжал, другие, просачивающиеся между сосен бесшумно, словно снег. Кто?..

 

13

Необычные попутчики

Проблеск света... станция? Да, слышно, как грохот поезда отражается в замкнутом пространстве. Проблески света с края опущенной шторы высвечивали над столиком белые руки Сары. Роз затаила дыхание, потом задышала спокойно, ровно... будто все еще спит. В следующем проблеске света увидела на столе пленки и кассеты. Руки Сары двигались уверенно, словно лежащие на столе вещи принадлежали ей. Голова склонилась над добытыми из дорожной сумки Роз предметами. Белокурые волосы упали, закрывая лицо. Грохот поезда снова стих в открытом пространстве, а Сара все не замечала свесившуюся с верхней полки Роз.

Господи, да там все... Она ждала, уверенная в том, что сейчас раздастся тихий, деликатный стук в дверь и появится индиец в кремовом костюме, которому вручат пленки и кассеты. У нее перехватило дыхание, и она, не удержавшись, закашлялась, вспугнув Сару. Та, очнувшись от напряженных размышлений, подняла голову. На еле различимом в просачивающемся по краям шторы лунном свете бледном лице широко раскрытые глаза. Роз, смяв простыню, судорожно вцепилась в край полки.

– Значит, ты и вправду этим занималась. Шпионила за мной... – хрипло прошептала Сара. И голос, и выражаемые им чувства странным образом вызывали в памяти граммофонную пластинку, постепенно набирающую скорость, прежде чем издать разборчивые звуки. – Ты... и, полагаю, он? С которым была едва знакома? Черт побери!..

Резким размашистым движением откинула волосы. Шум поезда терялся в пустоте раскинувшихся к югу от Джаландара пенджабских равнин.

Роз поглядела на блестевший в лунном свете столик. Рядом с пленками и кассетами лежал пистолет, что дал ей Хайд. Сара нашла и его. Сдавило грудь, Роз с трудом, как астматик, глотала воздух. Пистолет казался страшнее Сары или ожидания тихого стука в дверь.

– Я... – И тут, захлебываясь от злости, как бы разряжаясь, прошипела: – Какого черта роешься в моих вещах?

Сара стушевалась. Всего лишь на миг.

– А что, черт побери, вот это? – бросила в ответ она, указывая на столик. Болтающаяся от движения поезда штора пропускала еще больше света. – Утыкала "жучками" мой дом! – Возмущение было неподдельным. Роз облокотилась на руку. Теперь лицо Сары находилось в нескольких дюймах от нее. – Чем занималась? Для кого?

Ответа не требовалось – он был перед глазами. Пистолет говорил сам за себя.

– Слушай, я сожалею, что это была ты! – выкрикнула Роз. – По крайней мере, сожалела. Но ты тоже замешана. Вот почему ты здесь, не так ли? – И добавила: – Работаешь на Шармаров.

Сара отпрянула, как от удара, лицо исказилось злобой.

– Нет, – невнятно произнесла она, опуская руки, будто стараясь избавиться от назойливых мучительных мыслей. – Нет, не работаю... не в том смысле, как ты думаешь.

– Ты же знаешь, о чем речь, не так ли?

– Разве?

В кондиционированном купе, казалось, стало жарче, но доносившиеся из-за стен с обеих сторон звуки слышались необъяснимо громче, будто в морозном воздухе. Роз кивнула.

– Знаешь. Бедняга, которого обвинили в убийстве жены. Кто это сделал? Знаешь?

Сара, как ребенок, которому не верят, затрясла головой и подняла глаза.

– Я... не знаю, – с трудом выдавила она.

– Черт побери! – воскликнула Роз. – Что же нам делать? – Неизвестно почему включила в это мы и Сару, как будто опасность угрожала обеим.

И все же спутница среагировала, правда, лишь спросив:

– Хочешь кофе?

– Неплохо бы, – угрюмо проворчала Роз, спуская ноги и слезая на пол. Они вдруг оказались зажатыми в узком пространстве между сиденьями. Роз подняла свою полку и, вытирая со лба пот, рухнула на нижнее сиденье. Сара занялась термосом, принесенным час назад проводником. – Надо поговорить, – воинственно заявила Роз.

Сара нервно подвинула Роз чашку с блюдцем и тяжело опустилась напротив, взяв в руки свою. Сердито взглянула сквозь упавшие на лицо светлые волосы.

Громкое дыхание. Некоторое время ничего, кроме него, если не считать исчезающего в ночных пространствах Пенджаба шума мчащегося поезда да стука колес на стыках. В соседнем купе кто-то, испугав обеих, громко закашлялся.

Сара беспокойно ерзала. Она злилась из-за того, что попалась, злилась на Роз, злилась из-за обнаруженных ею улик. Казалось, ею овладевали противоречивые чувства. Поезд устало накренился, вписываясь в длинный изгиб пути, Сара резко поднялась и включила свет, пробормотав:

– Какой смысл сидеть в темноте, коль обеим не до сна!

Вернулась на место.

– Если уж не спим, – сглотнув застрявший в горле комок, начала Роз, – то лучше решить, что делать дальше. Дели пока не в счет. Надеюсь, вы не собирались сбросить меня с поезда? – Она с удивлением обнаружила, как ровно текли слова. Сара, казалось, была глубоко оскорблена. – Разве ты об этом не думала?

Не сводя глаз с пленок, кассет... и пистолета, Сара яростно затрясла головой. Машинально оттянула пальцами нижнюю губу.

– Черт побери, значит, не думала? – выдохнула Роз. Обстановка из-за непредсказуемости становилась более опасной. – Знаю, что от таких барынек, как ты, едва ли можно ждать откровенности, но для чего, по-твоему, ты оказалась здесь?

Сара лишь указала рукой на стол. По рассыпанным по столу катушкам и кассетам, как большое любопытное насекомое, ползал похожий на желудь деревянный кончик шнурка от шторы.

– Послушай, Сара... они же собираются убить Хайда и Касса, того, что держали у себя пленником. Неужели не понимаешь? – воскликнула Роз, подавшись вперед. Чашка тихо позвякивала о блюдце. Сара приняла позу, более подходящую для непринужденного чаепития. – Они и мне не дадут спокойно смыться, так ведь? Разве не видишь?

– Какого черта ты влезла в мою жизнь! – внезапно озлилась Сара. Глаза зажглись ненавистью, по щекам пошли красные пятна. Схватила сумочку, словно полезла за оружием, и достала пачку сигарет. Закурила, сердито пыхтя дымом. – Считается, что бросила! – проворчала, будто виновата Роз. – Все это дело началось с тебя, Роз. Первой влезла ты.

– Ладно! Но пока они пытаются убрать Хайда, я не собираюсь сидеть сложа руки.

– Собираешься убрать В.К. ... убрать Индию? – с ненавистью выпалила Сара.

– Что? – ошеломленно переспросила Роз.

– Выходит, что это ты ничего не понимаешь!

Женщина внезапно преобразилась. Куда девалась ленивая поза, хотя и вернулось высокомерие. Собранная, спокойная. Осанка, самоуверенная манера слишком хорошо знакомы, чтобы не понять, с кем имеешь дело. Роз встречала все это раньше, в благотворительных комитетах, среди активисток. Идеализм... ради дела, душечка, ради дела. Он был не просто любовником – был ее мечтой, ее надеждой.

– Никого не собираюсь убивать, – растерянно возразила она.

– Тогда зачем влезла? – возмущенно вскинув руки, фыркнула Сара. – Зачем приехала? Должно быть, шпионить... ради Бога, зачем?

Помня о своем положении, Роз поглядывала на дверь. В любой момент может постучать мужчина в кремовом костюме или кто-нибудь другой, и Сара передаст ее в их руки.

– Хайд один из друзей Касса. Он не верил, что тот убил жену Шармара...

На лице Сары на миг болью промелькнула тень сомнения, но она тут же покачала головой.

– Это он.

– Как бы там ни было... что есть, то есть. И нам надо решать, что с этим делать.

– Ну зачем ты сюда приехала? – с горечью и злостью воскликнула Сара, яростно терзая в пепельнице окурок.

Господи...

* * *

Кто? И где?..

Замер, прижавшись спиной к стволу тонкой сосны, стараясь расслышать в ночи звуки, исходящие от людей. Над головой шуршал ветвями ветер. Где Дханжал? Не слышно, чтобы он пробирался сквозь чащу или хрустел ногами по мерзлым шишками хвое. Не слышно и других шагов, более тихих и опасных. Местные жители недружелюбны, говорил Касс. Хайд оглянулся на темный силуэт "лендровера". Сквозь завывание ветра он слышал (значит, и они тоже), как шевелится и кашляет Касс. Беззащитная соблазнительная добыча. Скользнув спиной по стволу, Хайд присел на корточки.

Зажав пистолет в обеих руках, прижал к щеке, напряженно силясь уловить движение на еле различимом фоне гор и огней Чиласа. Несколько минут спустя мелькнула фигура человека. Закоченели ноги. Для Дхан-жала слишком мала, в развевающейся широкой одежде, похоже, в плаще. Хайд выжидал, бегая взглядом между одиноко стоявшим на заснеженной поляне "лендровером" и сгущающейся в глубине темной чащей леса. Еще одна небольшая фигура, пригнувшись, перебежала от дерева к дереву. Ищут Дханжала?

Наконец, Дханжал. По крайней мере, похож на него. Двигающаяся между деревьями с преувеличенной неумелой осторожностью примерно в пятидесяти ярдах крупная фигура. Сквозь завывание ветра чуть дальше и выше, будто урчание в животе, хруст наста. Брошенное хриплым шепотом слово, потом движение двух фигур в ту сторону, где, как ему казалось, он видел Дханжала. До чего же осторожны, кем бы они ни были. Афганские беженцы, местные кохистанцы, бандиты... солдаты? Нет, не солдаты. Снова голоса. Ближе. Обнаружили его путем исключения. Хайд выпрямился, опершись спиной о дерево. И тут обстановку взорвал Джанжал, у которого сдали нервы.

– Хайд! – раздался крик. – Хайд?..

Жалобный. Не для того, чтобы выманить его из укрытия, а утвердиться, что он не один в окружении издаваемых ими чуть слышных звуков.

Одиночный выстрел. Из автомата. Под соснами треснуло. Затем команда на непонятном языке. Не афганцы, подумал Хайд. В ответ два выстрела на голос. Из-за дерева неяркие вспышки – из пистолета. Звук бегущих ног. Еще выстрел – из ружья, громкий, старомодный звук.

Потом в темноте кто-то наткнулся на Хайда. Темнокожий, бородатый, запыхавшийся, пораженный и моментально недоброжелательный. Хайд ребром ладони ударил по переносице крючковатого носа. Кохистанец отлетел к дереву. Блеснул выхватываемый из-за пояса нож. Хайд ударил еще раз. Кулак пришелся по разинутому для крика рту. Голова, тихо хрустнув, стукнулась о ствол, и противник, будто мертвецки пьяный, повалился к ногам Хайда. Хайд стремительно обернулся на звук шагов, но они быстро удалялись в сторону Дханжала.

Еще пара выстрелов из пистолета. Вспышки выдавали местонахождение Дханжала.

– Хайд!..

Хайд поспешил к нему. Дханжала могли неожиданно для него похитить, его ни за что нельзя упустить.

– Патрик! – послышался крик от "лендровера".

Он оглянулся. У машины одинокая фигура Касса с выдававшим его фонариком в руке.

– Туши, к такой-то матери, фонарь! – заорал он, отскакивая в сторону, зигзагами уходя с оказавшегося раскрытым места. Туда дважды выстрелили.

Брось его, черт с ним, вертелось в голове. Еще два выстрела из пистолета... сколько у него там осталось?

Подошел сзади к одному, чуть не наткнувшись на него вытянутыми руками, прежде чем разглядел. Ударил пистолетом по начавшей поворачиваться голове и, как через полено, перепрыгнул через тело. Налетел на дерево, оцарапав руки и щеку о шершавую обледеневшую кору. Оценил обстановку, увидел, прицелился. Выстрел, и фигура скорчилась. Только ранен, но, по крайней мере, на время выбыл из игры. Сколько их, черт побери?..

В дерево над головой впились две пули. Третья, с другой стороны, оставив на сосне рядом с рукой белый шрам, оцарапала щепками кожу. Скользнул прочь от дерева и, пригнувшись, побежал к Дханжалу. С той стороны ни выстрелов, ни холостого щелканья курка. Видно, пока остались патроны... расчетливость? Бережет свои...

Споткнулся о кучу тел. Все трое шевелятся. Полетел головой вперед, рухнув на смерзшиеся шишки и острые ледышки. Проехал на животе – ну прямо свалившийся с санок мальчишка. Перевернулся на спину. Как раз вовремя – один из нападавших бросился на него, махнув грязным рукавом по лицу и обдав зловонным дыханием. Когда споткнулся, видел занесенный над Дханжалом нож. Теперь увидел нож перед собой. Вцепился в кисть врага. Тонкую, жилистую, крепкую...

Выстрелил в грудь. Нападавший, несколько раз дернувшись, замер. Отбросив тело в сторону, приподнялся на локте и выстрелил еще раз. Стоявший на коленях над Дханжалом со стоном опрокинулся навзничь. Живой. Неблизкие голоса. Подполз к Дханжалу и, ухватившись за анорак, поставил на ноги.

Голова беспомощно болтается. На шее мокрое темное пятно. Пистолета нет. Ударившая в спину пуля толкнула Дханжала на него. Отпустив тело, Хайд, гонимый не раз выручавшим его контролируемым страхом, перебегая от дерева к дереву, стал уходить. Остановка, бросок, остановка. Зигзаг, обманное движение, остановка, бросок. Пока что будут искать убитых и раненых. Надо бы узнать, сколько их, прежде чем они попытают счастья с "лендровером"...

...стоявшим одинокой тенью на поляне. Таким он его увидел, выходя из леса. Хвала Господу за маленькие милости. Чуть помедлив, тяжело зашагал по затруднявшим движение мокрому снегу и мерзлой траве. Ноги вымокли до колен.

– Касс! – хриплым шепотом позвал он. – Касс!

В откинутом сзади клапане появилось лицо.

– Ты в порядке?

Хайд кивнул.

– Дханжала нет... убит! – Покрутил головой, облегченно вдыхая морозный воздух. – Садись вперед... автомат! Давай, черт возьми, выбираться.

Потянул дверцу и взобрался на сиденье, сразу нащупывая рукой ключ зажигания. Повернул. Мотор холодно чихнул. Касс вскарабкался в кабину, неуклюже, словно метлу, втаскивая автомат. Повернул ключ зажигания второй раз, третий – из-за деревьев появились возбужденные борьбой, разъяренные гибелью сообщников и отсутствием денег и ценностей у Дханжала, грабители, – и машина, взревев, завелась. Отпустил тормоза, "лендровер" покатился вниз по выбоинам. Рядом просвистела пуля.

Касс опустил стекло и, будто метеорологический инструмент, высунул автомат. "Лендровер", к удовольствию Хайда, подобно разъяренному быку, рванулся вперед.

– Убери, мать твою, голову! – заорал он, вцепившись в непослушную баранку.

Машина с выключенными фарами прыгала на заваленной снегом мерзлой траве, скользила по снежной жиже. Хайд изо всех сил пытался выбраться на дорогу. От машины отпрянула черная тень, за ней, спотыкаясь, поспешила в сторону другая. Разлетелось боковое стекло, в металлическую стойку стукнула пуля. Кругом деревья. Что-то ударилось о бок "лендровера", потом подскочили задние колеса. Наверно, переехали кого-то.

– Голову вниз!

Касс дважды выстрелил, скорее всего, в воздух. Включенные фары осветили дорогу, и Хайд, успев вписаться в крутой поворот, направил на мгновение оторвавшуюся от земли машину вниз.

Притормозив на очередном повороте, стал спускаться по обледеневшей дороге к далеким огням Чиласа. Касс продолжал вслепую бесполезно палить из автомата, но это уже неважно. Касс наконец проснулся, оба живы, хотя и потеряли Дханжала. Еще есть несколько минут, прежде чем кончится адреналин и на него обрушится усталость.

* * *

– Посмотри-ка вот это... – произнесла Сара. Как будто вспомнила старую песню. Сиденье завалено газетами на английском и хинди. Протянула одну Роз – региональный выпуск "Индиан экспресс" для Джамму и Кашмира. В начале поездки Сара лишь бесцельно проглядывала их, так же, как Роз листала свой "Вог". Теперь же она настойчиво совала ей газету, как будто предлагая религиозный трактат на ступенях церкви в воскресное утро. – Гляди! – повелительно воскликнула Сара.

Роз взглянула на газету. На целую полосу фотография Мехты, лидера индусских фундаменталистов, партии Бхаратия Джаната, главного противника Шармара, машущего рукой из окруженного огромной толпой разукрашенного подобия колесницы. Заголовок гласил: "Паломничество кинозвезды из Дели в Сринагар". К явному возмущению Сары, Роз спокойно оторвала взгляд.

– Тебе непонятно, а? По-моему, понятно без английского языка. – Постучав по газете, швырнула ее на сиденье. – Во время так называемого паломничества он побывает в разных местах, только и всего. Если бы ты удосужилась прочесть статью, то поняла бы, почему он так опасен, – добавила она. – Он – партия Бхаратия Джаната – призывает покончить со светским государством. Цель этого паломничества – призывать к объединению, помешать отделению мусульманского Кашмира и сикхского Пенджаба... помешать плану В.К.! – Стиснув руки на груди, подалась вперед. – Ему всего лишь нужно больше беспорядков в Кашмире – он требует эмиграции индусов, более сильного присутствия индусов в Пенджабе, присутствия повсюду военных, готовых стрелять во все, что движется! – Тяжелый вздох. – Не знаю, зачем мне нужно все это тебе объяснять. Тебе наплевать, не так ли?

В глазах вызов. Роз неопределенно покачала головой, снова встретив гневный взгляд светлых глаз. Сара ни во что не верила, в Англии не осталось ничего, к чему бы она не испытывала презрения... Шармар добыл ей чашу Грааля.

– Прекрасный идеал, тот, что у В.К., – без нужды добавила Сара.

– Какой?

– Дать Кашмиру и Пенджабу отделиться...

– Что тогда будет с его поганым героином? – выпалила Роз, тут же разозлившись на себя.

Все равно что завести речь о скотобойнях на званом обеде перед шокированными гостями, опустившими глаза на украшенную травами и соусами баранину или говядину и кажущиеся безобидными лезвия ножей. Однажды она так сделала. Хайд смеялся, но обед был испорчен, и, хотя хозяйка согласно поддакивала, больше их не приглашали. На этот раз она не просто опозорилась за столом, а, возможно, ускорила свою безвременную кончину.

– Что ты можешь об этом знать?

– Достаточно, – разозлилась она. – Он убивает людей или заставляет других это делать. Ради своих идеалов!

– Ему иногда приходится идти на это ради общего блага!..

Сара взглянула на столик и его содержимое, по которому по-прежнему ползало похожее на желудь деревянное насекомое. Промелькнули огни каких-то строений.

– Ты же не можешь поручиться, что он не убьет Хайда. – И снова вопреки здравому смыслу: – Не можешь гарантировать, что меня не убьют. Только на сей раз это будет происходить не где-то далеко. Тебе придется смотреть, как меня будут забирать...

Сара затрясла головой.

– Нет...

– Кто этот малый в кремовом костюме?

– Что?

– Малый в кремовом костюме. Тот самый, который это сделает или доставит меня туда, где это сделают. По крайней мере, сможешь помахать мне на прощание рукой!

– Послушай, – возразила Сара, всем своим видом, за исключением предательски блеснувших глаз, показывая, что не придает значения словам Роз, – ты знаешь, что происходит в Кашмире. Это тянется годами. Неужели ты хочешь, чтобы становилось все хуже и хуже? Хочешь? И так повсюду – проклятая религия – со времен раздела страны! И не обманывайся: если поможешь свалить В.К., станет еще хуже! Он, черт возьми, единственная надежда для этой проклятой чудесной страны! – Холодными длинными пальцами лихорадочно схватила руку Роз. – Роз, пожалуйста... ты не можешь просто так отдать кому-то эти штуки... ну пожалуйста!

Молчание, нарушаемое только шумом поезда. Стук колес на стыках, легкое замедление на некрутом подъеме.

Наконец Роз нарушила молчание.

– Не могу же я просто так взять и забыть о Хайде. Уйти и не думать о нем. – Решительно выпрямилась. – Не могу взять пистолет и застрелить тебя, Сара. Но и не собираюсь отдавать тебе пленки и кассеты. По доброй воле. Так что решай, что делать.

В уголке рта Сары капелька слюны, которую никак не мог слизнуть бегающий по губам кончик языка. В беспокойно бегающих глазах отражалась внутренняя борьба. Роз, замолчав, как бы заново услышала перестук колес, увидела купе, хрупкую дверь, в которую должны постучать. Скоро. Все к чертям испортила. Сидящую напротив женщину больше пленила мечта мужчины, чем он сам. Она грезила наяву. И была опасна всякому, кто угрожал взлелеянным ею идеалам, обретенным на склоне лет и потому ставшим еще дороже.

Сара не отдаст их ни ради Хайда, ни ради нее самой...

* * *

Пракеш Шармар смотрел телевизионное интервью Сингха, их министра финансов. Один из работающих на них обозревателей записал, чтобы Пракеш и В.К. – если В.К. даст себе труд взглянуть – могли судить об уровне выступления. Сингх говорил со знанием дела, доходчиво и увлеченно. Передача получилась и повлияет на образованные круги... "За три года рупия станет полностью конвертируемой... будет ускорена приватизация государственного имущества... создан новый климат для отмены государственного контроля". ...исключительно для культурных и деловых кругов, подтвердил Пракеш. Но необходимо. Дает Конгрессу реальную власть; создается впечатление, что в экономике – а результаты неважные – намечается подъем... иностранные капиталовложения, наши переговоры с МВФ – в широкомасштабные совместные предприятия вовлечены и "ИБМ", и "Форд", и "БМВ", и "Шелл"... "сократим подоходный налог и налог на корпорации, снизим учетную ставку... коренным образом пересмотрим банковскую систему... правительство Конгресса уже начало значительную часть этой работы..."

– Да, превосходно. Поздравьте министра, – негромко произнес Шармар.

Оставив обозревателя, отошел от экрана к обращенному в сторону Коннот-плейс и правительственных зданий окну.

Да, действительно превосходно. Пустил пыль в глаза городским деловым кругам, даже угодил фермерам побогаче, понравится образованным. Ответственно, разумно, в светском духе, как нечто из следующего столетия... но вот Мехта и его проклятые фундаменталисты с их смехотворным Паломничеством во имя Единства пускает пыль в глаза на селе, производя впечатление на крестьян, бедняков, индусов! А без села не победить.

В город просачивался рассвет, высвечивая в дальнем конце Раджпатха контуры "Ворот Индии". Вдоль всех пешеходных панелей ряды уличных фонарей в эдвардианском стиле, по виду таких британских. И пародийные колонны и купола храмов, англо-индийские символы могущества. Все, что поставлено на карту, находилось там. У "Ворот Индии"... проголосуют ли за прошлое или же за будущее? Он встряхнул головой. Такие туманные размышления больше подходили В.К.

Отвернулся от окна. Негоже выглядеть погруженным в тяжелые раздумья. Время поговорить с Рао. Уже позвонил кому надо в Исламабад, договорился о привлечении к операции подразделений пакистанской армии. Им предстоит – как ни смешно – заняться розыском бежавших контрабандистов, переправлявших наркотики, к тому же, возможно, террористов. Сотрудничество – еще одна черта будущего... этому малому, Хайду, нельзя позволить лишить их будущего с помощью нескольких фотографий и подслушанных разговоров! Стиснул кулак. Словно обручем сжимало виски. Подошел помощник с переданной по факсу подборкой вырезок из утренних выпусков региональных газет. Отмахнулся, дав понять, что смотреть не будет. Взглянул на часы – есть несколько минут. Через десять минут В.К. появится в утренней программе из кишащей нищими и бездомными Калькутты. Будет обещать им будущее. Нужно вернуться к началу, чтобы помощники и партийные функционеры могли видеть его реакцию.

Никто не добьется успеха на выборах, если не привлечет на свою сторону село, крестьян. Мехта с его проклятым паломничеством! Болела голова. Закрыв за собой дверь, длинными пальцами стал массировать виски. Нужно поговорить с Рао. Чтобы подкрепить свою уверенность, ему во что бы то ни стало требовался этот разговор с разведчиком. Нужно безотлагательно завершить дело, изловить их и убрать сегодня же.

Сара заманила ту женщину в свое купе. По крайней мере, это в надежных руках, поскольку за обеими присматривают. Снова посмотрел на часы. Через несколько часов экспресс из Джамму прибудет в Дели, где его люди будут готовы отправить ее в небытие, как только она, ничего не подозревая, ступит на платформу. Сара окупит часть долга семейству Шармаров. Принимать в постели В.К. – это еще недостаточная благодарность за все, чем она была им обязана.

– Дайте полковника Рао, – обратился он к сидевшему за пультом связи офицеру разведки. Как бы читая мысли, офицер, щелкая переключателями, уже настраивал аппаратуру.

Рао теперь уже, должно быть, в Пакистане. Охота, похоже, началась... и снова нет уверенности. Проклятье – и всего-то двое, причем один болен, изнурен допросами!

Рассвет постепенно высветил камень "Ворот Индии", ставших заметнее поблекших неоновых огней и света фар проезжавших близ Коннот-плейс ранних машин. Ротонда, северный и южный блоки правительственных зданий, все в дальнем конце Раджпатха, если смотреть с этой стороны, стали самыми реальными ориентирами просыпающегося города.

* * *

Уже два часа как рассвело. Каракорумская автострада позволила нагнать время. На рассвете по краям дороги восточнее Чиласа стали встречаться высеченные на скалах изображения. Сам городишко унылый, затянут дымом очагов. Наскальные изображения за городом. Буддистский монах, воскуривающий фимиам, паломник с кувшином... бодхисатва, отдающий свою плоть на растерзание львицы со львятами. Позже, при почти дневном свете, фигура внушающего спокойствие Будды у Колеса Закона. Под Талпанским мостом мощные бурые воды Инда. С поворачивающей на север, к Гилгиту, дороги массив Нанта-Парбат казался ближе, чем когда-либо. Его грозные очертания, сверкающая между мчащихся темных облаков покрытая льдом вершина преследовали Хайда, давили его, куда бы он ни подался. Никакого ощущения, что ты далеко, что побег удался.

Проехали по Рахиотскому мосту. Долина Инда как лунный пейзаж – тощие изъеденные теплом ледники, обледеневшие скалы, в зеркале заднего вида, как будто преследуя их, все та же гора. Высокогорная пустыня, словно заваленная выработанной породой или же поблескивающими металлическими обломками. Ледяной ветер. Стремительно несущиеся рваные снежные тучи.

В Джаглоте вконец измотанный Хайд, которого тошнило от одного вида гор, заглушил мотор. Рядом, исчерпав душевный подъем, подремывал Касс. Снова дали себя знать пережитые испытания. Нависшие вокруг горы создавали впечатление, что они на чужой планете, – бесконечные вершины, заснеженные плато, ледяные стены, скалы, высокогорные пастбища, альпийские луга, хвойные леса, редкие пунктиры деревушек. Хайд встряхнулся. Всего час езды до Гилгита, меньше сорока миль. Чувствовал, что силы иссякли. Посмотрел на небритую физиономию Касса, холодными, как окружающий пейзаж, глазами обреченно разглядывавшего дорогу.

Мимо них по автостраде в сторону деревни проехала запряженная ишаком древняя колымага. Обернутый, как мумия, от холода в тряпье и овчину, ездок едва взглянул в их сторону. Под ними темная лента Инда поглощала чистые светлые воды Гилгита. Опустошенно вздохнув, Хайд положил голову на баранку.

– Ты в порядке? – озабоченно спросил Касс. – Я бы мог вести, если ты...

– С двумя сломанными ребрами? – насмешливо бросил Хайд.

Похоже, назревала маленькая семейная ссора. Глупо.

Он понимал, что из Гилгита обязательно надо звонить Шелли. Из вестибюля гостиницы или с почты. Нельзя возлагать надежды на Роз – он проглотил застрявший в горле комок – по крайней мере, не все, и ставить в зависимость от нее их жизни. Навстречу им, окутанный облаком поднятой им пыли, тащился по шоссе автобус. На фоне высившихся позади гор он казался ползущим по бурой соломинке насекомым. Гилгит – административный центр. Там полиция, армия, связывающий с Исламабадом аэропорт. Пакистанские генералы не больше чем мелочь в кармане у Шармаров. Окутав их грохотом и пылью, автобус потащился дальше и вскоре скрылся за поворотом дороги. Пыль осела на "лендровер", как на что-то недвижимое, заброшенное.

С Роз может случиться всякое... Она может не встретиться с Шелли, по крайней мере, когда надо. Черт. Он чувствовал, как в раздумьях, будто в трясине, тонет решимость, оседая страхом в животе.

– Я бы мог попробовать, – угрюмо ответил Касс.

– Нет уж, извини.

Вдруг резко поднял голову, разглядев на ветровом стекле крошечное пятнышко, которое, однако, двигалось в вышине на фоне отрогов Ракапоши. Летящий в Гилгит вертолет или легкий самолет. Возможно, кто-то важный: а может быть, и нет. Может быть, кто-нибудь вроде Дханжала. Дханжал... но того убили местные, а не солдаты. Не пакистанские части – пограничный полк, азадкашмирский полк... кажется, в Гилгите расположен объект военно-воздушных сил? На вертолетах, вроде того, что на миг блеснул на солнце, можно легко перебросить силы спецназа. Погода не помеха. А поводов для такого решения больше чем достаточно.

Касс передал ему бутылку с водой, и он сначала неохотно, потом с нарастающей благодарностью глотнул ледяной влаги.

– Хочешь есть?

– Только чего-нибудь горячего.

– Что будем делать после Гилгита? – спросил Касс.

– Что? Одному Богу известно...

– Я бы с трудом, но выбрался... У меня бы получилось... при условии, что Шелли знает о моих действиях!

– Но он не знает, а ты не смог бы...

Его недовольство Кассом по-прежнему было беспредметным, беззлобным.

– В Гилгите что-нибудь станет ясно.

– Ты связан с Шелли? – поглядев на горы, в упор спросил Касс. – Хочу сказать... есть ли какой-то план? Ведь ты не так просто наткнулся на меня?

– План был. Для этого требовалось содействие делийской резидентуры, а делийскую резидентуру ты знаешь не хуже меня. Они предпочли бы, чтобы тебя не было в живых... Фил, – добавил он, стараясь быть помягче.

Касс кивнул.

– При тех условиях неудивительно. Значит, Шармарам удалось все-таки состряпать историю?

Внезапно выглянувшее холодное солнце осветило печальное лицо.

– Буду звонить Шелли из Гилгита. Попрошу его что-нибудь сделать.

– Он, должно быть, сильно занят, подбирая колер для своего кабинета в новом здании Конторы на Воксхолл-кросс? – съязвил Касс.

– Не надо его совсем сбрасывать со счетов, – не очень убедительно возразил Хайд. – Он на самом деле послал меня...

– А потом наложил в штаны.

– Что-то вроде этого. Всем им хочется верить Шармарам.

– По существу, это для них единственная разумная линия поведения. Жалею обо всей этой истории с наркотиками и убийством Сирины... – На миг на лице появилось выражение ужаса и неподдельного горя. Потом добавил: – Жалею, что вообще влез в это дело, правда! – Не переставая трясти головой, с силой ударил по щитку рукой в перчатке.

– Шелли нас не бросит. Не посмеет. У Роз на руках часть улик, остальные у меня. И еще ты. Если звоню ему, то могу позвонить и в какую-нибудь нашу газетенку. Или в какой-нибудь индийский листок, поддерживающий Мехту... – Свирепо улыбнувшись, щелкнул пальцами в перчатках. – Черт побери, вот кто нам нужен – долбаный мистер Мехта, знаменитая кинозвезда! Вот где рычаг. Чтобы заткнуть нам глотки, им придется вернуть нас домой, верно?

– Немного рискованно, а?

– Достаточно только пустить пыль в глаза. Если заставлю Шелли поверить, что передам эти штуки партии Бхаратия Джаната, он тут же побежит в Форин оффис и описает там самый лучший персидский ковер!

Включил зажигание, словно надеясь, что тепло мотора и обогревателя помогут дозреть его идее.

– Ну, убедишь его – что потом?

Хайд уставился на Касса.

– Тогда им придется нас выпустить, не так ли? Обменять на улики... или явиться за нами и схватить!

* * *

Сонипат. Последняя перед Дели короткая остановка экспресса из Джамму. Вагон слегка дернулся, только раз, и поезд остановился. Роз не дыша смотрела на Сару. У ног плотно набитая дорожная сумка. На столике между ними, будто фишки, две отдельные кучки пленок и кассет. Жаркий день в разгаре, громко гудит кондиционер. За окном яркий солнечный свет. Роз, прищурившись, смотрит вдаль, за платформы, в сторону запасных путей с ржавеющим подвижным составом, гоняющего по путям пустые вагоны паровоза. Повернула голову. Их платформа со стороны коридора.

Повернулась к Саре. У той под глазами темные круги, и без того бледная кожа стала похожей на пергамент. Вокруг вспухших губ выточенные временем или нервами крошечные морщинки.

– Итак? – выдавила из себя Роз.

Подавляя раздражение, Сара наконец кивнула.

– Да. Да, – повторила, злясь неизвестно на кого. Откинув волосы, взглянула на столик. Если бы это были фишки, можно было подумать, что она в выигрыше. – А-а, да... – тяжело вздохнула.

С усилием вспоминая: что скрывается за цифрами, которые она нацарапала на каждой катушке и кассете, Роз оставила себе одну пленку и две кассеты. Как к чему-то опасному или ядовитому, протянула к ним руку. На оставшемся у Сары выигрыше номера тщательно стерты. Смахнула пленку и кассеты в лежавшую на коленях, как портфель у школьницы, сумку. Такое чувство, будто, отрывая от дома, надолго отправляют в школу. При всем беспокойстве и недоверии к Саре она понимала, что впереди долгие часы полного одиночества.

– Значит... я заведу с ним разговор, – повторила Сара. – Поезд стоит всего пять минут... – Мимо купе по коридору протащили что-то тяжелое. Собрав в сумочку пленки и кассеты, Сара тщательно застегнула молнию. – Займу его, чтобы не хватились как можно дольше...

– Выходит, он не один!..

– Он главный. Остальные не в счет. Передам ему, что он хочет, а там... – Сузив глаза, продолжила: – Остальное зависит от тебя. Я больше ничего сделать не смогу. Подожди отхода поезда и бери такси. И делай, черт возьми, что хочешь! – закончила она.

– Хорошо. – Глупо, но не удержалась и спросила: – А с тобой все будет в порядке?

– Я, черт возьми, как-никак любовница, не так ли? Что со мной станется? – Роз вспомнила предавшую Шармара Сирину... и постаралась выбросить ее из головы. – Теряешь время. Иду к нашему приятелю... – Сара поднялась так стремительно, что, казалось, собирается броситься на Роз.

– Спасибо, – промолвила Роз.

– Не могла же я дать им убить тебя. Вот и весь ответ. Не могла позволить его людям... нет, не ему, а другим, даже Пракешу... – неохотно призналась она, снова стараясь избежать неприятных ассоциаций. – Знаешь, мне все это очень не нравится, но я не хочу, чтобы ты оставалась на моей совести! Вот так-то... – Помедлив, пробормотала: – Желаю удачи. – Открыла и с треском захлопнула за собой дверь.

Не в состоянии сдержать нервную дрожь, Роз прижала к груди туго набитую сумку. Ругая себя, глотала застилавшие глаза слезы. Хватит распускать сопли, подымайся... Солнце, казалось, проникает сквозь окно, сводя на нет работу кондиционера. Ее бросало то в жар, то в холод. За окном яркий день, за противоположной платформой на заросших сорняками путях ослепительно блестят рельсы. У мешков с почтой под палящим солнцем дремлет носильщик. Свистит, выпуская пар, невидимый паровоз...

Вскочив на ноги, неловко сложила столик. Повозившись с дверью, наконец открыла и пошатнулась от хлынувшего на нее ослепительного света. Рельсы позади поезда двоились и снова двоились, как будто одна пьяна. Попробовала правой ногой ступеньки – шатаются. Повиснув всем весом на двери, неловко спустилась на пути. Чисто, между рельсами лишь банка из-под кока-колы. На противоположной платформе редкие праздношатающиеся. Сквозь подошвы чувствуется острая щебенка. Доковыляв до края платформы, поднялась по пандусу наверх. Растерявшись еще больше, заторопилась, потому что имелось в виду, что она скроется, прежде чем поднимется паника. Подальше от глаз в дальний конец пригородной платформы. Тяжело опустилась на свободную скамейку. На нее уставился огромными глазами вцепившийся в грудь матери младенец. Сердце рвалось из груди, голова раскалывалась, как упавшая на землю дыня.

Властный свисток лишь еще больше ее напугал. Младенец снова прильнул к материнской груди. Словно прикованный к тележке, мимо прошествовал носильщик. По громкоговорителю объявление на хинди. Свисток смолк, и поезд тронулся.

Обернулась. Ослепительно яркие рельсы терялись вдали. Экспресс из Джамму, разворачиваясь, покидал Сонипат, направляясь к подернутому дымкой Дели. Роз нервно сглотнула. Ощущение одиночества, покинутости, будто в самом деле отстала от поезда. Дыша, как выброшенная на берег рыба, подняла голову к крыше платформы.

Что теперь ей надо делать? Что там говорила Сара?

Наконец...

...такси. Взять такси. Посмотрела вдоль платформы. На вокзале спокойно, за ним сонный город. На белом щите синий силуэт автомобиля. "ВЫХОД" – на английском и хинди. Такси...

* * *

От висящих на стене обеденного зала турбазы телефонов видна река Гилгит и изящные конструкции перекинутого через нее цепного моста. Вдали, где по склонам гор сползают облака, виден мост побольше, через реку Хунза. Пешие и автотуристы поедают свои завтраки... в другом углу шумная компания путешествующих автобусом японцев. Стук башмаков и скрип кроссовок по пластиковому полу. Здесь, на туристской базе, атмосфера нормальной жизни, покоя и подчеркиваемое открытостью долины Гилгита, видной в окно во всю стену шумного зала, обманчивое ощущение свободы. Касс, согнувшись над одним из длинных столов, продолжал деловито есть.

За рекой террасы рисовых полей, часть их – светло-зеленые созревшие посадки. Ряды абрикосовых деревьев с не опавшей кроной, словно спустившихся на тысячи футов в другой климат.

Разговор по телефону – дело рискованное. Связь открытая, через ручной коммутатор. Другой из Гилгита не получишь, если, конечно, не попросить военных соединить по закрытой линии с генеральным директором английской разведывательной службы... или попробовать позвонить из одного из новых шикарных гилгитских отелей – правда, внешность не совсем подходящая, да к тому же в таких местах, как правило, болтаются и военные, и местные власти, и полицейские. Но и здесь опасность, будто дыхание преследователей в молчащей трубке, ощущалась каждым нервом. Хайд посмотрел на часы. Час дня. Они уже видели летевшие в Гилгит вертолеты – большие военно-транспортные вертушки русского производства и "Пумы". Пара жужжащих как мухи "Алуэттов" барражировала над Каракорумской автострадой. Правда, армейские машины на шоссе пока не появлялись. Обстановка не совсем нормальная, но на военную операцию тоже не очень-то похоже – где-то посередине. Когда они добрались до города, вертолеты стояли на военном летном поле.

Телефонистка в который раз сообщила, что пытается его соединить.

В животе урчало. От еды, не от нервов, убеждал он себя, ощущая во рту привкус специй. "Лендровер" на площадке турбазы. Придумав что-то малоубедительное, взяли напрокат палатку. До вечера следует отметиться в центре регистрации иностранцев или передать документы для полицейской проверки. К тому времени их здесь не будет... еще пара часов жизнерадостных улыбок и туристской непосредственности. Купил все, что требуется... или потребуется, если состоится телефонный разговор...

...в телефоне раздались гудки, далекие и гулко нереальные, как в пустом доме. Только бы не проклятый автоответчик, молил он, ну давай же... В Лондоне, вернее, в Суррее, где в архитектурном великолепии эпохи Тюдоров по соседству с биржевыми дельцами обитал Шелли, восемь часов утра. В телефоне раздалось больше четырех-пяти посылок, требуемых для автоответчика.

Эдисон повела детей в школу, а Шелли уже в машине...

– Да? – Далекий нетерпеливый женский голос.

– Элисон! – закричал он, пряча голову под пластмассовый шлем переговорной кабины. – Ты меня слышишь, Элисон?

– Очень плохо, – услышал он. – Кто это? Я уже уходила с ребятами...

– Это Патрик... Патрик Лайд, – отчетливо отозвался он. Засекли, если телефонистке приказано слушать.

– Патрик!.. – Далекий, еле слышный голос на мгновение потрясенно прервался, потом издалека донесся вздох облегчения. – Ты жив? – Пока что жив. – Питер едет на службу. Дать тебе номер в машину? – Затем: – Господи, ужасно плохо слышно! – И, что еще хуже: – У Роз все в порядке?

Господи, надеюсь, очень надеюсь.

– Да. Прекрасно! Не давай мне никаких номеров. Только слушай. Потом передай ему. О'кей? Элисон... о'кей? Ты поняла?

После показавшегося бесконечным молчания:

– Да. Поняла.

Как все это, черт побери, нелепо... спутниковая связь, домашний телефон. Они с Кассом в другом измерении, играют в игры 1970-х, попав не в то десятилетие. Неудивительно, что он звонит Шелли по домашнему телефону. Кому охота помнить, как проводить операцию по вывозу агента?

– Теперь слушай. Ему позвонит Роз. Он должен с ней поговорить. Поняла?

– Да, скажу. Разве она не с тобой?

– Нет. – Лоб взмок. Под колпаком жарко, как под старомодной сушилкой для волос. – Он должен быть готов ее встретить. – Чуть было не добавил: "Не в Лондоне", но решил не говорить, где, когда и как. На этом конце время деформировалось и здесь все еще играют в старые игры. – Скажи, что это крайне...

– Что-то не так?

– Почти все. Передай ему... – Ему не требовалось угрожать Шелли, особенно через Элисон. Только тем, кого придется убеждать Шелли. – ...он обязан помочь. Если ему каким-либо образом помешают, я обращаюсь к Бхаратия – к индусам. Если его остановит кто угодно, Бхаратия получит все, что у нас есть, и я разделаюсь с Шармарами.

Если даже кто слушает, то об этом давно известно. Можно вполне ожидать, что он продаст эти штуки Мехте.

– Я записываю, Патрик: Шармары. Черт побери, вот это да! – восклицание домохозяйки, отчасти шокированной, отчасти приятно удивленной, при упоминании о супружеской измене живущего бок о бок соседа: вот уж не ожидала! – Так он... у тебя на крючке, Патрик?

Ни крепких выражений, ни назиданий. Ей бы быть генеральным директором, а не Шелли.

– Да. Скажи Питеру, что Роз будет знать где. – Снова машинально взглянул на часы. Ее самолет еще не взлетел, но вряд ли он подвергнет ее большей опасности. Нужно подсказать Шелли. – Это должно быть... – Долина снова потемнела: солнце скрылось за нависшими над Ракапоши тяжелыми снежными тучами. – ...максимум через двадцать четыре часа. Не позднее. Он должен это сделать, Эли...

Хотя бы во имя старой дружбы.

– Сделает, Патрик. – Она поняла. Ни ненужных волнений, ни раздражения, ни увиливаний от ответа. Никаких сомнений. Недаром она так нравилась старине Обри! – Сделает. Не позднее двадцати четырех часов. Желаю удачи...

– Надо уходить, Эли! – прервав пожелания, повесил трубку.

В зал вошли двое солдат, судя по нашивкам, хавилдар и наик. Медленно, методично, как будто изучая незнакомую и, возможно, вражескую территорию, окинули взглядом кучки обедающих. Внимательно осмотрели каждую группу, каждую пару, каждое отдельное лицо.

 

14

Первым классом

Он внушил Кассу, чтобы тот не пугался и не дергался. Заставил и себя держаться непринужденно, сохранять слегка растерянный вид забравшегося на головокружительную высоту, незнакомого с языком и обычаями туриста. Капрал и сержант стояли, подбоченясь, в дверях зала, как будто собираясь спародировать цирковой акробатический трюк. Затем, когда кто-то попытался пройти мимо них, они сразу же попросили одну из японок предъявить документы. Не сразу поняв, что от нее требуют, она в конце концов подчинилась. Проверка была поверхностной, но не без умысла. Видневшиеся за окном речная долина, деревья и карабкающиеся в горы террасы казались неуместными и очень далекими.

Заложив руки в карманы, Хайд медленно прошел по залу. Но и при этом голова хавилдара поворачивалась в его сторону. Означало ли это повышенный интерес? Да... тот толкнул локтем стоявшего рядом наика, и оба стали следить, как он рассеянно направляется к свободному столу с неубранной посудой. Его посудой, из которой он ел, прежде чем позвонить... Сидевший в двадцати футах Касс озадаченно глазел на него. Хайд свирепо глянул из-под полуопущенных век, и до Касса, кажется, дошло. Если они ищут вообще, то насторожатся при виде двух европейцев, путешествующих вместе. Но если ищут по-настоящему, то тогда их не надуешь. Должны быть приметы, даже фотографии... Затаил дыхание, увидев, что хавилдар полез в карман шинели... и в это же время под порывом ветра задребезжали оконные рамы, так что от всего этого вдруг стало очень неуютно. Достал... пачку сигарет. Закурил, не предложив наику. Хайд вздрогнул, но подавил невольную реакцию, переключив мысли на ближайшие часы и предстоящие день и ночь. Если они выберутся... новый порыв ветра, дребезжа стеклами, спутал мысли.

Хавиддар пускал дым, а наик направился к Кассу. В другом конце зала сидела небольшая группа пожилых американцев, но солдаты не проявляли к ним никакого интереса. Значит, имеют приметы. Хайд, потрогав за поясом пистолет, встал в стороне. Касс, вроде не замечая, намазывал маслом черствый хлеб. Хайд хорошо видел темные круга под глазами, мертвенную бледность лица; видел кровоподтеки на подбородке и на виске. Капрал встал рядом. Касс поднял безразличный взгляд. Хайд перебегал глазами от одного солдата к другому. Хавиддар время от времени бросал презрительные взгляды на японцев и американцев. Касс что-то тихо сказал капралу – видно, на урду, не разобрав, подумал Хайд. Касс выразительно повел плечами, капрал глянул в сторону старшего по званию, но лишь на миг. Согласно кивая, Касс посмотрел на часы, показывая время – в другое время, потом?

Капрал, кивнув, отошел. Касс облегченно откинулся на стуле. В глазах лихорадочный блеск. Зал залило ослепительным солнечным светом – из-за стремительно мчащихся облаков выглянуло солнце. За окном, догоняя друг друга, двигались полосы света и тени. Потом горы снова потемнели, яркие краски исчезли. Касс многозначительно посмотрел на Хайда. Наик, руки по-прежнему на бедрах, отошел чуть в сторону, привлеченный и в то же время необеспокоенный небритой, грязной, загорелой физиономией Хайда, его тощей фигурой. Еще один паршивый бродяга.

Касс встал и, незаметно кивнув в сторону двери, не спеша, но и не задерживаясь, вышел из зала. Привлеченный смехом американцев и громким визгливым голосом дамы из бюро путешествий – та с апломбом подвергала разносу качество пищи в гилгитских отелях, – капрал следом за сержантом направился в их сторону. Исламских солдат скорее рассердил непристойно громкий женский голос, чем пренебрежительные отзывы о Гилгите. Они приблизились к столикам, вокруг которых собрались американцы... "Вид потрясающий, не правда ли, но дорога! И они называют ее автострадой... – в голосе подчеркнутая развязность знатока. – Но чтобы увидеть все это, приходится мириться... Чем можем помочь?" Последняя фраза исходила от гида, или агента турбюро, или кем там еще была седеющая блондинка с выбивавшимися из-под войлочной шляпы волосами. Хайд тихо поднялся из-за стола и, не привлекая внимания, направился к двери. "Документы? Какие документы?" – раздался раздраженный голос. Хайд вышел из зала.

Касс болтался в вестибюле около группы европейцев, высыпавших из стоящего у дверей базы автобуса. Беспорядочно разбросанные по всему вестибюлю вещи и суматошные голоса французских туристов. Касс вцепился в руку Хайда дрожащими от еще не спавшего напряжения пальцами. Похоже, маленький инцидент показался ему марафоном.

– Что ты ему сказал?

– Что мои бумаги на регистрации. Я жду получения рыболовной лицензии. Заплатил кое-кому, чтобы за меня постояли в очереди в управлении рыболовства... он сказал, что глупо отдавать документы в чужие руки.

– Хорошо, давай убираться отсюда – до того, как они закончат с янки.

Хайд силой вывел его на поднявший тучи песка ветер. Касс задрожал от холода. На летное поле к беспорядочно разбросанным вертолетам круто опускался военно-транспортный самолет. Из одной из больших русских транспортных "вертушек" выбирались крошечные фигурки солдат; словно муравьи, подумал Хайд. Он посмотрел на северо-восток, в сторону гор. Туда, приятель... там твое место. Не доходя до стоянки, Касс, привлекая внимание Хайда, ухватился за руку.

– Куда едем? – потребовал он, будто Хайд собирался его обмануть; это от бессилия. В глазах снова лихорадочный блеск. – Куда, твою мать, мы едем? – повторил он, махая руками на тесно окружившие горы, несущиеся бесконечной чередой рваные облака, посадочное поле, разбросанные по долине извивающегося тонкой змеей Гилгита деревья и строения. – Какого черта ты там делал, усадив меня, словно свою дряхлую бабку?

Выплескивая накопившееся напряжение, Касс перешел на крик, угрожающе надвигаясь на Хайда.

Хайд повел плечами.

– Тебе не понравится...

Оглянулся на дверь турбазы. На крыше полоскался вымпел. На фоне гор здания казались маленькими, в страхе прижавшимися друг к другу... сколько же здесь, черт возьми, гор!

– Почему?

– Потому что мне самому не нравится! – выпалил Хайд, словно его обвиняли в собственной беспомощности. Взявшись за ручку дверцы, обернулся к Кассу. Под взглядом Хайда, тяжелым, потухшим, злость того улетучилась. – Смотри туда, – махнул рукой. – Они здесь не для того, чтобы играть в долбаное поло, Фил! Им нужны мы – только мы. Шармар все уже устроил. В Пакистане больше не безопасно. – Он-то знал об этом уже давно, потому-то они в Гилгите, на пути в... Не надо ему говорить, пока не надо. – Нам придется... выбираться пешком. Ножками.

На Касса словно дунуло ветром. Он заколыхался, как белье на веревке.

– Я не могу, – наконец вздохнул он.

Прислонившись к "лендроверу", зачарованно и методично – так движется каретка пишущей машинки – забегал остекленевшими глазами по тянущимся к северу и западу горам.

– Поехали, – сказал Хайд, подталкивая к пассажирской дверце автомобиля. – Пешком не всю дорогу... но давай-ка сейчас, пока...

Поздно.

В дверях отеля появились хавилдар и его капрал. Стеклянная дверь скользнула на место, отражая их фигуры. И горы. Моментально обратили внимание на "лендровер" и стоящих рядом двух европейцев. Касс их не видел... потом повернулся и в безумном страхе посмотрел на Хайда.

– Давай садись, – приказал Хайд.

Один из них крикнул на урду, потом на английском. Пока что просто привлекая внимание, почти вежливо. Потом, когда Хайд, захлопнув дверцу за Кассом, будто не замечая, обошел машину и стал залезать на место водителя, более повелительно. Последовала команда. Солдаты заторопились, не то чтобы побежали, но ускорили шаг и, расстегивая на ходу грозно развевающиеся шинели, полезли за пистолетами.

Транспортный самолет приземлился и стал выруливать по полю. В выглянувшем на минуту солнце вращающийся ротор одного из вертолетов казался ослепительным сияющим щитом. Река, мелькнув, снова потускнела, стала холодной, враждебной. Хайд запустил мотор. Наик достал пистолет, но стрелять, видно, не решался. Сержант тоже, кажется, смутился – не перестарались ли. Хайд выжал сцепление. Лицо хавилдара с удивленно поднятыми усами прильнуло к окошку Касса, но машина, визжа шинами, рванула со стоянки и, подпрыгнув, выскочила на дорогу. В зеркальце ошеломленные лица замерших на месте солдат. Потом сержант, пошарив за пазухой, достал какую-то вещицу и приложил к щеке. Хайд круто вывернул "лендровер", чуть не столкнувшись с тележкой, доверху заваленной овощами и незнакомыми, похожими на крошечные легкие, сушеными фруктами. Солдаты, очевидно, вызывавшие подмогу, исчезли из виду. Но второй раз такие, как они с Кассом, путешествующие без бумаг, их уже не обманут. Касс с бледным осунувшимся лицом откинулся на сиденье. Они ехали параллельно посадочной полосе.

Между зеленовато-коричневыми военно-транспортными махинами, словно яркие конфетки, две-три частные или туристские авиетки.

Преобладают русские и французские вертолеты. Два недавно приземлившихся грузовых "Геркулеса". Дорога свернула на протянувшуюся через весь Гилгит Синема-Базар и летное поле. "Геркулесы" и солдаты, выходящие цепочкой из грузового люка на вновь украдкой выглянувшее солнце, исчезли из виду. Шармары использовали свои возможности. У них на содержании достаточно пакистанских генералов, чтобы то, что они задумали, исполнилось. А задумали они убрать их с Кассом.

Лавируя между свободно бродящими животными, едущими тележками, броско раскрашенными автобусами, военными грузовиками и джипами, "лендровер" мчался по бесконечному коридору из лавок и лотков. На людной площади Хайд круто свернул направо, потом налево, пробиваясь сквозь толпы пешеходов, хлынувших на Читрал-роуд, будто спешащих стать свидетелями предстоящей погони. Касс в ужасе смотрел вперед, как будто перед ним разверзлась земля. Не выдержит, не выдержит, вертелось в голове Хайда.

Восстановленная мечеть, поредевшая толпа, впереди открытая дорога, нависшие горы. Стадион для игры в поло почти полон. Волнение и рев болельщиков, словно непрерывно разбивающийся о скалы морской прибой. Потом пыльный город как-то сразу уступил место унылым, заброшенным, шатающимся под ветром палаткам, развалюхам из жестянок из-под бензина и мазанкам афганских беженцев. Большеглазые ребятишки, один без левой ноги, несколько тощих псов, потерянно глядящие мужчины, терпеливо несущие свое бремя женщины. Унылое зрелище нищеты и запустения. На всем словно многолетний слой пыли. Видневшийся в зеркальце минарет постепенно пропал. Позади пустая дорога.

Впереди тоже. Автобусы уже высадили болельщиков поло. В кои-то веки пришли по расписанию. Параллельно дороге несет густую, как застывшая грязь, воду река.

– Не могу, Хайд. Не могу! – прервал молчание Касс.

Казалось, неудовлетворен собой, но в то же время ищет виноватых; будто его ввели в заблуждение, обманули. Словно бы рассчитывал на награду, ожидал получить что-то почти за так... Однако в чем его винить? Два или три сломанных ребра, силы на исходе. Не выдюжит. Хайд здесь бывал, знает.

Хайд сбавил скорость, зеркальце запылилось. Сжал безвольно лежавшую на колене кисть Касса.

– Другого выхода нет, Фил, – терпеливо, как можно мягче, уговаривал он. Круто вывернул баранку, объезжая кучу валунов на краю дороги, и снова положил ладонь на руку Касса. – Поверь мне.

– Где же тогда долбаный Шелли? – как ребенок, всхлипнул Касс.

– Будет на месте. Условлено... Я говорил с его женой, она обещала передать! Роз знает, где мы должны быть к завтрашнему дню. Я взял Шелли за яйца, ему придется показать, на что способен.

– Как... где? – громко всхлипывая, спросил Касс.

– В Афганистане, – помолчав, спокойно произнес Хайд.

Касс, блеснув пустыми глазами, повернулся к нему безжизненным лицом.

– Где?

– По ту сторону границы. Туда они не смогут. – Или не станут. – Мы должны выбраться. Знаешь, от того места, где нам придется бросить "лендровер", всего десять-двенадцать миль, не больше. Осилим. Вверх по долине Ишкумана дорога доходит до Чиллинджи... по крайней мере, проходима для такой машины, как наша. Оттуда пешком по тропе. Справимся...

– Я просто не смогу, – не дослушав, окончательно отрубил Касс.

* * *

Это было одно из многочисленных владений семейства Шармаров в Дели и его окрестностях, но она всегда предпочитала останавливаться здесь. Дом не ее, но больше никто здесь не жил. Роскошное просторное бунгало в привилегированном анклаве Чанакьяпури, выходившее окнами на лесистый горный кряж, зеленый островок в окружении бетонных дюн города. Достаточно уединенное, чтобы крики павлинов не заглушались шумом машин на Сардар-Патель-марге. Здесь всегда дул прохладный ветерок. Иногда в окнах гостиной или малой столовой промелькнет ярким оперением птица или скользнет массивный силуэт самца голубой антилопы. Кажущаяся отдаленность от города, близость дикой природы, обнаженные тела ее и В.К., сидящих после случки у окна, прихлебывая шампанское... теперь эти видения вызывали у нее отвращение.

И Пракеш... застывший у белеющего в сумерках окна гостиной, рассеянно глядя на холмистую гряду. Еще ее пугали воспоминания о минувшем дне.

Стараясь не издать ни звука, Сара судорожно сглотнула. Шороха кондиционера почти не слышно, как будто они погрузились в молчание; все ее эмоции исчерпались в течение долгого дня, проведенного в ожидании, когда явится В.К. – а скорее, Пракеш – и начнет допрашивать относительно Роз... проклятая Роз! Ее великодушный жест, способствовавший побегу с поезда, теперь казался не только бесполезным – просто-напросто невероятной романтической глупостью. Пракеш по-прежнему стоял у окна, садившееся солнце ореолом очерчивало его фигуру и играло на стекле стакана и бутылки в его руках. Ей показалось, что за окном мелькнул выискивающий добычу орел или крупный коршун. Все виденное выводило из равновесия, наталкивало на мысли о самообмане, даром растраченной жизни. Она весь день просидела у окна, бездумно глядя на холмы, и место это опротивело ей, как оставшийся во рту привкус выпитого против желания спиртного.

Пракеш обернулся. Она постаралась казаться спокойной.

– Почему ты не явилась к нам на службу? – вкрадчиво спросил он.

– Было из-за чего? – ответила она. – В.К. в Калькутте. Выборные дела я не выношу. Извини.

Даже на темном лице видно, как блеснули глаза. Холмы позади него исчезли, и в дымном золотистом закате видны одни административные здания и многоэтажные дома.

– Должна была прийти и доложить мне! – отрезал он. – Ты отвечала за эту проклятую бабу! – Она почувствовала, как быстро бегут мысли. Он в комнате всего несколько минут, успел налить себе, торопливо, рассерженно, расплескав виски на кружевную салфетку. Рванулся к окну и застыл, восстанавливая дыхание перед разговором. Всего несколько минут. Ей мысленно хотелось спрятаться от него; или снова превратить в случайного робкого гостя... В того Пракеша, который когда-то служил лишь тенью брата. – Это ты дала ей удрать! Я тебе звонил – сюда, но, видите ли, она очень устала! – Он со злобой шагнул к ней, готовый плеснуть из стакана ей в лицо. Сара отшатнулась. Если уж он подозревает... Помолчав, яростно крикнул: – Где она, черт побери?

– Откуда я знаю? Пракеш, я же попросила прощения. Раздобыла пленки, кассеты. Больше в ее багаже ничего не нашла. Уверяю, что искала на совесть. Разве так важно, где она?

Пракеш Шармар был в нерешительности, по всей видимости, растерян, как будто не все от него зависело. Значит, не поймали тех двоих – любовника Сирины и любовника Роз, поняла она. Они, как и Роз, все еще на свободе. По какой-то причине Шармар страшился этой затянувшейся свободы. Неужели они так опасны?

– Может оказаться, что очень важно. Да, часть поручения ты выполнила неплохо, Сара. Но ты должна была следить за этой бабой, пока она не сойдет с поезда в Дели. Мы были готовы... – Остановившись на полуслове, отвернулся. – Мы бы о ней позаботились, – закончил он скороговоркой.

– Да она ничего собой не представляет. Какой от нее вред, право?

Пракеш повернулся к ней.

– На вокзале ты взяла и ушла от наших людей... почему?

– Устала! Думаешь, зная, чего вы от меня требуете, я спала в поезде?

Откинула с лица волосы. Один заработанный в Сринагаре синяк все еще болел.

– Я не мог сюда приехать, – проворчал он. – Только что выбрался. Не было времени сосредоточиться на поисках этой бабы. Понимаешь, сколько проблем возникло из-за твоей небрежности? Понимаешь?

Еще два коротких, стремительных, опасных шага в ее сторону; она снова отпрянула в угол дивана. Изысканность обстановки, как и ее собственная элегантность, казалось, утратили значение. Если даже Пракеш...

– Извини, – с насмешливым вызовом ответила она. – Твои люди не лучше. Даже не видели, как она сходила с поезда.

– Им уже дали понять, что к чему, – заявил он. – Но время упущено и поисками занимались идиоты! – взорвался он, словно мельницами, махая руками. – Куда она могла податься? – потребовал он. – Говорила что-нибудь? Есть у нее друзья, помощники, здесь, в Дели? За британским Верховным комиссариатом следят, разные конторы, которыми пользуются их шпионы, под наблюдением. Кого она собиралась повидать в Дели?

Ощущение такое, что он грубо трясет ее за плечи.

Сара покачала головой. Странно, он считает, что Роз бежала из Сринагара, а не из Индии. Видно, сказывается бюрократический образ мышления. Считает, что она обязательно будет искать помощи здесь, проходить по каналам?.. Может быть, из-за того, что Хайд все еще на воле. Обе пока еще в Индии, и он исходит из того, что в ней они останутся. Что предпримет Роз? Оставит Хайда одного? Нет, этого она не сделает... выходит, она все еще должна быть в Дели, пытаясь найти помощь.

– Не знаю. Если ее любовник шпион, то и она подастся к другим шпионам – верно?

– Не знаю.

В сумочке у Роз не было никаких билетов, во всяком случае, Сара их не видела. Много денег, туристских чеков, кредитные карточки – но ничего такого, что подсказало бы план побега.

– Давай думай! – взревел Пракеш.

– Не могу! – крикнула она в ответ. – У меня никакого представления, что она собиралась делать... что у нее на уме. Я же ее совершенно не знаю!

В глазах Пракеша затаенное, скрываемое подозрение. Больше не делал к ней никаких движений. Был в полной нерешительности. Не мог вообразить Роз, она не подходила ни под одну из известных ему моделей. Вернулся к темневшему окну. Холмы горбились невыразительной грудой, вверху еще порхали запоздалые пичужки. Сияние городских огней затмило закат.

Сара испуганно вздрогнула, услыхав осторожный стук в дверь гостиной. Пракеш резко обернулся.

– Да? – крикнул он.

В дверь чуть ли не ворвался возбужденный шофер.

– Сэр...

– Что там, Менон? В чем дело? – поспешил навстречу Пракеш, будто собираясь то ли обнять, то ли ударить.

– Сэр... аэропорт имени Индиры Ганди... сэр!

Пракеш машинально с торжествующим видом повернулся к Саре.

– Что? – взвизгнул он по-собачьи.

– Пришло сообщение, сэр... женщину опознали...

– Какой рейс?

На мгновение Сара была сильно раздосадована – точнее, разочарована. Роз бросала... нет. Она удирала, и при ней пленка, кассеты, улики. Возвращалась, увозя с собой выкуп.

– Она в комнате отдыха пассажиров первого класса "Эр Франс", сэр.

– Когда вылетает...

– Через пятнадцать минут, сэр!

– Что?.. Почему они не?..

– Опознали всего несколько минут назад, сэр. Так мне сказали.

– Свяжи меня со службой безопасности аэропорта... нет! Дай человека Рао в партийном центре. Скорее, Менон, скорее!

Он, будто на пожаре, заметался по комнате, не разбирая ни окон, ни дверей, не зная, к чему приложить силы. Затем с пылающим лицом встал перед ней.

– Сэр! – окликнул шофер, протягивая трубку.

– Сара! – выпалил он. – Надеюсь, что ты ничего не знала. С сегодняшнего утра и до сего момента, надеюсь, не знала ничего.

И, как счастливый любовник, почти бегом поспешил к телефону.

У Сары как при расстройстве желудка свело живот. Когда поймают Роз, та расскажет, что ей помогли сбежать с поезда, что они сговорились.

И В.К. отдаст ее в руки Пракеша.

* * *

Почти всю вторую половину дня она сквозь затемненное стекло смотрела на подернутые дымкой беспорядочные очертания видневшегося вдали Дели. Теперь же в маленький иллюминатор у ее кресла в первом классе "Боинга" видны только вспышки рекламы на здании аэропорта да посадочные огни; на месте Дели еле различимая светлая дымка. Роз откинулась в кресле. На видеоэкране, сопровождаемые громкими бессмысленными комментариями, демонстрируются действия в случае аварии. Закрыла глаза. "747-й", переваливаясь и подпрыгивая, катился к взлетной полосе, чтобы терпеливо встать в очередь. Она пугалась собственного прерывистого дыхания, в котором впервые с тех пор, как она вошла в комнату отдыха "Эр Франс", чувствовалось облегчение.

Дели ломился в окно. Аэропорт имени Индиры Ганди казался маленьким островком, в котором невозможно спрятаться с малейшей надеждой на успех. Город враждебно вздыбился за темным стеклом.

Зеленые, красные, белые огни... пробегают мимо уменьшающимися цепочками, текут, как масло, мимо иллюминатора. Ночь полыхает огнями самолетов, мчащихся по взлетной дорожке, прежде чем огромной темной иглою подняться в воздух. Дыхание успокоилось.

На коленях перевернутая вверх ногами раскрытая книга. Туфли сброшены, наушники засунуты под бок, на подлокотнике нетронутый бокал шампанского. Соседнее кресло пустует, напоминая об отсутствии Хайда, – впервые обошлось без упреков по поводу издерганных нервов, томительных часов, проведенных в комнате отдыха первого класса. Самолет отправлялся по расписанию – время теперь двигалось нормально, текло целыми, незаметными минутами. В приглушенном свете кабины взглянула на часы – восьмой час. В на две трети пустом первом классе тихо, спокойно. С заученной улыбкой на лице, машинально взглянув на нее, мимо прошла бортпроводница. Невыразительный взгляд наткнулся на усталую полную женщину средних лет. Роз облегченно вернулась к привычному образу жизни, снова стала собой.

Даже принимая во внимание восьмичасовой полет, в конце которого будет ждать Шелли, снова будет нужно действовать, делать все, что потребуется, чтобы вытащить из Кашмира Хайда с Кассом... в пудренице крошечный кусочек туалетной салфетки. С тех пор как Хайд положил его туда, она на него даже не взглянула. Могла только показать Шелли, как им пользоваться, не вникая в содержавшуюся там информацию. Шелли должен быть в Париже... Болела голова, виски, будто стянуло обручем. Поглядела на шампанское и, махнув рукой, отвернулась к окну. Видеоинструктаж по безопасности кончился тщетным призывом быть внимательными, и экран погас. Мимо иллюминатора скользили огни... медленнее?..

"747-й" замедлил движение, огни замерли, превратились в уходящую в даль цепочку неподвижных точек. На взлетной полосе взревел другой авиалайнер, давая понять, что ее рейс застрял. В плохо слышном динамике на ломаном английском разнеслось объявление командира корабля:

"...задержка... незначительная... приносим извинения за неудобства... всего несколько минут..."

Роз, уже освоившаяся в кабине, привыкшая к приглушенному свету, сбросившая с плеч груз тревог, опустошенная, была, скорее, озадачена, чем встревожена. Четверть восьмого.

К фюзеляжу "Боинга", поднимаясь на ходу, подкатил управляемый сикхом в тюрбане и белой рубашке пассажирский трап. Сзади черный лимузин со слепыми стеклами. Позади Роз открылась дверь салона, и внутрь, соперничая с кондиционером, ворвался теплый ночной воздух. Она повернула голову – просто из любопытства. Какая-нибудь опоздавшая важная шишка из местных... могли задержать вылет из-за дипломата или финансового туза. Остальные пассажиры первого класса, довольные задержкой, весело улыбались, предвкушая увидеть, кто там, запыхавшийся, вспотевший, взбежав по ступенькам, с виноватым видом появится в дверях.

У ступенек двое, третий, видимо, давая последние указания, взмахом рук торопит в самолет. Двое кивают, потом спешат вверх по ступенькам. Почти без багажа – чемоданов нет, на двоих один небольшой портфель. Французская бортпроводница встречает почтительным ободряющим взглядом – правда, ни один из них совсем не выглядит смущенным – и указывает на два места напротив Роз, по ту сторону прохода. Дверь закрылась, трап и лимузин тут же скрылись за хвостом самолета.

Отвернувшись от окна, стала устраиваться поудобнее, захлопнула лежащую на коленях, книгу, придержала бокал с шампанским, затрясшийся от движения самолета... и тут заметила, что новые пассажиры внимательно ее изучают. Двое стройных молодых индийцев в хорошо пошитых костюмах, почти не обращающих внимания на любопытные взгляды остальных пассажиров. Они смотрели на нее, как будто тщательно сравнивая ее лицо с фотографией, которую им приказали запомнить. Опознают.

Когда самолет выкатил на взлетную полосу и в иллюминаторе появились теперь далекие здания аэровокзала, они, казалось, остались удовлетворены. Один снял пиджак, и снова застегнул привязной ремень.

Теперь они не сомневались. Самолет тот самой... и она на борту. Летят с ней...

* * *

Последний луч света на самой высокой вершине погас, словно выключили лампочку, – сразу полная темнота. Тут же вспыхнули фары, как будто не от его руки, а сам "лендровер" среагировал на темноту. Тонкий снежный покров больше не отражал достаточно света, чтобы можно было ехать дальше, определяя направление по снегопаду. Хайд взглянул на Касса. Тот дремал, оглушенный болеутоляющим: боль в сломанных ребрах была невыносимой. Хайд понимал, что Касс чувствует себя, как чувствуют некоторое время спустя после страшной катастрофы. Подключенный к аккумулятору кассетник издавал монотонные звуки, пытаясь пробиться до сознания Касса, находящегося будто в состоянии мозговой комы. "Не уходи, Рене"... "Какой чудесный мир"... Записи хитов шестидесятых и семидесятых годов, кажется, до него не доходили.

Касс отгородился от будущего, потому что оно пугало его, неумолимо надвигаясь сквозь ветровое стекло... частично из-за того, что он дальше не мог... А частично просто от изнеможения и растерянности. Не бери пассажиров, всегда говорили ему. Пиратская кассета, купленная на делийской улочке, когда он наблюдал за домом Лала, безнадежно плоха. Сквозь шипение и треск доносилась "Двадцать четыре часа от Талсы". Касс, возможно, предпочел бы Брамса или мелодии индийских par, но ни того, ни другого не было...

...да и самому надоело. Выключил магнитофон, и в машине сразу воцарилась гнетущая тишина. Потом слух стал улавливать надрывное завывание мотора, скрип рессор, шуршание дворников, счищающих поваливший снег. По его предположениям, они в лучшем случае находились в получасе езды от Чаторханда, расположенного в долине Ишкумана. Тянущаяся вдоль реки дорога доступна только машинам с четырьмя ведущими, пешеходам да запряженным ишаками повозкам. Над дорогой нависли деревья. Машина сотрясалась под непрерывными порывами ветра. Касс, казалось, загипнотизировал себя, оставаясь в забытье... ладно, приятель, твое время впереди...

Рядом с дорогой огромным черным стеклом раскинулось озеро. В одном месте от черного зеркала удирала, прячась, узкая извилистая речушка. Сквозь снежное месиво и мерзлую осоку фары высвечивали одинокие, печально согнувшиеся деревья. Хайд смотрел на почти скрывшуюся под снегом дорогу. Глаза привыкли к свету фар, хотя он с неменьшими опасениями помнил о их предательском блеске, чем в момент, когда их включал. В гаснущем свете дня он видел, как вертолеты, спускаясь к склонам гор, высокогорным лугам и берегам рек, каждый раз, прежде чем взмыть вверх, оставляли несколько крошечных фигурок. Начиная от Сингала, вдоль дороги на Гакуч. Потом он повернул на север, путь более опасный и поэтому непредвиденный. Почти час в небе было чисто, потом в высоте возникла точка, за ней другая... устремляющиеся вниз, зависающие, откладывающие маленькие черные яйца и вновь удаляющиеся прочь. Он определенно знал, что впереди них находятся войска... и позади войска. На единственной дороге будут завалы, на той самой, которая в Чиллинджи, все еще на территории Пакистана, сужается до пешеходной тропы.

Справа под рукой, как вторая рукоятка тормоза, автомат. За поясом пистолет, второй в кармане парки, в которую Патрик был вынужден облачиться из-за резко упавшей температуры.

Подобно насмешливой улыбке, над горами выплыла луна. Выключив свет, затормозил машину. Колеса, заскрипев покрышками, пошли юзом – к востоку от Гакуча менял задний лопнувший скат. Снегопад усиливался. Открыв дверцу, вылез из машины. Мрачно скрипнули башмаки. Посмотрел под ноги. На носках белеет снег. Пар изо рта моментально уносит ветром. Сразу онемели щеки. Позади в машине дремлет Касс. Пока что механическая и электрическая части машины не подводят. Бензина тоже хватит – что на исходе, так это время и дорога. Потер перчатками закоченевшее лицо, как будто стирая огорчения. От холода звенит в ушах. В ночи никаких других звуков. За одним из поворотов, или за следующим, или еще за одним ждет патруль озябших, уставших от ожидания, подозрительных солдат – вот и все. Стоп. Дальше некуда.

Со злостью пнул ногой переднее колесо. Проклятье!

Промозглая духота "лендровера", навязанное присутствие Касса, гнетущее бремя ожидания ближайшего будущего – все вызывало ощущение, какое испытываешь после семейной ссоры с нелюбимой половиной. Его трясло от беспомощности, безвыходности. Продолжал тереть лицо, но это не помогало найти выход из созданного воображением замкнутого круга. Как бы стараясь разозлить ненавистного соседа, саданулся спиной о дверцу машины. В кронах сосен тяжело вздыхал ветер. Черная холодная поверхность озера морщилась, как шкура древнего животного. Потрескивала осока.

Где-то впереди через несколько часов этому придет конец. Не этому – ему. На этот раз все по-другому, слишком по-другому, чтобы выжить. Даже Афганистан стал другим; по крайней мере, не таким, каким он его помнил. У него ни разрешения, ни официального положения. Заблудился в коридорах власти, получил временную работенку, ни тебе уважения, ни надежной поддержки. И нет никого, даже Роз, кто знает, где он. И с ним пассажир, которого придется бросить, когда весь вопрос в том, как этого избежать.

Уныло открыл дверцу "лендровера". Касс, стряхнув дремоту, обратил к Хайду бледное, лишенное выражения, изможденное лицо. Кровоподтеки, черные мерцающие дыры глаз.

– Ты в порядке? – спросил он.

Хайд, встряхнув головой, прочистил горло.

– Что надумал?

Касс обхватил руками в перчатках живот, словно у него сильное расстройство. Голова упала на грудь, в остывшей машине от дыхания запотело переднее стекло. В волосах Хайда таял снег, стекая ледяными струйками за уши и на шею. Снег залепил стекло, озера не видно. Он вдруг увидел, как много навалило снега за те несколько минут, что он находился снаружи.

– Я... я попытаюсь, – безнадежно произнес Касс.

– Еще как получится, – начал Хайд и более мягко добавил: – Уверен. Только не волнуйся.

Запустил мотор и потянулся к выключателю фар.

В залепленное снегом ветровое стекло ударил свет встречных фар и бешено запрыгал по кабине призрачным подобием внутреннего освещения. По узкой дороге навстречу двигалась машина.

– Вляпались.

Касс прикрыл рукой искаженное страхом лицо. Хайд сжал баранку, чувствуя, как дрожат руки.

– Что?.. – начал было Касс.

Хайд нерешительно повернулся на сиденье, словно ища запасный выход. Скачущие, как на дикой лошади, лучи фар скрестились. За их светом ничего не разглядеть. Осоку залило светом. В расчищенном дворником ветровом стекле виден валивший в скрещенных лучах снег.

Хайд бросил автомат в задок "лендровера", завалил тяжелым громоздким рюкзаком. Потом, многозначительно взглянув на Касса, приветливо потряс перед собой сжатыми вместе ладонями.

– Тяни время, – бросил он. – И будь настороже.

Касс со страшно довольным видом шарил по карманам парки, ища пистолет, который дал ему Хайд. Боже милостивый...

Хайд вышел из машины, захлопнув за собой дверцу. Лучи фар, будто руки, ощупали его. Машина остановилась на краю озера почти вплотную с "лендровером". Хайд оказался опасно зажатым между боками машин. Это был "УАЗ-469" русского производства, выглядевший как дешевая подделка их собственной машины. В Российской Федерации, на Украине каждый проходимец и его мама торговали всем, что можно превратить в наличность. Предпочтительнее фамильным арсеналом, чем фамильным серебром. Хайд помахал рукой. Рассудок так же спокоен и сдержан, как выражение лица. Позади водителя должны находиться шесть человек. Задний клапан русского джипа затрещал от примерзшего снега. Притоптывая ногами и хлопая руками, Хайд, простодушно улыбаясь, ждал, пока, отделившись от машины, из темноты возникла фигура в шинели. Из чрева "УАЗа" за ней молчаливо последовали еще двое. Из снежной круговерти черными палками торчали стволы автоматов. Сквозь залепленное снегом ветровое стекло ухмылялась рожа водителя с сигаретой в зубах.

– Добрый вечер, – произнес Хайд, протягивая правую руку. Левая за спиной, готовая схватиться за пистолет. Вытянутая рука тоже готова выхватить пистолет из кармана. – Кто-нибудь говорит по-английски?

У первого – высокого, горбоносого, со сверкающими глазами, в шапке-ушанке – погоны майора. Снег сплошной стеной сыпался в освещенное фарами "УАЗа" пространство. Национальное происхождение автомобиля в какой-то мере успокаивало, что-то более знакомое, чем окружающий пейзаж, и непосредственное будущее. Воспоминание о старых играх.

– Да. – На шинели планка медали "Хилал-и-Джураат". За Отвагу. – Я говорю. Кто вы такие? Ваши документы.

Как бы подчеркивая окружающую их безбрежную пустоту, глухо завывал ветер.

– Геоморфологи, ясно? – чуть вызывающе, как и подобает знающим дело специалистам, ответил Хайд. – Снимаем показания сейсмических приборов, проверяем наши точки, оборудование... – Засмеялся. – Здешние обитатели имеют привычку тащить, что плохо лежит!

Еще один легкий укол. Услышал, как Касс со скрипом опускает залепленное снегом стекло. Хорошо, значит, слушает экспромт, так как не успели в порядке профилактики сочинить ничего подходящего.

– Сейсмология? Каракорумская программа проводилась много лет назад, – заметил майор. – С тех пор никаких других экспедиций.

Хайд пожал плечами.

– А-а... подбросили немного деньжат. Проверяем старые точки, готовим к работе, – скучным голосом, как будто надоело объяснять, произнес он.

– Значит, будет новая программа?

Позади майора с автоматами на шее притоптывали ногами солдаты, капрал и рядовой. Между Хайдом и майором стеной валил снег; майор с интересом наклонился к Хайду. Вода в озере шуршала с таким звуком, словно комкали бумагу.

– Возможно. Вот проверяем. Стоит денег, должен вам сказать. Суссекский университет, Англия... – Снова, не снимая перчатки, протянул правую руку, на которую майор опять не обратил внимания. Сунул ее обратно в карман, ощущая тепло парки и тяжесть второго пистолета. – Название что-нибудь вам говорит... а, майор?

Убирай скорее раздолбая, лихорадочно вертелось в голове. Чувствовал, что уже не в состоянии сдерживать себя.

– Возможно. Документы сказали бы значительно больше. Сэр.

Ирония физически ощутима, как металлический привкус во рту.

– Пит! – крикнул он, обернувшись к залепленному снегом ветровому стеклу "лендровера". – Дай бумаги, приятель. Майор не верит на слово, кто мы такие!

– Ваш ассистент?

– Вообще-то, старший лектор. Чуть ли не мой босс, – возразил Хайд. – Поскорей, Пит, холодно!

Давай придумывай.

– Я думал, они у тебя, – ответил Касс. За ветровым стеклом шевелилась неясная тень. Хайд молил Бога, чтобы Касс держал пистолет наготове. – В бардачке и в кармане на дверце нет, я смотрел. Черт возьми, Билл, последний раз они были у тебя в Гуписе... или в Пингале?

Если верить, то едут они совсем с другого направления, с запада на восток. Молодчина, Касс.

– Уверен? – нажимал Хайд, подвигаясь к дверце водителя. Открыв дверцу, подмигнул Кассу. – Мне казалось, что последний раз показывал бумаги ты? Помню, как ты клал их в карман на дверце, хорошо помню...

– Да нет, это была карта!

Захлопнув дверцу, с виноватой улыбкой озадаченно похлопал по карманам.

– Послушайте, знаю, что глупо, но никак не можем найти бумаги! – засмеялся Хайд. – Черт! Ой, извините... право же, я знаю, как важно, когда надо, предъявлять документы, но мы, поверьте, в самом деле заняты научными изысканиями... кому здесь еще быть? Самое забытое Богом место на всей планете. – Снова смущенно, как бы через силу, засмеялся.

– Вот как! – воскликнул майор. Мгновение поколебавшись, подошел к дверце Касса и распахнул ее, шаря фонариком внутри кабины. – Не могли бы выйти... сэр? – Когда Касс вышел, заметил: – Похоже, вы себя неважно?..

– Пустяки. Несколько синяков. Поскользнулся, упал.

Касс почти вскрикнул от боли. Солдат словно ударило током. Тяжело дыша, Касс привалился к дверце "лендровера". Хайд почувствовал, как тряхнуло машину. Касс, скорчившись, держался за ребра. Майор ткнул его, как и рассчитывал, в самое чувствительное место. Личность установлена.

Гордый своей проницательностью, майор, растянув губы в высокомерной улыбке, ликовал.

– Очень неудачное падение, мистер Касс?..

Потом, поняв, что остроумие может обернуться боком, сразу повернулся к Хайду...

...выстрелившему дважды, трижды, пока не свалился убегавший капрал.

– Стреляй в эту сволочь! – крикнул Кассу Хайд и, повернувшись, выстрелил из неудобного положения поперек кабины.

Награжденный за отвагу майор, отпрянув в сторону, спрятался за машиной. Звуки двух выстрелов, как эхо локатора, раздались почти одновременно. Хайд повернулся и выстрелил в кабину "УАЗа", в испуганное лицо водителя. Лицо исчезло. Следующий выстрел из-за задней стенки "лендровера" – Боже, что он наделал! – и Хайд надежно защищен от сидевших в "УАЗе". Внутри встревоженные голоса, чуть ли не паника. Не решился посмотреть, как там рядом с "лендровером", предпочел пока не знать. Вместо этого вытащил из-под рюкзака автомат, переключил на беглый огонь и с долгим страшным криком разрядил всю обойму.

Тишина, лишь глухое завывание прилетевшего издали ветра. Скрипя башмаками по жесткому снегу, Хайд вышел из-за "лендровера". Два тела, в шинели и в парке, почти в обнимку, две бесформенные недвижимые массы.

Молчание, ветер, снегопад, черная рябь на озере, скрип гнущихся под ветром сосен. И рядом с "лендровером" в истоптанном, разрытом снегу два тела.

Господи, нет...

* * *

В.К. сидел напротив нее за кофейным столиком. На диванчике и по полу разбросаны газетные вырезки, похожие на плохой пергамент ленты факса, сводки, оценки, распахнутые папки. Пракеш говорил, а он просто разглядывал Сару, как будто после долгой супружеской измены собираясь снова вернуться к бессмысленной суете домашней жизни. Выражение лица почти не изменилось – с него лишь постепенно сошел возбужденный румянец, поддерживаемый и даже разжигаемый сообщениями помощников и высокопоставленных партийных деятелей. К этому времени почти всех отпустили. В накуренной гостиной при свете лампы сидели только они трое. За высоким окном буйствовали огни Дели. Холмы прятались во тьме – лишь изредка мелькнут фары машины. Почти как в Центральном парке.

Бунгало, почти как временная обитель, а сама она как гурия, считающая минуты расположения своего господина. Напугана, полна презрения к себе, в неопределенном положении между ближайшим прошлым и ближайшим будущим.

– Значит, они на борту? – будто не веря, внезапно спросил В.К.

Пракеш кивнул.

– Двое. Женщина уже была в самолете... мы успели подсадить.

– В Париж, Пракеш?

– Чтобы сбить нас со следа. Она просто удирает, В.К. С ее стороны ничего не грозит, в Лондоне никаких подозрений.

– А мужчина?

– Найдем, В.К.

– Уверен? – вмешалась Сара. Как чувствительное насекомое – усики мгновенно реагируют на любое сотрясение дымной атмосферы. Сожалеет о том, что наделала... эта проклятая, проклятая баба!.. Состояние – как будто находится под гипнозом или чем-то заразилась. – Ты уверен, Пракеш?

Все повисло в воздухе, медленно падая вниз – бесценный фарфор его честолюбивых мечтаний... которые, ради всего святого, она, в отличие от похотливой коровы, его жены, делила с ним все эти годы.

И вот она оступилась, помешав беспрепятственному воплощению в жизнь этих мечтаний. Что она наделала?

И что они сделают, если узнают?

– Уверен. Всего лишь вопрос времени. Не сомневайся, В.К. Новости хорошие! – заверил Пракеш, подбадривающе потрепав лежащую на подлокотнике руку брата.

– А как с женщиной? – Молчание, затем вопрос: – Когда? – Почти шепотом, украдкой бросив взгляд на Сару: возможно, смущен, что она стала свидетельницей его жестокости.

– В первый подходящий момент. Во время полета, даже после... Никакого насилия. Сердечный приступ...

В.К. быстро согласно кивнул, не желая вдаваться в подробности. Пракеш поднял на нее тяжелый испытующий взгляд. Она внутренне сжалась, хотя внешне оставалась спокойной. Даже непринужденно отхлебнула виски. Кажется, пронесло.

Роз уберут. Не доставят назад... не станут допрашивать, просто убьют...

...тогда удачи им, кто бы они ни были. Единственный способ уцелеть ей самой...

* * *

– Ты о'кей? – наконец спросил Хайд.

Руки на баранке. Болит плечо. Они находились где-то между Бохртом и Чиллинджи, дорога становилась все хуже. Узкая, крутая, извивающаяся, как живая, готовая сбросить их вниз, скрытая все еще падающим снегом. Теперь уже почти буран. Хайд повредил плечо, взваливая тела майора и двух солдат в "УАЗ". Внутри были тела еще двоих и водителя. Все мертвые. Прошиты очередью из автомата. Всюду кровь, сладковато пахнущая, несмотря на мороз. Он ушиб плечо тогда или несколько минут спустя, когда, обыскав машину, выпрыгивал, пустив ее под откос в воду. Забрал еду, термосы с горячим чаем и кофе и боеприпасы. Упав ничком, дернулся от боли, глядя, как машина, пуская пузыри, уходила под тонкую закраину льда в темную воду. Выпустив последнюю порцию пузырей, черная вода, шумно чмокнув, сомкнулась.

– Что? – пробудившись и охнув от боли, переспросил Касс. – Порядок.

Наклонил голову, как бы с трудом выдерживая порыв сильного ветра, не ожидая ни перемен, ни облегчения, ни помощи. До границы меньше двадцати миль... да и кровь, кажется, перестала идти. Пуля майора пришлась Кассу в бок, пройдя сквозь мышечно-жировую ткань под самыми ребрами. Парку опалило порохом, когда Хайд распахнул ее, чтобы осмотреть рану, рубашка была в крови. Аптечка в "УАЗе" оказалась получше, чем у них, и он воспользовался ею, чтобы подлатать Касса. Лицо майора было кровавым месивом. Вторая пуля Касса, должно быть, достала майора, когда он повернулся, и, войдя под основание черепа, вышла спереди.

– Ладно, – пробормотал Хайд.

Они огибали огромную махину Коз-Cap высотой почти двадцать две тысячи футов. За ней перевал Чиллинджи, ведущий в Афганистан. Наверное, не дальше восемнадцати миль... пятнадцать из которых придется идти пешком. Перевал на высоте семнадцать тысяч футов. После Чаторханда они все время поднимались по узкой речной долине. Погода ухудшилась, стала как свирепый зверь, преследующий добычу, которой от него не уйти. Хорошо, что буран – не летают "вертушки"... Выдавал свет фар, но без него через сотню ярдов сверзишься в реку. Снег застилал видимость, даже казалось, что лепил прямо в глаза.

Сколько сможет пройти Касс? Из головы не выходили мысли о неизбежном.

Задние колеса "лендровера", взвизгнув, заскользили, но благодаря сцеплению машина выровнялась, медленно, словно черепаха, обогнула островерхую скалу и снова стала карабкаться вверх. Чернота за обрывом создавала впечатление, что темная вода реки доходит до освещенной фарами дороги. Редкое чахлое деревце, потом кучка, словно в страхе жмущихся друг к другу, елочек. При порывах ветра в разрывах снежной завесы проглядывает грозная стена западного склона Коз-Сар.

После Чаторханда они не встретили ни единой души. В Имите тишина, редкий свет лампы, отблеск очага. В Бохрте то же самое. Военных не видно, хотя к тому времени они должны были знать, что патруль во главе с майором пропал или попал в беду, потому что он не отвечал на радиовызовы и не обозначал свое местонахождение. Его станут искать, а дорога только одна, эта самая, ведущая на север, к границе. К перевалу Чиллинджи, если только не сочтут, что те свернули на северо-запад, к Ишкуману. Нет, они знают, что джипу легче двигаться прямо на север.

Молилась ли ты на ночь, Дездемона?.. Лучше, черт возьми, не скажешь, приятель. Покосился на снова затихшего Касса, болезненно дергавшегося, когда "лендровер" подпрыгивал на рытвинах. К черту. Отелло напомнил ему о Роз и ее культурных вылазках в рамках программы по его воспитанию... о Роз, где бы она сейчас ни была, и тонкой ниточке, за которую держались они с Кассом...

...отгоняя наваждение, заморгал глазами, но метель не утихала, затрудняя видимость. Через полчаса надо будет бросать "лендровер" и выходить навстречу непогоде. Внутри машины уже холоднее, плохонькая печка без особого успеха выплевывала по каплям тепло. И сумеет ли еще Шелли, черт возьми, послать кого-нибудь к ним сюда, в зажатый между Таджикистаном и Пакистаном и указывающий в сторону Китая тонкий перст афганской территории? Ведь сюда не ведет никакой путь, не так ли? На этот раз ты влип, по-настоящему влип!

Лучи фар скользили по блестевшему на краю дороги замерзшему водопаду... запрыгали, снова скользнули. Освещая фарами водопад, "лендровер", как вспугнутый зверь, подался назад. Хайд манипулировал ножным тормозом и акселератором, дергал за рукоятку ручного. Скрежет разбудил Касса.

– Что?..

Доброй ночи, Вена... Машина скользила по припорошенной снегом наледи, и ему было не удержать медленное неумолимое скольжение к краю дороги и обрыву в реку. Обрыв невысокий, даже пологий, можно еще уцелеть...

– Сигай скорее, твою мать! – заорал он, толкая Касса. – Прыгай, говорю!

Белое, ничего не понимающее лицо, потом сработал механизм самосохранения. Ледяной воздух в открытой дверце, потом пустота на месте Касса, катящаяся в свете фар фигура. Фары лениво заскользили по водопаду, Кассу, следам машины на снегу, черно-белым заснеженным ветвям деревьев и уткнулись в черноту неба. Машина, сделав изящный пируэт на голом льду, взревела повисшими над пустотой передними колесами. Лучи фар нырнули за край дороги, освещая черную гладь, как показалось, узкой и очень далекой речки. Шаря лучами по склону, "лендровер" сполз с дороги и повис в воздухе.

 

15

Неоткрытая страна

В Дели – или где он там находится – теперь полночь. Поглядела на часы, наверное, в сотый раз. На вделанном в спинку переднего сиденья крошечном экране беззвучно мелькали глупо улыбающиеся лица. Она не решалась надеть наушники, отгородиться от глухого рокота моторов и звуков салона... или упустить малейшее движение одного из них, или обоих, в ее сторону. Не смела уснуть. Словно полевая мышка, испуганно ожидающая, что над ней вот-вот нависнут белые совиные крылья, отщипывала кусочки с подноса, который не дала убрать. В Париже семь вечера, темнеет. Еще целых два с половиной часа этого ужаса!..

Разложенный перед ней поднос то придавал ей уверенности, то, наоборот, вызывал ощущение ловушки. Бортпроводницы теперь почти не проявляли внимания, появлялись редко, будто нерадивые часовые на обходе. А эти двое могли пересечь проход, когда заблагорассудится. Игла, таблетка, что-то незаметное, чего не обнаружишь до вскрытия. Женщина умирает во время полета от сердечного приступа. Обнаружили, когда забирали поднос... – перед самой посадкой – ужасно... казалось, она спит. Конец рассказа. Дорожная сумка, скорее всего, исчезнет, но кому придет в голову связать ее исчезновение с двумя индийскими дипломатами, севшими в самолет, когда тот выруливал на взлетную дорожку?

Никому.

Два с половиной часа.

Роз даже не была уверена, что Шелли встретит ее в аэропорту имени Шарля де Голля. Она звонила из комнаты отдыха "Эр Франс", но Шелли не было на месте. Лишь узнала, что Элисон передала ему сообщение Хайда. Но... Я не смогу позвонить Питеру еще раз, он просил не звонить. Сказал – не звони сюда. И вы тоже, – добавила Элисон.

Итак, что, черт возьми, он намерен предпринять? Что-нибудь или ничего? Должно быть, ничего. Его небольшая несанкционированная операция, как дурной запах, пущенный за столом, поставила его в неловкое положение. Зажмет нос и станет надеяться, что запах рассеется. Просто оставит без внимания...

Как в таком случае избавиться от них? В туннелях аэропорта имени Шарля де Голля, в багажном зале, у таможенников?..

Если доберешься туда!

Поглядела в их сторону. Один, казалось, спал. Другой, в кресле у прохода, смотрел кино. Какой-то фильм о красотке и ее дружке... о, дружок, как ты мне сейчас нужен. Тот, что смотрел кино, скрывая лицо за наушниками, время от времени бросал взгляды в ее сторону. Кажется, готов терпеливо ждать, пока она не угомонится. Ему-то определенно известно, что ее ждет.

Пересохло во рту. Сейчас она позвонит, чтобы попросить стакан минеральной воды, продемонстрирует, что не спит, и предъявит бортпроводницу в качестве своего телохранителя.

Пошарив дрожащей рукой, нажала кнопку.

* * *

– У тебя все нормально?

Они перекликались единственно ради того, чтобы черпать друг в друге уверенность. Слова Касса терялись в завывании ветра и стоявшему внизу Хайду казались не громче шлепков лепивших в лицо снежных хлопьев. Хайд сквозь белое месиво смотрел на вершину склона, вниз по которому нырнул "лендровер", закончивший свой путь, ткнувший носом в реку.

Дважды или трижды он чуть было не выпрыгнул, но вместе с машиной, мотаясь из стороны в сторону и прыгая по усыпавшим берег камням, продолжал нестись вниз. Машине пришел конец, но она не загорелась и не унесла их запасы в черную воду. Теперь, после того как он поднялся наверх, остановил снова начавшееся у Касса кровотечение и снова спустился по спасенной веревке, он не хуже местного бандита шмонал машину. В двух рюкзаках – один из них слишком велик для Касса, но нести все равно придется, – туго связанная палатка, вторая веревка, ледоруб, альпинистские кошки, компас, ручные фонарики...

– Да! – крикнул он Кассу.

Поджечь эту проклятую штуку или оставить как есть? Оставить. Пора двигаться.

Подтащил оба рюкзака по камням до конца веревки, привязанной наверху к небольшому крепкому деревцу, в ветвях которого жалобно завывал ветер. Взял все необходимое. Засовывая в рюкзак промокшую парку и прилаживая рюкзаки, посмотрел вверх. Порядок...

Где-то на пределе видимости столбик света. С трудом повернул голову. Вдоль черной поверхности реки полз светящийся палец. Саму руку, двигавшуюся темной массой на фоне Коз-Cap, за снегом почти не видно. Вертолет. Направленный вниз луч прожектора, то появляющийся, то исчезающий в снежной круговерти, следует руслу реки. На высоте семидесяти – восьмидесяти футов изящно, словно танцор, движется по долине реки параллельно дороге. Должно быть, при помощи радара или компьютерной карты. На одной стороне темной массы приветливо светится квадратное оконце. Через открытый грузовой люк, должно быть, разглядывают в инфракрасный бинокль дорогу.

Тяжесть двух рюкзаков, висевшего на груди автомата и запасных магазинов свинцом прижимала к земле. Как козел на привязи. Скользя подошвами, стал подниматься по веревке. Крикнул Кассу:

– Пригнись, раздолбай!

Второй рюкзак соскальзывал с ушибленного плеча, тянул назад. Автомат стучал по животу. Светящийся палец вырос до размеров ноги, марширующей в сторону полузатонувшего в Ишкумане "лендровера". Рукам больно подтягивать тело в бешеной гонке вверх по осыпи и острым камням. Наконец из последних сил перевалился через верх и рухнул у края дороги. Касс, ища поддержки, протянул руку. Оттолкнув ее, Хайд перевернулся на живот, следя, как луч движется, движется... остановился, шагнул назад, завертелся на месте, как будто растаптывая окурок, наткнулся на "лендровер". Ласково, словно пса, погладил его. Грохот моторов и роторов большого русского вертолета гулко отдавался от скал в узкой, как щель, речной долине. Снова-здорово, хватая ртом воздух и дрожа от холода, подумал он. Грузовой люк открыт, в квадрате света два человеческих силуэта. Вертолет резко снизился к "лендрове-ру", луч прожектора уперся в небо.

– Неужели сядут? – прокричал ему в ухо Касс, рев вертолета заглушал слова.

– Не думаю... – начал было Хайд.

Из открытого люка "Миля", заставив его вздрогнуть, вырвалось пламя. Взрыв ракеты поглотил "лендровер". Почти сразу само пламя стало еле видным в снежной круговерти. Ему показалось, что он слышит доносящиеся из "Миля"торжествующие крики. По склону застучали обломки машины, ветром донесло запах бензина и металла. Второй взрыв. Мгновенная ослепительная вспышка, затем "Миль" упал еще ниже, зависнув рядом с колеблющимся пламенем костра. Выпустил колеса, но не осмеливался сесть на каменистый берег реки. По тащившейся по земле веревочной лестнице спустились двое и опасливо подошли к обломкам. Бензин уже выгорел, но оба проявляли беспокойство. Слышны крики, видны взмахи рук. В рупор что-то ответили.

Двое поднялись обратно по лесенке в освещенное отверстие в боку вертолета. Потом, спустя минуту, ротор загудел иначе, в землю снова уперлась светлая нога и осторожно, будто на цыпочках, двинулась прочь от обломков, направляясь вдоль реки к северу. Шум постепенно удалялся.

Снова донеслось завывание прилетевшего из тысячемильной пустыни, неотравленного гарью ледяного ветра. От запоздалой реакции бросило в дрожь, в сердце закрался страх. Посмотрел на Касса, провожавшего взглядом удаляющийся луч, снова ставший пальцем, потом едва заметным пятнышком, потом оптической иллюзией.

– Черт побери, – выдохнул Касс, – ты же был внизу!

– Нет, не был. Был вот здесь, смотрел. – Выразительно поглядел на Касса. Тот испуганно закивал, глотая слюну. – Хочешь попить?

– Не прочь, а ты?

Кофе в термосе еще не остыл. Принадлежавший майору густой сладкий кофе. Патруль пропал, теперь из-за него поднимется адская заваруха.

– Держи.

Касс благодарно взял крышку от термоса и принялся с наслаждением, будто нашел оазис, прихлебывать кофе. Хайд был в полном изнеможении, к тому же, сидя в мокром снегу, вымок до нитки и теперь закоченел от холода. Глотнул из термоса теплой жидкости, так и не почувствовав тепла в желудке. Выплеснул остатки кофе. Касс чуть ли невиновато вернул пустую чашку. Хайд сунул термос в рюкзак. Два рюкзака, два автомата, палатка, остальное беспорядочно распихано по карманам парок. Карта? Американская армейская карта, серия У502... ну прямо Хиллари с Тенцингом. Интересно, найдется ли у Касса флаг, когда достигнут вершины!

Встав на колени, с трудом, словно дряхлый старик, поднялся на ноги. Касс, по-ребячески слизывая с губ снег, умоляюще глядел снизу вверх. Хайд покрутил головой.

– Трогаемся.

Поставил Касса на ноги. Тот от боли в боку и ребрах, согнувшись, закашлялся и застонал. Хайд, упершись руками в перчатках, чувствовал дрожь в подгибающихся коленях.

В конечном счете, обращаясь с плотью и грузом как можно осторожнее, он вставил Касса в рюкзак. Непрерывные жалобы и стоны Касса выводили его из себя. Полегчало, когда тот разразился руганью. Оба немножко отдышались. Правда, время безвозвратно уходило – уже за полночь... наступало утро следующего дня...

Хайд распрямился. Сердито завывал ветер.

– Пятнадцать миль... может быть, двенадцать. Может, и меньше! – крикнул он, зная, что идти все время в гору. – Тронулись.

Придерживаясь дороги, пошел прочь от Касса. Его вдруг поразило, что полчаса назад он ехал по ней на машине... по такой узкой и извилистой предательской дороге. Под башмаками скрипел снег. Не оглядываясь, остановился.

Спустя, как показалось, долгие минуты сквозь ветер расслышал позади скрип башмаков; медленные, нерешительные, но приближающиеся шаги. Тряхнув головой, отвернув лицо от снега, зашагал вперед.

* * *

Сначала это был не Париж, а выложенное огнями огромное круглое пространство. Потом, когда "747-й" снизился над городом, она разглядела черную змею Сены и ярко освещенные пятнышки Триумфальной арки и Эйфелевой башни. Другие ориентиры не нашла – взгляд непрерывно отвлекался на двух индийцев по ту сторону прохода, так же, как и она, делавших вид, что увлеченно разглядывают город. По улицам непрерывным потокам спешили светлячки фар, потом чередованием светлых и темных пятен пошли пригороды, и в конце разлилось сияние огней аэропорта.

О, Хайд...

Его стихия – земля... особенно он нужен теперь, после того как сядет самолет. Сердито взглянула на двух вроде бы не обращающих на нее внимания, чтобы убаюкать ее бдительность, и, разумеется, молчаливых индийцев.

Дорожная сумка застегнута, уже поданное пальто на коленях. Испуганно вздрогнула от звука защелкиваемой пряжки привязного ремня. Индусы даже не пошевельнулись. Распространяя навязчивый аромат дорогого лосьона после бритья, мимо проплыл бизнесмен. Рубашка на спине помята. Бортпроводницы подправили помадой улыбки. Сказывалась разница во времени – Роз до изнеможения хотелось спать. Преодолела себя – если сумела бодрствовать всю дорогу, то теперь-то справится.

Надо ли спешить к двери? Быть впереди или позади? В туннеле для прибывших пассажиров нельзя оказаться в самой давке. Иголка, один легкий быстрый укол, и, когда она упадет, они уже будут в тридцати ярдах, на надежном расстоянии от нее. Значит, первой в дверь.

Аэропорт вдруг оказался совсем близко, под самым крылом. Свет фонарей и фар на шоссе, за ним огни посадочной дорожки – она напряглась, вспотели ладони – и толчок. Приземлились. Рев тормозящих двигателей. Размазанные ленты огней, потом различимых по отдельности, замедляющих бег. Раздражающая, набившая оскомину мелодия в динамике и объявление о посадке на французском, английском, хинди – en Paris, l'heure est... на ее часах 9.30. По расписанию. Там, где сейчас Хайд, 2.30 утра.

"Боинг" свернул с посадочной на рулежную дорожку, и в иллюминаторе, по которому побежали капли конденсата, запрыгало здание аэровокзала. Она попыталась вспомнить сложное, в виде колеса со спицами, расположение здания аэропорта имени Шарля де Гол-ля, но в памяти всплывала воскресная поездка в Париж с Хайдом, и это лишь путало мысли и раздражало. Кажется, багажный зал в конце спицы этажом ниже.

"747-й" сбавил скорость. Она следила за двумя индийцами. Один влезал в пиджак, второй, поправив галстук, стал надевать ботинки. Как и остальные бизнесмены и немногие находящиеся в салоне первого класса женщины. Все нормально, ничего ужасного теперь не случится, сели. Полное облегчение.

Навстречу надвигалась плотоядная пасть туннеля. Французский поцелуй, мелькнуло сравнение, правда, не вызвавшее улыбки; ее вдруг снова охватил страх. Подхватив сумку, вскочила на ноги и направилась по проходу к двери. Бортпроводница, бросив неодобрительный взгляд, продолжала возиться с дверью. В первый момент Роз почувствовала, что в Париже холоднее, чем в салоне, но ее тут же охватил собственный жар. Оглянулась. Двое индийцев с портфелями в руках вытянулись чуть ли нее по стойке "смирно"... разочарованно глядя, пропустили бесцеремонно протиснувшуюся вперед пару. Как только открылась дверь, Роз, проскользнув мимо бортпроводницы, почти бегом заторопилась по устланному дорожкой пандусу, прислушиваясь к раздающимся сзади первым торопливым шагам и глухому шуму голосов пассажиров. Тяжелая сумка. Оглянулась. Пара – она в меховом манто, он в водолазке и кашемировом джемпере, – будто собираясь первой попасть на распродажу, спешила впереди индийцев. Но индийцы по-прежнему держались уверенно, глядя на нее с небрежным презрением. Для них она была всего лишь спасающейся бегством одинокой женщиной. Свернула в длинный ярко освещенный туннель с движущейся шуршащей дорожкой. За окнами самолет, к нему уже подкатил фургон с провизией.

Ступила на дорожку и торопливо зашагала, пружиня подошвами по резине. Оттолкнув или обойдя парочку, на дорожке появились и они. Не бежали, но торопились. Проходя мимо, уколют, сделают что-нибудь еще, дунут чем-нибудь в нос или рот. Встречает ли их кто-нибудь еще? Посмотрела вперед, в уходящий в даль туннель. Мелькание огней, людей, витрин. Миновала маленького вооруженного французского полисмена в кепи. Что она ему скажет? Те позади нее в двадцати ярдах и быстро нагоняют. Ноги не держат, бросает то в жар, то в холод. Пропади все пропадом, причитала она про себя. Шелли, черт бы тебя побрал, где ты?

Уже в десяти ярдах. Тот, что повыше, впереди своего сообщника. Дорожка под отяжелевшими, заплетающимися ногами казалась более вязкой. Полицейский теперь в пятидесяти, а то и больше ярдах позади. Семь ярдов, шесть шагов. Высокий прибавил шагу. Вспомнит ли кто-нибудь, что их не встречали, как дипломатов? Свяжут ли их с ней каким-либо образом? Пять шагов, четыре...

В конце туннеля люди. Мигая огнями и сигналя, мимо проехала багажная тележка. На ней женщина в инвалидной коляске. Рука схватила ее за рукав. Она замахнулась сумкой, но не попала в индийца, который, улыбаясь, спокойно отступил в сторону. Шедший сзади протиснулся вперед, преградив ей путь. Роз ухватилась рукой за движущиеся перила. Плакат с Эйфелевой башней, еще один с площадью Согласия, тигриная морда среди зелени – волшебный Кашмир. Боже...

Рослая элегантно одетая парочка шествовала ярдах в двадцати позади. За ними с гоготом валили пассажиры всех классов. Полицейского не видно – исчез где-то в глубине туннеля. Индиец, как бы отбиваясь от ее сумки, взмахнул портфелем. Она была уверена, что на конце портфеля что-то блеснуло. Игла. Теряя равновесие, отпрянула назад. Все, за исключением ее реакции, происходило с ужасающей быстротой. Споткнулась. Он замахнулся снова – в ребре портфеля действительно что-то блеснуло. Ужасно медленно она отпрянула назад. Зацепившись о что-то каблуком, упала навзничь в конце дорожки. Индиец с деланным сочувствием моментально наклонился над ней. Перед глазами портфель, загораживавший все остальное. В ушах шум, похожий на человеческие голоса...

* * *

Приподнявшись из-за камня, Хайд дважды выстрелил. Мелькавшая в крутящемся снегу тень исчезла. Снег теперь налетал порывами. В разрывах облаков проглядывали звезды. Изо рта валил пар. Он снова упал за камень. Сдунув с камня снег, просвистела пуля. Высоко в небе перевернутая улыбка ущербной луны. Удивленно смотрят вниз холодные звезды.

Их четверо, возможно, шестеро. Плохо, что неизвестно точно. Еще хуже, что столкнулись с ними почти нос к носу. Ветер сдувает снег с окружающих скал. Где-то глухо потрескивает лед. Где же Касс?

Сел, прижав "Калашников" к груди. Где? При первом выстреле Касс, отскочив, повалился вправо – уверен, что в него не попали. Сам на четвереньках подался влево. Десять минут назад. Тяжелый рюкзак давил спину, лямки врезались в плечи.

Луна, утихающий снегопад, проясняющееся небо, и они на тысячу футов выше границы леса, рядом с перевалом. Сердито завывает ветер. В разрывах снегопада сияет белая вершина Коз-Сар. На склонах сверкает лед; лед везде, куда ни глянешь. Другая планета.

Услышал, как после приглушенной команды кто-то задвигался. Приподнявшись над камнем, обросшим лишайником, выстрелил. Очертания шинели, потеряв форму, превратились в лежащую на снегу груду тряпья. Снова нырнул за камень. Дико взвизгнула отлетевшая рикошетом от скал ответная пуля.

– Касс? – позвал он. – Фил?

– Да! – услышал он. Голос потерялся в грохоте выстрелов в его сторону и туда, где, как он, так и они полагали, находится Касс. Там, за узкой тропой, у зажатого меж гор озерка. Они отдыхали, глядя на него или просто глазея по сторонам, когда раздался первый выстрел. – Да! – с вызовом крикнул Касс, когда стихли выстрелы.

Держится – пока что.

Пока не вызвали "вертушку"... Лунный свет отбрасывал тени. В облаках большие разрывы ясного неба. На западе темной серебристой лентой светилась река. Порывы ветра все еще чувствительны, но стрельбе не препятствовали, только мешали.

Вытянув шею, прислушался. Только ветер. Затем приглушенный стон и шорох. Пошевелился Касс. Два выстрела, жалобно взвизгнули пули. Куда ни посмотришь – бесконечные цепи гор. К западу Гиндукуш, к востоку Каракорум. Ничего, кроме гор. От одной мысли становилось невыносимо. Хайд смотрел, не появятся ли на фоне ледников и снежных полей навигационные огни. Не видно. От ветра слезились глаза. Создавая впечатление бездны, вниз обрывалась земля. Только впереди открывался путь – тропа и узкая щель Чиллинджийского перевала; не больше чем царапина на горной громаде.

Три часа утра. Двигались к границе довольно сносно. Удачно обошли Чиллинджи – там был патруль. Солдаты сгрудились вокруг грузовика – были видны огоньки сигарет. В засыпанных снегом хижинах деревушки тишина, лишь тявканье невидимого пса. Селение, если не считать патруля, должно быть, давно покинуто людьми. Три часа утра. Один раз они поели – суп, консервы, рис, кофе. Шоколад и печенье. Касс вроде несколько приободрился, хотя это могло и показаться.

Прислушался снова. Показалось, что слышит треск радио, шепот, щелканье кнопок переключателя.

– Надо уходить! – крикнул он. По-русски. Как еще говорить, чтобы они не поняли? Правда, не помнил, знает ли Касс русский. – Надо уходить!

Над головой, даже не задев камней, за которыми он прятался, просвистела случайная пуля.

Это заставило принять окончательное решение.

– Хорошо, товарищ! – откликнулся Касс.

Несколько выстрелов в его сторону, но снова беззлобных, неприцельных. Для порядка. Хайд скрипнул зубами.

– Должно быть, вызвали "вертушки"... вооруженные!

– Понимаю, – откликнулся Касс по-английски.

Это, кажется, вызвало более интенсивный огонь. Услышав, как кто-то – не Касс – крадется, выглянул сбоку и сделал три выстрела подряд. Ветер стихает. Облака замедлили бег. В тридцати ярдах от него юркнула вниз фигура в анораке – пограничник. Их не окружали, просто перекрывали путь. Впереди на тропе находились по крайней мере двое; остальные, должно быть, взяли в полукольцо. Просто не давали уйти.

– Подожди, пока не двинусь! – снова по-русски.

– Там впереди... двое! – предупредил по-русски Касс.

– Как поживаете? – спросил Хайд. Туристский вариант вопроса о состоянии здоровья.

– Хорошо!

Хорошо. Но они, должно быть, знают о том, что Кассу трудно, знают о его состоянии? Голос неважный. Слышен треск радио, но они отошли подальше, чтобы он не расслышал переговоров. Подмога в пути, хочет удостовериться, что мы прижаты. Легкие цели, точные координаты. Внезапности ради могут вместе с ними вдребезги разнести все кругом. Как можно внимательнее прислушался снова. Ветер стих, почти полная тишина, небо усеяно яркими звездами. Звука двигателей не слышно, только лязганье железа о камень, когда кто-нибудь менял позицию.

Пять, десять минут... час? Пограничный район напичкан временными и постоянными военными базами и опорными пунктами. На всех имеются вертолеты. Поднять пару в воздух не займет много времени.

Нужно, как можно лучше прячась за камни, двигаться вверх по тропе и попытаться снять тех двоих, что преграждают путь.

Кто-то скомандовал на урду. Касс сразу крикнул:

– Они отходят!

– Из-под огня! – высоким от волнения голосом отозвался Хайд.

Словно в казацком танце, стал уходить на корточках со своего места. Увидел, как в руках прыгнувшего на него со скалы человека блеснуло лезвие ножа. Поднял над собой "Калашников". Нож лязгнул о ствол между рук Хайда. Ствол оказался под мышкой у противника. Не выпуская автомата из рук, Хайд вскочил на ноги, но от толчка противника потерял равновесие и упал, увлекая за собой облаченную в анорак тушу. Перевернувшись на живот, дважды выстрелил. Тут же последовали выстрелы слева и спереди. Пакистанец вскочил на ноги и стал доставать из-за спины автомат. Хайд снова нажал на спусковой крючок. Ни звука.

Пустой магазин или заело патронник.

Шум двигателей, ужасающий грохот лопастей. Очень близко, до последнего момента прятался за...

...как огромный паук выскочил из-за вершины каменистой осыпи. Испугавшийся пакистанский солдат на миг отвлекся. Хайд, приподнявшись, двинул противника прикладом в скулу. Скалу в десяти ярдах от них охватило пламенем, силой взрыва Хайда бросило наземь, осыпало острыми камнями и оглушило.

Понял, что оказался прав: они не теряли времени. Внезапность для них все. Неважно, кого убивать, главное достать.

Рот забило снегом, не продохнуть. Медленно приходил в себя. В ушах все еще грохот взрыва. Вторая вспышка – и дождь осколков по спине и голове. Рев лопастей, какой-то искаженный и далекий, тем не менее сверлил голову. Показалось, что кто-то пронзительно кричит, но, может быть, это он сам. Не в состоянии думать, в ушах неумолкающий звон.

Один за другим еще два удара. Почти оглох, не успел зажать уши. В голове непрекращающийся рев. Чей-то пронзительный крик. Пораженная сетчатка улавливала лишь слабое мерцание снега перед самым лицом. Что-то тяжелое придавило ногу.

Посмотрел вверх. "Миль" завис в туче поднятого им же снега над спускающимся к озерку склоном. В похожих на глаза насекомого окнах кабины темно. Машина раскачивалась в восходящем потоке, как паук на конце длинной невидимой паутины. В глазах танцевали мушки. В изнеможении опустил голову. Постепенно шум в голове утих, и до ушей донесся шум лопастей.

Что-то дергало его, пронзительно визжа. Визжала нависшая над ним тень.

– Вставай же, вставай! – продолжала вопить тень. Словно ребенок, обнаруживший мертвого родителя. – Ну пошевелись... пойдем! – В голосе ужас, отчаяние.

Хайд повернул голову и поднял глаза. Касс. Ухватившись за рюкзак, тщетно пытается его поднять. Позади сквозь снежную пелену темной луной маячит вертолет. Затем вертолет заскользил прочь.

Хайд с трудом поднялся на ноги. Ногу свело судорогой. Посмотрел вниз. Штаны порвались, болтались мокрыми лохмотьями. В рюкзаке, словно один неподъемный камень. Касс продолжал кричать высоким охрипшим голосом.

Потом, спотыкаясь, скользя по запорошенному снегом льду, поплелись по гальке и острым камням. Изо рта валит пар. Впереди очертания размахивающего автоматом человека. Не уверен, кто перед ним. Хайд выстрелил с пяти-шести ярдов. Зацепив ногой, перешагнул через рухнувшее тело. Больше никого. Не слышно и выстрелов. Хайд обернулся. Касс не оперся, а упал на него, чуть не свалив с ног. Снежная пыль оседала. "Миль" повернул назад. Впереди темное острое рыло, под обрубками подкрылков хорошо видны подвески с ракетами.

Давай, махнул рукой Хайд – изо рта не вырвалось ни звука. То толкая, то волоча за собой Касса, двинулся вперед. Тот, ростом выше Хайда, согнувшись, как старик, безжизненно перебирал ногами. Хайд, каждый раз оглядываясь, дважды ставил его на ноги. Лопасти вертолета снова взвихрили снег. Потом, видно, заметив какое-то движение, с вертолета пустили еще пару ракет. Два ослепительных взрыва, теплая взрывная волна, грохот рушащейся скалы.

Касс упал в третий раз. Хайд вместе с ним, оказавшись по плечи в сверкающем, холодящем тело и лицо сугробе. Касс, тяжело дыша, лежал на засыпанной снегом тропе. Хайд выбрался из сугроба. Они были уже за поворотом. Позади них теперь ничего.

Хайд подошел к Кассу.

– Вставай, – хрипло произнес он. Касс упрямился, зажимая рукой бок. – Еще не конец. Только начало. Действие пятое. Давай... вставай, черт возьми, на ноги!

Они находились на высоте больше пятнадцати тысяч футов. Холодный воздух обжигал внутренности. Касс набирал разреженный воздух в готовые, кажется, вот-вот лопнуть легкие. До границы оставалось четыре, может быть, пять миль.

...а там что? Вероятно, ничего.

* * *

Из угла портфеля – из дорогой коричневой кожи, с позолоченными замками – торчит блестящий кончик иглы. Крики людей, будто подстрекающие воткнуть иглу. Ноги более рослого индийца, склонившееся над ней лицо другого. Дорожная сумка не дает пошевелиться, двинуть ногами – одна туфля свалилась с ноги, нога подвернулась. О, Боже мой!..

Ни полицейских свистков, никого поблизости. Но кто-то продолжает кричать по-французски, затем по-английски, из-за напряжения и страха голос доходит искаженным. Но крик явно встревоженный, предостерегающий?..

Потом чьи-то руки волокут ее по мокрому кафелю. Ударилась о щит с объявлением, как раз предупреждающем о скользком кафеле. Щит свалился на нее. Кто-то выругался по-французски. Индиец поменьше поднял на нее пистолет, она спряталась за брюки из синей саржи с галуном, похоже, форменные. Потом словно щелкнули кнутом, и индиец, как бы в свою очередь споткнувшись, упал. После этого раздались крики людей, в панике побежавших назад по движущейся дорожке, которая несла их обратно к упавшему телу.

Индиец с портфелем не спеша наклонился и аккуратно поставил его на блестящие кафельные плитки. Его подобрал полицейский, а другой, осмотрев лежавшего индийца, покачал головой. Вынул из мертвой руки пистолет. Вереницу взволнованных, испуганно оглядывавшихся пассажиров грубыми окриками и взмахами автомата направляли с дорожки в сторону.

Рядом с ней встал на колени Шелли. Приподняв за подмышки, озабоченно, но с облегчением заглянул в лицо.

– Черт побери, Шелли... где ты пропадал? – крикнула она. Потом, чувствуя, как ее трясет, прижалась к нему. Позади него ноги в брюках, подолы длинных пальто. Форменные полицейские брюки. Наконец, оттолкнув его, стряхнула с головы его руку и грубовато-шутливо заявила: – Довольно нежностей.

Шелли с повлажневшими глазами, откровенно ухмылялся.

– Слава Богу! – вздохнул он. Слава Богу... – Потом: – Попал сюда час назад, думал, что будет время, но что-то оказалось не так. Пришлось нажать на Клода...

Оглянулся назад, будто обращая внимание на кого-то, знакомого Роз. Француз, до раздражения элегантный, в длинном сером пальто и шарфе "барберри", кивает, как при официальном представлении. Непроизвольно раздвинув ноги, Роз села, смахивая с лица волосы.

– Кто такой Клод, Шелли?

Как еще можно спросить? Вопрос вызван по крайней мере желанием держаться нормально. Руки отчаянно тряслись.

– ДСТ – их МИ-5. Без его руководства мне здесь ничего бы не сделать. – Потом, нахмурившись, с затуманившимся взглядом, участливо спросил: – У тебя все нормально? Уверена? Ей-богу, поначалу никак не мог понять, что к чему... к счастью, до Клода дошло...

Он, вздрогнув, замолчал.

Клод Как-его-там, наклонившись над мертвым индийцем, что-то тихо сказал своему коллеге, который принялся возражать, ссылаясь на дипломатический иммунитет. Тряхнув длинными темными волосами, француз слабо улыбнулся. Он был выше того индийца, который пытался ее убить...

...снова затряслись руки, свело живот. Господи.

Офицер ДСТ дал знак двум полицейским в форме, и они встали по бокам индийца. Потом Клод Как-его-там быстро направился к ним с Шелли. Чуть ли не щелкнув каблуками, наклонил голову.

– Клод Руссо, ДСТ. Добро пожаловать в Париж, мадемуазель Вуд.

Она пожала протянутую руку. Мягким движением француз помог ей подняться на ноги. Роз попыталась привести в порядок одежду и волосы и согнулась надвое от схваток в животе, хватая ртом воздух и удерживая подступившую рвоту.

Руссо держал ее за руку, пока она, вытирая рот, не выпрямилась. Слава Богу, что не вырвало! Кто-то сунул в руку бутылку "Эвиан", и она сделала несколько глотков.

– Чего-нибудь покрепче?

Она затрясла головой. Сильно газированная вода взбодрила. Руссо удовлетворенно кивнул.

Вдруг почувствовала, что нереальность положения отступает в сторону. Шелли поставил точку, тихо, обеспокоенно спросив:

– Где он, Роз? Жив еще? – и почти сразу добавил: – Ты, видно, не знаешь... не можешь сказать?

Словно ее в чем-то уличили, виновато покачала головой. Потом выпалила:

– Знаю, куда он собирался податься, это все.

Шелли переглянулся с Руссо, тот кивнул. Потом последовал поток приказаний окружающим.

– А вы идете со мной. Оба. Думаю, в какое-нибудь местечко поукромнее.

Шелли взял ее за руку.

– Он жив? – повернулась к нему Роз.

Шелли с мрачным видом посмотрел на часы.

– Был жив, двенадцать часов назад... чуть больше.

– Это я знаю! – оборвала она.

– Извини. Это последнее сообщение от него.

Потом они торопливо шагали через толпу пассажиров, спускались по узкой железной лестнице, шли по коридору, где гулко отдавались их шаги, вошли в дверь без таблички. Руссо закрыл дверь. Тесная, скудно меблированная комната. Руссо запер дверь. Казалось, помещение предназначено для того, чтобы запугивать, сбивать с толку. Руссо указал на жесткое кресло.

– Кофе? – заботливо спросил он.

Роз покачала головой.

– Патрик сказал, ты знаешь, куда он направляется. Итак – куда? – спросил Шелли.

Казалось, его что-то беспокоит.

– У меня кое-что есть... вам понадобится карта. Американская армейская карта.

Руссо кивал головой. Раскрыв на кофейном столике тощий портфель, Шелли принялся рыться в его содержимом.

– Какая именно, Роз?

Порывшись в сумочке, нашла компакт-пудру. Второпях рассыпала на грязный половик и на юбку.

– Вот дерьмо!.. – со слезами на глазах выругалась она. Встряхнув сложенный листок туалетной салфетки, протянула ему. – Там указано, – добавила, всхлипывая. Шелли осторожно развернул. – Надо приложить к соответствующей карте.

Снова поискав в портфеле, Шелли с непривычно громким треском развернул карту. Расстелил на полу. Руссо опустился на колени рядом. Шелли стал двигать по карте осыпанный пудрой листок. На карте сплошные горы, поняла она. Словно решая головоломку, окончательно приладил к нужному месту. На лбу выступили капельки пота.

– Здесь, – вздохнул он. – Э-э... Чилинджийский перевал. – Потрясенно поднял глаза. – Уходит в Афганистан. – Обращаясь к Руссо, пробормотал: – Сказал – завтра, – и посмотрел на часы. – Там уже почти четыре – уже завтра.

– Что собираетесь делать? – спросила Роз, глядя, как Руссо качает головой и пожимает плечами.

– Н-не знаю точно... – начал было Шелли.

– Вытаскивайте его! – подавшись вперед в неудобном кресле и сжав кулаки, услышала она собственное грозное рычание.

– Где твои улики? – настойчиво спросил Шелли. Она вцепилась в дорожную сумку.

– Здесь. У меня... и у него. Выручайте его.

– Ты уверена?

– Уверена. Для них это полный крах. Для Шармаров.

Шелли кивнул и с серьезным видом повернулся к Руссо.

– Клод, есть один путь. "Medecins sans Frontieres". У них ближе, чем у кого-либо, должен быть вертолет, и не один...

– Не могу, Питер. Даже для тебя.

– Должен, Клод. Дама настоятельно просит. Мне известно, что некоторые ваши люди летают и даже пилотируют медицинские вертолеты. Им приходится делать это, Клод, хотя бы для безопасности врачей! Поговори, пожалуйста, с ними. Я расценю это как услугу нашему ведомству по высшему классу. Grande obligation. Отплачу не меньшей услугой.

В маленькой комнате от присутствия троих людей и от ее собственного волнения Роз стало жарко. Волнения за себя отошли на задний план, оставался только страх за Хайда. Чувствовалось, что ее настойчивость и угрызения собственной совести были мучительны для Шелли. Руссо, казалось, поглощен мыслями о Роз. На самом деле взвешивал, что он получит, рискуя ценными фигурами на шахматной доске.

Наконец энергично кивнул. Черные волосы упали на бледный широкий лоб. Смахнув их назад, улыбнулся Роз.

– Отлично, Питер, – помахал длинным указательным пальцем, – я хочу знать... все.

Указал на дорожную сумку, которую Роз машинально прижала к себе, словно боялась, что отнимут. Шелли хотел было возразить, но потом, учитывая, что поставлено на кон, сдался.

– Договорились.

Руссо, удовлетворенный, прошел в угол и поднял с грязного половика телефон. Увидев, что он решительно набирает номер, Роз облегченно вздохнула.

– Извини, Роз, – тихо сказал Шелли, глядя на сумку, как на зверька, готового в любой момент спрыгнуть с колен и удрать. – Конечно, сделаем все... – Покачал головой. – Все, что в наших силах.

Казалось, он уже сожалеет о сделке с французом. В голосе не слышно оптимизма. Все внимание на сумке, ее содержимом. Уступил Руссо... за так.

– Считаешь, что его нет в живых, так, что ли? – с вызовом спросила Роз.

Шелли молча кивнул. Похоже, думает, что продешевил, и теперь жалеет. Хочет нарушить контракт. Потом заговорил.

– Эли сказала, что он бросил трубку, будучи чем-то напуган. Значит, двенадцать часов назад, и даже больше, они уже были у него на хвосте! Подумай, на какой риск они пошли, чтобы остановить тебя, Роз. – Развел руками. На лице, как экзотический огонек на фоне привычных размышлений о расчетах и сделках, мелькнули неподдельное сочувствие и сожаление. Ему хотелось сделать доброе дело, поступить как надо, но холодный ветер неверия и пессимизма гасил энтузиазм. Пробормотал: – Не знаю, Роз, выберется ли он на этот раз.

Ее трясло при воспоминании о собственной схватке со смертью.

Я тоже не знаю, призналась она себе. Я тоже...

* * *

Холодно. Вместо снега в лицо иголками впиваются острые ледяные кристаллики. С трудом шагающий на нейлоновой связке Касс тянет назад. Висящий на груди автомат примерз к парке. Непогода врывается через перевал, толкая их назад, к преследователям. Крутясь и сбивая с пути, завывает ветер.

Почти ничего не видно. На тропе под свежим снегом предательский лед. Спотыкался – падал Касс. Падал Касс – сам валился с ног или недовольно останавливался. Рана на ноге теперь давала о себе знать лишь тупой болью.

Впереди, рядом с границей, извивается невидимый Чиллинджийский перевал. Хайд начал отдавать себе отчет, что они не дойдут, хотя бы просто потому, что его представление о том, что их ожидает по ту сторону, свелось только к слепой вере. На той стороне не будет никого и ничего – такая же ужасная погода и медленная смерть от охлаждения. Или доживут до утра, когда очистится небо и преследователи завершат свое задание. Несколько очередей из автоматов по двум уже закоченевшим фигурам.

Хайд был уверен, что замерзает. Чувствовал, как под вроде бы теплой одеждой и ледяной кожей постепенно стынет кровь. Отсюда тебе не выбраться... Мысль крутилась, как закольцованная магнитная лента, и у него не было ни сил, ни тепла, чтобы бороться с ней. Все из-за этой долбаной погоды. Ландшафты он еще переносил: пустыни, горы, леса, заросли, тундру. В хорошую погоду, когда единственной реальной опасностью были люди... но не как теперь. Неуклюжие вооруженные фигуры ринутся сюда, чтобы обнаружить: работа уже завершена.

Касс споткнулся снова.

Его сознание тщетно пыталось понять, что валит его с ног, скользя, как замерзшие пальцы по нейлоновому шнуру. В какой-то момент в разрыве снегопада увидел огромные наледи и блестевшие, как мятая фольга, разводья. Неуклюже обернувшись на теряющих опору ногах, увидел на смерзшемся снегу фигуру Касса. Видно, снова пошла кровь, если это возможно на таком холоде. Спотыкаясь, поспешил к распростертому телу, упав на колени, стал трясти Касса, не решаясь думать, что это конец. Изо рта полились еле слышные ругательства, требуемый на них воздух обжигал легкие.

Касс, лежа на спине, сквозь заиндевевшие ресницы глядел в тоже опушенные инеем глаза Хайда. Щетина смерзлась, губы потрескались, еле шевелятся. Потянул Хайда за рукав. Хайд поднял его в сидячее положение, спрашивая в замерзший воротник парки:

– Можешь? – Громче: – Можешь? – Он старался перекричать завывание обжигающего грудь ветра и превозмочь навалившуюся с того момента, как остановился, тяжесть. Заставить Касса двигаться тяжелее, чем его тащить, а это, возможно, еще предстоит. – Вставай, – вопил Хайд, усаживая его, потом переворачивая на живот и устанавливая, словно пса, на четвереньки.

Крича и бранясь, поставил на ноги. Зажав рукой бок, Касс согнулся, словно его сейчас вырвет. Хайду хотелось его бросить, отвязать шнур, и пускай скатится в черную воду и скроется в ней с глаз долой. Не может. Это значит – лишиться цели, признать собственное поражение. Касс – необходимый груз, придающий смысл его страшному путешествию. Придерживая руками, привалил к себе припавшего всем весом Касса. Оба шатались под завывающим ветром, парка побелела от снега, при малейшем движении трещала в швах и складках. Где-то близко за ними обязательно должен быть патруль. Чувствуя на щеке холодное дыхание, потащил Касса за собой.

– Давай, приятель! Смотри, сколько сделали, черт возьми, за день! – Касс беззвучно кивал. – Если будем двигаться, не догонят! – Два шага, третий, четвертый, пятый и шестой; доковыляли до засыпаемых снегом последних следов Хайда. – Двигаться, двигаться, двигаться... – бормотал он, подбадривая и Касса, и себя.

– Где они? – услышал он.

– Позади. Сзади нас. Должны быть!

Касс остановился на свежем, по щиколотку, снегу, пошатываясь, выпрямился и, словно тонущий, замахал руками. Серое безжизненное лицо. Потом повернулся и прохрипел:

– Проваливай! Валяй отсюда!

Хайд улыбнулся растрескавшимися губами. Упрямо двинулся вперед, таща за собой Касса. Где-то под ними, как некая преграждающая путь опасность, невидимая река. В короткие промежутки между порывами ветра слышен ее ледяной рокот. Нависшая над ними стена то удалялась, то приближалась, как будто угрожая столкнуть в реку. Находиться здесь, как и продолжать их бесполезный путь, было безумием. Хайд оглянулся. Медленными деревянными движениями Касс приблизился к нему и тут же навалился всем телом. Однако под заиндевевшими ресницами блеснула решимость. Одобрительно кивнув, Хайд двинулся дальше.

Выстрела почти не было слышно – словно глухой хриплый шепот. Как и последовавших за ним еще двух. Увлекая за собой Касса, Хайд упал на обочину. Касс, ударившись о припорошенный снегом лед, застонал.

Ничего не видно. Абсолютно ничего. Дорогу позади переметал снег, скрывая от глаз стрелявших. Хайд прислушался, но ветер заглушал все звуки. Лишь вдалеке громко трещал лед.

– Откуда? – послышался голос Касса.

Хайд только потряс головой. Откуда-то сзади. Их мельком увидели в разрыве снежной завесы. Правда, наверняка снова потеряли.

Преодолевая порывы ветра, с трудом поднялся на ноги. Поставил на ноги Касса и заставил себя и его продолжать путь. Его трясло теперь уже не от холода. Те где-то рядом, не дальше сотни ярдов. До рассвета еще много часов. Им столько и не нужно. Еще два выстрела заставили их присесть, но поблизости не слышно ни рикошета, ни свиста пуль. Свернули за крутой поворот тропы, и Хайд, потянув за собой Касса, укрылся за недостаточно большим для двоих выступом скалы. Как откровение услышал их собственное дыхание. У Касса в голове достаточно ясности, чтобы замерзшими руками сжимать автомат.

Отсюда тебе не выбраться... – снова вернулось здесь, в относительном затишье за скалой. Отсюда не... В конце концов этот настойчивый примиряющий с поражением шепот вытеснит из головы все мысли. Заморозит разум.

– Пошли! – рявкнул он в ухо Кассу.

Тот изможденно кивнул.

На дороге тень, громадная фигура, с трудом движущаяся сквозь метель.

Хайд, не думая, в диком опьянении, выстрелил. Фигура поскользнулась, запнулась и, рухнув вперед, исчезла, будто проглоченная снегом и ветром. Что-то прогремело вниз, к реке. Всплеска не было слышно.

– Давай!

Кажется, никого. Только сквозь завывание ветра вроде бы слабый, похожий на овечье блеяние, крик. Нельзя сказать наверняка. Могло и показаться. Обнявшись, двинулись дальше – прошли двадцать ярдов, даже тридцать, прежде чем, согнувшись навстречу ветру, остановиться и перевести дух, жадно глотая морозный воздух. Тропа сузилась, и они нащупывали ее ногами. Под снегом вдруг оказались нетвердо лежащие камни. Громкое журчание воды по камням и ледяным закраинам.

– Где дорога? – взвыл Касс.

– Черт ее знает! – крикнул в ответ Хайд.

Путь преграждала узкая черная, если не считать ледяных закраин, речка. Встав на колено, Хайд поглядел в обе стороны. Справа она, вздувшись, менее круто уносилась прочь. Слева – сверху – исчезала в узкой расщелине между скал. Не видно никакой тропы. Они застряли на берегу. Дорога к перевалу исчезла.

– Где же она?

Должна быть на другом берегу узкой речки. Хайд напрягал глаза, пытаясь увидеть что-нибудь сквозь снежную крупу. Ни сколько-нибудь открытого пространства, ни неба, ни горных вершин. Лишь черная теснина, из которой вытекала речка.

Шорох перекатывающихся, трущихся друг о друга камней.

В снежной круговерти темные фигуры.

– Ложись! – потянув за рукав, крикнул он Кассу. Первые выстрелы были далеки от цели. Приближающиеся фигуры – их двое – уменьшились в размерах, пригнулись к земле. Залегли. – Давай за реку, Касс, – горячо зашептал он на ухо. – Двигай... через реку! Прикроешь меня!

Касс, как раненый зверь, пополз по камням. Еще два выстрела. Инфракрасные ночные прицелы. Даже в такую погоду движущаяся фигура Касса видна достаточно хорошо. Поднял свой автомат. Ночной прицел устаревший, слабый... правда, хорошо, что те улеглись рядом. Услышал, как Касс охнул, ступив в ледяную воду. Трижды нажал спусковой крючок "Калашникова". Размытый силуэт в инфракрасном приделе не исчез, однако послышался стон. В ответ раздались отдельные беспорядочные выстрелы. Хайд пополз по покрытым снегом камням к воде.

– Ты в порядке? – послышалось впереди.

– Прячь голову, раздолбай!

– Дорога здесь! Я укрылся...

Речка глубиной пару футов, на дне скользкие острые камни, недалекий берег то пропадал, то появлялся вновь, то снова пропадал. Ноги по щиколотку онемели и двигались скорее инстинктивно, нежели усилием воли. Стрелять перестали, но слышны возбужденные голоса.

Неожиданно возник покрытый снегом каменистый берег. Натыкаясь на острые, как ножи, льдины, облегченно выбрался из замерзающей воды. Содрогаясь от невыносимого холода, повалился на землю.

Черт побери, а ведь где-то, может быть, не дальше тридцати футов, должен быть веревочный мост? Будто первое земноводное в неведомую стихию, пополз на голос Касса.

– Давай сюда... сюда!

За рукавицу ухватилась другая рука, и он из последних сил подтянулся. Тяжело перекатился за кучу камней, где, скорчившись, прятался Касс. Рюкзак, как бы разгораживая их, сполз набок.

Голоса совсем близко. Ветер утих. Кругом, до самой речки, камни. Но, как утверждал Касс, на этой стороне тропа продолжалась. Хайд не мог этому не верить. Прислушиваясь к голосам солдат, приподнялся над камнями и положил на край автомат. Примитивный ночной прицел собрал весь свет, какой только мог. Хайд снова трижды выстрелил, но чувствовал, что промахнулся.

Встал, топая промокшими башмаками. Менять носки, не говоря уж о том, чтобы развести огонь, времени нет. Скоро подойдут другие – они недалеко. Надо двигаться.

Пустил Касса вперед, и они отыскали тропу. Она стала уже, извиваясь между высокими отвесными скалами и беспорядочными грудами камней и щебня, уходила в сторону от речки. Словно желая подбодрить, а затем избавить от иллюзий, ураганный ветер унесся прочь. Тропа стала круче. Кругом, будто вздыбленные морды диких коней, вершины гор. Мерцает обширный ледяной массив. Тропа, кажется, старается украдкой прошмыгнуть мимо... а вдруг он ее проглотил, подумалось ему, прежде чем снегопад снова скрыл все из виду. Если тропа исчезнет под ледником или как его называть...

...нет, не исчезнет. Нельзя даже позволить себе думать такое.

Время за половину пятого. Граница где-то в миле впереди. Последняя миля.

При этой мысли его бросило в дрожь. У него не было ни малейшего представления, какими могут там быть погранзастава или заграждение. Ни малейшего. Но что-то должно обязательно быть, какое-то препятствие на пути контрабандистов, сепаратистов, бандитов, беженцев. Какой-то не укладывающийся в нормальное сознание сторожевой пост у черта на куличках, который бы обозначал, что здесь кончается Пакистан, там начинается Афганистан, как бы нелепо это ни выглядело в окружении достающих до неба вершин, снежных полей и ледников. Солдаты.

Выходит, теряя последние силы, они карабкаются навстречу солдатам, а не прочь от них.

– Питер, они утверждают, что невозможно...

Услышав шепот, она затрясла головой, словно отгоняя назойливых мух.

– Нет!..

Шелли выглядел огорченным, искренне обеспокоенным.

– Клод, они должны, – настаивал он. – Должны попытаться.

– Погода никуда не годится, – мрачно произнес Руссо. – У них всего один вертолет, старый "Чинук". Нужен для всего. Не могут им рисковать.

– Нужно.

Но, заметила Роз, взгляд Шелли снова обращен к ее дорожной сумке. В ней кое-какое золотишко. Довольно много драгоценного металла, пусть он даже и не пойдет на выкуп Хайда.

– Нет! Сделайте же что-нибудь... сделайте! – В голосе глубокое страдание, слезы застилают глаза, обжигают щеки. – Вы обязаны что-нибудь сделать!

* * *

Еще холоднее. Страшно замерз. Руки и ноги окончательно закоченели. Даже под защитой скал и учитывая внезапно, как и начинался, стихший ураганный ветер. До чего же холодно...

В тридцати футах ниже них голоса солдат. Редкие отдаленные голоса быстро приближающихся преследователей, знающих, где расположена застава, и уверенных, что они с Кассом в западне между границей и погоней.

Так оно и есть. Хайд понимал, что те не торопятся, знают, что это их с Кассом самая последняя граница и впереди только смерть.

Высоко в небе холодные звезды – мерцающие осколки стекла. Достаточно посмеявшись над ними и убедившись, что все кончено, луна зашла. Смерзшейся рукавицей потер лицо. Это не взбодрило. Касс клевал носом, вздрагивал, снова засыпал. Его решительность стоила ему последних сил. Если заставить еще раз подняться и идти, то в следующий раз, если споткнется, упадет замертво. Видно по глазам. Да и сам он слишком выдохся, чтобы тащить его на себе. Больших усилий стоит просто не давать ему спать, хотя и самому безумно хочется того же. Как призрак, который им не догнать, ураган умчался в Афганистан, скрыв отдаленные вершины. За заставой тропа круто спускается по снежному склону к черте леса. Семнадцать тысяч футов, разреженный, лишающий сил воздух. Смерзшийся шоколад не разломить закоченевшими пальцами, не разжевать, не проглотить. Снизу доносится запах свежесваренного кофе.

Граница обозначена обязательной колючей проволокой, скрученной по обе стороны перегороженной шлагбаумом тропы. Рядом с нелепо раскрашенным бревном небольшая будка. Помещение побольше – казарма, из которой доносилось большинство звуков, – прямо под ними. Из единственной жестяной трубы вьется дымок. На крыше толстый слой снега. В будке двое караульных. Еще полдюжины, а может, и больше, в казарме.

Хайд вновь и вновь безнадежно разглядывал окрестности. Тупик.

Отсюда тебе не выбраться...

Он сидел, прислонившись спиной к скале. В онемевших руках русский автомат. Рядом ныряющий в холодное забытье Касс – в который раз толкнул его локтем, чтобы не спал. Вдыхая запах древесного дыма, безучастно глядел на дымившую трубу. Караульные в будке играют в карты или просто склонились, разглядывая что-то интересное. В свете звезд еле видно поблескивает снег на крыше, вьющийся из трубы дымок чуть светлее ночи.

Взглянул на руку. Дрожит – то ли что со зрением, то ли пока не потеряла чувствительность. Как клешней сжимает что-то чуть побольше мяча для игры в крикет, не совсем круглое. Нашел в одном из карманов. Очень медленно до него дошло, что это такое. Вес двести пятьдесят граммов, кольцо предохранителя, рычаг, запал... вес взрывчатки шестьдесят граммов... девятьсот осколков в одну десятую грамма. Убойный радиус девять метров. Запал на четыре секунды. Осколочная граната. Хорошо ему известна.

Над заваленной мерцающим снегом крышей дымок из трубы. Казарма примерно сорок футов в длину, но койки расставлены как можно ближе к огню. Убойный радиус около двадцати восьми футов. В ширину казарма даже уже.

В будке приглушенные звуки, сквозь замерзшие окна казармы поразительно отчетливые голоса. Позади ни звука, преследования не слышно. Пока...

Снова толкнул Касса. Тот, вяло протестуя, застонал. Если действовать, то немедленно, пока оба не заснули в последний раз. Крыша чуть поката. Труба не выше человеческого роста.

Хайд наклонился к безучастному лицу Касса.

– Вот это... – он показал гранату, – пойдет в долбаную трубу... понял? Понял? – Касс наконец кивнул. – Когда взорвется, будут убитые, раненые и уцелевшие. Но главное, будет паника... понял? – Опять механическое сосредоточенное покачивание головой. – Тебе придется спуститься туда... – Хайд указал на будку, – и позаботиться об этих двоих. – Касс посмотрел на будку, словно увидел впервые. Медленно, осознанно кивнул. – И чтобы, мать твою, больше на мне не спать.

– Не буду. – Пошевелился. Хрустнула замерзшая парка. – Не буду, – серьезно пообещал он.

– О'кей.

Касс не уснет, пока будет двигаться. Остановится – немедленно уснет. Хайд сможет достать караульных с крыши казармы. Достал из-за спины связывавший их нейлоновый шнур, накинул петлю на острый выступ скалы. Туго затянул, попробовал на прочность и, натягивая шнур, стал отходить от скалы. Крыша точно под ним. Тихо перелез через край узкого уступа и осторожно попятился по отвесному склону. Тело тяжело повисло в воздухе, оттягивая руки и плечи. Вскоре приземлился на крыше недалеко от трубы. В казарме слышен хриплый смех. Отвязал конец шнура, оставив болтаться. Будто медведь лапами, принялся разгребать снег. Черт... снегу всего на два-три дюйма, под ним лед. Осторожно, цепляясь замерзшими пальцами, упираясь онемевшими ногами в негнущихся от мороза башмаках, не поднимая головы, методично пополз вверх по крыше. Из-под крыши доносятся тихие хорошо слышные голоса. Посмотрел в сторону будки. В мягком свете замерзшего окошка очертания двух голов. Крыша стала круче – преодолевая неприятное ощущение от холода, крепче прижался туловищем. С облегчением услыхал шаркающие по камням шаги – Касс двигался. Значит, не заснул, бедняга...

Ноги потеряли опору, рукам не за что ухватиться – медленно заскользил вниз. Прижавшись плотнее, распростерся на крыше, упираясь носками, лихорадочно нащупывая руками деревянную щепу... нашел одну. Туловище перестало скользить, потом, царапая правой рукой, уцепился еще за одну, неплотно прилегающую. Остановился. Невероятно, но ему стало жарко.

Прислушался. Начал подъем заново, вспахивая животом снег, поднимая больше шуму. Сперва подумают, что с крыши сползает снег, но потом более частые звуки могут вызвать у бодрствующих подозрение. Извиваясь, дополз до верха и уцепился за конек крыши сначала одной рукой, потом другой. Перебирая руками, добрался до трубы. Внутри кто-то забормотал, обратив внимание на издаваемый снаружи шум. Хайд ухватился за почерневшую жестяную трубу. Медленно, словно не желая покидать тепло казармы, валил дым. Выпрямился, ненадежно расставив ноги по обе стороны конька. Внизу снова забормотали, кто-то сердито огрызнулся. Достал из кармана гранату. Выдернул кольцо, разжал ладонь и бросил загремевшую, как камень, гранату в трубу.

Три... четыре.

Заскользил прочь от трубы, из которой вырвался столб дыма и копоти. Грохот скатывающегося по крыше снега. Разлетающиеся во все стороны окна. Вопли людей. На снегу языки пламени – нет, горит сама казарма. Труба извергает дым и пронзительные крики. Дверь казармы распахнулась... с грохотом распахнулась и дверь будки. Кто-то горящий и растерзанный свалился в снег у тропы. Вопли все громче, страшнее. Девятьсот осколков. Надрубленная стальная спираль, зарядом взрывчатки превращаемая в осколки. Убойный радиус девять метров. Глаза, лицо, руки, ноги, органы.

Доскользив до края, спрыгнул в сторону задней стены. Под башмаками захрустело усыпавшее снег стекло. Непрекращающиеся жалобные вопли. Из будки стреляют. Поднявшись, заглянул внутрь горящей казармы. Два тела так и остались лежать на койке, постельное белье разодрано в клочья. Растерзанное тело на полу. Ближе к печке что-то, бывшее когда-то человеком, – видно, притулился погреться у печки и оказался изрешеченным стальными осколками. Тяжело ступая по сугробам, направился к караульной будке, из разбитого окна которой по-прежнему велась стрельба. И из двери казармы.

В казарме было четверо...

...офицеры? В отдельном помещении. Стремительно обернулся – фигура в накинутой на нижнее белье плотной шинели уже возилась с автоматом. Хайд пустил очередь с колена. Поставленный на беглый огонь "Калашников" опорожнил магазин за доли секунды. Шинель тяжело рухнула рядом с тропой в снег. Охватившие всю казарму языки пламени, словно простираемые в мольбе руки, с ревом вырывались сквозь крышу и из окон. Жар доставал до лица.

Поворачиваясь на колене, перезарядил автомат. Касса не видно. Дважды выстрелил по мелькнувшей в окне фигуре. Промахнулся, почти обрадовавшись. Только бы не мимо будки. Снова выстрелил по мелькнувшей тени.

– Ты где? – позвал он в тишине, нарушаемой треском неправдоподобного огня. Тепло грело шею, просачиваясь внутрь.

– С другой стороны! – услышал он.

– Все в порядке?

– ...немного толку! – разобрал он затихающий голос.

Касс выдохся. Как мотор, у которого кончилось горючее.

Хайд поглядел в ночное небо. Где-то над Китаем, за недалекими вершинами, брезжил серый рассвет. Навигационных огней не видно, но ждать недолго. И не будут они дружественными...

Со стороны перевала позади казармы ничего не слышно, только холодный треск огня. С огромным трудом, будто за спиной тяжелый камень, присел на корточки. Ноги дрожали – смертельная усталость брала верх. Пошатываясь, двинулся к прыгающей в глазах караульной будке. Наблюдая за окном, за окном...

...есть один. Выстрелил. В окне пусто. Следи, следи...

...споткнулся о порог, все сооружение зашаталось. Заглянул в разбитое окно. Сперва ничего, потом разглядел торчащую из-за грубо сколоченного стола ногу. Через край стола перевалилась тень. Тихий стон. Раненый. Отошел от окна. Картина стерлась. С трудом согнувшись, поднырнул под столб шлагбаума – граница, добро пожаловать в Афганистан. Не годится – не может наскрести о нем в памяти ничего доброго.

Нашел Касса стоящим на коленях у дороги – словно молился.

Тяжело опустился рядом на одно колено. Моментально сковала усталость.

– Все в порядке? Фил... ты в порядке? В порядке, черт возьми?

Касс безучастно взглянул на него.

– Больше ни хрена не будет, верно? – пробормотал он.

Хайд покачал головой.

– Пошли дальше... давай, Фил, – начал терпеливо уговаривать он. – Никого в живых, никто не гонится... – Во всяком случае, в данный момент. Хайд встал на ноги и, обвив Касса негнущейся ослабевшей рукой, стал его поднимать. Оба шатались, как чахлые деревца на ветру. С востока осторожно, но уверенно подкрадывался серый рассвет. Казарма догорала. – Пошли.

Тропа, по-прежнему узкая, теперь спускалась вниз. Они, спотыкаясь, двигались по ее изгибам, пока не скрылись из виду руины погранзаставы.

Касс, споткнувшись, упал поперек заснеженной тропы. Не двигается. Хайд понял, что больше не встанет. Обоим конец.

И туг услышал шум винтов. Увидел быстро приближающиеся из Пакистана мигающие меж звезд навигационные огни. Из Пакистана... Касс правильно сделал, что остался лежать. Правильный выбор. Два комплекта огней, два вертолета. Обрамленные огнями черные тупорылые силуэты, как огромные насекомые, нависшие над затухающим пламенем казармы. Хайд сидел на снегу, зачарованно глядя на орудия его уничтожения. Пламени не видно, но оно мерцает по подбрюшьях обоих вертолетов. Восходящим потоком воздуха засасывает снег. Шум винтов громко отдается от окружающих перевал скал. Потом машины скрылись из виду, и шум опередил их, когда они двинулись вдоль тропы. Теперь всего несколько мгновений. Два "Алуэтта-Ш". Затухающее пламя мерцает на прикрепленных с обоих боков управляемых реактивных снарядах. Восемь ракет, две пушки – минимальное вооружение. Ничего не почувствуешь.

Обгоняющий невидимые "Алуэтты" шум винтов нарастает, становится оглушительным. У последнего поворота снег вздулся и взвихрился вверх, превращаясь в миниатюрный буран, двигающийся впереди двух вертолетов. Грохот винтов и моторов сотрясал неровную каменистую тропу. Появился палец прожектора. Он надвигался, гипнотизируя: хотелось двинуться навстречу, чтобы сразу положить всему конец. Свет скользнул по похожему на бороду замерзшему ручью.

– Ой... проклятье! – слабым хриплым голосом взвыл Касс, дико глядя на первый окутанный снежной пеленой "Алуэтт". Тот летел, уткнувшись носом вниз, как взявшая след гончая.

Морщась от боли и изнеможения, Касс поднялся на колени. Оттолкнулся руками, но не смог встать и бросился удирать от вертолета на четвереньках. Хайд, не шевелясь, скрестив ноги, как Будда, глядел ему вслед. Тупое темное рыло "Алуэтта" уставилось на него. Перестало двигаться. Вынырнувшая из снега вторая "вертушка", облетев первую сверху, зависла носом кверху впереди. Касс слепо полз ей навстречу.

В сотнях футов под ними перевал переходил в узкую долину. В предрассветных сумерках можно разглядеть вдалеке кромку леса, даже едва видное пятно замерзшего озера. И уходящие вдаль горы. Тебе... никогда... не выбраться отсюда... никогда.

Касс остановился и, стоя на четвереньках, глазел на преградивший ему путь "Алуэтт". Хайд в свою очередь смотрел на изучающий его вертолет.

Голову осыпало взвихренным винтами снегом. Плечи, руки, автомат. Сам вертолет в созданном им буране как бы уменьшился в размерах, казался помещенной в стеклянный шар перевернутой вверх ногами фигуркой. Потерял очертания, превратился из силуэта в тень, потом во что-то неясное, смутное...

...пополз к Кассу, дрожа от нетерпения, толкнул локтем, указывая вверх позади них. Слабый блеск замерзшей воды. Достаточная для двоих расщелина в скале?

Втиснув Касса в расщелину, из которой сочился полузамерзший ручеек, как можно плотнее вжался в скалу. "Алуэтт" в замешательстве вынырнул из поднятой им же снежной тучи. Хайд не сводил с него глаз. За ним последовала вторая "вертушка". Они сердито гудели, будто строгие учителя, столкнувшиеся с подрывающим их авторитет непослушанием.

Откуда-то третий набор навигационный огней.

Вся остававшаяся решимость рухнула.

Огни спустились ниже. Оба "Алуэтта" уставились друг на друга, потом развернулись в противоположные стороны, поставленные в тупик, но не потерявшие уверенности. Судя по виду, большой десантный вертолет, "Чинук"?

"Алуэтты", как мухи, взлетели навстречу большому двухроторному вертолету и зависли с обоих боков. "Чинук" выплеснул вниз замерцавший по обледеневшей тропе серебристый луч. Луч, как отыскивающий на странице нужное слово палец, забегал взад и вперед по тропе.

На брюхе "Чинука" подсвеченный с одного из "Алуэттов" красный крест.

Глотая морозный воздух, Хайд вышел из-за скалы и вяло замахал руками над головой. Луч двинулся к нему, проскочил мимо, вернулся назад, залив со всех сторон светом. "Алуэтты" вызывающе держались на прежних местах. "Чинук" резко снизился, направляясь к нему.

– Фил! – истерично заорал он. – Фил... валяй сюда, черт побери!..

С трудом приковылявший Касс тяжело привалился к Хайду. Оба стояли в слепящем магическом кругу льющегося с "Чинука" света. "Алуэтты" не двигались – не имели на этот случай соответствующих приказаний.

"Medecins sans Frontieres" – надпись во весь борт "Чинука". Из открытой двери машут рукой. "Чинук" втиснулся в узкое пространство, будто дородная матрона в тесное кресло. Рука подзывала к себе.

Они с Кассом, держась друг за друга, заковыляли навстречу. Французские вертолеты, французские врачи, французские... лягушатников лучше не трогать – никогда не знаешь, когда потребуется их оружие или помощь. Да благословит Господь лягушатников!..

Руки осторожно подняли их в надежное чрево "Чинука".