Англия

Через два часа после побега незваной гостьи из Цитадели Тит вошел в парадные двери своего пансиона в Итоне. Гостиная миссис Долиш – сплошь набивной ситец и вышитые цветочки – была, как всегда, опрятна и благовидна. Но стены сотрясались от топота и счастливых воплей тридцати пяти учеников, что сновали вверх-вниз по лестнице и приветствовали друзей, которых не видели с конца летнего семестра.

Горьковато-сладкое чувство ширилось в груди – в этом доме Тит провел самые счастливые часы своей жизни. И сейчас так и слышал хвастливые речи Фэрфакс и видел радостно-самоуверенное выражение на ее лице.

Он бросился бежать, расталкивая шумную компанию младших мальчиков, заполонивших гостиную, и перепрыгивая через три ступеньки за раз. На лестничной площадке второго этажа толпились старшие ученики – но Фэрфакс среди них не было.

Мелькнула мысль и их отпихнуть с дороги, но тут один из ребят, Лиандр Уинтервейл, обернулся и, заметив Тита, поприветствовал его крепким ударом по спине:

– Принц, уже слышал новость? Фэрфакс в числе двадцати двух. Как и я, естественно.

Не сразу до Тита дошел смысл слов Уинтервейла: тот говорил о крикете. В начале осеннего семестра выбирали двадцати двух мальчиков, делили на две группы, и весь год они играли друг против друга. А в летнем семестре лучшие одиннадцать игроков становились школьной командой и защищали честь Итона в сражениях с Хэрроу и Винчестером.

– А… сам-то Фэрфакс в курсе?

Уинтервейл усмехнулся:

– С тех пор, как узнал, не устает хвастаться.

В груди разлилось облегчение, голова закружилась. «Она здесь. Она смогла вернуться».

– И где он?

– Пошел с Купером на Хай-стрит.

Тит подавил разочарование:

– Это еще зачем?

– Конечно же, за всякой снедью для завтрашнего чая, а то нам нечего будет есть. – Уинтервейл будто и не заметил бушующих внутри него эмоций. – И кстати, Кашкари не сможет к нам присоединиться еще несколько дней. Миссис Долиш получила от него телеграмму. Пароход попал в шторм в Индийском океане, и он только сегодня добрался до Порт-Саида.

Целых четыре года Тит почти не обращал внимания на Кашкари – ученика-индийца, с которым они пили дневной чай, – ведь тот был прежде всего другом Уинтервейла. Но несколько месяцев назад Кашкари, сам того не ведая, сыграл решающую роль в спасении Тита от Атлантиды.

– Порт-Саид, – повторил он. – Следовательно, оттуда ему нужно добраться до порта Триеста, затем пересечь Альпы и проехать через Париж, прежде чем попасть сюда.

Всех летних каникул с трудом хватало, чтобы добраться из Англии в Индию и обратно. Кашкари повезло, если удалось хоть неделю провести с семьей в Хайдарабаде.

– Ты еще про Английский канал забыл. Вот где самый ужас! – Уинтервейл вздрогнул. – В первый год нашего изгнания отец захотел, чтобы семья получила опыт немагической жизни. Так мы пересекли Английский канал на пароходе, и я едва не вытошнил все свои кишки. С тех пор я зауважал немагов – ну, за те трудности и невзгоды, что они выносят.

Ему ничего не стоило сболтнуть подобное рядом с полудюжиной мальчишек. Слова «осмотрительность» и «предосторожность» для Уинтервейла значения не имели. Хорошо еще не заявлял в открытую, мол, я маг, но все равно, как и всегда, выпаливал первое, что приходит в голову.

Собственно, в этой искренности и беспечности крылась часть его обаяния.

– В любом случае, – продолжал Уинтервейл, – Кашкари не…

Его слова заглушили дружные крики «Фэрфакс!» и «Мы знаем, что ты один из двадцати двух, Фэрфакс!».

Тит крепко сжал перила и медленно, очень медленно обернулся. Но сквозь балюстраду удалось разглядеть лишь толпу младших учеников в коротких, до талии, пиджаках.

Тит спустился на ступеньку. Еще на одну. Затем на две. Пока наконец не увидел Фэрфакс в форме старшего ученика – накрахмаленной белой рубашке и черном пиджаке с фалдами, – которая шутя бранила мальчика, едва достававшего ей до плеча:

– Ну что за вопросы, Филпотт? Конечно, я войду в число лучших одиннадцати игроков. На самом деле, Уэст только глянет на меня и задрожит от страха, потому как я собираюсь вырвать звание капитана из его рук.

Беспечное выражение ее глаз, уверенность голоса и врожденная мягкость, с которой Фэрфакс взъерошила волосы Филпотта… Острая радость захлестнула Тита.

– Фэрфакс, ты никогда не думал о смирении?

Она вскинула голову и несколько долгих секунд не отрывала от него взгляда:

– Обязательно подумаю, как только вы, ваше высочество, научитесь вести себя в обществе.

Ее ответ сопровождался улыбкой, не той широкой ухмылкой, которой Фэрфакс ослепляла младших учеников, а легким поднятием уголков губ. И Тит тут же почувствовал ее облегчение, а следом и усталость.

Сердце сжалось. Но в тот же миг она вновь просияла и ткнула в плечо одного из старших мальчишек:

– Купер, хватит стоять истуканом! Поприветствуй Его Великолепие.

Купер демонстративно поклонился:

– Добро пожаловать, ваше высочество. Вы удостоили чести наше скромное обиталище своим августейшим присутствием.

Из всех пансионеров Фэрфакс питала наибольшую слабость именно к Куперу – за его бесхитростность и щенячью восторженность. И за наивный трепет, который бедняга испытывал перед королевской холодностью Тита.

Тому оставалось лишь придерживаться образа:

– Кто-то, возможно, решил бы, что мое августейшество может померкнуть из-за скромности вашего обиталища, но я не стану обращать внимание на такие мелочи.

Смех Фэрфакс был глубоким и насыщенным.

– Принц, твое смирение ослепляет, словно маяк в темнейшую ночь, – заметила она, поднимаясь по лестнице. – Мы можем лишь стремиться к такому сочетанию величия и скромности.

Сазерленд, стоявший за спиной Уинтервейла, так загоготал, что чуть не подавился яблоком.

Фэрфакс поравнялась с Титом. Удовольствие от близости с ней было почти болезненным. А ее легкое прикосновение к плечу – подобно удару током.

– Я рад, что у тебя получилось, Фэрфакс, – очень тихо произнес Тит.

Теперь он снова мог дышать. Теперь он снова стал целым.

* * *

Очнувшись в кромешной тьме, обнаженная, корчась от боли, Иоланта Сибурн нисколько не встревожилась: возвращение в человеческую форму после заклинания переоблачения всегда болезненно. Отсутствие памяти о часах, проведенных крошечной черепахой, тоже не особо беспокоило: без клятвы кровью, связывающей Иолу с принцем, ничто не обеспечивало непрерывность ее сознания во время смены облика.

Вот только тело окутывал холод, никак не связанный с ночной температурой – рядом не было Тита. Где же он? Так на него не похоже – не оставить теплого одеяла или записки с объяснениями.

Неужели его захватили атланты? И чтобы и Иоланту не постигла та же участь, Тит ее отослал? Чувствуя, как в ушах шумит кровь, она обошла комнату в поисках чего-нибудь, чем можно прикрыться.

И слегка успокоилась, обнаружив во вроде бы заброшенной хижине смену одежды, питательные батончики, монеты, да еще и студенческий пропуск, выданный небольшой консерваторией где-то на северо-востоке Державы. «Значит, меня не отправили в отчаянии куда попало». Что-то произошло, Титу пришлось выдворить Иоланту из замка, но из-за нехватки времени не в заранее подготовленное убежище, а во времянку.

Одевшись и съев половину батончика, Иола вышла из хижины, чтобы изучить свое новое местоположение. Замок находился верстах в пяти на север. Заклинание дальнозоркости помогло разглядеть флаг Державы – серебряного феникса на лазурном фоне, что плескался над самым высоким парапетом.

Иоланта нахмурилась. Если властитель Державы сейчас в своей резиденции, над замком должен реять его личный штандарт – феникс и виверна, оберегающие щит с семью коронами.

Где же Тит? Сердце сжалось от недоброго предчувствия. Пора было выбраться из гор и выяснить, что происходит.

Замок располагался у восточной гряды Лабиринтных гор. Теоретически, до равнины должно быть тридцать-сорок верст по прямой. Но когда горы двигаются сами по себе, без какого-либо ритма или схемы, «тридцать-сорок верст по прямой» могут обернуться неделей пешего хода.

Если, конечно, совсем не заплутаешь.

У Иоланты на дорогу ушло четыре дня, из которых два с половиной она думала, что безнадежно потерялась. К счастью, жители ближайших к горам деревень и городов привыкли к появлению заблудившихся туристов – грязных, сбитых с толку и отчаянно жаждущих вымыться и поесть. Иоланта же первым делом попросила газету. Приближалась годовщина коронации Тита, и по традиции это событие в Деламере отмечали парадом. Если его отменили, значит, принц в беде.

Но нет, газета сообщала, что парад пройдет завтра, и правитель Державы посетит несколько церемоний и вручит награды студентам-отличникам.

Добрый фермер предложил подбросить Иоланту на своей древней колеснице, которую тянул еще более древний пегас, до ближайшего городка. Мол, там она сможет воспользоваться переместителем и попасть в крупный город на пересечении скоростных трасс.

В груди все сжималось от страха: на скоростных путях вполне могли караулить агенты Атлантиды. Но Иоланта нуждалась в быстром транспорте, к тому же ее защищали чары неповторимости, не дававшие создать и распространить ее портрет.

Тем же вечером Иола прибыла в Деламер. А на следующий день после обеда увидела принца (с регентом и леди Калистой по бокам), пересекающего Дворцовый проспект на парящем балконе. Тит не надел орден деда в форме золотого солнца – знак, который показал бы, что он под домашним арестом или в плену любого другого рода. Но его окружало такое количество охраны и свиты, что едва ли получалось нормально дышать.

Иоланта не могла приблизиться к принцу, покуда вокруг него так много людей. Оставалось только опубликовать тайное послание в «Деламерском наблюдателе», отправиться в Итон и надеяться, что Титу также позволят вернуться в немагическую школу.

Столь скорый отъезд, да еще и в одиночестве – не так Иола представляла себе это лето. Она все раздумывала, не стоит ли задержаться в Деламере еще ненадолго, попробовать организовать встречу с Титом или самой заняться поисками учителя Хейвуда. Но в конце концов решила, что это слишком рискованно: в настроении столицы ощущалось какое-то трудноуловимое напряжение. Даже в очереди в продуктовой лавке народ шептался об агентах Атлантиды, которые в последнее время стали особенно активны.

Для моментального перемещения из Державы требовались документы, достать которые было неоткуда. Но со студенческим пропуском оказалось достаточно просто путешествовать по самому княжеству. Скоростными трассами и паромами Иоланта добралась до архипелага Мелюзины – одной из удаленных островных цепей.

В учебных стансах Горнила она встречала упоминание о секретном складе парусных лодок на самом южном острове архипелага. Ограничения Атлантиды для путешественников не распространялись на немагические способы передвижения, а значит, быстрый шлюп мог прекрасно помочь с побегом.

В открытом океане, по пути к острову Флориш на северо-западе Азорского архипелага, очень пригодилась власть над воздухом и водой. На месте Иоланта выторговала билет на китобойное судно до Понта-Делгада, а там перебралась на пароход до Мадейры.

Где предполагала задержаться, но сразу по прибытии узнала, что через два часа французский грузовой корабль снимается с якоря и отправляется в Южную Африку. Поколебавшись лишь минутку, Иола побежала к начальнику порта, чтобы выяснить, не берут ли французы еще и пассажиров.

Тит создал для Арчера Фэрфакса (чью личность она использовала в Итоне) прекрасную легенду, поселив его семью в Бечуаналенде, куда вряд ли могли заглянуть другие ученики. Но если агентам Атлантиды вдруг взбредет в головы поискать точное местоположение фермы семейства Фэрфакс – заклинание, столь действенное в школе, развеется как дым.

В Кейптауне Иоланта не стала задерживаться надолго, но все же успела запустить волну дезинформации, применив новую серию превратных заклятий. Теперь, стоит сюда сунуться излишне любопытным агентам, им сообщат, что Фэрфаксы только недавно уехали: дальний родственник умер и оставил миссис Фэрфакс приличную сумму денег, так что семья решила насладиться выпавшим им счастливым случаем, избавиться от фермы и отправиться в кругосветное путешествие. Без сына, конечно, ибо тому надлежало вернуться в Итон на осенний семестр.

Вполне уместная история, к тому же Иоланта всегда представляла вымышленных родителей Фэрфакса парой, которую привлек романтичный образ Африки, а вскоре разочаровала действительность. Ведь жизнь на ферме вряд ли пахнет романтикой, да и прибылью, если уж на то пошло, тоже. С неожиданным наследством Фэрфаксы могли с радостью отправиться на поиски неизведанного – приключений и острых ощущений, которых уже не получали от Африки.

В итоге, «устранив» так называемую семью на неопределенный срок, Иоланта забронировала себе спальное место на ближайший пароход до Ливерпуля. И следующие три недели надежды и страхи сражались за господство над ее сердцем. То она приходила в восторг от мысли, что снова увидит Тита, то впадала в панику: а вдруг он не вернется в Итон? Вдруг кому-то покажется более разумным держать принца в пределах Державы и на поводке покороче?

Чем ближе Иола подбиралась к Итону, тем сильнее беспокоилась. А уж когда прибыла в дом миссис Долиш и обнаружила, что Тит там не появлялся, ощутила неописуемый ужас.

Спасаясь от суматохи пансиона, Иоланта отправилась на Хай-стрит за снедью к чаю вместе с Купером. Тот весело болтал о других «двадцати двух» игроках в крикет, особенно про Уэста – того самого мальчика, которого прочили на место капитана школьной команды. Иола почти не слушала. Она преодолела тринадцать тысяч верст своим ходом не ради крикета, как бы он ей ни нравился.

– Просто не верится, что до конца тысяча восемьсот восемьдесят третьего года осталось всего четыре месяца, да? – заметил Купер, когда они снова оказались перед домом миссис Долиш.

– А сейчас тысяча восемьсот восемьдесят третий? – Иоланта сглотнула. – Я что-то позабыл.

– Как можно забыть, какой нынче год? – воскликнул Купер. – Я порой путаю дни недели, но не месяц и не год!

Потребовалось все ее мужество, чтобы открыть дверь пансиона. А там, посреди гостиной, окруженная младшими учениками, Иоланта наконец услышала голос Тита. И вдруг оказалась готова выиграть хоть сотню крикетных матчей, написать тысячу сочинений на латыни и провести всю жизнь среди десятков шумных и порою вонючих мальчишек.

«Он вернулся. Он в безопасности». В следующие несколько минут Иола едва ли сознавала, что говорит и делает, пока они не избавились от остальных ребят, ссылаясь на необходимость разобрать вещи принца.

Но только за ними закрылась дверь комнаты – Тит поцеловал Иоланту. И продолжал целовать, пока оба не начали задыхаться.

– Я так рад, что ты в безопасности, – выдохнул он, прижавшись своим лбом к ее.

Иоланта скользнула пальцами по плечам принца, по теплой, слегка колючей шерсти его дневного пальто. Тело под ее ладонями было худощавым, но сильным.

– Я боялась, что тебя не выпустят из Державы.

– Как ты сама выбралась?

Она прикоснулась к краю его воротника. Одежду Тита выстирали с экстрактом какого-то вечнозеленого растения, и его слабый аромат теперь напоминал Иоле о покрытых елями хребтах Лабиринтных гор.

– Я все расскажу, если угостишь меня чаем.

Властитель Державы тут же начал отстраняться:

– Немедленно заварю...

Но Иоланта была не готова так быстро разорвать объятия. Она сжала ладонями его лицо. Гуляя по Деламеру, она купила кулон с портретом Тита. И все лето напролет компанию ей составляло лишь это крошечное изображение. Сейчас же можно было упиваться оригиналом: темными волосами, слегка длиннее, чем ей помнилось; прямыми бровями, глубоко посаженными глазами.

Иола провела пальцем по нижней губе Тита. Его глаза потемнели. Он притиснул ее к стене и снова поцеловал.

– Так… сахар или сливки к чаю? – спросил через несколько минут, прерывисто дыша.

Иоланта улыбнулась и прижалась щекой к его плечу:

– Я скучала по тебе.

– Глупо было возвращаться в Державу вместе. Следовало догадаться, что, не найдя тебя в школе, Атлантида решит поискать там. И глаз с меня не спустит.

– Здесь нет твоей вины. Нас обоих усыпило ложное чувство защищенности.

Иола положила руку на лацкан его пиджака, и Тит накрыл ее своей:

– Ну разумеется, это именно моя вина. Я должен беречь тебя.

– Но мне не суждено отсиживаться в безопасности, – заявила Иоланта, потирая его ладонь большим пальцем. – Мне суждены жуткие трудности и героические сражения. Помнишь? Так предначертано.

Тит отстранился, на лице его отразилось искреннее удивление.

– Так теперь ты поверила?

А разве могла не поверить после всех этих мучительных и удивительных событий прошлого семестра?

– Конечно. А потому хватит извиняться, что не охраняешь меня днями напролет. Это мой путь, пусть немного опасный, но так хотя бы реакции не притупятся.

К удивлению в его глазах примешалась благодарность. Тит снова прижался ко лбу Иоланты, согрел ладонями ее лицо.

– Как же я рад, что это ты. Я бы не смог разделить все это ни с кем другим.

От надрыва в его голосе, в уголках глаз Иоланты загорелись неожиданные слезы. «Мы вместе до самого конца». Она дорожила этой уверенностью, хоть и страшилась ее.

– Я тебя уберегу, – мягко произнесла она. – Ничто и никто нас не разлучит. – А затем, потому что в этом семестре было еще слишком рано для рыданий, добавила: – Теперь налей мне чашечку чая и поведай, сколь ужасно было провести целое лето в пышном дворце в обществе самой красивой женщины на свете.

– М?

Приготовление чая отложилось еще на какое-то время.