Англия

– Уинтервейлу лучше? – спросил Уэст в конце тренировки, когда Иоланта надевала поверх формы шерстяное пальто.

В последние несколько дней сильно похолодало. Двадцать два игрока тренировались под легким дождиком, пока зрители потирали руки и подпрыгивали на месте, чтобы согреться.

– В основном без изменений, – ответила Иоланта, застегиваясь.

– И как он переносит невозможность самостоятельно двигаться?

– Должен заметить, с похвальным стоицизмом.

От принца она знала, сколь легко Уинтервейлу удается управлять силой в Горниле. Скорее всего, потому-то он при всей своей беспокойности и активности смог так хорошо перенести потерю свободы передвижения. Что значат победы и поражения на крикетном поле, когда мальчик, всегда боявшийся быть посредственностью, получил возможность стать героем на века?

– Я его навещу через несколько дней. Не хочу, чтобы Уинтервейл решил, будто о нем забыли после его ухода из команды, – сказал Уэст.

Он сбрил усы, которые носил в начале семестра, и без растительности на лице выглядел иначе. Иоланте даже показалось, что в нем есть что-то от принца. На братьев они не тянули, но могли бы сойти за кузенов.

– Уверен, Уинтервейл будет рад твоему визиту.

По крайней мере, прежний Уинтервейл точно бы обрадовался.

Иоланта взяла свои вещи и пошла в дом миссис Долиш вместе с Купером и Кашкари. Через минуту она заметила легкую хромоту индийца.

– Что с твоей ногой?

– Ты не поверишь.

– Я бы поверил, – с радостью отозвался Купер, наматывая на шею шарф. – Мои братья твердят, что я поверю чему угодно.

С легким раздражением Иоланта покачала головой:

– Хорошо, что ты не стремишься в юристы. Все-таки есть что-то в здравой самооценке.

– Ну, слушайте, – сдался Кашкари. – Уинтервейл и я остановились вчера у библиотеки. Раз уж ему приходится столько лежать, он хотел что-нибудь почитать. И вот во время поисков огромная книга упала с противоположной полки и ударила меня по икре.

Книги не падают с полок просто так, хотя их легко можно столкнуть. В прежней школе Иоланты в Деламере в библиотеке висело яркое объявление: «Призывающие чары запрещены. Нарушители отправляются прямиком в кабинет директора».

– А может, кто-то столкнул книгу с другой стороны? – предположил Купер.

– Там никогда не было. Благо, я в тот момент подвинулся, иначе схлопотал бы по голове. – Кашкари посмотрел на них. – Вы мне не верите?

– Я не помню, чтобы ты вчера хромал, – заметила Иоланта.

Вечером он провожал Уинтервейла на ужин и обратно.

– Сегодня сильнее болит. И тренировка только ухудшила ситуацию.

– Ты же не думаешь, что сломана кость?

– Нет, но остался большой синяк.

– Иногда полтергейсты такое устраивают, – совершенно серьезно заявил Купер. – Я не знал, что в библиотеке водятся призраки, но это же старая школа. Наверное, разозленные духи прежних учеников.

Подул холодный ветер. Иоланта посильнее натянула шляпу, чтобы ее не унесло.

– Возможно, у миссис Долиш найдется лекарство. Ну, знаешь, у пожилых дам частенько мышцы болят, – продолжил Купер.

– Я спрошу, – пообещал Кашкари, не особо воодушевленный перспективой врачеваться у миссис Долиш. – Если станет хуже, я не смогу приводить Уинтервейла на уроки.

Всегда готовый услужить, Купер тут же ухватился за возможность:

– Давай я помогу, ты и так уже столько сделал.

– Спасибо. – Кашкари немного помолчал. – Боюсь, Уинтервейл подустал от моего общества. Перемена может пойти ему на пользу.

Прежде Уинтервейл не был таким разборчивым: он проводил много времени с Кашкари, но с радостью общался и с остальными мальчишками из пансиона. А теперь, казалось, предпочитал лишь общество Тита.

Оно и понятно, ведь только с ним Уинтервейл мог не таиться и быть собой. Но все же Иола сочувствовала Кашкари.

– Неправда, – возразил Купер. – Уверен, Уинтервейл очень благодарен за твою неизменную помощь. Господь свидетель, я бы на его месте был благодарен.

Кашкари вздохнул:

– Надеюсь…

Вдруг почувствовав, будто на нее что-то летит, Иоланта размахнулась крикетной битой и ощутила отдачу в плече.

Вокруг затрещало, послышались звуки ударов. Купер взвыл.

Черепица… Как раз, когда они почти дошли до входа, она посыпалась с дома миссис Долиш.

Иоланта отбила одну плитку, обломки которой теперь валялись на земле. Кашкари выглядел потрясенным, но не пострадал. А вот на Купера упала другая плитка, и из пореза на голове шла кровь.

Иоланта посмотрела на крышу – пусто. Огляделась – тоже никого. Не видно даже подозрительного лоточника, что в последнее время ошивался через дорогу. Она обежала дом, но никто не притаился на коньке с другой стороны крыши, не забирался обратно в окно и не удирал прочь.

Когда Иола вернулась к приятелям, Кашкари прижимал платок к ране Купера.

– Голова кружится? Тошнит? Чувствуешь что-то необычное?

Тот заворожено пялился на ярко-красное пятно на своей руке:

– Ну, в ушах чуть звенит, но, кажется, я в порядке. – Он улыбнулся. – Теперь есть, что рассказать за ужином.

Кашкари покачал головой:

– Давай сначала отведем тебя к медсестре.

После того, как рану Купера почистили и перевязали, Иоланта принесла ему от уличного торговца целый куль жареных каштанов. А вернувшись в пансион, они устроили пострадавшего в его комнате в компании чайника и бутерброда. Сюда же набились Сазерленд, Роджерс и несколько других мальчиков.

Купер с огромным удовольствием пересказал историю о странном несчастном случае.

Сазерленд нахмурился:

– Думаете, Трампер и Хогг приложили руку?

Иоланта покачала головой. В прошлом семестре Трампер и Хогг доставили пансионерам миссис Долиш кучу неприятностей, но получили отпор и больше здесь не учились. Даже вернись они в Итон ради мести, им бы не хватило ловкости организовать удаленный удар, ведь на крыше никого не было.

Однако для мага устроить такую атаку – раз плюнуть.

Но против кого? Иоланты, которая по-прежнему оставалась самым разыскиваемым стихийником в мире? Или Кашкари – непримиримого врага Лиходея, по крайней мере, по словам самого индийца?

Купера явились навестить другие ученики. Иоланта и Кашкари уступили им место и вышли в коридор.

– Спасибо, – сказал Кашкари.

– Не за что.

– Если бы ты так быстро не среагировал, меня могло ударить той плиткой.

– Или меня.

– Возможно, – произнес он без особой уверенности. – Надо бы проведать Уинтервейла.

А Иоланта решила пойти переговорить с принцем.

Его не было ни в комнате, ни в лаборатории, другой выход из которой находился на маяке на мысе Рат в Шотландии. Иола натянула непромокаемый плащ смотрителя и вышла наружу, где завывал ветер и лило как из ведра. Иногда после долгого чтения принцу нравилось здесь гулять.

Иола не заметила ни единой живой души. Сбитая с толку, она вернулась в пансион, а оттуда прогулялась по Хай-стрит, размышляя, не отправился ли Тит купить чего-нибудь перекусить. Обычно он не ходил пешком, предпочитая перескакивать за продуктами в Лондон – и всякий раз в новый магазин, дабы в еду и напитки наверняка ничего не подсыпали.

У врага Лиходея ни минуты покоя.

Иола купила горячую крестовую булочку и только шагнула за дверь лавки, как кто-то взял ее под руку.

Бледная, осунувшаяся леди Уинтервейл, едва ли не превратившаяся в скелет.

Иоланта чуть не выронила булочку и не сразу приподняла котелок:

– Добрый день, миледи.

Леди Уинтервейл без слов вывела ее в переулок и совершила скачок. Они оказались в комнате с шелковыми обоями цвета слоновой кости, огромным камином и позолоченным потолком. Большое окно выходило на…

Иоланта сделала несколько шагов. Окно выходило на Темзу, на другом берегу которой стоял Итонский колледж.

– Мы во дворце английской королевы?

– Совершенно верно. – Леди Уинтервейл сняла перчатки и отбросила их прочь. – Такая лачуга.

Внутреннее убранство Виндзорского замка, конечно, было весьма чопорным и громоздким, но все выглядело довольно респектабельно. Хотя, опять же, поместье Уинтервейлов, до того как его уничтожили в конце Январского восстания, по красоте приравнивалось к Цитадели.

– А слуги знают, что вы здесь?

– Да. Они считают меня одной из немецких родственниц королевы. – Леди Уинтервейл села в желтое, как нарцисс, кресло. – Теперь расскажи мне, как дела с Ли?

Уинтервейлу дали имя Лиандр, но никто его так не звал, даже в краткой форме.

– Он не может передвигаться сам, а в остальном в порядке. Много спрашивает о вас.

– Что спрашивает?

– Я… при мне он ни разу не упоминал вас, поэтому могу лишь передать то, что узнала от его высочества. Принц говорит, мол, Уинтервейл с нетерпением ждет от вас весточки. И его высочество был рад, что ничего не знает, потому как не хотел лгать кузену.

Леди Уинтервейл приложила два пальца к виску:

– А почему же Ли не может ходить?

– Мы не знаем. Хотите, я приведу сюда принца к вам на встречу?

Она вскинула голову:

– Нет, нет. Это может быть очень опасно. Ни в коем случае. И не говори Ли обо мне. Понимаешь? Ни слова.

Эта женщина всегда нервировала Иоланту.

– Да, миледи, понимаю. Уинтервейл не должен знать, что вы здесь.

– Хорошо, можешь идти. – Леди Уинтервейл закрыла глаза, будто беседа ее вымотала. – Если выяснишь что-нибудь важное для меня, возвращайся в эту комнату и скажи «Toujours fier».

* * *

На сей раз принц оказался в лаборатории.

– Где ты пропадал? – Иоланта едва сдерживалась. – Я искала тебя повсюду.

– В Париже.

Снова Париж.

– Что ты там делал?

– Покупал кое-что для тебя, разумеется. – Он указал на пакет с пирожными на рабочем столе.

Иоле и в голову не пришло, что Тит перенесется через Ла-Манш ради выпечки, но это они обсудят позже.

– Я только что говорила с леди Уинтервейл.

Выражение его лица тут же изменилось.

– Как она сбежала? Или ее отпустили?

Сердце ушло в пятки.

– Я не спросила.

Попросту перепугалась от такой встречи, ведь леди Уинтервейл едва ее не задушила, когда Иоланта впервые прибыла в Англию.

– Она застала меня врасплох, перескочила со мной в Виндзорский замок, задала несколько вопросов про Уинтервейла, попросила ничего ему о себе не рассказывать и отпустила.

И Иола этому очень обрадовалась.

– Расскажи все с самого начала, – попросил Тит. – На этот раз помедленнее и со всеми подробностями.

Она пустилась в объяснения. Он все внимательно выслушал. Наконец Иоланта спросила:

– Почему, как думаешь, леди Уинтервейл пришла ко мне, а не к тебе?

– Она знает, что сейчас за мной следят как никогда пристально.

Лоточник, что слонялся перед пансионом, и человек, вероятно, скрывавшийся за деревьями, – они только верхушка айсберга. Иногда, шагая в школу с ребятами, Иоланта чувствовала взгляды наблюдателей до самого порога.

– А что ты делала на Хай-стрит? – уточнил Тит. – Сейчас ведь не твоя очередь покупать булочки к чаю.

Миссис Долиш обеспечивала три трапезы в день, а мальчики сами покупали кое-что к чаю, который, по сути, являлся четвертым приемом пищи. Принц, Уинтервейл, Кашкари и Иоланта по очереди пополняли запасы на неделю для всех четверых.

– Я совсем забыла, почему вообще тебя искала. Черепица.

Она рассказала про случай с плиткой и о том, как книга свалилась с полки и ударила Кашкари.

– Слишком много летающих предметов для простого совпадения. Кашкари считает, что и то, и другое направлено против него.

Тит нахмурился:

– Согласен, особенно с черепицей. Прежде чем послать меня сюда, маги из Державы укрепили дом от пола до потолка. Ты когда-нибудь видела, чтобы тут не работал слив, скрипели ступеньки или забивался дымоход?

Пришлось подумать.

– Нет.

Когда все идет гладко, таких вещей просто не замечаешь.

– И не увидишь, пока я здесь, а может, все продержится еще многие годы после моего отъезда. Так что черепицу не могло просто сдуть. Она бы не шелохнулось, даже угоди пансион в торнадо.

Тит открыл пакет с пирожными, протянул Иоланте эклер и взял один себе.

– Произошло еще что-то, о чем мне стоит знать?

Только через несколько секунд она вспомнила, что еще ее обеспокоило.

– Уэст, из команды по крикету. Он интересуется тобой больше, чем следовало бы.

Тит сдвинул брови:

– Не помню, как он выглядит. Я приду на твою следующую тренировку.

Они провели несколько минут в молчании за едой. Обстановка казалась почти уютной.

Доев эклер, Тит посмотрел на Иолу, будто принял какое-то решение.

– Новость о леди Уинтервейл можно счесть хорошей. Она знает о тебе, и если ее не допрашивала Атлантида, тем лучше. Что касается Уэста, мне известно недостаточно, чтобы бояться. Но летающая черепица – совершенно другое дело. Вероятно, она предназначалась не для тебя… Ты нужна Атлантиде в целости, а не покалеченной. Но столь близкий к тебе удар меня беспокоит. Возможно, какой-то плут пытается причинить вред Кашкари из-за его связи с сопротивлением или потому, что он охраняет Уинтервейла. Так или иначе, проблема в том, что кто-то что-то знает. – Тит выдохнул. – Тебе надо поскорее уехать.

Сердце замедлилось, едва ли не замерло.

– Ты хочешь, чтобы я уехала?

– Чем больше думаю о черепице, тем сильнее меня это тревожит. Нам бы всем не стоило затягивать с отъездом. Однако, когда мы расстанемся, я не смогу помочь тебе в поисках опекуна, а хотел бы… по крайней мере доставить тебя к нему поближе.

«Когда мы расстанемся».

Иоланту словно что-то душило. Не совсем гнев, скорее протест. Она смирилась со своим неминуемым отъездом из школы и исчезновением из жизни Тита. Но теперь, когда он произнес эти слова, смирение испарилось, точно утренний туман.

Она не желала уезжать.

Никогда.

* * *

Четверть часа спустя Иоланта первой вошла в комнату Уинтервейла на чай.

До того, как Уинтервейл стал Избранным, они с ним редко оставались наедине – общались исключительно как члены группы. И теперь не было причин что-то менять. С буфером в виде одного или нескольких учеников куда лучше. Так легче делать вид, что ничего не изменилось, и поддерживать образ наглого юноши, который слишком много о себе возомнил.

Иоланта подошла к разожженному камину и протянула руку к огню:

– Холодает.

– Я слышал, ты сегодня отбил летающую черепицу, – сказал Уинтервейл с постели.

Иола пожала плечами:

– Уэст похвалил меня на поле для крикета. По пути домой я спас жизнь приятелю. Обычный день необычной жизни Арчера Фэрфакса.

Прежний Уинтервейл захохотал бы, а потом бы жаловался до конца дня, что пропустил такое потрясающее зрелище. Но новый – только улыбнулся уголком рта.

Иоланта заметила, что он выглядит изнуренным, прямо как принц порой. Подобную усталость сном не исправить.

Ее пронзило чувство вины. Больше всего на свете Иола завидовала Уинтервейлу, его силе, судьбе. Его нерушимым правам на Тита. А ведь как никто другой должна была понимать, через какие испытания бедняга прошел. Да еще и лишился подвижности.

И матери – по крайней мере, он так думал.

– Тебя очень угнетает отсутствие свободы передвижения?

Уинтервейл вздохнул:

– Так много планов, так много величия, а я даже пойти пописать сам не могу.

– Тебе хоть немного лучше с тех пор, как перестал все время спать?

– Иногда кажется, что да. Часто я в этом уверен. А потом встаю, и все повторяется.

– Тебе нельзя сдаваться. Планы и величие сами собой в жизнь не претворяются, знаешь ли.

Этот не слишком здоровый и донельзя серьезный Уинтервейл кивнул:

– Ты прав, Фэрфакс. Именно это мне и надо было услышать.

Непривычно здравомыслящий. Даже слишком. Возможно, устал, но без сомнения собран и благоразумен. А теперь, после встречи с его матерью, можно было не сомневаться, что Уинтервейлу не почудилось и он на самом деле ее видел – скорее всего, на крыше на противоположной стороне улицы, откуда она пыталась заглянуть в комнату сына.

Так почему же измеритель здоровья оказался прав насчет проблем с крупной моторикой, но ошибся в оценке состояния разума?

Вбежали младшие ученики с тарелками с яичницей и сосисками. Потом зашел спокойный и чуточку мрачный Кашкари, и разговор переключился на темы, в основном никому не интересные.