Стражники словно не заметили отсутствия Авроры. Как только она вышла к ним, они пошли вновь, с предупредительными выражениями на лицах.

Аврора сидела без сна всю ночь, её взгляд был устремлён на запертую дверь. Она всё ещё чувствовала ногти ведьмы, впивающиеся в её руку — маленькие полумесяцы пылали красным на её бледной коже.

Селестина жива. Все, кого знала Аврора, мертвы, но Селестина жива, скрывалась в тени, говорила загадками о предназначениях, что их не могло быть у Авроры. Девушка охватила колени, каждый мускул был напряжён. Она не будет бояться. Но она не может позволить себе отдохнуть.

Бетси появилась на следующее утро, как всегда делала, но не сказала ни слова, кроме необходимых любезностей. Она принесла завтрак и помогла Авроре нарядиться в простое платье, потом ушла, замок щёлкнул за нею.

Аврора опустилась на стул, её немного лихорадило от недостатка сна. Глаза закрылись, а после распахнулись вновь. Она не двигалась и чувствовала время.

Затем она услышала шум и болтовню за окном. Барабанная дробь пронзила замок. Смерть стражника, подумала она. Она забыла об этом из-за встречи с Селестиной.

Она прошла сквозь комнату и постучала в дверь. Она не могла открыть замок из-за мужчин и Айрис снаружи, но если она выйдет на площадь, её должны будут послушать. Королева и король не захотят ослушаться её. Но стража проигнорировала её, а дверь не выдержит испытания на прочность.

Барабаны утихли, толпа ахнула, и все возможности Авроры пропали.

Она дрогнула у двери. Её взгляд упал на книжные полки, и она поспешила к ним, почти наугад вытянув книгу. Ей хотелось как-то отвлечься.

Её рука схватила историю Алиссайи, основательницы королевства, любимую книгу Авроры. Книга об Алиссайе была такой хорошей о благородной, всеми любимой королеве. Она всё делала правильно. Но книги то же самое говорили об Авроре, а это не было правдой. Все улыбки, реверансы, обещания, и Аврора за ними, задыхающаяся от ожидания. Так ли было с Алиссайей? Какая-то девушка, бесполезная и растерянная, просто образ остальных надежд?

Аврора открыла книгу наугад и вырвала страницу, комкая все свои обещания в кулаке. Она вырывала ещё и ещё, пока они все не оказались на полу. Каждая мечта, каждая ложь, в которую она, ребёнок, верила, скомканные в руках.

— Принцесса?

Родрик стоял в дверях. Его рот был широко раскрыт от увиденного.

— Всё в порядке?

Кровь прилилась к щёкам. Её поведение казалось таким глупым для него.

— Да, — сказала она. Она наклонилась, игнорируя боль в боку, и собрала изорванные страницы.

— Плохая история?

— Можно и так сказать, — она швырнула её в огонь. Всё моментально вспыхнуло, края почернели, уменьшились, словно прячась от жары, пока не пропали окончательно.

— Можно пройти?

Она пожала плечами, держась поближе к огню. Пламя согревало её кожу.

— Словно я могу куда-то уйти.

Он пересёк комнату.

— Я принёс игру… — его голос сорвался, словно это было вопросом. — Думал, мы можем составить друг другу компанию, но если ты хочешь покоя…

— Нет, — она повернулась, чтобы посмотреть на него, — я хочу играть.

В игре использовались разноцветные квадраты и круглые шары, что перепрыгивали через борт. Аврора едва запомнила правила, но выиграла первую игру, вторую. Либо Родрик играл ужасно, либо позволял выиграть. Кроме объяснения правил и его исправления, когда она совершила ошибку, они играли молча. Не упоминали о прошлом. Не упоминали о свадьбе. Он не требовал её внимания, а она не чувствовала, что должна болтать, чтобы бесцельно ему угодить. Тем не менее, стены комнаты словно сужались, и каждый раз, когда он нервно улыбался, она вспоминала, что они друг другу не подходили. Никто не выбирал друг друга.

Она взяла квадрат, а после положила туда, откуда взяла.

— Почему ты на мне женишься?

Он потёр рукой затылок.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты не знаешь меня. И… Я не понимаю.

Каждый тик часов отражался в её груди, когда она ждала, чтобы он заговорил. Он смотрел на игровое поле.

— Думаю, когда я был маленьким, всегда хотел сделать что-то. Не знаю. Когда папу арестовали, а меня заперли в башне, короля убили… Я хотел помочь. Но… ну, посмотри на меня, — он усмехнулся. — Не совсем благородный принц. Люди всегда говорили, что королевство сломлено и только ты можешь помочь. Ты и, теперь оказывается, я, — он поднял голову. — Если у нас есть шанс принести добро и вернуть магию, просто поженившись, я это сделаю. Я хочу использовать этот шанс. И если обещания верны, и у нас будет настоящая любовь, то это было бы замечательно, но я бы сделал это в любом случае, потому что это хорошо, и люди думают, что это хорошо, и у нас есть шанс вернуть всё на свои места, — он говорил так открыто и честно, что Аврора покраснела. — Ты этого не хочешь?

Она держала руки на колени, пытаясь не дрожать. Она не могла быть такой оптимистичной и всё принимающей, как он.

— Думаю… Думаю, я просто хочу быть самой собой.

— Ты можешь быть самой собой.

Она подвигала квадратик на доске, не глядя на него.

— Твой ход.

На этот раз Родрик выиграл.

— Мне лучше уйти, — сказал Родрик, когда игра была окончена. — Мой отец сказал, что хочет поговорить со мной, пока не станет слишком поздно, — Аврора кивнула, и он бросил квадратики в коробку.

— Спасибо, — слова словно спотыкались друг о друга, спеша вырваться на свободу, — что пришёл. Поиграл. Мне было одиноко — сидела и жгла вещи.

Он кивнул.

— Я знаю, как это, — он поднял руку, потянувшись к ней, и внезапно одёрнул её и отвернулся.

Он был почти у двери, когда остановился, хоть и не оглянулся.

— Почему ты это сделала?

Она нахмурилась.

— Что сделала?

— Проколола палец. Если ты знала, что прялка проклята, почему ты ею воспользовалась?

Она ни разу не задавалась этим вопросом. Судьба так распорядилась, как и во многих других случаях её жизни.

— У меня не было выбора. Селестина очаровала меня.

— Всегда есть выбор, принцесса.

Он поспешно вышел из комнаты, прежде чем она успела ответить.

Та ночь была особенно холодной, насмехаясь над любыми мечтами о приближении весны. Аврора завернулась в одеяла, но холод проходил сквозь каждую щель, и она дрожала. Глаза отказывались и снова закрывались. Всякий раз, когда она моргала, мир наполнялся кровью, иглы кололи её кожу, принцы наклонялись, чтобы поцеловать её, и вокруг был лёд. Она так устала. Она смотрела в потолок, наблюдая за воображаемыми тёмными фигурами. Слова Родрика повторялись эхом в голове, когда она следовала за тенью. Выбор есть всегда. У него был такой уверенный голос, но он был таким же, как и она, с жизнью, продиктованной ожиданиями, тем, что все называют судьбой. Аврора не была уверена, что у неё хоть когда-то был выбор. Её просто поставили в известность — Селестина, страх родителей, запертые двери и сказки. Даже сейчас, когда близилась её свадьба, у неё не было выбора. Она была их спасительницей, и они говорили, что она должна им повиноваться.

Но утверждение Родрика не покидало её мысли. Она могла ослушаться короля и королеву, оставить их и принять всё… одиночество и разрушение, что могло последовать за этим. Или могла остаться.

Но какой смысл, если у неё не было никакой личной власти?

Она села. Селестина сказала ей, что она вызвала взрыв на площади своим гневом. Это была страшная мысль. Невозможная. Но она почувствовала что-то в этот момент, совсем не в её характере. Гнев, безумие, бешенство крутилось в ней, словно её толкнули, и это «что-то» можно было назвать магией, по крайней мере, лживым, манипулятивным языком. И Селестина была в этом убеждена.

Искра вспыхнула в ней.

Если это магия и она могла использовать её, то она могла помочь людям. Остановить Селестину и не позволить ей контролировать её.

Возможности охватили её. Даже если это было опасно, даже если эта мысль заставляла её чувствовать себя больной… она должна знать. Она соскользнула с постели и рванулась к комоду. Кисточка. Документы. Перо. Свеча. Она потянулась за нею, схватила в ладонь и попыталась удержать покрепче.

Глядя на свечу в темноте, она обратилась к свету. Пламя, подумала она, а после повторяла это снова и снова, как заклятие.

— Гори, гори, гори.

Ничего. Она сжала воск так плотно, что была уверена, что руку схватит пламя. Оно облизывало свечу, дразнящее, мечтательное, греховное. Запах дыма. Теплота на лице. Она почти слышала треск в холодном ночном воздухе.

Ничего.

Разочарование захлестнуло её. Бесполезно, подумала она. Она была бесполезной, глупой, спящей принцессой, тогда и сейчас, играла на свободе, пока её кололи иголками. Слабая и готовая к тому, чтобы быть управляемой. Грусть и любопытство, и долг, и страх схватили её на мгновение, но они сбежали, ушли, потеряли безнадеждую ярость. Ненависть украла её дыхание — и царапины, и ненависть к замку, и ненависть к темноте, ненависть к обманувшему её Тристану, ненависть к королеве и её сыну, к ожиданиям, ненависть к Селестине за уничтоженную жизнь, к себе — за слабость, кротость, проведённую в ничегонеделаньи жизнь. Одна секунда, жжение сердца, и она позволила себя поглотить.

Пламя плясало на её коже, взбираясь по пальцам.

Запах пламени коснулся носа.

Она задохнулась. Все свечи пылали.