Вероника зашла в «Мики Динер» как раз после ланча. В колонках играл серф-рок 60-х от Дика Дейла, неистовый темп и вибрирующие звуки гитар — не особое совпадение с послеобеденным спокойствием. Почти все столики были пусты. Вероника задержалась на входе, ожидая.

Потом она заметила человека, с которым пришла встретиться. Грейс Мэннинг, одетая в розовый костюм заведения, ее блокнотик для заказов был в ее нагрудном кармане.

Грейс посмотрела на нее и слегка махнула, предлагая присесть.

— Я буду через минуту. Скоро перерыв.

Она уже развязала фартук, перекинув его через одну руку. Вероника села под статуей мультяшного серфера на волне из стекловолокна, они сидели здесь же с Китом, пока ожидали вердикта по делу Уивила. Она сняла куртку и положила ее рядом.

Грейс не смогла продолжить обучение этой осенью. Она бросила Херст, взяла в кафе так много смен, как могла. Вероника только этим утром это узнала, когда позвонила Грейс сказать, что они взяли Беллами. Она была так занята деталями дела, что даже не думала спрашивать девушку про обучение. Грейс, колючая и скрытная, не говорила об этом раньше. Новости вызвали смятение. Вероника и Кит прожили годы на грани бедности, но они всегда умудрялись сводить концы с концами. Она никогда не сталкивалась с реальностью как Грейс — мир, в котором у нее не было денег, и даже хуже, семьи.

— Привет! — минутой позже Грейс появилась у стола. Она поставила на край поднос, там были две чашки кофе и два куска пирога. — За счет заведения, — сказала она. — Одно из преимуществ работы тут.

— Спасибо, — Вероника оглядела девушку. Она ожидала, что та будет выглядеть еще более враждебно чем обычно, предполагая, что та плохо приняла потерю образования. Но она казалась, если не безумно счастливой, то по крайней мере дружелюбной. Ее щеки были круглее, чем когда они встречались последний раз. Она вела себя спокойнее, менее нервно. — Как твои дела, Грейс?

Грейс села напротив.

— Ну, ноги болят и какой-то растяпа пролил на меня апельсиновый сок утром, но хорошо, — она налила сливок в кофе и перемешала бойкими, изящными движениями. Потом, тихим, сдержанным голосом она спросила. — Итак… этот парень. Он в тюрьме?

— Пока нет. Сейчас он в больнице. Но как только его можно будет перевезти, да, он отправится в тюрьму.

— В больнице? — Грейс нахмурилась.

Вероника глотнула кофе.

— Да, полагаю кто-то его довольно сильно избил. Копы формально арестовали его в больнице, но он в таком состоянии… они не смогут перевезти его еще неделю или около того.

«Избил», вероятно, не совсем точно, подумала Вероника. Придирчивое внимание Душистого Горошка оставило Беллами с двумя сломанными пальцами, четырьмя сломанными ребрами, разрывом селезенки и проткнутым легким. Вероника была рада, что ее некому было спросить, чувствует ли она себя неважно из-за ее участия в признании. Она вообще не любила насилие, но она чувствовала, что Беллами заслужил исключение.

Очевидно, она не одна так считала. Холодная улыбка появилась на лице Грейс, когда она держала кружку в руках.

— Тяжело сказать что будет дальше, — продолжила Вероника. — Они все еще ищут улики. Но на жертве, которую мы нашли в песчаной ловушке, есть волосы, которые совпадают с волосами Беллами.

Тело принадлежало восемнадцатилетней Кимберли Вэи из Одессы, Техас… иначе известной как Мэделин Чейз. Частички человеческой кожи под ее ногтями были еще в лаборатории, но у Вероники было чувство, что они тоже совпадут с ДНК Беллами. Кроме этого, заявление Рейчел Фэхи и образец спермы, который они нашли на Грейс, у обвинителей будет хорошая база для осуждения.

— Так что это еще не конец, — сказала Грейс, опустив взгляд.

Вероника положила свою руку поверх руки Грейс.

— Конец так никогда и не наступит.

Какое-то время они сидели молча. Но было еще что сказать. Вероника встряхнулась и продолжила.

— Я должна предупредить тебя, Грейс, что когда дело дойдет до суда, о тебе все узнают. Технически, они должны хранить анонимность жертв, на практике, не всегда это срабатывает.

Девушка кивнула.

— Я знаю. Поняла, — она легонько пожала плечами. — Я рассказала Лиззи по телефону как-то ночью. Она сейчас в Нью-Йорке… она шеф-повар, я говорила? — она тихо рассмеялась. — Я ничего ей не рассказывала. Не знаю почему. Она единственный член моей семьи, с которым я вообще могла говорить. Ну… она и Мэг, — ее голос чуть дрогнул, когда она назвала имя старшей сестры. — В любом случае, полагаю что мне было стыдно. Не только из-за работы, но из-за… из-за нападения. Я не хотела, чтобы она знала что со мной случилось. Я знаю, это глупо.

Вероника подумала о том как долго она хранила свой секрет. Она никогда не рассказывала отцу о ночи на вечеринке у Шелли Помрой, часть ее хотела защитить его от этого.

— Это не глупо. Но я рада, что ты рассказала ей. В одиночку очень тяжело.

Грейс кивнула.

— Это был не веселый разговор. Но теперь она все знает, и она единственный человек, чье мнение мне важно. Для меня это тоже хорошо. Я слишком привыкла ко лжи. Стала слишком невнимательна, когда говоришь ненужную ложь и это выливается… в то, что ты теряешь себя, — она печально улыбнулась. — Вроде профессиональной опасности для меня, наверное. Но, Вероника, я все еще съеживаюсь, когда вспоминаю как лицемерно себя вела, когда я смотрела тебе в глаза и обвинила невиновного человека, которого даже не встречала.

— Что ж, Грейс, я много знаю о твоей семье, — сказала Вероника. — Внушение лжи было постоянным. Учитывая все, я бы сказала, что ты прекрасно отдаешь представление о себе.

— Эй! Кстати… — Грейс снова неожиданно и дико улыбнулась. — Я ужасно смакую идею того, что мои родители узнают, чем я занималась. Я бы хотела увидеть лицо матери. Но я уже знаю что они скажут, — она наклонилась, ее глаза светились дико и ревностно. — «И дочь каждого священника, если она оскверняет себя тем, что играет шлюху, она оскверняет отца: ее стоит сжечь на костре».

— Мило, — тотчас сказала Вероника. — Я бы проголосовала за избиение камнями.

— Это для ведьм, — сказала Грейс. — Но если ты чувствуешь себя забытой, я уверена что они помолятся и о твоей кончине. По крайней мере, после пропажи Фейт, — она поставила кружку и посмотрела на Веронику, ее лицо неожиданно стало нечитаемым. — Вероника?

— Да?

— Ты сказала бы мне, если бы знала где она? Фейт, я имею в виду.

Вероника помедлила. Давным-давно она пообещала. Она молчала многие годы. Но теперь Грейс смотрела на нее с надеждой и отчаянием… у этой девушки почти никого не осталось, матрац на полу, последствия травмы и одиночества и страха, с которым она только сейчас начала справляться.

— Все что я знаю, — сказала она. — Что Дункан назвал ее Лилли.

Грейс прикусила уголок губ. На секунду Вероника поверила, что она заплачет. Но потом она кивнула и взяла вилку.

— В любом случае, — сказала Грейс, резкий сигнал сменить тему. — Теперь я работаю тут пять дней в неделю. Почти целый день, зависит от того сколько у них часов для меня. Не так все плохо.

— Мне жаль. Что, знаешь… так случилось с Херстом. Не могу поверить, что они не нашли для тебя никакого пособия.

Грейс пожала плечами.

— Все нормально, — она наколола кусок пирога на вилку. — В смысле, не пойми меня неправильно… я не воспринимаю это как какую-то великолепную ситуацию для закаливания характера, которую послал мне Бог. Но я не дам этому меня остановить. Или я найду деньги на обучение, или я найду другой способ пойти туда, куда хочу. Черт с ним, может я поеду сразу в Нью-Йорк или Лондон, и Херст может послать себя подальше.

— Аминь, — сказала Вероника, поднимая кружку в тосте. Они тихонько чокнулись над столом.

Лицо Грейс смягчилось. Она посмотрела на пирог, задумчиво надув нижнюю губу. Когда она подняла глаза, ее лицо порозовело.

— Как часто люди говорят тебе спасибо?

Вероника проглотила кофе и откашлялась.

— «Спасибо» идет как раз после «ты разрушила мою жизнь» и перед «когда я до тебя доберусь».

— В смысле, если бы ты не копалась, «Гранд» скорее всего договорился со мной, и я все еще училась бы в Херсте. Не знаю, почему я тебе благодарна и твоей чертовой честности, — сказала Грейс с иронией. Потом она улыбнулась. — Но, Вероника… Спасибо.

Вероника не была уверена, что ответить. Она смотрела девушке в глаза, потом Грейс улыбнулась, пожала плечами и направилась на кухню. Вероника съела еще кусок пирога. И пока она радовалась сахарной благодати, она прозрела. Она тут же поняла, что никогда не будет богатой. Комфорт Вероники был в изнуренном состоянии. Она не могла придумать наказания хуже, чем манипуляция своими эмоциями. Чтобы тебя обыграли. Так почему это «спасибо» от девушки, которая ей врала, которая пыталась обыграть систему, значило для нее больше, чем большой чек от корпоративного клиента, который был совершенно прав? Пойми это, подумала она, и может я помогу своим детям понять почему их мать смирилась с жизнью, когда она сидит в придорожном кафе с пирогом и кофе, как и дедушка.