Вот уже полчаса Шарлотта мычит песню из фильма «Скуби-Ду», как будто находит ее чрезвычайно забавной. Джули пытается вспомнить все, что когда-либо слышала о поворотниках, фарах и «мягких» («приходится изо всех сил их пинать, но не думай, они правда работают») тормозах. Однако она еще не вполне освоилась, и когда ей хочется повернуть, она зачем-то включает «дворники». Перед каждой остановкой ей приходится несколько секунд вспоминать, как это делается. Она упорно думает о дорожных щитах, на которых специально для лихачей изображен ребенок, сбитый машиной, – наглядная иллюстрация, чтобы не забывали: длина тормозного пробега зависит от скорости езды. Джули сомневается, что ей удастся вовремя остановить этот чертов фургон.

– Я не уверена, что это безопасно, – говорит она.

– Возможно, к этому просто нужно привыкнуть, – откликается Шарлотта.

– Ты уверена, что нас не накололи?

– Уверена. Та парочка была абсолютно честной.

Джули думает о людях, продавших им фургон. Женщина, бледная и худая, с чайным полотенцем на плече, держала на руках младенца. У мужика была трехдневная щетина, пивное брюшко и мобильник на поясе. Он сказал, что, если они не возьмут фургон прямо сейчас, ему придется продать его некой даме из Мелдона, обещавшей вернуться за фургоном завтра, когда получит наличные в банке.

– Откуда ты знаешь, что они честные? – спрашивает Джули.

– Марк ремонтировал и перепродавал машины, помнишь? Мы с ним вечно покупали всякие колымаги. Волей-неволей вырабатывается своего рода нюх.

– На колымаги, что ли?

– Нет, тупица ты этакая, на честных людей.

– Как ты думаешь, Шантель понравится?

– Не поняла?

– Ну, строго говоря, фургон принадлежит ей.

– Да, она будет в восторге. То есть если ей нравится песня «Скуби-Ду».

– Ты уверена, что Машина Тайн была оранжевой? По-моему, нет.

Шарлотта на минутку задумывается.

– Может, оранжевой с синим.

Сегодня все было весело: собрание комитета «Выход», потом Шантель, а теперь этот странный, сюрреалистический шоппинг-тур с Шарлоттой. Их чуть не выгнали из «Хоумбейс» за то, что они хохотали как ненормальные, пытались поднять на дыбы неуправляемую тележку для покупок и вообще слишком громко болтали о скафандрах, резиновых перчатках и шлангах. Теперь на улице темно, идет дождь, и Джули внезапно пронзают одиночество и ностальгия, будто она отчаянно хочет вернуться домой, но не может вспомнить, где он, ее дом. Что-то по-прежнему ее тревожит.

– Этот парень Вэй… какой он? – спрашивает она. Шарлотта пожимает плечами:

– Очень милый. Он друг мужа Джемаймы.

– Чьего мужа?

– Джемаймы. Одной моей подружки-хиппушки. Она ужасно прикольная. Мы познакомилась в йоговском приюте – я про него рассказывала.

Джули смеется.

– До сих пор не могу представить тебя в йоговском приюте.

– Почему?

– Не знаю. Может, все дело в слове приют.

– Как это?

– Приют подразумевает бегство от чего-то. Мне никогда не верилось, что ты такая – ну, знаешь, что тебе может понадобиться убежище.

– В смысле?

Джули чувствует, что ее мозг, как обычно, начинает логические выкладки: связи и уравнения шутихами вспыхивают в голове, превращая весь мир в математические формулы. И все же мыслит она четко и ясно.

– Слабость, – говорит она. – Все эти нью-эйджевские дела. Все это от слабости, так ведь? Приюты, жертвы… жертвы чьей-то жестокости, загрязнения окружающей среды, химической промышленности или еще чего… зависимость, одним словом. Сама знаешь, как себя ведут типчики из «Хрустального шара» – будто они умрут, стоит им случайно вдохнуть дым от одной-единственной сигареты или оказаться на расстоянии ментального контакта от мобильника или микроволновки. И все эти словечки типа «цельности». Почему бы просто не сказать «здоровье» или еще как-нибудь? Все это, блин, какие-то телячьи нежности, будто люди, которые этим увлекаются, слишком слабы и больше ничем не могут заниматься.

Шарлотта смеется.

– Ну да, отчасти так и есть, – говорит она. – Но можно заниматься йогой и не быть такой, как они. Если честно, мы так и скорешились с Джемаймой. В приюте жили и полные отморозки, и мы сбегали и тайком покуривали, чтобы хоть ненадолго избавиться от их общества. Однако с чего это ты так взъелась на нью-эйдж?

– Сама не знаю, – говорит Джули, включая поворотник и сворачивая направо, на Главную улицу.

– Ты же у нас обычно Мисс У-Меня-Нет-Мнения.

– Я знаю. Обычно я не говорю того, что думаю.

– Это не объясняет, почему ты вдруг взъелась на нью-эйдж, – замечает Шарлотта, скручивая сигарету на колене.

– Просто я беспокоюсь за Люка. Не хочу, чтобы он попал в лапы к какому-нибудь уроду. – Одна из передач заедает, раздается ужасный скрежет. – Господи Иисусе, – говорит Джули. – Эту махину так трудно вести.

– Остынь, детка. Все будет о'кей.

Фургон выравнивается, и Джули надеется, что казусов с передачей больше не будет.

– Ну, значит, эта Джемайма… выходит, с ней все в порядке?

– Да, она молодчина. Очень трезво смотрит на все эти вещи. Джемайма точно не урод.

– И вы собираетесь в Индию вместе?

– Ага. На самом деле я хочу остаться с ней и ее мужем в Уэльсе, пока не придет время ехать. Так что возвращаться тебе придется без меня.

– О… о'кей. Это круто. – Джули вспоминает, какой подфарник включен, и дает сигнал левого поворота. Чудное это ощущение – сидеть так высоко и смотреть на машины не сзади, а сверху. – А Вэй тоже увлекается аюрведой?

– Не-а. Он даос.

– Кто-кто?

– Даос. Дао. Это такая китайская штучка.

У Джули вдруг возникает ощущение, что эти люди берут свои религии в какой-нибудь местной забегаловке – навынос, как еду. С ее точки зрения, все это слишком отдает «Хрустальным шаром». Вот в чем беда с этими людьми: они так озабочены возней с ростками люцерны, морковным соком и всякими странными аллергиями и фобиями, что не узнали бы настоящую болезнь, даже если бы та подкралась и прикончила их. Джули по крайней мере признает – пусть только наедине с самой собой, – что боится. Но каким бы страшным ни был мир, Джули уверена: спасенье не в морковном соке. Недавно она зашла в «Хрустальный шар», и ее попросили уйти, когда у нее зазвенел мобильник. Она искала какую-нибудь книжку о преодолении страха, так как начала подумывать – а может, ей действительно стоит посмотреть в лицо своим проблемам. И тут зазвенел ее дурацкий телефон – это был Люк, он в ней нуждался; только ради него она и купила мобильник, – и менеджер накинулся на нее: мол, ты принесла в магазин дурные вибрации, выход вон там.

– Короче, Вэй не урод, – говорит Шарлотта, глядя на Джули. – Он серьезный чувак.

– В каком плане?

– Ну, начнем с того, что он на самом деле китаец.

– И?

– Ну, большинство людей, увлекающихся даосизмом, дзэном или буддизмом, серьезными не назовешь, правда? Они просто бородатые парни из Суррея, которые хотят расширить сознание и все такое. Это мило, но доверия они как-то не вызывают. Я слыхала про одного типа, который выдавал себя за китайца-травника только потому, что прочитал об этом книжку и хотел открыть собственный бизнес, потому что пережил какой-то нервный срыв и был вынужден бросить работу, ну, типа, навсегда…

Джули перебивает:

– Вот что еще есть общего у последователей нью-эйджа – все они работают сами на себя. Почему?

– Потому что слишком заморочены и не могут удержаться на настоящей работе, – говорит Шарлотта.

Джули смеется.

– Я думала, ты такой и станешь.

– Ну что ты, детка. Я просто увлекаюсь йогой. Начинай беспокоиться, когда я брошу курить. Короче, этот парень, которому пришлось бросить работу, китайскими травами чуть кого-то не прикончил. Он неправильно понял одну из своих книжек – или переводчик с китайского что-то напутал, – и в результате вышел полный пиздец.

– Господи. Не могу сказать, что ты меня успокоила. Так чем таким отличается Вэй?

– Он абсолютно… Ну, я не знаю. Он просто… серьезный чувак, как я и сказала.

– Погоди… я так поняла, ты с ним не встречалась?

– Я сказала, что толком его не знаю. Я видела его лишь раз, и то пару минут.

– И?

– Это было словно вдруг включили свет, а я даже не сознавала, что было темно. Честное слово, Джул, я бы не стала знакомить его с Люком, если бы не была уверена, что он сможет помочь. Он действительно не такой, как все.

– А откуда его знает твоя подружка?

– Ее муж Уолтер редактирует книгу – то ли «Медитация на автостраде», то ли «Бетонная карма», что-то такое. Про то, как использовать нью-эйджевское мышление для облегчения стрессов современной жизни. Вэй пишет для нее одну главу. Вот как я про него услышала.

– Так, значит, он писатель?

– Нет, не думаю. Он больше известен своими лекциями. Уолтер подкатил к нему с предложением насчет книги, и, по-моему, сначала Вэй сказал «нет», потому что затея была слишком коммерческой. Тогда Уолтер пообещал, что пожертвует значительную часть прибыли «Свободному Тибету», и Вэй согласился. Они его доставили сюда самолетом. Это потрясающе, что Люк сможет увидеться с Вэем. Знаешь, Вэй действительно знаменит.

– Доставили самолетом? – переспрашивает Джули. – Прямо из Китая?

– Нет, из Америки. Он был изгнан из Китая.

– О. Что ж, наверное, тогда всяко лучше иметь дело с ним, чем с каким-нибудь бородатым чокнутым английским мошенником.

– Ты правда ненавидишь нью-эйдж, а?

– Да.

– Почему?

– Ты ведь не была знакома с моей мамой?

– Нет. Она же куда-то уехала?

– Да. Она всерьез увлекалась нью-эйджевскими делами, хотя тогда это еще не называлось нью-эйдж.

Ну, я не знаю, просто очередная хипповская заморочка или типа того. Ох, как меня тошнило от мунго-вой фасоли, семечек подсолнуха, турецкого гороха и от того, что все приходилось есть с кориандром…

– Я люблю кориандр.

– А я ненавижу. От одного запаха меня выворачивает.

– По-моему, ты сильно сердита на свою маму, а? – говорит Шарлотта.

Джули вздыхает.

– Ох, на самом деле я не хочу в это углубляться.

– Не хочешь давать выход своему гневу, типа того?

Джули смеется.

– Прости, – говорит она. – Что-то я и вправду на этом зациклилась. Умолкаю.

– Не беспокойся, детка. Все пучком.

– Ну, тогда расскажи мне, как ты увлеклась аюрведой.

– Ага, а ты начнешь обвинять меня в том, что я фанатка нью-эйджа.

– Нет, не начну. Я знаю, что ты не фанатка.

– О'кей, слушай… По-моему, я тебе не рассказывала, но я чуть не загнулась после того, как уехала с Уинди-Клоуз – слишком много бухла и кокса, а порой даже герыча…

– Шарлотта!

– Я знаю… Короче, мне нужно было найти какую-то альтернативу или сдохнуть, такие вот дела.

– Господи. И что ты сделала?

– Я позвонила «Самаритянам».

– Из-за наркотиков?

– На самом деле нет. Хотя отчасти да. Я думала, мой дом оккупировали мухи.

Джули не может удержаться от смеха.

– Мухи?

– Ага. Тетка-психолог сказала, что у меня стресс, и посоветовала мне научиться медитации.

– Мне казалось, что им не положено советовать.

– Не думаю, что можно злоупотребить медитацией, Джул. – Шарлотта улыбается. – В общем, случай с мухами стал последней каплей. Я поняла, что нахожусь на грани бзика, и записалась на курс медитации в «Центр обучения для взрослых», а потом весь наш класс занялся йогой, и я решила остаться – в основном потому, что после медитации мне было как-то не по себе, я не могла двигаться, а еще потому, что учитель выглядел очень сексуально. В общем, через пару занятий мне стало получше. Я спросила учителя, не стоит ли мне до кучи изменить свой рацион – не знаю, зачем, само с языка слетело; я не сомневалась, что мне велят отказаться от бухла, кофе, курева, шоколада и всякой химии, как и при любой гребаной диете, но этот мужик просто оглядел меня с ног до головы и сказал: «Попробуй с недельку питаться так: овсянка на завтрак, рисовый пудинг и банан на обед, рис со сливочным маслом на ужин, а потом любые сладкие фрукты и мед – и не смотри телевизор во время еды». Я подумала, что он бредит, но звучало это вполне симпатично, так что я попробовала. Через несколько недель мне стало так хорошо, что я решила спросить, в чем хитрость этой диеты, и он объяснил мне основы аюрведы. Потом я отправилась в приют, встретила Джемайму и узнала от нее про эти курсы в Индии. Учиться можно за бесплатно, но ученик обязан передавать свои знания другим. Это круто.

– Ты действительно превратилась в хиппи, – говорит Джули, качая головой.

– Здорово, правда? Новая я определенно лучше прежней.

К трем утра скафандр почти закончен.

– Не могу поверить, что мы это сделали, – говорит Шарлотта.

– Ты ничего не сделала! – возмущается Шантель. – Ты всю ночь сидела в углу и курила свои самокрутки.

– Да, – соглашается Шарлотта. – Я руководила.

Дэвид скотчем приматывает к сапогам серебряную фольгу.

– Готовчинский, – бормочет он.

– Когда пойдем смотреть на фургон? – спрашивает Лиэнна.

Джули и Шарлотта запарковали его в промзоне, чтобы не возбуждать подозрений на Уинди-Клоуз. После того как они вернулись к Люку, Джули изучала карту, а Шарлотта сидела в углу и давала разные непрактичные советы насчет скафандра. Лиэнна тихо сшивала куски, которые ей велели сшить, и трудно было сказать, в настроении она или нет. Шантель и Дэвид сделали почти всю серьезную работу, а Люк тем временем думал о том, что скоро взаправду уедет из дома, и волновался все больше.

– Если хотите, можете все пойти глянуть, когда закончим, – говорит Шарлотта.

– Люк мог бы опробовать свой скафандр, – предлагает Шантель.

– Нет, – возражает Джули. – Джин узнает. Мы не можем рисковать до завтра.

– Ну, так каков план? – спрашивает Шантель. – Как мы завтра улизнем?

Джули поднимает взгляд от карты.

– Мы этого до сих пор не продумали, – говорит она. – Лучше сделать это сейчас. Впрочем, особых трудностей не предвидится – завтра вечером Джин едет в «Бинго» с Доной и Мишель, так что мы отчалим, пока их не будет.

– Ты собираешься оставить записку или что-нибудь в этом роде? – спрашивает Шарлотта.

У Люка вдруг делается несчастное лицо.

– Я правда не знаю, – говорит он. – Мама всегда говорила… ох, неважно.

– Что она всегда говорила? – любопытствует Шантель.

– Она всегда говорила, что покончит с собой, если я выйду наружу.

– Что-о? Мать моя женщина, это безумие, – говорит Шарлотта. – Это ж настоящий, мать его, эмоциональный шантаж.

– Это было очень давно, – объясняет Люк. – Она так делала для моей же пользы…

– Не понимаю, как такое может пойти кому-то на пользу, – перебивает Шарлотта.

– Ну хватит, – говорит он. – Тебя тут не было.

– Ты мне никогда не говорил, – вдруг упрекает Джули.

– Это было до того, как ты сюда переехала. Она так говорила, потому что я все пытался, ну. я не знаю, сбежать. Мне было лет семь-восемь, и я все придумывал планы побега – тогда я еще не понимал, что такое смерть, и мне было все равно, умру я или нет, – я просто хотел выйти в мир, не сидеть взаперти.

– Что ж, вполне понятно, – говорит Шарлотта.

– Твоя мама, должно быть, ужасно беспокоилась, – замечает Шантель.

– Беспокоилась, – кивает Люк. – Потому и делала так.

Шарлотта явно собирается что-то добавить, но воздерживается.

– И все равно это чертовски жестоко, – говорит Дэвид, наматывая последний виток скотча на резиновый сапог.

– Да, но мне была нужна встряска. Я мог себя угробить.

– Наверное, она подумала о единственной вещи, которая была для тебя важнее, чем ты сам, – говорит Шантель.

– Точно, – откликается Люк. – Если честно, я думаю, она вела себя отважно.

– А где был твой старикан? – спрашивает Дэвид.

– В Йоркшире. Он там работал.

– Он все еще там работает? – спрашивает Шантель. Люк пожимает плечами:

– Не знаю. Обычно он возвращался домой по выходным, но однажды не вернулся, и больше мы его не видели.

Несколько минут все молчат. Похоже, никто не знает, что сказать.

– Ну, так каков план? – наконец произносит Люк.

– Можно, я кое-что скажу? – спрашивает Дэвид.

– Конечно, – говорит Шарлотта. – Что?

– Насчет этого плана. Завтра вечером мама Люка будет в «Бинго», да? Так вот, Люк надевает скафандр, и мы уезжаем. Точка.

– Очень вдохновенно, – говорит Шантель.

– Спасибо, – улыбается ей Дэвид.

– А наводнение? – спрашивает Лиэнна.

– Мы справимся, – говорит Шарлотта. – Это ж просто вода.

– Что насчет нее? – спрашивает Шантель, указывая на Лиэнну.

– Что? – вскидывается Лиэнна. – Что насчет меня?

– Нам придется взять ее с собой, – говорит Шантель. – Мы не можем ее здесь оставить, ей известно, куда мы едем, а ведь это такой большой секрет, и мама Люка не должна ничего знать.

– Это правда, – соглашается Шарлотта. – Джин у нее все выпытает.

– Я еду в любом случае, – говорит Лиэнна. – Мне нужно решить кое-какие проблемы. Развеяться тоже не помешает. Возьму отгул на пару дней. Ллойд будет не против.

– Проблемы? – переспрашивает Шарлотта. – О, не бери в голову. Так. Что еще?

– Маршрут? – подсказывает Шантель.

– На юг по А-12, небольшой крюк по М-25, а потом газуем на север по М-4, – говорит Дэвид. – Легкотня.

– Все будет немножечко сложней, – говорит Джули.