Англия

– В чем дело? – раздался голос Фэрфакс.

Тит вздрогнул – он даже не заметил, как она вошла в лабораторию.

– Вижу, ты по-прежнему не собираешься меня слушать по поводу отлучек после отбоя.

Она села за рабочий стол напротив него:

– Я никогда тебя не слушаю, если знаю достаточно, чтобы принять собственное решение.

Говорила она легко, но правдивость слов жгла острой болью – Фэрфакс полагалась на собственные суждения. Тит же, со своей стороны, привык жить по оставленным матерью инструкциям. Что было просто прекрасно, пока он в них не сомневался. Но когда такое случалось, то повергало его в состояние паралича.

– Дело в чем-то, сказанном леди Калистой? – спросила Фэрфакс.

Ее поразило, кто оказался хранительницей памяти, но, похоже, в итоге не так уж сильно выбило из колеи. Возможно, потому, что она всегда недолюбливала хранительницу, а возможно, из-за того, что ее воспоминания о леди Калисте как о матери до сих пор оставались недоступны.

– Она кое-что крикнула, когда обвиняла тебя в неблагодарности. Я не могу выкинуть это из головы.

«Да понимаешь ли ты, сколь трудно, сколь ужасно было понять, как же сделать все то, о необходимости чего я рассказала Хейвуду в видении будущего?»

Тит повторил эти слова вслух.

– Заметила что-нибудь?

– Да, заметила, – медленно произнесла Фэрфакс. – Мы всегда полагали, что хранительница памяти действовала вопреки видениям и потому все пошло не так. Но все совсем наоборот: леди Калиста делала все возможное, чтобы воплотить их.

– Да. Кроме того, видение, которому она позволила управлять своей жизнью, касалось не действия, а слов. В нем ее будущее «я» говорило твоему будущему опекуну, что они должны сделать.

Она нахмурилась:

– Не уверена, что понимаю.

– Между магами нет согласия в том, как дόлжно поступать, когда они предвидят еще не произошедшие события. Одни полагают, мол, достаточно лишь не препятствовать этому будущему. Другие считают, что предстоящее открывается тем, кому придется над ним работать. Недавно ты упоминала парадокс сотворенной реальности: будущее, которое не станет настоящим, если его не увидеть и прилежно не воплотить. Я явно не против маленькой сотворенной реальности. Но даже среди магов, верящих, что ради предвиденного нужно потрудиться, существуют огромные разногласия относительно того, сколько нужно сделать. Например, моя мать увидела, как пишет «Как бы вы ни испортили эликсир света, его всегда можно восстановить ударом молнии» на полях «Энциклопедии зелий». Тут споров нет. Она явно должна это написать, когда окажется в предвиденной ситуации. Но если бы она узрела, как лишь рассказывает кому-то, что сделала это? Она все равно должна была написать о световом эликсире и молниях на полях книги?

Фэрфакс моргнула:

– Тут сложнее. Строго говоря, чтобы выполнить пророчество, она должна просто рассказать, писать на самом деле необязательно.

– Все может быть еще сложнее. Что, если она видит, как говорит кому-то, дескать, планирует написать эти слова в «Энциклопедии»?

– И по-твоему, именно таким было видение, из которого исходила леди Калиста: видение высказанного плана.

Тит кивнул. Видения, как и ясновидящие, бывают разные.

– Обсуждение планов в видении совсем не так важно, как действие. Но я беспокоюсь не из-за леди Калисты. – Он с трудом выдавил следующие слова: – Я думаю о видении матери.

Иоланта вскочила с кресла:

– Что?

– Ее пророчества почти всегда связаны с событиями. Моя коронация – событие. Смерть инквизитора – событие. Она сама, записывающая слова, которые однажды заставят тебя вызвать молнию – череда действий, составляющих событие. – Тит положил руки на дневник, так долго бывший его спасательным плотом в море неопределенности. – Но сейчас я понимаю, что некоторые из самых важных предположений моей матери опираются на видение не дел, а речей.

«Значит, вероятнее всего, именно это мой сын и наблюдает – проявление великого мага стихий, который станет, как сказал Тит в другом видении, партнером в его миссии».

Сказал в другом видении.

– Ты можешь попросить дневник показать тебе то пророчество, чтобы так или иначе все узнать?

– Могу, но боюсь. – Он взглянул на Фэрфакс. – Я говорил тебе, что она предвидела смерть барона Уинтервейла? Но неправильно истолковала и сочла, что за заклятием казни стоит Атлантида. Мама была безупречной ясновидящей, но ошибалась в интерпретациях.

И эти интерпретации определяли весь ход его жизни.

Фэрфакс обогнула стол, подошла к Титу и сжала его плечо.

Он накрыл ее ладонь своей.

– Я трус?

– Потому что боишься? Нет. Никогда не боятся только глупцы.

Тит смотрел на позолоченный срез страниц дневника.

– А если все изменится?

– Иногда так бывает.

– Ненавижу подобное.

– Знаю, – мягко сказала Фэрфакс. – Я тоже.

Тит глубоко вздохнул и открыл дневник, молчаливо прося показать видение, где говорил о великом маге стихий, который должен стать его партнером в миссии.

«24 апреля 1021 державного года».

Всего за несколько дней до смерти принцессы Ариадны.

«Это Тит – по крайней мере, я думаю, что это Тит – возможно, лет на десять старше, чем сейчас: мальчик лет шестнадцати-семнадцати, худощавый и симпатичный. Рядом с ним другой мальчик примерно того же возраста, приятный, едва ли не слишком хорошенький для юноши. Похоже, они стоят на берегу то ли озера, то ли реки, бросая камешки, но я не узнаю места.

– Я собираюсь свергнуть Лиходея, – говорит Тит.

Мне пришлось на мгновение отступить от стола, чтобы собраться с духом. Так вот к чему вели все остальные видения. В тысячный раз я пожалела, что проклята этим «даром».

– Почему? – спрашивает другой мальчик с теми же страхом и изумлением, которые чувствую я.

– Потому что это мое предназначение, – отвечает Тит с непоколебимой уверенностью».

Он резко захлопнул дневник. Он действительно произнес это на берегу Темзы, когда говорил Фэрфакс об их судьбе.

– Помни, это не уменьшает силы твоей матери как провидицы, – заметила Фэрфакс.

Нет, но вызывает сомнение в ее интерпретации всего. Принцесса Ариадна написала, что у Тита будет партнер, потому что в будущем он так сказал. Но будущий Тит сказал это, потому что принцесса Ариадна так написала. Явный и жестокий парадокс.

– Защити меня Фортуна, что это значит? – услышал Тит собственное бормотание. – Избранный существует или нет?

Ему стоило сильнейшей душевной боли сказать Фэрфакс, что она не часть его судьбы. Но Тит сделал это не колеблясь, потому что, как он ей и объяснил, с предназначением не спорят. Сейчас, однако, предназначение оказалось просто шаткой головоломкой.

– А это имеет значение?

– Как это может не иметь значения? Если Избранного не существует, что делать мне, чья задача – обучать и направлять его?

Фэрфакс развернула стул так, что теперь Тит видел ее лицо.

– Послушай меня. Забудь, как она все интерпретировала – видения всегда были странной штукой. Но взгляни, к чему привели ее пророчества: ты дважды спас меня и уничтожил инквизитора – самого способного помощника Лиходея. Твоя мать умерла, потому что Атлантида хотела ее смерти. Тебе в любом случае предстояло стать непримиримым врагом Атлантиды. И в любом случае ты бы сделал все возможное, чтобы оборвать правление Лиходея. Единственное отличие в том, что принцесса Ариадна подготовила тебя к этому гораздо быстрее. Уинтервейл не обязан быть Избранным, чтобы поднять свою палочку против Атлантиды – он и сам желает стать частью чего-то большего. И я не должна быть Избранной – если я могу что-то изменить, то хочу сделать все возможное. Но нам нужен ты. Ты лучше любого из земных магов подготовлен к свержению Лиходея. И не говори мне, что не знаешь, как должен поступать дальше. Твоя роль совсем не изменилась. Встряхнись и возвращайся к делам.

Он взглянул ей в глаза и почувствовал, как уходит отчаяние.

– Значит, ты не думаешь, что все мои деяния напрасны?

– Нет, я не думаю, что ты когда-либо что-либо делал напрасно. Однажды все это даст плоды. Более того: я убеждена, что ты доживешь и увидишь этот день.

Тит взял руки Фэрфакс в свои:

– Когда придет время, ты отправишься в Атлантиду со мной и Уинтервейлом?

– Да. – Она поцеловала его в волосы. – А теперь давай поспим. Впереди долгая дорога.

* * *

– Не могу поверить. – Купер уставился на визитную карточку. – Ранчо «Лоу Крик», Вайоминг. Ты действительно нас покидаешь?

– Осталось уже недолго. И я правда буду скучать по этой легкой жизни.

Он присоединился к Иоланте у окна:

– Знаешь что? Возможно, однажды я сбегу к тебе в Вайоминг. По крайней мере, если превращусь в пастуха, не придется становиться адвокатом.

– Тебе очень повезет, если сможешь меня найти. Уверен, это богоспасаемое ранчо в трехстах милях бездорожья от ближайшей железнодорожной станции. Лучше уж попросись в секретари к принцу.

– Знаешь, чего бы я хотел? Увидеть свое будущее, чтобы перестать о нем беспокоиться.

Иоланта фыркнула и покачала головой.

– О, взгляни, вот и Уэст. Думаю, он идет к миссис Долиш. – Купер открыл окно, моментально позабыв о своем страшном будущем адвоката поневоле. – Уэст, зайдешь? Видел, как слетевшая черепица разбила мне голову?

Он уже не нуждался в повязке, но все еще с радостью показывал ссадину.

– Да, зайду, – отозвался Уэст, уже одетый в форму для крикета. – Я думал взглянуть на Уинтервейла, но с радостью проверю и твои боевые раны, Купер.

– Сначала тебе надо зайти в кабинет миссис Хэнкок и записаться в журнале посетителей. Она вознамерилась защитить этот дом от вредного влияния, – сказала Иоланта.

– Тогда что ты делаешь внутри? – добродушно парировал Уэст.

– Очевидно, ее бдительность уступает моей пронырливости.

Визит будущего капитана оказался событием более важным, чем представляла Иоланта. Миссис Хэнкок лично проводила Уэста вверх по лестнице, волнуясь, точно девица на первом балу. Уинтервейл, которому, по мнению Иолы, ныне не было дела до таких вещей, как крикет и школьные команды, после минутного удивления расплылся в такой довольной улыбке, будто уже победил Лиходея.

Другие старшие мальчики выстроились в его комнате вдоль стены, а младшие сгрудились за дверью.

Иоланта сообразила, что еще не переоделась для тренировки и с трудом протолкалась наружу. Она заглянула в комнату Тита – отличный шанс для него увидеть Уэста вблизи и, возможно, выяснить, почему тот им так интересуется.

Но принца в комнате не было.

* * *

Тит вернулся к себе из лаборатории, чтобы захватить пальто. Он говорил Фэрфакс, что присмотрится к Уэсту во время тренировки по крикету и собирался выполнять обещание, спокойно сидя в тепле – по крайней мере, насколько это возможно в такой унылый и промозглый день.

Застегиваясь, он сунул голову в комнату Уинтервейла, узнать, как тот поживает. Здесь было пусто. Однако, глянув в окно, Тит увидел, что Уинтервейл и Купер неподалеку и движутся в направлении игрового поля. Он вышел из дома и догнал их.

– Пойдешь смотреть с нами на тренировку по крикету, принц? – спросил Уинтервейл.

– Таково мое намерение.

– Превосходно, – обрадовался он. – Тогда можешь быть моим костылем. Прости, Купер, но его высочество лучше подходит мне по росту.

Купер уступил свое место и дал полный отчет о грандиозном визите Уэста к Уинтервейлу. Поскольку последний двигался в темпе сонной улитки, Титу пришлось выслушать детальный рассказ. Троица до смешного долго добиралась до игровых площадок, где уже столпились зрители: половина мальчиков из дома миссис Долиш плюс миссис Хэнкок.

Позади Фэрфакс, полуприсев, охранял воротца юноша, чье лицо Тит мгновенно узнал.

Уэст.

Даже не особо интересуясь школьной спортивной элитой, в конце концов игроков знали все. Но вовсе не потому Тита вдруг охватила дрожь, которую он мог определить только как страх.

Фэрфакс ударила по мячу и заработала две пробежки, возвращаясь на исходную позицию. Уэст подошел к ней и быстро переговорил. Вернувшись на свое место, он внимательно взглянул на Тита, прежде чем вновь переключился на игру.

Тит словно провалился под тонкий лед.

Он вспомнил, как, едва увидев Лиходея в ночь Четвертого июня, подумал, что тот выглядит смутно знакомым. Теперь понятно, почему. Из-за поразительного сходства с Уэстом.

Их разделяло по меньшей мере тридцать лет, и Лиходей носил безупречно подстриженную бородку. Но, без всяких сомнений, их черты обладали примечательной общностью.

Если Лиходей мог воскреснуть, то почему бы ему не помолодеть на несколько десятков лет? И не заявиться в Итон, чтобы самому выследить Фэрфакс, раз уж его помощники оплошали?

Фэрфакс получила еще два рана и вновь поговорила с Уэстом – возможно, с самим Лиходеем. Титу пришлось присесть на минуту, чтобы попытаться успокоиться.

Что, если Уэст просто потянется и схватит Фэрфакс? Как быстро она сможет отреагировать? А сам Тит? И насколько быстро он сможет объяснить Уинтервейлу, также сидящему на земле и, судя по выражению лица, жадно наслаждающемуся игрой, что тот должен использовать все свои силы для защиты Фэрфакс?

Да, Тит был готов ради нее выставить напоказ власть Уинтервейла над стихиями. Даже рискнуть ради Фэрфакс жизнью друга. Наверное, следовало стыдиться, но его это не волновало.

Однако матч продолжался тихо и безмятежно. Когда солнце коснулось западной линии горизонта, Уэст дал сигнал разойтись. И Фэрфакс ушла с поля, не представляя, что целых два часа была в пределах досягаемости лорда верховного главнокомандующего великого мира Новой Атлантиды.

* * *

Принц обладал значительным хладнокровием. Во время собственного допроса у инквизитора он сидел на стуле с показной беззаботностью и сохранял спокойный, скучающий вид, хотя думал, что Иоланту вот-вот поймают, но на протяжении этой тренировки он вставал и садился по меньшей мере трижды.

Равносильно тому, что некто вроде Купера будет бегать по улице, крича и разрывая на себе одежду.

И по окончании тренировки Тит не подошел к Иоланте. Он вообще исчез.

– Так его высочество время от времени приходит понаблюдать за тренировкой? – спросил у нее Уэст, собирая вещи.

– Его высочество, как всегда, делает то, что ему нравится.

Уинтервейл был разочарован тем, что Тит ускользнул без единого слова. Предложенную Кашкари помощь он принял с прохладной благодарностью.

Обычно, прогуливаясь с Уинтервейлом, Иоланта шла достаточно медленно, чтобы его не обгонять. Но сегодня ей требовалось поговорить с принцем и выяснить, что его так обеспокоило.

Отговорившись жаждой, она обошла Кашкари и Уинтервейла, и зашагала так быстро, что бедный Купер с трудом за ней поспевал.

У дверей Тита, не успела она постучать, на ее плечо опустилась рука.

Иоланта подпрыгнула. Но это оказался всего лишь хозяин комнаты.

– Я шел за тобой все это время, – тихо сказал он.

И увлек ее внутрь. Едва закрылась дверь, Тит установил беззвучный круг и, немало удивив Иоланту, наложил такие заклинания против проникновения, что могли убить рвущегося носорога.

Затем прижал ее к себе и поцеловал в щеку, ухо и губы.

– Прими средство для скачков. Я отведу тебя в Париж прямо сейчас. Не надо собирать вещи. Все, что понадобится, купишь там.

– Что? – вскрикнула она. – Что происходит? Ты дрожишь, как лист на ветру.

Преувеличение, но кончики пальцев Тита действительно дрожали.

– Уэст может быть Лиходеем.

Иоланта уставилась на него:

– Ничего не понимаю. Уэст может быть Лиходеем?

– Я видел Лиходея вблизи, помнишь? Поверь, когда я говорю, что Уэст почти в точности он, если вычесть эффект старения.

– Но Уэст не появился из ниоткуда. Он учится в Итоне столько же, сколько и ты. Сложновато поверить, что Лиходей четыре года разгуливал среди студентов немагической школы.

– Я не знаю, как это объяснить. Знаю лишь, что ты не можешь здесь оставаться ни секундой дольше.

– Но я стояла рядом с ним два часа, и ничего не случилось.

– Пока. В любую минуту может случиться что угодно.

В этом Иола не сомневалась, хотя и не убедилась до конца, что Тит прав в отношении Уэста.

– Я не против осторожности. Но если исчезнуть без единого слова, оставив все свои вещи, разве это не будет выглядеть подозрительно?

Принц нахмурился, но не ответил.

– И потом, если для меня слишком опасно оставаться в школе, то слишком опасно и для тебя и для Уинтервейла. И, возможно, для Кашкари.

Он потер виски:

– Что ты предлагаешь?

– Мы должны поговорить с Кашкари и Уинтервейлом.

– Только не с Уинтервейлом. Пока нет.

– Уверен, что не перестраховываешься?

– Не больше, чем его мать.

С таким не поспоришь.

– Тогда ладно. Поговорим с Кашкари. Он прекрасно хранит секреты. И что-то мне подсказывает, у него уже есть план, как быстро покинуть школу при необходимости.

Кашкари, однако, найти не удалось. Он не появился даже на ужине. Спуститься в столовую Уинтервейлу помог Сазерленд.

– Где Кашкари? – спросила у него Иоланта.

– Постится. И должен соблюдать в это время какие-то ритуалы. Он получил разрешение остаться сегодня вечером в комнате.

Она переглянулась с Титом. Родное королевство Кашкари не относилось к тем, что встали под знамена ангельского воинства. И все же немногие маги видели в посте средство приблизиться к божественному.

Миссис Хэнкок также не пришла, что вызвало большее возбуждение, чем отсутствие индийца – миссис Хэнкок никогда не пропускала ужин.

– Я знаю, это необычно, но миссис Хэнкок нездоровится, – объяснила миссис Долиш.

Иоланта не слишком встревожилась, когда Тит оказался вне себя из-за предположения, что Уэст – это Лиходей. Но неожиданное и одновременное отсутствие двух магов настораживало. Она мало говорила и лишь вполуха слушала Купера.

Тот, как часто бывало после трапезы, отправился в комнату Иоланты, чтобы попросить помощи с домашним заданием. Он открыл тетрадь и перелистал страницы.

– А, вот. Это слово на греческом означает «стремительный»?

Иоланта посмотрела:

– Окейа? Да.

– Но когда Афродиту описывали как стремительную?

Она не сразу поняла, о чем речь, так как внимательно прислушивалась к звуку шагов в коридоре: ждала возвращения Тита, который вновь пошел искать Кашкари, и уже начинала беспокоиться о последнем.

– Подожди минутку. Я посмотрю свои записи. – Иоланта открыла одну из своих тетрадей. – Думаю, ты неправильно переписал. На самом деле, это «океанис», «из океана», что верно для Афродиты.

На греческом оба слова выглядели похоже, так что ошибка была вполне объяснима.

– А, так гораздо лучше. – Купер закрыл тетрадь. – Ты уверен, что должен уезжать в Вайоминг?

– К сожалению, да. И, боюсь, довольно скоро.

Тут вошел принц. Он бросил взгляд на Купера и велел:

– Оставь нас.

Тот, привычно польщенный личным обращением к нему его высочества, скрылся. Принц посмотрел на закрывшуюся за ним дверь:

– Когда-нибудь я и правда буду скучать по этому идиоту.

– Ты нашел Кашкари?

– Нет, не см...

Послышался стук – не к Фэрфакс, а в дверь принца, а затем:

– Вы здесь, принц?

Кашкари.

Тит мгновенно оказался у входа:

– Да?

– На одно слово, ваше высочество?

– Заходи.

– Мои извинения Фэрфакс, – сказал Кашкари, шагнув в комнату и глядя на Тита, – но могу я поговорить с вами наедине?

– Я личный телохранитель его высочества, – влезла Иоланта. Едва узнав, что индиец давно подозревает неладное с Арчером Фэрфаксом, она начала придумывать, как бы все объяснить, но при этом сохранить свою тайну. – В этом здании и вокруг школы есть другие люди, занятые его охраной, но в начале года, вследствие растущей опасности для его высочества, было решено, что я должен принять на себя личность, созданную гораздо раньше на случай, если ему понадобится защита вблизи.

– Понятно, – медленно произнес Кашкари. – Теперь я понял.

Тит подыграл:

– Если бы не Фэрфакс, меня бы уже не было в живых. Все, что хочешь сказать, можешь говорить при нем. Кстати, он уже знает о тебе и твоих намерениях.

Кашкари недолго разглядывал Иоланту, потом достал из кармана блокнот и что-то черкнул. Буквально через секунду в комнате материализовалась миссис Хэнкок. Иоланта настолько поразилась, что отступила на шаг и врезалась в край стола.

Тит заслонил ее собой:

– Что это значит, Кашкари?

– Позвольте, я очерчу непроницаемый круг, – ответил тот. А закончив, повернулся к миссис Хэнкок: – Фэрфакс – личный телохранитель его высочества. При нем можно говорить свободно.

– А, вот в чем дело, – проговорила миссис Хенкок. – Я всегда думала, что в тебе есть что-то необъяснимое, Фэрфакс.

– Кашкари, что ты делаешь со специальным агентом министерства управления заморскими владениями Атлантиды?

– Сегодня я пришла в своем истинном облике – заклятого врага Лиходея, – сказала миссис Хэнкок.

Тит фыркнул:

– Сомневаюсь, что в этом здании, населенном в основном немагами, которые никогда не слышали об Атлантиде, не считая древних преданий, может быть столько заклятых врагов Лиходея. Это статистически невозможно.

– Но мы все оказались здесь не случайно, – пояснила миссис Хэнкок. – Кашкари увидел свое будущее. Уинтервейла мать отправила в Итон из-за вас, ваше высочество. А мы с вами здесь из-за человека по имени Икар Халкедон.

Иоланта прежде не слышала этого имени, но Тит, похоже, его знал.

– Вы имеете в виду бывшего провидца Лиходея?

– Бывшего оракула Лиходея.

Тит с Иолантой обменялись пораженными взглядами. Считалось, что ясновидящие обладают редким даром, но они лишь получали информацию и ограничивались тем, что вселенная сочла нужным им открыть. Оракулы же, с другой стороны, могли отвечать на поставленные вопросы. Большинство оракулов в магическом мире были неживыми предметами, которые ревностно охранялись почитателями. Паломники могли пройти тысячи миль, но так и не получить шанс задать животрепещущий вопрос.

И почти никто не слышал о людях-оракулах.

– Где Лиходей его нашел? – спросила Иоланта.

– Не знаю, как и сам Икар, хотя полагаю, что в королевстве Калахари. Там селились маги со всего мира, заключая между собой браки. Иногда это приводит к появлению детей потрясающей красоты, невиданной в других краях. – Миссис Хэнкок вздохнула. – Я встретила его, когда заслужила летнюю стажировку в «Роялисе». В наши дни Лиходей редко покидает дворец главнокомандующего в верхних землях, но в то лето ему случилось остановиться в столице. И конечно, где бы он ни был, Икар всегда находился поблизости. Лиходей задавал ему по вопросу в месяц. После каждого вопроса Икар две недели приходил в себя. Лиходей давал ему еще две недели... того, что можно назвать обычной жизнью – без изматывающей усталости, когда едва получается поднять веки. В те дни, когда Икару доставало сил встать и прогуляться, он заходил в библиотеку, где я работала. Мы стали друзьями – очень хорошими друзьями. И это все, чем нам позволено было стать. Он мог лишь говорить с девушкой, поскольку считалось, что плотская связь запятнает его дар. Отчасти мне хотелось бы, чтобы наша история была лишь историей влюбленных, родившихся под несчастливой звездой – моя жизнь стала бы проще. Но нет, мы встретились в момент нашего кризиса веры в Лиходея. И в этом смысле я была наилучшим и наихудшим другом, что мог приобрести Икар. И наоборот. Я с ужасом узнала, что Лиходей не задает вопросов о лучшем будущем для королевства или самых квалифицированных людях для выполнения той или иной работы. Вместо этого множество его вопросов сводилось к одному: «Кто станет для меня величайшей угрозой в следующем году?». Дальше – хуже. В детстве Икар часто терял сознание в конце сеанса прорицания и забывал вопросы и данные им ответы. По мере роста и обретения контроля над своим даром он получил способность восстанавливать в памяти произошедшее во время сеансов с Лиходеем. По ночам в постели он про себя проговаривал имена, которые годами называл в своих ответах. И повторял мне ряды имен, тяжелым грузом лежавшие на его совести. И когда он дошел до одного из них, я...

Миссис Хэнкок на мгновение прикрыла глаза.

– Я услышала имя сестры. Она исчезла в семнадцать лет во время похода. Ночью видели, как она залезала в палатку, но утром ее там не оказалось. Друзья ее искали и искали. Мы с родителями – и все, кого мы знали, плюс множество незнакомых людей – прочесали все вокруг, но не нашли и следа. В прошлом это место населяли гигантские змеи, и хотя никто в семье не решался об этом заговорить, мы все сочли, что моя красавица-сестра попала на ужин какому-то ужасному чудовищу, поскольку не видели другого объяснения. И тут ее имя всплыло. Я спросила Икара, не помнит ли он вопрос. Он помнил: «Назови самого способного мага стихий, еще не достигшего зрелости». Моя сестра была стихийником. И мать называла ее самым сильным магом, которого встречала. Мама знала, о чем говорит – много лет она проработала директрисой школы. Мы с Икаром пораженно смотрели друг на друга, почти парализованные возможным значением своего открытия. Но как мы могли узнать, совпадение ли исчезновение моей сестры через неделю после того, как ее имя слетело с губ оракула, или действие злых сил? Идея принадлежала Икару. Его месяц передышки заканчивался, и скоро Лиходей собирался воспользоваться его даром. Но в эти две недели, восстановив свои силы, Икар хотел, чтобы я задала ему вопрос: «В следующий раз, когда Лиходей спросит о самом способном стихийнике, еще не достигшем зрелости, что случится с этим магом?». Мы сделали, как планировали. Дрожа, я задала вопрос, и оракул впал в глубокий транс. Почти через четверть часа он проговорил глубоким зловещим голосом: «Мага стихий используют в жертвенной магии».

Иоланте показалось, будто ей проткнули грудь.

– Но жертвенная магия – табу.

– Нет, – бормотал Кашкари, как будто про себя. – Нет. Нет. Нет.

– Вы уже думаете худшее о Лиходее, – продолжала миссис Хэнкок, – можете представить, каково было двум юнцам, еще не совсем лишившимся иллюзий? Это походило на землетрясение, распалась сама основа жизни. В следующем месяце я спросила Икара, чего надеется добиться Лиходей, когда вновь воспользуется жертвенной магией. Мы получили ответ: «Продлить свою жизнь». Что казалось бессмыслицей. Будь он в конце жизненного пути, можно было бы понять – к мерзкому жертвоприношению его толкает отчаяние. Он же находился в расцвете сил. Так что в следующем месяце мы спросили, сколько лет ему исполнится в ближайший день рождения. «Сто семьдесят семь», – прозвучало в ответ. Я помню, какую тошноту и холод почувствовала. Сама идея, что он приобрел неестественно долгую жизнь, принося в жертву юных стихийников – таких, как моя сестра, – вызывала отвращение и страх. Это был последний вопрос, который я смогла задать Икару, прежде чем его забрали во дворец главнокомандующего в конце лета. Но мне предложили постоянное место в библиотеке, и мы договорились по отдельности узнать все возможное и встретиться следующим летом. Пока Икар не впадал в прорицательский транс, его считали младенцем-переростком, потому как Лиходей намеренно держал его в неведении, разрешая читать книги о природе и сказки, но не допуская к новостям из страха, что знание о реальном мире испортит его ответы. И Икар ему подыгрывал. Так что в следующие десять месяцев он использовал себе на благо это отношение и свое положение самой ценной собственности Лиходея. И обнаружил, что… действительно, за время, что он провел у Лиходея оракулом, три мага стихий получили у того «частную аудиенцию». Стражники, с которыми говорил Икар, относились к нижнему уровню охраны и знали почти так же мало, как он – только меньше любопытствовали. Они просто решили, что после аудиенции юных стихийников каким-то образом возвращали в столицу, и потому их никто больше не видел. Икар также узнал о нижних этажах дворца. Он думал, что в здании три подземных этажа, а на самом деле их оказалось пять. Только сам Лиходей и при случае самые доверенные его помощники допускались на секретные уровни. Я искала информацию по другим именам, которые Икар за эти годы называл Лиходею в качестве угрозы. Большинство из них я никогда не слышала. Некоторые нашла в архивах заморских газет, хранившихся в нашей библиотеке: магов из разных королевств арестовывали вскоре после упоминания их имен и часто приговаривали к смерти по обвинению в убийстве, коррупции и даже непристойном поведении. У нас было десять месяцев, чтобы привыкнуть к чудовищности Лиходея. И все же, наконец встретившись и обменявшись новостям, мы не могли остановить дрожь. Именно тогда Икар сказал, что больше не может так жить. И что уже прошлым летом подумывал покончить с собой. Я умоляла его больше об этом не думать. Я не могла справиться с самой мыслью, что после смерти его прекрасная душа лишится возможности парить с ангелами. Но Икар уже все решил. Говорил, что это единственный вариант. Но до того мы должны задать еще несколько вопросов. Вещи, которые он хотел узнать, пугали меня настолько, что я едва могла произнести их. «Как убьют Лиходея?» Ответ: «В результате проникновения на самый глубокий уровень дворца и открытия крипты». Для нас это был плохой ответ. Не считая дара оракула, Икар не учился магии. А я – простой библиотекарь, живущий вдалеке, в столице. Отчаяние Икара угрожало похоронить нас обоих, но я велела ему оставаться сильным и вести себя как обычно, поскольку собиралась в следующем месяце задать новый вопрос. Я спросила, что могу сделать, чтобы помочь убить Лиходея. Впервые я упомянула себя в вопросе, и слезы ужаса текли по моему лицу. Помню ответ до последнего слова: «Когда великая комета появится и исчезнет, Лиходей войдет в пансион миссис Долиш в Итонском колледже».

– Великая комета уже появилась и исчезла, – ломким голосом произнес Кашкари.

Маги-астрономы впервые обнаружили ее в августе прошлого года. По блеску комета едва ли не соперничала с солнечной короной – прекрасное, отчасти грозное знамение царило в ночном небе и было заметно даже при свете дня.

– Мне пришлось поискать Итон и пансион миссис Долиш. Я обнаружила первое, но не второе, и мы с Икаром были озадачены, зачем Лиходей снизойдет до визита в эту совершенно незначительную немагическую школу. Затем мы решили, что это неважно. Я должна попасть к миссис Долиш в Итон и ждать прихода Лиходея, когда бы это ни произошло. Держава по-прежнему оставалась благополучным королевством с довольно энергичным правителем и централизованным управлением – Лиходей всегда считал ее потенциальным источником проблем. Принцесса Державы ожидала ребенка, и два заданных Лиходеем вопроса касались пола младенца и получит ли он однажды корону. Так что мы знали, что будущий наследник дома Элберона явно интересует Лиходея. Время от времени он спрашивал Икара, что можно сделать в качестве мер предосторожности. Икар решил: в следующий раз он лишь притворится, будто впал в транс – он так давно отличался надежностью, что Лиходей уже не проверял, настоящий ли транс – и скажет Лиходею о необходимости послать наследника дома Элберона в эту немагическую школу и отправить меня специальным посланником от министерства управления заморскими владениями, чтобы за ним наблюдать. Икар планировал остаться оракулом Лиходея еще полгода, дабы его слова об Итоне и мне не привлекли внимания. А затем убить себя так, чтобы это выглядело смертью от естественных причин.

Миссис Хэнкок медленно выдохнула.

– Это был последний раз, когда я видела его или говорила с ним. Через три дня он вернулся во дворец главнокомандующего и к следующей весне умер. Его смерть не вызвала подозрений – все и так считали, что он долго не проживет. Такие способности казались слишком чудесными, чтобы продолжать существование. Я потребовала перевода в министерство. В свое время меня послали осмотреть Итон. Миссис Долиш едва открыла этот дом для мальчиков. Я подала прошение на это место. Сначала она взяла кого-то другого, но та женщина не подошла. Мне удалось попасть сюда за несколько недель до поступления его высочества. Теперь оставалось лишь ждать. Комета появилась в прошлом году. Немагов она взволновала так же, как и магов. Их газеты писали о ней до февраля. Я думала, что готова, но все же когда в апреле появился Фэрфакс, я так волновалась, что едва смогла прочесть молитву перед ужином.

Иоланта поразилась:

– Вы думали, что я Лиходей?

– Я думала, что ты, возможно, шпион. А сегодня зашел Уэст.

Тит бросил на Иоланту взгляд, означавший «я же тебе говорил».

– Я не раз видела Лиходея. Когда Уэст шагнул в мой кабинет, чтобы записаться в журнале посетителей, я думала, мои колени – и сердце – не выдержат. Все произошло в точности, как говорил Икар: «Когда великая комета появится и исчезнет, Лиходей войдет в пансион миссис Долиш в Итонском колледже». Я пронаблюдала за ним во время тренировки по крикету, чтобы удостовериться, что ошибочное первое впечатление не влияет на мое суждение. И чем больше смотрела на Уэста, тем больше уверялась, что это должен быть он. Я решила, что нет смысла ждать дальше. Надо действовать немедленно. Представьте мое удивление и недовольство, когда я пришла к нему и обнаружила, что он уехал всего несколько минут назад – по словам хозяйки его пансиона, отец послал за ним из-за плохого самочувствия матери. Я перескочила на все три близлежащие железнодорожные станции. Уэст нигде не появлялся. Не зная, что делать дальше, я прокралась в его комнату осмотреть вещи. И тут Кашкари с палочкой в руках оказался рядом со мной.

– Если принц передал тебе то, что я говорил ему, – обратился Кашкари к Иоланте, – тогда ты знаешь, что я попал в Итон из-за слов об Уинтервейле, сказанных кем-то в одном из моих снов. Но лишь совсем недавно я узнал, что говорила миссис Хэнкок. Принц был убежден, что она – преданный агент Атлантиды. Я надеялся, что это не так, но не имел доказательств. А сегодня миссис Хэнкок пришла на тренировку, что я счел странным, поскольку она почти никогда не покидала дома.

– Я хотела быть здесь, когда войдет Лиходей, – сказала миссис Хэнкок.

– Затем я увидел в окно, что она вновь уходит, последовал за ней, и это привело меня к дому Уэста. Когда она проникла в его комнату, я решил, что можно объясниться с ней там.

– Кашкари заявил, мол, он враг Лиходея, и если я тоже, то должна сказать об этом немедля. Оправившись от шока и страха, я потребовала соглашения о правде. Когда через четверть часа мы его разорвали, я посоветовала проверить записи об Уэсте в школьной канцелярии. Его отец – профессор в Оксфорде. Никто из нас там не был, так что мы не могли совершить скачок. Кашкари предложил свой летучий ковер. Придумав предлоги пропустить трапезу, мы полетели в Оксфорд. Семья как раз усаживалась за ужин. Мы спрятались в соседней комнате, но было вполне очевидно, что миссис Уэст пребывает в полном здравии. Тогда девочка спросила, приедет ли домой брат к ее дню рождения. И профессор Уэст ответил, мол, да, сегодня получил письмо, он будет дома в субботу через две недели. Мы ничего не понимали. Почему исчез Уэст? Неужели его кто-то обманул и похитил? И если он не Лиходей, то что имел в виду Икар, говоря, будто Лиходей войдет в дом миссис Долиш?

– Я почувствовал, что мы должны с вами поговорить, принц, – вмешался Кашкари. – Миссис Хэнкок согласилась, поскольку слышала, что ваша покойная мать была ясновидящей. Прошу, скажите, не оставила ли ее высочество хоть какие-то видения, способные нам помочь.

Иоланта могла бы до последнего слова предсказать, что ответит Тит, и он не отклонился ни на йоту:

– Прежде чем помочь, я потребую от вас обоих кровную клятву, что вы говорите правду и не пытаетесь причинить какого бы то ни было вреда Фэрфакс или мне сейчас или в будущем.

Кашкари кивнул. Миссис Хэнкок сглотнула и ответила неловким кивком. Тит вызвал язык зеленого пламени истины и удостоверил клятву.

– Теперь расходимся и встретимся здесь через пятнадцать минут после отбоя.

* * *

Через пятнадцать минут после выключения света, когда миссис Хэнкок и Кашкари вновь перескочили в комнату Фэрфакс, Тит выложил на стол Горнило.

– Дневник моей матери, содержащий записи всех ее видений, не показал ничего, связанного с Уэстом или Лиходеем. Но я могу отвести вас к Оракулу Тихих вод.

Сад Оракула отличался от того, что Тит видел в прошлый раз. Тогда – на пике весны – здесь тоже стояла ночь, но пахло распускающимися цветами, а тишину оживлял писк влюбленных насекомых. Сейчас фонари высвечивали голые ветви и шуршащие под ногами опавшие листья.

– Вы можете задать лишь один вопрос, который поможет кому-то другому, – сообщил Тит спутникам.

– Каждый из нас? – уточнил Кашкари.

– Нет. Она отвечает на один вопрос в неделю, если он хорош. И вы можете получить ответ лишь раз в жизни. Хотя иногда она говорит чуть больше, если вы ей нравитесь.

– Я бы хотела спросить. – Миссис Хэнкок поднялась по ступенькам, заглянула в бассейн и повернулась к остальным: – Не могу найти вопрос, отвечающий требованиям Оракула. Каждую ночь я думаю о мертвых, обо всех мертвых: своей сестре, Икаре и остальных, кого Лиходей убивал и мучил на протяжении жизни. Все эти годы меня вела потребность в правосудии. Вряд ли я могу честно сказать, что пытаюсь помочь кому-то из живых.

Прежде чем кто-то из присутствующих успел ответить, Оракул мягко рассмеялась серебристым голоском:

– Добро пожаловать, Гайа Архимедес, также известная как миссис Хэнкок. Я еще не встречала подобной честности. По крайней мере, ты понимаешь, что тобой руководит мщение за умерших.

– Спасибо, Оракул. Но это не поможет мне с вопросом, не так ли?

– Что ты жаждешь понять?

– Я хочу знать, прав ли был Икар. Действительно ли Лиходей вошел в дом миссис Долиш. И как я могу воспользоваться возможностью что-то изменить. Большую часть своей взрослой жизни я посвятила этим усилиям и не хочу провалиться сама или подвести мертвых, которые на меня рассчитывают.

– Я уверена, что как минимум одна живая душа от этого выиграет, – ласково сказала Оракул.

– Думаю, от этого выиграет весь магический мир. Но я не в состоянии назвать кого-то одного.

– Как насчет Уэста? – спросила Фэрфакс. – Если мы выясним, кто стоит за его похищением, это может ему помочь.

Лицо миссис Хэнкок скривилось от смертельной нерешительности. Тит понял ее нежелание – если у нее лишь один вопрос, то Уэст выглядит слишком незначительной фигурой, чтобы занимать центральное место.

– Есть другая возможность, – вмешался Тит. – Спросите Оракула, как вы можете помочь тому, кто больше всех нуждается в вашей помощи.

Именно так поступила Фэрфакс прошлой весной. Он думал, что она спрашивает о своем опекуне, и лишь позже узнал, как звучал вопрос.

«Помоги мне помочь тому, кто нуждается в этом больше всего».

И полученный ответ спас Тита.

Миссис Хэнкок поколебалась еще минуту. И наконец, стиснув зубы, произнесла:

– Должно быть, есть кто-то, кому я способна помочь, даже если не могу назвать его или ее. Скажи, как.

Воды бассейна превратились в яркое зеркало. Когда Оракул заговорила, твердые звучные слова будто исходили из самой земли под ногами:

– Если желаешь спасти запасных, уничтожь то, что осталось от Лиходея.

Миссис Хэнкок оглянулась, всем своим видом выражая непонимание.

– Поблагодарите ее, – одними губами показал Тит.

Она сделала это подавленным тоном.

Вода заколебалась, пошла паром, а затем вновь превратилась в милый пруд. Оракул устало сказала:

– Прощай, Гайа Архимедес. И да, ты видела ее прежде.

* * *

– Что имела в виду Оракул, говоря: «Ты видела ее прежде»? – спросила Иоланта, когда они вернулись в комнату.

– Думаю, эту книгу, – ответила миссис Хэнкок. – Но, конечно, я видела ее много раз. Принц годами хранил ее в своей комнате, а мне периодически требовалось устраивать там проверки и в порядке выполнения обязанностей у миссис Долиш, и в качестве соглядатая Атлантиды.

– Что осталось от Лиходея, – пробормотал Кашкари. – Что осталось от Лиходея. Чего ему недостает?

– Души. – Миссис Хэнкок не спрашивала, а утверждала. – Говорят, у того, кто занимается жертвенной магией, не остается души.

– Похоже, Лиходей не слишком-то печется о своей душе, – заметила Иоланта.

– Возможно, и печется. Может, он начал беспокоиться о душе, когда стало уже слишком поздно, – отозвался Тит. – И твердо настроен на продление своей жизни любыми доступными средствами, чтобы не выяснять, что происходит после смерти с человеком, лишенным души.

Иногда Иоланта забывала, как много он думает о жизни и смерти.

– А что, по-вашему, она подразумевала под запасными? – спросила миссис Хэнкок. – И почему мы должны хотеть их спасти?

– Не знаю, почему, – заговорил Кашкари, – но я все думаю о той книге о докторе Франкенштейне. Кто-то из вас ее читал?

Все покачали головами. Иоланта вспомнила, что Кашкари держал при себе упомянутый роман в тот день, когда Уинтервейл устроил смерч.

– Это об ученом, который собрал чудовище из частей человеческих тел, – продолжал Кашкари.

В голове будто бы закрутились колесики.

– Уэста разберут на запасные части?

Тит уставился на Иолу:

– Думаешь, «запасные» относится к Уэсту?

– Это имеет смысл, правда? Если тебе нужны части, не хотел бы ты, чтобы они выглядели твоими, а не чьи... – Охваченная удивлением и ужасом, она схватилась за край камина, прежде чем смогла продолжить: – Запасные. Запасные! Защити меня Фортуна. Думаешь, так он... Так он...

Тит выглядел столь же пораженным:

– Да. Должно быть, так.

– Что должно быть? – едва ли не прошептала миссис Хэнкок.

– Должно быть, так он воскресает.

Кашкари рухнул в кресло:

– До нас доходили слухи, но я никогда в них не верил.

– Я никогда не слышала подобных разговоров, – потрясенно сказала миссис Хэнкок. – Почему я их не слышала?

– Полагаю, Лиходей делал все возможное, чтобы до его людей такое не долетало. Ничего, даже отдаленно связанного с жертвенной магией, которая разрушила бы законность его правления.

Иоланта вновь обрела голос:

– Вот почему забрали Уэста. Не для того, чтобы разобрать по частям, но чтобы использовать целиком. – Она повернулась к Титу: – Помнишь, что говорили в Цитадели, когда Лиходей воскрес прошлым летом? Говорили, будто он вернулся более молодым и крепким, чем прежде.

– Потому что он вернулся в другом, но похожем теле, – согласился Тит. – Именно так он смог воскреснуть на следующий день после того, как на Кавказе взорвали его мозги, и выглядеть невредимым.

– Забрать чужое тело целиком – это страшная власть. Вы слышали о других подобных примерах? – слабым голосом спросила миссис Хенкок.

Кашкари покачал головой:

– Только в сказках.

– Значит, мы должны беспокоиться не о первом разе, когда Уэст вошел в дом миссис Долиш, а о следующем, – заметила Иоланта.

– Что ты имеешь в виду?

– В следующий раз, когда мы его увидим, это вполне может быть Лиходей, использующий тело Уэста.

Повисло молчание.

– Интересно, сколько времени занимает у Лиходея подготовка тела к использованию? – пробормотал Кашкари.

– Такое должно быть контакт-зависимым, – откликнулась Иоланта. – По крайней мере семьдесят два часа.

– Предположим худшее, – сказал Тит. – Предположим, что он вернется завтра.

Миссис Хэнкок заскулила, точно раненое животное:

– Что мы можем сделать? Сразу напасть на него?

Тит покачал головой:

– Бесполезно. Сейчас все мы знаем, что Лиходея можно уничтожить только в логовище, где находится его изначальное тело. Если мои сведения о жертвенной магии хоть в чем-то верны, то принося в жертву другого мага, Лиходей должен также пожертвовать чем-то своим. Именно поэтому он всегда ищет самого сильного стихийника – раз уж ему приходится отдавать часть себя, он старается извлечь из этого максимум. И я догадываюсь, что его выгода от убийства действительно феноменального мага должна быть в разы выше получаемого от более ординарных жертв.

– Откуда он может знать это наверняка? – недоумевал Кашкари. – Моего дядю убили прежде, чем Лиходей смог до него добраться. Девушка, вызвавшая молнию, по-прежнему избегает его лап, насколько всем известно. До них веками не появлялись великие маги стихий.

– Один был при жизни Лиходея, и наверняка в самой Атлантиде, – ответила Иоланта. – Я недавно просматривала старую книгу путешествий. В те времена, когда еще любой мог посетить Атлантиду, какие-то странники по пути туда наткнулись на невероятный водоворот. Лишь сильнейший стихийник мог создать воронку, которая существует почти два века спустя. Но я о таком никогда не слышала. Кто-то сомневается, что этот бедный чародей оказался первой жертвой Лиходея?

– И возможно, убив его, тот долгое время не нуждался в новых жертвоприношениях – ведь первое оказалось очень сильным, – добавил Кашкари. – А потом, когда эффект начал таять...

Тит кивнул:

– В любом случае, Лиходей здесь, поскольку отчаянно нуждается в следующем великом маге стихий – у него есть ограниченное количество частей тела, которые можно отдать, прежде чем он исчезнет. И наша задача – удостовериться, что он никогда не поймает этого мага.

– Но мы даже не знаем, где эта девушка с молниями.

– Не девушка с молниями, – поправил Тит. – Уинтервейл.

– Что? – одновременно вскрикнули Кашкари и миссис Хэнкок.

Тит кратко описал видение матери и затем воплощение этого видения в доме дяди Сазерленда.

На лицо Кашкари снизошел почти блаженный свет.

– Наконец-то! Я годами раздумывал об истинной цели, с которой защищаю Уинтервейла. Мы должны забрать его и уйти. Сейчас же.

– Ты можешь это сделать, – согласился Тит, – а я, к сожалению, нет. Я должен отчитываться о своем местонахождении каждые сутки. Если пропаду на семьдесят два часа, на трон посадят кого-нибудь другого. Так что я могу уйти лишь в самую последнюю минуту.

– И я, – добавила миссис Хэнкок. – Иначе мои надзиратели немедленно узнают, что что-то не так.

– А я уже говорил парням, что уезжаю в Америку, – вступила Иоланта. – Мой отъезд никого не удивит. Так что, если вам нужно, я могу забрать Уинтервейла в безопасное место.

– Ты можешь использовать мой запасной ковер, если не хочешь путешествовать немагическими средствами, – предложил Кашкари. – Он способен переносить более десяти пудов, пролетает около двухсот верст в час и может не касаться земли на протяжении восьмисот верст.

– Подождите минутку, – вмешалась миссис Хэнкок. – Почему Уинтервейл не участвует в наших обсуждениях?

Кашкари взглянул на Тита:

– Не знаю, каковы причины принца, но я назову свои. Через три недели после нашей встречи Уинтервейл показал мне фокус. Он сложил ладони, а когда раскрыл их, в воздухе повис крошечный язычок пламени. Он показал этот фокус не мне одному – уверен, его видела половина учеников с этого этажа, то есть, как минимум все, кто играет в крикет. После этого я пережил легкое потрясение. Я проехал тысячи верст, оставил семью, чтобы защищать этого мальчишку? Того, кто беспрестанно рисуется перед немагами, поскольку отчаянно нуждается в одобрении и восхищении? Поймите меня правильно. Мне очень нравится Уинтервейл, но я не думаю, что он сильно изменился за годы нашего знакомства, и не рискну доверить ему то, что надо сохранить в тайне.

– Значит, вы планируете забрать Уинтервейла в последнюю секунду, ничего ему не говоря? – с сомнением уточнила миссис Хэнкок.

– Его мать здесь, но не хочет, чтобы он об этом знал, – заметил Тит. – Мы все должны проявлять ту же осторожность.

На этом он закрыл тему.

* * *

Едва миссис Хэнкок и Кашкари ушли, Тит обнял Иоланту, и она прижалась к нему покрепче.

– Боишься?

– Цепенею от ужаса.

– Я тоже, – призналась она.

После разоблачений этого вечера в голове царила неразбериха. Хотелось лечь в постель и ненадолго забыться, но Иола боялась, что если действительно заснет, то, случись что посреди ночи, ее застанут врасплох.

– И подумать только, именно миссис Хэнкок ответственна за твое обучение вне Державы, в этой немагической школе, – продолжала она. – Правду говорят о причудливом сплетении нитей Фортуны.

– Ты оказалась права, наши с Лиходеем жизни всегда были тесно связаны. – Тит выдохнул. – Но что, если мы не справимся?

– Скорее всего. Ты это знаешь. Как и я – и все другие маги, когда-либо поднимавшие палочку против Атлантиды. – Иоланта поцеловала его в щеку. – Так что забудь об этом, и давай сосредоточимся на том, что нужно сделать.

Тит медленно кивнул:

– Ты права. Опять.

Она поставила чайник на очаг. Вряд ли они выспятся этой ночью, можно и чаю попить.

– В прошлый раз Атлантида установила вокруг школы закрытую для скачков зону и легко может это повторить. Только теперь у нас не будет портала в шкафу Уинтервейла.

– Но у нас есть несколько ковров: два у Кашкари, один у меня. Этого хватит, чтобы всех перевезти. Горнило в случае крайней необходимости может действовать как портал. Не говоря о том, что у тебя есть скачкозаменитель.

– Дай вершины Уинтервейлу. – Они должны пробыть в контакте с телом три дня, иначе не сработают. – Перенести его будет сложнее всех – гораздо лучше, если он сможет сам ими воспользоваться.

Тит открыл шкаф Иоланты и вынул жестянку с чаем.

– Хорошо. Уверен, я придумаю, что ему сказать, не выдавая всего.

И вновь это недоверие к Уинтервейлу.

– Твое суждение не может быть затуманено долгим знакомством с ним? Я чувствую, что после шторма он стал гораздо сдержаннее и скромнее.

– Вполне возможно, что я испытываю предубеждение против старого Уинтервейла, а не против нового. Но вспомни, его никто не ищет, зато все агенты Атлантиды по-прежнему ищут тебя.

Тит говорил это уже несколько раз, и Иоланта всегда принимала сказанное без вопросов. Но сейчас засомневалась.

– Ты уверен, что Уинтервейла не ищут? Он потопил атлантийский корабль. Даже если никто на борту не отправил сигнал бедствия и не выжил, чтобы рассказать о произошедшем, неужели Атлантида не станет расследовать исчезновение судна?

– Далберт приглядывает за ситуацией. Он ничего не слышал о «Морском волке».

На ум пришел недавний разговор с Купером. Тот неправильно скопировал слово. Что, если и Иоланта неверно прочитала название корабля? В конце концов, греческий всегда ее поражал.

– Возможно, я ошиблась в названии. Можешь спросить у Далберта, нет ли новостей о судне «Свирепом»?

Написанные заглавными буквами, слова «ΛΑΒΡΑΞ» («морской волк») и «ΛΑΒΡΟΣ» («свирепый») были достаточно похожи, чтобы вызвать путаницу.

– Спрошу сегодня же, – согласился Тит.

– Только выпей до ухода чаю.

Иоланта добавила дров в очаг, чтобы вода быстрее закипела. А когда Тит обнял ее со спины, положила голову ему на плечо.

– Почему мне кажется, что ситуация вот-вот выйдет из-под контроля?

– Наверное, потому что так и есть. – Он поцеловал ее в висок. – Отчасти мне хочется, чтобы ты была далеко, вне опасности и безумия. И все же я безмерно благодарен, что ты по-прежнему останешься здесь, со мной, когда разверзнется ад.