Англия

– Смотри. – Иоланта вынула из ящика стола фотографию в рамке и протянула ее Уинтервейлу.

Тут же, в комнате Фэрфакса, находились и Купер с Титом. Сегодня был короткий день, и они только что вернулись с занятий. До полдника оставалось еще несколько часов, но Иоланта предложила угостить друзей пирогом с Хай-стрит, а пансионеры миссис Долиш от еды никогда не отказывались.

– Хорошенькая! – присвистнул Уинтервейл.

Купер, взяв у него рамку, согласился:

– Симпатичная.

– Я с ней целовался, – объявила Иоланта.

Тит, разглядывавший печенье в коробке, даже не поднял головы:

– Я убил больше драконов, чем ты целовал девушек, Фэрфакс.

– А сколько драконов вы убили, ваше высочество? – восторженно спросил Купер.

– Ни одного.

Уинтервей ткнул Иоланту локтем в бок:

– Фэрфакс, мне кажется, принц оскорбляет твою мужественность.

– Мой дорогой Уинтервейл, принц только что признался, что за всю жизнь не одолел ни одного огнедышащего зверя. Разве возможно, чтобы он оскорбил мою мужественность?

Тит посмотрел на них с понимающей улыбкой, и кожу Иоланты словно опалило жаром.

Купер сунул фотографию Титу:

– Принц, не желаете поглядеть на девушку, которую целовал Фэрфакс?

Тот едва удостоил снимок взглядом:

– Обыкновенная.

– Его высочеству завидно, потому что он сам бы хотел ее поцеловать, – заявила Иоланта.

– Я не целуюсь с простолюдинами, – парировал Тит, глядя ей прямо в глаза.

А ведь в ней совершенно точно не было ни капли аристократической крови. И он совершенно точно целовался с ней при каждой возможности.

– Тогда понятно, почему ты всегда не в духе, – съязвила Иола.

Остальные рассмеялись.

Дверь распахнулась и в комнату просунулась голова Сазерленда.

– Джентльмены, прекрасные новости: нас ждут сутки дебоша.

– Каждые сутки в моей жизни проходят в дебоше, – сказал Тит, снова вернувшись к печенью. – Можешь предложить что-нибудь получше?

Сазерленд растерялся. Он был одним из тех, кто считал Тита незначительным европейским князьком, правящим полуразвалившимся замком и клочком земли, но после событий четвертого июня стал относиться к нему с большим почтением. А теперь, стоя в дверях, лишь недоуменно моргал, не зная, что сказать.

– Не слушай его, Сазерленд. Его высочество в дебошах преуспел не больше, чем в убийстве драконов, – успокоила Иоланта. – Давай же, поведай о своих новостях подробнее.

Сазерленд смущенно прокашлялся:

– У моего дяди есть дом на берегу, в Норфолке. Он согласился предоставить его мне, чтобы я пригласил друзей. Можем съездить туда на субботу и воскресенье – поиграть в крикет, поохотиться, поубавить очень славную коллекцию коньяков.

Уинтервейл тут же вскочил:

– Я еду!

– А остальные? – Сазерленд обвел рукой комнату.

– Тоже, конечно, – ответил за всех Унитервейл.

– Отлично. Я попрошу дядю написать миссис Долиш, что он обеспечит нам должный надзор и подобающие занятия, укрепляющие душу и тело.

– В число которых, как я понимаю, входит убавление его весьма славной коллекции коньяка? – уточнила Иоланта.

– Именно! – подмигнул Сазерленд. – И если Кашкари вернется вовремя, передайте ему, что он тоже приглашен.

Он удалился, следом, прикончив запасы пирога, ушли и Уинтервейл с Купером. Тит остался, и, не спеша доедая булочку, смотрел на Иоланту с другого конца комнаты.

Вероятно, за лето он раздался в плечах и, пожалуй, чуть-чуть подрос. Но глаза оставались все теми же – и юными, и древними. А когда он так смотрел, только на нее... Иоланту снова бросило в жар.

Они целовались, когда только могли, но могли гораздо реже, чем ей хотелось. Она запирала дверь, только когда переодевалась или принимала ванну, и мальчики привыкли влетать в комнату сразу после стука, не дожидаясь ответа – а приходили к ней постоянно. Начни Иола запираться сейчас, так кто-нибудь вроде Купера мог при всех поинтересоваться, в чем дело.

В комнате принца безопаснее, но в последнее время его трудно было там застать: он сооружал новый вход в свою лабораторию, свернутое пространство, в которое сейчас удавалось проникнуть только через маяк в семи с лишним сотнях верст отсюда – слишком далеко, чтобы Иоланта могла перескакивать туда-обратно за день.

Но когда Тит закончит, она сможет попадать в лабораторию из бывшей пивоварни всего в нескольких верстах от Итона. Там они будут только вдвоем и в безопасности. Не говоря уже о том, что там лежит Горнило.

И думалось ей, в Горниле они будут не только целоваться.

– Что ты затеяла? – Тит подбородком указал на фотографию, оставленную Купером на столе. – Что это за девчонка?

– Девчонка, которая спасет твою шкуру.

Выражение его лица изменилось – он понял, что это сама Иоланта. Благодаря заклинанию неповторимости ее нельзя было изобразить похоже, но что, если сфотографировать? Она проверила, и на снимке красовался совершенно другой человек.

Подняв рамку, Тит изучил снимок девушки с точеными чертами лица, широко расставленными глазами и в модном тюрбане.

– Где ты ее сделала?

– Тенерифе на Канарских островах. На пути в Кейптаун.

Пароход полдня простоял в порту, пополняя припасы. Иола сошла на берег, погуляла, увидела студию фотографа и решила немного развлечься.

– Пожалуй, стоит пересмотреть свою позицию по поводу поцелуев простолюдинок, – сказал Тит.

– Приятно, что ты не скован предрассудками, – тихо ответила Иоланта.

Он снова смотрел на нее:

– Мне пора.

Она решилась:

– Ты выбрал место? Место в Горниле?

Где они смогут не только целоваться.

Он провел пальцем по спинке стула:

– Ты бывала в «Королеве Времен Года»?

– Нет.

В Горниле очень много сказок.

Тит не поднимал глаз:

– У нее есть летняя вилла.

Иола медленно подошла и положила руку на его черный кашемировый жилет, выглядывавший из-под форменного пиджака:

– Ты украшаешь для меня летнюю виллу?

Их взгляды встретились.

– Что, если и так?

– Просто помни, – улыбнулась она, – нигде никаких лепестков.

По лицу Тита пробежала тень смущения, но тут же исчезла.

– Я что, похож на того, кто будет где-то разбрасывать цветы?

– Да. – Иоланта улыбнулась еще шире. – Судя по твоему виду, ты можешь считать пару мешков розовых лепестков верхом романтичности.

Он притянул ее к себе для поцелуя на целых полсекунды:

– Ничего не обещаю.

И исчез, оставив ее одну, со все еще горящими губами.

* * *

На следующий день пополудни была первая тренировка по крикету.

Иоланта переоделась в форму и постучала в дверь Уинтервейла. Никто не ответил. Странно – ей казалось, что они собирались идти на тренировку вместе. А Уинтервейл к такому относился серьезно.

Она постучала еще раз:

– Уинтервейл! Ты там?

Раздался глухой звук, будто кто-то тяжело спрыгнул со стула. Она уже собиралась постучать еще, когда дверь раскрылась.

– Где принц? – нетерпеливо спросил Уинтервейл без предисловий.

– Ушел погулять. Я могу тебе чем-то помочь?

Губы еще договаривали слова, когда Иоланта увидела за его спиной незакрытую дверь платяного шкафа и поняла: вероятно, мать вызывает Уинтервейла домой. Обычно он добирался туда через портал в шкафу, но леди Уинтервейл перекрыла переход в июне, после того, как им без спросу воспользовалась Иоланта.

Ирония ситуации заключалась в том, что дальность скачков позволяла ей перенести друга к его дому в Лондоне. Но Иола не смела раскрыть ему свою тайну.

Уинтервейл запустил руку в волосы:

– Нет, мне нужен именно Тит.

– А, Уинтервейл, вот ты где, – сказала миссис Долиш, слегка запыхавшись после подъема по лестнице. – Я получила телеграмму от твоей матери. Ты срочно нужен дома. Я уже послала за экипажем, тебя отвезут на станцию. Доберешься до места часа за полтора.

Уинтервейл застонал:

– Полтора часа? Целая вечность! Если б только мне лучше удавались скачки!

– Что? – спросила миссис Долиш.

– Что? – повторила и Иоланта, поскольку ей не полагалось понимать таких слов.

Уинтервейл покачал головой, будто укоряя себя:

– Ничего. Благодарю, миссис Долиш. Я спущусь тотчас же. Фэрфакс, можешь извиниться за меня перед Уэстом? Я, скорее всего, не вернусь до ужина.

– Конечно.

Иоланта проводила его до ждавшего внизу экипажа, а потом в одиночку зашагала на тренировку. И уже приближаясь к полю, услышала чей-то оклик и обернулась.

Юноша лет девятнадцати, тоже в форме, высокий, длинноногий и стройный. Темно-русые волосы коротко стрижены, над губой вполне впечатляющие усы. Черты лица хотя и недостаточно правильные, чтобы назвать его классически красивым, но тем не менее весьма привлекательные.

Иола не сразу его узнала – раньше она его видела без усов и с волосами подлиннее.

– Уэст! Как раз тебя я и ищу. Уинтервейлу пришлось уехать по срочным семейным делам, он хотел, чтобы ты знал.

Уэст, как и Уинтервейл, был членом школьной команды в прошлом летнем семестре. То, что в команду попал Уинтервейл, взбудоражило весь пансион миссис Долиш. Однако Уэст игрок посильнее. Все ожидали, что именно он станет капитаном следующим летом.

Иоланта уже встречалась с ним во время школьного турнира. Ее команда проиграла, но матч удался, до самого конца было неясно, кто же победит.

Уэст протянул руку для приветствия:

– Надеюсь, ничего страшного не случилось.

– Думаю, нет, но его мать предпочитает, чтобы он был дома, когда она плохо себя чувствует.

Минуту-другую они шагали молча, потом Уэст спросил:

– Вы с Титом из Сакс-Лимбурга друзья, правда?

До четвертого июня, по мнению Иоланты, даже большинство пансионеров миссис Долиш были не в состоянии вспомнить название выдуманного прусского княжества, считавшегося родиной Тита. Но с того дня Иоле уже не раз приходилось отвечать на расспросы мальчишек: все видели величественных родственников принца, явившихся в школу, и им стало любопытно.

– Да, мы живем в соседних комнатах.

– Он кажется интересной личностью.

Отвечать не потребовалось – они дошли до питча и тренер по крикету подозвал Уэста поговорить. Но да, ее принц был бесконечно интересной личностью.

* * *

Бейкрест-хаус, имение дяди Сазерленда в Норфолке, стоял на высоком мысе, выдающемся в Северное море.

Мальчики пришли в полный восторг. Особенно Купер, который с воплями носился вверх и вниз, будто никогда в жизни не видел моря – или уж, если на то пошло, и дома.

Остальные ребята и Иоланта как раз собирались перекусить, когда Купер крикнул с верхнего балкона:

– Джентльмены, прибыл наш друг с субконтинента!

Иоланта с принцем переглянулись. Кашкари ей нравился. Кроме того, она была весьма благодарна ему за оказанную им с Титом помощь. И все же перед новой встречей с индийцем нервничала, и сильно: он внимательно слушал, и его проницательные глаза ничего не упускали.

Но к этому семестру она подготовилась лучше. За лето путешествий на пароходах перечитала немало книг из их библиотек, особенно обращая внимания на те, что касались политической географии Британской империи. А вернувшись на английский берег, ежедневно читала «Таймс». Когда было время, просматривала и «Дейли Телеграф», и «Иллюстрированные новости Лондона», и даже «Манчестер Гардиан» – временами Иоле казалось, что ни к одному экзамену в своей жизни она не готовилась так старательно, как к возвращению Кашкари.

Он выглядел все так же – волоокий, красивый, элегантный. Но через четверть часа напряжение начало отпускать Иоланту. Парень, пришедший в Бейкрест-хаус, будто и не обладал той обостренной наблюдательностью, которой она так страшилась.

Когда в ответ на его вопрос про каникулы и семью она рассказала, мол, Фэрфаксы получили наследство и продали ферму, Кашкари только кивнул и заметил, что они вовремя покинули Бечуаналенд, до того, как враждебность между англичанами и бурами вылилась в открытую войну.

И тут же справился про Уинтервейла:

– Кто-нибудь знает, что там стряслось с Уинтервейлом? Миссис Хэнкок сказала, он отправился домой в начале недели и до сих пор не вернулся.

– Да, – подтвердил Купер. – Так торопился, что даже бросил недоеденной булочку – а ты прекрасно знаешь, это не в его характере.

– Кто-нибудь видел, как он уезжал?

– Я видел, – сказала Иоланта.

На сей раз Кашкари посмотрел на нее внимательнее:

– Каким он выглядел?

– Раздосадованным, но явно не убитым горем.

Иоланта ждала, что Уинтервейл вернется через день. Когда прошло два, а он так и не показался, она забеспокоилась. Однако Тит заверил, что Уинтервейлу порой приходится и на неделю отлучаться, когда его матери нужно.

– Но он ведь должен вскоре появиться? – чуть помрачнев, спросил Кашкари.

– Не удивлюсь, если он завтра приедет прямо сюда. Ты же знаешь Уинтервейла, по своей воле он такое не пропускает, – влез Сазерленд. – Но вернемся к собственным делам, джентльмены. Как насчет того, чтобы спуститься на пляж, развести костер и рассказывать в темноте истории о призраках?

Купер разве что не взвизгнул:

– Обожаю истории о призраках!

Тит покосился на него. Он всегда смотрел на Купера как на спаниеля, каким-то образом ухитряющегося общаться на человеческом языке, но сейчас, кажется, начинал проявлять к нему немного благосклонности.

Однако заговорил он как великий принц, кого дела простых смертных совершенно не волнуют:

– Простолюдины со своим энтузиазмом! А где же обещанный коньяк?

Когда они направились на пляж, уже вечерело. Ветер с моря стал сильнее и громче. Над головами кружили чайки, пытаясь в тающем свете ухватить последний кусочек ужина.

Иоланта, собирая плавняк, не удержалась и тряхнула головой: величайший стихийный маг поколения, которому нельзя щелкнуть пальцами и вызвать столб пламени! К тому времени, как они развели костер и жир с колбасок начал капать в огонь, совсем стемнело, появились первые звезды, словно булавочные точки на чернильном небе.

Повествования о призраках начались с посещения Купером заколдованной хижины, а продолжились рассказами о том, как дядя Сазерленда побывал на особенно жутком спиритическом сеансе, и как настойчивый дух преследовал прадеда Кашкари, пока тот не отстроил заново дом, сожженный во время фестиваля огней. Вкладом Иоланты стала байка, вычитанная в газете. Тит, удивив ее – и, вероятно, всех остальных, – поведал леденящую кровь историю про некроманта, собравшего армию мертвецов.

Когда все страшилки были рассказаны, а все принесенные с собой колбаски зажарены и съедены, Сазерленд вытащил еще бутылку коньяка. Иоланта и принц только подносили ее к губам, но не пили – во что угодно с сильным вкусом можно подмешать сыворотку правды или другое опасное зелье. Все остальные прикладывались с большим или меньшим усердием. В частности, Кашкари поразил Иоланту, отхлебывая без стеснения – она полагала, что он если и пьет спиртное, то очень умеренно.

Все притихли, и так и молчали. Ребята смотрели на огонь. Иоланта наблюдала за игрой света и тени на их лицах, уделяя особое внимание Кашкари. Тит тоже сосредоточился на нем.

Что-то с Мохандасом было не то.

– Не знаю, что буду делать, – вдруг ни с того ни с сего начал Купер. – Отец ждет не дождется, когда я начну работать в его адвокатской конторе. А я, кажется, никогда не смогу сказать ему, что право меня совершенно не интересует.

Иоланту неожиданный поворот беседы ошеломил.

– А чем ты хочешь заниматься?

– В том-то и дело. Понятия не имею. Не могу же я пойти к родителю и заявить: «Извини, папочка, не знаю, что мне нравится, но твое дело точно ненавижу». – Он схватил протянутую бутылку. – Тебе, Сазерленд, по крайней мере можно не выбирать профессию. Тебя ждет графство.

Сазерленд фыркнул:

– Ты его видел, это графство? Еще немного, и одни руины останутся. Мне придется жениться на первой же согласной наследнице, и, скорее всего, следующие лет пятьдесят мы с ней будем друг друга ненавидеть.

Теперь все с ожиданием смотрели на Иоланту. Она начала понимать: спиртное было сывороткой правды немагов – разве что они принимали его добровольно и делились под его влиянием тем, что не могли заставить себя произнести трезвыми.

– Я, наверное, недолго задержусь в школе. Родители решили, что после кругосветного путешествия купят ранчо на американском Западе, а именно, в Вайоминге. И чувствую, они захотят, чтобы я поехал к ним, помогать.

Так они с Титом договорились объяснять, если придется, вероятное внезапное исчезновение Фэрфакса из школы.

– Я тоже не задержусь, – сказал Тит. – Дома враги на мой трон нацелились.

Его слова вызвали дружный вздох; громче всех, естественно, охнул Купер.

– Но переворота же не будет? – неуверенным голосом спросил он.

– Кто знает? – пожал плечами Тит. – За моей спиной плетутся всяческие интриги. Но не волнуйся, Купер. Что принадлежит мне, моим и останется.

Купер покачнулся. Иоланте даже показалось, что он может свалиться под влиянием одновременно коньяка и волнения – редко Тит обращался к нему не с приказом освободить помещение.

Но тут Купер выпрямился, и мальчики обернулись к Кашкари, который знаком попросил передать ему бутыль:

– Если бы этот разговор состоялся до того, как я поехал домой на каникулы, я бы поднял руки и сказал: «Извините, ребята, мне, если честно, не на что жаловаться». – Он глотнул коньяка. – Но потом я приехал домой как раз вовремя, чтобы отпраздновать помолвку брата. Как оказалось, мой брат собирается жениться на девушке моей мечты.

Иоланта поразилась. Даже не самим откровениям Кашкари, а тому, что он поделился чем-то настолько личным. Конечно, она знала его всего несколько месяцев, но ничто в нем ни в малейшей степени не предполагало, что он из тех, кто раскрывает душу.

– Боже мой, – пробормотал Купер, – мне так жаль.

– Ты выразил мои чувства. – Кашкари мрачно улыбнулся и снова поднял бутыль: – За жизнь, которая рано или поздно даст тебе в зубы.

* * *

Летняя вилла Королевы Времен Года стояла на узком полуострове, врезавшемся в глубокое, питаемое ледниками озеро. Солнце только что показалось над окружавшими озеро пиками; вода была почти того же цвета, как и роскошный плющ, увивавший стены кремового дома.

Тит стоял на террасе с видом на озеро под увитой лозами колоннадой, с которой свисали гроздья янтарных цветов.

Все здесь выглядело прекрасно и рано утром, и при свете луны. Ни одно место не могло быть достаточно совершенным для Фэрфакс, но это – почти совершенно.

«И жили они долго и счастливо».

Из Горнила он вышел в более обыденную обстановку лаборатории. После того, как они с Фэрфакс, подпихивая и подталкивая, довели сильно опьяневших ребят обратно в дом, Тит отправился работать. Мальчики вряд ли проспятся раньше полудня, а он хотел поскорее закончить сооружение нового входа.

Мало ли что случится завтра. Особенно с ним.

Тит зевнул. Было уже почти девять утра. Он вышел из лаборатории в заброшенный хлев в Кенте. И оттуда быстро перескочил в свою комнату в Бейкрест-хаус.

Фэрфакс сидела там, ждала его, перелистывая страницы снятой с полки книги – из почтения к его положению, Титу выделили лучшую комнату в доме, с отдельной ванной, широким балконом, выходящим в сторону моря, и двумя полками книг в кожаных переплетах.

– Готов? – спросила она, имея в виду новый вход в лабораторию.

– Почти. Нужно выждать еще примерно сутки, и останется последний этап.

– Я скучаю по Горнилу, – вздохнула Фэрфакс. – С тех пор, как я была в нем, уже три месяца прошло.

После четвертого июня Тит держал свою копию Горнила в лаборатории, чтобы Атлантида не смогла ее конфисковать. В монастыре среди Лабиринтных гор хранилась еще одна копия, но летом ни одному из них не удалось там побывать.

– Осталось недолго.

– Много цветов разбросал? Небось, несколько мешков? – поддразнила Фэрфакс.

Бочек.

– Не скажу.

– Ладно, я же не ради декора туда собираюсь, – ухмыльнулась она. – Ложись спать. У тебя усталый вид.

Тит упал спиной на кровать:

– Старею. Раньше, бывало, не спал ночами и от этого только лучше выглядел.

– Зеркала тебе лгали. – Фэрфакс накрыла его одеялом.

Взяв ее за руку, он поцеловал подушечки пальцев.

– Спасибо тебе. За все.

– Ну что тут скажешь? – Голос доносился уже словно издалека. – Эта дама любит спасать принцев в беде.

Тит улыбнулся и провалился в сон.

И когда проснулся, все еще улыбался.

Ему привиделось, что они вдвоем сидят на декоративном парапете на террасе летней виллы Королевы Времен Года. И вместо того, чтобы целоваться, Фэрфакс рассказывает ему какую-то длинную мудреную шутку.

Проснулся Тит от смеха – хотя сейчас, открыв глаза, не мог вспомнить, что же она сказала.

И тут же услышал ее через оставленное приоткрытым окно. Она снаружи разговаривала с Купером. Шум прибоя и ветер не давали разобрать слова, но ясно было, что Фэрфакс рядом, в безопасности, в хорошем настроении.

Тит сел и рукой оперся на что-то твердое на кровати – брошенную ею книгу. Взгляд упал на небольшие, богато украшенные часы на подоконнике: четырнадцать минут третьего.

Интересно. Именно в это время, согласно предсказанию матери, он увидел проявление стихийной магии, изменившее жизни всех с ним связанных. Из-за этого предсказания Тит всегда, когда находился в замке, после обеда ложился в постель, и Далберт будил его точно в четырнадцать минут третьего, чтобы все случилось до последней мелочи так, как предрешено.

Тит вышел на балкон, на свежий ветер с моря. На горизонте собирался шторм, но здесь погода была еще солнечной и теплой – по крайней мере, настолько, насколько может быть теплой погода в начале осени на берегу Северного моря. Внизу на газоне Купер и Фэрфакс играли в крокет. Оба помахали ему, приветствуя. Тит царственно кивнул в ответ.

– Не хотите ли присоединиться к нам, ваше высочество? – крикнул Купер.

Уже собравшийся ответить Тит почувствовал, что его палочка вдруг нагрелась. И начала ритмично менять температуру, становясь то горячей, то прохладной: палочка передавала призыв о помощи. И не простой, а корабельный, сигнал о бедствии на воде.

Где-то рядом есть корабль магов?

– Минут через пять, – отозвался Тит.

Он смотрел на море, но никаких судов не видел. Фэрфакс тоже искала. Она, видимо, почувствовала сигнал его запасной палочки, которую носила в сапоге.

Тит наложил заклинание дальнозоркости – и был потрясен. В семи верстах, посреди Северного моря, плыл атлантийский корабль. Нет, совсем не боевой, но гораздо крупнее патрульных катеров. Корвет для преследования в море.

Кого он догоняет?

Обнаружить шлюпку, удирающую от корвета, удалось через несколько секунд.

Тита ждало еще одно потрясение: единственным пассажиром шлюпки оказался Уинтервейл.