Спустя пару часов, Вероника стояла перед зданием театра Элоизы Гэнт в самом центре зеленого кампуса колледжа Херст. На колокольне только что пробило пять часов. Колледж был почти пуст, только несколько студентов остались тут на лето. Одинокий и похожий на крота профессор моргнул и поспешил к парковке. Единственное движение было только от стаи голубей, ходящих по булыжной мостовой.

Веронику посетило болезненное чувство дежавю. Она училась в Херсте год, прежде чем перевестись в Стенфорд, и счастливых воспоминаний почти не осталось. На самом деле, большинство времени она потратила на поимку местного насильника, хищника, который накачал и изнасиловал, по крайней мере, четырех женщин до того, как Вероника наконец его вычислила. Одной из жертв была соседка Мак, и Вероника слышала, как происходило нападение. В тот момент она подумала, что это происходило по взаимному согласию, она слышала стон, скрип кровати. Ей не пришло в голову включить свет и провести расследование.

Она так до конца себя не простила за это. Даже после того как поймала насильника. Если бы той ночью она просто включила свет, задала бы простой вопрос: «Эй, Паркер, ты в порядке?», она могла бы вычислить его раньше.

И вот опять: то же дерьмо, только другой день. Поговорить с девушкой, которая уже обсуждала детали больше раз, чем следовало.

Она успокоила себя насколько могла и зашла внутрь сквозь стеклянные двери.

Главная сцена Херста была глубокой и завешенной красным бархатом. На высоком потолке были нарисованы драматические, закрученные росписи созвездий — созвездие Ориона, Большая Медведица с длинным хвостом, Пегас с расправленными крыльями, усеянные точками огней, изображающих звезды. Она тихо зашла, придерживая дверь, чтобы не хлопала. На сцене стояла группа актеров. Вероника села на задний ряд плюшевых сидений.

Мужчина, стоящий справа странно выгнулся, повернувшись лицом к женщине стоящей слева. Рядом с ней ждало небольшое окружение. Все были в обычной одежде и, видимо, это была начальная репетиция. Некоторые из группы еще толком не знали где или как встать, все еще экспериментируя с позами.

— О, непорочная, проклятья не к лицу вам, - проворковал мужчина, беря женщину за руку. Она грубо вырвала ее.

Вероника узнала голос до того как она узнала говорившую. Это был тот же альт, который она слышала несколько часов назад по телефону. Хотя теперь он доносился с потолка.

Грейс было почти не узнать, как то изысканно причесанное существо, которое Вероника видела на съемках камер. Теперь на ней были громоздкие, почти мужские джинсы, белый топ и кеды. Ее волосы были убраны в небрежный хвост, лицо не накрашено. Но когда она двигалась, Вероника это видела: та же неторопливая энергия, то же самообладание, с которым она шла через холл отеля на шпильках от Джимми Чу. Она отражала нюансы и подтекст фрагмента в самой глубине сцены.

Пока сцена продолжалась, Грейс сделала шаг к сгорбленному человеку, ее пальцы сжались под подбородком, а потом упали по бокам.

Она была хороша. Нет, не просто хороша… она была замечательной. Грейс Мэннинг явно была не просто красоткой — она была актрисой. И каждое слово, каждое движение, каждый взмах рассказывали историю.

После того как актеры закончили, Вероника подалась назад пока они расходились. Грейс подняла красную фланелевую рубашку с кресла и повесила ее на плечи.

Ни рваного платья от-кутюр, ни макияжа, ни сумочки от Муавад, подумала Вероника. Или то как она была одета той ночью в «Гранде» было забавой, или же Грейс перешла к радикальной простоте за месяцы после нападения. Вероника знала, что для женщин в порядке вещей становится застенчивыми по поводу своей внешности после нападения. Все это от совершенно бесполезной тенденции мозга обвинять себя: шлюха, прикройся, не привлекай внимания к своему телу, если хочешь остаться непорочной.

— Грейс? Я Вероника, — когда Грейс не пожала ее руку, она ее опустила, — Похоже, шоу будет потрясающим.

Грейс ухмыльнулась.

— Прости, что у нас не было времени показать тебе «Тит Андроник». Там они меня насилуют и отрезают мне язык. Но может это слишком очевидно.

Как театрально, подумала Вероника, но выражение ее лица продолжало оставаться нейтральным. В некоторой степени она почувствовала облегчение. Она боялась увидеть хрупкую девушку всю на нервах, проходящую через эмоциональные последствия насилия — стыд, горе, ужас. Но гнев? Это было проще.

— Не хочешь поговорить в более приватной обстановке?

— Нет, все нормально, — Грейс обвела рукой вокруг, — Все ушли. И в любом случае, все знают что со мной случилось, — она скрестила руки на груди. Бледный белый шрам шел от скулы до губы, изгибаясь там, где ее кожа порвалась под силой ударов. — Так ты здесь, чтобы выяснить, не вру ли я?

— Я здесь, чтобы выяснить, что с тобой случилось, Грейс.

— От имени людей, которые не хотят нести ответственность за свои действия.

Вероника покачала головой.

— Слушай, я знаю, что у тебя нет причин мне доверять. Но чтобы ты знала, я для них не красочный альбом фактов на заказ делаю. Доказательства, которые я найду, они и получат. Все что я хочу, выяснить что случилось той ночью, — она помедлила, наблюдая за выражением лица Грейс.

В первый раз эмоции отразились в глазах Грейс. Она моргнула, посмотрев на ноги на секунду, прежде чем аккуратно опуститься на одно из кресел красного бархата. Вероника тоже села, оставляя между ними пустое сидение, чтобы оставить девушке нужное пространство.

— Что ты хочешь знать? — голос Грейс все еще был ровным, но стал мягче. Может менее враждебным.

Вероника достала тонкий блокнот из кармана куртки и открыла пустую страницу.

— Что ж, давай начнем с того что ты помнишь. Можешь рассказать мне что случилось той ночью?

Слабые складки прорезали ее лоб. Она взглянула на колени, ее руки лежали на бедрах.

— Все возвращается урывками… сложно это упорядочить.

— Просто постарайся — сказала Вероника.

Грейс пожала плечами.

— Хорошо. Я пришла в бар подождать своего парня. Было около 23.00. Я выпила пару мартини, сидела и болтала с Алиссой — барменом. Я ее немного знала. Я там часто бывала.

— О чем вы говорили?

Девушка нахмурилась.

— Не очень помню. Так, болтали. Мы часто говорили о кино, сериалах. Чем-то таком.

— Хорошо. Так ты ждала этого парня…

— Да, он написал мне, что не сможет. Уже было около одиннадцати вечера. Я выпила еще бокал, а потом поднялась идти домой, — она переплела пальцы на коленях, бледным, тугим узлом. Она была неподвижна, когда говорила, но каждый мускул, казалось, был напряжен. — Я помню как прошла через дверь на лестницу… дверь немного застряла и я помню как подумала, что хорошо что нет пожара. Я зашла и начала спускаться. А потом… в моей голове все смешалось. — Грейс замолчала, ее нижняя губа слабо подергивалась, но когда она снова заговорила, ее тон был сухим, — Не знаю где моя память начала исчезать. Как будто ты идешь к стоматологу, и они делают наркоз, а ты даже не понимаешь в какой момент отрубилась. Ты просто приходишь в себя позже, и вроде как помнишь, как стоматолог ходил вокруг тебя, и звук бормашины, и вибрацию в черепе, но хронологически ты это все сложить не можешь.

Вероника кивнула.

— Как ты думаешь, тебя могли накачать в баре, перед тем как ты ушла?

— Нет, я все время сидела прямо напротив бармена, и не разговаривала ни с какими парнями. Все что я говорю, это то, как я захожу на лестницу — мое последнее четкое воспоминание. И долгое время все, что я еще помнила, то что на меня напали. Я помню как что-то меня било снова и снова. Здесь, — она дотронулась до ребер, под грудью, — Здесь. И здесь, — она пробежала рукой по лицу, челюсти и ключице. — Я помню, как услышала, как что-то треснуло и подумала: «Черт! Мой чертов нос». И я знаю, что для тебя это прозвучало легкомысленно, но я помню как думала… «На следующей неделе у меня прослушивание. Как же я сыграю Гедду Габлер со сломанным носом?»

Вероника по своему опыту знала, что это не было легкомысленным, что нельзя было предсказать или контролировать мысли, которые появляются даже в такие моменты, но Грейс продолжала говорить.

— А потом я почувствовала, что что-то давит мне на шею, — длинные, бледные пальцы девушки инстинктивно согнулись вокруг горла, мягко и прикрывающе, хотя они и демонстрировали насилие, — Я не могла дышать. Я царапала что бы это не было и чувствовала как мои ногти за что-то цепляются. Тогда я и поняла, что он меня душит. Он тряс меня. Моя голова несколько раз обо что-то ударилась.

Она подняла глаза. Ее взгляд был ясным, выражение лица вежливым. Было бы легко спутать это с безразличием, Вероника полагала что так и подумали помощники шерифа, но Вероника видела кое-что еще. Она видела лицо девушки, разрушенной насилием и которая потом собрала себя воедино просто силой воли. Она видела девушку, отказывающую истории, рассказанной снова и снова, ранить ее еще раз.

— Когда я очнулась, я была в больнице, — продолжала Грейс, — Все еще было как в тумане, они мне вкололи много обезболивающих. У меня было сотрясение и много сломанных костей. И он так повредил мое горло, что я не могла говорить. Почему-то я вбила себе в голову, что я останусь немой до конца жизни. Я не могла бороться с этим страхом, даже после того как доктора сказали мне, что я смогу говорить спустя пару дней.

Все это звучало правдиво — ужас, проницательность и онемение от того, что все отняли у нее за какой-то момент. Ее тело. Ее ощущение безопасности. Ее голос.

— Долгое время я не могла вспомнить лицо парня. Оно было этим ужасным смазанным изображением, застрявшим у меня в мозгу. И кошмары продолжались. Я просыпалась от крика. Мои соседи однажды вызвали полицию, так я сильно кричала, они думали что меня убивают в кровати, — она безрадостно усмехнулась, — В любом случае, спустя пару недель я просто… я, наконец, снова увидела его лицо, во сне. И я проснулась и я знала, что это реально, что я могу его опознать. Мой врач сказал, что это бывает довольно часто в таких случаях. Иногда, чтобы информация обработалась, требуется время. Так что я позвонила в полицию. Я его описала. Они попросили меня прийти и посмотреть какие-то фото и… и он был там, — она сильно сглотнула, ее пальцы сжались. — Прямо в пачке фотографий. Мигель Рамирез. Парень, который меня изнасиловал.

— К тебе тогда еще что-то вернулось? Вроде того как он вывел тебя из здания?

— Нет. Наверное, в тот момент я была без сознания.

Вероника нахмурилась.

— Грейс, ты сказала, что часто бывала в «Гранде». Ты когда-нибудь замечала Рамиреза до той ночи? Он когда-то пытался с тобой заговорить?

Она снова покачала головой.

— Нет. В смысле, большую часть времени я проводила в баре или в номере. Не думаю, что столкнулась с парнем из прачечной в коридоре.

— О? Ты часто ночевала в отеле? — Вероника приподняла бровь. — Довольно шикарное место для студентки.

— О, а что этого нет в моем деле? — Грейс спросила с насмешкой, — Я думала, ты в курсе. У меня был женатый парень. Мы там встречались. Копы так часто меня спрашивали насчет него, что я думала, там это будет написано жирным шрифтом.

На самом деле, так и было, но Вероника не попалась на удочку.

— Могу я спросить, почему той ночью ты пошла по лестнице? — спросила Вероника — Четырнадцать этажей на шпильках? Должны быть тренировки полегче.

— Я всегда снимала туфли. Иначе, я бы сломала лодыжку. — Грейс пожала плечами. — Мой парень был слегка параноиком. Не хотел, чтобы камера в лифте записала на каком этаже я вышла, потому что кто-то мог бы связать это с ним.

— Но ты сказала, что той ночью он не пришел.

— Да. Не помню, почему именно я так сделала той ночью, но это вошло в привычку. Я почти никогда не спускалась на лифте. — Грейс поковыряла ноготь.

Вероника набросала повторно максимально секретно: «парень» в блокноте.

— Слушай, я понимаю, почему ты не хотела полиции говорить о том кто твой парень. Но если мы собираемся выяснить что конкретно случилось той ночью, мне правда нужно…

— Нет, — голос Грейс был резким. Вероника подняла взгляд и не была удивлена увидеть, что ее глаза сузились и подбородок воинственно задрался. — Нет причин с ним говорить. Его там той ночью не было… он не причастен.

— Я тебе верю, — Вероника посмотрела прямо на нее, пытаясь показаться искренней, хотя не была уверена, что она думает по этому поводу, — Но это укрепит твое дело против «Гранда», если мы точно сумеем доказать, что он не причастен.

— Как только они узнают его имя, дело станет достоянием прессы о сексе. Он станет развратным извращенцем, а я шлюхой. Они используют это, чтобы навредить мне.

— Они и так это сделают — сказала Вероника.

— И ты на них работаешь. Ощущения приятные?

Вероника ждала этого выпада как только Грейс села, так бы сказала она, если бы ситуация была обратной.

— Когда дело отправится в суд, Грейс, адвокаты «Гранда» узнают его имя, так или иначе, — сказала Вероника, — И да, они сделают все что могут, чтобы навредить тебе, не смотря на мое отношение к ситуации. Ты должна быть к этому готова.

Грейс долго на нее смотрела.

— Дело не попадет в суд, Вероника. Ты знаешь также хорошо, как и я, что они пойдут на компромисс. Слушай, они наняли иммигранта без документов, который оказался насильником. Они не правы… и они не будут испытывать удачу в суде.

— Ты все еще встречаешься с ним? С парнем, я имею в виду.

Грейс помедлила.

— Наши отношения были в основном физическими. В смысле, он мне правда нравился. И я ему. Но он не водил меня на свидания или что-то такое. После случившегося, я была… не так заинтересована в сексе. Так что мы расстались.

Не совсем сказочный роман, подумала Вероника.

— Это было взаимно, — добавила Грейс немного защищаясь, вероятно понимая ход мыслей Вероники. — А не то, что он подумал, что я порченый товар и выкинул меня. Я знала, что мне нужен шанс собраться, и у нас были не такие отношения. Но это не значит, что я готова швырять его на растерзание шакалам. У него есть дети, ради всего святого. Я не хочу, чтобы они слышали о чем-то подобном.

Грейс снова посмотрела на колени. Шрам на щеке был еле заметен. На сцене, под макияжем, никто не заметит. Но вблизи, он был похож на тонкий, бледный знак вопроса.

— Я просто хотела, чтобы все закончилось. Медицинские счета, счета за терапию… они все копятся и выступления едва покрывают верхушку моих долгов. Не знаю откуда я возьму деньги на обучение в следующем семестре, — она закусила губу, — Херст — первое место, где я ощутила себя на месте. Я не знаю, что мне делать, если мне придется уйти. Если я выиграю этот иск, я смогу… правда двигаться дальше. «Нептун Гранд» отнял что-то у меня. Я просто хочу это вернуть.

Вероника на какое-то время отвернулась к сцене, откидываясь на красное кресло. С этого угла она могла видеть небольшие крестики из светящейся в темноте ленты, которую актеры использовали для пометок и простые деревянные блоки, которые ставились во время постройки декораций.

— Я помню тебя, знаешь.

Ее голова повернулась к Грейс. Ее руки были крепко сжаты на коленях.

Вероника медленно кивнула.

— Я не была уверена, вспомнишь ли.

— Да. Ты и Дункан Кейн, — выражение лица девушки было нечитаемым. Ее губы слегка улыбались, но ее глаза были пустыми и скрытными. — Большие, плохие похитители ребенка.

— Я к этому не имею никакого отношения — сказала Вероника, рефлекторно солгав.

Странная улыбка Грейс не исчезла.

— Знаешь, какое-то время я думала, что вы вернетесь за мной. Я представляла это, когда засыпала в закутке. Я так ясно могла это видеть. Ты бы открыла шкаф, как раньше, сначала я бы не смогла разглядеть твое лицо, потому что я очень долго сидела в темноте. Ты бы просто была темным силуэтом. Но потом я бы увидела твою руку, протянутую ко мне. Если бы я просто смогла дотянуться… просто схватить ее… я бы была свободна. Я бы убежала куда-то, где жили Фейт и Дункан. — она пожала плечами — Я думала, ты была настоящим героем.

Слова ударили, запрещенный прием, который сначала вызывает боль, потом возникает мощный импульс нанести ответный удар. Она никогда не переоценивала героев, не ее работой было всех спасать. И говоря формально, она сделала что могла для Грейс, она сказала Дэну Лэмбу что она видела в том доме, предполагая что он передаст информацию в службу защиты детей. Надеясь, что кто-то что-то сделает. Она помогла Дункану забрать ребенка только потому, что он был его и потому что Мэг умоляла ее на смертном одре убедиться, что ее родители не получат опеку. Но что еще она могла сделать для Грейс?

Правда, Вероника? Ты совсем ничего не смогла придумать для нее? Со всей твоей предполагаемой изобретательностью, твоим желанием видеть правила совсем необязательными?

Какое-то время она не могла говорить.

— Я знаю, что у тебя нет причин мне доверять, Грейс, — сказала она наконец. — Я знаю, что работаю на другую команду. Но я хочу поймать парня, который сделал это с тобой.

— Ерунда. Ты хочешь доказать, что я лгунья и чтобы это сошло с рук «Нептун Гранд».

— Грейс, я хотела бы чтобы это можно было сказать и не звучать как дрянь… но мне заплатят в любом случае, — сказала Вероника, пожимая плечами, — Так что можем мы на какое-то время оставить мои корыстные побуждения? Слушай, я видела твои фото после нападения. Тебе стоит поверить, что я хочу видеть как парень, который это сделал, страдает, — она вытащила визитку из бумажника и отдала ее Грейс. — Звони мне в любое время, днем и ночью, если ты еще что-то захочешь мне рассказать.

Грейс опустила взгляд на визитку, явно со скептицизмом, но кивнула и положила ее в карман. Ее голос был эмоциональным и звенящим, когда она заговорила.

Вероника не была уверена откуда цитата, но она точно знала, что она значит. Ты становишься жестче. Ты становишься уравновешенней.

Становишься жестче. Если бы в «Марс Инвестигейшенс» потрудились составить список их «Основных ценностей», то это было бы в первой пятерке.