Сначала Энни решила, что они едут в Брайтон. Стив что-то рассказывал, хотя Энни по-прежнему влюбленно смотрела ему в глаза, слова его проходили мимо ее сознания.

А автомобиль продолжал разматывать спутанную пряжу улочек Восточного Лондона.

Наконец, как сквозь сон, она опять спросила Стива:

– Так куда же мы едем? – В ответ он рассмеялся:

– Я же тебе сказал – на море. А отсюда, из Ист-Энда есть только одно подходящее побережье: куда можно попасть – Восточное.

Энни решила, что они направляются в Клэктон, или Сауткенд, но Стив не остановился и там, а продолжал ехать дальше на север, пока автомобиль не выбрался на широкую дорогу, которая вела через просторную равнину, мимо желтеющих полей, убегавших вдаль в синеву высокого чистого неба.

Энни удивилась незнакомым названиям тех мест, через которые они проезжали.

– Я тут раньше никогда не бывала.

– Ну вот, теперь и познакомишься. Считай, что дарю их тебе.

Автомобиль стремительно уносил их все дальше от Лондона. Они ехали молча, погруженные в свои мысли.

Наконец Стив свернул с автострады, и они поехали по дороге, которая, казалось, вела в никуда. По сторонам трассы тянулась суровая каменистая равнина, на которой росли редкие колючие кусты и стояли черные остовы потрепанных ветром сосен. Потом начался спуск, и Энни внезапно увидела море. У самой кромки прибоя столпились маленькие низкие домишки какого-то поселка, а за ними до самого горизонта простиралось Северное море, серо-голубое даже в лучах яркого солнца.

Поверхность его была покрыто белыми барашками, которые торопились к берегу, подгоняемые порывами ветра. Этот маленький городок, где не было ничего, кроме моря, и был концом дороги.

Они подъехали к дамбе, остановились, и Стив с Энни вышли, оставив машину под защитой этого сооружения. Зимой, вероятно, волны перехлестывали через край дамбы, засыпая все вокруг брызгами, но сейчас, в середине лета, море лежало перед ними, как широкое сверкающее блюдо. Оки облокотились на парапет и наклонились вперед, чтобы полюбоваться открывающимся видом.

Перед ними был большой пляж, на котором тут и там лежали крупные камни. Их было очень много, голубых, сизоватых и черных, сверкающих, обмытых морскими волнами и овеянных соленым морским ветром.

По самой кромке прибоя разгуливали люди, а в пене набегающих волн бегали собаки, которых выгуливали отдыхающие.

Энни обернулась к Стиву и увидела, что он смотрит на нее. Она вздохнула полной грудью соленый свежий воздух:

– Как прекрасно!

– Я тоже так считаю. И главное, место кажется достаточно уединенным. А вот это совсем прекрасно. Убежать от всего мира, укрыться хотя бы сейчас, хоть на время.

– Смотри.

Стив повернул ее спиной к морю, и она увидела небольшую улицу, состоящую из домов, окрашенных в розовые, бледно-голубые и янтарно-желтые цвета. Балконы в этих домах, казалось нависли прямо над морем. Он указал Энни на голубой коттедж, очень опрятный, с выкрашенными в белое причудливыми узорами по краям фронтона.

– Мы будем жить там.

– Правда? Какая прелесть! Он прямо, как нарисованный! Давай пойдем, посмотрим, какой он внутри.

Стив достал ключ из кармана. В меленьком домике на полах не было никаких ковров, и везде стояли плетеные скрипучие стулья. На окнах висели длинные льняные шторы, а в комнате, выходящей к морю, была печь, которую нужно было топить дровами. Вся обстановка этого милого домика напомнила Энни царство и каникулы, которые она проводила в деревне.

Она почувствовала, что в туфли набился песок, а ноздри приятно щекочет запах горящих дров и смолы.

Сложная смесь воспоминаний и ощущений затопила ее. Энни буквально физически ощущала, как все ее чувства расцветают заново. Она прошлась по комнате, прикасаясь пальцами к мерцающим солнечным бликам на стеках. Ее губы были солеными от морских брызг и, наверное, слез радости.

– Я живу! – подумала она.

Энни повернулась к Стиву. Он стоял у двери, наполовину скрытый тенью, и смотрел на нее, а на его лице играли световые блики морских волн.

– Чей это дом?

– Он принадлежит моему другу.

– А ты уже бывал тут раньше?

– Так как сегодня, нет.

– Значит он будет принадлежать мне и тебе!

– Да… Энни, да!

И они сошлись вместе в центре комнаты, там, куда падали солнечные лучи. Стив взял Энни в ладони и поцеловал ее, а солнечные зайчики дрожали над ними на потолке.

– Пожалуй, это лучше, чем отель, – прошептал он.

– Лучше…

«Гостиница существует для адюльтера, – подумала Энни там встречаются украдкой, тайком. А здесь не может быть грязи. Слишком чистенький и невинный этот маленький домик с набившимся по углам песком и пляжной галькой, лежащей на деревянных полках».

Энни внезапно забеспокоилась, насколько ее одежда соответствует всей этой обстановке, всему, что их тут окружает. Впрочем, – тут же решила она, – здесь и сейчас это не имеет значения.

– Ну, что будем делать? – спросил Стив. Энни прищурилась, глядя на него. Сама себе она в эту минуту казалась озорной девчонкой, взволнованной и возбужденной, как это иногда бывает с детьми на новом месте.

– Давай выйдем и обследуем тут все вокруг.

– Так и сделаем.

И они снова вышли на пьянящий воздух. Энни и Стив шли вдоль пляжа рука об руку, и их обувь удовлетворенно поскрипывала на гальке. Энни развернулась и немного прошлась спиной вперед, решив еще раз полюбоваться на дома.

Неожиданно набежала волна и окатила ее почти до колен. Энни взвизгнула, смеясь, сняла туфли и вылила из них воду. Они пошли дальше, и Стив понес ее туфли в руках.

Волна схлынула, вслед за ней бежали мокрые искрящиеся ручейки песка. Новая волна набежала и залила цепочку следов, оставленных босыми ногами Энни.

За поселком был длинный пустынный берег, а на дальнем его конце возвышалась сказочно-громадная, круглая сторожевая башня оставшаяся от римских времен, Башня Мартелла.

Энни обулась и потянула Стива к каменной громаде.

Подойдя к ней, они постояли, восхищенные и пораженные размерами массивных гладких стен, а потом повернулись к береговой линии, которую эти стены защищали.

Энни прислушалась к рокоту волн, крикам чаек. В глубине побережья простиралась пустынная болотистая местность, испещренная пятнами бурой травы и пронизанная узкими каналами. Еще дальше был виден, похожий на устремленный в небо терем, церковный шпиль. Вся местность продувалась холодным ветром. Энни вздрогнула и передернула плечами.

Под этим высоким небом, рядом с башней, простоявшей столетия, рядом с вечным гулом моря и криком чаек, они вдвоем казались себе такими маленькими, ничтожными, но, и в то же время у Энни появилось чувство, что и они со Стивом тоже будут всегда, вечно, и, возможно, ничего важнее сейчас не было.

Энни опять вздрогнула от холода.

– Давай вернемся назад через поселок – сказал Стив.

Они опять шли рука об руку, заглядывая в окошки изящных чайных и старомодных овощных лавочек. На одном розовом коттедже висело объявление агента по продаже недвижимости.

Уют узкой улочки, упирающейся своим концом в море, согрел и успокоил Энни.

Они вернулись в маленький голубой домик, и Энни приготовив чай, поставила чашки на поднос и отнесла их в комнату с балконом, туда, где они могли пить горячий, ароматный напиток и любоваться тем, как меняется свет над морем.

В тихой, спокойной уединенности этого лома. Стив и Энни стали, неожиданно для самих себя, робкими и застенчивыми.

Энни подумала о тех месяцах, которые прошли со дня их последней встречи в ультрасовременной квартире Стива.

Они сидели совсем близко, боясь прикоснуться друг к другу, словно не зная, чего ждать от соседа.

Энни вдруг подумала о том, знает ли она вообще человека, с которым сейчас сидит. И, когда Стив неожиданно взял ее за руку, она вздрогнула и невольно отодвинулась от него. Движение ее получилось таким неуклюжим, что оба засмеялись, стараясь сгладить неловкость и побороть волнение, а потом Стив сказал:

– Знаешь что? Я приглашаю тебя на обед. – Энни приняла ванну и переоделась в маленькой квадратной спальне, затем достала свою одежду из сумки и аккуратно разложила ее на покрытой пестрым лоскутным одеялом кровати. Она расставила свою парфюмерию на комоде, а потом занялась развешиванием одежды в шкафу, удивляясь невольно тому, что в нем только ее платья.

Потом Энни подняла свою сумку. Это был разбитый, неописуемо поношенный ветеран, свидетель множества семейных выездок и уикэндов. Закрытая сумка Стива, стоявшая тут же в комнате, была совершенно не похожа ни на что, чем когда-либо владели они с Мартином. Энни осторожно прикоснулась кончиками пальцев к этому мягкому, черному, кожаному произведению галантерейного искусства, потом быстро отвернулась и поставила свою сумку в шкаф.

Когда Энни вернулась к Стиву, тот сидел на балконе, глядя на море. Он сейчас же обернулся и посмотрел на нее с восхищением и изумлением, как будто они только что познакомились.

– Ты прекрасна! – сказал он и поцеловал ее в уголки губ, и Энни тут же услышала властный толчок своего влечения к нему.

– Пошли обедать, – шепнул он ей.

Дорога, которая шла через широкие просторные поля была пуста, и Стив вел машину на большой скорости. Солнце садилось; лучи его били им в спину длинными, яркими снопами. Потом они мчались через пустынный лес, и мимо них пролетали черные стволы сосен, а когда они выехали из их окружения, солнце уже закатилось и с неба опустилась ночь.

Энни почувствовала, что никогда еще не любила так природу, окружавшую их со всей ее темнотой и светом. Она представила, как прекрасна будет эта ночь у них со Стивом, потом вспомнила, какими незаметными они казались себе рядом с башней Мартелла, и тихонько засмеялась. Теплая мужская ладонь накрыла ее руку. Они выехали в какой-то маленький городок и остановились на площади, окруженной со всех сторон старыми домами из красного кирпича. Тут на углу находился небольшой ресторанчик. На столиках были бумажные скатерти, под потолком горели яркие светильники, а столик, за который сели Стив и Энни затерялся в углу среди сидящих тут яхтсменов, рыбаков, и просто отдыхающих. Морской салат, который им подали был самым свежим и вкусным из всего, что когда-либо пробовала Энни. Потом последовал морской окунь в простом сливочном соусе.

Они ели так, как будто весь день умирали от голода, пили соломенно-золотистое Шабли. Под воздействием вина щеки у Энни порозовели. Стив и его подруга болтали, не замечая ничего вокруг, о всяких пустяках и смеясь так, что казалось весь мир, все то, что было там, за бархатно-синими окнами ресторана, для этих двоих сейчас не существовало.

Они вернулись в скрипучую темноту стоящего у моря дома очень поздно. Стив повернул выключатель и прищурился от яркого света.

– Холодно, – сказал он. – Я разожгу огонь, хочешь?

Рядом с печью в корзине лежали дрова, и скоро они уже весело трещали в топке. Запах горящих поленьев, тепло окутали мужчину и женщину. Стив принес бутылку бренди и два бокала. Он подал один Энни, и она пригубила, чувствуя, как горячая влага потекла по горлу.

– Послушай, как шумит море – прошептал Стив. В тишине дома казалось, будто волны разбиваются прямо у порога. Он отдернул шторы, и им стал виден маяк. Луч света шарил над морем, исчезал и вновь возникал из мрака.

Стеснение и неловкость, которые они испытывали вначале, исчезли. Стив повернулся к Энни, и она, чувствуя, как бешено колотится в груди сердце, потянулась к мужчине и прижалась к нему, зная, что наступил тот час, которого они так ждали. Энни откинула назад голову и подставила ему свои губы, а Стив склонился над ней, и его фигура заслонила красное пламя камина и свет маяка. Энни отклоняла голову все дальше, пока ее затылок не коснулся диванных подушек, и тогда ее открытые губы соприкоснулись с губами Стива.

Медленно, пуговицу за пуговицей, он расстегнул ей на груди блузку, через мгновение Энни почувствовала, как по ее груди скользнули мужские губы.

– Я люблю тебя – хрипло простонала она. И их обоих унес поток из этих трех слов…

Энни услышала голос Стива:

– Я отнесу тебя на кровать…

Спустя мгновение она уже плыла на его руках и возносилась вверх по ступеням узкой лестницы в спальню на второй этаж.

Энни больше не чувствовала своей раздвоенности, только то, что они здесь вдвоем и это важнее всего. Их руки сталкивались, когда они неторопливо раздевали друг друга, и воздух холодил им кожу. Кончиками пальцев Стив ласкал ее тело, осторожно касаясь следов от ран, полученных ею в тот ужасный день.

– Почти ничего не осталось, – прошептал он.

– Да… почти. Но еще не совсем. Не совсем.

Словно настоящая супружеская пара, они отвернули край пестрого одеяла, а потом Стив снова взял Энни на руки и положил ее на кровать. Каждой клеткой своего обнаженного тела она почувствовала прохладу свежих простыней, и Стив уже был рядом и его руки были на ней повсюду.

Энни и Стив прижались друг к другу, согреваясь удивительной близостью и позволили рукам и губам говорить вместо себя.

Энни почувствовала, что больше не может ждать. Ее тело хотело Стива, и он, понял это и бережно лег на нее. Она видела его глаза, Стив улыбался, но в его взгляде она читала нетерпение и ожидание.

– О, не мучай себя, любимый мой!

Она потянулась всем телом к Стиву, привлекла его голову к себе, прильнула к жарким губам и, и раздвинула ноги… Он легко и нежно вошел в нее, и Энни в ту же секунду громко застонала от наслаждения.

Их движения были медленными, бережными, без той торопливости и неловкости, которая иногда преследовала их в Лондоне. Они, покачиваясь, плыли по удивительной реке под названием «любовь», и словно сквозь забытье до Стива доносились то тихие, то громкие стоны любимой женщины.

Он почувствовал приближение конца этого прекрасного плавания и, тогда постарался как можно дальше, как можно глубже войти в ту гавань, куда так громко звала его Энни. И сам Стив в ответ теперь звал ее.

– Энни… Энни!

Она снова обхватила его голову, привлекла к себе, целуя его глаза… Потом двое влюбленных тихо лежали, отдыхая, и бормотание волн заглушало дыхание и опутывало их.

– Сегодня с тобой у меня был один из самых счастливых дней в моей жизни, – еле слышно сказала Энни. И то, что этот день не повториться до самой смерти, было и печально, радостно. Как бы то ни было, но они были у них, этот день и эта ночь.

Энни лежала в объятиях Стива, прижавшись губами к гладкой теплой коже мужчины и чувствовала, что засыпает под шум моря…

И вновь ей приснился все тот же сон.

Темнота не была абсолютной, но ужасный груз давил на нее. Чудовищная тяжесть пригвоздила Энни к земле, раздавила и смяла ее. Через минуту, через секунду этот вес рухнет и уничтожит ее. Энни широко, до боли распахнула глаза, но вокруг была прежняя кромешная тьма. Она была одна, и знала это, потому что звала кого-то по имени, но никто ей не отвечал, так как он, этот «кто-то» исчез или умер. Энни была уверена, что человек, которого она звала, умер. А потом над ней начался обвал и его грохот наполнил ее смертельным страхом. Сейчас скала обрушится, и боль от ее крушения уничтожит ее. Она сжалась в последнем бесполезном усилии и дернулась, стараясь вырваться из пустой черноты.

Но она ошиблась: тот чье имя она шептала израненными губами, был рядом, в темноте, окружавшей их. И он ответил ей, а его руки обняли Энни, успокаивая ее и нежно гладя.

– Любимая, девочка моя. Я здесь. Все хорошо!..

– Стив?

– Да, да. Я тут… – его голос звучал тихо, спокойно, и она почувствовала, как ее страх уходит, отступает.

– Темнота…

– Ну, ну… все в порядке. Посмотри… вон маяк. – Энни увидела в окне свет маяка, яркий, мигающий и такой прекрасный. Стив держал ее в своих объятиях, пока дыхание его подруги не стало ровным и легким. Тогда он поцеловал ее мокрые от слез ресницы и убрал спутанные волосы с ее лица. Энни вздрогнула, и осторожно выскользнула из его сильных рук и легла рядом с ним. Прикосновение Стива, его глаза и голос вырвали ее из черного страха.

– Тот же сон?

– Да, тот самый…

Все так же обнимая ее одной рукой, Стив протянул свободную руку и включил лампу на прикроватной тумбочке. Энни увидела пестрое одеяло, пятно света на потолке. Близость любимого человека, одежда, лежащая на полу… Все цвета потихоньку возвращались в комнату.

– Посмотри на меня, – сказал Стив. Энни медленно повернула к нему голову, и он прижал ее ладонь к своему лицу.

Энни вспомнила, как они лежали под обломками, но сейчас она видела Стива, могла коснуться его и поэтому больше не боялась.

– Все окончилось, – сказал он. Энни внимательно прислушивалась к звуку его голоса.

– Ты в безопасности…

Его пальцы прикоснулись к шраму на ее руке, на плече, и мужская ладонь накрыла затянувшийся рубец на животе Энни.

– Мы выжили. Мы заставили друг друга выжить. Все кончилось, Энни, родная моя.

Она кивнула ему, не в силах выговорить ни слова.

– Ложись, спи, – Стив снова выключил свет. Она послушалась, и он укрыл ее одеялом. Даже не задумываясь о том, что он делает, Стив обнял ее точно так же, как делал это и худшие мгновения их жизни, когда боялся, что она умрет. Но сейчас ее дыхание было ровным, а лицо, когда он касался его, чистым и гладким.

– Все кончилось, – сказал Стив самому себе, когда пришли спасатели, он вынужден был отпустить ее руку, и Энни, увезли при свете прожекторов. Рассеянное мерцание маяка было похоже на далекий отсвет тех прожекторов.

Непроизвольно Стив легонько сжал ее в объятиях.

– Ты еще не спишь?

Она потерлась щекой о его плечо.

– Нет.

– Все еще боишься?

– Нет, – ответила Энни, – больше не боюсь. – Сейчас, как никогда прежде, она была уверена в том, что страшный сон исчез и больше никогда не потревожит ее:

– И сон тоже кончился, – сказала она, – он больше не вернется.

В темноте, где только дрожание отсветов от огней маяка напоминало о прошлом, Стив улыбнулся, губами коснувшись волос Энни.

Они еще долго лежали молча, держа друг друга в объятьях и не шевелясь. Потом, наконец, уснули.

Солнце взошло над морем и наполнило своим ярким светом комнаты голубого домика. Когда Энни, позевывая и зябко кутаясь от утреннего ветерка в халатике вышла посмотреть на восход, рыбачий флот уже уходил в море, оставляя за собой серебряные буруны и чаек, ныряющих в волнах. Тишину нарушали звуки работающих дизельных двигателей.

Подошел Стив, стал рядом с ней, и они стали смотреть на кильватерные струи, тающие за суденышками рыбаков, на волнистые барашки прибоя, которые достигали берега и разбивались о гальку с громким плеском. Они еще немного постояли, а потом Стив сказал так спокойно, как будто говорил это всегда.

– Думаю мы сегодня позавтракаем дома, на балконе над морем, а ленч проведем где-нибудь на берегу моря, подожди меня, я съезжу в магазин за продуктами.

Энни сидела в шезлонге на балконе, вытянув ноги и подставив лицо теплым солнечным лучам. Первая из рыбацких лодок медленно двигалась к берегу, слышно было, как натужно ревет ее старенький дизель.

Скрипнула дверь, это вернулся Стив. Что-то стукнуло в кухне. Тогда Энни, как была босиком, спустилась вниз, через пляшущие столбы солнечных лучей, заполнивших дом.

Она, улыбаясь, остановилась в дверях кухни, но Стив взглянул на нее, и ее улыбка сразу погасла.

– Что случилось? – спросила Энни. В кухне было так спокойно и мирно. На столе стояла коробка с яйцами и коричневый бумажный пакет с зеленью. Рядом валялась сложенная вдвое газета, и стоял кофейник.

А Стив все молчал, словно раздумывая, говорить или нет. Энни почувствовала, как у нее застывает кровь. И тогда он взял газету и, подойдя к ней, показал первую страницу.

У Энни сразу пронеслось: «Мартин, Том, Бенджи… что-то случилось с ними! Нет, пожалуйста… только не это! Не сейчас!» Замирая от страха, она посмотрела на фотографии в газете. На снимках были лица двух мужчин и женщины. Но их изображения ничего Энни не говорили, и ее страх за детей начал спадать. «Я всегда буду о них думать, – поняла Энни, – где бы я ни была.»

– Что это? – указала она на газету.

– Прочитай.

Энни постаралась сосредоточиться, но буквы скакали перед ней, и она долго не могла понять, о чем идет речь в статье. Наконец, Энни прочитала заголовок: «Арестованы в Южном Лондоне». Дело о взрыве супермаркета накануне Рождества В статье, назывались чьи-то имена, до абсурда банальные и обычные. Предполагались политические мотивы… «Продолжение на последней странице».

Энни знала, что будет на последней странице. Наверняка напомнят о происшествии, возможно поместят фото взорванного супермаркета. Она уложила газету, так и не перевернув страницы. Уже горел газ, и кольцо бледного голубого пламени слегка свистело в тишине. Из кухни не было слышно моря. Единственный посторонний звук, который проникал с улицы в комнату, был песней, которую напевал молочник, проходя по улице мимо их домика. Энни вспомнила свой дом и чисто вымытые молочные бутылки, которые она выставляла у черного хода.

– Значит, их поймали… – наконец обронила она.

Ей хотелось разобраться в своих ощущениях, понять, что она сейчас чувствует. Но ее поразило то, что по этому поводу у нее никаких мыслей не возникало. Свою печаль и гнев Энни давно потратила на тех, кто к этому времени или уже умер, или слишком страдал сам. А ей и Стиву эти газетные фотографии с застывшими лицами незнакомых людей были совсем не нужны. Сейчас Экий чувствовала только облегчение и покой. Черты ее лица смягчились, плечи невольно опустились.

Главное, что с детьми и Мартином ничего не произошло. И внезапно она поняла, что еще не поздно начать все сначала.

– Мы ждем тебя, – сказал ей в саду Мартин.

От этих слов, пришедших на ум, острая радость запела у нее в сердце. Желание и любовь ко всем окружающим ее людям охватила ее. Она повернулась к Стиву и открыто посмотрела на него.

– Что ты чувствуешь? – спросила она. Необычность этого вопроса потрясла их обоих. Раньше Энни никогда не имела необходимости спрашивать Стива об этом, она, как и он, знали все и без слов.

Его взгляд задержался на ней на секунду, а потом он посмотрел вниз на лица, глядящие на них с газетной фотографии.

– Ничего, – прошептал он, – что они значат для нас?

И все. Но не сказанные ею слова повисли в тишине. Стив обнял и поцеловал ее, и в эту секунду Энни вновь показалась ему такой же, как тогда, когда они встретились впервые.

Молоденькая женщина пришла в магазин за рождественскими подарками и светлые волосы рассыпались по воротнику ее пальто. А Энни стояла положив голову на его плечо. Она мысленно вернулась к своей жизни с Мартином. И к их детям.

Бомба разорвала ту жизнь. Вслед за взрывом пришла боль, а потом откровения, которых она в противном случае никогда бы не имела. А еще была радость спасения и обновления. Но и эта боль и та радость сейчас исчезли. Это было и это прошло.

Стив, она, Мартин и дети – вот кто остались. И они оказались связаны вместе неразрывными нитями. Любовь и привязанность. Оказывается эти нити удивительно прочны и проникли в них значительно глубже, чем это казалось.

Мартин был ее второй половиной, и, как бы ей не хотелось, безболезненно расстаться с ним Энни было не дано. То же самое, если не с большим основанием, мог бы чувствовать и Мартин.

Энни вспомнила мучительную боль от разрыва с прежней жизнью, такую сильную, что она едва смогла ее выдержать.

Она наклонилась, чтобы скрыть навернувшиеся слезы, подняла ненужную газету и бросила ее и мусорный ящик. Теплые ладони Стива еще несколько мгновений согревали ее плечо, а потом он отпустил Энни.

– Давай готовить завтрак, – сказала она.

Стив нарезал бекон и уложил его пластики в закопченную сковороду, и вскоре сало скворчало, наполняя воздух такими домашними, уютными ароматами. Потом Стив и Энни взяли тарелки с едой, пошли на балкон и там завтракали, глядя на пустынный морской горизонт. Когда они поели, Стив спросил:

– Что будем сегодня делать?

Энни как раз мыла чашки из-под кофе и, услышав вопрос, почувствовала, как задрожали у нее пальцы. «Еще не время – с отчаянием подумала она. – Вот когда придет время… Ведь мы можем себе позволить последний день это же не много, после того, как мы его столько ждали?»

– Ты не против прогулки? – «Только один денечек, сегодня!»

– Ну, конечно. Везде, где ты захочешь.

Они достали с полки путеводитель и стали планировать свой маршрут. Одно место практически сразу привлекло их внимание.

– А это недалеко? – спросила Энни.

– Ничего страшного…

Это была долгая прогулка, но Энни знала, что каждый поворот старой дороги, каждый куст у них на пути будет помниться ей всегда. С какой – то особой легкостью она замечала каждую тропинку и поляну.

На ленч Стив и Энни забрели в какой-то паб и ели там свой второй завтрак, скрытые побеленным забором и высокой изгородью из разросшихся кустов, а потом пошли дальше.

Они гуляли по узеньким тропинкам, рассекавшим широкие громадные поля ячменя и пшеницы. Весь мир, казалось, опустел, и в нем не осталось ничего, кроме них двоих. Только иногда мимо погромыхивали трактора окрестных фермеров, да попадались им следы, оставленные огромными колесами этих машин. Стив и Энни повернули назад к морю, и солнце светило им теперь в спину.

И все время они разговаривали. Обо всем, о простом и сложном, о важных вещах и о пустяках, вспоминали все, что еще на успели сказать друг другу.

Она рассказывала Стиву о матери, о ее словах перед смертью, которые и сказались для Энни последней решающей каплей. Именно после того разговора с матерью Энни оказалась здесь, в этом голубом домике, смотрящем на море.

Стив слушал ее, и только в уголке его рта резче обозначились глубокие складки.

Ей показалось, что во время прогулки, они не столько гуляли, сколько пытались соединить в единое целое концы того маршрута, который им надо было пройти вместе, прежде чем каждый из них пойдет по своему пути один, без поддержки другого. Наконец вновь перед ними показалось море. Стив взял ее руку, и остаток пути они прошли в полном молчании.

Дом у моря уже был полон вечерних теней. Они не стали зажигать свет. Энни устало опустилась на ступеньку лестницы, ведущей наверх, чувствуя, что больше не в силах сделать ни одного шага.

– Ну пойдем, поищем, – подбодрил он ее.

– Делаю это только ради тебя, – Энни улыбнулась, но лицо ее по-прежнему было очень утомленным. Они тяжело поднялись наверх. Стив приготовил ванну, наполнил ее водой.

– Ты прямо читаешь мои мысли, – сказала Энни, глядя на него.

– А ты – мои…

Они раздели друг друга и опустились в блаженное тепло. Энни обвила Стива ногами, и они по очереди намылили друг друга, нежно прикасаясь к коже, словно опасаясь, что могут открыться их раны.

Стив наклонился вперед и прильнул к ее губам, чувствуя, как напрягаются груди Энни, и ее соски набухают от прикосновения к мужской коже. Он резко встал и вода полилась прямо на пол. Стив взял Энни на руки и понес ее через дом в спальню, и там они легли, как были мокрые и скользкие, и Энни отдалась ему со всей страстью, с жаром любви и болью от того, что неизбежно должно было вскоре произойти. А потом они лежали рядом з тишине и впервые не знали, что сказать друг другу.

Значительно позже они пошли ужинать. Энни чувствовала вала себя превосходно и казалась себе неотразимой. Ей была удивительно хорошо рядом со Стивом. Есть не хотелось, и Энни лениво ковыряла вилкой в тарелке, но зато в этот вечер она много пила. И удивительное дело, вместо того, чтобы затормозить ее чувства, вино необыкновенно их обострило.

В тот вечер они долго сидели в ресторане, словно дети, которым не хочется чтобы заканчивался день. Но, наконец, Стив отставил в сторону пустую бутылку и вопросительно посмотрел на Энни:

– Выпьем еще?

Его пальцы нервно комкали салфетку, и Энни успокаивающим жестом накрыла их своей маленькой теплой ладонью. Несколько минут они сидели так, глядя в глаза друг другу и не произнося ни слова. Потом Энни медленно убрала свою руку, встала, подошла к Стиву и положила руки ему на плечи. Ей так хотелось сказать ему: «Я не переживу разлуки с тобой,» – но в какой уже раз она остановила себя мысленно приказав: «Не смей говорить ничего подобного. Ты и эту боль вынесешь, потому что не можешь поступить иначе, потому что обязана расстаться с ним. Ради своей семьи, ради своих детей.» И, словно прочитав ее мысли, Стив крепко сжал ее ладони своими сильными руками, будто пытаясь удержать навсегда.

– Не надо, – тихо прошептала Энни, и он покорно отпустил ее пальцы и тихо сказал:

– Ну, что же… Ладно, не хочется мне тут больше оставаться. Пожалуй, пора уходить.

Всю обратную дорогу они молчали. Едва войдя в дом, Энни устало опустилась в кресло. Стив потерянно бродил по комнатам, зачем-то включая везде свет. От яркого света Энни невольно зажмурилась.

– Стив, – позвала она, – может быть, пойдем наверх?

– Да, да! Конечно, – торопливо отозвался он.

И они медленно пошли в спальню, гася за собой свет. За окном поднялся ветер и маленькая комнатка наполнилась шумом моря. И когда они легли в кровать, оба были рады тому, что темнота не позволяет им увидеть друг друга, что она скрыла их, укутала непроницаемым покровом. Они позволили своим рукам сказать все недосказанное и вновь связать их обоих в единое целое.

Когда все кончилось, Стив и Энни долго лежали, сжимая друг друга в объятиях, и слушали как за окном с грохотом разбиваются о берег морские волны.

Утром, когда Энни проснулась и протянула руку, она обнаружила, что рядом с ней никого нет. Место, где лежал Стив, еще хранило тепло его тела, но самого Стива не было. Энни еще немного полежала, перебирая в памяти события последних дней, потом встала и подошла к окну.

Небо было затянуто серыми облаками, и море приобрело такой же, почти белый цвет, в том месте, где должна была быть линия горизонта. По пляжу бродили отдыхающие. Некоторые из них сидели на камнях, другие поодиночке и парами ходили у самой воды.

Энни внимательно смотрела на них и увидела одинокую фигуру человека, стоявшего в стороне ото всех. Он стоял неподвижно и смотрел на море – это был Стив. Мимо него прошла какая-то пара с собакой, потом пробежал ребенок. Стив был далеко, почти сливаясь с морем и теряясь на фоне каменистого пляжа. Такой же незнакомый в своем удалении, как и все, кто в этот час бродили у моря. Энни закрыла глаза, а когда вновь открыла их, увидела, как Стив нагнулся, поцеловал камень и далеко зашвырнул его в море. Она резко отвернулась от окна, подошла к шкафу. И стала укладывать свои вещи в сумку, глотая слезы и почти не видя, что делает. Когда она спустилась вниз, Стив стоял уже на крыльце дома. Она увидела его сквозь застекленную дверь: высокого темноволосого человека, чье лицо она теперь так хорошо знала.

Он открыл дверь и посмотрел на Энни, а потом, спустя мгновение произнес:

– Тебе нужно ехать домой…

Это не было вопросом или утверждением – простая констатация очевидного. Но слова, наконец, прозвучали.

– Да, – тихо сказала она, – я должна ехать…

Он взял ее за руку, не имея сил выполнить то, что должен был сделать. Он не мог отпустить ее, хотя и знал, что смириться с этим. Там, на пляже он думал, что сможет расстаться с Энни, но здесь, сейчас он больше себе не верил.

– Энни, – попытался сказать он. – Я еще никого не знал так, как тебя.

Он понимал, что говорить дальше, это значит причинять боль и выглядеть смешным или жалким. И все же не мог остановиться.

– Я хочу, чтобы ты была со мной. Я люблю тебя! Пожалуйста, не уходи…

– О, любимый!

Ее лицо было мокрым от слез, боль стала острее, чем прежде.

– Я не могу остаться. Если бы я могла хоть что-то изменить. Если бы можно было изменить этот мир, такой маленький и такой сложный.

Он прервал ее, поцеловал в губы.

– Не надо, любимая. Я знаю, что ты не можешь остаться. Я люблю тебя и за это. За то, что ты оказалась сильней меня. – Они обнялись. Казалось, что солнце совсем оставило небосвод и море слилось с горизонтом, превратившимся в тонкую серую линию, тоскливую и призрачную.

Наконец, Стив беспомощно опустил руки. Он отвернулся, подошел к столу и бесцельно переставил на нем несколько тарелок. Энни наблюдала за ним, чувствуя, как разрывается ее сердце. Он сказал: «Я отвезу тебя на станцию. Оттуда идет много поездов в Лондон». И все. Энни кивнула головой и слепо уставилась в окно. Когда пришло время ехать, они машинально занялись приготовлением, хотя и готовить особо было нечего. Пока Энни звонила на станцию Стив отнес в автомобиль ее сумку. Потом они замкнули маленький голубой домик и пошли к машине. Всю дорогу, проезжая мимо широких полей и черных сосен, Энни приказывала себе «Помни!» «Помни башню Мартелла и топи, и это небо, и церковь из еловых бревен, которую они видели вчера, и спальню, и маленькую ванную комнату, и огни маяка, тускло отражающиеся на потолке.»

«Вот и все, что могу, Тибби. Я правильно поступила? Так будет лучше для всех?»

Дорога к станции пролетела быстро, как во сне. Стив оставил автомобиль на стоянке, и они вошли в билетный зал. Там Энни купила себе билет до Лондона во второй класс, не глядя положила его в сумочку и они пошли на платформу. На ней было много собравшихся в Лондон за покупками.

– Пойдем на другой конец, – предложил ей Стив.

В дальнем конце платформы располагался станционный буфет. Энни взглянула через стеклянную дверь на покрытые красным пластиком скамьи, на столы с железными ножками. Маленькая вывеска на двери гласила «Закрыто». Энни отвернулась и в то же мгновение увидела желтую гусеницу, приближающегося дизельного поезда.

Когда придет время? Это время уже наступило. Стив прикоснулся ладонями к ее лицу, заглянул ей в глаза… В этот момент Энни услышала визг тормозных колодок и грохот приближающегося состава.

– Что ты будешь делать? – прошептала она, зная, что ее собственная жизнь теперь наполнится ясным и четким смыслом, в отличии от жизни Стива, который оставался совсем один. К ее удивлению, он улыбнулся, и эта его улыбка – мягкая, нежная – вновь, как всегда, согрела Энни.

– Я не знаю, – сказал он. – Что я знаю точно, так это то, что теперь все будет иначе, не так, как было раньше. Все стало другим, не так ли?

– Да… – ответила Энни. Тот взрыв все изменил. Насилие и страдания, которые он вызвал, ушли в прошлое, и покой, который пришел им на смену, тоже исчезли, как исчезает любое спокойствие в этом мире. Взрыв остался в прошлом, и они оказались вновь разъединенными, как были до него. И все же для них все изменилось.

«Помни, – хотела сказать Энни. – Я люблю тебя!» Поезд подошел к перрону. Стив взял ее сумку и пошел за Энни, к открытой двери вагона. Пассажиры шли и шли мимо них, толкая и задевая Энни своими сумками, зона не отрывала глаз от лица Стива. Посадка закончилась.

– Как мне жаль, – невпопад сказала Энни. Он взял ее лицо в свои ладони и поцеловал его. Губы Стива были такими теплыми!

– Не надо… – сказал он ей. – Не жалей… – Кондуктор стал рядом с ними и нетерпеливо дергал за ручку двери. Тогда Стив поставил ее сумку в вагон и отошел в сторону, пропуская женщину. Она вошла, и дверь закрылась.

Они оба еще смотрели друг на друга, не двигаясь, не махая руками на прощание… Раздался гудок. Поезд медленно тронулся с места, а они все смотрели, пока это было можно, пока вагоны не побежали быстро, слишком быстро…

И больше Стив ее не видел.

Он стоял, глядя вслед поезду, пока последний вагон не исчез из виду. «Помни – сказал он себе, – помни все это, и сбереги эту память». Потом он повернулся и очень медленно пошел к стоянке, где оставил свой БМВ…

Энни прошлась по вагону, ничего не замечая от слез застилавших глаза. Наконец, она нашла свободное место и села напротив большой семьи с увлечением поедавшей сэндвичи.

Через несколько минут Энни стала невольно прислушиваться к щебетанию детей. Вся эта, их веселая возня, смех были ей очень хорошо знакомы. Она почувствовала, что ее как будто коснулись чьи-то теплые легкие пальцы.

«Домой… Я еду домой!»

Громыхающий поезд, казалось, шел очень медленно, и расстояние, разделявшее ее с детьми, с семьей вроде бы совсем не сокращались… Но вот и лондонский вокзал, привычная городская суета. И, наконец-то, Энни повернула за угол, на свою тихую улицу. Ее руки болели от тяжелой сумки, но она продолжала быстро идти вперед, мимо кирпичных домов, которые, казалось, жмурились в солнечных лучах, от удовольствия. На тротуарах катались на роликах детишки. Здесь все было, как всегда. Энни миновала ворота соседнего сада, продолжая машинально считать номера домов. Их владелец, живший по соседству, старик, приоткрыл ворота пошире и, когда она поравнялась с ним, вынул трубку изо рта и, кивнул на ее дорожную сумку, дипломатично поинтересовавшись:

– Что это ты, отдыхала где-нибудь?

– Вроде того, – улыбнулась Энни.

Она ступила на знакомую тропинку во дворе их дома, садовая калитка издала у нее за спиной характерный щелчок.

Пока Энни вставляла ключ в замок, она заметила, что сад перед домом требует прополки: это была работа, которая всегда доставляла ей удовольствие.

Дома!

Передняя дверь распахнулась, и Энни вошла внутрь. Все вокруг было знакомо до мелочей. Но потом вдруг на нее резко обрушилась тишина. Она поставила сумку у ног и стук показался неестественно громким. Дом был пуст. Энни подбежала к двери в гостиную и распахнула ее. И здесь никого не было, хотя подушки были примяты, и мозаика валялась на столе и, на полу. Энни побежала на кухню и увидела на скатерти и в хлебнице крошки, а в сушке пустые молочные бутылки. Но эти приметы ни о чем ей не говорили.

– Они ушли – в панике подумала она и громко закричала в тишину.

– Марти-и-и-н!

И вдруг через кухонное окно Энни увидела всех троих. Мартин должно быть работал в саду, а малыши играли рядом, но теперь они услышали ее. Они повернулись к дому, и на их лицах отразилась неуверенность и сомнение. Энни дергала ручку двери, забыв в какую сторону она открывается. Наконец дверь распахнулась, и она выбежала в сад к своей семье. До нее донесся крик Томаса:

– Мама вернулась! Посмотрите, мама приехала! – Но Энни смотрела только на Мартина: «Позволь мне попросить тебя только об одном. После того, что было. Позволь мне вернуться…»

Глаза Мартина застыли на лице Энни. Ее глаза были наполнены слезами, но взгляд их был таким выразительным. Он знал, что теперь наконец-то все действительно кончилось, и ласково взяв жену за руки, тихо произнес:

– Энни…

Она прислонилась щекой к ею плечу и спросила: «Можно мне вернуться домой?» Своими ладонями он повернул к себе ее лицо, все залитое слезами:

– Мы же здесь. Мы ждем тебя.

Он поцеловал уголок ее рта и большим пальцем отер следы слез со щек, как обычно, она делал:! Тому или Бенджи. И прямо перед собой она увидела такое знакомое родное лицо мужа, озаренное счастьем. Энни знала, что и это она никогда не забудет.

«Помни об этом» – сказала сама себе в последний раз.

– Спасибо, – произнесла Энни, – я люблю тебя.

Тогда и он ей улыбнулся:

– Я тоже люблю тебя.

Восторженные крики сыновей наконец донеслись до них. И она опустилась к ним. Ручонки Бенджи вцепились в ее платье. Энни обняла одной рукой малыша, а другой крепко прижала к себе Томаса.

– Не уходи больше, – все повторял Томас, – никогда больше не уходи.

Она покрепче обняла детей, чтобы они не могли видеть ее слез.

– Я больше не уйду, – пообещала она, – никогда не уйду, никогда.

Эти слова взвихрились вокруг четырех человек, ограждая их от всех бед нерушимым невидимым кольцом. «Все кончилось…» – подумала Энни. Она прислушалась, напрягая слух, но ничего не услышала. Последнее далекое эхо ужасного грохота, который потряс ее давным-давно, умерло, растворилось в тишине сада.