Скверные девчонки. Книга 2

Томас Рози

Продолжение истории Джулии Смит и Мэтти Бэннер. Во второй книге читатель встретится с уже повзрослевшими «девчонками». Каждая из них выбрала свой путь в жизни. Но счастье обходит их стороной. Не выдержав последнего испытания, Мэтти уходит из жизни. Джулия для достижения независимости жертвует мужем и дочерью.

 

Ссылки

[Глава восемнадцатая] В понедельник утром Джулия опять приступила к работе в фирме «Трессидер дизайнз». С помощью объявления в местной газете она нашла для Лили женщину для присмотра за ребенком. Это была некто миссис Форган, проживавшая в небольшом домике с террасой неподалеку от Вердл-Энд. У нее было двое своих детей, уже школьников, а кроме того, она присматривала еще за одним маленьким ребенком, мать которого тоже работала. Джулия заметила, что в доме чисто и много игрушек. Позади дома был даже маленький садик, в котором дети могли играть в летнее время. Джулия решила, что нехватка теплоты у миссис Форган всего лишь своего рода профессиональные издержки. Она обладала умеренным чувством симпатии к детям, и Лили благополучно поступила к ней на попечение.

[Глава восемнадцатая] Что касается Александра, то в разговоре с ним Джулия слегка приукрасила достоинства воспитательницы.

[Глава восемнадцатая] — У нее большой опыт по уходу за маленькими детьми. Она сама мать и занимается этим уже много лет.

[Глава восемнадцатая] — Мне неприятно даже слышать об этом, — ответил Александр.

[Глава восемнадцатая] Джулия старалась, чтобы ее голос звучал бордо и убедительно.

[Глава восемнадцатая] — Все это делают, Александр. В наше время большинство матерей работают. И к тому же я сразу же заберу ее, если увижу, что Лили там плохо.

[Глава восемнадцатая] Но оставить Лили в это первое утро было самым тяжелым делом, которое предстояло Джулии.

[Глава восемнадцатая] — Я приду повидать тебя во время ланча, — пообещала она и пошла к парадной калитке. Она старалась закрыть уши, чтобы не слышать протестующих воплей Лили, но они на протяжении всего утра отдавались у нее в ушах.

[Глава восемнадцатая] В «Трессидере» она заняла свое прежнее рабочее место за столом, стоявшим перед дверью, ведущей в святая святых — дизайнерское бюро. Джулия вдруг подумала о том, что никогда не пыталась устроиться по другую сторону. Работа оказалась почти такой же, как и четыре года назад, разве что клиенты теперь были более знатными и более богатыми — причем обе эти категории никогда не совмещались. Представители старинной аристократии буквально толпились у Джорджа, но у них было гораздо меньше денег, которые они могли бы потратить, чем планов и объема предполагаемых работ. А новая элита модных дизайнеров и популярных звезд и фотографов стала прокладывать дорожку к Феликсу. Оба были буквально одержимы навязчивой идеей следить за своим внешним видом и обстановкой. Для создания необходимого эффекта у них было гораздо больше денег, чем когда-либо в казне Джорджа в прошлом. Сопоставляя все это с собственным невзрачным жильем на Гордон Мэншинс, Джулия не переставала восхищаться, а иногда даже испытывать самую настоящую жгучую зависть.

[Глава восемнадцатая] В первый же перерыв на завтрак Джулия помчалась в Верлдс-Энд. Лили в это время ела жареные бобы с ломтиком хлеба, сидя среди кучи игрушек. Сначала она уцепилась за Джулию, но потом довольно спокойно отпустила ее, когда той пришло время возвращаться на работу.

[Глава восемнадцатая] В конце первой недели миссис Форган предложила Джулии отказаться от обязательных ежедневных посещений в середине дня.

[Глава восемнадцатая] — Вы понимаете, ее, а также и другого ребенка выбивают из колеи эти ваши ежедневные приходы в обеденное время. Лучше предоставьте ее мне на весь день.

[Глава восемнадцатая] — Хорошо, — неохотно согласилась Джулия. Она вспомнила о подобных обеденных перерывах, о Бетти и жизни на Фэрмайл-роуд. Своей удивительной опрятностью и чистотой домик миссис Форган начал напоминать ей дом на Фэрмайл-роуд.

[Глава восемнадцатая] Итак, Гордон Мэншинз, миссис Форган и «Трессидер дизайнз» явились начальной вехой долгого, однообразного периода жизни Джулии.

[Глава восемнадцатая] По утрам они с Лили садились в метро, а потом на автобус, идущий на Верлдс-Энд, а затем Джулия стрелой неслась обратно на Кинг-роуд, чтобы вовремя успеть на работу. В ее обязанности входило открывать магазин для первых алчных искателей новинок художественного оформления. Вечером, приблизительно часов в шесть, она забирала Лили, и они проделывали весь обратный путь в самый час пик. Скоро Джулия поняла, что ей следовало бы поискать няню поближе к дому или, в крайнем случае, к ее работе. Может быть, им пришлось бы больше времени проводить врозь, но зато не надо было бы так много таскать Лили в транспорте. Но теперь, когда Джулия так хорошо устроилась с миссис Форган, она не хотела порывать с ней.

[Глава восемнадцатая] Когда они вечером добирались до дому, нужно было кормить Лили ужином и купать ее перед сном. В это время они обе обычно чувствовали усталость и бывали раздражительны. Джулия понимала, что очень мало видит Лили в течение недели, и все-таки в конце дня даже этот короткий час с ребенком казался ей слишком утомительным. Она кричала на Лили, когда та проливала сок или размазывала еду, и невольно сокращала время, отведенное на сказки, потому что вскоре начинала клевать носом над страницами книги.

[Глава восемнадцатая] Однажды девочка подхватила простуду. Миссис Форган объяснила, что другой ребенок, Уоррен, оказался болезненным и, по ее словам, заражал всех, кто находился рядом с ним. Когда Лили наконец уснула, Джулия задержалась у кроватки, прислушиваясь к ее затрудненному дыханию и приложив тыльную сторону ладони к пылающим щечкам ребенка. Сознание вины и беспокойство были столь остры, что она сжалась от боли. Она наклонилась, чтобы поцеловать дочь, рискуя разбудить ее, как бы прося у нее прощения.

[Глава восемнадцатая] У Джулии было достаточно друзей в Лондоне еще с ранних времен совместной жизни в одном квартале и в период знакомства с Александром, но никто из них, как оказалось, не вел такой жизни, как Джулия. Большинство не были женаты, ни у кого не было детей. Все они хорошо относились к Джулии, и она получала массу приглашений, но наемные няньки стоили довольно дорого, и она не всегда могла себе это позволить и поэтому гораздо чаще отказывалась от приглашений, чем принимала их. Скоро все друзья отошли от нее и она все больше и больше вечеров проводила дома в одиночестве, погружаясь в чтение, уносящее ее в совершенно иной мир.

[Глава восемнадцатая] Во время уик-эндов Джулия старалась искупить свою вину перед Лили, посвящая ей все свое свободное время. Они отправлялись на прогулки в Коралз Филдс или в зоопарк в Регентс-парке, который малышке очень нравился. Иногда они проводили полдня, сидя на скамейке в обезьяньем домике, наблюдая за грустной гориллой. Ходили также в местные бани, и Джулия терпеливо учила Лили плавать. Когда установилась более теплая погода, они стали ездить на пикники в Хэмпстедскую Пустошь, потом стали посещать Бетти и Вернона.

[Глава восемнадцатая] Лили считала недолгие поездки на поезде самым интересным приключением, а опрятный, красиво декорированный и украшенный орнаментом интерьер Фэрмайл-роуд казался ей восхитительным и сказочно прекрасным.

[Глава восемнадцатая] «Как бабуся Смит» — стало одной из излюбленных фраз Лили, выражавших высшее одобрение. Бетти разрешала ей открывать все дверцы буфета и копаться в ее шкатулке с украшениями, чего Джулии никогда не позволялось делать. Лили могла завешивать обеденный стол скатертью так, чтобы получалась палатка, в которую она стаскивала подушки и одеяла, на что Джулия смотрела с неодобрением.

[Глава восемнадцатая] — Она ведь ребенок, — с нежностью говорила Бетти. — Бедное наивное дитя. Пусть поиграет.

[Глава восемнадцатая] Слова «бедное наивное дитя», как понимала Джулия, подразумевали то, что Лили живет без постоянного присутствия отца, который ходил бы на службу и возвращался домой точно в полшестого вечера, как это делал Вернон. Джулия могла бы сказать: «Лили счастлива. По крайней мере, гораздо более счастлива, чем была я в детстве», но сдержалась.

[Глава восемнадцатая] — Что же все-таки случилось? — шепотом спросила Бетти с любопытством и едва заметной радостью, которую не могло скрыть даже чувство разочарования, так как подтвердилась ее правота, что люди, принадлежащие к разным классам, не должны сходиться.

[Глава восемнадцатая] — Мы с Александром последнее время не были счастливы вместе, — просто сказала Джулия. — Мы разошлись и, я думаю, со временем оформим развод. Но обязанности относительно Лили мы, разумеется, выполним оба.

[Глава восемнадцатая] Вернон, сидя в кресле в ленивой воскресной позе, в шлепанцах из шерстяной шотландки, сказал, что развод — это грех. Вынеся свой вердикт, он развернул газету и погрузился в чтение. Бетти согласно кивнула, выражая свое обычное, отработанное до автоматизма согласие с «правотой отца», но все же она смотрела на Джулию с тревожным сочувствием.

[Глава восемнадцатая] Джулия не пыталась спорить или добиваться их понимания. Создавать подобные проблемы не имело никакого смысла. Она была благодарна родителям за возможность воскресного отдыха, который мог ей предоставить Фэрмайл-роуд. Обстановка дома подавляла ее, но она мирилась с этим. Зато Лили была в восторге. И Джулия уговаривала себя, что это самое главное.

[Глава восемнадцатая] — Ты только посмотри на нее, — умиленно приговаривала Бетти, когда Лили тащила по полу очередные подушки, сминая по пути ковровые дорожки, отчего тряслись и дребезжали на буфете фарфоровые собачки, грозя свалиться на пол. — Да благословит Бог ее живую душу.

[Глава восемнадцатая] В поезде, по дороге домой, Лили сказала:

[Глава восемнадцатая] — Я люблю бабусю Смит.

[Глава восемнадцатая] Джулия улыбнулась в ответ.

[Глава восемнадцатая] — Очень хорошо. Бабуся Смит тоже любит тебя.

[Глава восемнадцатая] Слишком поздно было спрашивать у Бетти: «А как насчет моей живой души, когда я была в ее возрасте?» Да и вряд ли она получила бы ответ.

[Глава восемнадцатая] Джулия вспомнила критическое отношение к Мэтти и опять улыбнулась.

[Глава восемнадцатая] Ей не всегда все удается, но, по крайней мере, она старается.

[Глава восемнадцатая] В первые два-три месяца Александр регулярно приезжал повидаться с Лили. Перед первым его визитом Джулия изо всех сил старалась украсить и обставить, превратить свое жилище в то, что соответствовало бы представлению Александра о приличном доме.

[Глава восемнадцатая] Когда он приехал, она и жаждала его одобрения, и злилась на себя за это желание. Александр окинул взглядом прочную, но подержанную мебель и свежевыкрашенные стены. В спальне Лили, где к стенам были приколоты последние рисунки девочки, он долго стоял, глядя на цветные кружки и линии.

[Глава восемнадцатая] — Она изменилась, — сказал он наконец. — Даже за это короткое время.

[Глава восемнадцатая] — Да.

[Глава восемнадцатая] Они старались не смотреть друг на друга. Лили увернулась от руки Александра. Она была смущена и взволнована, игриво поглядывая на него из-под ресниц.

[Глава восемнадцатая] — У тебя очень уютно, — заметил Александр. — Тебе ничего не нужно?

[Глава восемнадцатая] — Нам вполне хватает содержания, которое ты выплачиваешь, — ответила Джулия. — Больше этого не требуется. — Теперь ей трудно было поверить, что они были когда-то близки, а сейчас стояли такие надменные и чужие. Но поскольку она понимала, что сделала это собственными руками, то чувствовала себя виноватой и беспомощной.

[Глава восемнадцатая] — Послушай, Лили, пойдем повидаем бабушку. — Они собирались повидать Чину. Александр застегнул на Лили пальтишко, причем прикасался пальцами к каждой пуговице как к драгоценному камню. Джулия помахала им, стоя в дверях. Она неподвижно стояла, глядя, как они вместе уходят. Ей хотелось побежать за Александром и заставить его обнять ее. «Это зависимость, — упрекнула она себя. — Зависимость. Ты должна найти возможность жить самостоятельно». Она подумала о том, что, возможно, ее желание быть с Джошем, так же как и тяга к Александру, были всего лишь ее собственной несамостоятельности.

[Глава восемнадцатая] «Я должна выжить», — повторила она про себя.

[Глава восемнадцатая] Войдя в опустевшую квартиру, Джулия решительно захлопнула за собой дверь. Она взялась за рабочие бумаги, принесенные из «Трессидера», потом слушала пьесу по радио, так как чувствовала себя не в состоянии читать, и лишь ждала возвращения Лили.

[Глава восемнадцатая] После этого первого визита посещения Александра стали довольно частыми, но состояли всегда в том, что он куда-нибудь уводил, а потом приводил назад Лили. Он брал ее на прогулки или возил к Чине в огромный жилой квартал, выходящий на мост Альберта, так как дом на Маркхэм-сквер сдавался внаем. Иногда он увозил Лили на весь уик-энд в Леди-Хилл. Когда девочка возвращалась домой, Джулия пристально наблюдала за ней, как будто боялась, что Леди-Хилл отнимет у Лили ее любовь к матери. Но Лили казалась такой же, как всегда, — живой, любознательной и наивно расточительной в своей любви.

[Глава восемнадцатая] Наконец наступила весна, а вместе с ней и время, когда Джулия, по договору с Александром, должна была отпустить Лили в Леди-Хилл на целый месяц. Она уведомила об этом миссис Форган, которая в ответ недовольно поджала губы; перестирала и выгладила одежду Лили и упаковала ее вместе с любимыми игрушками и книжками девочки в большую дорожную сумку. В канун приезда Александра за дочерью, вечером, Джулия долго сидела у кроватки уснувшей Лили. Она осторожно взяла один из ее черных локонов и намотала себе на палец, словно пытаясь распутать в своей душе клубок противоречивых чувств.

[Глава восемнадцатая] Приехал Александр, и Лили бросилась в его объятия.

[Глава восемнадцатая] — Будем смотреть коров? — спросила она, и Джулия с болью поняла, что девочка помнит Леди-Хилл и уже понимает, что это удовольствие она будет делить с отцом, а не с матерью.

[Глава восемнадцатая] — Да, будем смотреть коров. И у них уже есть детки — телята. Бабушка Фэй кормит одного из бутылочки, потому что он потерял свою маму. Ты уже к этому готова?

[Глава восемнадцатая] — Готова, — лучезарно улыбнулась Лили. — И я хочу увидеть бабусю Фэй. — Лили приняла как что-то вполне естественное наличие у нее трех бабушек.

[Глава восемнадцатая] Джулия крепко обняла ее, и они уехали.

[Глава восемнадцатая] Когда она обходила опустевшие комнаты, казалось еще хранившие следы детского присутствия, Джулия убеждала себя, что может воспользоваться предоставленным ей месяцем свободы. Раньше она строила планы и перспективы. Но теперь села на кроватку Лили, держа в руке вывернутый белый носок, и заплакала от одиночества и уныния.

[Глава восемнадцатая] Наплакавшись вволю, Джулия поняла, что необходимо сделать некоторое усилие, чтобы вспомнить основные заповеди свободной жизни.

[Глава восемнадцатая] «Расслабься, — учила Мэтти. — Нельзя сделать все сразу за один вечер. Оставь что-нибудь и на завтра».

[Глава восемнадцатая] Джулия сходила в ресторан, потом на какую-то вечеринку с танцами, потом, возвратясь и беспокойно пометавшись по комнатам, решила пойти еще куда-нибудь, в другое место. Казалось, ее подстегивает изнутри какое-то безудержное желание, граничащее с отчаянием. Мэтти отметила про себя, что Джулия выглядит измученной и лихорадочно возбужденной.

[Глава восемнадцатая] — Я не в состоянии поспевать за тобой, — пожаловалась она.

[Глава восемнадцатая] Джулия удивленно посмотрела на нее.

[Глава восемнадцатая] — Но ведь ты привыкла к этому. Это твой обычный образ жизни, не так ли?

[Глава восемнадцатая] — Не совсем так.

[Глава восемнадцатая] Мужчины окружили Джулию, подобно мотылькам, слетевшимся на свет, привлеченные ее живой энергией. Она уже несколько месяцев не спала с мужчиной, считая, что материнство уничтожило в ней всякое желание заниматься сексом. Теперь, за короткий срок, она успела сменить несколько любовников. Ей было приятно сознавать, что она могла бы иметь все, чего пожелает, выбирая партнера с нарочитой придирчивостью или, наоборот, с безоглядной поспешностью из публики, прогуливающейся по Кинг-роуд. Казалось, что весенней порой все только этим и заняты. Джулия была потрясена глубиной сексуальной потребности, неустанно терзавшей ее. Просыпаясь по утрам, она сразу же опять с жадностью тянулась к тому, кто лежал рядом с ней, требуя поцелуев, объятий и теплого незнакомого тела. На протяжении всего длинного рабочего дня в «Трессидере» она испытывала беспрестанный электрический сексуальный разряд. Глядя через высокие плоские стеклянные окна магазинов, она рассматривала проходящих мимо мужчин, оценивая длину их ног и упругость мускулов под плотно облегающими джинсами. Джордж Трессидер с неодобрением поднимал брови. Но Феликс, вспоминая время, проведенное во Флоренции, и то, что случилось с ним там, стал вдруг отчаянно ревнив. А потом, когда наступал вечер и Джулия уходила с работы либо в бар с Феликсом, либо куда-нибудь на встречу с Мэтти, наступало время выбора очередного партнера. И она выбирала по ямочке на подбородке, или по косичке волос, или по сверкнувшей из-под открытого ворота рубашки полоске загорелого тела и с наслаждением отдавалась случайному избраннику.

[Глава восемнадцатая] Эта сексуальная ненасытность продолжалась почти весь месяц, пока отсутствовала Лили.

[Глава восемнадцатая] Но однажды утром, утолив очередной взрыв страсти, она обнаружила, что совершенно не находит, что сказать лежавшему с ней рядом белокурому парню. Она и прежде не задумывалась о таких вещах, как беседы с любовниками, но в то утро ей вдруг захотелось какой-то доверительности, когда возлюбленные о чем-то говорят и смеются общим шуткам. Но парень с тем же тупым выражением лица недовольно спросил:

[Глава восемнадцатая] — Что-нибудь не так?

[Глава восемнадцатая] — О нет, все прекрасно, — солгала Джулия. И ей захотелось поскорей избавиться от него.

[Глава восемнадцатая] «Ты все еще не свободна, — сказала она себе. — Толпа мужчин, ничем не отличающихся друг от друга, разве это то, что нужно?»

[Глава восемнадцатая] Она отправилась в Сохо в магазин, где сквозь пыльную витрину видны были выставленные напоказ хирургические пояса и бутылочки патентованных лекарств с выгоревшими этикетками. В углу окна стоял указатель: «средства в помощь супругам». Ирония, заключавшаяся в этой надписи, была поистине удивительной. Она купила вибратор и стала пользоваться им, беспощадно вызывая в воображении безликие образы. Возбуждение наступало очень быстро, но без всякого накала, а затем тут же все пропадало.

[Глава восемнадцатая] — Пойдем со мной на репетицию, — предложила Мэтти.

[Глава восемнадцатая] — Вряд ли они позволят посторонним околачиваться рядом во время репетиции.

[Глава восемнадцатая] — Это другое, — сказала Мэтти.

[Глава восемнадцатая] Она уже закончила работу над фильмом «Девушка у окна», с явным облегчением распрощалась с собственной скучной ролью и с радостью подумала, что не придется каждый день изображать страсть к Тони Дрейку. После этого фильма Мэтти была без работы несколько недель. Она нарочно отказывалась от ролей, которые ей предлагал ее агент. Была какая-то роль в пошлой музыкальной комедии в Вест-Энде, которую начали ставить специально для известной звезды, и возможность сыграть студентку-медичку в «Палате скорой помощи».

[Глава восемнадцатая] — Хлеб с маслом, — пробормотал, покачивая головой, преемник Фрэнсиса Виллоубая. — Ты не можешь позволить себе упустить кусок хлеба с маслом.

[Глава восемнадцатая] — Я бы предпочла джин с эклерами, — отпарировала Мэтти.

[Глава восемнадцатая] И она продолжала сидеть дома в Блумсбери, перелистывая журналы или глядя свой новый телевизор, выходя лишь поесть в излюбленные ею кафе в то время, когда там беспорядочно теснились люди. В целях экономии, так как она была без работы, она вместо джина или виски пила испанское бургундское. Вино клонило ее в сон, и она часто засыпала прямо в кресле перед светящимся экраном телевизора.

[Глава восемнадцатая] И вдруг, без всякого предупреждения и предварительных договоров, ей позвонила какая-то женщина.

[Глава восемнадцатая] — Мэтти Бэннер?

[Глава восемнадцатая] — Я вас слушаю.

[Глава восемнадцатая] — Меня зовут Крис Фредерикс, из «Женской сценической группы». Мы видели вашу работу. Вы не хотели бы прийти почитать нам? Ставится новая пьеса, написанная молодым драматургом-женщиной. Вся постановка чисто женская. — Ее низкий, слегка хрипловатый голос понравился Мэтти.

[Глава восемнадцатая] Мэтти минуту раздумывала. Она никогда не слыхала о такой группе. Окинув взглядом комнату, пачку журналов на столике для телевизора и рядом три пустые бутылки из-под вина, она сказала:

[Глава восемнадцатая] — Да. Возможно, меня это заинтересует.

[Глава восемнадцатая] Крис Фредерикс дала ей адрес, какое-то место, по звучанию напоминавшее пакгауз, где-то к югу от реки, назначила день и час. И повесила трубку.

[Глава восемнадцатая] Мэтти подняла брови с иронической ухмылкой.

[Глава восемнадцатая] — Кажется, я собираюсь стать знаменитой актрисой, — резюмировала она. — Но почему бы им не сказать: «Пожалуйста, придите и почитайте нам?»

[Глава восемнадцатая] Она почувствовала, что гораздо больше горит желанием почитать, чем получила гарантий.

[Глава восемнадцатая] В назначенный день она отправилась по указанному адресу в Ламбет. Это был, как она и предполагала, какой-то склад. Побарабанив в огромную металлическую двустворчатую дверь и покричав во все горло несколько минут, Мэтти пришла к выводу, что перепутала день. Но тут она услышала грохот по ту сторону двери и одна ее половина раздвинулась, образовав узкую щель. Оттуда высунулась голова. Это была девушка с темными курчавыми волосами.

[Глава восемнадцатая] — О, привет, — улыбаясь сказала она. — Извините. Мы разговариваем. Не слышали стука. Входите.

[Глава восемнадцатая] Мэтти последовала за ней. Они миновали темное складское помещение, заваленное, как заметила Мэтти, деталями какого-то оборудования, а затем прошли через дверь в загородке в самом дальнем углу склада. За загородкой находилась маленькая комнатка с высоким потолком, в которой стоял один стол и несколько упаковочных ящиков. На всем, включая чайник на подносе, лежал слой пыли. Кофейные чашки, рукописи пьес, немного менее запыленная бутылка молока и открытая коробка шоколадных бисквитов были в беспорядке разбросаны по столу. Приблизительно около дюжины женщин сидели рядком на ящиках, разговаривая все разом. Две или три из них взглянули на Мэтти и улыбнулись, причем одна встала и протянула ей руку. У нее было моложавое лицо, но черные волосы уже основательно посеребрила седина. На ней были надеты джинсы и мужская рубашка.

[Глава восемнадцатая] — Вы, должно быть, Мэтти Бэннер? А я Крис Фредерикс.

[Глава восемнадцатая] Мэтти привыкла представляться и знакомиться, по крайней мере в профессиональном кругу, точно так, как привыкла пользоваться услугами студийной автомашины и шофера. Но члены «Женской сценической группы» не устроили ей никакой церемонии знакомства, выказав лишь простое дружеское расположение, оказываемое случайным людям. Мэтти подавила чувство оскорбленного самолюбия и решила, что этим они ей и нравятся. Она тепло пожала руку Крис.

[Глава восемнадцатая] — Как я уже вам говорила, у нас чисто женская группа. Кроме того, полная демократия. Все решения, административные и относительно ролей, мы принимаем сообща. Я исполняю функции директора только формально. У меня авторитета ничуть не больше, чем у любого члена группы. — Крис подтолкнула экземпляр рукописи через стол к Мэтти. — Вот, возьмите. «Одиссея обыкновенной женщины». Ну, начнем чтение? Все готовы?

[Глава восемнадцатая] Мэтти прервала ее:

[Глава восемнадцатая] — Два вопроса, прежде чем мы начнем. Почему вы пригласили меня?

[Глава восемнадцатая] — Элисон прочла ваше интервью. Там вы сказали, что женщины более интересные существа, чем мужчины. А кроме того, приняв вас в свой состав, мы можем быть уверены, что вы уделите работе должное внимание.

[Глава восемнадцатая] Это было самое странное чтение, в котором Мэтти когда-либо принимала участие.

[Глава восемнадцатая] Не было никаких режиссерских указаний или контроля. В итоге каждый вмешивался, когда хотел, высказывая свои чувства и мысли относительно текста. Если возникали серьезные расхождения, вопрос ставился на голосование.

[Глава восемнадцатая] На прочтение одной небольшой части ушло пять с половиной часов.

[Глава восемнадцатая] Мэтти нашла, что пьеса пикантна и забавна. Она считала также, что она слишком длинна и многословна. Все это ей удалось откровенно высказать. В пьесе было собрано несколько коротких сценок из мифов и истории, имевших целью показать разницу между мужчинами и женщинами.

[Глава восемнадцатая] Наконец с трудом они добрались до финала.

[Глава восемнадцатая] На какое-то время воцарилась тишина, но чувствовалось, как в пыльном воздухе еще эхом отдаются только что прочитанные слова.

[Глава восемнадцатая] Затем послышался робкий вопрос:

[Глава восемнадцатая] — Что вы об этом думаете?

[Глава восемнадцатая] В этот момент Мэтти поняла, что, несмотря на всю демократичность, они все-таки интересовались ее мнением.

[Глава восемнадцатая] — Я считаю, что пьеса нуждается в доработке. Она очень сырая, и хотелось бы сделать ее острее. Не исключая демократичности, разумеется.

[Глава восемнадцатая] Опять наступило молчание.

[Глава восемнадцатая] — Итак, вы беретесь за роль?

[Глава восемнадцатая] — Да, берусь, — сказала Мэтти.

[Глава восемнадцатая] Все вскочили и столпились вокруг Мэтти, наперебой пожимая ей руку.

[Глава восемнадцатая] — Добро пожаловать в «Группу»! — сказала Крис Фредерикс. — Как вы думаете, не пойти ли нам в кабачок отпраздновать это дело?

[Глава восемнадцатая] В кабачке они разместились за двумя столиками, болтая, перебрасываясь шуточками и остротами. В центре этой большой раскрепощенной группы женщин Мэтти почувствовала себя уютно и защищенно. Глядя на Джослин и Крис, сидевших рядышком за другим столиком, на кучки мужчин, лениво развалившихся на стульях бара, Мэтти испытывала какое-то новое ощущение.

[Глава восемнадцатая] За день до того, как Александр привез подросшую, посвежевшую Лили обратно в Гордон Мэншинз, какой-то молодой человек с большой дорожной сумкой вошел в магазин Джорджа Трессидера. У него было живое лицо, длинные волосы и куртка поверх полосатой тенниски. Он так разительно отличался от респектабельных посетителей «Трессидера», что Джулия неодобрительно нахмурилась. Подойдя прямо к ее конторке, он заявил:

[Глава восемнадцатая] — У меня есть для вас новая продукция. Я хочу заключить с вами договор на ее реализацию, с учетом исключительности прав.

[Глава восемнадцатая] — Если речь идет об исключительности, то вы попали как раз в нужное место.

[Глава восемнадцатая] Он светился энтузиазмом, а это всегда заразительно.

[Глава восемнадцатая] — Дайте мне лучше взглянуть на эту вашу прекрасную продукцию, — предложила Джулия.

[Глава восемнадцатая] Широким жестом, присущим магам и волшебникам, он стал вытаскивать из сумки полосу ярко-розового пластика. Пока Джулия смотрела во все глаза, он вставил в насадку ножной насос и стал надувать пластик. Прямо у нее на глазах бесформенный кусок пластика стал приобретать форму. Он все увеличивался в размере, пока не превратился в кресло с подлокотниками и спинкой, и даже с аккуратной пластиковой салфеточкой.

[Глава восемнадцатая] Джулия захлопала в ладоши и уселась в кресло. Оно поскрипывало, но зато было очень удобным.

[Глава восемнадцатая] — Надувная мебель, — пояснил он. — Это дешево и забавно.

[Глава восемнадцатая] — Думаю, вы правы: именно забавно.

[Глава восемнадцатая] Кресло было яркое, как детский надувной шарик, и представляло грубый контраст с бросавшимися в глаза предметами солидной обстановки, сделанными из старинного дуба и украшенными позолотой, расставленными вдоль стен магазина Джорджа Трессидера.

[Глава восемнадцатая] Дверь во внутренний офис открылась, и явился Джордж собственной персоной. Его взгляд быстро скользнул по посетителю и его тенниске, по дорожной сумке и сверкающему розовому креслу, на котором сидела Джулия.

[Глава восемнадцатая] — Посмотри, Джордж, — с воодушевлением начала объяснять она, — надувная мебель.

[Глава восемнадцатая] Джордж молча оглядел Джулию, продавца и кресло.

[Глава восемнадцатая] — Что вы на это скажете? — спросил незнакомец.

[Глава восемнадцатая] — Скажу, что это самая ненадежная штука, которую я когда-либо видел, — ответил Джордж. Он прошел мимо них, мимо сверкающей позолоты и мебели красного дерева и вышел на улицу с таким видом, как будто только на Кинг-роуд мог вдохнуть свежего воздуха, который не заражен, по крайней мере, розовыми надувными креслами.

[Глава восемнадцатая] Оставшиеся в магазине Джулия и продавец уныло посмотрели друг на друга, а затем расхохотались.

[Глава восемнадцатая] — Ничего, это был короткий выстрел на длинную дистанцию, — фыркнула Джулия, — эта вещь войдет в моду.

[Глава восемнадцатая] — Я думал, что здесь декораторы настроены на богачей нового класса: звезд, фотографов и парикмахеров. Я читал о вас в «Королеве».

[Глава восемнадцатая] — Это все Феликс, — сказала Джулия. Она протянула руку, и незнакомец пожал ее. — Меня зовут Джулия Смит.

[Глава восемнадцатая] — Томас Три. Вам действительно нравится кресло?

[Глава восемнадцатая] — Да. — При этом в голове Джулии уже вертелись новые мысли. — Если вы можете их изготавливать, я найду для вас точку сбыта в розничной торговле.

[Глава восемнадцатая] И тут у нее родилась блестящая идея.

[Глава восемнадцатая] Этот разговор стал случайно брошенным в землю зернышком, из которого выросла фирма «Чеснок и сапфиры».

[Глава девятнадцатая] Все началось с малого. Используя свои связи, Джулия нашла двух продавцов розничной торговли, которые изъявили желание попытать счастья с надувными креслами Томаса Три. И Томас был весьма удивлен, когда первые образцы были проданы сразу же, хотя Джулия уверяла его, что сама нисколько этому не удивилась.

[Глава девятнадцатая] — Нужно действовать быстро, — поучала она его. — Нельзя делать перерыв в шесть месяцев, иначе все об этой новинке забудут. — Она посмотрела на Томаса и заплаты на коленках его джинсов взглядом знатока. — Хотите, я подскажу, что нужно делать? Хотя, конечно, у вас нет никакой надобности принимать чьи-то советы.

[Глава девятнадцатая] — Я очень вам благодарен, — сказал Томас. — Похоже, у нас получилась неплохая артель.

[Глава девятнадцатая] — У вас есть деньги на материалы?

[Глава девятнадцатая] — Я найду их.

[Глава девятнадцатая] У Джулии не было денег, чтобы предложить ему. По его настоянию она взяла лишь небольшие комиссионные за проданный товар. Магазины продали кресла по очень высокой цене, но она знала, что Томасу едва ли перепало что-нибудь существенное.

[Глава девятнадцатая] Спустя три недели он явился с тремя дюжинами кресел из розового, зеленого, оранжевого и алого пластика. Когда он распаковывал их на квартире Джулии, они горели и переливались на солнце, и Лили весело подпрыгивала на оранжевом кресле, которое Томас надул для нее. Под глазами у Томаса были большие темные круги, и он заметно похудел по сравнению с тем, как выглядел, впервые появившись в магазине Джорджа.

[Глава девятнадцатая] — Посмотрим сначала, как пойдет сбыт этой первой партии, — предусмотрительно сказала Джулия.

[Глава девятнадцатая] — Еще у меня есть вот что, — заявил Томас. Он извлек из своей огромной сумки разноцветную катушку пластика. Прикрепив к нему ножной насос, он надул пластиковое деревце пальмы девятифутовой высоты, с кокосовыми орехами и попугаем. Личико Лили от восторга и изумления превратилось в сплошное «О-о!»

[Глава девятнадцатая] — Единственный экземпляр, — с гордостью сказал Томас. — Но если здесь поставить полдюжины таких деревьев, ваша парадная гостиная мгновенно превратилась бы в необитаемый остров.

[Глава девятнадцатая] Джулия несколько секунд смотрела на пальму, испытывая чувство, подобное тому, которое испытал бы Джордж Трессидер, представив полную комнату качающихся пластиковых листьев.

[Глава девятнадцатая] — Почему бы и нет? У вас еще какие-нибудь идеи?

[Глава девятнадцатая] — Сотни. Но на то, чтобы воплотить их в жизнь, не хватает денег.

[Глава девятнадцатая] — Продайте эти кресла, а затем сделайте заем в банке. Я попробую убедить Феликса дать на него гарантии.

[Глава девятнадцатая] — Надеюсь, это будет выгодно вам обоим, — сказал Томас.

[Глава девятнадцатая] Джулия проводила его до наружной лестницы.

[Глава девятнадцатая] — Я постараюсь заключить с продавцами более выгодную для вас сделку, — пообещала она. — Но вы не должны выплачивать мне комиссионных. И тогда кресла сами окупят себя.

[Глава девятнадцатая] Томас протянул руку, и после короткого колебания она пожала ее. Она заметила, что он смотрит на нее с восхищением, и отступила подальше от него, так как были еще слишком свежи воспоминания о месяце свободной жизни.

[Глава девятнадцатая] — До свидания, — сказал Томас. — Я скоро вернусь.

[Глава девятнадцатая] Кресла были быстро распроданы. Джулия заставила розничных торговцев выплатить за них больше, чем за первую партию, и сразу же переслала деньги Томасу Три. Все это значительно повысило последние расценки, но надувная мебель по-прежнему раскупалась сразу же, как только поступала в магазины.

[Глава девятнадцатая] — Вот и рынок сбыта, — подумала Джулия. Но у нее даже зачесался затылок, когда она обдумывала потенциальные размеры этого рынка и, в соответствии с этим, строила дальнейшие планы. Молодые люди, фланировавшие каждую субботу по Кинг-роуд, имели деньги, которые могли легко тратить. Джулия рассудила, что если они так много тратят на одежду, то могли бы выделить какую-то часть и на убранство своих комнат. Если, конечно, им предложить товар дешевый, красивый и новый. Самое главное — новый.

[Глава девятнадцатая] В течение этой весны и лета она тщательно выискивала товары, которые удовлетворяли бы ее собственный вкус. И как только она стала искать, тут же увидела массу возможностей.

[Глава девятнадцатая] У Питера Джоунса она почти наткнулась на несколько складных столиков и табуреток. Они были свалены за садовой мебелью: картонное покрытие было слишком тонким, а раскраска отвратительной, но зато сама идея была хороша. В дизайнерском магазине, на столе у Феликса она подобрала детали кресла квадратной формы, обтянутые алым винилом, и решила, что это тоже сгодится. Только слишком дорого стоит. Нельзя ли сделать его подешевле? В магазине светильников она увидела японские бумажные фонарики, которые можно было использовать в качестве абажуров, затем огромные белые стеклянные абажуры, дающие мягкий спокойный свет. На рынке кустарных изделий она облюбовала покрашенные вручную свечи в виде яблок, мороженого и бутылок от кока-колы, и там же, месяц спустя, она встретила девушку, продававшую атласные диванные подушки в форме губ, ушей и ладоней.

[Глава девятнадцатая] Ей нравилось, когда она натыкалась на что-то необычное, что заставляло искать еще усерднее. Особенно ей нравились вещи забавные, вызывающие или остроумные, которые заставили бы Джорджа высоко поднять брови и слегка содрогнуться.

[Глава девятнадцатая] Джулия знала, что все, что она уже где-то видела, было бы не ново. Ни в коем случае нельзя было копировать: весь фокус заключался в оригинальности. Она должна была буквально выследить свой товар у самого источника и была уверена, что если бы у нее было время посвятить себя этому занятию и хоть какая-то поддержка, она бы добилась успеха. Весь фокус заключался в том, чтобы выставить всю эту ошеломляющую коллекцию в одном месте. В магазине. Скажем, в магазине, который был бы местом встреч, где можно было бы посидеть и поболтать и где сдавались бы помещения, как, например, это делается в «Мэри Квонтс Базар», где продается одежда. И назывался бы он «Взрыв» или «Выстрел». Или просто «Композиция».

[Глава девятнадцатая] Томас Три настоял на том, чтобы пообедать вместе, чтобы отпраздновать начало дела. Банк согласился на выплату значительного кредита без всяких гарантий.

[Глава девятнадцатая] — Если я открою магазин, — спросила Джулия, — смогу ли я найти достаточно такого необычного товара, как ваши кресла?

[Глава девятнадцатая] Томас посмотрел на нее. Она помешивала свой кофе. Ее глаза ярко блестели.

[Глава девятнадцатая] — Десятки, — ответил он. — Люди, с которыми я учился в колледже, изобретают необычные вещи. Основная проблема — найти рынок сбыта. Люди весьма консервативны. Как моя мать. Ей нравится полированное темное дерево и цветная обивка.

[Глава девятнадцатая] Джулия улыбнулась.

[Глава девятнадцатая] — Как и Джорджу Трессидеру, за исключением его любимых ситцев и инкрустированного орехового дерева. — Она решительно посмотрела на Томаса и сказала — Томас, если я открою магазин, могу я получить исключительное право на продажу вашей мебели?

[Глава девятнадцатая] — Разумеется. На всю, какая будет.

[Глава девятнадцатая] — В таком случае вы будете моим партнером?

[Глава девятнадцатая] — Да.

[Глава девятнадцатая] Они обменялись рукопожатием. На этот раз Джулия не выдернула свою руку.

[Глава девятнадцатая] В ее первоначальный план входило убедить Джорджа и Феликса позволить ей организовать свое дело под крышей Трессидера. Если они помогут ей найти и купить свой магазинчик, хотя бы просто ссудив деньгами, они могли бы получать прибыль наравне с ней и Томасом. С самого начала у Джулии не было никаких сомнений, что прибыль потечет рекой. И она очень хорошо знала, что «Трессидер дизайнз» мог бы сделать свой вклад. В этом году впервые за все время своего существования компания имела невероятный успех.

[Глава девятнадцатая] Поразмыслив, Джулия решила сначала поделиться идеей с Феликсом.

[Глава девятнадцатая] — Давай вместе пообедаем, — предложила она ему. — Мне нужно с тобой поговорить.

[Глава девятнадцатая] Они медленно пошли по улице, подставляя лицо теплым лучам солнца. По дороге Джулия оглядывала толпу и витрины магазинов. Вдыхая свежий летний воздух, она подумала, что могла бы вот так же ощущать вкус и запах новизны, а также волнующего подъема и энергии. Это был первый летний сезон «Битлз»; девушки запрудили магазины и офисы, стремясь купить пластинки, а также предметы одежды с их изображениями. Казалось, все, проходившие мимо них, сливались в одну сплошную покачивающуюся сумку с этой последней новинкой.

[Глава девятнадцатая] — У тебя такой счастливый вид, — сказал Феликс.

[Глава девятнадцатая] — Я просто взволнована, — ответила Джулия. — У меня есть идея.

[Глава девятнадцатая] Она почти не прикоснулась к еде и вину, а без умолку говорила, размахивая руками, стараясь разжечь энтузиазм Феликса с помощью своего собственного. Он же сидел, смотрел на нее и думал, как приятно видеть прежнюю, оживленную Джулию. Он помнил, какое влияние оказала на него Джулия в те беспорядочные дни, когда впервые пришла с Мэтти, и, потягивая вино, сидя перед остывшей едой, он вспомнил вечер похорон Джесси. Он помнил с удивительной ясностью ощущение хрупкости Джулии, когда держал ее в своих объятиях. Он думал, что печаль и чувство вины состарили ее, но теперь казалось, как будто не было этих лет и ей опять можно было дать пятнадцать.

[Глава девятнадцатая] Она наклонилась через столик и коснулась его руки. Не отдавая себе отчета, он схватил ее руки и крепко сжал их. Любовь — дорогой товар, но он знал, что любит Джулию.

[Глава девятнадцатая] — Не правда ли, прекрасная идея?

[Глава девятнадцатая] Ее страстность заставила его вздрогнуть.

[Глава девятнадцатая] — Какая идея?

[Глава девятнадцатая] — Да та, о которой я тебе твержу битый час.

[Глава девятнадцатая] Феликс призадумался. Он вынужден будет ее разочаровать, но постарается сделать это как можно мягче.

[Глава девятнадцатая] — Идея в самом деле блестящая.

[Глава девятнадцатая] И он был действительно уверен в этом. Магазина, подобного тому, который описала Джулия, еще не было, и он знал по собственной клиентуре, что все оригинальное может с успехом распродаваться. У Джулии был свой стиль — и он восхищался им еще с того момента, когда впервые мельком увидел ее в «Ночной фиалке», — и если она сможет найти это, она наверняка это продаст. Вполне вероятно, что ее магазин начнет работать.

[Глава девятнадцатая] — Но я не думаю, что Джордж захочет поддержать тебя.

[Глава девятнадцатая] Истина заключалась в том, что Джордж не доверял Джулии. Феликс знал, что его нелюбовь к ней была основана на ревности. Джордж был достаточно чувственным и достаточно умным человеком, чтобы заподозрить некоторую близость между своим любовником и Джулией. Он терпел Джулию в «Трессидер дизайнз» единственно потому, что Феликс хотел дать ей работу, чтобы поддержать ее и Лили, и потому, что Джордж ни в чем не мог отказать Феликсу. И не без основания, мысленно поправил себя Феликс. Снабдив Джулию деньгами «Трессидера» для магазина, который будет торговать мебелью и пластиковыми изделиями, он не считал, что это было сделано бескорыстно.

[Глава девятнадцатая] Феликс постарался объяснить это Джулии, не предав Джорджа. Ведь Феликс любил также и Джорджа и должен был защищать его от любого, но он стал тяготиться этой слишком настойчивой и продолжительной связью. Говоря ей все это, он отводил глаза, стараясь смотреть в окна ресторана. Он видел прохожих, и ему казалось, что каждый поворот головы или движение руки наполнены эротикой. Подобно Джулии, он ощущал в это лето особый накал чувственной энергии, которой был заряжен даже пыльный городской воздух.

[Глава девятнадцатая] — Но ведь это принесло бы Джорджу основательную коммерческую выгоду, — убеждала Джулия. — А его имя никоим образом не будет связано с магазином, уверяю тебя.

[Глава девятнадцатая] — Но Джордж не нуждается в дополнительных деньгах, — мягко сказал Феликс. — Направь свои усилия, чтобы получить поддержку, на кого-нибудь другого. Если в этом, конечно, будет какой-нибудь толк, — добавил он. — Я могу предложить тебе мои собственные две или три тысячи.

[Глава девятнадцатая] Ее лицо тотчас озарилось сияющей улыбкой благодарности. Она потянулась через столик и поцеловала его.

[Глава девятнадцатая] — Ты ангел!

[Глава девятнадцатая] — Но это не все, — предупредил он. — Найди какое-нибудь достаточное для этого помещение под аренду, высчитай проценты, распредели суммы в соответствии со стоимостями. Ты могла бы занять необходимую сумму в своем банке.

[Глава девятнадцатая] — Именно это я и посоветовала Томасу, — просияв, сказала Джулия. — И Томас сделал это.

[Глава девятнадцатая] — Гм… Могла бы ты привлечь еще кого-нибудь? Скажем, Мэтти?

[Глава девятнадцатая] — Думаю, Мэтти следует поберечь сейчас свои деньги. Про черный день и всякое такое. Не думаю, чтобы она могла на многое рассчитывать в «Женской сценической группе». Я имею в виду финансовую сторону.

[Глава девятнадцатая] Феликс и Джулия посмотрели друг на друга и тут же переключились на другую тему.

[Глава девятнадцатая] — А как насчет Александра?

[Глава девятнадцатая] Лицо Джулии сразу потускнело.

[Глава девятнадцатая] — Это исключено.

[Глава девятнадцатая] Она только накануне виделась с ним. Он приезжал, чтобы взять Лили опять в Леди-Хилл. Джулия решила извлечь из этого пользу для себя. И Лили полезно было побыть на свежем воздухе в середине лета. Квартирка на Гордон Мэншинз была темной, а на улице невозможно было продохнуть от пыли. В Леди-Хилле девочка могла играть в саду и кататься на трехколесном велосипеде по тенистому двору. Джулия отчетливо представила себе эту картину: стремительные рывки, которые делает малышка, темноволосую головку, вытянутую вперед и склонившуюся к рулю. Пребывание с отцом пойдет ей на пользу. Александр будет уделять ей гораздо больше времени, чем смогла бы это делать Джулия. Зато она использует предоставленную ей свободу на свои дела. Например, на поиски помещения и капитала, раз у нее возникла проблема с деньгами. Когда исчезнет необходимость заботиться о Лили, не будет такой спешки, так как нужно было то увидеться с новым конструктором, то мчаться с Томасом взглянуть на какую-нибудь новинку; и она стала ждать этой свободы с отчаянным нетерпением.

[Глава девятнадцатая] И все же, когда подошло время обратиться за помощью к Александру, она едва смогла заставить себя сделать это. Но она должна. Это касалось ее дела, и она не могла теперь отступать.

[Глава девятнадцатая] Лили уехала счастливая и довольная. Она переводила взгляд с отца на мать с каким-то особым значением, с тем пониманием, которое может быть у трехлетнего ребенка, сознающего силу своей власти над взрослыми. Затем она вложила свою ручку в руку Александра.

[Глава девятнадцатая] — Пойдем в машину. — Она любила ездить в автомобиле, а у Джулии своего не было.

[Глава девятнадцатая] — Слушайся папочку и бабусю Фэй. Счастливого отдыха. — А про себя подумала: «Я не буду плакать. Они не должны видеть моих слез».

[Глава девятнадцатая] Джулия и Александр даже не взглянули друг на друга. Они вежливо и холодно перекинулись парой слов; Александру очень понравилось оранжевое пластиковое кресло, оставленное Томасом для Лили.

[Глава девятнадцатая] — Его сделал один мой знакомый. Я помогаю ему продавать его изделия.

[Глава девятнадцатая] — Это хорошо.

[Глава девятнадцатая] Даже после их отъезда Джулия все еще слышала, как в ее голове звучали совсем иные слова. Но они не могли быть произнесены между этими двумя надменными, безразличными людьми, какими они стали друг для друга. Оставшись одна, она ощутила почти физическую боль от желания услышать детский голосок или прикоснуться к Лили. «Нужно погрузиться в работу, — подумала Джулия. — Работа притупит боль. Необходимо призрачную мечту претворить в ощутимую реальность».

[Глава девятнадцатая] — Я не могу просить у Александра, — повторила она Феликсу.

[Глава девятнадцатая] — Ладно, найдем кого-нибудь другого. Не думаю, что это будет таким уж трудным делом.

[Глава девятнадцатая] Джулия улыбнулась ему. Она вдыхала запах его дорогого лимонного одеколона, смешавшегося с ароматом кофе, французских сигарет и чеснока.

[Глава девятнадцатая] — Ты настоящий друг. Надеюсь, твоя вера в мое коммерческое предприятие будет оправдана.

[Глава девятнадцатая] — Я тоже на это надеюсь.

[Глава девятнадцатая] Они допили вино, съели по бутерброду и вышли опять на улицу под теплые лучи августовского солнца.

[Глава девятнадцатая] Банковский управляющий пристально уставился на нее, оторвавшись от огромного сверкающего полированного стола, на котором не было ничего, кроме принесенных Джулией аккуратно отпечатанных бумаг и цифровых расчетов. Хмурое выражение лица управляющего менялось на глазах.

[Глава девятнадцатая] Джулия сделала все в точности так, как посоветовал Феликс. После недели интенсивных поисков она нашла маленький магазинчик, прямо на Кинг-роуд, который сдавался внаем. «Если упущу этот, — подумала она, — то смогу найти без особых хлопот другой аналогичный». Она высчитала стоимость ренты и проценты за год, прибавила эти цифры к минимальным затратам на сборочную мастерскую и основные издержки на капитал. Ей придется брать себе небольшой оклад, не более прожиточного минимума. Она подсчитала, что если откроет магазин к Рождеству, то есть надежда выкрутиться уже через несколько месяцев. И вот она пришла, чтобы положить все свои расчеты перед управляющим банком.

[Глава девятнадцатая] Когда Джулия тщательно подготовила все вычисления, они показались ей совершенно нереальными, но Феликс и Томас уверили ее, что все выглядит вполне по-деловому.

[Глава девятнадцатая] Управляющий все вертел и вертел между пальцами свой «паркер».

[Глава девятнадцатая] — Как будет называться ваш… э-э… магазин, леди Блисс? Предлагаемое вами дело, кажется, не имеет названия.

[Глава девятнадцатая] Джулия едва сдержала ухмылку. Да, имя играет немаловажную роль. Возможно, то, что она назвалась леди Блисс, произвело на управляющего гораздо большее впечатление, чем это сделала бы некая Джулия Смит.

[Глава девятнадцатая] — Я хочу назвать его «Чеснок и сапфиры».

[Глава девятнадцатая] Управляющий заморгал глазами.

[Глава девятнадцатая] — Но, как я понимаю, вы не собираетесь продавать ни овощи, ни драгоценные камни?

[Глава девятнадцатая] Джулия поняла, что может не получить заем.

[Глава девятнадцатая] — Это слова из стихотворения. Очень известного стихотворения, правда. — Она принесла томик стихов из Холнборнской библиотеки и читала его, живя в квартире Мэтти, в Блумсбери. — Такое название магазина будет звучать необычно и интригующе.

[Глава девятнадцатая] — Понимаю.

[Глава девятнадцатая] Ясно было, что он ничего не понял. Джулия догадывалась, что последнее стихотворение, запомнившееся ему, было «Нарциссы», которое проходили в четвертом классе. А что-нибудь необычное и интригующее не имело ничего общего с целями бизнеса. Он сложил ее бумаги перед собой в стопку и похлопал по ней, уравнивая края. Затем объяснил, почему не намерен давать ей заем, несмотря даже на наличие ее собственного капитала в две с половиной тысячи фунтов. Она заранее решила не упоминать, что деньги принадлежат Феликсу.

[Глава девятнадцатая] — У меня есть печальный опыт, — заключил он, принимая напыщенный вид умудренного жизнью человека. — Возможно, если бы ваш муж…

[Глава девятнадцатая] — Мой муж не имеет к этому делу никакого отношения, — холодно сказала Джулия.

[Глава девятнадцатая] Она встала и хотела забрать свои бумаги.

[Глава девятнадцатая] — А если бы на моем месте оказался мужчина, вы отнеслись бы к предложению иначе? — спросила она.

[Глава девятнадцатая] Этот тип не уловил даже истинный смысл вопроса.

[Глава девятнадцатая] — Возможно, — ответил он. Сделав для себя пометку, он надел на ручку колпачок. Разговор был окончен.

[Глава девятнадцатая] Джулия стремительным шагом прошла мимо столов его подчиненных, находившихся в соседнем помещении. Это напомнило ей собственное рабочее место за дверью кабинета Джорджа Трессидера, и она дала себе слово, что больше ни одного дня не останется в этом подчиненном положении. Она вышла из банка и направилась к реке. Легкий бриз с характерными речными испарениями освежил ее разгоряченное лицо. Когда гнев немного утих, она остановилась и, облокотившись о парапет, стала смотреть на воду.

[Глава девятнадцатая] Внизу отражался свет от зеленых олив, как это было в тот день, когда она встретила Александра…

[Глава девятнадцатая] Джулия поникла. Она вспомнила данное себе обещание, но на этот раз нужно было не только выжить, но и добиться блестящего стремительного успеха.

[Глава девятнадцатая] В какой-то момент она стала понимать Мэтти, ее первоначальное желание стать актрисой, завоевать имя, стать знаменитостью. Мэтти добилась этого совершенно самостоятельно. Завоеванное ее призвание притягивало, заставляло Джулию искать общества подруги. И если Мэтти смогла сделать это, то и Джулия сможет. И не вопреки тому, что она женщина, а именно благодаря этому. Она найдет необходимые ресурсы и без мужа или любовника, без опоры и щита. И это будет что-то такое, что она сможет потом передать Лили, даже если сюда не будут входить луга, большой сад или надежная защита родовых стен.

[Глава девятнадцатая] Но пока что ничего этого нет.

[Глава девятнадцатая] Решение добыть достаточно денег, чтобы объединить их с теми, что дал Феликс, стало для нее навязчивой идеей. Джулия отправлялась ко всем, кто, по ее мнению, мог дать ей в долг, просила, подольщалась и обхаживала. И когда муж Софии, Тоби, не смог устоять против такой атаки, он представил ее своему приятелю-банкиру, у которого были кое-какие наличные для вклада. Тот внимательно прочел предложение Джулии, задал ей несколько вопросов, а затем, к ее несказанной радости, согласился оформить заем.

[Глава девятнадцатая] Она набралась храбрости, написала Джорджу заявление об уходе, а затем пошла и заверила лицензию на владение магазином.

[Глава девятнадцатая] — Я добилась этого, — сказала она Томасу Три. — Мы открываем дело.

[Глава девятнадцатая] — Я добилась этого, — повторила она Мэтти. — Теперь ты имеешь дело с владелицей «Чеснока и сапфиров».

[Глава девятнадцатая] Мэтти вскрикнула от радости.

[Глава девятнадцатая] — Ну, теперь дело пойдет. Надеюсь, оно оправдает надежды.

[Глава девятнадцатая] Она пришла посмотреть магазин вместе с Крис Фредерикс. Мэтти выглядела гораздо счастливее, чем была все последние месяцы. Ее лицо округлилось, а волосы были круто завиты. Она отказалась от своих обтягивающих бедра юбок и сапог до колен, заменив их на джинсы и рубашку — обычную одежду всех членов «Группы». Но что больше всего бросалось в глаза, так это ее непривычная мягкость. В прошлом Мэтти была очень остра на язык и часто бывала агрессивна, защищая себя. А теперь, хоть она и была остроумной и смеялась, в основном над собой, стала более раскрепощенной и понимала шутки.

[Глава девятнадцатая] Увидев ее с новой подругой, Джулия сдержала чувство ревности. Она подумала: «Мэтти наконец-то счастлива. Это самое главное».

[Глава девятнадцатая] После того как были высказаны все восторги по поводу магазина, подруги пригласили Джулию в ресторанчик. Они немного подтрунивали над ее джином и тоником, так как сами пили пиво, и Джулия улыбалась, слушая Мэтти, которая, сколько она ее помнила, никогда не раскрывала газеты, разве что пробегала глазами свой гороскоп, а теперь обсуждала проблемы женской эмансипации, свободы рабочих и теорию Карла Маркса.

[Глава девятнадцатая] Феликс спросил у Джулии:

[Глава девятнадцатая] — Может, позволишь мне помочь с дизайном твоего магазина, несмотря на то, что ты отвергла мое предложение обставить твою квартиру?

[Глава девятнадцатая] Она бросилась ему на шею.

[Глава девятнадцатая] — Вряд ли я осмелилась бы попросить тебя об этом. И ты знаешь, что я не могла позволить тебе этого с квартирой!

[Глава девятнадцатая] Это было восхитительное время, когда они занимались этой работой.

[Глава девятнадцатая] — Я бы хотела белое с серебром, — сказала Джулия. — Под старинное серебро. Моды шестидесятых.

[Глава девятнадцатая] Они покрасили внутренние стены магазина белым, а Феликс купил у одного итальянского дизайнера дюжину анодированных серебром прожекторов дня подсветки. Когда их доставили, Джулия скептически осмотрела их, но когда подключили электричество и Феликс включил все, она ахнула от восхищения. Яркий чистый белый свет заиграл на полу и стенах.

[Глава девятнадцатая] — Твой товар будет сверкать, как сапфиры, — сказал Феликс. Через год все новейшие магазины и рестораны имели освещение с подсветкой.

[Глава девятнадцатая] Феликс сделал низкие деревянные плинтусы и пирамиды, на которые нанес методом напыления серебряное покрытие, а Томас купил лист алюминия, разгладил и отполировал, чтобы сделать из него полки вдоль стен.

[Глава девятнадцатая] — Кажется, будет восхитительно, — взволнованно говорила Джулия. — Надеюсь, я найду достойный всего этого товар.

[Глава девятнадцатая] В самые занятые дни она брала напрокат подержанный автомобиль и объезжала колледж по изобразительному искусству, выставки, компании по импорту и оптовые распродажи. Большинство вещей она отвергала, но стоило ей увидеть что-нибудь стоящее, как она тут же заключала сделку и не отступала, пока не договаривалась о точной дате поставки. Она обнаружила в себе таланты, которые ей и не снились. Она могла сбить цену на импортное стекло, не заключая договора на приобретение бокалов для вина, что входило в условие фирмы. Она могла дать обещание дизайнеру, с неохотой идущему на соглашение, пойти на кое-какие уступки, приводя в качестве гарантии предложение посетить ее великолепный магазин.

[Глава девятнадцатая] Большую часть товаров ей приходилось оплачивать вперед, потому что она была человеком новым и неизвестным в этих кругах, и она всякий раз пугалась, подписывая чеки в книжке своей новой компании. Но все это еще и развлекало ее. Ей нравилось волнение, которое она испытывала, когда находила что-нибудь по своему вкусу, и желание продать было ни с чем не сравнимым чувством.

[Глава девятнадцатая] Когда, наконец, мало-помалу были закончены работы со сборочной мастерской, стала поступать продукция. Все трое, Феликс, Джулия и Томас, были похожи на детей на рождественском празднике. Они оставались в магазине до глубокой ночи, распаковывая ящики, вынимая новейшие сокровища и бережно перенося их с серебряных плинтусов на серебряные полки, выискивая ракурс, с которого они бы смотрелись лучше всего.

[Глава девятнадцатая] Однажды поздним вечером, после того как Феликс и Томас ушли домой спать, Джулия стояла, созерцая свое бело-серебряное творение с яркими пятнами цветного товара, сверкавшего подобно драгоценным камням. Пальма Томаса стояла у окна, на ее пластиковые листья падала тень темноты с улицы. На этот раз она не думала о деньгах, которых все это стоило, и не подсчитывала возможный доход, благодаря которому она сможет компенсировать затраты.

[Глава девятнадцатая] Она с энтузиазмом говорила себе: «Это правильный путь». В какой-то момент она уже свыклась с мыслью о полном крушении всех надежд и скуке, тянувшейся все последние годы. Они были почти осязаемы. Теперь же она постоянно находилась в состоянии беспокойства и усталости, но зато она как бы проснулась после долгого сна. Она была по-прежнему одинока, но это одиночество подстегивало ее и служило горючим.

[Глава девятнадцатая] Теперь она многое поняла, думая об Александре и о том, как мало счастья смогла дать ему. Она думала также и о Джоше, но с некоторым холодком. Я буду учиться стойкости, решила она.

[Глава девятнадцатая] Она в последний раз прошлась по магазину, прикасаясь к полоскам серебра и поправляя стеклянные изделия так, чтобы на них падал свет. Затем подошла к панели с выключателями. Она гасила один белый кружок света за другим, и магазин постепенно погружался в темноту. Наконец она заперла дверь и поехала домой в автомобиле, взятом напрокат.

[Глава девятнадцатая] В самый ответственный момент окончания работ по обустройству магазина Александр привез домой Лили. Ему необходимо было ехать за границу по какому-то выгодному делу, огорченно сообщил он.

[Глава девятнадцатая] Лили сбежала вниз по лестнице и попала прямо в объятия матери. Она подросла и стала тяжелее. На ней было надето незнакомое Джулии розовое платье с круглым воротничком, купленное, по всей вероятности, Фэй. Джулия взяла девочку на руки и притворилась, что зашаталась под тяжестью ее веса. Она сгребла вьющиеся волосы Лили и поцеловала ее, в то время как малышка щипала ее за щеки и за нос, громко пересказывая новости. У Джулии не было даже времени соскучиться по дочери, и она знала, что будет слишком занята работой, чтобы уделять ей теперь достаточно внимания. Знакомое чувство вины и беспокойства смешалось с чувством любви и радости от встречи.

[Глава девятнадцатая] — А там есть пони, и я ездила на нем!

[Глава девятнадцатая] — Неужели? А я не умею ездить на пони.

[Глава девятнадцатая] — Почему же ты не приехала и не посмотрела, как я это делаю?

[Глава девятнадцатая] Вскинув глаза, Джулия встретилась взглядом с глазами Александра.

[Глава девятнадцатая] — Сейчас я занята подготовкой нашего нового магазина. Вот подожди, я покажу его тебе, он такой красивый.

[Глава девятнадцатая] Александр вошел за ними в квартиру. Лили бегала туда-сюда, отыскивая полузабытые сокровища и раскладывая их на кроватях и стульях. Заметив, что Джулия наливает ему выпить, Александр, не подумав, выпалил:

[Глава девятнадцатая] — Ты выглядишь счастливой, Джулия.

[Глава девятнадцатая] Она протянула ему стакан и уклончиво ответила:

[Глава девятнадцатая] — Я очень занята. Некогда думать о том, как ты выглядишь. — Она боялась, что он зондирует почву, и добавила, чтобы отвлечь его мысли — Как Леди-Хилл?

[Глава девятнадцатая] Он понял этот маневр и сменил тему разговора, переведя его на распродажу английской мебели, которая состоится в следующем месяце.

[Глава девятнадцатая] — Там есть обтянутая парусиной панельная обивка и несколько прекрасных стульев. Мне они очень нужны. Феликс собирается туда съездить выполнить мой заказ. Он тебе не говорил об этом?

[Глава девятнадцатая] — Нет, не говорил.

[Глава девятнадцатая] Феликс был большим тактиком. Он никогда не упоминал о работах, выполняемых в Леди-Хилле, если Джулия не спрашивала об этом, а она редко интересовалась этим.

[Глава девятнадцатая] — Ну что ж, надеюсь, ты приобретешь то, что тебе нужно. — «Одержимость, — подумала она. — У Александра — Леди-Хилл, а у меня теперь — “Чеснок и сапфиры”. Оба мы вкладываем свою любовь и энергию в безжизненные вещи». Впервые ее поразило такое сходство между ними. Лили вбежала в комнату, таща в охапке кучу игрушек.

[Глава девятнадцатая] Но ведь мы оба любим Лили. Что случилось бы, будь она постарше? Тревога опять сжала сердце. Дети также не могут чувствовать себя в полной безопасности, находясь с родителями, как мужчины и женщины. Джулия на собственном опыте убедилась в этом. Она содрогнулась и крепче сжала стакан, чтобы не расплескать вино, и украдкой облизала край, надеясь, что Александр не заметит этого.

[Глава девятнадцатая] — Похоже, Лили научилась играть самостоятельно.

[Глава девятнадцатая] Александр улыбнулся.

[Глава девятнадцатая] — Надеюсь, что да.

[Глава девятнадцатая] Лето, проведенное в Леди-Хилле, очень сблизило их. Казалось, Лили заметно повзрослела, превратившись из непредсказуемого ребенка, которого он брал на загородные прогулки во время уик-эндов или первого длительного визита в усадьбу, во вполне самостоятельную личность. Теперь она была образцом благоразумия и спокойствия. Чина и Фэй в этом отношении сыграли свою положительную роль. На этот раз эти двое стали друзьями.

[Глава девятнадцатая] Александр откладывал всю свою работу в вечернее время, когда Лили укладывали спать. В течение ряда долгих жарких дней они обследовали сад и окрестные луга. Устраивали пикники и переходили вброд реку, а Лили демонстрировала свое умение плавать в глубоком пруду, под сенью ольховых деревьев, в котором Александр в детстве учился плавать. Он наблюдал, как она разводила ручки и ножки, двигаясь почти по поверхности воды, и испытывал смешанное чувство гордости и восхищения.

[Глава девятнадцатая] Он соорудил ей домик под низкими ветвями дуба и учил взбираться по приставной лестнице к маленькой дверце. Лили притащила туда из кухни тарелки и чашки и торжественно приглашала отца в свой домик на банкеты, состоящие из нарезанных листьев и чая из лепестков роз. Он обнаружил, что почти с таким же удовольствием играет в эти игры, как и сама Лили, и удивлялся, почему не помнит игр, в которые сам играл в детстве.

[Глава девятнадцатая] — Я слишком долго рос и поэтому такой длинный, — говорил он ей, и она сочувственно кивала.

[Глава девятнадцатая] — Не расстраивайся. Возьми лучше чашку чая.

[Глава девятнадцатая] Девочка любила Леди-Хилл, и Александр видел это. Это доставляло ему одно из самых больших удовольствий, которые могло дать ее общество. Она следовала за ним по всему дому, не испытывая никакой боязни к темным, отдаленным закоулкам, все еще ожидавшим ремонта, не трепеща от благоговейного страха перед анфиладой пустых, разносящих эхо огромных комнат и мрачных коридоров. Ее голосок тоже эхом отдавался в пустоте, когда она окликала его. Этот дом и сад были местом ее игр, и она приняла владение ими без всяких колебаний. Александр был в восторге.

[Глава девятнадцатая] — Она вполне может занять себя, — сказал он Джулии.

[Глава девятнадцатая] Джулия перевела взгляд с одного на другую, но она помнила этот дом с почерневшими стенами и торчащими, подобно костлявым пальцам, стропилами. Теперь, конечно, стены вычищены и крыша полностью перекрыта заново. И думать, что эти костлявые пальцы протянулись, чтобы схватить Лили, было всего лишь игрой больного воображения. Стакан с вином опять задрожал в руке Джулии.

[Глава девятнадцатая] — Свежий воздух пошел ей на пользу, — сказала она, стараясь казаться оживленной.

[Глава девятнадцатая] Александр собрался уходить.

[Глава девятнадцатая] — Через пару недель я открываю магазин, — сказала ему Джулия. — По этому поводу будет вечеринка.

[Глава девятнадцатая] Он вежливо кивнул.

[Глава девятнадцатая] — Желаю удачи. Извини, я не смогу быть. Но эта работа окупит себя.

[Глава девятнадцатая] — Конечно. — Она хотела, чтобы он пришел посмотреть, но не желала, чтобы он знал о ее деле слишком много. Даже теперь мелочность поступков приводила ее в уныние.

[Глава девятнадцатая] Когда Александр ушел, Лили сказала:

[Глава девятнадцатая] — Теперь давай играть.

[Глава девятнадцатая] Джулия огляделась кругом, и квартира показалась ей такой убогой, с этими маленькими комнатками и окнами, выходящими на унылую улицу. В последние несколько недель она приходила сюда только спать. А теперь эта квартира опять должна была стать домом для них обеих. Она попыталась приветливо улыбнуться. У нее лежала целая кипа деловых бумаг, которые необходимо было просмотреть, и еще нужно было сделать полдюжины телефонных звонков.

[Глава девятнадцатая] — Послушай-ка, почему бы тебе не порисовать?

[Глава девятнадцатая] И вот они устроились за столом: Лили, со своими красками и баночкой с водой, по одну сторону, Джулия, со своими бумагами, по другую. Раздражение, которое нарастало от необходимости постоянно отвлекаться от работы, чтобы принимать участие в занятиях дочери, в конце концов выбило ее из колеи. Она могла делать свои расчеты, если нужно, всю ночь напролет, но поставщики не обрадуются, если она станет звонить им за полночь.

[Глава девятнадцатая] — Лили, я занята.

[Глава девятнадцатая] — А папочка никогда не бывает занят.

[Глава девятнадцатая] Джулия тряхнула головой. Глядя в детские невинные глаза, Джулия прочла вдруг в них признаки чего-то нового — сильной воли и неповиновения. Этим она была так похожа на своего отца.

[Глава девятнадцатая] — Но папы ведь здесь нет, не правда ли? — от волнения ее голос прозвучал резко. Ей показалось, что она ощутила такую же детскую беспомощность, как и Лили.

[Глава девятнадцатая] Пристальный взгляд Лили оставался непоколебим.

[Глава девятнадцатая] — Я хочу играть. Я не хочу рисовать.

[Глава девятнадцатая] Терпение Джулии иссякло. Она взорвалась.

[Глава девятнадцатая] — Мы не всегда можем делать то, что нам хочется. Как бы вы там не считали со своим папочкой. — «Так. Теперь я поставила их двоих по одну сторону, а сама выступаю противоборствующей стороной. И все это произошло в течение какого-то часа».

[Глава девятнадцатая] Джулия со стуком положила ручку и обошла стол. Подняв Лили со стула, она обняла ее.

[Глава девятнадцатая] — Я люблю тебя, — прошептала она. Этот неистовый порыв вызвал у Лили еще большее удивление, и Джулия поняла, что этим привела ее в замешательство.

[Глава девятнадцатая] Неизвестно откуда в голову пришла мысль: «Если бы у меня была настоящая мать, разве я сама не стала бы лучшей матерью?»

[Глава девятнадцатая] Загадка казалась неразрешимой. Джулия пыталась сосредоточиться на действительной ситуации.

[Глава девятнадцатая] — Завтра ты можешь поехать к Форгум — «Форгум» было имя, данное Лили своей воспитательнице. — И играть с Уорреном и игрушками.

[Глава девятнадцатая] — Не хочу! — завопила Лили. — Она мерзкая! — Она сознавала свое преимущество и сейчас пустила его в ход. Как настоящий, взрослый противник. Если бы Джулия не оказалась захваченной врасплох, она могла бы рассмеяться.

[Глава девятнадцатая] — Нет, она не такая. Она твой друг, как и Уоррен. Ладно, пойдем сейчас в парк, если тебе так хочется играть.

[Глава девятнадцатая] Из-под мокрых еще ресниц девочки заискрилась радостная улыбка.

[Глава девятнадцатая] Утром у миссис Форган она плакала и цеплялась за юбку Джулии. Воспитательница поджала губы.

[Глава девятнадцатая] — Она совершенно выбита из колеи, миссис Блисс. После нескольких недель отсутствия это неудивительно.

[Глава девятнадцатая] Джулия чувствовала, как трусливо сдает позиции.

[Глава девятнадцатая] — Извините. У меня не было другого выхода. — Она высвободила свою руку из ручонок Лили и побежала прочь, стараясь не слушать доносящихся из-за двери воплей. Она поспешила в магазин и принялась за работу со всем энтузиазмом, на который только была способна, пока не настало время снова ехать к миссис Форган забирать Лили.

[Глава девятнадцатая] Последние две недели подготовки перед открытием магазина «Чеснок и сапфиры» были очень изматывающими. Лили быстро поняла, что магазин был ее соперником, претендовавшим на внимание матери, и она пустила в ход все имевшиеся у нее средства, чтобы отвлекать от него Джулию. Здесь было все, начиная от приторно-сладкого очарования и кончая безудержными вспышками раздражения, а затем слабостью и вполне убедительным недомоганием. Джулия твердила себе, что девочке всего три года, она нужна ей, и малышке нужно дать понять, что так она ничего не выиграет.

[Глава девятнадцатая] Она гнала от себя образ Бетти, неотвязно преследовавший ее, и старалась изо всех сил быть терпеливой и ласковой. Она давала Лили успокаивающие средства, терпеливо ждала, пока вспышки раздражения не перейдут в плач, и жила теперь с постоянным чувством вины, что в дочери не осталось прежней мягкости и тепла.

[Глава девятнадцатая] Эти усилия дорого стоили Джулии. Иногда она чувствовала, что ненавидит собственного ребенка, и ощущала этот груз, как камень на шее. Казалось, что чувства любви и вины стали неразлучными чудовищными партнерами.

[Глава девятнадцатая] И вот однажды в полдень Джулия пришла домой, переполненная заботами о своем бизнесе до головной боли, имея в перспективе на вечер длинную вереницу подсчетов. Неохотно волоча обутые в сандалии ноги, Лили вдруг ухватилась рукой за железные перекладины лестницы и отказалась идти дальше.

[Глава девятнадцатая] — Пойдем, Лили, я устала, — попросила ее Джулия.

[Глава девятнадцатая] — Я застряла, — заявила Лили с довольным видом.

[Глава девятнадцатая] Внезапно вспыхнувший гнев, словно молния, пронзил Джулию. В этот момент она почувствовала такую безудержную силу, что могла бы оторвать перила от каменных ступеней. Но вместо этого она схватила Лили за руку и дернула ее. Ручонка девочки с силой вывернулась, а затем освободилась. Не оборачиваясь, Джулия потянула Лили. Она вся кипела от гнева. Ей хотелось ударить девочку. Ее охватило безумное, яростное чувство. Но тут каблук Джулии застрял в щели последней ступеньки, она споткнулась, и обе с размаху упали у дверей собственного дома. Джулия лежала, тяжело дыша, словно пойманный зверь, и накопившаяся злая энергия постепенно выходила из легких. Она открыла глаза и, пытаясь встать, взглянула на дочь, и тут увидела, что ребенок пятится от нее. У Лили было каменное лицо: от потрясения и страха она не могла даже плакать.

[Глава девятнадцатая] Глаза Джулии скользнули по ее руке. Нежная кожа покраснела вокруг того места, где проходила длинная белая полоска свежей царапины. На ней выступили три капельки крови.

[Глава девятнадцатая] — О Боже, Лили! Что я наделала! Прости меня. Прости мамочку.

[Глава девятнадцатая] Ее начал трясти нервный озноб, так что застучали зубы. Дрожащей рукой она пыталась найти в сумке ключ от двери. Кое-как открыв дверь, она сгребла в охапку Лили и, словно преступник, украдкой окинула взглядом лестницу. Никого. Никто не видел этой ужасной сцены. Джулия забросила в дверь рассыпавшиеся у входа вещи и, шатаясь, прошла через прихожую вместе с Лили на руках. Дома к Лили вернулась способность издавать звуки. Она открыла рот, глубоко вздохнула и залилась слезами. Джулия опустилась на пол и начала ее покачивать, пытаясь успокоить дочь и изо всех сил сдерживая рыдания.

[Глава девятнадцатая] Как только к ней вернулась способность соображать, Джулия, не спуская девочку с рук, подошла к телефону. Прижимаясь друг к другу мокрыми от слез щеками, они сели на кровать, и Джулия набрала номер Мэтти. Это было поистине чудо, что Мэтти оказалась дома.

[Глава девятнадцатая] — Пожалуйста, приезжай немедленно, — сказала Джулия. — Мне нужна твоя помощь.

[Глава девятнадцатая] Мэтти сидела, держа на коленях Лили. В последнее время она носила прическу в виде собранных в узел волос, перетянутых шнурком от ботинок, но Лили удалось развязать этот узел, и теперь она играла с блестящими золотистыми шнурками. Мэтти осмотрела ранку на ее руке, которая стала к этому времени ярко-красного цвета.

[Глава девятнадцатая] — Перелома нет, — ободряюще сказала она.

[Глава девятнадцатая] Но она не предложила Джулии выпить спиртного — свое обычное средство от всех бед, а приготовила чашку чая с сахаром. Джулия выпила его, не ощущая вкуса.

[Глава девятнадцатая] — Я хотела причинить ей боль, — шепотом призналась она, испытывая необходимость исповедаться. Она чувствовала что-то отвратительное, что жгло ее сильнее, чем этот горячий чай.

[Глава девятнадцатая] Мэтти не сводила с нее глаз.

[Глава девятнадцатая] — Это то, чего ты не должна делать, — сказала она, — от этого возникают большие проблемы. Все допускают это или бывают близки к этому. Ты не чудовище и не исключение. Я видела, как поступала Роззи со своими детьми, моя мать с нами, когда мы были маленькими, пока совсем нас не покинула. Да и сама я с Фил или Мэрилин, да и со всеми остальными. Иногда это заводит слишком далеко.

[Глава девятнадцатая] — Я могла нанести ей большую травму. И даже хуже…

[Глава девятнадцатая] — Сомневаюсь, — перебила ее Мэтти. — Но это не значит, что тебе не нужна помощь.

[Глава девятнадцатая] — О, Мэтти…

[Глава девятнадцатая] — Как насчет того, чтобы нанять приходящую няню или как они там называются?

[Глава девятнадцатая] Джулия обвела рукой три маленькие комнатки.

[Глава девятнадцатая] — Сюда? И к тому же я только недавно договорилась с Форган.

[Глава девятнадцатая] Мэтти протянула руку и похлопала ее по плечу.

[Глава девятнадцатая] — Не беспокойся, — сказала она. — Мы что-нибудь придумаем.

[Глава девятнадцатая] Неожиданно скоро наступил день открытия магазина. Джулия ощущала себя каким-то ходячим ворохом списков. У нее был список товаров, список людей, обещавших прийти на открытие, список необходимых дел и даже что-то вроде списка списков. Она находилась в состоянии такого напряженного ожидания, как будто открывала универсам, а не магазинчик где-то на задворках Кинг-роуд.

[Глава девятнадцатая] С Лили у них установилось что-то вроде перемирия. Она позволяла отводить себя к миссис Форган, но вела себя там так отвратительно, что ограниченный запас терпения воспитательницы был явно на пределе. С каждым днем она все плотнее поджимала губы, и Уоррен, цеплявшийся за ее юбки, выглядел все более запуганным.

[Глава девятнадцатая] — У нас сейчас довольно трудный период, — успокаивала ее Джулия. — После того как я открою магазин, мы обе будем вести себя лучше.

[Глава девятнадцатая] — Я очень на это надеюсь, — ехидно ответила миссис Форган.

[Глава девятнадцатая] Вечером предполагался банкет. Феликс сказал, что соберется довольно много людей. Джулия провела целый день, наводя чистоту в магазине и нервно поглядывая на ряды сверкающих стаканов, стоявших в ожидании гостей. Она пораньше забрала домой Лили и напоила ее чаем, и как раз застегивала молнию на своем красном шелковом платье-тунике, готовая умчаться сразу же, как только явится няня, когда та позвонила по телефону. Она сообщила, что больна и не может прийти. Джулия поняла, что правда скорее в том, что ей назначили свидание, но тут уж ничего нельзя было поделать.

[Глава девятнадцатая] Лили с ангельским личиком пила банановый сок.

[Глава девятнадцатая] — Лили, мамочка собирается взять тебя с собой на торжественный вечер. Ты будешь хорошо себя вести?

[Глава девятнадцатая] — Могу я надеть свое вечернее платье?

[Глава девятнадцатая] Джулия достала платьице и застегнула на ней пуговицы. И они поехали вместе в магазин.

[Глава девятнадцатая] Томас был уже там, мурлыча и откупоривая бутылки с вином. Джулия была так рада видеть его, что кинулась на шею. Она уже почти забыла, что имела пайщика, пусть не слишком активно принимавшего участие в ее делах. Уже ходили шуточки относительно их близости не как пайщиков, а как «спальщиков», хотя и не с той простотой и естественностью, на которую могла надеяться Джулия.

[Глава девятнадцатая] — Я вынуждена была привести Лили. Эта чертова нянька подвела меня.

[Глава девятнадцатая] Томас с улыбкой оглядел Лили и ее наряд.

[Глава девятнадцатая] — Чем нас больше, тем веселее. Но ты здесь единственная малышка, и поэтому тебе требуется специальное место, с которого ты будешь всех видеть. Что ты скажешь на это?

[Глава девятнадцатая] Он поднял девочку на прозрачный надувной стул. В памяти Джулии сразу всплыл тот вечер, когда Лили сидела перед ней, покачиваясь, как бы плывя в белом с серебром гнездышке, вытянув прямо перед собой ножки, глядя широко открытыми глазенками и засунув в рот пальчик.

[Глава девятнадцатая] Приехали Феликс с Джорджем. Оглядевшись, Джордж заявил, что магазин выглядит очаровательно.

[Глава девятнадцатая] Затем явилась Мэтти с Крис Фредерикс, но она захватила с собой также и Тони Дрейка с какой-то молоденькой девушкой, с которой он встречался в последнее время.

[Глава девятнадцатая] Мэтти подмигнула.

[Глава девятнадцатая] — Случайно налетели друг на друга. Не так ли, Тони? — И добавила свистящим шепотом: — Я решила, что он немного скрасит обстановку. Только ни о чем у него не спрашивай.

[Глава девятнадцатая] Звезда кино и девушка-модель слонялись среди пальмовых деревьев Томаса, создавая красивый фон, и через несколько минут магазин наполнился людьми. Пришли какие-то фотографы с аппаратами со вспышкой и служители тех колонок прессы, где помещаются всякого рода сплетни, а также журналисты из торговых отделов и модные комментаторы, которых пригласили Феликс и Джулия.

[Глава девятнадцатая] Известие о чем-то новом и волнующем распространилось быстрее, чем лесной пожар. Челси все еще считался деревней, и этот вечер приема в «Чесноке и сапфирах» стал центром внимания всего района.

[Глава девятнадцатая] — Все собрались, дорогая, — торжественно произнес Феликс.

[Глава девятнадцатая] Джулия стояла в тесном кругу гостей, которые пожимали ей руки, целовали и высказывали свое одобрение.

[Глава девятнадцатая] — Мне нравится. Мы зарисуем это.

[Глава девятнадцатая] — Можно привести несколько девочек сделать пару снимков на фоне мебели?

[Глава девятнадцатая] — Тони уже видел это?

[Глава девятнадцатая] — Я хочу дюжину таких стульев.

[Глава девятнадцатая] Неожиданно все стали покупать. Джулия отошла к кассе и стала принимать деньги, настоящие деньги. Руки у нее дрожали. Тони Дрейк маячил у нее перед глазами с папкой глянцевых фотографий. Снятая на них мебель была слишком дорогой, чтобы Джулия могла купить ее, а потому она приобрела эту папку, надавав обещаний поставщикам, — вот все, что она могла себе позволить. Но мясистые загорелые пальцы Тони упрямо тыкали в одну страницу из папки.

[Глава девятнадцатая] — Я хочу купить вот этот стол.

[Глава девятнадцатая] Это был восьмиугольный обеденный стол, вырезанный из какого-то синтетического материала, опиравшийся на одну толстую ножку.

[Глава девятнадцатая] — Он стоит триста фунтов.

[Глава девятнадцатая] — Хорошо.

[Глава девятнадцатая] — На изготовление уйдет десять недель.

[Глава девятнадцатая] — Хорошо. Вы согласны продать или нет?

[Глава девятнадцатая] Джулия засмеялась. Тони Дрейк прав. Если она собирается продавать, то должна взяться за это интенсивно.

[Глава девятнадцатая] — Да, сэр. И если это для вас, я постараюсь, чтобы его сделали дней за десять.

[Глава девятнадцатая] Распродано было все. Лучше всего пошли мелкие вещи — оригинальной формы свечи, диванные подушки и фарфор; прибыль оказалась небольшой, но с довольно большим объемом оборота… «Ну вот, у меня есть свой бизнес». Радостная, Джулия подняла голову и в центре толпы увидела еще одно знакомое лицо. Это был Рикки Бэннер, младший брат Мэтти. Хотя это название ему уже не подходило: шестифутового роста молодой человек с прической а ля «Битлз». Рикки был бас-гитарой в группе, называвшейся «Одуванчики», которая играла в кабачках и клубах. Первую гитару Мэтти купила ему на деньги, полученные за роль в «Еще одном дне». Подобно всем Бэннерам, Рикки притягивал всех детей так же неумолимо, как коробка с леденцами. Лили взобралась ему на плечи, ее голова почти упиралась в потолок.

[Глава девятнадцатая] — Давненько не видались, Джулия, — сказал Рикки.

[Глава девятнадцатая] — Очень давно. — Она вспомнила кухню Мэтти в «четвертом сословии», когда пришла туда в первый раз; Роззи жарила лук, и повсюду шныряли дети.

[Глава девятнадцатая] — Мэтт сказала, что ты не будешь возражать.

[Глава девятнадцатая] — Конечно, нет. И если ты присмотришь за Лили, то будешь более желанным, чем Дрейк и издатель «Санди таймс» вместе взятые.

[Глава девятнадцатая] Возле брата неизвестно откуда появилась Мэтти. Гордая и довольная, она обняла брата за талию.

[Глава девятнадцатая] — У нас с Рикки есть идея. Внезапно осенило. И называется она именем девушки — «Мэрилин».

[Глава девятнадцатая] — Так в чем дело? — Шум отражался от белых стен, и еще одна вспышка фотоаппарата усилила и без того серебристо-белое сияние. Вечеринка была в полном разгаре.

[Глава девятнадцатая] — Речь идет о нашей маленькой сестричке. Сейчас ей семнадцать. Она хочет найти работу в Лондоне; любит детишек и не претендует на роскошное жилище. Что скажешь?

[Глава девятнадцатая] Как давно это было, когда Мэтти и Джулия стояли, съежившись, у двери «Савоя»? Чтобы успокоить волнение Мэтти относительно Мэрилин и остальных, Джулия пообещала ей, что «все они могут приехать и жить с ними, когда мы добьемся успеха». Теперь, когда вокруг нее со всех сторон говорили о «Чесноке и сапфирах», она считала, что еще не добилась его, просто получила шанс. А на Гордон Мэншинз не хватало места для всех Бэннеров, но как-нибудь потеснившись, она должна найти место для Мэрилин. И медленная, довольная улыбка расплылась по лицу Джулии.

[Глава девятнадцатая] — О чем я думаю? Я думаю, что вы могли бы спасти наши жизни. — И она взглянула на Лили. Личико девочки пылало от перевозбуждения, а под глазами появились темные круги, но игривое выражение не поддавалось описанию. Она, не мигая, смотрела на мать. Царапина на ее руке уже давно зажила, и не было заметно никаких других отметин. Подобных инцидентов больше не было, но Джулия знала, что ей необходима помощь. Она протянула руку и похлопала по голой коленке Лили.

[Глава девятнадцатая] — Все в порядке, — тихонько сказала она. — Может быть, я вела себя не очень хорошо, но я старалась изо всех сил. Надеюсь, у нас все будет хорошо, у нас обеих.

[Глава девятнадцатая] Кто-то потянул ее за рукав.

[Глава девятнадцатая] — Джулия, Джулия! Пришел человек, с которым тебе следует познакомиться.

[Глава девятнадцатая] Она быстро обняла Мэтти и Рикки.

[Глава девятнадцатая] — Скажите Мэрилин, пусть приезжает, когда захочет.

[Глава девятнадцатая] Наконец толпа стала редеть. Знаменитости, прихлебатели и любопытные медленно потекли на улицу, большинство несли покупки, завернутые в специальную фирменную бумагу цвета голубого сапфира. Джордж ушел значительно раньше, Феликс последовал за ним. Рикки ушел с другим парнем из своей группы, Мэтти и Крис тоже исчезли, возможно, с Тони Дрейком. Наконец Джулия и Томас остались одни. Лили уснула, и ее уложили на постель, составленную из двух кресел. Джулия издала глубокий вздох и оглядела «развалины». Девушки, нанятые для приготовления закусок и разливания вина, также ушли. Она была очень удивлена, когда увидела, что еще остался какой-то запас продукции, так как уже с середины вечера боялась, что чего-нибудь не хватит. Но осталось еще достаточно, даже на серебряных полках и плинтусах для завтрашней распродажи. Первый торговый день для обычных посетителей начнется в десять часов.

[Глава девятнадцатая] — Ну, стоило ли все это труда? — спросил Томас. — Стоит ли продолжать?

[Глава девятнадцатая] Она нагнулась, чтобы поднять стакан, валявшийся у ее ног, и выпрямилась опять.

[Глава девятнадцатая] — Да, — улыбнулась она ему. — Это стоило труда. И стоит.

[Глава девятнадцатая] Ее глаза остановились на Лили, укрытой двумя их пальто.

[Глава девятнадцатая] — Давай-ка, — сказал Томас, — уберем половину всего сейчас, а завтра придем пораньше утром и сделаем остальное, еще до открытия магазина.

[Глава девятнадцатая] — Спасибо тебе, — с благодарностью сказала Джулия.

[Глава девятнадцатая] Они сделали все возможное, насколько у них хватило сил, а затем неожиданно Джулия оказалась в одном из углов магазина, а Томас стоял перед ней. Она попыталась проскользнуть мимо, но он преградил ей путь. Вероятно, она впервые заметила, насколько он высок ростом. Он протянул руку и коснулся ее пальцев.

[Глава девятнадцатая] — Можно мне пойти сегодня с тобой?

[Глава девятнадцатая] «О нет, Томас».

[Глава девятнадцатая] Фраза сложилась сама собой, но она не произнесла ее. Старенький автомобиль Томаса, должно быть, был припаркован поблизости, если бы не он, Джулии пришлось бы отправиться с Лили на руках в поисках такси. И вдруг ей непреодолимо захотелось опереться на чье-то плечо. Почувствовать простую помощь и поддержку. Нагрузки последних недель ощутимо сказывались, как подъем на непреодолимую высоту. Если она поедет домой с Томасом, он обнимет ее сильными руками и успокоит, после того как Лили будет благополучно уложена в постель. Томас разделит с ней эту ночь. Ей не хотелось возвращаться с этого вечера домой в одиночестве.

[Глава девятнадцатая] Джулия понимала, что неловко сказать ему «да» только ради удобства, но она устала, чувствовала себя одиноко и знала, что Томас добрый человек. Она видела его крепкие руки, выступавшие из манжет его лучшей рубашки, а также голодный взгляд, которым он смотрел на нее.

[Глава девятнадцатая] Она наклонила голову и без особого желания прошептала: «Да», подумав при этом: «Спальщики».

[Глава девятнадцатая] — Но Лили ничего не должна знать. Она должна думать, что ты лег спать в гостиной.

[Глава девятнадцатая] Томас прикоснулся пальцем к нижней части ее лица.

[Глава девятнадцатая] — Тебе не следует позволять Лили брать на себя роль закона и управлять тобой. У тебя должна быть своя личная жизнь.

[Глава девятнадцатая] — Я решу этот вопрос с Лили сама и без твоей помощи, — резко ответила Джулия. А затем добавила: — Извини. Я не хотела тебя обидеть.

[Глава девятнадцатая] Он поцеловал ее неуклюже, как неопытный мальчик. Джулия стояла неподвижно. Что-то заставило ее подумать об Александре. Одиночество опять захлестнуло ее. Томас пошел взять Лили из гнездышка, устроенного для нее из пальто.

[Глава девятнадцатая] — Поедем домой, — ласково сказал он.

[Глава девятнадцатая] Шел 1969 год. По воскресным утрам дом наполнялся перезвоном церковных колоколов, как если бы он стоял на зеленой деревенской лужайке, а не в ряду домов на лондонской улице. В хорошую погоду солнце отражалось в воде канала, отбрасывая отсветы на высокие потолки.

[Глава девятнадцатая] Джулия стояла у продолговатого окна на лестничной площадке, глядя вниз, в маленький садик. Нарциссы в кадках уже увяли, но мускатный виноград все еще облеплял стены сплошной пеленой бледно-голубого цвета. В тени изгороди возвышались группы темно-фиолетовых чемериц, самых любимых цветов Джулии. Вокруг невыразительных чемериц за ночь уже проросли молодые побеги зеленой поросли. В конце сада находился канал Ридженс-парка, и на ивах, росших вдоль бечевника, показались первые бледно-зеленые листья.

[Глава девятнадцатая] Если не считать звона колоколов, в доме было тихо. Джулия стояла, глядя на воду и легкое трепетание листьев, но когда звук колоколов, замирая один за другим, слился в последний завершающий раскат, перешедший в гулкую тишину, она отвернулась от окна и стала медленно спускаться по лестнице. Как всегда, благоухающее настойчивое пробуждение весны вызывало в ней неосознанное беспокойство.

[Глава девятнадцатая] Нижний этаж, по предложению Феликса, был оформлен в виде огромного открытого углообразного помещения, представлявшего собой одновременно кухню, гостиную и столовую. Там, под высокими окнами, выходящими в сад, стоял длинный мягкий диван и старинный сосновый стол, над которым висела лампа под плетеным абажуром. Сквозь окна, выходившие на тихую улицу, светило солнце, образуя яркие желтые квадраты на полу из полированных досок, тепло которых Джулия ощущала своими босыми ногами.

[Глава девятнадцатая] Лили, в тенниске, в которой обычно спала вместо пижамы, сидела у стола и читала. Когда вошла Джулия, она подняла голову. Теперь волосы у нее были коротко острижены, что особенно подчеркивало овал лица. Лили было около девяти лет, и сквозь детскую округлость уже начинали проступать черты подростка. Цвет лица и волос она унаследовала от матери, а черты, в особенности форму носа, — от Александра. Но она была похожа на него не только внешне. В ее характере преобладала та же беспристрастность, но лишь до того предела, когда она могла взорваться от внезапного гнева. Александр и его дочь были очень близки. Джулия развелась с Александром четыре года назад, но, живя с Лили, постоянно ощущала его незримое присутствие.

[Глава девятнадцатая] — Я уже позавтракала, — сказала Лили.

[Глава девятнадцатая] — Прекрасно, — ответила Джулия, делая вид, что не понимает упрека, заключенного в словах дочери относительно ее позднего появления. Иногда какое-нибудь брошенное замечание могло явиться поводом для настоящей схватки. Только не сегодня, подумала Джулия, не в такой день, когда так ласково светит весеннее солнце. В благоприятные дни общество Лили доставляло Джулии больше удовольствия, чем чье бы то ни было. Джулия подошла к камину, чтобы подогреть себе кофе. Лили уже принесла воскресную почту, и она аккуратной стопкой уже лежала на столе. Джулия подошла с чашкой кофе и стала свободной рукой перелистывать газеты. Внезапно она остановилась. С обложки журнала «Санди таймс» на нее глядело лицо Мэтти. Это фото было сделано, должно быть, в прошлом году в пору наивысшего ее взлета, как представительницы хиппи-класса. Волосы были убраны цветами и разноцветными лоскутками, а одета она была во что-то типа разлетающегося языческого балахона. Джулия внимательно вгляделась в снимок, а затем протянула его Лили.

[Глава девятнадцатая] — Взгляни-ка!

[Глава девятнадцатая] Лицо Лили осветилось улыбкой. Она любила Мэтти.

[Глава девятнадцатая] — Вот здорово! Как ты думаешь, Мэрилин видела это? Можно я отнесу его вниз и покажу ей?

[Глава девятнадцатая] В полуподвальном этаже дома находились собственные владения Мэрилин. Джулия поспешно сказала:

[Глава девятнадцатая] — Подожди, пока я прочту статью. В любом случае, еще слишком рано для Мэрилин, по воскресеньям она долго спит.

[Глава девятнадцатая] Джулия не была уверена, что Мэрилин сейчас одна, и предпочитала, чтобы Лили не знала о таких вещах. Но многое из того, что происходило вокруг Лили, едва ли ускользало от ее внимания.

[Глава девятнадцатая] — Что там пишут? — спросила Лили. Они уселись рядышком на длинный диван и прочли статью. Это было обычное интервью, приложенное к рекламе нового фильма, в котором снялась Мэтти. В нем слегка коснулись репутации Мэтти как феминистки и политической активистки, а о ее личной жизни не упоминалось вообще. Джулия догадывалась, что об этом позаботился ее личный агент. Корреспондент, бравший у нее интервью, пересказал историю получения ею «Оскара» за последнюю роль героини-пьяницы по Томасу Гарди.

[Глава девятнадцатая] — Не очень интересно, — сказала Лили. — И совсем непохоже, чтобы это говорила Мэтти.

[Глава девятнадцатая] — В таких интервью никогда не узнаешь человека, — ответила Джулия. — Даже те из нас, кто хорошо ее знает.

[Глава девятнадцатая] Она опять закрыла журнал и вгляделась в лицо Мэтти. Ей вспомнился ее первый всплеск славы после довольно удачного спектакля «Еще один день». Как давно это было и каким странно устаревшим казался он в ретроспективе шестидесятых годов. Джулия вспомнила, каким сомнительным казался ей успех Мэтти и какой виноватой она чувствовала себя в том, что не способна была искренне радоваться этому. В то время она только что вышла замуж за Александра и была беременна Лили. Все это было до пожара. Когда Леди-Хилл казался таким прочным, и еще жив был Фловер.

[Глава девятнадцатая] Джулия пыталась понять, почему в ее памяти так цепко держались лишь события, связанные с какими-то несчастьями. «Я могла бы быть счастливой. Не было никаких причин, чтобы помешать этому, разве что Джош».

[Глава девятнадцатая] Когда она думала о нем теперь, к этим мыслям примешивались раздражение и скептицизм, но все-таки в них преобладало чувство грусти и утраты. А также своего рода благоговение перед тем, что было когда-то ценным, что и сейчас все еще слишком дорого, чтобы его можно было отшвырнуть, как вышедшее из моды платье.

[Глава девятнадцатая] Она не видела Джоша с тех самых пор, с того свидания в маленьком белом домике, которое положило решительный конец ее замужеству с Блиссом. Джулия поморщилась от болезненных воспоминаний. Какое-то время они переписывались, но больше никогда не встречались. Странно, но Джулия была приглашена на вечеринку в тот маленький белый домик. Она вступила в него с болезненно сжавшимся сердцем. Друзья Джоша, кто бы они ни были, должно быть, давным-давно продали этот дом и уехали. Белые стены были перекрашены в какой-то сумасшедший цвет, а белую мебель заменили на афганские ковры и расшитые бисером подушки. Эти подушки были приобретены в магазине Джулии. Новые владельцы домика были постоянными ее покупателями. Загадочная жизненная круговерть. Джулия почувствовала себя постаревшей, когда наклонилась и положила журналы на пол; с обложки одного из них смотрела Мэтти из-под шапки волос и лент.

[Глава девятнадцатая] Наконец Джулия поняла, что теперь испытывает лишь чувство гордости за успехи Мэтти. Возможно, эта успокоенность была одним из признаков зрелости. С точки зрения молодого поколения, перешагнуть за тридцать казалось почти оскорбительным. Джулия тоже добилась успеха. И если она не была столь же богатой и знаменитой, как Мэтти, то, по крайней мере, создала себе устойчивую репутацию. Она открыла второй магазин «Чеснок и сапфиры» на Хай-стрит в Кенсингтоне, а затем в Брайтоне и Оксфорде. Проницательная Джулия мгновенно уловила модное веяние восточного мистицизма, появившегося после Махариши. Она съездила в Индию, потом в Афганистан, закупив там необходимое количество бисера и бахромы, зеркальные изделия и всевозможные колокольчики. И теперь преобладающим запахом «Чеснока и сапфиров» был аромат курящихся сандаловых палочек. Даже в самом названии магазина, показавшемся таким смешным ее первому банковскому управляющему, появилось что-то созвучное модному течению хиппи.

[Глава девятнадцатая] Джулия без устали путешествовала, выискивая новые товары, оставляя магазин на попечение Мэрилин или Александра, в зависимости от того, учебное это было время или каникулы. Мэрилин приехала в Гордон Мэншинз и осталась там навсегда. Она не была ни няней, ни компаньоном, ни домоправительницей, но хорошо управлялась с Лили и на свой собственный лад смогла устроить новый дом, который Джулия купила благодаря доходам от бизнеса.

[Глава девятнадцатая] Обычно Джулия и Мэрилин занимались хозяйством вместе на дружеских началах. Джулия заглаживала все домашние недоделки, сама отправлялась за покупками, если Мэрилин забывала сделать это, и скоблила пол в ванной, когда не могла больше выносить въевшуюся всюду грязь.

[Глава девятнадцатая] — Я рада, что ты не моя жена, Мэрилин, — шутила она, хотя прекрасно сознавала, что присутствие в доме младшей сестры Мэтти, которая едва была похожа на нее, пусть даже при всей ее неряшливости и безалаберности по отношению к домашнему хозяйству, она принимала с радостью ради одного только напоминания о Мэтти. Особенно это нужно было Джулии, когда Мэтти уезжала далеко, что случалось очень часто. Между Джулией и Мэрилин возникали разногласия лишь по поводу Лили. Однажды, еще в самом начале, Джулии пришлось задержаться на работе допоздна, несмотря на то, что Лили схватила простуду и была больна. Возвратясь домой, она обнаружила, что квартира на Гордон Мэншинз пуста. Невольно ей пришла в голову мысль, что Лили стало хуже и Мэрилин помчалась с ней к доктору. Она уже набрала телефон приемной, как вдруг обе явились. Они ходили на матч по боксу. Очередным возлюбленным Мэрилин тогда был боксер-любитель, и они отправились в спортивный зал в Филсбери посмотреть, как он будет драться. Лили сидела на коленях Мэрилин в первом ряду, где ее баловали и дразнили менеджеры и их дамы. Она вернулась с широко открытыми глазенками от волнения и переживания в связи с разыгрываемой перед ней драмой.

[Глава девятнадцатая] — Ей очень понравилось, — сказала Мэрилин. — Это заставило ее забыть о простуде. Дэйв победил в один присест.

[Глава девятнадцатая] Джулия буквально рассвирепела и тут же выместила это на Мэрилин.

[Глава девятнадцатая] — Ты не годишься, чтобы смотреть за ребенком, — бушевала она. — Ты легкомысленное, самовлюбленное и беззаботное существо!

[Глава девятнадцатая] Но Мэрилин отплатила ей тем же. Она выпрямилась, став сразу еще больше похожей на Мэтти, и заорала ей в ответ:

[Глава девятнадцатая] — Я-то больше гожусь, чем ты! А ты, между прочим, ее мать. Ты когда-нибудь бываешь дома, а? У тебя на первом месте твой магазин и личная жизнь, разве не так? Не думай, что выставишь меня только потому, что я взяла ее посмотреть матч. Ты бы сама взяла ее кое-куда, только боишься, что она будет тебе помехой.

[Глава девятнадцатая] Они уставились друг на друга в наступившей тишине.

[Глава девятнадцатая] «Она права, — подумала Джулия. — Наполовину она права».

[Глава девятнадцатая] Столь знакомое осознание вины, самоосуждение и острое чувство любви болезненно сжало сердце. Но ведь дело не в том, что она не хочет, чтобы Лили была с ней. Истина заключалась в том, что она старалась держать ее подальше от Томаса Три. Томас был ее любовником, но Джулия считала, что пустующее место отца для Лили могло быть занято только Александром. Она не хотела, чтобы Томас делал даже попытки захватить его, даже если бы Лили и позволила ему это. Сама она была предана и Лили, и Томасу, но по отдельности, что вызывало необходимость затрачивать дополнительные усилия и выполнять двойные обязанности. Даже когда Томас жил с ними уже в доме, выходящем на канал, она ухитрялась сохранять расстояние между ними. И Джулия знала, что это было одной из причин, по которой Томас выехал из дома почти два года тому назад.

[Глава девятнадцатая] — Мы просто поссорились, — говорила она своим друзьям и всем, кто спрашивал, даже Мэтти. — Мы разошлись во мнениях. Просто, наверное, пришла пора переменить место, понимаешь?

[Глава девятнадцатая] Итак, с самого начала Джулия приняла критику Мэрилин. Больше они об этом не вспоминали, но такое не забывается. Со своей стороны Мэрилин изо всех сил старалась следовать традиционным представлениям Джулии о воспитании ребенка.

[Глава девятнадцатая] Все это они выплеснули перед Лили, которая молча наблюдала за ними. Уже тогда она, казалось, обладала врожденной способностью наблюдать, сравнивать и судить. У Лили было всегда собственное мнение, и Джулия иногда пугалась горячности высказываемых ею суждений, но чаще спокойное упрямство девочки приводило ее в ярость. И в этом она была также похожа на Александра.

[Глава девятнадцатая] — О чем ты задумалась, мама? — Лили вытянула ноги. Она уже сейчас была не по возрасту высокой: у нее были длинные ноги и стройная фигурка. Ворсянку и маленького толстого пони, которых держали для нее в Леди-Хилле, чтобы она могла кататься верхом, уже давно заменили на небольшую верховую лошадку, которую Лили обожала. У них была фотография, изображавшая скачущую легким галопом Лили в шляпе с жесткими полями и жакетке для верховой езды с серебряной обшивкой. Джулия подшучивала над этим костюмом и называла его фамильным бархатом, но все-таки она гордилась этой фотографией.

[Глава девятнадцатая] — О чем я думаю? Так, ни о чем. Время идет. Я старею, и это грустно.

[Глава девятнадцатая] Лили критически оглядела ее.

[Глава девятнадцатая] — Ты не старая. Особенно по сравнению с другими мамами. Ты все еще идешь в ногу с модой.

[Глава девятнадцатая] — Спасибо, дорогая.

[Глава девятнадцатая] Лили вскочила и закружилась по комнате, собирая и вновь разбрасывая вещи.

[Глава девятнадцатая] — Что мы будем делать сегодня?

[Глава девятнадцатая] Джулия вздохнула. Такие воскресенья, как это, следовало бы посвящать покою и полной свободе от всяких обязанностей. Но Лили необходимо было чем-то занять. Джулия знала, откуда у дочери такая непоседливость.

[Глава девятнадцатая] — Мы можем позвонить кому-нибудь; пригласить друзей на ланч. Как ты на это смотришь?

[Глава девятнадцатая] У них было множество друзей. Джулия была совершенно уверена, что в их гостеприимный дом люди приходят с удовольствием. Хотя, несмотря на прожитый в достатке ряд лет, немногие из них принадлежали к добропорядочным, прочным семействам. Даже София и Тоби разошлись. Почти сразу же после того, как сыновья Софии окончили пансион, она познакомилась с художником и переехала к нему. Лили никогда не чувствовала себя ущемленно от того, что ее отец и мать живут каждый своей жизнью. Но она никогда не оставалась с Джулией в пустом доме. У Джулии сохранились слишком яркие воспоминания о том, как одиноко было на Фэрмайл-роуд и как Бетти поддерживала безукоризненный порядок в маленьких комнатках, прибранных для праздника, который так и не наступил.

[Глава девятнадцатая] — А мне можно будет что-нибудь приготовить? — спросила Лили.

[Глава девятнадцатая] — Было бы неплохо. Я не смогу сделать все сама. Ну, так кого же мы позовем?

[Глава девятнадцатая] Но прежде чем они решили вопрос, зазвонил телефон.

[Глава девятнадцатая] — Джулия? Это Мэтт. — Наступило напряженное молчание, прежде чем последовали слова.

[Глава девятнадцатая] — Мэтти? Это невероятно, ты откуда?

[Глава девятнадцатая] — Из Нью-Йорка, разумеется.

[Глава девятнадцатая] — Это, наверное, телепатия. Мы как раз говорили о тебе. Рассматривали твою фотографию на обложке иллюстрированного журнала.

[Глава девятнадцатая] — Этой недели? То самое фото, на котором я похожа на расфуфыренную цыганку?

[Глава девятнадцатая] — Кажется, да.

[Глава девятнадцатая] — Отвратительно. Как раз когда я пытаюсь выглядеть так, чтобы мне можно было предложить какую-нибудь роль из Шекспира или еще что-нибудь приличное. — Мэтти говорила слишком быстро и без конца смеялась. Похоже, что она была навеселе или в ударе. Джулия взглянула на кухонные часы. Солнечный луч падал на циферблат.

[Глава девятнадцатая] — Мэтти, который у вас час?

[Глава девятнадцатая] — Мм… Десять минут седьмого. Утра, милочка.

[Глава девятнадцатая] — Ты так рано поднялась?

[Глава девятнадцатая] Мэтти засмеялась громче.

[Глава девятнадцатая] — Интересно, сколько долларов в минуту будет стоить эта трепотня о моих постельных делах? Я не ложилась сегодня, честное слово. Только что вернулась с вечеринки и чувствую, что не смогу уснуть в этом дурацком отеле. Поэтому смотрела старый фильм по телевизору — у них здесь всю ночь напролет показывают старые фильмы, здорово, правда? — а затем решила позвонить старым друзьям. — Внезапно прорезался настоящий голос Мэтти. — Мне нужно было с кем-то поговорить. По правде говоря, мне немного одиноко. И вот пришлось выбирать между этим звонком и еще одной порцией шотландского виски. Какая погода сегодня утром в Лондоне?

[Глава девятнадцатая] Улыбаясь, Джулия ответила ей. Она рассказала новости об общих знакомых и обрывки сплетен, которые Мэтти так любила. А также о роли Лили в школьном спектакле.

[Глава девятнадцатая] — Умница моя! Она еще заткнет всех за пояс, — ликовала Мэтти. Она никогда не боялась показать свою гордость, как это делала Джулия. Мэтти была уверена, что Лили не будет делать ошибок, и постоянно повторяла это.

[Глава девятнадцатая] — Расскажи что-нибудь еще, — попросила Мэтти. — Что новенького еще?

[Глава девятнадцатая] И Джулия поведала ей о последних приобретениях для магазина, о доме, который Феликс оформляет для Билла Вимана, и о многом другом, что, по ее мнению, могло помочь Мэтти почувствовать себя ближе к дому. Все эти годы процветания, вынуждавшие их чаще быть в разлуке, нежели вместе, они поддерживали связь с помощью телефона. Даже когда Мэтти была неотделима от Крис Фредерикс и Джулия чувствовала себя неловко с ними обеими, они разговаривали по телефону так, как не могли это делать с глазу на глаз.

[Глава девятнадцатая] Под конец Мэтти вздохнула.

[Глава девятнадцатая] — Ну вот, мне уже лучше. Уже не буду сходить с ума. Да, я кое-что тебе не сказала. Я возвращаюсь домой, в мой добрый старый Блумсбери. Я больше не могу выносить этот город.

[Глава девятнадцатая] И сквозь гул трансатлантической связи, так, как будто эта мысль давно сформировалась, а не только что пришла ей в голову среди тревожных воспоминаний весны и очарования солнечного света, Джулия сказала:

[Глава девятнадцатая] — Ну что ж, очень жаль. Потому что я собираюсь в Штаты. — Она увидела, как в другом конце комнаты, сквозь легкую завесу накопившейся за зиму пыли, трепетавшей в ярких лучах солнца, Лили резким движением подняла голову. В какую-то долю секунды по ее детскому личику пробежала тень возмущения и беспокойства.

[Глава девятнадцатая] — Ведь я никогда не была там раньше, — сказала Джулия в трубку. — Я бы хотела поискать что-нибудь новенькое, каких-то идей, завязать кое-какие контакты. Намечаю на следующую декаду, как это следует делать владелице небольшого магазина.

[Глава девятнадцатая] — И повидать своего летчика.

[Глава девятнадцатая] Лили опять склонила голову над книгой. Джулия с облегчением перевела дух, ибо почувствовала, как горячая волна краски залила ее щеки. Веду себя как глупый подросток, со злостью подумала она. Глядя на темную, причесанную головку дочери, она решила, что странное выражение, промелькнувшее на ее лице, должно быть, всего лишь игра света.

[Глава девятнадцатая] — Говорю тебе честно, я даже не думала об этом. Это давно забытая история, Мэтт.

[Глава девятнадцатая] На другом конце провода послышалось хихиканье Мэтти.

[Глава девятнадцатая] — Знаешь ли ты, как часто все еще говоришь о нем? И сидишь там все эти годы, подобно этой проклятой статуе Терпения, в ожидании его возвращения. Так-то ты обрела свободу, а?

[Глава девятнадцатая] — Это дела твоего ведомства, а не моего, — резко оборвала ее Джулия, но Мэтти лишь рассмеялась в ответ.

[Глава девятнадцатая] — Подумай над этим. А знаешь, кажется, я смогу сейчас заснуть. Благодарение Богу! Но сперва можно мне сказать пару слов Лили?

[Глава девятнадцатая] — Отоспись хорошенько, дорогуша. Я подумаю над тем, что ты сказала, хотя лучше бы ты никогда не упоминала об этом. — Она протянула трубку Лили. — На. Поговори с этой дикой женщиной.

[Глава девятнадцатая] Джулия вышла из комнаты, а когда вернулась, Лили уже закончила разговор. Она спокойно сидела на диване, скрестив ноги, и ждала. Джулия открыла принесенную сверху адресную книгу.

[Глава девятнадцатая] — Кого же мы хотели бы сегодня видеть?

[Глава девятнадцатая] — Мне все равно, — сдержанно ответила Лили. — Если хочешь, выбери сама.

[Глава девятнадцатая] К ланчу пришли две женщины, мужчина и трое детей. Джулия приготовила одно из традиционных блюд, и все сели вокруг соснового стола поболтать, а взрослые выпить вина, после того как дети убежали наверх в комнату Лили. В полдень все отправились в Риджент-парк погулять на солнышке. День был светлый, праздничный, подобный многим другим, которые проводили Джулия и Лили. Джулия любила приглашать гостей, угощать их и делать так, чтобы они чувствовали себя в доме уютно. Вечеринки теперь были уже совсем другие, отметила про себя Джулия, но все же это были вечеринки.

[Глава девятнадцатая] Лили была тише чем обычно, но если даже кто-то, кроме Джулии, и заметил это, то все равно ничего не сказал.

[Глава девятнадцатая] Опускались сумерки, когда Джулия вышла из дому, чтобы проводить последнюю пару гостей к их машине. Когда они отъехали, она несколько минут стояла под платаном, росшим около дома, глядя на освещенные окна противоположного дома и фигуры соседей, двигавшихся взад-вперед по комнатам с незанавешенными стеклами окон. Эта маленькая живая картина, казалось, оживляла улицу. Джулия удовлетворенно вдохнула полной грудью влажный свежий воздух, напоенный запахом листвы, а затем поднялась по парадному крыльцу и вошла в дом.

[Глава девятнадцатая] В большой гостиной было сумрачно после яркого уличного света. Джулия щурилась, приглядываясь, пока не заметила Лили, сидевшую на ковре возле дивана. Она подтянула коленки к подбородку и прижалась к ним щекой. Плечики были сгорблены, как будто она что-то хотела спрятать или защитить. Угол ковра был загнут, и она подвернула его под себя. Джулия очень любила этот ковер в духе старинных турецких ковров, в мягких, приглушенных темно-красных и кобальтово-серых тонах. По краям шла длинная, ручной работы, бахрома, и эксперт сказал ей, что рисунок изображает дерево жизни. Джулия гордилась этим ковром. Она купила его на рынке в маленьком горном городке во время одной из первых поездок, когда еще побаивалась ездить одна. Она приценивалась и долго торговалась со стариком продавцом, а затем пошла прочь, так как его цена была слишком высока для нее. Но потом она вернулась, потому что ей ужасно хотелось заполучить этот ковер. Это обезоружило старика, и он согласился на предложенную цену, свернул его и сунул ей в руки, как будто заранее знал, что отдает его в хороший дом. Не могло быть и речи о том, чтобы поместить его в магазин. Он идеально укладывался в пространство на полу перед диваном.

[Глава девятнадцатая] Джулия подошла к Лили и положила руку ей на плечо, намереваясь сказать что-нибудь насчет ужина и завтрашних занятий. И тут она увидела, что Лили методично, одну за другой срезает кисти бахромы кухонными ножницами. Кучка уже обрезанных концов лежала на полу возле нее.

[Глава девятнадцатая] Джулия вырвала у девочки ножницы. Они упали и скользнули под диван. Она сильно ударила Лили по руке. Девочка не вздрогнула, но пристально посмотрела на мать, и на ее лице застыла маска непокорности и печали. Джулия видела эту печать, но ее гнев был гораздо сильнее. Спустя минуту она пожалела об этом, но было поздно.

[Глава девятнадцатая] Она взяла Лили за руку и встряхнула ее.

[Глава девятнадцатая] — Ты, глупая девчонка! Почему ты это сделала? Ведь это такой прекрасный ковер! А ты изуродовала его! Ты глупый безрассудный варвар! Сидишь тут и обрезаешь бахрому. Тебе наплевать, что эта вещь кому-то дорога! Ведь это не твой, а мой ковер… Я…

[Глава девятнадцатая] Холодным тоном Лили оборвала ее:

[Глава девятнадцатая] — Все твое. Твой дом, твой магазин, твои друзья. Но я — не твоя. Я папина! Я хочу, чтобы он был здесь. Я тебя ненавижу!

[Глава девятнадцатая] Девочка рывком сбросила ее руки и вскочила на ноги. Она наклонилась, сгребла обрезанную бахрому и расшвыряла ее по комнате.

[Глава девятнадцатая] — Это всего лишь половик! — закричала она. — Это не человек! — Ее сдержанность испарилась, теперь она кричала, ее личико сморщилось, и она стала похожа на ту маленькую Лили, какой была прежде. Джулия беспомощно протянула к ней руку, но Лили оттолкнула ее и выбежала из комнаты.

[Глава девятнадцатая] «Я папина!» — с грустью вспомнила Джулия. Были, конечно, и другие времена, другие споры, когда Джулия что-то прощала, что-то нет, пытаясь утвердить хоть какую-то дисциплину, а Лили хотела жить с отцом. Связующее звено между ними всегда было крепким, и оно становилось еще крепче по мере взросления девочки и ее привязанности к Леди-Хиллу, саду и ко всему, что окружало поместье. Гордость Лили в связи с возрождением былого великолепия Леди-Хилла, искусно восстановленного в старинных традициях с помощью Джорджа и Феликса, была не менее неистовой, чем у Александра.

[Глава девятнадцатая] После каждого визита в Леди-Хилл она подробно рассказывала об очередной отремонтированной комнате или семейных портретах девятнадцатого столетия, которые теперь Александр смог выкупить обратно. Джулия внимательно выслушивала все это. Она даже поощряла Лили говорить об отце и считать Леди-Хилл своим домом, ее вторым домом.

[Глава девятнадцатая] Но впервые Лили сказала: «Я папина».

[Глава девятнадцатая] «Ненавижу тебя!» Джулия успокаивала себя тем, что это обычное явление. Все дочери говорят матерям такое иногда. Но не так же: «Я не твоя, я папина»!

[Глава девятнадцатая] А потом началось то, чего Джулия боялась. Сравнение одного из них с другим, единожды начавшись, подвергалось суду, а затем делался выбор. Она не хотела задумываться над тем, что бы это могло означать. Отбросив всякие мысли, Джулия оцепенело двигалась по комнате, собирая разбросанные куски бахромы.

[Глава девятнадцатая] «Она моя, — думала Джулия. — Я родила ее, хотя и не помню этого. Пусть плохая, но все же я ее мать». Она посмотрела на обрезки шерстяных и шелковых ниток, которые держала в руках. Они пахли пылью, и среди них попадался запутавшийся среди волокон пух. «Это всего лишь половик. Лили права».

[Глава девятнадцатая] Она бросила обрезки в корзину для мусора и быстро вышла. Затем достала из-под дивана ножницы и положила их на место.

[Глава девятнадцатая] Внезапно в памяти ожила картина. Восхитительный фейерверк из разноцветных звездочек, в беспорядке наклеенных по каким-то цветным обоям. Эти клейкие звездочки она принесла как-то домой еще маленькой девочкой с чьего-то дня рождения. А затем налепила их по всем стенам спальни.

[Глава девятнадцатая] Джулия вспомнила гневную реакцию Бетти и ее оскорбительный выкрик: «Это наш дом, а не твой!» До нынешнего момента Джулия верила в то, что в детстве считала эти звездочки очень милыми и наивно хотела украсить ими бесцветные обои.

[Глава девятнадцатая] Но теперь она как будто взглянула на себя со стороны и поняла, что преднамеренно мечтала нарушить порядок дома Бетти. Она вспомнила, как, лизнув клейкую бумажку, наклеивала звездочки, заранее зная, как разозлится Бетти. Она хотела отстоять свои права, проявить самостоятельность, испытывая Бетти и бунтуя против нее.

[Глава девятнадцатая] «Бедная Бетти, — подумала сейчас Джулия. — Я перед всеми хотела выставить ее злодейкой в этой истории. Когда я рассказывала это Джесси, я представилась невинной маленькой овечкой, которая не видела в этом ничего плохого. Интересно, насколько Лили понимает, что она наделала, и что она хотела этим показать? Неужели то же самое? Она тоже испытывала меня и бунтовала».

[Глава девятнадцатая] Джулия нахмурилась, пытаясь добраться до сути. У Лили не было необходимости бунтовать против мелкой домашней тирании. Джулия не была рабой уюта. Ее очень рассердил случай с ковром, но кто бы на ее месте отнесся к этому иначе? Она любила и ценила красивые вещи и хорошо помнила те времена, когда не могла позволить себе их иметь. Но теперь все изменилось. И дело было, конечно же, не в этом злосчастном половике.

[Глава девятнадцатая] По крайней мере, она может поговорить с Лили. А Бетти никогда с ней не разговаривала.

[Глава девятнадцатая] Джулия медленно побрела наверх. Лили лежала на своей кровати, неподвижно вытянувшись, и казалась очень маленькой. Видно было, что она плакала, но теперь ее глаза были уже сухими. Джулия присела на край постели, глядя на дочь.

[Глава девятнадцатая] — Что случилось? — мягко спросила она. — Может, ты скажешь мне, почему ты так поступила?

[Глава девятнадцатая] Лили отвернула голову и уставилась в стену.

[Глава девятнадцатая] Джулия подождала, пока молчание не стало неловким. Она уже по опыту знала, какой упрямой молчальницей может быть Лили, когда в ней бушует гнев или она на кого-нибудь дуется. Вполне возможно, что она не проронит ни слова до завтрашнего утра, но Джулия не хотела, чтобы это молчание так затянулось, по крайней мере на этот раз. Поэтому она заговорила сама:

[Глава девятнадцатая] — А ты знаешь, что случилось со мной, когда я была чуть младше тебя? Что я учинила бабусе Смит? Я пошла на какой-то день рождения, и там мне дали целый пакет цветных звездочек. Я их наклеила на обои, и бабуся Смит здорово меня отругала. — Она знала, что Лили слушает, хотя та не повернула головы. — И ты знаешь, до сегодняшнего дня я всегда считала, что бабуся Смит не права. Но сейчас я поняла, что не сознавала, что делаю. Я хотела за что-то проучить ее, хотя и не знала за что. По крайней мере, не знала точно.

[Глава девятнадцатая] Джулия опять замолчала и немного выждала. Лили была достаточно сообразительной и понятливой девочкой, чтобы сделать какие-то выводы.

[Глава девятнадцатая] Вдруг тоненьким невыразительным голоском она сказала:

[Глава девятнадцатая] — Ты не говорила раньше, что собираешься ехать в Америку.

[Глава девятнадцатая] Это заявление было столь неожиданным, что у Джулии перехватило дыхание.

[Глава девятнадцатая] — Я…

[Глава девятнадцатая] — Ты не сказала мне! Ты проговорилась Мэтти по телефону! Как будто не имеет никакого значения, есть ты здесь или нет!

[Глава девятнадцатая] И только тут перед Джулией впервые открылась вся пропасть непонимания между ними. Лили все еще хмурилась, отворотясь к стене; одна рука ее лежала свободно откинутой на покрывале. Джулия взяла эту хрупкую ручку и крепко сжала.

[Глава девятнадцатая] — Но я и раньше уезжала, — сказала она. — В Турцию, Индию, Таиланд и многие другие места. Я не думала, что ты не хочешь, чтобы я уезжала. — Джулия старалась вспомнить, как это было. Лили всегда отпускала ее вполне спокойно. Или это было кажущимся весельем? Иногда она говорила: «Я не хочу, чтобы ты ехала, мамочка». Но только и всего. Казалось, ей хорошо с Мэрилин и Александром. Когда Джулия возвращалась, она находила дочь отдохнувшей и приветливой. Она даже радовалась этому.

[Глава девятнадцатая] — Я не знала, — сказала она с грустью. — Прости. — Она подумала об изуродованном ковре, этом яростном молчаливом протесте дочери.

[Глава девятнадцатая] — Я ненавижу, когда ты уезжаешь, — выпалила Лили. — Ты не должна уезжать!

[Глава девятнадцатая] — Но, Лили, я должна зарабатывать средства на жизнь, для нас обеих. — Это было лишь частью правды, и она сознавала это. Лили не обратила внимания на ее слова.

[Глава девятнадцатая] — Ты моя мать. Ты должна быть здесь.

[Глава девятнадцатая] Это эгоистичное чувство болью отозвалось в душе Джулии. В голове перемешались требования Лили и ее собственные. Ее и Бетти. Вечная борьба противоречий. «Бедные матери, — подумала она. — Никогда не могут угодить своим детям. И бедные дочери! Вечно они чего-то хотят друг от друга, а когда мы хотим им дать что-то, то делаем это так неловко, что причиняем друг другу боль». Джулия бережно пригладила волосы Лили. Она все чаще и чаще задавалась вопросом, где ее собственная настоящая мать? Что бы она сказала в этом случае?

[Глава девятнадцатая] — Я не поеду в Америку, — пообещала Джулия.

[Глава девятнадцатая] Она ощутила, как напряглись шея и плечи Лили, и поняла, что девочка старалась сдержаться, чтобы не одернуть голову от прикосновений материнской руки.

[Глава девятнадцатая] — Нет, отчего же, поезжай, — сказала Лили, чтобы отделаться от нее. — Но сообщай мне обо всем, когда нужно. Я не хочу узнавать об этом из твоей случайной болтовни с Мэтти.

[Глава девятнадцатая] — Извини, — смиренно повторила Джулия. — Но эта мысль пришла мне в голову именно в тот момент и показалась неплохой, поэтому я и сказала тогда.

[Глава девятнадцатая] «И я нахожусь во власти противоречивого эгоизма».

[Глава девятнадцатая] Лили подняла книгу и стала рассматривать картинку на суперобложке. Джулия поняла, что разговор окончен. Она встала, сказала что-то насчет ужина и пошла к двери. И вдруг услышала, как Лили пробормотала:

[Глава девятнадцатая] — Прости меня за ковер.

[Глава девятнадцатая] Это удивило и обрадовало Джулию.

[Глава девятнадцатая] — Ты была права, это всего лишь вещь, а не живой человек. Как бы то ни было, это наш общий ковер.

[Глава девятнадцатая] — Он не мой. Я не интересуюсь таким хламом.

[Глава девятнадцатая] Джулия слегка хмыкнула.

[Глава девятнадцатая] — Ты бы относилась к нему иначе, если бы он принадлежал Леди-Хиллу.

[Глава девятнадцатая] Ответ последовал немедленно:

[Глава девятнадцатая] — Леди-Хилл — совсем другое дело.

[Глава девятнадцатая] Джулия согласно кивнула. Она помедлила минуту-другую, но больше говорить было не о чем. Прикрыв дверь, Джулия спустилась вниз, еле передвигая ноги. Уже сгустились сумерки, и огромная комната показалась холодной и мрачной. Обхватив себя руками, Джулия подошла к окну и стала смотреть на улицу, ничего не видя. Она хотела бы поговорить с Александром. Вот набрать бы номер его телефона и сказать: «То, чего мы опасались, случилось. Что теперь делать?»

[Глава девятнадцатая] Она уже больше не удивлялась тому значению, которое приобрел в их жизни Александр. Она говорила себе, что он все еще ее друг, даже после всего, что случилось, а главное, он отец Лили. Но лишь недавно Джулия поняла, что ей необходима уверенность, что, если понадобится, он сможет оказать влияние, пусть издалека, не только на жизнь Лили, но и ее собственную. Александр стал чем-то вроде мерила, символом постоянства и Стабильности. Эта связующая нить между ними успокаивала, и ее следовало укрепить ради блага Лили. Она считала, что по прошествии стольких лет эти действия выглядели бы безобидно. Они редко виделись в Лондоне. Джулия никогда больше не бывала в Леди-Хилле. Она избегала этого в силу какого-то суеверия, хотя бывали моменты, когда она могла бы поехать туда, посмотреть, как Лили соревнуется на спортивной площадке, или на празднование шестидесятилетия Фэй. Но она так и не поехала, и они встречались, только когда Лили нужно было отвезти в Леди-Хилл или привезти обратно или когда Александру случалось бывать в городе по работе.

[Глава девятнадцатая] Джулия очень ценила эту свободную, неоговоренную, но продолжавшуюся годы дружескую связь. Она бы не удивилась, если бы Александр чувствовал то же самое. Он встречал у нее Томаса Три, но никогда не спрашивал о нем и, должно быть, заметил впоследствии его исчезновение, но и по этому поводу тоже не сказал ни слова.

[Глава девятнадцатая] Ничего подобного не было бы с Томасом, устало подумала Джулия.

[Глава девятнадцатая] А теперь, когда она хотела поделиться тревогами вчерашнего вечера с Александром, это оказалось невозможным. Потому что Джулия была уверена, что истина не имела никакого отношения к турецкому ковру, абсолютно никакого, даже к Америке или ее частым отлучкам из дому. Истина же была вот в чем: «Я не твоя. Я папина».

[Глава девятнадцатая] Все другое, даже если бы Лили и отрицала это, потому что она сама еще всего не понимает, было просто симптомом.

[Глава девятнадцатая] Лили начала сравнивать и судить лишь потому, что достаточно повзрослела. Ее родители жили отдельно, не поддерживая никаких отношений, и отсюда вытекала возможность делать выбор. И если такая возможность подворачивалась сама собой, она по-детски, инстинктивно, хваталась за нее. Вспоминая себя и свое поведение с Бетти, Джулия поняла, что дети не могут говорить двусмысленно или притворяться. Мысль о том, что Лили, с ее сильными детскими привязанностями, выбирает между нею и Александром, причиняла невыносимую душевную боль. Но она была неизбежна, равно как и непереносима. Озябнув, Джулия отошла от окна и стала прохаживаться по длинной холодной комнате.

[Глава девятнадцатая] Она считала, что все — и этот красивый дом, и его внутренний комфорт, «Чеснок и сапфиры», четыре магазина с их витринами, управляющими и штатом, склад, забитый товарами, а также офис и шкафы для хранения документов, даже «Триумф Витесс» — было сделано для блага Лили. А теперь, думала она, после того, как приложила столько усилий, чтобы быть хорошей матерью, я оказалась плохой. Если бы не было Лили, ничего этого не было бы тоже.

[Глава девятнадцатая] Но все это ничего не значило. Она не могла ни привязать к себе Лили, ни заставить ее любить и быть преданной матери, ни прекратить их совместное времяпрепровождение. Она не могла также доверить Александру все тревоги, потому что в этом он был ее врагом.

[Глава девятнадцатая] Осознание одиночества делало ее беспомощной. Она разжала руки, и они бессильно повисли вдоль тела. Раз в комнате холодно, нужно включить обогреватель. Лили пора дать ужин и напомнить, чтобы она собрала свою спортивную сумку к завтрашним занятиям в школе. Джулия включила свет и задернула шторы на окнах, а затем постаралась сосредоточить все свое внимание на мелких домашних делах, которые заполнят все ее вечернее время. Она сварила яйца и приготовила тосты и позвала Лили ужинать. Девочка прибежала, перепрыгивая через ступеньки, села на свое место у стола, забравшись с ногами на стул, и, жуя тосты, одновременно смотрела телевизор. Глядя на нее, Джулия подумала, что девочка так же легко все забывает, как это было с ней самой в детские годы, когда она наклеивала звездочки на обои Бетти. И она не смогла разгадать той маленькой истины, лежавшей под этими поступками, пока ей не исполнился тридцать один год. Так почему Лили должна быть исключением?

[Глава девятнадцатая] Джулия протянула руку, чтобы собрать грязные тарелки.

[Глава девятнадцатая] «На то, чтобы повзрослеть, уходит много времени, — сказала она себе. — Чертовски много, а между тем раны так болезненны».

[Глава девятнадцатая] — Я пришлю тебе открытку оттуда.

[Глава девятнадцатая] — И «Статую Свободы». И еще я хочу несколько настоящих американских теннисок, чтобы каждый сразу видел, что они куплены не здесь.

[Глава девятнадцатая] — Маленькая снобиха! — поддразнила ее Джулия.

[Глава девятнадцатая] — А почему бы и нет? Что плохого в том, чтобы хотеть иметь одежду, которой нет у других?

[Глава девятнадцатая] Лили стояла перед ней с широко открытыми глазами и совершенно серьезным выражением лица. Вспоминая поездки много лет назад на брик-лэйнский рынок, и как она рылась в старых нарядах Джесси, и какие нелепые шила себе платья, Джулия невольно улыбнулась.

[Глава девятнадцатая] — Ничего плохого в этом нет. Я была в точности такая же.

[Глава девятнадцатая] — Правда, мама? Даже в то время?

[Глава девятнадцатая] Александр сидел на диване, вытянув вперед длинные худые ноги. Его гардероб, казалось, почти не изменился с 1959 года. Он по-прежнему носил вельветовые штаны, свитера и клетчатые рубашки, а зимой твидовое пальто, которое принадлежало еще его отцу.

[Глава девятнадцатая] Джулия обратилась к нему:

[Глава девятнадцатая] — Ведь правда, Александр? Время ничего не меняет.

[Глава девятнадцатая] Он поднял голову и взглянул на нее.

[Глава девятнадцатая] — Совершенно верно. Когда я впервые увидел твою мать, Лили, она была похожа на какую-то экзотическую бабочку. На ней всегда была необычная одежда. Замысловатая и в то же время очень простая, но всегда непохожая на ту, которую носили другие девушки. В сто раз более эффектная. И у нее были очень красивые ноги, как, впрочем, и сейчас.

[Глава девятнадцатая] — У мамы?

[Глава девятнадцатая] — Конечно.

[Глава девятнадцатая] Джулия отвернулась, чтобы спрятать лицо от настойчивого взгляда Александра. На полу были свалены в кучу сумки и прочие вещи дочери, которые они приготовили для ее поездки в Леди-Хилл, и теперь Джулия была рада возможности порыться в них, притворяясь, будто что-то ищет.

[Глава девятнадцатая] — Благодарю за комплимент, Александр. Но ведь это было сто лет назад.

[Глава девятнадцатая] Александр все еще смотрел на нее. Она чувствовала себя смущенной и бесконечно далекой от той экзотической бабочки, которую помнил Александр. Она продолжала наводить порядок среди вещей Лили, бессмысленно суетясь, ожидая, пока их нужно будет отнести и уложить в автомобиль Александра.

[Глава девятнадцатая] Но потом, когда это было сделано и велосипед Лили был надежно прикреплен к багажнику сверху, они вернулись в дом перед тем, как попрощаться. Лили побежала в цокольный этаж повидаться с Мэрилин, а Джулия и Александр стояли у окна. Сад благоухал розами, лавандой и жимолостью, а с канала доносился плеск и скрип весел прогулочных лодок.

[Глава девятнадцатая] — Твой сад выглядит прелестно, — сказал Александр.

[Глава девятнадцатая] — Спасибо. Смешно, но я его полюбила. Кто бы мог подумать, что из меня выйдет садовод? — Она засмеялась. — Наверное, это возраст.

[Глава девятнадцатая] — Ты слишком много говоришь о своем возрасте. Ты ведь еще молода, Джулия. У тебя все впереди!

[Глава девятнадцатая] Она с особой остротой прислушивалась к словам, думая: «Что может быть у меня впереди?» Она чувствовала его рядом, ее рука касалась его руки. «Не будь дурочкой, — предупреждала она себя. — Ты становишься расслабленной и сентиментальной».

[Глава девятнадцатая] Александр вздохнул.

[Глава девятнадцатая] — А в Леди-Хилле цветочный бордюр приходит в полный упадок.

[Глава девятнадцатая] — В самом деле? — равнодушно спросила Джулия. — Тебе следует взять хорошего садовника.

[Глава девятнадцатая] «Так-то лучше, — подумала она. — Спасительный сад!»

[Глава девятнадцатая] — Да. Пожалуй, следовало бы. — Он положил руку ей на плечо. Ей пришлось повернуться к нему с улыбкой. — Не переутомляйся в Штатах. — Его лицо было так близко.

[Глава девятнадцатая] — Нет, я не буду слишком усердствовать.

[Глава девятнадцатая] — У тебя есть там друзья? Ну кто-нибудь, кто позаботился бы о тебе, если тебе потребуется помощь?

[Глава девятнадцатая] — О, множество. Да еще деловые связи. Я буду, как всегда, среди людей.

[Глава девятнадцатая] Она не могла сказать ему: «Я надеюсь встретить там Джоша Флада». Как она могла быть честной с Александром, если по-настоящему не была честна с собой? Джулия отвернулась, делая вид, будто внимательно рассматривает что-то за окном.

[Глава девятнадцатая] — Ну что ж, это хорошо, — неопределенно пробормотал Александр.

[Глава девятнадцатая] Лили влетела в комнату в сопровождении Мэрилин. На Мэрилин были джинсы и тенниска от «Марбин Гэй», волосы были закручены сзади в узел. Она как бы являлась более молодой и упрощенной копией Мэтти, и Джулия заметила, что Александр смотрит на нее.

[Глава девятнадцатая] — Пойдем, папочка! — закричала Лили. — Пора ехать.

[Глава девятнадцатая] — Не надейся, что избавишься от нас, ясно? — пошутила Мэрилин. — Ну-ка, обними нас хорошенько. И как я выдержу без тебя восемь недель?

[Глава девятнадцатая] Мэрилин предстояло вести домашнее хозяйство в отсутствии Джулии и Лили. В десятый раз Лили повторила Мэрилин всевозможные инструкции по уходу за хомяками, которые жили в клетке в ее комнате.

[Глава девятнадцатая] — Ты видела Мэтти? — неожиданно спросил Александр.

[Глава девятнадцатая] — У нас был ланч со спиртным на прошлой неделе, — сказала Джулия. — Ей предложили пьесу, в которой она очень хотела играть. В сентябре будет проба в Честере, а затем, возможно, в Вест-Энде.

[Глава девятнадцатая] — Передай ей мой привет, — сказал Александр.

[Глава девятнадцатая] — Ты скорее увидишь ее, чем я. Разве ты забыл, что я пробуду в Штатах полтора месяца?

[Глава девятнадцатая] — Ах да.

[Глава девятнадцатая] Они вышли все вместе на солнечную улицу. Лили подпрыгивала то на одной ноге, то на другой, и Джулия наклонилась, чтобы обнять ее за плечи.

[Глава девятнадцатая] — Желаю тебе веселых каникул. Слушай папу!

[Глава девятнадцатая] Как ни пристально Джулия вглядывалась в лицо своей дочери, она не могла заметить в нем ничего, кроме счастливого ожидания. И как это бывало всегда, момент расставания оказался для Джулии гораздо тяжелее, чем она думала.

[Глава девятнадцатая] — А ты бы поехала в Нью-Йорк вместе со мной? — Не было необходимости говорить это, но она уже не могла остановиться. Они могли бы поехать вместе. Лили была теперь достаточно взрослой. Они могли бы получить удовольствие от этой поездки, и одновременно Джулия занималась бы делами. Но Лили категорически отказалась.

[Глава девятнадцатая] — Я не могу не поехать в Леди-Хилл, — сказала она. — По крайней мере сейчас.

[Глава девятнадцатая] Джулия не спеша выпрямилась и открыла дверцу машины. Лили забралась внутрь. Джулия невольно нервно вздрогнула от упавшей на нее тени. Это подошел Александр. Из-за ослепительного света она не могла видеть его лица. Он поцеловал ее в обе щеки. Обычно он никогда не целовал ее ни при встречах, ни при расставаниях. Она смущенно улыбнулась, заслоняясь рукой от солнца. Затем Александр сел в машину рядом с Лили, а Джулия и Мэрилин остались стоять рядом на тротуаре. Автомобиль поехал, и они махали вслед рукой, крича «до свидания», пока он не скрылся за углом.

[Глава девятнадцатая] — Ей повезло, — сказала Мэрилин, — иметь такого отца, как Александр.

[Глава девятнадцатая] Джулия вспомнила Теда Бэннера. Он умер от перепоя четыре года назад. Мэтти и Мэрилин ездили на его кремацию и возвратились в дом Джулии с опечаленными лицами. А Вернон? Чем был лучше Вернон Смит, с вечной газетой на отутюженных складках брюк, с этими неизменно тикающими за спиной часами? Вернон только что ушел на пенсию из своей бухгалтерской конторы, и Джулия недоумевала, как они с Бетти толкутся с утра до вечера в этой тесной квартирке на Фэрмайл-роуд.

[Глава девятнадцатая] — Да, Лили повезло, — ответила Джулия. Мэрилин взглянула на нее, и ее улыбка исчезла, уступив место замешательству. Джулия взяла ее руку и сжала в своей.

[Глава девятнадцатая] — Пойду-ка я лучше упакую свои вещи.

[Глава девятнадцатая] — Тебе не нужно что-нибудь погладить?

[Глава девятнадцатая] Они возвратились в дом. Там было пусто и тихо, как это обычно бывало, когда уезжала Лили.

[Глава девятнадцатая] Лили пристально смотрела на дорогу, так как знала, что сидеть на переднем сиденье небезопасно. В пути попадались знакомые знаки, с которыми она мысленно здоровалась, когда они проносились мимо. Такая поездка была составной и неотъемлемой частью каждых каникул, того периода времени, когда лондонская Лили перевоплощалась в Лили из Леди-Хилла. И путь этот, от Лондона до Дорсета, всегда казался очень долгим, но, несмотря на свою ужасную непоседливость во время других поездок, в этой поездке Лили всегда сидела тихо. Она повернула голову и взглянула на Александра. Его лицо было красным от свежего загара, это означало, что он работал на открытом воздухе. Лили нравилось играть в летней беседке в саду, потому что в это время она могла видеть его. На нем была надета одна из его обычных рубашек с обтрепанными краями на манжетах, без галстука, а его негустые светлые волосы были гладко зачесаны. Ее отец никогда не носил длинных волос, как это делали отцы других девочек. Даже Феликс раньше отпускал шевелюру, в тот период, когда носил цветные восточные халаты наподобие женского платья, но потом он опять коротко остригся и стал носить такие же серые костюмы, как у Александра.

[Глава девятнадцатая] Александр никогда не менялся. И это была одна из его самых характерных черт, и поведение его всегда оставалось одинаковым. Он бывал очень требовательным, но его строгость и требовательность всегда были обоснованны и понятны. Было нетрудно угадать, чем можно его рассмешить или что доставило бы ему удовольствие. Обычно все это совпадало с тем, что нравилось и ей, как, например, Леди-Хилл.

[Глава девятнадцатая] Все это отличало его от Джулии.

[Глава девятнадцатая] Лили машинально засунула в рот прядь волос, думая о матери. Конечно, она любила свою мать, как и каждый человек. К тому же Джулия была красивее и интереснее большинства матерей. Она отличалась от других даже своим внешним видом, когда приходила в школу, но в ней было что-то такое, что, по определению Лили, делало ее опасной. Она поняла это значительно позже, возможно когда повзрослела и ей исполнилось девять лет. Однако она всегда это сознавала, сколько себя помнила. Джулия так быстро менялась. Только что она смеялась и играла с ней, а в следующий момент могла взорваться от гнева. Лили боялась этих перепадов в настроении матери. Джулия могла быть нежной и покладистой, но могла повернуться и надавать ей шлепков, которые жгли, как крапива, и вызывали у нее горькие слезы, или, что еще хуже, она могла ударить словами, которые унижали ее. А после этого почти всегда мать выглядела несчастной. Даже иногда потихоньку плакала. Это как-то смущало и вызывало у Лили тоску по простым ровным отношениям, пусть даже в ущерб ее привлекательности.

[Глава девятнадцатая] Александр вел себя совсем иначе. Он не заискивал перед ней, но и не вскипал гневом, вымещая на ней свой темперамент. Он был всегда уравновешен, спокоен, как и само поместье Леди-Хилл. Любовь к отцу и к этому дому переплелись и были неотделимы друг от друга. Лили вздохнула в предвкушении скорого блаженства и удобнее устроилась на сиденье.

[Глава девятнадцатая] Когда они подъехали в Леди-Хиллу, уже вечерело. Каменные столбы у ворот отбрасывали длинные тени, как и деревья, ветви которых нависали над подъездной дорогой; мошкара тучками толклась в лучах заходящего солнца. В загоне, под деревьями, в густой траве стоял пони Лили, лениво обмахиваясь хвостом.

[Глава девятнадцатая] — Вот я и дома! — радостно закричала Лили.

[Глава девятнадцатая] Пока Александр переносил в комнаты ее пожитки, Лили обежала весь дом. Он слышал ее звонкие шаги у себя над головой и хлопанье дверей, выходящих на галерею, наполнявших шумом тихие своды. Было такое впечатление, как будто в дом ворвалась толпа людей, а не один ребенок.

[Глава девятнадцатая] «Толпы людей. Веселые вечера…»

[Глава девятнадцатая] Александр резко опустил на пол чемоданы. В доме была уже другая домоправительница, жившая в тех комнатах, которые занимали в первые годы после пожара Александр и Джулия.

[Глава девятнадцатая] Она вошла через внутреннюю дверь, высматривая Лили, и Александр поскорее стряхнул с себя воспоминания о «толпах людей и вечеринках». Он сказал миссис Тови, что Лили будет ужинать приблизительно через час, когда немного уляжется возбуждение, и прошел в гостиную, чтобы налить себе рюмку вина.

[Глава девятнадцатая] Панельная обшивка, купленная на распродажах и предназначенная для большего дома, была искусно пригнана Феликсом. Создавалось впечатление, что она всегда была здесь, в этой комнате, а потолочную штукатурку заменили так, что сделанные заново лепные украшения прекрасно гармонировали с панелями. Это обошлось в тысячи фунтов. Кое-как Александр оплатил расходы, в основном за счет продажи земель. Держа в руке высокий стакан виски с содовой, он долго оглядывал комнату.

[Глава девятнадцатая] Он думал о том, как по кусочкам, с огромной тщательностью восстанавливал этот дом, чтобы привести его в прежний вид. Он отдал ему все свое внимание и теперь, когда работы в гостиной были закончены, испытывал чувство удовлетворения. Мебель также была собрана постепенно, предмет за предметом, с распродаж и аукционов. Да, он испытывал чувство удовлетворения, но оно было каким-то неполным, холодным и бесстрастным.

[Глава девятнадцатая] Выпивая по вечером свою порцию виски, Александр все чаще задумывался над тем, было ли стремление восстановить родовое гнездо действительно стоящим делом или это был для него просто «островок безопасности».

[Глава девятнадцатая] Появление Лили прервало грустный поток его мыслей. Она стояла в дверях, тяжело дыша, а раскрасневшееся личико цвело улыбкой. Пробежав через комнату, она прижалась к нему и потерлась щекой о его щеку, расплескав виски.

[Глава девятнадцатая] — Я так тебя люблю!

[Глава девятнадцатая] И она опять выбежала вон, а он удивился, почему не обнял ее и не сказал в ответ то же самое. Джулия так бы и поступила. Эту нерасположенность к сантиментам он унаследовал от отца и Чины.

[Глава девятнадцатая] Джулия никогда не боялась показать свою любовь. Открытое выражение чувств было естественным для нее — она не скрывала и своей любви к Джошу Фладу, что глубоко ранило его сердце много лет назад. Он увидел очередное проявление этого сегодня, когда они стояли на тротуаре возле ее дома. Она просто излучала любовь, которая вся была направлена на Лили. С течением лет Джулия не утратила своей прямоты и живой реакции на людей, которые пользовались ее вниманием. Ее увлечения, страхи, требования, как всегда, не знали границ, в отличие от его собственных, создавая как бы еще более надежный щит для его неуязвимости.

[Глава девятнадцатая] Джулию любили за ее непосредственность; это так нравилось ему еще с того дня, когда София привела ее, чтобы их познакомить: живое воспоминание вызвало у него сегодня желание поцеловать ее. Ему бы хотелось большего, но испуганное выражение ее лица остановило его, и он понял, что следует отступить, засунуть руки в карманы, сосредоточить свое внимание на Лили и их поездке в Леди-Хилл.

[Глава девятнадцатая] А теперь он опять был дома, как всегда в своей надежной непогрешимости. Александр встал и подошел к окну. Брусчатка внутреннего двора все еще светилась под теплыми лучами заходящего солнца. Поодаль стояли ивы, вдоль которых проходила посыпанная гравием дорожка, а дальше скошенная трава, скрытая тенью деревьев. Леди-Хилл был прекрасен, но он знал, что поместью нужна Лили и кто-нибудь еще, одним словом, люди, которые оживили бы его. Как сказала много лет назад Джулия. Без них дом был пуст, как дерево без сока. Как и я сам, подумал Александр. Ему было уже за сорок. Похоже, что его планы может осуществить только Лили, но не он. Он чувствовал, что стал чопорным и неуклюжим из-за длительной изоляции в этом доме, и скучным оттого, что много работал, не позволяя себе никаких отклонений. Конечно, у него были женщины после того, как ушла Джулия. Две или три из них были связаны с его музыкальным бизнесом, но они жили в Лондоне или в Нью-Йорке, и в конце концов расстояние, которое приходилось всякий раз преодолевать для встреч, оказалось обременительнее получаемого удовольствия, и эти связи истощили себя. Потом у него завязались отношения с местной девушкой, дочерью школьной учительницы и врача, их тайные встречи продолжались больше года. Но в конце концов ее деятельное участие в работах по восстановлению дома, а особенно собственнические поползновения относительно Леди-Хилла стали напоминать ему мачеху. Александр освободился от своей возлюбленной с присущей ему деликатностью, и с тех пор на протяжении последних семи месяцев у него никого не было.

[Глава девятнадцатая] Он был одинок, но в этом он винил только себя самого. Если бы он действительно стремился к общению с людьми, ему не трудно было бы их найти. Он повернулся и отошел от окна. Созерцание тишины летнего вечера в Леди-Хилле не приносило радости. Александр вернулся к своему креслу с подушками, покрытыми вышивкой гарусом по канве, которые добыл ему Феликс в лавке какого-то старьевщика в Солсбери, и аккуратно развернул газету.

[Глава девятнадцатая] По крайней мере, теперь здесь будет Лили целых два летних месяца. Она согреет своим теплом безжизненный дом.

[Глава девятнадцатая] Он слышал, как она возвратилась в дом задолго до положенного часа. Улыбаясь, он опустил на пол газету, но когда девочка ворвалась в комнату, заметил, что ее лицо пылает гневом, а на щеках видны следы размазанных слез.

[Глава девятнадцатая] — Там бунгало! — завопила она.

[Глава девятнадцатая] Восемнадцать месяцев назад Александр продал шесть акров земли на краю поместья с деревней Леди-Хилл. Этот участок был куплен застройщиком, который в положенное время добился разрешения на строительство небольшого поместья из восемнадцати бунгало. Местный консул дал разрешение, и сразу же после последнего посещения Лили Леди-Хилла там развернулись строительные работы. Теперь эти бунгало были почти закончены. У них были покатые крыши, фигурные окна и аккуратные крошечные палисадники вокруг маленьких коробкообразных домиков. Некоторые из них были уже куплены молодыми парами и пенсионерами из деревни, но большинство должны были занять приезжие.

[Глава девятнадцатая] Если бы у Александра была возможность выбора, он предпочел бы обойтись без этих построек. Он оттягивал продажу земли сколько мог, но наступил момент, когда он понял, что не может брать на себя слишком много работы, а без наличных денег просто не обойтись. Застройщик заплатил хорошие деньги. В деревне приняли это как веяние нового времени, и Александр постепенно привык к зрелищу растущих построек на пустовавшей прежде земле.

[Глава девятнадцатая] Возмущение Лили сначала удивило его.

[Глава девятнадцатая] — На нашей земле стоят какие-то дома! И обнесены изгородью.

[Глава девятнадцатая] — Я знаю. Извини, мне следовало сказать тебе об этом раньше.

[Глава девятнадцатая] Она уставилась на него, не понимая.

[Глава девятнадцатая] — Но почему?! Что они там делают?

[Глава девятнадцатая] Александр придвинул стул и заставил сесть рядом с собой. Она уселась на самый краешек стула, пристально глядя на отца, как будто от этого нежеланные домики могут исчезнуть.

[Глава девятнадцатая] — Ты знаешь, что много лет назад, еще до твоего рождения, в Леди-Хилле был пожар?

[Глава девятнадцатая] Лили нетерпеливо кивнула. О пожаре редко упоминали. Почти все, что она слышала краешком уха в детстве, касалось ремонта и восстановительных работ. У нее в памяти сохранился один фрагмент, когда она забрела в темные, осыпающиеся закоулки дома и с испугом почувствовала удушливый комок в горле. Потом откуда-то появилась Джулия, взяла ее на руки и унесла.

[Глава девятнадцатая] — Дом сильно пострадал от пожара. Сгорели стропила, поддерживавшие крышу, и расплавились перекрытия на окнах и сточные желоба. Все покрылось копотью и дымом, а вода и пожарники сделали свое дело, испортив мебель, картины и ковры. Конечно, те, которые не успели сгореть.

[Глава девятнадцатая] Лили слушала отца, на какое-то время позабыв про бунгало. Описывая такие ужасные вещи, он говорил ровным, спокойным голосом. В его словах не было ни гнева, ни печали. И все же впервые Лили представила, как это все было. Огонь, жадно пожирающий дрова в камине, только в тысячу раз больше. Он стремительно уничтожает их дом. Она непроизвольно посмотрела вверх, как будто ожидала увидеть оранжевые языки пламени, лизавшие потолок у нее над головой.

[Глава девятнадцатая] — Пожар, разумеется, был погашен, — успокоил ее Александр.

[Глава девятнадцатая] Лили опустила глаза, и взгляд ее упал на загадочные шрамы, ярко-розовые и сероватые пятна на коже на тыльной стороне отцовских рук.

[Глава девятнадцатая] Ей сразу же стало понятно их происхождение, как будто у нее открылись глаза.

[Глава девятнадцатая] — У тебя тогда обгорели руки?

[Глава девятнадцатая] — Да. Но мне повезло. Их вылечили.

[Глава девятнадцатая] — А что случилось потом?

[Глава девятнадцатая] Под взглядом подростка, казалось, все выглядит яснее, но в более резких, холодных тонах.

[Глава девятнадцатая] — Потом нужно было отремонтировать дом. Я хотел восстановить его в прежнем виде. На это потребовалось очень много времени и очень много денег. Последние деньги, так как мне неоткуда больше было их достать, я получил от продажи деревенских лугов. И человек, купивший эту землю, поставил на ней дома для людей, которые могли бы их купить в качестве жилья. Ведь людям надо же где-то жить, Лили.

[Глава девятнадцатая] Но она не могла принять эту подслащенную пилюлю. Ее личико снова залила краска, и она почти закричала:

[Глава девятнадцатая] — Но они ужасны! Они… они похожи на куриные клетки. Их видно отовсюду, как только выйдешь из сада. А это значит, что и они могут видеть нас. Я привыкла ездить на Марко Поло по этим лугам. Я не хочу, чтобы там были эти дома!

[Глава девятнадцатая] — Лили, — твердо сказал Александр. — Эти дома нужны, а нам нужны деньги, которые мы, сдавая их, получаем. Я понимаю твой гнев и виноват в том, что не предупредил тебя об этой затее. Но ты тоже порядочная эгоистка. У тебя ведь много места, где ты можешь кататься на своей лошадке. В этом мы счастливее других. Не забывай этого, ладно?

[Глава девятнадцатая] Лили подняла свое расстроенное личико.

[Глава девятнадцатая] — Я не это имела в виду, — прошептала она. — Из-за них все изменилось. Куда ни повернешься, натыкаешься глазами на них, потому что они такие новые. И… голые. Я хочу, чтобы все оставалось неизменным. А теперь этого нет. — Слезы градом покатились у нее по щекам. Это была уже не девятилетняя девочка, а упрямый ребенок.

[Глава девятнадцатая] — О, Лили, — Александр обнял ее и прижал к себе. — Послушай. Я потратил годы, почти все свое время, с тех пор как ты родилась, стараясь сделать Леди-Хилл таким, каков он теперь, чтобы он оставался всегда таким, каким я его помню со времен своего детства, для тебя и твоих детей. И я только сейчас стал понимать, что тебе не следует пытаться сохранять все в прежнем виде. Это… это своего рода слабость. Если ты окажешься храброй, храбрее меня, ты не будешь бояться изменений, а будешь извлекать из этого пользу для себя. Феликс прекрасно отделал Длинную галерею благодаря деньгам, вырученным от продажи земли, часть из них пошла на ценные вещи. Можешь ты порадоваться этому и попытаться принять эти бунгало? Уверяю тебя, через месяц-другой ты забудешь даже об их существовании, как будто они всегда были там.

[Глава девятнадцатая] — Я постараюсь, — насупленно сказала Лили, вытирая слезы. — Ладно, я попробую.

[Глава девятнадцатая] Она больше не протестовала. Может быть, подумал Александр, это потому, что она получила полезный урок, когда рядом не было смягчающего влияния Джулии.

[Глава девятнадцатая] Лили волновал еще один вопрос:

[Глава девятнадцатая] — Ведь это Феликс помогал тебе ремонтировать Леди-Хилл? А почему не Джулия?

[Глава девятнадцатая] Он немного помолчал, обдумывая свой ответ. Затем сказал:

[Глава девятнадцатая] — Джулия считала, что я слишком много уделяю этому внимания. И так как я не мог сделать ее счастливой, как не мог сделать счастливым и этот дом, она решила уехать и жить в другом месте. Это было ее право, понимаешь? И мы договорились, чтобы ты жила у нас по очереди.

[Глава девятнадцатая] Лили кивнула. А затем неожиданно спросила:

[Глава девятнадцатая] — Ты сказал, что не был храбрым. А что бы ты сделал, если бы был храбрым?

[Глава девятнадцатая] — Думаю, я тогда уехал бы с Джулией.

[Глава девятнадцатая] Александра удивила легкость, с которой он признался Лили в том, в чем не смел признаться даже самому себе.

[Глава девятнадцатая] А она тотчас сказала:

[Глава девятнадцатая] — Я рада, что ты этого не сделал.

[Глава девятнадцатая] — Почему?

[Глава девятнадцатая] — Потому что тогда мы бы не могли жить здесь, верно?

[Глава девятнадцатая] Он улыбнулся.

[Глава девятнадцатая] — Разве это так важно?

[Глава девятнадцатая] — Еще бы! Во всем мире нет места прекраснее, чем Леди-Хилл.

[Глава девятнадцатая] Он посмотрел на ее оживленное личико. Разве не этого он добивался всю жизнь? Но чувство удовлетворения, казалось, было не таким полным, как он ожидал.

[Глава девятнадцатая] — Ступай, — ласково сказал Александр. — Иди наверх и вымой лицо. А потом, думаю, тебе следует позвонить миссис Тови. Вероятно, твой ужин уже на столе.

[Глава девятнадцатая] Он позвонил Джулии, чтобы сообщить, что Лили благополучно добралась до Леди-Хилла. Разговор был коротким.

[Глава девятнадцатая] — Счастливой поездки, — сказал он под конец.

[Глава девятнадцатая] — Спасибо. — Пауза, затем — Александр!

[Глава девятнадцатая] — Да?

[Глава девятнадцатая] Опять пауза.

[Глава девятнадцатая] — Ничего. Это не имеет значения. Желаю вам обоим счастливого отдыха.

[Глава девятнадцатая] Отдых Лили вошел в обычную колею. По утрам Александр работал, а Лили отправлялась навестить своих подружек Элизабет или Фэй или помогала миссис Тови. В полдень они завтракали на открытом воздухе, гуляли или плавали в речном пруду. Лили больше не вспоминала о бунгало, но решительно отказывалась ездить на своем Марко Поло в нижние луга.

[Глава девятнадцатая] В конце первой недели приехал Феликс.

[Глава девятнадцатая] Его визиты теперь, когда дом почти полностью был восстановлен, стали редкими, но все же он приезжал на несколько дней, обычно весной, а потом еще летом. Он всегда привозил что-нибудь: картины, ковры или изделия из фарфора, собранные за период его отсутствия, и представлял Александру на предмет одобрения. Обычно эти вещи были очень дорогими, но всегда выбирались с учетом точного места их размещения и чаще всего так удачно вписывались в интерьер, что Александр не в силах был устоять и покупал их, ворчливо попротестовав для виду. То, что Леди-Хилл блистал теперь утонченным великолепием, когда-либо украшавшим его с ушедших во мрак дней сэра Перси Блисса, было отчасти заслугой Феликса.

[Глава девятнадцатая] И если его деловые визиты в Леди-Хилл уже не были столь необходимыми, Александр понимал, что они служат для него подходящим предлогом, чтобы на несколько дней вырваться от Джорджа. У Джорджа Трессидера развилась какая-то мышечная болезнь, причинявшая ему сильные боли и ограничивавшая передвижение. Болезнь сделала его очень раздражительным. Феликс взял на себя ведение их дел и ухаживал за Джорджем, добродушно подшучивая над ним, но они уже не были больше любовниками. Феликс неуклонно, но втайне от Джорджа продолжал свои любовные похождения. Легальность таких отношений и благоприятные возможности сопутствовали ему, а обилие выбора напоминало Флоренцию много лет назад. Однако он приезжал в Леди-Хилл не для того, чтобы искать себе мальчиков. Этого добра было достаточно и в Лондоне. Он приезжал туда исключительно ради того, чтобы наслаждаться цветущей красотой истинно английской местности, и еще потому, что, несмотря на все их несходство с Александром, они стали теперь друзьями.

[Глава девятнадцатая] Александр уже ожидал его, и, когда услышал звуки белой «альфы» Феликса, он быстрыми шагами направился во двор, чтобы приветствовать приятеля. К своему удивлению, он увидел, что машина, вместо того, чтобы быть нагруженной какими-нибудь драгоценными изделиями старины, утопающими в мягких древесных стружках, доставила еще одного пассажира. Он удивился еще больше, когда им оказалась Мэтти.

[Глава девятнадцатая] В ту же минуту прибежала Лили.

[Глава девятнадцатая] — Мэтти! Мэтти, Мэтти! — радостно закричала она, повиснув на ней. Феликс смотрел на Александра поверх их голов, улыбаясь и пожимая плечами.

[Глава девятнадцатая] Освободившись от Лили, Мэтти взяла Александра за руки и поцеловала в обе щеки. Расставшись с Крис Фредерикс, Мэтти распрощалась также и с джинсами и рабочими рубашками и возвратилась к платьям в стиле Мэтти. Сейчас на ней было очень короткое ярко-розовое платье-рубашка и розовые кожаные сандалии «а ля гладиатор». На руках поблескивали тяжелые индийские серебряные браслеты и такая же цепочка на шее, круглые очки от солнца были подняты на макушку.

[Глава девятнадцатая] — Блисс, надеюсь, ты не испугался? Я обедала с Феликсом, и он сказал, что едет сюда, вот я и решила прокатиться. Здесь, в деревне, должна быть какая-то таверна. Я смогла бы остановиться там на пару суток?

[Глава девятнадцатая] Она повернулась к нему, и он дружески чмокнул ее. Ее губы слегка приоткрылись, и их мягкое прикосновение вызвало в нем невольную дрожь волнения.

[Глава девятнадцатая] — В этом доме найдется по меньшей мере дюжина спален, с нетерпением ожидающих, когда их займут. Оставайся здесь, сколько хочешь. Мы очень рады видеть тебя, не правда ли, Лили?

[Глава девятнадцатая] Чувствовалось, как будто что-то осталось недосказанным. Глядя на Мэтти, он заметил, что ее молочно-белая кожа, слишком бледная, покрылась едва заметными веснушками. Длинные ухоженные волосы были бледнозолотистого цвета. Он заставил себя отвести от нее взгляд и обменялся рукопожатием с Феликсом.

[Глава девятнадцатая] — Который час? Не перекусить ли нам на траве? Вы, должно быть, выехали очень рано. «Какие глупости я говорю, — подумал Александр. — Наверно, я сейчас скорее смахиваю на четырнадцатилетнего мальчика, а не на сорокалетнего мужчину».

[Глава девятнадцатая] — Еще до рассвета, дорогой, — в голосе Мэтти послышался ее обычный горловой смешок. — Мне нравится идея позавтракать на траве.

[Глава девятнадцатая] Они уселись на лужайке, находившейся перед домом. Мэтти запрокинула голову, чтобы оглядеть его, и Александр залюбовался мягкой линией ее шеи.

[Глава девятнадцатая] — Как я давно здесь не была, — тихо сказала Мэтти. — Ты знаешь, этот дом слишком красив для нашей действительности. Кажется, что как только переступишь порог, он окажется всего лишь макетом.

[Глава девятнадцатая] — Нет, он-то настоящий, — засмеялся Феликс. — Каждый проклятый кирпич и каждая балка. Он унес почти десять лет нашей жизни. Разве не так, Александр?

[Глава девятнадцатая] «В конце года будет десять лет. С тех пор как его разрушил пожар…»

[Глава девятнадцатая] На траву упала тень, как будто солнце закрыла туча.

[Глава девятнадцатая] Но Александр разогнал ее, подняв свой стакан.

[Глава девятнадцатая] — Выпьем за завершение великолепного предприятия.

[Глава девятнадцатая] Он наклонился вперед, чтобы чокнуться с Феликсом, но тот поспешно поправил его:

[Глава девятнадцатая] — Хотя, конечно, такие вещи на самом деле не имеют конца…

[Глава девятнадцатая] Мэтти и Александр расхохотались, а спустя мгновение к ним присоединился и Феликс. Мэтти подумала: «Во всем мире есть только двое мужчин, достойных любви. И два из них сидят сейчас здесь, рядом».

[Глава девятнадцатая] Мэтти и Феликс пробыли в усадьбе пять дней. Ярко светило солнце, и, греясь под его ласковыми лучами, они прогуливались пешком, катались на автомобиле, играли с Лили, дремали в шезлонгах на лужайке и плавали в реке. Они съездили к морю и собрали для Лили прекрасную коллекцию гальки, а также объехали все маленькие городки, где Феликс обошел все антикварные лавки, брюзжа и жалуясь, что редкие вещи здесь дороже, чем в Лондоне. По вечерам, после того, как Лили отправлялась спать, взрослые ели, пили и болтали, а иногда Мэтти пела под аккомпанемент Александра.

[Глава девятнадцатая] — Если бы здесь была Джулия, — вздыхала Мэтти, — все было бы так, как в былые времена.

[Глава девятнадцатая] На пятый вечер их пребывания Александр спросил:

[Глава девятнадцатая] — Вы не могли бы остаться еще на пару дней?

[Глава девятнадцатая] — Мне необходимо к Джорджу, — сказал Феликс.

[Глава девятнадцатая] В этот вечер Александр откупорил две бутылки шампанского, и они распили их на свежем воздухе, вдыхая аромат табака, стелющийся над травой и бататом, затянутым сумеречной пеленой под медно-красным буковым деревом. Глядя на лица своих собеседников, Феликс впервые почувствовал, что он лишний.

[Глава девятнадцатая] После обеда Александр играл Шопена. Подвыпившая Мэтти мечтательно покачивалась в такт музыке.

[Глава девятнадцатая] — Ты хочешь уехать? — тихо спросил Александр.

[Глава девятнадцатая] Мэтти замерла. Причудливые складки шифоновой юбки плавно колыхались вокруг нее.

[Глава девятнадцатая] — Нет, я не хочу уезжать. Если ты хочешь, я останусь.

[Глава девятнадцатая] Сидя в некотором отдалении от них, темный и неподвижный, как бы вырезанный из отполированного дерева, Феликс хотел шепнуть: «Берегись», но слова так и не сорвались с его губ, ибо в ту же минуту он понял, что предупреждение уже запоздало.

[Глава девятнадцатая] Утром Лили, Александр и Мэтти стояли во дворе, махая руками белой «альфе», пока она не скрылась в тенистом тоннеле.

[Глава девятнадцатая] И в этот вечер, когда Александр подошел, чтобы поднять крышку рояля, Мэтти взяла его за руки, сплетая его пальцы со своими.

[Глава девятнадцатая] — Не надо сегодня играть.

[Глава девятнадцатая] — Чем же мы, в таком случае, займемся?

[Глава девятнадцатая] Но он тут же сам нашел ответ на свой вопрос. Обняв девушку за плечи, он провел ладонями по ее обнаженным рукам. Ее кожа показалась ему такой мягкой, что готова была растаять от его прикосновения. Он поцеловал ее, настойчиво лаская языком ее губы, пока голова ее не запрокинулась, а рот приоткрылся навстречу. Всю эту неделю он страстно желал ее. Он расстегнул спереди ее платье и освободил груди. Они лежали в его руках, налитые и тяжелые, призрачно бледные в свете луны, проникавшем в погруженную в темноту комнату. Он прижался к ним губами, вызывая в ней невыразимо сладостное чувство. Александр удивился, почему за все эти годы он никогда не замечал сексуальности Мэтти. Он так сильно желал ее, что повалил на пол и стал срывать одежду, стремительно вонзаясь в нее и вскрикивая: «О, Мэтти!»

[Глава девятнадцатая] — Пойдем в постель, Мэтти, — умолял он.

[Глава девятнадцатая] Она улыбнулась ему загадочной и печальной улыбкой.

[Глава девятнадцатая] — Блисс, я не гожусь для секса. Для чего угодно другого, но не для секса.

[Глава девятнадцатая] С усилием сдерживая себя, Александр прошептал:

[Глава девятнадцатая] — Ты годишься, дорогая. Только посмотри, — он провел ладонью по ее нежной шелковистой коже. — Ты так прекрасна!

[Глава девятнадцатая] — Я бы не хотела все испортить, — прошептала Мэтти. — Мне было так хорошо с тобой все эти дни.

[Глава девятнадцатая] — Ничего и не будет испорчено, — пробормотал он. — Ничего. Обещаю тебе. — Он поцеловал ее гибкую шею, думая о том, что если бы он мог откусить кусочек этой плоти, то ощутил бы вкус спелой золотистой дыни.

[Глава девятнадцатая] — Блисс…

[Глава девятнадцатая] Он сжал ладонями ее лицо.

[Глава девятнадцатая] — Ответь мне только на один вопрос. Это правда, что ты предпочитаешь девушек?

[Глава девятнадцатая] Взгляд ее глаз смягчился.

[Глава девятнадцатая] — Правда в том, что я не знаю, чего я хочу.

[Глава девятнадцатая] Он улыбнулся.

[Глава девятнадцатая] — Я не столь самонадеян, чтобы сказать: «Я покажу тебе, что». Но пойдем в постель, Мэтти.

[Глава девятнадцатая] Она почти неслышно ответила:

[Глава девятнадцатая] — Хорошо. Если ты хочешь.

[Глава девятнадцатая] Для Александра нагое великолепие Мэтти в его постели казалось чудом. Мэтти никогда не была стройной, и сейчас ее мягкое, пышное тело, казалось, обволакивало его, проникая внутрь и вызывая все возрастающие чувственные волны желания. Она заполнила собой его руки и его рот, ему хотелось с жадностью поглощать ее, пока он не почувствовал, что больше не может.

[Глава девятнадцатая] Александр изо всех сил пытался сохранить над собой контроль. Он сцепил зубы и мрачно считал до тысячи, как научился делать это с первой женщиной, чтобы доставить ей удовольствие. Он гладил ее и ублажал, и прижимался губами к мягким соскам, заставляя их стать твердыми и выпуклыми под своим горячим дыханием. Мэтти вздыхала и слабо улыбалась из-под опущенных ресниц, но он не смог возбудить ее больше.

[Глава девятнадцатая] Он досчитал до тысячи. Больше у него не было сил. Он приложил губы к ее уху:

[Глава девятнадцатая] — Мэтти, я хочу тебя.

[Глава девятнадцатая] Она едва заметно покачала головой.

[Глава девятнадцатая] — Я не могу. Но ты можешь сам взять меня.

[Глава девятнадцатая] Ее мягкая рука с силой сжала его член, и он громко застонал. Затем она направила его, подняв бедра, чтобы ему легче было овладеть ею.

[Глава девятнадцатая] Он долго лежал с закрытыми глазами, крепко обхватив ее руками, как будто боясь, что она убежит. Мэтти тихо лежала в его объятиях. «Александр, ты полон любви и великодушия, как я и думала. Я рада, что узнала это. Я рада, что это случилось спустя столько лет. И ты мне очень нравишься. Почему же я не сказала тебе этого?»

[Глава девятнадцатая] — Мэтти, — шепотом спросил он, — почему ты не можешь? Ты доставила мне самое большое удовольствие, какое я когда-либо испытывал в жизни.

[Глава девятнадцатая] — Гм… Парадокс, не правда ли?

[Глава девятнадцатая] Он переместил вес своего тела, чтобы взглянуть ей в глаза.

[Глава девятнадцатая] — Парадокс? Интересно, многие ли кинозвезды говорят о парадоксах в постели?

[Глава девятнадцатая] Мэтти весело ответила:

[Глава девятнадцатая] — Ни одна из тех, с которыми я спала.

[Глава девятнадцатая] Они рассмеялись, сначала тихо, потом громче и громче, захлебываясь от смеха и крепко держа друг друга в объятиях.

[Глава двадцатая] Джулия оглядела мастерскую. Все стены были увешаны подлинниками и копиями работ трех молодых художников, деливших эту «голубятню», но вокруг не было никаких других предметов, обычно сопутствующих этому виду деятельности. Зато стояли чертежные доски, распылители красок и ящики для бумаг, а за терминалом компьютера сидел парень в очень опрятных рабочих брюках из грубой бумажной ткани. Это чистое помещение скорее напоминало отдел искусств какого-нибудь крупного журнала, подумала Джулия.

[Глава двадцатая] — Мне нравится этот материал, — сказала Джулия. — Мне уже надоели цветы и бисер.

[Глава двадцатая] Парень поднял голову.

[Глава двадцатая] — Да. Все это быстро выгорает.

[Глава двадцатая] Она еще раз медленно обошла комнату, осматривая рисунки. Те, которые ее особенно заинтересовали, бросались в глаза своей необычностью; там были изображены проигрыватели-автоматы, автомобили с радиаторами в виде зубов акулы, девушки с утрированными грудями в облегающих платьях, особенно подчеркивающих выпуклость бедер. Они были как настоящие, лоснящиеся и бесстыдные. В них не было ничего мягкого, манящего и красивого. Джулия удовлетворенно улыбнулась; она уже ясно представляла, насколько это может оказаться ходким товаром.

[Глава двадцатая] Среди сюрреалистических рисунков космического века попадалась компьютерная графика, в которой кружки и точки поэтапно превращались в прыгающего леопарда, а затем опять распадались на кружки. Таким же образом бутылка кока-колы превращалась в космический корабль «Аполлон», который как раз в эти дни с Армстронгом и Олдрином находился на Луне.

[Глава двадцатая] Это была восхитительная неделя, проведенная в Америке.

[Глава двадцатая] — А эти, — сказала Джулия, — эти изумительны! Есть что-нибудь такое, чего вы не можете делать на компьютере?

[Глава двадцатая] — Такого нет, — парень откинулся на спинку стула. — По крайней мере, немного.

[Глава двадцатая] Джулия достала записную книжку, открутила авторучку с золотым пером и наполнила ее чернилами. Мэтти подарила ее Джулии на Рождество.

[Глава двадцатая] — Шариковые ручки не подходят к шелковой блузке и кожаным сумочкам, — пояснила тогда Мэтти. Вспомнив это, Джулия улыбнулась.

[Глава двадцатая] — Я бы, конечно, хотела купить кое-что из ваших работ, — размышляла она, — но для моего рынка не годится штучный товар. У меня в Англии несколько магазинов, а не картинная галерея.

[Глава двадцатая] — Торговля?

[Глава двадцатая] — Именно.

[Глава двадцатая] Парень зевнул.

[Глава двадцатая] — Ну что ж, не думаю, чтобы этот вопрос нельзя было решить, если сойдемся в цене. Вам следует обсудить это с моим агентом.

[Глава двадцатая] Джулия решительно насадила на ручку колпачок. Она любила вести дела с агентами и наслаждалась самим характером условий соглашений. С ними всегда есть возможность заключить сделку, а она умела добиваться того, чего хотела. Она знала, что все эти «понтиаки» 50-х годов и бутылки в виде космических кораблей будут хорошо смотреться на стенах «Чеснока и сапфиров» и могут быть сразу же проданы.

[Глава двадцатая] — Спасибо за то, что показали мне вашу работу. Я позвоню агенту в полдень. Можно мне пригласить вас куда-нибудь на ланч?

[Глава двадцатая] Художник взглянул на нее из-под длинных ресниц.

[Глава двадцатая] — Разумеется, — пробормотал он. — Давайте пойдем прямо сейчас.

[Глава двадцатая] Они вышли на улицу, и Джулия почувствовала, как горячее солнце стало печь ей голову. В студии работал кондиционер, и там было довольно прохладно, а шум городского транспорта, казалось, с удвоенной силой обрушился на них после тишины мастерской. Постоянные контрасты города будоражили ее кровь. Она вынуждена была делать большие усилия, чтобы не бросаться во все стороны, восхищаясь и восклицая как маленькая девочка.

[Глава двадцатая] — Куда пойдем? — спросила она. Жара от асфальта проникала через туфли-лодочки, раскаляя ступни ног.

[Глава двадцатая] — Я знаю одно место.

[Глава двадцатая] Они поехали в бар-ресторан под названием «Олс». Внутри было прохладно и сумрачно, и Джулия невольно заморгала от очередного контраста. Когда ее глаза адаптировались к свету, она с любопытством огляделась. Интерьер представлял собой пещеру в стиле тридцатых годов, и сразу невозможно было определить, действительно ли это старина или только искусная подделка. Стены были покрашены в персиковый цвет и освещены лампами в виде вентиляторов, диванчики и стулья у стойки обтянуты желтой и кремовой кожей, и картину довершало белое пианино с пианистом-негром, наигрывавшим мелодии Коля Портера.

[Глава двадцатая] Вся обстановка была одновременно и строгой, и помпезной, и в то же время такой современной, что Джулия громко рассмеялась.

[Глава двадцатая] — О, палочки-амулеты, пакеты с бобами, где вы теперь? Мне следовало бы надеть кремовое крепдешиновое платье для чая с множеством складок и сделать горячую завивку. Мой вид никак не вяжется с интерьером. — Она похлопала по рукавам своего желтого костюма. Ее компаньон смеялся вместе с ней, засунув большие пальцы за подтяжки рабочих брюк.

[Глава двадцатая] — И мне не помешал бы белый смокинг. Но кто подаст меню? Давайте-ка пока что-нибудь выпьем.

[Глава двадцатая] Пока они шли к бару, он поздоровался с десятком людей. Наконец они уселись на высокие желтые стулья у стойки бара. Им предложили меню коктейлей с затейливым тиснением и силуэтом причудливо изогнувшейся танцующей пары. Джулия задумалась, что бы ей выбрать.

[Глава двадцатая] — Не попробовать ли «Манхэттен»?

[Глава двадцатая] Бармен смешал им коктейли в серебряном шейкере и разлил по бокалам на черных ножках, с покрытыми как бы инеем краями. Джулия сказала:

[Глава двадцатая] — Мне кажется, я бы все здесь взяла: и шейкер, и эти стаканы, и лампы, и пепельницы, и эти высокие стулья — и немедленно отправила в «Чеснок и сапфиры». Чтобы порвать со стариной и перейти к новому.

[Глава двадцатая] Художник, преисполненный восхищения, поднял свой бокал, чтобы сказать тост.

[Глава двадцатая] — Англичане считаются холодными людьми. Но когда вы чего-то хотите, вы идете и добиваетесь своего. За ваш энтузиазм!

[Глава двадцатая] — А я в восторге от вашей графики. — Джулия подняла свой бокал с ответным тостом. Покрытые инеем края при прикосновении издавали слабый писк. Художник посмотрел на нее из-под длинных ресниц.

[Глава двадцатая] — А я в восторге от вас.

[Глава двадцатая] «О, Нью-Йорк, — подумала Джулия, — ты мне подходишь».

[Глава двадцатая] Здесь она почувствовала себя опять молодой и изголодавшейся, чего давно с ней не было. Они выпили еще по коктейлю, съели по гамбургеру, болтая о «Вархоле» и космонавтах.

[Глава двадцатая] Пока они ели, к ним присоединились два или три приятеля художника, и один из них сказал, что в этот вечер будет вечеринка и, мол, почему бы им обоим не пойти туда? Художник вопросительно приподнял густую черную бровь в сторону Джулии, и она сказала «да», что прозвучало очень забавно. Вечером она надела платье от «Осси Кларк» из цветного крепа с лентами, складками и широкими рукавами и взяла такси, чтобы ехать в другую голубятню.

[Глава двадцатая] Там, расхаживая между огромными блестящими металлическими скульптурами, она познакомилась с другими художниками, а также мастерами гончарного дела, поэтами и друзьями этих людей от искусства, являвшимися директорами телевизионных передач, помощниками редакторов и издателями газет. Это были приветливые, интересные люди; она рассказывала им о своих магазинах, и в ее сумочке собралась небольшая кучка визиток и адресов. Тут были и новые дизайнеры, и художники, и люди, с которыми ей рекомендовали познакомиться и поговорить, так как их продукция была весьма своеобразной.

[Глава двадцатая] Джулия пила белое вино, выкурила одну или две сигареты с марихуаной, и в конце вечера ее приятель-художник не слишком удивился, когда она сказала, что будет лучше, если она просто тихонько вернется в свой отель и ляжет спать.

[Глава двадцатая] — Ну что ж, до встречи, детка, — сказал он.

[Глава двадцатая] В своей комнате в «Алгонкине» Джулия сняла платье и аккуратно повесила в шкаф. Она чувствовала усталость, опьянение и полное удовлетворение от поездки. Несколько имен, которые она отобрала с помощью своих друзей в Лондоне, оказались подобны камешкам, брошенным в воду: они, словно расходящиеся по поверхности круги, еще больше расширили круг ее знакомств. Она увидела множество предметов, которые хотела бы купить, но не могла даже надеяться отправить их домой, зато поняла, какое направление следует взять «Чесноку и сапфирам» в семидесятых годах. Да, эта поездка была очень удачной.

[Глава двадцатая] Джулия слетала в Торонто и вернулась обратно на Побережье. Но по сравнению с Нью-Йорком Канада показалась ей очень провинциальной, а Сан-Франциско все еще был охвачен движением хиппи. Она возвратилась на Восточное Побережье с чувством облегчения и новым приливом энергии, горя желанием заключить напоследок две-три сделки до отъезда домой. Она уже хотела увидеть Лили, а увидеть Лили — значит встретиться с Александром. Но она знала, что еще не готова ехать, не совсем готова. У нее было мало времени и достаточно денег, и она была в той же стране, где…

[Глава двадцатая] Лежа на спине в своей постели и уставясь невидящим взглядом на платье, висящее в открытом шкафу, Джулия позвонила и заказала Информационную телефонную службу, через минуту записала нужный номер в блокнот, лежавший рядом с телефоном. Она не стала сразу набирать этот номер. Встала и подошла к окну. Минуту смотрела вниз на улицу. Казалось, наэлектризованность города передавалась и ей. Она сделала быстрый вдох и выпрямилась, как будто шнурки от белья туго сдавили ей тело.

[Глава двадцатая] Затем она вернулась к постели, взяла телефон и набрала номер. Какое-то время она прислушивалась к гудкам и уже подумала: «Его нет дома», как вдруг он ответил:

[Глава двадцатая] — Джош Флад слушает.

[Глава двадцатая] — Джош, это Джулия.

[Глава двадцатая] Пауза, а потом раздался смех. Тот же ленивый, мягкий смех, который она помнила с прежних времен.

[Глава двадцатая] — Как ты узнала?! Когда мы можем увидеться?

[Глава двадцатая] И это было так похоже на Джоша! Никаких: «как поживаешь?» или «где ты сейчас?». Никакого упоминания о том, сколько лет прошло или как сильно он скучал по ней. Просто «Привет, вот и ты». Только этот, настоящий момент имел для него какое-то значение, только этот момент.

[Глава двадцатая] Но теперь, имея такие тылы, как успех и свобода, Джулия наконец-то почувствовала, что может играть с ним на равных. Она улыбнулась.

[Глава двадцатая] — Завтра, если я смогу взять билет на самолет.

[Глава двадцатая] — Из Лондона?

[Глава двадцатая] — Из Нью-Йорка.

[Глава двадцатая] — В таком случае, я тебя жду. Не представляешь, как я рад услышать твой голос, со мной давно уже такого не бывало.

[Глава двадцатая] — О, Джош!

[Глава двадцатая] — Джулия Блисс!

[Глава двадцатая] — Джулия Смит. Мы с Александром разошлись.

[Глава двадцатая] Он не дал ей договорить.

[Глава двадцатая] — Ничего не говори больше. Прибереги до завтра, когда я смогу слушать, глядя на тебя.

[Глава двадцатая] — Буду ждать этого с нетерпением.

[Глава двадцатая] — Я тоже. Джулия, я рад, что ты позвонила.

[Глава двадцатая] На следующий день Джулия полетела в Денвер.

[Глава двадцатая] Джош встретил ее в аэропорту. Он стоял у барьера, ожидая, пока она подойдет, и хотя сразу увидел ее в толпе, вынужден был взглянуть еще раз, чтобы убедиться, что это действительно Джулия.

[Глава двадцатая] И вот она, улыбающаяся, стояла перед ним, выжидательно склонив голову набок. Джош протянул руки, и она шагнула в его объятия. Они долго стояли обнявшись, он немного отстранился, чтобы снова поглядеть на нее.

[Глава двадцатая] Джулия уже рассталась со своими мини-юбками, хотя лишь год назад клялась, что никогда от них не откажется. Теперь на ней был песочного цвета костюм с элегантной прямой юбкой ниже колена, простая белая блузка и жемчужные серьги в ушах. Ее короткая стрижка давным-давно отросла, и теперь волосы густыми волнами обрамляли лицо, как и в те времена, когда Джош впервые увидел ее «У Леони». Лицо немного похудело, но казалось, оно светилось каким-то новым светом. Видно было, что она стала старше. Она была все так же красива, как и прежде, и все-таки немного другая, и это новое заставило его опять взглянуть на нее, чтобы убедиться, что он не ошибся. Если бы ему пришлось выбирать какой-нибудь комплимент для Джулии, подумал Джош, задача была бы не из легких.

[Глава двадцатая] Они стояли держась за руки, пока вокруг них не поредела толпа прибывших пассажиров.

[Глава двадцатая] Итак, я решилась на это, думала Джулия. Я опять вторглась в жизнь Джоша, вместо того, чтобы заниматься своей. Я по-прежнему проявляю инициативу. А Джош тот же, разве что чуть-чуть потускнел блеск его прекрасных волос да прибавилось несколько почти невидимых глазу морщинок на загорелой коже в уголках глаз, а в общем — та же стройная, мускулистая и подвижная фигура, как и прежде. Даже одежда такая же: джинсы на толстом кожаном ремне и хлопчатобумажная рабочая рубашка. Он казался крепким и симпатичным, так же перемежал свою речь легким добродушным юмором.

[Глава двадцатая] Она пригнула рукой его голову, чтобы поцеловать уголки его губ. Он полузакрыл глаза, и она увидела выгоревшие края его ресниц. Ток, который прежде пробегал по их телам, никуда не исчез, он пронзил их с той же силой.

[Глава двадцатая] — Пойдем, — сказал Джош. — Там ждет машина. Дай мне твои сумки.

[Глава двадцатая] Он поднял ее изящный небольшой багаж, и Джулия последовала за ним.

[Глава двадцатая] У самого входа стоял небрежно припаркованный белый «мерседес». Джулия даже свистнула при виде его, а Джош самодовольно ухмыльнулся.

[Глава двадцатая] — Изящная машина, не правда ли?

[Глава двадцатая] Она села на обтянутое кожей сиденье и вздохнула.

[Глава двадцатая] — Какие мы стали важные! Автомашины, собственные дома, собственный бизнес.

[Глава двадцатая] Джош негодующе взглянул на нее.

[Глава двадцатая] — Не ставь мою машину в один ряд со всеми этими штуками. Это все равно что реактивный самолет. Вот увидишь.

[Глава двадцатая] Они выбрались из сутолоки уличного движения в районе аэропорта. Длинный белый нос автомобиля вырвался на автостраду, и Джош прибавил скорости. Они обогнали грузовик, затем другой и с ревом промчались мимо целой шеренги «седанов». Джулия почувствовала, как ее прижало к спинке сиденья. Ветер, проникавший через щель приспущенного окна, бил по лицу словно иголками, сгоняя улыбку и выдавливая слезы. Волосы падали на лицо, и она подняла руку, чтобы отбросить их назад, закрутив в узел. Джош тоже улыбался. Ветер развевал его волосы, а глаза прищурились, пристально следя за дорогой. Джулия вспомнила, что вот так же он выглядел, когда на лыжах летел с гор. Отрешенный и ликующий.

[Глава двадцатая] Они поехали еще быстрей. Рев мотора заглушал все остальные звуки вселенной, а виды за окном сливались в сплошное расплывчатое пятно. Внезапно Джулия подумала: «Он как мальчишка, хвастающий своей машиной перед девчонкой. Если бы мы оказались в самолете, он стал бы выписывать мертвые петли. Разве уже один раз он не делал этого?» Это воспоминание тронуло ее до глубины души, и ей захотелось смеяться, но все это настораживало. Она загнала свои чувства внутрь, чтобы потом, на досуге, обо всем подумать. Наконец тронула его за руку.

[Глава двадцатая] — Джош! Извини! — закричала она. — Прости меня за то, что сравнивала твою машину с прочим хламом средневековья. Она мчится быстрее реактивного самолета, и в ней страшнее, чем на горных лыжах. А теперь ты, может быть, сбросишь эту дьявольскую скорость?

[Глава двадцатая] Она взглянула на спидометр. Стрелка стояла на одном уровне, где-то за отметкой 100. Джош снял ногу с педали, и красный указатель послушно пополз в обратную сторону.

[Глава двадцатая] — Ты очутилась в средневековье, моя бедная Джулия?

[Глава двадцатая] — Похоже на то, — сухо сказала она.

[Глава двадцатая] — В таком случае, я прощаю тебе все.

[Глава двадцатая] Когда скорость упала до шестидесяти миль в час, Джулия смогла оглядеться. Они находились за городом, где был необыкновенно чистый, сверкающий, прозрачный воздух. В промежутках между рекламными щитами, расположенными в ряд над автострадой, замелькали горы. Даже сейчас, в середине лета, казалось, что их вершины покрыты снегом.

[Глава двадцатая] — Это Скалистые горы? — спросила она.

[Глава двадцатая] Насвистывая, Джош кивнул, лениво скрестив руки на рулевом колесе.

[Глава двадцатая] — Куда мы едем? В Вэйл?

[Глава двадцатая] Все эти годы, и летом и зимой, она почему-то представляла его на лыжне в сверкающем снегу какого-нибудь огромного горного ущелья.

[Глава двадцатая] — Нет. Я стараюсь держаться подальше от него, хотя бы часть лета. У меня здесь неподалеку есть одно местечко, хотя я нечасто им пользуюсь. Как ты узнала мой номер телефона?

[Глава двадцатая] — Я его не знала. Этот номер мне дали в отделе информации, только и всего.

[Глава двадцатая] Он опять взглянул на нее, на этот раз открытым задумчивым взглядом.

[Глава двадцатая] — В таком случае, это, должно быть, судьба, — тихо сказал он.

[Глава двадцатая] И Джулия почувствовала, как внутри у нее что-то оборвалось. Этот летчик неизменно вызывал у нее желание. Не прилагая никаких усилий, он обезоруживал ее, и она была бессильна бороться с этим. «Но я приехала сюда не защищаться от него, — подумала Джулия. — Я приехала, чтобы удовлетворить свой каприз, потому что хотела Джоша. Потому что я достаточно взрослая, чтобы понимать, что если чего-то хочешь, нужно определить, насколько сильно ты этого хочешь, а затем устремиться к своей цели. Разумеется, мы оба знаем, почему я здесь. После столь долгой разлуки нам незачем притворяться». Она чувствовала, как вспыхнуло и запылало краской ее лицо, и стала пристально смотреть на зеленые, голубые и серые горные ущелья.

[Глава двадцатая] Они свернули с автострады и поехали по более узкой дороге, минуя разбросанные тут и там мотели и вагончики-рестораны, соединенные черными линиями телеграфных проводов, что напоминало фартуки с тесемками. Они медленно поднимались вверх. Миновали маленький городок и заправочную станцию, возле которой стояли два грузовика. Повыше вдоль дороги стояло несколько построек. Они миновали фургоны фермеров и грузовики с лесоматериалами, и водитель одного из них поднял руку и помахал Джошу.

[Глава двадцатая] — Почти приехали, — сказал Джош.

[Глава двадцатая] Они опять свернули с дороги на изрезанный проселочный путь. По бокам его росли деревья, тяжелым зеленым пологом сходившиеся над головой. Джош сбавил скорость, и теперь они продвигались очень медленно, время от времени ударяясь о травянистые склоны горы. Позади них отражалось эхо двигателя, и еще Джулия слышала пение птиц и плеск воды.

[Глава двадцатая] Джош крутнул руль, и автомобиль почти врезался носом в грубо сколоченные деревянные ворота. Он проехал еще немного, а затем остановился.

[Глава двадцатая] Прямо перед собой Джулия увидела стену бревенчатой хижины.

[Глава двадцатая] Джош обошел машину, открыл дверцу и помог ей выйти. Она стояла среди зеленого уединения, потягиваясь и потряхивая затекшими после длительной езды ногами. Джош взял ее руки в свои.

[Глава двадцатая] — Вот мы и приехали, — нежно сказал он.

[Глава двадцатая] Обнявшись, они пошли по крутой тропинке. Низкая темная стена хижины казалась мрачной на фоне яркой зелени. Каблук Джулии попал в ямку, и она споткнулась.

[Глава двадцатая] — Туфли для города, — пояснила она.

[Глава двадцатая] — И девушка для города, — поддразнивая ее, сказал Джош.

[Глава двадцатая] Они подошли к стене хижины и обогнули ее; Джош пошел впереди, указывая дорогу. Джулия тяжело дышала после крутого подъема. По пути Джош отводил в сторону ветки, чтобы они не зацепились за одежду Джулии. Затем они завернули за угол. Джулия посмотрела вверх, и у нее перехватило дыхание. Летний домик Джоша был построен на маленьком плато у самой горы. С двух его сторон, сзади и над ним, росли деревья. Но перед хижиной была расчищенная площадка, с которой открывались великолепные виды прямо у них под ногами.

[Глава двадцатая] Джулия подошла к краю расчищенной площадки и посмотрела вниз на сплошной шатер из крон деревьев, падавших серебряных нитей водопада, на желто-зеленые пятна лужаек, убегающих за отдаленный пригорок маленького городка. Краски были другими, а воздух свежее и резче, но чувства, разбуженные воспоминаниями, были все те же. Все это напоминало Монтебелле, и она уже повернулась к Джошу, чтобы сказать об этом, как вдруг ощутила его теплое дыхание на своей шее.

[Глава двадцатая] — Я знаю, — сказал он, словно читая ее мысли. — Мне это напоминает то же самое.

[Глава двадцатая] — Не хватает только той старухи в черном платье и привязанного козла, — задумчиво сказала Джулия. — А также надтреснутых колоколов, отзванивающих каждый час.

[Глава двадцатая] Джош тронул ее за руку.

[Глава двадцатая] — Входи, — сказал он.

[Глава двадцатая] Джулия последовала за ним. Под покатой, покрытой кровельной дранкой крышей было крыльцо, открытое на три стороны. На нем стояло плетеное кресло. Джош вынужден был нагнуться, чтобы пройти под низкой притолокой двери. Внутренняя часть хижины была разделена на две комнаты. В большей по размеру комнате стояли стол и пара прямых стульев, два кресла, несколько полок и печка, отапливаемая дровами. Через открытую дверь сбоку Джулия увидела кровать с откинутым одеялом и кое-что из одежды Джоша, аккуратно сложенной на стуле. В углу стояли две рыболовные удочки и охотничье ружье. На полках было множество книг в бумажных обложках, радиоприемник и телефон, довольно нелепый даже здесь, тяжелый, черный и старомодный. Больше почти ничего не было. Никакого намека на ценные приобретения — ни картин, ни фотографий или сувениров, ничего такого, что украшало бы стены.

[Глава двадцатая] Джулия вспомнила свой маленький дом на канале. Он был полон предметов, связанных с какими-то дорогими воспоминаниями, или приобретений, служащих целям удовольствия, что все вместе создавало атмосферу столь необходимой стабильности. Но у Джоша ничего этого не было. Его хижина, прилепившаяся к склону горы, была такой же, как тот коттедж в уголке Кентских лесов, обезличенное место, где можно просто переспать, а затем уйти, не оглядываясь.

[Глава двадцатая] — Это все, что здесь есть? — спросила она и тут же смутилась. — То есть, я не имела в виду конкретно…

[Глава двадцатая] Он широко улыбнулся.

[Глава двадцатая] — В задней части дома есть кухня и очень удобная ванная, если ты не слишком привередлива. Вода из колодца, а он пересыхает только во время засухи. Есть и электричество, газовый баллон для приготовления пищи и, как тебе уже известно, телефон. Что еще нужно человеку?

[Глава двадцатая] — Чем же ты здесь занимаешься, Джош?

[Глава двадцатая] — Ловлю рыбу, немного охочусь, выслеживаю дичь, пью пиво. Вот, пожалуй, и все.

[Глава двадцатая] Джулия тщетно пыталась представить себя в подобной самоизоляции.

[Глава двадцатая] — И ты не чувствуешь себя одиноким?

[Глава двадцатая] Он рассмеялся.

[Глава двадцатая] — Ты всегда любила находиться среди людей.

[Глава двадцатая] «Чтобы уходить от себя самой», — подумала Джулия.

[Глава двадцатая] — Нет, я не одинок. Мой ближайший сосед живет всего в четверти мили вверх по дороге. А в этих местах полно отдыхающих, жаждущих избавиться друг от друга и найти уединение. Если у меня возникает необходимость в обществе, я могу поехать на Медовый ручей, посидеть в баре и поболтать о бейсболе.

[Глава двадцатая] Медовым ручьем назывался, вероятно, тот маленький городок с грузовиками и открытыми навесами. Представляя все это и Джоша, сидящего в баре с фермерами и лесорубами, Джулия прошла через комнату. Она погрузила носок своей городской туфли в пепел, скопившийся у походной печки.

[Глава двадцатая] — А как выглядит твой постоянный дом? — спросила она. — В Вэйле?

[Глава двадцатая] — О, это вполне современная квартира. Если ты имеешь в виду, есть ли там картины на стенах и украшения на обшивке, то нет, там этого нет.

[Глава двадцатая] Она опять подошла к нему и прикоснулась пальцами.

[Глава двадцатая] — Неужели тебе никогда не хотелось осесть, пустить где-нибудь свои корни?

[Глава двадцатая] Джош внимательно посмотрел на нее. Она подумала, что впервые видит его лицо, не прикрытое добродушным юмором или непроизвольным желанием очаровывать. Ей пришла в голову мысль, что она никогда не знала настоящего Джоша.

[Глава двадцатая] — Я так долго уклонялся от всего этого, — сказал он, — что теперь вряд ли имею представление, с чего начать.

[Глава двадцатая] — Ты совсем один? — повторила она свой вопрос.

[Глава двадцатая] На этот раз он подумал, прежде чем ответить, а затем спокойно сказал:

[Глава двадцатая] — Не всегда. И даже не большую часть времени. — Он, помолчав, добавил: — Я обрадовался, когда ты позвонила. — Прикоснувшись указательным пальцем к кончику ее носа, он опять стал прежним, подтрунивающим Джошем. — Но я что-то плохо тебя принимаю. Моя хижина не столь примитивна, как ты думаешь. Правда, здесь нет английского чая или тостов с анчоусами…

[Глава двадцатая] — Не думаешь ли ты, что я провожу всю свою жизнь, сидя на холмистых лужайках, потягивая высокосортные чаи и грызя тосты?

[Глава двадцатая] — Здесь есть холодное пиво и кофе. Чему отдашь предпочтение?

[Глава двадцатая] Он уклонился от взятого ею тона, и она не стала продолжать. Для Джоша и такая доза откровенности была необычна.

[Глава двадцатая] — Я бы предпочла пиво.

[Глава двадцатая] — Давай устроимся на крыльце.

[Глава двадцатая] Он принес из кухни две банки охлажденного пива и усадил Джулию в кресло. Себе он притащил один из стульев с прямой спинкой и сел, задрав ноги на перила.

[Глава двадцатая] Солнечный свет угасал, переходя из голубого в сизо-серый, и шум водопада где-то внизу, казалось, стал громче отдаваться в неподвижной вечерней тишине.

[Глава двадцатая] Джулия смотрела, как сгущаются сумерки, и вздыхала от удовольствия.

[Глава двадцатая] — Кажется, что находишься далеко от Нью-Йорка.

[Глава двадцатая] Джош не сводил глаз с ее лица.

[Глава двадцатая] — Расскажи мне об этом. Расскажи обо всем, чем ты занимаешься. И о крошке Лили. И о Мэтти. Я видел один из ее фильмов. Девушка, с которой я был тогда, не поверила, когда я сказал, что знаком с ней.

[Глава двадцатая] Джулия сделала большой глоток.

[Глава двадцатая] — За это время произошло много всего, — сказала она. — Хотя, с другой стороны, вряд ли что-нибудь изменилось вообще.

[Глава двадцатая] И вот в этих сумерках, когда казалось, будто темнота выползает из-под густых ветвей деревьев, она рассказала ему о Лили и Александре, о Леди-Хилле, о Мэтти и Крис, о «Чесноке и сапфирах» и Томасе Три, а также о доме у Регентс-канала.

[Глава двадцатая] Джош слушал и кивал, а когда они допили пиво, он принес с кухни еще две банки.

[Глава двадцатая] Небо над ними утратило последний розовато-серый отсвет, и Джош зажег лампу, стоявшую на окне хижины. Свет от нее падал на старые доски у них под ногами, и большие бледные мотыльки налетели откуда-то из темноты и стали биться о стекло.

[Глава двадцатая] — Сколько прошло времени, — сказала под конец Джулия.

[Глава двадцатая] Джош встал. Он перешел к перилам за ее спиной, при этом старые доски заскрипели у него под ногами. Склонившись над ней, он поцеловал Джулию в макушку.

[Глава двадцатая] — А что теперь? — спросил он.

[Глава двадцатая] — Не знаю, — тихо ответила она, но про себя подумала: «Теперь-то я знаю». Ей хотелось уехать домой, к Лили и Александру. Мысль о них, находящихся вместе в Леди-Хилле, пронзила ее острой болью. И даже мысль о самом Александре приобрела теперь особое значение. Казалось, она вызревала в ее сознании, требуя все большего внимания, хотя из чувства суеверия она старалась не задерживаться на ней. Эта мысль засела у нее в голове еще в Нью-Йорке, и незримое присутствие Александра ощущалось все больше теперь, когда рядом с ней на перилах крыльца сидел Джош. Она мечтала приехать сюда, опять увидеть Джоша, но с особо обостренным чувством размышляла над тем, сможет ли избавиться от необходимости связывать свободные концы. Выстроить свою линию, освободить себя. Так, чтобы она смогла опять встретиться с Александром. Она не надеялась, что он скажет или сделает что-нибудь такое, что отличалось бы от его обычных поступков. Она уже достаточно хорошо знала его мягкую, сухую, истинно английскую манеру поведения. Но неожиданно поняла, что наконец-то готова поехать в Леди-Хилл, не испытывая чувства страха и застарелого ужаса.

[Глава двадцатая] Ей хотелось бы навестить их, увидеть вместе. Лили и Александра, счастливых, в этом старинном доме.

[Глава двадцатая] Но она не сумела признаться Джошу в том, что теперь уже не смогла бы сказать Александру, что ездила искать своего книжного героя.

[Глава двадцатая] «Все это отговорки, — внезапно подумала Джулия. — Я устала от них. Я хочу, чтобы все было просто». Она повернулась, чтобы взглянуть в лицо Джошу в желтом свете лампы.

[Глава двадцатая] Джош был здесь, с ней. Это был все тот же летчик, и она чувствовала силу былого влечения. Оно так долго преследовало ее словно тень, но сейчас она обладала властью, могла устранить эту тень, засунуть ее в ящик стола вместе с заплесневелыми реликвиями далекого прошлого, чтобы потом вытаскивать их оттуда и пересматривать на досуге ради удовольствия.

[Глава двадцатая] Осознание этой силы пробудило в ней эротическое возбуждение.

[Глава двадцатая] Она потянулась к нему и прижалась ртом к его губам. На какое-то мгновение она замерла, а затем опять откинулась назад.

[Глава двадцатая] Для каждого из них это было дополнительным удовольствием, как будто забавляться моментом, прежде чем желание полностью захватит их. Теперь они были достаточно зрелыми, чтобы откладывать подобные вещи и усиливать удовольствие. А когда-то они упали в объятия друг друга, неспособные сдерживать страсть.

[Глава двадцатая] — Ты помнишь «Лебединый отель»? — весело спросила Джулия.

[Глава двадцатая] — И пансионат «Флора». И эту синьору в соседней комнате, которая, должно быть, все слышала. — Он прикоснулся пальцами к ее щеке. — Давай я приготовлю тебе обед.

[Глава двадцатая] Откладывание, игра воображения, воспоминания — все это тонкие ухищрения зрелости.

[Глава двадцатая] — Да, пожалуйста, — сказала Джулия.

[Глава двадцатая] В пустой кухне Джош приготовил еду, а Джулия смотрела на него, облокотясь о косяк двери и потягивая из стакана красное вино, которое он ей налил. Он умело, без суеты и лишних движений, двигался в этом ограниченном пространстве, и Джулии нравилось смотреть на движения его рук и повороты загорелой шеи.

[Глава двадцатая] Они сели за маленький столик друг против друга, беседуя, откинувшись на спинки поскрипывающих стульев. Снаружи, из темноты налетела мошкара и теперь билась о стекла окон. Пообедав, они отнесли тарелки на кухню. Джулия мыла посуду, а Джош ее вытирал и аккуратно ставил на место. Она вспомнила, как эта домовитость больно ранила ее в пустом белом домике в Лондоне, и теперь она с удивлением обнаружила, что эта боль исчезла. Она поняла, что сети страсти и желаний, которыми она себя опутала, упали и она стала свободна.

[Глава двадцатая] Джулия была рада встрече с Джошем. Она испытывала и то волнение, какое испытывает молоденькая девушка, и удовольствие зрелой женщины от их близости, но большего она не ждала и не хотела. Больше этого быть не могло. Она чувствовала то же, что, должно быть, и Джош в Венгене, Монтебелле и впоследствии. И все это время она боролась против его равнодушия к будущему так же безнадежно, как и эти большие бледные мотыльки бьются об оконное стекло.

[Глава двадцатая] Теперь, думала Джулия, не то чтобы она сама стала равнодушной к будущему, но просто поняла, что ждет от него чего-то другого.

[Глава двадцатая] Наконец она прозрела в своей слепоте, и простота этого прозрения на какое-то мгновение ослепила ее. И чувство радости, последовавшее за этим, сделало ее удовольствие еще полнее от осознания своей свободы и силы.

[Глава двадцатая] Джош неотрывно смотрел на нее. Он взял ее за руку, переплетая свои пальцы с ее, и поцеловал нежную кожу запястья.

[Глава двадцатая] — Я люблю тебя, — сказал он.

[Глава двадцатая] — Я тоже люблю тебя, — ответила она и впервые подумала, что начинает понимать, что любовь бывает разной: и тонкой, и безграничной, и изменчивой.

[Глава двадцатая] Они вышли на крыльцо, и мошкара тотчас закружилась у них над головой, стремясь к желтым пятнам света. Темнота была такой плотной, что Джулии казалось, будто ее можно потрогать рукой; она обволакивала ее прохладной, поднимающейся от земли пеленой, растревожив какие-то невообразимые существа, зашевелившиеся под невидимыми деревьями. Прислушиваясь к этим звукам, она вздрогнула от вечерней прохлады.

[Глава двадцатая] Джош резко обернулся и обнял ее за плечи.

[Глава двадцатая] Сквозь ткань одежды они ощущали тепло своих тел.

[Глава двадцатая] Спальня в хижине была так мала, что там едва хватало места для кровати, одного стула, на который Джош складывал свою одежду, и шаткого комодика с выдвижными ящиками. В нетерпеливом пылу вспыхнувшего желания Джош то и дело натыкался на комод и нечаянно толкнул стоявшую на нем лампу. Свет погас, оставив их в совершенной темноте. Джош выругался, но Джулия прижала ладонь в его губам.

[Глава двадцатая] — Оставь. Мне нравится эта темнота.

[Глава двадцатая] Он протянул к ней руки и нежно прикоснулся пальцами к шее; поглаживая шелковистую кожу, они скользнули вниз к вырезу блузки. Он расстегнул и снял ее. Белая ткань, тускло сверкнув, упала к их ногам. От нетерпения движения его были неловкими. Он шептал ее имя, и она помогала ему освободиться от своей одежды; едва ощутимые комочки нижнего белья из шелка и кружева падали на пол один за другим.

[Глава двадцатая] Они опрокинулись на постель, не разнимая тел и возбуждаясь от прикосновений невидимой плоти.

[Глава двадцатая] Джулия помнила запах и форму тела Джоша так явственно, как будто они были вместе только вчера, а не несколько лет назад, в том грустном маленьком белом домике. Но прежний Джош был властелином над ней, он вынуждал ее идти за ним покорно, не задавая вопросов, и она радостно отдавала ему всю себя. Это было как бы частью их интимного соглашения, которое воспламеняло еще больше. Нынешний Джош был совсем другим, более опытным. С необычной нежностью его руки прикасались к ее бедрам, а кончики пальцев гладили тонкую кожу. Было такое чувство, будто он боялся, что она может не ответить на его ласку.

[Глава двадцатая] А прежде не было и намека на какое-то сомнение.

[Глава двадцатая] Не отрывая своего рта от его губ, она прошептала:

[Глава двадцатая] — Джош, я здесь.

[Глава двадцатая] Его руки крепче обняли ее. Слово, которое он прошептал в ответ, было только одно: «Останься». Джулия улыбнулась. Она приподнялась, держа его за руку. Едва ощутимыми прикосновениями она целовала его щеки и уголки рта, вьющиеся волосы на груди. Она вытянулась, и их ступни соприкоснулись, губы слились в новом безрассудном желании. Джулия села и одним движением овладела им. Их обоих охватило неописуемое блаженство. На какое-то мгновение она припала к нему и замерла, наслаждаясь обладанием. Она вспомнила другое время — в «Лебедином отеле», под крики и смех на снегу у них под окном, потом в пансионате «Флора», когда она жаждала овладеть им, не понимая, что уже сделала это. Вспоминала Лондон и свою тоску там, и все последующие годы.

[Глава двадцатая] Руки Джоша схватили ее за талию и торжествующе приподняли, держа на весу, прежде чем он вновь оказался сверху и овладел ею.

[Глава двадцатая] И тотчас исчезла всякая опытность.

[Глава двадцатая] Джулия уступила ему, как она делала всегда.

[Глава двадцатая] Наконец, когда по ней пробежала острая волна наслаждения, а глаза открылись, ничего не видя в темноте, в ее сознании остался только Джош. Она называла его по имени и слышала его ответ, их шепот сменялся криками — интимный голос любви, который она уже забыла. Все закончилось очень быстро.

[Глава двадцатая] «Нет оснований печалиться», — сказала она себе.

[Глава двадцатая] Потом они лежали, расслабленные, прижавшись головами, глядя на темный квадрат окна в конце крошечной комнатки. Неизвестные животные на деревьях, казалось, возились громче и ближе. Послышался крик какой-то птицы, возможно, совы, а затем высокий жуткий звук, не похожий ни на лай, ни на визг.

[Глава двадцатая] — Кто это? — спросила Джулия.

[Глава двадцатая] Она почувствовала на своей щеке улыбку Джоша.

[Глава двадцатая] — Олень. А может быть, койот.

[Глава двадцатая] — А не волки?

[Глава двадцатая] — Нет, любовь моя. Не волки.

[Глава двадцатая] — А ты не боишься?

[Глава двадцатая] — Диких зверей?

[Глава двадцатая] — Я хотела сказать, тебе не бывает страшно?

[Глава двадцатая] Он помолчал, раздумывая.

[Глава двадцатая] — Иногда. Но я уже привык. А чего ты боишься, Джулия?

[Глава двадцатая] — Я думаю, что боюсь наделать ошибок. — Ей казалось, что она наделала их слишком много. Она удивлялась, почему, получив горький урок, она не избавилась от последующих ошибок. Если бы у нее осталась хоть какая-нибудь возможность, она бы поставила все на свои места.

[Глава двадцатая] «Александр, — думала она. — Лили. Если бы только я смогла приехать домой. Просто чтобы повидать вас там, в Леди-Хилле».

[Глава двадцатая] Джош положил ее голову поудобнее и натянул ей на плечи одеяло.

[Глава двадцатая] — Ты в безопасности в моей хижине в лесу, — сказал он. — В большей безопасности, чем в Лондоне или Нью-Йорке.

[Глава двадцатая] — Я знаю, — ответила Джулия, радостно закрывая глаза. — Я не боюсь волков.

[Глава двадцатая] Ожидая, пока сон смежит ей глаза, она прислушивалась к шуму деревьев за бревенчатыми стенами. Между этими местами не было никакого сходства и их разделяли тысячи миль, но завывание ветра и царапанье веток, неожиданные таинственные крики зверей напоминали ей Леди-Хилл. Да, она боялась жить в Леди-Хилле. Даже до того, как случился пожар. Она вновь представила себя хозяйкой поместья, занимающейся перестановкой мебели и убранством дома к тому фантастическому Рождеству, но в действительности этот дом одолел ее. Она была слишком молода, слишком глупа и слишком нетерпелива для такой роли.

[Глава двадцатая] — Теперь я не боюсь, — повторила она.

[Глава двадцатая] Джулия пробыла с Джошем в его лесной хижине три дня.

[Глава двадцатая] В универсальном магазине Медового ручья она купила джинсы «Левис» и пару ботинок, чтобы удобнее было прогуливаться в горах.

[Глава двадцатая] — Для того, чтобы карабкаться по склонам, — сказала Джулия, следуя за Джошем вверх по крутым лесным тропинкам и с трудом переводя дыхание, — я уже слишком стара.

[Глава двадцатая] Джош протянул ей руку.

[Глава двадцатая] — Я бы этого не сказал.

[Глава двадцатая] Невзирая на свои чисто городские привычки, Джулия наслаждалась уединением и абсолютным бездельем. Она никогда не проводила так много времени на открытом воздухе. Ее лицо и руки покрылись легким золотистым загаром. Она связывала волосы сзади лентой в пучок и носила джинсы и потертые рубашки Джоша.

[Глава двадцатая] — Ты выглядишь на неполных семнадцать, — сказал он.

[Глава двадцатая] — Надеюсь, что нет, — спокойно возразила Джулия.

[Глава двадцатая] По вечерам, когда солнце клонилось к закату, Джош уходил на рыбалку. Ручьи и водопады, низвергавшиеся с гор, сливались в широкое озеро с зеркальной поверхностью. Джулия сидела на берегу рядом с Джошем, наблюдая за водной рябью, которая медленно расходилась кругами вокруг поплавка. Ее удивляла способность Джоша погружаться в свои мысли и подолгу сидеть в полной неподвижности.

[Глава двадцатая] В ее представлении тот Джош, которого она знала на протяжении ряда лет, был всегда непоседой. Она помнила его во время гонок в Инферно, когда, проносясь мимо, он резко поворачивался лицом к зрителям, и того Джоша, который сидел за рычагами управления в «Остер Аутокрет», летящем над аккуратно нарезанными зелеными и коричневыми лоскутами английских полей. Но она не помнила, чтобы он когда-нибудь был таким, как сейчас. Он всегда был подобен сжатой пружине; и она влюбилась в него именно благодаря этой неиссякаемой энергии. Ей по-прежнему нравилась эта его черта, но сейчас у нее было такое чувство, как будто чистота горного воздуха дала ей возможность увидеть то, что она в нем раньше проглядела.

[Глава двадцатая] Сидя у мерцающей поверхности воды, положив подбородок на подтянутые колени, Джулия пыталась распутать этот клубок противоречий. Но он был запутан так давно, что распутать его казалось нелегкой задачей, однако она заставляла себя делать это, методично вытягивая нить за нитью.

[Глава двадцатая] Разумеется, она любила Джоша. Любила его всегда, с самого начала, с первой ночи. Она влюбилась под действием его натиска и невероятной силы, но она хотела этого.

[Глава двадцатая] В тот день Бетти приехала в квартиру на площади. Джулия и сейчас как будто видела ее руки, нервно теребящие ручки старой дамской сумочки, и коричневую фетровую шляпку, плотно натянутую на бесцветные волосы.

[Глава двадцатая] «Маленькая потаскушка», — были ее первые слова.

[Глава двадцатая] Джулия вздернула подбородок и сделала вид, что не обратила на это внимания. Притворилась даже, что ей все нипочем. И в тот же вечер она убежала, захватив пять фунтов Джесси, чтобы пообедать со своими дружками.

[Глава двадцатая] И там был Джош.

[Глава двадцатая] Она перенесла всю свою любовь на светловолосого американского летчика. Он купил ей бутылку розового шампанского, сводил в ночной клуб и был очень добр с ней. Он всегда был добр с ней, в его собственном понимании доброты.

[Глава двадцатая] Она повернула голову, чтобы взглянуть на Джоша.

[Глава двадцатая] Он неподвижно следил за поплавком, время от времени бросая быстрый взгляд на темнеющую линию горизонта. Его лицо было наполовину скрыто козырьком кепки, но она все равно знала каждую черточку. За пятнадцать лет они немного заострились, но только и всего.

[Глава двадцатая] Джулия вздохнула, вспоминая себя в шестнадцать лет. Она влюбилась в него в течение часа и заставила его нести бремя своей любви все эти годы, так как чувство оказалось слишком большим и пустило слишком глубокие корни, чтобы его можно было вырвать из сердца.

[Глава двадцатая] Она опять отвернулась и уставилась на воду. Она чувствовала себя виноватой из-за ответственности, которую навязала ему. Джош не мог нести ответственности. Он без конца говорил ей об этом, но она как будто не слышала.

[Глава двадцатая] Джулия вспомнила то, несколько неприятное, чувство узнавания, которое испытала, мчась с ним на «мерседесе» по направлению к Медовому ручью. Джош был все тот же мальчишка, хвастающий перед своей девчонкой новым автомобилем. Он всегда и во всем был таким. Невзрослеющим юнцом. Как сказал о нем Александр: «Герой твоего романа из серии комиксов».

[Глава двадцатая] Джош был классическим героем для шестнадцатилетних девочек. Неудивительно, что она полюбила его тогда; беда была в том, что она превратила свою любовь в некий фетиш.

[Глава двадцатая] Но теперь ей уже был тридцать один год, в таком возрасте не ищут героев.

[Глава двадцатая] Джулия распутывала свой клубок, из которого вырисовывался, к сожалению, далеко не симпатичный ее собственный образ.

[Глава двадцатая] Она цеплялась за романтический идеал свой любви к Джошу с пылом школьницы и верила, что это чувство будет длиться вечно, чего бы ей это ни стоило. Она позволила ему сделать себя несчастной, упиваясь собственной страстью.

[Глава двадцатая] И теперь она поняла, что это стоило ей замужества.

[Глава двадцатая] И не из-за этого ли она потеряла Лили?

[Глава двадцатая] Джулия крепче обхватила колени, стараясь сдержаться. Она не могла вскочить и побежать в Леди-Хилл, все еще не могла. Запутанный клубок еще не был окончательно распутан так, чтобы он не запутался вновь.

[Глава двадцатая] Разница была в том, что Александр всегда был взрослым. И он не был никаким героем, просто был самим собой, за исключением тех случаев, когда необходимо было проявить героизм. Во время пожара он бросился назад в дом, в огонь и дым. При этом воспоминании она закрыла глаза. Когда она их опять открыла, уже померк последний луч света. Зеркальная поверхность озера стала похожа на лист холодного черного стекла.

[Глава двадцатая] Неужели ей потребовалось столько времени, чтобы повзрослеть? Эта мысль вызывала чувство стыда, но в то же время и ободряла ее.

[Глава двадцатая] Ей необходима была борьба ради собственной независимости и успеха «Чеснока и сапфиров». Прежняя неугомонность прошла. Только вот от всего этого пострадала Лили. Думая о ней, Джулия улыбнулась. Лили была почти такой же жизнерадостной, как и Джош.

[Глава двадцатая] Возможно, даже вспышка сексуального влечения, которое овладело ею в Нью-Йорке, была необходима. Она думала, что таким образом избавится от своих мечтаний о Джоше и от напрасных ожиданий — как говаривала умная, острая на язычок Мэтти, — а вместо этого приехала искать его. И случилось так, что именно здесь, в этой хижине под деревьями, она смогла понять, какой дорогой ей следует идти.

[Глава двадцатая] Если она сможет пойти по ней, проделать весь путь обратно в Леди-Хилл и найти там Александра и Лили, этого будет достаточно. Она не знала, может ли надеяться на что-то большее. Джулия медленно разжала руки. Встала, чувствуя, что у нее одеревенели ноги от долгого сидения, и тронула Джоша за плечо.

[Глава двадцатая] — Уже темно, — сказала она.

[Глава двадцатая] Джош, должно быть, погрузился в собственные размышления. Он вздрогнул, а затем сжал ее холодные пальцы.

[Глава двадцатая] — Пора сматываться. — Он начал быстро скручивать удочку, издававшую при этом громкий тикающий звук. Джош казался сейчас еще более похожим на мальчишку, чем обычно, когда вот так сосредоточенно хмурился над своей работой.

[Глава двадцатая] «Незачем чувствовать себя виноватой», — предупредила она себя. Механизмы самозащиты Джоша теперь, должно быть, достаточно сильны.

[Глава двадцатая] Она наклонилась, чтобы помочь ему собрать в сумку разбросанные предметы рыбной ловли. Джош поднял сумку и протянул Джулии руку. Она взяла ее, и они пошли рядом по накатанной дороге туда, где в вечерней дымке белел нос «мерседеса».

[Глава двадцатая] Даже поздним вечером они предпочитали сидеть на крыльце. Джош положил в сторонку рыболовные снасти и вынес два стакана с джином. Джулия взяла стакан, продолжая смотреть в сгущающуюся под деревьями темноту. Звуки, так напугавшие ее в первую ночь, были теперь ей знакомы. Ей казалось, что она уже давно здесь и стоит на распутье. Путь, который высветился ей у озера, стал еще яснее и манил ее.

[Глава двадцатая] — Джош, я собираюсь скоро возвратиться домой.

[Глава двадцатая] Он ответил не сразу. Встал и, опершись о перила крыльца, стал пристально вглядываться в темноту, как будто мог увидеть что-то такое, чего Джулия не могла. Когда он опять повернулся к ней, ей было видно лицо в луче света, падавшем из хижины.

[Глава двадцатая] — А ты не могла бы остаться еще на какое-то время? — тихо попросил он.

[Глава двадцатая] Не те ли самые слова сказал он ей в первую ночь по приезде, когда они лежали в объятиях друг друга?

[Глава двадцатая] — Я имею в виду не здесь, — сказал Джош, указывая рукой на хижину и горы позади нее. — Может, ты поедешь со мной в Вэйл? Ведь тебе нужны менеджеры для твоих магазинов, верно? И Лили могла бы приехать туда. Мы бы научили ее кататься на лыжах, пока она не стала еще слишком старой для чемпио…

[Глава двадцатая] — Джош, — перебила его Джулия. — О чем ты меня просишь?

[Глава двадцатая] — Ну… — Еще один неопределенный жест рукой. На сей раз он как бы охватил и хижину, этот голый кров, под которым была пустота. Джулия поняла, что такой же жест он сделал бы и в своей квартире, где, по его словам, нет ни картин на стенах, ни украшений на панелях.

[Глава двадцатая] — Я говорил тебе, — сказал он, — что если когда-нибудь мне потребуется одна женщина, то ею будешь ты.

[Глава двадцатая] Джулия чуть не расхохоталась. Ирония была такой очевидной и такой неожиданной. Но на смену ей тут же пришла горечь, и легкий смешок застрял в горле.

[Глава двадцатая] Она не хотела нарушать уединение Джоша, во всяком случае не теперь, так как знала, что не сможет рассеять его. Интересно, на что он рассчитывал, задавая этот вопрос? Уравновешенный Джош, который предстал перед ее глазами здесь, в горах, не принадлежал ей, не был «ее летчиком».

[Глава двадцатая] Она поспешила уклониться от вопросов. Пусть это эгоистично. Она почувствовала горечь во рту.

[Глава двадцатая] — Джош, — повторила она, — я собираюсь вернуться домой.

[Глава двадцатая] Она встала и, положив руки ему на плечи, заглянула в лицо.

[Глава двадцатая] — В Лондон?

[Глава двадцатая] — В Леди-Хилл.

[Глава двадцатая] Он нехотя кивнул. Джулия ощутила пощипывание в глазах и прищурилась, злясь на себя.

[Глава двадцатая] — Лили это понравится, — сказал он. — А ты… а ты уже знаешь, что будешь делать, когда вернешься туда?

[Глава двадцатая] — Нет. Я ничего не знаю.

[Глава двадцатая] Он поднял руки и ладонями сжал ее лицо.

[Глава двадцатая] — Спасибо за то, что приехала.

[Глава двадцатая] — Спасибо, что пригласил. Я рада, что увидела тебя.

[Глава двадцатая] Он поцеловал уголки ее рта, поцеловал очень нежно, и она положила голову ему на плечо. Она чувствовала неизменную силу привязанности и невозможность что-либо изменить.

[Глава двадцатая] «Как много потребовалось времени, чтобы все понять», — подумала она. Джош опять поцеловал ее. Она понимала, как и всегда, что страстно желает его.

[Глава двадцатая] — Пойдем спать, — скомандовал Джош. — Завтра я отвезу тебя в Денвер. — И это снова был прежний Джош.

[Глава двадцатая] — Я возвращаюсь, — сказала Джулия.

[Глава двадцатая] Утром Джулия сняла с крюков на двери спальни свою одежду и уложила в дорожную сумку. Это еще больше подчеркнуло пустоту маленьких комнаток, когда она оглядывала их в последний раз. Джош стоял, наблюдая за ней, с нелепо повисшими руками. Джулия опустилась на колени, чтобы закрыть замки, затем поднялась. Теперь, когда пришло время, она чувствовала себя как бы на распутье, и та ясность, которую она, казалось, обрела, опять покинула ее.

[Глава двадцатая] «Ничего не понимаю, — подумала она. — Почему я не могу разобраться в своих чувствах через столько лет?»

[Глава двадцатая] Ей любопытно было бы узнать, не испытывал ли и Джош подобного чувства при их расставании в прошлом, когда она цеплялась за него.

[Глава двадцатая] Нет, решила она. Наверно, нет. У него был слишком развит инстинкт самосохранения. Она не была так уверена в этом сейчас и опять ощутила иронию круговорота жизни. Она могла бы сделать шаг и взять одну из его безвольно повисших рук, но не сделала этого. Вместо этого ухватилась за ручку чемодана, примеряясь к его весу.

[Глава двадцатая] Даже это легкое прикосновение будет слишком болезненным, подумала она. Не только для меня и Джоша, но для всех нас. В какой-то момент ее охватила такая грусть, что реальный груз в ее руке показался перышком по сравнению с этим моральным грузом.

[Глава двадцатая] Джош взглянул на ручные часы. И неожиданно для себя самого сказал:

[Глава двадцатая] — Если мы хотим успеть на самолет, нужно отправляться немедленно.

[Глава двадцатая] В прошлом Джош никогда не беспокоился об ее отъездах. Джулия знала, что он заполняет паузу обычными словами, но все же она заметила в нем перемену, которая ей не понравилась.

[Глава двадцатая] — Я готова, — спокойно сказала она.

[Глава двадцатая] Он взял у нее из рук сумку и понес в машину. «Мерседес» медленно заскользил по дорожке, и хижина скрылась за деревьями. Джулия даже не оглянулась. Она не хотела думать об этом опустевшем доме. Сосредоточив все внимание на дороге, поворотах и спусках, она смотрела на Медовый ручей, опять показавшийся внизу, пока они не выехали на автостраду. Она думала о расстоянии до Денвера, а потом до Нью-Йорка, и о деревне в низкой зеленой английской местности.

[Глава двадцатая] И лишь когда они приехали в аэропорт и узнали, что уже идет посадка на нью-йоркский самолет, Джош сказал:

[Глава двадцатая] — Я рад, что ты приехала. Я уже говорил тебе это. — И неожиданно добавил: — Я не буду просить тебя остаться. Или надеяться, что ты могла бы сделать это. Ведь это не входило в часть нашего контракта, не так ли?

[Глава двадцатая] — Нет, думаю, что нет, — ответила Джулия.

[Глава двадцатая] — Надеюсь, я выполнил условия контракта, — Джош улыбнулся, вызвав у нее желание броситься к нему на шею.

[Глава двадцатая] — Да, — сказала она. — Мы выполнили их, более или менее.

[Глава двадцатая] «А как насчет других контрактов? — подумала она. — С Александром и Лили? И даже Бетти и Верноном? Эти будет труднее выполнить. Потому что они реальны. То, что я воображала с Джошем, никогда не было реальным. Сплошная иллюзия. И за этим я гналась всю жизнь!» Осознание этого вызвало на ее лице слабую болезненную улыбку.

[Глава двадцатая] — Пора идти. — Джош взял ее руки и поцеловал загорелые локти, а затем повернул ее к выходу на взлетную полосу.

[Глава двадцатая] — Приезжай повидаться в Лондон, — сказала Джулия.

[Глава двадцатая] — Обязательно приеду.

[Глава двадцатая] Они поцеловались по-приятельски в щеку. — «Контракт дружбы, — подумала Джулия. — Такой же, как у нас с Мэтти. Только такие и оправдывают себя. Возможно, сейчас мы с Джошем пришли к этому. Возможно…»

[Глава двадцатая] Она пошла от него, роясь в своей сумочке в поисках билета, слыша деловой стук своих высоких каблуков и глядя на сверкающую, уходящую вдаль полосу. Когда она оглянулась, прежде чем завернуть за угол, она увидела плывущую над всеми голову Джоша. Он выглядел так же, как тогда, «У Леони», когда шел через комнату, а она была маленькой полупьяной дрянной девчонкой шестнадцати лет.

[Глава двадцатая] Джош поднял руку и помахал ей.

[Глава двадцатая] Джулия завернула за угол, сопровождаемая стуком своих каблуков.

[Глава двадцатая] Она прилетела обратно в Нью-Йорк и взяла билет на ближайший рейс в Лондон. Едва оказавшись на борту самолета, она почувствовала, как ее охватило нетерпение. Она наклонялась всем корпусом вперед, как будто это могло заставить самолет лететь быстрее. В Лондон Джулия прилетела серым утром на рассвете. К тому времени, когда она поднялась на пять ступенек собственного дома, солнце уже освещало всю улицу. Лондон приветливо встретил ее; кроны деревьев были такие густые и было так много уютных уголков. Но Джулия едва ли замечала все это. Комнаты в доме выглядели очень привлекательно и были непривычно чистыми и опрятными, но она не остановилась даже полюбоваться этим. Отнесла содержимое чемоданов в свою спальню на втором этаже, намереваясь все аккуратно разложить, но, не успев начать, почувствовала такое нетерпение, что свалила все пакеты в угол. Спустившись вниз и бегло просмотрев почту, которую Мэрилин стопкой сложила на сосновом столе, и не найдя ничего интересного, она опять поднялась наверх и наполнила ванну водой с ароматической пеной.

[Глава двадцатая] Лежа в воде и глядя сквозь легкий пар на коралловые ветки и раковины, расставленные на полочках у нее над головой, Джулия подумала: «Я не смогу сейчас спать, даже если бы и хотела. Я сейчас же отправлюсь в Леди-Хилл».

[Глава двадцатая] Она резко села, расплескав на пол воду. Часом позже, с еще мокрыми прядями волос, Джулия выруливала на своем алом «витессе» в поток уличного движения. Она не позвонила. «Это будет сюрприз, — подумала она. — Как обрадуется Лили!»

[Глава двадцатая] Она давно не ездила в Дорсет, но дорогу вспомнила без всякого труда. Она сознавала, что утомлена, но дорога, казалось, сама разворачивалась перед ней, завораживая своей неизменностью. Когда Лондон остался позади и перед ней по обе стороны раскинулись, сверкая золотом, поля с кое-где торчащими купами деревьев и разбросанными небольшими группами домов, похожих на кукольные после небоскребов Америки, Джулия засмеялась, крепче сжимая рулевое колесо. Чтобы не задремать, она запела отрывки из песенки, которую напевала Лили в подобных поездках: «Лютик Джо». Она сама удивлялась, откуда девочка могла знать подобные песенки? Разве Бетти или Вернон когда-нибудь пели ей?

[Глава двадцатая] «Я свеж, как маргаритка, которая растет в лугах, и зовут меня лютиком».

[Глава двадцатая] Помнит ли еще Лили эти слова? Они могут спеть эту песенку Александру. Это рассмешит его.

[Глава двадцатая] Она уже приближалась к месту назначения.

[Глава двадцатая] — Мы уже почти дома, — обычно говорил Александр всегда на одном и том же отрезке дороги. Джулия вспомнила, как это выражение удовольствия тогда раздражало ее. «Почему я была такой ревнивой?» — удивилась она, потирая глаза от усталости, и зевнула. Оглядываясь вокруг, она, казалось, понимала теперь ту радость, которую испытывал Александр, приближаясь к дому. Этот уголок Англии был необычайно красив. Небольшие холмы и открытые луга, лесистые равнины, где в каждой долине был свой ручеек. Деревни с низенькими коттеджами сонно грелись на солнышке. Как могли головокружительные просторы горных склонов Джоша напоминать ей это?

[Глава двадцатая] Джулия знала, что до Леди-Хилла оставалось всего две мили. Она только что миновала указатель, который находился возле самой деревни. Впереди появился трактор, и она сбавила скорость. Насколько она помнила, эта дорога была прямой и открытой, упиравшейся прямо в каменные столбы ворот особняка.

[Глава двадцатая] Джулия нажала на передачу, и автомобиль рванул вперед, чтобы объехать трактор. Дорога была гладкой, она хорошо это помнила. Рев мотора врывался через открытое окошко, и она уловила запах сена, нагруженного на трактор. И в тот же момент перед ней возникла опасность, так не вязавшаяся с мирной сельской картиной и этим запахом сена. Это был большой серый автомобиль, выскочивший из-за откоса дороги, про который она совершенно забыла. Он стремительно летел на нее, словно серебряная пуля. Она знала, что не сможет достаточно резко затормозить, чтобы остаться позади трактора, огромные колеса которого были у нее уже почти над головой.

[Глава двадцатая] Джулия с силой нажала на зажигание. Машина взвыла, как бы протестуя, но прыгнула вперед. Казалось, трактор приклеился к ней. Она крутанула руль, и автомобиль затрясся под ней, вывернувшись на свою сторону дороги. Серый лимузин промчался мимо в ослепительном блеске фар, оглушительно сигналя. Джулия успела заметить красное разгневанное и испуганное лицо водителя. Он проехал мимо; они разминулись на расстоянии менее ярда.

[Глава двадцатая] Джулия поехала дальше, вцепившись в руль влажными дрожащими руками; пот струйками стекал по спине. Она старалась расслабиться, но ноги были ватными, а голова такой тяжелой, что она едва держала ее на плечах. Она устала и поэтому ехала беспечно, но ей повезло. Прямо перед ней были каменные ворота Леди-Хилла.

[Глава двадцатая] Неожиданно она воспрянула духом и поняла ценность жизни, которая чудом сохранилась. Она должна беречь, дорожить ею прямо сейчас, начиная с этого момента.

[Глава двадцатая] Тень от деревьев, нависавших над аллеей, падала ей на лицо. Она сбавила скорость и выпрямилась, стараясь успокоиться. Повернув за угол, она увидела перед собой дом. В ее голове хранилось множество различных представлений о Леди-Хилле, но ни одно не соответствовало действительности. Казалось, будто она знала, но никогда раньше не осознавала, как он прекрасен.

[Глава двадцатая] Джулия отвела машину на стоянку и пошла к дому, не сводя с него глаз. Серый камень золотился под лучами солнца, а кирпичи были теплого кораллового оттенка. Теперь она увидела и то крыло, где начался пожар. Черные пятна на нем были вычищены, окна заново освинцованы и мелкие переплеты стекол ярко сверкали на солнце. Никаких следов опустошения не было заметно.

[Глава двадцатая] Покрывало дыма и страха исчезло.

[Глава двадцатая] Шаги Джулии гулко отдавались по гравию. Она подошла к мощеному дворику, образованному двумя выступами дома. По серым стенам вились побеги лаванды. Парадная дверь под козырьком в центре Е-образного строения была приветливо открыта.

[Глава двадцатая] Джулия пыталась угадать, где могли находиться Лили и Александр.

[Глава двадцатая] На пороге она заколебалась. Она не была здесь с тех пор, как убежала с Лили на руках.

[Глава двадцатая] Права ли она сейчас, проходя мимо жужжащих в цветах лаванды пчел в загадочную тишину дома?

[Глава двадцатая] Джулия огляделась. Прямо над ее головой, над дверью находилась каменная плита с высеченным на ней девизом, состоявшим из единственного слова «Бессмертие».

[Глава двадцатая] Она неуверенно протянула руку, как будто нащупывая путь в темноте. Тяжелая, нагревшаяся на солнце дверь легко повернулась. Джулия вошла в устланный каменными плитами холл. С удивлением огляделась. Стены были побелены под слоновую кость, что делало помещение средоточием света в доме. Солнечные лучи проникали сквозь новые стекла высокого окна лестничной клетки, падая косоугольниками на чистые каменные плиты и дубовые ступени. На стенах было несколько новых картин, пейзажей. Два прекрасных готических кресла стояли друг против друга с противоположной от входной двери стороны.

[Глава двадцатая] «Значит, Александр сделал это, — подумала она. — Он отделал заново Леди-Хилл, который стал еще красивее, еще совершеннее, чем когда-либо прежде».

[Глава двадцатая] Джулия сделала несколько шагов вперед, наступая на квадраты света на полу. Всю эту картину совершенства нарушала одна неуместная деталь, один маленький пустяк. У подножия лестницы Джулия наклонилась и подняла его.

[Глава двадцатая] Это была золотистая сандалета на высоком каблуке. Не из чистого золота, правда. Подделка. Довольно безвкусная работа, подумала Джулия.

[Глава двадцатая] Но откуда здесь эта вещь?

[Глава двадцатая] Она тут же нашла ответ. Должно быть, это сандалета Лили, ее маскарадные туфли. На школьных распродажах Лили всегда покупала поношенные комнатные туфли, а затем, шатаясь, бродила по дому, нацепив на себя шифоновые шарфы, широкополую шляпу и бусы.

[Глава двадцатая] Подняв сандалету за ремешок, Джулия пошла по дому. Скорее всего, Лили и Александр где-нибудь вне дома, греются на солнышке. Сидят в саду, возле белой летней беседки.

[Глава двадцатая] Задняя дверь была перемещена. В ней теперь было шесть стекол, сквозь которые проникали лучи солнца, освещая когда-то темное помещение садовника с огромной каменной раковиной и висящими на стене садовыми халатами и соломенными шляпами.

[Глава двадцатая] Джулия увидела их через стеклянный переплет двери.

[Глава двадцатая] Александр сидел в кресле и читал, а Лили лежала на животе неподалеку от него, делая зарисовки в блокноте. Она старательно выводила что-то, высунув кончик языка. И тут Джулия вспомнила, что Лили перестала играть в переодевания уже несколько лет назад.

[Глава двадцатая] Возле кресла Александра на траве сидела Мэтти. Вторая золотистая сандалета, так же небрежно сброшенная с ноги, валялась рядом. И пока Джулия смотрела на них, Александр оторвался от книги и положил руку на плечо Мэтти. Его пальцы коснулись скрученного в узел тяжелого пучка волос.

[Глава двадцатая] В этот момент Джулия все поняла.

[Глава двадцатая] Она стояла словно скованная льдом, по-прежнему держась за щеколду двери. В следующее мгновение ее растерянный, полный ужаса взгляд привлек их внимание, и уютно устроившееся на траве трио увидело ее.

[Глава двадцатая] Джулия повернулась и побежала прочь.

[Глава двадцатая] Не соображая, куда бежит, она стремительно поднималась по лестнице, шаги гулко отдавались под высокими сводами. Она побежала по галерее к большой спальне, которую делила с Александром, когда они только поженились. Александр говорил, что, когда был мальчиком, эта комната служила спальней его родителям.

[Глава двадцатая] Сейчас она выглядела иначе. Первым, что Джулия увидела, был новый туалетный столик овальной формы, с резным бордюром, обтянутый необыкновенно красивым ситцем. «Это работа Феликса», — машинально подумала она. Верхняя поверхность столика была покрыта толстым стеклом, на котором виднелась рассыпанная пудра. Джулия провела по поверхности рукой и посмотрела на розово-белый налет по краям ладони.

[Глава двадцатая] Эта рассыпанная пудра подсказала ей то, что она уже поняла и так. Здесь были и другие вещи: еще одна пара сандалет на высоком каблуке, отделанная кружевами комбинация, вывернутая наизнанку и брошенная на стул вместе с одной из хорошо знакомых Джулии рубашек Александра. Но достаточно было одной этой пудры.

[Глава двадцатая] Джулия обернулась и увидела Мэтти, которая прибежала вслед за ней. Ее щеки покрывал неестественный румянец, а волосы растрепались.

[Глава двадцатая] Стоя в дверях и видя побледневшее лицо Джулии и ее горящие гневом глаза, Мэтти сказала:

[Глава двадцатая] — Почему ты не сообщила, что приедешь?

[Глава двадцатая] Джулию бил озноб. Она чувствовала дрожь, оторопь и слабость от обиды и гнева.

[Глава двадцатая] — А почему ты ничего не сказала мне? Я считала тебя своим другом, Мэтти. То есть ты была им.

[Глава двадцатая] — Я и сейчас твой друг.

[Глава двадцатая] Рука Джулии непроизвольно поднялась, но в следующее мгновение она с удивлением посмотрела на нее, не понимая своего жеста, как будто рука не принадлежала ей.

[Глава двадцатая] — Нет. Ты мне не друг. Как ты можешь им быть после всего?

[Глава двадцатая] И тут они обе услышали, что Лили и Александр тоже идут сюда.

[Глава двадцатая] Мэтти стала поспешно объяснять:

[Глава двадцатая] — Джулия, я хочу…

[Глава двадцатая] Но Джулия резко повернулась к ней.

[Глава двадцатая] — Наплевать, что ты хочешь! Как ты могла это сделать, Мэтт? Здесь. С Александром. После… после всего…

[Глава двадцатая] — Но это ничего не значит, — слабо возразила Мэтти. — Это чисто по-дружески. — Отразившийся на лице Джулии гнев испугал ее.

[Глава двадцатая] — Не смей говорить, что это ничего не значит! — взорвалась Джулия.

[Глава двадцатая] Она услышала голосок Лили:

[Глава двадцатая] — Мамочка, мамочка, где ты? Куда вы убежали?

[Глава двадцатая] — Я здесь, — отозвалась Джулия, не отводя пылающего взора от лица Мэтти. — Я здесь, Лили.

[Глава двадцатая] В следующее мгновение из-за спины Мэтти показалась Лили. Она подросла. Загорелые ноги, отмеченные кое-где царапинами, казались длиннее и тоньше, чем раньше. Джулия почувствовала чудовищный наплыв ревности и разверзшуюся пропасть между ними. Ей захотелось броситься в эту пропасть головой вперед.

[Глава двадцатая] — Мама, почему ты здесь? У тебя все в порядке? — спрашивала с удивлением Лили. Она ничуть не была встревожена.

[Глава двадцатая] Джулия сказала:

[Глава двадцатая] — Кажется, я вас всех удивила, не так ли?

[Глава двадцатая] Она почувствовала ужасную усталость. Сказалось нервное потрясение во время дороги и унижение здесь, в доме. Она еле передвигала ноги. Лили подбежала и обняла ее. Но Джулии показалось, что это было небрежное, поверхностное приветствие — только чтобы отделаться.

[Глава двадцатая] — Потрясающий сюрприз! Не правда ли, Мэтти?

[Глава двадцатая] — Да, дорогая, — сказала Мэтти. Джулия избегала ее взгляда. Они слышали, как по галерее к ним приближается Александр.

[Глава двадцать первая] В присутствии Лили все старались поддерживать известную степень притворства.

[Глава двадцать первая] Александр протянул Джулии большие теплые руки, в которых полностью спрятались ее маленькие холодные ладони. Она заметила на его лице беспокойство, а также какую-то неуклюжесть и расстройство из-за положения, в котором она его застала. Она никогда раньше не видела Александра таким неловким и знала, что, когда ее гнев и потрясение пройдут, она пожалеет о том, что вызвала в нем это состояние. Она выдернула свои руки и быстро засунула их в карманы.

[Глава двадцать первая] — Удачно ли ты съездила?

[Глава двадцать первая] Вопрос был слишком официальным, и какое-то мгновение она смотрела на него, не понимая смысла.

[Глава двадцать первая] — О да. Очень, очень удачно. Познакомилась со многими людьми, увидела массу интереснейших вещей для магазинов.

[Глава двадцать первая] Они разговаривали как вежливые посторонние люди, с горечью подумала Джулия, только что представленные друг другу на каком-нибудь коктейле. Эта действительность в сравнении с розовыми романтическими мечтами, которые рисовались ей по дороге сюда, когда она мчалась среди залитых солнцем лугов, вызвала у нее желание нырнуть куда-нибудь головой вниз, чтобы спрятать свой стыд и замешательство. Она резко вскинула голову и увидела, что Мэтти собирает в узел и закалывает волосы, выбившиеся из прически; она выпрямилась, не пряча лица, и это после интимной сцены, которую Джулия подсмотрела в саду.

[Глава двадцать первая] «Не прячет лица передо мной». Эта мысль резанула ее словно острым ножом.

[Глава двадцать первая] И Мэтти в качестве гостеприимной хозяйки дома, милостиво принимающей ее в Леди-Хилле! Джулия почувствовала какую-то ребяческую жгучую ненависть к подруге, зная, что для этой ненависти нет оснований, разве что ее разрушенные иллюзии. Она повернулась к Лили, нетерпеливо подпрыгивавшей возле нее.

[Глава двадцать первая] — Мамочка, пойдем в загон, посмотрим Марко Поло. Ты ведь еще его не видела. — Она дергала и трясла мать за руку. — Александр поставил несколько барьеров. Я так рада, что ты наконец все это увидишь!

[Глава двадцать первая] Джулия взглянула на округлое личико, в котором так явственно переплетались черты отца и матери. Лили искренне радовалась. Джулия попыталась улыбнуться, но получилась жалкая гримаса.

[Глава двадцать первая] — Пойдем, пойдем. Я очень хочу увидеть Марко Поло. — Это был повод выйти поскорее из спальни, где находились все эти жалкие свидетельства предательства подруги. Она удивлялась, как Лили не заметила их? Догадывается ли девочка? Может, ей удастся свободнее вздохнуть за пределами этих стен и она сможет распутать клубок ревнивых подозрений, не восстанавливая себя против Мэтти, когда между ними не будет этой позолоченной улики — валявшейся на полу сандалеты.

[Глава двадцать первая] — Пойдем, Лили. Покажи мне своего знаменитого Марко Поло.

[Глава двадцать первая] Они вместе спустились по лестнице и вышли во двор. Лили шла впереди, подпрыгивая и болтая, переполненная впечатлениями лета.

[Глава двадцать первая] «Мы ездили в Веймут… устраивали пикник…» — Джулия слушала вполуха, не рискуя задавать вопросы, которые висели на кончике языка.

[Глава двадцать первая] Когда они подошли к загону, Лили подняла перекладину, подбежала к пони и обняла его за шею. Он фыркнул ей в руку, вынюхивая сахар. Джулия слышала, как Лили сказала ему:

[Глава двадцать первая] — Моя мама приехала.

[Глава двадцать первая] Джулия смотрела, как девочка взобралась на спину лошадки и заставила ее пуститься рысью. Здесь был устроен круг с маленькими барьерами, сделанными из хвороста, и небольшими канавками с загородками, и Марко Поло с Лили на спине методично перескакивал через них. Джулия положила руки на верхнюю перекладину калитки. Лили выглядела такой счастливой! Ее лицо и розовая юбочка выделялись ярким пятном, двигающимся на ровном зеленом фоне.

[Глава двадцать первая] «Какую я сделала глупость, приехав сюда», — подумала Джулия.

[Глава двадцать первая] Она правильно поступала, что не приезжала сюда раньше, все эти годы. Даже ради того, чтобы увидеть, как счастлива Лили. Потому что здесь она испытала жгучую ревность. Она ощущала ее тяжесть внутри себя, распаляемая тем, что увидела сегодня в полдень. И она говорила себе, что единственный выход для нее — уехать как можно скорее. И забрать с собой Лили.

[Глава двадцать первая] Ей нужна была Лили. Она хотела видеть ее счастливой дома, в доме на канале, такой же, как она была здесь, когда скакала рысью в загоне Леди-Хилла. И она не хочет, чтобы Мэтти и Александр были возле девочки.

[Глава двадцать первая] «Она моя, — твердила себе Джулия. — Моя дочь».

[Глава двадцать первая] Лили на своем пони проскакала весь круг и возвратилась к калитке. Она разрумянилась от гордости и удовольствия. Пони фыркал и встряхивал головой, и девочка склонилась к его шее, похлопывая по ней и хваля своего любимца.

[Глава двадцать первая] — Что скажешь, мама?

[Глава двадцать первая] — Скажу, что ты умница. Я не знала, что ты можешь так хорошо брать барьеры.

[Глава двадцать первая] — Я тренировалась. Элизабет и я делали прыжки, каждая делала по три круга, а Александр засекал время…

[Глава двадцать первая] Она соскользнула на землю, перепрыгнула через изгородь, взяла мать под руку, все время болтая и задыхаясь от волнения.

[Глава двадцать первая] «Она все еще дитя, даже сейчас, — подумала Джулия. — Как долго она сможет оставаться такой?» Повернув от дома, она крепче сжала руку Лили.

[Глава двадцать первая] — Давай погуляем. Расскажи мне обо всем.

[Глава двадцать первая] Они пошли по траве. Теперь Джулия слушала внимательно. В излияниях Лили не было никакого намека на то, что Мэтти стала чем-то отличаться от обычной Мэтти. Просто друг, часть семьи.

[Глава двадцать первая] «Мой друг», — Джулия вспомнила, как долго она была другом Джоша. Ладно. Это была ошибка.

[Глава двадцать первая] По крайней мере, они смогли скрыть свои любовные отношения от Лили. Но Мэтти беззаботно оставляла свое белье и пудру в спальне Александра.

[Глава двадцать первая] — Что случилось? — спросила Лили. Джулия посмотрела в ее ясные глаза.

[Глава двадцать первая] — Ничего не случилось. Я целую ночь просидела в самолете и очень устала.

[Глава двадцать первая] Необходимая ложь.

[Глава двадцать первая] Они дошли уже до стены сада, откуда земля полого спускалась к деревне. Джулия остановилась, глядя перед собой.

[Глава двадцать первая] — Что это?

[Глава двадцать первая] Но она и сама могла увидеть, что это такое. Перед ней шла вереница черепичных крыш и отштукатуренных стен. Это были те самые бунгало, с живописными окошками, глядящими на аккуратные садовые заборы, с детскими качелями на одном из огороженных квадратов. Прежде здесь были поля. Смутно Джулия помнила, что Александр называл их «нижними четырьмя акрами».

[Глава двадцать первая] Лили поморщилась.

[Глава двадцать первая] — Ужасные дома, да еще на наших лугах. Я не могу на них смотреть. Папа сказал, что людям нужно где-то жить, а ему и Феликсу нужны были деньги для Леди-Хилла. После пожара, ты знаешь.

[Глава двадцать первая] — Да, знаю.

[Глава двадцать первая] Джулия отвернулась. Итак, Александр продал землю, чтобы оплатить реставрационные работы. Конечно, его вынудили к этому обстоятельства.

[Глава двадцать первая] Образы мрачного прошлого опять завладели ее воображением, нежеланные и неизбежные: Фловер и Сэнди. И бегущий от нее в огонь и дым Александр.

[Глава двадцать первая] — Они портят весь вид, — пожаловалась Лили. — А я бы хотела, чтобы Леди-Хилл никогда не менялся, никогда.

[Глава двадцать первая] «Все мы хотим, чтобы все оставалось прежним, — подумала Джулия с грустью. — И как много требуется времени на то, чтобы понять, что это невозможно. Александр, я все делала неправильно. Я так виновата перед тобой».

[Глава двадцать первая] — Это действительно прелестные домики, — механически сказала Джулия. — И людям надо где-то жить. Если папе потребовались деньги для Леди-Хилла, ему просто повезло, что у него было что-то такое, что можно было продать, верно?

[Глава двадцать первая] — Ты говоришь в точности как он, — фыркнула Лили.

[Глава двадцать первая] Они повернули обратно и пошли к дому. Им уже видны были верхушки высоких труб, выступающих из-за густых крон деревьев.

[Глава двадцать первая] — Почему ты приехала? — неожиданно спросила Лили. — Ведь ты никогда раньше не приезжала?

[Глава двадцать первая] — Я хотела повидать тебя и папу. Здесь, в Леди-Хилле. Вот я и повидала.

[Глава двадцать первая] «Часть взрослой правды», — подумала Джулия, лишь только часть ее можно сказать.

[Глава двадцать первая] — Наверно, лучше было не приезжать, по крайней мере, не в этот раз. Похоже, что я не принадлежу к Леди-Хиллу, как ты. И от этого мне кажется… что лучше уехать.

[Глава двадцать первая] Они помолчали.

[Глава двадцать первая] — А Мэтти чувствует себя здесь нормально, — сказала Лили после минутного раздумья.

[Глава двадцать первая] Джулия ответила:

[Глава двадцать первая] — Мэтти всего лишь гостья. Она не является членом семьи.

[Глава двадцать первая] Лили кивнула.

[Глава двадцать первая] — Как и Феликс, когда приезжает?

[Глава двадцать первая] — Думаю, что да. — Джулия глубоко вздохнула. — Лили, утром я возвращаюсь в Лондон. Я бы хотела взять тебя с собой.

[Глава двадцать первая] Последовал длительный протестующий вопль.

[Глава двадцать первая] — Но ведь остается еще целая неделя! Я не могу сейчас ехать. Я хочу взять Марко на представление в Миддлхэм…

[Глава двадцать первая] Всю обратную дорогу к дому Джулия в мрачном молчании слушала протесты и увещевания Лили. Когда они проходили через сад, Джулия увидела на некотором расстоянии Мэтти, очевидно поглощенную рассматриванием цветочного бордюра. Она подивилась тому, как быстро они с Александром нашли общий язык.

[Глава двадцать первая] Подойдя к парадной двери, Джулия сказала:

[Глава двадцать первая] — Все равно, Лили, я хочу, чтобы ты была готова завтра ехать.

[Глава двадцать первая] Важно было поскорее убраться отсюда.

[Глава двадцать первая] Александр сидел в столовой, положив руки на подлокотники кресла. Он выглядел расстроенным. Джулия хотела подойти и тронуть его за плечо, но не находила в себе сил сдвинуться с места. Лили пробежала мимо нее.

[Глава двадцать первая] — Мама говорит, что я должна ехать с ней утром. Но ведь это не обязательно, правда? Я сказала ей, что не хочу.

[Глава двадцать первая] — Если мама говорит, что нужно ехать, значит, нужно ехать, — сказал Александр.

[Глава двадцать первая] Лили никогда не спорила с ним. Она повернулась и стремглав выбежала из комнаты. Они прислушивались к ее громким шагам на лестнице, и их глаза встретились. Когда дверь наверху с грохотом захлопнулась, Александр встал, подошел к столику, где стоял поднос с напитками, и взял бутылку с виски, вопросительно взглянув на Джулию.

[Глава двадцать первая] Она слабо кивнула.

[Глава двадцать первая] — Спасибо.

[Глава двадцать первая] Они сели лицом друг к другу, держа в руках по стакану, машинально заняв те места, на которых всегда сидели раньше. Джулия выпила полстакана, а потом откинула голову на спинку кресла и закрыла глаза.

[Глава двадцать первая] — Мне не следовало приезжать без предупреждения. Извини меня, Александр.

[Глава двадцать первая] — Нет никаких оснований говорить об этом. Если тебе захотелось приехать, то можешь об этом не сообщать. Просто было бы легче, если бы нам всем не надо было притворяться, что ничего не случилось. Между прочим, ничего и не случилось, что касается Лили.

[Глава двадцать первая] — Я это поняла. Спасибо тебе.

[Глава двадцать первая] — Джулия! Ничего не было спланировано заранее, понимаешь? Мэтти приехала погостить с Феликсом…

[Глава двадцать первая] Джулия перебила его:

[Глава двадцать первая] — Я не хочу слышать об этом. Не надо мне ничего рассказывать.

[Глава двадцать первая] Она скорее почувствовала, чем услышала движение, которое он сделал, наклоняясь вперед, чтобы лучше видеть ее. Было так удобно сидеть с закрытыми глазами, как бы прикрывшись темной вуалью.

[Глава двадцать первая] — Мэтти скажет тебе то же самое.

[Глава двадцать первая] — Тем более я ничего не хотела слышать от Мэтти.

[Глава двадцать первая] Она слышала, как он вздохнул.

[Глава двадцать первая] — Ты сама себя терзаешь. Неужели ты не научилась быть добрее к себе?

[Глава двадцать первая] — Я не знаю, как это делается, — холодно сказала Джулия. А затем, помолчав, добавила: — Ты любишь ее?

[Глава двадцать первая] Казалось, чтобы ответить на этот вопрос, потребовалось время.

[Глава двадцать первая] — Не так, как ты думаешь.

[Глава двадцать первая] — А она любит тебя?

[Глава двадцать первая] Он ответил гораздо быстрее, чем в первый раз:

[Глава двадцать первая] — Нет. Я уверен, что нет.

[Глава двадцать первая] Джулия открыла глаза. Комната вся золотилась от закатного солнца, которое вливалось в нее сквозь окна, как сироп. Она отличалась от прежней, после того как здесь похозяйничал Феликс, но все же это была та комната, где в нимбе свечей сияла ее рождественская елка.

[Глава двадцать первая] — Так это была случайная связь?

[Глава двадцать первая] Александр холодно ответил:

[Глава двадцать первая] — Ты знаешь, что это не так.

[Глава двадцать первая] «Да, она знала, но ей было стыдно и она не хотела, чтобы он видел это. Ей вдруг показалось, что следует скрыть сам факт того, что ей больно. Только бы сохранить чувство достоинства, — подумала она, — хотя бы до тех пор, пока не вырвусь отсюда. А потом, когда они не смогут видеть меня, я дам волю своим чувствам». Она допила виски.

[Глава двадцать первая] — Я ничего не знаю, — сказала она, и ее поразило то, что это была правда. — Могу я здесь переночевать, Александр? Я только сегодня утром прилетела из Нью-Йорка. Я не в состоянии буду ехать назад сегодня. Мы с Лили уедем завтра на заре.

[Глава двадцать первая] — Разумеется. Как тебе будет угодно. Но разве Лили не могла бы остаться до конца каникул?

[Глава двадцать первая] — Да, — сказала тихо Джулия. Она осторожно поставила стакан и встала, с раздражением ощутив боль усталости в руках и ногах. — Наверно, я пойду и… — Что бы такое сделать, чтобы заполнить время и тем умерить боль?.. — приму ванну, чтобы снять усталость. У меня был длинный-длинный день…

[Глава двадцать первая] — Здесь три ванные комнаты, — сказал Александр. — И в каждой есть своя особенность, заслуга Феликса.

[Глава двадцать первая] Они улыбнулись друг другу, на миг забыв неприятности.

[Глава двадцать первая] — Как и весь дом. Он очень красив, — сказала Джулия. — Должно быть, ты гордишься им.

[Глава двадцать первая] — Меньше, чем я думал. — Он сказал это так спокойно, что она удивилась и подумала, уж не ослышалась ли.

[Глава двадцать первая] Джулия подошла к двери, а затем опять вернулась назад. Ее толкал какой-то импульс, вынуждая сказать Александру правду, чтобы она, по крайней мере, могла взять хоть этот маленький реванш.

[Глава двадцать первая] — Когда я была в Америке, я виделась с Джошем Фладом.

[Глава двадцать первая] Он кивнул.

[Глава двадцать первая] — Я так и предполагал.

[Глава двадцать первая] В голосе Александра не было насмешки. Он никогда не сказал бы «просто случайная связь». Он знал ее гораздо лучше, чем она думала.

[Глава двадцать первая] — Обычно мы обедаем приблизительно в полдевятого, — сказал Александр. Вот и все.

[Глава двадцать первая] — Я спущусь вниз вовремя.

[Глава двадцать первая] «Мы» и «обычно», — подумала Джулия, поднимаясь по лестнице. — Значит ли это «Мэтти и я»?» Даже если это и так, напомнила она себе, у нее нет претензий к Александру. Но Мэтти должна была знать, насколько глупо с ее стороны позволить себе на что-то надеяться. Мэтти должна была это понимать благодаря их долгой дружбе. И все же Мэтти либо не поняла этого, либо ей было на все наплевать.

[Глава двадцать первая] И это было предательством.

[Глава двадцать первая] Джулия приготовила ванну, которой совсем не хотела. Она лежала в воде, глядя на голубых нарисованных рыб.

[Глава двадцать первая] Позднее, в полдевятого вечера, когда Лили в очень плохом настроении ушла наверх в свою спальню, трое взрослых остались вместе. Они чинно сидели в столовой, по одну сторону длинного полированного стола. Эта трапеза была жалким продолжением более счастливых дней, которые они провели здесь.

[Глава двадцать первая] Говорила в основном Мэтти. Накануне она подзаправилась изрядной порцией джина и в течение обеда быстро опорожняла один стакан вина за другим. Александр едва успевал его наполнять. Она говорила что попало: и о деревне, и о новой пьесе, которую она разучивает для Чичестера, и об изъеденном молью второсортном магазине в Веймуте, где она нашла почти роскошное манто из персидской ламы и всего за десять фунтов. Александр давал изредка короткие советы, но Джулия ничего не говорила, так как не могла ни о чем думать. Она наблюдала за лицом Мэтти и видела, что оно выглядит тоже жалким, и почти восхищалась ее способностью заполнять паузу на протяжении всего обеда.

[Глава двадцать первая] Но в конце, когда Мэтти выпила слишком много, чтобы продолжать притворяться и поддерживать светскую беседу, она громко стукнула ложкой.

[Глава двадцать первая] — О Господи, неужели мы не можем поговорить начистоту и покончить с этим?

[Глава двадцать первая] — Мэтти… — начал было Александр, но она не обратила на него внимания.

[Глава двадцать первая] — Ну что, Джулия, тебе не понравилось, что, явившись сюда, ты застала нас с Александром вместе? Верно, никому бы такое не понравилось. Это похоже на то, как мы попадались на Блик-роуд, да? Но так уж случилось. Я приехала с Феликсом просто так, прокатиться, и осталась. Мы провели здесь несколько счастливых недель, это факт. Наслаждались зелеными лугами, сверкающими под солнцем, и все такое. — Она отпила еще вина, пролив немного на сверкающую поверхность стола. — И мы с Александром спали вместе. Это было прелестно, если ты об этом хотела спросить. Мне очень нравится Александр. Он один из ничтожного числа порядочных мужчин на всю вселенную.

[Глава двадцать первая] — Я это знаю, — почти неслышно сказала Джулия.

[Глава двадцать первая] — Но ты, черт возьми, не хотела его, разве не так?

[Глава двадцать первая] — Успокойся, Мэтти, — сказал Александр.

[Глава двадцать первая] Мэтти обернулась к нему. Она выбросила руку широким, развязным жестом. Ее запястье было увешано браслетами из поддельного золота, и они предостерегающе звякнули.

[Глава двадцать первая] — Прости, дорогой, что я говорю все это при тебе. Это не по-великосветски и не тянет даже на средний класс, да? Но мы с Джулией не претендуем на это. «Выскочки», вот мы кто. Обтесать нас, так сразу увидишь.

[Глава двадцать первая] Александр потянулся через стол, чтобы взять Мэтти за руку, но она уклонилась.

[Глава двадцать первая] — Итак, Джулия, ты нас «накрыла». Это не слишком приятно, я согласна, но и не так уж и страшно. Как давно вы развелись с Александром, если уточнить? И как давно, предположительно, мы с тобой дружим?

[Глава двадцать первая] Она уставилась на Джулию, как будто ожидала от нее точных ответов на свои вопросы. Джулия с застывшим лицом отрицательно качнула головой, и Мэтти передернула плечами. Она взяла стакан с вином и осушила его, но ее губы скривились, как будто ей стало противно. И вдруг она расхохоталась.

[Глава двадцать первая] — Забавно, эта любовь и дружеский долг, а? Все это такая ерунда! Я была одинока, когда приехала сюда. И ожидала застать Александра тоже в одиночестве, хотя он никогда не говорил об этом определенно.

[Глава двадцать первая] «Мы все одиноки», — подумала Джулия, вспомнив Джоша. Воспоминание и страх одиночества охватили ее, остудив гнев. Мысленно она представила Бетти и Вернона, их одиночество вдвоем в крошечных комнатках на Фэрмайл-роуд. Непрошеное видение как бы предостерегало ее, что, как бы там ни было, всех их — Мэтти, Александра и ее — впереди ждет то же самое: старость. Пыл, как и любовь, будет остывать, пока не исчезнет совсем. Все они будут все больше отдаляться друг от друга. И под конец состарятся.

[Глава двадцать первая] Такая перспектива показалась поистине ужасной.

[Глава двадцать первая] У нее возникло страстное влечение к Александру и ко всему, чем она когда-то владела и от чего по глупости отказалась.

[Глава двадцать первая] Она повернула голову, чтобы еще раз взглянуть на Мэтти, и увидела, что та склонила голову к столу в полном опьянении. Ее экстравагантные серьги и позолоченные браслеты уныло повисли.

[Глава двадцать первая] — А между тем, — продолжала Мэтти, — ты была в Америке. С Джошем Фладом, наверное. Лопнуло терпение? О Боже, такой пустячок, а все тянется и тянется, не так ли? Не хочешь ли ты рассказать нам о последнем приключении? Нет? Ладно, подождем. У нас масса времени. Я уверена, что все это было очень волнующе. Но дело все-таки в том, что ты не можешь вернуться сюда, а устроила весь этот спектакль, потому что твоя лучшая подруга и бывший муж немножко согрели друг другу старые кости. Или ты, может быть, прости, не хочешь выглядеть самовлюбленной сукой? Вот так-то, моя милочка. — Мэтти прислушалась к эху собственных слов, а затем рассмеялась. — Ну, Джулия! Тебе нечего возразить?

[Глава двадцать первая] «То, что сказала Мэтти, было правдой, — размышляла Джулия, — но это не заставит ее сохранить к ней прежнюю симпатию». Важно было не показать им, что это ее задело, и сохранить остатки собственного достоинства до того, как она покинет Леди-Хилл.

[Глава двадцать первая] — Что же ты хочешь услышать, Мэтти? Ты ведь уже все сказала.

[Глава двадцать первая] Джулия встала и оперлась руками на изогнутую спинку стула.

[Глава двадцать первая] — И ты, разумеется, во всем права. Эгоизм хуже предательства, я согласна. — Она резко повернулась к Александру. — Извини, Александр, мы с Лили уедем завтра утром.

[Глава двадцать первая] Он кивнул. Было ясно, что ему была отвратительна эта сцена и то, что он был ее молчаливым свидетелем. Мэтти и в этом была права. Александр принадлежал к среднему классу. Чина никогда бы не допустила подобного скандала.

[Глава двадцать первая] Джулия аккуратно придвинула к столу свой стул, чтобы не нарушить общей гармонии.

[Глава двадцать первая] — Я пойду лягу. Спокойной ночи, Мэтти. А тебе, Александр, спасибо за приют.

[Глава двадцать первая] Когда она дошла до двери, Мэтти протянула руку, чтобы наполнить опять свой стакан. Александр не сделал этого, и она сама взяла бутылку и налила себе, однако, не рассчитав расстояния, опрокинула стакан, и вино разлилось по столу и стало стекать на пол.

[Глава двадцать первая] Александр неподвижно наблюдал за ней.

[Глава двадцать первая] — Черт! — сказала Мэтти. — О черт! Почему я так глупа?

[Глава двадцать первая] Джулия направилась в спальню, которая находилась в дальнем конце галереи, оставив тех двоих внизу. Она разделась и долгое время лежала, глядя в темноту. Позже она слышала, как Александр и Мэтти поднялись наверх, каждый по отдельности. Ее комната была слишком далеко, чтобы можно было определить, куда пошла Мэтти: в спальню Александра или в свою комнату…

[Глава двадцать первая] Утром Джулия вяло собрала вещи Лили и уложила в машину. Лили, вся в слезах, побежала в загон попрощаться со своим пони, и к девяти часам они были готовы к отъезду.

[Глава двадцать первая] Александр вышел попрощаться. Лили спрятала лицо у него на груди, и он обнял ее, уверяя, что будут еще каникулы и что Леди-Хилл сохранится в прежнем виде.

[Глава двадцать первая] — Таких веселых каникул, как эти, у меня больше не будет, — рыдала девочка.

[Глава двадцать первая] — Будут точно такие же, — говорил он, подбадривая ее.

[Глава двадцать первая] Джулия восхищалась линией поведения Александра с Лили. Как подчеркивала сообразительная Мэрилин, Лили, по крайней мере, очень повезло с отцом.

[Глава двадцать первая] Уже сидя с Лили в машине на заднем сиденье, Джулия в последний раз сказала ему:

[Глава двадцать первая] — Извини меня.

[Глава двадцать первая] — Перестань извиняться, — ответил Александр. — Ведь я же не извинился перед тобой, как, впрочем, и Мэтти. Почему же ты это делаешь?

[Глава двадцать первая] Они не прикоснулись друг к другу. Джулия хотела спросить: «Что будет дальше?», но была слишком горда, чтобы задавать вопросы. Машина тронулась с места.

[Глава двадцать первая] Мэтти не появилась вообще.

[Глава двадцать первая] Две или три мили они проехали молча. Лили, нахохлившись, тихо сидела и вдруг неожиданно спросила:

[Глава двадцать первая] — Вы что, поссорились с Мэтти?

[Глава двадцать первая] — Нет, — малодушно солгала Джулия. — Конечно же, нет.

[Глава двадцать первая] Все путешествие в обратную сторону они проделали в мрачном молчании.

[Глава двадцать первая] Мэтти задержалась в Леди-Хилле еще только на один день. Как бы подтверждая, что прекрасные каникулы подошли к концу, внезапно изменилась погода. Огромные плотные тучи обложили небо. Резкий холодный ветер низко пригибал к земле траву, а потом пошел дождь, принесенный откуда-то с востока. Мэтти сняла с вешалки свои легкие платья и уложила в чемодан.

[Глава двадцать первая] Она вернулась в спальню, где провела первые пять дней. Казалось, что это было очень давно.

[Глава двадцать первая] — Не уезжай, — мягко сказал Александр, — если тебе не хочется.

[Глава двадцать первая] Мэтти помолчала, раздумывая.

[Глава двадцать первая] — Мы не можем всегда делать то, что нам хочется, — сказала она.

[Глава двадцать первая] Оставшись одна, она, вздыхая, упаковывала вещи и поглядывала на дождь.

[Глава двадцать первая] Александр отвез ее на станцию. Она не позволила ему выйти на платформу вместе с ней, чтобы дождаться поезда. Они попрощались на парковке, под завывание ветра.

[Глава двадцать первая] — Прости, если я спутала карты вам с Джулией, — сказала она.

[Глава двадцать первая] Александр посмотрел на нее с высоты своего роста, потрогал блестящие завитки ее волос, которые она тщательно заколола и убрала за уши. В теперешней Мэтти уже не было никакой фривольности.

[Глава двадцать первая] — Ты здесь ни при чем. Это случилось давным-давно.

[Глава двадцать первая] — Так ли это? — И добавила: — Что мы все натворили!

[Глава двадцать первая] — Что ты собираешься теперь делать?

[Глава двадцать первая] — Возьмусь за работу, — ответила Мэтти. Перспектива была невоодушевляющей, но она не хотела, чтобы Александр догадался об этом. Он обнял ее и прижал к себе.

[Глава двадцать первая] — Мне было так хорошо все это время, — сказал он, и Мэтти отметила, что ей нравится простота его слов. Нравилось также и то, что он не подавал ей надежды. Не говорил никаких дежурных фраз: «если бы все сложилось иначе…» или «мы еще встретимся…»

[Глава двадцать первая] «Во всем мире найдутся лишь двое или трое мужчин, достойных любви», — вспомнила она.

[Глава двадцать первая] — Мне нужно идти. А то поезд придет раньше, чем я куплю билет.

[Глава двадцать первая] Он еще какое-то мгновение прижимал ее к себе. Они поцеловались, но как-то вяло, без всякого чувства. Затем Мэтти взяла свой чемодан и пошла к билетной кассе.

[Глава двадцать первая] В поезде, затиснутая между отдыхающими, Мэтти долго смотрела в окно на бьющий по стеклу дождь.

[Глава двадцать первая] Она твердила себе: «Я не знала, что Джулия хотела вернуться к нему. Почему я должна была догадываться об этом?»

[Глава двадцать первая] Она также думала: «Джулия всегда была дурой». И устало добавляла: «И почему она сваляла дурака именно в этом, самом важном деле?»

[Глава двадцать первая] В купе ехали трое маленьких детей с родителями. Мэтти смотрела, как самый маленький карабкался к отцу на колени, раздумывая, не улыбнуться ли им и не подружиться ли на время путешествия? Но тут же решила, что для этого у нее слишком мрачно на душе, и ее мысли приняли другое направление: нет ли в поезде бара, а если есть, то когда он начнет работать.

[Глава двадцать первая] Джулия вернулась к своей работе.

[Глава двадцать первая] В магазине скопилась масса дел, которые ожидали ее вмешательства. Она просматривала бумаги, распаковывала и проверяла все поступившие по контрактам образцы, объехала три остальных магазина, вселив надежду на поступление новых товаров и подняв настроение у служащих. Все было как всегда, но только скучнее. Бизнес шел вяло, как это обычно бывало во время летних отпусков, а осенний наплыв покупателей, высматривающих что-нибудь новенькое в надежде оживить свои спальни или прихожие, еще не начался.

[Глава двадцать первая] Джулия позвонила Феликсу в «Трессидер дизайнз».

[Глава двадцать первая] — Приходи на ланч.

[Глава двадцать первая] — Джордж в больнице.

[Глава двадцать первая] — Я не знала. Что-нибудь серьезное?

[Глава двадцать первая] — Пока нет. Но ему не становится лучше. И я думаю, вряд ли будет улучшение.

[Глава двадцать первая] — Извини, Феликс. Я ничем не могу помочь?

[Глава двадцать первая] — Закажи мне что-нибудь на обед. И подбодри меня.

[Глава двадцать первая] — Я сделаю все, что в моих силах, — пообещала Джулия, но в словах ее было мало обнадеживающего.

[Глава двадцать первая] Джордж Трессидер был привередливым пациентом. Он лежал в отдельной палате, но брюзжал и жаловался, что это самое отвратительное помещение, какое он когда-либо видел. Стены были покрашены в бирюзовый цвет, а на окнах висели современные голубые с красным занавески из набивного ситца и жалюзи.

[Глава двадцать первая] — Не принести ли мне сюда немного ситца фирмы «Трессидер» и повесить вместо этих? — полушутя спросил Феликс.

[Глава двадцать первая] — Если завязать глаза, сойдут и эти, — ответил Джордж, словно жалкое эхо своего былого остроумия.

[Глава двадцать первая] Феликс улыбнулся. Джордж держался храбро, несмотря на скверное настроение.

[Глава двадцать первая] Мышечный паралич прогрессировал и был уже в такой стадии, что Джордж не мог двигаться без посторонней помощи. Когда ему бывало получше, он сидел в кресле на колесах, прикрыв ноги пледом. Он казался стариком. Осознавая это, он протянул к Феликсу руки. Тот подошел, нагнулся и сжал его пальцы. Цветущее лицо Феликса еще больше подчеркивало серый оттенок кожи Джорджа.

[Глава двадцать первая] — Не нравится мне все это, — сказал Джордж.

[Глава двадцать первая] — Знаю.

[Глава двадцать первая] Феликс взял его голову и прижал к своему плечу. Он смотрел на седую голову Джорджа и заметил плешь, проглядывающую между поредевших прядей волос.

[Глава двадцать первая] Именно после этого визита к Джорджу Феликс и Джулия встретились за ланчем.

[Глава двадцать первая] — Ну как он? — спросила Джулия.

[Глава двадцать первая] — Сказали, что скоро могут отпустить его домой.

[Глава двадцать первая] — Значит, ему лучше?

[Глава двадцать первая] Феликс не смог ответить на этот вопрос.

[Глава двадцать первая] — Я лучше буду присматривать за ним дома. Он не переносит больничной обстановки.

[Глава двадцать первая] Джулия печально посмотрела на него. Она поняла, что случилось. Ей никогда особенно не нравился Джордж Трессидер, но перспектива надвигающейся смерти казалась ужасной, страшной несправедливостью. Она попыталась представить, что это будет значить для Феликса. Он сидел по другую сторону столика, отрешенно глядя в меню, и был таким же привлекательным, как всегда, но в уголках его губ появились тревожные складки, а в черных волосах — первые серебряные нити.

[Глава двадцать первая] — Можно мне навестить его? — спросила Джулия.

[Глава двадцать первая] — Конечно. — Он дал ей подробный адрес, и Джулия записала его в записной книжке, которая теперь всегда присутствовала в ее дамской сумочке. — Это его состарило, — неожиданно сказал Феликс. Он как бы подготавливал ее к тому, что она увидит. — Ведь ему всего лишь шестьдесят два года. А выглядит на десять лет старше.

[Глава двадцать первая] — Бедный Джордж, — сказала Джулия, смущенная тем, что не может сострадать ему всей душой.

[Глава двадцать первая] — Мы были женаты одиннадцать лет. Довольно большой срок.

[Глава двадцать первая] — Я не был верной женой, — улыбнулся Феликс, видя, что они поняли друг друга. — Но вообще-то мы были счастливы. Мы прекрасные партнеры.

[Глава двадцать первая] «Партнерство, — подумала Джулия. — Да, именно так назывался этот странный союз. После нескольких лет, прожитых вместе, после страстного влечения». Она знала, как бывает, когда этого нет, и большая печаль за Феликса охватила ее.

[Глава двадцать первая] — Эй, — Феликс тронул ее за руку. — Ты забыла, что собиралась подбодрить меня? — Он раскрыл меню, чтобы выбрать вино. — Давай закажем вина, — предложил он. — Изрядную порцию вина.

[Глава двадцать первая] — Ты заговорил языком Мэтти.

[Глава двадцать первая] Он бросил на нее пристальный взгляд.

[Глава двадцать первая] — Не хочешь ли поговорить о Мэтти?

[Глава двадцать первая] — А ты уже знаешь об этом?

[Глава двадцать первая] Феликс вспомнил игру Александра на рояле и танец Мэтти.

[Глава двадцать первая] — Догадываюсь.

[Глава двадцать первая] Он ведь хотел тогда предупредить: но было уже поздно.

[Глава двадцать первая] — Нет, — твердо сказала Джулия. — Мы не будем говорить ни о Мэтти, ни об Александре. Не сегодня. — Несмотря на всю боль, эта беда казалась слишком ничтожной по сравнению с той, которая случилась с Феликсом и Джорджем.

[Глава двадцать первая] И они заговорили о «Трессидер дизайнз» и о «Чесноке и сапфирах», об американском рынке живописи и о последних сплетнях в среде декораторов. Выпили две бутылки вина, и на них накатил смех, а когда пришло время уходить, опять стали серьезными. Джулия настаивала на том, чтобы оплатить счет.

[Глава двадцать первая] — Я независимая женщина, — сказала она, размашистым жестом вынимая свою кредитную карточку. — Я достаточно боролась за это, положив массу сил, разве не так, Феликс?

[Глава двадцать первая] — Жаль только, что это дорого тебе обошлось.

[Глава двадцать первая] Джулия не смотрела на него; наклонив голову, она доставала кошелек.

[Глава двадцать первая] — Вероятно, да, — прошептала она. — Возможно, если бы я осталась дома, я бы имела детей и готовила джемы.

[Глава двадцать первая] — Не думаю, чтобы это тебя устроило, — искренне сказал Феликс. — Но ты выглядишь усталой, Джулия. Почему бы тебе не взять отпуск?

[Глава двадцать первая] — Я только что уже имела один. Нью-Йорк, Сан-Франциско, Торонто, Колорадо.

[Глава двадцать первая] — Я думал, ты ездила по работе.

[Глава двадцать первая] Так оно в основном и было, за исключением встречи с Джошем. А если бы она и задумала взять отпуск, то куда ей ехать и с кем?

[Глава двадцать первая] — Это идея, — сказала она, уклоняясь от ответа.

[Глава двадцать первая] На улице они попрощались. Феликс поцеловал ее, и она на минутку прижалась к нему.

[Глава двадцать первая] — Ты хороший друг, Феликс.

[Глава двадцать первая] — Как и ты.

[Глава двадцать первая] Она посмотрела ему вслед. «Но я не настоящий друг», — подумала она и взглянула на часы. Полчетвертого. Ей давно уже следовало быть на работе. В течение следующих недель она несколько раз мысленно возвращалась к предложению Феликса.

[Глава двадцать первая] Наметанный глаз Джулии никогда не подводил, и с течением времени, управляя магазинами, она стала также и прекрасным администратором. Дела в «Чесноке и сапфирах» шли гладко, времена неуверенности и волнений миновали. Джулия знала, какой товар разойдется быстро, знала, как определять цену на него и как представить в наилучшем виде. Сидя за своим столом, она вспоминала волнение и нервную дрожь первых дней, когда вынуждена была все делать сама, поспешное перекусывание сандвичами во время обеденного перерыва в маленьком чуланчике позади ее первого магазина.

[Глава двадцать первая] Теперь она уже не часто испытывала то волнение, которое охватило ее в Нью-Йорке. Ей пришло в голову, что в каком-то смысле Феликс прав. Возможно, ей не так нужен отпуск сам по себе, сколько перемена обстановки и те перспективы, которые могут случайно открыться перед ней.

[Глава двадцать первая] Она уже давно не занималась управлением магазинами сама. Лили никуда не хотела ехать на каникулы, кроме Леди-Хилла, и Джулия воспользовалась ее отсутствием, чтобы посвятить работе все свое время.

[Глава двадцать первая] «Для чего все это?» — подумала она теперь с внезапной горечью.

[Глава двадцать первая] Она решила, что ей нужно уехать. Взять себе настоящий отпуск.

[Глава двадцать первая] Окончательным стимулом к этому послужит визит к Джорджу Трессидеру.

[Глава двадцать первая] Джулия навестила его в больнице. Принесла охапку роскошных кремовых лилий и большую белую цилиндрическую вазу из своего магазина, чтобы поставить в нее цветы. Джордж был очень тронут и благодарен ей за посещение. Особенно ему понравилась ваза. Джулия поправила букет и поставила вазу на тумбочку возле кровати больного.

[Глава двадцать первая] Он лежал на спине, глядя на цветы.

[Глава двадцать первая] — Ты не представляешь, — сказал он (даже его голос стал тоньше, в нем как бы высохли все живые интонации), — люди приносят великолепные цветы, а няньки засовывают их в зеленые бутылки или в круглые красные горшки. Лучше уж совсем обойтись без цветов, чем видеть их такими. Ты доставила мне огромное удовольствие тем, что принесла подходящий сосуд для цветов. Ведь все упирается в равновесие и пропорцию, не правда ли? Как в большом, так и в малом. Именно поиск необходимого равновесия и делал мою работу столь приятной.

[Глава двадцать первая] В следующий раз, когда она навестила его, он казался гораздо счастливее. Феликс привез его домой, в их старую квартиру на Итон-сквер. Она почувствовала облегчение, видя его уютно устроенным среди любимых ваз и мебели времен регентства, французских мраморных плинтусов и вздымающихся ситцевых воланов. Повсюду были цветы, со вкусом составленные в букеты, чаши с ароматическими эссенциями для освежения воздуха. Джордж сидел в кресле. На нем был один из его безукоризненных приталенных зеленовато-серых костюмов и бледно-розовая рубашка с высоким воротничком. Волосы были пострижены и зачесаны назад, и он выглядел почти как прежде. Он поправляется, подумала Джулия, пока его рука не коснулась ее руки. Она отметила сухую вялость и прозрачность кожи, как бы отставшей от костей.

[Глава двадцать первая] — Дорогая. Вот мы опять собрались вместе, — сказал Джордж. — Это поистине милосердие Божье.

[Глава двадцать первая] Они пили чай втроем. Феликс принес полностью сервированный поднос: серебряный чайник Джорджа, сахарницу и кувшинчик со сливками (хотя все они пили чай с лимоном), серебряные щипчики и маленькую спиртовку для подогревания воды, почти прозрачный фарфор, белый с золотом, и батистовые, отделанные кружевом изящные салфетки.

[Глава двадцать первая] — Прелестно, — пробормотала Джулия, принимая крошечный треугольник сандвича с огурцом.

[Глава двадцать первая] Джордж и Феликс ухаживали друг за другом с какой-то трогательной нежностью. Джулию это тронуло, но она почувствовала себя незваным гостем. Опустив глаза в крошечную тарелку, стоявшую у нее на коленях, она старалась сдержать слезы.

[Глава двадцать первая] Джордж выпил чай, но ничего не ел.

[Глава двадцать первая] После чая Джулия помогла Феликсу отнести посуду обратно на кухню.

[Глава двадцать первая] — Он любит красивые вещи, — сказал Феликс. — Собирал все это в течение многих лет. И было бы жаль не использовать их сейчас, правда?

[Глава двадцать первая] — Конечно, — успокоила его Джулия.

[Глава двадцать первая] Джорджу хотелось поговорить. Она слушала, как он описывал первые дни существования «Трессидер дизайнз», сразу после войны, когда не было денег и очень трудно было с материалами.

[Глава двадцать первая] — Приходилось доставать старье и ремонтировать. Лучший опыт — это делать что-то из ничего. — Он оглядел свою сверкающую красотой комнату с явным удовлетворением. — Но кроме этого, важно еще не упустить возможность. Люди старятся, как ты знаешь, от сожалений об упущенных возможностях.

[Глава двадцать первая] Он не говорил о своей болезни, упомянул лишь о возрасте. Джулия не знала, сожалеет ли он, что ему недолго осталось жить. Его глаза остановились на Феликсе.

[Глава двадцать первая] — Я не много упустил таких возможностей, — тихо сказал он.

[Глава двадцать первая] Феликс улыбнулся ему в ответ. Джулия видела, что они счастливы, и поняла, что важно не оставшееся время, а лишь его наполненность. И она отчетливо увидела, что наполненность ее собственного времени, хотя его еще много оставалось, была почти так же драгоценна, как белое стекло больничной вазы. В то же время упущенные возможности и ненаверстанные ускользнули от нее.

[Глава двадцать первая] — Кажется, мне следует воспользоваться возможностью уехать, — неожиданно сказала она. — Теперь, когда бизнес идет на автостопе, я могу позволить себе длительный отпуск.

[Глава двадцать первая] — Счастливица, — тотчас подхватил Джордж. — Ты можешь съездить в Рим, самый пленительный, самый эротический город в мире.

[Глава двадцать первая] Таким образом, планы Джулии определились.

[Глава двадцать первая] Перво-наперво она посоветовалась с Лили.

[Глава двадцать первая] — Думаю, тебе следует поехать, почему бы и нет? — сказала Лили, удивив Джулию таким ответом. — У тебя никогда не было отпуска. Мы с Мэрилин прекрасно обойдемся.

[Глава двадцать первая] Джулия предупредила об этом управляющих магазинами и своего помощника. Все они, как эхо, повторили слова Лили. Это поколебало убеждение Джулии в необходимости ее присутствия. Она почувствовала подъем душевных сил. Это открывало путь для новых возможностей, и она могла воспользоваться ими. С большим удовольствием она спланировала отпуск для путешествия в одиночку, заказала билет на самолет и номер в элегантном дорогом отеле, порекомендованном Джорджем. Она провела полдня в книжном магазине, отбирая карты и путеводители, а следующий день потратила на покупку нарядов, в которых совершенно не нуждалась. Она наслаждалась тщательной подготовкой, не веря до конца в реальность своего путешествия.

[Глава двадцать первая] И вот в середине октября она оказалась на борту самолета «Алиталия». Лондон и Англия остались где-то внизу, далеко позади. Лили и Мэрилин помахали ей на прощание рукой; своим служащим она сказала, что не знает точно, когда вернется, но это наверняка будет до Рождества.

[Глава двадцать первая] В самолете Джулия отстегнула предохранительный ремень и взглянула на сомнительную еду, поставленную перед ней. Эти индивидуальные порции в пластиковой посуде вызвали у нее столь сильное чувство тоски, что она испугалась, как бы оно совсем не завладело ею.

[Глава двадцать первая] У нее не было никакого представления, куда она поедет и что будет делать, когда достигнет пункта назначения. Она даже не определила для себя точную дату возвращения. Это был один из самых мрачных, самых неопределенных периодов в ее жизни.

[Глава двадцать первая] В римском аэропорту она призвала себя к порядку, убедив себя, что является путешественницей, только и всего. Она независима, деятельна и свободна, почти как Джош. Взяв такси, она поехала в роскошный отель, распаковала новые наряды и тщательно развесила их по шкафам. Помывшись в огромной, отделанной мрамором ванной, съела изысканный обед. Пища была качественной, а метрдотель и официантки очень внимательны. Потом она вернулась в свой номер и просмотрела путеводители. Завтра перед ней откроются чудесные виды. Она не спеша разделась и улеглась в огромную широкую постель.

[Глава двадцать первая] Джулия сделала все от нее зависящее, чтобы выглядеть добросовестной туристкой.

[Глава двадцать первая] Она посетила Капитолий, Форум и Палатинский холм. Бродила по Колизею, собору святого Петра и музеям Ватикана. В промежутках ела и пила каппучино, который ей не нравился. Она понимала, что Рим восхитителен, но не чувствовала себя активной участницей всего этого. Она как бы машинально исполняла какую-то обязанность, отмечая необходимые посещения в своей записной книжке. Ей также бросилась в глаза эротичность этого города. На улицах и в ресторанах мужчины пожирали ее глазами, но она отметала их, не желая, чтобы кто-то врывался в обособленный мир ее одиночества.

[Глава двадцать первая] Спустя четыре дня она поняла, что больше этого не вынесет.

[Глава двадцать первая] Однажды утром она увидела автобус дальнего следования, переполненный итальянскими семьями. Впереди было указано место назначения: «Неаполь». Она тут же вспомнила о тех днях, которые провела там с Джошем. Многолюдные, необычные улицы Неаполя очаровывали ее. В воспоминаниях он представлялся ей желанным в силу своей контрастности с космополитической элегантностью Рима.

[Глава двадцать первая] «Поеду в Неаполь, — подумала Джулия. — Почему бы и нет?»

[Глава двадцать первая] Она вернулась к себе в отель, сложила вещи и расплатилась по счету.

[Глава двадцать первая] В Неаполе все еще стояла летняя жара, отражавшаяся от раскаленных осыпающихся стен, но небо было затянуто тонким слоем облаков. От прошлого посещения Неаполя с Джошем в памяти Джулии сохранилась картина сверкающей водной глади под лучами весеннего солнца, и теперь влажная серая дымка несколько омрачила ее настроение, которое заметно поднялось, когда она покинула Рим.

[Глава двадцать первая] Джулия выбрала отель неподалеку от пьяццо де Мартини, стараясь, чтобы он по возможности отличался от ночлежки, в которой они останавливались с Джошем. Несмотря на собственные впечатления, она улыбнулась при воспоминании о том, как Джош ненавидел неаполитанскую грязь и жадную охоту его обитателей за деньгами туристов.

[Глава двадцать первая] В новом номере, не слишком отличавшемся от ее номера в Риме, Джулия частично распаковала свои вещи, а затем, заставив себя, позвонила в Лондон Лили. У Лили была масса новостей из школьной жизни и последних подвигов ее лучшей подружки. Джулия слушала, улыбаясь. Мелкие пустяковые подробности, а еще больше сам голос Лили действовали успокаивающе.

[Глава двадцать первая] — Ты скучаешь по мне? — спросила Джулия с некоторой надеждой в голосе.

[Глава двадцать первая] — Немножко. Но у меня все в порядке. Александр в Лондоне. Он водил меня на «Лебединое озеро», это восхитительно.

[Глава двадцать первая] — А Мэтти там?

[Глава двадцать первая] — Мэтти? Нет. Она ведь где-то работает, верно? Почему ты спрашиваешь?

[Глава двадцать первая] — Просто интересуюсь, — сказала Джулия. — Ты только представь, я в Неаполе!

[Глава двадцать первая] — Ты хорошо проводишь время?

[Глава двадцать первая] — Да, очень. Но все время думаю о тебе, о нашем доме, о Лондоне.

[Глава двадцать первая] — Знаешь что? Мама Кэти купила ей новый стерео. Просто чудо! Может, и ты мне подаришь такой ко дню рождения? Мой магнитофон уже такой древний.

[Глава двадцать первая] Джулия засмеялась. С Лили все в порядке. Она почти всегда была уверена, что с Лили все будет в порядке.

[Глава двадцать первая] — Поговорим об этом, когда я вернусь домой. До твоего дня рождения еще очень далеко.

[Глава двадцать первая] После разговора с Лили Джулия вышла из отеля и вооружилась еще пачкой карт и путеводителей и села за столик в кафе в самом центре площади, чтобы их просмотреть. Эти столики были подобны островкам среди шумного уличного движения. Вокруг нее слышался громкий итальянский говор, смешанный неаполитанский диалект, пение и грохот машин. Джулия выпила кофе и просмотрела путеводитель. Здесь, среди этой неразберихи, она чувствовала себя комфортно.

[Глава двадцать первая] В последующие дни, пренебрегая советами посетить зеленый Михелин, она совершила единственную экскурсию в Помпеи. Побродила среди руин, рассматривая осколки колонн и треснувших стен зданий, останавливаясь, чтобы вглядеться в очертания фигур, которые когда-то были живыми людьми, а потом оказались залиты потоками лавы. Среди них попадались скелеты собак, которых так легко было представить живыми, бегущими за своими хозяевами в том же направлении. Джулия рассматривала высеченные на камне латинские надписи, морщась в тщетной попытке их разобрать. Внезапность этих смертей под Везувием казалась не менее потрясающей, чем тех, которые происходили на ее памяти. Восприятие времени и человеческой жизни стало в этот момент как бы эластичным, вплетая в общую цепь безвестные останки и Фловера, и Джесси, и Джорджа. Осознание незначительности отдельной личности было каким-то странно успокаивающим. Она шла среди засыпанных лавой фигур, как будто это были ее друзья, а затем возвратилась в шумный мир Неаполя.

[Глава двадцать первая] После этой встречи с прошлым уже привычное давление одиночества несколько ослабло. Она обнаружила, что уже может обмениваться несколькими фразами с другими гостями отеля, и даже присоединилась к приятному трио американцев на ланче в столовой. В каком-то кафе она познакомилась со студентом-лингвистом — темнолицым парнем, слегка похожим на Феликса, и его прекрасная английская речь доставила ей огромное удовольствие. Когда, наконец, она встала, чтобы уйти, он поцеловал ей руку.

[Глава двадцать первая] Остальное время она проводила в бесцельных прогулках по узеньким улочкам, которые иногда так сужались, что казались непроходимыми. Она медленно брела под веревками с бельем, хлопавшим у нее над головой, и древние, одетые во все черное старухи неодобрительно глядели на нее. Джулия вдыхала характерные запахи и наблюдала бесконечно меняющуюся живую картину уличной жизни. Она была по-прежнему незащищенной, но все ее чувства внезапно обострились и она как бы ожила.

[Глава двадцать первая] Так, медленно бродя по улицам, она вдруг поняла, что ее блуждания отнюдь не бесцельны. Она как бы играла сама с собой в игру ожидания, устремленного в будущее.

[Глава двадцать первая] Она так и не распаковала до конца свои вещи в отеле близ площади Мартини. Вытащила из чемодана лишь верхний слой и, не раздумывая, подчинилась требованию двигаться дальше.

[Глава двадцать первая] Сев в поезд, она поехала на юг, в Салерно, а потом в Агрополи. Ей были знакомы виды, открывавшиеся из окна вагона. Из Агрополи, отбросив сомнения, Джулия взяла такси на Монтебелле.

[Глава двадцать первая] Оглядываясь назад, по мере того как «фиат» взбирался все выше к короне из домиков на вершине конусообразного холма, она отметила, что эти виды остались неизменными. Вдали от Неаполя небо опять стало голубым, отражая зеркальную гладь моря. Она следила взглядом за тонкой золотой нитью, окаймлявшей горизонт, за лентой незначительно уплотнившегося ряда белых домиков вдоль побережья и лимонно-желтыми, серебристо-серыми, серовато-зелеными и темно-коричневыми участками земли.

[Глава двадцать первая] С трудом перекрикивая рев двигателя, Джулия подсказывала водителю путь в закоулках. В конце каждого из них неожиданно открывалось небо, и перед глазами представали дивные виды.

[Глава двадцать первая] Она думала, что уже забыла эти места, но оказалось, что нет. Они подъехали к пансионату «Флора», не сделав ни одного ошибочного поворота. Джулия расплатилась с таксистом и смотрела, как машина давала задний ход. Затем Джулия повернулась к двери. Но когда она подняла голову, то увидела, что нарисованный от руки указатель, подтверждавший, что это пансионат «Флора», исчез. После минутного колебания Джулия постучала в дверь. Ее открыла, кажется, сама хозяйка. Она приносила Джулии и Джошу завтраки, теплый хлеб и мед, а также восхитительный кофе почти пятнадцать лет тому назад. Но сейчас она равнодушно оглядела Джулию.

[Глава двадцать первая] — Что вам угодно?

[Глава двадцать первая] Хозяйка не очень-то изменилась, но зато изменилась сама Джулия. Да и как она могла ожидать, чтобы эта синьора запомнила какую-то случайную пару, пробывшую у нее всего несколько дней среди бесконечного числа летних сезонов? Попытка объяснить, вызвать воспоминание была бесмысленна. Джулия смущенно спросила:

[Глава двадцать первая] — Это пансионат «Флора»? — И объяснила, что ищет комнату всего на несколько ночей. Женщина отрицательно покачала головой, покусывая губы. Из всего стремительного потока итальянских слов Джулия уловила слово «финито». Синьора больше не держит отель. Может, наступили тяжелые или, наоборот, более счастливые времена?

[Глава двадцать первая] Джулия пришла в замешательство. Как ни странно, вероятность того, что она может не иметь возможности получить комнату с двумя железными кроватями и мраморным умывальником, никогда не приходила ей в голову.

[Глава двадцать первая] В растерянности она спросила, где еще она могла бы остановиться. Есть ли в Монтебелле гостиница? Синьора кивнула, а затем еще энергичнее замотала головой. Опять на Джулию обрушился поток слов, и она различила «чинсо» и «стаквионе». Отель-то есть, но он закрыт по случаю окончания сезона. Несмотря на теплое солнце и мягкий воздух, все-таки уже почти конец октября.

[Глава двадцать первая] — Неужели негде остановиться? — спросила Джулия безнадежным голосом.

[Глава двадцать первая] Женщина минуту подумала. Она посмотрела на Джулию пристальным взглядом, как будто припоминая, затем указала вверх по улице. Джулия обернулась в указанную сторону, но ничего не увидела, кроме покато уложенного булыжника и углов вымытых добела стен. Она изо всех сил старалась понять указания хозяйки, но безуспешно. Они беспомощно посмотрели друг на друга.

[Глава двадцать первая] — Пожалуйста, еще раз, помедленнее, — умоляла Джулия.

[Глава двадцать первая] Опять посыпались слова, но смысл их был совершенно непонятен. Синьора пожала плечами, готовая прекратить дальнейшие попытки, но тут она увидела какого-то мужчину, идущего по теневой стороне улицы по направлению к ним. Она окликнула его:

[Глава двадцать первая] — Синьор Галли!

[Глава двадцать первая] Джулия смотрела, как он перешел улицу. Это был высокий мужчина в белой рубашке и брюках цвета хаки, лицо которого закрывали широкие поля соломенной шляпы. Он шел легко и свободно, как юноша. Но когда снял шляпу, Джулия была поражена, увидев, что это старик. Волосы у него были совершенно седые, а темная радужная оболочка глаз обведена молочно-белым ободком. Ему могло быть лет шестьдесят пять, подумала Джулия, хотя, судя по походке, нельзя было дать больше сорока.

[Глава двадцать первая] Синьор Галли и женщина немного посовещались между собой. Потом он повернулся к Джулии, приподнял шляпу:

[Глава двадцать первая] — Я немножко говорю по-английски.

[Глава двадцать первая] Джулия приветливо улыбнулась ему.

[Глава двадцать первая] — Вы можете оказаться нам очень полезны.

[Глава двадцать первая] — Эта синьора говорит, что вы можете спросить у сестер насчет ночлега.

[Глава двадцать первая] — У сестер?

[Глава двадцать первая] Синьор Галли указал на вершину холма.

[Глава двадцать первая] Джулия вспомнила высокую каменную стену, огораживавшую заброшенные земли замка, и звон надтреснутых колоколов.

[Глава двадцать первая] — Я помню, что там, в замке, были монахини.

[Глава двадцать первая] — Вы бывали здесь раньше?

[Глава двадцать первая] — Много лет назад.

[Глава двадцать первая] Он кивнул, оглядывая Джулию и ее багаж.

[Глава двадцать первая] — Сестры Монтебелле принадлежат к открытому ордену. Делают много добрых дел. Теперь у них там «госпитале».

[Глава двадцать первая] — Госпиталь?

[Глава двадцать первая] — Скорее лазарет. Для стариков, больных, детей, у которых нет подходящих условий. Вы же знаете, у нас в Италии большие семьи. Мы заботимся о наших стариках и больных, и нет никакой необходимости куда-то их отсылать. Но здешние сестры выполняют иную работу. Они берут на несколько дней или на пару недель тяжелобольных. Так, чтобы, скажем, мать больного ребенка могла отдохнуть, или дочь могла заняться собственными детьми, пристроив на время старика.

[Глава двадцать первая] — Понимаю, — сказала Джулия. — Но я не старая и не больная.

[Глава двадцать первая] Старик засмеялся, и в этом чувствовалось теплое участие. Хозяйка «Флоры» с доброй улыбкой смотрела на него.

[Глава двадцать первая] — Я и сам это вижу. Но сейчас в Монтебелле много туристов. Они приезжают на автомобилях и автобусах к морю и поднимаются сюда на экскурсию. В конце дня они опять уезжают в свои отели. Но путешественников здесь очень мало, а мне кажется, вы путешественница.

[Глава двадцать первая] Джулия даже слегка выпрямилась, преисполненная гордости.

[Глава двадцать первая] — Одну-две койки сестры держат для путешественников. Я думаю, по традиции. Стоит это какие-то пустяки или взамен они попросят сделать какую-нибудь легкую работу. Роскоши там нет. Если вы ищете приличные условия, то вам лучше спуститься к морю или вернуться в Агрополи.

[Глава двадцать первая] Джулия отрицательно покачала головой.

[Глава двадцать первая] — В таком случае я провожу вас к сестрам. Я с ними в добрых отношениях.

[Глава двадцать первая] Оставив свой багаж на попечение синьоры, Джулия последовала за стариком вверх по улице между белых стен.

[Глава двадцать первая] — Вы давно здесь живете? — задала она обычный вопрос, однако не без интереса.

[Глава двадцать первая] — Я здесь родился. А потом уходил, опять возвращался и опять уходил. Ну а сейчас, думаю, останусь здесь. А вы?

[Глава двадцать первая] — Я просто путешествую.

[Глава двадцать первая] — Это или бегство, или открытие.

[Глава двадцать первая] «Чего?» — подумала Джулия.

[Глава двадцать первая] Они преодолели последний отрезок пути вдоль высокой стены, окружавшей владения замка, и вышли на площадку на вершине холма. Там росли платаны, листья которых были густо покрыты пылью, под одним из них вокруг ствола была построена скамейка. Кое-где торчали пучки травы, но старухи с козлом уже не было. Они подошли к высоким воротам. Проводник Джулии ухватился за одну из ржавых железных причудливых завитушек и толкнул створку ворот. Ворота распахнулись, и они вошли.

[Глава двадцать первая] Живая изгородь вдоль дорожки была не подстрижена и не ухожена. Вокруг все густо заросло сорняками. Однако Джулия не обратила внимания на эти упущения. Она смотрела вперед, на прочные квадратные стены. Местами розовато-коричневая штукатурка, казавшаяся расплавившейся под солнцем, обнажала огромные каменные глыбы, из которых был построен замок. В стенах кое-где были проделаны небольшие оконца, а в ближайшем углу находился высокий арочный вход, к которому примыкали круглые башенки. Тонкие стебли неухоженных растений, переплетаясь, карабкались вверх по стенам башен, а небесно-голубые и пурпурные цветы, качаясь, свисали со свода арки.

[Глава двадцать первая] — Он был построен семейством Беллат в качестве крепости еще в шестнадцатом веке, — пояснил проводник Джулии. — У него не очень счастливая судьба. Ходит много разных легенд. Много споров. Во время последней войны он был даже оккупирован обеими сторонами. — Старик пожал плечами, как бы красноречиво отгораживаясь от обеих. — Думаю, сейчас он нашел себе более достойное применение.

[Глава двадцать первая] Они прошли под аркой в квадратную привратницкую с куполообразной крышей и выщербленным полом. Отсюда в лицо Джулии сразу же пахнуло прохладой, и ослепительный свет за аркой показался необыкновенно ярким. Она прищурилась от солнца и увидела площадь замка, окруженную внутренним двором. Монахиня в сером с белым облачении пересекла двор, толкая перед собой кресло на колесах. В кресле сидела девочка почти такого же возраста, как и Лили. У нее были скрюченные ноги и безвольно свесившаяся набок голова. Руки конвульсивно теребили складки одежды. Кроме этой девочки и монахини, Джулия увидела еще кресло, стоявшее в тени стен. Там было что-то съежившееся и маленькое, невозможно было разобрать под слоем покрывал, мужчина это или женщина.

[Глава двадцать первая] Джулия никогда не сталкивалась с людьми с тяжелыми физическими недугами, если не считать Джорджа или стариков. И ее первым позорным импульсом было повернуться и убежать. Эти кресла и их владельцы, казалось, выпадали из общей картины яркого солнечного дня.

[Глава двадцать первая] — Это лазарет, — пробормотал рядом с ней синьор Галли.

[Глава двадцать первая] Она услышала громкие шаги на каменной лестнице. Из низкой двери одной из башен вышла другая монахиня. Она была точно в таком же облачении, но у нее был дополнительный накрахмаленный и отглаженный чепец. На груди висело простое деревянное распятие. Синьор Галли и монахиня уже успели поздороваться, и Джулии поздно было отступать.

[Глава двадцать первая] Минутой позже ее тоже втянули в разговор. Монахиня протянула Джулии руку, и они обменялись рукопожатием.

[Глава двадцать первая] — Это сестра Мария от Ангелов, — представил ее синьор Галли.

[Глава двадцать первая] У сестры Марии от Ангелов было бледное гладкое лицо и темные глаза. Чепец с его жесткими складками шел ей, она была похожа на Мадонну. Джулия решила, что монахиня не намного старше нее.

[Глава двадцать первая] — Меня зовут Джулия Смит.

[Глава двадцать первая] Монахиня сделала легкий, учтивый поклон.

[Глава двадцать первая] — У нас есть комната. К сожалению, не очень удобная.

[Глава двадцать первая] — Я вам очень признательна, — сдержанно сказала Джулия.

[Глава двадцать первая] Синьор Галли ушел, пообещав послать мальчишек за ее вещами. Джулия последовала за своей новой провожатой вверх по ступенькам башни, а затем по огромному коридору. Осыпающиеся белые стены были кое-где украшены картинами религиозного содержания, а в дальнем конце ниши перед нарисованным на штукатурке Святым Семейством горела красная лампа.

[Глава двадцать первая] Они завернули за угол в южной стороне площадки и подошли к двери. Сестра Мария открыла ее и сделала Джулии знак войти. Это была высокая квадратная комната с железной койкой, подобной тем, которые были в пансионате «Флора», и с распятием в изголовье. Покрывало на постели было гладким и белым, аккуратно заштопанным. Рядом стоял стул и рукомойник с кувшином. На внутренней стороне двери был целый ряд крючков.

[Глава двадцать первая] Джулия подошла к окну, подняла деревянные жалюзи и выглянула в окно. Внизу она увидела голубое море с белыми и золотистыми гребешками и еле видимые неровности земли, уходящие за линию голубовато-серого горизонта.

[Глава двадцать первая] Обернувшись к сестре Марии, она поблагодарила ее.

[Глава двадцать первая] — Добро пожаловать.

[Глава двадцать первая] Сначала Джулия не могла понять, что сказала после этих слов монахиня. Под конец, благодаря их общим усилиям, где итальянская речь перемешивалась с английской, она поняла, что община и ее гости, которые достаточно здоровы, чтобы выйти к общему столу, обедают все вместе в шесть часов в трапезной. Они были бы рады, если бы она присоединилась к ним.

[Глава двадцать первая] — Спасибо, — опять сказала Джулия.

[Глава двадцать первая] Сестра Мария поспешно удалилась.

[Глава двадцать первая] Джулия подошла к двери. Напротив нее в коридорной стене было другое окно. Оно выходило во внутренний двор, где Джулия разглядела в самом центре зеленоватую металлическую круглую форму, украшенную дельфиньими головами. Вероятно, когда-то это был фонтан. Вокруг стояли терракотовые горшки, в которых беспорядочно росла герань. По диагонали вприпрыжку двигался какой-то человек. Тело его тряслось, а голова подергивалась, он кричал и смеялся. Джулия не могла разобрать ни слова. У противоположной стены двора она увидела еще несколько кресел. В них сидели больные разного возраста, одни казались очень оживленными, другие сидели как неподвижные кули. С западной и восточной стороны вместо стен были арки, образующие открытые галереи. Там, в глубокой тени, виднелись белые постели. Монахини сновали туда-сюда или сидели около кресел. Две из них, низко опустив голову под белыми, спускавшимися до колен одеждами, штопали или вышивали. Глядя из окна, Джулия удивилась, почему ей хотелось убежать при первом взгляде на обитателей замка. Теперь же она смотрела на них как на равных, людей, так же наслаждающихся солнечным теплом, как и она сама. Лица и зрячих, и слепых были повернуты к солнцу.

[Глава двадцать первая] До Джулии доносилось какое-то приглушенное жужжание. Это был смешанный гул голосов, где можно было различить пение и разговор. Откуда-то доносился громкий смех. Прямо перед собой Джулия увидела ту самую девочку, ровесницу Лили, сидящую в своем кресле на колесах. Она била в детский барабан, качая в такт головой.

[Глава двадцать первая] Джулия долго смотрела в окно, прежде чем вернуться в белую комнату. Ритм барабана был жутко однообразен.

[Глава двадцать первая] Она села на кровать, сложив руки на коленях. Здесь ее неожиданно покинуло чувство одиночества и жалости к себе. Это случилось! С ее души словно свалился груз. Джулия увидела вещи совсем в ином свете.

[Глава двадцать первая] Она приехала в Монтебелле и поняла, что может здесь остаться. Если они ей позволят.

[Глава двадцать первая] Где-то совсем близко, так близко, что казалось, будто он находится прямо у нее над головой, зазвонил монастырский колокол. Слушая его и считая протяжные медленные удары, Джулия поняла, что он вовсе не надтреснутый. Густой теплый воздух как будто впитывал звуки, приглушая их и унося вдаль над черепичными крышами уже в несколько искаженном виде. Это было приятное открытие. Оно дало ей веру в то, что после всех ее ошибок есть все же надежда на лучшее.

[Глава двадцать первая] Джулия сидела на кровати, а над ее головой эхо разносило звуки колоколов.

[Глава двадцать первая] Перед шестью часами два паренька принесли ее вещи. Казалось, они хорошо знали замок и чувствовали себя здесь как дома, хотя от смущения долго хмыкали и хихикали за дверью. Джулия поблагодарила их и дала немного мелких денег, чему они очень удивились.

[Глава двадцать первая] Сменив платье и положив туалетные принадлежности на рукомойник, она отправилась на обед.

[Глава двадцать первая] Трапезная представляла собой просторное отделанное деревом помещение с арочными сводами. Община сидела за длинными столами на скамьях, поставленных по одну сторону, а те, кто сидел в креслах на колесах, помещались по другую его сторону. Сестра Мария показала Джулии свободное место. Гостью встретили улыбками и приветливыми взглядами. Прозвенел ручной колокольчик, и те, кто мог встать, встали на молитву, которую скромно возглавила одна молодая монахиня. Затем монахини заняли места среди своих подопечных, после чего была подана еда, простая, но полезная: суп из овощей на оливковом масле с томатным соусом, потом фиги и розовый виноград.

[Глава двадцать первая] Джулия навсегда запомнила свой первый обед в замке.

[Глава двадцать первая] Она оказалась между маленькой старушкой с пальцами, похожими на птичьи лапки, и молодым мужчиной, что-то бессознательно бормотавшим и закидывавшим назад руки. Потихоньку Джулия посматривала на монахинь. Они кормили подопечных с ложки, придерживали их дергающиеся конечности, пока те ели, беседовали с ними, выслушивали и улыбались.

[Глава двадцать первая] Джулии казалось, что сидевшая рядом с ней старушка была слишком немощной, даже чтобы поднять ложку. Она крошила для нее хлеб и была награждена за это благодарным взглядом ясных глаз, глядевших из складок темной морщинистой кожи. Но ложка оказалась не слишком тяжелой. Старушка обмакивала хлеб в суп, чтобы он был мягче. Гораздо больше в помощи нуждался сосед Джулии слева. Его руки все время находились в бесконтрольном движении. Наконец, после того, как ее собственная порция оказалась у нее на коленях, Джулия догадалась, как успокоить эти руки, зажав их между колен и придерживая одной рукой, в то время как другой она кормила его с ложки. Она так и не смогла понять, к кому относилось его бормотание, но заговорила по-английски, рассказывая о своем путешествии из Рима в Неаполь, а затем в Монтебелле. Недостаток знания итальянского языка не играл здесь никакой роли. Глядя вокруг, она отметила, что все за этими длинными столами, за исключением невозмутимых монахинь, изъясняются нечленораздельно.

[Глава двадцать первая] Но гул общей беседы нарастал и наполнял помещение.

[Глава двадцать первая] Джулия испытывала сильное чувство голода. Она поспешно ела все подряд в перерывах между оказываемой ею помощью соседям по столу. Она заметила, что к концу трапезы сестра Мария перестала наблюдать за ней с другого конца стола.

[Глава двадцать первая] И это тоже было очень приятно.

[Глава двадцать первая] Джулия провела с сестрами Святого Семейства месяц. С течением времени она познакомилась со всеми и успела восхититься всеми этими Мариями, Мартами и Терезами Непорочными. Не многие из них могли связать пару слов по-английски; сестра Мария от Ангелов и мать-настоятельница составляли редкое исключение. Но все они привыкли к необходимости преодолевать препятствия при общении с больными. Их приветливость, интерес и теплое участие не нуждались в словах. Джулия ощущала эту атмосферу вокруг себя в той же мере, что и самый беспомощный гость этой обители, доставленный сюда в машинах «скорой помощи», на автобусах или пыльных «фиатах». Иногда эти люди оставались здесь всего на несколько дней, иногда — значительно дольше. Их привозили в основном из бедных деревушек, разбросанных между Неаполем и Калабрией, из тех семей, которые не имели никаких средств, чтобы обратиться за другой помощью. Несмотря на страдания больных, Джулия ясно видела, насколько им становилось лучше от пребывания в монастыре. Община оказывала удивительно благотворное влияние. Доброта монахинь способствовала как бы очищению и обретению покоя в душе Джулии.

[Глава двадцать первая] Она оказывала посильную помощь сестрам и поначалу очень расстраивалась из-за того, что делала слишком мало. У нее не было никаких навыков ухода за больными, и в домашнем хозяйстве она также не слишком хорошо разбиралась.

[Глава двадцать первая] Наконец она нашла себе применение, взяв на себя заботу о небольшой группе маленьких детей, занимавших верхний этаж в одном крыле замка. Большинство из них страдали неизлечимыми недугами; к счастью, среди них было два или три выздоравливающих и один очень непоседливый, вполне здоровый маленький мальчик, родители которого не в состоянии были присматривать за ним. Вскоре Джулия обнаружила, что ее примитивные знания итальянского языка вполне достаточны для общения с детьми. Они прекрасно понимали друг друга. Опустившись на колени на пол палаты или на каменные плиты внутреннего двора, Джулия рисовала картинки, помогала составлять картинки-загадки или пела с детьми песенки. И все это она делала с большим терпением и с большим желанием, чем когда-либо с Лили.

[Глава двадцать первая] Дети, даже те, которые едва что-нибудь понимали, все больше привязывались к ней. Более крепкие малыши вечно висели у нее на руках, что-то лопоча и обнимая за шею. Здоровый мальчик Раймундо стал ее помощником во время игр.

[Глава двадцать первая] Когда Джулия не была занята с детьми, она чувствовала себя слишком усталой, чтобы делать что-нибудь еще. Она гуляла в запущенном парке замка, разбитом в виде террас, которые, если смотреть из ее окна, полого спускались в южную сторону холма. Она пыталась представить себе былое великолепие парка и поражалась экзотическим растениям, разросшимся здесь. Одна из монахинь неплохо знала историю этого парка. Она рассказала, что в начале века замок и окружающие его земли были куплены одной богатой семьей промышленников с севера. Хозяйка дома разбила парк в стиле великих итальянских традиций. Но времена изменились. Возможно, семья потеряла свое состояние. Во всяком случае, они уехали, и замок оставался заброшенным на протяжении многих лет. А когда началась война, здесь размещался военный гарнизон. А затем замком завладел конвент.

[Глава двадцать первая] — Это лучше, — сказала Джулия, кивая и улыбаясь.

[Глава двадцать первая] Но зрелище заброшенного парка угнетало ее.

[Глава двадцать первая] Иногда по вечерам, после раннего ужина в трапезной, она выходила через железные ворота в темноту побродить по крутым улочкам. Однажды во время одной из таких прогулок кто-то окликнул ее с балкона. Она взглянула вверх и увидела синьора Галли. Он пригласил ее зайти в дом, и Джулия очутилась в комнате среди высоких полок с книгами, где отведала крепкого кофе из голубой с золотом чашки. Ее новый друг, как оказалось, был архитектором, работавшим в Париже и Лондоне, Риме и Милане. Он был вдовцом, имел взрослых детей, которых судьба разбросала по всей Италии.

[Глава двадцать первая] Было так уютно и приятно сидеть и беседовать в теплом свете ламп под красными абажурами. После этого первого визита Джулия только на следующий вечер вернулась в замок. Николо Галли оказался очень занятным собеседником.

[Глава двадцать первая] — Ах, Монтебелле! Я вернулся в то место, где родился, чтобы здесь умереть, — однажды весело сказал он.

[Глава двадцать первая] — Не похоже, чтобы вы собирались скоро умереть.

[Глава двадцать первая] — Это верно. Но я останусь здесь до конца своих дней. Как приятно сознавать, что не надо больше думать о том, куда идти дальше.

[Глава двадцать первая] — Да, — тихо сказала Джулия. Ей передалась некоторая доля его твердости. На этот раз она была счастлива здесь. Если бы она не приехала сейчас в Монтебелле, то провела бы эти недели, разъезжая по Европе с единственной целью убить время, прежде чем сочла бы приличным направиться домой.

[Глава двадцать первая] — Мне тоже хотелось бы остаться здесь. Но скоро нужно возвращаться.

[Глава двадцать первая] Шла уже вторая половина ноября. По утрам и вечерам становилось холодно и тонкая пелена тумана обволакивала каменные стены замка, хотя в полдень солнце излучало еще достаточно тепла.

[Глава двадцать первая] Джулия часто думала о Мэтти. Здесь, в тихой деревушке на горной вершине, воспоминания о связи Мэтти и Александра в Леди-Хилле уже теряли свою остроту. Джулии хотелось бы показать Мэтти замок и парк. Однажды утром в маленькой табачной лавочке она купила почтовую открытку, царапнула на ней несколько слов и подписала: «Твой старый друг». Отправив ее, она почувствовала связующие их нити.

[Глава двадцать первая] Николо посмотрел на нее.

[Глава двадцать первая] — К кому вы спешите домой?

[Глава двадцать первая] — К дочери. И моему бизнесу.

[Глава двадцать первая] — Ах да. Конечно.

[Глава двадцать первая] Пошел дождь, принесенный ветром с севера, а затем неумолимо подуло с моря. Джулия поняла, что пора уезжать в Лондон, где витрины магазинов уже завалены подарочными коробками и украшены мишурой и искусственным снегом. Она сообщила сестре Марии и другим монахиням, что уезжает. Те сказали, что расстаются с ней с сожалением, но Джулия знала, что вряд ли они действительно будут скучать по ней. Слишком много у них было обязанностей и хлопот в общине, слишком защищены они были своей верой, чтобы скучать по какому-то случайному путнику.

[Глава двадцать первая] Джулия повидалась с матушкой-настоятельницей, поблагодарила за оказанное гостеприимство и вручила ей, как могла более тактично, приличную денежную сумму. Монахиня с благодарностью приняла подарок. Джулия знала, что власти выделяют очень незначительное содержание на деятельность монастыря. Лазарет сестер Святого Семейства существовал за счет церкви и благотворительных организаций.

[Глава двадцать первая] Самым трудным делом было попрощаться с детьми. Раймундо обхватил руками ее за талию и зарыдал. Остальные сгрудились за его спиной. Джулия осторожно разжала руки мальчика, еле сдерживая слезы.

[Глава двадцать первая] — Я еще вернусь, — пообещала она. — Однажды я приеду и навещу всех вас. Ты уже будешь к тому времени большим мальчиком, Раймундо. И уже не будешь плакать.

[Глава двадцать первая] Она быстро сбежала вниз по каменным ступенькам. Ее чемоданы, полные ненужной сейчас легкой одежды, были упакованы и стояли на террасе между двумя башнями. Такси, ожидавшее внизу, должно отвезти ее в Агрополи.

[Глава двадцать первая] Ее окружили сестры. Они поцеловали ее и поручили заботам Господа Бога. Николо Галли тоже пришел попрощаться. Он взял Джулию за руки и поцеловал в обе щеки. Она отвернулась и забралась в «фиат».

[Глава двадцать первая] Когда автомобиль покатил прочь, Джулия оглянулась и увидела Николо. С приходом зимы он заменил свою соломенную шляпу на черную мягкую фетровую, которой размахивал сейчас на прощание.

[Глава двадцать вторая] Мэтти спустилась в гавань. Было холодно, и ветер дул прямо в лицо. Серая грязная морская вода вспенивалась у причала, и она ощущала на губах ее соленые брызги. Мэтти медленно прохаживалась, засунув руки в карманы, стараясь не думать ни о пьесе, ни о своей роли, и вообще ни о чем. Холодная погода отвлекала ее от этих мыслей.

[Глава двадцать вторая] Большинство матросских шлюпок, которыми летом пестрит вся гавань, были уже подняты на зиму, но некоторые все еще покачивались, пришвартованные к берегу. Она смотрела, как они то погружались, то всплывали на небольших мутных волнах, а затем опять отводила взгляд, так как даже это успокаивающее движение не могло снять ее напряжения.

[Глава двадцать вторая] Мэтти прошла еще немного, а затем, наблюдая за чайками, прислонилась к швартовной тумбе. Ей нравилась атмосфера пустоты, которая обычно охватывала английские города после окончания летнего сезона. Киоски с закрытыми ставнями и мокрая скользкая пристань напомнили ей дни ее турне с актерской труппой Фрэнсиса Виллоубая. Она похлопала себя руками, чтобы согреться. Ей вспомнились Ярмут и Джон Дуглас, затащивший ее в постель в отеле для коммерческих путешественников. Джон Дуглас в конце концов ушел на пенсию, унеся горечь расставания с театром, и вернулся обратно к своей жене в Бурфорд и, насколько было известно Мэтти, находился там и поныне. Она думала о нем как-то отрешенно и без всякого любопытства. Казалось, все это было очень давно.

[Глава двадцать вторая] Сидеть было слишком холодно. Она встала и прошлась до конца гавани. Прилив уже закончился, и ей нравилось смотреть на переливающуюся тину, которая скопилась в соляных каналах вместе с плотным слоем болотной травы. Во всяком случае, лучше находиться на воздухе, чем в отеле или ждать в артистической уборной в театре. Мэтти содрогнулась.

[Глава двадцать вторая] Она все еще нервничала. Каждый раз, перед каждым представлением желудок сжимался от страха и стыла в жилах кровь. Она была уверена, что не вспомнит слов, не сможет произнести ни звука. И казалось, что если произнесет, будет еще хуже.

[Глава двадцать вторая] Прошло уже более двух лет с тех пор, как Мэтти не появлялась перед театральной аудиторией. Работа в кино — совсем другое дело. Там, конечно же, тоже есть страх, но он более контролируемый.

[Глава двадцать вторая] Мэтти сосредоточилась на своей хорошо отработанной программе по преодолению страха. Она сделала несколько глубоких вдохов, ощущая, как поднимается и опускается диафрагма. Она говорила себе, что пьеса хорошая и что она будет делать только то, что делала на репетиции. Затем она заставила себя выбросить из головы мысли о спектакле. Мышцы лица расслабились и углы рта опустились.

[Глава двадцать вторая] Она обратила внимание, что за ней наблюдает мужчина, стоявший недалеко от нее. Она быстро отвела взгляд и заметила, как по камням ударили первые капли дождя.

[Глава двадцать вторая] — Кажется, мы здесь вдвоем, — сказал мужчина.

[Глава двадцать вторая] Мэтти автоматически отметила, что его произношение с легким атлантическим акцентом выдает в нем жителя северных районов. Голос был приятным, дружелюбным.

[Глава двадцать вторая] — Летние моряки все отправились по домам, — ответила она, медленно проходя мимо него. Этого достаточно: они приметили существование друг друга на фоне этого пустого ландшафта и теперь можно разойтись.

[Глава двадцать вторая] К ее неудовольствию он повернул в том же направлении и начал прохаживаться рядом с ней. «Черт возьми, — подумала она, — он, должно быть, узнал меня». Сейчас попросит автограф (разумеется, для жены или дочери, но ни в коем случае не для себя самого), пойдут рукопожатия, вопросы. Здесь, в гавани, она не желала никакого вторжения в свое одиночество.

[Глава двадцать вторая] — Я не имел в виду место, — сказал радостно мужчина. — Я люблю смотреть на птиц и эту тину. Рисунки, которые они создают, похожи на маленькие звезды.

[Глава двадцать вторая] Мэтти взглянула. Отпечатки лапок птиц были похожи на те звездочки, что рисуют дети, нагромождая их на сером прибрежном песке.

[Глава двадцать вторая] — Никогда не замечала этого, — удивилась она.

[Глава двадцать вторая] — А я заметил еще в детстве. У меня не много было того, на что смотреть. — Он засмеялся, довольный воспоминанием. — Я вырос в Уитби. Северный Йоркшир. Вам знакомы эти места?

[Глава двадцать вторая] Мэтти играла там когда-то с Джоном Дугласом, Шейлой Фирс и другими. Это был совсем другой город, с запахом рыбы, жареного картофеля и бутылочного пива.

[Глава двадцать вторая] — Я бывала там.

[Глава двадцать вторая] — Величественное место.

[Глава двадцать вторая] Она искоса посмотрела на него. Это был плотно скроенный, среднего роста мужчина в короткой зеленоватой куртке с капюшоном, застегнутой на молнию. Если бы добавить сюда планшет с картой и рюкзак, то его можно было принять за путешественника, а если еще повесить сбоку бинокль, то и за исследователя птиц. Разве что исследователь говорил бы о чайках, а не об отпечатках птичьих лапок в иле. У него уже проглядывала лысина, так что, скорее всего, ему было лет за пятьдесят. Он носил очки, которые сейчас помутнели от дождевых капель. Сняв их, он протер стекла чистым белым носовым платком.

[Глава двадцать вторая] — Что вы здесь делаете? — спросила Мэтти с явной неохотой.

[Глава двадцать вторая] — Провожу отпуск. — Его северный акцент звучал как-то странно.

[Глава двадцать вторая] Дождь усиливался. Ветер резко бил в лицо.

[Глава двадцать вторая] — Однако становится неуютно, — резюмировал незнакомец. — Не пойти ли нам выпить чаю? Я знаю здесь неподалеку маленькую чайную. Она, наверно, открыта.

[Глава двадцать вторая] Мэтти взглянула на свои часы, собираясь отклонить неожиданное приглашение. Было четыре часа. Три с половиной часа до поднятия занавеса. Слишком поздно идти в отель и слишком рано идти в театр.

[Глава двадцать вторая] — Благодарю, — сказала она. — Выпить чаю — это хорошая мысль.

[Глава двадцать вторая] Мужчина протянул руку.

[Глава двадцать вторая] — Митчел Говорт. Или просто Митч. — Они обменялись рукопожатием. У него была крепкая, сильная рука.

[Глава двадцать вторая] — Имя похоже на американское. Вы из Штатов?

[Глава двадцать вторая] — Нет. Жил здесь долгое время. Но моя мать была Митчел, а отец Говорт. Оба из Уитби.

[Глава двадцать вторая] Ну что ж, теперь моя очередь, подумала Мэтти.

[Глава двадцать вторая] — А я Мэтти Бэннер.

[Глава двадцать вторая] Лицо Митча ничуть не изменилось.

[Глава двадцать вторая] — Очень приятно, Мэтти.

[Глава двадцать вторая] «Он меня не знает», — решила она. Просто женщина, встретившаяся под дождем. Это понравилось ей.

[Глава двадцать вторая] Порядком промерзнув по дороге, они подошли к чайной. Это было одно из тех заведений, которые Мэтти любила посещать с Ленни и Верой в такие же вот дождливые дни. Такая же пластиковая дощечка с надписью «Открыто» висела на цепочке между стеклянной дверью и гофрированной нейлоновой занавеской, собранной в виде двойного «Y». На столиках, покрытых бумажными скатертями в красную клетку, стояли пластиковые судки для уксуса и масла. Между ними со скучающим видом ходила официантка в заляпанном соусом фартуке. Мэтти недовольно потянула носом: при ее обостренном обонянии запах яичницы, которую подают к ланчу, вызывал у нее дурноту.

[Глава двадцать вторая] Мэтти сняла с головы косынку, завязанную под подбородок. Митч посмотрел на ее волосы, а потом на лицо. Искреннее восхищение, отразившееся на его лице, было ей приятно. На сей раз Мэтти улыбнулась ему. Они стояли в узком проходе очень близко друг к другу. Митч отступил назад, чтобы помочь ей снять пальто.

[Глава двадцать вторая] Они сели за столик у окна, отрезанные от дождя и улицы сетчатыми занавесками. Они были единственными посетителями.

[Глава двадцать вторая] Весело подозвав официантку, Митч заказал на двоих чай и поджаренные булочки. Очевидно, он хорошо разбирался в том, что подают к чаю.

[Глава двадцать вторая] Очень скоро им принесли булочки. Они были щедро смазаны маслом, растаявшим и отекшим по краям. Запах яичницы, казалось, сгустился вокруг Мэтти, и у нее начались спазмы желудка. Она резко встала.

[Глава двадцать вторая] — Извините, — пробормотала она. Она кое-как дотянулась до задней двери чайной, и в крошечном женском туалете ее основательно вырвало. Потом она вымыла лицо и причесала мокрые волосы, мельком поглядывая на себя в зеркало. Когда она вернулась к столику, Митч тотчас встал. К великому своему облегчению, она заметила, что булочки убраны. Он подвинул ей стул, усадил и слегка тронул ее за плечо.

[Глава двадцать вторая] — Выпейте немного чаю, — скомандовал он. — Слабого и без молока.

[Глава двадцать вторая] — Спасибо, — Мэтти взяла чашку, думая при этом, что в действительности ей бы сейчас следовало выпить виски, крепкого виски без тоника. Но она все-таки маленькими глотками цедила чай, и он оказал свое согревающее действие.

[Глава двадцать вторая] — Вам нездоровится? — просто спросил Митч. Ей нравилось, что он не флиртует с ней.

[Глава двадцать вторая] — Нет. Это просто страх. Но теперь все уже в порядке.

[Глава двадцать вторая] Он взглянул на нее поверх очков с насмешливо-лукавым выражением лица, от которого ей захотелось смеяться.

[Глава двадцать вторая] — А чего же это может бояться такая особа, как вы?

[Глава двадцать вторая] И к своему удивлению, Мэтти рассказала ему.

[Глава двадцать вторая] Она рассказала ему о хорошо поставленной трагедии нравов, репетиции которой проводились в Вест-Энде. О собственной ведущей роли и о своем агенте, об издателе и директоре, о руководстве театра, критиках, которые в этот самый момент съезжаются сюда, и о писателе, который считает, что ее слишком испортил Голливуд, чтобы она могла играть в его несравненной пьесе. Она рассказала ему о телеграммах и цветах, о маленьких хитроумных презентах, которые будут ожидать ее в артистической уборной звезды, и о болезненных тисках страха перед сценой.

[Глава двадцать вторая] Закончив исповедь, она облегченно вздохнула.

[Глава двадцать вторая] — Ну вот, теперь вы будете считать меня самовлюбленной истеричной актрисой.

[Глава двадцать вторая] Митч Говорт налил ей еще чашку чая.

[Глава двадцать вторая] — А разве то, что я думаю, имеет какое-то значение?

[Глава двадцать вторая] Мэтти вспыхнула словно школьница, краска смущения залила все ее лицо.

[Глава двадцать вторая] — Никакого, — ответила она.

[Глава двадцать вторая] — Но все-таки я скажу. Я ничего не смыслю в пьесах или кинофильмах. Но, глядя на вас и слушая вас, я не верю, что вы могли бы что-то делать спустя рукава. Вот вам мое мнение. Вы боитесь напрасно, Мэтти.

[Глава двадцать вторая] «Нет, не напрасно, — чуть не выпалила она ему в ответ. — Разве это пустяки — выйти перед толпой незнакомых людей?»

[Глава двадцать вторая] И тут их глаза встретились.

[Глава двадцать вторая] Его мягкий спокойный взгляд разоружил ее. Конечно, это не пустяки, она это знала, однако отнюдь и не конец света.

[Глава двадцать вторая] Мэтти вдруг расхохоталась.

[Глава двадцать вторая] — Ну, раз вы в этом уверены… — Она заметила, что за очками, за бесстрастным выражением округлого, ничем не примечательного лица Митча Говорта проглядывает сочувствие и недюжинный ум. Откинувшись на спинку стула, Мэтти зажгла сигарету. — Ну, хватит об этом. А теперь скажите мне, кто вы такой? — решительно приказала она.

[Глава двадцать вторая] — Ничего особенного, но зато впечатляет.

[Глава двадцать вторая] Митч поведал ей, что покинул Уитби после увольнения из Королевских военно-морских сил. Работал инженером в торговом флоте, разрабатывал маршруты на Дальний Восток и в Центральную и Северную Америку.

[Глава двадцать вторая] — Дрифтером, отнюдь не движущей силой, — сказал он. А потом, в Балтиморе, он познакомился с одним молодым американцем, тоже инженером.

[Глава двадцать вторая] — Мы очень подружились. В 1950 году. Мне нравились Штаты гораздо больше, чем Англия. Там, в Балтиморе, мы стали компаньонами.

[Глава двадцать вторая] Мэтти с интересом слушала его.

[Глава двадцать вторая] — А что вы делали?

[Глава двадцать вторая] — Производили металлические покрышки.

[Глава двадцать вторая] — А-а… — Мэтти понимала, что не обладает достаточными знаниями, чтобы поддерживать разговор о металлических покрышках.

[Глава двадцать вторая] — Я остался, — продолжал Митч, — получил гражданство и был янки на протяжении семнадцати лет.

[Глава двадцать вторая] — Ваше производство процветало? — спросила она потому, что не знала, о чем еще спросить его. Митч ухмыльнулся, пожал плечами, и уголки его глаз и губ приподнялись. Из солидного мужчины среднего возраста он вдруг превратился в проказливого школьника. И это очень ему шло.

[Глава двадцать вторая] — Пожалуй.

[Глава двадцать вторая] Вот оно, подумала Мэтти. В нем было что-то такое, что она не могла сразу обнаружить, а теперь поняла. Мистер Говорт из Уитби и Балтимора был преуспевающим человеком. Она перевела взгляд на его часы. Это были «Ролекс», золотые часы, но без всякой броской показухи. Он был богат и привык иметь дело с людьми, которые ему подчинялись. Конечно же, не из числа официанток из кафе. Вероятно, у него было несколько заводов по изготовлению металлических покрышек, или фабрик, или мастерских, неважно, что это было, но оно занимало часть Северной Америки. Мэтти решила, что теперь имеет полное представление об этом человеке.

[Глава двадцать вторая] Ее новый знакомый приехал в отпуск попутешествовать по маленькой Англии, посмеиваясь и предаваясь воспоминаниям, выискивая представителей угасающего рода Митчелов и Говортов в их уединенных квартирах и под церковными надгробиями. Его жена, уставшая от слез, в этот момент возвращается в «Холидэй Инн», чтобы поправить прическу. Где же, подумала Мэтти, находится ближайшая гостиница от Чичестера? Но тут Митч здорово удивил ее.

[Глава двадцать вторая] — У меня было достаточно средств. Я рано ушел от дел и передал состояние детям-сиротам, открыв банковский счет на их имена. У меня нет контроля, хотя я все еще акционер. Мой партнер умер пару лет назад. — Он суеверно, но искренне похлопал по своей зеленой куртке. — И теперь я свободен. Возвратился домой. Остановился в Уитби, а затем отправился путешествовать по побережью, прямо сюда. Я люблю прибрежные города.

[Глава двадцать вторая] — И я тоже, — сказала Мэтти. Она отвернулась и стала смотреть сквозь сетчатые занавески. — А как насчет жены? Она тоже любит это?

[Глава двадцать вторая] Последовала короткая пауза. Мэтти продолжала смотреть на дождь за окном.

[Глава двадцать вторая] — Я разведен. Эви была движущей силой и поэтому двинулась дальше.

[Глава двадцать вторая] — А дети?

[Глава двадцать вторая] — Нет. И не было. А как с этим обстоит дело у вас?

[Глава двадцать вторая] — Тоже нет. Я уже рассказала вам все, что стоит знать обо мне. Ведь я актриса.

[Глава двадцать вторая] «К чему это я? — удивилась Мэтти. — Зачем я говорю это изготовителю металлических покрышек, да еще в чайной?» В ней опять заговорило запоздалое чувство самозащиты. Она услыхала за спиной нарочитый грохот официантки и щелканье замка конторки. Счет на блюдечке уже давно лежал перед Митчем.

[Глава двадцать вторая] Они очень долго просидели за столиком у окна.

[Глава двадцать вторая] — Мне нужно идти, — сказала Мэтти. — Там уже подумают, не сбежала ли я.

[Глава двадцать вторая] Митч встал и отодвинул стул.

[Глава двадцать вторая] — Можно мне прийти на спектакль? — Его слегка официальные манеры напоминали ей Александра. Мэтти поскорее отогнала эту мысль.

[Глава двадцать вторая] — О нет, ради Бога, нет.

[Глава двадцать вторая] Они засмеялись, а официантка нахмурилась, глядя на них.

[Глава двадцать вторая] Выйдя на улицу, Мэтти, чтобы предупредить дальнейшие авансы, протянула руку, и они обменялись дружеским рукопожатием.

[Глава двадцать вторая] — Спасибо за чай. Вы помогли мне отвлечься от мыслей о сегодняшнем вечере, и я вам очень благодарна за это. Желаю хорошо провести оставшийся отпуск.

[Глава двадцать вторая] Митч окинул ее своим мягким взглядом.

[Глава двадцать вторая] — Очень сильный дождь. Не хотите ли…

[Глава двадцать вторая] — О нет, благодарю. Это недалеко. До свидания.

[Глава двадцать вторая] Мэтти повернулась и почти побежала. Холодная вода заливала ей туфли и брызгала сзади на ноги. Она была рада, когда добралась до театра, хотя и была в таком ужасном виде.

[Глава двадцать вторая] Ее костюмерша уже ждала ее и предложила чашку чая, хотя Мэтти хотелось виски. Мэтти старалась не пить перед спектаклем. Ей уже принесли записочки и цветы, и она пыталась сосредоточиться на добрых пожеланиях. Обычно поздравления Джулии с премьерой всегда бывали самыми лучшими, но на сей раз их не было. Ведь Джулия, конечно же, за границей.

[Глава двадцать вторая] В дверь постучали, и заглянул директор. Вслед за ним, минуту спустя, вошел напыщенный актер, всегда игравший в пьесах Шекспира, а теперь — партнер Мэтти. Она покорно прошла через всю ритуальную процедуру, так как уже привыкла к этому. Внутри у нее нарастал страх, и она подумала о Митче, вероятно сидящем сейчас за баранкой взятого напрокат «форда» и мчащемся куда глаза глядят.

[Глава двадцать вторая] Мэтти села перед зеркалом и загримировалась. Костюмерша принесла костюм. Последние минуты перед выходом Мэтти провела в тишине, оживляя в памяти текст.

[Глава двадцать вторая] Но вот наступило время выхода.

[Глава двадцать вторая] — Мисс Бэннер! Будьте готовы через пять минут.

[Глава двадцать вторая] Ее вызвали так, как она сама вызывала Шейлу Фирс много лет назад. Мэтти полетела вниз, словно на крыльях, и остановилась в ожидании перед занавесом, прислушиваясь к глухому гулу голосов зрительного зала, раздававшемуся у нее в ушах подобно ударам грома.

[Глава двадцать вторая] Премьера спектакля прошла не хуже, чем все закрытые предварительные просмотры, даже, может быть, немного лучше. Каждый говорил, что волновался. По окончании были поцелуи и поздравления и прочие формальности, не менее знакомые ей, несмотря на двухлетний перерыв. Мэтти не пошла на устроенный в честь спектакля вечер. Она извинилась, сославшись на головную боль, и, приняв снотворное, легла в постель.

[Глава двадцать вторая] Отзывы были вполне положительными.

[Глава двадцать вторая] Один критик назвал игру Мэтти сдержанной, другой, важничая, заявил, что излишняя эмоциональность перед объективом камеры огрубила технику ее игры.

[Глава двадцать вторая] — Трепачи, — сказала Мэтти об одном из таких отзывов и разорвала газету пополам.

[Глава двадцать вторая] — Вы правы, дорогая, — согласилась костюмерша.

[Глава двадцать вторая] Компания включила пьесу в репертуар, и после этого страх Мэтти испарился. Она упорно работала, с головой уходя в роль, и этот процесс, как всегда, полностью захватывал ее. Аншлаг был полный, и уже начали с надеждой поговаривать о переезде в Вест-Энд.

[Глава двадцать вторая] Прошла неделя. Мэтти размышляла, что случилось с Митчем Говортом. В конце концов, он мог бы прийти посмотреть пьесу, невзирая на ее запрет. Она уже не скрывала от себя, что хотела бы его увидеть, и с некоторым внутренним раздражением признавала, что в его исчезновении была ее вина. К этому времени он, должно быть, перебрался в Госпорт, Лилингтон или Вейтмут, где они с Лили и Александром летом устраивали пикник. Он, вероятно, уже забыл эту раздражительную, нервную женщину-актрису.

[Глава двадцать вторая] Спустя две недели после презентации спектакля ей в гримерную принесли охапку роз. Они были мохнатыми, чудесного золотисто-желтого цвета и невероятно ароматные, подобные тем, которые выращивала Джулия в своем саду, выходящем на канал. Где нашли такие розы в октябре? На приложенной к букету карточке было: «С наилучшими пожеланиями, Митчел Говорт».

[Глава двадцать вторая] Мэтти повернулась на стуле, держа перед собой карточку. Прежде чем отправиться на сцену, она погрузила лицо в золотистые лепестки.

[Глава двадцать вторая] После того как опустился занавес, она возвратилась в свою уборную, наполненную насыщенным устойчивым ароматом роз. Она уже знала, что он придет, еще до того, как послышался стук.

[Глава двадцать вторая] Он вошел и показался ей каким-то большим в этом маленьком помещении. Ей хотелось прикоснуться к его руке, чтобы убедиться, что это не мираж.

[Глава двадцать вторая] — Я же говорил вам, что вы не можете делать что-нибудь плохо, — сказал он.

[Глава двадцать вторая] — Митч, где вы достали такие розы? — спросила она.

[Глава двадцать вторая] Он пристально смотрел на нее, пытаясь соединить образ этой Мэтти, закутанной в японское кимоно, с распущенными волосами, с тем сценическим образом, который все еще держался в его памяти.

[Глава двадцать вторая] — Чудом, — ответил он.

[Глава двадцать вторая] И в ту же минуту, вспомнив незнакомца в дождевом плаще и чувствуя, как ее тело пылает под японским шелком, Мэтти поверила в чудо.

[Глава двадцать вторая] — Могу я пригласить вас на обед? — спросил Митч.

[Глава двадцать вторая] Лицо Мэтти озарила сияющая улыбка.

[Глава двадцать вторая] — Я бы очень обиделась, если бы вы меня сейчас не пригласили.

[Глава двадцать вторая] Он казался удивленным и польщенным, как будто подготовил себя к отказу и не смел надеяться на иное.

[Глава двадцать вторая] Она переоделась и заколола волосы, с удивлением вглядываясь в свое изменившееся отражение в зеркале.

[Глава двадцать вторая] Автомобиль, припаркованный у театрального подъезда, не был взятым напрокат «фордом», как она себе воображала. Это был светло-серый «бентли», весьма элегантной формы с кожаными сиденьями. Мэтти поняла, что пора прекратить представлять его в «Холидэй Инн». Митч Говорт оказался весьма непредсказуемым человеком. Или, скорее, ее собственная реакция на него была непредсказуемой.

[Глава двадцать вторая] Не спрашивая, он повез ее в загородный ресторан. Мэтти понравилось, что всю организацию вечера он взял на себя. Проведя ряд лет с Крис, когда ежеминутно нужно было советоваться и взвешивать, всякая необходимость выбора утомляла Мэтти. Она так долго была одна, что могла позволить себе удовольствие насладиться подобной роскошью.

[Глава двадцать вторая] Ресторан не намного отличался от того, в который ее когда-то привез Джон Дуглас. Официанты были французами с соответствующей этой нации учтивостью. Мэтти вспомнила, как она была тогда голодна и какое впечатление произвело на нее все это великолепие. Теперь она встретилась взглядом с Митчем, и они улыбнулись друг другу.

[Глава двадцать вторая] — Чайная в это время уже закрыта, — сказал он.

[Глава двадцать вторая] Перед тем как им принесли еду, Мэтти сжала пальцами стакан с вином, которое он ей заказал, но не подняла его. Странно было сознавать, что ей больше хотелось говорить с Митчем, чем выпить.

[Глава двадцать вторая] «Смотри мне», — предупредила она себя. Мэтти была теперь осторожна. А со времени встреч с Александром даже еще более осторожна. Но все-таки она спросила:

[Глава двадцать вторая] — С тех пор, как мы вместе пили чай, прошло две недели. Почему вы не пришли повидаться раньше? Я думала, вы уехали куда-нибудь в Свонадж или Вейтмут.

[Глава двадцать вторая] Митч отрицательно покачал головой.

[Глава двадцать вторая] — Нет. Я каждый день ходил в театр. Смотрел на вас на афишах. Понял, как вы знамениты. Я чувствовал себя дураком из-за того, что сразу не узнал вас. И к тому же я думал, что вы очень заняты. Чего ради вы должны уделять время какому-то пожилому отставному производителю металлических покрышек? Пусть даже после того, как позволили ему приставать к вам в гавани.

[Глава двадцать вторая] — Митч, — мягко сказала Мэтти, — не будьте идиотом. Я знаю, что вы не такой. Я ждала вас. Если бы я знала, где вас искать, я бы бросилась на поиски. Я не могу перенести того, что вы были каждый вечер возле театра, а я этого не знала.

[Глава двадцать вторая] «Мне было одиноко, — думала она, — а ведь этого могло не быть».

[Глава двадцать вторая] Она ощущала теперь невероятное чувство душевного равновесия.

[Глава двадцать вторая] Он взял ее руку. Они оба знали, что пропускают какие-то необходимые этапы, но им было все равно. Он отставил ее нетронутый стакан и сжал руки Мэтти в своих ладонях.

[Глава двадцать вторая] — Я три раза смотрел твой спектакль, — сказал он. Мэтти уставилась на него. — Сегодня был третий. Я не мог насмотреться на тебя. Твоя игра заставила меня плакать. Ты была женой того типа, и я верил всему, что ты говорила и делала. И все-таки ты оставалась также и собой. Той девушкой в чайной. Я знал, что ты будешь великолепна.

[Глава двадцать вторая] — Это моя работа, — неубедительно сказала Мэтти, тронутая и потрясенная искренностью его похвал, — быть другой. Притворяться. Вернее, не притворяться, это не то, а перевоплощаться. Я думаю, что все это — фальшь, но она настолько правдива, насколько я могу это сделать.

[Глава двадцать вторая] — А сейчас ты притворяешься? Или уже перевоплощаешься?

[Глава двадцать вторая] В лице Митча не было строгих линий, рот был слегка искривлен, с двух его сторон образовались скобкообразные складки, а глаза смягчали морщинки, расходившиеся вниз в уголках глаз. Ей хотелось протянуть руку и провести пальцами по этим складкам. Мэтти отрицательно покачала головой.

[Глава двадцать вторая] — Нет. Я такая, какой ты меня видишь.

[Глава двадцать вторая] Его руки крепче сжали ее.

[Глава двадцать вторая] — Поговори со мной, — потребовал он.

[Глава двадцать вторая] Странно, но казалось, что сказать хочется многое.

[Глава двадцать вторая] Им подали еду, и они ели и пили, не замечая вкуса. Вокруг них сначала было шумно, а затем постепенно помещение опустело и стало тихо. Они оказались последними посетителями, и официанты зевали и ворчали по углам. Мэтти и Митч огляделись, моргая глазами. Но они ни на чем не могли сосредоточиться, пристально глядя в лицо друг другу, замечая тончайшие движения мышц и проблески чувств, и совсем забыли, что они не одни в этом мире.

[Глава двадцать вторая] Митч засмеялся.

[Глава двадцать вторая] — Мы, кажется, опять злоупотребляем гостеприимством. — Он оплатил счет, и они вышли в ночь. Пахло морем, тем смешанным запахом, когда оно встречается с землей, — одновременно солью и дождем.

[Глава двадцать вторая] Они откинулись на кожаные спинки сидений «бентли», не глядя друг на друга. Пальцы Митча сжали ключи зажигания.

[Глава двадцать вторая] — Отвезти тебя домой? — спросил он. — Тебе придется указывать мне путь к отелю.

[Глава двадцать вторая] Мэтти опять подумала о притворстве, перевоплощении и фальши. «Не притворяйся сейчас», — сказала она себе. Она желала бы, чтобы Митч тоже пришел к такому решению, но ей хотелось также пойти в этом ему навстречу.

[Глава двадцать вторая] — Я не хочу ехать домой, — сказала она. — Ведь это не дом. Это всего лишь номер в гостинице. Пустой квадрат с серым телевизионным глазом в углу.

[Глава двадцать вторая] — Тогда поехали ко мне, — предложил Митч Говорт.

[Глава двадцать вторая] «Бентли» помчался вперед, Мэтти откинула голову на кожаную подушку. Она даже не пыталась замечать, куда они мчатся, видела лишь вспышки проносящихся мимо огней и тени, падавшие на лицо Митча. Она чувствовала себя счастливой и расслабленной в пышном коконе машины. Она могла ехать так всю ночь, куда бы он ни выбрал путь. Но они свернули и поднялись вверх по крутому склону, обогнули его по кругу и въехали на стоянку. Когда Мэтти вышла из машины, у нее создалось впечатление, что она очутилась в парке, расположенном на горе, посреди которого стоит высокий дом с освещенным крыльцом. Митч взял ее за руку и повел за собой.

[Глава двадцать вторая] В доме она огляделась, с трудом привыкая к свету. Она увидела полированные полы и персидские ковры, портреты, строгую мебель и фарфор. Мэтти засмеялась от восторга.

[Глава двадцать вторая] — Что тут смешного? — спросил Митч, слегка обидевшись.

[Глава двадцать вторая] — А я-то представляла «Холидэй Инн».

[Глава двадцать вторая] — Что? Это английский загородный дом. Похожий на те, о которых я читал в детстве. Ну да, он несколько маловат. Но зато настоящий.

[Глава двадцать вторая] «Вот оно, — подумала Мэтти. — Что-то вроде Леди-Хилла». Она чувствовала радость и безопасность в обществе Митча Говорта, а его веселая ирония лишь дополняла удовольствие.

[Глава двадцать вторая] — Это твой дом?

[Глава двадцать вторая] Он был слишком добродушен, чтобы продолжать обижаться на нее.

[Глава двадцать вторая] — Нет. Конечно же, нет. Я арендовал его несколько дней назад. Раньше я останавливался в какой-нибудь норе, что доставляло мне мало удовольствия. И слава Богу, не то я бы не смог привезти такую особу, как ты, в подобное место.

[Глава двадцать вторая] — Постой… — задумчиво сказала Мэтти. — Ты сказал… Ты сказал, что боялся, не окажусь ли я слишком занята и слишком хороша, чтобы найти время увидеться с тобой опять. Отчего же ты с такой уверенностью снял этот домик?

[Глава двадцать вторая] Митч пересек то небольшое пространство начищенного до блеска пола, которое разделяло их. Он взял ладонями ее лицо и повернул к себе. Мэтти ответила ему открытым твердым взглядом. Его глаза были удивительно ясными и на таком близком расстоянии казались глазами гораздо более молодого человека. Он спокойно сказал:

[Глава двадцать вторая] — Все, что можно сделать, нужно делать. Я никогда, даже в мелочах, не полагаюсь на случай. Но я также никогда не смешиваю то, что должно случиться, с тем, на что я могу лишь надеяться. Это очень важный принцип как в бизнесе, так и в сердечных делах.

[Глава двадцать вторая] «Он снял весь этот дом, — подумала Мэтти, — в надежде, что может однажды привезти меня сюда. И если он собирался куда-то привезти меня, он хотел, чтобы это место напоминало то, о котором он мечтал с детства. Своего рода Леди-Хилл, владения его фантазии, куда можно привезти какого-нибудь фантазера». Сам порыв, как и щедрость жеста, глубоко потрясли ее. Даже в глазах защипало от сдерживаемых слез.

[Глава двадцать вторая] Она знала, что не следует спрашивать об этом, но слова сами сорвались с языка.

[Глава двадцать вторая] — А это сердечные дела?

[Глава двадцать вторая] — Да, Мэтти. И если хочешь, они касаются души и тела. Если только хочешь.

[Глава двадцать вторая] — Хочу.

[Глава двадцать вторая] Он поцеловал ее, и это был очень важный поцелуй. Она как-то неловко обвила руками его шею. Митч поднял голову, чтобы взглянуть на нее, и сказал:

[Глава двадцать вторая] — Владельцы дома уехали на юг Франции. На всю зиму. Ну, не благоразумно ли это с их стороны?

[Глава двадцать вторая] — Более чем благоразумно.

[Глава двадцать вторая] Он опять поцеловал ее, а затем потащил опять наружу.

[Глава двадцать вторая] — Но машина моя. Я не хотел бы совсем разочаровывать тебя. — Он явно смеялся над ней.

[Глава двадцать вторая] Мэтти издала легкий стон.

[Глава двадцать вторая] — Мне наплевать и на дома, и на автомобили. Мне все равно, даже если бы ты пошел к торговцу в розницу предметами мужского туалета и взял напрокат костюм, этот неброский галстук и чистую белую рубашку. Мне было бы наплевать, даже если бы твои очки принадлежали театральному реквизиту. По крайней мере, пока за ними находишься ты. Ведь ты настоящий Митч, не правда ли? Ты не испаришься, как дымок от сигареты?

[Глава двадцать вторая] Он уже не смеялся. Притянул ее к себе, почти грубо, и скомандовал:

[Глава двадцать вторая] — Пойдем в постель.

[Глава двадцать вторая] После этого Мэтти уже не видела ни отделанных панелями стен, ни укоряющих лиц на портретах. Они, спеша и спотыкаясь, поднялись по лестнице в сумрак комнаты, где стояла кровать с четырьмя колонками, завешенная темно-красным пологом. Митч раздел ее, а затем сбросил свою одежду. Он ничуть не стеснялся, был нежен, пытлив и не делал торопливых движений. Когда он прижал ее к себе, она почувствовала, что его солидность создавалась не за счет полноты, а за счет тугих мускулов. Она провела руками по его плечам и бедрам и прижалась губами к жестким вьющимся седым волосам, покрывавшим грудь. Естественность Митча вызывала в ней ответную естественность. С ним не было никакой необходимости изнемогать от страсти, он не торопился овладеть ею, пока она не была к этому готова. И Мэтти не надо было сожалеть о том, что она не слишком стройна или что у нее незагорелое тело, или пытаться втянуть свой округлившийся живот. Митч наклонился и поцеловал его, а затем мягко развел руками ее бедра. Казалось, он ожидал, что и она будет вести себя подобным образом. Но Мэтти никогда не делала этого, с того самого времени, с Тедом Бэннером, когда она замкнулась в себе и даже забыла, что можно испытывать удовольствие и смотреть с восторгом на человека, который возбуждает ее.

[Глава двадцать вторая] Даже с Александром она закрывала глаза или отворачивалась.

[Глава двадцать вторая] Но с Митчем, хотя это было необъяснимо, все было иначе. Она, в свою очередь, опустилась на колени и прикоснулась к его естеству. Оттянув назад кожицу, она обнажила розовую округлость, которая поднялась ей навстречу.

[Глава двадцать вторая] Все казалось так просто и так естественно, как чувствовать его руки, его рот, прижавшийся к ее губам.

[Глава двадцать вторая] Митч поднял ее вверх и положил на кровать. Очень медленно, но непрерывно он начал гладить пальцы ее ног, целуя их, сгибая в суставах и гладя языком изгиб каждой ступни. Он нежно охватывал губами лодыжки, слегка втягивая ртом кожу, а затем сжимал их ладонями, как бы связывая воедино. Поднимаясь выше, к голени и икрам, он словно исследовал эту белую кожу, зарываясь затем лицом в теплые углубления под ее коленками.

[Глава двадцать вторая] — Митч, — умоляла она. — Перестань. Я не могу этого вынести. — Она чувствовала неловкость из-за его безмерного терпения, убежденная в том, что ни одна частица ее тела не стоит такого безраздельного внимания.

[Глава двадцать вторая] — Не мешай мне, — укоризненно прошептал он.

[Глава двадцать вторая] Она лежала на спине и скользила взглядом по складкам и петлям занавесок. Пальцы Митча, удивительно светлые, едва ощутимо похлопывали ее по бедрам и тазу. Он встал на колени и опять поцеловал ее живот, а затем крепко сжал руками талию.

[Глава двадцать вторая] — У тебя восхитительная кожа, — сказал он. — Она такая мягкая, что кажется, вот-вот растает.

[Глава двадцать вторая] — Для этого я достаточно упитанная, — улыбнулась она, смыкая руки вокруг его шеи и привлекая его ближе, чтобы дотянуться до его рта. Митч снял очки и аккуратно положил их на туалетный столик у кровати. Без них его глаза казались беззащитными и растерянными.

[Глава двадцать вторая] — Подожди, — приказал он. — Я еще не готов.

[Глава двадцать вторая] Мэтти опять опустилась на спину. Нет, Митч не был беззащитным, по крайней мере в этом. Он хорошо знал, чего хотел.

[Глава двадцать вторая] Он переключил свое внимание на ее груди. Охватывал их руками, гладил пальцами соски и смотрел, как они выступают, твердея. Он нежно их посасывал, затем прижался лицом к белой роскошной плоти.

[Глава двадцать вторая] — Они слишком большие, — прошептала Мэтти, прикрывая грудь рукой.

[Глава двадцать вторая] — О нет, — невнятно возразил Митч. — Если в них и есть хоть маленький изъян, так это то, что они недостаточно большие. — Он убрал ее руку и опять начал ласкать груди губами и языком.

[Глава двадцать вторая] Мэтти закрыла глаза. Она слабо стонала от удовольствия и чувствовала, как его рот расплывается в удовлетворенной улыбке.

[Глава двадцать вторая] Он поднял ее руки и поцеловал каждый палец, а затем зарылся лицом ей в подмышки. Поглаживая плечи и шею, он целовал тонкую кожу под подбородком. А затем продолжил свое путешествие, начиная от шейного позвонка вниз по всей длине спины.

[Глава двадцать вторая] Мэтти чувствовала вялость и истому, в то же время каждый дюйм ее тела трепетал и горел огнем, и она ощутила легкое натяжение мышц и прилив крови в кончиках пальцев, а также в сокровенных тайниках своего естества.

[Глава двадцать вторая] Не спеша, Митч опять повернул ее. Он развел ей ноги и стал на колени между ними, глядя на нее сверху вниз. Их глаза блуждали по лицам друг друга.

[Глава двадцать вторая] А затем, по собственной инициативе, поскольку она хотела его, Мэтти метнулась ему навстречу. Она приподняла бедра, направляя и предлагая ему себя.

[Глава двадцать вторая] Впервые в жизни она не боялась мужчины. Впервые в жизни она не закрывала глаза, содрогаясь от страха или сомнений, что все будет хорошо и быстро окончится. Она не отрываясь смотрела на Митча. Ее губы искали его губы и наконец слились в поцелуе.

[Глава двадцать вторая] Как только он овладел ею, Мэтти поняла, что она сможет получить удовольствие. И как только поняла это, все ее чувства выплеснулись навстречу этому желанию. Оно не было похоже на поспешные, хаотичные движения, которые ей случалось испытывать раньше. Это было непреклонное, всеохватывающее блаженство, зарождающееся где-то внутри нее, но медленно, очень медленно, в такт их общим движениям. Она шептала его имя, а потом кричала его вслух. Ее пальцы вонзились в него, а затем разжались и бессильно упали. Восхитительные волны пронзили Мэтти до кончиков пальцев, которые перед тем ласкал Митч, рассыпавшись на сотни ослепительных струй. Она закричала голосом, которого сама не узнавала, вырвавшимся из глубины, и крик замер, перейдя в сотрясающие рыдания.

[Глава двадцать вторая] И только тогда Митч позволил себе ответить на ее восторг. Мэтти потянулась к нему, баюкая его в своих руках и наслаждаясь его блаженством, потому что это было частью ее триумфа. Быть освобожденной от необходимости притворяться, или отшучиваться, или подольщаться было поистине откровением.

[Глава двадцать вторая] Они тихо лежали, наполовину скрытые пунцовыми занавесками, прильнув друг к другу. Мэтти испытывала такое чувство счастья, что на глаза ей навернулись слезы и потекли по щекам.

[Глава двадцать вторая] — Я никогда не испытывала ничего подобного, — прошептала она.

[Глава двадцать вторая] Митч, глядя на нее с ленивым удовлетворением, приподнял одну бровь. Он вытер слезы большим пальцем руки, а затем попробовал их на вкус.

[Глава двадцать вторая] — Но почему? — мягко спросил он.

[Глава двадцать вторая] Мэтти вздохнула и положила голову ему на плечо. Волосы на его груди щекотали ей щеку. Весь остальной мир казался где-то далеко. Она чувствовала себя в блаженной безопасности и радовалась этому.

[Глава двадцать вторая] — Я уж лучше скажу тебе, — сказала она нехотя, — если ты не собираешься еще раз исчезнуть.

[Глава двадцать вторая] — Не говори глупостей. Но в любом случае тебе лучше рассказать.

[Глава двадцать вторая] Она начала с самого начала. И поведала ему то, чего никогда никому не говорила, кроме Джулии, о Теде Бэннере и его мерзких, гнусных поползновениях, и о собственной вине, и каким образом она все это отбросила от себя.

[Глава двадцать вторая] Лицо Митча потемнело.

[Глава двадцать вторая] — Господи Иисусе! Моя бедная девочка!

[Глава двадцать вторая] — Все в порядке, — сказала она. — Я была скверным подростком. — Легче было смотреть на все под этим углом, наслаждаясь глубоким сочувствием Митча. Более уверенно она рассказала ему о Джоне Дугласе и Джимми Проффите и всех тех мужчинах, которые были после них. Митч слушал не перебивая.

[Глава двадцать вторая] — Мне никогда не нравилось это, — прошептала Мэтти. — Может быть, я сама не хотела позволить себе получать от этого удовольствие.

[Глава двадцать вторая] — Я не психолог, — сказал Митч, — но это вполне возможно.

[Глава двадцать вторая] Мэтти рассказала ему о своей длительной связи с Крис Фредерикс. Он терпеливо кивал. И наконец она дошла до Александра. И только в этот момент, когда она говорила об Александре, Леди-Хилле, Лили и Джулии, Митч выказал некоторую ревность.

[Глава двадцать вторая] — А где сейчас Александр?

[Глава двадцать вторая] — Наверно, в Леди-Хилле.

[Глава двадцать вторая] — Ты собираешься опять повидать его?

[Глава двадцать вторая] Мэтти внимательно посмотрела ему в лицо, а затем отрицательно покачала головой.

[Глава двадцать вторая] — Нет. Во всяком случае, не с этой целью. Да и как я могу? Александр мой друг. Я решила, что лучше будет для нас обоих остаться только друзьями.

[Глава двадцать вторая] Митч удовлетворенно кивнул, а затем, обняв ее и держа перед собой, спросил:

[Глава двадцать вторая] — И это все?

[Глава двадцать вторая] Внезапно Мэтти расхохоталась.

[Глава двадцать вторая] — Да. Так немного, правда?

[Глава двадцать вторая] К ней опять вернулось чувство легкости. Ей хотелось раскидаться по огромной кровати, если бы руки Митча не держали ее. Его губы коснулись ее уха.

[Глава двадцать вторая] — Достаточно, чтобы продолжить. — Он тоже смеялся, она поняла это по его тону.

[Глава двадцать вторая] Митч протянул руку и выключил свет. Прижавшись телом к ее спине, он охватил коленями ее ноги.

[Глава двадцать вторая] — Все хорошо, — сказал он ей. — Все будет хорошо. Ты сейчас в безопасности. Спи, любовь моя.

[Глава двадцать вторая] Мэтти так долго ждала, чтобы кто-нибудь сказал ей эти слова. И теперь все оказалось так просто и так естественно: Митч Говорт наконец сделал это. Мэтти покорно закрыла глаза и погрузилась в сон.

[Глава двадцать вторая] Утром, при свете тусклого осеннего солнца, осветившего комнату, она опять повернулась к нему. Она проснулась с чувством прежнего циничного недоверия, омрачавшего ее счастье, но теперь она потянулась с этим к Митчу. От прикосновения к его животу, округлым мышцам груди и рук к ней вернулось чувство узнавания. Он сонно улыбнулся ей, а затем поднял и положил на себя. Мэтти распласталась на нем как лягушка, а ее волосы накрыли их обоих словно покрывалом.

[Глава двадцать вторая] Он заставил ее испытать это еще раз. Легкость, с которой все это произошло, и непередаваемая глубина удовольствия лишили Мэтти способности выразить свои чувства вслух. Потом она лежала, свернувшись калачиком в теплом гнездышке из одеял, наслаждаясь своим счастьем.

[Глава двадцать вторая] Митч прикоснулся к ее щеке, затем встал и надел халат. Он подошел к окну и стоял спиной к ней, засунув руки в карманы и глядя в сад. Он так долго стоял не двигаясь, что Мэтти испугалась. Она уже вообразила, что сейчас он обернется и скажет ей что-то ужасное, например, что ему необходимо уехать, что во всем этом нет ничего хорошего и что у нее нет никакой защиты. Она выбралась из постели и подошла к нему, жадно обхватив его руками, зная, что если он скажет что-нибудь подобное, она не сможет это перенести.

[Глава двадцать вторая] Внизу в саду она увидела желтые и красновато-коричневые листья, блестящие после ночного дождя, и торчащие между ними голые ветви деревьев.

[Глава двадцать вторая] И тут Митч спросил:

[Глава двадцать вторая] — Ты выйдешь за меня замуж, Мэтти?

[Глава двадцать вторая] Она услышала эти слова, но не сразу поняла их смысл. А в следующий момент почувствовала такое облегчение, такую радость и уверенность в себе, что все это показалось гораздо сильнее того физического наслаждения, которое он ей дал.

[Глава двадцать вторая] — Да, — ответила Мэтти.

[Глава двадцать вторая] Митч подхватил ее на руки и отнес обратно в нелепую кровать под балдахином.

[Глава двадцать вторая] Мэтти и Митч поженились в начале декабря, спустя месяц после их первой встречи. Они зарегистрировались в брачной конторе при святом Панкратии, находившейся прямо за углом квартиры Мэтти в Блумсбери. Был понедельник, единственный день, когда у Мэтти не было вечернего спектакля.

[Глава двадцать вторая] — Мы хотим сделать это без всякого шума, — твердо сказала Мэтти. Но она заметила разочарование на лице Лили и согласилась взять ее подружкой невесты. Лили нарядилась в розовое платье до лодыжек с пышными рукавами и в белую меховую пелерину, наброшенную на плечи, от которой она была в восторге. На невесте было черное макси-пальто, отороченное черным мехом по воротнику и манжетам. Оно немногим отличалось от того, которое купил ей Джон Дуглас, чтобы она не мерзла во время своего первого зимнего турне. Из-под золотистой круглой шапочки виднелись завитки ее восхитительных волос. Она была похожа на Офелию, но без цветов в руках. Только у Лили был маленький букетик из маргариток и гвоздик розоватых оттенков, в тон ее платью.

[Глава двадцать вторая] Митч Говорт, сияя гордостью, был облачен в двубортный темно-синий костюм с розой в петлице. Джулия изо всех сил старалась подавить изумление, когда Мэтти представила его ей. Он казался таким непримечательным: невысокий лысеющий мужчина с небольшим брюшком и добродушной улыбкой. Но не было никакого сомнения, что Мэтти влюблена в него, а он в нее. В день свадьбы, казалось, они не замечали никого вокруг. Их глаза без конца устремлялись друг к другу с жадным нетерпением, как будто они не могли дождаться того момента, когда останутся наедине. Джулии их неприкрытая страсть была так очевидна, что казалась даже неприличной. Она слегка пожала плечами, удивляясь этому.

[Глава двадцать вторая] На короткой церемонии венчания присутствовало мало гостей. Приехали братья и сестры Мэтти и Феликс, выглядевший очень мрачно и не к месту в своем утреннем туалете. Со стороны Митча был только его младший брат, рыбак из Уитби, самый близкий ему человек. Но после окончания церемонии, когда все медленно вышли на улицу, следуя за Мэтти и Митчем, державшимися за руки, их окружила толпа фоторепортеров. Несмотря на все старания Мэтти не предавать это событие гласности, новость все-таки просочилась, и сейчас со всех сторон замелькали вспышки фотоаппаратов, на фоне которых свет декабрьского утра казался еще мрачнее.

[Глава двадцать вторая] Мэтти старалась спрятаться за Митча. Она почувствовала огромное облегчение, когда выяснилось, что фотографы собрались не столько ради нее, сколько ради Рикки. В последние годы Рикки добился некоторой славы как ведущий гитарист группы «Одуванчики». Он явился на свадьбу Мэтти в белых брюках и гофрированной впереди рубашке, с разрисованным цветами лицом. Он отмахивался от фотографов и бодро парировал вопросы репортеров.

[Глава двадцать вторая] — Нет-нет, я всего лишь выдаю замуж сестру, ведь я имею на это право? Это ее день. А ее фотографии у вас есть, разве не так? Так что уходите.

[Глава двадцать вторая] Митч и смеющаяся Мэтти сели в его необыкновенно элегантный автомобиль, а остальные гости — в свои машины, цепочкой выстроившиеся следом. Вся «кавалькада» отправилась обедать в близлежащий итальянский ресторан, который очень нравился Мэтти.

[Глава двадцать вторая] Джулия хотела устроить вечеринку в своем доме.

[Глава двадцать вторая] Обе подруги опять помирились и дружили почти как прежде. Они никогда не говорили о Леди-Хилле или об Александре. Джулия старалась радоваться счастью Мэтти, загнав вглубь свои воспоминания.

[Глава двадцать вторая] — Ну, пожалуйста, позволь мне устроить это, — просила она Мэтти. — Я так люблю такие вечеринки.

[Глава двадцать вторая] — У тебя будет слишком много забот, — сказала Мэтти.

[Глава двадцать вторая] Джулия пристально посмотрела на нее.

[Глава двадцать вторая] — Но какие же это заботы? Ведь это твоя свадьба.

[Глава двадцать вторая] Мягко, но убедительно Мэтти сказала:

[Глава двадцать вторая] — Я предпочитаю просто сходить в ресторан, без всякого шума. Понимаешь, важно то, что я выхожу замуж за Митча, а не вся эта свадебная мишура.

[Глава двадцать вторая] Это обидело Джулию, но она поняла, что повторять предложение не имеет смысла.

[Глава двадцать вторая] К торжественному завтраку было приглашено еще несколько гостей. Это были в основном театральные друзья Мэтти, но Джулия была рада увидеть среди них несколько знакомых лиц из того мира, где они с Мэтти когда-то обитали вместе.

[Глава двадцать вторая] Александр также был приглашен, но позвонил и извинился, так как ему необходимо было лететь в Нью-Йорк. Джулия расценила это как трусость, но она не могла говорить об этом с Мэтти. Во время коротких бесед перед свадьбой они ни разу не коснулись больной темы.

[Глава двадцать вторая] Свадебный завтрак был нарядно сервирован на втором этаже ресторана. Джулия сидела в конце длинного стола с Феликсом, Роззи и еще несколькими знакомыми ей людьми. Было выпито много шампанского, и за столом не утихала веселая болтовня. Лили тоже выпила два бокала, невероятно развеселилась, но вскоре ее охватила сонливость. Брат Митча сказал прекрасную шутливую речь и подарил зевающей Лили, как главной подружке невесты, золотой медальон на цепочке. Ответный тост Митча был очень кратким.

[Глава двадцать вторая] — Я никогда не думал, что мне выпадет такое счастье. Знаю, что я не заслуживаю этого. И хочу поблагодарить Мэтти за то, что она подарила мне его, а также и всех вас за то, что пришли разделить с нами этот праздник.

[Глава двадцать вторая] Джулия залпом выпила свой бокал, стараясь сдержать слезы и улыбаясь сквозь них Мэтти, которая не видела никого, кроме Митча.

[Глава двадцать вторая] Наконец завтрак закончился. Вокруг раздавался смех и дружеское похлопывание, когда Джулия вместе со всеми спустилась вниз по лестнице проводить жениха и невесту. Вид у молодоженов был ошеломленный и выдавал их безудержное желание убежать, чтобы обрести уединение.

[Глава двадцать вторая] У обочины тротуара их ждала машина Митча. Рикки прикрепил к бамперу белые ленты и оловянные кружки. Мэтти и Митч собирались провести ночь в «Савое», а на следующий день вернуться в Чичестер.

[Глава двадцать вторая] — Рождество мы проведем за границей, — объяснила Мэтти. Здесь же, на тротуаре, среди небольшой толпы людей, Джулия и Мэтти поцеловали друг друга, вытирая со щек помаду. Джулия была уверена, что Мэтти не выделяет ее из общей толпы гостей.

[Глава двадцать вторая] — Счастливого пути, — прошептала она. — Желаю вам обоим большого счастья.

[Глава двадцать вторая] Лицо Мэтти и так излучало его.

[Глава двадцать вторая] — Я буду счастлива до тех пор, пока Митч будет со мной.

[Глава двадцать вторая] Джулия бросилась ей на шею. От Мэтти исходил тот же знакомый аромат. И хотя теперь ее духи были более высокого качества, чем прежние «Коти», все же они носили тот же характерный для Мэтти запах, несколько сладковатый и с легкой примесью сигаретного дыма. Джулия почувствовала, что теряет ее.

[Глава двадцать вторая] — До свидания. — Они напоследок пожали друг другу руки. Мэтти сделала забавную гримасу и на какой-то момент стала прежней Мэтти. Затем она села в автомобиль рядом с Митчем и на прощание махала рукой, пока машина не скрылась из вида, унося с собой трепещущие на ветру свадебные ленты.

[Глава двадцать вторая] — Ну, с меня довольно, — пробормотала рядом с ней Мэрилин. — Я отвезу Лили домой, если ты хочешь отправиться с компанией куда-нибудь еще.

[Глава двадцать вторая] — Спасибо, — сказала Джулия, не имея ни малейшего желания возвращаться в опустевший дом. Феликс поехал домой, к Джорджу. Джулия присоединилась к Рикки, актерам и своим старым знакомым.

[Глава двадцать вторая] О том, как они провели остальную часть дня, она почти не помнила. Как бы то ни было, похождения закончились в каком-то клубе, где она танцевала с каким-то артистом, руки которого ей все время приходилось вытаскивать из-за лифа своего платья. Оказавшись наконец одна в такси по дороге домой, она глупо рыдала, не в силах противиться тоске, вызванной многочисленными возлияниями в честь празднования свадьбы Мэтти.

[Глава двадцать вторая] После обычного ежегодного «смерча», пронесшегося и опустошившего магазины фирмы «Чеснок и сапфиры», наступило Рождество. Магазины получили значительную выручку, и склады почти полностью опустели.

[Глава двадцать вторая] — Благодарение Богу, нам еще с лихвой хватит и на следующий год, — резюмировала Джулия под новогодней елкой, как она это делала всегда. Но в глубине души ее не очень занимали барыши и товар.

[Глава двадцать вторая] Джулия и Лили проводили Рождество в доме на канале. Утром они вместе распаковывали подарки на постели Лили, а в десять часов позвонил Александр и пожелал им счастливого Рождества. Джулия знала, что в десять тридцать, следуя твердо установленной традиции, он пойдет в церковь, чтобы послушать одну из проповедей утренней службы. Она мысленно видела маленькую каменную церквушку, битком набитую людьми и благоухающую сосновыми ветками и камфарными шариками, и слышала хор, распевающий «Слушайте Вестника Ангелов».

[Глава двадцать вторая] «Прошло уже десять лет», — подумала она.

[Глава двадцать вторая] Лили схватила телефонную трубку, не дав Джулии закончить ответные поздравления и поблагодарить Александра за добрые пожелания, и затараторила о своем. Закончив разговор, она положила трубку, не спросив Джулию, не хочет ли она сказать еще что-нибудь.

[Глава двадцать вторая] Потом Джулия приготовила традиционный обед, и к ним пришли друзья, в числе которых были и Феликс с Джорджем.

[Глава двадцать вторая] Джордж сидел у камина, прикрыв колени пледом, складки которого умело скрывали кресло на колесах. Он слегка пригубил стакан с вином и съел крошечный кусочек индюшачьей грудинки. Он подарил Джулии прелестную инкрустированную деревом шкатулку. Джулия восхищалась ею, когда та стояла на письменном столе в святая святых фирмы «Трессидер дизайнз».

[Глава двадцать вторая] — Джордж, ты не должен отдавать ее мне, — запротестовала Джулия, но он прикрыл ее руки своими.

[Глава двадцать вторая] — Ты будешь хранить там свои драгоценности.

[Глава двадцать вторая] Они сидели несколько в стороне от других, здесь Джордж чувствовал себя спокойнее. Джулия мельком взглянула на него.

[Глава двадцать вторая] — Вся беда в том, что настоящие драгоценности нельзя положить в шкатулку. — И взгляд Джорджа остановился на Феликсе. — Вот в чем истина. К счастью, мы оба поняли это, верно? Разве мы не счастливые люди?

[Глава двадцать вторая] «Да, — подумала Джулия, оглядывая свою нарядную комнату, согретую дружеским теплом и волшебным духом Рождества. — Да, счастливы». Она сжала руку Джорджа, удивляясь, почему она вечно отделывалась от него как от насмешливого сердцееда.

[Глава двадцать вторая] После обеда все играли в шарады. Несмотря ни на что, Джулия все еще цеплялась за свои прежние представления о настоящем Рождестве. Феликс и Лили играли в демонов. Уже за полночь разошлись последние гости. Джулия поднялась наверх пожелать Лили спокойной ночи. Она легла поверх одеяла и взяла руки дочери в свои.

[Глава двадцать вторая] — Спасибо за подарки. Это был прекрасный день. Я тебя люблю, мамочка.

[Глава двадцать вторая] «Нельзя положить в шкатулку настоящую драгоценность». А Лили была ее самой большой драгоценностью.

[Глава двадцать вторая] — Я тоже люблю тебя.

[Глава двадцать вторая] Лили должна была ехать в Леди-Хилл на новогодние каникулы. Обычно она не ездила туда в рождественские дни, но девочка спросила, нельзя ли ей поехать на сей раз, так как летние каникулы получились на неделю короче, и Джулия не видела причин отказать ей в этом. Александр с радостью принял это предложение, и Джулия подумала, что, возможно, это потому, что он не хочет встречать Новый год один в пустом доме.

[Глава двадцать вторая] Она удивлялась тому, как часто он вспоминал о новогоднем празднике десятилетней давности и какие живые воспоминания он сохранил до сих пор, несмотря на старания Феликса и его подручных стереть все следы былой трагедии со стен Леди-Хилла.

[Глава двадцать вторая] Когда Александр приехал за Лили, а это было за два дня до конца старого года, они с Джулией сдержанно поздоровались. Это была их первая встреча после того ее визита в поместье, когда она увезла с собой Лили. Они не знали, как посмотреть в глаза друг другу, и прикрылись холодной вежливостью.

[Глава двадцать вторая] — Ты возражаешь против того, чтобы она погостила у меня несколько дней?

[Глава двадцать вторая] — Да, — ответила Джулия. — Но она хочет ехать, а я никогда не удерживала ее, разве не так?

[Глава двадцать вторая] — Спасибо. А что ты будешь делать на Новый год?

[Глава двадцать вторая] Для Джулии это была ночь, которую надо было поскорее забыть, чем праздновать. Если бы она даже догадалась о беспокойстве за нее Александра, она бы не придала этому значения, чтобы не обольщаться напрасно. Она пожала плечами.

[Глава двадцать вторая] — У меня есть два или три варианта. Выберу что-нибудь из них, или вообще ничего. Это неважно.

[Глава двадцать вторая] — Ты всегда можешь приехать к нам в Леди-Хилл, — сказал Александр.

[Глава двадцать вторая] В какой-то момент Джулия почти обрадовалась предложению. Но тотчас ей опять представилась дымовая завеса, которая жгла ей горло и слепила глаза и сквозь которую она видела прежние образы тех, в гибели которых чувствовала и свою вину.

[Глава двадцать вторая] — Я не могу, — поспешно сказала она. — В следующий раз.

[Глава двадцать вторая] Александр кивнул, стараясь скрыть разочарование.

[Глава двадцать вторая] — Если Лили готова, думаю, нам пора ехать.

[Глава двадцать вторая] Джулия вышла на улицу, чтобы помахать им на прощание. Затем села в свой «витесс» и поехала на работу, где провела весь день, прерываемый послерождественскими телефонными звонками некоторых ее поставщиков.

[Глава двадцать вторая] В итоге (и это было невероятно) Джулия встретила Новый год с Бетти и Верноном. Бетти пригласила ее по телефону, причем так неопределенно, что трудно было принять это за приглашение, но Джулия приняла его. Она точно знала, как пройдет этот вечер, и уверенность в том, что будет невыносимо скучно, лишний раз убедила ее, что противоречивые стремления к веселым вечеринкам и одиночеству обычные ее альтернативы.

[Глава двадцать вторая] На Фэрмайл-роуд, разумеется, больше никого не было. Бетти и Вернон не устраивали званых вечеров. Джулия не могла представить, чем они занимаются теперь, когда Вернон вышел на пенсию. Когда Джулия приехала, она увидела, что газета на кофейном столике лежит развернутой на странице с телевизионной программой и Вернон уже отметил выбранные им на праздничный вечер передачи. Вероятно, он так вот и сидел у телевизора в своем кресле, пока Бетти занималась хозяйством.

[Глава двадцать вторая] Казалось, старики были рады видеть ее. Они усадили ее в лучшее кресло, и Бетти первую чашку чая подала ей. Джулия заметила, что сейчас командует в доме Бетти. Теперь она решала, когда ставить чайник и когда отключать лишнюю трубу обогрева. Вернон распоряжался лишь кнопками телевизора, а все остальное он предоставил жене. Он называл ее «мамочка», а она слегка ворчала на него. Это напомнило Джулии те времена, когда Бетти удочерила ее, а она была маленькой и послушной девочкой, до того как превратилась в дерзкую мятежницу. Джулия видела, что Бетти очень внимательна к своему не слишком требовательному супругу. Она казалась счастливее, чем когда-либо прежде, и уже ничуть не боялась Вернона.

[Глава двадцать вторая] За четверть часа до полуночи Бетти спросила:

[Глава двадцать вторая] — Не хочешь ли стакан вина, Джулия? Чтобы сказать тост в честь нового десятилетия?

[Глава двадцать вторая] Джулия заморгала глазами. Насколько она помнила, в доме никогда не бывало никаких спиртных напитков.

[Глава двадцать вторая] — Да, пожалуйста. Это было бы… замечательно.

[Глава двадцать вторая] Она собрала чайные чашки, поставила на цветной поднос и последовала за матерью на кухню. Бетти протянула ей бутылку с желтоватой жидкостью, и Джулия прочла написанную от руки этикетку. Это было вино домашнего изготовления из цветов бузины, а бутылка была куплена или скорее всего выиграна на церковных распродажах и с тех пор сохранялась как реликвия. Бетти совершала своего рода жертвоприношение, открывая для нее эту бутылку.

[Глава двадцать вторая] — Спасибо, что приехала, — сказала Бетти. — Это очень важно для твоего отца, ты же знаешь.

[Глава двадцать вторая] — Правда? — Джулия хотела бы, чтобы Бетти сказала, что это важно для нее самой, но говорить откровенно никогда не было свойственно для Бетти. А сейчас этого уже не изменишь.

[Глава двадцать вторая] — Как Лили?

[Глава двадцать вторая] — У нее все хорошо. Она написала открытку, где благодарит тебя и отца за свитер…

[Глава двадцать вторая] — Пустяки. Она уехала в Леди-Хилл, да?

[Глава двадцать вторая] Бетти, конечно же, уже знала об этом.

[Глава двадцать вторая] — Да.

[Глава двадцать вторая] — Она чудесная девочка.

[Глава двадцать вторая] — Я знаю.

[Глава двадцать вторая] После небольшой паузы Бетти сказала что-то такое, что удивило Джулию. Она спросила:

[Глава двадцать вторая] — Ты когда-нибудь думаешь о ней? О своей настоящей матери? В такие праздники, как Рождество и Новый год?

[Глава двадцать вторая] — Всегда, — тихо ответила Джулия. — Бетти, ты знаешь что-нибудь о ней? Кто она была или откуда приехала?

[Глава двадцать вторая] Однажды она задавала уже этот вопрос, сразу же после рождения Лили. Тогда Бетти ответила: «Я твоя мать. Зачем тебе знать это?» А потом добавила: «Я ничего о ней не знаю».

[Глава двадцать вторая] Теперь, после минутного молчания, Бетти сказала:

[Глава двадцать вторая] — Я уже говорила тебе. Ты приехала к нам из приюта. Там были очень осторожные люди. Они не хотели никаких неприятностей, понимаешь?

[Глава двадцать вторая] Джулия отрицательно покачала головой. Она взяла руку Бетти, но в это время из соседней комнаты раздался нетерпеливый голос Вернона:

[Глава двадцать вторая] — Идите скорее, вы пропустите бой часов Биг Бена.

[Глава двадцать вторая] Бетти высвободила руку, собрала поднос с бокалами и торопливо вышла из кухни.

[Глава двадцать вторая] Когда замер последний удар Биг Бена и грянула знакомая мелодия, записанная заранее, вероятно, несколько месяцев назад, Джулия и ее родители поцеловали друг друга и подняли стаканы с вином из бузины.

[Глава двадцать вторая] — Счастливого Нового года! — сказала Бетти.

[Глава двадцать вторая] — Счастливого Нового года! — откликнулись Джулия и Вернон.

[Глава двадцать вторая] Наступил 1970 год.

[Глава двадцать вторая] На Фэрмайл-роуд было темно и тихо. Не было видно никаких признаков празднества. Предусмотрительность Джулии, которую она проявила, оказавшись в таком окружении, избавила ее от обычных страхов. Здесь не было камина с дровами, не было красивых свеч, музыки и танцев. Она вспомнила Леди-Хилл с его тихим парком и знала, что Лили скоро уснет в своей кровати, потому что Александр был очень строг относительно дисциплины. Она мысленно пожелала счастливого Нового года Мэтти с Митчем, Феликсу с Джорджем, Мэрилин, а также Николо Галли и всем остальным.

[Глава двадцать вторая] Спустя двадцать минут Вернон задремал в своем кресле. Джулия посидела еще немного с Бетти, а затем собралась домой. Ее больше не пугала перспектива возвращаться в пустой дом. Бетти стояла в освещенном проеме двери, пока Джулия не отъехала.

[Глава двадцать вторая] Улицы были почти пустынны и блестели от дождя. Джулия внимательно смотрела на дорогу, радуясь, что ночь уже почти прошла. Ей встретилось всего несколько автомобилей и пришлось затормозить из-за случайных подвыпивших весельчаков, выскакивавших на поворотах улиц. Вскоре она въехала в Лондон.

[Глава двадцать вторая] Александр оглядел длинный стол. Он был приглашен на обед в дом соседа и, оставив Лили на попечение миссис Тови, поехал на вечеринку, так как не хотел оставаться один в Леди-Хилле.

[Глава двадцать вторая] Он надеялся, что приедет Джулия, но теперь стало ясно, что ожидания напрасны и пора было избавляться от призрачных надежд. Между ними встал другой, новый призрак, им оказалась Мэтти. Но теперь Мэтти вышла замуж, и он не имел никакого представления, где была в эту ночь Джулия и что она делала.

[Глава двадцать вторая] Александр был реалистом и дорожил воспоминаниями о тех счастливых днях, которые делила с ним Мэтти. Когда она уехала, он тосковал по ней, как, впрочем, и сейчас. Но ему хотелось, чтобы что-то изменилось, чтобы они, все трое, могли быть более счастливыми.

[Глава двадцать вторая] Джулия отвела взгляд, когда он попросил ее ехать с ним домой, спустя десять долгих лет. «Я не могу», — сказала она.

[Глава двадцать вторая] От этих слов на Александра повеяло холодом, и он почувствовал, что годы ожидания в конце концов пришли к своему логическому концу.

[Глава двадцать вторая] И вот он очутился среди веселой компании, как будто для того, чтобы отпраздновать наконец свое примирение с этой нелегкой истиной.

[Глава двадцать вторая] Александр понимал, что уже достаточно долго был одинок. Он устал от этого чувства, а впереди было следующее десятилетие и перспектива постепенного увядания.

[Глава двадцать вторая] Девушка, сидевшая напротив, наклонилась к нему через стол. Он прикинул, что ей было за тридцать. У нее были прекрасные волосы и серые глаза. Кажется, ему представили ее как Клэр.

[Глава двадцать вторая] — О чем задумались? — смело спросила она. — Что-нибудь стоящее?

[Глава двадцать вторая] Александр улыбнулся.

[Глава двадцать вторая] — Не стоит и половины медного гроша.

[Глава двадцать вторая] Девушка засмеялась, как будто он выдал остроумную эпиграмму. Когда она смеялась, ее верхняя губа так очаровательно приподнималась, обнажая десны.

[Глава двадцать вторая] — В таком случае, это в два раза дороже того, о чем думаю я, — сказала она.

[Глава двадцать вторая] — Кажется, — заметил Александр, — нам обоим лучше перестать задумываться.

[Глава двадцать вторая] В полночь, когда все присутствующие взялись за руки, он заметил, что Клэр протискивается через круг, чтобы стать рядом с ним.

[Глава двадцать третья] Лето, 1971 год.

[Глава двадцать третья] В офисе царила неразбериха из-за сваленных коробок, рассыпанных повсюду древесных стружек и смятой оберточной бумаги, среди которой шныряла энергичная молодая особа. Наконец она нашла то, что искала, развернула упаковку и протянула вещь Джулии.

[Глава двадцать третья] — Взгляните-ка.

[Глава двадцать третья] Джулия внимательно ее осмотрела. Это был чайник, сделанный в форме котенка с клетчатым бантом на шее. Одна поднятая лапка служила носиком, а загнутый кверху хвост — ручкой. Вид этого создания был совершенно очарователен. Девушка протерла чайник рукавом, чтобы он заблестел еще ярче.

[Глава двадцать третья] — Великолепный китч, — убедительно сказала она.

[Глава двадцать третья] — Не вижу в нем ничего от китча.

[Глава двадцать третья] Джулия перевела взгляд на девушку. На ней были очень короткие шорты с нагрудником впереди и бледно-голубая тенниска с надписью «Спеши поцеловать». Длинные загорелые ноги были обуты в носки до щиколоток и башмаки на платформах. Видно было, что ей едва исполнилось двадцать лет, возможно даже, что она только что окончила колледж. Она принадлежала к числу новых расторопных служащих Джулии.

[Глава двадцать третья] — Но он забавный, — настаивала девушка. — Люди любят потешные вещи.

[Глава двадцать третья] Джулия вздохнула.

[Глава двадцать третья] — Не думаю, чтобы мне понравились чайники в виде котят, подносы в виде туалета или грубо намалеванные полотна, которые я вряд ли повешу на стене у себя дома, даже если все домашние и друзья будут покатываться от этого со смеху.

[Глава двадцать третья] — Но… — девушка заколебалась. Она действительно была слишком расторопной, чтобы намекать на то, что ее наниматель недостаточно молода для самостоятельного решения относительно вкусов молодежи. Но Джулия и так прочла ее мысли. Неожиданно для себя она рассмеялась.

[Глава двадцать третья] — Ну хорошо. Возьмите для начала две дюжины. Попытайте счастья в Оксфорде. Уж там-то они будут пользоваться успехом? Посмотрим, как они пойдут там, прежде чем пустить их в другие магазины.

[Глава двадцать третья] — А как насчет подносов?

[Глава двадцать третья] — Пока никак.

[Глава двадцать третья] — А эстампы?

[Глава двадцать третья] — Можно тоже пару дюжин. Под вашу личную ответственность. — Сьюки оказалась права в прошлый раз. Джулия это помнила.

[Глава двадцать третья] — Прекрасно. Фантастика. А теперь, подождите, я что-то вам покажу…

[Глава двадцать третья] Джулия взглянула на часы.

[Глава двадцать третья] — Что бы это ни было, мне пришлось бы ждать до завтра. Стойка для зонтиков в виде шкуры леопарда? С вытесненным на коже стихотворением «Матери»? Сегодня на это у меня нет больше времени.

[Глава двадцать третья] — О’кей, как скажете. — После минутного колебания Сьюки добавила: — Мне кажется, люди устают от беспрерывного следования хорошему тону. Всех этих буфетов из натуральной сосны, стеклянных и бронированных столиков и прочего в этом же духе. Им хочется чего-то немножко неправильного и декадентского. — Сьюки любила свою работу, в этом не было сомнения. Ее хорошенькое личико излучало свет, и она мало походила на представительницу декадентства, за которое так ратовала.

[Глава двадцать третья] — Может, вы и правы, — сказала Джулия. Она смотрела, как Сьюки отошла от нее на своих высоких платформах и склонилась над коробками. Девушка очень напоминала Лили. Лили, конечно, понравился бы чайник в виде котенка. Только у Лили еще не выработался вкус. Пока нет. Но девочке пошел уже одиннадцатый год. Не успеешь оглянуться, как он у нее появится.

[Глава двадцать третья] Джулия повернулась в своем вращающемся кресле, чтобы посмотреть в окно. Мысли о Лили всегда вызывали у нее беспокойство. Джулия надеялась, что по мере взросления Лили отношения между ними будут постепенно смягчаться и переходить в более дружеские, сестринские. Она уже представляла ту духовную близость, которой у них с Бетти никогда не было. Джулия была уверена, что готова к доверительности и сможет держать себя так, как хотела, чтобы держалась с ней Бетти, пока не стало слишком поздно. Но этого не случилось. Если Лили хотела кому-то довериться, она обращалась к Александру. Или, возможно, к Клэр.

[Глава двадцать третья] Джулия смотрела в окно. Окна напротив были так плотно покрыты пылью, что она с трудом могла видеть офисы, погруженные в межсезонное затишье. Она перевела взгляд вниз, на уличное движение. Деловая улица нагоняла тоску.

[Глава двадцать третья] Даже сейчас Джулии невыносимо было думать о Клэр. Эта картина не отвлекала от грустных мыслей. Лили взрослела вдали от нее. Джулия боялась, что была для Лили всего лишь матерью, человеком, который следит за тем, чтобы она вовремя отправилась в постель, вводит неприятные строгости в одежде и выполнении домашних обязанностей, а также при выборе друзей. Именно то, что делала Бетти. Джулия горько усмехнулась. По крайней мере, она хоть понимает заключающуюся в этом иронию судьбы. Но от этого беспокойство не становилось менее острым. «Если бы только я могла оставаться дома, — подумала она. — Как Бетти. Может, тогда у нас с Лили все было бы иначе? Может, тогда она была бы моей, а не папиной?»

[Глава двадцать третья] Но Джулия последнее время слишком часто задавала себе одни и те же вопросы, на которые не находила ответов.

[Глава двадцать третья] Единственное, что было ясно, это все возрастающая строптивость Лили. Она прислушивалась только к голосу Александра. И иногда — к Клэр, потому что Клэр нравилась Лили.

[Глава двадцать третья] Джулия резко повернулась к столу. У нее собралась уже гора бумаг, в офисе ждала секретарша, готовая печатать под диктовку. Джулия нажала на кнопку селектора и попросила девушку войти.

[Глава двадцать третья] Составив письма, Джулия подтянула к себе пачку бумаг и в течение часа усердно работала над ними. Потом, заметив, что в других офисах стало как-то тихо, она посмотрела на часы. Полседьмого, все уже ушли домой. Ей тоже пора, тем более что в семь у нее встреча с Феликсом. Они договорились пообедать вместе.

[Глава двадцать третья] Джулия прошла в ванную комнату, составлявшую часть ее офиса, слегка усмехнувшись, как всегда, при воспоминании о темном универсальном помещении позади ее первого магазина. Несколько минут она стояла под душем, наслаждаясь бодрящими струями теплой воды, затем быстро вытерлась полотенцем. Автоматически, боковым зрением, она отметила в зеркале, что у нее по-прежнему плоский живот и упругая кожа на руках и бедрах. Затем подкрасилась, причесалась и надела легкое шелковое платье с широким, расшитым бисером стоячим воротником. Платье было дорогое, и это было видно, но ей казалось, что ему не хватает определенности стиля, которого Сьюки сумела достичь даже в своих вельветовых шортах.

[Глава двадцать третья] «Кажется, я теряю тонкость восприятия, — подумала Джулия. — Как с этими дурацкими чайниками. Что я теперь знаю?»

[Глава двадцать третья] «Или хочу знать», — поправила она себя. Она прошла обратно в офис, взяла один из чайников и положила себе в сумку. Она спросит Феликса, что он думает по этому поводу. Джулия надеялась, что один вид Феликса вселит в нее бодрость.

[Глава двадцать третья] Он ждал Джулию за угловым столиком в зеркальном баре, сразу же поднялся ей навстречу и расцеловал в обе щеки. А затем, держа за руки, немного отстранился, чтобы получше разглядеть.

[Глава двадцать третья] — На тебе великолепное платье.

[Глава двадцать третья] Если это говорит Феликс, значит, так оно и есть. Он все еще считался строгим ценителем, сам оставаясь вне всякой критики. В этот вечер на нем был кремовый шелковый жакет стиля Неру. Бледные тона одежды оттеняли смуглую кожу и подчеркивали худобу лица.

[Глава двадцать третья] Джордж Трессидер умер год назад. Он долго болел и прожил гораздо дольше, чем предсказывали доктора, но несмотря на это, потеря партнера глубоко потрясла Феликса. Какое-то время ему тяжело было даже ходить на работу в «Трессидер дизайнз». Он сильно похудел и ни с кем не встречался, кроме Джулии. Потом исчез. Джулия не имела понятия, куда он уехал, и лишь смутно догадывалась. Когда он вновь объявился, у него были пустые, мертвые глаза. Реорганизовал некоторые системы в «Трессидер дизайнз» и вскоре опять набрал вес. Феликс по-своему переживал свое горе, и Джулия восхищалась его стойкостью.

[Глава двадцать третья] Теперь, когда Мэтти то была в отъезде, усердно работая, то занята Митчем, даже когда приезжала в Лондон, Феликс невольно стал ближайшим другом Джулии. Они часто виделись, и она по-прежнему с тревогой смотрела на него. Но она знала, что с Феликсом все в порядке.

[Глава двадцать третья] Сейчас они сели за столик в углу, обмениваясь своими незначительными новостями. «Как женатые люди», — думала иногда Джулия.

[Глава двадцать третья] Феликс спросил ее о «Чесноке и сапфирах». Она открыла сумку и вытащила сверток. Развернув его, достала чайник и поставила на стол перед Феликсом.

[Глава двадцать третья] — Что ты об этом думаешь?

[Глава двадцать третья] Он равнодушно посмотрел на вещь. Затем поднял одну бровь.

[Глава двадцать третья] — Тебе непременно нужно знать мое мнение?

[Глава двадцать третья] — Конечно. Это забавная, современная вещь, китч, то, что нравится публике.

[Глава двадцать третья] — Ну что ж, Бог в помощь. Еще вина?

[Глава двадцать третья] Потягивая вино, Джулия рассказала ему о Сьюки и новой партии товаров.

[Глава двадцать третья] — Ты помнишь, каким был мой первый магазин? Помнишь кресла Томаса? Я дала себе слово, что никогда не буду продавать ничего такого, что не хотела бы иметь в собственном доме. Казалось, это все вышло так оригинально, так остроумно, так дерзко. Казалось таким… — она замялась и посмотрела ему в глаза… — непохожим на то, что делали вы с Джорджем, но не менее достойным внимания покупателя. А теперь у меня такое чувство, как будто я продаю хлам, который ненавижу, но который пользуется высоким спросом. И выходит, я создала целую сеть магазинов с подделками, да? Это совсем не то, к чему я стремилась.

[Глава двадцать третья] Черный котенок стоял между ними на столе, поблескивая сердечкообразным носом нежно-розового цвета, с выражением явного удовольствия. Джулия сделала ему гримасу.

[Глава двадцать третья] — Ты преувеличиваешь, — сухо сказал Феликс. — Раз ты нанимаешь людей, ты должна считаться с их предложениями. Что касается чайника, то я уверен, что он будет пользоваться спросом. Вещи, которые тебе так не нравятся, сейчас вошли в моду. Но эта мода со временем пройдет.

[Глава двадцать третья] — И на смену придет другая, — заметила Джулия. — Феликс, скажи, я кажусь слишком старой?

[Глава двадцать третья] — А ты чувствуешь себя старой?

[Глава двадцать третья] «В чем-то слишком», — подумала Джулия.

[Глава двадцать третья] — У тебя есть три варианта. — Феликс вытянул пальцы руки. — Либо пустить «Чеснок и сапфиры» плыть по течению, как оно есть. Пока дело не станет достаточно крупным и не станет приносить постоянный доход. Возможно, ты от этого разбогатеешь. Либо ты повернешь его на прежние рельсы, как это было вначале. И тогда тебе не придется продавать вещи, которые не нравятся тебе самой. Можно еще свернуть свой бизнес и вернуться в «Трессидер», чтобы работать со мной.

[Глава двадцать третья] Джулия была удивлена. Сначала она подумала, что он шутит. Потом испугалась, что он говорит серьезно. От этих слов у нее потеплело на душе, она чувствовала себя польщенной, но в то же время поняла, что не может принять предложение. Это будет все равно что возвратиться к прошлому. Топтание вокруг Джорджа и прочих подобных воспоминаний, а также, возможно, неправильный выбор.

[Глава двадцать третья] — «Трессидер, Лемойн и Смит», — задумчиво смаковал Феликс. — Что скажешь на этот счет?

[Глава двадцать третья] Джулия прикрыла ладонями его руки.

[Глава двадцать третья] — Звучит как рекламное агентство.

[Глава двадцать третья] — Ты можешь сама выбрать название.

[Глава двадцать третья] — Спасибо за предложение, Феликс. Но я не приму его. Не знаю, что я буду делать дальше, но я не принадлежу к фирме «Трессидер», и Джордж знал это.

[Глава двадцать третья] Лицо Феликса как-то изменилось, погрустнело, и он не сразу смог посмотреть ей прямо в глаза.

[Глава двадцать третья] — Ты в этом уверена?

[Глава двадцать третья] — Совершенно уверена. — «По крайней мере в этом», — подумала она.

[Глава двадцать третья] Феликс кивнул.

[Глава двадцать третья] — О’кей. Давай пойдем сейчас и пообедаем, ладно?

[Глава двадцать третья] Они наслаждались едой и обществом друг друга, как обычно. Под конец Джулия спросила:

[Глава двадцать третья] — Как ты думаешь, Джесси гордилась бы нами?

[Глава двадцать третья] Феликс минуту раздумывал.

[Глава двадцать третья] — Джесси нравился материальный достаток, но она больше ценила чувство удовлетворения от этого.

[Глава двадцать третья] Джулия улыбнулась.

[Глава двадцать третья] — По этому пути далеко не уйдешь.

[Глава двадцать третья] — Да, пожалуй.

[Глава двадцать третья] На прощание Феликс поцеловал ее и посадил в такси. Его прикосновение было легким и холодным. Как брат и сестра. Уже давно Джулия ни в ком не искала иного отношения.

[Глава двадцать третья] По дороге домой, сидя в машине и глядя на мелькающие огни, она думала о Джесси, Феликсе и о Мэтти. Но не о Лили. Но когда они подъехали к ее дому, Джулия нахмурилась. В нижнем этаже все еще горел свет, а ведь было уже одиннадцать часов, завтра учебный день. Лили следовало уже быть в постели. Разве что Мэрилин сидит там, хотя она обычно смотрит телевизор в своих апартаментах.

[Глава двадцать третья] Джулия расплатилась с таксистом и взбежала по ступенькам.

[Глава двадцать третья] Лили, подобрав под себя ноги, сидела в кресле у телевизора, но экран был пуст.

[Глава двадцать третья] — Лили, что происходит? Знаешь ли ты, который час?

[Глава двадцать третья] Лили медленно выпростала ноги и встала, глядя матери в лицо.

[Глава двадцать третья] — Привет, ма. Как поживает Феликс?

[Глава двадцать третья] — Отлично. Шлет тебе привет. Но ты слышала, что я сказала, Лили? Где Мэрилин?

[Глава двадцать третья] — Внизу. Она отослала меня спать, но я опять встала.

[Глава двадцать третья] — Почему?

[Глава двадцать третья] Лили подняла плечи. Ее полосатая тенниска была уже очень старой и местами разлезлась. Сквозь прорехи виднелось загорелое после лета тело. Маленькие смуглые ступни выступали из-под расклешенных джинсов. Ногти на ногах были покрашены серебряным лаком, взятым со столика Джулии.

[Глава двадцать третья] — Я хочу поговорить с тобой.

[Глава двадцать третья] Джулия растерялась.

[Глава двадцать третья] — Хорошо. Но сейчас слишком поздно, Лили, ты не должна была сидеть и ждать меня столько времени.

[Глава двадцать третья] — Но я хочу поговорить с тобой сейчас, — повторила девочка.

[Глава двадцать третья] Джулия опять посмотрела на нее. Лили сунула руки в карманы, высоко подняв плечи, так что впереди образовалась глубокая впадина. Но эти защитные средства не могли скрыть ее учащенного дыхания.

[Глава двадцать третья] Уже начавшая развиваться грудь так не вязалась с ее костлявыми плечами и тощими ногами. «Она уже больше не ребенок, — с грустью подумала Джулия. — Но еще и не женщина».

[Глава двадцать третья] — Так в чем же дело? — спросила она. Может, какие-то нелады в школе, с кем-нибудь из подружек. Ничего другого, вероятно.

[Глава двадцать третья] Лили посмотрела матери прямо в глаза.

[Глава двадцать третья] — Я хочу уехать и жить в Леди-Хилле.

[Глава двадцать третья] От потрясения Джулия не могла собраться с мыслями.

[Глава двадцать третья] — Что?

[Глава двадцать третья] — Сейчас как раз подходящее время, — четко сказала Лили. — Мне не придется переходить в другую школу. Наоборот, это будет правильно понято. Элизабет тоже переходит.

[Глава двадцать третья] Джулия тяжело опустилась на диван у края стола. Лили все уже обдумала. Видно было, что это решение не импульсивное, что это сказано не для того, чтобы досадить Джулии.

[Глава двадцать третья] — Но ты живешь здесь, Лили.

[Глава двадцать третья] Лили склонила голову набок, как бы приглядываясь к матери. Джулия поняла, что девочка приняла решение, но было в этой позе что-то еще. Жалость? Сочувствие? Интересно, смотрела ли она сама когда-нибудь так на Бетти? Лили сознавала свою силу, и от этого Джулия вся похолодела, чувствуя беспомощность и весь ужас своего положения. Она вспомнила, как пришло осознание собственной силы в подобной ситуации. Конечно же, этим она сокрушила Бетти.

[Глава двадцать третья] — Ты не можешь поехать в Леди-Хилл. Ты живешь здесь, со мной.

[Глава двадцать третья] — Но я хочу. Я знаю, что раньше не могла, когда Александр был там один с миссис Тови. Но теперь там живет Клэр. Она провела там все прошлое лето. Она…

[Глава двадцать третья] Джулия протянула руки, пытаясь отстранить от себя этот образ.

[Глава двадцать третья] — Они не женаты, Лили.

[Глава двадцать третья] — Но они могут пожениться.

[Глава двадцать третья] Джулия вскочила на ноги. Наверно, у нее на бедре будет синяк, так сильно она прижималась к углу стола, когда сидела. У нее болело все тело: грудь, горло, живот и даже глаза.

[Глава двадцать третья] Она словно видела комнату Джесси. Суконное покрывало на софе и апельсины в голубой вазе. Бетти, поднявшаяся навстречу ей, когда она была уже побеждена.

[Глава двадцать третья] — Ты говорила уже об этом с Александром?

[Глава двадцать третья] — Он сказал, что мне следует поговорить с тобой. Папа справедливый человек.

[Глава двадцать третья] Джулия почувствовала, как внутри у нее закипает гнев, направленный против Александра. «Справедливый», с этой новой, уютно устроившейся там любовницей, которая будет рада присматривать за Лили, ездить с ней на спортивные праздники и аплодировать ей в школьных спектаклях, потому что это еще крепче привяжет к ней Александра.

[Глава двадцать третья] «Справедливый отнимает у меня дочь».

[Глава двадцать третья] Джулия в душе ненавидела свою чисто ребяческую несдержанность и ревность, но осознание собственного бессилия лишь подлило масла в огонь и вызвало у нее еще более неистовое желание бороться.

[Глава двадцать третья] — Я не позволю тебе уехать, — тихо сказала она.

[Глава двадцать третья] Лили протянула руку. Не к Джулии, а делая общий жест, обводящий комнату. Они обе посмотрели на пустой экран телевизора и пустое кресло, длинный диван с пухлыми подушками и небрежно брошенные дневные газеты.

[Глава двадцать третья] — Тебя здесь нет. Ты никогда здесь не бываешь. Тебе проще.

[Глава двадцать третья] Джулия неверными шагами подошла к девочке и обхватила ее за угловатые плечи. Тело Лили напряглось, готовое оказать сопротивление.

[Глава двадцать третья] — С этого дня я буду здесь, Лили, если ты именно этого хочешь. Я продам магазины… — Слова сорвались с языка. Теперь она просила, умоляла, но знала, что слишком поздно.

[Глава двадцать третья] Лили отступила назад, глядя на нее спокойным взглядом, столь характерным для Александра.

[Глава двадцать третья] — Я хочу уехать. Я хочу уехать с папой и Клэр.

[Глава двадцать третья] Чистый высокий голосок девочки ударил Джулию больнее, чем лезвие ножа, и был холоднее стали.

[Глава двадцать третья] — Ты должна жить со мной.

[Глава двадцать третья] — Что это будет за жизнь, если ты меня принудишь к этому?

[Глава двадцать третья] Ужасная, безжалостная прямота юности и силы. Той силы, которой когда-то обладала и она сама. Жизненный опыт отнял эти силы и дал взамен лишь способность переносить боль. Лили была не по годам взрослой, но все, что ей суждено будет перенести, еще впереди. И Джулии было так жаль ее, себя и Бетти, что даже перехватило дыхание. Из глаз медленно побежали слезы.

[Глава двадцать третья] — Лили… Прости меня. За все, что я сделала для тебя и что не смогла сделать. Я не хотела тебе зла, я думала, что все будет иначе. Мне следовало бы знать, что нужно делать.

[Глава двадцать третья] — Прости и ты меня, Джулия. Но так будет лучше, я уверена. — И Лили удалилась к себе. Джулия знала, что девочка отчасти играет. Она даже делала те же движения, что и на репетиции. У нее было даже это преимущество, в то время как Джулия пребывала в состоянии шока.

[Глава двадцать третья] Джулия хотела сначала побежать за ней, схватить и сжать в своих объятиях, но она была уже слишком большой, чтобы можно было взять ее на руки. Джулия хотела показать ей, что может любить иначе, но поздно было что-либо изменить.

[Глава двадцать третья] Дверь закрылась, и Джулия осталась одна, оглядывая комнату невидящим взглядом, бессильная перед лицом неизбежности. Она налила себе виски, хотя ей совсем не хотелось пить, и выпила, глядя вниз, на темный сад, затем поднялась по лестнице наверх. У Лили свет уже был выключен, а дверь заперта, и, постояв немного под дверью, Джулия ничего не услышала.

[Глава двадцать третья] Она легла в постель, но спать не могла. Все сделанные ею ошибки по отношению к Лили сейчас, в тишине ночи, навалились на нее с удвоенной силой. Ее нетерпение обернулось жестокостью, а чрезмерная озабоченность пренебрежением. В хаосе собственной вины Джулия цеплялась за единственное утешение — очевидность того, что с Лили все в порядке. Девочка была упрямой и решительной и знала, чего хочет. Она добьется своего, как это сделала в свое время Джулия.

[Глава двадцать третья] И лишь значительно позже, когда эти мысли стали расплываться и тускнеть, Джулия пришла к выводу, что жизнь сложна и в ней трудно что-нибудь изменить.

[Глава двадцать третья] Утром стало ясно, что Лили способна быстро все забывать. Как обычно, она наскоро проглотила завтрак, собрала школьные вещи и на ходу чмокнула Джулию. Как только она ушла, дом, казалось, стал каким-то неуютным и ветхим. Джулия распахнула окна, но тяжелая атмосфера по-прежнему наполняла комнаты. Она пошла позвонить Александру. Весь ее гнев и горечь были направлены против него. Это он вдохновил Лили на подобное решение.

[Глава двадцать третья] — Ничего подобного, — сказал Александр. — Это была ее личная инициатива.

[Глава двадцать третья] — Но вы, вероятно, обработали ее. Ты и Клэр.

[Глава двадцать третья] — Клэр не позволила бы себе ничего подобного.

[Глава двадцать третья] «Нет, разумеется, нет. Она слишком хороша, слишком добропорядочна. Но я знаю, чего она добивается. Она хочет заполучить тебя, а Лили — это часть тебя. Она не так глупа, как кажется, эта Клэр».

[Глава двадцать третья] — Я не позволю ей уехать, Александр.

[Глава двадцать третья] Последовала пауза. Затем Александр сказал:

[Глава двадцать третья] — Но ведь это было частью нашего соглашения, разве не так? Когда Лили станет достаточно взрослой, она сама сделает выбор.

[Глава двадцать третья] «О да. Но я никогда не думала, что она выберет не меня. Даже зная ее строптивость, я считала, что она принадлежит мне как нечто само собой разумеющееся».

[Глава двадцать третья] Гнев Джулии прошел, а с ним и необходимость оправдываться.

[Глава двадцать третья] — Я люблю ее.

[Глава двадцать третья] — Мы оба ее любим.

[Глава двадцать третья] Они прислушивались к тому волнению, которое звучало в их голосах и улавливалось даже на расстоянии, а затем Александр сказал:

[Глава двадцать третья] — Я приеду, и мы поговорим. Жди меня к обеду.

[Глава двадцать третья] Клэр была на кухне. Уловив аромат кофе и гренок, он пошел туда.

[Глава двадцать третья] — Это Джулия.

[Глава двадцать третья] Клэр резко подняла голову. На ней была желтая блузка, яркость которой подчеркивала светлый цвет ее глаз и волос. Она посмотрела на Александра, но ничего не сказала.

[Глава двадцать третья] — Она очень расстроена. Лили сообщила ей, что хочет переехать жить сюда.

[Глава двадцать третья] — Бедная Джулия!

[Глава двадцать третья] Александр подошел к ней и привлек к себе. Он уже привык к Клэр, они прожили вместе полтора года. Она не подстегивала его и не требовала вознаграждения. Имела добродушный характер, а ее предупредительность была залогом спокойной жизни. Он гладил волосы Клэр, глядя в окно. Перед ним расстилалась длинная панорама парка и виден был угол загона, где стоял Марко Поло.

[Глава двадцать третья] — Я собираюсь сегодня навестить ее. Нужно, чтобы все было сделано должным образом. Ради Лили, да и всех нас. — Он перевел взгляд на лицо Клэр. — Ты ведь не возражаешь, чтобы сюда переехала Лили, если она, конечно, действительно этого хочет?

[Глава двадцать третья] — Разумеется, нет. Ты это и так знаешь. Я ей не мать, но могу позаботиться о ней.

[Глава двадцать третья] Александр наклонился и поцеловал ее. Клэр улыбнулась и подошла к кофеварке, чтобы налить ему еще чашку кофе.

[Глава двадцать третья] Когда Александр собрался ехать, она вышла вместе с ним во двор и проводила его до автомобиля. Он еще раз поцеловал ее и отъехал, не оглядываясь и махая в окошко рукой. Клэр неподвижно стояла на месте, глядя ему вслед. Солнце так слепило ей глаза, что на них выступили слезы.

[Глава двадцать третья] Клэр хотела выйти замуж за Александра, но он не делал ей предложения. Ей хотелось бы думать, что это еще может случиться, но она не верила, что, взвалив на себя ответственность за свою дочь, он сможет принять какое-то решение. Сама она тоже не могла ему этого предложить. Это было несвойственно Клэр.

[Глава двадцать третья] По дороге Александр с раздражением думал о том, почему он должен ехать за двести миль, чтобы повидать Джулию, когда мог бы остаться в Леди-Хилле и постараться утрясти все вопросы по телефону.

[Глава двадцать третья] Джулия ждала его. Когда она открыла ему дверь, его поразили ее бледность и темные круги под глазами. Чувство сострадания захлестнуло его. Джулия могла быть жестоким судьей, но себя она судила еще строже. Он с грустью подумал о том, как хорошо они знают друг друга и как мало от этого толку.

[Глава двадцать третья] Встреча была натянутой. Джулия была убеждена, что Лили и Александр тайно сговорились против нее. Александр делал скидку на ее состояние, зная, что не может смягчить ее боль, и старался быть великодушным. Но он не мог заставить ее поверить в то, что Лили сама, независимо ни от кого, приняла решение. Скоро она не будет нуждаться ни в ком из них.

[Глава двадцать третья] — Послушай, — пытался он убедить Джулию. — Давай считать, что она поедет всего на несколько месяцев. А потом, если передумает, пусть возвращается домой. Школа там хорошая. И, возможно, там ей будет безопаснее взрослеть, чем в Лондоне.

[Глава двадцать третья] Джулия подняла на него свои опухшие глаза.

[Глава двадцать третья] — Мы уже выбрали для нее хорошую школу здесь, ты помнишь? И я думаю, смогла бы вырастить ее здесь в полной безопасности. Я хочу этого. Я надеюсь увидеть ее счастливой.

[Глава двадцать третья] Она не будет плакать, по крайней мере перед ним. Но Джулия знала, что потерпела поражение. Они смотрели друг на друга через стол, но никогда еще они не были так далеки.

[Глава двадцать третья] К тому времени, как Лили возвратилась из школы, Джулия приняла решение, что дочь поедет в Леди-Хилл на летние каникулы, как это было всегда, и останется там. Лили стояла в конце стола в своем форменном платье со смиренным и кротким видом, ведь она добилась того, чего хотела. Джулии казалось, что Лили и Александр могли бы быть мягче и снисходительней к ней после ее поражения. Это еще больше углубило чувство ее отчужденности, и она ушла на кухню, сказав, что приготовит ужин, прежде чем Александр уедет в деревню. Лили примостилась на подлокотнике дивана, завернув ногу за ногу, и рассказывала о своей роли в школьной пьесе. Джулия не могла поверить, как может все быть таким обыденным в этот момент, когда она теряет все. Она машинально переставляла ножи и тарелки.

[Глава двадцать третья] Приготовив ужин, почти не сознавая, что она делала, Джулия поставила его на стол. Они уселись вокруг, как обычная семья, ежедневно собиравшаяся за обедом в конце дня. Для Джулии этот момент был самым горьким.

[Глава двадцать третья] На сей раз Лили позволила Александру уехать без обычных ее капризов. Проводив его, она вернулась в комнату и села рядом с Джулией на диван. Руки Джулии бессильно лежали на коленях, голова опущена. Лили никогда не видела мать в таком состоянии. Именно этим она отличалась от других матерей: Джулия была такой сильной. И вдруг она начала сознавать, что, возможно, эта сила и опустошила ее. Лили наклонилась и прижалась щекой к щеке матери, пытаясь найти нужные слова.

[Глава двадцать третья] — Ведь ничего не изменится, мама. Ничего существенного. Это всего лишь перемена места. Я буду приезжать к тебе на каникулы. Если смогу. И если ты захочешь этого.

[Глава двадцать третья] Джулия взглянула на нее.

[Глава двадцать третья] — Я хочу видеть тебя, Лили, так часто, как только будет возможно. И когда ты захочешь. Я также хочу, чтобы ты знала, что я очень люблю тебя. Бабуся Смит никогда не говорила мне, что любит, и я никогда не знала, что это так, пока не выросла. А потом было уже слишком поздно.

[Глава двадцать третья] Лили поняла, что сейчас мать говорит с ней как со взрослым человеком, а не с маленькой девочкой или дочерью. Эта перемена отметила важный этап в ее жизни. Она кивнула с опечаленным лицом.

[Глава двадцать третья] — Я понимаю. Я тоже люблю тебя, только здесь все как-то сложно. А в Леди-Хилле все просто, и именно это мне и нравится.

[Глава двадцать третья] — Кажется, я понимаю, — в свою очередь тихо сказала Джулия. Она встала и стала прохаживаться взад-вперед по комнате, а Лили следила за ней глазами. Наконец она глубоко вздохнула с каким-то безнадежным чувством. — Лили, ты не будешь возражать, если я продам этот дом? Мне кажется, я не смогу здесь жить одна без тебя.

[Глава двадцать третья] Лили возражала, так как дом на канале также был ее домом, как и Леди-Хилл. Но она отрицательно покачала головой, понимая, что при изменившихся обстоятельствах это могло быть важно для матери.

[Глава двадцать третья] — Ты должна делать то, что тебе нравится. Ведь это всего лишь дом, не правда ли?

[Глава двадцать третья] Джулия хотела повернуться и схватить Лили, прижать к себе, но она сдержалась и продолжала медленно ходить по турецкому ковру, с которого Лили когда-то обрезала бахрому.

[Глава двадцать третья] После этого разговора дни побежали очень быстро. Джулия сходила на школьный спектакль и посмотрела игру Лили в пьесе «Капитан Кук» сквозь застилавшую глаза пелену слез.

[Глава двадцать третья] — Вы должны гордиться ею, леди Блисс, — сказала ей классная дама во время последовавшей затем шумной вечеринки. — Поверьте, мы все гордимся Лили.

[Глава двадцать третья] — Да, — сказала Джулия.

[Глава двадцать третья] Дома она помогла Лили очистить комнату. Они снесли вниз сохранившиеся вещи, затем открыли шкафы и перебрали кучу книжек с картинками и меховых зверюшек и кукол. Среди кукол оказался тот златокудрый монстр, которого много лет назад купил для Лили Джош. Лили никогда не любила эту куклу, но она хорошо сохранилась, поэтому Джулия сунула ее в сумку для школьных распродаж, не желая, чтобы она еще раз попадалась ей на глаза.

[Глава двадцать третья] Лили с грустью расставалась с товарищами своего детства, а для Джулии это прощание оказалось более болезненным. Она поймала себя на том, что украдкой прячет «Сказку про котенка Тома» и изорванную куклу, а также китайского поросенка в куче собственных вещей. Ночью, подтянув к себе колени и зарывшись в подушку, она горько плакала, как малое дитя.

[Глава двадцать третья] Александр приехал забрать Лили. Джулия так боялась этого момента, но когда он наступил, то оказалось, что гораздо труднее перенести чуткость Александра. Она почувствовала его сопереживание так же остро, как и собственную боль, и ее гнев к нему бесследно исчез.

[Глава двадцать третья] Когда Лили вышла из комнаты, он подошел к Джулии, взял ее за руки и заглянул в глаза.

[Глава двадцать третья] — Лили сама сделала выбор, — шепнул он. — Я не могу отказать ей в этом. Но я сделал бы что угодно, лишь бы не причинять тебе такой боли.

[Глава двадцать третья] Джулии хотелось зарыдать, броситься к нему на грудь и сломать все барьеры, воздвигнутые между ними. Она чувствовала его близость; ей уже не казалось, что он проявляет великодушие, потому что отвоевал у нее Лили. В конце концов, Лили не вещь. Александр был так же великодушен, как честен и добр. Теперь она наконец смотрела на него объективно, после стольких-то лет непонимания.

[Глава двадцать третья] Но Джулия сдержала слезы.

[Глава двадцать третья] Она решительно посмотрела в глаза Александру и улыбнулась. Ей подумалось, что если она сможет сейчас подавить свой эгоизм, то действительно чего-то добьется в жизни.

[Глава двадцать третья] — Я знаю, — сказала она. — Все правильно. Только хорошенько присматривай за ней, ладно?

[Глава двадцать третья] — Ты знаешь, что я это сделаю. Хотел бы я сделать то же и для тебя.

[Глава двадцать третья] Джулия засмеялась.

[Глава двадцать третья] — Я слишком стара для этого. Слишком стара и слишком эгоистична.

[Глава двадцать третья] Александр прикоснулся к ее щеке.

[Глава двадцать третья] — Ты считаешь себя эгоисткой, но это не так. Не будь слишком сурова к себе.

[Глава двадцать третья] Тут возвратилась Лили, и вскоре нужно было отправляться в путь.

[Глава двадцать третья] После их отъезда у Джулии было такое чувство, как будто от нее отрезали часть ее тела. Нечто подобное она испытала после пробуждения в клинике, когда родилась Лили. Медленно поднявшись по лестнице, она заглянула в спальню Лили. Комната всегда казалась пустой после отъездов девочки: а теперь она была словно мертвая. В местах, где были наклейки и фотографии, остались пустые четырехугольники, словно насмехающиеся тени на выгоревших стенах. Джулия встала на стул и сняла с окна желтые занавески. И сразу комната обрела нежилой вид. Отступив назад, она заметила паутину, свисающую с карниза, и густой слой пыли на подоконнике. Собрав занавески, Джулия тщательно сложила их ровным симметричным квадратом, а затем — еще раз и оставила посреди голых матрацев. Агент по оценке недвижимости уже побывал здесь раньше и осмотрел дом. Цена, которую он предложил, была так высока, что удивила Джулию.

[Глава двадцать третья] Мэтти пошарила в сумке в поисках ключа, затем отперла парадную дверь, над которой висели ромбообразные фонари. В холле пахло плесенью.

[Глава двадцать третья] Следом вошел Митч с одним из чемоданов, и она слышала, как водитель мини-кэба принес остальные.

[Глава двадцать третья] — Добро пожаловать домой, — сказала она Митчу.

[Глава двадцать третья] — Ты чувствуешь здесь себя как дома?

[Глава двадцать третья] — Конечно. — Мэтти провела месяц в Ницце. Съемки длились всего четыре недели, и Митч был с ней, но все равно казалось, что они отсутствовали слишком долго. Этот дом ждал их, и ей хотелось поскорее вернуться.

[Глава двадцать третья] Дом купил Митч. Мэтти заявляла, что для нее это не имеет значения. С самого начала их супружеской жизни Мэтти неохотно оставляла свое гнездышко в Блумсбери, но затем вынуждена была согласиться, что оно слишком тесно. На первых порах они обосновались в Лондоне и снимали в течение года квартиру в каком-то близком особняке, а когда закончился контракт на пьесу Чичестера в Вест-Энде, последовали несколько месяцев работы в Голливуде, а затем съемки во Франции.

[Глава двадцать третья] Митч настаивал на том, чтобы купить собственный дом недалеко от Лондона, но в то же время в таком месте, где можно было иметь настоящий сад, расположенный в сельской местности. После основательных поисков он нашел дом в Суррее. Это был типичный образец поздней английской готики с черной и белой опалубкой, высокими трубами и обширным садом, за которым на протяжении семнадцати лет ухаживал по два дня в неделю опытный садовник. В доме были деревянные панели, старинные камины и большие роскошные ванные комнаты, оборудованные уже последними владельцами. Эта усадьба называлась Коппинз.

[Глава двадцать третья] Митч был в восторге от дома.

[Глава двадцать третья] — Я бы купил тебе помещичий дом, Мэтти, но тогда тебе пришлось бы посвятить ему всю свою жизнь.

[Глава двадцать третья] Мэтти вспомнила Александра и Джулию и внушительный особняк Леди-Хилла.

[Глава двадцать третья] — Нет, такого я не хочу, — быстро сказала она. — Я не хочу ничего такого, что было бы более важным для тебя, чем я.

[Глава двадцать третья] — Нам нужен добротный, прочный дом, простой, но удобный и не требующий особых забот. Коппинз отвечает как раз всем этим требованиям. А кроме того, он подходит нам и по цене.

[Глава двадцать третья] Митч ко всему подходил по-деловому.

[Глава двадцать третья] — В таком случае я хочу его посмотреть, и немедленно.

[Глава двадцать третья] Когда Мэтти впервые увидела дом, она расхохоталась. Коппинз, утопающий в зелени окружавшего его парка, был похож на картинку в детской книжке про старые времена. Уж скорее ему подошло бы название «Вильям» или «Францисканец». Сюда так и просилась горничная в кружевной наколке, которая открывала бы парадную дверь. Казалось совершенно невероятным, чтобы Мэтти захотела быть хозяйкой подобного владения. Но когда они осмотрели дом снизу доверху, окликая друг друга из разных концов, она иначе восприняла его облик. Он был большой, но в то же время имел особенности кукольного домика. Ей сразу же захотелось поселиться здесь и играть в домашнее хозяйство, заведя китайский сервиз для чая и миниатюрную мебель.

[Глава двадцать третья] Добравшись до кухни с каменными полками и обширной кладовой, Мэтти опять окликнула Митча:

[Глава двадцать третья] — Мы покупаем его!

[Глава двадцать третья] Митч оказался также превосходным коммерсантом: через три недели Коппинз был куплен за несколько более низкую цену. Пока они находились в Ницце, декораторы сделали свое дело, а затем была куплена самая необходимая мебель. И вот сейчас они вернулись домой.

[Глава двадцать третья] Митч вошел, поставил на пол багаж и протянул жене руки. Мэтти тотчас бросилась к нему. Они поднялись по лестнице в огромную спальню, выходившую окнами в сад.

[Глава двадцать третья] Позднее Мэтти сказала:

[Глава двадцать третья] — Это был бы прекрасный дом для семьи с детьми.

[Глава двадцать третья] Мэтти мечтала иметь ребенка. Митч приподнялся на локте и посмотрел на нее.

[Глава двадцать третья] — У тебя будет много детей. Так и будут носиться вверх и вниз по лестницам и кувыркаться в саду. Уж лучше сразу начать с близнецов.

[Глава двадцать третья] Она улыбнулась, обняв его одной рукой за шею.

[Глава двадцать третья] — Только как нам это сделать?

[Глава двадцать третья] Было несложно играть в хозяйство в Коппинзе, как это представляла Мэтти. Но у нее с этим получалось не лучше, чем в прежние времена, так что Митч быстро нашел одну местную женщину, которая согласилась приходить ежедневно, чтобы готовить еду и убирать. Мэтти вдруг обнаружила, что очень любит делать покупки, а затем складывать и перекладывать их на полках. В дом постоянно что-то привозили: то кресла, то столики для кофе, то занавески, то кухонную утварь. Мэтти прочесала все местные антикварные лавочки и с победоносным видом тащила домой всевозможные редкие вещи.

[Глава двадцать третья] — У меня никогда не было настоящего дома, — сказала она. — Разве не чувствуешь себя в большей безопасности под удивительными одеялами и картинами с изображением заливных лугов?

[Глава двадцать третья] — Ты в безопасности, — ответил Митч. — Я уже говорил тебе об этом.

[Глава двадцать третья] — Я люблю тебя. Мне ничего не нужно, кроме тебя, но я также люблю и свой дом. Посмотри, Митч, не правда ли, этот маленький стул так прелестно смотрится в том углу?

[Глава двадцать третья] Митч склонил голову набок, как бы приглядываясь к стулу, но на самом деле смотрел на светящееся радостью лицо Мэтти. Затем он кивнул.

[Глава двадцать третья] — Кажется, да. Его место именно здесь. — Он обнял ее сзади за талию, а она откинула голову ему на плечо.

[Глава двадцать третья] Они были счастливы. Сначала Мэтти боялась двигаться, чтобы не разрушить это счастье, боялась, что оно исчезнет так же быстро, как и появилось. Даже повседневный быт, который другие принимают как должное, казался чудом. Потом, благодаря убеждениям и твердости Митча, она начала привыкать к случившемуся. Мэтти вдруг обнаружила, что полюбила «рутинные» занятия, и в Коппинзе время неслышно скользило мимо них. Если бы еще полгода назад ей сказали, что она будет вести такой образ жизни, она отвергла бы такие предположения как нечто невероятное.

[Глава двадцать третья] По утрам Митч работал. Он отводил себе это время, чтобы заниматься своими капиталовложениями, делать необходимые звонки и читать финансовую прессу. Пока он был занят, Мэтти ездила по магазинам или читала сценарии. Но отбрасывала все в сторону, чтобы позавтракать со своим агентом, хотя вынуждена была потом сломя голову мчаться на распродажу к «Филлипсу». В полдень Митч играл иногда в гольф, или они вдвоем отправлялись на легкую прогулку, или занимались вместе чем-нибудь в саду. Мэтти часто хохотала над тем, что не может отличить сорняков от культурных растений, росших в расщелинах запущенной террасы. По вечерам они по-семейному обедали дома. Иногда ездили в местный кинотеатр, реже — в театр в Вест-Энде. Они почти ни с кем не виделись, так как совершенно не нуждались ни в каком обществе, кроме общества друг друга. Покой и довольство казались Мэтти почти нереальными.

[Глава двадцать третья] Одним из немногих, с которыми они встречались, был Феликс. Он приехал по приглашению Мэтти, чтобы дать кое-какие советы относительно дома. Она показала ему все сверху донизу, и Феликс вежливо выслушал ее планы. Но когда они опять уселись в кресла в гостиной, она посмотрела на его лицо и рассмеялась.

[Глава двадцать третья] — Бедный Феликс! Тебе он противен, не правда ли?

[Глава двадцать третья] — Конечно же нет. Дом превосходный.

[Глава двадцать третья] — Но не в твоем вкусе.

[Глава двадцать третья] — Ты сделала его… чем-то очень похожим на пьесу. Но этот стиль соответствует дому. Тебе совершенно не нужна моя помощь.

[Глава двадцать третья] Мэтти продолжала смеяться.

[Глава двадцать третья] — Надеюсь, что нет. Просто оказалось, что я люблю большие, громоздкие кресла, абажуры с бахромой и картины, которые можно увидеть издали. Думаю, у меня есть некоторое представление о том, каким должен быть хороший, добротный дом, еще с детских лет. Полная противоположность тому, каким был дом моих родителей. Мне нужно только твое полное одобрение, Феликс. Я, должно быть, хотела услышать его лишь потому, что очень ценю твое мнение.

[Глава двадцать третья] Феликс подошел к креслу Мэтти и присел, чтобы лучше видеть ее лицо.

[Глава двадцать третья] — Я одобряю. И дом, и все остальное. Я никогда не видел тебя такой красивой. Тебе идет быть счастливой.

[Глава двадцать третья] Она улыбнулась ему в ответ.

[Глава двадцать третья] — Правда? Ну-ка, спрячь свою записную книжку. Давай пойдем поищем Митча и чего-нибудь выпьем.

[Глава двадцать третья] Феликс заметил, что когда эти двое оказывались порознь дольше нескольких минут, Мэтти начинала беспокойно оглядываться в поисках мужа. Он заметил также, что, налив себе вина, она забывала его выпить. Это хорошо, подумал он. Для всех, в том числе и для Коппинза.

[Глава двадцать третья] Другим из немногих посетителей дома была Джулия. Однажды в воскресенье в начале сентября она приехала на ланч, подкатив к дому в своем красном автомобиле. Мэтти возилась на террасе возле грядки с розами в форме полумесяца, где она садовыми ножницами обрезала увядшие головки цветов. Ее лицо и руки были слегка усыпаны веснушками, выступившими под действием солнца, а волосы собраны и закручены в тяжелый узел на затылке. Она узнала автомобиль Джулии и быстро сбежала по ступенькам, чтобы встретить ее. Они обнялись, и через плечо Мэтти Джулия увидела Митча, выходящего из дома. На нем был легкий серый пуловер и брюки в клетку. Он помахал ей рукой.

[Глава двадцать третья] После замужества Мэтти подруги часто встречались. Но между ними было как бы негласное табу: они никогда не говорили об Александре, и теперь это было еще неприятнее, чем прежде, так как в конце каждой беседы повисали предательские паузы.

[Глава двадцать третья] В этот день Мэтти схватила Джулию за руку и повела показывать свой дом, а затем с гордостью председательствовала за обеденным столом, но это была уже другая Мэтти, почти незнакомка. Они болтали, и Митч тоже присоединился к ним, но прежнее взаимопонимание между подругами, когда не нужны были слова, казалось утраченным навсегда. Создавалось впечатление, как будто Мэтти с возрастом стала туговата на ухо, и Джулия опасалась, не случилось ли чего-то подобного и с ней. Трудно было осознать, что ее старинная подруга куда-то съездила и там ею увлекся Митч Говорт. От прежней Мэтти остался лишь отблеск.

[Глава двадцать третья] Еда была очень хороша, за курицей с лимоном последовала яблочная шарлотка.

[Глава двадцать третья] — Ты сама приготовила ее? — спросила Джулия.

[Глава двадцать третья] Мэтти неопределенно пожала плечами.

[Глава двадцать третья] — Это очень просто. — На какую-то секунду ее лицо застыло, затем опять оттаяло. — Нет, конечно же нет. Ее приготовила миссис Гоппер. Я знала, что ты мне не поверишь, даже если я притворюсь.

[Глава двадцать третья] — Я могла бы и поверить, — тихо сказала Джулия. — Но, благодарение Богу, ты этого не сделала.

[Глава двадцать третья] После обеда Митч заявил, что он на часок поднимется наверх почитать газеты.

[Глава двадцать третья] — Конечно иди, дорогой. — Мэтти протянула руку и прикоснулась к нему, когда он проходил мимо. Она подмигнула Джулии. — Он имел в виду: «вздремнуть».

[Глава двадцать третья] Джулии показалось, что Мэтти жаждет пойти с ним. Подруги вышли в сад и разлеглись на солнышке в шезлонгах. Кожа Мэтти прямо-таки светилась, а вся фигура была налитой и цветущей. Она со вздохом откинула назад голову, подставляя тело солнцу. Джулии была известна сладость физического удовлетворения. Она была рада за Мэтти, но благополучие подруги заставляло ее еще острее чувствовать свое одиночество.

[Глава двадцать третья] Мэтти опять открыла глаза.

[Глава двадцать третья] — Расскажи что-нибудь, какие-нибудь новости. Лили в Леди-Хилле?

[Глава двадцать третья] Джулия осторожно ответила:

[Глава двадцать третья] — Да, и она не вернется. Она сделала свой выбор и будет жить с Александром и Клэр.

[Глава двадцать третья] Мэтти широко открыла глаза и воскликнула:

[Глава двадцать третья] — Какой ужас, Джулия! Извини, я не знала.

[Глава двадцать третья] Невозможно было говорить об этом, не касаясь Александра. Мэтти, конечно же, знала о Клэр, но лишь в самых общих чертах. И сейчас она спросила прямо:

[Глава двадцать третья] — Что она собой представляет?

[Глава двадцать третья] Джулия могла бы излить ей душу, сказать, что чувствует себя одинокой и что теперь у нее нет никакой цели в жизни. Но Мэтти казалась такой счастливой, что не хотелось раскрывать перед ней свое отчаяние. Впоследствии она пожалела об этой слабости.

[Глава двадцать третья] — Она моего возраста или чуть-чуть моложе. По-своему хорошенькая, хотя и бесцветная, подходящая кандидатура для опекунства. Чуткая и надежная, не очень умная.

[Глава двадцать третья] — Простофиля, — заметила Мэтти.

[Глава двадцать третья] — Думаю, она сможет следить за школьной формой Лили. А Александр говорит, что для Лили лучше будет расти в Леди-Хилле. Ведь в ледихилльской деревне нет ни наркотиков, ни заменителей.

[Глава двадцать третья] — Все равно жаль, — раздумчиво сказала Мэтти. — Тсс… Не надо, чтобы Митч слышал это. Что же ты будешь делать, Джулия?

[Глава двадцать третья] — Думаю продать дом. Он слишком велик для меня, а за него дают хорошую цену. О Мэрилин не беспокойся. Я подыскала ей другую квартиру, а она такая прекрасная няня, что сможет быстро найти себе работу.

[Глава двадцать третья] — Я не беспокоюсь о Мэрилин. Как не беспокоюсь ни о Рикки, ни о Сэме, ни о Фил. Ты помнишь ту ночь на дороге, когда мы с тобой, обнявшись, стояли в темноте и тревожились за их будущее? Нам следовало бы поберечь свои нервы для себя. И ты поступай так, Джулия.

[Глава двадцать третья] Джулия улыбнулась, но почему-то в саду Коппинза воспоминание об их первых днях в Лондоне не сблизило как прежде.

[Глава двадцать третья] — Как твой бизнес?

[Глава двадцать третья] Джулия рассказала ей о Сьюки. Мэтти опять откинула голову на спинку шезлонга и засмеялась.

[Глава двадцать третья] — А я люблю эти смешные чайники и пепельницы в виде унитаза. Я купила несколько штук тех и других.

[Глава двадцать третья] — Мне кажется, я близка к тому, чтобы прекратить этим заниматься, — резко сказала Джулия.

[Глава двадцать третья] Мэтти сделала круглые глаза.

[Глава двадцать третья] — И что же ты будешь делать?

[Глава двадцать третья] — Не знаю. Недавно Феликс спросил меня, не чувствую ли я себя слишком старой для «Чеснока и сапфиров». Я чувствую усталость. И больше всего я устала от себя.

[Глава двадцать третья] — Это на тебя не похоже.

[Глава двадцать третья] Они посмотрели друг на друга.

[Глава двадцать третья] — Нет, — спокойно сказала Джулия. — Кажется, наступило время, когда я больше не могу быть сама собой.

[Глава двадцать третья] Мэтти опять села, обхватив руками колени.

[Глава двадцать третья] — Мы все еще друзья? — спросила она.

[Глава двадцать третья] — Разумеется, — ответила Джулия.

[Глава двадцать третья] Появился Митч и подтащил к ним свой рабочий стул. Они не могли уже говорить как прежде. Джулия поняла это. Ее подавляло чувство собственной незначительности.

[Глава двадцать третья] Мэтти и Митч настаивали на том, чтобы она осталась на обед или, по крайней мере, выпила чаю перед отъездом, но Джулия отказалась. Перед тем как сесть в машину, она поцеловалась с четой Говортов, а затем они помахали ей руками, стоя рядышком на гравийной дорожке, пока она не скрылась из вида.

[Глава двадцать третья] У Джулии не было причин спешить домой, но, оставшись одна, она испытала чувство облегчения.

[Глава двадцать третья] «Наверно, я научилась быть независимой, — подумала она. — Проклятая свобода требует больших затрат. Или приходит тогда, когда понимаешь, что уже не хочешь ее». Ирония этого парадокса слишком болезненно действовала на душу, чтобы продолжать об этом думать.

[Глава двадцать третья] На следующее утро Джулия занялась делами, связанными с продажей дома на канале. Через четыре дня у нее уже был покупатель, который предложил более высокую цену, чем назначил агент. Быстрота всех этих событий привела ее в замешательство, но инерция движения уже захватила ее. Очень быстро, едва удосужившись все осмотреть, Джулия сняла квартиру в Кэмден-Таун. Там было две спальни, на случай, если Лили захочет ее навестить. Джулия описала дочери ее спальню по телефону.

[Глава двадцать третья] — Звучит заманчиво, — сказала Лили.

[Глава двадцать третья] — У тебя все в порядке?

[Глава двадцать третья] — Да, мама. Прекрасно. А как у тебя?

[Глава двадцать третья] — Очень занята, вот и все.

[Глава двадцать третья] Утрясти дела с бизнесом оказалось совсем не трудно. Джулия пригласила одну из самых опытных управляющих магазинами на обед и предложила ей попробовать взять на себя управление делом на какое-то время.

[Глава двадцать третья] — Я возьмусь с удовольствием, — быстро согласилась эта дама. — Я уверена, что смогу справиться.

[Глава двадцать третья] Джулия кивнула. Она уже полагалась на эту служащую и раньше, и всегда дела шли успешно.

[Глава двадцать третья] Управляющая с любопытством посмотрела на Джулию.

[Глава двадцать третья] — Но почему вы хотите передать это мне?

[Глава двадцать третья] — Просто устала, — сказала Джулия.

[Глава двадцать третья] В тот период, когда Джулия работала бок о бок со своей помощницей, передавая ей «Чеснок и сапфиры», ей пришлось окунуться в рутинные коммерческие дела, и она чувствовала себя так, как будто наблюдала за собой со стороны. Она сравнивала себя с заводной куклой.

[Глава двадцать третья] Но в некоторые дни она выходила из состояния отрешенности. Это случилось, когда должна была приехать из Леди-Хилла Лили. И еще один раз, когда ей случилось побывать в новой школе, куда перешла ее дочь. Улица перед школой была запружена девочками в школьной форме зеленого цвета. Джулия сидела в машине, глядя, как они проходят мимо. Ей казалось, что дважды мелькнула среди них Лили. Потом она долго протирала глаза, чтобы убрать непрошеные слезы.

[Глава двадцать третья] Покинуть дом на канале оказалось гораздо проще. Оставив себе большую часть мебели, чтобы обставить новую квартиру, остальную она распродала. Она даже собиралась продать свой турецкий ковер, но в последний момент свернула его и увезла с собой. Джулия закрыла дверь пустого дома в последний раз и ушла, не оглядываясь. Ей казалось, что так будет легче.

[Глава двадцать третья] Белые стены в новой квартире были оставлены пустыми. Почему-то приятнее было смотреть на чистое свободное пространство.

[Глава двадцать третья] К середине декабря, в преддверии рождественских праздников, Джулия уже знала, что магазины больше в ней не нуждаются и что она может заняться исключительно своим переездом. Однажды в конце дня она очистила свой рабочий стол и быстро со всеми попрощалась. Выйдя из офиса на морозный воздух, Джулия услышала звуки оркестра Армии Спасения, игравшего в конце улицы рождественский гимн. Она остановилась послушать, а затем высыпала содержимое своего кошелька в сумку сборов и направилась домой, в Кэмден-Таун, со все возрастающим чувством легкости. Глядя на себя со стороны, она подумала, какой она кажется маленькой в этой шумной толпе покупателей.

[Глава двадцать третья] Она провела Рождество с Феликсом на Итон-сквер.

[Глава двадцать третья] Он украсил свою высокую гостиную темным плющом и ветками голубой ели, напыленными серебром, как это обычно делал Джордж. Даже дерево, обвешанное серебряной мишурой и сверкавшее белым великолепием, было то же. Видя это, Джулия поняла, как сильно Феликс тоскует о своем партнере.

[Глава двадцать третья] Они старались быть веселыми. Обменялись маленькими, тщательно выбранными подарками и выпили шампанского. Съели восхитительный рождественский обед, приготовленный Феликсом и поданный на китайском фарфоре. Вино наливали в хрустальные бокалы Джорджа. Уже давно Джулия не пила так много. Она сбросила туфли и уютно устроилась среди мягких диванных подушек, протянув стакан, чтобы Феликс наполнил ее бренди.

[Глава двадцать третья] — Может, нам следовало бы пожениться, Феликс? Тебе не кажется, что мы могли бы быть счастливы вместе? — И хотя Джулия смеялась, говорила она вполне серьезно.

[Глава двадцать третья] Он пересел поближе к ней и взял ее за руку. Джулия склонила голову ему на плечо, но от этого движения она расплескала бренди и вскрикнула.

[Глава двадцать третья] — Ты считаешь, что мы могли бы сделать друг друга счастливыми? — повторил Феликс. — Не думаю. Во всяком случае, не так, как полагается.

[Глава двадцать третья] Она засмеялась, а он поднял руку и погладил ее волосы, и эта неожиданная нежность глубоко тронула ее и смех неожиданно перешел в слезы.

[Глава двадцать третья] — О, Феликс, дорогой, извини. Я плачу не от того, что ты не хочешь жениться на мне.

[Глава двадцать третья] — Я знаю.

[Глава двадцать третья] Он протянул ей носовой платок, слишком прекрасный, чтобы им можно было вытереть нос. Джулия фыркнула.

[Глава двадцать третья] — Я собираюсь опять в Италию, — сказала она. — Ради общего блага, надеюсь. Я действительно не хочу здесь больше жить. Да и мне незачем это делать без Лили.

[Глава двадцать третья] — Я буду очень скучать по тебе, — сказал Феликс.

[Глава двадцать третья] Они прильнули друг к другу. Через несколько минут Джулия уснула. Спустя какое-то время она открыла глаза и заметила, что Феликс укрыл ее одеялом. Он привык ухаживать за ней, точно так же, как много лет назад, когда они с Мэтти потерпели крах после своих вылазок в Сохо.

[Глава двадцать третья] — Я уже не могу пить так, как прежде, — простонала она, прикладывая руку ко лбу.

[Глава двадцать третья] — Я рад слышать это, — отозвался Феликс, напуская на себя строгий вид.

[Глава двадцать третья] Наконец приехала Лили на двухнедельные рождественские каникулы.

[Глава двадцать третья] Казалось, она была в восторге от компактной квартирки в Кэмден-Таун.

[Глава двадцать третья] — Она похожа на магазин, — заявила девочка. — А моя комната на каюту парохода.

[Глава двадцать третья] Джулия очень нервничала перед ее приездом. Ей уже не надо было ходить на работу, и она не представляла, чем они буду вместе с Лили заполнять свое время. Она беспокоилась, что им не о чем будет говорить, что Лили еще больше отдалилась от нее, а возможно, даже стала похожей на Клэр.

[Глава двадцать третья] Но Лили была все та же. Она распаковала свои вещи и разбросала их по всей квартире, включила магнитофон и обзвонила друзей. Джулии нравилась эта ее черта — принимать легко новые обстоятельства.

[Глава двадцать третья] — Ты все еще моя дочь, — сказала Джулия.

[Глава двадцать третья] Лили улыбнулась ей.

[Глава двадцать третья] — А чего ты ожидала, мама?

[Глава двадцать третья] Они проводили время вместе. Мысленно оглядываясь потом назад, Джулия считала, что это были самые счастливые дни, которые они когда-либо проводили вдвоем. Она брала Лили с собой за покупками, в театр и к Феликсу. Они навестили также Мэрилин на ее новой квартире и восхищались младенцем, за которым она присматривала.

[Глава двадцать третья] — Ты была в точности такая, — сказала Джулия дочери. — Только теперь ты гораздо красивее.

[Глава двадцать третья] Лили казалась удивленной и польщенной.

[Глава двадцать третья] — В самом деле я стала лучше?

[Глава двадцать третья] Джулия пригласила к себе друзей и приготовила праздничный обед. Она боялась, что уже утратила свои кулинарные навыки. И если Лили и удивилась, что друзья Джулии ни разу не были в Кэмден-Тауне, то благоразумно промолчала.

[Глава двадцать третья] Но самым лучшим временем были дни, когда они оставались вдвоем. Казалось, что в эти моменты они лучше видят и понимают друг друга. Прежние сомнения оставили Джулию. В конце концов, она была матерью Лили. В самом этом факте заключалась великая истина. Возможно, она сможет воспользоваться ею, создавая фундамент новых отношений.

[Глава двадцать третья] Лили стала терпеливой слушательницей. Джулия объяснила, почему она на время оставила «Чеснок и сапфиры» и продала их дом.

[Глава двадцать третья] — Сейчас я не слишком забочусь о бизнесе. — При этом Лили кивнула с очень серьезным видом. — Он помог мне многое понять. Но я уделяла этому слишком много времени. Помнишь, ты как-то сказала мне об этом.

[Глава двадцать третья] — Потому что я злилась. А вообще-то я гордилась этим, когда была маленькой. На тебя работало так много людей, а в магазинах продавались восхитительные вещи. Другие мамы просто пекут дома пироги.

[Глава двадцать третья] Джулия подумала: «Наши перспективы все время меняются. В чем же истина? Не сбросить ли мне прямо сейчас груз своей вины, а тебе — твое чувство обиды?» Но вслух она сказала:

[Глава двадцать третья] — А я никогда не умела хорошо печь. И теперь рада, что немного освободила руки от магазинных дел. — Она глубоко вздохнула. — Лили, я хочу кое о чем спросить тебя. Ты счастлива в Леди-Хилле с папой и Клэр?

[Глава двадцать третья] Лили спокойно посмотрела на мать. Джулия сразу вспомнила ее прежний настороженный взгляд.

[Глава двадцать третья] — Да, мама.

[Глава двадцать третья] — Тогда почему ты возражаешь против того, чтобы я поехала жить в Италию?

[Глава двадцать третья] — Туда, где ты была прежде?

[Глава двадцать третья] — Да. В Монтебелле.

[Глава двадцать третья] — Это очень далеко. Я буду скучать без тебя.

[Глава двадцать третья] Джулия взяла ее руку, она была маленькая и теплая, с грязными ногтями. Ей так хотелось прижать ее к себе, но она сдержалась и выпустила руку дочери.

[Глава двадцать третья] — Ты сможешь приезжать ко мне, когда только захочешь. Или я буду приезжать время от времени, когда буду нужна тебе. Я смогу добраться домой за один день. Но сейчас я хочу уехать.

[Глава двадцать третья] — Ты была счастлива там?

[Глава двадцать третья] — Да.

[Глава двадцать третья] — Тогда поезжай, — сказала Лили. — Обо мне не беспокойся, все будет хорошо.

[Глава двадцать третья] — Я знаю.

[Глава двадцать третья] Таким образом они решили между собой этот вопрос. Джулия дала волю воображению и думала о замке с его железными койками, стоящими в тени крытой галереи, и старом заброшенном парке, спускающемся с горы вниз, к морю.

[Глава двадцать третья] Когда каникулы Лили подошли к концу, Джулия, собрав все свое мужество, отвезла дочь обратно в Леди-Хилл. Дом казался застывшим в своем зимнем убранстве. Джулия почувствовала горячее учащенное дыхание Лили, девочка потянулась вперед, радостно улыбаясь при виде родного дома.

[Глава двадцать третья] Александр и Клэр уже ждали их.

[Глава двадцать третья] Все трое были очень вежливы друг с другом. Они выпили по стаканчику шерри, а потом вместе сидели за ланчем как дальние родственники, собравшиеся по случаю какого-нибудь семейного праздника и чувствующие себя не в своей тарелке. Внезапно Джулию все это стало раздражать. Ей захотелось немедленно уехать отсюда.

[Глава двадцать третья] На Клэр был надет костюм для верховой езды, а волосы собраны сзади в хвост. Джулии она показались похожей на хомяка. Ей ужасно хотелось увидеть Мэтти, но она тут же вспомнила, что Мэтти в Коппинзе с Митчем. После ланча Клэр сказала, что ей нужно уйти. Джулия представила ее в цилиндре, рысью скачущей на лошади. Клэр пожала руку Джулии, не глядя на нее.

[Глава двадцать третья] «Женщины, как спортсмены на скачках, — подумала Джулия с легким сарказмом. — Даже Мэтти и я. Разве что я больше не соревнуюсь. Я выбыла из соревнований». К ней опять вернулось приятное ощущение легкости. Она была свободна и готова к дальнему плаванию. Случайно она поймала взгляд Александра, наблюдавшего за ней.

[Глава двадцать третья] Когда Клэр и Лили ушли, они взяли по чашке кофе и прошли в гостиную. На столике у окна стоял оловянный кувшин с ветками зимнего жасмина. Джулия представила, как Клэр идет в сад, чтобы нарезать цветов.

[Глава двадцать третья] — Я собираюсь опять в Италию, — сказала она Александру.

[Глава двадцать третья] Он ничего не ответил. Поставив чашку на стол, он стоял у окна, глядя в сад поверх золотистых шипов жасмина. Затем повернулся и подошел к Джулии. Он так близко стоял от нее, что она видела морщинки в уголках его глаз, особенно на скулах и возле ушей, и кое-где сверкнувшие в его светлых волосах серебряные нити. Края воротничка расстегнутой на груди рубашки обтрепались.

[Глава двадцать третья] Джулия кивнула в ответ на свои мысли. Ее враждебность улетучилась. Александр положил руки ей на плечи, глядя в лицо. Их взгляды встретились, и она почувствовала легкость, которая распирала ее изнутри и обостряла зрение. Она вдруг увидела другого Александра и поняла, что все еще любит его. Гнев и горечь были ее дымовой завесой. Она надеялась, что достаточно прозрела, чтобы не позволить этим чувствам и дальше застилать ей глаза. По крайней мере, она разобралась в себе, и это уже было достижением. Сначала она покинула Александра из-за Леди-Хилла, потом из-за Клэр — не из-за Мэтти, потому что Мэтти никогда по-настоящему не предавала ее, хотя гнев и ревность терзали ее и тогда. И Джулия наконец смогла смириться с тем, что утратила, только бы Александр был счастлив.

[Глава двадцать третья] — Мы остались друзьями? — спросил он ее. Вопрос был полуиронический, так как Александр всегда уснащал правду легкой иронией.

[Глава двадцать третья] «Не менее чем друзья, — подумала она, — но и не более того. По крайней мере сейчас».

[Глава двадцать третья] — Конечно.

[Глава двадцать третья] Он обнял ее. Гладя волосы Джулии, он прижал ее голову к своему плечу, и она не сопротивлялась. Это было совсем другое объятие, чем с Феликсом.

[Глава двадцать третья] Стоя так, неподвижно, с закрытыми глазами, она давала указания, как найти ее в Монтебелле, если Лили захочет навестить ее. А затем, так как у нее не было больше оснований задерживаться, она отстранилась от него.

[Глава двадцать третья] — С Лили все будет в порядке, не беспокойся, — заверил ее Александр.

[Глава двадцать третья] — Да. Спасибо тебе. Ей будет полезно приехать ко мне в Италию, — добавила она. — Она сможет выучить язык. — Они улыбнулись друг другу, разделяя общую гордость дочерью.

[Глава двадцать третья] «Я ее мать, а Александр ее отец. Эта истина так проста».

[Глава двадцать третья] А потом опять, в который раз, наступило время уезжать. Александр стоял, обняв Лили за плечи, но она рванулась и подбежала к матери. Джулия обняла ее и отпустила. Щемящая тоска болью отозвалась в ее груди. Она вспомнила собственную мать, и смутное намерение в этот момент вылилось в твердое решение.

[Глава двадцать третья] — Когда ты уезжаешь? — спросил Александр.

[Глава двадцать третья] — Почти сразу же. Заеду только к Бетти по одному делу.

[Глава двадцать третья] И вот она опять в пути, уносится прочь от квадратного фасада Леди-Хилла.

[Глава двадцать третья] — Будьте все счастливы, — пожелала она им на прощание.

[Глава двадцать третья] — Я скоро приеду к тебе! — крикнула ей вслед Лили, затем по-итальянски добавила: — Счастливого пути!

[Глава двадцать третья] Джулия улыбалась, заворачивая за угол под оголенными ветвями тисовых деревьев. «Счастливого пути». Должно быть, девочка вычитала это в какой-нибудь книге.

[Глава двадцать третья] Александр и Лили стояли, глядя вслед уносящемуся автомобилю, пока он не скрылся из вида. А затем вернулись в дом через каменную арку.

[Глава двадцать третья] — Ты будешь скучать по ней? — неожиданно спросила Лили.

[Глава двадцать третья] — Я и прежде скучал по ней, — ответил Александр. — И кажется, буду скучать всегда. Я не встречал человека, похожего на твою мать, Лили. Второй такой нет.

[Глава двадцать третья] Вернон сидел в своей обычной позе в кресле перед экраном телевизора. Он улыбнулся Джулии и тут же переключил внимание на любимую передачу. Ей показалось, что он даже не сообразил, кто она.

[Глава двадцать третья] Единственным местом для беседы с Бетти была кухня. Джулия присела к столу, на который Бетти поставила для нее чашку чая. Бетти вытирала кухонную доску. Уже порядком стершаяся поверхность ярко блестела.

[Глава двадцать третья] — И охота тебе жить с этими иностранцами? — спросила Бетти.

[Глава двадцать третья] — Это я буду иностранкой, — поправила ее Джулия.

[Глава двадцать третья] — Мне будет тоскливо без Лили.

[Глава двадцать третья] Джулия почувствовала себя виноватой. За время каникул Лили они только один раз навестили Бетти и то мимоходом. Но в голосе Бетти не было обиды. Она продолжала методично вытирать доску, время от времени поглядывая поверх короткой оконной занавески на дома через дорогу.

[Глава двадцать третья] — Я попрошу Александра привозить ее к тебе почаще.

[Глава двадцать третья] — Но это смешно, чтобы мужчина воспитывал молоденькую девушку.

[Глава двадцать третья] — Клэр будет помогать ему.

[Глава двадцать третья] Но Бетти покачала головой с таким видом, как будто и не надеялась, что кто-нибудь может понять подобную странность.

[Глава двадцать третья] — Я хочу кое о чем спросить тебя, — начала Джулия. — И уже давно собиралась сделать это. Я хочу попытаться найти мою мать.

[Глава двадцать третья] Бетти даже не повернула головы. Джулия не была уверена, что она расслышала ее слова, так как продолжала в том же темпе тереть доску.

[Глава двадцать третья] — Всякий раз, когда я расстаюсь с Лили, я думаю о ней, — продолжала Джулия, зная, что ей следует делать теперь, когда она уже начала говорить. — Я хотела бы знать, что чувствовала моя мать, когда бросила меня. Пытаюсь представить, что она чувствует сейчас. Я тебе уже говорила это, помнишь? Просто хочу знать. Особенно мне нужно знать это теперь… когда Лили уехала жить к своему отцу. Это не значит, что я не считаю тебя своей матерью. Ты моя мать и всегда ею останешься.

[Глава двадцать третья] Она не упомянула о своих юношеских мечтах, которые одолевали ее, о случившейся трагедии, о праздновании Рождества в аристократическом семействе в атмосфере Викторианской эпохи, которое четко запечатлелось в памяти брошенной маленькой девочки. Все это прошло, но сильное инстинктивное притяжение, которое она чувствовала к незнакомой женщине, осталось. И с каждым днем становилась все сильнее.

[Глава двадцать третья] Бетти не шевельнулась. Джулия поднялась, подошла к ней и обняла за талию.

[Глава двадцать третья] — Ну пожалуйста, — тихо попросила она. — Ведь ты же должна что-нибудь знать.

[Глава двадцать третья] Бетти резко повернулась и вышла из комнаты. Джулия в растерянности ждала. Из соседней комнаты неслись какофонические звуки программы Вернона. И тут она услышала шаги Бетти.

[Глава двадцать третья] — Слишком громко, папочка, — сказала она. Звук слегка уменьшился. Бетти вернулась на кухню с плоской коробкой типа старомодных ящиков для бумаг. Джулия никогда не видела ее раньше. Вероятно, она много лет пролежала среди прочих семейных реликвий в буфете. Бетти отперла этот ящик и протянула Джулии тщательно сложенный лист бумаги.

[Глава двадцать третья] — Вот все, что у меня есть. Тебя привезли к нам из агентства приемных детей, когда тебе было шесть недель. Я тебе говорила об этом. Мы никогда не знали твоей настоящей матери. Да и не хотели знать. Ты была нашей дочерью с того дня, как попала в наш дом.

[Глава двадцать третья] Джулия развернула бумагу. Это было свидетельство о рождении. Свидетельство о ее рождении. Дата рождения и имя — Джулия Смит, приемная дочь Элизабет и Вернона Смит. Свидетельство было выдано на ребенка, родившегося в тот же день, что и она. Ее имя было Валери Холл, а имя ее матери — Маргарет Энн Холл. В графе сведений об отце был прочерк, бумага заверена в регистрационной конторе в Эссексе.

[Глава двадцать третья] — Мы назвали тебя Джулией, — сказала Бетти. — Мы решили, что Валери несколько… ну, ты понимаешь, о чем я.

[Глава двадцать третья] Руки Джулии дрожали, и пожелтевший лист бумаги слегка шелестел. Валери Холл была никто, но перед ней было имя ее матери. Маргарет Энн Холл, Колчестер. Эссекс. Из Колчестера, тридцать три года назад.

[Глава двадцать третья] Бетти прервала ее мысли.

[Глава двадцать третья] — Маловероятно, чтобы она все еще была там. Она могла даже не вернуться туда. Девушки, попадавшие в беду в те времена, обычно уезжали из дома, чтобы родить ребенка. Чаще всего подальше от тех мест, где они жили. Чтобы избежать людских пересудов.

[Глава двадцать третья] «Бедное покинутое дитя». Думала ли об этом Маргарет?

[Глава двадцать третья] — Это распространенное имя, — сказала Джулия. И сколько Холлов в стране? Сколько женщин с именем Маргарет Энн, которые произвели на свет незаконнорожденных дочерей в домах Колчестера?

[Глава двадцать третья] Джулия тщательно сложила бумагу.

[Глава двадцать третья] — Можно мне оставить ее у себя? — спросила она.

[Глава двадцать третья] Бетти кивнула.

[Глава двадцать третья] Джулия понимала, что ее шансы найти Маргарет Энн Холл были невероятно малы. Но у нее было имя. Это все же ниточка.

[Глава двадцать третья] Она спрятала свидетельство во внутренний карман сумки. Подошла к Бетти и поцеловала ее.

[Глава двадцать третья] — Спасибо. Уже это много, по крайней мере можно составить какое-то представление.

[Глава двадцать третья] Какой же была ее мать? Была ли Маргарет Холл высокой и темноволосой? Худощавой или полной? На эти вопросы не было ответа. Джулия осталась на чашку чая с сандвичем, которую выпила, сидя у телевизора. Прежде чем уйти, она пыталась убедить Бетти:

[Глава двадцать третья] — Если я подыщу поблизости подходящий дом, вы с Верноном приедете погостить?

[Глава двадцать третья] — Вряд ли, — ответила Бетти без раздумий. — Не думаю, чтобы твоему отцу это понравилось.

[Глава двадцать третья] Через некоторое время Джулия вернулась в замок Монтебелле.

[Глава двадцать третья] Уже другое ветхое такси марки «фиат» доставило ее к воротам монастыря, и она прошла через них во внутренний двор. Было холодно, и под навесом на террасе не было ни кресел, ни кроватей, но все остальное сохранилось в прежнем виде.

[Глава двадцать третья] Джулия еще раньше написала матери-настоятельнице, и сестра Мария от Ангелов и все остальные тепло приветствовали ее, но не выразили никакого удивления. Джулия подумала, что они не удивились бы, даже если бы она приехала без предупреждения. Их спокойствие ничем нельзя было поколебать, а для притворства они были слишком заняты.

[Глава двадцать третья] Она сказала матери-настоятельнице, что постарается найти себе жилище в Монтебелле. Но они уверили ее, что рады отдать в ее распоряжение прежнюю белую комнату на любой срок. Джулия поднялась по выщербленным каменным ступеням, а затем пошла вдоль по длинному коридору, минуя Святое Семейство в освещенной нише. Уже другие дети, но с такими же широко открытыми глазами робко приблизились к ней, а затем поспешно убежали.

[Глава двадцать третья] В маленькой комнатке на кровати было то же заштопанное покрывало, а за окном с опущенными жалюзи — только мрачные краски зимы.

[Глава двадцать третья] Джулия распаковала вещи и развесила на крючки. В Лондоне, готовясь к этой поездке, она избавилась почти от всех своих нарядов, а также цепочек и браслетов — от груды украшений, переполнявших ее туалетные столики и шкатулки, скопившиеся за годы ее взрослой жизни.

[Глава двадцать третья] Единственную вещь, которую она оставила, была шкатулка Джорджа Трессидера, в которой лежали два кольца — обручальное и подаренное при помолвке, прикрытые свидетельством о рождении Валери Холл. Избавившись от своих сокровищ, Джулия рассмеялась. Это кружило голову больше, чем шампанское, а чувство легкости, возникшее при этом, было ни с чем не сравнимо.

[Глава двадцать третья] После первого обеда в трапезной, где она опять сидела между креслами на колесах, Джулия вышла в сад. Было темно, и она шла на ощупь, пока глаза не привыкли к темноте. Воздух был непривычно промозглый и сырой, но спокойный, и откуда-то снизу доносился однообразный шум моря, терпеливо перекатывавшего свою невидимую в темноте серебристо-желтую бахрому.

[Глава двадцать третья] Прошлогодние листья, застрявшие среди оголенных веток запущенного кустарника, цеплялись за ноги Джулии и шуршали над головой. Джулия медленно спускалась вниз по покатым каменным ступеням. Здесь когда-то была живая изгородь из самшита, но теперь она беспорядочно разрослась, повсюду пробивались и расползались сорняки. Джулия протянула руку, чтобы отвести преградившую путь упругую ветку, но тут же отпрянула назад, вскрикнув от боли. В кожу вонзились колючки; она держала перед собой руку, глядя, как на ней выступили капли крови, тонкими струйками побежавшие по белой коже.

[Глава двадцать третья] Превозмогая физическую боль, Джулия вдруг ощутила, как в ней поднимается и нарастает необъяснимое чувство.

[Глава двадцать третья] Вмиг исчезли все обиды. Она уже не стояла в стороне, обреченная на пассивное созерцание собственных заученных движений заводной куклы. Она вновь обрела свою душу и осязала теплоту живого тела. Поднеся руку к губам, она слизала солоноватую кровь.

[Глава двадцать третья] — Я жива, — сказала она себе. — Я снова здесь.

[Глава двадцать третья] Ее охватило ощущение счастья, которое постепенно росло, заполняя бурно разросшийся парк и этот неприступный замок, прильнувший к горе. Джулия повернула голову, и сухая ветка царапнула ее по щеке. Она потянулась, схватила ее и притянула к губам, чтобы попробовать чистые капли дождя на озябшей коре.

[Глава двадцать четвертая] На этот раз Джулия взяла на себя заботу о монастырском парке. Окончив дневные занятия с детьми, сначала она просто прогуливалась по террасе, садилась на ступеньки или балюстраду и смотрела на парк. Потом она обследовала все четыре участка территории, внимательно изучая запущенную часть парка.

[Глава двадцать четвертая] Любимым местом ее прогулок стал небольшой участок, обнесенный стеной со сводчатыми окнами, но открытый сверху, напротив западной стены замка. Там были беседки с каменными сиденьями, увитые уже осыпавшимися розовыми лозами и ветками глициний. Даже в холодные дни это место было надежно защищено от ветра, и когда сюда проникали лучи тусклого зимнего солнца, становилось тепло от нагревшихся стен и земли.

[Глава двадцать четвертая] Сестра Агнес объяснила Джулии, что когда-то это был своего рода зимний сад, весьма древний и, по мнению монахини, гораздо старше всего парка, возможно даже возведенный одновременно с замком. Вероятно, когда-то это было помещение, где на открытом воздухе обычно сидели со своей работой или совершали моцион дамы, прохаживаясь между замысловатыми цветочными клумбами. У Джулии вошло в привычку садиться на каменную скамейку и представлять картины прошлого. Иногда она так глубоко погружалась в эти воспоминания, что ей начинал слышаться приглушенный гул и шелест шелковых одежд по гравию.

[Глава двадцать четвертая] С приходом весны Джулия начала ухаживать за зелеными побегами и кустами роз, глянцевые жесткие листья которых теперь быстро разворачивались под теплыми лучами солнца. Она взялась также за прополку сорняков на гравийных дорожках. В каждом углу сада находилось по огромному каменному сосуду, украшенному вырезанными из камня гирляндами цветов и фруктов. Джулия никогда не присматривалась к искривленным и бесформенным деревцам, росшим в этих сосудах. Но вот набухшие на них почки однажды раскрылись шапкой бело-красных цветов. Они издавали тонкий, благоухающий аромат, и Джулия догадалась, что это лимонные деревья.

[Глава двадцать четвертая] Зимний сад стал раскрывать перед ней свои тайны, и Джулия позабыла о воображаемых таинственных дамах.

[Глава двадцать четвертая] Она переключила свое внимание на клумбы и грядки, составляющие центр сада. Они были разбиты в виде замысловатых геометрических фигур: ромбов, кругов и многоугольников, окаймленных низкими изгородями из самшита и узкими пересекающимися тропинками. Джулия вспомнила, что такая система грядок называлась «партнером». Его контуры стали уже почти неразличимы. Линии, которые должны быть ровными и прямыми, превратились в бесформенные насыпи, а растения на грядках и клумбах расползлись во все стороны, нарушив стройный рисунок первоначальной композиции и забив собою тропинки.

[Глава двадцать четвертая] Джулия помнила, как после первого визита угнетал ее запущенный вид парка. Но тогда она была всего лишь его случайным посетителем в осенний сезон, между октябрем и ноябрем. Теперь же она увидела, как из земли сквозь спутанную массу плюща пробиваются острые ростки нарциссов, а на заросшем крапивой участке алеет единственный тюльпан. Когда-то здесь сияла полумесяцем целая клумба из этих цветов.

[Глава двадцать четвертая] Однажды вечером Джулия зашла к сестре Марии и спросила, нет ли у них в чуланах каких-нибудь садовых инструментов, чтобы ухаживать за парком.

[Глава двадцать четвертая] — Этот парк всегда рос сам по себе, — сказала сестра Мария. — Дети любят ухаживать за растениями во дворе, а больше просто нет времени.

[Глава двадцать четвертая] — У меня сейчас много свободного времени, — заметила Джулия.

[Глава двадцать четвертая] Монахиня строго посмотрела на нее.

[Глава двадцать четвертая] — Но ведь у вас и так хватает занятий.

[Глава двадцать четвертая] Джулия улыбнулась.

[Глава двадцать четвертая] — Ну и что. Не так их и много. Я бы хотела делать больше. Если бы я могла быть сиделкой или учительницей…

[Глава двадцать четвертая] — Мы дорожим любой лишней парой рук, — перебила ее сестра Мария. — Пойдемте со мной, и я посмотрю, чем можно вам помочь.

[Глава двадцать четвертая] В помещении без окон, наполненном всяким строительным хламом, они отыскали несколько уже заржавевших инструментов. Это были мотыга, грабли и огромная тяжелая лопата. Джулия потащила все это в зимний сад.

[Глава двадцать четвертая] На одной из дорожек она немного разровняла гравий, убрала остатки сухих веток и комья земли, выполола сорняки. По мере того как прочищалась извилистая дорожка, настроение у нее приподнималось, кровь быстрее бежала по жилам, и она запела от удовольствия.

[Глава двадцать четвертая] Но оставались еще дюжины заросших тропинок. Спустя какое-то время Джулия взялась за лопату. Она налегала на нее со всей силой, но не могла и на дюйм пробить затвердевшую как камень и заросшую дикими травами землю. Отбросив лопату, Джулия опустилась на колени возле одной из беспорядочных зарослей самшита. Захватив рукой пучок колючей травы, она выдернула ее с корнем. И тотчас почувствовала знакомый горячий насыщенный запах. Она наклонилась вперед, разгребая траву, и нашла его источник: маленькую кочку чабреца. Покрытые белым пушком зеленые листочки издавали чарующий аромат, когда она терла их пальцами.

[Глава двадцать четвертая] Ей стало ясно, что на некоторых грядках выращивались лекарственные травы. Их высаживали здесь для лечебных целей, а также, вперемежку с другими растениями, ради их ароматических свойств и для красоты. Она еще немного порылась в траве, внимательно присматриваясь к растениям, но смогла найти только пиретрум и лаванду. Ее приятный запах напомнил ей ящики комода Бетти, где среди белья, переложенного мешочками с лавандой из старомодной аптеки на Хай-стрит, лежала та заветная бумага.

[Глава двадцать четвертая] Сидя на корточках, Джулия вертела в руке веточку лаванды. Ей было удивительно приятно, что невидимая нить, между этим зимним садом и Фэрмайл-роуд, протянулась далеко в прошлое… А запах чабреца напомнил ей стряпню Феликса, когда она наблюдала за ним, испытывая благоговейный страх, там, в кухне на площади.

[Глава двадцать четвертая] Позабытые лекарственные травы приобрели вдруг особый смысл, напомнив ей здесь, в этом обнесенном стеной саду, о доме. Она опять склонилась над грядкой и занялась сорняками. Ей пришла в голову мысль, что она могла бы возобновить практику выращивания этих растений. Ведь если они были полезны раньше, то могут сослужить свою службу и сейчас. Джулия продолжала работать, пока не заболела спина, она взглянула на свои руки — под ногти набился слой красноватой почвы. Все это напомнило ей, как она выращивала лекарственные растения в дальнем углу ледихилльского парка. Воспоминания на какой-то миг захлестнули ее, но она тут же вернулась к своим занятиям. Хорошо было бы взяться за этот сад всерьез. Спустя некоторое время Джулия выпрямилась, потирая руками бока и спину, и окинула проделанную работу критическим взглядом. Это была всего лишь частичка одной из геометрических разбивок, но даже и тут она не была уверена, что выдернула сорняки, а не полезные растения. Ей необходима была помощь Николо.

[Глава двадцать четвертая] Джулия и Николо Галли возобновили дружеские отношения, как будто и не было двухгодичного перерыва. Когда она впервые встретила его после своего возвращения, то отметила, что он нисколько не изменился. Такой же стройный, та же легкая поступь. Он сжал ее руку своей худой загорелой рукой и улыбнулся.

[Глава двадцать четвертая] — Значит, вы все-таки вернулись?

[Глава двадцать четвертая] — Да. И собираюсь остаться и работать в замке, если, конечно, позволят сестры.

[Глава двадцать четвертая] — Рад видеть вас, Джулия.

[Глава двадцать четвертая] Он расспросил ее о Лили, и она все ему рассказала. Николо понимающе кивнул.

[Глава двадцать четвертая] — С вашей стороны было разумно позволить ей поступить по собственному желанию. Так будет лучше для вас обеих в будущем.

[Глава двадцать четвертая] — Надеюсь, вы правы.

[Глава двадцать четвертая] Джулия возобновила свои вечерние визиты в дом Николо. По мере того как становилось теплее, они все чаще сидели во дворике за домом, где вилась виноградная лоза, карабкаясь вверх по шпалерам, свешивалась прямо у них над головой. Там Николо выращивал в небольших глиняных горшках некоторые виды зелени, используемой в качестве приправ.

[Глава двадцать четвертая] При очередном посещении синьора Галли Джулия попросила его научить, как лучше разбить грядки для выращивания культурных растений на территории замка.

[Глава двадцать четвертая] — Это полностью отличается от того, что я видела в Англии, — сказала она.

[Глава двадцать четвертая] Сильная жара и летняя засуха составляли полную противоположность тому, что она наблюдала в поместье Леди-Хилл.

[Глава двадцать четвертая] Николо засмеялся.

[Глава двадцать четвертая] — Но я специалист по строительству, а не по разведению садов. В этом я ничего не смыслю.

[Глава двадцать четвертая] — По крайней мере, взгляните на этот сад, — попросила она.

[Глава двадцать четвертая] Николо взял свою соломенную шляпу, и они отправились на гору, к замку. Когда они проходили через двор, монахини останавливались, чтобы поздороваться с ним, а больные в креслах на колесах провожали его взглядом. В общине все любили Николо. В зимнем саду он долго бродил среди запущенных гряд, а затем присел под пурпурными листьями глициний.

[Глава двадцать четвертая] — Давненько я здесь не бывал, — сказал он. — Даже забыл, как здесь чудесно.

[Глава двадцать четвертая] Джулия тут же подхватила:

[Глава двадцать четвертая] — Ведь я могла бы очистить цветники. А если бы знала, что сажать, то выращивала бы овощи для кухни. Сад ожил бы и опять стал приносить пользу.

[Глава двадцать четвертая] — Если вы интересуетесь этим с точки зрения прошлого, то вряд ли здесь выращивали овощи. Уж скорее лекарственные травы или, вероятнее всего, цветы, которыми любовались дамы.

[Глава двадцать четвертая] — Не думаю, чтобы семьи, которые когда-то владели замком, стали бы возражать против того, чтобы здесь находились монахини. Я уверена, что они одобрили бы их миссию. Надеюсь даже, они не возражали бы, если бы я переделала немного их сад?

[Глава двадцать четвертая] — Возможно.

[Глава двадцать четвертая] Они вышли из зимнего сада и, обогнув стены, прошли к центральной части парка. На них повеяло пряным запахом кедров, буйно разросшихся на нижней террасе. Джулия вздохнула.

[Глава двадцать четвертая] — Хотела бы я увидеть все это до того, как последние владельцы покинули этот парк.

[Глава двадцать четвертая] — Эта часть парка не такая древняя, — заметил Николо. — Может, такого же возраста, как и я, хотя я не помню, как тогда все выглядело. Он был сделан по образцу великих парков итальянского Ренессанса. Если вас это интересует, у меня есть книга. Правда, она на итальянском языке.

[Глава двадцать четвертая] — Я, наверно, не пойму, — сказала Джулия.

[Глава двадцать четвертая] — А может, этому парку повезло, что он сохранился в таком виде, — продолжал Николо. — Как раз в то время, когда его создавали, многие старинные парки разрушались. Ради новой моды — английского стиля.

[Глава двадцать четвертая] Джулия подумала о сыром, мягком климате Англии, ее равнинных просторах, перенесенных под жгучее итальянское солнце, и покачала головой.

[Глава двадцать четвертая] — Джулия, если вы хотите научиться выращивать полезные растения, я познакомлю вас с Вито.

[Глава двадцать четвертая] — Кто он такой?

[Глава двадцать четвертая] — Вито — садовник, но он не любитель цветов.

[Глава двадцать четвертая] Николо повел ее вниз, на самую окраину Монтебелле, где на отвесных склонах лепились последние домики горной деревушки. Вито оказался древним старцем с лицом, похожим на кожу грецкого ореха. Несколько уцелевших во рту зубов были темны, как и его кожа, а рука, которую пожала Джулия, на ощупь напоминала когтистую лапу. Он выглядел так, как будто и сам вышел из земли. Когда он повел их на задний дворик, бормоча что-то по-итальянски, причем Джулия едва ли могла разобрать пару слов из десяти, у нее перехватило дух от восхищения. Сад Вито представлял собой ряд небольших выступов, выбитых на склоне горы. И получалось, что и над домом, и под ним в этих удивительных бороздах росли овощи. Там были и ранние помидоры, созревавшие возле бобов, и тонкие стебли салата-латука, и холмики кабачков, обложенные соломой, и крошечные огурцы, и кустики земляники. Кругом сверкали глянцем листья и побеги растений, о которых Джулия не имела никакого представления. Она увидела карликовые персиковые деревья, а на крошечном плато — фиговое дерево и грецкий орех, под которыми копошились куры; плетни из тростника, навесы из хлопающей на ветру полиэтиленовой пленки и свернутый кольцом шланг для полива. Все было сделано без каких-либо претензий на красоту, но это был один из самых чудесных садов, который когда-либо видела Джулия.

[Глава двадцать четвертая] Она протянула руку и захватила горсть земли с одной из грядок: темная, плодородная земля с примесью соломы рассыпалась под ее пальцами. Ее нельзя было сравнить с затвердевшей, как кора, землей ее цветников.

[Глава двадцать четвертая] Несмотря на свой скудный итальянский, Джулия пыталась объяснить, чего она хочет. Вито выслушал, а затем сказал что-то Николо. Его речь напоминала какие-то всхлипы и свист.

[Глава двадцать четвертая] — Что он говорит?

[Глава двадцать четвертая] Николо едва сдерживался от смеха.

[Глава двадцать четвертая] — Ну, в общем, что не может научить вас. Единственный способ научиться — это наблюдать, как он это делает. Больше толку.

[Глава двадцать четвертая] Джулия посмотрела на них обоих.

[Глава двадцать четвертая] — Большое спасибо, — серьезно сказала она.

[Глава двадцать четвертая] И с этого момента Джулия стала делить свое время между зимним садом и вертикальной «страной чудес» старика Вито. Она сидела на перевернутом ведре под фиговым деревом и наблюдала, как он копает, подрезает и поливает. Сначала изредка, а потом все чаще он стал поглядывать через плечо в ее сторону. Она выучила по-итальянски все названия овощей и начинала уже понимать то, что он ей говорил. Он дал ей попробовать первые плоды томатов и мелкие сладкие ягоды земляники, горячие от яркого южного солнца.

[Глава двадцать четвертая] Однажды она с Николо отправилась на рынок в Агрополи. Из кучи сельскохозяйственных инструментов она выбрала и купила две новенькие блестящие лопаты, пару садовых ножниц, несколько совков, ручные вилы и большой поливочный шланг. Нагрузившись «добычей», она поспешила домой.

[Глава двадцать четвертая] Вечером, когда стало прохладнее, Джулия решила подстричь живую изгородь из самшита на одном из участков партера. До чего приятно было видеть, как вырисовывается прямая линия изгороди! Джулия так хорошо изучила замысловатый рисунок грядок, как будто сама составляла план разбивки. Она упорно продолжала работать, поставив перед собой цель. Ей захотелось продвинуться дальше, чтобы поскорее увидеть результаты. Когда она закончила работу, стало совсем темно, но ровные линии растений оформленной грядки отчетливо выделялись на фоне серого гравия.

[Глава двадцать четвертая] Наутро она с трудом разогнула спину, а на ладонях образовались водянистые волдыри. Из-за этих неприятностей пришлось отложить дело на неопределенный срок. Зато у нее появилось время, чтобы хорошенько изучить книгу по истории парков, которую дал ей Николо. Джулия была очарована иллюстрациями итальянских художников. Былое великолепие из камня, скульптуры и разнообразные виды растений, расположенные в соответствии с архитектурными решениями, невозможно было сравнить ни с чем. Может быть, что-то подобное кроется в диких зарослях монтебелльского парка? Она углубилась в описания, но так как ей постоянно приходилось заглядывать в словарь, то на каждый параграф уходило немало времени. И тут она поняла, что, если хочет добиться успеха, ей необходимо приобрести английский учебник. Интересно, как далеко ей придется заехать, чтобы найти такой: в Неаполь или в Рим? Наверно, проще было бы заказать книгу из Англии. И тут Джулия вспомнила Чину.

[Глава двадцать четвертая] Чина продала свою квартиру в Чейн Уолк, заявив, что она слишком стара для Лондона, и купила коттедж в Уилшире. Джулия почти не виделась с ней последние несколько лет, так как Лили к бабусе Блисс возил обычно Александр. Он как-то сказал Джулии, что Чина проводит время в своем цветнике, и Джулия представила ее невысокую прямую фигуру, двигающуюся среди голубого дельфиниума. Однако именно Чина в свое время привела в порядок ледихилльский парк, и, в течение короткого пребывания там Джулии, старик, который приходил работать в саду, имел обыкновение с необычайным оживлением говорить о познаниях и садовом опыте Чины.

[Глава двадцать четвертая] И вот однажды вечером Джулия присела к столу в своей маленькой комнатке и написала Чине длинное письмо, в котором описала зимний сад и запущенный парк. К своему удивлению, скоро, чуть ли не со следующей почтой, она получила ответ, вслед за которым пришла посылка с книгами, содержащими так много информации, что Джулия вряд ли смогла бы ее осилить. Она с жадностью набросилась на книги и опять написала Чине, засыпая ее вопросами, которые не могла задать Вито. Чина опять ответила, и, таким образом, у них завязалась постоянная переписка.

[Глава двадцать четвертая] Они писали только о садоводстве и о тех проблемах, с которыми Джулия столкнулась в запущенном парке Монтебелле. Лишь в одном письме Чина вскользь спрашивала Джулию, помнит ли она хоть какой-нибудь уголок ледихилльского парка. И этот вопрос несколько разбередил уже затянувшуюся рану в душе Джулии. Перед ее глазами предстала четкая, как фотография, картина: Александр с малюткой Лили на руках сидит в том самом уголке парка, поправляя поля детской панамки, чтобы заслонить от солнца личико ребенка. Это выражение затаенной гордости всегда вызывало у Джулии чувство ревности. «Я всегда ревновала к нему, — подумала она. — Но теперь этого уже нет. Хотелось бы мне, чтобы и они это знали». И, вспомнив о муже и дочери, она опять почувствовала себя одинокой.

[Глава двадцать четвертая] Сложив письмо так, чтобы не видеть бередящих душу слов, она попыталась сосредоточиться на инструкциях Чины по подготовке грядок для посадки.

[Глава двадцать четвертая] Очень медленно, но работа продвигалась.

[Глава двадцать четвертая] Джулия заручилась помощью двух уже давно проживающих здесь постояльцев. Один из них — Гвидо — был умственно неполноценным, но зато физически очень крепким парнем. Джулия показала ему, как нужно копать, и он схватил лопату и принялся за работу, выхватывая огромные комья земли, перемешанные с сорняками, и скоро позади него вырос огромный земляной вал. Широкая радостная улыбка, не сходившая с его лица, говорила о том, что он доволен своей работой.

[Глава двадцать четвертая] Другой помощник, Томазо, проявлял больше интереса к самому проекту, но, взявшись за это, выказал невероятный энтузиазм. Мальчику было четырнадцать лет, и он был в семье самым старшим среди детей. Это был здоровый как в умственном, так и в физическом отношении парнишка, но подобно прежнему помощнику Джулии, Раймундо, у него не было своего дома. Сестра Мария рассказала Джулии, что он прибыл из Неаполя, где жил с больной бабушкой. Был замешан в какой-то истории с полицией, и бабушка уже не могла справляться с ним. Городские власти взяли Томазо под свою опеку, и в итоге он попал в Монтебелле под наблюдение монахинь.

[Глава двадцать четвертая] Это был трудный подросток. В замке он никому не хотел подчиняться, а в школе выводил всех из себя. Но неожиданно привязался к Джулии и направил свою неуемную энергию на восстановление сада. Вначале он равнодушно смотрел на ее усилия, но вскоре уже не мог скрыть своего восхищения. Джулию удивляла его природная тяга к растениям. Казалось, что чисто интуитивно он знал гораздо больше, чем она, упорно изучающая книги Чины.

[Глава двадцать четвертая] Когда Джулия сказала Томазо, что у него зеленые пальцы, переведя выражение дословно, он растерянно уставился на свои пальцы, а потом на нее, отчего Джулия невольно рассмеялась. На какой-то миг лицо мальчика исказила гримаса, но в следующую минуту он уже смеялся.

[Глава двадцать четвертая] Если бы Джулия позволила ему, он бы работал в саду и по ночам. Особенно он был полезен в общении со старательным неуклюжим Гвидо, чтобы направить его необузданную энергию в нужное русло.

[Глава двадцать четвертая] Джулии удалось приобрести различные семена, а также рассаду, которую приготовил для нее Вито. Вскоре напротив стены замка начали созревать помидоры. Момент, когда Джулия и Томазо принесли на кухню первый небольшой урожай помидоров и земляники со свежими листьями базилика, был поистине триумфальным. Монахини и женщины-поденщицы приняли этот скромный дар с большой благодарностью.

[Глава двадцать четвертая] Джулия внимательно ухаживала за розами, следуя книжным инструкциям, и вот на фоне старых стен расцвели разные сорта розовых и белых роз. По сравнению с этим уголком земля партера, несмотря на заботливый уход, казалась пустошью. Джулии удалось сохранить весьма немного от прежней растительности из-за невероятного энтузиазма Гвидо, и поэтому полезные овощи занимали лишь небольшую часть геометрической структуры, а свежеподстриженная живая изгородь из вечнозеленого самшита и расчищенные дорожки лишь подчеркивали общую картину опустошения.

[Глава двадцать четвертая] Джулия начала мечтать о цветниках с оригинальной планировкой. В книгах были показаны разноцветные «ковры» из герани, ноготков и петуньи. Николо поделился отростками герани из собственных горшков, но они совершенно потерялись в обширном пространстве зимнего сада. Однако Джулия решила, что на следующий год посадит уже собственные семена. У нее будет рассада, которую она размножит, чтобы со временем полностью засадить весь цветник. Но что можно сделать сейчас?

[Глава двадцать четвертая] Чина предупреждала ее, что каждый новоявленный садовник ожидает немедленных результатов, и теперь Джулия улыбнулась, сознавая свое нетерпение. Ежедневный кропотливый труд приближал ее к намеченной цели.

[Глава двадцать четвертая] Преодолевая робость и ошибки в итальянском языке, Джулия ходила по деревне, прося выделить ей немного семян тех или иных растений для монастырского парка.

[Глава двадцать четвертая] Эта необходимость просить и убеждать напомнила ей начало другой истории — создание «Чеснока и сапфиров». Но удовлетворение от самых незначительных достижений в Монтебелле было несравненно большим. Поначалу ее встречали недоуменным пожатием плеч и удивленными взглядами, но Джулия не упускала случая объяснить, что это нужно для монастырского сада, а здешняя община сестер пользовалась в деревне большим уважением. Кроме того, местным жителям было любопытно, что делает за стенами замка эта эксцентричная англичанка. Со временем они и сами стали заходить на территорию замка со своими приношениями. Постепенно они прониклись доверием к Джулии. Встречаясь там со своими соседями, они, энергично жестикулируя, обменивались впечатлениями, выражая свой восторг розами и цветником. За ними начали приходить и обитатели замка, и неожиданно зимний сад стал центром социальной жизни общины. Монахини одобрительно кивали и улыбались, а Джулия, Томазо и Гвидо приветливо встречали гостей, приносящих свои скромные дары в виде разнообразных растений. Джулия принимала все, что приносили, и тут же высаживала на грядки. Благодаря ее заботам и своевременному поливу, которым ведал Томазо, пустовавшие круги и ромбы вскоре превратились в сплошной разноцветный благоухающий ковер.

[Глава двадцать четвертая] Через год или два можно будет сделать одну грядку белой, вторую — бледно-голубой, а круг посередине (центр рисунка) — ярко-алым.

[Глава двадцать четвертая] Джулия понимала, что для осуществления ее планов потребуется длительный период времени. Но она спокойно глядела в будущее. Если ее жизнь в Монтебелле и была лишена личного счастья, то все же она приносила ей удовлетворение совсем иного рода и своеобразную наполненность, которой она не знала раньше.

[Глава двадцать четвертая] К наступлению лета она уже чувствовала, что ее жизнь переплелась с жизнью замка. Несмотря на то, что все ее мысли поглощал сад, большую часть времени она уделяла детям. Наиболее здоровые ходили за ней по пятам. По утрам они сидели в зимнем саду, прячась в прохладной тени, и Джулия разучивала с ними песенки или затевала какие-нибудь игры. Пришла очередная бандероль от Чины. В ней оказалось несколько коробок домино, шашек и прочие настольные игры. «Для твоих итальянских детишек», — написала она. Внимание Чины растрогало Джулию, и она впервые задумалась над тем, почему никогда раньше не делала попыток сблизиться с этой женщиной. В замке сдружиться было так просто. Она тотчас отправила Чине теплое письмо, в котором описывала свое времяпрепровождение с детьми, и даже послала ей в знак благодарности несколько детских рисунков. Присланные игры пользовались огромным успехом, и Томазо оказался таким специалистом по шашкам, что даже Николо не мог обыграть его. Николо, в свою очередь, научил мальчика играть в шахматы, и по вечерам они задумчиво сидели в беседке над шахматной доской, пока Джулия пропалывала и поливала свои грядки.

[Глава двадцать четвертая] Те дети, которые могли самостоятельно ходить и наслаждаться разными играми, были счастливы. Но были и другие, прикованные к креслам на колесах, чьи беспомощно болтающиеся головки не в состоянии были подняться, чтобы взглянуть на цветы. Джулия подвозила их вплотную к цветнику, надеясь, что густой приятный аромат окажет свое действие на этих несчастных.

[Глава двадцать четвертая] Были еще и хронически больные дети, которых Джулия почти не видела, — за ними присматривали монахини. Но иногда она заходила в две маленькие палаты, чтобы почитать больным детишкам сказки, помочь их искупать, переменить им постельное белье или поводить по полу, поддерживая почти невесомое тельце. Джулия приучала себя к зрелищу страданий, которые наблюдала в том крыле замка, где находились взрослые больные. Однажды, когда умерла одна старушка, сидя в своем кресле во внутреннем дворе, она видела лица монахинь, которые поднимали из кресла мертвое тело. Они были спокойны. В них не было боли. Джулия не могла разделить их веру. Она старалась найти в себе хоть часть их безмятежности. Но вид несчастных людей наполнял ее душу жалостью и негодованием за несправедливость судьбы.

[Глава двадцать четвертая] Купая очень худенькую маленькую девочку, Джулия вспоминала Лили, ее округлые крепкие руки и ноги. И это сравнение вызывало у нее смешанное чувство ужаса и желания помочь и окружить любовью эту малышку.

[Глава двадцать четвертая] Пие было семь или восемь лет. Все ее тельце было покрыто сочащимися струпьями и болячками, которые она до крови раздирала пальцами. Джулия постоянно чистила и мыла ей ногти и время от времени брызгала прохладной водой на воспаленную кожу, чтобы смягчить зуд. Пия все время просила читать ей одну и ту же сказку. Это был вариант сказки про Рапунцель. Девочка восхищалась золотыми косами Рапунцели и просила снова и снова перечитывать эту сказку. Она дергала руками свои волосы, жесткие, черные и непокорные, стараясь показать покрытый прыщами череп, как будто хотела вырвать эти волосы, чтобы вместо них смогли вырасти другие, красивые.

[Глава двадцать четвертая] Джулия пыталась заинтересовать ее «Золушкой», но она хотела слушать только про Рапунцель — девушку с золотыми косами.

[Глава двадцать четвертая] Пия страдала еще и астмой. Однажды вечером, когда Джулия вошла в палату, чтобы пожелать детям спокойной ночи, она заметила, что с одной стороны кровати девочки отдернут полог. У Пии был астматический приступ. Джулия постояла минуту, прислушиваясь к беспомощной борьбе ребенка за каждый глоток воздуха, затем тихо вышла из палаты. Там была сестра Мария, Джулия слышала ее голос.

[Глава двадцать четвертая] В руке Джулии была книжка про Рапунцель. Она долго смотрела на вылинявшую обложку, затем опустила книгу.

[Глава двадцать четвертая] Дойдя до лестницы, она спустилась по каменным ступенькам в вечерние сумерки, когда услышала за своей спиной поспешные шаги. Это была сестра Мария в своем белом накрахмаленном головном уборе. Впервые Джулия видела бегущую монахиню. Сестра Мария добежала до двери помещения, где жил монастырский доктор. В следующий момент обе женщины уже бежали обратно.

[Глава двадцать четвертая] Джулия тяжело опустилась на скамью под одной из арок. Она машинально следила за тенями, промелькнувшими по каменным плитам, и прислушивалась к звукам, доносившимся из открытых окон у нее над головой. Когда она опять подняла голову, то увидела священника, пересекавшего двор со своей большой сумкой. Это был молодой человек в очках, с бледным серьезным лицом, друг Николо Галли.

[Глава двадцать четвертая] Джулия застыла в ожидании. Казалось, прошло очень много времени, прежде чем сестра Мария опять появилась в проеме двери, ведущей к детским палатам. Она не видела Джулию. Постояв минуту с опущенной головой, она подняла лицо к свету. Небо над головой становилось из темно-синего светлым.

[Глава двадцать четвертая] Джулия чувствовала себя в этот момент лишней, но не могла больше сидеть неподвижно. Перейдя двор, она тронула сестру за руку.

[Глава двадцать четвертая] — Пия умерла, — сказала та.

[Глава двадцать четвертая] Мать Пии жила в деревне за двенадцать километров от Монтебелле. Дочь умерла прежде, чем мать смогла добраться к ней.

[Глава двадцать четвертая] Джулия покачала головой, не веря своим ушам. Она не находила слов, хотя знала, что такое могло случиться.

[Глава двадцать четвертая] — Но почему? — тупо спросила она. — Вчера она чувствовала себя хорошо. Я еще читала ей про Рапунцель.

[Глава двадцать четвертая] Сестра Мария перевела взгляд на Джулию. Продолговатое лицо монахини было спокойным, а глаза ясными.

[Глава двадцать четвертая] — На то воля Божья, — сказала она.

[Глава двадцать четвертая] С глазами, полными слез, ничего не видя перед собой, Джулия побрела в зимний сад. Гвидо сметал с дорожек опавшие лепестки цветов. Увидев ее, он расплылся в наивной, радостной улыбке. Томазо нигде не было видно. Должно быть, играет в доме у Николо в шахматы, подумала Джулия.

[Глава двадцать четвертая] Ей так не хватало сейчас его общества. Она повернула обратно, вышла через каменный проем и направилась в центральный парк. Она шла все быстрее и быстрее и наконец побежала, несясь вниз по ступенькам террас, цепляясь ногами за колючие ветви ежевики. Колючки царапали ей голые лодыжки. Перед глазами все время стояла Пия, капли крови, которые выступали, когда она раздирала руками зудящую кожу, ее судорожные попытки вздохнуть, которые теперь прекратились. Острое чувство жалости к этой короткой жизни, к ребенку, жизнь которого оказалась так коротка, опять охватило Джулию, вызвав в ее душе взрыв гнева и возмущения. Мир снова представился ей зловещим и враждебным.

[Глава двадцать четвертая] Добежав до последней террасы, повисшей над спокойной гладью моря, она дала волю рвавшимся из груди рыданиям. Ей хотелось схватиться врукопашную с несправедливостью, как будто она могла победить ее. Она яростно набросилась на разросшиеся повсюду бесформенные заросли дикого вьюнка и чертополоха. Вдруг она ощутила под ними что-то твердое и гладкое и продолжала рвать и отбрасывать сорняки, пока между ними не сверкнул кусок позеленевшего мрамора. Приступ гнева и энергичные движения высушили слезы на ее щеках.

[Глава двадцать четвертая] И вот перед ней предстала всеми позабытая статуя мальчика с пухлыми руками и ногами и озорным, лукавым выражением лица. Джулия провела руками по холодному мрамору, размышляя, кто бы это мог быть: Меркурий или Купидон? Он стоял как пытливый страж, охраняющий парк со стороны моря. Джулия посмотрела вверх, на потрескавшиеся камни, и потрогала пальцами пробивающиеся из расщелин молодые побеги.

[Глава двадцать четвертая] «Божья воля…»

[Глава двадцать четвертая] Она не разделяла веры сестры Марии и должна была сама искать ответ, можно ли оправдать чудовищную смерть ребенка.

[Глава двадцать четвертая] И пока она стояла так, бессильно опустив руки, на нее снизошло какое-то умиротворение. Она слушала монотонный шум моря и, протянув ладони, прильнула к каменной стене. Земля под ногами была теплой, и Джулия слышала слабый шорох разросшейся листвы. Ей стало казаться, что если она будет старательно вслушиваться, то ощутит движение корней и плавное покачивание несущейся в пространстве Земли. В этом было какое-то утешение. Смена времен года была прекрасна. Этот цикл возобновлялся независимо от участия человека. И смерть Пии не могла повлиять на это. Как и жизнь Джулии.

[Глава двадцать четвертая] Джулия выпрямилась. Глядя ввысь, она начала понимать, что недостаточно заниматься этими играми в саду, обнесенном стеной, с простачком Гвидо в качестве помощника. Нужно сделать большее — возродить весь парк. Заставить его ожить снова. Она бросила себе этот дерзкий вызов.

[Глава двадцать четвертая] Джулия оставалась в парке до темноты. Затем медленно поднялась по разрушенным ступеням террас к темнеющему на фоне полуночного неба силуэту замка. Она тихо вошла в часовню. Свечи у иконы Святого Семейства отбрасывали слабый свет. Джулия опустилась на колени и помолилась, как могла, за маленькую Пию.

[Глава двадцать четвертая] Прежде чем лечь в постель в своей пустой комнате, она спрятала книжку про Рапунцель в шкатулку Джорджа Трессидера. Больше она никому не будет читать эту сказку.

[Глава двадцать четвертая] И вот Джулия пришла к матери-настоятельнице поговорить о заброшенном парке.

[Глава двадцать четвертая] — Предстоит огромный объем работ, — ответила мать-настоятельница. — Потребуются мужские руки, специалисты и рабочие. А также немалые деньги.

[Глава двадцать четвертая] — Я, конечно, не специалист, — тихо проговорила Джулия. — Но специалистов и рабочих можно пригласить. Были бы только деньги. — И быстро продолжила, так как идея уже вырисовывалась у нее в голове. Она уже решила, что сделает. — Если я смогу найти достаточную сумму, чтобы заплатить за все, разумно ли будет потратить эти деньги на восстановление парка? Или лучше отдать их на нужды госпиталя?

[Глава двадцать четвертая] Монахиня подумала, потом улыбнулась удивительно кроткой улыбкой.

[Глава двадцать четвертая] — Полагаю, наш госпиталь будет продолжать работать в любом случае. И очень может быть, что если кто-нибудь пожелает дать нам деньги для больных, то мы упустим те небольшие субсидии, которые выделяют нам власти. Тот, кто облагодетельствует парк, думаю, не повредит общему делу.

[Глава двадцать четвертая] — Нет, конечно же нет, — сказала Джулия.

[Глава двадцать четвертая] — А у вас есть эти деньги, Джулия? Вы не похожи на богатую женщину. — В этих словах не было ни удивления, ни любопытства. Лишь спокойствие, которое так нравилось Джулии.

[Глава двадцать четвертая] — У меня в Англии есть свое дело. Несколько магазинов. Я отдала им много лет, слишком много. Теперь мне кажется, пришло время их продать. Если я их продам, мать-настоятельница, я бы хотела использовать эти деньги на восстановление парка.

[Глава двадцать четвертая] «Вероятно, — подумала Джулия, — это доставило бы мне больше радости, чем все, о чем я могу мечтать».

[Глава двадцать четвертая] Вслух же она сказала:

[Глава двадцать четвертая] — Возможно, на все это уйдет год. Мы могли бы нанять местных жителей на работу, а синьор Галли мог бы посоветовать, куда обратиться в поисках специалистов. А после восстановления, мне кажется, за парком могли бы присматривать два-три садовника. Могли бы также помогать и кто-нибудь из здешних обитателей, скажем, Гвидо и Томазо. Да и я тоже.

[Глава двадцать четвертая] Этот план мгновенно созрел в ее мозгу так, как будто она заранее тщательно продумала каждую мельчайшую деталь.

[Глава двадцать четвертая] Мать-настоятельница взглянула на Джулию.

[Глава двадцать четвертая] — Не собираетесь ли вы сделать работы в нашем парке делом всей своей жизни?

[Глава двадцать четвертая] Джулия подумала о простоте жизни в замке, друзьях, которых она начала приобретать в его стенах и в домиках, лепящихся вокруг горы, и о террасах, выходящих на море. Она вспомнила свою пустую квартиру в Кэмден-Тауне и однообразные, полные деловой суеты улицы. Нет, она не хотела бы жить нигде, кроме Монтебелле.

[Глава двадцать четвертая] Разве что в Леди-Хилле, но это было невозможно.

[Глава двадцать четвертая] — Если вы позволите мне, — ответила она.

[Глава двадцать четвертая] Монахиня опять ласково улыбнулась. Они договорились, что Джулия и Николо начнут составлять планы по восстановлению парка.

[Глава двадцать четвертая] Продажа «Чеснока и сапфиров» оказалась не таким уж легким делом. Бизнес процветал как никогда. Что касается Джулии, то в своем уединении в Монтебелле она, спокойно перечитывая отчеты и балансовые бумаги, которые пересылали ей, поняла, что там в ней больше не нуждаются. Это облегчило ее полный отход от дел. Но Джулии нужно было найти подходящего покупателя. Этот бизнес поглотил изрядное количество лет ее личной жизни, лишил ее материнского счастья, чтобы теперь так легко пренебречь им.

[Глава двадцать четвертая] Поиски покупателя заняли недели, так как из столь отдаленных мест было нелегко дозвониться. Потом начались оценочные операции, затем пошли переговоры, пока, наконец, все не было передано в руки агентов. Джулия сделала два коротких визита в Лондон, но никого из близких за это время не успела повидать. Каждый раз у нее было такое чувство, будто она приехала в чужой город. Наконец в начале лета сделка состоялась. Магазины Джулии перешли во владение одного молодого бизнесмена и его живой и темпераментной жены-художницы. Джулия подумала, что вместе у них пойдет дело хорошо. По крайней мере, ее творение не будет проглочено и задавлено более крупными магазинами.

[Глава двадцать четвертая] Контракт был подписан, и весьма крупная денежная сумма переведена на счет Джулии в итальянский банк. Деньги, которые она получила от продажи дома на канале, уже были вложены в парк. Джулия полетела обратно в Италию с таким чувством, будто она возвращается навсегда.

[Глава двадцать четвертая] Был июль, время летних каникул Лили. Джулии казалось, что она очень давно не видела дочь, и тем не менее эти месяцы так быстро пролетели, что у нее не нашлось времени подыскать в деревне домик, чтобы снять его для себя и Лили. И Джулия опять отправилась к матери-настоятельнице.

[Глава двадцать четвертая] — Я могла бы попросить синьора Галли приютить у себя Лили…

[Глава двадцать четвертая] — Но ведь вам хочется, чтобы дочь была здесь, возле вас. У нас есть и другие комнаты для гостей. Для друзей всегда найдется место, Джулия.

[Глава двадцать четвертая] — Благодарю вас, — сказала Джулия.

[Глава двадцать четвертая] Она попросила у Николо машину, чтобы съездить в Неаполь встретить Лили.

[Глава двадцать четвертая] Лили сошла с самолета в густой толпе пассажиров, но Джулия сразу увидела ее. Они бросились навстречу друг другу, и, обняв девочку, Джулия заметила, как она выросла и округлилась.

[Глава двадцать четвертая] — Ты выросла, — сказала она.

[Глава двадцать четвертая] — А ты похудела, мама. И так загорела.

[Глава двадцать четвертая] — Мне много приходится работать на открытом воздухе. Посмотри на мои руки. — Джулия показала ей ладони: пальцы загрубели от постоянной работы с землей, а ногти были поломаны. Лили смотрела на них, пораженная. Оказавшись около расхлябанного «фиата» Николо, она спросила:

[Глава двадцать четвертая] — Это твой автомобиль?

[Глава двадцать четвертая] Джулия рассмеялась.

[Глава двадцать четвертая] — Я одолжила его ради такого исключительного случая. У меня нет своей машины. Как нет и дома. Ты остановишься в замке.

[Глава двадцать четвертая] Джулия описывала дочери все в своих письмах. Кроме того, она говорила с Лили по телефону и рассказала о продаже «Чеснока и сапфиров». К ее удивлению, Лили приняла новость так, как будто ожидала этого.

[Глава двадцать четвертая] — Ведь ты не дорожишь этими магазинами, как прежде? — сказала она. — Во всяком случае, не так, как это было, когда я была маленькой. Мне тогда казалось, что ты любишь их больше, чем меня.

[Глава двадцать четвертая] — Это не так. Ведь я делала это ради тебя.

[Глава двадцать четвертая] — Теперь-то я понимаю, — Лили засмеялась.

[Глава двадцать четвертая] И вот сейчас Лили сидела рядом с ней в автомобиле. Они находились в густой сутолоке неаполитанского уличного движения.

[Глава двадцать четвертая] — Так мы остановимся в замке? Со всеми этими забавными людьми?

[Глава двадцать четвертая] — Они не забавные, Лили. Это больные, увечные или старики. А в остальном они точно такие же, как и ты. — Голос Джулии прозвучал несколько резко. Начало было малообещающим. — Впрочем, неважно, — поспешно добавила она. — Ты не рассказала мне о себе. Чем ты занималась все это время?

[Глава двадцать четвертая] Лили в основном уже писала ей об этом. Джулия с удовольствием отметила, что Марко Поло отодвинулся на второй план и гораздо большее внимание ее дочь уделяла своей подружке Элизабет и их общим занятиям. Это напоминало Джулии ее собственную дружбу с Мэтти, когда они учились в школе на Блик-роуд.

[Глава двадцать четвертая] — Ты виделась с Мэтти?

[Глава двадцать четвертая] — Да, она приезжала с Митчем. Красивая. Теперь у нее белый «ягуар».

[Глава двадцать четвертая] — У Мэтти?! Разве она водит машину?

[Глава двадцать четвертая] Лили расхохоталась.

[Глава двадцать четвертая] — Кое-как.

[Глава двадцать четвертая] Джулия написала Мэтти, но та не была любителем вести переписку. Ответные письма были какие-то поверхностные, а иногда их и совсем трудно было разобрать. Вставшая когда-то между ними преграда ощущалась еще и сейчас.

[Глава двадцать четвертая] Всю дорогу Лили весело болтала. Когда они выехали на побережье, девочка вся подалась вперед.

[Глава двадцать четвертая] — Посмотри-ка! Море совсем голубое!

[Глава двадцать четвертая] Джулия указала ей на возвышающуюся перед ними гору с острой вершиной, которую венчало Монтебелле. Машина начала взбираться вверх, словно по спирали. В открытые окна ветер доносил запах дикого чабреца и пряных трав. Лили примолкла. Она напряженно смотрела на уходящую вверх ленту дороги. Затем неожиданно спросила:

[Глава двадцать четвертая] — Мамочка, ты в порядке?

[Глава двадцать четвертая] Джулия похлопала ее по руке.

[Глава двадцать четвертая] — В полном порядке.

[Глава двадцать четвертая] Но первые дни пребывания Лили в замке оставляли желать лучшего.

[Глава двадцать четвертая] Лили стояла в дверях комнаты Джулии и удивленно смотрела на узкую постель и одинокий стул, придвинутый к столу, заваленному книгами по садоводству и огородничеству.

[Глава двадцать четвертая] — И это все, что у тебя есть?

[Глава двадцать четвертая] — Да, потому что в большем я не нуждаюсь. Не все ведь и в Лондоне живут в роскошных домах, и не все в Дорсете имеют поместья.

[Глава двадцать четвертая] — Это я знаю, — капризно сказала Лили.

[Глава двадцать четвертая] — Неужели?

[Глава двадцать четвертая] В трапезной за ужином девочка сидела молча и едва прикоснулась к еде.

[Глава двадцать четвертая] У Джулии была работа, и она спокойно продолжала заниматься ею. В те дни, когда Лили огорчала ее, Джулия старалась уединиться в саду. Она понимала, что Лили дуется, чувствовала недовольство, но потом смягчалась: в конце концов, ведь у девочки каникулы.

[Глава двадцать четвертая] — Сегодня мы спустимся с тобой к побережью, — предложила как-то она. — И возьмем кое-кого из детишек.

[Глава двадцать четвертая] — Я не хочу никуда идти с этими детьми. На нас будут таращиться люди. Ведь ты моя мать.

[Глава двадцать четвертая] — А ты — моя дочь! Но ведь мы не принадлежим друг другу, как вещи, верно? Ты это уже доказала.

[Глава двадцать четвертая] Лили пыталась выдержать ее взгляд.

[Глава двадцать четвертая] — Мне здесь не нравится. Все эти старики, больные дети, монахини. От этого мурашки бегают по коже. Кусок не лезет в горло, когда вокруг тебя пускают слюни и мычат. Я думала, что приеду в твой дом. В нормальный дом, к которому я привыкла.

[Глава двадцать четвертая] Выражение лица Джулии оставалось совершенно неподвижным.

[Глава двадцать четвертая] — Извини, Лили. Я не могу убрать отсюда этих людей. Они живут здесь, а мы нет. К тому же тебе двенадцать лет. Ты уже можешь взглянуть на жизнь без прикрас.

[Глава двадцать четвертая] — Только не со всей этой чепухой: священниками и увечными детками, — мрачно пробормотала Лили.

[Глава двадцать четвертая] Положение спас Томазо. Джулия заметила, что он наблюдает за Лили. Он пялился на ее светлую кожу и нарядные платья, но когда кто-нибудь перехватывал его взгляд, отворачивался, ворча. Лили делала вид, что вообще не замечает его.

[Глава двадцать четвертая] Девочка пробыла в замке уже десять дней, когда Джулия, доведенная до крайности ее недовольством, послала дочь в зимний сад, поручив сделать кое-какую работу. Она дала ей ножницы и попросила подстричь живую изгородь. Это была кропотливая, но несложная работа на час-другой. Спустя какое-то время Джулия, окончив свою работу, отправилась искать девочку. В зимнем саду ее не оказалось, а ножницы валялись посреди партера. Часть самшитовой изгороди была подрезана, и, как ни удивительно, очень аккуратно. Поднявшись на верхнюю террасу парка, Джулия огляделась. Море в это время ранних сумерек отливало матовым опалом, небо быстро бледнело. Лили и Томазо, перегнувшись через стену в нижней части парка, что-то рассматривали. Джулия не стала окликать детей. Позже она сказала Лили:

[Глава двадцать четвертая] — Я рада, что ты подружилась с Томазо.

[Глава двадцать четвертая] — Он сделал за меня работу, только и всего. — Лили старалась казаться равнодушной, но потребность поболтать пересилила. Если бы здесь была Элизабет, подумала Джулия, пряча улыбку, я бы никогда ничего не узнала. Как бы между прочим девочка сказала:

[Глава двадцать четвертая] — У него нормальный вид, правда? Для итальянца.

[Глава двадцать четвертая] У Томазо были черные вьющиеся волосы и влажные темные глаза. Выбитый зуб во рту делал его улыбку какой-то залихватской.

[Глава двадцать четвертая] — Ах, для итальянца, ну разумеется, — согласилась Джулия.

[Глава двадцать четвертая] После этого настроение Лили резко изменилось. Она предложила более сильным детям игру в прятки и возглавила их прогулки вверх и вниз по террасам парка. А однажды за ужином в трапезной она заняла место рядом с Гвидо и беседовала с ним, в то время как бедняга с жадностью поглощал пищу. Они с Томазо притворялись, что все время случайно наталкиваются друг на друга, и краснели, быстро отводя взгляд.

[Глава двадцать четвертая] — А как вы общаетесь? — спросила как-то Джулия. Лили не знала итальянского языка, а Томазо ни слова не понимал по-английски.

[Глава двадцать четвертая] Лили казалась удивленной.

[Глава двадцать четвертая] — Мы прекрасно понимаем друг друга.

[Глава двадцать четвертая] Немного подумав, Джулия разрешила Томазо свозить Лили к морю на старом синем автобусе, который отправлялся дважды в день с площади Монтебелле. А потом эти экскурсии повторялись постоянно.

[Глава двадцать четвертая] — А Александр позволяет тебе ездить с мальчиками? — спросила Джулия. — Будь благоразумной, ладно?

[Глава двадцать четвертая] Лили спокойно посмотрела на мать.

[Глава двадцать четвертая] — Я знаю, что ты имеешь в виду. Но я же не дурочка.

[Глава двадцать четвертая] «Совсем не такая дурочка, какой была я когда-то», — подумала Джулия.

[Глава двадцать четвертая] Она написала письмо Джошу. Ей не нужно было описывать Монтебелле или вид, открывавшийся из окна. Спустя несколько месяцев Джош прислал ответное письмо. Он сообщил ей, что работал в Аргентине, а затем, по дороге домой, совершил длительное путешествие через Перу и Колумбию. Джош по-прежнему не был связан узами брака.

[Глава двадцать четвертая] И вот однажды вечером произошло неизбежное. Лили пришла домой с красным опухшим ртом и сияющими, как звезды, глазами.

[Глава двадцать четвертая] Джулия сидела с Николо над планами и чертежами, присланными специалистами из Рима. Она рассказала старику о Лили и Томазо.

[Глава двадцать четвертая] — Разве вы не можете понять их чувств? — спросил он.

[Глава двадцать четвертая] Джулия провела руками по лицу, протирая глаза.

[Глава двадцать четвертая] — Я уже стара, — ответила она. — Мне тридцать три года.

[Глава двадцать четвертая] Николо положил руку ей на плечо. Его прикосновение было сухим и легким, подобно опавшему листу.

[Глава двадцать четвертая] — Что же тогда говорить мне после таких слов?

[Глава двадцать четвертая] Джулия сжала его руку в своих ладонях.

[Глава двадцать четвертая] — Вы никогда не будете старым.

[Глава двадцать четвертая] — Я не просто старый, а уже древний старик, — весело сказал Николо. — Как ни грустно, слишком старый для всего, кроме дружбы.

[Глава двадцать четвертая] — Это главное, что есть в жизни.

[Глава двадцать четвертая] Николо вздохнул.

[Глава двадцать четвертая] — Попробуйте объяснить это Лили и ее Томазо.

[Глава двадцать четвертая] Лили провела в замке шесть недель. К концу этого срока она стала такой же загорелой, как Джулия, и вытянулась еще больше. Джулии же казалось, что она вот-вот из девочки превратится в женщину.

[Глава двадцать четвертая] В день отъезда Лили все, кто был в состоянии, вышли во двор, чтобы попрощаться с ней. Томазо прятался позади толпы до самого последнего момента. Но когда Лили, ища его глазами, стала озираться вокруг, он выступил вперед, поцеловал ее, чисто по-дружески, в обе щеки, а затем опять ретировался на задний план. Лили какое-то мгновение колебалась, потом кивнула. Застенчивая улыбка тронула ее губы. Она подняла голову и быстро пошла за Джулией. В машине, по дороге вниз, она немного всплакнула, потом вытерла глаза и стала смотреть на море.

[Глава двадцать четвертая] — Не могу дождаться, когда увижу Элизабет, — сказала она наконец.

[Глава двадцать четвертая] В аэропорту, перед тем как попрощаться с матерью, Лили вдруг спросила:

[Глава двадцать четвертая] — Можно мне еще приехать сюда?

[Глава двадцать четвертая] — Конечно. Когда захочешь. В следующий раз я сниму для нас дом. Я не предполагала, что заставлю тебя провести каникулы среди больных.

[Глава двадцать четвертая] Лили сверкнула глазами.

[Глава двадцать четвертая] — А я рада, что все так случилось.

[Глава двадцать четвертая] Когда она уехала, Джулия подумала о том, что между ними наконец установились дружеские отношения.

[Глава двадцать четвертая] Все лето и осень продолжались консультации со специалистами по планировке парка. Николо нашел в Риме историка, занимавшегося вопросами парков и садов, и тот приехал и провел неделю, копаясь в бумагах дворца в поисках первоначального плана посадок. По его мнению, парк Монтебелле был спланирован по образцу классических садов северной Италии.

[Глава двадцать четвертая] Затем приехали дизайнеры и садоводы, привезя с собой каменных и мраморных дел мастеров, которые осмотрели треснувшие и разбитые колонны и урны, а также приступили к реставрации классических статуй, предварительно очистив их от сорняков и прочей растительности.

[Глава двадцать четвертая] Когда летний сезон подошел к концу, прибыли рабочие, взявшиеся расчистить и привести в порядок землю. Племянник Вито — Фредо, который обычно в середине октября закрывал на зиму свою пиццерию на берегу моря, приехал, чтобы возглавить группу наемных рабочих. Грузовики с пахотным слоем почвы, удобрениями и гравием вереницей тянулись вверх по дороге в деревню.

[Глава двадцать четвертая] Джулия, Николо и монахини с детской непосредственностью наблюдали, как обнажается величественный остов парка. По мере продвижения работ по очистке территории подготавливались планы посадок. Поздно вечером, сидя под красивыми абажурами ламп в доме Николо, Джулия и старый архитектор сосредоточенно изучали семена и луковицы различных растений.

[Глава двадцать четвертая] Джулия оплачивала огромные счета и подписывала чеки с чувством ни с чем не сравнимой радости.

[Глава двадцать четвертая] В конце осени из питомников привезли первые партии саженцев. Наряду с луковицами они должны были высаживаться в еще теплую почву. Остальные сорта следовало посадить в конце зимы. Рано утром Джулия выходила в парк, еще окутанный легкой туманной дымкой, и смотрела на молочную белизну моря, неподвижного, словно гладкий огромный лист железа, переливающийся под серым бесцветным небом. Фредо и дядя Вито, стоя на коленях, развязывали обернутые в рогожу и облепленные землей корни саженцев и бережно опускали их в заранее подготовленные лунки. Джулия стала им помогать, утаптывая влажную землю вокруг ствола каждого деревца и слегка прикасаясь к их кронам, словно давая благословение. Фредо, улыбаясь, смотрел на нее, когда она, присев на корточки, отерла лоб выпачканными в земле руками.

[Глава двадцать четвертая] В первое лето, после того как были произведены посадки, парк имел вид молодого сада, где среди редких деревцев на фоне зеленеющего ковра как-то нелепо торчали статуи. Джулия с особым удовольствием следила за каждым новым побегом. Она без конца сновала вверх и вниз по террасам, глядя, как молодая листва постепенно смягчает жесткие линии длинных стен и широких ступеней, а прекрасные изваяния из серого и белого камня и мрамора блекнут от соседства с сияющим цветением живого мира.

[Глава двадцать четвертая] Под лучами горячего солнца Джулия вдруг ощутила, как в ней самой пробуждается живительная сила. Она почувствовала в себе эротический заряд, заставивший ее поднять голову и выпрямить спину, и ощутила, как ее тело буквально рвется из тесного льняного платья.

[Глава двадцать четвертая] По вечерам из своего прибрежного бара-пиццерии приходил Фредо, чтобы помочь вынести из замка лохани с грязной водой и полить ею грядки. Он все время с интересом наблюдал за Джулией, и все чаще на его лице сияла улыбка.

[Глава двадцать четвертая] Однажды вечером, когда уже наступила темнота, он застал ее одну на нижней террасе, куда доносился шум морского прибоя. Она работала недалеко от того места, где увидела впервые вместе Лили и Томазо. Услышав его шаги, Джулия поднялась, но он уже был рядом, и они почти столкнулись.

[Глава двадцать четвертая] — Уже поздно, — невнятно пробормотал Фредо. Джулия отвернулась, но тут же опять взглянула на него, ощутив, как к щекам приливает кровь. Фредо был мускулист, широкоплеч, из-за ворота его рубахи были видны темные вьющиеся волосы, среди которых поблескивала цепочка с крестиком. Она часто видела этот болтающийся крестик, который в процессе работы наклонялся вниз. У него на подбородке был полукруглый шрам, выделявшийся на темной, загорелой коже. Раньше она никогда не замечала его. Но теперь он стоял так близко, что Джулия могла бы различить пульсирующую под кожей кровь. Она ощутила запах его пота, блестевшего в ямочке между ключицами. Чувствуя головокружение, она подумала: «Вот бы прижаться губами к этому месту и попробовать соленый вкус его пота». В голову лезли и другие, более сокровенные мысли. Бешено заколотилось сердце, и перед глазами все поплыло. Как это просто — уронить голову ему на грудь, не нужно даже делать никаких движений, так близко он стоял. Раскаленные тела вот-вот бы вспыхнули.

[Глава двадцать четвертая] Фредо сделал всего полшага, и их тела соприкоснулись. Он положил ей руку на поясницу — рука была тяжелой и горячей — и прижал ее бедра к своим. Другой рукой он схватил ее грудь. С губ Джулии едва не сорвался крик истомы. Ослепительно белые зубы Фредо сверкнули в темноте.

[Глава двадцать четвертая] Там, внизу, на побережье, у Фредо была жена и несколько ребятишек. Джулия сжала и отвела его руку в сторону. Отступив назад, в прохладу и безопасность, она искоса взглянула на Фредо, без гнева или недовольства. Это был нейтральный, но решительный взгляд. Затем повернулась и быстро пошла вверх по каменным ступеням. Так она добралась до замка, вбежала в свою комнату и закрыла дверь.

[Глава двадцать четвертая] В двери не было замка, поэтому она приперла ее спиной, схватившись рукой за косяк. Она задыхалась и тяжело дышала. Подождав какое-то время, на цыпочках подошла к своей постели и легла на спину, разметав руки и уставясь в потолок. Она была признательна Фредо. Уже давно (она даже не могла вспомнить, с какого времени) Джулия не ощущала властного, физического зова своего естества. Это чувство словно омолодило ее. Она перестала считать себя старой. Она возрождалась, подобно ее итальянскому парку.

[Глава двадцать четвертая] После этого случая Джулия старалась не оставаться одна около Фредо. Не потому, что она боялась его, а потому, что боялась за себя.

[Глава двадцать четвертая] Незадолго до летних каникул Лили Николо подыскал Джулии домик недалеко от его собственного; небольшое белое строение, состоявшее из каких-то нелепых углов, зажатых между двух довольно высоких стен. Дом принадлежал одной старой женщине, переехавшей вглубь материка к своей дочери. Николо помог Джулии оформить бумаги, необходимые при покупке, и Джулия тут же продала квартиру в Кэмден-Тауне, чтобы заплатить за этот дом. Став его владелицей, Джулия перекрасила стены свежей белой краской и поставила в двух маленьких спальнях по узкой железной койке. Простенькую примитивную кухню она оставила в прежнем виде, а голые стены не стала ничем украшать, так как уже потеряла навык в подборе декоративных вещей. Зато входную дверь покрасила в бирюзовый цвет, как это было когда-то в пансионате «Флора».

[Глава двадцать четвертая] Она написала Джошу еще одно письмо, и спустя длительное время он прислал ответ.

[Глава двадцать четвертая] Александру Джулия писем не писала. Он иногда присылал ей коротенькие полуофициальные отчеты о занятиях Лили, вкладывая порой в конверт часть ее школьного сочинения или другого какого-нибудь свидетельства успехов дочери. Джулия внимательно перечитывала его письма, но за голыми фразами не чувствовалось никакого скрытого смысла.

[Глава двадцать четвертая] Джулии казалось, будто оба они остались по разные стороны воздвигнутого ими самими крепостного вала, она — отгородившись дальностью расстояния, Александр — засев в своей старинной цитадели, Леди-Хилле. Он никогда не упоминал о Клэр, но Джулия представляла ее чем-то вроде его новой, дополнительной «фортификации».

[Глава двадцать четвертая] Иногда писала и Клэр. По всей вероятности, она считала своим долгом информировать Джулию об уроках дикции Лили, о дате начала месячных и первом бальном платье. Почерк Клэр был таким же несформировавшимся, как и у Лили, а правописание и того хуже.

[Глава двадцать четвертая] Лили опять приехала на каникулы в Монтебелле, и здесь опять возобновилась ее дружба с Томазо. Он обычно спускался вниз, из замка, чтобы проведать их в маленьком домике. В парке этим летом тонкие побеги уже разрослись и превратились в деревца с крепкими ветвями, а цветы вдоль террас горели ярким, многоцветным огнем. Джулия бродила среди цветов, утопая по пояс в густом, пышном многоцветье пионов, маргариток и гвоздик.

[Глава двадцать четвертая] У одной из стен замка была пристроена теплица. Джулия и Томазо научились подготавливать опилки и размножать семена. У Томазо получалось даже лучше, чем у Джулии, она была очень увлечена разведением семян в лотках с плодородной землей.

[Глава двадцать четвертая] Джулия была счастлива, хотя это было пассивное счастье, в котором ее тело не принимало участия.

[Глава двадцать четвертая] Прошел еще год. Иногда Джулия теряла счет дням и даже неделям. Вехами в ее календаре стали времена года, связанные с потребностями сада и парка. Теперь этот парк обрел свою изначальную, давно забытую красоту. Он стал привлекать посетителей, и установленная входная плата шла на нужды лазарета. Джулия и Томазо по-прежнему отдавали все свое время работам на террасах и в партерах. Теперь уже Томазо получал зарплату от Джулии. Что же касалось ее самой, то она жила очень скромно. Питалась в общей трапезной, а в зимнее время обогревала свой небольшой дом, топила дровами печь. Томазо перебрался из замка в деревню, где снимал комнату возле площади. Он приобрел мопед.

[Глава двадцать четвертая] В это лето Лили исполнилось пятнадцать лет. Сначала Джулия запрещала дочери ездить с Томазо на мопеде. А потом, видя, как другие девушки ездят со своими парнями, она уступила. Молодежь обыкновенно собиралась по вечерам на площади, против ворот замка. Они толпились в тени платанового дерева, где Джулия когда-то видела старуху с привязанным козлом, болтали, смеялись и слушали поп-музыку, доносившуюся из транзистора. По площади все время с ревом носились мопеды. Джулия видела, как Лили влилась в эту толпу. Она гордилась дочерью, восхищалась той легкостью, с которой девочка нашла общий язык с итальянскими юношами и девушками, ее добрым нравом и красотой. Ей приятно было видеть Лили с Томазо и другими молодыми людьми, наслаждающимися теплотой вечера и щедрыми красками лета.

[Глава двадцать четвертая] Помахав молодежи рукой, Джулия спускалась вниз, к своему домику. Иногда к ней на обед заходил Николо. Теперь он заметно постарел и его суставы утратили былую гибкость, но был так же аккуратен и подтянут, как и прежде. Джулия любила общаться с ним. Без него, несмотря на теплые дружеские отношения с монахинями, больными и жителями деревни, она чувствовала бы себя совсем одиноко.

[Глава двадцать четвертая] В то лето на имя Джулии пришло письмо. Штемпель был итальянский, а на обратной стороне стояла печать «Отель “Гарибальди”, Рим», поэтому она сначала не узнала почерка на конверте. Приглядевшись внимательнее, она поняла, что письмо от Чины.

[Глава двадцать четвертая] Чина извещала ее о том, что, став уже очень старой, она решила предпринять последнюю поездку на континент. Она намеревалась путешествовать одна и посетить Париж, Флоренцию и Сиену, навестить старых друзей, а также Лувр и Уффици, в последний раз полюбоваться на собор Брунелески. Сейчас она в Риме, и если Джулия горит желанием показать ей знаменитый парк в Монтебелле, она заедет туда на пару дней. Остановится она, конечно же, в отеле. Заодно она смогла бы повидать Лили. Если, разумеется, она не причинит этим визитом какого-нибудь беспокойства.

[Глава двадцать четвертая] Джулия сразу же позвонила в отель из дома Николо, так как в ее домике еще не было телефона. Она сказала Чине, что та должна остановиться в ее доме и что показать ей парк Джулия считает для себя особой честью.

[Глава двадцать четвертая] Спустя два дня Джулия и Лили отправились в Неаполь встречать Чину. Чине было уже семьдесят лет, но она держалась по-прежнему прямо и ходила с высоко поднятой головой. Ее жизненное кредо также оставалось прежним. Несмотря на проделанный путь, она выглядела безукоризненно. Светло-пепельные волосы серебрились сединой, но были уложены в аккуратную прическу. На ней был кремовый костюм из немнущейся ткани и туфли из крокодиловой кожи. Тонкие щиколотки облегали изящные светлые чулки. Глядя на нее, Джулия почувствовала себя старомодной и неухоженной. Хотя, целуя ее, Чина тихонько шепнула:

[Глава двадцать четвертая] — Ты выглядишь прелестно, Джулия.

[Глава двадцать четвертая] Спальня Лили в деревенском домике была немногим более стенного шкафа, поэтому Джулия уступила Чине свою комнату, а сама решила спать внизу. Чина попыталась возражать, но была явно тронута гостеприимством хозяйки.

[Глава двадцать четвертая] Джулия улыбнулась в ответ на возражения Чины.

[Глава двадцать четвертая] — В Монтебелле нет подходящих отелей, — сказала она.

[Глава двадцать четвертая] — Благодарение небесам, — вставила Лили. — В противном случае здесь было бы полным-полно туристов.

[Глава двадцать четвертая] Все рассмеялись и сели к столу отведать приготовленные Джулией блюда. Потом, когда Лили убежала с Томазо и другими подростками, Чина и Джулия не спеша отправились в гору, к замку. Они медленно обошли парк. Джулия с гордостью показывала все Чине, которая являлась весьма компетентным наблюдателям. Она знала названия растений, историю их происхождения и структуру разбивки итальянских парков. Мост, налаженный между ними благодаря переписке и поддерживаемый гордостью Джулии своими достижениями и восхищением Чины, стал еще прочнее.

[Глава двадцать четвертая] После обследования всей территории парка она остановились на верхней террасе, глядя на раскинувшуюся перед ними картину. Наконец Чина сказала:

[Глава двадцать четвертая] — Неужели, когда ты приехала, здесь действительно было полное запустение?

[Глава двадцать четвертая] — Основной костяк сохранился, только был покрыт дикой травой и засыпан землей. Я лишь расчистила его. Причем благодаря помощи многих людей. И твоей тоже, Чина.

[Глава двадцать четвертая] Чина понимающе наклонила голову. «Мне нравится ее прямолинейность, — подумала Джулия. — Раньше я считала это холодностью, но это не так. Она просто бескомпромиссный человек, только и всего. Когда я впервые ее увидела, я даже не смогла понять ее независимый характер».

[Глава двадцать четвертая] — Сколько времени ты здесь прожила? — спросила Чина.

[Глава двадцать четвертая] — Четыре с половиной года.

[Глава двадцать четвертая] Чина минуту подумала и слегка наклонила голову.

[Глава двадцать четвертая] — Прими мои поздравления. Парк великолепен. Его облик необычайно благороден.

[Глава двадцать четвертая] Джулия знала, что Чина говорит искренне, и почувствовала, как ее щеки вспыхнули от гордости.

[Глава двадцать четвертая] — Спасибо.

[Глава двадцать четвертая] Они прошли под арками, ведущими в зимний сад, и навстречу им пахнуло насыщенным ароматом цветов. Выйдя во внутренний двор, Джулия повела Чину, чтобы познакомить с детьми, за которыми она присматривала и которые до сих пор пользовались присланными Чиной подарками.

[Глава двадцать четвертая] Николо Галли успешно развлекал их за обедом. На следующий день обедали в монастырской трапезной, где Чину посадили рядом с матерью-настоятельницей. Но Джулия и Лили не смогли уговорить ее остаться в Монтебелле дольше чем на три дня.

[Глава двадцать четвертая] — Я выкурила тебя из твоей постели, — твердо заявила Чина. — Да и пора уже возвращаться к своему собственному саду.

[Глава двадцать четвертая] Джулии было понятно такое стремление. На третий день вечером, после ужина в трапезной, Джулия и Чина уселись на одном из каменных сидений в зимнем саду. Последние цветы лета на розовых кустах свисали у них над головой. За спиной раздался звон церковного колокола. Как обычно, теплый воздух несколько приглушал его звук. Лили и Томазо ушли на побережье смотреть фильм в открытом кинотеатре.

[Глава двадцать четвертая] — Ты счастлива здесь? — спросила Чина.

[Глава двадцать четвертая] — Настолько, насколько мне это необходимо.

[Глава двадцать четвертая] В словах Джулии звучал скрытый смысл, и Чина пристально посмотрела на нее.

[Глава двадцать четвертая] — Это секрет?

[Глава двадцать четвертая] Джулия засмеялась.

[Глава двадцать четвертая] — Я не хотела говорить загадками. Просто потребность в личном счастье, как мне кажется, здесь ослабла. Наблюдая изо дня в день за монахинями и тем делом, которое они делают, за жизнью больных в лазарете и ухаживая за этим парком, я, возможно, стала менее эгоистичной, но лишь очень немного. — Она опять засмеялась, чтобы ее слова не прозвучали слишком серьезно.

[Глава двадцать четвертая] — Когда же ты вернешься домой?

[Глава двадцать четвертая] — Домой? Но у меня нет дома.

[Глава двадцать четвертая] — А если бы был?

[Глава двадцать четвертая] Джулия минуту помолчала.

[Глава двадцать четвертая] — Не представляю даже, где бы он мог быть?

[Глава двадцать четвертая] — Ну, скажем, с Александром.

[Глава двадцать четвертая] Эти слова были сказаны легко, но Джулию внезапно осенила мысль, что весь визит Чины сводился именно к этому. Неужели она приехала из Рима, или даже из Парижа, чтобы предложить ей это? Ради чего проделала весь этот путь из своего прекрасного сада? Сердце Джулии тревожно забилось и в ушах застучала кровь.

[Глава двадцать четвертая] — Мы с Александром развелись много лет назад.

[Глава двадцать четвертая] — Я знаю. Но известно ли тебе, Джулия, что основной реалией старости является понимание того, что взгляды меняются? Проблемы других начинают казаться смешными только потому, что их у тебя уже нет. Начинаешь понимать, что их можно было решить. Все это пустая самонадеянность.

[Глава двадцать четвертая] Слушая ее, Джулия пыталась вспомнить, что такое сказала Чина много лет назад в Леди-Хилле? В первый день рождения Лили. «Мой муж был тяжелым человеком. А твой — нет». Александр тоже не был подарком. «Непросто развязать ни один из тех узлов, которые мы с ним завязали», — с грустью подумала Джулия.

[Глава двадцать четвертая] Она ждала, что Чина скажет дальше, но та не добавила ни слова. Чина, конечно же, не была самонадеянной. И не стала бы вмешиваться в чужие дела. Она не передала от Александра никакого сообщения. Он сам передал бы его, если бы захотел.

[Глава двадцать четвертая] Они переключились на другие темы, а потом еще раз медленно обошли зимний сад. В арочном проеме Чина, оглянувшись, сказала:

[Глава двадцать четвертая] — Мне кажется, прежде ты ревновала ко мне. Но теперь мы могли бы быть друзьями? Я получила искреннее удовольствие от встречи с тобой и Лили.

[Глава двадцать четвертая] Джулия взяла и сжала ее руку.

[Глава двадцать четвертая] — И я тоже. Я ревновала к тебе и к Александру. Ревновала ко всем и ко всему. Но теперь этого нет. Думаю, что я не ревную уже даже к Клэр.

[Глава двадцать четвертая] Профиль Чины был неподвижен. Она сказала:

[Глава двадцать четвертая] — Не думаю, чтобы тебе стоило ревновать к Клэр.

[Глава двадцать четвертая] Когда они вернулись к маленькому домику Джулии, Чина призналась, что очень устала, и сразу легла в постель. Джулия же села с книгой в руках и стала ждать Лили. Веские слова Чины, на мгновение взволновавшие ее, отошли на задний план. Ей незачем было возвращаться домой. Ее дом здесь.

[Глава двадцать четвертая] Так просидела она довольно долго и начала уже беспокоиться, когда услышала звук мопеда Томазо, затарахтевшего по булыжнику мостовой.

[Глава двадцать четвертая] Лили следовала за Томазо, ступая по его следам, отпечатавшимся в песке, хотя знала дорогу не хуже его. Прямо у них за спиной простиралось море и луна серебряной полосой разделяла водную гладь.

[Глава двадцать четвертая] Они направлялись к своему заветному местечку. Песок под ногами был мягок, и подростки скользили, взбираясь на гребень песчаной дюны, где росла колючая трава, цеплявшаяся за их голые лодыжки. Шатер из крон сосен сомкнулся у них над головой, и Лили вдохнула знакомый запах смолы. Впереди, в нескольких ярдах, была лощина, окруженная соснами. Томазо легко спрыгнул вниз и протянул руки Лили. Они огляделись: здесь они были одни. Их обуял радостный смех. Потом они медленно опустились на колени лицом друг к другу.

[Глава двадцать четвертая] — Я люблю тебя, — сказал Томазо по-английски.

[Глава двадцать четвертая] Лили ответила ему по-итальянски. Томазо снял свой пиджак и постелил на песке. Лили легла, перебирая пальцами песок. Вечерний воздух уже охладил землю, но здесь еще держалось тепло. Дальше, внизу, было прохладно и сыро. Она слегка повернула голову.

[Глава двадцать четвертая] Они приходили сюда часто и раньше. Целовались на песке, слизывая со щек друг у друга соль, скопившуюся за время дневного купания.

[Глава двадцать четвертая] Но в этот вечер все было иначе. Они так решили. Томазо захватил с собой пакет с кое-какими принадлежностями, лежавшими в кармане джинсов. Лили не спрашивала у него, где он их взял.

[Глава двадцать четвертая] — Ты уверена, что хочешь этого? — спросил он. — Со мной? — Его лицо расплылось в недоверчивую восхищенную улыбку, которую так любила Лили.

[Глава двадцать четвертая] — Да, — серьезно ответила она.

[Глава двадцать четвертая] И это была правда. Лили любила Томазо, но она знала, что их встречи здесь не могут продолжаться вечно. Отчасти причина этого лежала в ней самой, в хрупкости ее первого чувства, непостоянстве характера, и поэтому ей хотелось закрепить эту связь между ними. Чтобы навсегда сохранить в памяти первую любовь.

[Глава двадцать четвертая] Они пришли сюда по их общему молчаливому согласию. Романтическая натура Лили требовала, чтобы обстановка отвечала ее настроению, и в этом смысле лучшего места нельзя было найти: темные ветви сосен смыкались у них над головой, а шум моря как бы отрезал их от Монтебелле и всего остального мира.

[Глава двадцать четвертая] Встреча ее матери с матерью отца пробудила в Лили острое осознание времени. Она вдруг поняла, что понятия «всегда» не существует. Даже в Леди-Хилле. И особенно в Леди-Хилле. За последние несколько месяцев произошли кое-какие перемены. Уходила, потом, через какое-то время, опять возвращалась Клэр. Лили стала понимать, что Клэр и ее отец не были счастливы вместе. Это понимание пришло вместе со зрелостью. Она никогда никому об этом не говорила. Здесь, в Монтебелле, деля скромное жилище с самыми близкими ей женщинами, Лили поняла, что отличает и что связывает ее с ними, почувствовала властную потребность приобрести свой собственный опыт и иметь свои воспоминания. Она чувствовала жажду, ликование и легкую грусть. Бабушка Блисс выглядела такой хрупкой, а Джулия, наоборот, стала олицетворением терпения, что очень опечалило Лили. И в то же время она ощущала новую безудержную силу и горячий пыл. Она горячо прошептала:

[Глава двадцать четвертая] — Томазо, я люблю тебя.

[Глава двадцать четвертая] Это длилось всего минуту. Томазо был еще неопытен и, когда овладел ею, вскрикнул от внезапного острого чувства, запрокинув назад голову. Лили крепко обхватила его, удерживая на себе и чувствуя, как из нее выскальзывает упругая плоть. После первого настойчивого вторжения и короткого взрыва боли она почти ничего не чувствовала. Но ей было все равно. Она гладила пальцами спину Томазо. У него вдоль позвоночника выступил пот, скопившийся в углублениях между упругими мышцами. Она вдруг вспомнила Томазо за работой в парке, его обнаженный торс, перекаты мускулов, когда он низко наклонялся и выпрямлялся. Джулия тоже была там, поля летней шляпы отбрасывали тень на ее лицо. Вспомнила, как они оторвались от работы и смотрели ей вслед, когда она спускалась вниз по каменным ступеням. Это почему-то особенно запомнилось ей. Закрыв глаза, Лили вновь и вновь вызывала в памяти эти образы, как бы предчувствуя, что именно это воспоминание будет одним из тех немногих, которые со временем возвращаются, в отличие от тех, которые были связаны с Томазо. Она будет вспоминать это, когда достигнет возраста Джулии, а потом — и возраста Чины. Лили показалось, что она может легко представить, как пройдут эти годы. Она утратила беззаботную детскую веру в вечность. «Я стала взрослой», — важно подумала она и слегка усмехнулась.

[Глава двадцать четвертая] Открыв глаза, она увидела высоко в небе между ветвями елей мерцание бледных огоньков звезд. Ее охватил прилив радости. Хорошо, что это был Томазо. Хорошо, что все случилось именно так, как она представляла. Лили была романтической натурой, но в то же время она была дитя своего поколения. Она бы не стала тянуть время и вздыхать под звуки скрипок. Они с Томазо вместе пошли на это, скрепив свой союз навсегда. И только это имело значение.

[Глава двадцать четвертая] Придут другие времена, другие чувства. И другие мужчины — Лили была уверена в этом. Но важен только этот первый шаг.

[Глава двадцать четвертая] Томазо пошевелился, приподнимаясь. Очень медленно и бережно, глядя друг на друга, они разъединились. Томазо завязал «резинку» узлом и зарыл в песке.

[Глава двадцать четвертая] — Нужно положить здесь камень, чтобы отметить место.

[Глава двадцать четвертая] — Мы будем помнить это и так, — сказала Лили.

[Глава двадцать четвертая] Томазо взял ее руку так бережно, как будто они только что познакомились и она была принцессой. Он подумал о том, что она похожа на «синьору». Томазо, думая о Джулии, всегда называл ее «синьорой».

[Глава двадцать четвертая] — Спасибо тебе, Лили, — сказал он.

[Глава двадцать четвертая] — Спасибо тебе, Томазо, — эхом откликнулась она.

[Глава двадцать четвертая] И тут их серьезность лопнула как мыльный пузырь. Они начали безудержно хохотать, глядя на свои нагие тела с налипшим песком. Томазо смахнул его со щек и живота Лили.

[Глава двадцать четвертая] — Ай, ой! — вскрикивала она. Перестав смеяться, Томазо схватил ее за талию и поставил на ноги.

[Глава двадцать четвертая] — Поплаваем? — спросил он.

[Глава двадцать четвертая] — Наперегонки, — ответила Лили.

[Глава двадцать четвертая] Они вскарабкались на гребень лощины и побежали к берегу, увязая в песке. На темном покрове воды серебрилось кружево пены. Они бросились в воду, издавая ра-дост-ные крики; холодная вода перехватывала дыхание. Лили поплыла, делая быстрые, сильные гребки, затем перевернулась на спину, и мягкая соленая волна скользнула по ней. Она нырнула, быстрая как угорь, и достала рукой зыбкий песок. Вынырнув рядом с Томазо, она почувствовала себя бодрой, чистой и радостной.

[Глава двадцать четвертая] Искупавшись, они вытерли друг друга тенниской Томазо. Затем медленно побрели к мопеду. Укрывшись за голой теплой спиной своего друга, Лили вдыхала горячие земные запахи южного края, когда они мчались в Монтебелле, где, как знала Лили, ее ждала Джулия.

[Глава двадцать четвертая] — Ну, интересный был фильм? — спросила Джулия, откладывая в сторону книгу и подавляя зевок.

[Глава двадцать четвертая] — Да, очень, — спокойно солгала Лили.

[Глава двадцать четвертая] — А где Томазо?

[Глава двадцать четвертая] — Поехал прямо домой. — Лили подошла к матери и обняла ее за шею. — Я люблю тебя, мама.

[Глава двадцать четвертая] Джулия улыбнулась, заметив, как Лили робко опустила глаза.

[Глава двадцать четвертая] — Это хорошо. Это очень важно. И я тоже люблю тебя. Ты славная девочка, Лили.

[Глава двадцать четвертая] Лили смотрела поверх ее головы в темноту незавешенного окна.

[Глава двадцать пятая] Год 1977.

[Глава двадцать пятая] Эти две женщины уже давно сидели за угловым столиком. Официанты многозначительно поглядывали на них. Когда вошла блондинка, один из них резким жестом указал на нее своим коллегам.

[Глава двадцать пятая] Она направилась к угловому столику, за которым сидела, ожидая ее, темноволосая дама. Они обнялись, а затем, слегка отстранившись, долго смотрели друг на друга, смеясь и плача одновременно. Когда блондинка подняла на лоб темные очки, один из официантов стал утверждать, что это кинозвезда, хотя и не мог вспомнить ее имени. Другие лишь пожимали плечами.

[Глава двадцать пятая] Это был лучший ресторан в Неаполе. Нечасто встретишь кинозвезду так близко… Эти две женщины представляли странную пару.

[Глава двадцать пятая] Блондинка вошла, кутаясь в длинный меховой жакет, так как было уже по-январски холодно. Сняв жакет, она оказалась в облегающем темном платье с низким вырезом, открывавшим ее пышные белые груди с голубоватой ложбинкой.

[Глава двадцать пятая] Когда официанты подносили им блюда, то наклонялись пониже, притягиваемые, как магнитом, этим соблазнительным зрелищем. Темноволосая же была совсем другого типа: высокая, худощавая, почти изможденная. Одежда на ней была аккуратная, хотя и слегка поношенная, как будто основным ее требованием было лишь соблюдение приличий. Не очень искусно, коротко стриженные волосы обрамляли ее загорелое, удивительно привлекательное лицо с высокими скулами и крупным подвижным ртом. Она сделала заказ на местном итальянском наречии, уверенно жестикулируя смуглыми руками. Пальцы носили следы въевшейся грязи, как это бывает у рабочих, что составляло резкий контраст с блестящим малиновым маникюром ее приятельницы. Между собой женщины говорили на прекрасном английском. Они заказали также и выпивку. Блондинка выпивала все, а темноволосая лишь слегка пригубила из своего бокала в самом начале. Но когда приятное тепло согрело ее, она стала пить наравне со своей приятельницей. За первой бутылкой вина последовала вторая, а потом и третья.

[Глава двадцать пятая] Они смеялись все громче, привлекая косые взгляды посетителей, сидевших за соседними столиками, но вскоре неаполитанский ланч-тайм закончился и ресторан постепенно опустел.

[Глава двадцать пятая] — О, Мэтт, — вздохнула Джулия, откидываясь на спинку стула и держа в руке полный стакан. — Сколько прошло времени!

[Глава двадцать пятая] Глядя через стол на Мэтти, с ее неопределенно манящей, загадочной улыбкой, и на ее волосы, которые светились пышным ореолом, Джулия решила, что Мэтти почти не изменилась с тех пор, как они впервые познакомились. В самом начале их «взрослой» жизни.

[Глава двадцать пятая] Их жизни странно переплелись, и в этом сплетении все еще были нераспутанные узлы. Пропасть между ними сгладилась.

[Глава двадцать пятая] Все это, казалось, было слишком давно и довольно примитивно, чтобы об этом вспоминать. Важно то, что сейчас они опять вместе.

[Глава двадцать пятая] — Пять лет, — ответила Мэтти. — Уйма времени! Но ведь мы переписывались?

[Глава двадцать пятая] — Это я писала тебе!

[Глава двадцать пятая] — Но если ты решила похоронить себя здесь и никогда не возвращаться домой…

[Глава двадцать пятая] — Дом, Мэтт, там, где мы находимся, — сентиментально произнесла Джулия.

[Глава двадцать пятая] Мэтти подняла стакан.

[Глава двадцать пятая] — Ну давай за дом, который дорог сердцу.

[Глава двадцать пятая] Они весело выпили. Им уже казалось, что не было никаких пяти лет разлуки.

[Глава двадцать пятая] Элегантное помещение ресторана опустело, когда официант положил перед ними кругленький счет.

[Глава двадцать пятая] — Плачу я, — твердо сказала Мэтти. Она развернула листок, пожала плечами и бросила сверху свою кредитную карточку. — Я плохо разбираюсь в счетах и прочей подобной чепухе. Обычно этим занимается Митч, или студия, или еще кто-нибудь.

[Глава двадцать пятая] — Я рада видеть тебя счастливой, — искренне призналась Джулия. Она сжала своими шершавыми руками гладкие и нежные ладони Мэтти.

[Глава двадцать пятая] — Поедем домой, — попросила Джулия.

[Глава двадцать пятая] — Я думала, ты дома.

[Глава двадцать пятая] На улице, вдохнув свежий воздух короткой южной зимы, Джулия, шатаясь, прислонилась к Мэтти.

[Глава двадцать пятая] — Знаешь, милочка, я не привыкла пить. — Мэтти и сама нетвердо держалась на ногах. — Я хорошо сделала, что не приехала сюда на автомобиле.

[Глава двадцать пятая] — Вот как? — с удивлением спросила Мэтти.

[Глава двадцать пятая] — У меня нет машины. Я привыкла иногда пользоваться автомобилем Николо, но он вышел из строя и вряд ли его можно будет починить. Но мы оба решили уже никогда не покидать Монтебелле.

[Глава двадцать пятая] Они помогли друг другу сесть в такси, сказали, на какой вокзал ехать, и развалились на сиденьях в дымном салоне машины.

[Глава двадцать пятая] — Джулия, как ты поступишь с деньгами?

[Глава двадцать пятая] Джулия улыбнулась.

[Глава двадцать пятая] — У меня их нет. Были, как ты знаешь, я получила их от продажи дома и своего дела. Но большая часть пошла на реконструкцию парка. Ты знаешь, сколько стоит здесь плодородная почва?

[Глава двадцать пятая] — Не имею ни малейшего представления, — сухо ответила Мэтти.

[Глава двадцать пятая] — Так вот, огромные деньги. А каменотесы, подрядчики и десятки сотен луковиц прекрасных цветов? Зато теперь парк выглядит восхитительно. Люди приезжают полюбоваться на него. За это платят деньги, что дает возможность содержать одного садовника. А кроме того, там работаю я и еще несколько мужчин из лазарета. Так что все в порядке. Парк теперь будет содержаться как надо, что бы ни случилось.

[Глава двадцать пятая] Очевидно, Джулия приложила немало усилий, если так беспокоится о нем. Мэтти опять посмотрела на нее. Ей вдруг показалось, что эти худоба и странная одежда — не результат утонченной эксцентричности, а недостаток средств.

[Глава двадцать пятая] — Господе Иисусе! Сколько тебе нужно, Джулия?

[Глава двадцать пятая] Джулия рассмеялась, смутив Мэтти своим искренним весельем.

[Глава двадцать пятая] — Мне ничего не нужно, — сказала она. — Совсем ничего. И это так облегчает жизнь. Я перевоспиталась, Мэтти. — Она держала себя так же победоносно и независимо, как и Мэтти, хотя и на свой лад.

[Глава двадцать пятая] Взявшись за руки, они смотрели друг на друга.

[Глава двадцать пятая] На вокзале они отыскали свой поезд и заняли места рядышком. Шумный, кишащий людьми Неаполь остался позади, когда подруги, склонившись друг к другу на плечо, погрузились в сон. В Агрополи Джулия проснулась и растолкала Мэтти. Они зевали и протирали глаза, ошеломленные и сонные.

[Глава двадцать пятая] — Ведем себя как две старушки, — пожаловалась Джулия.

[Глава двадцать пятая] — Что ж тут удивительного, мне скоро стукнет сорок, — мрачно заметила Мэтти.

[Глава двадцать пятая] — Ты уже чувствуешь возраст?

[Глава двадцать пятая] Они стояли на платформе, в окружении багажа Мэтти.

[Глава двадцать пятая] — Ну как тебе сказать, — на лице Мэтти появилась ее обычная улыбка. — В основном я чувствую себя так же, как на первой вечеринке в те далекие годы. — И вслед за тем, продвигаясь к выходу, они разом запели «Мама, он строит мне глазки».

[Глава двадцать пятая] В такси, по дороге в Монтебелле, Мэтти с любопытством смотрела сначала вверх, потом вниз, на залив, открывавшийся взору позади них. Море было окутано белым зимним туманом, сквозь который, как сквозь прекрасную вуаль, неясно виднелась земля.

[Глава двадцать пятая] — Он похож на какую-то сказочную крепость, — сказала Мэтти.

[Глава двадцать пятая] — Это моя крепость, — ответила Джулия. Теперь, когда Мэтти была здесь, она уже и сама не знала, проявление это силы или слабости.

[Глава двадцать пятая] В маленьком домике Мэтти оторопело смотрела на голые стены и два простых стула по обе стороны холодной печки. Она слегка дрожала даже в своем меховом жакете, должно быть, потому, что через голубые жалюзи в комнату с равнины вползал туман.

[Глава двадцать пятая] — Да, ты права, ты действительно перевоспиталась.

[Глава двадцать пятая] — Извини, — просто сказала Джулия. — Этот дом выглядит гораздо лучше летом. Ведь это летний дом. А комфорт больше меня не интересует. Подожди, я растоплю печь. Она согреется через какую-нибудь минуту. Ты голодна? Может, выпьешь стакан вина? Здесь есть немного вина местного изготовления, оно очень неплохое.

[Глава двадцать пятая] Они сели на стулья лицом друг к другу. Печка раскалилась докрасна, и скоро в комнате стало тепло. Мэтти сняла жакет и положила ноги на деревянную скамеечку. Беседуя, подруги распили бутылку вина. Казалось, они не могли наговориться. Вновь они оказались на дороге воспоминаний.

[Глава двадцать пятая] — Когда я была в Леди-Хилле с Александром, — сказала Мэтти, — я не пыталась сделать его своим, или оттолкнуть тебя, или выгадать что-нибудь за твой счет.

[Глава двадцать пятая] — Я знаю, Мэтти.

[Глава двадцать пятая] Мэтти сидела, уставясь в огонь.

[Глава двадцать пятая] — Мы с Александром всегда симпатизировали друг другу. И в том прекрасном уголке мы просто были вместе. Нам было хорошо, только и всего. — Она быстро подняла глаза на Джулию. — Я уже говорила тебе, что мы оба были так одиноки. Я не собиралась продолжать эти отношения, хотя мне было грустно, когда все закончилось. Главное, мы не хотели причинить этим кому-нибудь боль.

[Глава двадцать пятая] — Я понимаю, — сказала Джулия.

[Глава двадцать пятая] Мэтти продолжала, решив сейчас сказать все то, чего они всегда боялись касаться прежде.

[Глава двадцать пятая] — Я не знала, пойми. И мне бы не пришло в голову, если бы я не увидела тебя, когда ты наблюдала за нами из-за стеклянной двери, что ты все еще любишь Александра. Хотя мне казалось, что я хорошо тебя знаю.

[Глава двадцать пятая] Джулия попыталась урезонить ее:

[Глава двадцать пятая] — Все это уже давно прошло, Мэтти.

[Глава двадцать пятая] Но Мэтти не унималась:

[Глава двадцать пятая] — Скажи, ты и сейчас еще любишь его?

[Глава двадцать пятая] Джулия сделала широкий жест, указывая на свое жилище и скудные предметы своего быта, которыми она научилась теперь обходиться.

[Глава двадцать пятая] — Но мой дом теперь здесь.

[Глава двадцать пятая] — Ты не обязана здесь оставаться.

[Глава двадцать пятая] Джулия улыбнулась.

[Глава двадцать пятая] — Прожив в этих условиях пять лет, я уже не уверена, что смогла бы делать что-нибудь другое. — Она встала со своего скрипучего стула и перешла на ту сторону от печки, где сидела Мэтти. Обняв подругу за плечи, она прижалась щекой к ее непокорным душистым волосам. Их запах был так ей знаком.

[Глава двадцать пятая] — Как я рада, что ты здесь. Я так по тебе скучала. Мы друзья, как и прежде. — Это было утверждение, отнюдь не вопрос.

[Глава двадцать пятая] — Да. — Больше Мэтти не прибавила ни слова. Теперь им не надо было заполнять словами образовавшуюся между ними пропасть.

[Глава двадцать пятая] Через какое-то время Джулия небрежно сказала:

[Глава двадцать пятая] — Лили говорила мне, что Клэр уже больше не живет в Леди-Хилле. И что она собирается выйти за кого-то замуж.

[Глава двадцать пятая] Мэтти подняла брови. Она уставилась на Джулию проницательным взглядом, насколько это, конечно, возможно было после выпитой бутылки вина.

[Глава двадцать пятая] — И что же дальше? — спросила она. Но лицо Джулии оставалось невозмутимо спокойным.

[Глава двадцать пятая] — А то, что мы с Александром живем теперь в своих отдельных цитаделях. Я — в Монтебелле, а он, я полагаю, в Леди-Хилле. Так безопаснее, Мэтти. — Она взмахнула своим стаканом, указывая на толстые стены. — Мой образ жизни является идеальной защитой.

[Глава двадцать пятая] — Ну что ж, — разочарованно заметила Мэтти, — если это та защита, которая тебе нужна. Пожалуй, я пойду наверх и лягу в постель.

[Глава двадцать пятая] Джулия проводила ее наверх по узкой лестнице в свою спальню. Сама же она собиралась, ради Мэтти, ютиться в каморке Лили. Она показала подруге примитивную ванную, и Мэтти оглядела ее далеко без восторга. Джулия вспомнила сверкающие краны в виде дельфиньих голов и матовые резервуары в Коппинзе.

[Глава двадцать пятая] — Гм… неужели Феликс это одобряет? — нахмурилась Мэтти.

[Глава двадцать пятая] — Он принял это как должное.

[Глава двадцать пятая] Феликс время от времени посещал Монтебелле. Если не считать Лили, Феликс стал самым надежным связующим звеном с тем внешним миром, к которому когда-то относилась и Джулия.

[Глава двадцать пятая] — Да. В последнее время он стал минималистом.

[Глава двадцать пятая] — Но ты этим не страдаешь. Никто не смог бы обвинить тебя в минимализме, Мэтт.

[Глава двадцать пятая] Эта перепалка показалась им невероятно смешной, и они так расхохотались, стоя на площадке лестницы, что вынуждены были хвататься друг за друга, чтобы не упасть от смеха. Засыпая, Джулия все еще улыбалась, глядя на покоробившуюся фотографию Томазо, которую Лили приколола кнопками к стене у изголовья.

[Глава двадцать пятая] За короткое время пребывания Мэтти в Монтебелле, казалось, возвратились прежние времена их дружбы, и это ощущение было почти осязаемым и более реальным, чем замок, террасы и партеры.

[Глава двадцать пятая] Джулия повела подругу в парк. Стоя на верхней террасе, они смотрели вниз на обнаженную землю и оголенные ветви, на молодые побеги, только начинавшие появляться между холодными мраморными статуями. Мэтти с восхищением покачала головой.

[Глава двадцать пятая] — Я просто не в состоянии поверить, что все это дело твоих рук.

[Глава двадцать пятая] — Это что, ты не видела парк в лучшую его пору! — сказала Джулия.

[Глава двадцать пятая] — Зато могу представить эту красоту. Но ведь это труд всей жизни, Джулия.

[Глава двадцать пятая] — Расскажи мне теперь о своей работе, — попросила Джулия. Мэтти почти не о чем было спрашивать у нее, вся жизнь Джулии лежала перед ней как на ладони.

[Глава двадцать пятая] — Последнее время я не слишком много занята в спектаклях, — вздохнула Мэтти. — Митчу не нравится, когда я постоянно не бываю вечерами дома. Я тоже не люблю быть вдали от него. Месяц или два напряженной работы в кино и то лучше, так как в этом случае он может ездить со мной. Но приходится читать кучу сценариев. Я снималась с Джеймсом Бондом пару лет назад, это была крупная работа. У вас здесь не шел этот фильм?

[Глава двадцать пятая] Услышав название фильма, Джулия нахмурилась.

[Глава двадцать пятая] — Я уверена, что Лили и Томазо смотрели его. Но они почему-то не говорили, что ты там играешь.

[Глава двадцать пятая] — Может, они не узнали меня. Ты не представляешь, во что меня одели. Хуже проститутки. — Смеясь, они встали и еще раз обошли парк, а затем пересекли двор монастыря и спустились вниз по булыжной мостовой узкой улочки к дому Джулии.

[Глава двадцать пятая] И лишь незадолго до отъезда Мэтти, подбодрив себя вином, Джулия спросила ее о Митче. Она знала, что именно из-за Митча Мэтти так спешит покинуть Монтебелле, и у нее осталось какое-то неприятное чувство его незримого присутствия между ними. Джулии же не хотелось, чтобы их с Мэтти что-нибудь разделяло. Ни теперь, ни потом. В свою очередь, Мэтти сочувствовала полному уединению Джулии. И ей не хотелось распространяться о собственном счастье.

[Глава двадцать пятая] И она сказала только:

[Глава двадцать пятая] — Он очень хороший человек. Я не нахожу в нем никаких недостатков. Мне все в нем нравится. Не так уж много вокруг нас людей, о которых можно так сказать, верно?

[Глава двадцать пятая] — Почти нет, — тихо заметила Джулия.

[Глава двадцать пятая] — Он делает все, чтобы я была счастливой. Что бы ни случилось, он всегда такой уверенный и прочный, как скала. Она засмеялась. — Конечно, сейчас не так, как вначале, когда мы практически не вылезали из постели днями.

[Глава двадцать пятая] — Я помню.

[Глава двадцать пятая] Мэтти слегка смутилась.

[Глава двадцать пятая] — В этом плане кое-что изменилось. Но это даже к лучшему. Коппинз — подходящее место для нас. Если захочется, мы уезжаем, а потом возвращаемся обратно, чтобы побыть наедине. Митч занят домашними делами, вечно что-нибудь чинит. Это создает уютную обстановку. Когда все вокруг усложняется, эти вещи облегчают жизнь. Ты всегда, Джулия, знала, чего хочешь. А я, даже когда работала, вечно металась из стороны в сторону. Мужчины. Женщины. Политика. Пьянство.

[Глава двадцать пятая] — Я помню, — опять повторила Джулия.

[Глава двадцать пятая] — А с Митчем я чувствую себя стабильно. Он создает такую обстановку, когда хочется заниматься глупостями.

[Глава двадцать пятая] Глядя на Мэтти, на гладкую округлость ее икр и кольца на пальцах, которые подарил ей Митч, на завитые и убранные за уши роскошные волосы и блеск глаз, Джулия увидела во всем этом многочисленные подтверждения счастливой любви.

[Глава двадцать пятая] И теперь она подошла к той точке равновесия, когда не испытывала ни зависти, ни горечи. Неприятная тень, пробежавшая между ними, исчезла.

[Глава двадцать пятая] — Я рада за тебя, Мэтт, — сказала Джулия.

[Глава двадцать пятая] Они опять молча обнялись, как это сделали при встрече на глазах официантов в неапольском ресторане.

[Глава двадцать пятая] — Я бы не хотела, чтобы ты уезжала, — прошептала Джулия.

[Глава двадцать пятая] Мэтти схватила ее за руки.

[Глава двадцать пятая] — Поехали со мной! Почему бы тебе не вернуться домой?

[Глава двадцать пятая] Джулия помолчала, потом тихо покачала головой.

[Глава двадцать пятая] — Нет, Мэтти. Я останусь здесь.

[Глава двадцать пятая] «По крайне мере, я знаю, где я. Знаю, потому что больше некуда ехать».

[Глава двадцать пятая] В этот последний вечер они выпили очень много вина и, прежде чем разойтись по спальням, вышли на улицу подышать свежим воздухом. В окнах Николо горел свет, а этажом ниже слышались голоса и музыка, передаваемая по телевизору.

[Глава двадцать пятая] — Это место действительно кажется очень оживленным, — пробормотала Мэтти. — Блеск. Красота!

[Глава двадцать пятая] Они тихонько засмеялись, прислонясь к стене и прижав, как в детстве, пальцы к губам. Вдруг послышались направляющиеся в их сторону шаги. Джулия различила тихое звяканье четок еще до того, как смогла разглядеть серую с белым одежду монахини. Это была сестра Мария от Ангелов.

[Глава двадцать пятая] — А я хочу забрать у вас Джулию, сестра, — весело окликнула ее Мэтти. — Уговорите ее вернуться домой.

[Глава двадцать пятая] — Я уже сказала ей, что не поеду, — смущенно пробормотала Джулия. — Я собираюсь остаться здесь навсегда. — Она знала, что монахиня слышала их смех, и видела, что они нетвердо стоят на ногах, поддерживая друг друга. Спокойное лицо сестры Марии белело в темноте. «Ничто не может возмутить спокойствие сестер Святого Семейства, — подумала Джулия. — Ничто из того, что задевает ее и Мэтти».

[Глава двадцать пятая] — Навсегда? Только в одном-единственном случае можно быть уверенным, что это навсегда, — спокойно заметила сестра Мария.

[Глава двадцать пятая] Утром подруги поехали в Неаполь. Затем Джулия напряженно следила, как взлетает самолет, и не сводила с него глаз, пока он не скрылся в облаках. Мэтти улетела, а Джулия осталась. Она пыталась сосредоточить мысли на ожидавшем ее парке и спокойных надежных пейзажах Монтебелле.

[Глава двадцать пятая] Мэтти открыла глаза и увидела Митча. Он стоял возле кровати, держа в руках чашку чая.

[Глава двадцать пятая] — Привет, любовь моя, — улыбнулся он. — Твой чай.

[Глава двадцать пятая] Мэтти села в постели и взяла чашку чая. Митч подавал ей чай по утрам. Они сидели, попивая чай, и обсуждали дела на день. И сейчас Митч присел на край кровати. Он все еще был в пижаме и клетчатом халате, а его поредевшие волосы после сна торчали, как перья взъерошенной птицы. Мэтти пригладила их рукой.

[Глава двадцать пятая] — Ночью была ужасная буря, — сообщил Митч. — Ветром сорвало с крыши черепицу.

[Глава двадцать пятая] — Какая досада! — ответила Мэтти. Они с такой заботой относились к дому, как будто это было живое существо. Коппинз составлял неотъемлемую часть их счастливой жизни.

[Глава двадцать пятая] — Я потом поднимусь на крышу и взгляну, что повреждено.

[Глава двадцать пятая] — Только будь осторожен, — предупредила Мэтти. Он наклонился и поцеловал ее.

[Глава двадцать пятая] Она пила чай, глядя, как Митч прошел через комнату в ванную принять душ. Отставив пустую чашку, Мэтти опять откинулась на подушки и вскоре задремала.

[Глава двадцать пятая] Проснувшись, она не могла сообразить, как долго спала, и лежала на боку, подложив руки под голову, оглядывая комнату. Голубой шелковый пеньюар, подаренный Митчем, свешивался со спинки стула в том виде, в каком она оставила его вчера, отходя ко сну. Халат Митча висел теперь за дверью, ведущей в ванную комнату. Вероятно, пока она спала, Митч оделся и ушел.

[Глава двадцать пятая] Комнату заливал яркий утренний свет. Он отсвечивал на многочисленных флаконах с позолоченными крышками, стоявших на ее туалетном столике, то исчезая, то вспыхивая вновь. Вероятно, на улице было ветрено, и мартовские облака время от времени заслоняли бледное весеннее солнце. Мэтти не любила ветреную погоду. Она вызывала у нее беспокойство и раздражительность. Отбросив одеяла, Мэтти встала, набросила пеньюар и завязала пояс, наслаждаясь мягким прикосновением шелка к горячей коже. Затем подошла к окну. Голые ветви деревьев метались на ветру. Он налетал шквалами и, подхватив бурые прошлогодние листья, швырял их под кусты лавра. Мэтти заметила, что сломаны несколько первых побегов бледно-желтых нарциссов. Она нахмурилась и отвернулась от окна.

[Глава двадцать пятая] Впоследствии она вспомнила странную тишину и неподвижность комнаты на фоне этих раскачивающихся за окном ветвей. Неподвижность вещей, шеренгу флаконов и расчесок на туалетном столике, которые отражались в его стеклянной поверхности, и пиджаки Митча, аккуратно развешанные в ряд на плечиках, видневшихся через открытую дверь гардеробной. Она уже направилась в ванную комнату, предвкушая удовольствие от ароматической эссенции, взбитой в пышную пену, когда услышала какой-то шум. И в тот же миг она поняла, что этот шум связан с чем-то ужасным. Раздался скребущий звук, а затем глухой удар. Как будто что-то тяжелое катилось и падало. Наступила тишина, которую прорезал короткий крик, а затем раздался еще один удар. Стало тихо, и в этот миг словно что-то взорвалось у нее в голове. Это был крик Митча.

[Глава двадцать пятая] — Митч! — Она бросилась к окну. Руки не слушались ее, защелка не поддавалась, и она никак не могла ее открыть. Прижавшись лицом к стеклу, она пыталась что-нибудь разглядеть, но видела только полоску гравийной дорожки и полукруг розовых кустов. Они были подрезаны, и короткие стебли торчали вверх, словно короткие толстые пальцы.

[Глава двадцать пятая] «Митч! О Боже, Митч».

[Глава двадцать пятая] Она дико огляделась. В комнате было тихо. Митча не было ни на смятой постели, ни в ванной, ни в гардеробной.

[Глава двадцать пятая] Она бросилась бежать босиком по ступенькам, через холл, где он обычно поднимал с половика утренние газеты и аккуратно складывал на столик у двери. Тяжелая парадная дверь плавно распахнулась, когда она всем телом налегла на нее. В лицо ей ударил ветер, и несколько сухих бурых листьев взметнулись с крыльца и влетели в холл. Она побежала по гравию, не ощущая шершавых и острых камешков, больно врезавшихся в голые ступни. Впереди, из-за угла дома, торчал конец лежавшей на земле лестницы. Мэтти непроизвольно зажала рукой рот. Преодолевая последние ярды, она молилась: «Боже, прошу тебя! Прошу тебя…»

[Глава двадцать пятая] Она завернула за угол. Митч лежал на земле с ногами, застрявшими между перекладинами приставной лестницы. Она почти упала рядом с ним. Сжав ладонями его лицо, она повернула его голову, чтобы он мог ее увидеть. Очки с разбитыми стеклами висели под каким-то нелепым углом. Лицо Митча было в крови, в свежие раны набился гравий.

[Глава двадцать пятая] «О, Митч!»

[Глава двадцать пятая] Мэтти подсунула руки под плечи мужа, пытаясь его приподнять. Это было его большое, теплое и знакомое ей тело, которое сейчас она не могла сдвинуть с места. Все ее усилия привели лишь к тому, что она освободила и отбросила в сторону приставную лестницу. Голова Митча со стуком упала назад.

[Глава двадцать пятая] Рыдая и хватаясь за все руками, она кое-как поднялась на ноги.

[Глава двадцать пятая] — Митч, не бойся, я позову на помощь.

[Глава двадцать пятая] Но куда бежать? Сегодня у Гоппер выходной. К соседям? Нет, на дорогу!

[Глава двадцать пятая] Спотыкаясь, Мэтти бежала вперед, и складки ее голубого пеньюара мешали ей бежать. Она толкнула резную калитку с надписью «Коппинз» и выбежала на шоссе.

[Глава двадцать пятая] — Помогите, помогите!

[Глава двадцать пятая] Первым на нее натолкнулся продавец молока. Он как раз заворачивал на своей телеге за угол, когда увидел женщину, стоявшую посреди дороги. На груди ее светлого халата темнело большое продолговатое влажное пятно.

[Глава двадцать пятая] Мэтти подбежала к телеге. Продавец молока был очень молодым человеком с бледным веснушчатым лицом и вьющимися волосами, торчащими из-под кепи. Мэтти взглянула на него и протянула руки. Она могла сейчас думать только о том, что ей необходимо очистить лицо Митча от грязи и гравия, помыть и очистить раны.

[Глава двадцать пятая] — Пожалуйста, пойдемте, — быстро сказала она, — мой муж ранен.

[Глава двадцать пятая] Они побежали назад вместе. На груди продавца на ремешке висела кожаная сумка, а на бедре подпрыгивал и звенел во время бега кошелек.

[Глава двадцать пятая] Они опустились на колени около Митча. Когда молодой человек опять поднял лицо, оно показалось Мэтти еще бледнее.

[Глава двадцать пятая] — Где здесь телефон?

[Глава двадцать пятая] — В доме, на столике в холле. — Голос Мэтти был по-прежнему четок.

[Глава двадцать пятая] — Позовите соседей, — попросил парень. — Из тех, кто поближе живет. — Он вскочил и побежал в дом, на ходу снимая сумку.

[Глава двадцать пятая] Мэтти секунду колебалась, не зная, в какую сторону бежать. Дома находились на довольно большом расстоянии друг от друга за высокими изгородями. Она не могла думать ни о чем другом, кроме лица Митча и необходимости смыть с него грязь. И тут она увидела мужчину в рабочем комбинезоне, идущего от калитки, а за ним женщину. Она жила в большом недостроенном доме через дорогу. Они с Митчем иногда встречали ее в супермаркете. Как у соседки, так и у рабочего были одинаково любопытные лица посторонних наблюдателей. Они уставились на Митча.

[Глава двадцать пятая] «С ним все будет в порядке, — хотела сказать Мэтти. — С ним все будет в порядке». Но ее стало так трясти, что зуб на зуб не попадал. Она не могла членораздельно произнести ни одного слова.

[Глава двадцать пятая] Мужчина опустился на колени возле Митча, а женщина подошла к Мэтти и обняла ее за плечи.

[Глава двадцать пятая] — Пойдемте, дорогая, — сказала она первое, что пришло ей в голову. — Пойдемте отсюда.

[Глава двадцать пятая] Из дома выбежал продавец молока.

[Глава двадцать пятая] — Они уже едут, — сообщил он. Он снял свою кожаную сумку и белый плащ и теперь стоял, держа плащ так, как будто хотел накрыть им Митча.

[Глава двадцать пятая] Мэтти заметила, как парень покачал головой. Его большие руки были испачканы дегтем. Казалось, прошло очень много времени, прежде чем она услышала этот шум. В ее голове он смешался с шумом катящегося тела и глухого удара о землю. Она понимала, что прошло всего пару минут. Две минуты назад она стояла в спальне у окна, прислушиваясь к ветру.

[Глава двадцать пятая] Мэтти взглянула на Митча. Он не двигался, лежал с открытыми, устремленными на нее глазами и окровавленным лицом.

[Глава двадцать пятая] И тут ее захлестнула волна внезапного страха, она поняла, что с ним случилось самое ужасное. Она упала на колени и склонилась над ним, но он по-прежнему не подавал признаков жизни. Она пыталась прилечь рядом, положив голову ему на грудь, чтобы согреть и успокоить его, но чьи-то незнакомые руки подняли ее и отвели в сторону.

[Глава двадцать пятая] Мэтти подняла голову. Мартовский ветер трепал ее волосы, закрывая лицо.

[Глава двадцать пятая] — Кажется, они приближаются, — сказал продавец молока. — Я пойду к воротам.

[Глава двадцать пятая] Она не понимала, о чем он говорит, но тут раздался вой сирены «скорой помощи». Ну конечно, они были частью этой живой картины, как и лица незнакомых людей, ожидавших вокруг. И лишь Митч и она сама не имели к ней никакого отношения. Трагедия не была связана ни с ними, ни с их надежным Коппинзом. Мэтти оглядывалась в поисках Митча, который подтвердил бы ей эту уверенность, но тут же вспомнила, что он лежит на земле у ее ног.

[Глава двадцать пятая] «Скорая помощь» свернула в сторону и осторожно подъехала по гравийной дорожке, лишь синие огни яростно вспыхивали на крыше машины. Из нее выскочили двое мужчин. Продавец молока, женщина из соседнего дома и рабочий отступили назад, освобождая место медикам. Мэтти, с бессильно повисшими вдоль тела руками, стояла не двигаясь.

[Глава двадцать пятая] Медики присели возле Митча. Мэтти смотрела на их быстро мелькавшие руки и сосредоточенные лица. Она, как ребенок, почувствовала облегчение, надежду, что теперь врачи спасут ее Митча. Но спустя минуту один из них поднял голову, а затем встал, оказавшись почти рядом с Мэтти. Он положил руку ей на плечо.

[Глава двадцать пятая] — Он мертв. Смерть наступила почти мгновенно.

[Глава двадцать пятая] Мэтти в ужасе попятилась, стряхнув с плеча руку медика. Ясным, так странно прозвучавшим голосом она сказала:

[Глава двадцать пятая] — О нет, не может быть! Митч не мертв!

[Глава двадцать пятая] Но тут к ней опять подошла соседка, обняла ее и попыталась увести.

[Глава двадцать пятая] — Пойдемте, голубушка, — сказала она. — Пойдемте со мной в дом.

[Глава двадцать пятая] Мэтти смотрела на нее, не понимая. Потом опять огляделась, пробегая взглядом по лицам в поисках Митча, который объяснил бы ей, как этот бессмысленный кошмар мог случиться в такой обычный день.

[Глава двадцать пятая] Но Митча не было. Ведь кто-то же сказал эти ужасные слова: «Он мертв». И на нее обрушился жестокий удар постижения истины.

[Глава двадцать пятая] — О нет, пожалуйста, нет!

[Глава двадцать пятая] Это был не протест. Это была мольба.

[Глава двадцать пятая] Вокруг нее сомкнулись лица, и изо рта Мэтти вырвался непроизвольный звук, не похожий ни на крик, ни на стон. Люди с двух сторон взяли ее под руки и повели прочь. Она оглядывалась через плечо туда, где все еще лежал на земле Митч. Тупая боль все сильнее сжимала грудь. «Он не сможет больше двигаться, потому что мертв».

[Глава двадцать пятая] Большой дом был пуст. Почему они ведут ее туда? Там, внутри, так тихо после бешеных порывов ветра. Они шли, наступая на сухие мертвые листья, залетевшие в холл, мимо сложенных стопкой газет на боковом столике. Там была и почта. После завтрака Митч принес бы наверх и письма, чтобы прочесть их на досуге. Но не сегодня. Сегодня он не придет, потому что мертв.

[Глава двадцать пятая] Чьи-то руки, чужие руки привели ее в ярко освещенную солнцем кухню. Здесь были кастрюли, аккуратно развешанные на стене, начиная с самой маленькой до самой большой, и украшенный цветным узором роллер, сверкавший зубчатыми краями. Здесь был бы сейчас Митч, как всегда шумно двигавшийся вперед и назад по кухне.

[Глава двадцать пятая] Они усадили Мэтти возле стола. Она посмотрела на свои дрожащие руки. Ей хотелось, чтобы Митч сжал их в своих руках и унял эту дрожь. Все ее мысли были о Митче. Куда бы она ни смотрела, всюду видела Митча. Он не мог умереть, не мог просто так перестать существовать, в то время как медные кастрюли продолжают висеть на стене и все прочие свидетельства их жизни также находятся на своих местах.

[Глава двадцать пятая] Она повернула голову, чтобы взглянуть в окно на голубое небо, по которому так же неслись клочья облаков. Лицо Мэтти исказилось, и она сжалась от нараставшей внутренней боли. Прошел всего лишь небольшой отрезок времени, вероятно, какие-то минуты, с тех пор как она услышала звук падения. Так вот что это было. Это Митч упал. Если бы только она могла удержать дрожь в руках, она бы вцепилась в эту субстанцию — время — и повернула его вспять. Она поднялась бы обратно в спальню и услышала, как Митч, посвистывая, прошел под окном, возвращаясь в дом. Мэтти закрыла глаза. Она как будто даже слышала свои шаги к двери ванной и отдаленный успокаивающий шум гравия под ногами Митча, пересекающего дорожку. Но, открыв глаза, она поняла, что сидит в холодной светлой кухне, рядом с ней находится женщина из соседнего дома, а Митч умер.

[Глава двадцать пятая] Теперь она поняла, что он мертв. Он не лежал бы там с окровавленным лицом и песком на щеках, с неестественно повернутой набок головой, если бы не был мертв. Она пожалела, что не сняла с него очки, а оставила висеть в этом неестественном виде, от чего создавалось впечатление, как будто Митч лишь разыгрывал ее, притворившись мертвым.

[Глава двадцать пятая] Соседка и рабочий в комбинезоне двигались по кухне; он наполнил под краном чайник, а женщина хлопала дверцами буфета. Они хотели приготовить ей чай. В подобных случаях люди почему-то делают именно это, подумала Мэтти. Ее охватила волна негодования за их вторжение в ее дом.

[Глава двадцать пятая] Они смотрели на Митча, на его разбитые очки. Ему уже нельзя было помочь назойливо-любопытными взглядами. Кроме этой мелочи, они ничего больше не могли увидеть. Остальное знали они только вдвоем.

[Глава двадцать пятая] — Чай в голубой чайнице слева, — сказала Мэтти. — А чашки в углу буфета.

[Глава двадцать пятая] Они приготовили ей чашку чая, очень крепкого и очень сладкого, и она выпила его, не замечая, что ошпарила язык.

[Глава двадцать пятая] — Может, нужно вызвать врача? Или полицию? — Мэтти старалась, чтобы ее голос звучал твердо, и где-то в глубине сознания удивлялась тому, что может сидеть здесь, с чашкой чая в руке, в то время как умер Митч. — Я знаю, что это несчастный случай, но ведь полиция должна взглянуть на место происшествия?

[Глава двадцать пятая] — Полиция уже в пути, — успокоила ее женщина. — Ваш доктор Тим Райт?

[Глава двадцать пятая] Мэтти кивнула. Митч иногда играл с ним в гольф. Рабочий выпил чай, поставил чашку в раковину, и Мэтти заметила, что на ее фарфоровой поверхности остались следы мазута от его пальцев. Она видела и отмечала все эти мелочи со странной, болезненной ясностью.

[Глава двадцать пятая] Подъехала машина. Она опять услышала шуршание колес по гравию, и соседка выглянула в окно.

[Глава двадцать пятая] — Полиция, — тихо сказала она. В ее голосе чувствовалось облегчение от того, что она могла переложить на кого-нибудь часть взятой на себя ответственности.

[Глава двадцать пятая] Через несколько минут вошли полицейские и, сняв фуражки, положили их на стол. Мэтти вопросительно заглядывала им в лица, но они избегали ее взгляда. Они просто спокойно делали свою работу, а случившаяся трагедия касалась только ее одной. И Мэтти покорно держала ее в себе. Она обхватила себя руками, чтобы сдержать невыносимую душевную боль.

[Глава двадцать пятая] Полицейские задали всего несколько вопросов. И Мэтти рассказала, что Митч, должно быть, залез на крышу, чтобы укрепить черепицу, которую прошлой ночью сорвало ветром. Он поскользнулся или лестница соскользнула, и он упал с высокой крыши. Удар был смертельным, и смерть наступила почти мгновенно. Так сказали ей врачи «скорой помощи».

[Глава двадцать пятая] Абсурдность, бессмысленность смерти Митча вдруг предстала перед ней во всей своей страшной неотвратимости. Из горла рвались рыдания, но она усилием воли сдерживала их. Старший из полицейских закрыл блокнот.

[Глава двадцать пятая] — Доктор Райт приехал, — сказал кто-то.

[Глава двадцать пятая] Мэтти посмотрела мимо полицейских и увидела круглое красноватое лицо Тима Райта. Такое лицо было бы уместно в каком-нибудь клубе, но не здесь, на кухне в Коппинзе. Мэтти крепче сцепила руки, оберегая свою тайну. Доктор поднял ее на ноги и повел в гостиную. Закрыв за собой дверь, он осмотрелся. Здесь были большие диванные подушки, фотографии в рамках и тикающие часы. Все как и прежде, но только Митч был мертв. Комната тоже казалась мертвой, а время как будто существовало само по себе, растягиваясь и сжимаясь.

[Глава двадцать пятая] Мэтти пыталась убедить себя в том, что все это бред, но уже сознавала, что случилось непоправимое, и каждая частичка тела дрожала от обрушившегося на нее удара. Она уже не представляла, сколько времени прошло с тех пор, как умер Митч: несколько минут или несколько часов. Она опять почувствовала подступившие к горлу рыдания, они накатывались как рвота, и она вновь и вновь сглатывала их, загоняя внутрь.

[Глава двадцать пятая] — Можно мне что-нибудь выпить? — спросила она.

[Глава двадцать пятая] — Конечно.

[Глава двадцать пятая] Тим Райт подошел к серебряному графину — свадебный подарок брата Митча — и налил в стакан виски, добавив из сифона немного содовой. Этот знакомый, такой обыденный процесс показался сейчас кощунственным и неуместным, но она взяла предложенный ей стакан и выпила залпом. Она слышала, что доктор говорит о каком-то шоке и необходимых распоряжениях, и почти грубо перебила его:

[Глава двадцать пятая] — Что они сделали с Митчем? Я хочу быть около него.

[Глава двадцать пятая] — Его забрала «скорая». Необходимо получить заключение следователя. Это всего лишь формальность. — Он старался говорить мягко, избегая слова «морг». Мэтти смотрела на него и думала о том, что никто не хочет быть участником этой трагедии.

[Глава двадцать пятая] — Вы сняли с него очки?

[Глава двадцать пятая] — Простите?

[Глава двадцать пятая] — Впрочем, неважно. — Она подошла к подносу с напитками и налила себе изрядную порцию. Виски не согревало ее, но она все равно пила.

[Глава двадцать пятая] — Вы не должны сейчас оставаться одна. Скажите мне, кого бы вы хотели позвать, и я позвоню от вашего имени. — Доктор подождал минуту, сохраняя любезное выражение лица. — Близкой подруге? Или кому-нибудь из родственников?

[Глава двадцать пятая] Мэтти села, сжимая пальцами пустой стакан. Она пыталась кого-нибудь вспомнить, и вдруг неожиданно, словно прорвалась плотина, на нее лавиной обрушилась истина случившегося: Митч мертв. Он ушел, и она теперь предоставлена самой себе. Кроме него, ей никто не был нужен. Она никого не хочет видеть здесь, в Коппинзе, где раньше был Митч. Ни на неделю, ни даже на один день.

[Глава двадцать пятая] Голова Мэтти склонилась. Она чувствовала, что вся болезненная переполняющая ее потребность в Митче, гнев на его бессмысленную смерть и страх одиночества были заключены в сочащейся слезами, хрупкой оболочке ее тела. Если она шевельнется, все это выплеснется из нее. Но этого не должно случиться перед Тимом Райтом с его вкрадчивыми профессиональными манерами. И даже перед Джулией, если бы она специально прилетела из Италии. Это личное, очень личное. Касается только ее одной и Митча.

[Глава двадцать пятая] — У нас есть домоправительница, — наконец выдавила она, — миссис Гоппер. Но сегодня у нее выходной. Кажется, она поехала к сестре в Кроули. Ее номер в телефонной книжке на столе. Этого будет достаточно.

[Глава двадцать пятая] — Вы уверены, что нужно связаться именно с ней? — спросил доктор.

[Глава двадцать пятая] — Абсолютно, — еле процедила Мэтти.

[Глава двадцать пятая] Он сделал то, о чем она попросила, и, вернувшись, дал ей успокоительное, которое она покорно приняла. Доктор взглянул на часы, а затем быстро закрыл свою сумку. Они договорились, что соседка Мэтти побудет в доме, пока не приедет миссис Гоппер.

[Глава двадцать пятая] Мэтти хотела, чтобы все ушли и оставили ее, наконец, в покое.

[Глава двадцать пятая] После того, как уехал доктор, она поднялась по лестнице наверх, подальше от сочувствующих взглядов соседки. Она зашла в гардеробную и, издав приглушенный звериный вой, зарылась лицом в одежду Митча, висящую на вешалках. Спустя продолжительное время, чувствуя боль во всем теле от неудобного положения, Мэтти тихонько прокралась обратно в спальню и повалилась поперек постели. Незаметно она погрузилась в сон.

[Глава двадцать пятая] Она проснулась без всяких воспоминаний. Лежа в кровати в необычном положении, полусонная еще под действием снотворного, она оглядывала комнату, не понимая, что так тяжко давит ей грудь. Но забвение длилось лишь одну секунду. Как только она вспомнила о случившемся, свинцовые кольца еще сильнее сдавили ее. Мэтти инстинктивно подтянула к груди колени и сжалась в комок. Вокруг нее стояла ужасающая тишина.

[Глава двадцать пятая] — Митч умер. Митч ушел и никогда больше не вернется ко мне.

[Глава двадцать пятая] В ее груди нарастал страх. Она почувствовала удушье и широко открыла глаза. Пытаясь подняться, Мэтти встала на колени на смятом атласном покрывале.

[Глава двадцать пятая] — Митч! — позвала она. — Митч, я не знаю, как мне жить и что мне делать!

[Глава двадцать пятая] Наконец она вспомнила об Александре.

[Глава двадцать пятая] Каждый час того памятного дня представал перед ней как бесконечная цепь бессмысленных препятствий, которые нужно было преодолевать одно за другим лишь для того, чтобы, выбившись из сил, натолкнуться на следующее, а затем остаться с глазу на глаз с ночью. Когда стемнело, Мэтти отослала миссис Гоппер в ее комнаты, а сама обошла притихший дом, зажигая повсюду свет, так что скоро весь большой дом ярко светился огнями. Но темнота все равно давила на нее. Ее преследовал образ Митча, лежащего в холодном стальном ящике, его бледное необмытое лицо и висящие сбоку погнутые очки.

[Глава двадцать пятая] Она вошла в ярко освещенную гостиную и допила оставшееся виски. Ее совсем развезло, и она так дрожала, что стучали зубы. И в полночь, охваченная страхом, что ночь никогда не закончится, она позвонила Александру.

[Глава двадцать пятая] — Сегодня утром умер Митч. — Она удивилась тому, что смогла произнести эти слова.

[Глава двадцать пятая] Александр тотчас же сел в машину и помчался к ней.

[Глава двадцать пятая] Мэтти ждала его, сидя у стола, на котором стояла очередная бутылка спиртного, и крепко сжимала пальцами стакан. Она представляла, как побежит ему навстречу, когда он приедет, и он успокоит ее. Услышав звуки подъезжающей машины, доносившиеся в этот ночной час, она вскочила и побежала открывать парадную дверь.

[Глава двадцать пятая] Александр в спешке натянул джемпер и вельветовые штаны прямо на пижаму. Волосы торчком стояли у него на затылке, и его худощавое ироничное лицо побледнело от волнения. Но как только Мэтти увидела его, она поняла, что сделала ошибку. Он был теплым, крепким, осязаемым. Но он был просто другом, и его приезд не мог утешить Мэтти. Это был Александр, а Митч ушел навсегда.

[Глава двадцать пятая] Александр обнял ее. Она ощутила на своем лице прикосновение колючей шерсти его свитера и в следующую секунду осторожно высвободилась из его объятий. Неожиданное горе отдалило ее от Александра, как и от всех остальных. Она вдруг поняла, что ее беда непоправима.

[Глава двадцать пятая] — Входи, Александр, — сказала Мэтти. — Я потихоньку выпиваю в гостиной.

[Глава двадцать пятая] Александр пошел за ней. Всю дорогу из Леди-Хилла он подготавливал себя к случившемуся, и тем не менее вид Мэтти поразил его. Ее запавшие и отекшие глаза казались пустыми, и она смотрела на него как будто не узнавая. В ярко освещенной гостиной стоял густой запах виски. Он обнял ее за плечи и усадил на диван. Было ясно, что Мэтти уже довольно пьяна и почти бесчувственна.

[Глава двадцать пятая] Александр окинул комнату гневным взглядом, как будто шелковые обои стен могли ему объяснить, как Мэтти могла оказаться в такой момент совсем одна.

[Глава двадцать пятая] Носок ее туфли утопал в густом ворсе коврика, пропитанного пролитым виски.

[Глава двадцать пятая] — Налей мне еще немного, — попросила она. И растерянно добавила: — Я не знаю, что мне делать.

[Глава двадцать пятая] Александр наполнил стакан, подождал, пока она выпьет, и взял ее за руки.

[Глава двадцать пятая] — Тебе необходимо сейчас уснуть.

[Глава двадцать пятая] — Я не могу.

[Глава двадцать пятая] Он заметил в ее лице страх.

[Глава двадцать пятая] — Я останусь с тобой. Я буду здесь, рядом.

[Глава двадцать пятая] Он проводил ее наверх. В розовой мраморной ванной он сполоснул ей лицо и раздел, как малого ребенка. Его смутила совершенная красота ее тела, которого не коснулось время и которое было таким же, как шесть лет назад, в Леди-Хилле. Отыскав ночную рубашку, он надел на нее, затем расправил смятую постель и отвернул покрывало. Мэтти, двигаясь машинально, как робот, легла. Александр прикрыл дверь гардеробной, чтобы она не видела одежды Митча. Затем сел в кресло и смотрел, как постепенно мышцы ее лица разгладились, черты смягчились и она уснула.

[Глава двадцать пятая] Утром Александр сделал все необходимые звонки, связанные с трагедией. Поговорил с братом Митча в Уитби, с родственниками Мэтти и ее агентом. Он отгонял репортеров и фотографов, которые, прослышав о случившемся, собрались на подъездной дорожке возле дома, а также взял на себя труд уладить все формальности с полицией и адвокатами. Он сообщил новость Феликсу, позвонив ему в офис «Трессидер и Лемойн», и отвечал на все учащавшиеся телефонные звонки.

[Глава двадцать пятая] — Спасибо тебе, — сказала ему Мэтти. — Я бы не смогла это делать сама. Я никогда не могла делать подобных вещей. Вот почему мне было хорошо с Митчем. — Она покачала головой, отводя потускневшие глаза от сочувствующего взгляда Александра. Казалось, она наблюдает за печальными приготовлениями, как будто они касались не ее, а кого-то другого, и Александру уже хотелось, чтобы она заплакала, чтобы он мог успокоить ее. Возвратился врач, игравший когда-то в гольф с Митчем, и доверительно сказал Александру:

[Глава двадцать пятая] — Горе проявляется по-разному. Мы можем только предоставить ему следовать своим путем.

[Глава двадцать пятая] Он оставил рецепт на транквилизаторы и снотворное и тут же укатил по своим делам. Александра возмутило такое равнодушие.

[Глава двадцать пятая] Вечером он сидел рядом с Мэтти на мягком диване в гостиной. Опять были включены все лампы, а домоправительница убрала залитый виски коврик.

[Глава двадцать пятая] — Позволь мне позвонить Джулии, — попросил он. — Она захочет приехать и побыть с тобой. Она нужна тебе сейчас, Мэтти.

[Глава двадцать пятая] Мэтти даже не взглянула на него. Она вертела на пальце обручальное кольцо.

[Глава двадцать пятая] — Ну что может сделать Джулия? — И добавила почти обычным тоном: — Лучше оставить ее в покое. Знаешь, какой у нее там прекрасный парк.

[Глава двадцать пятая] Но когда Мэтти, приняв снотворное, легла в свою пустую широкую постель, Александр перенес телефон на рабочий стол Митча. Новость должна была появиться в газетах на следующий день, и он не хотел, чтобы Джулия узнала об этом из газет. Пока он ждал, когда его соединят с Монтебелле, глаза его блуждали по аккуратно сложенным документам, лежавшим перед ним на столе. Копии завещания Митча, страховые полисы и все прочие необходимые бумаги, которые могли понадобиться в самое ближайшее время. Мэтти была права, подумал он. Ей было спокойно с надежным Митчем. Его охватила одновременно тоска и возмущение из-за бессмысленности этой смерти. Он стирал с лица следы непрошеных слез, когда наконец раздался долгожданный звонок. Александру пришлось объяснять какому-то, судя по голосу, пожилому итальянцу, что ему необходимо немедленно поговорить с Джулией Блисс.

[Глава двадцать пятая] — Может, с Джулией Смит? — переспросил Николо Галли. — Надеюсь, ничего не случилось?

[Глава двадцать пятая] — Передайте ей, что звонит Александр. Скажите, что с Лили все в порядке.

[Глава двадцать пятая] — Слава Богу, — ответил Николо. — Пойду поищу Джулию.

[Глава двадцать пятая] Ждать пришлось довольно долго. Александр пытался представить маленький горный городок и домик Джулии, но его воображение не рисовало никаких определенных картин и он видел перед собой только рабочий стол Митча со стоящей на нем фотографией Митча и Мэтти в день их свадьбы. На этой фотографии была и Джулия, но половина ее лица попала в тень. Александр не мог даже точно вспомнить, как давно он не разговаривал с ней. Он устало потер глаза.

[Глава двадцать пятая] — Александр?

[Глава двадцать пятая] Голос Джулии донесся откуда-то издалека, но он сразу уловил в нем нотки беспокойства и быстро, по возможности спокойно, сообщил ей о случившемся.

[Глава двадцать пятая] Последовала пауза.

[Глава двадцать пятая] — Бедняжка Мэтти… О Боже, Александр, какой ужас! Бедняжка Мэтти.

[Глава двадцать пятая] Они обменялись еще несколькими фразами, и Александра поразило то, что Джулия говорила очень мягко, без обычных ее командных ноток. Между ними не было и тени колебаний относительно их любви к Мэтти, связывающей их много лет.

[Глава двадцать пятая] — Я постараюсь приехать как можно быстрее, — пообещала Джулия. — Возможно, завтра.

[Глава двадцать пятая] — Она убита горем, — предупредил ее Александр, перед тем как закончить разговор.

[Глава двадцать пятая] Лицо Джулии сильно побледнело. Она встретилась глазами с озабоченным взглядом Николо.

[Глава двадцать пятая] — Я должна ехать домой. Я должна ехать немедленно. Умер муж Мэтти.

[Глава двадцать пятая] На улицах Монтебелле было тихо. Джулия вспомнила, как они с Мэтти подпирали одну из этих стен и заливались смехом. Эта ночь принесла первое весеннее тепло, и завтра опять будет так же. Постепенно начнет становиться все теплее. Но теперь Джулию непреодолимо потянуло в Англию. И чувство это было таким острым, что она ощутила запах мартовского ветра и струйки дождя на своем лице. Она побежала по улице к своему дому, как будто это могло ускорить ее приезд к Мэтти.

[Глава двадцать пятая] Александр медленно бродил по нарядным комнатам Коппинза. Он думал о том времени, когда Мэтти и Митч приобретали все эти вещи, и о своем собственном страстном желании собрать былое великолепие Леди-Хилла. Перед лицом нелепой трагедии он еще острее почувствовал тщетность потраченных усилий. Он опять подумал о Джулии, незнакомых мягких модуляциях ее голоса. И все же, несмотря на длительную разлуку, он знал ее лучше, чем кого-либо другого в мире. Одну за другой он выключил все лампы. Казалось, темнота наступала быстрее, чем он двигался по комнатам. Александр привык к пустым домам, но так и не научился быть счастливым в этой пустоте. И сейчас, выключая последнюю лампу здесь, в Коппинзе, он непроизвольно содрогнулся.

[Глава двадцать пятая] Митча похоронили на кладбище возле церкви, где его когда-то крестили. Мэтти стояла на мысе, выступающем в море, и, когда опускали гроб, лицо ее стало напряженным, а волосы безжалостно трепал соленый прибрежный ветер. Это напомнило ей чичестерскую гавань и дождь, который хлестал тогда по лицу, и чайную, где они с Митчем нашли приют. Но теперь ее лицо и глаза были сухими.

[Глава двадцать пятая] Она видела, как выдернули веревки из-под гроба и носильщики отошли в сторону, низко опустив головы. Ветер взметнул стихарь викария, когда тот слегка подвинул Мэтти вперед. Она бросила в яму охапку роз и опять отступила назад. Джулия протянула руку, чтобы поддержать ее под локоть, но она не нуждалась в опоре. По обе стороны от нее стояли Феликс и Александр, но она чувствовала себя отгороженной от всех непреодолимой стеной. Она не думала ни о них, ни о Митче. Запах моря напомнил ей ужины с рыбными блюдами в северных городах во время их турне в компании Фрэнсиса Виллоубая. Но все это было в другой жизни, давным-давно. Мэтти казалось, что все для нее уже закончилось.

[Глава двадцать пятая] Поминальный чай был устроен в доме ее деверя, стоявшем на одной из маленьких улочек, неподалеку от того места, где вырос Митч. Румяные представители Митчелов и Говортов толпились в парадной комнате с чашками в руках, украдкой поглядывая на Мэтти, которая была бледна, но прекрасно владела собой. Она грустно кивала в ответ на соболезнования, и весь ее вид говорил о том, что она в состоянии поговорить с каждым, кто пришел помянуть Митча. Пару раз она взглянула на Феликса и Александра, сидевших на прямых стульях у окна и тихо беседовавших о чем-то. Джулия была на кухне, энергично намазывая маслом ломти хлеба и помогая жене брата Митча наполнять чайники.

[Глава двадцать пятая] У Мэтти было такое чувство, как будто она играет молодую вдову в хорошо поставленной пьесе и с нетерпением ждет конца этого спектакля. Только бы он закончился, Митч вошел бы в ее гардеробную, подождал, пока она снимет грим, похвалил ее игру, а потом отвез бы домой…

[Глава двадцать пятая] Игра Мэтти скрывала весь ужас и горе, которые разъедали ее изнутри. Но уже возникли те невидимые стены, которые всегда отделяют жертвы трагедий от окружающего мира. Она отгородилась даже от Джулии.

[Глава двадцать пятая] «Еще один час, — подумала Мэтти, — и этот чай закончится. Что мне делать потом?»

[Глава двадцать пятая] Митч лежал в гробу, под охапкой роз и пластом соленой земли. Кто-то обмыл ему лицо и убрал разбитые очки.

[Глава двадцать пятая] — Благодарю, — тихо сказала она кузену со стороны Говортов. — Спасибо, что пришли.

[Глава двадцать пятая] Наконец положенный ритуал поминального чая подошел к концу. Когда все ушли, Мэтти вдруг сказала, что хочет вернуться назад в Коппинз. Джулия и Александр пытались уговорить ее остаться еще на одну ночь с родными Митча, но она настояла на своем.

[Глава двадцать пятая] — Я отвезу тебя, — предложил Феликс. В парадной комнате Говортов Феликс выглядел неуместно экзотичным. — Мне тоже необходимо вернуться домой.

[Глава двадцать пятая] Феликс был влюблен. За несколько дней до смерти Митча он впервые познакомился с Вильямом Паджетом. Вильям был ровесником Феликса и младшим сыном большого семейства, для которого Феликс выполнял некоторые работы в их загородном доме. Когда Феликс бывал там, он никогда не видел Вильяма. Вильям был художником. Как-то совершенно случайно они встретились в Лондоне, на выставке, где были представлены работы другого художника. Он повернулся спиной к галерее, битком набитой людьми, и вытянул руку, преграждая Феликсу путь.

[Глава двадцать пятая] — Я не представлял, как вы выглядите, — сказал Вильям. — Но теперь вижу.

[Глава двадцать пятая] Феликс был слегка пьян.

[Глава двадцать пятая] — Ну и как же я выгляжу? — спросил он.

[Глава двадцать пятая] Вильям склонил голову набок, раздумывая.

[Глава двадцать пятая] — Чрезвычайно волнующе.

[Глава двадцать пятая] Они ушли из галереи вместе и сразу же поехали на Итон-сквер.

[Глава двадцать пятая] Вильям с легким сарказмом поговорил о серьезной живописи, а затем за ними захлопнулась дверь спальни Феликса. И вот уже более недели они были неразлучны.

[Глава двадцать пятая] Стоя на кладбище под пронизывающим ветром Северного Йоркшира, Феликс сначала подумал о Вильяме, а потом о Митче, у которого уже не будет шанса начать все сначала. Он не представлял, как теперь Мэтти, стоявшая неподвижно рядом с ним, сможет жить одна. Он почувствовал ту необъяснимую дистанцию, которая разделила Джулию и Александра. Взбодренный свежестью соленого воздуха, Феликс не в силах был совладать со страстным желанием возвратиться в Лондон к Вильяму, чтобы не упускать собственных шансов, пока это в его власти.

[Глава двадцать пятая] — Мне необходимо домой, — повторил он, выйдя на улицу из дома Говортов.

[Глава двадцать пятая] Мэтти вышла вслед за ним.

[Глава двадцать пятая] — Со мной все будет в порядке, — сказала она. — Я собираюсь вернуться к своей работе через пару дней. Все говорят, что это пойдет мне на пользу. Я уверена, что и Митч был бы того же мнения.

[Глава двадцать пятая] Ее отпустили. Джулия и Александр стояли, глядя, как новая «альфа» Феликса уносится вдаль.

[Глава двадцать пятая] — С ней все будет в порядке? — спросила Джулия, не рассчитывая на ответ.

[Глава двадцать пятая] Александр не ответил. Они остро чувствовали свою неспособность помочь Мэтти. Окна домов, выходящие на улицу, вдруг стали казаться похожими на любопытные глаза.

[Глава двадцать пятая] — Давай прогуляемся, — предложил Александр.

[Глава двадцать пятая] Они сели в машину и поехали по побережью в южную сторону. Там они пошли вдоль берега, любуясь низкой волной, набегавшей на берег и вновь откатывавшейся назад и оставлявшей на песке клочья пены. Впервые они были вместе наедине с тех пор, как Джулия вернулась в Англию, но говорили очень мало, так как в этом не было никакой необходимости. «Закон времени, — подумал Александр. — Это то, что есть у нас с Джулией. Время отшлифовало нас, сгладило некоторые шероховатости, подобно тому, как море шлифует камни».

[Глава двадцать пятая] Очередная волна накатила на ноги Джулии. Она негромко засмеялась и сняла туфли, вытряхивая из них воду. Затем сняла черные чулки и пошла босиком по песку, а Александр положил ее туфли к себе в карман. Он смотрел на нее сбоку, когда она шла на полшага впереди, повернув голову в сторону моря.

[Глава двадцать пятая] Он часто смотрел на нее с тех пор, как она вернулась в Англию, но, казалось, только сейчас отчетливо увидел ее на фоне закатной прибрежной полосы. Джулия стала старше, и взгляд у нее стал таким, как будто она привыкла к жгучему солнцу и неустанному труду в своем итальянском парке.

[Глава двадцать пятая] Но если эта работа изнурила ее, то в то же время она сделала ее и мягче. Знакомые, отражавшиеся когда-то на лице черты горечи исчезли. Спокойствие и те усилия, которых оно ей стоило, придавали прежней Джулии очаровательную мягкость. Пока они шли, Александр думал о том, как сильно она ему нравится.

[Глава двадцать пятая] Он знал ее давно, и она импонировала ему больше, чем прежде. Если в самом начале он по-настоящему любил ее, то теперь его любовь была слишком требовательной. Александр понимал теперь, что тщетно пытался заменить ее другими женщинами.

[Глава двадцать пятая] Сейчас, у кромки седого моря, когда Джулия была рядом, он чувствовал легкое сожаление. Он мог бы отбросить его прочь, взять ее руку или даже, невзирая на неуместность этого в данной ситуации, попытаться ее поцеловать. Но как только он об этом подумал, Джулия повернулась и направилась обратно, оставляя на сыром песке глубокие, тут же исчезающие следы.

[Глава двадцать пятая] — Мне нужно возвращаться в Лондон, — сказала она.

[Глава двадцать пятая] Ее взгляд лишь на миг встретился с его взглядом, а затем ускользнул далеко, она снова смотрела на море.

[Глава двадцать пятая] Александр отвез ее в Лондон. По дороге они говорили о Лили, о парке в Монтебелле и о последней успешной работе Александра. В длинных паузах Джулия смотрела в окно на английский пейзаж. Она с интересом вглядывалась в милые знакомые пейзажи: живописные деревни и внезапно возникающие очертания городов. И ей казалось, что она ощущает под собой прочную основу родной земли, твердой и неприветливой, такой холодной по сравнению с Италией. Но Джулия чувствовала, с каким наслаждением она прильнула бы к ней, как дитя к груди матери.

[Глава двадцать пятая] Александр тоже был частью этого пейзажа. Она украдкой поглядывала на него, пока он вел машину. В нем была чисто английская твердость, под неброской внешностью скрывалась настоящая сила. Теперь она достаточно знала жизнь, чтобы оценить это. Джулия подозревала, что боролась против этой силы с самых первых дней, как боролась и сама с собой. Если бы она выиграла битву с собой, с грустью подумала она, то проиграла бы в борьбе с ним. Она любила его, но почти с такой же силой боялась того, во что могла бы вылиться эта любовь. Она не имела никакого представления о том, что чувствует Александр. Вспомнив историю потворствования собственному эгоизму, она содрогнулась и плотнее запахнула пальто.

[Глава двадцать пятая] «Но в Италии я в безопасности», — шептала сама себе Джулия.

[Глава двадцать пятая] Александр мельком взглянул на нее, и ему показалось, что она задремала.

[Глава двадцать пятая] Феликс снял для Джулии квартиру в Кенсингтоне, которую его фирма выставила на повторную продажу. Он не хотел, чтобы она останавливалась на Итон-сквер и была свидетельницей его счастья с Вильямом, и был несколько смущен искренней благодарностью Джулии. Она взяла у него ключи с явным облегчением.

[Глава двадцать пятая] — Я не знаю, где еще в Лондоне я могла бы остановиться. Я пренебрегала своими друзьями. Не думаю, чтобы Мэтти захотела видеть меня в своем доме, хотя я и хочу, чтобы она позволила мне поухаживать за ней. А для отелей у меня действительно нет денег.

[Глава двадцать пятая] — Эта квартира твоя на любой срок, — быстро сказал Феликс.

[Глава двадцать пятая] Была уже полночь, когда Александр подъехал к ее квартире. Джулия полезла в сумочку за ключами. Они оба поймали себя на том, что смотрят на брелок с названием фирмы «Трессидер и Лемойн» при тусклом свете салонной лампочки, как будто это имело какое-то значение. Александр подумал о бледном строгом лице Мэтти, и опять его охватило сильное желание поцеловать Джулию. Она открыла дверцу машины, и в салон сразу ворвался холодный воздух. Джулия выскользнула из автомобиля. Наклонившись к окошку, она бросила:

[Глава двадцать пятая] — Спокойной ночи. Спасибо тебе. — И опять в ее интонации появились хрипловатые итальянские нотки.

[Глава двадцать пятая] — Не стоит благодарности, — ответил Александр. Джулия быстро, словно соглашаясь, повернулась и побежала к двери.

[Глава двадцать пятая] Закрыв за собой дверь, она вздохнула со смешанным чувством облегчения и сожаления. Затем пошла мимо лестниц и банок с красками, которыми был заставлен весь коридор. Она слышала, как отъехал Александр, и подумала о том, что даже не знает, куда он направился.

[Глава двадцать шестая] Лили воскликнула:

[Глава двадцать шестая] — Закон изменился! Разве ты этого не знаешь?

[Глава двадцать шестая] — Какой закон? Я долго отсутствовала. Должно быть, произошло многое, чего я еще не знаю.

[Глава двадцать шестая] Джулия и Лили сидели на противоположных концах импровизированного обеденного стола в квартире на Кенсингтон-стрит. Они пили кофе и беседовали. Между ними стояла открытая инкрустированная шкатулка Джорджа Трессидера. Лили только что просмотрела свидетельство о рождении Валери Холл.

[Глава двадцать шестая] — Закон об усыновлении. Если тебя удочерили, то ты имеешь право найти свою настоящую мать. И тебе должны оказать в этом всяческое содействие.

[Глава двадцать шестая] Джулия покачала головой.

[Глава двадцать шестая] — Не знаю, — сказала она тихо. — Понимаешь, с тех пор, как ты родилась, я хотела отыскать ее без чьей-либо помощи.

[Глава двадцать шестая] Лили встала, обошла стол и протянула Джулии свидетельство. Та сложила его и опустила обратно в шкатулку, поверх конверта, в котором лежали два ее кольца и книжка Пии о Рапунцели.

[Глава двадцать шестая] Несмотря на всю спешку, с которой Джулия собиралась в дорогу, когда получила известие о случившемся у Мэтти горе, она все-таки не забыла захватить с собой эту шкатулку. Она, вместе с ее содержимым, стала для Джулии талисманом.

[Глава двадцать шестая] — Я поеду с тобой на поиски, если хочешь, — предложила Лили.

[Глава двадцать шестая] Джулия с благодарностью взглянула на дочь. С тех пор как она возвратилась в Лондон, а Лили приехала из Леди-Хилла на пару дней повидаться с ней, Джулия обнаружила перемену в их отношениях. Она заметила также, что изменился и сам Лондон, став еще больше похожим на иностранный город. Он показался ей большим, более грязным и нес в себе что-то угрожающее.

[Глава двадцать шестая] Лили заметила неуверенность Джулии, у нее появилось какое-то странное желание защитить свою мать. Казалось, разница в возрасте между ними сгладилась. Теперь они были почти на равных. И за последние проведенные вместе несколько часов Джулия смотрела на свою дочь со смешанным чувством добродушной иронии, восхищения и гордости. В свои неполные семнадцать лет Лили, казалось, превратилась во взрослую женщину. У нее была своя личная жизнь, свои установившиеся взгляды и потрясающее чувство стиля. Для поездки в Лондон, чтобы повидаться с матерью, она выбрала одежду в стиле панков: плотно облегающие черные эластичные брюки, порванную фуфайку и гирлянду цепей.

[Глава двадцать шестая] Джулия окинула взглядом этот ансамбль, который не могла бы одобрить, но он напомнил ей их с Мэтти юность, когда они тоже с этого начинали. В сущности, подумала Джулия, Лили с ее бледным лицом и подведенными глазами выглядела не более странно, чем она сама двадцать лет назад.

[Глава двадцать шестая] В какой-то момент она почувствовала острую, сладкую ностальгию по «Ночной фиалке» и своей юности.

[Глава двадцать шестая] — А что говорит Александр по поводу твоей одежды? — спросила она.

[Глава двадцать шестая] В ответ Лили молча сделала разъяренное лицо, и они обе расхохотались.

[Глава двадцать шестая] — Ты молодчина, мама, — отметила Лили. — Большинство матерей более скупы на похвалу.

[Глава двадцать шестая] — Я помню, — пробормотала Джулия и протянула руку, чтобы коснуться дочери. Цепочки на ее шее зазвенели. — Я буду рада, если ты мне поможешь. Мы отправимся на поиски твоей бабушки.

[Глава двадцать шестая] Лили стояла склонив голову на плечо и вертела покрашенный в красный цвет кончик волос.

[Глава двадцать шестая] — Джулия, только не делай этого для меня. Только для себя. — Она улыбнулась неожиданной прелестной улыбкой, так не вязавшейся с ее вызывающим видом. — К тому же, у меня и так есть бабушки.

[Глава двадцать шестая] Джулия положила руку на теплую, гладкую поверхность шкатулки Джорджа и вздохнула.

[Глава двадцать шестая] — С чего же мы начнем? Колчестер, Эссекс — весьма общие данные.

[Глава двадцать шестая] — Бабуся Смит должна знать, где находится агентство по усыновлению. Если оно все еще существует, у них должно сохраниться досье на тебя.

[Глава двадцать шестая] Такая рассудительность поразила Джулию.

[Глава двадцать шестая] — Откуда ты все знаешь?

[Глава двадцать шестая] Но Лили только плечами пожала.

[Глава двадцать шестая] — Я много чего знаю.

[Глава двадцать шестая] «Я уверена в этом, — подумала Джулия. — Только не говори мне всего. Пожалуй, я еще не готова к этому. Я доверяю тебе, Лили. Разве этого недостаточно?»

[Глава двадцать шестая] Итак, получив благословение Лили, Джулия пустилась на поиски Маргарет Энн Холл. Прежде всего она посетила Бетти на Фэрмайл-роуд и, сидя на кухне, выпила чашку чая под громкую телевизионную передачу, доносящуюся из соседней комнаты. Джулия старалась убедить Бетти, что если даже поиски увенчаются успехом, это никак не повлияет на ее дочерние чувства к ней.

[Глава двадцать шестая] Поджав губы, Бетти взглянула на Лили. Девушка, на сей раз одетая более сдержанно, так как поддалась уговорам Джулии сделать это ради бабуси Смит, слегка кивнула головой. И сразу беспокойное выражение лица Бетти немного смягчилось и глаза ее перестали нервно перебегать с предмета на предмет. Видя эту реакцию, Джулия вспомнила, что всегда удивлялась взаимной нежности Бетти и Лили. Удивлялась и в глубине души слегка обижалась. Но сейчас это показалось ей таким естественным и приятным. Став старше, она научилась лучше понимать некоторые вещи.

[Глава двадцать шестая] Бетти нашла клочок бумаги и что-то написала на нем. Это был адрес частного агентства детского приемника в Саутуорке. Джулия отметила про себя, что Бетти прекрасно помнит адрес. Стало быть, все эти годы он постоянно был у нее в голове.

[Глава двадцать шестая] Но по указанному адресу этого агентства в Саутуорке уже не было. Помещение переделали под новый супермаркет. Это ввело обеих женщин в глубокое уныние, пока Джулию наконец не осенила идея связаться с местным управлением социальной службы. Она засела за телефон, и ее отсылали от одного департамента к другому, пока она наконец не напала на нужного служащего по социальным вопросам. Агентство, которое указала Бетти, объединилось с другим, более крупным. Все бумажные дела переданы в отделение, находящееся в Гилдфорде. Джулия записала его адрес.

[Глава двадцать шестая] Она долго звонила, и на сей раз ее труды увенчались успехом. Она отыскала все, что было нужно, и там действительно оказались записи об ее удочерении.

[Глава двадцать шестая] Ей посоветовали обратиться к адвокату, прежде чем предпринимать дальнейшие шаги.

[Глава двадцать шестая] Когда она положила телефонную трубку, у нее дрожали руки. Ей казалось, что уже близка встреча с матерью.

[Глава двадцать шестая] — Ура! — закричала Лили, и ее глаза загорелись азартным огнем охоты. — Я знала, что мы добьемся своего.

[Глава двадцать шестая] Охота заняла немного времени, но след, на который они напали, вел в никуда.

[Глава двадцать шестая] Джулия отправилась повидать чиновника по социальным делам. Им оказалась женщина. Перед ней на столе лежала выгоревшая синяя папка. Джулия не могла отвести от нее взгляд. Там лежала история ее матери. Прежние романтические мечты и фантазии, казалось, исчезли без следа. Теперь она могла думать лишь о том, как ей найти свою мать, реально существующую женщину, незнакомку, которая, тем не менее, была так же близка ей, как она — Лили. Джулия заставляла себя слушать и отвечать на вопросы советницы.

[Глава двадцать шестая] Наконец служащая кивнула и сказала, что ей необходимо четко выяснить причины, побудившие Джулию к поискам своей матери.

[Глава двадцать шестая] Джулию это несколько удивило. Она не знала никаких более убедительных причин, кроме интереса к прошлому, который с годами становился все сильнее и который казался ей вполне обоснованным.

[Глава двадцать шестая] Советница положила руку на досье, открыла его и вздохнула.

[Глава двадцать шестая] — Боюсь, у нас не так уж много для вас сведений.

[Глава двадцать шестая] Джулия стала читать фрагменты из своей жизни.

[Глава двадцать шестая] Первый документ представлял собой оригинал того свидетельства о рождении, которое Бетти долгие годы прятала в ящике комода среди белья. Джулия прочла, что Валери Холл родилась в приюте святого Бенита для незамужних матерей в Колчестере. Да, ее звали Валери, в этом не было ошибки. Дата рождения совпадала с ее собственной. А ее мать звали Маргарет Энн Холл, а адрес — Патингтон-стрит 2, Гилдфорд, Эссекс.

[Глава двадцать шестая] Джулия оторопела. Ее настоящая мать жила всего в нескольких милях от Фэрмайл-роуд, а дата ее рождения была 17 января 1923 года. Значит, ей было шестнадцать лет, когда она родила дочь в приюте святого Бенита. Сейчас ей, наверно, всего пятьдесят четыре. Почти на двадцать лет моложе Бетти Смит.

[Глава двадцать шестая] Джулия подняла глаза от бумаги. Советница следила за ней понимающим взглядом, но это выражение человеческого сочувствия казалось в этот момент вторжением в сокровенные дела.

[Глава двадцать шестая] — Она была очень молода, — мягко сказала Джулия.

[Глава двадцать шестая] В графе сведений об отце было написано: «Отец неизвестен». Кто бы он ни был, но он кинул Маргарет Энн Холл одну на борьбу с выпавшими суровыми испытаниями. Джулия отложила свидетельство в сторону. Под ним лежало письмо Бетти, адресованное агентству, о том, что они с Верноном желали бы быть приемными родителями ребенка. Сверху стояла резолюция: «Просьба принята».

[Глава двадцать шестая] Далее шла копия сертификата об удочерении, в котором было указано, что девочке было дано имя Джулия Смит. И из последнего документа в папке Джулия узнала, что она была взята на воспитание в возрасте шести недель от роду четой из Колчестера. Из приюта в дом на Фэрмайл-роуд ее сопровождал служащий данного агентства.

[Глава двадцать шестая] Джулия почувствовала, что сейчас разрыдается. Ей не было жаль этой шестинедельной крошки, которую передали Бетти и Вернону, и тем самым обеспечили спокойную жизнь под надежным кровом. Ей было больно за шестнадцатилетнюю Маргарет, вынужденную в благотворительном приюте дать жизнь своему ребенку. «Она, должно быть, хотела оставить меня при себе, — подумала Джулия, — но у нее не было для этого возможности». Ей самой было шестнадцать, когда они с Мэтти попали в руки Джесси и Феликса. В этом возрасте они едва могли позаботиться о себе, не то что о ребенке. Так чем отличалась Маргарет Энн Холл от других таких же подростков?

[Глава двадцать шестая] Джулия тяжело вздохнула и провела ладонью по лицу. В папке остался еще один сложенный лист. Она развернула его, чувствуя, как что-то сдавило ей грудь.

[Глава двадцать шестая] Советница сказала:

[Глава двадцать шестая] — Это немного, но, надеюсь, оно поможет вам в поисках. Ведь приют святого Бенита давно закрыт.

[Глава двадцать шестая] Джулия прочла письмо.

[Глава двадцать шестая] Оно было написано уже с другого адреса и датировано августом 1942 года. Маргарет Энн Холл стала уже Маргарет Реннишоу; она написала в агентство, прося дать ей сведения о Валери. Видно было, что письмо писалось в спешке, фразы были короткие, местами пропущены буквы или даже слова, но сквозь все это проглядывала настоятельность просьбы, читать которую нельзя было без боли.

[Глава двадцать шестая] «Теперь у меня и Дерека есть свой небольшой земельный надел, но я все время думаю о том, что стало с моей Валери…»

[Глава двадцать шестая] Это бывало в день моего рождения, подумала Джулия. На Рождество, Новый год и во все другие дни.

[Глава двадцать шестая] «Я знаю, что поступила гадко, но хочу лишь знать, что с ней теперь все в порядке. Дерек служит в военно-морском флоте. Он ничего не знает о Валери. Если бы я могла хоть разок ее увидеть, я была бы счастлива».

[Глава двадцать шестая] В папке не было никакой копии ответа на письмо Маргарет. Джулия опять подняла глаза от бумаг. Ее мать хотела повидать ее. У нее была мать и сводный брат, и когда она подрастала на Фэрмайл-роуд, они находились так близко от нее.

[Глава двадцать шестая] — Почему же так случилось? — с болью в голосе спросила она у советницы.

[Глава двадцать шестая] Женщина поджала губы.

[Глава двадцать шестая] — В те времена, боюсь, старались умалчивать о подобном. Я сталкивалась с такими случаями. Думаю, что копия ответа на письмо вашей матери не сохранилась в папке. Вероятно, ей сказали, чтобы она не надеялась когда-нибудь увидеть или услышать о своей дочери.

[Глава двадцать шестая] В комнате наступила тишина.

[Глава двадцать шестая] — Но сейчас она увидит ее, — буркнула Джулия.

[Глава двадцать шестая] — Если вы уверены, что так лучше для вас и для нее. — Советница говорила дружелюбно, но она всего лишь выполняла свою работу.

[Глава двадцать шестая] Джулия вдруг почему-то вспомнила Монтебелле и бесстрастное лицо сестры Марии. Она улыбнулась.

[Глава двадцать шестая] — Лишь в одном в жизни можно быть уверенным. Но я должна найти ее! Я знаю, что это нужно сделать.

[Глава двадцать шестая] Советница протянула ей руку.

[Глава двадцать шестая] — В таком случае желаю удачи. Если я понадоблюсь, вы всегда найдете меня здесь.

[Глава двадцать шестая] Джулия указала на письмо.

[Глава двадцать шестая] — Можно мне взять его?

[Глава двадцать шестая] — Разумеется. Оно ваше.

[Глава двадцать шестая] Лили ждала ее в кафе через улицу. Чтобы скоротать время, она немного побродила по магазинам. Еще один сверток с одеждой с дырками и в молниях торчал из сумки, стоявшей на полу.

[Глава двадцать шестая] — Ну, как дела? — бодро спросила она. Джулия устало опустилась на стул и вытащила сероватый листок бумаги. Лили быстро пробежала его глазами. Когда они взглянули друг на друга, их лица помрачнели.

[Глава двадцать шестая] — Зато это реально, — выдохнула Лили. — До сего момента я думала о ней как о награде за хорошую охоту. Ведь твоей матерью всегда была бабуся Смит. А теперь, когда эта мисс Реннишоу оказалась реально существующим человеком, на это смотришь совсем иначе. Ты была ее Валери.

[Глава двадцать шестая] — Ей было всего шестнадцать лет! На несколько месяцев моложе тебя.

[Глава двадцать шестая] — Это печально. — Лили потянулась через столик к Джулии. Она взяла ее руку в свои ладони. Под искусным гримом ее лицо сморщилось в гримасу обиженного ребенка. — Джулия, а ты не собираешься уехать и бросить меня? Ты останешься здесь навсегда?

[Глава двадцать шестая] Джулия опять улыбнулась. Она все еще была матерью, не только дочерью. Лили все еще была ее ребенком и уже — подругой.

[Глава двадцать шестая] — Мне тридцать восемь, а тебе почти семнадцать. Мы разъехались, потому, что нам обеим так хотелось, а теперь опять вместе. Мы здесь потому что любим друг друга, а не потому, что являемся принадлежностью друг друга. Я буду здесь всегда.

[Глава двадцать шестая] Лили кивнула.

[Глава двадцать шестая] — Я рада, что ты приняла такое решение.

[Глава двадцать шестая] — И я тоже, — сказала Джулия.

[Глава двадцать шестая] — Тогда чего мы ждем? — скомандовала Лили. — Едем, — она взглянула на письмо, — Эссекс, Форрестер-террас, 76.

[Глава двадцать шестая] Теперь уже Джулии хотелось повременить, несмотря на то, что они еще ближе подошли к цели. Ей хотелось дать себе какое-то время, но она боялась, что у нее не так-то его много. Она чувствовала себя виноватой в том, что не спешит обратно в свой монтебелльский парк, чтобы работать с Томазо, подготавливая все к летнему сезону. В Лондоне она уже не находила себе достойного применения и лишь выполняла кое-какую работу в квартире Феликса. Был конец пасхальных каникул, и Лили нужно было возвращаться обратно в Леди-Хилл, к школьным занятиям.

[Глава двадцать шестая] Прошли годы с тех пор, как Джулия поменяла свой образ жизни, отгородилась от всего расстоянием. Ее опять охватило беспокойство и желание убедиться, что в Монтебелле все в порядке.

[Глава двадцать шестая] Но кроме всего прочего Джулия находилась в Лондоне еще и ради Мэтти. Она знала, что должна сделать все возможное и оставаться до тех пор, пока ее подруга не будет больше в ней нуждаться.

[Глава двадцать шестая] Однако нелегко было догадаться, что нужно сейчас Мэтти. Она возвратилась в Коппинз и вежливо отклоняла все предложения навестить ее. Она настояла на том, чтобы миссис Гоппер продолжала присматривать за домом, и уверяла, что скоро вернется к своей работе. Спустя две недели после похорон Митча она согласилась принять участие в коммерческой телевизионной программе.

[Глава двадцать шестая] — Это что-то для рекламы дамских панталон, или деодоранта, или какой-нибудь подобной ерунды, — сказала она Джулии по телефону.

[Глава двадцать шестая] — А ты не знаешь, для какой именно?

[Глава двадцать шестая] — А разве это имеет какое-нибудь значение? — в голосе Мэтти прозвучала некоторая неуверенность. Она призналась, что плохо спит.

[Глава двадцать шестая] — Ты в порядке? — на всякий случай спросила Джулия. — Нельзя ли мне приехать и составить тебе компанию?

[Глава двадцать шестая] После короткой паузы Мэтти ответила:

[Глава двадцать шестая] — Нет, я не в порядке. Но я стараюсь справиться с этим самостоятельно. И пока мне лучше, когда я одна. Митч любил этот дом.

[Глава двадцать шестая] Джулия продолжала наседать на нее.

[Глава двадцать шестая] — Не запишешь ли ты мой номер телефона? Обещай, что позвонишь, если тебе что-нибудь понадобится. В любое время дня и ночи.

[Глава двадцать шестая] — Что? Ах да. — В голосе Мэтти была рассеянность, как будто она забыла, что еще не положила телефонную трубку, и успела уже погрузиться в сумрак Коппинза и свои воспоминания.

[Глава двадцать шестая] — Прошу тебя, Мэтти.

[Глава двадцать шестая] — О, Джулия, — прошептала Мэтти, — если бы только он не умер… Если бы все еще был здесь… В этом ты мне ничем не можешь помочь. Даже ты. Ведь не можешь же ты вернуть его мне?

[Глава двадцать шестая] Вот поэтому Джулия оставалась в великолепной квартире Феликса, а Лили составляла ей компанию. И вот однажды в полдень они отправились в Эссекс.

[Глава двадцать шестая] Сначала они обнаружили, что кое-что с тем же успехом могут сделать и не выходя из квартиры на Кенсингтон. Та сторона Форрестер-террас, по которой шли четные номера домов, пострадала от прямого попадания бомбы во время войны, и то, что от нее осталось, разровняли в послевоенные годы. В начале пятидесятых на этом месте построили дома муниципального совета, напротив тех домов, которые уцелели и шли под нечетными номерами. Муниципальные дома выделялись ярко покрашенными парадными дверями и растениями в кадках у ступенек крыльца. Эти дома были в основном заселены молодыми парами. Джулия не надеялась, что кто-нибудь из живущих там теперь мог помнить Маргарет и Дерека Реннишоу и их маленького сына.

[Глава двадцать шестая] — А что если она попала под бомбежку? — спросила Лили.

[Глава двадцать шестая] — Если она там и оказалась, она не погибла, — ответила Джулия. — Я почему-то в этом уверена.

[Глава двадцать шестая] Они прошли уже полторы мили по Патингтон-стрит до того места, где должен был находиться дом семейства Маргарет. «Мои дедушка и бабушка», — подумала Лили, но все ее мысли и устремления были сосредоточены только на Маргарет.

[Глава двадцать шестая] Оказалось, что Патингтон-стрит не коснулась война, но выглядела она менее процветающей, чем добрая половина Форрестер-террас. На одном ее конце находилось агентство новостей, а на другом — скучный бар с пустыми хрустящими пакетами, трепетавшими на ветру у входа над тротуаром. Одиннадцатый номер был четвертым по счету начиная от бара.

[Глава двадцать шестая] Джулия и Лили переглянулись, набрали побольше воздуха в легкие и зашагали по узенькой дорожке к дому. У входа не было колокольчика. На стук спустя некоторое время вышла восточного вида женщина в сари. Она держала на руках ребенка с блестящими карими глазенками. Она плохо говорила по-английски, но достаточно было нескольких слов, чтобы Джулии и Лили стало ясно, что нынешние жильцы одиннадцатого номера никогда не слышали о мистере и миссис Холл или Маргарет и Дереке Реннишоу.

[Глава двадцать шестая] — Давай попытаем счастья в следующем доме, — настаивала Лили.

[Глава двадцать шестая] Но там никого не было дома. В доме номер 13 дверь открыл ярко раскрашенный оболтус. У него была татуировка в виде свастики на предплечьях, а на шее — собачий ошейник, утыканный железными кнопками. Он не обратил никакого внимания на Джулию, но Лили окинул весьма одобрительным взглядом.

[Глава двадцать шестая] — Теперь на этой улице живут только проклятые пакистанцы, — сообщил он ей. — А вы от социального совета или откуда?

[Глава двадцать шестая] — Просто ищем друзей, — поспешно ответила Лили, и они ретировались.

[Глава двадцать шестая] — Если что, — раздалось вслед, — ты, крошка, можешь вернуться сюда в любое время. И, увидишь, ты не будешь разочарована.

[Глава двадцать шестая] Джулия и Лили были так огорчены неудачей, что не могли даже смотреть друг на друга. Они завернули за угол бара и неожиданно увидели еще одну аналогичную улицу с номерами. Джулия удивилась, неужели здесь всегда было так отвратительно, а если так, то почему она раньше никогда этого не замечала.

[Глава двадцать шестая] — Что дальше? — спросила Лили.

[Глава двадцать шестая] — Не знаю, — грустно ответила она. — Не знаю даже, куда отсюда идти. Здесь может оказаться тысяча людей по фамилии Холл. Но Реннишоу ведь необычная фамилия, верно?

[Глава двадцать шестая] — Нет ли где-нибудь чего-то вроде списка тех, кто живет в этом районе?

[Глава двадцать шестая] Джулия резко подняла голову.

[Глава двадцать шестая] — Ну конечно! Список избирателей. Мне бы следовало раньше подумать об этом. — Они направились в Таун Холл и попросили показать им копию такого списка. И тут же нашли нужную фамилию.

[Глава двадцать шестая] В списке было три Реннишоу, и третья была Маргарет.

[Глава двадцать шестая] Маргарет Энн была жива и все еще жила здесь! Теперь, когда поиски подошли к концу, Джулия поняла, как мизерны были их шансы и какой огромной удачей оказалось то, что след, на который они напали, так быстро привел к цели. Она мгновенно почувствовала, что силы покинули ее, ноги у нее подкосились, и она неожиданно опустилась на скамейку в людном коридоре. Некоторые из сновавших взад-вперед людей с любопытством посмотрели на нее.

[Глава двадцать шестая] Лили пританцовывала от радости и победного чувства.

[Глава двадцать шестая] — Мы можем пойти и прямо сейчас увидеть ее.

[Глава двадцать шестая] — Нельзя, Лили. Подумай, каким это может быть для нее ударом.

[Глава двадцать шестая] — Ладно, тогда давай посмотрим, какой у нее номер телефона, и позвоним.

[Глава двадцать шестая] Лили увидела ряд телефонных будок в фойе Таун Холла и побежала туда. Возвратясь через минуту, она протянула Джулии конверт с номером. Джулия смотрела на номер и думала: «Через минуту я могу поговорить с ней». Но она сложила конверт пополам и положила его вместе с письмом Маргарет и ее настоящим адресом. У Лили удивленно вытянулось лицо.

[Глава двадцать шестая] — Мне нужно подготовиться. И попытаться подготовить ее… — Джулия не могла называть ее ни Маргарет, ни матерью. По правде говоря, она надеялась только на то, чтобы просто найти ее. Уже другие страхи стали одолевать ее.

[Глава двадцать шестая] Лили кивнула, стараясь скрыть свое разочарование.

[Глава двадцать шестая] — Все в порядке, мама. Я тебя понимаю.

[Глава двадцать шестая] — Я возьму тебя с собой повидать ее… как только смогу, — пообещала Джулия, сознавая, что это всего лишь увертка. Она чувствовала свою вину перед великодушием Лили, но ей хотелось сделать этот последний шаг без свидетелей. Она хотела встретиться с Маргарет с глазу на глаз, по крайней мере в первый раз. Джулию одолевало нетерпение. Она решила подождать и все обдумать, а потом, может быть, написать письмо. Но уже через два дня она опять поехала в Эссекс. Она одолжила у Феликса автомобиль, надеясь спрятаться в машине, чтобы не торчать на улице у всех на виду. Когда она свернула на Динбэнк, ей пришло в голову, что совершенно новая белая «альфа» может скорее привлечь к себе внимание, чем явиться маскировкой.

[Глава двадцать шестая] Улица была длинной и прямой. Двойной ряд муниципальных домов выглядел просто и опрятно. В окнах некоторых из них виднелись нейлоновые занавески, белые или ярко-розовые, но большинство было без занавесок и с порядочным слоем грязи на стеклах. Кое-где возле домов стояли автомобили, припаркованные наполовину на тротуарах, но такой машины, как у Феликса, конечно же, не было и в помине. Палисадники перед домами вклинивались в дорогу и были отгорожены друг от друга проволочной изгородью, за которой кое-где виднелись кусты роз и лужайки с зеленой травкой, но в большинстве случаев эти участки земли поросли сорняками.

[Глава двадцать шестая] Джулия медленно ехала на «альфе», привлекая внимание детишек, и считала номера. Сорок, сорок два. Она остановила машину, не доезжая до номера 60.

[Глава двадцать шестая] Это был один из тех домиков, на которых не было занавесок, а в палисаднике полно мусора.

[Глава двадцать шестая] Томительное чувство чего-то знакомого охватило Джулию, когда она взглянула на этот дом. Он был очень похож на тот, из которого убежала когда-то Мэтти…

[Глава двадцать шестая] Джулия закрыла, потом опять открыла глаза. Ничто не изменилось. Дети подбирались поближе, но как только замечали, что она смотрит на них, убегали прочь.

[Глава двадцать шестая] «О, Мэтти, — подумала Джулия. — Это какой-то замкнутый круг. Если бы ты была здесь». Она хотела бы видеть рядом Мэтти, но знала, что в такой момент не имела права обижаться на нее, замкнувшуюся в своем горе. «Нельзя оставлять ее одну, — решила она. — Я не должна допустить этого, как бы ты ни старалась отгонять меня. Я нужна тебе, а ты нужна мне». Любовь и сострадание к подруге окатили ее приятной волной, и ей стало теплее на этой холодной улице.

[Глава двадцать шестая] Она долго сидела в машине, собираясь выйти, но не могла двинуться, боясь потревожить охватившее ее чувство. В половине шестого мимо нее прошел мужчина. На нем была куртка из кожи, а через плечо висела сумка. Это был крупный седеющий мужчина с широким лицом. Он пошел по дорожке к дому номер 60 и вошел в него.

[Глава двадцать шестая] Джулия подвинулась подальше от окна машины, боясь, что он может заметить ее. Она запустила двигатель, развернулась и поехала вниз по Динбэнк. От долгого неподвижного сидения занемела спина.

[Глава двадцать шестая] Навстречу ей по тротуару шла женщина, темноволосая и очень полная, с шарфом на голове и в наброшенном на плечи пальто. Лицо было приветливым, единственное светлое лицо, которое она увидела на Динбэнк. Джулия опять остановила машину и опустила стекло.

[Глава двадцать шестая] — Извините, номер 60,— она кивнула головой назад, в сторону дома, — это тот, где живет миссис Реннишоу?

[Глава двадцать шестая] Женщина переложила тяжелую корзину в другую руку и посмотрела вдоль дороги.

[Глава двадцать шестая] — Постойте-ка. Шестидесятый? Нет, милочка, это дом Дэвисов.

[Глава двадцать шестая] — О, — Джулия сильнее нажала на тормоз. — Стало быть, миссис Реннишоу переехала? Я была уверена, что это ее дом.

[Глава двадцать шестая] Женщина отрицательно покачала головой.

[Глава двадцать шестая] — Я вообще не знаю никаких Реннишоу. Этих зовут Дэвисы. Живут с тех пор, что и я, когда был построен квартал. В следующем месяце, спаси Господи, будет тринадцать лет.

[Глава двадцать шестая] Джулия была ошеломлена. Она даже не смогла заставить себя улыбнуться в ответ.

[Глава двадцать шестая] — Благодарю вас, — тихо сказала она. — Должно быть, я ошиблась.

[Глава двадцать шестая] Она медленно поехала дальше, свернула на шумные верхние улицы, минуя ослепительные витрины магазинов и не соображая, куда едет. В ней трепетала дикая, глупая надежда, что она найдет свою мать в хорошеньком коттедже в сельской местности, стоящем среди прелестного сада. Старая романтическая мечта переплелась с чувством страха, что она опять ее потеряла, что нет больше ключей к разгадке тайны. И в то же время она чувствовала, что Маргарет Реннишоу живет в доме номер 60 на Динбэнк, но по какой-то непонятной причине она не могла объяснить приветливой соседке, что та ошиблась.

[Глава двадцать шестая] В конце концов Джулия поехала домой и рассказала Лили всю историю.

[Глава двадцать шестая] — Должно быть, это ошибка, — с грустью заметила Лили. — Ведь в списках тоже бывают ошибки, верно?

[Глава двадцать шестая] — Не думаю. Здесь что-то такое, чего мы не понимаем.

[Глава двадцать шестая] — А что это за место?

[Глава двадцать шестая] Джулия заколебалась.

[Глава двадцать шестая] — Оно напоминает наш с Мэтти старый дом. Где она жила со своим отцом, Мэрилин, Рикки и другими, в самом начале. — Джулия как сейчас видела эти два дома, совершенно похожие друг на друга. Сходство было поразительным.

[Глава двадцать шестая] — Послушай, Лили, ты сможешь побыть одна, если я съезжу в Коппинз повидать Мэтти? Я должна увидеть ее, что бы она там ни говорила. — Говоря это, Джулия почувствовала вдруг острое, непонятное беспокойство.

[Глава двадцать шестая] — Мама, — спокойно отозвалась Лили, — ты же знаешь, со мной все будет в порядке.

[Глава двадцать шестая] Джулия опять попросила у Феликса автомобиль, чтобы съездить в Коппинз.

[Глава двадцать шестая] Она не знала и не могла объяснить даже себе, что ее так тревожило. Но она вытягивала шею вперед, чтобы лучше видеть дом, когда заворачивала и въезжала в ворота. Дом выглядел как прежде, и как всегда лишь на некоторых окнах были задернуты шторы. Под лучами апрельского солнца уже начала подрастать трава, а газоны нуждались в стрижке.

[Глава двадцать шестая] Мэтти сама открыла дверь. Она была одета, но было видно, что выбор одежды теперь не занимал ее.

[Глава двадцать шестая] — Привет, Мэтт, — сказала Джулия.

[Глава двадцать шестая] — Джулия? Мы, кажется, не договаривались о встрече? — Мэтти выглядела слегка растерянной. Незадолго до этого одна в пустой кухне она пыталась заставить себя съесть что-нибудь из приготовленного миссис Гоппер. И вдруг перед ней явилась Джулия, энергичная и настойчивая, так не соответствующая этой обстановке и притихшему саду.

[Глава двадцать шестая] — Взяла вот и приехала. Захотела тебя увидеть.

[Глава двадцать шестая] Джулия взяла подругу за руку, и Мэтти провела ее по коридору на кухню, так как теперь она не любила ходить через холл. Ей казалось, что опять под ногами зашуршат те мертвые листья и она увидит почту, аккуратно сложенную Митчем на столике.

[Глава двадцать шестая] Войдя в кухню, она сделала неопределенный жест рукой, желая выглядеть гостеприимной хозяйкой.

[Глава двадцать шестая] — Я как раз собиралась что-нибудь поесть. Ты не хочешь? Пахнет аппетитно, — добавила она, чтобы подбодрить себя. Ей хотелось выпить. Это была всего лишь вторая или третья порция за это утро. На стойке стояла бутылка с виски. Миссис Гоппер все время убирала ее, но Мэтти всякий раз доставала снова. Она налила полный стакан себе и еще один — для Джулии. Осторожно, чтобы не расплескать, подала его подруге.

[Глава двадцать шестая] — На вот, держи. Легче будет управиться с завтраком.

[Глава двадцать шестая] Джулия взяла стакан и, даже не пригубив, отставила в сторону. Она подошла и обняла подругу. Какое-то мгновение Мэтти оставалась напряженной, а затем уронила голову Джулии на плечо. Джулия гладила ее по волосам, и ее голос звучал приглушенно из-за копны Мэттиных волос.

[Глава двадцать шестая] — О Мэтт, ты по-прежнему много пьешь?

[Глава двадцать шестая] — Нет. Впрочем, да. Это помогает. — И через минуту добавила: — Вообще-то от этого мало толку, но я не знаю, что мне еще делать. Я так тоскую по нему, что даже начинаю его ненавидеть.

[Глава двадцать шестая] Джулия продолжала гладить ее волосы.

[Глава двадцать шестая] — Бедняжка Мэтт. Несчастная Мэтти и несчастная любовь.

[Глава двадцать шестая] Вдруг Мэтти икнула, и изо рта ее пахнуло перегаром.

[Глава двадцать шестая] — Дай мне выпить, — попросила она. — Будь так добра.

[Глава двадцать шестая] Она выпила и распрямила плечи. Джулия подвела ее к кухонному столу и усадила на стул. Налила две тарелки супа из кастрюли, стоявшей на плите, и тоже села к столу.

[Глава двадцать шестая] — Ну-ка, поешь немного, — приказала она и, чтобы подать подруге пример, начала есть суп. Но Мэтти не притронулась к еде. Вместо этого она закурила сигарету, и легкий дымок медленно поднимался над ее густыми волосами. Джулия посмотрела на нее.

[Глава двадцать шестая] — Мэтти, я не хочу, чтобы ты продолжала здесь жить одна и вести подобный образ жизни.

[Глава двадцать шестая] — Мне лучше быть одной, — в голосе Мэтти послышались резкие нотки. Для нее это действительно было так, и она защищала свои позиции.

[Глава двадцать шестая] — Но Митчу бы это не понравилось.

[Глава двадцать шестая] — Какого черта ты можешь знать, что понравилось бы Митчу?

[Глава двадцать шестая] Джулия слегка покраснела, но не отвела взгляд. Мэтти неловко наклонилась к ней.

[Глава двадцать шестая] — Прости, я не хотела тебя обидеть. Не обращай внимания, я не имела в виду ничего оскорбительного. Теперь ты видишь, что мне лучше остаться одной?

[Глава двадцать шестая] Она заметила, что Джулия уже придумывает аргументы, желая сделать еще одну попытку.

[Глава двадцать шестая] — Что бы ты ни говорила, Мэтти, выслушай и меня тоже. А не продать ли тебе этот дом? Если хочешь жить самостоятельно, купи другой, но только в городе. Хотя я предпочла бы, чтобы ты поехала со мной в Монтебелле. Хотя бы ненадолго. Что скажешь?

[Глава двадцать шестая] Как будто не слыша слов Джулии, Мэтти повторила:

[Глава двадцать шестая] — Митч любил этот дом.

[Глава двадцать шестая] Сама она уже не любила его. В нем не было ничего надежного, и куда бы она ни взглянула, всюду видела мужа, и ей некуда было спрятаться от болезненного ощущения его отсутствия. Но продать дом она не могла, как не могла и покинуть его. Продать дом было равносильно предательству. И она чувствовала, как этот дом засасывает ее.

[Глава двадцать шестая] Джулия наклонила голову, пряча лицо. Она съела суп, не заметив даже, из чего он сварен. Мэтти же не притронулась к еде, а только пила виски.

[Глава двадцать шестая] Джулия приготовила кофе. Она принесла в гостиную поднос с чашками, а Мэтти — бутылку с виски. Хотя тяжелые бархатные шторы были задернуты, комната имела прежний опрятный вид. Так же лежали на диване подушки и на столиках стояли фотографии в серебряных рамках. Но теперь здесь царила атмосфера безысходности, и Джулия содрогнулась. Подойдя к окнам, она отдернула шторы. Мэтти покосилась на ворвавшиеся лучи солнечного света, но ничего не сказала. Когда она села, Джулия подтащила поближе к ней стул и ласково спросила:

[Глава двадцать шестая] — Чем же ты здесь занимаешься, когда совсем одна? Рядом с тобой должны быть друзья, которые тебя любят. Мы хотим помочь тебе.

[Глава двадцать шестая] Глядя вниз, на свои руки, Мэтти нахмурилась.

[Глава двадцать шестая] — Чем я занимаюсь? С трудом засыпаю. Потом просыпаюсь. И еще смотрю телевизор.

[Глава двадцать шестая] Она умышленно приняла вопрос в буквальном смысле, прекрасно понимая, о чем спрашивала Джулия: «Почему ты не приедешь и не погорюешь с нами?» Но на этот вопрос Мэтти не хотела отвечать. Суть заключалась в том, что дружба требовала больше, чем она могла дать. С утратой Митча Мэтти чувствовала себя банкротом по части эмоций, которые могла бы предложить взамен на дружеское участие. Хуже того, несмотря на острое осознание горя — осознание, которое оставалось болезненно острым, как бы усердно она ни пыталась заглушить его с помощью виски, — она все же улавливала под внешней добротой Джулии негласное предъявление старого счета. Что-то вроде того: «Посмотри, я твой друг. Не отстраняйся, потому что у меня есть потребность помочь тебе. Я сделаю так, что тебе станет легче, и тогда мне самой станет легче. Вот как это делается, поняла?» Пребывая в состоянии полного опустошения, Мэтти не могла довериться кому бы то ни было, но она не хотела, чтобы Джулия знала ход ее мыслей. Ведь это причинит ей боль.

[Глава двадцать шестая] Мэтти пыталась собраться с мыслями и пожалела, что выпила слишком много.

[Глава двадцать шестая] Она сделала жалкую попытку засмеяться.

[Глава двадцать шестая] — Я ничего не могу тебе дать, Джулия.

[Глава двадцать шестая] — Что? — ошеломленно взглянула на нее Джулия.

[Глава двадцать шестая] — Что это я говорю? — Смех прозвучал слишком неестественно, но, возможно, Джулия отнесет это за счет опьянения. «Мне лучше остаться одной. Я всегда это знала». — Извини. У меня путаются мысли.

[Глава двадцать шестая] Джулия встала со стула и присела на корточки перед Мэтти. Она была так близко и смотрела так пристально.

[Глава двадцать шестая] — На это потребуется много времени, Мэтти, поверь, я знаю это. Постарайся быть к себе добрее. — Со своей стороны Джулия понимала нелепость своих попыток сочувствия. В смятении она чувствовала, что нужные слова, в которых так нуждалась Мэтти, были где-то близко. Но каждое срывавшееся с языка слово подчеркивало ее несостоятельность в данной ситуации.

[Глава двадцать шестая] — Тебе станет лучше, — шептала она. — Я уверена в этом.

[Глава двадцать шестая] Мэтти смотрела поверх ее головы тусклым взглядом. Эта отстраненность самой близкой подруги обостряла боль.

[Глава двадцать шестая] Мэтти страстно захотелось снова остаться одной. Но для этого она должна убедить Джулию, что с ней все в порядке. Нужно создать видимость.

[Глава двадцать шестая] — Знаешь, я ведь не только пью и смотрю телевизор, я еще занимаюсь и другими делами. Мне нужно уже приступать к съемкам в коммерческой телепрограмме.

[Глава двадцать шестая] Джулии это понравилось, и выражение удовольствия на ее лице тронуло Мэтти.

[Глава двадцать шестая] — Ну и как, получается?

[Глава двадцать шестая] На этот раз Мэтти не смогла удержаться от смеха.

[Глава двадцать шестая] — Не все блестяще. Я там прилично напилась. Но они были очень внимательны ко мне.

[Глава двадцать шестая] Джулии не было смешно.

[Глава двадцать шестая] — У тебя сейчас нет подходящей работы, верно?

[Глава двадцать шестая] — Отчего же, в настоящее время я читаю сценарий. Вполне приличный. — «Но если я не работаю на самом деле, то что мне остается?» — Она резко встала. — Эта комната действует мне на нервы. Как только я пытаюсь все перевернуть, является миссис Гоппер и тут же наводит порядок. Пойдем пройдемся по саду.

[Глава двадцать шестая] Они вышли из дома. Апрельское солнце грело еще слабо, но было ослепительно ярким. Подруги медленно побрели по неподстриженной траве мимо розовых кустов, покрывшихся набухшими красными бутонами. Мэтти усиленно отворачивала голову от того угла дома, где виднелась посыпанная серым гравием дорожка.

[Глава двадцать шестая] — Расскажи мне о чем-нибудь, — вяло попросила она.

[Глава двадцать шестая] Джулия стала рассказывать ей о Маргарет Реннишоу. Она подробно описала агентство по приему детей и первые две улицы в Эссексе. Мэтти шла рядом, низко опустив голову и глубоко засунув руки в карманы вязаного жакета. Джулия подошла уже к тому месту, когда — а это было всего лишь день тому назад — она сидела в автомобиле Феликса на Динбэнк. Мэтти слушала, стараясь представить себе, как Джулия сидит у дома незнакомки, которая в то же время — ее мать. Она поймала себя на том, что все те ощущения, которые касались ее самой, были ужасно ясными, а те, которые касались других людей, очень туманными или вообще нереальными. Она пыталась переключиться на их проблемы, но не могла, и от этого чувство ее отрешенности становилось еще глубже.

[Глава двадцать шестая] «Митч, почему ты должен был умереть? Так глупо. Так жестоко».

[Глава двадцать шестая] Джулия как раз говорила об улице, на которой живет ее настоящая мать, о том, что она напомнила ей прежний дом Мэтти, и Мэтти не могла понять, почему это казалось ее подруге таким важным.

[Глава двадцать шестая] — Какой-то замкнутый круг, — возмущенно говорила Джулия. — Такое впечатление, что мы старались изо всех сил выбраться из него, из этого района и Фэрмайл-роуд, и всякий раз он опять оказывался перед нами. Такое чувство, как будто из него уже не выскочишь. Вероятно, именно это нам и суждено было узнать. Вероятно, действительно нельзя вырваться из замкнутого круга жизни, пока ее не постигнешь. А тогда и обретешь свободу.

[Глава двадцать шестая] — Свободу… — эхом отозвалась Мэтти. Она не имела никакого представления о круговороте жизни. Ей показалось, что узнать подобную истину было бы так утешительно. Для нее теперь и район третьего сословия, и Тед Бэннер, и все остальное вырисовывалось как в туманной дали, постепенно теряя всякое значение. Жизнь казалась подобной очень тонкой нити, грозящей оборваться в любую минуту.

[Глава двадцать шестая] Она не видела существенной разницы в том, кто сейчас является настоящей матерью Джулии — Бетти Смит или миссис Реннишоу. Даже спустя сорок лет. И еще меньшее значение имел внешний вид улицы в Эссексе и то, на какую другую улицу она была похожа. После всех долгих поисков прийти к этому? И что же это такое? Практически ничего.

[Глава двадцать шестая] — Так что, ты поедешь встретиться с миссис Реннишоу?

[Глава двадцать шестая] — Да. Хотя и боюсь этого, но должна.

[Глава двадцать шестая] Мэтти кивнула.

[Глава двадцать шестая] — Конечно. Да, конечно. — Они сделали еще один круг по лужайке, и Мэтти зябко повела плечами. — Как здесь холодно! Пойдем обратно в дом.

[Глава двадцать шестая] В сверкающей чистотой гостиной она сразу же потянулась за бутылкой с виски.

[Глава двадцать шестая] — Не хмурься, Джулия. Это согреет меня. И подбодрит.

[Глава двадцать шестая] Оставшуюся часть дня Мэтти не помнила. В ее сознании смутно вырисовывались Джулия и миссис Гоппер, суетящиеся на кухне, и как они сидели за столом и Джулия что-то ела. Возможно, она сама тоже что-то съела, так как хотела, чтобы Джулия думала, что с ней все в порядке.

[Глава двадцать шестая] Потом, вероятно, день закончился, потому что Джулия помогла ей подняться по лестнице. Оказавшись вдруг лежащей в постели, она тут же села. На миг в голове просветлело. Что-то предательское. Она не любила эти моменты просветления и не любила пробуждения, когда боль становилась невыносимой.

[Глава двадцать шестая] — Не надо меня укладывать в постель, как Лили.

[Глава двадцать шестая] — Лили уже не нуждается в том, чтобы ее укладывали.

[Глава двадцать шестая] — О Боже. Неужели это рок?

[Глава двадцать шестая] Джулия подошла и села рядом с ней на кровать.

[Глава двадцать шестая] — Ты сможешь сейчас уснуть?

[Глава двадцать шестая] — Разумеется. — Она посмотрела скептическим взглядом.

[Глава двадцать шестая] — У тебя есть какое-нибудь снотворное?

[Глава двадцать шестая] — В коричневом флаконе в ванной. Принимать по полтаблетки.

[Глава двадцать шестая] Джулия принесла полтаблетки и стакан воды.

[Глава двадцать шестая] — Прими, Мэтти, — попросила она. — Скажи, ты хочешь, чтобы я осталась? — Лили меньше нуждается в ней, чем Мэтти, в этом она была уверена.

[Глава двадцать шестая] Мэтти проглотила таблетку и запила водой. Их глаза встретились, и Мэтти улыбнулась прежней знакомой Джулии улыбкой.

[Глава двадцать шестая] — Обещаю тебе, все будет в порядке. Просто я должна справиться с этим сама.

[Глава двадцать шестая] Джулия колебалась.

[Глава двадцать шестая] — Ладно, Мэт. Если ты так хочешь.

[Глава двадцать шестая] Она вытащила из прикроватной тумбочки блокнот, записала свой номер телефона и положила рядом с телефонным аппаратом.

[Глава двадцать шестая] — Я буду звонить тебе утром и вечером. А ты звони в любое время.

[Глава двадцать шестая] — Хорошо, — пробормотала Мэтти.

[Глава двадцать шестая] — Миссис Гоппер знает, где я живу. Я ей сказала.

[Глава двадцать шестая] — Хорошо.

[Глава двадцать шестая] Их руки встретились, рука Джулии дрожала.

[Глава двадцать шестая] — Спи, дорогая.

[Глава двадцать шестая] Мэтти опустилась на подушку. Они улыбнулись друг другу, и Мэтти покорно закрыла глаза. Джулия на цыпочках вышла из комнаты и притворила дверь.

[Глава двадцать шестая] Как только она вышла, глаза Мэтти широко открылись. Сон теперь не приходил к ней быстро, как бы она ни призывала его. А когда она наконец уснула, ее мучили сны, а потом было пробуждение.

[Глава двадцать шестая] Утром Джулия сразу же позвонила Мэтти, и та сказала ей, что еще лежит в постели и просматривает газеты.

[Глава двадцать шестая] — Отлично. Я позвоню вечером.

[Глава двадцать шестая] Она положила телефонную трубку, тотчас подняла ее опять и набрала номер справочной конторы. Номер, который ей там дали, был тот же, что записала Лили. Маргарет Реннишоу действительно жила на Динбэнк, 60. Больше в этом не было сомнений. Джулия набрала номер. Она не могла ждать или еще раз обдумывать это — боялась, что мужество оставит ее.

[Глава двадцать шестая] — Алло?

[Глава двадцать шестая] Она знала, что это ее голос. Он был низкий, слегка сипловатый.

[Глава двадцать шестая] — Могу я поговорить с миссис Реннишоу?

[Глава двадцать шестая] — Я вас слушаю. — Джулия почувствовала в ее голосе ярко выраженный лондонский акцент, а в интонации некоторую подозрительность.

[Глава двадцать шестая] — Миссис Реннишоу, я бы хотела поговорить с вами об одном очень личном деле. Очень личном.

[Глава двадцать шестая] Последовала долгая пауза. Джулия не знала даже, слушает ли она ее.

[Глава двадцать шестая] И вдруг раздался вопрос:

[Глава двадцать шестая] — Вы — Валери, не правда ли?

[Глава двадцать шестая] — Да, — прошептала Джулия. — Да, я — Валери. — И неожиданно она расплакалась… Слезы текли по щекам, а она кулаком смахивала их.

[Глава двадцать шестая] — Я знала, что это вы. Я сразу поняла это, когда соседка сказала мне, что вы обо мне спрашивали. Женщина в роскошном белом автомобиле, наводившая справки о миссис Реннишоу. Здесь в округе все знают меня как миссис Дэвис.

[Глава двадцать шестая] — Вы ничего не имеете против того, что я вас нашла?

[Глава двадцать шестая] Опять последовало короткое молчание.

[Глава двадцать шестая] — Нет, любовь моя. Если и ты не против. — Джулии показалось, что она не собирается больше ничего добавить. И она уже готова была говорить что попало, лишь бы заполнить паузу, когда Маргарет раздумчиво добавила: — Я так и думала, что однажды ты придешь. После того, как изменили тот закон. Я не бросила тебя, пойми. У меня и мыслей таких не было. Я думала о тебе. Представляла, какая ты и чем занимаешься… И всякое такое.

[Глава двадцать шестая] — Знаю. Знаю, что так это и было. Я тоже думала о тебе, и по прошествии долгих лет все больше. Мне так хотелось найти тебя. И сейчас я даже не могу в это поверить. Даже теперь, когда мы с тобой разговариваем. «Как это странно, — подумала Джулия, — говорить вот так с женщиной, которую я никогда не знала. И даже никогда не видела».

[Глава двадцать шестая] — Как ты жила все это время? — спросила Маргарет. Чувствовалась некоторая неловкость — она была смущена слезами Джулии. Но столь же неожиданно Джулия начала смеяться.

[Глава двадцать шестая] — Прекрасно. Я считаю, что мне повезло. — Сказав это, Джулия спохватилась, но было уже поздно. — Я не имела в виду «повезло», потому что ты меня оставила. Я имела в виду последующую жизнь. Только я не понимала этого. (За это она должна быть признательна Бетти. Этим она обязана ей.)

[Глава двадцать шестая] — Я понимаю, что ты имеешь в виду. — Ее хрипловатый голос прозвучал несколько уныло. Джулия подумала о том, что, вероятно, ее голос такой же, как у всех, живущих на Динбэнк.

[Глава двадцать шестая] — Можно мне навестить тебя? — спросила она. — По телефону так трудно разговаривать.

[Глава двадцать шестая] — Ты ведь знаешь, где я живу, — ответила Маргарет таким тоном, что невозможно было понять, хочет она этого или нет.

[Глава двадцать шестая] — А ты бы хотела, чтобы я приехала? — настойчиво спросила Джулия.

[Глава двадцать шестая] Опять последовало молчание, а затем Маргарет отрывисто сказала:

[Глава двадцать шестая] — Да. Хотела бы. Только не на этой неделе. Эдди работает в вечернюю смену и весь день дома. Эдди — мужчина, с которым я живу. Он работает водителем автобуса.

[Глава двадцать шестая] — Кажется, я видела его.

[Глава двадцать шестая] — Да. Так что приезжай на следующей неделе. Скажем, в понедельник, если тебе это подходит. Часам к двенадцати, к этому времени он уже уйдет. Он… не знает о тебе, Валери.

[Глава двадцать шестая] — Я приеду, — сказала Джулия. — Сейчас меня зовут Джулия. — Сама она еще никак не назвала свою мать.

[Глава двадцать шестая] — Джулия? — У нее вырвался хриплый смешок. — Оно больше подходило тебе, чем Валери, да? Ладно, Джулия, тогда до понедельника.

[Глава двадцать шестая] После разговора с матерью Джулия долго сидела у окна. Бездумно глядя на тихую улицу, она машинально отмечала каждое ее будничное движение. Прошла женщина, толкая перед собой детскую коляску, фургон строителей остановился для разгрузки ящиков с красками. Две девушки в возрасте Лили прошли, держась за руки, и строители засвистели им вслед. Джулии нравилась обыденность. Жизнь, в конце концов, состоит из обыденных вещей. То, что она нашла Маргарет, подтверждает это. Она все еще смотрела в окно, когда заметила, как подъехал автомобиль Александра и из него вышли отец и дочь. Она знала, что он работает в Лондоне, но не видела его со дня похорон Митча. Он собирался отвезти Лили обратно в Леди-Хилл, поскольку начинался новый школьный семестр.

[Глава двадцать шестая] Приближался май. Скоро наступит лето. Джулия подумала о Монтебелле и сказала себе, что пора возвращаться. Это место притягивало ее, но не так сильно, как прежде.

[Глава двадцать шестая] — Я говорила с ней. Набрала номер и поговорила с ней, — сказала Джулия, когда они вошли. Лили уже рассказала Александру об их поисках, и теперь они смотрели на нее в ожидании. Лили фыркнула от нетерпения.

[Глава двадцать шестая] — Что она сказала? Она удивилась?

[Глава двадцать шестая] — Не совсем. Похоже, она… примирилась. Любопытствовала только, как я выгляжу.

[Глава двадцать шестая] Лили бросилась к ней. Через плечо дочери Джулия взглянула на Александра. Она поняла, что они беспокоились, и от сознания этого на душе стало тепло и спокойно. Жизнь обычна, как будничное движение улицы, но она также и бесценна.

[Глава двадцать шестая] — Так что все в порядке. Я хотела найти ее и нашла. Мы договорились встретиться в понедельник. Я рада, что сделала это, — убеждала их Джулия.

[Глава двадцать шестая] — Полагаю, нам следует поехать куда-нибудь перекусить, — предложил Александр. Это был своего рода праздник, но только никто не пытался объяснить, что именно они празднуют.

[Глава двадцать шестая] Они отправились в итальянский ресторан, так как Лили нравились итальянские блюда.

[Глава двадцать шестая] — Конечно, здесь они не такие вкусные, как итальянская еда, — заметила Джулия, и Лили издала протяжный стон.

[Глава двадцать шестая] — Ма, ты вечно это говоришь.

[Глава двадцать шестая] Они по-семейному сидели за столом. Для каждого человека достаточно и семьи. «Это больше, чем она заслужила», — сказала себе Джулия. Что бы она там ни увидела на Динбэнк и во что бы это ни вылилось. Ее глаза встретились с глазами Александра, и она поняла, что ей действительно повезло в жизни. Это как раз то, что она пыталась объяснить Маргарет, и ее окатила волна счастья.

[Глава двадцать шестая] Александр поднял бокал, и они выпили без всяких пожеланий.

[Глава двадцать шестая] — Хотела бы я, чтобы с нами сейчас была Мэтти, — сказала Джулия. Как-то тяжело думать о счастье, зная, как несчастлива она.

[Глава двадцать шестая] — Она в порядке?

[Глава двадцать шестая] Джулия покачала головой.

[Глава двадцать шестая] — Она старалась убедить меня в этом. Но из всего я поняла только то, что она хочет побыть одна. Не знаю, что еще можно сделать, кроме того, чтобы дать ей понять, что мы здесь, поблизости, и готовы ей помочь.

[Глава двадцать шестая] Подняв глаза, она перехватила взгляд Александра. В его глазах таились нежность и любовь. И Джулия поняла, что Александр находится здесь ради нее. Это открытие как-то сразу придало всему новую окраску. Оно заполнило шумный, переполненный людьми ресторан каким-то особым светом. Лица Лили и Александра показались ей прекрасными, как лица богов на Олимпе.

[Глава двадцать шестая] Джулия покраснела и отвела взгляд.

[Глава двадцать шестая] — Гм, — хмыкнула Лили, поняв все и как бы стараясь держаться подальше от греха. — Нельзя ли мне заказать пудинг? Возражения есть?

[Глава двадцать шестая] — Никаких, — ответил Александр. — Сегодня можешь заказать хоть двадцать штук.

[Глава двадцать шестая] Позднее, когда Лили уже сидела в машине, готовая к отъезду в Леди-Хилл, Александр и Джулия повернулись друг к другу. Был уже конец рабочего дня, и служащие офисов стали покидать свои рабочие места и запруживали улицы, спеша к станции метрополитена.

[Глава двадцать шестая] — Сколько было подобных дней и у меня, — сказала Джулия. — Невозможно сосчитать. И это всегда навевало на меня грусть.

[Глава двадцать шестая] — Но в этом нет необходимости. Не надо грустить.

[Глава двадцать шестая] Она открыто, улыбаясь посмотрела на него.

[Глава двадцать шестая] — Знаю. И не буду.

[Глава двадцать шестая] Александр наклонился и слегка прикоснулся губами к уголку ее рта. Затем сел в машину, и они с Лили уехали. На этот раз Джулия знала, куда он направляется, и была уверена, что он вернется. Они возмужали, узнали друг друга, и уже не было необходимости спешить или бояться.

[Глава двадцать шестая] Джулия продолжала жить в квартире Феликса. Она написала письмо матери-настоятельнице, в котором объяснила, что останется в Англии на более длительный срок, на какой, она и сама не знает. В письмо она вложила длиннющий список указаний для Томазо. А в конце — приписала: «На самом деле у меня нет никакой необходимости давать тебе какие-либо указания. Мы научились этому вместе, и теперь ты вполне можешь делать все са-мосто-ятельно. Желаю удачи, Томазо».

[Глава двадцать шестая] Затем она позвонила Николо Галли. Его голос был тихим, но она слышала, что он посмеивается.

[Глава двадцать шестая] — Я скучаю по тебе, Джулия. Но ты поступаешь правильно. Я очень этому рад.

[Глава двадцать шестая] — Надеюсь, что я права. Я счастлива, что вернулась. Николо?

[Глава двадцать шестая] — Слушаю.

[Глава двадцать шестая] — Я тоже скучаю по тебе.

[Глава двадцать шестая] Джулия ездила в Коппинз еще три или четыре раза. Каждый раз Мэтти старалась избавиться от нее, встречая молчанием или раздражительными вспышками, а затем, приняв виски, бросалась в другую крайность.

[Глава двадцать шестая] Джулия практически ничего не могла сделать для нее кроме того, чтобы посидеть с ней или убедить ее поесть, но Мэтти противилась даже этому. Она доказывала, что Джулия находится с ней только из чувства долга и что она не нуждается в ее присутствии.

[Глава двадцать шестая] — Мне хорошо одной. Неужели ты не понимаешь, что мне необходимо побыть одной? Я не могу никого принимать! — кричала Мэтти. Ее лицо отекло и покрылось пятнами.

[Глава двадцать шестая] — Но ты многое значишь для меня, — сказала ей Джулия. — Ты не веришь, что от этого тебе будет лучше, Мэтти, но я-то знаю, что это так. Я останусь с тобой, пока тебе не станет легче. Позволь мне пожить немного здесь, чтобы поухаживать за тобой.

[Глава двадцать шестая] — Нет, — прошептала Мэтти. — Пожалуйста, Джулия, не настаивай.

[Глава двадцать шестая] У Джулии все время болела душа за подругу, ей хотелось бы взять на себя часть ее страданий, и за горячностью отказов Мэтти она пыталась увидеть сестринское желание успокоить ее.

[Глава двадцать шестая] Однажды Мэтти даже не открыла ей дверь. Домоправительницы либо не было дома, либо Мэтти предупредила ее, что не хочет видеть Джулию. Джулия долго ждала на подъездной дорожке, представляя Мэтти, терзаемую болью утраты, внутри дома. Затем, отступив несколько шагов назад, она начала звать Мэтти, глядя на окна.

[Глава двадцать шестая] — Мэтт, если я нужна тебе, я здесь. Если нет, то я хочу, чтобы ты знала, что я в городе. Завтра я вернусь. И если ты не впустишь меня, я все равно буду приезжать и ждать, пока ты не откроешь.

[Глава двадцать шестая] На следующий день Мэтти открыла дверь сразу. Джулия могла лишь догадываться, сколько она выпила спиртного.

[Глава двадцать шестая] — Извини, — пробормотала Мэтти. — Я так страдаю, что уже не осознаю, что делаю.

[Глава двадцать шестая] Джулия обняла ее.

[Глава двадцать шестая] — Я знаю, дорогая. Дай мне помочь тебе.

[Глава двадцать шестая] Мэтти слабо покачала головой.

[Глава двадцать шестая] — Это не в твоей власти.

[Глава двадцать шестая] Но в этот день она позволила Джулии приготовить еду, и они вместе поели на кухне, поговорили немного о Феликсе и Вильяме, и перед Джулией мелькнула слабая тень прежней Мэтти. В тот вечер она спокойно оставила ее.

[Глава двадцать шестая] Чтобы чем-то заполнить время в те дни, когда она не ездила к подруге, Джулия занималась покупками. Она уже забыла, как это делается, даже если бы у нее были деньги, но зато ей нравилось смотреть на витрины магазинов. Все казалось каким-то новым, ярким и сверкающим. Иногда она обедала с Феликсом и Вильямом; она восхищалась картинами Вильяма, развешанными по стенам вместо старых пейзажей и мрачных портретов. Ей нравился Вильям, и было заметно, что он очень подходил Феликсу. Кроме того, она встречалась со старыми друзьями и бродила по Лондону, как и в былые времена. Ее страхи перед этим городом исчезли, и она опять почувствовала себя здесь как дома.

[Глава двадцать шестая] Она звонила Мэтти утром и вечером, независимо от того, виделись они в этот день или нет.

[Глава двадцать шестая] — Со мной все в порядке, — лгала Мэтти. — Я должна сама выбраться из этого.

[Глава двадцать шестая] — Позвони, если я понадоблюсь, — сказала Джулия, — в понедельник утром. — Она не сказала, что собирается встретиться с Маргарет Реннишоу, а также не упомянула об Александре. Есть вещи, которые нельзя было говорить Мэтти. До тех пор, пока ей не станет легче.

[Глава двадцать шестая] Джулия уже приготовилась ехать на вокзал. На этот раз она собиралась ехать в Эссекс на поезде. Ей не хотелось опять появляться на Динбэнк в автомобиле Феликса.

[Глава двадцать шестая] Еще до того, как она увидела тень на рифленом стекле двери, до того, как зазвенел колокольчик, Джулия уже догадалась, что это Александр.

[Глава двадцать шестая] Она открыла ему дверь. На нем были вельветовые брюки и свитер, немного перекосившийся на плечах, как будто он только что пришел из ледихилльского парка. Он был таким узнаваемым и таким желанным, что она только стояла и улыбалась, глядя на него.

[Глава двадцать шестая] — Я подумал, если ты собираешься встретиться с матерью, то захочешь, чтобы я тебя сопровождал.

[Глава двадцать шестая] — Мне бы этого хотелось, — ответила она. — Очень бы хотелось.

[Глава двадцать шестая] По дороге она рассказала ему о коротких, таких неромантических поисках Маргарет Холл, которые Лили назвала «охотой». Она подробно описала Динбэнк, чтобы это место не слишком шокировало его.

[Глава двадцать шестая] — Ты сожалеешь о сделанном? — спросил Александр, глядя вперед на уличное движение и витрины магазинов шумных городских улиц.

[Глава двадцать шестая] Джулия минуту подумала.

[Глава двадцать шестая] — Мне будет жаль ее, если окажется, что она несчастлива. Что же касается меня, то как я могу жалеть об этом?

[Глава двадцать шестая] Он положил свою руку на ее руки, сложенные на коленях, не отрывая взгляда от дороги. Джулия опустила глаза и увидела старые зарубцевавшиеся шрамы на его руке. Вдруг ее охватило страстное желание сделать его счастливым, чтобы загладить все горести, которые она причинила ему за прошедшие годы.

[Глава двадцать шестая] Они доехали до конца Динбэнк, и Александр остановил машину немного в стороне, на соседней улице. Он взял какой-то старый, забрызганный грязью автомобиль, и Джулия оценила его такт.

[Глава двадцать шестая] — Я подожду тебя здесь, — сказал он.

[Глава двадцать шестая] Джулия вышла из машины и медленно пошла обратно на Динбэнк. Оказавшись на той улице, где жила ее мать, она старалась пройти незамеченной, как пыталась сделать это и раньше. Двое или трое прохожих равнодушно взглянули на нее. До дома 60, казалось, лежал долгий путь. Наконец она подошла к нему, прошла по дорожке, минуя поломанную металлическую ограду, и постучала в дверь. Почти тотчас же дверь открылась. Должно быть, Маргарет Реннишоу ожидала ее в прихожей.

[Глава двадцать шестая] Они взглянули друг на друга одновременно жадным и настороженным, нетерпеливым и оценивающим взглядом. Никто, увидевший их вместе, не догадался бы об их родстве, но обе тотчас поняли, что ошибки здесь нет. Джулия так же похожа была на Маргарет, как Лили — на нее.

[Глава двадцать шестая] — Тебе лучше войти, — сказала Маргарет своим хрипловатым голосом, — если мы не хотим, чтобы вся улица была в курсе наших дел.

[Глава двадцать шестая] Джулия последовала за ней, и дверь закрылась. За прихожей следовала парадная комната, в которой стояли гарнитур из трех предметов из искусственной кожи с красной отделкой и большой телевизор. На низком кофейном столике стояли три чашки и шоколадные бисквиты на желтом блюде в виде веера.

[Глава двадцать шестая] В довольно тесном помещении обе женщины могли хорошо разглядеть друг друга. У Маргарет, как и у Джулии, были темные волосы, слегка тронутые сединой, и темные, слегка поблекшие глаза. Строгое лицо от носа к губам прорезали глубокие морщины. Фигуру же трудно было разглядеть под бесформенным свитером и юбкой. Она представляла, что их родство подтвердится сходством, по которому люди узнают друг друга. И растерялась, обнаружив, что в этом нет необходимости. У них были разные черты лица, но сходство было очевидным. Мать Джулии представляла собой как бы пожилой расслабленный вариант ее самой, или какой она могла бы быть, сложись ее жизнь менее удачно.

[Глава двадцать шестая] До самого последнего момента, с легкой грустью подумала Джулия, она цеплялась за свои романтические мечты. И только сейчас эти розовые замки рухнули.

[Глава двадцать шестая] — Дай мне взглянуть на тебя, — сказала Маргарет. И, помолчав, добавила: — Ты выглядишь прекрасно!

[Глава двадцать шестая] — Ты тоже, — ответила Джулия.

[Глава двадцать шестая] — Присаживайся, — пригласила Маргарет. — Я приготовила тебе чашку кофе. — Она держалась так официально, как будто Джулия пришла из какого-нибудь муниципального бюро проверить условия их жизни с мистером Дэвисом. Она вышла на кухню, и не успела Джулия оглядеться, как Маргарет вернулась обратно с кофе. Джулия сидела, держа на дрожащих коленях чашку с блюдцем. Шоколадное пирожное, которое ей совершенно не хотелось есть, застряло у нее в горле.

[Глава двадцать шестая] — Извини, что принимаю тебя в таком месте, — начала Маргарет. Джулия окинула взглядом комнату, впервые заметив, что обои с выпуклым рисунком покрылись грязными пятнами и кое-где отстали от стен. Оранжевый с коричневым ковер местами был сильно вытерт, и было видно, что его притащили из другой, большей комнаты.

[Глава двадцать шестая] — У Эдди в последние годы были кое-какие денежные проблемы. И мы все еще не вышли из затруднений.

[Глава двадцать шестая] Джулия ощутила, как тоскливая безнадежность улицы вползла в эту комнату.

[Глава двадцать шестая] — Эта комната очень уютная, — солгала она. Маргарет не стала тратить усилия на возражения, зажгла сигарету, затянулась и стряхнула воображаемый пепел на блюдце. Она смотрела на Джулию сквозь облачко дыма из-под полуопущенных век. Ее губы тронула улыбка, которая, казалось, смягчила лицо и сделала его как будто знакомым — в ней Джулия узнавала себя. И это было как раз то, за чем она пришла. Подтверждение ее происхождения.

[Глава двадцать шестая] Она снова подумала о круговороте жизни.

[Глава двадцать шестая] — Забавно, не правда ли? — медленно произнесла Маргарет. — Мы не знаем друг друга. Ничего не знаем. С чего начать, если не с просьбы о прощении?

[Глава двадцать шестая] Джулия подвинулась к ней поближе. Влажными ладонями она оперлась о черную дермантиновую софу.

[Глава двадцать шестая] — Не надо просить прощения. Давай с этой минуты перестанем извиняться друг перед другом.

[Глава двадцать шестая] Маргарет кивнула.

[Глава двадцать шестая] — Но все-таки я виновата перед тобой. Разве ты так не думаешь? Но я не хотела бросать тебя. Тогда я плакала больше, чем когда-либо в своей жизни. После твоего рождения мне позволили побыть с тобой лишь один день. Я держала тебя на руках и смотрела на тебя. А потом они пришли и забрали тебя. Я могла бы остановить их, разве не так? Я часто потом думала об этом.

[Глава двадцать шестая] — Нет, — твердо сказала Джулия, — ты была слишком молода.

[Глава двадцать шестая] Маргарет выглядела теперь старше своих лет. Джулии стало грустно от мысли, что она никогда не видела ее молодой и полной надежд. Наступило короткое молчание.

[Глава двадцать шестая] — Расскажи о себе, — попросила Маргарет. — Ну же, расскажи все, что с тобой было.

[Глава двадцать шестая] Джулия постаралась выполнить ее просьбу. Но, рассказывая, она понимала, что делает это не так. Разведенная женщина, имеющая дочь, которая живет за городом со своим отцом, — был совсем не тот образ, который хотела видеть Маргарет. Непонятно было ей также повествование о работе в далекой Италии, с больными людьми и монахинями и каким-то невообразимым парком. Маргарет слушала, курила сигарету и молчала. Джулия заметила украдкой брошенный взгляд на ее огрубевшие от работы руки и скромную, не очень современную одежду. Казалось, она не слишком интересовалась Лили или теперешней жизнью Джулии. Вот если бы она все еще владела «Чесноком и сапфирами», подумала Джулия, было бы совсем другое дело.

[Глава двадцать шестая] — У меня был свой бизнес, несколько магазинов. Но я их продала. После этого я почувствовала себя гораздо счастливее.

[Глава двадцать шестая] — Гм. А я думала, что это главное. Откуда же у тебя такой шикарный автомобиль?

[Глава двадцать шестая] — У меня нет автомобиля. Ту машину я одолжила у одного приятеля.

[Глава двадцать шестая] Если бы у нее все еще был ее алый «витесс», это могло бы спасти положение. Она пыталась рассказать еще о Монтебелле и успехе своего парка.

[Глава двадцать шестая] — Ну что ж, — сказала наконец Маргарет, — по крайней мере, у тебя были неплохие возможности, не так ли?

[Глава двадцать шестая] «Были ли? — подумала Джулия. — И не упустила ли я их?» Ее мать казалась разочарованной. Джулия уже хотела сказать ей, что однажды она была леди Блисс, хозяйкой Леди-Хилла. Маргарет могла бы гордиться этим, как и Бетти, хотя это и длилось недолго. На нее также произвел бы впечатление рассказ о Мэтти. Но Джулия не хотела впутывать сюда подругу, вводить ее в свой рассказ.

[Глава двадцать шестая] — А теперь твоя очередь, — сказала она. — Расскажи мне о себе.

[Глава двадцать шестая] Уголки рта Маргарет опустились, она неопределенным жестом обвела комнату.

[Глава двадцать шестая] — Сама видишь. Мне не очень повезло в жизни.

[Глава двадцать шестая] Внезапно Джулия почувствовала раздражение.

[Глава двадцать шестая] — Но почему? Расскажи, что тебя здесь держит? Расскажи о моем отце. И других твоих детях.

[Глава двадцать шестая] Нетерпеливый, раздраженный голос Джулии, как ни странно, несколько оживил Маргарет. Она с легким кокетством потрясла головой и зажгла очередную сигарету.

[Глава двадцать шестая] — Ну что сказать о твоем отце? Он был умен. Учился в колледже. Стал учителем. Был сильно мною увлечен, это точно. — При воспоминании она тихонько засмеялась. — Паскудник.

[Глава двадцать шестая] Должно быть, когда-то Маргарет была привлекательной. Джулия это видела. Красивой — вряд ли, как и сама Джулия, но притягательной и даже очаровательной. Как догадывалась Джулия, Маргарет даже не была хорошо знакома с мужчиной, с которым встречалась.

[Глава двадцать шестая] — Почему он не помог тебе?

[Глава двадцать шестая] Маргарет посмотрела на Джулию.

[Глава двадцать шестая] — Как ты думаешь, почему? Он был женат!

[Глава двадцать шестая] И она охотно, даже с некоторым чувством облегчения рассказала всю историю. Он был учителем средней школы, где училась Маргарет и которую оставила, когда ей было пятнадцать лет. Он жил на той же улице со своей женой.

[Глава двадцать шестая] «Патингтон-стрит», — вспомнила Джулия. Перед ее глазами предстала женщина восточного типа и бритый парень, окликавший Лили. Эта улица изменилась потом, в последний год перед войной. Однажды, рассказывала Маргарет, по дороге домой из магазина, где она работала, она встретила учителя. Они были знакомы и пошли домой вместе. На следующий день они опять встретились, совершенно случайно, а потом — уже по договоренности. Вскоре их свидания не имели уже ничего общего со случайными встречами на улице.

[Глава двадцать шестая] Маргарет смотрела куда-то в окно.

[Глава двадцать шестая] — На задворках нашей улицы пустовал дом. В зимнее время он был подходящим местом для нас. Там мы спали вместе. Никто не знал об этом. Он называл меня своей маленькой греховодницей. Но если я и была греховодницей, так именно он научил меня этому. — Маргарет засмеялась гортанным внутренним смехом, вызванным интимными воспоминаниями.

[Глава двадцать шестая] «Испорченная девчонка, — подумала Джулия. — Почти неискушенная, но готовая рискнуть. Как в свое время Мэтти и я». Вот он, круговорот жизни.

[Глава двадцать шестая] — Что случилось потом?

[Глава двадцать шестая] Маргарет вздрогнула.

[Глава двадцать шестая] — Если бы я имела об этом какое-то представление, я бы знала, что случится. Он перешел на другую работу и уехал еще до того, как я узнала, что беременна. Он сказал, что напишет и вызовет меня, как только признается жене, что мы любим друг друга. Но, конечно же, не сделал этого. А я не выдала его. Мой отец просто с ума сходил, но я никогда никому не рассказала правду.

[Глава двадцать шестая] Маргарет гордилась своей верностью. Она прошла через выпавшие ей испытания в одиночку.

[Глава двадцать шестая] Джулия почувствовала, что больше не пожелает узнать что-нибудь о симпатичном обманщике-учителе, который был ее отцом. Она поняла, что уже имеет о нем достаточное представление, и презирала его.

[Глава двадцать шестая] — Никогда никому не призналась, — повторила Маргарет, — пока не родилась ты.

[Глава двадцать шестая] Их взгляды встретились. И впервые между ними протянулась тоненькая, еле ощутимая связующая нить.

[Глава двадцать шестая] — Продолжай, — мягко сказала Джулия.

[Глава двадцать шестая] По мере того как Маргарет все глубже погружалась в воспоминания, она, казалось, смягчалась. И поведала свою историю без малейшей жалости к себе, которую Джулия заметила в начале разговора.

[Глава двадцать шестая] Спустя три года после рождения незаконнорожденной дочери Маргарет вышла замуж за Дерека Реннишоу, и у них родился ребенок — сын. Они арендовали дом, который оплачивала военно-морская служба Дерека. Когда муж уехал и Маргарет осталась одна, она написала письмо в агентство по усыновлению детей.

[Глава двадцать шестая] — Они ничего мне не сообщили, — сказала она.

[Глава двадцать шестая] — Я знаю.

[Глава двадцать шестая] Джулия вытащила из сумки сложенное письмо и протянула матери. Маргарет прочла его, сохраняя бесстрастное выражение лица, и вернула Джулии.

[Глава двадцать шестая] — Вот видишь? Я старалась. Я не хотела потерять тебя из виду.

[Глава двадцать шестая] — Я знаю.

[Глава двадцать шестая] И опять она почувствовала ту же связующую нить.

[Глава двадцать шестая] После того как Дерек вышел в отставку в конце войны, у них родилось еще двое детей, обе девочки. У Дерека была очень хорошая работа — шофер грузовика дальних перевозок. А потом он погиб при столкновении с автобусом.

[Глава двадцать шестая] Маргарет устроилась работать барменшей, эта работа ей нравилась, но семья еле сводила концы с концами. Пожив в столь стесненных обстоятельствах несколько лет, она познакомилась с Эдди Дэвисом. Он был строителем и имел собственное небольшое дело. Он тоже был женат, и жена так и не дала ему развод. Чтобы избежать толков. Маргарет перебралась сюда и жила здесь под именем миссис Дэвис. Одно время они жили хорошо, но вскоре бизнес Эдди потерпел крах.

[Глава двадцать шестая] — Он обанкротился. Полностью, — спокойно сказала Маргарет. — Вот так-то.

[Глава двадцать шестая] Джулия узнала, что мистер Дэвис все еще состоял в списке должников. Дом и все средства коммуникации, а также купленный в кредит мебельный гарнитур были записаны на имя Маргарет Реннишоу.

[Глава двадцать шестая] Джулия понимающе кивнула.

[Глава двадцать шестая] Маргарет поджала губы.

[Глава двадцать шестая] — Так легче заканчивать жизнь, без ничего, верно? Но с Эдди у нас все хорошо. Мы вместе уже много лет.

[Глава двадцать шестая] — У тебя больше не было детей? — спросила Джулия, чтобы поставить точку в этой истории.

[Глава двадцать шестая] Маргарет отрицательно покачала головой.

[Глава двадцать шестая] — Я думаю, для любой женщины четверо детей — более чем достаточно.

[Глава двадцать шестая] Джулия отметила про себя, что она включила в это число и ее. Она спросила о своих сводных брате и сестрах. Обе девушки были уже замужем и уехали со своими мужьями, одна — на север, другая — в Плимут. Марк тоже женат, но живет по-прежнему в Эссексе. Джулия вспомнила, что его фамилия значилась в списке избирателей.

[Глава двадцать шестая] — Марк хороший сын, — сказала Маргарет. — Он сейчас работает слесарем.

[Глава двадцать шестая] Было ясно, что Марк был любимым ребенком. Джулия приняла и это, так как знала, что должна принять все об этой семье, которая и не была ее семьей. У Маргарет уже семь внуков. Неудивительно, что она не выказала никакого интереса к восьмой, незнакомой ей внучке — Лили.

[Глава двадцать шестая] Джулия вспомнила слова дочери: «У меня уже есть бабушки», и ее охватила волна любви к Лили.

[Глава двадцать шестая] — Ну вот и все, — закончила Маргарет. В ее голосе уже не было мягкости. — Извини, что во мне нет ничего такого, чем ты могла бы гордиться. Ты, конечно, ожидала лучшего.

[Глава двадцать шестая] И опять у Джулии появилось такое чувство, как будто она пришла с неприятным для Маргарет визитом от муниципального управления.

[Глава двадцать шестая] — Я ничего не ожидала. Я ведь тоже не оправдала твоих надежд, верно?

[Глава двадцать шестая] Ее прямота, казалось, понравилась Маргарет.

[Глава двадцать шестая] — Я не имела права возлагать на тебя какие-нибудь надежды. — Она опустила голову. Их кофе давно остыл — они беседовали уже почти два часа.

[Глава двадцать шестая] Еле слышно Маргарет добавила:

[Глава двадцать шестая] — Я рада, что ты приехала. И благодарна тебе за это. Должно быть, тебе это было нелегко.

[Глава двадцать шестая] Джулия окинула взглядом голую неприветливую комнату. Ей хотелось поскорей выбраться отсюда. Эти шоколадные пирожные на безвкусном желтом блюде выглядели невыносимо сиротливо. Джулия резко поднялась, подошла к матери и положила ей руку на плечо. Маргарет подняла глаза. И тогда Джулия неуклюже склонилась и обняла ее. Их щеки соприкоснулись.

[Глава двадцать шестая] — Я рада, что нашла тебя, — шепнула она. — Мы не должны больше терять друг друга.

[Глава двадцать шестая] Но в этот самый момент Джулия поняла, что связь между ними никогда не будет прочной. Она не будет жизненно важной, как ее связь с Лили. Их знакомство, эти жалкие бисквиты и холодный кофе, это неуклюжее объятие, вся эта история… Больше не будет грез, ничего — ни удовольствия, ни сладкой боли воображения, потому что правда была здесь.

[Глава двадцать шестая] Джулия знала, что через какое-то время она встретится с Эдди Дэвисом и будет представлена Марку и его сестрам. Объявление о ее существовании вызовет у них потрясение, но скоро они привыкнут. Последуют визиты на Динбэнк, как это делалось на Фэрмайл-роуд, возможно, вместе с Лили. Начнется обмен подарками на Рождество и в дни рождений, телефонные звонки по праздникам, как того требуют семейные обычаи. Во все те дни года, когда она мечтала о встрече со своей настоящей матерью и когда верила, что та страстно стремится к тому же.

[Глава двадцать шестая] Все сравнялось, как это бывает в конце любой истории. То, что Джулия спокойно приняла это, указывало на ее возмужалость. Нельзя сказать, что она испытывала сожаление об ушедшей юности, когда опустилась на колени возле черного кресла из искусственной кожи, в котором сидела ее мать.

[Глава двадцать шестая] Маргарет потрепала ее по плечу. Это было робкое прикосновение, как будто проявление любви давалось ей нелегко. Джулия кивнула и встала.

[Глава двадцать шестая] — Пожалуй, мне нужно идти, — спокойно сказала она. Маргарет подняла на нее глаза, но не сделала никакого движения.

[Глава двадцать шестая] — Спасибо, что пришла. — Она казалась утомленной. Внезапно Джулия тоже почувствовала усталость. У нее заныли кости.

[Глава двадцать шестая] — Можно мне приехать как-нибудь еще?

[Глава двадцать шестая] — Конечно, любовь моя.

[Глава двадцать шестая] Она назвала ее так еще по телефону, Джулия это помнила. Это было обычным обращением барменши, не имевшим, конечно же, никакого личностного значения. Джесси употребляла то же выражение нежности, но звучало оно совсем иначе. «Если бы моей матерью была Джесси», — подумала Джулия с мимолетным сильным и горьким чувством, которое постаралась тут же подавить. Она сказала Маргарет, чтобы та не утруждала себя проводами. Обернувшись в дверях, она улыбнулась и тихо вышла из дому.

[Глава двадцать шестая] Джулия шла обратно вдоль Динбэнк быстрым шагом, чтобы не вызвать кривотолков соседей и осуждения Маргарет. Пока она шла, чувство усталости прошло. Она выпрямилась, подняла голову, расправила плечи и почувствовала себя легко и свободно. Прохожие смотрели на нее, и она знала, что это потому, что она улыбалась.

[Глава двадцать шестая] Пришло чувство облегчения. Теперь она знала правду, и это прибавляло что-то новое к ощущению свободы. Эта правда не была сопряжена ни с трагедией, ни с чудом, она была обыкновенной, как сама жизнь. И такой же драгоценной, как жизнь.

[Глава двадцать шестая] Джулия завернула за угол и оглянулась на дом матери. Теперь она отчетливо представляла его, уже без таинственного покрова, вызывающего страх. Очертания его были необыкновенно четкими — как будто летняя гроза промыла пыльный воздух.

[Глава двадцать шестая] Джулия еще раз оглянулась и почти побежала к тому месту, где ее ждал Александр.

[Глава двадцать шестая] Он сидел в машине и читал, но как только увидел Джулию, сразу отложил книгу в сторону. Джулия скользнула на сиденье рядом с ним. Взглянув на его лицо, она снова почувствовала прилив нежности. Ее лицо было открыто как сама истина, и она робко подставила ему губы. Она знала также, что если он оттолкнет ее сейчас, то все будет кончено.

[Глава двадцать шестая] Александр наклонился и прижался ртом к ее губам. И сразу все стало ясно.

[Глава двадцать шестая] Некоторое время спустя они заметили проезжающие мимо автомобили, закрепили ремни, и Александр включил зажигание. Солнечные лучи плясали на металлических ободках машины и отражались в их сиявших счастьем глазах. Глядя друг на друга, они вдруг увидели все так же ясно, как Джулия внезапно увидела Динбэнк — без налета глупой романтики, но со всем накопившимся наростом горечи и разочарований. У них вновь появился шанс, и они обладали уже достаточным опытом и мудростью, чтобы не упустить его.

[Глава двадцать шестая] — Расскажи, что там произошло, — попросил Александр.

[Глава двадцать шестая] Пока они ехали без всякой цели, Джулия рассказала про свою мать, дом на Динбэнк и всю историю своего рождения.

[Глава двадцать шестая] — И что ты чувствуешь? — спросил он. Джулию радовало такое теплое участие.

[Глава двадцать шестая] — Я почувствовала себя свободной, — ответила она.

[Глава двадцать шестая] Она рассказала ему о замкнутом круге, который, казалось, привел ее обратно к тому месту, откуда она начинала с Мэтти, и о том, что приняла неприглядную правду как должное, потому что понимает, что не может ее изменить.

[Глава двадцать шестая] — Я свободна, — сказала Джулия. — Но на это ушло много времени, не так ли?

[Глава двадцать шестая] Александр остановил машину. Он осторожно поставил ее у края дороги. Джулия терпеливо ждала, когда он повернется к ней.

[Глава двадцать шестая] — Я хочу, чтобы ты вернулась ко мне, — сказал Александр.

[Глава двадцать шестая] Джулия не стала колебаться. Ее лицо расцвело в улыбке, которой Александр никогда раньше не видел.

[Глава двадцать шестая] — Я могу вернуться, если ты меня примешь, — сказала она. — Ведь я могу себе это позволить, я же свободна?

[Глава двадцать шестая] Он обнял ее и поцеловал; проходившие мимо школьницы заглянули в окошко и, тихонько постучав, засмеялись при виде такой страсти у уже немолодых людей.

[Глава двадцать шестая] Джулия вдруг увидела, что они припарковались возле большого парка, благоухающего весенней зеленью.

[Глава двадцать шестая] — Давай прогуляемся под деревьями.

[Глава двадцать шестая] Выйдя из машины, они прошли через высокие резные чугунные ворота. Они брели по земляным дорожкам между платановых деревьев, пересекли широкие, покрытые травой лужайки и вышли к озеру, окаймленному плакучими ивами. Александр взял руку Джулии и вместе со своей опустил в карман пальто. Они сели на скамейку, тихонько беседуя и глядя на неподвижных рыболовов и уток, оставлявших за собой волнистую рябь. Они понимали, что за прошедшие годы в их отношениях возникла пустота, которую нужно заполнить. Сейчас они говорили лишь о мелочах, оставляя главное на потом.

[Глава двадцать шестая] Когда холодный ветер согнал их с места, Александр обнял Джулию за плечи, и они пошли, шагая в ногу и соприкасаясь бедрами. Когда они проходили мимо клумбы с алыми тюльпанами, Джулия вспомнила о насыщенных ароматах монтебелльского парка. Она все еще любила его, но уже не смогла бы поменять на самое прекрасное место в мире — на однообразие лондонского парка. С восхищением глядя на тюльпаны, она улыбнулась. Казалось, их яркий цвет полыхал в воздухе. Он был такой же жаркий и жгучий, как и ее собственная кровь. Физическое влечение охватило Джулию, внезапное и острое. Александр видел это и испытывал то же самое. Они вышли из парка и поехали.

[Глава двадцать шестая] Квартира в Кенсингтоне приветливо встретила их как надежное убежище. Джулия и Александр заперли за собой парадную дверь, смеясь и трепеща от того, что случилось. Эта квартира не была связана с воспоминаниями. Они понимали, что заключили соглашение и пришли сюда, чтобы провести время вместе. Александр видел, как пылали щеки Джулии и яркий свет отражался в ее раскосых глазах, обращенных к нему. Смех утих, уступив место безудержной жажде, он привлек ее к себе. Она была гибкой как тростник, тоньше и легче, чем та Джулия, которую он помнил. Ее тело было горячим и вызывало у него желание.

[Глава двадцать шестая] Однако Джулия отпрянула, удерживая его на вытянутых руках. Александр знал, что после всего будет очередное препятствие.

[Глава двадцать шестая] — Нет, — сказал он. — Не сейчас.

[Глава двадцать шестая] — Послушай. Я хотела сказать тебе, что всегда ошибалась. Я была эгоисткой и всегда ставила свое «я» на первое место, вместо того, чтобы больше узнать о тебе и Лили. Я никогда ничего не сделала для тебя, правда? Ничего. И стыжусь этого, Александр. Я виновата в том пожаре и в том, чем занималась с Джошем Фладом, а также в том, что пыталась увезти Лили из Леди-Хилла. Если я смогу исправить это, я это сделаю.

[Глава двадцать шестая] — А я ожидал, что ты будешь любить мой дом так же сильно, как и меня. Я знаю, что ты любила меня, Джулия.

[Глава двадцать шестая] — Я и сейчас люблю.

[Глава двадцать шестая] Джулия казалась сейчас очень нежной. Он любил эту нежность, она была в ней всегда. Раньше он упивался своим правом требовать этого.

[Глава двадцать шестая] — Я тоже ошибался.

[Глава двадцать шестая] Джулия убрала руки.

[Глава двадцать шестая] — Нет, — эхом отозвалась она. — Не сейчас.

[Глава двадцать шестая] Они пошли в спальню и легли вместе.

[Глава двадцать шестая] Джулия боялась, что ее тело забыло ласки. Она привыкла пользоваться им, а не получать и давать наслаждение. Но все забытое вернулось к ней с большей живостью. Ответ Александра лишь удваивал эти силы, и для них музыка прежнего узнавания звучала еще более восхитительно, чем познание новизны.

[Глава двадцать шестая] Потом они лежали в тихой комнате вместе, глядя друг на друга и отмечая следы прожитых лет. Им не нужны были слова.

[Глава двадцать шестая] На улице стемнело, быстрые и загадочные весенние сумерки медленно переходили в ночь. Джулия посмотрела на свои ручные часы. Было почти девять часов.

[Глава двадцать шестая] — Я должна позвонить Мэтти, — сказала она.

[Глава двадцать шестая] Александр с наслаждением зевнул.

[Глава двадцать шестая] — А я приготовлю что-нибудь выпить, — предложил он. И, пошатываясь, направился в кухню. Джулия набрала телефон Коппинза.

[Глава двадцать шестая] Мэтти сидела на постели. Она не знала, как долго сидит, но руки и ноги были негнущимися и тяжелыми. Должно быть, прошло много времени. Она, хмурясь, посмотрела вниз и увидела пустую бутылку, валявшуюся среди складок смятого покрывала. Когда зазвонил телефон, Мэтти вспомнила, что стояла у окна, глядя, как ветер раскачивает деревья. Она ненавидела ветер. Она задернула шторы, чтобы не видеть непогоды, но все же слышала, как ветер стучит по крыше.

[Глава двадцать шестая] — Мэтти?

[Глава двадцать шестая] — Да.

[Глава двадцать шестая] — Мэтти?

[Глава двадцать шестая] — Я слушаю. — Ее голос звучал невнятно. Даже в ее собственных ушах он прозвучал хрипло, как будто она давно не разговаривала вслух.

[Глава двадцать шестая] — С тобой все в порядке?

[Глава двадцать шестая] Порыв ветра был такой сильный, что она едва могла расслышать, что говорит Джулия. Интересно, когда она звонила в последний раз? Неужели это было этим утром? С тех пор прошла уйма времени, но она не имела представления, чем занималась до сих пор.

[Глава двадцать шестая] — Который час?

[Глава двадцать шестая] — Девять, — ответила Джулия своим ясным голосом. — Мэтти, ты опять чуточку выпила? Тебя плохо слышно. У тебя есть какая-нибудь еда?

[Глава двадцать шестая] — Это в девять-то часов вечера?

[Глава двадцать шестая] — Конечно. Послушай, миссис Гоппер с тобой? Можно мне с ней поговорить?

[Глава двадцать шестая] — Я плохо тебя слышу. У вас тоже ветер?

[Глава двадцать шестая] — Да. — Ветер гнул ветви ив и качал тюльпаны в саду.

[Глава двадцать шестая] — Здесь такой сильный ветер, — тихо сказала Мэтти. Но она была рада, что это действительно так. Она уже стала побаиваться, что ветер шумит только у нее в голове. Теперь, казалось, он готов был ворваться к ней в спальню, от него качались тяжелые шторы на окнах. Мэтти отвернулась от окна, сгорбившись. — Миссис Гоппер пошла в деревню поиграть в вист. Я в порядке. Собираюсь сейчас пообедать. С подносом, у телевизора. Там идет какая-то пьеса, которую я хочу посмотреть. — Они любили так обедать, когда был Митч. Мэтти сочинила кое-какие мелочи специально для Джулии, как будто эти подробности могли успокоить ее.

[Глава двадцать шестая] — Ну что ж, звучит обнадеживающе. В какое время будет пьеса? Я хочу приехать, чтобы посмотреть с тобой.

[Глава двадцать шестая] Мэтти огляделась вокруг. Она не знала, что идет по телевизору, так как не смотрела программу уже много дней. Опустив глаза, она опять увидела следы пролитого виски на своей одежде. Вторжение Джулии пугало ее. Даже Джулия была здесь чужой, она была по ту сторону занавесей, которые не могли скрыть от нее ветра. Джулия увидит эти следы виски, хотя и так уже тяжело переносить подозрительные взгляды миссис Гоппер.

[Глава двадцать шестая] Мэтти лукаво усмехнулась.

[Глава двадцать шестая] — Нет, не беспокойся напрасно. Пьеса успеет окончиться до того, как ты приедешь.

[Глава двадцать шестая] Разговаривая, она уловила, что беспокойство Джулии стало ослабевать. Мэтти почувствовала что-то вроде раскаяния, как будто она упускает жизненно важный шанс. Но она не хотела видеть здесь Джулию. Она постарается держать их всех на расстоянии, потому что тогда боль не так ужасна.

[Глава двадцать шестая] Сидя на постели и прислушиваясь к возне Александра на кухне, Джулия сделала последнюю попытку.

[Глава двадцать шестая] — Мэтт, здесь Александр. Не прислать ли его к тебе?

[Глава двадцать шестая] — Что? О, не беспокойся. Я пропущу из-за тебя начало спектакля. Передай ему мой привет, ладно?

[Глава двадцать шестая] — Хорошо. Конечно, передам. А он шлет тебе свой.

[Глава двадцать шестая] Невидящим взглядом Мэтти смотрела на смятое атласное покрывало, и внезапно бурный поток слез поднялся внутри нее и застлал глаза.

[Глава двадцать шестая] — Спокойной ночи, Мэтт. Я позвоню утром.

[Глава двадцать шестая] — Спокойной ночи. Спасибо, что позвонила.

[Глава двадцать шестая] — Спи спокойно.

[Глава двадцать шестая] Мэтти разжала пальцы и положила трубку, затем сбросила аппарат на пол. Он упал на ковер, издав приглушенное бормотанье, а порыв ветра заглушил остальные звуки. По лицу Мэтти текли слезы. Она качала головой из стороны в сторону, не в силах даже смахнуть их с подбородка. Ветер насмехался над ней, и она ничего больше не хотела, только уснуть. Она почти не спала прошлой ночью, а в те моменты, когда погружалась в короткую дрему, ей снился Митч, лежащий в холодном стальном ящике, а потом он виделся ей под землей, на кладбище, где завывал ветер.

[Глава двадцать шестая] Мэтти с трудом поднялась на ноги. Нужно выпить чего-нибудь. В свою роскошную спальню она принесла еще одну бутылку, которая лежала под полотенцами в комоде для белья, и отвинтила пробку. Затем взяла коричневый флакон со снотворным и проглотила одну таблетку, сделав один большой глоток виски, потом другой.

[Глава двадцать шестая] «Если бы я только могла уснуть, — думала она. — Если бы только я могла уснуть и не видеть больше никаких снов…»

[Глава двадцать шестая] Спустя какое-то время Мэтти спустилась вниз. Она знала, что нужно что-нибудь поесть. Неловко двигаясь по кухне, задевая и роняя на пол предметы, она нашла хлеб, отломила несколько толстых кусков, положила на поднос и понесла в комнату, где стоял телевизор. Усевшись перед пустым экраном, она стала медленно жевать сухой хлеб, с трудом проглатывая его. Она не думала об ужинах, которые были у них с Митчем, когда каждый держал поднос на коленях и они так уютно и дружески покачивались. Ее внимание было сосредоточено на проглатывании хлеба, кусок за куском.

[Глава двадцать шестая] Покончив с хлебом, она встала. Поднос и тарелки соскользнули на пол. Ноги начали подкашиваться, но она, медленно и осторожно ступая, поднялась по лестнице в спальню. Там она легла поперек кровати и закрыла глаза. Наконец-то ветер затих…

[Глава двадцать седьмая] Стояли первые сентябрьские дни, но было жарко, как в середине лета. Казалось, будто от земли и от камней пышет жаром, как от раскаленной печи. Но световая гамма сильно изменилась, и рассеянные короткие тени напоминали об осени, за которой последует недолгая итальянская зима.

[Глава двадцать седьмая] Джулия стояла на нижней террасе парка, облокотившись спиной о каменную балюстраду, отгораживающую пешеходную дорожку от крутого спуска к морю. Внизу плескались неугомонные волны, отороченные белой и золотистой бахромой пены, а прямо перед ней величественные террасы поднимались к самым стенам замка.

[Глава двадцать седьмая] Джулия бездумно обводила взглядом их строгие контуры. Ей было знакомо каждое лимонное деревце в глиняных сосудах, каждая статуя и каждая ступенька. Она знала каждую беседку, увитую виноградной лозой и жасмином, и различала монотонное журчание фонтанов. Она знала и любила все это и гордилась, как своим детищем, но собиралась покинуть это место навсегда.

[Глава двадцать седьмая] Вчера Николо Галли сказал ей, что она должна ехать домой, пока еще не поздно. И она вышла в парк в последний раз подышать его насыщенными ароматами и поразмышлять, но оказалось, что в этом не было никакой необходимости. Джулия уже знала, что ей делать. Она чувствовала, что после месяца горестных раздумий может снова думать о будущем.

[Глава двадцать седьмая] Мэтти умерла. Она умерла в одиночестве в ту самую ночь, когда Александр и Джулия прекрасно провели время в кенсингтонской квартире. Нашла ее домоправительница и своим звонком разбудила Джулию, спавшую в объятиях Александра. Они тотчас помчались в Коппинз, но уже ничего не могли сделать, кроме организации похорон на кладбище в Уитби. Теперь над ней все время проносились ветры с Северного моря.

[Глава двадцать седьмая] Им пришлось вскрыть могилу Митча, чтобы положить Мэтти рядом с ним. Небольшая тесная кучка друзей сгрудилась вокруг могилы: Джулия с Александром и Лили, Феликс и братья и сестры Мэтти. Лили рыдала взахлеб, как малое дитя. Джулия молча смотрела прямо перед собой широко открытыми и потемневшими от горя глазами.

[Глава двадцать седьмая] Потом они медленно побрели прочь, не в состоянии поверить, что навсегда оставили яркую красоту Мэтти на этом уединенном пятачке земли.

[Глава двадцать седьмая] Джулия съехала с квартиры в Кенсингтоне и, вернув ключи фирме «Трессидер и Лемойн», возвратилась в Коппинз. Она оставалась в этом большом безлюдном доме, бродя как некий дух по мрачным, печальным комнатам, пока все имущество Мэтти не было уложено и вывезено. Мебель и репродукции известных произведений живописи, а также лампы под абажурами с бахромой были частично проданы, частично розданы, после чего и сам дом был выставлен на продажу. Пока не закончились печальные ритуалы, в душе Джулии не было места для Александра, несмотря на возникшие надежды на их совместную счастливую жизнь.

[Глава двадцать седьмая] Когда все это осталось позади, Джулия улетела обратно, в незатейливые будни Монтебелле.

[Глава двадцать седьмая] Монахини приветливо встретили ее, но Томазо выразил удивление, а Николо просто оторопел. И впервые Монтебелле не оказало на Джулию своего целительного действия. Она бродила туда-сюда по своему удивительному парку и вверх-вниз по булыжным мостовым крутых улочек, не в силах избавиться от мыслей о Мэтти. Она видела ее во сне, разговаривала с ней и плакала, не находя ответов на свои вопросы. Она не смогла разгадать тайну смерти Мэтти. Никто так и не узнал, сознательно ли она ушла из жизни или это была роковая случайность.

[Глава двадцать седьмая] Все лето Джулия прожила в Монтебелле, предаваясь воспоминаниям об их дружбе и как бы отдавая этим дань ушедшей подруге…

[Глава двадцать седьмая] Она возвратилась домой спустя годы, чтобы связать порвавшуюся между ними нить, которая тянулась обратно, к ненавистной Блик-роуд. Она пыталась вспомнить, по возможности честно, каждый миг того страшного времени, потому что не хотела, чтобы тень вины тяжким бременем лежала у нее на душе. Бывали такие моменты, когда они пренебрегали друг другом, и такие, когда они бывали более чем щедры в своих чувствах. Джулия мысленно обозревала все это. Даже в самые тяжелые моменты ее жизни она не покинула Мэтти. Она сделала все возможное, но этого оказалось недостаточно, и Мэтти ушла…

[Глава двадцать седьмая] После всего, что они пережили вместе, оставалась дружба, проверенная временем. Это была крепкая дружба, из которой они черпали жизненные силы. Они были друг для друга и матерью, и дочерью, и подругой. От этой утраты Джулия чувствовала себя более осиротевшей, чем при мыслях о потере Маргарет Холл или Бетти.

[Глава двадцать седьмая] В первые после случившегося месяцы, когда прогулки по парку или в тени замка, казалось, были наполнены Мэтти, Джулия поняла, что их дружба остается. Мэтти все еще была с ней и навсегда с ней останется, пусть даже самой подруги уже нет.

[Глава двадцать седьмая] Джулия почувствовала, как силы возвращаются к ней. Еще до того, как Николо предостерег ее, она поняла, что настало время покинуть этот приют и возвратиться в мир.

[Глава двадцать седьмая] У Николо обнаружилась болезнь легких, которая не поддавалась лечению. Сестры-монахини сделали со своей стороны все возможное по уходу за ним, но в итоге его пришлось отвезти в большой госпиталь в Салерно. Всего несколько месяцев назад каждая клетка его организма оказывала сопротивление болезни, но он был уже стариком.

[Глава двадцать седьмая] — Не смей хоронить себя здесь, — предостерег он Джулию. — Сейчас же поезжай домой, к Александру и Лили, иначе будет поздно.

[Глава двадцать седьмая] Джулия присела у его постели.

[Глава двадцать седьмая] — Я знаю, — сказала она. — И я уеду, мой старый добрый друг.

[Глава двадцать седьмая] Ей нужно было возвращаться, чтобы заняться памятником для Мэтти. Это важно было сделать.

[Глава двадцать седьмая] И теперь, стоя в парке под припекающим солнцем, Джулия поняла, что больше нечего обдумывать. Она достаточно занималась этим во время своего добровольного изгнания.

[Глава двадцать седьмая] Она не осталась в долгу перед Мэтти. Мэтти и Митч умерли, но ее собственные возможности еще не были исчерпаны. Долги были связаны только с живыми, и в основном с Александром.

[Глава двадцать седьмая] Если она до этого ничего не сделала лично для него, решила Джулия, то должна сделать это сейчас. Она оставит свой чудный парк монахиням и их пациентам на попечение Томазо.

[Глава двадцать седьмая] Она покинет место, где чувствовала себя защищенной и жила простой примитивной жизнью, ограничивая свои потребности и довольствуясь малым. А сейчас она стала достаточно сильной, чтобы вернуться к Александру в Леди-Хилл. Если он все еще любит ее, она будет там жить ради него.

[Глава двадцать седьмая] Джулия обошла всех и попрощалась. Это заняло совсем немного времени. Николо сжал ей руку своей худой высохшей рукой.

[Глава двадцать седьмая] — Ты поступаешь правильно, — сказал он ей.

[Глава двадцать седьмая] — Наконец-то, — улыбаясь добавила Джулия. Она поцеловала его в лоб и вышла из палаты не оглядываясь.

[Глава двадцать седьмая] В последний вечер она побродила с Томазо по зимнему саду, а затем они вышли на верхнюю террасу. Воздух был так тих, что можно было услышать шепот моря, а аромат цветов еще больше сгущался в неподвижном воздухе. Джулия старалась вобрать в себя всю красоту и величие того, что она покидала.

[Глава двадцать седьмая] — Мне кажется, вы будете скучать по своему парку, — заметил Томазо.

[Глава двадцать седьмая] — Он не мой, — ответила Джулия. — И ты здесь для того, чтобы ухаживать за ним. Я всегда буду знать, что ты здесь.

[Глава двадцать седьмая] «Как и память о Мэтти. Как и наша дружба с ней». Ведь они не перестанут существовать, как и парк, только потому, что здесь не будет Джулии.

[Глава двадцать седьмая] Джулия и Томазо спустились по ступенькам и облокотились о нагретый каменный парапет, чтобы посмотреть на море, а затем опять поднялись к замку. Монахини собрались у ворот проводить ее. С ними прибежали дети и небольшая группа постояльцев. Мать-настоятельница поцеловала ее в обе щеки.

[Глава двадцать седьмая] — Да пребудет с вами Господь!

[Глава двадцать седьмая] — Спасибо, мать-настоятельница.

[Глава двадцать седьмая] Уже сидя в такси и глядя в задние стекла, когда машина неслась с горы вниз, Джулия видела, как белые накрахмаленные чепцы монахинь мелькают по парку, словно большие бабочки.

[Глава двадцать седьмая] Александр и Лили встречали Джулию в аэропорту. Она видела только их, как будто в зале ожидания, кроме них, никого не было. Лили радостно закричала:

[Глава двадцать седьмая] — Мамочка! Мамочка! Добро пожаловать домой! Мы уже думали, что ты никогда не приедешь.

[Глава двадцать седьмая] Александр стоял у нее за спиной. Он не изменился. Джулии даже показалось, что он выглядел точно так же, как в те времена, когда они впервые встретились. Даже старая, поношенная одежда, возможно, была еще из тех времен.

[Глава двадцать седьмая] Он сделал несколько шагов вперед и взял ее рукой за подбородок, чтобы лучше видеть лицо. Их глаза встретились, и они улыбнулись друг другу.

[Глава двадцать седьмая] Сидя в машине Александра, в знакомой обстановке пыльных улиц, Джулия спросила:

[Глава двадцать седьмая] — Куда мы едем?

[Глава двадцать седьмая] — Мы с Лили сняли квартиру в Фулеме, — ответил Александр. — Вполне приличную. Мы останавливаемся в ней, когда бываем в Лондоне.

[Глава двадцать седьмая] — На нейтральной территории, — тихо сказала Джулия.

[Глава двадцать седьмая] — Именно, — согласился он. Оба они все еще считали, что Леди-Хилл не является такой территорией.

[Глава двадцать седьмая] Они достигли Чизвикской эстакады. Джулия смотрела на нагромождение зданий и поток машин, залитых солнечным светом. Монтебелле уже казалось где-то далеко позади, но она не сожалела об этом. Повернув голову, она взглянула на Александра, и сразу все ее существо наполнилось любовью к нему.

[Глава двадцать седьмая] — Знаешь, о чем я думала в самолете?

[Глава двадцать седьмая] — О чем же?

[Глава двадцать седьмая] — Я думала о том, что мы должны устроить вечер в память Мэтти. Не мрачную церемонию типа поминальной службы, а как в прежние времена — шумное веселое сборище.

[Глава двадцать седьмая] К ее удивлению, Александр с готовностью подхватил эту идею.

[Глава двадцать седьмая] — Да. И я знаю даже, где это должно быть. Единственно возможное место — клуб «Ночная фиалка». Сейчас он переделан в бар, но там внизу есть маленький танцевальный зал.

[Глава двадцать седьмая] Лили всунула голову между ними, обхватив руками спинки их сидений.

[Глава двадцать седьмая] — Вечеринка, — нараспев сказала она. — Восхитительная вечеринка.

[Глава двадцать седьмая] Позже они сидели в квартире втроем и Александр обнимал Джулию за плечи, ее голова покоилась у него на плече.

[Глава двадцать седьмая] — Я не могла раньше прилететь домой, — говорила Джулия, — сразу после смерти Мэтти. Я не представляла, как мы могли начать свою жизнь, пока между нами были тени прошлого.

[Глава двадцать седьмая] — Я знаю, — ответил Александр. — Я понял, почему ты уехала. Это было частью того, что тебя сдерживало. Мы не смогли бы быть счастливы после смерти Мэтти. Ведь ты так считала?

[Глава двадцать седьмая] Наконец-то он понял это. Он понял внутреннее состояние Джулии.

[Глава двадцать седьмая] — Ты ведь тоже потерял ее.

[Глава двадцать седьмая] — Да, я тоже потерял ее. Я тоже любил ее.

[Глава двадцать седьмая] С чувством облегчения Джулия поняла, что между ними не осталось никакого горького осадка из-за прежних привязанностей.

[Глава двадцать седьмая] — Джулия, ты приехала, чтобы остаться?

[Глава двадцать седьмая] — Если ты меня примешь.

[Глава двадцать седьмая] В ответ он лишь крепче прижал ее к себе.

[Глава двадцать седьмая] Феликс, в утреннем халате, стоял у одной высокой стены, выходящей на Итон-сквер. Уже несколько недель шли дожди, но сейчас появились приметы бабьего лета. Часть неба уже очистилась от туч, и лучи солнца просвечивали сквозь набрякшие листья деревьев, отбрасывавших длинные тени, столь характерные для осени.

[Глава двадцать седьмая] Феликс вспоминал былые дни, проведенные с Джулией и Мэтти, и другую квартиру с видом из окна на лондонские платаны. Сначала тайна девушек отдаляла их от него, но все же они трое тянулись друг к другу, пока он не полюбил их обеих.

[Глава двадцать седьмая] Все эти годы он хранил рисованные с них наброски. Но в апреле, после телефонного звонка Джулии, когда она сообщила ему эту невероятную новость, он подошел к столу и вытащил папку.

[Глава двадцать седьмая] На первом рисунке подруги были изображены развалившимися на постели Мэтти. Мэтти читала журнал, а Джулия — толстенный роман. Первая лежала в свободной позе с оголенными бедрами, а рядом с ней — Джулия, темноволосая и с сердитым взглядом, с острыми выступающими из-под тонкой кожи костями. Глядя теперь на свою работу. Феликс понял, что неосознанно, по-мужски тянулся к ней. И он видел, что они были всего лишь детьми, старавшимися изображать испорченных девчонок.

[Глава двадцать седьмая] Этот рисунок был сделал двадцать два года назад, но оказалось, что он все еще помнит их реакцию на него.

[Глава двадцать седьмая] — Не очень-то красивыми ты нас изобразил, — обиделась тогда Джулия.

[Глава двадцать седьмая] А он сказал им, что у них есть нечто большее, чем красота, — стиль. И этот стиль они сохранили обе, каждая свой собственный, независимо от тех перипетий, которые им преподнесла судьба.

[Глава двадцать седьмая] Он вытащил второй рисунок и стал внимательно его рассматривать. На нем они были втроем: Мэтти, Джулия и Джош. Они слушали «Рок вокруг часов». Это было так давно, что даже эта мелодия уже казалась невинной чепухой. Феликсу нравился этот рисунок. Одно время он висел у него над каминной полкой.

[Глава двадцать седьмая] С того мрачного апрельского дня он часто открывал папку и доставал эти рисунки. Но в это утро, в желтоватом свете начинающейся осени, он подошел к своему рабочему столу и лишь прикоснулся к папке, а затем вышел из комнаты. Он даже не повернул головы, чтобы взглянуть на хрусталь Джорджа или на современные картины и прочие стоявшие повсюду старые и новые вещи.

[Глава двадцать седьмая] После прихода Вильяма исчезла старомодная опрятность, и в квартире теперь царил беспорядок. Он оставлял открытыми книги и журналы на мраморных консолях, а сам валялся, задрав ноги, на диванах, обтянутых бледным шелком. Он выгружал из своих карманов содержимое и запихивал его в драгоценные вазы, оставлял кофейные чашки, эскизы и сброшенные туфли где только мог.

[Глава двадцать седьмая] Придя на кухню, Феликс приготовил чай, сервировал поднос и направился с ним в спальню. Вильям приоткрыл глаза и зевнул. Опустив поднос возле постели, Феликс отдернул занавеси, чтобы впустить солнечный свет. Приподнявшийся было Вильям опять откинулся на подушки. Он всегда был соней, и по утрам ему требовалось длительное время на пробуждение.

[Глава двадцать седьмая] Обычно Феликс подавал чай в постель, и Вильям был благодарен ему за это. Выражение благодарности — одна из самых привлекательных черт характера Вильяма, он благодарил даже за самые пустячные мелочи, которые делались для него. В этом было его особое очарование. Они жили вместе уже полгода, и Феликс открывал в нем для себя все новые достоинства.

[Глава двадцать седьмая] Налив чашку чая, Феликс подал ее Вильяму. Тот жадно выпил чай. Он лежал, закинув руки за голову. Густые темные волосы вились у него под мышками и на груди. Феликс положил ладонь на его теплую грудь, ощущая под пальцами упругие холмики мышц. Они дружески улыбались друг другу.

[Глава двадцать седьмая] — В какое время нам нужно там быть? — спросил Вильям.

[Глава двадцать седьмая] Лицо Феликса стало грустным.

[Глава двадцать седьмая] — В одиннадцать часов. Я пойду приму душ.

[Глава двадцать седьмая] Потом он вернулся, неся в руках темно-серый костюм на плечиках.

[Глава двадцать седьмая] — Но ведь это торжество, — мягко напомнил ему Вильям, — а не похороны.

[Глава двадцать седьмая] — Я знаю, что не похороны, — ответил Феликс.

[Глава двадцать седьмая] В этот день служили поминальную мессу по Мэтти. А вечером в клубе «Ночная фиалка» устраивался вечер, посвященный ей.

[Глава двадцать седьмая] Потрясение и отчаяние, которые друзья пережили на похоронах, уже притупились, так что можно было устроить этот праздник.

[Глава двадцать седьмая] Феликс опять повесил темный костюм на вешалку и достал кремовый. Засунув голубой шелковый носовой платок в нагрудный карман, он надел голубую рубашку в тон. Рядом с ним Вильям, встряхивая плечами, надевал голубой с белым летний полосатый жакет.

[Глава двадцать седьмая] Затем они вышли и, перейдя площадь в своих светлых, ярких одеждах, сели в белый автомобиль Феликса, припаркованный под деревьями напротив, и помчались по лондонским улицам.

[Глава двадцать седьмая] Актерская церковь в Конвент Гарден была уже почти заполнена людьми. Феликс и Вильям на какой-то момент задержались при входе, привыкая к сумраку после яркого света улицы и вдыхая типичные церковные запахи. Затем они прошли к своим местам в переднем ряду.

[Глава двадцать седьмая] Минуту спустя на место рядом с Феликсом легко скользнула Джулия. На ней была маленькая шляпка с вуалью, что напомнило ему почему-то, хотя и не к месту, Джесси. Они поцеловались, и Джулия протянула руку Вильяму. Ее пальцы и тонкая кисть руки были коричневыми от итальянского загара. Рядом с Джулией была Лили. За ней подошел Александр, улыбаясь Феликсу поверх голов женщин.

[Глава двадцать седьмая] Все наклонили головы, чувствуя неловкость от непривычки стоять в строгом, чинном ряду со сложенными руками, так как не были постоянными посетителями церкви, за исключением Александра, который привык к подобным церемониям в ледихилльском пасторате. Джулия представила, как посмеивалась бы Мэтти и как бы перешептывалась с ней, прикрывшись молитвенником, а Джулия чувствовала бы привычный запах ее духов «Коти» с легкой примесью сигаретного дыма.

[Глава двадцать седьмая] Она закрыла глаза, удерживая в себе это воспоминание. Служба проходила в форме чтений из тех книг, которые Мэтти больше всего любила. Рикки Бэннер, Крис Фредерикс и Тони Дрейк читали по очереди, а продюсер одного из фильмов, бывший на протяжении долгого времени неизменным поклонником Мэтти, сделал короткое обращение.

[Глава двадцать седьмая] Затем пропели двадцать третий псалом, а потом гимн «Тот, кто будет достоин». Гимн выбрала сама Джулия. Они с Мэтти пели его когда-то вместе на Блик-роуд, две маленькие девочки, которые, прикрывшись листками с текстом, исподтишка толкали друг друга.

[Глава двадцать седьмая] Потом, когда пели «Пилигрима», Джулия словно вновь увидела окружавших ее людей: Джона Дугласа и мерзкого старого Фрэнсиса Виллоубая, Джимми Проффита и другие лица, знакомые по фильмам и театру. Она вспомнила некоторых женщин из театральной студии Мэтти и среди прочих, с которыми она не была знакома. — Дорис и Аду и двух женщин среднего возраста, которые когда-то вместе с Мэтти работали в клубе Монти.

[Глава двадцать седьмая] Все они пришли сюда, чтобы помянуть Мэтти, хотя в таких чинных ритуалах не было настоящих, живых воспоминаний о ней.

[Глава двадцать седьмая] Джулия не могла вспомнить, чтобы Мэтти высказывала восхищение шекспировским сонетом, который так трогательно читала Крис Фредерикс. Все это было сделано лишь для того, чтобы собравшиеся здесь друзья Мэтти чувствовали, что они сделали для нее то, что было нужно, только ни один из них не мог сделать этого в нужный момент. Все они любили Мэтти. Она обладала особым даром внушать любовь, но этого оказалось недостаточно для ее собственного спасения.

[Глава двадцать седьмая] С болью в сердце Джулия отвернулась, стараясь сбросить с себя тяжелые воспоминания. За прошедшее лето она поняла, что это чувство было бесполезным и разрушительным, но все же она не могла избавиться от мысли, что Мэтти любила ее больше всех этих людей, а она не смогла оказаться рядом с ней в критическую минуту.

[Глава двадцать седьмая] Если бы только она поехала в Коппинз той ночью, вместо того, чтобы спать в объятиях Александра! Если бы… Но в этом слове не было ни утешения, ни смысла.

[Глава двадцать седьмая] Стоя в переполненной церкви и слушая гимн их школьных лет, Джулия заново переживала утрату. Мэтти ушла, и какие бы почести ей ни воздавались, она ни единым звуком не откликнется на них.

[Глава двадцать седьмая] Запели последний стих. Присутствовавшие уже подумывали о чашечке кофе, глотке спиртного и ланче и об оживленной суете за дверями церкви. Голоса зазвучали бодрее. Среди других голосов Джулия различала хорошо поставленный тенор Александра и сопрано Лили. По другую сторону от нее, низко опустив голову, стоял Феликс, а Вильям распевал, задрав вверх подбородок, с гордостью демонстрируя свою прекрасную память.

[Глава двадцать седьмая] И вдруг, взглянув в противоположном направлении, куда через одно церковное окно падал свет, Джулия увидела белокурую голову Джоша.

[Глава двадцать седьмая] Он пел, стоя среди группы людей из агентства, в которое приглашали Мэтти, чтобы рекламировать дезодоранты.

[Глава двадцать седьмая] Джулия слегка покачала головой и перевела взгляд на листок с гимнами. Но она опять взглянула в том же направлении. Он все еще был там.

[Глава двадцать седьмая] Удивившись, Джулия приняла неизбежность их встречи. Джош всегда появлялся и исчезал с почти театральной неожиданностью. Когда-то это причиняло ей острую боль.

[Глава двадцать седьмая] Джош тоже по-своему любил Мэтти. Он появился здесь, чтобы почтить ее, ставшую воспоминанием. В этом не было ничего удивительного, но Джулия почувствовала, как ее сердце забилось в груди.

[Глава двадцать седьмая] Проследив за взглядом матери, Лили тоже посмотрела в ту сторону. В этот момент поминальная служба закончилась. Все опустились на колени, шурша юбками, чтобы принять благословение священника. Под заключительные звуки органа все поднялись на ноги и столпились у выхода. Начались приветствия, рукопожатия, а на улице, освещенной солнечным светом, слышались звуки поцелуев и даже звонкий смех. Толпа была похожа на прихожан, которые собрались на мрачное венчание, но затем оживились, предвкушая возможность выпить шампанского и посплетничать. Каждый ощущал восхитительное чувство своего бытия и расправлял плечи, наслаждаясь ярким солнечным днем. Но Джулия даже после лета, проведенного в Монтебелле наедине со своими воспоминаниями, все еще оплакивала Мэтти. Она поняла, что боль утраты останется с ней навсегда. Но сейчас, выйдя из церкви тесной толпой, приятели и коллеги, подруги, Джулия — все почувствовали облегчение.

[Глава двадцать седьмая] Да, Мэтти и Митч умерли, но жизнь продолжается, а ее собственные возможности еще не реализованы. По лицу Джулии блуждала неопределенная улыбка, а глаза загадочно блестели из-под вуалетки.

[Глава двадцать седьмая] Вдруг кто-то преградил ей путь, отрезав от толпы. Она подняла глаза и увидела Джоша. Слегка приподняв вуалетку, она подставила ему лицо, и он поцеловал уголки ее губ коротким дружеским поцелуем.

[Глава двадцать седьмая] — Джош, что ты здесь делаешь?

[Глава двадцать седьмая] Он был таким же, как прежде, только в его волосах уже появились серебряные нити. Она вспомнила, что именно она любила в нем, и безнадежно.

[Глава двадцать седьмая] — Я был в Англии. И конечно же, узнал о смерти Мэтти. Прими мои соболезнования. — Он весьма официально выразил свое сочувствие, и Джулия кивнула. — Я увидел в газете заметку о поминовении и захотел прийти. Гарри Гильберт, если ты его помнишь, тоже хотел прийти, но он сейчас в госпитале. С ним худо. Он смотрел все фильмы с участием Мэтти, хотя не думаю, чтобы он когда-нибудь признался мне, почему. Он даже приезжал раз или два посмотреть на нее в Вест-Энд.

[Глава двадцать седьмая] Джулия опять кивнула, вспомнив об идее Гарри Гильберта писать с Мэтти икону. Но сегодня это не казалось странным или нелепым.

[Глава двадцать седьмая] — Я не знал, где тебя найти, — сказал Джош, — но подумал, что сегодня утром ты будешь здесь.

[Глава двадцать седьмая] Она подняла на него глаза.

[Глава двадцать седьмая] — Неужели ты все еще хотел найти меня, после всего?

[Глава двадцать седьмая] — Хотел.

[Глава двадцать седьмая] Она вспомнила дух одиночества в его горной хижине, промелькнули фрагменты их встреч. Но ничего не изменилось за двадцать лет. Джош был все такой же притягательный. Джулия прикоснулась рукой к его локтю.

[Глава двадцать седьмая] — Посмотри, — сказала она, — это Лили. Ты бы догадался, что это моя дочь?

[Глава двадцать седьмая] Лили была восхитительна своей способностью перевоплощаться. В этот день ее волосы были собраны в массивный узел. Кайма бледно-малинового льняного платья прикрывала колени, и она впервые надела жемчужные серьги матери.

[Глава двадцать седьмая] — Я бы не догадался, — ответил Джош. — Но теперь вижу сходство. — По-дружески разглядывая Лили, он протянул ей руку. Она подала свою, и они обменялись рукопожатием.

[Глава двадцать седьмая] — Вы — летчик, — сказала она, глядя на него широко открытыми глазами.

[Глава двадцать седьмая] — Ваша мать и Мэтти называли меня так много лет тому назад.

[Глава двадцать седьмая] А Александр называл его «герой твоих бульварных романов».

[Глава двадцать седьмая] — Джош, а вот и Феликс. А это его лучший друг, Вильям Паджет.

[Глава двадцать седьмая] Последовали рукопожатия, сопровождаемые добродушными приветствиями друзей, молча сознающих свое счастье присутствия здесь и переживающих горькое сожаление о тех, кого уже нет.

[Глава двадцать седьмая] Джулия заслонилась рукой от солнца, которое било ей прямо в глаза.

[Глава двадцать седьмая] — А это Александр Блисс. Александр, это Джош Флад.

[Глава двадцать седьмая] Александр посмотрел на стройного загорелого мужчину с открытым, добродушно-насмешливым лицом. Он казался симпатичным, но Александр никогда бы не выделил его из толпы как героя. «Все совсем не так, — подумал он, — когда легенда обретает реальные формы». И все же Джулия оставила его ради этого мужчины… Упорное стремление и цепкость ее любви к нему вызывали чувство неловкости.

[Глава двадцать седьмая] Когда-то Александру так хотелось избить его. Но теперь у него к этому человеку не осталось ничего, кроме любопытства.

[Глава двадцать седьмая] Джулия наблюдала за ними. Он почувствовал ее беспокойство, и это было трогательно. Он любил ее и был теперь почти уверен в ответном чувстве. Появление Джоша лишь убедило его в том, что сейчас наконец он может ей верить.

[Глава двадцать седьмая] Он протянул руку Джошу.

[Глава двадцать седьмая] — Привет, Джош.

[Глава двадцать седьмая] Джош взял ее обеими руками и тепло потряс.

[Глава двадцать седьмая] — Рад познакомиться с вами, Александр.

[Глава двадцать седьмая] Так они стояли молча у церкви, а у их ног топтались и ворковали голуби. Они поговорили немного о церемонии, но ни звуком не обмолвились о Мэтти. Мало-помалу тема беседы иссякла, и все в нерешительности оглядывались, не зная, что делать дальше.

[Глава двадцать седьмая] Первым нашелся Феликс.

[Глава двадцать седьмая] — Не отправиться ли нам на ланч на Итон-сквер? Это будет маленькая вечеринка в тесном кругу друзей перед тем, как отправиться на общий вечер.

[Глава двадцать седьмая] Джулия улыбнулась ему.

[Глава двадцать седьмая] — Мэтти с удовольствием присоединилась бы к нам.

[Глава двадцать седьмая] — Да, я знаю, — тихо сказал Феликс.

[Глава двадцать седьмая] Джулия видела, что они оба вспомнили о том, что Мэтти любила прокуренные комнаты, наполненные стаканы, дружеский смех и маленькие тайны дружбы. Пальцы Александра коснулись Джулии.

[Глава двадцать седьмая] Они расселись по машинам и поехали в квартиру Феликса. Там, в уютной гостиной, Вильям налил вино в бокалы, и Джулия первой подняла свой.

[Глава двадцать седьмая] — За Мэтти, — решительно сказала она.

[Глава двадцать седьмая] — За Мэтти, — эхом отозвались остальные.

[Глава двадцать седьмая] Они пили вино и беседовали как старые друзья. Джош и Александр говорили о лыжных трассах и Конкорде. Джулия и Вильям — о живописи, а Феликс описывал Лили Париж — Лили осенью собиралась ехать в Париж, поработать там год и изучить французский язык. По ее настоянию Александр позволил ей бросить школу.

[Глава двадцать седьмая] Среди утонченного изящества гостиной Лили сияла юностью и красотой. Она смеялась, заражая своим смехом всех. Джулия видела, как в глазах Джоша разгорался огонек восхищения. Заметила она и спокойную гордость Александра своей дочерью.

[Глава двадцать седьмая] Солнце стало клониться к закату. Его длинные сверкающие лучи становились все уже и короче и вскоре исчезли во тьме совсем. Пора уже было отправляться в «Ночную фиалку».

[Глава двадцать седьмая] Феликс встал и подошел к рабочему столу. Развязав тесемки синей папки, он раскрыл ее и, взяв в каждую руку по рисунку, протянул один, где были нарисованы Джулия и Мэтти, Джулии, а другой — Джошу.

[Глава двадцать седьмая] Они приняли подарки, и Феликс сказал:

[Глава двадцать седьмая] — Я хранил их долгие годы, а теперь хочу передать вам. Как память.

[Глава двадцать седьмая] Джош протянул Лили свой рисунок, чтобы она посмотрела. Взглянув на него, она посмотрела на мать.

[Глава двадцать седьмая] — Как давно это было… — пробормотал Джош и улыбнулся Феликсу. — Мне очень нравится. Я помню, мы слушали тогда Билла Хейли.

[Глава двадцать седьмая] Джулия представила эту картинку приколотой к голой стене горной хижины или в казенной квартире в Вэйле. Она посмотрела на свой рисунок. Случись это несколько месяцев назад, она сложила бы этот лист и любовно упрятала в инкрустированную шкатулку Джорджа. Но теперь она старалась жить без помощи своего талисмана. Жизнь дана для того, чтобы жить, используя все ее возможности, а не покорно смиряться со случившимся, как это пыталась делать она. Она выбросила свидетельство о рождении Валери Холл, потому что оно уже было ни к чему, а книжку о Рапунцели поставила на полку в библиотеке замка. В шкатулке остались лишь два ее кольца. Если она права, если ей повезет, то она достанет их и наденет на пальцы.

[Глава двадцать седьмая] А потом — она опять начала покупать украшения — она будет хранить в этой шкатулке свои новые ожерелья и серьги.

[Глава двадцать седьмая] Она протянула рисунок Лили.

[Глава двадцать седьмая] — Возьми, Лили, — сказала она. — Когда Феликс делал этот рисунок, нам с Мэтти было столько же лет, сколько тебе сейчас. Мы тогда считали себя такими умными, скверные девчонки.

[Глава двадцать седьмая] — Зато вы стали достойными женщинами, — заметил Александр. — Обе.

[Глава двадцать седьмая] Все вместе они отправились в винный погреб на вечер в честь Мэтти. Джулия отыскала своих и, проталкиваясь в толпе веселящихся людей, опять почувствовала себя в Лондоне как дома.

[Глава двадцать седьмая] Рикки привел с собой новый состав «Одуванчиков», за ними следовала небольшая группа почитателей. Все они по возрасту были ближе к Лили, чем к Мэтти и Джулии. Среди них были дети Роззи. А группу Бэннеров возглавляла сама Роззи с Мэрилин и Сэмом. Фил уже была замужем и уехала жить в Канаду. Мэтти не оставила никакого завещания, но большая часть денег Митча и ее собственное значительное состояние были поделены между пятью ее братьями и сестрами.

[Глава двадцать седьмая] Мэрилин бросилась на шею Джулии. Копна ее светлых волос так напоминала волосы Мэтти.

[Глава двадцать седьмая] — Я бы все на свете отдала, чтобы вернуть ее, — сказала она сквозь рыдания.

[Глава двадцать седьмая] — Знаю, — утешала ее Джулия, — как и каждый из нас.

[Глава двадцать седьмая] Она оглядела набитый людьми бар. Вокруг раздавался шум голосов и смех, мелькали наполненные бокалы. Было уютно находиться здесь с друзьями Мэтти, которые развлекались так, как когда-то сама Мэтти. «Они также и мои друзья», — подумала Джулия, ощущая невидимые связующие их нити. Она видела Рикки, беседовавшего с группой мужчин, когда-то игравших традиционный джаз в этом же самом баре, где Мэтти пыталась танцевать под их музыку всю ночь напролет. Был здесь и Томас Три с женой, сидевший в уголке вместе с Мэрилин и ее мужем, а также двое парней, теперь уже ставших мужьями и отцами семейств, которые однажды привезли Джонни Фловера в Леди-Хилл в тот трагический вечер празднования нового десятилетия.

[Глава двадцать седьмая] У одного из них, Джулия помнила это, были тогда длинные баки, она еще танцевала с ним конгу. Здесь был и Джимми Проффит, подпиравший стену и яростно споривший с Крис Фредерикс. Джимми недавно опубликовал свою автобиографию, где также описывалась история постановки пьесы «Еще один день» и блестящий успех в ней Мэтти. Джулия натолкнулась на эту книгу в каком-то книжном магазине и полистала ее, рассматривая фотографии. Там было фото Мэтти в последней сцене спектакля. Она смотрела со страницы книги как будто из вечности. Джулия положила книгу обратно в стопку глянцевых томиков и медленно побрела прочь.

[Глава двадцать седьмая] Джулия заметила пробиравшегося сквозь толпу Феликса. В свитере, при сумрачном освещении он выглядел немногим старше, чем когда она увидела его в первый раз. Он сжал ее руку.

[Глава двадцать седьмая] — Чудесная вечеринка, — сказал он. — Тебе не кажется, что Мэтти была бы счастлива?

[Глава двадцать седьмая] — Не сомневаюсь в этом. Феликс, ты помнишь вечеринку, которую мы устроили после похорон Джесси?

[Глава двадцать седьмая] Печальный день, но по какому-то чудесному стечению обстоятельств он оказался совсем не печальным.

[Глава двадцать седьмая] — Да, помню, — ответил он.

[Глава двадцать седьмая] Глядя на наклон его головы, ослепительно белые зубы и игру света и теней на его лице, Джулия поделилась с ним своими воспоминаниями. Он поднес к губам ее руку и поцеловал, а затем отправился на поиски Вильяма.

[Глава двадцать седьмая] Феликс сам украшал ресторан для вечеринки. Всюду были поставлены свечи, а по стенам расклеены рекламы путешествий. Он привел «Ночную фиалку» в прежний вид. Теперь все расселись за столики, покрытые клетчатыми скатертями, чтобы поесть чили с французским хлебом — блюдо, похожее на то, которое обычно готовил Феликс в квартире, выходящей окнами на площадь.

[Глава двадцать седьмая] В обшей толчее Джулия увидела веселую Лили, сидевшую рядом с Джошем, а в самом отдаленном углу — Александра.

[Глава двадцать седьмая] Она взяла с собой Александра в бар, чтобы испытать его. И он успешно прошел испытание, как проходил и многие другие, за исключением одного — не смог перевоплотиться в Джоша Флада. При воспоминании об этом Джулия покраснела и почувствовала прилив нежности к мужу.

[Глава двадцать седьмая] Почувствовав на себе ее взгляд, он поднял глаза. Губы его дрогнули в легкой саркастической улыбке, в которой было для нее столько знакомого и сокровенного. Это был прежний ироничный Александр, скрывающий под внешней иронией свою глубокую нежность.

[Глава двадцать седьмая] «Да, — подумала Джулия. — Теперь я скажу «да».

[Глава двадцать седьмая] Он все время просидел вдали от нее, и она видела его голову, слегка склоненную к Роззи Бэннер, которая что-то оживленно ему рассказывала.

[Глава двадцать седьмая] Джулия вдруг очутилась за столиком нескольких друзей Лили и трубача или, может быть, саксофониста из джаза. Воспоминания об историях Джесси вызвали улыбку, и внезапно она почувствовала, как ее заливает горячая волна счастья. У нее часто забилось сердце и перехватило дыхание. Подняв бокал и чокнувшись с сидевшими за столиками молодыми людьми, она отпила вино, которое обожгло ей язык, а вкус его вызвал очередные воспоминания.

[Глава двадцать седьмая] Ей хотелось пить, смеяться и танцевать, празднуя годы, которые свели их вместе. Именно празднуя, потому что сегодняшняя ночь не была ночью скорби.

[Глава двадцать седьмая] После того как все поели, столики были сдвинуты в сторону, чтобы освободить место для танцев. Джулия пила вино и танцевала и от всего этого чувствовала себя словно в чаду. Она была счастлива, что ее жизнь была заполнена до краев. Джулия отрешенно глядела на всех, как на представление кукольного театра теней, ей казалось, что они молоды, что ей опять семнадцать, как сейчас Лили.

[Глава двадцать седьмая] Джулия танцевала с саксофонистом. Она уже очень давно не танцевала и даже не пыталась вспомнить танцевальные ритмы двадцатилетней давности. Но ее партнер был хорошим танцором, хотя и не таким прекрасным, как Александр. Он ловко вертел ее в танце, обходя танцующих, и вдруг она увидела Лили. В этот вечер Лили снова была принцессой панков, но даже эта вычурная одежда не смогла испортить ее красоту.

[Глава двадцать седьмая] Девушка стояла у противоположной стены, отвернувшись от танцующих, так что Джулии был виден лишь ее профиль. Она внимательно смотрела на Джоша, а тот, улыбаясь, слушал ее. Легкомысленный роковой Джош, подумала Джулия.

[Глава двадцать седьмая] Движение и музыка как будто замерли вокруг Джулии. Казалось, время остановилось и утратило свой обычный ритм. Она не сводила с них глаз, словно хотела запечатлеть эту картину в своей памяти навсегда.

[Глава двадцать седьмая] Лили потянулась и одной рукой обняла Джоша за шею. Джулия видела его минутное колебание. Лили рассмеялась. Она потянулась лицом к нему, в то же время притягивая к себе его голову, пока их губы не соприкоснулись.

[Глава двадцать седьмая] Затем ее обнаженная рука соскользнула с его плеча и она отступила назад.

[Глава двадцать седьмая] Это был очень короткий поцелуй. Он свидетельствовал о том, какой опытной уже была ее дочь, и шутливое доверительное прикосновение их губ вызвало у Джулии ревнивый протест, острый, как родовая схватка. Она уронила руку партнера и застыла на месте, не сводя глаз с этой пары. Джош прижал ладонь к щеке Лили и осторожно повернул ее голову, стараясь заглянуть в глаза. Лили опять засмеялась, поддразнивая и чувствуя себя хозяйкой положения. И в этот момент Джулия поняла, что Лили сама провоцирует его, а Джош колеблется, беспомощный перед ее чарами.

[Глава двадцать седьмая] И вдруг на картину опустилась завеса, все вновь ожило и задвигалось с какой-то удвоенной силой. Толпа поплыла между ними, заслонив Лили и Джоша.

[Глава двадцать седьмая] Чья-то рука обняла Джулию за плечи, и она непроизвольно напряглась, сопротивляясь этому прикосновению. Она думала, что это ее партнер по танцу, и, вздрогнув, обернулась. Это был Александр.

[Глава двадцать седьмая] — Надеюсь, следующий танец мой? — Впервые за этот вечер он заговорил с ней. Джулия беспомощно оглянулась, всматриваясь в стену, где качались те две тени. Лили и Джош уже ушли, затерявшись в толпе. Александр привлек Джулию ближе, настоятельно заставляя повернуться к нему лицом. Его испытующий взгляд проник в душу, он был таким острым, что мог отделить ее плоть от костей. Партнер Джулии тихонько скользнул прочь, предоставив их друг другу.

[Глава двадцать седьмая] — Но мы можем и не танцевать, — сказал Александр. — Нам с тобой ведь не нужно начинать все сначала. Пойдем отсюда. Пойдем со мной.

[Глава двадцать седьмая] Джулия еще раз оглянулась.

[Глава двадцать седьмая] — Лили… — прошептала она. — Я только что видела, как Лили…

[Глава двадцать седьмая] — Забудь сейчас о Лили, — сказал Александр. — Она сама позаботится о себе.

[Глава двадцать седьмая] Теперь он держал ее за локоть крепкой жесткой рукой. Ей стало больно, и она сделала попытку вырваться, она уже хотела сказать: «Я не могу позволить, чтобы Лили…», но слова замерли у нее на губах. Александр понял, о чем она хотела сказать.

[Глава двадцать седьмая] — Нет, ты можешь, — сказал он. — Ты должна.

[Глава двадцать седьмая] Джулия в изумлении уставилась на него, и он рассмеялся.

[Глава двадцать седьмая] — Джулия, сколько лет прошло, а ты ничему не научилась.

[Глава двадцать седьмая] Она вспомнила Бетти и Вернона, Маргарет Холл, Чину и Джесси. Родителей и детей.

[Глава двадцать седьмая] — Но только не с Джошем, — умоляюще прошептала она.

[Глава двадцать седьмая] Александр не дал ей ни оглянуться, ни отвернуться от него.

[Глава двадцать седьмая] — Ты боишься? — спросил он. — Или ты ревнуешь?

[Глава двадцать седьмая] Шум вечеринки, казалось, отдалился, хотя на самом деле толпа по-прежнему галдела вокруг них. Джулия ощутила важность именно этого момента, как будто пришло время отчитаться за все прошедшие годы. Это было и страшно и в то же время придавало ей мужества.

[Глава двадцать седьмая] — Я не ревную. Я уже давно поняла, что не хочу никого, кроме тебя.

[Глава двадцать седьмая] — В таком случае, ты боишься?

[Глава двадцать седьмая] За Лили? Но Лили никогда не повторит ошибок матери. Понимая это и восхищаясь дочерью, Джулия все же понимала, что не должна упустить Лили, как это сделала Бетти. Она глубоко вздохнула, ощущая позабытый и такой знакомый запах переполненного людьми большого помещения.

[Глава двадцать седьмая] — Нет, я не боюсь.

[Глава двадцать седьмая] Во всяком случае, не за Лили. И даже не за Лили с Джошем. Потому что из них двоих Лили была сильнее. Она должна сама позаботиться о себе.

[Глава двадцать седьмая] — Тогда оставь ее в покое.

[Глава двадцать седьмая] Джулия посмотрела вокруг себя. Люди танцевали, их тени причудливо скользили по белым стенам. Но нигде не было видно ни ее дочери, ни Джоша. Была вечеринка, подобная тем, которые так любила Мэтти, и Лили, должно быть, где-нибудь затерялась в толпе. Она улыбнулась.

[Глава двадцать седьмая] — Пойдем со мной, — повторил Александр.

[Глава двадцать седьмая] Уже не оглядываясь, Джулия последовала за ним вверх по узкой полуподвальной лестнице.

[Глава двадцать седьмая] На улице было холодно. Джулия споткнулась, и Александр поддержал ее. В отдалении шумело и тонуло во мраке уличное движение.

[Глава двадцать седьмая] — Я, наверное, немного опьянела.

[Глава двадцать седьмая] — Давай пройдемся.

[Глава двадцать седьмая] И вот, держась за руки и наклоняясь друг к другу, как будто сопротивляясь сильному порыву ветра, Джулия и Александр медленно шли по улицам Сохо. За двадцать лет бакалейные лавочки, так часто посещаемые Феликсом, мастерские по пошиву перчаток и магазины музыкальных инструментов в основном уже исчезли или были заменены другими, но Джулии казалось, что здесь все по-прежнему. «Шоубокс» был еще открыт, приглашая девочек, девочек, побольше девочек. Трудно было поверить, что они, зайдя внутрь, не увидят там мисс Матильду, опирающуюся на свою трость.

[Глава двадцать седьмая] Они крепче прижались друг к другу и пошли дальше, оставив Сохо далеко позади. Двигаясь без всякой цели, они вышли наконец на Стрэнд. Северный вход в «Савой» вспыхивал бегущими огнями и отполированным металлом. Джулия с Александром свернули в сторону и скрылись на темной, круто спускающейся к реке аллее.

[Глава двадцать седьмая] Свет одинокого старинного уличного фонаря был тусклым от поднимавшегося от реки тумана, а их шаги гулко отдавались в неподвижной тишине.

[Глава двадцать седьмая] Напротив узкого входа в приют Джулия остановилась. Пол был устлан картоном и в углу лежал свернутый пакет. Внутри никого не было, но ясно, что он был занят и скоро какой-нибудь старик, ковыляющий через мостки вдоль набережной, приплетется сюда на ночлег.

[Глава двадцать седьмая] Стоял смрад от испортившейся пищи. Джулия закрыла глаза, пытаясь представить себя и Мэтти прижавшимися друг к другу. Почти с гордостью Джулия сознавала, что более или менее сдержала данные себе обещания. А что обещала себе Мэтти? Но Мэтти уже растаяла, растворилась в бесконечности. И на этот вопрос уже не получишь ответа.

[Глава двадцать седьмая] — Мы так безрассудно пользовались своей свободой, — сказала Джулия. — И были так напуганы тем, что пришлось спать в подобном месте.

[Глава двадцать седьмая] — Ты рассказывала мне, — ответил Александр, — когда мы впервые встретились. Ты помнишь это?

[Глава двадцать седьмая] — Я все преувеличивала.

[Глава двадцать седьмая] Они спустились к реке и постояли, опершись о парапет набережной и глядя на зеленоватую воду.

[Глава двадцать седьмая] Джулия еще раз бросила взгляд на широкий проем в нише и задумалась. Ее шансы на счастье остались при ней, уцелевшими, какими они были в ту ночь, когда они с Мэтти нашли здесь приют. Ей повезло. А от Мэтти удача ускользала.

[Глава двадцать седьмая] — Я так тоскую по ней. Как бы я хотела, чтобы она вернулась! — сказала Джулия.

[Глава двадцать седьмая] — Мэтти умерла. Она не вернется. Ты думаешь, я по ней не скучаю?

[Глава двадцать седьмая] Джулия резко повернулась к Александру.

[Глава двадцать седьмая] — Я знаю. Извини, я такая эгоистка. С моей стороны было ужасным эгоизмом запереться в Коппинзе после ее смерти, а потом убежать обратно в Италию. И сейчас я здесь, если еще не поздно. Если ты хочешь меня. Я боюсь спрашивать у тебя, Александр, но я должна спросить.

[Глава двадцать седьмая] В туманном свете фонаря Джулия пыталась прочесть ответ на его лице. Но он взял ее руку и повел дальше.

[Глава двадцать седьмая] — Я не хочу говорить об этом здесь.

[Глава двадцать седьмая] Они пошли по аллее, поднялись по нескольким каменным ступенькам на площадку, с которой открывался вид на реку. От нее поднимался характерный запах гнилой травы. Они остановились рядышком на набережной и облокотились о холодный гладкий каменный парапет, глядя на Темзу. Вода внизу казалась очень черной, но на середине и на противоположной стороне реки ее поверхность рябила бесконечной цепью отраженных огней.

[Глава двадцать седьмая] — Я тоже ошибался в те годы, — сказал Александр. (Пора было выяснить ее отношение к нему.) К этому подтолкнул его Джош Флад. — Я пытался и раньше рассказать тебе, ты помнишь? В ту ночь, когда мы были вместе, когда умерла Мэтти?

[Глава двадцать седьмая] — В этом не было необходимости, — тихо сказала Джулия. — В конце концов, хватит копаться в прошлом.

[Глава двадцать седьмая] — Я был виноват перед тобой тогда, в Леди-Хилле, еще до пожара, и после. Мне не следовало ожидать, что ты сразу примешь мой образ жизни.

[Глава двадцать седьмая] Джулия поняла, что необходимо объясниться. Если они не выяснят свои отношения сейчас, у этой темной реки, тогда она и Александр не смогут остаться вместе.

[Глава двадцать седьмая] — Глупо было разочаровываться в тебе только потому, что ты не хотела так жить. Мой гнев еще можно было оправдать, но ничего удивительного в том, что ты оставила меня ради Джоша Флада не было. Даже Феликс лучше понимал тебя, чем я.

[Глава двадцать седьмая] Джулия кивнула, удивляясь его проницательности.

[Глава двадцать седьмая] — Феликс понимал, а вот Мэтти — нет. По крайней мере тогда.

[Глава двадцать седьмая] — Мэтти хотела иметь именно то, что ты отвергала. Я не имел в виду меня, хотя мы с ней в каком-то смысле любили друг друга. Она хотела иметь дом и семью. Место, которое бы ей принадлежало.

[Глава двадцать седьмая] Александр и Мэтти, сидящие с Лили под яблонями в ледихилльском саду. Золотистая сандалета Мэтти и ее нижнее белье, брошенное на стул в его спальне. С Митчем в Коппинзе Мэтти нашла то, что искала, а затем в один миг потеряла все разом. Это было жестоко, но нельзя винить тех, кто ушел навсегда. Джулия подняла голову.

[Глава двадцать седьмая] — Подожди, — сказал Александр, — есть еще кое-что. Я должен был понимать, что ты выходишь замуж не за мой дом. Или что ты будешь жить моей страстью к его восстановлению. После твоего ухода я потратил годы, пытаясь делить любовь с черепицами, дубовыми панелями и лепными украшениями. Затем пытался найти замену тебе. Я очень старался в этом смысле, Лили знает это. Но не смог заменить тебя никем. И менее всего Леди-Хиллом.

[Глава двадцать седьмая] Александр обнял Джулию. Он смотрел на каждую черточку ее лица, как будто хотел их запомнить. Его великодушное признание вызвало у Джулии невольный трепет. И она, задыхаясь, спешила объясниться тоже.

[Глава двадцать седьмая] — В этой истории с Джошем я оказалась беспомощной. Я не должна была этого делать, но отчасти мне хотелось этого. Я убедила себя, что последую за ним куда угодно, если только он позволит. Я была влюблена в саму идею безрассудной страсти. И лишь значительно позже я смогла увидеть его в истинном свете. Как только я это поняла, я бросилась обратно в Леди-Хилл. И тогда-то я застала у тебя Мэтти.

[Глава двадцать седьмая] — Да. Теперь настала очередь Лили во всем разобраться, разве не так? — Прежняя ироническая улыбка тронула губы Александра. Он, конечно же, тоже видел тот поцелуй в «Ночной фиалке».

[Глава двадцать седьмая] — Если я и боюсь за кого-то, то скорее за Джоша. Не думаю, чтобы сердце Лили от этого разбилось.

[Глава двадцать седьмая] — Да, пожалуй.

[Глава двадцать седьмая] Они засмеялись, но тут губы Александра приблизились к ее губам, однако она удерживала его сколько могла.

[Глава двадцать седьмая] — Выслушай. Я все делала неправильно. Это так. И с тобой, и с Лили. Я ревновала к Леди-Хиллу, к Лили и даже к Чине. А потом, после пожара, я все разрушила и убежала, упиваясь своей виной. — Джулия пыталась прочесть ответную реакцию на его лице, но безуспешно. Неожиданно она засмеялась. Она не знала, заслуживает ли своего счастья, но не могла спрятать радость. — Виной и ревностью, — тихо добавила она. — Два чувства, с которыми я жила.

[Глава двадцать седьмая] Его губы наконец прильнули к ее губам.

[Глава двадцать седьмая] Джулия и Александр понимали, что их исповедь всего лишь общие слова, что не все так легко можно объяснить. В их отношениях наслоились непонимание и упрямство. Во всем этом им еще предстоит разобраться. Но они знали, что на это у них теперь будет время. Какое чудо, что у них еще остается время!

[Глава двадцать седьмая] Александр взял в ладони ее лицо так, чтобы глаза смотрели в глаза.

[Глава двадцать седьмая] — Ты вернешься в Леди-Хилл?

[Глава двадцать седьмая] Он вспомнил Джоша в актерской церкви. Казалось, это было давно, а не этим утром.

[Глава двадцать седьмая] Он поспешно сказал:

[Глава двадцать седьмая] — Поедем со мной сейчас же. Мы приедем как раз к восходу солнца.

[Глава двадцать седьмая] Джулия уже собиралась возразить:

[Глава двадцать седьмая] — Но Лили…

[Глава двадцать седьмая] Лили все еще была в «Ночной фиалке» с Джошем. Александр сказал тогда: «Она справится с этим сама». И она с ним согласилась.

[Глава двадцать седьмая] — Да, я поеду с тобой. Я бы хотела увидеть Леди-Хилл на рассвете.

[Глава двадцать седьмая] Патрульная лодка проплыла мимо них по реке, луч ее фонаря скользнул перед ними по черной ряби воды. По другую сторону от них, поднимаясь на мост, в потоке уличного движения неслись машины. Джулия и Александр, не оглядываясь, быстро шли к машине.

[Глава двадцать седьмая] Солнце еще не взошло, но небо уже озарилось. Джулия смотрела, как темнота на востоке постепенно сменяется водянисто-серой дымкой. Тени стремительно убегали назад по мере того, как они быстро мчались на запад. Полоса света выравнивалась и постепенно оживляла разноцветную картину полей и лугов. Деревья стояли в пестром золотисто-коричневом убранстве, с торчащими там-сям голыми ветвями, а ветер перекатывал по траве упавшие бурые листья. За живыми изгородями лежали вспаханные на зиму голые поля.

[Глава двадцать седьмая] Джулия опустила стекло. Воздух был морозным. Она смотрела по сторонам, думая о том, что сейчас, когда обнажается земля, время года еще замечательнее, чем пышное лето.

[Глава двадцать седьмая] Они подъехали к старому указателю «Леди-Хилл, 3». Солнце поднималось позади них, и верхушки живой изгороди неожиданно вспыхнули ярким багрянцем. Александр положил ладонь на руку Джулии. Они въехали в ворота и покатили по извилистой подъездной дороге. Деревья вдоль аллеи уже осыпали листья, и туннель под их ветвями уже не казался таким устрашающим. Когда они повернули за угол, перед Джулией предстал дом. Он казался тихим и невыразительным, в мягких розоватых тонах на фоне серо-зеленой лужайки.

[Глава двадцать седьмая] Джулия вглядывалась в него, пока они подъезжали ближе, но больше так ничего и не увидела. Это был типичный английский особняк из кирпича и камня, без особых претензий, но удивительно пропорциональный, надежно защищенный и удобно окруженный обширным парком, в котором не было ничего угрожающего или требовательного.

[Глава двадцать седьмая] За окнами не было видно ни полыхающего пламени, ни признаков дыма.

[Глава двадцать седьмая] Огонь был давно погашен, и Джулия знала, что вина и страх, которые так долго преследовали ее, теперь исчезли. Джонни Фловер умер, Сэнди развелась, потом опять вышла замуж, и у нее уже подрастали дети от второго брака. Мэтти и Митч умерли. Но Джулия, а также Александр, Феликс и Джош были живы. Выросла Лили. Леди-Хилл был всего лишь домом, красивым домом, и мог стать жилищем для их семьи, если они этого захотят.

[Глава двадцать седьмая] Александр остановил машину, они вышли из нее, разминая ноги после долгого сидения и щурясь от яркого света. Джулия посмотрела на ивы, окружавшие двор, и на каменный портик с надписью на нем: «Бессмертие». Они не пошли в дом, а побрели по мокрой траве в сад. В самом его центре они подошли к солнечным часам и остановились, глядя на длинную тень, отбрасываемую поднятым вверх металлическим пальцем.

[Глава двадцать седьмая] Джулия подняла голову.

[Глава двадцать седьмая] — Я рада, что мы приехали сегодня, — тихо сказала она. — Рада, что я опять здесь. Здесь стало прекраснее, чем когда-либо.

[Глава двадцать седьмая] — Джулия, — резко сказал он, — мы не обязаны здесь оставаться. Если ты не хочешь жить в Леди-Хилле, я продам его и мы переедем в любое другое место. Куда ты захочешь.

[Глава двадцать седьмая] Она приняла этот жест великодушия как щит для будущего.

[Глава двадцать седьмая] — Я хочу остаться в Леди-Хилле. Если ты примешь меня.

[Глава двадцать седьмая] Александр привлек ее к себе, прижимаясь всем телом.

[Глава двадцать седьмая] — Я старею. Мне скоро пятьдесят… — Джулия закрыла ему рот рукой непроизвольным жестом. Он отвел ее руку и продолжил — …и если ты не останешься со мной сейчас, я не знаю, что мне делать.

[Глава двадцать седьмая] Джулия медленно опустила голову ему на плечо.

[Глава двадцать седьмая] — Ты боишься? — опять спросил он. Она боялась Леди-Хилла еще до того, как случился пожар. Но теперь страх прошел. Джулия понимала, что он спрашивает ее не только об этом, но и о гораздо более важном сейчас — не боится ли она попытаться начать снова, после всего, что было между ними.

[Глава двадцать седьмая] — Нет, — ответила Джулия. Она почувствовала последнее холодное прикосновение страха, а также необходимость избавиться от него.

[Глава двадцать седьмая] — А ты, Александр, не боишься?

[Глава двадцать седьмая] Он улыбнулся.

[Глава двадцать седьмая] — Я люблю тебя.

[Глава двадцать седьмая] — Я тоже люблю тебя.

[Глава двадцать седьмая] Ее голова все еще покоилась у него на плече. Это было самое величайшее наслаждение, которое она когда-либо испытывала.

[Глава двадцать седьмая] Но теперь, когда она подняла голову, груз надежд показался ей непомерно тяжелым, чтобы его выдержать. В прошлом связующие их нити казались слишком тонкими, чтобы не порваться, и слишком слабыми, чтобы притянуть их обратно друг к другу. Они опять вместе.

[Глава двадцать седьмая] Александр погладил Джулию по волосам.

[Глава двадцать седьмая] Тень от солнечных часов значительно удлинилась. Мертвые руки летних растений были оплетены вьюнком, а между сухими ветками, которые были когда-то цветами, протянулась паутина.

[Глава двадцать седьмая] Джулия заметила, что в саду полно работы, и удовольствие от сознания необходимости этого процесса в соответствии со сменой времен года наполнило ее сердце радостью.

[Глава двадцать седьмая] Александр все еще обнимал ее.

[Глава двадцать седьмая] — Я никогда не видел твоего итальянского парка, — сказал он.

[Глава двадцать седьмая] — Он совсем не похож на этот. И теперь он принадлежит Томазо. — Джулия говорила об этом добродушно, без тени сожаления. — Мы можем как-нибудь съездить туда и посмотреть.

[Глава двадцать седьмая] — Как-нибудь, — согласился Александр. — А ты знаешь, что бы я теперь хотел?

[Глава двадцать седьмая] Думая, что он скажет о завтраке, о чашке горячего кофе, она улыбнулась и сказала:

[Глава двадцать седьмая] — Чего же ты хотел бы?

[Глава двадцать седьмая] — Я бы хотел сына. Для Леди-Хилла.

[Глава двадцать седьмая] Джулия замерла на месте. Рука Александра прикоснулась к ее животу так нежно, как будто там уже был ребенок.

[Глава двадцать седьмая] Она подумала: «Мне еще нет сорока. Можно рискнуть». Она была убеждена, что суха и бесплодна, как старые осенние листья, но сейчас вдруг она поняла, что если захочет этого сама, то сможет быть плодоносной, как сама земля.

[Глава двадцать седьмая] — Ребенок. Ты действительно этого хочешь?

[Глава двадцать седьмая] — Да.

[Глава двадцать седьмая] Джулия засмеялась, стараясь скрыть смущение.

[Глава двадцать седьмая] — Сэр Феликс Блисс, — шутя прошептала она.

[Глава двадцать седьмая] Александр поправил ее:

[Глава двадцать седьмая] — Сэр Джошуа Блисс. Хотя нет, возможно, что и нет. И боюсь, что в конце концов будут звать Перси.

[Глава двадцать седьмая] — Сэр Перси Александр Блисс, — эхом отозвалась Джулия. — А что, если будет девочка?

[Глава двадцать седьмая] — Ты же знаешь, что Лили самая большая радость в моей жизни. Я не могу представить, что мог бы любить какого-нибудь другого ребенка больше, чем я люблю Лили, но знаю, что с другими отцами это случается.

[Глава двадцать седьмая] Джулия заглянула ему в лицо. Оно уже было тронуто морщинками и уголки его век слегка опустились вниз, что лишь подчеркивало его насмешливый взгляд. Волосы поседели на висках и стали тоньше, но он еще не был пожилым человеком.

[Глава двадцать седьмая] Она чувствовала, что он все еще молод, как и она, и что она беззаветно любит его.

[Глава двадцать седьмая] Джулия хотела дать ему счастье, чтобы печаль прошлых лет ушла из их жизни навсегда. Это в ее власти. Это всегда было в ее власти, если бы только она это понимала раньше.

[Глава двадцать седьмая] Угрюмый английский парк опять зазеленеет, а красивый притихший дом снова оживет.

[Глава двадцать седьмая] Если Александр очень хочет, чтобы по комнатам и в саду под деревьями бегал их сын, то и она всем сердцем хочет того же.

[Глава двадцать седьмая] Джулия посмотрела через его плечо на изгиб сада, на высокие трубы на крыше и готические карнизы дома. Леди-Хилл. Это ее дом.

[Глава двадцать седьмая] — Ну что ж, — сказала она, пряча свой восторг. — Ну что ж, посмотрим, что мы можем сделать. Идет?

Рози ТОМАС

СКВЕРНЫЕ ДЕВЧОНКИ

Подруги так хотели установить собственные нормы жизни…

МЭТТИ, в погоне за славой актрисы, не страшится изнурительной работы в стриптиз-клубе. Но, обретя славу, осознает, что одного положения звезды ей недостаточно.

ДЖУЛИЯ выбирает замужество, старинный дом в Дорсете и прекрасное поместье. Но после происшедшей там трагедии понимает, что должна пожертвовать своим счастьем…

The Washington Post

FB2Library.Elements.ImageItem

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.