Когда-нибудь я буду жить в собственном доме на окраине, с лужайкой, которую придется выкашивать, дорожкой, с которой сам буду сгребать снег, и соседской женой, которая будет запрыгивать ко мне в постель за сорок пять минут до того, как забрать детей из школы. Все это, как и смерть, ждут меня в будущем отдаленном или не очень — и первое и второе вызывает у меня легкую дрожь, а пока я продолжаю жить в разваливающемся центре города, стараясь не лезть в чужие дела, но и не допускать никого в свои.

И уже почти три года моим домом стал отель «Аделфи» — с небольшим числом постояльцев, с приемлемыми ценами, где в меру заботятся о тех, кто регулярно платит за проживание. Мне достался номер «люкс», отличающийся от остальных крохотной кухонькой и повышенной на пятьдесят процентов стоимостью. Помимо каждодневной уборки, отель «Аделфи» предлагает ресторан и бар, почему-то не упомянутые в путеводителях по Нью-Йорку, табачный и газетный киоски и коммутатор, выполняющий функции телефонной службы. То есть, если постояльцу отеля трижды звонили в его отсутствие, телефонистка обязательно назовет ему фамилию хотя бы одного из звонивших.

Из Вашингтона самолет прибыл с сорокапятиминутным опозданием. До «Аделфи» я добрался на такси и еще не успел распаковать чемоданы, как зазвонил телефон. Майрон Грин хотел знать, что произошло в Вашингтоне.

— Вашингтонские копы полагают, что у грабителей был свой человек в музее, и этого человека уже убили. А его жена повесилась. Оба сидели на игле. Ежедневно потребляли героина на сто пятьдесят долларов каждый. Таково мнение полиции.

— О Господи, — ахнул Грин.

— Это только цветочки. Самое интересное впереди.

— Я тебя внимательно слушаю.

— Мне позвонила женщина, сказав, что представляет воров. Кто-то позвонит мне сюда сегодня или завтра. А потом ко мне заглянул Консепшн Мбвато, полномочный представитель государства Компорен, законного, по его словам, владельца щита. Он предложил мне пятьдесят тысяч долларов, если я отдам шит ему, получив его от воров. Я отклонил это предложение, должен признать, с неохотой, и тогда он пообещал выкрасть щит — если не у тех, у кого он сейчас находится, то у меня. Я приглашал Фрэнсис Уинго на коктейль, но она отказалась.

— Ты лучше пошли мне чек, а я позабочусь о том, чтобы деньги перевели на твой счет.

— Если у них есть марки.

— У кого?

— В газетном киоске.

— Ты опять шутишь. Такое случается с тобой, когда ты нервничаешь.

— Придется принять что-нибудь успокоительное. Пожалуй, заодно с марками куплю и сигару. Курение расслабляет.

— Что ты намерен делать?

— Ждать звонка.

— А что говорит вашингтонская полиция?

— У них сложилось впечатление, что я зарабатываю слишком много.

— Они полагают, что щит выкрали профессионалы?

— Я даже не спрашивал. И так ясно, что работали не дилетанты. Убийство охранника я трактую двояко. Первое — они профессионалы. Второе — ты запросил слишком мало за мои услуги.

— Еще не поздно поговорить об увеличении общей суммы вознаграждения, учитывая изменившуюся ситуацию. Во всяком случае, я могу попробовать.

— Пожалуйста, займись этим.

— А твои планы?

— Я же сказал, буду сидеть у телефона. Потом попытаюсь выяснить, а вдруг кто-нибудь да что-то знает. Ворам известно, кто я такой. Значит, они выходили на одного из моих знакомых. А раз они из тех, кто стреляет людям в затылок, возможно, и мне удастся установить их личности.

Майрон Грин помолчал.

— Неплохая идея. При условии, что она ни в коей мере не помешает переговорам по обмену щита на деньги.

— Если я выясню, что имею дело с теми, кто не оставляет свидетелей, никаких переговоров не будет. Переговоры, заканчивающиеся выстрелом в упор, мне не по нутру.

— Конечно, конечно. Я не об этом.

— О том, что тебе нужны две с половиной тысячи долларов?

— Нет, черт побери, не нужны мне эти две с половиной тысячи, а если ты думаешь, что моя доля слишком велика, в этот раз я не возьму с тебя ни цента.

— Успокойся, Майрон. Ты же астматик, тебе нельзя волноваться.

— К черту мою астму, Сент-Ив, — по фамилии Майрон Грин называл меня только в состоянии крайнего возбуждения.

— Что тебя гложет? — поинтересовался я.

— Сегодня утром мне звонили из Вашингтона.

— Фрэнсис Уинго?

— Нет. Из государственного департамента.

— И что они хотят?

— Они, вернее помощник заместителя секретаря по африканским делам, некий мистер Литтмен Кокс, хотят, чтобы щит был возвращен Жандоле. Этот мистер Кокс, надеюсь, я правильно расслышал его должность, — помощник заместителя секретаря, пожелал узнать, не может ли государственный департамент чем-нибудь помочь.

— Как? — поинтересовался я.

— Именно этот вопрос я ему и задал. Он предложил подключить к этому делу ФБР.

— Что ты ему сказал, Майрон?

— Брось этот тон, Сент-Ив. Я заверил его, что в этом нет абсолютно никакой необходимости, что мы привыкли работать в одиночку и, если он действительно хочет помочь, пусть позаботится о том, чтобы ФБР держалось в стороне до получения щита музеем.

Я решил, что Майрону Грину пришелся по душе звонок из госдепа. А еще больше понравился ему отказ от помощи. Тем самым он уже причислял себя к главным действующим лицам, отсюда и местоимение «мы».

— Что еще сказал помощник заместителя секретаря по африканским делам после того, как ты отверг его помощь?

— Он продолжал долдонить, что мое положение не позволяет мне оценить политическое значение щита Компорена, а его возвращение... я даже записал эту фразу, «станет краеугольным камнем будущих отношений между Жандолой и Соединенными Штатами». Как тебе это нравится?

— Последнее лишь означает, что Штаты солидаризируются с Британией и не хотят, чтобы Франция и Германия оказывали помощь Компорену.

— Откуда тебе это известно? — удивился Майрон Грин.

— Меня просветил Консепшн Мбвато.

— Понятно, — по голосу чувствовалось, что ничего-то ему не понятно. — Короче, я дал ему от ворот поворот и предупредил, что мы умоем руки, если в дело вмешается ФБР.

Когда он положил трубку, я позвонил и попросил Эдди, дневного коридорного, принести мне сандвич с бифштексом и стакан молока.

— Бифштекс сегодня так себе, — ответил Эдди.

— А как сегодня ливерная колбаса?

— Колбаса хорошая.

— Тогда неси сандвич с ливерной колбасой.

Дожидаясь Эдди, я расписался на обороте чека, положил чек в конверт и адресовал его Майрону Грину. Когда же Эдди принес сандвич, я заплатил за него и дал Эдди два доллара, чтобы поставить на лошадь, которую я выбрал в самолете, и письмо.

— У них опять нет шестицентовых марок, — предупредил Эдди, — но у меня завалялись несколько штук.

— Во сколько они мне обойдутся?

— По десять центов штука.

— Наклей на письмо одну, — я дал ему десять центов. Вот почему я так люблю Нью-Йорк. Сосед никогда не откажет в помощи. Правда, не без выгоды для себя.

Я съел сандвич и остаток дня провел в ожидании телефонного звонка, читая детектив, купленный в вашингтонском аэропорту, — об агенте ЦРУ, который два года болтался по Китаю, отравляя источники питьевой воды.

К шести часам телефон так и не зазвонил, но я подождал еще пятнадцать минут, прежде чем набрать номер.

— Авторемонтная мастерская «От А до Я», — ответил мужской голос.

— Мне нужен Паризи.

— Кто?

— Паризи, — отчетливо произнес я. — Джонни Паризи.

— Такого здесь нет.

— Скажите ему, что звонит Филип Сент-Ив.

— Сент-... кто?

— Ив. Повторить по буквам?

— Сейчас погляжу.

Через пару минут трубку взял Паризи.

— Привет, Везунчик.

— Мне понравился твой новый секретарь.

— Ты о Джое? Что-то в нем есть, не так ли?

— Полностью с тобой согласен.

— Между прочим, вернувшись от тебя в субботу, я понял, что проигрался в пух. Вечер обошелся мне в девятьсот баксов, и большая их часть перекочевала к Огдену.

— Ему нужны деньги. В следующем месяце его дочь идет в колледж.

— Черта с два. Он столько заколачивает, что может отправить в колледж дюжину дочерей, причем это никак не отразится на его бюджете.

— Таких богачей просто нет, — возразил я.

— Может, ты и прав, — не стал спорить Паризи. — Все было по-другому, когда мы учились в колледже. Не понимаю я нынешнюю молодежь. Вечно орут, бунтуют, чего-то требуют.

— Они просто другие.

— Им слишком легко достаются деньги, — определил причину Паризи.

— Ты сможешь пообедать со мной сегодня? — сменил я тему.

— В десять у меня встреча с одним парнем.

— Подъезжай к восьми, и я угощу тебя бифштексом.

— У «Доминика»?

Я вздохнул. «Доминик» означал, что мне придется выложить за обед сорок долларов.

— У «Доминика».

— Идет. В восемь часов.

Я уже собрался попрощаться, когда он спросил:

— Ты снова работаешь, не так ли?

— Работаю, — подтвердил я.

— Я так и понял. — И он положил трубку.

* * *

«Доминик» — небольшой ресторанчик в западной части 54-й улицы — однажды приобрел популярность, когда один голливудский актер стал захаживать туда, приезжая в Нью-Йорк. В ресторане царили тишина и покой, посетителям подавали отменную еду, да еще тридцать процентов стоимости ресторана принадлежали доброму другу кинозвезды, занимавшему достаточно высокую ступеньку в преступной иерархии. Однако когда об убежище кинозвезды стало известно, в ресторанчик повалили заезжие туристы, заказывая спагетти, фрикадельки и даже пиццу, чем вывели из себя шеф-повара, который пригрозил, что уволится. Киноактер перестал появляться в ресторане, его владельцы подняли цены, туристы перебрались в другие заведения, где могли встретить какую-нибудь знаменитость, чтобы потом поделиться впечатлениями в Джоплине или Седар-Фоллз. А может, в Чикаго или Далласе. В Америке много желающих поглазеть на знаменитостей, и живут они не только в Джоплине или Седар-Фоллз.

И теперь в «Доминике» вновь царили тишина и покой, цены остались астрономическими, шеф-повар сиял от счастья, а ресторан выполнял первоначальную задачу — приносить владельцам убытки, чтобы хоть как-то прикрыть прибыли от других, не столь респектабельных предприятий.

Паризи уже сидел за столом, жуя стебелек сельдерея, когда я вошел в ресторан в самом начале девятого.

— Пытаюсь бросить курить, — пояснил он. — Говорят, что сельдерей помогает этому.

— Удачи тебе. — И я поднес зажигалку к сигарете.

— О, черт. — Паризи выудил из кармана янтарный мундштук. — Одолжи мне сигарету. Курить брошу завтра.

Мы заказали по мартини, затем углубились в изучение меню.

— Ты голоден? — осведомился Паризи.

— Пожалуй, что да.

— Я тоже. Пришлось пропустить ленч. Закажем жареное мясо?

Жареное мясо стоило двадцать семь с половиной долларов.

— Нет возражений.

Паризи широко улыбнулся, не вынимая изо рта мундштук.

— Как я и говорил, я голоден.

Паризи долго объяснял официанту, разумеется, на итальянском, как жарить мясо, что положить в салат, какое подать вино. Я оглядел наполовину пустой зал. Ниша, в которой принимал гостей киноактер, отпугивала темнотой, и я подумал, что со временем в ней следовало бы устроить храм экранного дива. В ожидании главного блюда мы с Паризи говорили о покере и потягивали мартини.

— Этот Уиздом в прошлую субботу тоже проигрался. — Паризи попросил у меня еще одну сигарету.

— Он может себе это позволить.

— Сколько ему оставила бабушка, пять миллионов?

— Семь, но они вложены в фонд, и он должен жить на проценты.

— И сколько ему причитается?

— Если исходить из пяти процентов, то 350 тысяч в год, но, возможно, процентная ставка еще выше.

— О Господи, при таких деньгах он мог бы одеваться получше. — Паризи ценил в людях опрятность.

— Наоборот, с такими деньгами он может позволить себе оставаться разгильдяем, — возразил я.

Паризи кивнул, не то чтобы соглашаясь со мной, но показывая, что он распорядился бы этими деньгами лучше, чем Парк Тайлер Уиздом Третий, ходивший по городу в кроссовках и футболке.

— А чем он занимается? — спросил Паризи. — Не играет же он целыми днями в покер?

— Шутками.

— Шутками? Как в «Ридерс дайджест»?

— Не совсем, Уиздому нравится подшучивать над известными людьми, которым недостает чувства юмора.

— Но ведь они не понимают шуток.

— Это-то и забавляет Уиздома.

Паризи заинтересовался.

— Что же это за шутки? Не вспомнишь ли одну из них?

— Хочешь, расскажу тебе о парке Бонфорд Джентри?

— Где это?

— У Уиздома есть ферма или поместье в Коннектикуте. Там у него жил старый полуслепой эрдельтерьер. Лет тринадцати или четырнадцати. За ним присматривал садовник. Однажды садовник взял собаку с собой и поехал в близлежащий городок. Там собака вылезла из машины и решила погулять. День выдался жаркий, и у нее вывалился язык. В таком виде эрделя увидел мэр, кликнул копов, и они застрелили собаку.

— Подумали, что она бешеная? — догадался Паризи.

— Этим они потом оправдывались.

— И что произошло?

— Садовник забрал трупик эрделя, увез в поместье и похоронил. Позвонил Уиздому и все рассказал. У Уиздома выдалась свободная пара недель, он поехал в Кеннектикут и заглянул к мэру. Городские власти как раз собирались разбить новый парк. Уиздом заявил, что оплатит все расходы, если парк назовут Бонфорд Джентри, в честь давнего друга. Он даже предложил построить фонтан. Мэр принял все за чистую монету и не ждал никакого подвоха. Началось строительство, и Уиздом действительно платил: за деревья, качели, клумбы, кусты. К месту установки фонтана подвели трубы, и ночью, перед открытием парка, Уиздом привез на грузовике фонтан, подключил к трубам, укрыл брезентом.

Парк открывали в субботу. Мэр произнес речь, полную слов благодарности Уиздому, а затем дернул за шнур. Брезент упал, одновременно пошла вода. По основанию фонтана тянулась надпись: «Бонфорду Джентри, близкому другу и верному спутнику, 1954 — 1968». Сам фонтан являл собой восьмифутовую скульптуру Бонфорда Джентри, эрделя, застреленного по приказу мэра. Бонфорд Джентри стоял, задрав левую заднюю ногу, и писал водой.

— И что сделал мэр? — поинтересовался Паризи.

— Ничего.

— Он не вспомнил, что приказал застрелить эту собаку?

— Нет.

— Тогда он ничего не понял?

— Нет, что и дало повод Уиздому от души посмеяться.

— Да, пожалуй, таких историй в «Ридерс дайджест» не найдешь, — признался Паризи.

— Согласен, там пишут совсем о другом.

Покончив с мясом, мы заказали по бокалу бренди, два доллара каждый, и по чашечке кофе, по 75 центов. Паризи позаимствовал у меня еще одну сигарету, вставил в мундштук, прикурил от спички.

— Ладно, ты пригласил меня на обед не для того, чтобы рассказывать собачьи истории.

— Ты абсолютно прав.

— Тебе опять предложили стать посредником?

— Да.

— Где?

— В Вашингтоне. У вас есть какие-нибудь контакты с Вашингтоном?

— Никаких. Там заправляют черные, и мы оставили их в покое. В Балтиморе — другое дело. С Балтиморой у нас самые тесные отношения.

— Я должен выкупить и вернуть владельцам некий предмет, украденный у них, в обмен на двести пятьдесят тысяч долларов. Воры, судя по всему, профессионалы. К тому же они уже убили одного парня, и я хочу знать наверняка, что они не строят аналогичных планов и в отношении меня.

Паризи сбросил воображаемую пылинку с лацкана своего двубортного пиджака с накладными карманами.

— Полтора месяца назад нам позвонили. Интересовались тобой.

— Кто?

— Какой-то тип, который сослался на другого, а тому номер дал третий, и так далее.

— Что они хотели узнать?

— Обычные вещи. Что ты за человек, можно ли тебе доверять. Я не придал этому никакого значения. Просто сказал, что у нас с тобой никаких дел не было, но мы знаем людей, которые обращались к тебе, и жалоб с их стороны не поступало.

— Давно он звонил?

Паризи уставился в потолок.

— По меньшей мере шесть недель назад. Может, и семь. Хочешь поговорить с человеком, который мне звонил?

— Да, — кивнул я. — Пожалуй, что да.

— Но учти, что он последний в цепочке, И, возможно, ничего не знает, кроме фамилии парня, который попросил его обратиться к нам.

— Понятно.

— Если хочешь, можешь сказать ему, что его фамилию ты узнал от меня.

— Благодарю.

— Запишешь?

Я достал листок и шариковую ручку.

— Говори.

— Его зовут Эл Шиппо. Альберт Эм. Шиппо по телефонному справочнику.

— Чем он занимается?

Паризи пожал плечами.

— Крутится вокруг.

— Я позвоню ему.

— Не забудь упомянуть меня.

— Обязательно. — Я дал знак официанту принести чек.

Пока я расплачивался, Паризи барабанил пальцами левой руки по столу.

— Вот что я тебе скажу...

— Что?

— Эта статуя писающей собаки. Я думаю, в воскресенье стоит съездить в Коннектикут взглянуть на нее.