Англия

– Логично.

Что бы Тит ни ожидал услышать от Фэрфакс в ответ на известие, мол, возлюбленная Кашкари – та самая чародейка, желавшая сдать ее Атлантиде, это слово в возможный список не входило.

– В смысле?

И тогда Фэрфакс рассказала о двух беседах с индийцем и о его пророческих снах, уделив особое внимание тому, в котором она появлялась задолго до своего прибытия в дом миссис Долиш.

– Довольно безопасно предположить, что Кашкари из магической семьи, возможно, находящейся в изгнании.

– Надо было раньше мне рассказать. Я должен знать обо всем, что тебя касается.

Все изменилось, но одновременно осталось по-прежнему. Тит все так же не спал ночами, беспокоясь о ее безопасности. И просыпаясь утром, в первую очередь думал о ней.

Фэрфакс постучала пальцами по спинке стула, на котором обычно сидела, когда они вместе тренировались в Горниле во время летнего семестра.

– Кашкари меня не выдал, поэтому пока можем считать, что он нам не враг. Нужно только узнать, почему, столько времени скрывая свою настоящую личность, он решил нам довериться.

В голове у Тита стучали молоточки. Даже не верилось, что он так долго жил с Кашкари в одном доме и ни о чем не догадался. Что еще он упустил?

– Сперва мне нужно свериться с маминым дневником.

Не стоило этого говорить, но Фэрфакс никак не ответила, лишь чуть выпятила губу.

– Предпочитаю принимать решение, собрав все возможные данные. Было бы преступно не проверить, не предвидела ли она чего-нибудь подобного.

Ужасно, что приходилось оправдывать свои шаги и защищаться.

Она слегка улыбнулась – или скривилась?

– Само собой, ты должен поступать так, как считаешь нужным.

– Знаешь, я не то чтобы жду этого с нетерпением. Я…

Фэрфакс схватила Тита за грудки:

– Не надо. Ты сделал свой выбор, так следуй же ему! Если собираешься попросить Уинтервейла сразиться с Лиходеем, то хотя бы такой малости он от тебя заслуживает.

В ее голосе слышались нотки гнева и тоски, темные глаза горели, а пухлые красные губы были чуть приоткрыты для судорожных вдохов.

Не следовало так поступать, но Тит взял ее лицо в ладони и поцеловал. Потому что они миновали ту грань, где все можно решить словами. Потому что он снова боялся умереть. Потому что любил ее сильно, как саму жизнь.

Громкий стук в дверь заставил их отскочить друг от друга.

– Принц, ты там? – окликнул Кашкари. – Уинтервейл очнулся и зовет тебя.

Улыбающийся Уинтервейл ждал их, сидя в кровати.

– Тит, рад видеть. И тебя, Фэрфакс. Как прошла тренировка? Скучали по мне?

– Безумно, – с убедительной улыбкой ответила Фэрфакс. – Мальчишки выли и катались по земле, когда стало ясно, что ты не придешь.

Уинтервейл прижал ладонь к груди:

– Это согревает мне сердце.

Затем отбросил одеяло и спустил ноги на пол. Тит и Фэрфакс тут же бросились помогать, но он поднял руку, показывая, что хочет все сделать сам.

Несмотря на свою силу, Фэрфакс едва успела его подхватить, когда Уинтервейл начал падать.

– Боже всемогущий, Уинтервейл! Да взрослый вайомингский бык весит меньше, чем ты!

– Что со мной такое? Я прекрасно себя чувствую!

– Ты два дня пролежал в постели, – пояснил Тит. – Неудивительно, что на ногах еле держишься.

– Тогда, наверное, кому-то из вас придется проводить меня в туалет.

– Задача для настоящего мужчины, – хмыкнул Тит. – Боюсь, тебе придется потесниться, Фэрфакс.

– Так и знал. Ты все еще злишься, что мои шары больше твоих.

Уинтервейл захихикал и, опираясь на плечо Тита, вышел из комнаты.

В коридоре его радостно встретили. На обратном пути Уинтервейл и Тит несколько раз останавливались поговорить с мальчиками, желавшими узнать, как у больного дела.

– Джентльмены, дайте Уинтервейлу вернуться в постель, – донесся до них властный голос миссис Хэнкок. – Если желаете навестить его и поболтать, делайте это так, чтобы его не утомлять.

– Миссис Хэнкок хотела увидеться с тобой, когда ты очнешься, – сказал Кашкари. Должно быть, он-то за ней и сходил.

Уинтервейл обаятельно улыбнулся:

– Ну конечно, дорогая миссис Хэнкок.

Фэрфакс сидела все там же, когда процессия вернулась. Она помогла Уинтервейлу лечь в кровать, но когда в комнату один за другим стали просачиваться мальчишки, почти никем не замеченная выскользнула прочь.

* * *

Иоланта открыла дверь лаборатории и услышала щелканье клавиш.

У принца имелся пишущий шар, с помощью которого он получал донесения от своего личного шпиона Далберта. Одно время шар лежал в шкафу его комнаты в пансионе, но сохранности ради Тит перенес его в лабораторию.

Стоило подойти поближе, и латунные клавиши, похожие на остриженные иглы безобидного дикобраза, перестали стучать. Иоланта вытащила заранее подложенный под шар лист бумаги.

Постороннему человеку послание показалось бы набором букв, но принц научил ее этому шифру. С болью в сердце Иола вспомнила, что сама его об этом попросила в день, когда решила на самом деле помогать ему в достижении невозможной цели.

В глубинах разума зародилась странная мысль. Иоланта назвала его любовь слабой, потому что Тит не предпочел ее словам матери, но что насчет ее собственной любви? Правда ли она сильнее и крепче? Он, как обычно, стремился навстречу смертельной опасности, а она отпускала его с простым напутствием: «Да пребудет с тобой Фортуна».

Иоланта минуту постояла, почесывая затылок в попытке усмирить непроходящую боль в шее, и наконец начала читать донесение Далберта.

«Ваше сиятельное высочество,

По вашему поручению я изучил события в Гренобле, что во Франции. По словам моих информаторов в Лионе и Марселе, общины изгнанников в этих городах получили предупреждение не ездить в Гренобль, потому как разведка доложила, будто там, возможно, затевается ловушка.

Изгнанники все же ослушались и поехали, но с единственной целью: предупредить магов, стянувшихся с земель до самого Кавказа на слухи о возвращении мадам Пьерридюр. Значительную их часть от города отвадили, хотя были и другие, кого не удалось вовремя перехватить или убедить скрыться.

Налет на Гренобль – последняя ловушка Атлантиды с использованием мадам Пьерридюр в качестве приманки. Восемь с половиной лет назад появились убедительные сообщения о смерти мадам, которые нигде официально не публиковались, ибо она покончила с собой. (Во время бунтов десятилетней давности было хорошо известно, что Атлантида захватила ее детей и внуков и после жестоких пыток казнила.)

Но пока правда не раскрылась, ловушки оказывались действенными. Смерть последнего инквизитора и слухи о гибели Лиходея воспринимались как начало, символ слабости Атлантиды. Образовывались новые подпольные ячейки сопротивления, а старые выходили из спячки. Последующее воскресение Лиходея не умерило их пыл – люди полагали, что он не сможет воскресать вечно.

Теперь многие из этих ячеек сопротивления, как новых, так и старых, разгромлены, а самые смелые и деятельные подпольщики заключены атлантами под стражу.

Скромно желаю вашему высочеству здоровья и долголетия.

Верный преданный слуга,

Далберт».

Проведя лето почти в полной изоляции, Иоланта даже не подозревала, что их с принцем поступок в ночь на Четвертое июня вдохновил столько людей бороться с Атлантидой, как и что Атлантида уже задавила новые ростки сопротивления – быстро и безжалостно.

Сердце болело от огорчения, никак не связанного с тем, что Иола сошла с узкой тропинки судьбы, но из-за раздавленных надежд всех тех, кто верил, что наконец увидел первый лучик рассвета.

Она опустила послание Далберта на письменный стол, где уже лежал экземпляр «Деламерского наблюдателя», отпечатанный на тонком крепком шелке, что позволяло складывать его и носить в кармане. Газета была открыта на последней странице, заполненной объявлениями в три строчки: продавались детеныши единорогов, притирания для лица и мантии, создатели которых обещали, что с их помощью ночью можно стать почти невидимым.

Что же искал там принц?

И тут Иоланта увидела в углу неприметное объявление: «Наблюдение за птицами. Любопытные необычные особи, прежде встречавшиеся в Танжере, Гренобле и Ташкенте».

Пока она читала, текст изменился на «…прежде встречавшиеся в Гренобле, Ташкенте и Санкт-Петербурге».

За исключением Гренобля, во всех остальных немагических городах проживало значительное количество изгнанников. Атлантида еще далеко не закончила подавление восстания.

С тяжелым сердцем Иола вошла в читальный зал и рассеянно остановилась перед справочным столом.

Возможно, это хорошо и правильно, что к ним присоединился Уинтервейл. Если судить по затопившему «Морского волка» водовороту, в сравнении с его – способности Иоланты смехотворны. А если намереваешься бросить вызов Атлантиде, без такой мощи не обойтись.

В памяти вновь всплыло это зрелище: корабль вращался, как попавший в вихрь лист, не в силах выбраться.

– Водоворот, который ужинает кораблями, – пробормотала она.

На полке за справочным столом появилась книга – видимо, умное устройство решило, что Иоланта желает ознакомиться с литературой по данному предмету. Она вытащила том и рассеянно пролистнула несколько страниц.

Книга оказалась путевыми заметками одного мага, что вместе с группой товарищей путешествовал морем из Державы в Атлантиду, дабы посмотреть на снос плавучей гостиницы.

«На пути к Люcидийскому заливу мы миновали Атлантийский водоворот – зрелище одновременно пугающее и вызывающее восторг. Диаметр его составлял около восьмидесяти верст, и темные воды беспрестанно бурлили вокруг воронки в центре. Над головой кружили колесница и всадники на крылатых конях – это чудо природы для атлантов такая же диковинка, как и для туристов. И хотя большая часть страны живет за чертой бедности, элита все равно владеет достаточным количеством животных, чтобы путешествовать за четыре сотни верст от берега.

Никто не знает, почему возник водоворот. Он появился из ниоткуда. Мои друзья говорят, что это столь же впечатляющее зрелище, как меняющие местоположение пики Лабиринтных гор, и я должен с ними согласиться».

Иоланта посмотрела на титульный лист. Напечатано в восемьсот пятьдесят третьем державном году, почти сто восемьдесят лет назад. Она знала, что стилизованный водоворот на гербе Атлантиды символизирует настоящее природное явление в море неподалеку от острова, но понятия не имела, что водоворот находился там не всегда.

Интересно. И все же Иола пришла в библиотеку с другой целью. Вернув книгу на полку, она попросила:

– Покажите мне все книги, в которых содержится предложение «Устрицы дают жемчуг, но только если у тебя есть нож и ты готов им пользоваться».

Путевые заметки исчезли, и на их месте возникла сотня изданий пьесы Аргонина.

– Все, кроме пьес, – исправила запрос Иоланта.

Все равно осталось много книг.

– Уберите учебники и сборники цитат.

Осталось три тома. Первым, что неудивительно, оказалась диссертация учителя Хейвуда. Строчка упоминалась на последней странице без контекста и пояснений.

Следующей шла годовая подшивка «Деламерского наблюдателя» за тысяча седьмой державный год, за шесть лет до рождения Иоланты. В статье, в которой упоминалась цитата, речь шла о грандиозном бале-маскараде в честь трехсотлетия со дня рождения Аргонина, ставшем началом года новых постановок его пьес, как известных, так и не очень.

«Большинство гостей явились в костюмах известных персонажей пьес Аргонина. Некоторые нарядились самим Аргонином – для многих до сих пор удивительно, что знаменитый драматург писал не один, а вместе с женой. А одна юная леди, не пожелавшая, чтобы мы публиковали ее имя или портрет на страницах газеты, поскольку она еще не достигла возраста посещения балов и явилась без приглашения, пришла в довольно скандальном костюме устрицы, который при открытии обнажал крупную светящуюся жемчужину. Вместе со спутником, разгуливавшим с сомнительного происхождения абордажной саблей, они олицетворяли ее любимую строчку из пьесы Аргонина: “Устрицы дают жемчуг, но только если у тебя есть нож и ты готов им пользоваться”».

В третий раз цитата встречалась в официальном бюллетене Высшей военной академии Державы. Пятерых кадетов там называли самыми многообещающими выпускниками года. И строки из Аргонина приводились в качестве любимой цитаты кадета по имени Пенелопа Рейнстоун.

У Иоланты заколотилось сердце. Кто такая Пенелопа Рейнстоун?

В читальном зале легко нашелся ответ и на этот вопрос: Пенелопа Рейнстоун служила главным советником по безопасности при регенте, а ее основным полем деятельности были угрозы Державе со стороны внешних врагов.

Иоланта вернулась к бюллетеню, где превозносились верность, ум и стойкость юной Рейнстоун. Могло бы показаться, что она представляет собой квинтэссенцию солдата, но в разделе интервью, когда ей задали вопрос, готова ли она нарушать правила, Пенелопа ответила: «Мне, как и любому солдату, нравятся порядок и дисциплина. Но мы должны помнить, что правила и уставы часто вводятся в условиях мирного времени, тогда как мы, будущие офицеры государственной безопасности Державы, подготовлены к войне и хаосу. В чрезвычайных обстоятельствах надлежит принимать чрезвычайные решения».

Другими словами, если потребуется, она не колеблясь нарушит любое правило.

Иоланта вцепилась в край стола. Но ничего не оставалось, кроме как задать справочному столу следующий вытекающий из предыдущего запрос:

– Покажите мне все, что есть о Горацио Хейвуде и Пенелопе Рейнстоун вместе.

И она увидела их в специальном приложении к «Деламерскому наблюдателю», позировавшими вместе на приеме в Цитадели, устроенном для лучших выпускников школ со всей страны.

Подпись под фотографией гласила:

«Восемнадцатилетний Горацио Хейвуд из школы Трезубца и Морского конька в Гавани Сирен на островах Сирены и девятнадцатилетняя Пенелопа Рейнстоун из Академии Содружества Деламера. Молодые люди собираются поступать в Консерваторию магических наук и искусств и Военную академию имени Тита Великого соответственно. Хотя мистер Хейвуд и мисс Рейнстоун познакомились только на приеме, они не уставали осыпать друг друга комплиментами».

Юноша и девушка на снимке смотрели друг на друга, светясь от удовольствия.

Неужели это оно? Неужели генерал Пенелопа Рейнстоун – хранительница памяти?

Неужели она мать Иоланты?