Время от времени отпивая неразбавленный бурбон, мэр Хаскинс ходила по номеру «Холлидей-инн», из окна которого открывался вид на океан, и со странным облегчением рассказывала, каким образом она впервые услышала о смерти Вояки Слоана.

— Так я получила информацию от шефа полиции или от прокурора города или хотя бы от тех двух алкашей, что гоняют катафалк из морга Браннера? — спрашивала она, явно не ожидая ответа. — Нет, я узнала это от Леноры Пул, которая собирает разные сплетни для дешевки, что передается по радиосети западного побережья. И попробуйте догадаться, что Ленора хотела узнать?

Поскольку вопрос был риторический, трое слушателей промолчали. Мэр еще глотнула бурбон и, повернувшись к окну, уставилась на Тихий океан.

— Ленора хотела узнать, — сказала она, — какова моя реакция на действия серийного убийцы, который затерроризировал Дюранго. — Она бросила холодный взгляд серых глаз на Сида Форка. — То есть, эта Ленора, которая еще только учит английский и посещает курсы журналистики — она не сомневается, что будет телерепортером в Санта-Барбаре или даже в Лос-Анжелесе, когда скопит деньги на операцию, чтобы подправить подбородок — эта Ленора рассказывает мне, как некий водопроводчик заколол Вояку Слоана в лифте.

— А я думал, что она копит на «Харлей-Дэвидсон». Так она мне говорила, — вмешался Сид Форк.

Не обратив на него внимания, Б.Д. Хаскинс повернулась к Эдеру, который казался ей самым симпатичным и понимающим из слушателей.

— Ленора мне и выдала: «Эй, я слышала, что у вас сегодня прикончили старого Слоана, а прошлым вечером беднягу Норма Триса — так, мол, ты не думаешь ли, что у вас там бродит серийный убийца?» А я смогла выдать ей лишь то, что не могу комментировать ход идущего следствия и ей бы лучше поговорить с шефом полиции, с которым, по словам Леноры, она старалась «вступить в контакт» — это уже сказывается влияние уроков английского, — но его не удалось найти. — Хаскинс перевела на Форка взгляд холодных серых глаз: — Так где ты, мать твою, болтался, Форк?

— Я был на месте.

— Тогда почему же ты не позвонил мне — или не попросил кого-нибудь связаться со мной?

— Я думал, что кто-то это сделает.

Мэр отреагировала на это признание в полной некомпетентности лишь сокрушенно покачав головой и снова повернулась к Джеку Эдеру.

— Затем Ленора решила подкатиться с другого бока и сказала, что если я не согласна с версией о серийном убийце или сумасшедшем потрошителе, может, я, в конце концов, признаю, что город захлестнула волна преступности. Я же сказала ей: «Прости, Ленора, никакой волны преступности у нас нет и в помине», — и повесила трубку.

Она снова повернулась к Форку.

— Тогда вот я и стала названивать во все концы, Сид, чтобы найти тебя. Но тут мой телефон стал надрываться от звонков — и их было слишком много для номера, которого нет в справочнике — и все газеты, телевидение и радиостанции словно с цепи сорвались, ибо звонили мне со всех сторон и…

— Откуда именно звонили? — прервал Форк.

— Из Сан-Франциско, Лас-Вегаса, Лос-Анжелеса, Санта-Барбары, Сан Диего, Сан Хосе. Даже из Окленда. И все они хотели получить информацию о, цитирую, «панике, которая охватила маленький сонный прибрежный городок в Калифорнии», кавычки закрываются. Пара из звонивших даже прокрутили мне часть идиотской передачи Леноры, которая прибавила мне два года, сообщив, что тридцативосьмилетняя мэр Дюранго, кавычки горячо отрицает кавычки, что два убийства за два дня могут означать волну тяжких преступлений или это дело рук серийного убийцы. Но вот на что обрати внимание, Сид. Ленора должна была переговорить с кем-то из твоих людей, потому что сообщила, что полное имя Вояки звучит, как В. Першинг Слоан, и что он генерал-майор в отставке. — Помолчав, она задумчиво наморщила лоб и повторила: — Першинг?

— Его второе имя, — объяснил Форк, наклоняясь в кресле и в первый раз проявляя заинтересованность. — А что Ленора говорила о Норме Трисе?

— Она назвала его владельцем самого фешенебельного в Дюранго ночного клуба.

— Похоже на Ленору, — ухмыльнулся Форк и спросил: — Так что ты им выложила, Б.Д. — всем этим репортерам?

— Я попросила звонить шефу полиции, который сообщил мне о грядущем аресте преступников.

— Отлично.

— Ты понимаешь, что все это значит?

— Еще бы, — кивнул Форк. — Значит, дела с предоставлением убежищ пойдут не так активно.

Мэр, давая понять о своем несогласии, трижды неторопливо покачала головой из стороны в сторону.

— Нет, — сказала она. — Эти истории окончательно прихлопнут их.

— Все вернется на круги своя.

— Черта с два.

Поднявшись, Форк неторопливо подошел к окну.

— Ну, ладно, — согласился он. — Сойдемся на том, что все кончено. И основательно. А как насчет нашей сделки с Винсом и Эдером?

— Пока ты не убедишь меня, — сказал она, — покончено и с ней. Пусть они скрываются в каком-то другом месте.

Форк бросил на океан быстрый оценивающий взгляд. Повернувшись, он прислонился к подоконнику, сложив руки на груди и глядя на мэра понимающим взором, свойственным человеку, который уже знает, какой ответ он получит на свой вопрос.

— Скажи-ка мне вот что. Объясни, откуда ты собираешься наскрести денег на библиотеку после того, как в конце следующего месяца нам придется выплатить все налоги за год? Или начать воплощение той летней программы, начало которой ты обещала к июню, а у нас уже на носу июль? Или на содержание венерической клиники? Или даже, черт побери, на мусорщиков, которые будут убирать все дерьмо после парада Четвертого Июля? — Сделав паузу, он кивком головы показал на Эдера и Винса: — А вот тут в двух креслах сидит миллион баксов. В этой комнате. И прежде, чем ты выйдешь отсюда, подумай над своими словами.

В ходе его тирады на лице Хаскинс появилось задумчивое выражение; повернувшись, она медленно опустилась в кресло, которое освободил Форк. Поставив бокал с напитком на ручку, она вытянула свои длинные загорелые ноги, скрестив их в лодыжках. На ней была ярко-желтая полотняная блузка и светло-коричневая юбка до колен. На ногах — мексиканские сандалии. Джек Эдер уставился на ее ноги, пока она не спросила:

— Никогда не видели?

— В последнее время нет, — ответил он.

Хаскинс еще раз бросила взгляд на Форка, который все так же, сложив руки на груди, опирался на подоконник.

— Больше всего я думаю, Сид, о восьмом ноября — а не о Четвертом Июля.

Упоминание даты выборов вызвало у Эдера глубокую заинтересованность.

— И как обстоят дела? — спросил он.

По-прежнему глядя на Форка, она сказала:

— А что ты об этом думаешь, Сид? Сколько, по-твоему, голосов мы не досчитаемся, имея на руках два нераскрытых убийства, не говоря уж о том, что до ноября могут быть еще?

— Поймав убийцу, мы наберем чертову кучу голосов, Б.Д.

— Но когда ты собираешься схватить его? После того, как он прикончит Эдера и Винса?

Прежде, чем Форк успел ответить, вмешался Келли Винс:

— Мы можем внести ясность в ситуацию. Мы с Джеком не собираемся сидеть, сложа руки и дожидаясь начала переговоров, пока вокруг бродит какой-то тип в сутане священника или в комбинезоне службы доставки на дом, прикидывая, как бы нас пристрелить, заколоть или задушить. Прошло время, когда терпение отступает на задний план и его место занимают соображения здравого смысла.

— Что подводит нас к теории участия Тедди, выдвинутой Сидом Форком, — сказала мэр.

Форк издал горловой звук, который привлек внимание всех находившихся в комнате.

— Это больше, чем теория.

Мэр с сомнением посмотрела на него.

— Ты считаешь, что Слоана убил Тедди?

— Не сомневаюсь. Убил в лифте и вышел из него в обличье водопроводчика. С ящиком для инструментов и все такое.

— Так что, когда ты найдешь Тедди и арестуешь его, он предстанет перед судом, так?

Пожатие плеч могло означать да, нет или может быть.

— И если он предстанет перед судом, — продолжила мэр, — на свет божий выплывет много забавных историй из давних дней обо мне, тебе, Тедди и Дикси. Куда как забавных вещей, которые многие забыли или никогда не знали. И уж они никак не сыграют мне на руку восьмого ноября.

— Если состоится суд, — уточнил Форк.

— Вы, хотите сказать, — вмешался Эдер, — если суд состоится до восьмого ноября.

— Вообще.

— Шеф говорит о чем-то ином, Джек, — бросил Винс.

— Я прекрасно понимаю.

— Я не сомневаюсь, что смогу найти Тедди, — сказал Форк, как бы размышляя вслух. — Или, может быть, он найдет меня. Но в любом случае, я совершенно уверен: он будет отчаянно сопротивляться аресту.

— Что значит, вы совершенно уверены, что пристрелите его при задержании, — мягким и совершенно равнодушным голосом заметил Эдер, словно отпуская реплику о погоде.

Его тон заставил Форка насторожиться.

— Никак это вас крепко беспокоит, судья?

Мягкость исчезла из интонации Эдера. Теперь звучал голос неподкупного юриста, хотя, как он сам считал, несколько чрезмерно напыщенный.

— Я никогда не был уверен, что предумышленное убийство может быть оправдано, совершено ли оно личностью или от имени государства.

— Никогда не слышала такой ахинеи, — пожала плечами Б.Д. Хаскинс.

— В первый раз услышали?

— Конечно. Послушайте. Вы с Винсом придумали эту комбинацию, этот план, запустили его в действие — и уже погибли два человека. Может, и три, если считать вашего приятеля в Ломпоке. Поэтому кончайте читать нравоучения. И если вы, ребята, хотите уносить ноги, милости просим. Это ваши дела. Конечно, мне и Сиду придется завершать то, что вы начали, потому что иным образом этого не остановить.

— Никоим образом, — сказал Форк.

— Может, я и ошибаюсь, — продолжала мэр, — но думаю, что единственный способ, с помощью которого вы сможете выпутаться из того, что заварили, или даже получить какое-то преимущество — и я говорю не о деньгах — это завершить то, что начали. В противном случае, на вашей совести будут три впустую загубленные жизни — и пусть даже вы сможете оправдаться, но мне как-то не верится, что это у вас получится. Вот поэтому, мистер Эдер, я и сказала, что вы несете ахинею.

Эдер, побагровев, опустил голову и уставился на гостиничный ковер, пока присутствующие не спускали с него глаз. Наконец, он поднял взгляд на Хаскинс и сказал:

— По тщательному размышлению, мэр, не могу не признать, что вы в чем-то правы.

Она глянула на Винса.

— Что это значит?

— Это значит, что мы остаемся в деле.

— Хорошо.