Глава 1

Без пяти три. В сером, взятом напрокат «форде» я проехал мимо прачечной-автомата на Девятой авеню, неподалеку от Двадцать Первой улицы. Ехал я достаточно медленно, чтобы заметить двенадцать стиральных машин, шесть сушилок и полное отсутствие посетителей. Никто не хотел стирать белье в три часа ночи с субботы на воскресенье.

Проехав квартал, я развернулся, поставил «форд» во втором ряду напротив прачечной и вышел из кабины. Штраф меня не волновал. Сейчас я бы с удовольствием встретился с полицейским. Обойдя машину, я открыл багажник, достал голубую сумку с эмблемой «Пан-Ам», повесил ее на плечо и, захлопнув багажник, взглянул на часы. Ровно три. Я мог гордиться своей пунктуальностью.

Перейдя улицу, я открыл дверь и под мелодичную трель звонка вошел в прачечную. Сушилки стояли слева от двери, стиральные машины — справа. Интерьер дополняли две деревянные скамьи без спинок. Тишину нарушало лишь слабое жужжание люминесцентных ламп. Я бы предпочел услышать другой звук: мерное гудение работающей сушилки, в барабан которой вор обещал положить добычу, аккуратно завернутую в одеяло. Я приник к стеклу первой сушилки, Ничто не шевелилось в ее серых внутренностях. Я подошел ко второй, третьей, четвертой... Все сушилки были пусты.

Между стеной и сушилками имелся небольшой зазор, который, при необходимости, можно было использовать в качестве тайника.

Они поработали над стариком, прежде чем втиснуть его туда. Его ноги притянули изоляционной лентой к груди так, что подбородок покоился на коленях. Руки закрутили назад и, вероятно, связали той же лентой; лоб и щеки покрывали темные кровоподтеки. Нос был сломан по меньшей мере в одном месте, губы превратились в оладьи. Ярко-голубые глаза старика смотрели прямо на меня, но уже ничего не видели.

Я, конечно, сразу узнал Бобби Бойкинса, энергичного коротышку лет шестидесяти, из которых тридцать он обчищал карманы многочисленных туристов, круглый год наводняющих Нью-Йорк.

Я не верил, что искаженный голос, передавший мне инструкции вчера в одиннадцать утра, принадлежал Бобби. Скорее всего, со мной говорил сам вор, опытный взломщик сейфов. Бойкинс не обучался этому искусству. Ему не хватило бы духу влезть в чужой дом, не то чтобы вскрыть сейф.

Я начал подниматься на ноги, когда звякнул звонок и раздался громкий голос: «Полиция, парень. Не шевелиться!»

Я застыл, стараясь даже не дышать. Голос принадлежал юноше, а от молодого и неопытного полицейского можно ждать чего угодно.

— О'кей, повернись к стене и подними руки. Расставь ноги пошире.

Я беспрекословно выполнил его указания. Он направился ко мне.

— Это твой серый «форд»... — он шумно глотнул, так и не закончив вопроса.

— О господи! — вероятно, он принял Бобби Бойкинса за нашего создателя. А может, он всегда обращался к покойникам с этими словами.

— Он мертв?

— Да.

— Ты его убил?

— Нет.

— Ладно, парень, стой тихо, — он быстро обыскал меня, — А теперь — руки назад.

Тут же на моих запястьях замкнулись наручники. Со мной такое случилось впервые и, надо отметить, ощущение не доставило мне большого удовольствия.

— Повернись, — приказал голос.

Я повернулся, чтобы увидеть высокого ирландца, весом под двести фунтов, в защитном шлеме и высоких, до колен шнурованных кожаных ботинках нью-йоркской моторизованной полиции.

— Как тебя зовут, парень? — он достал из кармана записную книжку и карандаш и записал мои имя и фамилию, продиктованные мной по буквам.

— Где ты живешь?

— "Аделфи", восточная часть Сорок Шестой улицы, — Что ты тут делаешь?

— Кое-что ищу.

— В прачечной? В три часа утра? — скептицизм голоса юноши прекрасно гармонировал с изумленным выражением, появившимся на его лице.

— Совершенно верно.

— Чем ты зарабатываешь на жизнь? Мне пришлось подумать, прежде чем ответить на этот вопрос.

— Я посредник.

— Посредник?

— Да. Я помогаю улаживать различные конфликты.

— Между профсоюзами и предпринимателями?

— Нет, в основном между частными лицами. Взгляд его темно-карих глаз упал на сумку.

— Что у тебя там? Грязное белье?

Сумка все еще висела у меня на плече, и он не мог взять ее, не сняв наручники. Подумав, он приказал мне повернуться к нему спиной, отомкнул левый наручник, сдернул сумку и вновь защелкнул его на моем запястье. Обернувшись, я наблюдал, как он отнес сумку к стиральной машине, положил ее на крышку и расстегнул молнию. Выражение его лица подсказало мне, что он никогда не видел девяносто тысяч долларов. Во всяком случае, наличными.

Сначала он покраснел затем пробормотан: «Черт побери!» Он хотел сказать что-то еще, но звякнул звонок, и в прачечную ворвались двое мужчин с пистолетами наготове.

По внешнему виду им едва перевалило за тридцать, но один уже совершенно облысел. Второй, правда, сохранил светлые, чуть волнистые волосы.

— Что тут происходит? — спросил блондин.

Молодой полицейский круто обернулся на звук звонка, и его рука метнулась к нерасстегнутой кобуре. Но, разглядев вошедших, он вытянулся по стойке смирно.

— Я как раз собирался отвести его в участок.

— Кого его? — пистолет блондина по-прежнему смотрел мне в живот.

Полицейский махнул рукой в мою сторону, — Этот крутился здесь, когда я проезжал мимо. Я зашел и увидел, что он разглядывает мертвеца. Тогда я заглянул в его сумку, а она набита деньгами.

Блондин убрал пистолет в кобуру. Лысый последовал его примеру.

— Ты говоришь, тут есть труп? — спросил блондин.

— Да, сэр.

— Ты знаешь, что надо делать при обнаружении тела?

— Да, сэр.

— Так чего же ты стоишь, как столб? Полицейский кивнул и поспешил к выходу.

— Сейчас мы отведем тебя в участок, — сказал блондин, когда за юношей закрылась дверь. — Меня зовут Дил. Детектив Дил. Это детектив Оллер. Мы из отдела убийств южного сектора. Понятно?

Я кивнул, — Загляни в его сумку, Оллер, — добавил Дил и прошел мимо меня к сушилке, за которой лежало тело Бобби Бойкинса. Постояв несколько секунд, он присел на корточки в правой рукой коснулся лба Бобби, будто хотел убедиться, что у того нет лихорадки, — Что в сумке, Олли? — спросил он, не сводя глаз с трупа, — Деньги.

Дил встал и повернулся к своему напарнику.

— Сколько?

— Я их не считал, но, похоже, тысяч пятьдесят, — ответил Оллер. — А то и больше.

— Пересчитай, — Дил посмотрел на меня. — Девяносто тысяч, — я попытался облегчить его труд. Я уже начал опасаться, что серые глаза Дила пробуравят меня насквозь, когда Оллер оторвался от сумки. — Ровно девяносто тысяч, как он и говорил.

— Взгляни-ка за эту сушилку, — предложил Дил. — Ты не знаешь, кто это?

Оллер оставил сумку на стиральной машине и прошел мимо меня к сушилке.

— Запаковали его неплохо. Как новогоднюю индейку.

— Ты его знаешь?

— Первый раз вижу, — он подошел к Дилу и они принялись разглядывать меня.

При одинаковом росте, футов под шесть, Оллер был тяжелее фунтов на двадцать, большая часть которых приходилась на жир. Над его черными бегающими глазками нависали густые брови.

— Кто он такой? — Оллер кивнул в мою сторону.

— Не знаю, — пожал плечами Дил. — Наверное, он специально зашел в прачечную, чтобы найти тут труп и девяносто тысяч долларов.

— О'кей, мистер, — продолжил Оллер. — Как вас зовут?

— Филип Сент-Айвес.

— Где вы живете?

— Отель «Аделфи», восточная часть Сорок Шестой, — Вы знаете этого человека?

— Я знал его раньше. Не слишком хорошо, — Его имя?

— Бобби Бойкинс.

— Что он делал?

— Насколько мне известно, ушел на заслуженный отдых.

— Чем он занимался раньше?

— Кажется, обчищал карманы туристов.

— А что делаешь ты?

— В некотором смысле, я тоже удалился от дел.

— То есть ты хотел жить на эти девяносто тысяч? — вмешался Дил.

— Нет.

— Это твои деньги?

— Нет.

— Тогда чьи?

— Одного приятеля.

— Кто он?

Я покачал головой.

— На этот вопрос так же, как и на все последующие, я могу ответить лишь в присутствии адвоката. Дил безразлично кивнул.

— Прочитай ему его права, Олли.

Оллер раскрыл записную книжку и нудным голосом зачитал постановление Верховного суда, касающееся прав гражданина Соединенных Штатов, оказавшегося в подобном положении.

— Вы арестованы, мистер Сент-Айвес, — сказал детектив Дил.

— За что?

— По подозрению в убийстве и грабеже.

— Хорошо.

— Вижу, вы не слишком огорчены, — заметил Оллер.

— Я огорчен, — сухо ответил я.

— На вашем месте я бы дрожал, как осиновый лист.

— Вы арестованы впервые? — спросил Дил.

— Да.

— Боюсь, вам это не понравится.

— Полностью с вами согласен.

 

Глава 2

Вместе с вернувшимся патрульным, Френсисом X. Франном, они отвели меня в Десятый полицейский участок на Двадцатой улице.

— Вы можете позвонить, — сказал Дил, когда пожилой сержант записал мою краткую биографию и снял отпечатки пальцев.

Я назвал номер в городе Дариене, штат Коннектикут.

— Кого позвать?

— Майрона Грина.

— Он — ваш адвокат?

— Даже больше. Он втянул меня в эту неприглядную историю.

Все началось в пятницу, когда мне привезли большую тыкву, а пятнадцать минут спустя появился Майрон Грин. Я уже срезал верхушку и как раз выбрасывал в мусоропровод семечки и мякоть, когда раздался стук в дверь. Закрыв крышку, я отнес тыкву на восьмигранный столик для покера, загодя накрытый вчерашним номером «Тайме», и пошел открывать дверь.

— Что ты знаешь о фонарях из тыквы? — спросил я, когда он вошел в комнату.

— Все, — ответил Майрон, оценивающе оглядывая тыкву.

— И что ты скажешь?

— Крупный экземпляр, — он снял верхушку.

— Ты ее отлично вычистил. Сколько она стоит?

— Десять долларов.

Грин печально покачал головой.

— Когда ты в последний раз покупал тыкву?

— Довольно давно.

— Она стоит три доллара. Максимум три с половиной. В Дариане я бы купил ее за два, — Такую большую?

— Почти.

Он снял пальто, вытащил из-под стола табуретку и сел.

— О ком ты не мог говорить со мной по телефону? — спросил я, повесив его пальто в шкаф.

— Я не сказал, что не мог. Просто не хотел.

— Он очень богат?

— С чего ты взял, что он богат?

— Потому что он — твой клиент, а ты не связываешься с бедняками. Если не считать меня.

— Но ты тоже не умираешь с голода.

— Тем не менее, я — безработный.

— Ты не работаешь всего девять месяцев.

— Это не так уж мало.

— И у тебя были возможности найти работу.

— Я бы этого не сказал, — я нарисовал на тыкве глаза, нос и рот с оскаленными зубами и достал из ящика острый нож.

— Эта нефтяная компания пользуется заслуженной репутацией, — Грин встал, обошел стол и остановился сзади, чтобы следить за моими успехами.

— Не знаю, какова ее репутация, но не так уж много фирм готовы платить выкуп за похищенного южноамериканского генерала.

Грин снова сел.

— Я по-прежнему убежден, что, получив выкуп, похитители вернули бы генерала живым.

Я посмотрел на него и покачал головой.

— А я уверен, что у посредника, в конце концов нанятого фирмой, хватило ума сбежать вместе с деньгами. Иначе похитители шлепнули бы его так же, как и генерала.

— Ну, на этот раз я предложу тебе совсем другое.

— Будем надеяться.

Я был клиентом Майрона Грина почти шесть лет. До этого я работал в газете и писал о нью-йоркцах, зарабатывающих на жизнь не совсем законными способами, — ворах, вымогателях, сутенерах, игроках на скачках.

Один из моих постоянных читателей, специализирующийся на квартирных кражах, как-то раз обчистил квартиру клиента Майрона Грина, а потом предложил ему купить украденные драгоценности при условии, что я буду посредником в этой сделке. Грин связался со мной, и я согласился. Вскоре после того, как я принес драгоценности, газета закрылась и я оказался на улице. Но Грин не забыл меня и пару недель спустя предложил мне передать деньги похитителям ребенка его другого клиента.

Так как существовала большая вероятность того, что моя миссия закончится пулей и затылок или купанием в Ист-Ривер с камнем на шее, мне заплатили десять тысяч, десять процентов суммы выкупа. Я и представить не мог, что моя жизнь стоит так дорого.

После этого я стал клиентом Майрона Грина, вернее, он взял на себя заботу о моих делах. Он оплачивал счета, улаживал конфликты с налоговым управлением, представлял меня в бракоразводном процессе и получал десять центов с каждого заработанного мной доллара. Нельзя сказать, что я был перегружен работой, но чувствовалось, что я еще долго смогу заниматься этим делом, во всяком случае до тех пор, пока продолжались кражи вещей и людей.

Три или четыре раза в год я выступил в роли посредника. Полученных гонораров хватало на аренду приличного номера на девятом этаже отеля «Аделфи», позволяло посещать лучшие рестораны Нью-Йорка и путешествовать по Америке и даже Европе...

И вот, покончив с тыквой, я взглянул на Майрона Грина.

— Расскажи мне о своем клиенте. Грин, склонив голову набок, внимательно разглядывал будущий фонарь.

— У него есть небольшие сбережения.

— Что значит небольшие?

Грин наконец оторвался от тыквы.

— Полагаю, миллиона два. Может быть, три.

— Ну, с такими деньгами можно перебиться с хлеба на воду.

— Хорошо, черт побери, он не бедняк. Если в не было богачей, тебе пришлось бы искать другую работу.

— Ты ошибаешься, Майрон. Мне бы пришлось искать работу, если бы не было воров.

Грин взял нож, пододвинул к себе тыкву и начал что-то делать с нарисованным ртом, — Будем считать, что на жизнь ему хватает. Тебя это устраивает?

— Вполне.

Он повернул тыкву ко мне. Не знаю, что он сделал со ртом, но тыква стала куда мрачнее.

— Ну как? — спросил Грин.

— Гораздо лучше.

Он откинулся назад, наслаждаясь своей работой.

— Он стал моим клиентом три недели назад, по рекомендации его биржевого маклера, моего давнего друга. Вчера он позвонил мне, чтобы узнать, нельзя ли воспользоваться твоими услугами. Я обещал поговорить с тобой.

— Что ему нужно?

— Видишь ли, когда он уехал на уик-энд, кто-то влез в его дом и украл некие важные документы. Два дня назад вор позвонил ему и предложил продать их за кругленькую сумму.

— Какую именно?

— Сто тысяч долларов.

— Что это за документы?

— Мой клиент предпочел бы не говорить об этом.

— Перестань, Майрон, ты же понимаешь, что я должен знать, о чем идет речь.

— Ну, скажем, это дневник, который он вел последние двадцать пять лет.

— Должно быть, в нем содержатся сведения, компрометирующие твоего клиента. Вряд ли он стал бы тратить столько денег, чтобы удостовериться, болел ли он ангиной в шестидесятом году или шестьдесят первом.

Майрон нахмурился.

— Человек может оберегать свое прошлое от посторонних глаз, даже если он не сделал ничего предосудительного.

Я не стал возражать, хотя и чувствовал, что утверждение Грина довольно спорно.

— Хорошо, а кто предложил меня?

— Вор. Или воры.

— И твой клиент согласился?

— Да. Поэтому он и позвонил мне, — И что ты думаешь по этому поводу?

— Мне кажется, тут все чисто. Да и тебе не помешают десять тысяч. Кстати, они входят в сумму выкупа.

— Ну хорошо, — ответил я после недолгого раздумья, — Я согласен. Как зовут твоего клиента?

— Абнер Прокейн.

От неожиданности я поперхнулся и закашлялся.

— Что с тобой? — обеспокоенно спросил Грин.

— Ничего, — я достал носовой платок и вытер рот, — Просто твой новый клиент, вероятно, лучший вор Нью-Йорка.

 

Глава 3

Детектив Дил набрал номер и передал мне трубку. После десятого звонка на другом конце провода раздался сонный голос Грина: «Слушаю».

— Это Сент-Айвес, — представился я. — Меня арестовали.

— О боже, сейчас же четыре утра.

— Если ты не проснешься, то будет пять, а я по-прежнему останусь за решеткой.

Последовало короткое молчание.

— Хорошо, я проснулся, — бодро продолжал Грин. Вероятно, жена окатила его ведром холодной воды, — Где ты?

— Десятый полицейский участок на Двадцатой улице.

— В чем тебя обвиняют?

— В убийстве и грабеже.

— О господи, — простонал Грин, — Что случилось? Я коротко обрисовал ситуацию.

— Что ты им сказал?

— Мои имя и адрес.

— Ну ладно. Мне надо кое-кому позвонить, и на это уйдет время. Я не хочу, чтобы имя моего клиента связывалось с этой историей. Так что тебе придется побыть в участке еще пару часов.

— Мне тут не нравится, — ответил я.

— Я постараюсь приехать как можно быстрее.

— Постарайся, — и я повесил трубку.

— Вы хотите позвонить кому-то еще? — спросил детектив Дил.

— Нет, — я отрицательно покачал головой.

Меня отвели в какую-то маленькую комнатку с двумя столами и четырьмя стульями, закрыли дверь и, казалось, забыли обо мне. К счастью, мне оставили сигареты и, закурив, я задумался об Абнере Прокейне, воре, ведущем дневник.

Не так уж много людей подозревало, что Абнер Прокейн — вор. Несколько детективов, но они не смогли ничего доказать и махнули на него рукой. Воры, с которыми я сталкивался, работая в газете, но их слова никто не воспринимал всерьез.

Когда я объяснил Грину, почему считаю Прокейна лучшим вором Нью-Йорка, тот пожал плечами.

— Слухи. Это все, чем ты располагаешь. Только слухи.

— иногда репортеру достаточно и этого.

— Сейчас ты не репортер.

— Но я узнал о его существовании, когда работал в газете.

— Тем не менее, ты не написал о нем, не так ли? Я оставил его шпильку без ответа.

— А если он вор, ты бы все равно представлял его интересы?

— Я знаю его финансовое положение. Этот человек не может быть вором.

— Но все-таки?

— Каждый гражданин имеет право на юридическую защиту, — ответил Грин, поджав губы. — Разумеется, я стал бы его адвокатом.

— Тогда я стану его посредником...

Впервые я услышал об Абнере Прокейне лет семь назад, когда Билли Фоулер решил тряхнуть стариной и попробовать свои силы на новейшем стенном сейфе. Там лежали двадцать пять тысяч долларов, о которых хозяин кабинета, врач-отоларинголог, «забыл» сообщить налоговому управлению, Билли без труда открыл сейф, но не успел налюбоваться добычей, как у него начался сердечный приступ. Рано утром доктор нашел его лежащим на полу у открытого сейфа. Он предпочел не обращаться в полицию, а отвез Билли в ближайшую больницу. А Билли, в свою очередь, обещал никому не говорить о содержимом сейфа.

Это была одна из тех историй, которые не публикуются в газетах, и Билли, чувствуя мое разочарование, спросил, запахнув больничный халат: «А почему бы тебе не написать об Абнере Прокейне?»

— Кто это?

— Я тебе ничего не говорил, понятно?

— Разумеется. Так кто он такой?

— Лучший вор города, вот кто. А может, и всего мира. И знаешь, почему?

— Почему?

— Потому что крадет только деньги и никогда не попадается. Но я тебе ничего не говорил, хорошо?

— Хорошо.

Потихоньку я начал наводить справки, и вскоре старик Крайвен, до сих пор гордящийся тем, что помогал Френку Норфлиту в знаменитом ограблении универмага в Денвере в тридцатых годах, заявил, что, по его мнению, Прокейн украл больше пяти миллионов.

— Ты представляешь, сколько это денег? — заключил он, но пропустив еще по паре стопочек, мы оба пришли к выводу, что сумма несколько преувеличена.

— Один бывший вор, ударившийся в религию, подтвердил, что слышал об этом несчастном грешнике и даже молился за спасение его души.

— Но если слухи, касающиеся Прокейна, поражали многообразием красок, то факты оказались удивительно бесцветными и сухими.

— Он родился в Нью-Канаане, штат Коннектикут, в 1920 году, в 1941 получил диплом инженера, в 1943 был призван на военную службу и послан в Европу, в 1945 демобилизовался в Марселе и прожил там больше года. В конце 1946 он вернулся в Нью-Йорк и женился на Вилметте Фоулкс, которая пять лет спустя погибла в авиационной катастрофе. В связи с этим печальным событием имя Прокейна первый и последний раз попало на страницы нью-йоркских газет.

Его ни разу не арестовывали, он никогда не работал. Жил Прокейн в собственном доме, в восточной части Семьдесят Четвертой улицы. За порядком следила приходящая домработница-негритянка. Уик-энды Прокейн проводил на принадлежащей ему ферме в Коннектикуте, Номер его городского телефона не значился в справочнике, на ферме телефона не было совсем.

Как-то днем, спустя шесть месяцев после разговора с Билли, я пил пиво с Сеймуром Райнсом, вышедшим на пенсию манхаттанским детективом, и Говардом Кэллоу, старшим инспектором крупной страховой компании. Когда мы исчерпали все темы, я упомянул Абнера Прокейна, — Я слышал, что он — вор. — От кого? — хмыкнул Райнс.

— От других воров.

— Они ничего не знают. Держу пари, они не смогут назвать ни одного его дела.

— Я смогу, — вмешался Кэллоу.

Райнс пристально посмотрел на него и кивнул.

— Ты, наверное, сможешь.

— О чем вы говорите? — спросил я.

— Примерно пять лет назад один сенатор заключил договор с нашей компанией, — ответил Кэллоу -Так вот, каким-то образом у сенатора оказалось сто тысяч долларов наличными. Он хранил их в чемодане в своей квартире в Вашингтоне. И как-то раз Прокейн стучится к нему в дверь, под дулом пистолета ведет к стене, защелкивает наручники на руке сенатора и батарее, вставляет ему в рот кляп, открывает шкаф, достает чемодан с деньгами и уходит.

Через пару часов служанка находит сенатора и вызывает полицию. Сенатор звонит нам, чтобы узнать, покроет ли страховка сто тысяч наличными. Мы интересуемся, упомянуты ли эти деньги в договоре. Он отвечает, что нет, потом начинает что-то мямлить и говорит, что, возможно, у него украли меньшую сумму. Короче, в полицейском протоколе записано, что грабитель унес двести долларов и чемодан.

— А как вы узнали, что это дело рук Прокейна? Кэллоу пожал плечами.

— Случайно. Один из наших агентов летел из Вашингтона в Нью-Йорк вместе с Прокейном. Тот нес красивый чемодан, как две капли воды похожий на тот, в котором сенатор хранил деньги.

— И что дальше?

Кэллоу задумчиво посмотрел на полупустую кружку.

— Мы возместили сенатору двести долларов, украденных у него, а также стоимость чемодана.

— А Прокейн?

— А что Прокейн? Мы ничего не могли сделать.

— Разве сенатор не мог опознать его?

— Мог, — кивнул Кэллоу, — но не захотел. Раз Прокейн знал о существовании этих ста тысяч, ему было известно, как они попали к сенатору. Вероятно, сенатор понимал, что ему не поздоровится, если об этом узнают и другие.

Райнс взял кувшин и разлил пиво по кружкам.

— Говорят, в шестьдесят четвертом он обчистил сейф психоаналитика с Парк-авеню, а прошлой осенью перехватил взятку в семьдесят тысяч, предназначенную члену городского совета. Тот, во всяком случае, не получил ни цента.

— О взятке я слышал, — кивнул Кэллоу, — а о психоаналитике — нет.

— Разумеется, официально эти случаи нигде не зарегистрированы: так же, как и ограбление сенатора.

— И никто не обращался в полицию? — я удивленно взглянул на Райнса, Тот покачал головой.

— В полицию? А кто мог обратиться в полицию? Член городского совета, не получивший взятки? Или психоаналитик, увиливающий от уплаты налогов.

— А почему вы решили, что их ограбил Прокейн?

— Что бы вы сказали о показаниях очевидца? — спросил Райнс.

— Мне кажется, это весомое доказательство.

— Так вот, тот парень, что нес семьдесят тысяч члену городского совета, пришел к нам. Он полагал, что человек, давший ему эти деньги, примет его довольно сурово. А чем мы могли ему помочь? Мы показали ему несколько фотографий, и он сразу указал на Прокейна. Но что из этого следовало? Если бы мы вызвали его в полицию, он бы рассмеялся нам в лицо, В общем, мы отпустили этого парня.

— И что с ним стало?

— Он отправился в дальние страны.

— Должен отметить, что этот Прокейн — образец вора, — добавил Кэллоу. — Во-первых, он ничего не крадет, кроме денег. Во-вторых, он крадет только у тех, кто не рискнет обратиться в полицию. И в-третьих, его никогда не поймают.

 

Глава 4

В шесть утра за мной пришли и, не говоря ни слова, отвели к дежурному. Молоденький полицейский выложил на стол содержимое моих карманов.

— Что теперь? — спросил я.

— Проверьте, все ли тут есть, и распишитесь, — он протянул мне стандартный бланк.

Я пересчитал деньги в бумажнике и расписался.

— Все в порядке? — спросил полицейский.

— Не хватает девяносто тысяч, — спокойно ответил я. — Странно, — полицейский встал и вышел за дверь. Меня провели в другую комнату, всю обстановку которой составляли обшарпанный стол и два стула. Пятнадцать минут спустя открылась дверь и вошли детективы Дил и Оллер. Дил нес голубую сумку.

— У вас прекрасные связи, Сент-Айвес, — сказал он, положив сумку на стол. — Нам приказано отпустить вас.

— Когда?

— Как только вы пересчитаете деньги, — ответил Оллер, — Можете начинать.

Я дошел до двадцать первой тысячи, когда Дил сказал:

«Бедный юноша не сомкнул глаз из-за этих денег».

— Какой юноша? — спросил я, чуть не сбившись со счета.

— Патрульный Франн. Вы помните Франна? Он надел на вас наручники. Я кивнул.

— Он всю ночь переписывал номера банкнот, — продолжал Дил. — Пока нам не сказали, чем вы зарабатываете на жизнь. У вас в этом городе солидная репутация. Надеюсь, вам об этом известно?

— Нет, — я закончил двадцать третью тысячу и перешел к двадцать четвертой.

— Мы с Дилом работаем в отделе убийств и поэтому никогда не слышали о вас, — добавил Оллер. — Пока еще никто не требовал выкупа за труп.

— Это точно, — протянул Дил.

В молчании я пересчитал оставшиеся деньги и застегнул сумку на молнию.

— Ровно девяносто тысяч, — я подписал другой бланк, поданный мне Оллером, — Если деньги все-таки будут переданы, вы скажете, что мы переписали номера банкнот? — спросил Дил. — В протоколе вашего ответа не будет. Я задаю этот вопрос из чистого любопытства.

— Нет, — ответил я, — Я ничего не скажу, но передам совсем другие банкноты.

— То есть станете сообщником воров?

— В некотором смысле, да. Дил кивнул.

— Вы не будете возражать, если мы с Оллером как-нибудь заглянем к вам и зададим несколько вопросов? Естественно, как свидетелю, а не подозреваемому в убийстве.

— В любое время, — я попытался улыбнуться.

— Мы можем заехать не один раз, — заметил Оллер.

— А может, вы захотите повидаться с нами? Например, завтра в десять утра?

— Вам нужны мои письменные показания?

— Совершенно верно.

— Где вас найти?

— Вы знаете, где находится отдел убийств южного сектора?

— Да.

— Приезжайте туда и спросите кого-нибудь из нас.

— Оллера или Дила?

— Карла Оллера или Френка Дила, — поправил меня Дил.

— Теперь я могу идти?

— Несомненно.

Майрон Грин ждал меня у дверей Десятого участка, -Кому тебе пришлось звонить? — спросил я, когда мы сели в машину и отъехали от тротуара.

— Помощнику окружного прокурора и одному парню из муниципалитета, с которым я учился в школе.

Иногда мне казалось, что Майрон Грин сидел за партой с половиной американских чиновников. С другой половиной он общался в Йельском университете, — Кому-нибудь еще?

— Да, — кивнул Грин, — Прокейну.

— И что он сказал?

— Он озабочен случившимся.

— Я тоже.

— Он хочет тебя видеть, — Когда?

— Немедленно, если это возможно.

— Вообще-то, я чертовски устал.

— Он считает, что это очень важно, и я с ним полностью согласен.

— Почему?

— Потому что сегодня утром ему звонил человек, который хочет продать его дневники.

* * *

Впервые с Абнером Прокейном я встретился днем раньше, в субботу, тринадцатого октября, в десять утра.

— Вы моложе, чем я ожидал, — сказал он, крепко пожав мне руку. Зеленоватые глаза, широко посаженные по обе стороны крупного носа и с интересом разглядывающие меня, хорошо гармонировали с рыжеватыми, чуть тронутыми сединой, начавшими редеть волосами, узкой полоской усов над подвижным ртом и круглым подбородком.

Он провел меня в просторный холл и открыл одну из дверей.

— Я думаю, нам тут будет удобно.

Мы прошли в небольшую комнату, то ли кабинет, то ли библиотеку. Два окна выходили на Семьдесят Четвертую улицу. Одну из стен занимали полки с книгами, На других висели картины, изображающие сельские пейзажи. У камина, в котором потрескивали горящие поленья, стояли два кожаных кресла. Обстановку дополняли письменный стол, заваленный книгами и бумагами, и большой глобус, стоящий на полу у окна, Прокейн подошел к электрической кофеварке и наполнил две чашечки.

— Сливки и сахар? — спросил он.

— Только сахар.

— Пожалуйста, присядьте.

Я выбрал одно из кресел у камина, он передал мне чашку и сел напротив.

— Я полагаю, мистер Грин ввел вас в курс дела.

— Он рассказал мне то, что знал, — ответил я, — Но не упомянул об одном важном обстоятельстве.

— Каком именно?

— Он не сказал о том, что вы по всей видимости лучший вор этого города.

Прокейн холодно улыбнулся, — Шесть или семь лет назад, работая в газете, вы интересовались моей особой, не так ли?

— Да, — Но, к удивлению, не написали обо мне ни строчки.

— Потому что я не нашел ничего, кроме слухов, — А теперь вы хотели бы узнать некоторые конкретные факты?

— Да.

Прокейн повернулся к огню и задумался, — Ну что ж, мистер Сент-Айвес, — он широко улыбнулся, — будем откровенны. Я — вор.

 

Глава 5

Первый раз Абнер Прокейн преступил закон в двадцать пять лет. Он служил в армии и украл грузовик с американскими сигаретами, чтобы продать их на черном рынке Марселя. Сигареты он продал некоему Кожемесу и, если бы не Кожемес, сейчас сидел бы в тюремной камере, а не в мягком кресле у камина. Так, во всяком случае, думал сам Прокейн, Кожемес научил Прокейна красть только деньги, причем у тех, кто не мог сообщить об этом в полицию, Каждой краже предшествовала тщательная подготовка. Информация о будущей жертве стоила недешево, но Прокейн никогда не скупился, так как выручка с лихвой окупала вложенный капитал.

— Воровство ассоциируется у меня с живописью, — говорил он, глядя на один из пейзажей: обветшалый амбар, окруженный раскидистыми деревьями." Оно вызывает у меня ощущение.., завершенности.

— Это ваши картины? — спросил я, Он кивнул. Я более внимательно всмотрелся в пейзаж. Прокейн рисовал летом, и ему очень точно удалось передать игру света и тени.

— Должно быть, эти дневники вам очень дороги, — сказал я.

— Скорее, это журнал, а не дневник, — заметил Прокейн, — Дневники ведут лишь девочки-подростки, и то до тех пор, пока реальность жизни не разрушит их розовые мечты.

— И как выглядит ваш журнал?

— Это пять тетрадей по сто страниц каждая в черных коленкоровых переплетах, Такие можно купить в любом писчебумажном магазине.

— Как это произошло?

— По лицу Прокейна пробежала легкая улыбка.

— Вероятно, я оказался в положении сапожника, дети которого бегают без сапог. У меня есть маленькая ферма в Коннектикуте, — он указал на картины. — Эти пейзажи я рисовал там. Прошлый уик-энд я провел на ферме, а вернувшись, обнаружил, что меня обокрали.

— Где вы держали тетради?

— В старом сейфе. Его установил еще прежний владелец дома. Я уже давно собирался заменить его, но.., — он пожал плечами, — Сейф взломали или открыли замок?

— Они открыли замок и через дверь вошли в дом без всяких трудностей.

— Разве у вас нет системы сигнализации?

— Есть, но вор сумел отключить ее. Или воры.

— Когда они позвонили вам? Почему-то мне кажется, что вор был не один.

— Мне тоже, — кивнул Прокейн. — В среду утром мужской голос известил меня о том, что я могу получить мой журнал в обмен на сто тысяч долларов. В качестве посредника он предложил вас и особо указал, что ваши услуги будут оплачены из этих ста тысяч и составят десять процентов от общей суммы. И добавил, что с вами я могу связаться через Майрона Грина. Меня это насторожило, так как я только что стал его клиентом, Дело в том, что я с большим недоверием отношусь к подобным совпадениям.

— Полностью с вами согласен. А что он обещал сделать с тетрадями в случае вашего отказа?

— Он сказал, что передаст их в полицию.

— Вы бы этого не хотели?

— Нет, мистер Сент-Айвес, я этого не хочу, — он встал, взял мою пустую чашку и вновь наполнил ее ароматным напитком, не забыв положить кусочек сахара. — Я первый раз вижу профессионального посредника, — сказал он, передавая мне полную чашку.

— Возможно, и в последний, — ответил я. — Мне еще не приходилось дважды встречаться с одним и тем же клиентом.

— Я хотел бы знать, существует ли в вашей профессии определенный моральный кодекс?

— Так же, как и в вашей. Правила я устанавливаю сам и не требую их неукоснительного выполнения. В противном случае никто не стал бы прибегать к моим услугам. Но, если бы эти правила не охраняли интересы человека, который нанял меня, я бы тоже остался без работы. Пока на меня никто не жаловался, — Я плачу сто тысяч долларов, чтобы уберечь от посторонних глаз подробности моей личной жизни. Я покачал головой.

— Вы платите эти сто тысяч, чтобы не попасть в тюрьму. О том, что вы — вор, знают многие, но не могут этого доказать, А вот тетради это докажут. Я не могу дать вам обещание не заглядывать в них после того, как они окажутся у меня. Для этого я слишком любопытен, Но уверяю вас, что никому не расскажу о том, что я их прочту. Не знаю, удастся ли мне убедить вас поверить мне на слово, но другого выхода нет.

— Я понимаю, — вздохнул Прокейн и взглянул на часы, — Уже десять сорок пять. Он сказал, что позвонит в одиннадцать, чтобы передать вам инструкции, — он помолчал. — Вы всегда работаете один?

— Теперь, да, — ответил я, — Дважды я пытался работать с напарниками, и оба раза неудачно.

— Кожемес, француз, о котором я вам рассказывал, учил меня действовать в одиночку. Но предупреждал, что возникнут некоторые заманчивые проекты, от которых придется отказываться потому, что они непосильны для одного. Я помню, как он говорил: «Найди кого-нибудь и подготовь его к делу, как я нашел и подготовил тебя». Два года назад я последовал его совету. Теперь у меня есть помощники, мужчина и женщина. Они прекрасно знают свое дело. При необходимости вы можете рассчитывать на них.

— Буду иметь это в виду.

В молчании мы дождались телефонного звонка. Прокейн снял трубку, сказал: «Слушаю», — и тут же передал ее мне. Неизвестный на другом конце провода первым делом поинтересовался, есть ли у меня требуемая сумма.

— Я ее достану, — ответил я.

— Тогда слушай внимательно, а еще лучше запиши, что я тебе скажу.

— Говорите.

— На Девятой авеню, между Двадцатой и Двадцать Первой улицами есть прачечная-автомат, работающая круглосуточно. Ясно?

— Да.

— Ты возьмешь одну из дорожных сумок с эмблемами авиакомпании и положишь в нее деньги.

— Девяносто тысяч.

— Да, девяносто тысяч. Я даю тебе десять процентов от всей суммы. Это значит, что ты работаешь и на меня. Так?

— Так.

— Ты положишь деньги в сумку.

— В каких банкнотах? По пятьдесят, двадцать или десять долларов?

— По сто и пятьдесят, — ответил незнакомец. — Главное, чтобы они не были новыми. Ровно в три часа ты войдешь в прачечную. В пять минут четвертого положишь сумку в барабан одной из сушилок. Все равно, в какую. Там их шесть. Понятно?

— Да.

— В шесть минут четвертого ты бросишь в нее десятицентовик. Она будет крутиться двенадцать минут. Еще через минуту остановится единственная работающая сушилка, В ней ты найдешь пять тетрадей, завернутых в одеяло. Ты успеваешь за мной?

— Конечно.

— Тебе даются четыре минуты, чтобы убедиться, что тетради подлинные. Еще через минуту ты должен уйти. Тебя это устраивает?

— Вполне.

— И не вздумай класть в сумку нарезанную бумагу или ждать, пока остановится сушилка с деньгами.

— Я не пользуюсь такими методами.

— Да, я знаю. Поэтому я и выбрал тебя. Но хочу предупредить, что я снял ксерокопии, они читаются ничуть не хуже оригиналов.

— И что вы собираетесь делать с копиями?

— Если получу деньги, то сожгу, если же нет — перешлю в полицию.

— А где гарантия, что копии не окажутся в полиции, даже если вы и получите деньги.

— Тебе придется поверить мне на слово, Сент-Айвес, — ответил незнакомец, и в трубке раздались короткие гудки. Я пересказал Прокейну полученные инструкции.

— А как насчет денег? Сегодня же суббота, — Да, — кивнул Прокейн, — тут могут возникнуть некоторые сложности, но я все улажу.

Я не спросил, как он собирается это сделать. Вероятно люди имеющие на своем счету несколько миллионов, могут достать сто тысяч в любое удобное для них время. Лично мне в эти дни, субботу и воскресенье, с большим трудом удавалось превратить в наличные чек в двадцать долларов, Возможно, Прокейн собирался их украсть.

 

Глава 6

— Я передумал, — сказал я, когда мы пересекли Сорок Пятую улицу. — Я не могу ехать к Прокейну. От меня пахнет тюрьмой, Грин недовольно хмыкнул.

— Но ты же не был в тюрьме.

— Ты понимаешь, о чем я говорю.

— Но он ждет.

— Майрон, не будем спорить.

Грин надулся, но остановил машину у «Аделфи».

— Спасибо за помощь, — я открыл дверцу и вылез из кабины.

— Не забудь позвонить Прокейну, — напомнил Грин.

— Первым делом я должен принять душ.

В отеле я подошел к портье и попросил его положить сумку в сейф. Затем поднялся к себе, открыл воду, разделся и залез в ванну, вспоминая события вчерашнего вечера, когда мужчина и женщина (которых, будь они моложе на два-три года, я бы назвал юношей и девушкой) принесли мне сто тысяч долларов...

Я дремал в своем любимом кресле перед включенным телевизором, когда в половине десятого в дверь постучали. На левом плече мужчины висела голубая сумка с эмблемой «Пан-Ам». Правую руку он держал в кармане пальто. Женщина стояла чуть сзади, слева от него.

— Вы всегда открываете дверь, не спросив, кто к вам пришел, мистер Сент-Айвес?" поинтересовался мужчина.

— Если только я не принимаю душ, — ответил я. — Тогда я вообще не открываю дверь.

— Я — Майлс Уайдстейн, — представился он. — Это Джанет Вистлер. Нас послал мистер Прокейн.

— Заходите, — я отступил в сторону.

Уайдстейн снял сумку и поставил ее на столик для покера.

— Мы бы хотели, чтобы вы пересчитали деньги, Нельзя сказать, что они стояли у меня над душой, но не спускали глаз с моих рук. Среди сотенных банкнот оказалось несколько новых, но я решил не обращать на это внимания.

— Вам нужна расписка?" спросил я, убедившись, что они принесли ровно сто тысяч.

— Если вас это не затруднит, — ответила Джанет. Мне всегда нравились высокие стройные женщины, особенно с большими карими глазами и длинными, ниже плеч, распущенными волосами, Я вставил в пишущую машинку лист чистой бумаги и напечатал: «Получено от Майлса Уайдстейна и Джанет Вистлер сто тысяч долларов». Затем фамилию и дату, вытащил лист, расписался и отдал его Уайдстейну.

Тот внимательно прочел написанное, кивнул и передал лист Джанет. Я решил, что ему двадцать четыре года, а ей — двадцать три.

— Мистер Прокейн просил узнать, не потребуется ли вам наша помощь, — сказал Уайдстейн.

— Как я понимаю, вы — те самые ученики, о которых он упоминал в разговоре со мной. Уайдстейн улыбнулся.

— Он настаивал на том, чтобы мы спросили вас об этом, — добавила Джанет, передавая расписку Уайдстейну. Тот сложил ее вчетверо и сунул в левый карман пальто.

— Передайте ему мою благодарность за столь любезное предложение, но справлюсь один.

Уайдстейн оглядел груду денег, лежащих на покерном столике.

— Ваша доля — десять процентов, не так ли?

— Да.

— Если у вас откроется вакансия, имейте меня в виду.

— Вы недовольны своим местом? Он покачал головой.

— Конечно, доволен. Но ваше занятие выглядит весьма привлекательным. Никакого риска и высокий заработок.

— Если вы будете прилежно учиться у Прокейна, возможно, мы еще вернемся к этому разговору.

— Возможно, — повторил Уайдстейн и повернулся к Джанет. — Пошли.

Она улыбнулась мне, и они направились к двери. На пороге Уайдстейн обернулся.

— На вашем месте, мистер Сент-Айвес, я бы вел себя более осторожно, открывая дверь. С другой стороны может оказаться кто угодно.

— Вы имеете в виду воров?

На этот раз они улыбнулись вместе.

— Совершенно верно. Именно воров.

 

Глава 7

В три часа дня мы собрались в кабинете Прокейна. Сам он сидел за столом, Джанет Вистлер, в темно-зеленом брючном костюме, в кресле перед ним, мы с Майлсом Уайдстейном расположились у камина.

Телефон зазвонил в половине пятого. Прокейн снял трубку, послушал и передал мне.

— Сент-Айвео? — произнес приглушенный мужской голос.

— Да. — Как я сказал Прокейну сегодня утром, условия остаются прежними, меняются только время и место.

— Где и когда?

— Завтра, в десять утра...

— Десять утра мне не подходит.

— Почему?

— Как раз в это время два детектива из отдела убийств собираются поговорить со мной о Бобби Бойкинсе и его смерти. Вы знали Бобби, не так ли?

— Хорошо, если понедельник тебя не устраивает, — ответил голос после короткого молчания, — встретимся во вторник, тоже в десять.

— Где?

— Ты знаешь, где находится Вестсайдский аэровокзал?

— На углу Десятой авеню и Сорок Второй улицы.

— Точно. В десять часов ты поднимешься на второй этаж, в мужской туалет. Войдешь в крайнюю левую кабинку, Если она будет занята, подождешь, пока не освободится. Зайди в нее, сядь на стульчик и жди, Деньги принеси в той же сумке с эмблемой «Пан-Ам». Из соседней кабинки тебе под перегородкой просунут другую сумку. Одновременно и точно таким же способом ты передашь свою.

— Не одновременно, — возразил я, — Сначала я должен посмотреть, что в вашей сумке.

— Ладно, можешь посмотреть. А затем отдавай деньги и быстро выметайся из туалета и из аэровокзала. И не вздумай сшиваться поблизости и ждать человека, который выйдет с твоей сумкой. Ты это понял?

— Да.

— Деньги принесешь банкнотами по пятьдесят и двадцать долларов.

— Хорошо.

— И не говори детективам, что ты собираешься делать во вторник утром.

— Вы знали Бобби Бойкинса, не так ли? — вновь спросил я.

Мне ответило молчание, секунд через десять сменившееся короткими гудками. Я положил трубку и передал присутствующим содержание нашего разговора.

— Что он сказал насчет Бойкинса? — спросил Прокейн.

— Ничего.

— Вы думаете, что он убил старика?

— Возможно.

— Но вы не собираетесь говорить об этом полиции?

— Пока мне нечего им сказать, Я даже не знаю, замешан ли Бойкинс в этом деле. Но его тело оказалось в прачечной-автомате, когда я зашел туда в три часа утра.

— Тут должна быть какая-то связь, — заметил Уайдстейн..

— Возможно. Но Бобби Бойкинс — мелкий карманник. Он понятия не имеет, как влезть в чужой дом, не то что вскрыть сейф. А вот среди его знакомых есть неплохие специалисты.

— Вы предполагаете, что он мог быть посредником вора? — спросил Прокейн.

Я покачал головой.

— Я ничего не предполагаю. Но до встречи в аэровокзале я собираюсь кое-что выяснить. Я знаком с людьми, которые знали Бойкинса. Возможно, им что-то известно. Перед смертью Бобби долго били. Он — старик. А в старости отказываются говорить, так как уже знают, что это ни к чему не приведет. Есть только одна причина, по которой Бойкинс мог молчать: он понял, что его убьют, как только он удовлетворит любопытство тех, кто задавал вопросы.

Прокейн перевел взгляд на один из пейзажей, изображавший оленя, стоящего в нерешительности на залитой солнцем опушке. Судя по всему, Прокейн любил рисовать солнечный свет.

— Я вижу, что этот довольно простой обмен становится все более сложным, мистер Сент-Айвес, — сказал он.

— Сложным до предела, — ответил я, — Но убийство никогда ничего не упрощало, хотя большинство из них совершается именно с этой целью.

Прокейн задумался.

— Но вы по-прежнему настаиваете на том, что будете работать в одиночку?

— А что?

— Вы сказали, что собираетесь выяснить, участвовал ли Бойкинс в краже моих журналов. Надеюсь, вы не станете возражать, если мисс Вистлер и мистер Уайдстейн займутся тем же самым, разумеется, используя свои каналы.

— Конечно, нет. Я бы даже хотел, чтобы во вторник утром они оказались неподалеку от мужского туалета Вестсайдского аэровокзала. И, если через двадцать — двадцать пять минут я не выйду оттуда, мистер Уайдстейн мог бы заглянуть в туалет, чтобы убедиться, не лежит ли мой труп на полу крайней кабинки слева.

— Да, я как раз собирался предложить вам этот вариант.

— Может быть, вам следовало упомянуть и о временном факторе, мистер Прокейн, — заметила Джанет Вистлер, Он взглянул на Уайдстейна, который согласно кивнул.

— Мистер Сент-Айвес, журналы должны быть возвращены мне не позднее среды.

— Я не могу этого гарантировать.

— Да, я знаю. Но если человек, только что говоривший с вами, позвонит еще раз, чтобы перенести встречу на более поздний срок, вы должны настоять на уже достигнутой договоренности.

— А если он будет тянуть время и я не смогу получить их до среды?

Они обменялись многозначительными взглядами, которые мне ровным счетом ничего не говорили.

— Тогда, мистер Сент-Айвес, нам придется принять определенные меры и, возможно, обойтись без вашей помощи.

— Что-то я вас не понимаю, — ответил я.

— Будем надеяться, что до этого не дойдет.

* * *

На Сорок Второй улице, сразу после пересечения с Девятой авеню, есть бар под названием «Нитти Гритти». Несколько лет назад он назывался «Козырной Туз», еще раньше — «Гинг Хо». Кто-то говорил мне, что во время второй мировой войны на вывеске было написано «Хабба-Хабба», но я в это не верю. Хотя название бара постоянно менялось, хозяин и клиентура оставались прежними. Бар принадлежал Френку Свеллу, а в основном контингент посетителей составляли сутенеры и проститутки, воры и фальшивомонетчики.

Френк Свелл не любил своих клиентов и менял название бара в надежде, что они перестанут приходить к нему. Иногда, когда на душе скребли кошки, я появлялся у Свелла, чтобы уйти от него в значительно лучшем настроении. Потому что я видел, что мне еще очень далеко до самого дна.

В воскресенье, в шесть часов вечера, я сидел у стойки и слушал Френка, который зачитывал мне список новых предполагаемых названий, которые могли бы отпугнуть завсегдатаев.

— Послушай вот эти. Фил.

— Сначала налей мне шотландского с содовой.

— Конечно, — он пододвинул мне полный бокал и продолжил чтение.

— "Третий Джордж", «Водолей», мне кажется, вполне уместные названия.

— Это точно.

— "Голубое Яблоко", «Зеленая Борода», «Третий Орел», а вот это мне очень нравится: «Синий Блейзер».

— Высший класс.

— Да, то, что мне нужно. Чтобы выгнать отсюда этих подонков. Ты только посмотри на них.

Я посмотрел. За дальним столиком сидели две проститутки. За другими — три пары, и только одна из них не ссорилась. У стойки примостились двое. Один, бледный и худой, казалось, только что вышел из тюрьмы и не увидел в свободе ничего хорошего. Другой, лет тридцати восьми, с круглым добродушным лицом, в темно-сером драповом пальто с меховым воротником и почти белой фетровой шляпе, напомнил мне бостонских политиканов моей молодости. Его звали Финли Камминс. На жизнь он зарабатывал воровством и встретил мое появление в баре дружеским кивком и улыбкой.

Я повернулся к Свеллу.

— Все те же лица.

— Ты знаешь, кто они? — фыркнул Свелл. — Отбросы общества, вот кто, — ему нравилась эта фраза, и я слышал ее уже раз десять.

— Мне казалось, что Бобби Бойкинс заходит к тебе в это время. Он все еще при деле? Свелл покачал головой.

— Он слишком стар и может выронить бумажник, который только что достал из чужого кармана, на мостовую, прямо у ног хозяина.

— Когда ты видел его в последний раз?

— В пятницу. Он о чем-то долго говорил с Камминсом. Если ты хочешь что-то узнать о Бобби, спроси у Камминса. Еще один подонок.

— Я так и сделаю, — я взял бокал и пересел к круглолицему подонку.

— Как дела, Финли?

— Нормально. Что занесло тебя в эту дыру, Сент-Айвес?

— Я думал, что смогу встретить тут Бобби Бойкинса.

— Ты так не думал, — возразил Камминс.

— Не.., думал?

— Рано утром Бобби нашли мертвым где-то на Девятой авеню. Ты должен знать об этом. Ты там был.

— Новости распространяются быстро.

— Об этом тебе тоже хорошо известно, — О'кей, — я кивнул, — я там был. А как попал туда Бойкинс?

— Откуда мне знать.

— Свелл сказал, что ты говорил с ним в пятницу.

— Эй, Свелл, — позвал Камминс, Я взглянул на Френка. Тот с интересом разглядывал книжку комиксов.

— Что?

— У тебя слишком длинный язык, — проревел Камминс. Никто не прореагировал, даже Свелл.

— Если тебе тут не нравится, — процедил тот, переворачивая страницу, — можешь катиться на все четыре стороны. Камминс подозрительно взглянул на меня.

— А что ты там делал?

— Работал.

— Что-то выкупал? Я кивнул.

— И сколько это стоило? Девяносто тысяч.

— Черт побери! Значит, старик не врал, — О чем?

Камминс нахмурился и покачал головой.

— Я не хочу впутываться в это дело.

— Не волнуйся, — ответил я. — Во всяком случае, я тебя никуда не впутаю.

Камминс задумчиво смотрел на пустую кружку. Если я хотел что-то услышать, сначала следовало заплатить, хотя бы за кружку пива. Я заказал виски для себя и пиво для Камминса.

— В пятницу вечером он намекнул, что обтяпал выгодное дельце, — сказал Камминс, когда Свелл обслужил нас и вернулся к комиксам. — Он предлагал вступить с ним в долю.

— А что он от тебя хотел?

— Отнести что-то в прачечную-автомат. В районе Двадцать Первой улицы и Девятой авеню.

— Он не сказал, что именно?

— Нет. Но я понял, что краденое, — Камминс щелкнул пальцами. — Бойкинс сказал, что отдал шесть тысяч, но рассчитывает получить тридцать. Он не говорил о девяноста. У тебя правда было столько денег?

Я кивнул.

— А где Бойкинс взял шесть тысяч?

— Он получил наследство. В августе у него умер дядя. В Калифорнии.

— Бойкинс не говорил, что он купил? Камминс покачал головой.

— После того, как я отказался ему помочь, он не стал вдаваться в подробности. Но назвал продавца.

— Кого же?

Камминс вновь взглянул на пустую кружку. Я раскрыл рот, чтобы позвать Свелла, но он остановил меня.

— Я не хочу пить. Я вздохнул.

— Ну ладно. Сколько?

— О боже, раз ты нес девяносто тысяч, значит, твои дела идут неплохо, — Ты же знаешь. Финли, это не мои деньги.

— Сто долларов. Я покачал головой.

— Семьдесят пять.

— Пятьдесят.

— Дай мне взглянуть на них.

Я достал из бумажника две двадцати— и одну десятидолларовую купюры и положил их перед Камминсом — тот сунул их во внутренний карман пальто.

— Ты слышал о Джимми Пескоу?

— Кажется, да. Он медвежатник? Камминс кивнул.

— Один из лучших. Иначе не получил бы десять лет. Он только что вышел из тюрьмы. Каким-то образом он прослышал об одном сейфе и вскрыл его. Денег там не оказалось, и он схватил то, что было. А когда понял, что взял, то занервничал. Я слышал, ему очень не понравилось в тюрьме и не хотелось попадать туда снова. И он продал добычу Бойкинсу за шесть тысяч. По крайней мере, так сказал Бойкинс. Но он любил приврать.

— Где мне найти Пескоу?

— Я не справочное бюро.

— Вот еще десять долларов за адрес Пескоу. С видимой неохотой Камминс назвал отель на Тридцать Четвертой улице.

— Краденое действительно стоило девяносто тысяч? — спросил он, когда я записал адрес.

— Так думали по меньшей мере три человека. Камминс на мгновение задумался.

— Пока я знаю только двоих, Бойкинса и того парня, что дал тебе девяносто тысяч. А кто третий?

— Тот, кто убил Бойкинса.

* * *

Когда я вышел из такси, перед дешевым отелем на Тридцать Четвертой улице уже собралась небольшая толпа. Они смотрели на распростертое на асфальте тело. Один из стоящих мужчин, лет пятидесяти, даже без пиджака, как я понял, портье, непрерывно повторял: «Это мистер Пескоу из восемьсот девятнадцатого».

Я повернулся к высокому старику, пристально разглядывающему мертвеца сквозь толстые линзы очков.

— Что случилось?

Тот презрительно скривил губы.

— Самоубийство, вот что. Какой-нибудь пьяница. Их теперь полно. И в правительстве тоже, В Вашингтоне. В Олбани. Везде, — он подозрительно взглянул на меня, будто проверяя, не отношусь ли я к указанному множеству.

Если бы я не отвернулся от него, то не заметил бы мужчину и женщину, спешащих по Тридцать Четвертой улице. Я без труда узнал в них Майлса Уайдстейна и Джанет Вистлер.

 

Глава 8

Два часа спустя, когда я вошел в холл моего отеля, Джанет, в темно-зеленом кожаном пальто и том же брючном костюме, бросила в пепельницу недокуренную сигарету и поднялась мне навстречу.

— Нам надо поговорить, — сказала она.

— У меня или в баре? Нам не помешают ни тут, ни там.

— В баре, — твердо ответила она.

Мы без труда нашли свободный столик, потому что в зале не было ни души. Мы сели около двери, она заказала бурбон с содовой, я остановился на шотландском.

— Где Уайдстейн? — спросил я, когда бармен обслужил нас и удалился за стойку.

— Он заедет за мной чуть позднее.

— И на что это похоже?

— Что?

— Работать с Прокейном.

— Мне нравится.

— Ваш ответ не объясняет мне, на что это похоже. Джанет сняла пальто.

— Во всяком случае, это совсем не то, чем я занималась раньше.

— Вы учились в колледже?

— Три курса.

— Хотите, отгадаю в каком?

— Не надо. В Холиоуке.

— А потом?

— Ездила по свету. Была манекенщицей. В Париже, в Лос-Анжелесе.

— А как вы оказались у Прокейна? По объявлению в газете?

— Меня рекомендовал его психоаналитик. Я встречалась с ним. Он сказал Прокейну, что я обладаю задатками первоклассного вора. Мы познакомились, поговорили и стали работать вместе.

— И какие у него проблемы?

— Разве к психоаналитику обращаются только те, у кого возникли какие-то проблемы? У вас удивительно старомодные взгляды.

— Мне говорили, что я отстал от жизни.

— Разве вы никогда не ощущаете потребности просто поговорить? У такого человека, как Прокейн, может появиться подобное желание. А может, он просто боится высоты. Неужели вы никогда не испытывали сомнений или страхов, причины возникновения которых вам не ясны?

— Вероятно, вы правы. Ничто человеческое мне не чуждо.

— И это совсем не означает, что вы чокнулись и нуждаетесь в психиатрической помощи. Я улыбнулся.

— Мне кажется, вы пришли сюда не для того, чтобы обсуждать различные аспекты деятельности психоаналитиков.

— Нет, — она отпила из бокала. — Я хочу поговорить с вами о Джимми Пескоу, — Джанет взглянула мне прямо в глаза.

— А чем он вас заинтересовал?

— Вы его знали?

— Я слышал о нем.

— Он мертв.

— И?

— Мы думаем, что именно он украл журналы Прокейна.

— Мы?

— Майлс и я.

— Почему вы пришли к такому выводу?

— Майлс нашел человека, которому Пескоу пытался продать эти журналы.

— Кто он?

Джанет пожала плечами.

— Это не важно. Он — надежный человек. Пескоу предлагал журналы за десять тысяч.

— Но он не купил?

— Нет.

— Он знал, что в них написано?

— Нет, но Пескоу сказал, что хозяин журналов с радостью выложит за них сто тысяч.

— А почему Пескоу сам не предложил их владельцу?

— Он слишком нервничал.

— Однако ему хватило смелости вломиться в чужой дом.

— Тут требовалось совсем другое.

— А почему этот парень не купил журналы у Пескоу?

— Потому что у него не было десяти тысяч.

— И вы говорите, что Пескоу мертв?

— Да.

— Когда это случилось? Джанет взглянула на часы.

— Часа два назад. Он выпрыгнул, выпал или его выкинули из окна отеля. Комната восемьсот девятнадцать в отеле «Джоплин». На тридцать четвертой улице.

— Вы были там?

— Сразу же после того, как он выпрыгнул. Или его выкинули, или...

— Он выпал, — закончил я фразу Джанет. — И что вы сделали? Смогли ли вы ему помочь?

— Мы не знали, кто это, и подошли взглянуть на тело. Несколько секунд спустя на улицу выскочил портье и воскликнул: «Это мистер Пескоу из восемьсот девятнадцатого». Он повторял это снова и снова. Мы вошли в отель, взяли ключ от восемьсот девятнадцатого, поднялись на лифте на десятый этаж, спустились по лестнице на восьмой и осмотрели его комнату. Журналов там не было.

— Вы нашли что-нибудь еще?

Ее глаза сияли, когда она рассказывала об обыске номера Пескоу. Тут действительно требовалось немалое самообладание.

— Мы ничего не нашли. А что там могло быть?

— Шесть тысяч долларов, — ответил я, довольно улыбнувшись.

— Какие шесть тысяч?

— Которые Бобби Бойкинс заплатил Пескоу за украденные журналы.

Она взглянула на меня с нескрываемым уважением. Во всяком случае, я именно так истолковал выражение ее глаз.

— Однако вы не такая уж соня, как кажется с первого взгляда. Как вы узнали об этом?

Я рассказал ей о встрече с Финли Камминсом и о визите на Тридцать Четвертую улицу.

— Однако вы не теряли время даром.

— Просто я знал, у кого спрашивать. Впрочем, и вы довольно быстро вышли на Пескоу. Но нам по-прежнему неизвестно, у кого сейчас эти журналы. Скорее всего, именно этот человек убил Бойкинса и Пескоу.

— Вы выяснили, что, кроме Бойкинса, Пескоу пытался продать журналы кому-то еще. Я узнал, что Бойкинс предлагал Камминсу войти с ним в долю. И одному богу известно, к кому еще обращались Бойкинс и Пескоу. Вероятно, один из них решил получить всю добычу. Он убил Бойкинса и взял журналы. Пескоу знал имя убийцы или догадался, кто это мог быть. И он выпрыгнул из окна или выпал, или его выкинули, — Мистеру Прокейну это не понравится, — заметила Джанет.

— А где сейчас Уайдстейн? Рассказывает ему о ваших находках?

— Да.

— Ему не следовало торопиться.

— Почему?

— Тогда он мог бы сообщить мистеру Прокейну, что я тоже не в восторге от создавшейся ситуации.

 

Глава 9

Детективы Оллер и Дил без энтузиазма восприняли мой отказ сообщить им имя человека, давшего мне девяносто тысяч.

— Похоже, вы разработали кодекс чести посредника, — фыркнул Карл Оллер.

— Честь тут ни при чем, — возразил я. — Это моя работа. Если я буду много говорить, ко мне перестанут обращаться, а я слишком стар, чтобы ходить на биржу труда.

— Вам еще нет сорока, — заметил Френк Дил, — Я говорю не о теле, а о душе.

Мы сидели в маленькой душной комнатушке уже больше часа. Дил напечатал, а я подписал протокол допроса, и теперь мы вели светскую беседу, — Вы же понимаете, что мы можем обвинить вас в сокрытии тяжелого уголовного преступления, — его голос звучал не слишком убедительно, будто он сам не верил в то, что говорил.

— Вам это не удастся, потому что вы не знаете наверняка, совершено ли преступление. Вам известно, что я принес в прачечную девяносто тысяч и нашел там тело Бойкинса. Я не должен рассказывать вам, где я взял эти деньги. Я даже не знаю, нес ли я их Бойкинсу, а не кому-то еще.

Дил неторопливо достал пачку сигарет, спички и закурил.

— Бобби Бойкинс проворачивал какое-то крупное дело. Во всяком случае, крупное для него. Ходят такие слухи, — Не понимаю, какое отношение они имеют ко мне.

— Если вы скажете нам, кто ваш клиент и что у него украли, мы сможем понять, кто убил Бойкинса и почему. Я покачал головой.

— Вы ведь не рассчитываете на то, что я скажу вам его имя.

— Мы не знаем, что вы можете сказать, — ответил Оллер. — Поэтому мы задаем так много вопросов. Вдруг вы ответите на один из них.

Оллер стоял справа от меня, прислонившись к стене. Засалившиеся на локтях рукава и узкие лацканы его темно-синего костюма указывали на то, что детектив купил его лет пять назад. Чуть ниже узла на его красно-голубом галстуке темнело какое-то пятно. Вероятно, у Оллера было много детей и мало денег.

Я встал.

— Если у вас будут доказательства того, что эти девяносто тысяч предназначались Бойкинсу, я, возможно, помогу вам.

— Возможно, — хмыкнул Оллер. Ему явно не нравилось это слово. Он взглянул на Дила, — Френк, мне пришла в голову одна мысль.

— Какая?

— Когда-нибудь нам позвонят и скажут, что кого-то застрелили или зарезали и засунули в багажник автомобиля. Мы откроем багажник и знаешь, кого мы там найдем?

— Его, — ответил Дил.

— Меня это не удивит. Сент-Айвес понесет кому-то деньги, например, в обмен на драгоценности, а вор решит, что ему нужно и то, и другое. Поэтому Сент-Айвес и окажется в багажнике.

— Ты забыл упомянуть еще кое о чем, — сказал Дил, обращаясь к Оллеру, но глядя на меня. — О чем же?

— Я надеюсь, что на наши вопросы, касающиеся личности убийцы, мы получим такие же исчерпывающие ответы, как и сегодня.

Оллер улыбнулся.

— Это было бы неплохо, не правда ли, Френк?

На улице я поймал такси и попросил отвезти меня в уютный ресторанчик на Лексингтон авеню, между Пятьдесят Пятой и Пятьдесят Шестой улицами. После двух виски я успокоился, съел сэндвич, выпил кофе и поехал в «Джоплин».

В просторном холле стояло несколько обшарпанных кресел, продавленный диван и сломанный телевизор.

— Вам не нужна комната, — сказал портье, когда я подошел к конторке.

— Нет.

— Вы хотите задать несколько вопросов о парне, что выпрыгнул из окна восемьсот девятнадцатого номера? О Пескоу?

— Я мог бы представиться вам как его брат.

— Могли бы.

— Но вы бы мне не поверили?

Бледно-голубые глаза портье скользнули по моему пальто, за которое я не так давно заплатил сто пятьдесят долларов.

— Нет, не поверил бы.

— Тогда считайте, что я из полиции, Портье нахмурился.

— Вы — не полицейский, — твердо заявил он, — Вы могли бы сойти за репортера. Вы выглядите, как репортер.

— Когда-то я работал в газете.

— А теперь?

— Теперь нет.

— Сколько сейчас платят репортерам? Сотни три в неделю?

— Примерно. Кому больше, большинству — меньше.

— Значит, вы не репортер. Человека, получающего три сотни в неделю, не пошлют собирать сведения о таком, как Пескоу.

— Давно он тут жил?

— Вы знаете, как я получил эту работу? — неожиданно спросил портье.

— Как?

— Меня выгнала жена, и я переехал сюда. Потом меня выгнали с работы, я задолжал за номер, и меня взяли ночным портье. Я пытался найти что-то другое, но кому нужен работник, которому уже пятьдесят три года.

— А чем занимался Пескоу?

Но портье, казалось не слышал моего вопроса, погруженный в собственные проблемы.

— Я получаю шестьдесят шесть долларов в неделю и жилье Двадцать пять идут на алименты, еще шесть на страховку. Остается тридцать пять. Разве можно прожить на тридцать пять долларов в неделю?

— Это довольно сложно, — я достал из бумажника двадцать долларов и положил их на конторку. Две секунды спустя деньги исчезли в кармане портье.

— Пескоу жил тут месяц. Он ничего не делал. Я хочу сказать, не ходил на работу. К нему никто не приходил, не звонил, не писал писем Из номера он выходил, чтобы поесть, Несколько раз он не ночевал в отеле.

Я достал пачку сигарет и предложил одну портье. Мы закурили.

— И что сказала полиция? Портье пожал плечами.

— Выпрыгнул из окна или выпал.

— Но его не выкинули? Портье прищурился.

— Да кто будет о него мараться?

— Может, он задолжал кому-то немного денег и не хотел платить — Но зачем его убивать? Пока он был жив, оставался шанс на то, что он когда-нибудь отдаст долг, — И немалый шанс. Пескоу был взломщиком сейфов. Одним из лучших. Перед тем, как Пескоу выпрыгнул из окна или выпал, к нему никто не заходил?

Портье опустил глаза.

— Как я уже говорил, тридцать пять долларов... Я положил на конторку еще десятку. Он убрал деньги в карман и оглядел пустой холл — Я не говорю вам ничего из того, что не сказал полиции.

— Конечно.

— Двое мужчин поднялись наверх как раз перед тем как Пескоу вывалился из окна.

— Куда они пошли?

Он покачал головой.

— Не знаю. Они могли подняться и на восьмой этаж, и на пятый, и на двенадцатый, Я не знаю.

— Они поднялись вместе?

— Да.

— Как они выглядели?

— Не знаю. Клянусь богом, я их не запомнил. Я не приглядывался к ним. И упомянул о них только потому, что не видел, как они спустились вниз.

 

Глава 10

Во вторник, в восемь утра, Майлс Уайдстейн принес мне девяносто тысяч в банкнотах по пятьдесят и двадцать долларов. Он выпил чашечку кофе, пока я считал деньги, и получил от меня новую расписку. В десять часов я входил в мужской туалет на втором этаже Вестсайдского аэровокзала. На моем плече висела сумка с эмблемой «Пан-Ам».

Первая кабина слева оказалась свободной. Я закрыл за собой дверь, сел на унитаз, положив сумку на колени, и стал ждать.

Через восемь минут соседняя кабина поменяла посетителя. Спустя еще тридцать пять секунд под перегородкой показалась дорожная сумка с эмблемой «Юнайтед Эйрлайнз». Я наклонился, поставил свою сумку на пол, поднял чужую, расстегнул молнию и заглянул внутрь. В ней лежали пять толстых тетрадей. Я вытащил крайнюю, раскрыл ее и получил полную информацию о том, как украсть семьдесят пять тысяч долларов у скупщика краденого из Питсбурга, который слишком откровенно беседовал с некоей девицей с Манхаттана Запись, сделанная четким, напоминающим детский, почерком, датировалась девятнадцатым марта тысяча девятьсот пятьдесят третьего года. В конце указывались причины, по которым питтсбургский скупщик не мог пожаловаться на то, что его ограбили, Будь сегодня девятнадцатое марта указанного года, я бы не устоял перед искушением.

Я положил тетрадь в сумку, достал вторую и пролистал ее В ней содержались сведения, охватывающие деятельность Прокейна за пять лет, начиная с шестидесятого года. Я потянулся за третьей, когда в перегородку постучали. Я все-таки достал ее. Эта тетрадь помогла бы мне разбогатеть, попади я сейчас в пятьдесят пятый год. Я клал тетрадь в сумку, когда повторился нетерпеливый стук в перегородку. Застегнув сумку с тетрадями, я ногой вытолкнул другую, с деньгами, в соседнюю кабину, встал, открыл дверь и вышел из туалета.

Майлс Уайдстен стоял метрах в десяти, засунув руки в карманы пальто. Он взглянул на меня, и я коротко кивнул. Джанет находилась чуть левее.

— Пошли, — бросил я Уайдстейну.

— Они у вас? — спросил он, пристроившись рядом.

— Да.

— Вы уверены?

— Я не прочел всего, что там написано, но несколько страниц убедили меня, что эти тетради стоят девяносто тысяч, если Прокейн не хочет попасть за решетку.

Нас догнала Джанет.

— Не надо ли нам подождать и посмотреть, кто вынесет деньги из туалета?

Не сбавляя шага, я покачал головой.

— Оставайтесь, если хотите, но я должен уйти. Увидев меня, человек, получивший деньги, может открыть стрельбу.

— Вы уверены, что журналы у вас? — вновь повторил Уайдстейн.

— Все пять, — ответил я. Джанет коснулась моего локтя.

— У нас машина.

Мы вышли на Сорок Вторую улицу и сели на заднее сиденье ждущего лимузина. Уайдстейн назвал шоферу адрес Прокейна и нажал кнопку, приводящую в действие стеклянную перегородку. Сумка с журналами лежала у меня на коленях.

— Можно мне взглянуть? — попросил Уайдстейн.

Я вежливо улыбнулся и покачал головой.

— Сначала я хотел бы отдать их Прокейну. Уайдстейн задумчиво посмотрел на меня.

— Значит, вы берете на себя всю ответственность?

— Это входит в мои обязанности.

— Он не доверяет нам. Майлс, — вмешалась Джанет.

— Это плохо, — пробурчал Уайдстейн, и больше мы не обмолвились ни словом, пока не вошли в кабинет Прокейна и я не передал ему сумку с журналами, полученную двадцать шесть минут назад.

Когда он брал сумку, его руки слегка дрожали. Прокейн положил ее на стол, расстегнул молнию, достал журналы и взглянул на меня.

— Вы просмотрели их?

— Да.

— Достаточно тщательно?

— Во всяком случае, я понял, почему вы хотите их вернуть. Прокейн кивнул и, выбрав один из журналов, раскрыл на середине и пролистал несколько страниц. На его щеках выступили пятна нездорового румянца. Он повернулся к Уайдстейну и покачал головой.

— Черт побери, — пробормотал тот, — Вы уверены? — спросила Джанет, подходя к Прокейну.

Он протянул ей журнал.

Джанет взглянула на раскрытую страницу, бросила журнал на стол и выругалась.

Прокейн медленно обошел стол, осторожно опустился в кресло, вытащил из кармана пузырек, достал таблетку и положил ее в рот. Затем взглянул на меня.

— Это не ваша вина, мистер Сент-Айвес.

Джанет Вистлер и Уайдстейн также смотрели на меня. Судя по выражению их лиц, они не разделяли мнения Прокейна.

— Это не его вина, — повторил Прокейн, перехватив их взгляды, — Определенно, не его, — казалось, он хотел убедить самого себя.

— Ну хорошо, — заметил я, — тогда чья же? Они обменялись многозначительными взглядами. Впрочем, содержащаяся в них информация предназначалась не для меня.

— Мне кажется, вам лучше присесть, мистер Сент-Айвес, — предложил Прокейн. — Нам надо поговорить. Хотите что-нибудь выпить?

— С удовольствием.

— Джанет, налейте что-нибудь мистеру Сент-Айвесу.

— Шотландское с содовой? — спросила она.

Я кивнул.

Джанет принесла мне бокал и села рядом. Уайдстейн остался стоять, прислонившись к стене около пейзажа, на котором Прокейн изобразил свою коннектикутскую ферму в солнечный зимний день.

— Мне следовало довериться вам, мистер Сент-Айвес, — пятна румянца на щеках Прокейна существенно поблекли, — Я этого не сделал и теперь оказался в крайне сложном положении.

— Журналы подлинные, не так ли?

— Да, они подлинные. Вы прочли, что в них написано?

— Я прочел о скупщике краденого из Питсбурга. Что-то еще. Это учебное пособие для вора. Но я не понимаю, как вы могли, с такой тщательностью подготовив кражу, оставлять столь неопровержимые улики.

Лицо Прокейна порозовело, -Излагая на бумаге план операции, я еще раз проверял каждый шаг, находил слабые места, вносил необходимые коррективы, — он провел рукой по лежащему перед ним журналу, — Потом я не открывал его несколько недель, затем вновь просматривал план операции. Как говорится, свежим взглядом.

— Это стоило вам сто тысяч долларов, — сказал я. — Но сейчас вас волнует совсем другое?

— Тут не хватает четырех страниц, — вмешался Уайдстейн.

— Где?

— В этом журнале, — Прокейн указал на черную тетрадь, лежащую на столе. — Я записываю в нее текущие дела.

— Я обратил внимание, что план каждой операции занимает четыре страницы. Он кивнул.

— Как я понимаю, украден план вашего следующего ограбления. Когда вы собирались провести его? Через неделю? Месяц?

Прокейн покачал головой.

— Мы готовили ее почти полгода. Я не спеша отпил из бокала.

— Так когда?

— Завтра. Завтра ночью мы хотим украсть миллион долларов,

 

Глава 11

— До свидания, — я встал и направился к двери. Но не сделал и двух шагов, как Уайдстейн оказался передо мной. Я не мог выйти из комнаты без его разрешения. А он, судя по всему, полагал, что мне не следует торопиться с уходом. Он протянул руку и взял у меня пустой бокал, который я забыл поставить на стол.

— Позвольте мне наполнить ваш бокал, мистер Сент-Айвес.

Мне предстояло выбрать между дверью и виски. Но и я, и Уайдстейн понимали, что выбор заключался совсем в другом. Мы улыбнулись друг другу, и я отметил, что он чуть выше меня, чуть тяжелее и гораздо моложе. Он вопросительно поднял бокал, казалось, читая мои мысли.

— Шотландское с содовой, — вздохнул я и вернулся в кресло, чтобы услышать, как кто-то скажет мне, почему я должен делать то, что мне совсем не хотелось делать, Эту миссию взял на себя Прокейн.

— Миллион долларов — большие деньги, мистер Сент-Айвес.

Я молча наблюдал, как он откинулся назад, заложив руки за голову и уставился в потолок, собираясь с мыслями.

— Миллион долларов в этой стране являются символом успеха. Имея миллион, человек может уверенно смотреть в будущее. Только проценты составят сорок — шестьдесят тысяч в год, а на такую сумму можно прожить даже в Нью-Йорке, — он улыбнулся, — Мечта любого вора — украсть миллион. Наличными. За один раз. Такое случалось. Мне вспоминается бостонское ограбление в тысяча девятьсот пятидесятом, нападение на почтовый грузовик в Плимуте, Массачусетс, в шестьдесят втором. И, конечно, великое английское ограбление в следующем году. Тогда добыча составила семь миллионов долларов.

Промолчав, Прокейн печально покачал головой.

— Большинство участников этих ограблений за решеткой, причем до того, как успели потратить свою долю. Психиатры, разумеется, скажут нам, что они сами хотели, чтобы их поймали, наказали и так далее. Должен признать, я никогда не испытывал подобного желания. Это не только мое мнение, я консультировался с опытным специалистом.

Я кивнул.

— То есть вы обращались к психоаналитику, чтобы выяснить, не движет ли вами подсознательное желание быть пойманным и понести наказание.

— И вас это удивляет?

— Да, именно удивляет.

Взгляд Прокейна остановился на одном из пейзажей, одиноком старом дубе, растущем в некотором отдалении от леса, Судя по всему, Прокейн рисовал весной и вновь очень удачно уловил игру света. Солнечные зайчики, казалось, плясали на темной коре.

— Во всяком случае, теперь я уверен, что ворую не для того, чтобы быть пойманным. Так же, как мистер Уайдстейн и мисс Вистлер.

— Этот парень проверил и меня, — улыбнулся Уайдстейн. — А Джанет он знал раньше.

— Вы сказали, что крадете только у тех, кто не может обратиться за помощью к закону. Но где вы найдете преступника, у которого можно украсть миллион?

Прокейн усмехнулся.

— Кого бы вы предложили?

— Я еще думаю над этим.

— Если поставить цель просто украсть миллион, логичнее всего обратить внимание на бронированные грузовики, которые перевозят деньги из банков. Просто удивительно, где они берут таких некомпетентных охранников. Возьмем, для примера, прошлую осень. Преступники захватили бронированный грузовик и уехали вместе с деньгами. Вот тогда-то я начал думать о том, как можно украсть миллион.

— Как мне кажется, это произошло в Нью-Йорке?

— Совершенно верно. Три охранника везли недельную зарплату сотрудникам четырех крупных фирм. В шесть утра они остановились у закусочной, и двое пошли выпить чашечку кофе. Когда один из них вернулся, чтобы сменить третьего, налетчики, застав их врасплох, захватили грузовик и четыреста шесть тысяч долларов.

— Кажется, они бросили грузовик где-то на пустыре, перенесли деньги в две другие машины, и больше о них не слышали.

— И не услышат, если они будут держать язык за зубами.

— Или не захотят, чтобы их поймали, — добавила Джанет. Прокейн согласно кивнул.

— Во всяком случае, им не придется опасаться полиции или ФБР. Согласно последним данным, эти организации раскрывают лишь одно преступление из двадцати.

— Просто удивительно, что воров не так уж и много. Прокейн выдвинул ящик стола и достал газетную вырезку.

— "Тайме" пишет, что только в четырех случаях из ста, официально зарегистрированных в полиции, производится арест предполагаемого преступника.

— Значит, для среднего вора вероятность успеха составляет девяносто шесть процентов, — заметил я. — Очень неплохое соотношение.

— К сожалению, шансы на успех резко падают, когда речь заходит о миллионе. Я бы сказал, украсть миллион сложнее, чем заработать честным трудом. Особенно, если его надо украсть у тех, кто не имеет возможности пожаловаться в полицию.

— Действительно, — усмехнулся я, — тут могут возникнуть некоторые сложности.

— Как вы догадались, меня интересовали незаконные сделки, при которых миллион долларов наличными мог перейти из рук в руки. Я нашел два возможных варианта. Первый — торговля оружием, второй — наркотиками. Я остановился на последнем.

— Вы собираетесь украсть миллион у торговцев наркотиками? — я покачал головой, показывая, что не желаю участвовать в этой безумной затее.

— Пусть он договорит, Сент-Айвес, — процедил Уайдстейн. — Сначала я почувствовал то же самое.

— Я не хочу ничего слушать. Я общался с оптовыми торговцами героином. Не слишком близко, но общался. И кое-что слышал об их методах. В них нет ничего человеческого. У них в голове чего-то не хватает. Я говорю не о том, чем они занимаются, а какие они есть. Как они воспринимают окружающий мир. Лучше обокрасть ФБР. Тут больше шансов остаться в живых.

Слушая меня, Прокейн сухо улыбался. Вероятно, он уже задавал себе эти вопросы и нашел приемлемые ответы.

— Подготовка, мистер Сент-Айвес, — он поднял указательный палец. — Не забывайте о подготовке. Мы учли все самые мельчайшие детали. Только на информацию потрачено семьдесят тысяч долларов, — Забудьте о них и отправляйтесь путешествовать. Во Флориде сейчас просто рай. И не так много народа. Я с удовольствием поеду туда сам.

— Боюсь, это невозможно, — ответил Прокейн.

— Но почему? Вам же нужны деньги. Вы же украли миллион. Пусть не сразу, но по частям. А теперь вы хотите схлестнуться с торговцами героином. И вам известно, что они из себя представляют. Они найдут вас, даже если им потребуется на это десять лет, Даже в кошмарном сне я не могу представить, что они с вами сделают, когда это произойдет.

Прокейн кивнул.

— Если бы журналы вернулись ко мне в полном объеме, я, возможно, согласился бы с вами. А теперь мне не остается ничего другого, как действовать согласно первоначальному плану.

Я встал и, опершись руками о стол, наклонился вперед. Начал я спокойно, но потом сорвался и перешел на крик.

— По меньшей мере три человека держали в руках ваши журналы. Вор, укравший их, упал с восьмого этажа. Старик, который купил их у вора, найден мертвым. Одному богу известно, с кем еще они говорили о содержимом журналов перед тем как умереть. Вполне возможно, что человек двадцать знают о том, как вы собираетесь украсть миллион. Я понимаю, что вы потратили много времени и денег на подготовку операции, но теперь весь Нью-Йорк и половина Чикаго в курсе ваших планов.

— Замолчите, Сент-Айвес, и послушайте, что вам скажут, рявкнул Уайдстейн, — Может быть, тогда вы что-нибудь поймете.

— Хорошо, — я сел, — Я послушаю. Не знаю, должен ли я слушать то, что не хочу слышать, но я послушаю.

— Ну и отлично, — продолжил Прокейн. — Узнав о краже журналов, мистер Сент-Айвес, я понял, что их можно использовать не только для шантажа. Мои подозрения усиливались по мере того, как стало известно о смерти Бойкинса и Пескоу. А четыре страницы, вырванные из последнего журнала, подтвердили мои самые худшие опасения.

— О том, что написано на этих страницах, Бойкинс и Пескоу могли рассказать кому угодно.

— Я придерживаюсь иного мнения, — возразил Прокейн.

— Почему?

— Именно потому, что эти четыре страницы вырваны из журнала. Это означает, Бойкинс и Пескоу ничего никому не говорили. Человек, вырвавший страницы, убедился в этом и позаботился о том, чтобы они молчали и в будущем. Поэтому они и умерли, — Вы в этом уверены?

— Я уверен только в одном. Эти страницы будут использованы.

— Чтобы шантажировать вас?

— Это одна из трех возможностей. Но дальнейший шантаж возможен, если только ограбление пройдет успешно. Вы со мной согласны, не так ли?

Я кивнул.

— А в чем заключаются другие возможности?

— Теперешний владелец страниц может переслать их торговцам наркотиками. Они могут щедро заплатить за них.

— Заплатят наверняка.

— И, наконец, он может сам воспользоваться моим планом. В этом случае при минимальном риске он получит максимальную прибыль. Я убежден, что тот, кто вырвал страницы, попытается украсть миллион у торговцев наркотиками. Вернее, те, потому что для выполнения моего плана необходимы, как минимум, два человека.

— А зачем вырывать их из журнала? — спросил я, — Не проще ли снять ксерокопию?

— Они хотели, чтобы я знал о том, что эти страницы у них.

— И отказались от ограбления?

— Это одна причина. Но, как вы заметили, все записи в журналах сделаны моим почерком. Я кивнул, понимая, к чему он клонит.

— Чуть раньше вы совершенно справедливо отметили, что торговцы наркотиками очень расстроятся, узнав о пропаже миллиона. Предположим, вы — тот самый торговец, у которого украли миллион. И тут вы получаете по почте четыре страницы, на которых детально расписана операция по похищению этого миллиона. А вместе с ними записку с предложением поинтересоваться почерком некоего Абнера Прокейна и сравнить его с записями на этих страницах. Как бы вы поступили, Сент-Айвес?

— На месте торговца?

— Да.

— Вы бы не увидели следующего рассвета, мистер Прокейн.

 

Глава 12

Прокейн еще минут пятнадцать объяснял мне, почему он уверен в том, что шантажисты, уже получившие девяносто тысяч, обязательно предпримут попытку украсть миллион, а потом постараются убедить потерпевших, что виноват он.

— О'кей, мне все ясно, — устав слушать, я прервал его на полуслове, — Так почему бы вам не обратиться в полицию, и пусть они отловят и торговцев наркотиками, и этих шантажистов.

Прокейн упрямо покачал головой.

— Не забывайте, что в эту операцию вложены большие деньги.

— Мне кажется, дело не в этом.

— Не в этом?

— Нет. Просто вас обуревает желание стать вором, укравшим миллион. Я слушал вас почти час и понял, что это желание превратилось в навязчивую идею. Вы мечтаете о том, чтобы ваш бюст стоял в воровском зале славы. Вы так стремитесь к признанию, что потеряли связь с реальным миром.

В комнате повисла тяжелая тишина. Прокейн внимательно разглядывал свою правую руку. Уайдстейн изучал что-то на ковре. Джанет не отрывала взгляда от любимого пейзажа.

— Разумеется в ваших словах есть доля правды, — наконец прервал молчание Прокейн.

— Расскажите ему все до конца и покончим с этим, — пробурчал Уайдстейн.

Прокейн глубоко вздохнул.

— Мы бы хотели, чтобы вы присоединились к нам, мистер Сент-Айвес.

— Никогда, — не колеблясь ответил я.

— Не в качестве участника.

— Все равно, нет.

— Как стороннего наблюдателя.

— Это противозаконно.

— Вы получите соответствующую компенсацию.

— После смерти мне вряд ли понадобятся деньги.

— Что вы скажете о двадцати пяти тысячах?

— Пожалуй, я вас выслушаю.

— Это все, о чем я вас прошу.

И все-таки мной руководила не жадность, а любопытство. Я только что заработал десять тысяч, на моем банковском счету лежали триста двадцать пять долларов; акции, купленные мной полгода назад за пять тысяч, все еще стоили, согласно финансовой странице «Тайме», не меньше девятисот. Так что я мог спокойно смотреть, во всяком случае, в ближайшее будущее.

Определив цель — торговцев наркотиками, Прокейну предстояло найти конкретную жертву. Это оказалось не так просто и стоило немалых денег. Прежде всего, Джанет Вистлер и Майлс Уайдстейн стали наркоманами, естественно, только номинально. Они нашли себе продавца и обеспечили ему надежный источник доходов. Через три месяца они объявили себя банкротами и сами стали продавать героин в одном из кварталов Истсайда.

Товар они получали от пуэрториканца, которого они знали, как Альфредо. За пару месяцев они передали ему сорок шесть тысяч долларов. Героин, будто бы проданный за эти деньги, они приносили к Прокейну и выбрасывали в канализацию.

Наконец, Джанет нашла ниточку, ведущую к источнику героина. Ею оказался южноамериканский дипломат, который любил развлекаться в Нью-Йорке, подальше от жены и официального Вашингтона. Джанет познакомилась с ним через Альфредо. Дипломат любил похвастаться близкой дружбой с сотрудником посольства, зарабатывающим большие деньги на торговле героином. Как-то дипломат намекнул, что намечается крупная сделка, и Прокейн решил, что пора переходить к активным действиям.

Уайдстейн ворвался в номер отеля, который занимали дипломат с Джанет и сфотографировал их нагишом в постели. И пригрозил, что отправит фотографии послу, который, кстати, являлся братом жены дипломата, если тот не сообщит им подробности процедуры обмена партии героина на шуршащие банкноты, выпущенные казначейством Соединенных Штатов.

Дипломат ошалел от страха, но предоставил им требуемую информацию. Он получил ее, установив подслушивающее устройство на телефон своего коллеги, Он чуть не плакал от радости, когда Уайдстейн отдал ему негативы фотографий вместе с десятью тысячами долларов в качестве вознаграждения за оказанные услуги.

— Итак, мистер Сент-Айвес, — закончил Прокейн, — потратив семьдесят три тысячи долларов и почти шесть месяцев, мы знаем, где и когда можно украсть миллиону неких лиц, причастных к международной торговле наркотиками.

— Я хотел бы знать, в чем будет заключаться моя роль. Вы сказали что-то насчет наблюдателя. Я должен стоять рядом и аплодировать?

Прокейн вновь откинулся в кресле и заложил руки за голову. Вероятно, это была его любимая поза.

— Я полагаю, что каждый человек, достигнув моего возраста, неожиданно осознает, что он тоже смертей, — заметив поскучневшие лица Джанет и Майлса, я понял, что они слышали эту фразу не один раз. — А вот кража миллиона войдет в историю. Во всяком случае, в «Мировой Альманах».

— Эту заметку вы сможете прочитать в тюрьме.

— Я никогда не прочту ее.

— Почему?

— Об ограблении узнают только после моей смерти.

— А, — я, кажется, начал понимать, чего он хотел от меня. — Вы хотите, чтобы я описал ваш подвиг?

— Да.

— А потом?

— Отдали бы рукопись мне.

— Чтобы ее нашли в вашем архиве? Прокейн кивнул, — В кожаном переплете, если вы не возражаете.

— А ваши друзья? — я кивнул в сторону Джанет и Майлса.

— Вы можете изменить наши имена, — ответил Уайдстейн, Идея казалась мне все более привлекательной.

— И я получу двадцать пять тысяч долларов?

— Совершенно верно, — кивнул Прокейн.

— За полную историю ограбления с упоминанием вашего подлинного имени? Только фактический материал, никакого вымысла?

— Да.

— А почему вы не напишите ее сами?

— Мне хотелось, чтобы это сделал профессионал, причем лицо незаинтересованное.

— И давно вам пришла в голову такая идея?

— В общем-то, да, — ответил Прокейн. — Но я не мог найти повод обратиться к кому-нибудь из писателей.

— Если бы вы шепнули хотя бы одному о двадцати пяти тысячах, через час у вашего дома стояла бы очередь в полквартала.

— Я не хочу огласки.

— Двадцать пять тысяч купят и гробовое молчание.

— Так вы отклоняете мое предложение?

— Конечно, нет. Если вы останетесь живы, позвоните мне. Вы расскажете мне об ограблении, я все запишу и даже куплю кожаный переплет.

— Мне очень нравилась ваша колонка в газете. Я уверен, что вы прекрасно справитесь с заданием. Но я хочу, чтобы ваша статья базировались не на моем рассказе, а на свидетельстве очевидца.

— И что я должен делать? Смотреть, как вы тычете кому-то пистолетом в ребра?

— Это не слишком занятная история.

— Пусть ее напишет кто-то еще.

— Я бы хотел, чтобы вы выслушали меня до конца.

— Вы и так рассказали больше чем достаточно. Прокейн улыбнулся.

— Это моя последняя операция.

— Назовите ее «Последний шаг».

— Самое интересное в том, куда пойдут эти деньги.

— Куда? — я не мог не задать этот вопрос.

— Мне, естественно, они не нужны, — продолжил Прокейн. — Половину получат мисс Вистлер и мистер Уайдстейн. После этой операции они начнут работать самостоятельно.

— А вторая половина?

— Я не знаю, поверите ли вы мне, но я могу попросить мистера Грина подтвердить мои слова. Я думаю, он уже подготовил необходимые документы.

— Документы?

— В Гарлеме есть клиника, в которой лечат наркоманов.

— И?

— На следующей неделе она получит полмиллиона долларов от анонимного дарителя, — Прокейн помолчал и, улыбнувшись, добавил:

— От меня.

 

Глава 13

Конечно, я согласился. Сначала я сказал себе, что мне нужны деньги. Потом попытался возложить вину за свою слабость на наркоманов Гарлема, которым следовало протянуть руку помощи. Но мне пришлось признать, что даже пара миллионов оказалась бы каплей в море, не говоря уже о пятистах тысячах. И тогда я смирился с истинной причиной моего согласия. Я хотел присутствовать при краже миллиона долларов.

Вероятно, у нас с Прокейном было немало общего. Он хотел украсть миллион, я — наблюдать за кражей. Все репортеры излишне любопытны, даже те, кто ушел из газеты и занялся более серьезными делами. Никто не грозил мне пистолетом, не запугивал разоблачением. Меня поманили пальцем и, поупиравшись для приличия, я с живостью схватился за предоставленную возможность.

Короче, сочетания нормальной человеческой жадности, все-таки двадцать пять тысяч на дороге не валяются, и чрезмерного любопытства оказалось достаточно для того, чтобы я согласился стать вором. Прокейн выглядел удивленным, когда я сказал «да». Похоже, он полагал, что ему потребуется еще минут пять, чтобы убедить меня, и расстроился из-за того, что я не позволил ему выложить все аргументы.

— Значит, вы согласны? — переспросил он.

— Мне казалось, что слово «да» имеет именно это значение.

— И условия вас устраивают?

— Не совсем. Вы упомянули двадцать пять тысяч. Половину я бы хотел получить сейчас.

Прокейн выдвинул ящик стола, достал жестяную коробочку и отсчитал двенадцать с половиной тысяч банкнотами по сто и пятьдесят долларов. Получилась маленькая стопка высотой не более дюйма Я наклонился вперед, взял деньги, положил их в карман и снова сел.

— Теперь вы с нами, Сент-Айвес, — сказал Уайдстейн. — До конца.

— Я в этом не уверен, — ответил я.

Они вновь переглянулись. Рот Прокейна превратился в узкую полоску, глаза сузились, и что-то случилось с его подбородком. Он стал куда тяжелее. Впервые я увидел в Прокейне вора. Причем совершенно безжалостного.

— Не сочтите за труд объяснить ваши слова, — процедил он.

— С удовольствием. Я с вами, как и говорил Уайдстейн, но согласен делать лишь то, за что мне платят. Если кого-то застрелят, не надейтесь, что я заменю шофера или помогу нести деньги, или буду прикрывать ваш отход, Я — просто наблюдатель. А если мне покажется, что меня могут убить, я тут же сбегу. Другими словами, не рассчитывайте на мою помощь.

На губах Прокейна вновь заиграла улыбка.

— Мы и хотим, чтобы вы внимательно следили за ходом событий, но ни во что не вмешивались.

— А иначе вы можете нам помешать, — добавил Уайдстейн.

— Ну и отлично. Где вы намерены взять деньги и когда?

— Как я упоминал ранее, операция назначена на завтра, — ответил Прокейн. Надеюсь, вы понимаете, почему мне не хочется вдаваться в подробности?

— Чтобы я не продал их за кругленькую сумму.

— Я уверен, что вы этого не сделаете.

— Но не хотите и рисковать. Он улыбнулся.

— Разумеется, нет.

Я тоже улыбнулся. Мы понимали друг друга с полуслова.

— Тогда скажите, куда мне завтра прийти и в какое время? На мгновение он задумался.

— Приходите сюда. Что-нибудь около полудня.

— Прекрасно. Что-нибудь еще? Он взглянул на Джанет Вистлер. Та покачала головой. Прокейн встал и протянул мне руку.

— Я рад, что вы с нами, мистер Сент-Айвес. Очень рад.

Мы обменялись рукопожатием.

— До завтра, — сказал я.

— Мистер Уайдстейн отвезет вас домой. Ему все равно ехать в ту сторону.

— Отлично.

Попрощавшись с Джанет и Прокейном, я вместе с Уайдстейном вышел на Семьдесят Четвертую улицу.

— Я думаю, что вы псих, — сказал он, когда мы отъехали от тротуара.

— Потому что согласился?

— Потому что согласились выслушать его.

— Но почему?

— Вполне возможно, что завяжется перестрелка и кого-то убьют. Значит, вы станете соучастником убийства.

— Разве стрельба входит в планы Прокейна?

— Нет. Он никогда не стрелял. Во всяком случае, в человека.

— Так почему он должен изменить своей привычке?

— Потому что ему не оставят другого выхода.

— Он должен предусмотреть и такую возможность.

— Он предусмотрел все.

— Создается впечатление, что вы хотите отговорить меня.

— Нет, я стараюсь показать, что вы должны быть готовы ко всему, — он помолчал. — К любым неожиданностям, — А как насчет тех, кто собирается украсть миллион и возложить вину на Прокейна? Чем они будут заниматься все это время?

— Следовать плану Прокейна.

— Каким же образом?

— Их вероятные действия — часть общего плана.

— И вы не можете рассказать мне о них?

— Совершенно верно.

— Тогда скажите мне, как он составляет свои планы? С помощью компьютера?

— Он пользуется более совершенными методами.

— Какими?

— Своей головой.

Прошло несколько минут, прежде чем я прервал затянувшееся молчание.

— А что вы собираетесь делать со своей долей? Уйти на заслуженный отдых в двадцать четыре года?

— В двадцать шесть, — поправил меня Уайдстейн.

— Вы не ответили на мой вопрос.

— Рано думать об отдыхе, имея всего двести пятьдесят тысяч.

— Где он нашел вас?

— Прокейн?

— Да.

— В канаве, — Уайдстейн усмехнулся. — В девятнадцать лет я закончил Стэндфордский колледж. В двадцать три оказался в канаве.

— Наркотики?

— Нет.

— Женщина?

— Вы слишком романтичны. Спиртное.

— И куда оно завело вас?

— Очень далеко. Чуть ли не до белой горячки. Прокейн подобрал меня где-то в Грин Виллидж и привез к себе. Я недоуменно покачал головой.

— Вы не верите?

— На Прокейна это не похоже.

— Он искал меня. Или такого, как я. Эту идею ему подкинул психоаналитик.

— Когда-нибудь я с удовольствием побеседую с ним, — Он сказал Прокейну, что из смышленого, бросившего пить алкоголика может получиться превосходный вор. Прокейн хотел, чтобы он, к тому же, был и молодым, Так он нашел меня.

— Но как я понимаю, в канаве вы валялись мертвецки пьяным?

— Да, но я чувствовал, что пора завязывать. Или мне казалось, что я это чувствую, Я жил у Прокейна полгода. Он начал учить меня своим методам. Еще через три месяца я напился.

— И что произошло потом?

Уайдстейн свернул на стоянку у моего отеля.

— Прокейн дал мне еще один шанс, Иначе, сказал он, мы расстанемся навсегда. Еще через месяц он взял меня на дело, и я вылечился. Меня больше не тянуло к рюмке. И знаете, почему?

— Почему?

— Одна страсть заменила другую. По мне, воровать лучше, чем пить.

 

Глава 14

Майрон Грин не обмолвился ни словом о полумиллионе долларов, предназначавшемся для гарлемской клиники, пока не узнал у Прокейна, следует ли ввести меня в курс дела.

— Мистер Прокейн действительно хочет пожертвовать эти деньги клинике и попросил меня оформить необходимые документы. Все это несложно, но существуют некоторые тонкости, связанные с уплатой подоходного налога.

— То есть государству он заплатит на полмиллиона меньше?

— Не совсем. Все зависит оттого, откуда мы решим взять эти деньги. Это может быть прибыль с капитала или другие источники, но я не буду утомлять тебя этими скучными подробностями.

— Наоборот, мне очень интересно.

— Не понимаю, что могло заинтересовать тебя, Филип.

— Я хочу знать, можно ли заработать деньги, пожертвовав полмиллиона.

— Заработать не заработаешь, но сохранишь приличную сумму за счет уменьшения подоходного налога.

— Каким образом?

— Доходы мистера Прокейна таковы, что каждый год он должен отдавать половину в качестве подоходного налога.

— Хотел бы я иметь такие доходы.

— У тебя ничего не получится, Так вот, возможно, мы решим подарить клинике ценные бумаги, стоимость которых не увеличилась со дня их покупки.

— Вроде тех акций, что лежат у меня?

— Да. Между прочим, я отговаривал тебя от той покупки. Итак, в этом году мистер Прокейн пожертвует полмиллиона долларов. Тогда он, согласно соответствующему постановлению, получит право на пятилетнюю скидку. Это значит, что в последующие пять лет он будет списывать половину суммы годового дохода на благотворительность.

— И каков его годовой доход? Тысяч двести?

— Я не уверен, что тебе следует знать об этом.

— Учитывая образ жизни Прокейна, я ошибся не на много, Отдав в этом году полмиллиона, в следующие пять лет он не будет платить подоходный налог. То есть, этот подарок не стоит ему ни цента.

— Ты все упрощаешь, — Но в общем я прав?

— Да.

— Он очень великодушен, этот Прокейн, не так ли?

— Я думаю, что немногие способны на такую щедрость.

— Прокейн придерживается того же мнения. До свидания, Майрон.

Я понял, что мне еще долго придется искать честного, если хотите, бескорыстного, вора. Пятьсот тысяч, которые Прокейн собирался пожертвовать гарлемской клинике, ему все равно пришлось бы отдать в виде подоходного налога. Половину же украденного миллиона он, вероятно, намеревался вывезти в Швейцарию или Панаму. Кража миллиона вряд ли могла считаться законным способом обогащения, но, учитывая, что в роли жертвы выступали торговцы наркотиками, я не мог подобрать закон, который нарушал Прокейн. Проконсультироваться по этому поводу у Майрона Грина я не решился.

После разговора с Грином я почувствовал, что страшно голоден, и вспомнил, что не ел с самого утра. Я отрезал два куска ржаного хлеба, открыл банку сардин, нарезал лук и только начал сооружать сэндвич, как раздался стук в дверь.

Я узнал его не сразу. В сером двубортном костюме в мелкую полоску, голубой рубашке, темно-коричневом галстуке и сверкающих ботинках, он мог сойти за агента компании по торговле недвижимостью. В прошлый раз, однако, я видел его в полицейской форме, с парой наручников в руках. Я решил, что Френсиса Х.Франна, а передо мной стоял именно он, повысили, переведя из патрульных в детективы. И причиной столь быстрого продвижения по служебной лестнице послужила его оперативность при аресте некоего мистера Сент-Айвеса.

— Здравствуйте, мистер Сент-Айвес, — сказал он. Я молча кивнул.

— Я бы хотел поговорить с вами.

Я отступил в сторону, он прошел в комнату и огляделся, присматриваясь к обстановке, вероятно, подозревая, что большая ее часть где-то украдена.

Заперев дверь, я последовал за ним.

— О чем вы хотите со мной поговорить?

— Сегодня у меня выходной.

— Жаль.

— Почему?

— Увидев вас в штатском, я подумал, что вас повысили и перевели в детективы.

— Поэтому я и пришел к вам. Мне надоел мой мотоцикл.

— Вас интересует убийство Бобби Бойкинса? Он кивнул.

— Вы решили расследовать его самостоятельно? Он снова кивнул.

— Ну что ж, хочу пожелать вам удачи.

Его темно-карие глаза вновь обежали мою комнату.

— У меня есть друзья в отделе убийств южного сектора.

— Друзья -. — это прекрасно. Я хочу выпить пива. Вам можно пить пиво по выходным?

После короткого колебания он согласно кивнул. Я достал из холодильника две бутылки, открыл их, разлил пиво по стаканам и пододвинул один Франну.

— Благодарю, — сказал он.

— Садитесь, пожалуйста.

Он отодвинул стул, сел и одним глотком выпил полстакана.

— Хорошее пиво, — Филиппинское.

Он подозрительно взглянул на стакан, но пиво допил.

— Как я уже говорил, в отделе убийств у меня есть друзья.

— И что из этого следует?

— Они разрешили мне взглянуть на протокол вашего допроса детективами Оллером и Дилом.

— И?

— Мне показалось, что вы сказали им далеко не все, что знали.

— Они пришли точно к такому же выводу.

— Да, я прочел их докладную записку. Они отметили, что вы отказались помочь следствию.

— Мне остается только сожалеть, что я произвел на них такое впечатление.

Франн покачал головой.

— Ни о чем вы не сожалеете.

— Возможно, вы правы, — улыбнулся я.

— Вы не сказали им, на кого вы работаете.

— Вы пытаетесь расследовать дело Бойкинса в одиночку?

— Да. Мне никогда не приходилось иметь дело с убийством. Драки были, но убийство — первый раз.

— Меня радует рост вашей квалификации.

— У меня появился шанс показать, на что я способен.

— Насколько я понимаю, вы хотите стать детективом?

— Мне надоело ездить на мотоцикле. — И вы рассчитываете на мою помощь? Франк кивнул.

— Вы можете мне помочь, но не испытываете такого желания.

— И, тем не менее, вы решили обратиться ко мне.

— Я хочу задать вам несколько вопросов.

— На которые я не обязан отвечать, Он пожал плечами и вытянул вперед ноги. Похоже, он готовился к долгому разговору.

— Я вижу, быть посредником совсем неплохо. Судя по всему, вы прилично зарабатываете.

— Не очень.

— Ну, не скажите, — его левая рука описала широкую дугу.

— Номер в приличном отеле, импортное пиво, столик для покера. Вы, как мне кажется, любите играть по-крупному и редко проигрываете.

— У вас хорошее воображение.

— Не жалуюсь. Я прикинул, что в ночь с субботы на воскресенье вы заработали тысяч девять-десять. Я считал деньги, лежащие в сумке.

— Мне об этом говорили.

— Деньги заставляют меня думать.

— О чем же?

— О деньгах.

Я начал догадываться, что меня собираются шантажировать.

— Я решил, что смогу найти ниточку, ведущую к убийце Бойкинса, выяснив имя человека, давшего вам эти девяносто тысяч.

— Это интересная мысль, — Поэтому сегодня я следил за вами, -О?

Франн достал из кармана записную книжку. — В девять тридцать три вы вышли из отеля, поймали такси и поехали в Вестсайдский аэровокзал. Вы прибыли туда в девять пятьдесят одну и некоторое время прохаживались по улице. На вашем плече висела голубая дорожная сумка с эмблемой «Пан-Ам».

— Я ждал моих друзей.

— Как бы не так. Ровно в десять вы вошли в здание и прямиком направились к мужскому туалету на втором этаже. Оттуда вы вышли в десять тринадцать, с голубой дорожной сумкой. Только вместо «Пан-Ам» эмблема принадлежала «Юнайтед Эйрлайнз».

— В полиции вас ждет блестящее будущее.

— В туалете вы отдали деньги и получили то, что интересовало вашего клиента, не так ли?

— Вы, разумеется, имеете право на собственное мнение.

— Выйдя из туалета, — продолжал Франн, не отвечая на мою колкость, — вы встретились с мужчиной и женщиной. Втроем вы сели в «кадиллак», который доставил вас на Семьдесят Четвертую улицу. Вас интересует номер дома?

— Нет.

— Я без особого труда выяснил, что дом принадлежит Абнеру Прокейну. О нем я, правда, еще ничего не узнал. Но держу пари, вы работаете на него.

— В каком смысле?

— Сегодня утром вы отдали его деньги, получив что-то взамен.

— Что?

— О господи, откуда мне знать.

— Вы даже не знаете, работаю ли я на Прокейна. Он может быть моим старым другом. Сегодня утром я действительно встретился в аэропорту с мужчиной и женщиной. Возможно, они только что прилетели из другого города.

— У них не было багажа.

— Вероятно, его украли.

— А как же голубые сумки? Вы вошли в туалет с «Пан-Ам», а вышли с «Юнайтед».

— Помыв руки, я случайно взял чужую сумку. И обнаружил это, только приехав на Семьдесят Четвертую улицу. Вы ошиблись, Франн, и напрасно потеряли выходной.

Его розовое лицо порозовело еще больше. Он встал и поставил на стол пустой стакан.

— Я проверю, кто этот Прокейн, и тогда мы посмотрим, кто из нас ошибся.

— Хотите совет?

— От вас?

— Не спешите с проверкой Прокейна. У него есть несколько миллионов, и вы можете представить, что произойдет, если он рассердится на вас.

— Деньги меня не пугают.

— Значит, с нервами у вас все в порядке. Франн покачал головой и холодно улыбнулся.

— Я сказал вам еще не все, Сент-Айвес.

— И что же вы упустили?

— Пока я ждал у туалета, туда вошел человек с голубой дорожной сумкой с эмблемой «Юнайтед».

— И?

— Так уж получилось, что я его узнал.

— Но вы не собираетесь назвать мне его имя. Он покачал головой.

— Нет. Я думаю, что для мистера Прокейна оно представляет несколько больший интерес.

Как только он ушел, я позвонил Прокейну и рассказал о встрече с Франном.

— И что вы думаете? — спросил он.

— Мне кажется, он попытается шантажировать вас, но я в этом не уверен. Я постараюсь, чтобы он не докучал вам хотя бы несколько последующих дней. Но за это мне придется кое-что пообещать.

— Что?

— Назвать имя моего клиента. То есть ваше.

— Когда?

— Не раньше пятницы или субботы.

— Хорошо, — ответил Прокейн. — Поступайте так, как считаете нужным.

Я позвонил в полицию.

— Детектив Дил слушает, — рявкнули на другом конце провода.

— Это Сент-Айвес.

— Что вы хотите?

— В вашем лесу появился браконьер.

— Кто?

— Вы помните молодого полицейского, который оказался в прачечной-автомате в ту ночь? Его зовут Франн.

— И чем он вас заинтересовал?

— Он тратит свое свободное время на расследование убийства Бобби Бойкинса.

— Ага, — в голосе Дила мелькнула искорка интереса, — Он приходил ко мне. Я не люблю, когда ко мне приходят полицейские. — Мне остается только посочувствовать вам.

— Я-то ладно. Это может не понравиться моему клиенту.

— Если хотите, я пожалею и его. Кто бы он ни был.

— Остудите пыл Франна и я назову вам его имя.

— Вы меня удивляете, Сент-Айвес. Чем насолил вам этот Франн?

— Во-первых, он следил за мной.

— Когда?

— Сегодня утром.., и днем. Последовало короткое молчание.

— Когда вы хотите заглянуть к нам?

— Не раньше пятницы.

— Хорошо, пятница нам подходит. — А как насчет Франна?

— Мы с Оллером позаботимся о нем.

 

Глава 15

Я, конечно, рисковал, обращаясь к Дилу, но человек, который принес сумку «Юнайтед», наверняка имел отношение к тем, кто убил Бобби Бойкинса, выбросил Джимми Пескоу из окна и теперь намеревался украсть миллион долларов у торговцев наркотиками, возложив вину на Прокейна. И я полагал, что, встретившись с Оранном, Оллер и Дил узнают имя этого человека. Патрульный Франн не мог не назвать его детективам, расследующим убийство, если, конечно, не хотел нажить серьезные неприятности.

Узнав, кто принес сумку, Оллер и Дил могли бы перехватить его и помешать украсть миллион у торговцев наркотиками, освободив дорогу Прокейну.

Настроение у меня значительно улучшилось. Я похвалил себя за ловкость, с которой мне удалось помочь Прокейну. И даже набросал несколько строчек, которые могли бы войти в заказанный мне репортаж о краже миллиона.

Часов в семь зазвонил телефон.

— Вы заняты? — спросила Джанет Вистлер.

— Нет.

— Я внизу. В холле. И хочу есть.

— Поднимайтесь ко мне и мы что-нибудь придумаем.

— Я полагал, что вы готовите завтрашнюю операцию, — я помог Джанет снять пальто.

— Подготовка закончена, — ответила Джанет. — Прокейн считает, что в последний вечер надо расслабиться.

— И как он это делает?

— Беседует с доктором Констэблом, — заметив мой вопросительный взгляд, она добавила:

— Доктор Джон Констэбл — психоаналитик мистера Прокейна. Я прошел на кухню.

— Хотите что-нибудь выпить?

— Если можно, мартини.

Она опустилась на стул, где не так давно сидел Франн.

— И о чем они говорят? — спросил я, передав ей полный бокал.

— О завтрашнем деле. Прокейну необходимо кому-то выговориться. Сейчас психоаналитик во многом заменяет духовника. Как говорится, тайна исповеди гарантируется.

— А где Уайдстейн?

— С женой и детьми.

— Я не знал, что у него есть семья.

— У него трое детей. Девочки-близнецы и мальчик. И жена — итальянка, которая считает его самым энергичным коммивояжером Нью-Йорка. Поэтому ему удается уходить из дома по вечерам.

Она оглядела мою комнату, будто попала сюда впервые.

— Вы тут неплохо устроились.

— Я получил этот номер благодаря алиментам.

— А что случилось?

— С алиментами? Я перестал их платить. Моя бывшая жена нашла себе богатого мужа.

— У вас есть дети?

— Мальчик. Ему шесть лет.

— И что ей не понравилось?

— Смена профессии. Быть женой журналиста — это одно, посредника — совсем другое. Она думала, что это шаг вниз. — А как по-вашему?

— Я с ней полностью согласен.

— Но вы, тем не менее, сделали этот шаг?

— Я не страдаю избытком честолюбия.

— Я вам не верю. Мне кажется, что честолюбия у вас хватает.

— Может, мне пора обсудить этот вопрос с психоаналитиком Прокейна? Она искоса взглянула на меня.

— Нет, для него вы слишком нормальны.

— Хотите еще выпить? — спросил я, заметив пустой бокал Джанет.

— Нет, — она покачала головой. — Я умираю от голода.

* * *

Мы вышли из отеля и повернули налево. Джанет предложила пойти в маленький ресторанчик на Четырнадцатой улице, и мы решили прогуляться.

Я заметил его за рулем машины желтого «камаро», стоящей под знаком «Остановка запрещена». Он не посмотрел на меня, вероятно, полагая, что, будучи неподвижным, он станет невидимым. Я помахал ему рукой, но он не прореагировал на мое приветствие.

— Подождите, пожалуйста, — сказал я Джанет и попытался открыть дверцу «камаро», обращенную к тротуару. Она оказалась запертой, так же, как и дверца водителя. Ключ зажигания торчал из гнезда, ремень безопасности прижимал Франна к сиденью. Его открытые глаза уже ничего не видели.

— Он мертв? — прошептала Джанет.

— Да.

— Кто это?

— Полицейский по имени Френсис Х.Франн.

— Вы его знаете?

— Да, и боюсь, что нам придется обойтись без обеда. Джанет кивнула.

— Он имеет отношение к нашему делу?

— Да. Я попрошу вас найти Прокейна и рассказать ему об этом.

— О чем?

— Скажите ему, что мы нашли Франна мертвым в машине, рядом с моим отелем. И теперь я должен позвонить в полицию, и Прокейну, возможно, придется объяснять, чем он занимался сегодня вечером.

— Что-нибудь еще?

— Хватит и этого.

Она вновь кивнула и быстро пошла вдоль Сорок Шестой улицы. Я обошел машину Франна и записал ее номер. Затем поднялся к себе и нашел в справочнике телефонный номер Дила. Трубку сняла женщина.

— Френк, это тебя — крикнула она, когда я осведомился, дома ли мистер Дил.

— Слушаю, — послышался знакомый голос.

— Это Сент-Айвес.

— Что там еще?

— Опять патрульный Франн.

— Мы с Оллером не смогли его найти. Оллер сейчас у меня. Франн все еще крутится вокруг вас?

— В некотором роде.

— Где он?

— В машине, напротив моего отеля.

— Ну ничего, он подождет до завтра.

— Он может ждать вечно.

— Что вы хотите этим сказать?

— Я хочу сказать, что он мертв, — ответил я и положил трубку.

 

Глава 16

Полицейский тягач увез желтый «камаро», машина «скорой помощи» — тело патрульного Франна, а детективы Оллер и Дил поднялись ко мне.

— Его закололи, — сказал Дил. — Прямо в сердце, — они сидели за столиком для покера, а я бродил по комнате, поправляя картины, перекладывая книги, задергивая занавески.

— Почему бы вам не сесть, Сент-Айвес? — пробурчал Оллер. — От вашего бесконечного хождения у меня рябит в глазах.

— Выпейте что-нибудь, — предложил Дил. — Вам сразу полегчает.

— Пожалуй, вы правы, — я прошел на кухню и плеснул себе виски. — Вам налить?

— Мне не надо, — ответил Оллер.

— Мне тоже, — поддержал его Дил.

Я вернулся в комнату, поставил бокал на столик для покера и сел.

— О патрульном Франне я рассказал вам все, что знал.

— Похоже, он собирался шантажировать вашего клиента, — заметил Оллер.

— А вы так и не назвали нам его имя, — добавил Дил.

— И не сказали, что же вы выкупили для него.

— Личные бумаги, — ответил я. — Мы хотим поговорить с ним. Я кивнул. — Я сказал ему об этом.

— И что он ответил? — спросил Дил.

— Ему это не понравилось.

— Но он согласился встретиться с нами?

— Да.

— Когда?

— Сегодня.

Дил взглянул на Оллера. Тот кивнул.

— Нам это подходит. Кто он? Я неторопливо отпил виски.

— Прокейн, Абнер Прокейн.

Детективы переглянулись, и Дил картинно пожал плечами.

— Никогда о нем не слышал.

— Он богат? — спросил Оллер.

— Пара-тройка миллионов у него найдется.

— Если бы Франн попытался вытрясти из него несколько тысяч, мог бы он расстроиться до такой степени, чтобы ткнуть того ножом?

— Нет, — я покачал головой, — Подозревая его, вы только потеряете время.

— С вашего разрешения, мы сами решим, кого следует подозревать в убийстве, а кого — нет, — сухо улыбнулся Оллер.

— Разумеется, — согласился я, -Вы, вероятно, сможете сказать нам, где вы были после двух часов дня?

— Здесь.

— Один?

— В основном, да.

— Кто еще был с вами?

— Во-первых, Франн.

— А во-вторых?

— Во-вторых, женщина.

— Мы хотели бы знать ее имя, — сказал Оллер.

— Я думаю, оно вам не потребуется.

— Примите к сведению, Сент-Айвес, нам наплевать на то, что вы думаете.

— Я рассказал вам все, что знал. Даже назвал имя моего клиента. И больше никого не буду впутывать в это дело. Даже если вы официально предъявите мне обвинение в убийстве.

— Он у нас настоящий джентльмен, не так ли, Френ, — хмыкнул Оллер. — Вам известен телефон Прокейна? Я продиктовал номер.

— Он дома?

— Скорее всего, да.

Дил подошел к телефону.

— Инспектор Дил из отдела убийств, — представился он, когда на другом конце провода сняли трубку, — Мы хотим поговорить с вами, мистер Прокейн. Наверное, Сент-Айвес сказал вам, по какому поводу, — несколько секунд он внимательно слушал. — Мы будем у вас ровно в десять, — он положил трубку и повернулся ко мне.

— Мы занялись этим делом, Сент-Айвес, так как уверены в том, что оно связано с убийством Бойкинса. Но Франн не просто какой-то воришка. Он — полицейский. На этот раз у нас будет много помощников, потому что полицейские не любят, когда убивают кого-то из них. Вы понимаете, что я имею в виду?

— Конечно.

— Так вот, если вам известно что-нибудь о Франне или его возможном убийце и вы забыли упомянуть об этом, а потом выяснится, что вы рассказали нам не все, вас ждут неприятности. Серьезные неприятности.

На мгновение я задумался, — Я рассказал вам все.

— Но вы по-прежнему не уверены в том, что он собирался шантажировать Прокейна?

— Он не говорил мне об этом. Но сказал, что Прокейн, по его мнению, хотел бы знать, кто принес дорожную сумку с эмблемой «Юнайтед» в мужской туалет аэровокзала. Мне показалось, что он намеревался содрать пару тысяч с этого парня. Но, может быть, он расследовал убийство Бойкинса совсем по другой причине.

Оллер и Дил остановились на полпути к двери и оглянулись.

— По какой же? — спросил Дил.

— Ему надоело ездить на мотоцикле. Прокейн позвонил около полуночи.

— Как прошла встреча? — спросил я.

— Неплохо. Они вели себя очень тактично.

— Они спрашивали вас о Франне?

— Да. Знаю ли я его и говорил ли я с ним.

— И что вы ответили?

— Я сказал, что никогда о нем не слышал.

— Они вам поверили?

— Вроде бы, да.

— Вы рассказали им о журналах?

— Я сказал, что это личные документы, и я не хотел, чтобы они попали в чужие руки. Поэтому и выкупил их у вора.

— Они не просили разрешения взглянуть на них?

— Нет, но упрекнули меня в том, что я сразу не обратился в полицию. Тогда я бы смог сэкономить эти сто тысяч.

— Долго они были у вас?

— Почти два часа. Они только что ушли. Они осмотрели дом и сейф.

— Они собираются встретиться с вами еще раз?

— Да. Я предупредил их, что завтра меня не будет, но они не возражали, потому что завтра у них выходной. Или уже сегодня? В среду.

— И ваши планы остаются без изменений?

— У меня нет другого выхода, мистер Сент-Айвес, — в голосе Прокейна слышались стальные нотки.

— Вероятно, вы правы.

— Надеюсь, вы не передумали? — спросил он после короткой паузы.

— Мы должны встретиться у вас?

— Да, сегодня в полдень. Вы придете?

Я ответил не сразу, потому что мне пришлось перебрать три дюжины причин моего отказа, чтобы выбрать наиболее убедительную.

— Я буду у вас ровно в двенадцать, — услышал я голос, который, казалось, принадлежал не мне, а кому-то еще.

 

Глава 17

Я думал о том, чтобы завести себе кота и назвать его Осберг, когда серый рассвет прокрался в мою комнату. Часы показывали четверть восьмого, и самая длинная ночь в моей жизни подошла к концу. Самая длинная, потому что каждую ее секунду я пересчитал, как минимум, дважды.

Давно уже я не встречал зарю и, встав с кровати, подошел к окну. Тяжелые облака затянули небо, готовые разразиться холодным дождем, и я решил, что ничего не терял, просыпаясь не раньше десяти утра.

Выпив натощак чашечку кофе, я принял душ, побрился и плотно позавтракал. Затем надел темно-синий костюм, голубую рубашку, черный галстук и туфли того же цвета. Такой наряд выглядел пристойно и на похоронах, и при краже миллиона долларов.

В половине девятого я мог бы пойти куда угодно, даже на работу. Вместо этого я включил телевизор. Подремав на программе новостей, я с удовольствием посмотрел мультфильмы. Особенно мне понравился фильм с двумя тиграми и медведем, говорящим с бруклинским акцентом. Тигры, несомненно, приехали из южных штатов.

В одиннадцать часов я спустился в холл отеля. Увидев меня, Эдди удивленно поднял брови.

— О боже, вы сегодня рано.

— Уже одиннадцать, — возразил я.

— Для вас это рано. Или вы нашли себе работу?

— Еще нет.

— Ну, я думаю, что-нибудь подвернется.

— Будем надеяться, — ответил я и вышел на улицу.

К Прокейну я решил прогуляться пешком. Долгая прогулка, двадцать восемь кварталов, должна была, по всем литературным источникам, пойти мне на пользу.

На полпути я свернул в небольшой бар выпить шотландского с содовой. Я просидел там минут двадцать, потому что не хотел являться к Прокейну раньше условленного срока.

Пять минут первого я подошел к знакомому дому. Прокейн встретил меня у дверей и провел в кабинет. В камине весело потрескивали дрова.

— Вы пришли первым, — заметил он, когда я сел в кресло. Он стоял у окна, в сером костюме, белоснежной рубашке и полосатом, черно-белом галстуке. Казалось, он собрался идти на совет директоров крупной фирмы, чтобы сообщить коллегам приятные новости. Его глаза ярко блестели, а с лица не сходила улыбка, — Я как раз собирался что-нибудь выпить, мистер Сент-Айвес. Надеюсь, вы составите мне компанию?

— Не откажусь, — ответил я.

Он принес мне бокал и сел во второе кресло.

— Сегодня для вас большой день, — заметил я.

— Это точно, — он сиял, как начищенный самовар, — Я встал в шесть утра. А вы, я вижу, прекрасно выспались.

— Да, неплохо, — пробормотал я.

— Ну, — Прокейн поднял бокал, — выпьем за удачу. Разумеется, удача — далеко не самое главное в нашем деле, — добавил он, когда мы выпили.

— Подготовка, — кивнул я.

— Тщательная, всесторонняя подготовка, — подтвердил он, — Когда действия каждого расписаны по минутам.

— А что, если ваши.., жертвы где-то задержатся или в чем-то поспешат?

— Мы учли и такую возможность, — Прокейн просто лучился счастьем. Его планы вот-вот должны были стать реальностью.

— Что вам больше нравится, подготовка операции или ее исполнение? — спросил я.

На мгновение он задумался.

— Пожалуй, что исполнение, но, право, мне трудно отдать предпочтение чему-то одному. Мне не хотелось бы сравнивать кражу с написанием картины, но это единственное, в чем я хоть немного понимаю. Я получаю огромное наслаждение, выбирая сюжет, всматриваясь в форму, цвет, игру света и тени, но все это ничто по сравнению с тем ощущением, которое я испытываю, когда моя кисть касается девственно чистого холста. Остальное уже пустяки. Я рисую очень быстро, мистер Сент-Айвес, — он улыбнулся, — Так же, как и ворую.

— А потом?

— Потом? — задумчиво повторил Прокейн. — Да, в обоих случаях потом приходит покой, этакая меланхолия.

— А вина?

— Только сожаление. После того, как картина завершена. После кражи — никогда.

— И о чем же вы сожалеете?

— Мне всегда кажется, что я мог бы нарисовать ее лучше. Хотя я и не знаю, что мне следовало для этого сделать. После кражи я не испытываю ничего похожего.

— И никаких угрызений совести?

— Я не представляю, что это такое, — ответил Прокейн. — Угрызения совести подразумевают чувство вины, а я не знаком с этим чувством.

— А вас не интересовало, почему? Почти каждый из нас чувствует себя виноватым в том или другом.

— Я думал об этом и пришел к вполне определенному выводу. Дело в том, что я доволен тем, кто я есть, — превосходный вор и терпимый художник. Я не стремлюсь быть кем-то другим. Мне кажется, что чувство вины свойственно людям, которые ставят перед собой недостижимые цели. Они не могут стать кем-то еще, но думают, что это им по силам, и в результате возникает комплекс вины перед самим собой.

— Что вы ощущаете при краже? — спросил я. — Какие у вас возникают эмоции и возникают ли они?

— Вам это нужно для репортажа, мистер Сент-Айвес? — Прокейну явно нравилось, что разговор в основном шел о нем. А это немаловажно.

— Возможно.

— Мое внимание целиком приковано к операции. Все остальное как бы отсечено. Мне кажется, что я держу все нити и в каждый момент знаю, за какую надо дернуть. Иногда мне хочется по памяти нарисовать картину ограбления. Там было бы на что посмотреть, особенно на лицо, как вы говорите, жертвы.

— Например, вашингтонского сенатора, Брови Прокейна удивленно поползли вверх.

— О, разве они знают об этом?

— Во всяком случае, догадываются.

— Это был совершенно продажный человек. Он уже умер. Но, прикованный к батарее, он поневоле вызывал жалость.

— Я успел прочесть только несколько страниц, — заметил я, — но от ваших журналов невозможно оторваться.

— Вы думаете, они могут заинтересовать широкого читателя?

— Несомненно. Прокейн оживился.

— Пожалуй, их стоит опубликовать. К сожалению, это возможно лишь после моей смерти.

— Не раньше, — согласился я.

— Вы действительно думаете, что их опубликуют?

— Майрон Грин знаком с некоторыми издателями. Он все устроит.

— Если их опубликуют, — Прокейн скромно потупил глаза, — то книгу могут экранизировать?

— Конечно, — я с трудом удержался от улыбки. Он помолчал.

— Главную роль мог бы сыграть Стив Макквин, или Брандо...

Открывшаяся дверь прервала рассуждения Прокейна. В кабинет вошли Джанет Вистлер и Майлс Уайдстейн. К моему разочарованию, Уайдстейн совершенно безответственно отнесся к такому важному событию, как кража миллиона долларов, надев твидовое пальто спортивного покроя, серый шерстяной костюм и рубашку с открытым воротом. Правда, его башмаки белели каучуковыми подошвами. В руке он держал черный плоский «дипломат». Поздоровавшись с нами, Уадстейн поставил его на пол.

Джанет Вистлер пришла в темном брючном костюме и невыразительных черных туфлях. По внешнему виду они напоминали молодую пару, направляющуюся в ближайший магазин за продуктами.

Они сели, и Джанет ответила отказом на предложение Прокейна что-нибудь выпить. Уадстейну он ничего не предлагал.

— Я звонил вам вчера ночью, чтобы рассказать о встрече с детективами, — сказал Прокейн. — Я пришел к выводу, что их интерес к моей особе не должен помешать нам в выполнении наших планов.

— Это дело начинает обрастать трупами, — заметил Уайдстейн.

— Прошлой ночью мы уже обсудили этот аспект. — ответил Прокейн.

Я упомянул об этом только потому, что у Сент-Айвеса могли возникнуть какие-нибудь идеи.

— Только одна, — ответил я, — Те, кто убил Бойкинса и Пескоу, могли зарезать и Франна.

— Да, это логичное предположение, — кивнул Прокейн. — Они же намереваются украсть миллион долларов и возложить вину на нас.

— Я не понимаю, как вы собираетесь удержать их от контактов с торговцами наркотиками, даже если вам и удастся опередить их в краже миллиона.

Они переглянулись.

— Я думаю, мистер Сент-Айвес, — сказал Прокейн, — что о каждой последующей стадии нашего плана вы будете узнавать в самый последний момент. Я уверен, вы понимаете, почему. Но, позвольте вас уверить, что нами приняты все меры предосторожности, — он повернулся к Джанет. — Вы звонили в аэропорт?

— Да. Самолеты вылетают точно по расписанию. Прокейн взглянул на часы.

— Лимузин у дома?

— Мы в нем приехали, — ответил Уайдстейн.

— Думаю, нам пора. Прошу вас, Майлс.

Уайдстейн поднял черный «дипломат» и открыл его. На черном бархате, каждый в отдельной выемке, лежали четыре пистолета, длина ствола каждого из которых не превышала и шести дюймов.

Право первого выбора получила Джанет Вистлер. Она взяла пистолет, убедилась, что он заряжен, и бросила его в сумочку.

— Это семизарядные «вальтеры», мистер Сент-Айвес, — пояснил Прокейн. — Модель тридцать первого года, хотя эти пистолеты изготовлены совсем недавно, — он сунул пистолет во внутренний карман пиджака. Вероятно, Прокейн шил костюм у опытного портного, потому что на пиджаке не появилось никаких выпуклостей.

Уайдстейн повернулся ко мне.

— Сент-Айвес, — он протянул «дипломат».

— Благодарю, — ответил я, — Я этим не пользуюсь.

 

Глава 18

Черный «кадиллак», двойник нью-йоркского собрата, встретил нас в Национальном аэропорту Вашингтона. Над Потомаком плыли низкие облака, предвещая мокрый снег. В Вашингтоне мне вечно не везло с погодой. Я попадал сюда или в пронизывающий холод, или в нестерпимый зной.

Прокейн посмотрел на облака и повернулся к Джанет.

— К пяти вечера должно проясниться, — сказала она.

Я спросил у Прокейна, почему он интересуется осадками.

— Если пойдет снег, все отменяется, — ответил тот.

— Снега не будет, — вмешался в наш разговор словоохотливый водитель, — Мой нос чувствует снег за три дня. Снега не будет.

Мы ехали на восток по авеню Независимости. Справа, в леске, показалось какое-то здание, отдаленно напоминающее греческий храм.

— Что это? — спросил Прокейн у водителя.

— Мемориал погибшим во Второй мировой войне. Их имена выбиты в камне. Всех убитых американцев.

— Красивое здание, — кивнул Прокейн.

— А это мемориальный комплекс Линкольна, — продолжал водитель. — Очень знаменитый.

Мы мчались по широкому шоссе, отделявшему Центр искусств имени Кеннеди от Потомака. Рядом с Центром располагался жилой комплекс Уотергейт, самая дешевая однокомнатная квартира которого стоила сорок четыре тысячи долларов, а цена за трехкомнатную, с камином и видом на реку, достигла ста пятидесяти тысяч.

Вскоре «кадиллак» свернул направо и, увидев знакомый ресторан «Райв Гоше», я понял, что мы въехали в Джорджтаун. Минут десять мы петляли по узким улочкам, обсаженным аккуратно подстриженными деревьями. Последний поворот на Эн-стрит и, проехав два или три квартала, водитель остановил «кадиллак» у трехэтажного кирпичного особняка, выкрашенного белой краской.

— Если я не ошибаюсь, Джон Кеннеди жил на этой улице, когда был сенатором? — спросил я.

— Да, в следующем квартале, — ответил Прокейн и велел водителю приехать ровно в десять вечера, Он поднялся по ступенькам, достал ключ, вставил его в замок и открыл дверь.

— Это вы, мистер Прокейн? — послышался из глубины дома женский голос.

— Да, — ответил он и повернулся ко мне. — Это моя домоуправительница, миссис Вильяме. Она прилетела вчера, чтобы подготовить дом к нашему приезду.

В холл спустилась негритянка лет пятидесяти пяти в строгом темном платье и белоснежном фартуке. Прокейн представил ее мне и, взяв наши пальто, она повесила их в стенной шкаф.

— Кого вы ждете к обеду? — спросила она, — Кроме нас никого не будет, — ответил Прокейн и пригласил пройти в гостиную, освещенную старинным канделябром со свечами. Пол покрывал восточный ковер, чей почтенный возраст, как минимум, не уступал канделябру. По стенам висели портреты давно умерших людей, потемневшие от времени, над каминной доской — большое зеркало в золоченой раме. Домоуправительница последовала за нами.

— Я думаю, вы хотели бы выпить кофе.

— Да, с удовольствием, — согласился Прокейн. Она кивнула и через столовую, отделенную от гостиной высокими резными дверями, прошла на кухню. Я заметил длинный, узкий стол черного дерева, несколько стульев с высокими спинками, еще один канделябр, также со свечами.

— Ну, мистер Сент-Айвес, как вам это нравится? — спросил Прокейн.

— Дом принадлежит вам?

Он покачал головой.

— Нет, я снял его на шесть месяцев. Четыре уже прошло. Я приезжаю сюда раз в неделю и обычно приглашаю на обед кого-нибудь из влиятельных конгрессменов или сенаторов. Видите ли, на время я стал лоббистом.

— И какой же законопроект вы проталкиваете?

— Мне надо было найти предлог для аренды этого дома и пребывания в Вашингтоне. И я выбрал законопроект о защите диких животных. Оказывается, мы просто варварски уничтожаем их.

— Я слышал об этом.

— Вот я и решил им помочь.

— А в остальное время вы занимались подготовкой операции?

— Да, стараясь не упустить ни одной мелочи.

— Это довольно сложно.

— Но необходимо.

— А почему вам не подошел мотель? — спросил я, положив ногу на ногу и вызвав негодующий скрип кресла, в котором сидел.

— Если что-нибудь случится и в это дело вмешается полиция, проверят все мотели, но не частные дома на Эн-стрит.

— Вы приказали водителю вернуться в десять часов. Значит, ограбление назначено на более ранний срок. Могу я узнать точное время?

— Девять вечера.

— И где это произойдет? Прокейн на мгновение задумался.

— Полагаю, уже можно сказать вам об этом. В открытом кинотеатре для автомобилистов.

— Там, где миллион долларов обменяют на партию героина?

— Да.

— Открытые кинотеатры очень удобны для такого вот обмена, — кивнул я. — Я сам пользовался ими три раза.

— В вашем деле они просто незаменимы, — согласился Прокейн. — В открытом кинотеатре постоянное движение. Ходят люди, ездят машины, темно и достаточно многолюдно, чтобы гарантировать хоть некоторую безопасность.

Домоуправительница внесла поднос с кофейником, кувшинчиком сливок, сахарницей и четырьмя фарфоровыми чашечками. Прокейн поблагодарил ее и взглянул на Джанет. Та разлила кофе.

Наступило неловкое молчание. Казалось, мы обговорили все, кроме одного, ради чего мы и собрались в особняке на Эн-стрит, но никто не решался упомянуть о цели нашей встречи.

— А что случится с нашими конкурентами? — спросил я.

— Конкурентами?

— Он имеет в виду тех, кто попытается украсть миллион и подставить нас под удар, — пояснил Уайдстейн.

— Это зависит от них самих.

— В каком смысле?

— Последуют ли они украденному у меня плану или нет.

— А если последуют? Тогда я им не завидую.

 

Глава 19

На обед нам подали свиные отбивные с косточками, украшенные бумажными розетками, чтобы не испачкать руки, картофельное пюре, салат и яблочный пирог, Я съел все, не забыв поблагодарить миссис Вильяме за вкусную еду и попросить добавки пирога.

После обеда мы вернулись в гостиную. Майлс Уайдстейн поднялся на второй этаж и принес переносной телевизор. Шла программа новостей, и Уолтер Кронкайт рассказал нам, что делалось в мире.

— Таково положение на сегодня, семнадцатое октября тысяча девятьсот... — Уайдстейн выключил телевизор, не дав Кронкайту договорить, какого года.

— Ну что ж, — Прокейн встал, — я вижу, что сегодняшний день ничуть не лучше предыдущего. Пожалуй, нам пора собираться.

Миссис Вильяме достала наши пальто, и мы неторопливо оделись.

— Машина придет за вами в десять часов, миссис Вильяме, — сказал Прокейн.

— Да, сэр.

— Я вернусь в Нью-Йорк завтра.

— К ленчу или обеду?

— Скоре всего, к обеду.

— Да, сэр.

— Спасибо за обед, миссис Вильяме, — он повернулся к нам. — Мы выйдем через черный ход.

По бетонной дорожке, петляющей между клумбами и кустами, мы подошли к гаражу. Прокейн достал из кармана ключ, открыл дверь и, подняв правую руку, щелкнул выключателем. В гараже стояли две «шевроле-импалы», одна — темно-зеленая, другая — черная. Прокейн нажал кнопку в стене, и дверь гаража плавно поднялась вверх.

— Мы поедем на зеленой, мистер Сент-Айвес, — сказал он. Джанет Вистлер и Майлс Уайдстейн уже садились в черную «импалу».

Прокейн подождал, пока Уайдстейн выедет из гаража и завел мотор.

С Эн-стрит мы свернули на Висконтин авеню и далее на Эм-стрит. Уайдстейн ехал в крайнем левом ряду, мы за ним. При выезде на Кей-бридж нам пришлось остановиться перед светофором.

— Куда мы едем? — спросил я. — В Мэриленд или Виргинию?

— Виргинию, — ответил Прокейн, — Вы там бывали?

— Один раз.

Зажегся зеленый свет, мы пересекли Потомак и повернули направо, к мемориалу Джорджа Вашингтона. Прокейн держался метрах в двадцати от «импалы» Уайдстейна.

— Мне показалось, что они нервничали, — заметил я.

— Разумеется. А разве вы совершенно спокойны?

— Нет, я просто боюсь. Прокейн довольно хмыкнул.

— А мне все это очень нравится.

— Вероятно, вы — прирожденный вор. Он снова хмыкнул, — Возможно, вы правы.

Пятнадцать минут спустя мы подъехали к развилке и повернули налево, к Виргинии, затем вновь налево и оказались на кольцевой дороге Вашингтона.

— Вы меня очень удивили, Сент-Айвес, — сказал Прокейн через несколько минут, — Чем же?

— Тем, что не нашли причины отказаться от участия в нашем мероприятии.

— Я нашел три дюжины причин.

— Но, тем не менее, вы здесь.

— Да, я здесь.

— Своими действиями вы нарушаете закон, — Полагаю, что да.

— И вас это не беспокоит?

— Не слишком.

— Вам кажется, что кража миллиона долларов у торговцев наркотиками и ограбление банка на ту же сумму — две большие разницы?

— Я старался убедить себя в этом.

— И вам это удалось?

— Частично.

— Как это?

— Меня радует, что вы хотите помешать торговцам наркотиками. Я ненавижу героин. Он загубил слишком много жизней.

— И этим вы оправдываете свое участие?

— Не оправдываю, но нахожу какой-то смысл в том, что делаю.

— После этой кражи цена героина, несомненно, подскочит. Это означает, что наркоманам придется красть больше, чем теперь, чтобы заплатить за эту отраву. Уровень преступности повысится. Если кто-то из них решится на вооруженный разбой, погибнут невинные люди. Вы думали об этом?

— Нет.

— И не надо.

— А вы?

— Я принимаю себя таким, какой я есть. Я — вор. Но я краду только у тех, кто нарушил закон. Этим я успокаиваю свою совесть, — он помолчал. — Если она у меня есть.

 

Глава 20

Проехав шесть или семь миль по кольцевой дороге, мы свернули на шоссе 27. Уайдстейн по-прежнему держался метрах в двадцати впереди. Наступившая ночь не позволяла разглядеть окрестности. Изредка мелькали освещенные дома, мы пересекли три речушки, проехали мимо двух бензоколонок.

Я думал о том, каким же образом я оказался рядом с вором, готовящимся украсть миллион. Вряд ли он рассчитывал получить деньги, приставив пистолет к чьему-то виску. Дело обстояло гораздо сложнее , поскольку на этот миллион нацеливался кто-то еще. И не только нацеливался, но и знал, что для этого надо сделать. Прокейн предоставил своим конкурентам подробнейший план ограбления.

Меня подмывало спросить Прокейна, что ждет этих людей, но, не надеясь получить ответ, я вспомнил Бобби Бойкинса, избитого до смерти за то, что он захотел жить несколько лучше, чем уготовила ему судьба. Я вспомнил Джимми Пескоу, выброшенного из окна из-за того, что он слишком внимательно читал дневники Прокейна. И гордость моторизованной полиции Нью-Йорка, Френсиса X. Франна, жаждущего сменить форму патрульного на штатский костюм детектива. Или собравшегося шантажировать Прокейна и кого-то еще, принесшего дневники в туалет аэровокзала.

Слежка за мной обошлась Франну слишком дорого. Те, кто принес журналы, скорее всего, разделались с ним так же, как с Бойкинсом и Пескоу.

А, убив троих, они, я не сомневался, что это они, а не он, не остановились бы перед тем, чтобы отправить на тот свет еще двоих, троих или шестерых. Гораздо больше людей нередко гибло за куда меньшую сумму, чем один миллион долларов.

И тут мне показалось, что я нащупал ниточку, связывающую смерть Бойкинса, Пескоу и Франна, но мои размышления прервал возглас Прокейна: «Мы почти на месте».

Кинотеатр располагался слева от шоссе. Красная неоновая вывеска гласила: «Биг Бен Драйв-Ин». Чуть ниже следовали названия фильмов, демонстрировавшихся в тот вечер: «Раздень меня», «Венок из незабудок» и «Ненасытный».

Мои часы показывали восемь пятьдесят.

— Мы приехали чуть раньше, — сказал Прокейн.

— Тем лучше. Я бы не хотел пропустить начало.

— Не волнуйтесь, вы все увидите.

Он сбавил скорость и свернул к открытому кинотеатру. Уайдстейн уже брал билеты, передавая кассирше деньги через окно автомобиля. Прокейн притормозил, ожидая, пока он отъедет от будки.

— Сколько? — спросил он у кассирши, женщины средних лет.

— Три доллара с человека, — ответила она. — Если вы поторопитесь, то успеете к началу «Венка из незабудок».

Подъездную дорогу к кинотеатру с двух сторон ограждал высокий забор. Слева он оканчивался в пятнадцати ярдах, а справа шел вокруг всей площадки, ограждая экран от взоров безбилетников.

Посреди кинотеатра шла широкая дорога, по обе стороны которой располагались ряды стоянок с индивидуальными динамиками и обогревателями. В приземистом квадратном здании находились киноаппаратура и буфет.

Пока Прокейн, потушив огни, медленно ехал вдоль забора, я насчитал три дюжины машин. Судя по всему, популярность кинотеатра среди вашингтонцев оставляла желать много лучшего.

Прокейн въехал на стоянку последнего ряда и заглушил двигатель.

— А где Уайдстейн и Джанет? — спросил я.

— В следующем ряду, справа от вас. — В машине их нет.

— Они пошли в буфет.

— Куда я должен смотреть, чтобы не упустить самого главного?

— Третий ряд от нас, левая часть.

— Но там нет ни одной машины.

— Они приедут.

— Когда?

Прокейн взглянул на часы.

— У вас есть еще пять минут. Расслабьтесь и посмотрите фильм.

Я взглянул на экран. Одна женщина помогала другой снять бюстгальтер. Когда его, наконец, сняли, в комнату вошел мужчина. Женщина без бюстгальтера застеснялась и закрыла грудь руками. Ее подруга улыбалась. Так же, как и мужчина. Они начали говорить друг с другом, и я отвернулся.

— Если вам не трудно, возьмите динамик в машину, — попросил Прокейн.

— Хорошо, — ответил я, открыл окно, поднял динамик с подставки и перенес его в кабину.

— Вы хотите, чтобы я включил звук?

— Только, если вы будете слушать.

— Мне больше нравится тишина, — ответил я. Прокейн вновь взглянул на часы.

— Через тридцать секунд в третий от нас ряд въедет голубой «додж».

— И кто в нем приедет?

— Южноамериканец.

Тридцать секунд спустя третий ряд по-прежнему оставался пустым.

— Он опаздывает, — пробормотал я.

— Вы нервничаете, — усмехнулся Прокейн.

— Это точно.

Прошло еще пятнадцать секунд, и голубой «додж» с белым верхом вполз в третий от нас ряд. Вероятно, водитель тоже предпочитал тишину, потому что динамик остался на подставке.

Я увидел Уайдстейна и Джанет Вистлер, идущих к своей «импале». Уайдстейн нес картонную коробку, как мне показалось, с пакетом воздушной кукурузы и двумя бутылочками «кока-колы». Они залезли в кабину и приникли друг к другу.

— Изображают влюбленных? — спросил я.

— Да.

— Кого мы теперь ждем?

— Автомобиль с четырьмя пассажирами.

— Какой марки?

— Не знаю.

Несколько секунд спустя «олдсмобиль», черный или темно-синий, остановился рядом с «доджем». Их разделяла лишь подставка с двумя динамиками. Четырех пассажиров «олдсмобиля» также не интересовали экранные разговоры.

— Посмотрите налево, — сказал Прокейн. — Видите двух мужчин?

— Они что-то несут.

— Да. Они только что вышли из буфета.

— А чем они вас заинтересовали?

— Именно они собираются украсть миллион долларов. Я не спросил, откуда ему это известно. Я не спускал глаз с этих мужчин. Они были в пальто и низко надвинутых шляпах. Каждый нес в руках по подносу. Подойдя к «доджу», они, как по команде, поднесли к лицу правую руку.

— Маски, — прошептал Прокейн, — Они в точности следуют плану.

Резким движением мужчины отбросили подносы. Один, более высокий, метнулся вперед и, схватившись за ручку, рванул на себя дверцу «доджа». Второй нырнул в кабину и через три секунды выскочил обратно, К моему удивлению, выстрела я не услышал.

— Шелуха мускатного ореха, — пояснил Прокейн. — Попадая в глаза, она вызывает дикую боль.

Оставив дверцу «доджа» открытой, мужчины обогнули его сзади и бросились к «олдсмобилю», один — справа, другой — слева. Все четыре дверцы большого автомобиля открылись одновременно. Кто-то выскочил с заднего сиденья и тут же повалился на землю, прижав руки к лицу.

— Снова мускатный орех? — спросила я.

— Да.

Один из мужчин вытащил с заднего сиденья «олдсмобиля» небольшой чемодан. Вернувшись к «доджу», они достали оттуда еще два, судя по виду, более тяжелых, бросились бежать. От «олдсмобиля» доносились крики и стоны. Кто-то сполз на землю с переднего сиденья и стоял на коленях, качаясь из стороны в сторону. Издалека казалось, что он молится.

Двое похитителей бежали к буфету. Тяжелые чемоданы не давали им набрать скорость.

— Они взяли героин, — в голосе Прокейна слышалось недоумение.

— Похоже, фунтов сто десять, — кивнул я. — Разве это не входило в ваши планы?

— Нет, — он завел двигатель, — в мои планы это не входило.

— А что теперь?

— Поставьте динамик на место и следите за Уайдстейном. Тот уже не обнимал Джанет, а, вырулив со стоянки, мчался к выезду из кинотеатра. Несколько мгновений спустя его «импала» исчезла меж высоких заборов.

— Теперь наша очередь, — Прокейн выехал со стоянки. — Правда, придется немного подождать.

Маленький зеленый «мустанг» показался из-за здания буфета. Я не заметил, чтобы его пассажиры куда-то спешили.

— Надо сказать, сработали неплохо, — заметил Прокейн.

— Как профессионалы.

— Правда, они затратили несколько больше времени. Я взглянул на «додж» и «олдсмобиль». Там все осталось без изменений.

— И сколько это будет продолжаться? — спросил я.

— Еще несколько минут. Или чуть дольше. Потом они придут в себя. Мускатный орех — штука очень капризная.

— Я слышал об этом. А чем в это время займемся мы?

— Мы? Мы украдем миллион долларов у двух воров.

 

Глава 21

«Мустанг» угодил в ловушку. Я понял это, как только Прокейн выехал за ворота. В тридцати метрах впереди, там, где оканчивались заборы, Уайдстейн перегородил дорогу, поставив машину поперек узкой полоски асфальта.

Сердито вспыхнули тормозные огни «мустанга», и он остановился метрах в пяти от «импалы» Уайдстейна. Дверцы «мустанга» раскрылись, и справа из кабины выскочил мужчина. Я увидел блестящий нейлоновый чулок, натянутый на его голову. Он что-то кричал.

Уайдстейн выглянул из-за капота, освещенный фарами «мустанга», и беспомощно развел руками, как бы говоря, что не в силах завести мотор, Мужчина в маске нырнул в кабину и через мгновение появился вновь. В руке он держал автоматический карабин с обрезанным стволом.

Прокейн включил фары. Мужчина взглянул в нашу сторону, крикнул что-то водителю «мустанга» и пошел к машине Уайдстейна. Водитель «мустанга» вылез из кабины, Дуло его пистолета смотрело прямо на нас.

— Держитесь крепче! — рявкнул Прокейн, вдавливая в пол педаль газа, Я схватился руками за ремень безопасности, и мы врезались в «мустанг» на скорости пятнадцать миль в час. Раздался треск и скрежет металла, «мустанг» прополз вперед сантиметров двадцать. Вероятно, водитель поставил его на ручной тормоз. Тут же раздался выстрел и в лобовом стекле нашего автомобиля появилась большая дыра.

— На вашу сторону! — крикнул Прокейн. Я открыл дверь и вывалился на асфальт, больно ударившись коленом. Прокейн последовал за мной.

— Закройте дверь! — приказал он. — Мне ничего не видно, — пожаловался я, захлопывая дверцу «импалы».

— Напрягите ваше воображение, — огрызнулся Прокейн. Он уже достал «вальтер» из внутреннего кармана.

Раздалось три выстрела. Мужчина с автоматическим карабином появился из-за «мустанга» и, низко согнувшись, побежал к машине Уайдстейна, обходя ее справа. Я решил, что стрелял его напарник, отвлекая внимание.

— Стой! — властно крикнул Прокейн.

Мужчина с карабином мгновенно обернулся. Если бы он нажал на спусковой крючок секундой раньше, то разорвал бы нас пополам.

От него нас отделяло метров девять. Прокейн выстрелил, но промахнулся. Я начал пятиться к багажнику «импалы». Прокейн снова выстрелил и вновь неудачно. Я понял, что стрелять он не умеет.

Как мне показалось, мужчина с карабином улыбался. Во всяком случае, сквозь его маску проглядывало что-то белое. Он поднял карабин к плечу. Я продолжал пятиться. Прокейн выстрелил в третий раз, но я уже не надеялся на успех. Мужчина прицелился в Прокейна. Следующая пуля досталась бы мне.

Джанет Вистлер выступила из-за поднятого капота машины Уайдстейна и тремя выстрелами в спину уложила мужчину с карабином.

При первом выстреле тот дернулся назад и его руки взлетели, как птицы. Карабин отлетел куда-то в сторону. Мужчина шагнул вперед, но тут его настигла вторая пуля. Он уже начал падать, когда третья пригвоздила его к земле.

— Я плохо стреляю, — попытался оправдаться Прокейн.

— Это заметно, — ответил я.

Джанет Вистлер на мгновение застыла, глядя на свою жертву, а затем повернулась и скрылась за поднятым капотом.

— За мной, — прошептал Прокейн и на четвереньках заковылял к багажнику нашей машины.

С левой стороны, освещенной уцелевшей при столкновении фарой «импалы», никого не было. Дверца «мустанга» оставалась открытой.

Мы добрались до передних колес, когда Прокейн крикнул: «Нас четверо и мы вооружены. Ваш напарник мертв. Вам лучше сдаться».

Ответа не последовало. Прокейн поднялся на ноги. Я — за ним, но гораздо медленнее.

— Положите руки на голову и выйдите вперед, чтобы я мог вас видеть, — продолжил Прокейн. Я искоса взглянул на него. Глаза Прокейна сверкали, а усы воинственно топорщились.

Мужчина выступил из-за открытой дверцы «мустанга», но его руки не лежали на голове. Наоборот, правая сжимала пистолет, а левая служила ей опорой. Для устойчивости он чуть присел, как делают профессиональные стрелки, когда хотят попасть наверняка. Целился он в меня.

И тут мне все стало ясно, включая тот факт, что мне предстояло умереть. Интуитивная догадка нашла подтверждение в некоторых мелочах, на которые я сначала не обратил внимания, Если бы не близкая смерть, я мог похвалиться своей превосходной памятью и блестящим анализом, который мне удалось провести, чтобы найти тех, кто убил Бобби Бойкинса и выбросил из окна восьмого этажа Джимми Пескоу.

Прокейн попытался меня спасти. Он нажал на курок «вальтера», но вместо выстрела раздался сухой щелчок. Мне оставалось лишь смотреть на дуло пистолета, направленного мне в грудь.

— Эй приятель! — раздался голос за спиной мужчины в маске.

Тот круто обернулся, и тут же его ударила первая пуля. Ответный выстрел, естественно, не мог попасть в цель. Уайдстейн шел к мужчине, продолжая стрелять. Тот повалился на землю, перевернулся на спину и застыл, раскинув руки. Пиджак и пальто расстегнулись, на белой рубашке темнели три красных пятна. Прокейн повернулся ко мне, протягивая «вальтер».

— Осечка, — виновато пробормотал он.

— Я знаю.

— Наверное, мне следовало швырнуть в него пистолет.

— Теперь это уже не имеет значения. Он взглянул на мертвого мужчину.

— Да, разумеется, Уайдстейн подошел к нам в сопровождении Джанет. Мне показалось, что с нашей последней встречи они здорово побледнели.

— Он молодец, — Уайдстейн коснулся носком плеча мертвеца.

— И его напарник ничуть не хуже, — добавил Прокейн.

— Я не ожидал от них такой прыти, — продолжал Уайдстейн. — Давайте посмотрим, кто они.

Прокейн присел, чтобы снять маску с лица убитого. Джанет Вистлер отвернулась. Уайдстейн поднял голову, вероятно, чтобы убедиться, что осадков не ожидается.

— Снимать маску совсем не обязательно," сказал я.

Прокейн взглянул на меня.

— Почему?

— Я знаю, кто они, я старался, чтобы в моем голосе не слышалось самодовольства. Кажется, мне это удалось.

— Кто же?

— Это Френк Дил. А тот, с карабином, Карл Оллер.

— Детективы, — кивнул Прокейн. — Они беседовали со мной вчера, — в его голосе звучало недоверие.

— Если вы мне не верите, снимите маску. Прокейн осторожно стянул нейлоновый чулок. Холодные глаза Френка Дила, казалось, смотрели прямо на меня.

— Вы хотите взглянуть на второго? — спросил я.

— Нет, — Прокейн встал, — Почему они это сделали?

— По двум причинам, — ответил я.

— Как именно?

— Во-первых, миллион долларов.

— А во-вторых?

— Сегодня среда.

— И что?

— Это их выходной день.

 

Глава 22

Я помог вытащить три чемодана с заднего сиденья «мустанга». Мы положили их в багажник машины Уайдстейна. Я нес самый легкий, весом не больше тридцать фунтов. Миллион долларов наличными весил куда меньше, чем купленный на него героин.

— И что вы собираетесь с ним делать? — спросил я, залезая на заднее сиденье рядом с Джанет, — С чем? — Прокейн повернулся ко мне.

— С героином.

— Разумеется, уничтожим его. Но я никак не пойму...

Он не успел закончить фразу, потому что Уайдстейн взглянул назад и крикнул: «Ложись!»

Вместо этого я обернулся и увидел темный «олдсмобиль», подкативший к «импале» Прокейна. Из него выскочило четверо мужчин, и я спрятался на заднее сиденье.

Наша машина рванулась с места одновременно с первыми выстрелами. Джанет полулежала на сиденье, с закрытыми глазами. Несколько мгновений спустя, когда мы выехали на шоссе 27, она открыла глаза и подмигнула мне. Мы сели.

— Они попытаются использовать въезд в кинотеатр, — сказал Прокейн.

— Я знаю, — кивнул Уайдстейн. — Мне казалось, что мускатный орех действует дольше.

— Если его правильно использовать.

— Они выглядели очень расстроенными.

— Что же им прыгать от радости? Мы сможем оторваться от них?

Уайдстейн покачал головой.

— Вряд ли.

Въезд в кинотеатр мы проскочили на скорости восемьдесят миль в час. Прокейн снова оглянулся.

— Я их вижу. Может, мы все-таки сумеем замести следы?

— Я не знаю этих дорог, — ответил Уайдстейн. — И могу заехать в тупик. Прокейн кивнул.

— Тогда воспользуемся альтернативным вариантом.

— Да, — согласился Уайдстейн. — Другого выхода нет. Я хотел спросить, что это за альтернативный вариант, сколько жизней он должен унести, и не окажусь ли я в числе тех, кому не повезет, но у Прокейна тоже накопились вопросы. Ему пришлось кричать, перекрикивая шум воздушного потока, потому что стрелка спидометра приблизилась к девяноста. Шоссе 27 давно не знало таких гонок. Даже днем по нему ездили со значительно меньшей скоростью. Я следил за дорогой, механически отвечая на вопросы Прокейна. Особенно меня волновали приближающиеся фары «олдсмобиля».

— Как вы узнали, что эти двое — Оллер и Дил?

— Это могли быть только они.

— Почему?

— Я догадался, вспомнив некоторые подробности.

— Подробности чего?

— Например, прачечную-автомат.

— Причем тут прачечная?

— Они появились, как только я нашел тело Бойкинса.

— Возможно, это совпадение. Такое случается.

— Это еще не все. Они знали, где находится тело.

— С чего вы это взяли?

— Бойкинса засунули за последнюю сушилку. Его не было видно. И, тем не менее, Дил пошел прямо к нему.

— Тогда вас это не взволновало. Я покачал головой.

— Тогда я об этом не думал.

— Это все?

— Нет.

— А что же еще?

— Вспомните второй телефонный звонок к вам. Когда мы договорились о встрече в аэровокзале.

— И что вас насторожило?

Прежде чем я успел ответить, Уайдстейн крикнул: «Пристегните ремни!»

Мыс Джанет тут же выполнили его приказ. Я оглянулся. Расстояние между нами и «олдсмобилем» неуклонно таяло.

— Так что вас насторожило? — повторил Прокейн. Ремень безопасности не давал ему повернуться, и ему приходилось кричать в ветровое стекло.

— Он сказал: "Принесите деньги в той же сумке с эмблемой «Пан-Ам».

— И?

— Значит, он знал, с какой сумкой я пришел в прачечную. А кто видел сумку? Два детектива, Дил и Оллер. И юноша-патрульный, Франн.

— И все?

— Еще несколько полицейских в участке, но они не в счет. Также, как и Майрон Грин. Он тоже видел сумку.

— А патрульный Франн опознал кого-то из них в Вестсайдском аэровокзале.

— Совершенно верно, — И когда вы рассказали об этом детективам, они убили Франна.

— Нет.

Чтобы обернуться, Прокейну пришлось отстегнуть ремень, — Они не убивали Франна?

— Они не могли этого сделать, — ответил я.

— Почему?

— Его убили незадолго до того, как я вышел из отеля. Когда я позвонил Дилу, он был дома. Вместе с Оллером, Жил он в Бруклине. Они не успели бы убить Франна и добраться до Бруклина.

— У них был мотив для убийства.

— Возможно, но я думаю, они предпочли бы взять его в долю, а не убивать, — Так кто же убил Франна?

— Этого я не знаю. Вы?

Брови Прокейна удивленно поползли вверх.

— Нет, я его не убивал, — ответил он после короткого молчания.

— Тогда я не знаю, кто это сделал.

— А кто убил взломщика сейфов?

— Пескоу?

— Да.

— Они.

— Оллер и Дил?

— Да.

— Опять догадка?

— Не совсем.

— Объясните.

— Портье в отеле, где жил Пескоу, сказал мне, что перед тем как тот выпал из окна, он видел двух мужчин, поднявшихся на лифте.

— Оллера и Дила? Я покачал головой.

— Он не запомнил, как они выглядели. Но обратил внимание на одно обстоятельство.

— Какое же?

— Он не видел, как они спустились вниз.

— И?

— После смерти Пескоу отель наводнила полиция. Они смешались с другими детективами. Трудно было найти лучшее прикрытие. Никому бы и в голову не пришло спросить, что они тут делают. Расследование убийства — их работа. Поэтому портье их и не видел.

Наверх они поднялись обыкновенными людьми, которые не заслуживают внимания. Вниз они спустились полицейскими.

— Пристегните ремень, — напомнил Уайдстейн Прокейну, -Да, конечно, — Прокейн пристегнул ремень. — Ваша версия не лишена смысла, мистер Сент-Айвес. Я взглянул на спидометр.

— Сколько? — спросила Джанет.

— Девяносто пять, — ответил я и оглянулся. Фары «олдсмобиля» по-прежнему приближались.

— Скоро? — спросил Прокейн Уайдстейна. Тот кивнул.

— Сейчас пойдет извилистая дорога, а потом будет подходящее место. На поворотах мы немного оторвемся от них.

Несмотря на резкое торможение, Уайдстейн вписался в первый поворот на слишком большой скорости. Я почувствовал, что задние колеса начало заносить, но Уайдстейн вдавил педаль газа, и мы рванулись вперед.

Я до сих пор не понимаю, чем он руководствовался, проходя эти повороты. Их было четыре, и перед каждым висел знак, предупреждающий о том, что скорость не должна превышать сорока пяти миль. Днем. Уайдстейн входил в поворот при восьмидесяти. Ночью. Затем тормозил до шестидесяти пяти. А на прямом участке вновь разгонялся до восьмидесяти пяти миль. Тем не менее, я думаю, что он рассчитывал не на удачу, а на мастерство.

Проскочив последний поворот, Уайдстейн выключил фары.

— Зачем он это сделал? — спросил я.

— Сейчас некогда объяснять, — ответил Прокейн. — Вы все увидите сами.

Некоторое время мои глаза привыкли к темноте. Облака рассеялись, и на небе появился молодой месяц. В его бледном свете я увидел уходящее вдаль, прямое, как стрела, шоссе.

Я оглянулся. «Олдсмобиль» все еще боролся с поворотами. Мы выскочили на перекресток, и тут Уайдстейн нажал на тормоз и одновременно выжал до отказа педаль газа, Вывернув руль налево, он отпустил тормоз, и наша машина, в одно мгновение совершив классический поворот, который так часто показывают в гангстерских фильмах, помчался навстречу «олдсмобилю».

Я уверен, что его водитель, справившись с последним поворотом, не увидел нас, пока Уайдстейн не включил фары. Мы находились в двухстах футах от «олдсмобиля», на его полосе движения, и сближались с ним с суммарной скоростью сто семьдесят миль в час.

У водителя была лишь доля секунды, чтобы выбрать между мгновенной смертью в лобовом столкновении и более определенными шансами остаться в живых, нырнув в кювет. Он предпочел кювет. Сбив ограждающий шоссе рельс, «олдсмобиль», кувыркаясь покатился по пологому склону канавы и застыл на дне, каким-то чудом встав на колеса. На этот раз двери остались закрытыми.

— Он загорелся? — спросил Уайдстейн.

— Кажется, нет, — ответил я.

— Мы вернемся в Вашингтон другой дорогой...

Никто не произнес ни слова, пока мы не добрались до Джорджтауна.

— Десять минут одиннадцатого, — сказал Прокейн, взглянув на часы, — Все идет точно по плану.

Он отстегнул ремень безопасности и повернулся ко мне.

— Ну, мистер Сент-Айвес, как вам понравилась кража миллиона долларов?

 

Глава 23

Уайдстейн остановил «импалу» перед особняком на Эн-стрит. Мы вылезли из кабины, Уайдстейн открыл багажник и достал чемоданы. Прокейн поднял два и повернулся ко мне.

— Вы мне поможете, мистер Сент-Айвес?

— Разумеется, — я подхватил оставшийся чемодан, Прокейн взглянул на Уайдстейна.

— Избавьтесь от машины.

— Я оставлю ее вместе с ключами, — ответил тот. — Ее кто-нибудь украдет, — Я вернусь в Нью-Йорк завтра, около полудня.

— Мы к вам заедем, — пообещала Джанет.

— Ну хорошо, до завтра.

Уайдстейн и Джанет сели в «импалу» и поехали по Эн-стрит. Мы с Прокейном поднялись по ступенькам к двери особняка.

— Если хотите, можете переночевать здесь, мистер Сент-Айвес, — сказал Прокейн, доставая ключи.

— Я подумаю. Возможно, я вернусь сегодня в Нью-Йорк.

— Как вам будет угодно.

Прокейн открыл дверь, прошел в холл и зажег свет. Сняв пальто, мы взяли чемоданы и вошли в гостиную. Прокейн щелкнул выключателем. Комната выглядела так же, как и два часа назад, если не считать длинноногого мужчины, сидевшего в кресле с пистолетом в руке, дуло которого смотрело прямо на нас, на вид ему было лет сорок шесть.

— Убери пистолет, Джон, — улыбнулся Прокейн. — Он нам уже не потребуется.

— Поставь чемоданы на пол, Абнер, — ответил Джон. — Вы тоже, Сент-Айвес. Я все еще не понимал, кто это, но чемодан поставил.

— А теперь положите руки на голову. Я выполнил его приказ, Прокейн — нет.

— Это же нелепо, — сказал он.

— Положи руки на голову, Абнер, — повторил мужчина. На этот раз Прокейн подчинился.

— Кто это? — спросил я, повернувшись к нему.

— Джон Констэбл.

— А, психоаналитик.

— Правильно, Сент-Айвес, — кивнул Констэбл. — Психоананалитик.

— Тот, с которым вы обсуждали свои проблемы, — я не сводил глаз с Прокейна. — Насчет того, движет ли вами желание быть пойманным и понести наказание.

Прокейн молча кивнул. Его лицо порозовело.

— Вы рассказали ему о сегодняшнем вечере?

— Да.

— Надеюсь, с этим все ясно, Сент-Айвес? — спросил Констэбл, поднимаясь с кресла.

Для столь длинных ног у него оказалось очень короткое туловище, он пытался скрыть этот недостаток удлиненным пиджаком, но все равно напоминал журавля. Костюм, сшитый из дорогого материала, французская рубашка и туфли крокодильей кожи стоимостью не меньше ста пятидесяти долларов указывали на то, что гонорары, полученные от благодарных пациентов, позволяли доктору Констэблу спокойно смотреть в будущее.

На клинообразном лице выделялись густые брови, под которыми прятались глубоко посаженные темно-карие маленькие глазки, из-под вьющихся, тронутых сединой волос торчали большие оттопыренные уши с длинными прозрачно-розовыми мочками. Крупный мясистый нос нависал над широким тонкогубым ртом.

— Я задал вам вопрос, Сент-Айвес.

— Я помню. Вы спросили, все ли мне ясно.

— Я жду ответа.

— Мне ясно, что вы собираетесь нас убить. И не испытываете при этом угрызений совести, — Неужели? А почему?

— Говорят, что совершить убийство во второй раз легче, чем в первый, а в третий — сущие пустяки.

— И вы полагаете, что я уже кого-то убил?

— Не полагаю, а знаю наверняка. Вы убили полицейского по имени Френсис Х.Франн.

Констэбл искоса взглянул на Прокейна, не упуская меня из виду.

— Ты говорил мне, что он очень умен, не так ли, Абнер?

— Я вообще говорил тебе слишком много, — пробурчал Прокейн.

— Ты любил говорить, а я — слушать. До поры, до времени, В гостиной повисла тяжелая тишина.

— Почему? — спросил наконец Прокейн.

Констэбл ответил не сразу. Сначала он поднялся на носки и вновь встал на пятки. Поправил волосы над левым ухом. Погладил подбородок.

— А почему вы думаете, что я убил молодого полицейского, Сент-Айвес? Франна, как вы его назвали.

Я с радостью пересказал бы ему цепь умозаключений, приведших меня к такому выводу'. Я мог бы говорить всю ночь, если бы он согласился слушать. Я рассказал бы ему о переделках, в которые мне приходилось попадать. О моем детстве в Колумбусе, штат Огайо. О том, как мои родители решили, что я заболел полиомиелитом летом 1942 года, и как оказалось, что это всего лишь грипп.

В третий раз за ночь на меня наставляли пистолет, но теперь ни Джанет Вистлер, ни Майлс Уайдстейн не могли прийти мне на помощь. Рядом со мной был лишь Прокейн, сразу постаревший на десять лет, а напротив, с нацеленным на нас пистолетом, его психоаналитик, который пожелал узнать, прежде чем застрелить меня, почему я решил, что именно он убил Френсиса X.Франна.

— Кроме нас четверых, Оллера и Дила, только вы знали о его причастности к этому делу. Констэбл покачал головой.

— Этого недостаточно.

— Почему же? Джанет была со мной, Уайдстейн — дома, с женой и детьми, детективы — в Бруклине. Остаетесь вы и Прокейн. Прокейн сказал, что не убивал Франна. Значит это вы, В тот вечер вы обедали с Прокейном, Он, должно быть, рассказал вам все довольно подробно о Франне по телефону.

— Да, я говорил ему, — глухо пробормотал Прокейн.

— Когда в восемь вечера я вышел из отеля, Франн был мертв. Его убили не позже половины восьмого, — я взглянул на Прокейна. — Когда ваш приятель появился у вас?

— Около восьми.

— А когда вы рассказали ему о Франне?

— Как только вы сообщили мне о визите. Примерно в два часа дня.

Я повернулся к Констэблу, — Значит, у вас было шесть часов. Сначала вы нашли Франна, затем договорились с ним о встрече, убили его и отвезли к моему отелю. Очень ловкий ход, Констэбл усмехнулся.

— Я полагал, что сумею всех запутать.

— Почему? — повторил Прокейн.

Во взгляде доктора сквозило презрение к своему пациенту.

— Потому что ты мог все испортить. Если бы Франн вышел на тебя, ты бы отказался от операции. Я знаю тебя, Абнер. О боже, как хорошо я тебя знаю! И я позаботился о том, чтобы Франн умер, а ты узнал о его смерти.

— Он спрашивал не об этом, — заметил я.

— Не об этом?

— Его не интересуют причины, по которым вы избавились от Франна.

— О, — усмехнулся Констэбл. — Я понимаю.

— Ну? Вы собираетесь ответить на его вопрос?

— Мы и так говорим слишком долго.

— Тогда позвольте ответить мне, — Не знаю, будет ли у вас время.

— Я вас не задержу.

Констэбл на мгновение задумался.

— Хорошо. Говорите.

— Миллион долларов, — сказал я Прокейну и повернулся к Констэблу, — Видите? Я вас не задержал.

Мой вывод разочаровал Констэбла. Он нахмурился и покачал головой.

— Нет, это не так. Деньги всего лишь повод, но не причина.

— Ну хорошо. Скажите ему сами.

— Сколько лет мы знаем друг друга, Абнер? — спросил Констэбл. — Пять, шесть?

— Примерно так.

— И все это время ты говорил о том, как ты бесконечно счастлив, будучи тем, кто ты есть. И как прекрасно выбранная тобой профессия. Целыми часами ты приводил доказательства того, что быть вором — высшее счастье на земле. И раз в год, максимум два, ты вылезал из своей норы и крал больше денег, чем я зарабатывал за целый год, шесть дней в неделю беседуя с такими, как ты. А потом ты возвращался ко мне, чтобы рассказывать, как это просто, и спрашивать меня, почему другим умным людям не пришло в голову заняться этим прибыльным делом. Поверишь ты мне, Абнер, или нет, но я тоже человек. Особенно остро я это почувствовал, когда речь зашла о миллионе долларов. И я задал себе старый как мир вопрос: «Почему он, а не я?» Я не нашел удовлетворительного ответа и оказался здесь. И еще, если говорить откровенно, ты мне сразу не понравился, Абнер. И мое мнение о тебе не изменилось.

В подтверждение своих слов он дважды выстрелил в Прокейна. Тот зашатался и отступил на шаг. Я не видел, как он упал, потому что прыгнул в ноги Констэбла, Мое левое плечо ударило по его коленям, он взмахнул руками и рухнул на пол. Пистолет отлетел к дверям столовой.

В следующий момент я бросился к телу Прокейна, Констэбл — к пистолету. Открытые глаза и рот Прокейна указывали на то, что он — мертв. Сунув руку во внутренний карман, я достал «вальтер». Моя рука была в крови. Все еще на коленях, я повернулся к Констэблу и наставил на него «вальтер». Он как раз подобрал с пола свой пистолет и начал поворачиваться ко мне.

— Не шевелиться, — крикнул я.

Он увидел «вальтер» и на мгновение застыл.

— В вашей рубашке появятся три дырки, прежде чем вы сделаете хоть один выстрел.

Рука с пистолетом пошла было вниз, но тут же начала подниматься в мою сторону, Мне не оставалось ничего другого, как нажать на курок. Я ожидал услышать лишь сухой щелчок, как у Прокейна на выезде из открытого кинотеатра. Я даже не целился. Грохот выстрела удивил меня.

Еще больше удивила меня большая красная дыра, появившаяся на месте верхней губы Констэбла.

 

Глава 24

Прошло еще две секунды, прежде чем Констэбл упал на пол, На восточном ковре под его подбородком быстро увеличивалось темно-красное пятно.

Я взглянул на Прокейна, потом на «вальтер». Вероятно, он перезарядил пистолет в машине. Он не любил неисправностей.

Я прошел в ванную, оторвал полоску туалетной бумаги и размазал кровь по рукоятке и дулу «вальтера». Бумагу я спустил в унитаз оставив лишь маленький клочок, обернутый вокруг рычажка предохранителя. Держась за этот рычажок, я отнес «вальтер» в гостиную.

Наклонившись к Прокейну, я взял его правую руку, сунул ее под пиджак и вытянул обратно. Окровавленная рука упала на ковер. Рядом я положил «вальтер».

На руке они бы нашли следы пороха, следствие выстрелов в кинотеатре. Что же касалось отпечатков пальцев, то размазанная кровь не позволяла определить, кто держал в руках этот пистолет. А на патронах остались лишь отпечатки пальцев Прокейна.

Я отступил назад, чтобы лучше оценить свою работу. Репортерам понравилась бы эта история. Не так уж часто в особняках на Эн-стрит устраивались дуэли, Да и полиция приняла бы ее на веру.

Я взглянул на три чемодана, положил самый маленький на стол и попытался его открыть. Запертые замки не смутили меня, Шестнадцатилетний воришка из Гарлема однажды провел со мной полдня, показывая, как надо открывать простые замки.

Я откинул крышку. В чемодане лежали ровные пачки банкнот по пятьдесят и сто долларов, аккуратно перевязанные полосками коричневой бумаги. На каждой полоске чья-то шариковая ручка нарисовала единичку с четырьмя нулями. Я закрыл чемодан и отнес два других на кухню. В них лежали полиэтиленовые мешочки, заполненные белым порошком. Я поднял один из них. Он весил чуть больше фунта. Открыв воду, я разорвал мешочек и высыпал его содержимое в раковину. Вода подхватила порошок и унесла его в канализацию. Мне потребовалось почти полчаса, чтобы освободить сто полукилограммовых мешочков от ядовитого содержимого, Пустые мешочки я сложил в один из чемоданов, затем нашел губку и протер раковину, стол и пол. Выключив воду, я вернулся в гостиную.

Мешочки я отправил в унитаз. Покончив с ними, я подхватил пустые чемоданы и поднялся на чердак, заваленный, как и во всех старых особняках, старой рухлядью. Отодвинув пыльную кушетку, я поставил чемоданы у самой стены и навалил сверху несколько стопок прошлогодних журналов.

Спустившись вниз, я оглядел гостиную. Мои часы показывали четверть двенадцатого. Все было в полном порядке, если не считать двух мертвецов, которым я уже ничем не мог помочь. Я поднял чемодан, в котором лежал миллион долларов. Он весил примерно тридцать фунтов. Десять тысяч пятидесятидолларовых банкнот. Пять тысяч стодолларовых. Четыреста девяносто банкнот на фунт. Тридцать фунтов денег. Один миллион долларов.

С чемоданом в руке я спустился в сад, прошел по бетонной дорожке к гаражу и вышел на улицу.

На Висконтин-авеню я поставил чемодан на тротуар и стал ловить такси. Скоро я начал махать любому проезжающему автомобилю. Какой-то юноша лет двадцати с пышной шевелюрой и усами некоторое время наблюдал за мной, Он стоял, подпирая стену дома и кутаясь в старую шинель. Наконец от отлепился от стены и подошел ко мне?

— Извините, сэр, не найдется ли у вас несколько лишних центов?

Я выудил из кармана брюк сорок два цента и протянул их юноше. Я никогда не отказываю молодым. Они — будущее страны.

Он взглянул на монеты.

— Благодарю, сэр. Теперь я смогу купить галлон бензина.

— У тебя есть машина? — заинтересовался я.

— В общем-то, да.

— Я дам тебе десять долларов, если ты отвезешь меня в Национальный аэропорт.

При упоминании десяти долларов он просиял, — Считайте, что вы уже там. Я сейчас вернусь.

Он вернулся. Пятнадцать лет тому назад на его машине, вероятно, развозили молоко. Теперь фургон сиял всеми цветами радуги и пестрел яркими надписями, вроде «Спасите пиранью» и «Нам не нужна бомба», Юноша помог мне занести чемодан.

— Вы коммивояжер? — спросил он, когда мы подъезжали к аэропорту.

— Да.

— Я так и подумал.

— Почему?

— Этот чемодан очень тяжелый. Я согласно кивнул.

В одиннадцать сорок пять мы подъехали к восточному входу. Я дал юноше десять долларов и вытащил чемодан.

— А не смогу я получить образец продукции вашей фирмы? — спросил он, не сводя глаз с чемодана. Я покачал головой.

— Тебе это не понравится.

— Почему?

— Некоторые люди заболевают от этой штуки. Мои слова заинтересовали его. Вероятно, он подумал о наркотиках.

— И болезнь тяжелая?

— В большинстве случаев со смертельным исходом, — ответил я и вошел в здание аэропорта.

Мне удалось купить билет на ближайший самолет, вылетающий через полчаса. Затем я вошел в телефонную будку и позвонил в полицию.

— Дежурный Велч слушает, — ответил мужской голос.

— На Эн-стрит двое убитых, — я назвал номер дома.

— В северо-восточной части? — спросил он.

— Нет, в северо-западной. В Джорджтауне.

 

Глава 25

Майлс Уайдстейн и Джанет Вистлер молча выслушали мой рассказ о встрече Прокейна и Констэбла о том, что я сделал с героином.

— Полицейские узнают, что мы там были, — сказала Джанет. — Это подтвердит и миссис Вильяме.

— Мы обедали с Прокейном. Это все, что ей известно. Потом мы уехали. В восемь двадцать.

— И ездили по городу, — добавил Уайдстейн. — Осматривали достопримечательности.

Я кивнул.

— Совершенно верно.

— А если нас заметили соседи? — не унималась Джанет.

— Это не имеет значения, — ответил Уайдстейн. — Они видели только четверых. Двое мужчин вошли в дом. Это были Прокейн и Констэбл, а не Прокейн и Сент-Айвес.

— После обеда я решил погулять один. Посмотрел кинофильм. Потом улетел в Нью-Йорк.

Джанет взглянула на Уайдстейна.

— Каким образом Констэбл попал в наше общество?

— Приехал к Прокейну, — ответил тот. — Мы встретили его в аэропорту после того, как расстались с Сент-Айвесом.

Мы помолчали, обдумывая наши хлипкие алиби. Но, если в полиции не улыбнулась удача, нам бы не пришлось доказывать свою невиновность. А в случае удачи нас не спасли бы никакие алиби.

Уайдстейн встал и прошелся по комнате.

— Какой должна быть ваша доля, мистер Сент-Айвес?

— От миллиона долларов мне не нужно ни цента.

— Ни цента! Он удивился.

— Угрызения совести? Сейчас поздно вспоминать о них, не так ли?

— Совесть тут ни при чем, — ответил я.

— Как насчет одной трети? Вы убили Констэбла. Такое стоит трети миллиона.

— С вашей точки зрения? Он кивнул.

— Да. Разве нет?

Я покачал головой, Уайдстейн повернулся к Джанет.

— Ну?

— Что ну?

— Как бы ты хотела их разделить?

— Мне все равно, — ответила Джанет. — Только не будем ссориться. Иначе кто-то из нас окажется на полу с простреленной головой. Деньги этого не стоят. Дели их как хочешь, — Значит, ты не станешь возражать, если я назову твою долю?

— Нет.

— Четверть миллиона.

— Четверть, — кивнула Джанет. — Прекрасно. Двести пятьдесят тысяч. Просто чудесно.

— Отсчитай их.

Джанет встала, подошла к столику для покера и повернулась к Уайдстейну.

— Ты возьмешь остальное?

— Если ты не возражаешь.

Она покачала головой.

— Нет, не возражаю.

Джанет протянула руку к чемодану, но тут же отпустила ее и взглянула на меня.

— Мне их некуда положить, — Я что-нибудь найду, — я прошел в кладовку и, перерыв ее сверху донизу, принес сумочку, закрывающуюся на молнию.

Джанет откинула крышку чемодана и почти минуту стояла неподвижно, глядя на деньги.

— Отсчитай свою долю, — повторил Уайдстейн. Она кивнула и начала перекладывать десятитысячные пачки из чемодана в сумочку. С двадцать пятой пачки она сорвала полоску коричневой бумаги, положила половину пятидесятидолларовых банкнот в кошелек, остальные бросила в сумочку и застегнула молнию.

— Вот и все, — сказала Джанет.

— Не совсем, — ответил Уайдстейн, — А что еще?

— Страховая премия.

Он выложил на столик пятьдесят пачек, закрыл чемодан и взглянул на меня.

— Вы тоже участвовали в этом деле, Сент-Айвес.

— И заработал полмиллиона?

— Это доля Прокейна.

— Мне они не нужны, — возразил я. — Что с ними делать? Уайдстейн остановился на пороге, обернулся, — С полумиллионом долларов?

— Да.

— Вы что-нибудь придумаете.

 

Глава 26

Большой стол Майрона Грина, казалось, сжался, когда я вывалил на него полмиллиона.

Грин пересчитал деньги.

— Ровно пятьсот тысяч. Как ты и говорил.

— Ну?

Он нахмурился и покачал головой.

— Это краденые деньги. — По-моему, они ничем не отличаются от других, выпущенных казначейством Соединенных Штатов.

— Видишь ли, они появились неизвестно откуда. Во всяком случае, не из законного источника.

— Пусть это будет анонимное пожертвование. Он вновь покачал головой.

— Ты когда-нибудь слышал о человеке, который отдал бы полмиллиона и остался неизвестным?

— Я как-то раз отдал пять долларов.

— А налоговое управление.., я не хочу даже думать об этом.

— Мы можем разделить их между собой. Он взглянул на меня.

— Ты, конечно, шутишь?

— Отнюдь. Если нет возможности их отдать, придется оставить их у себя.

— Но это деньги Прокейна.

— Прокейн мертв, и это его деньги. Они принадлежат торговцам наркотиками. Я помогал ему их украсть, Получены они от наркоманов. Прокейн хотел передать их гарлемской клинике, где лечат этих несчастных. Его забавляла ирония ситуации, когда наркоманов будут лечить на деньги тех, кто снабжает их этой отравой, Но ты говоришь, что это невозможно.

Майрон Грин нахмурился.

— Я этого не говорил. Я сказал, что это сложно. Я встал и пошел к двери.

— Не забудь рассказать мне, как тебе это удалось.

— Подожди, — он обошел стол, взял пачку денег, пристально посмотрел на нее, потом на меня, — Ты мог бы оставить их у себя, не так ли?

— Да.

— И никто не смог бы проследить их путь от вашингтонского кинотеатра?

— Скорее всего, нет.

— Но ты не хочешь оставлять их у себя?

— Нет, не хочу.

— Я собираюсь спросить у тебя, почему.

— Спрашивай.

— Ну хорошо, почему ты не хочешь оставить у себя эти деньги?

— Ты мне не поверишь. Он кивнул.

— Я знаю, — адвокаты никогда не ждут правды от своих клиентов.

— Но ты все равно хочешь услышать ответ?

— Да.

— Отдавая деньги, я, возможно, пытаюсь кое-что доказать.

— Что именно?

— Существование одного понятия.

— Какого же?

— Честный вор. Майрон Грин задумался.

— И тебе это удалось?

— Не знаю. Грин улыбнулся.

— Кажется, я тебя понимаю.