28

Чель в одиночестве стояла в вестибюле исследовательского корпуса музея Гетти и наблюдала, как заходящее солнце отражается в стеклянном отверстии камня, установленного в наружном дворе. Это была копия фрагмента архитектуры древних, основанной на законах астрологии. В 12 часов дня летнего солнцестояния лучи светила падали в это отверстие под прямым углом. Чель находилась в бастионе науки о майя, созданном по ее инициативе, ведь именно она убедила совет музея, что оставить без внимания самую развитую цивилизацию Нового Света будет преступлением против истории.

Но как теперь стало очевидно, преступниками оказались сами майя.

Столетиями конкистадоры обвиняли аборигенов в каннибализме, чтобы доказать свое моральное превосходство над ними. Миссионеры использовали это как повод для уничтожения старинных рукописей майя, а посланники испанских королей под этим же предлогом отнимали лучшие земли. Кровавый ярлык не канул в Лету после окончательного завоевания — еще совсем недавно, в период «революции», на который пришлось детство Чель, лживые обвинения всплывали снова и снова, чтобы оправдать геноцид в отношении современных майя.

И вот теперь она должна была сама передать в руки врагов своего народа недостающие доказательства их правоты. В постклассический период ацтеки правили Мексикой триста лет. Они создали уникальные произведения искусства и архитектуры, полностью модернизировали систему торговли по всей мезоамериканской территории. Но спросите любого, что ему известно об ацтеках, и каннибализм с человеческими жертвоприношениями будет назван в первую очередь. Словно ничего другого не было вовсе. Теперь то же самое случится с историей аборигенов-майя — все великие достижения ее предков окажутся в тени нового открытия. Для остального мира майя станут народом, обожествлявшим богомолов за то, что их самки поедали головы самцов. Станут людьми, приносившими в жертву детей, чтобы питаться их телами.

— Но ведь это продолжалось на протяжении сотен тысяч лет.

Это Стэнтон разыскал ее в фойе. Он задержался в музее на все те сорок восемь часов, пока она, Виктор и Роландо завершали реконструкцию и перевод последней части рукописи. И она была благодарна ему. После сделанных ими открытий его присутствие действовало успокаивающе.

— Свидетельства каннибализма встречаются в истории каждой крупной цивилизации, — продолжал он. — На островах Папуа — Новой Гвинеи, в Северной Америке, в Карибском бассейне, в Японии, в центральной части Африки, откуда, кстати, изначально вышли предки всех нас. Генетические маркеры, оставшиеся в ДНК народов всего мира, дают основания предполагать, что на ранних этапах истории все люди питались телами себе подобных.

Чель снова посмотрела на стеклянный «глаз» в камне. Ниже по склону были видны окна библиотеки со многими тысячами редчайших изданий, рисунков и фотографий, собранных по всему миру. И у каждого раритета была своя, иногда очень сложная «биография».

— Вы слышали об Атапуэрке? — спросил Стэнтон.

— Кажется, это в Испании, верно?

— Да. Это место, где были обнаружены древнейшие останки первобытных людей в Европе, — сказал он. — Так называемая Гран Долина. В числе прочего там найдены скелеты детей, которых употребили в пищу. Так что предки конкистадоров делали это задолго до ваших. Дойти до полного отчаяния и совершить немыслимое, лишь бы накормить семью, — это очень по-человечески. С незапамятных времен люди были готовы на все, чтобы элементарно выжить.

Полчаса спустя Стэнтон вместе с Чель, Роландо и Виктором уже снова примостились на стульях, расставленных по всей лаборатории, где они почти безостановочно проработали всю минувшую ночь. Стэнтона больше всего сейчас занимала одна из фраз, сказанных писцу правителем:

«…Я сам и мои ближайшие соратники вобрали в себя огромное могущество, поедая на наших трапезах такую плоть. Для этого в течение последних трехсот солнц мы употребили в пищу мясо более чем двадцати человек. А ныне Акабалам поведал мне о своем желании, чтобы я удесятерил силу каждого мужчины из своего великого народа».

Стэнтон вообразил себе огромную древнюю кухню, где эти двое тогда стояли. И у него мгновенно родилась жутковатая ассоциация со скотобойнями и разделочными цехами, которые ему самому приходилось инспектировать за последние десять лет. Связь между каннибализмом и возникновением заболевания была ему ясна: «коровье бешенство» развилось, когда фермеры начали скармливать своим коровам мозги других коров; ФСБ породил доведенный до отчаяния правитель, который позволил своим подданным употреблять в пищу пораженные прионами человеческие мозги.

— Неужели болезнь могла заразить могильник на такой длительный период? — спросил Роландо.

— Прионы живут тысячелетиями, — объяснил Стэнтон. — Они затаились и ждали в недрах захоронения, как бомба с часовым механизмом.

Однако Волси сам привел ее в действие, в этом не приходилось сомневаться. Проникнув в мавзолей, он поднял в воздух пыль, а потом занес ее себе в глаза.

— Но если верить Пактулю, — вмешался Виктор, — болезнь поражала только тех, кто ел человеческие останки. Ясно, что Волси не был каннибалом. Как же случилось, что ФСБ стал аэробной инфекцией?

— Прионы в высочайшей степени подвержены мутациям, — ответил ему Стэнтон. — В них словно самой природой заложено стремление меняться. Их высокая концентрация в той могиле, да еще за тысячу лет, могла породить нечто совершенно иное, что-то гораздо более сильное.

Он просмотрел другой фрагмент в поисках еще одного отрывка.

«Было время, когда Ягуар Имикс и его приближенные в течение многих лун поедали плоть людей с явного благословения бога, и их не поражало нынешнее проклятие. Но если тот бог и защищал их какое-то время, то теперь они лишились его покровительства».

Теперь им был известен источник происхождения заболевания, но даже Стэнтон не имел пока четкого представления, как воспользоваться этой информацией. Следовало ли искать ответы на все вопросы непосредственно в том захоронении? Имей Стэнтон на руках новые данные всего лишь два дня назад, он бы постарался убедить ЦКЗ начать широкомасштабные поиски руин Кануатабы. Сейчас он, конечно, мог позвонить Дэвису, вернувшемуся к работе в прионовом институте, и рассказать о том, что им удалось узнать. Но полученная информация не давала возможности команде института провести на ее основе какие-либо эксперименты. Был у Стэнтона и другой вариант — связаться по электронной почте с Каванаг. Но даже если она сможет справиться со своей предубежденностью и злостью, Стэнтон по-прежнему не мог указать более или менее точно место, куда следовало отправить поисковый отряд. К тому же власти Гватемалы по-прежнему отказывались признавать, что ФСБ возникла на их территории, а это значило, что в любом случае послать экспедицию официально не удастся.

Новости тоже не утешали. Похоже, у ЦКЗ хватало забот в самих США: людям удавалось вырываться из Лос-Анджелеса по земле, по воздуху и морем. Оказавшийся не до конца эффективным, карантин долго не продержится. А потому не поиски источника инфекции были пунктом номер один в повестке дня ЦКЗ. И никакие слова, написанные тысячу лет назад, не помогут переубедить их руководство.

— Если Киакикс основали Пактуль и трое детей, — размышлял Роландо, — то я не понимаю, почему в легенде говорится о «троице первооткрывателей». Их же было четверо.

— Устные предания не есть нечто неизменное, — сказала Чель. — Любой миф существует в нескольких вариантах, а передаваясь из поколения в поколение, подвержен интерпретациям рассказчиков. Поэтому меня бы не удивило, если бы о четвертом основателе со временем забыли.

Но Стэнтон уже едва ли слышал ее. Нечто во фразах, которые он только что перечитал, показалось ему весьма интригующим, и он вернулся к ним снова. Властитель был одно время горд тем, как долго он и его приближенные поедали человечину, и той силой, которой она их якобы наделяла. Триста солнц. Почти год до того, как в каннибализм были вовлечены простолюдины, правитель с приближенными поедали человеческую плоть и мозги в том числе. Так почему же они не заболели сразу? Могло случиться так, что изначально в пищу употреблялись внутренности черепов, в которых полностью отсутствовали прионы?

Стэнтон поделился своими соображениями с остальными.

— Но уже в течение месяца после того, как человеческое мясо вошло в общий пищевой рацион, — особо отметил он, — вдруг развивается заболевание, жертвами которого становятся все каннибалы, включая Властителя и его свиту.

— Как такое могло произойти? — недоумевал Роландо.

— Что-то изменилось.

— Что, например? — спросила Чель.

— Древние твердо верили, что все плохое случается, когда богам оказывается недостаточное почтение, — сказал Роландо, как бы повторяя слова Пактуля о том, что прежде защищенный правитель лишился затем божественного покровительства. — А многие аборигены и сейчас скажут вам, что любой недуг насылают на нас разгневанные боги.

— А я как ученый твердо знаю, что болезнь стала результатом мутации белков, — возразил Стэнтон. — В науке почти не бывает случайных совпадений. За год Властитель и его ближний круг поглотили значительно большее количество человеческих мозгов, чем простолюдины всего за пару недель, верно? И для того чтобы внезапно началась смертельная эпидемия, должна была существовать особая причина.

— Вы считаете, что мутация в прионах усилилась? — спросила Чель.

Стэнтон задумался, а потом сказал:

— Или, наоборот, ослабли факторы, прежде защищавшие организм.

— Как это возможно?

— Здесь уместно вспомнить о больных СПИДом, — оживился Стэнтон. — ВИЧ ослабляет их иммунную систему, и они легко становятся жертвами любой инфекции.

Виктор посмотрел на часы. Было видно, что он не слишком внимательно следит за ходом обсуждения, и Стэнтона это слегка удивило: о чем еще мог думать человек в столь важный с любой точки зрения момент?

— Значит, вы полагаете, что нечто снизило защитные реакции организмов правителя и других людей? — спросил Роландо. — И их иммунная система перестала работать?

— Или же произошло что-то прямо противоположное, — сказал Стэнтон, перед которым стала вырисовываться более четкая версия событий. — Мы застаем их в момент, когда их государство стоит на краю гибели, так ведь? Они уничтожают свои последние припасы, сжигают остатки древесины. У них заканчивается все — от еды и специй до бумаги и лекарств. Вполне вероятно, что они до некоторой поры располагали чем-то, что искусственно поддерживало иммунитет, но потом и это средство иссякло.

— Вы имеете в виду некую вакцину? — с недоверием спросила Чель.

— Едва ли это было намеренно созданное снадобье. Подумайте, как хинин предотвращает заражение малярией или витамин С не дает развиться цинге. Так и у них имелось нечто, сдерживавшее болезнь, но они сами не осознавали этого. Властитель заявляет, что поглощал человеческую плоть в течение многих месяцев без малейших последствий. А Пактуль считает, что напасть обрушилась на людей, потому что они стали делать подношения ложному богу. Но что, если на самом деле они попросту лишились некоего ингредиента, который и служил им защитой?

— И каким же образом он мог их защищать? — спросил неожиданно включившийся в разговор Виктор.

— Это могло быть нечто в виде еды или питья. Скорее всего растительного происхождения. Тот же хинин спасал людей от малярии задолго до того, как они узнали о его целебных свойствах. Содержащие пенициллин дикорастущие грибы, вероятно, помогали справляться с разного рода болезнетворными бактериями намного раньше изобретения антибиотиков.

И они снова погрузились в изучение каждого слова перевода, отмечая любую ссылку на травы, деревья, пищу или напитки — на все, что употребляли древние майя до того, как впали в безумие каннибализма. Кукурузные настои к завтраку, спиртное, шоколад, лепешки, лаймы, специи. Особенно обращали внимание на то, что принимали как лекарства. На все, что могло укрепляюще действовать на организмы людей.

— Нам нужны для проверки образцы всего этого, — констатировал затем Стэнтон. — Всех продуктов, которые употребляли древние майя.

— И как же это осуществить на практике? — усмехнулся Роландо. — Даже если мы соберем современные образцы в джунглях, откуда нам знать, что это именно те ингредиенты?

— Археологи давно научились извлекать мельчайшие частички содержимого древних керамических сосудов, — вмешалась Чель. — Оказалось, что в одном только кувшине обнаруживаются порой остатки десятков видов различных продуктов.

— Сосуды, о которых вы говорите, находили в захоронениях? — спросил Стэнтон.

Словно отвечая на его вопрос, Виктор кивнул, а потом поднялся и направился к выходу из лаборатории.

— Извините, но мне нужно в туалет, — сказал он.

— Воспользуйся тем, что у меня в офисе, — предложила Чель.

Но он удалился молча, как будто и не слышал ее. Вел он себя по меньшей мере странно. И Стэнтона вдруг пронзила опечалившая его мысль — нужно будет проверить глаза старика на признаки ФСБ, решил он.

— Нам необходимо отправиться туда, — решительно сказала Чель.

— Куда конкретно?

— От Киакикса в направлении, противоположном озеру Исабаль, — ответила она.

И ведь верно. Пактуль писал, что поведет детей путем, которым двигались его предки, в сторону «великого озера близ океана». Озеро Исабаль на востоке Гватемалы было единственным, соответствовавшим описанию.

— Если он повел их к Исабалю, — продолжала Чель, — а остановились они в Киакиксе, остается только предположить, что затерянный город должен находиться менее чем в трех днях перехода в противоположном направлении.

— Но Исабаль — огромное озеро, — заметил Роландо, — площадью в сотни квадратных миль. Выбрать верную траекторию движения будет очень сложно.

— Но все равно искать придется именно так, — сказал Стэнтон.

В этот момент дверь в лабораторию открылась. Вернулся Виктор. И он пришел не один.

 

29

Следующие несколько секунд стали для Чель мгновениями прозрения, ужаснувшего ее. Прежде всего она сразу узнала в одном из спутников Виктора его приятеля из музея Юрского периода, который служил у «ладинос» военным советником. А потом ей бросилось в глаза, что за спиной Колтона Шеттера маячили двое мужчин, одетых, как и он, в белые рубашки, черные брюки и ботинки.

Они катили металлическую тележку, какие используют на складах.

Они явились, чтобы отнять у нее кодекс.

И потому, когда Роландо спросил: «Что происходит, Виктор?» — Чель уже знала ответ.

Виктор впустил сюда этих людей. Внизу он снял трубку связи, вызвал командира службы охраны, и тот распахнул перед прибывшими ворота.

Чель обошла вокруг и встала между непрошеными гостями и кодексом. Сквозь джинсы она бедрами ощущала холодный металл лабораторного стола.

Войдя в комнату, Шеттер посмотрел на Виктора.

— Как я догадываюсь, мы приехали сюда вот за теми стеклянными пластинами?

Виктор кивнул.

— Кто эти люди, черт побери? — подал голос Роландо. Они со Стэнтоном по-прежнему располагались за спиной у Чель в дальнем конце лаборатории.

— Доктор Ману, — обратился к ней Шеттер, — мы были бы очень признательны, если бы вы со своими коллегами не чинили нам препятствий. Марк и Дэвид должны собрать пластины. Нас предупредили, насколько они хрупкие, и нам бы хотелось обращаться с ними максимально бережно. Мне нужно, чтобы вы отошли в сторону и встали рядом с вашими подчиненными.

Одновременно он извлек из-за пояса пистолет, который небрежно держал в вытянутой вдоль тела руке. Оружие выглядело таким миниатюрным, что издали походило на игрушку.

Чель бросила взгляд на аппарат внутренней связи. До той стены было пятнадцать футов, но, чтобы добраться до нее, пришлось бы миновать подручных Шеттера. Те, в свою очередь, двинулись к ней, волоча за собой складскую тележку, как мальчишки тянут санки. Она стояла как вкопанная. Ничто не могло заставить ее сейчас отойти в сторону.

Она скорее умрет, чем уступит им дорогу.

— Зачем ты это делаешь, Виктор? — раздался голос Стэнтона у нее за спиной. — Какого дьявола вам здесь понадобилось?

Но Виктор не обратил на него ни малейшего внимания, а когда заговорил, то обращался исключительно к своей бывшей протеже:

— Послушай меня, Чель! Ты можешь присоединиться к нам. Мы отправляемся в страну твоих предков. Там твой настоящий дом. Но нам нужна эта рукопись. Сейчас всем остается только одно — бежать отсюда, Чель.

Она почувствовала, как слезы заструились по щекам.

— Тебе придется сначала убить меня, Виктор.

Чель пыталась рукавом утереть лицо, когда Роландо решился действовать. Она не успела увидеть, как он метнулся через комнату в сторону переговорного устройства. Лишь услышала звук выстрела, заставившего его упасть, так и не добравшись до цели.

А потом воцарилась мертвая тишина.

Она бросилась к нему. Ей казалось, что прошла вечность, пока она пересекла комнату. Никто не пытался ее остановить.

Кровь же она заметила только после того, как положила голову Роландо к себе на колени. Рукой он зажимал себе живот. Чель положила поверх его ладони свою.

Пистолет Шеттера все еще был направлен в их сторону, но выражение на его лице уже не было таким уверенным, как прежде. Казалось, он сам удивился тому, что натворил.

— Я — врач, — громко объявил Стэнтон, делая шаг в сторону Роландо. — Позвольте мне помочь ему!

— Стоять на месте! — скомандовал Шеттер.

— Берите все, что вам нужно, и уходите отсюда, — сказал Стэнтон, — но я обязан оказать ему помощь.

Он сделал еще шаг и, заметив, что Шеттер ему больше не препятствует, бросился к раненому. Теперь на мушке держали всех троих.

Как ни зажимала Чель рукой рану, из нее обильно текла кровь. Она бормотала какие-то ободряющие слова, стараясь не дать Роландо потерять сознание.

Виктор стоял, как каменное изваяние, словно прячась за спину Шеттера. И молчал.

— Забирайте пластины, — отдал распоряжение Шеттер своим людям.

Им потребовалось меньше минуты, чтобы погрузить зажатые между стеклами фрагменты кодекса на тележку и выкатить ее из лаборатории. Двое помощников исчезли первыми. За ними последовал Шеттер. В дверях он повернулся:

— Ты идешь, жрец?

Но был настолько уверен в ответе, что не стал дожидаться его.

Виктор же задержался, наблюдая, как Стэнтон одной рукой зажимает Роландо рану, а другой пытается массировать ему грудь.

Чель продолжала держать голову Роландо. Она случайно испачкала кровью его волосы и сейчас старалась не смотреть на лужу, которая растекалась прямо под ней.

— Чель… — выдавил из себя Виктор после долгой паузы, — я понятия не имел, что он вооружен. Мне так жаль! Я…

— Это твоя вина, Виктор. Именно ты в ответе за все. Убирайся!

Он повернулся, чтобы уйти, но в дверях остановился и прошептал, обращаясь к ней:

— Ин Лак’еш.

И пропал из виду.

Минуту спустя, даже сидя на полу с Роландо, Чель смогла заметить отсвет фар грузовика в окнах лаборатории, который сразу же померк в ночи.

Она знала, что больше никогда не увидит ни Виктора, ни древней книги. И что слышала его самую последнюю фразу, адресованную ей одной:

— Я — это ты, а ты — это я.

 

30

Автостраду окутывали облака черного дыма от лесных пожаров в горах Санта-Моники. Звено истребителей Ф-15 в строгом строю пророкотало сверху, оставив серые полосы на беспросветном ночном небе. Тихоокеанский прибрежный хайвей местами выглядел как кладбище старых автомобилей — сотни машин были брошены прямо посреди дороги либо из-за поломок, либо из-за нехватки горючего, и их то и дело приходилось объезжать.

Прошло уже два часа с тех пор, как Виктор обманом помог Шеттеру миновать охрану и проникнуть в музей Гетти, и Чель теперь лишь безмолвно смотрела в окно машины. Им со Стэнтоном не удалось спасти жизнь Роландо. К тому времени, когда Стэнтон сдался и окончательно оставил все попытки реанимировать молодого человека, они оба покрылись пятнами его крови. А потом Чель еще минут двадцать баюкала на руках голову мертвого Роландо, нашептывая на к’виче в ухо покойному другу слова молитвы о ниспослании ему благополучного пути в потусторонний мир.

С тех пор они со Стэнтоном не обменялись ни словом о том, что случилось. Но оба знали, что им надлежит сделать. Скоро Стэнтон свернул с хайвея и направил свою «ауди» к общественному пляжу в Санта-Монике. Прибрежная полоса оказалась совершенно пустынна. Только на стоянке они увидели поджидавшую их машину — Стэнтон позвонил Дэвису и назначил встречу в этом уединенном сейчас месте.

К огромному удивлению Стэнтона, из машины Дэвиса вместе с хозяином выбрался еще один мужчина.

— Как сам, док? — спросил Монстр вместо приветствия.

— А я переживал за тебя, приятель, — отозвался Стэнтон. — Гадал, куда это ты запропастился.

— «Копы» вышвырнули нас из помещения шоу, так что нам с моей наэлектризованной малышкой пришлось найти себе убежище в туннеле под пирсом в Санта-Монике. Ты себе не представляешь, как полезно в таких случаях иметь подружку, которая может давать хоть немного света!

Если Чель и была удивлена, встретив одного из самых экзотических персонажей Венецианского пляжа, то виду не подала. Она молчала и мыслями явно находилась сейчас далеко отсюда.

— Как же вы двое познакомились? — поинтересовался Стэнтон, когда они принялись выгружать оборудование из автомобиля Дэвиса.

— Я постучал в дверь твоего дома в Венеции, — сказал Монстр. — Никто не отозвался, и я вошел. У тебя там все вверх дном, как после неудачного научного опыта, брат. И мыши пищат в клетках. Я немного подождал, но ты не возвращался, и тогда мне пришло в голову позвонить в твою ученую контору и спросить, как у тебя дела.

— Ему повезло, что трубку снял я, а не один из лакеев Каванаг, — подхватил рассказ Дэвис. — Они теперь глаз не спускают с того, что мы делаем в институте. Я бы и пробирки не смог сейчас оттуда вынести, не говоря уже о микроскопе.

Стэнтон посмотрел на Монстра:

— Так все это богатство из моего дома?

— Электра помогла мне собраться. И она до сих пор заботится о брошенных вами мышах.

— Вам вдвоем лучше у меня и остаться. Пока обстановка не нормализуется.

— Бог знает, когда это произойдет. Но все равно ловлю тебя на слове! Спасибо.

— Ты и в самом деле считаешь, что сможешь найти то место без книги? — сменил тему Дэвис.

— Не забывайте, что у нас в компьютере есть копия текста, перевод и карта, — ответила за него Чель. И это были первые слова, которые она произнесла за долгое время.

— Я бы сказал, что ты окончательно сошел с ума, но только тебе это и самому прекрасно известно, — сказал Дэвис Стэнтону.

— А ты видишь другой вариант? — спросил Стэнтон. — По радио сообщили, что число заболевших только в Нью-Йорке уже перевалило за пять тысяч.

Они перетащили в «ауди» Стэнтона костюмы биозащиты, приборы для анализов, микроскоп, способный работать на батарейках, и прочее оборудование для передвижной лаборатории. В последнюю очередь Дэвис достал из своего багажника обычную сумку.

— Здесь двадцать три тысячи долларов наличными, — сказал он. — В институте скинулись — кто сколько смог. И еще вот это.

Он приоткрыл сумку чуть шире, чтобы продемонстрировать лежавший в самом низу пистолет, взятый из сейфа в доме Стэнтона.

— Спасибо, — сказал Стэнтон. — Спасибо вам обоим.

— Как ты собираешься вырваться отсюда, док? — поинтересовался Монстр. — Они только что направили еще пятьдесят тысяч солдат на охрану границы. Патрули дежурят через каждую милю, а найти частный самолет или «вертушку» стало вообще невозможно.

Стэнтон посмотрел на Чель, а потом окинул взглядом гладь океана.

Когда к югу от Канан-Бич на побережье Малибу показались корпуса университета Пеппердайн, Стэнтон резко свернул влево на проселок и ехал по нему до тех пор, пока дорога не уперлась в тупик. Им пришлось несколько раз пешком подняться и спуститься по скалистому берегу, чтобы перенести все свое имущество на пляж. А потом оставалось только ждать. Это был один из самых опасных участков прибрежной зоны Малибу, через который провести судно ночью мог только тот, кто знал здесь каждую подводную скалу и отмель. Но даже несмотря на это, все равно следовало опасаться, что сюда неожиданно может наведаться береговая охрана.

Наконец в нескольких сотнях ярдов от них мигнул фонарик. Спустя несколько минут к пляжу причалила на небольшом ялике Нина. Волосы ее, по обыкновению, спутались от ветра, в лицо буквально въелась морская соль.

— Ты все-таки смогла сюда проскочить, — сказал Стэнтон, когда лодка врезалась носом в песок.

Они обнялись, а Нина с усмешкой бросила:

— Твое счастье, что я всю жизнь привыкла прятаться от портового начальства и пограничников.

Даже при столь необычных обстоятельствах странно было находиться в обществе двух этих женщин одновременно.

— Чель, это Нина, — представил он.

Нину он предупредил, что путешествует вместе с экспертом, который поможет ориентироваться в джунглях, не упомянув при этом, что этот эксперт — дама.

Но Чель и Нина, казалось, не испытали при встрече ни малейшей неловкости.

— Спасибо за помощь, — просто сказала Чель.

— Не могла же я упустить шанс, чтобы мой бывший муженек остался передо мной в долгу? — снова улыбнулась Нина.

Они погрузили оборудование в ялик и направились к «Плану А», стоявшему на якоре в двухстах ярдах от берега. Когда они взобрались на борт большого катера, Стэнтон сразу же услышал такое родное пофыркивание. Он склонился и прижался к мягкой и влажной шкуре Догмы. Теперь им предстояло взять курс на Энсенаду в Мексике, городок, располагавшийся в двухстах сорока милях к югу. Нина заранее подрядила там капитана более крупного судна, который должен был ждать их в бухте рядом с этим курортом. Оттуда они проследуют еще дальше на юг вдоль всей Нижней Калифорнии к месту, где уже не составит труда арендовать частный самолет для перелета в Гватемалу.

Моторы «Макгрей» позволяли развивать скорость до сорока двух узлов, и путь до Энсенады с учетом дозаправки должен был занять примерно восемь часов. Пока они выходили из залива, чтобы оказаться во власти системы течений северной части Тихого океана, Стэнтон непрерывно с тревогой всматривался в горизонт: не покажется ли катер береговой охраны? Однако по пути к ним Нина успела отлично разобраться в организации патрулирования побережья и теперь вела «План А» наиболее безопасным маршрутом. Что до радиосвязи, то в эфире можно было слышать только голоса еще нескольких беглецов, обменивающихся закодированными сообщениями. Выйдя в открытое море, Нина и Стэнтон стали управлять катером попеременно, хотя Нина всегда вставала к штурвалу на более сложных участках. Чель удалилась в каюту, где то спала, то сидела, молча уставившись в одну точку. Ее психологическое состояние начинало всерьез волновать Стэнтона.

Перед самым восходом они попали в ответвление так называемого Большого тихоокеанского мусорного пятна, и корпус катера стал постоянно натыкаться на отходы пластика и прочей плавающей дряни, от чего его стало сильно раскачивать и подбрасывать как на волнах. Справиться с таким приключением без проблем мог только опытный капитан, и, пронаблюдав, как Нина быстро и уверенно вывела «План А» в более спокойные воды, Стэнтон мог только в очередной раз поразиться искусству истинного морехода, которому она обучилась за последние годы.

С виду Нина казалась совершенно спокойной, но все равно, пробыв несколько недель одна в море, она едва ли избежала неведомых прежде ощущений: одно дело сбежать от суетного мира, и совсем другое — обнаружить, что мира, куда можно вернуться, не осталось вовсе.

— С тобой все в порядке? — спросил Стэнтон, когда они уже миновали зону самых сильных течений, заметив, что Нина странно молчалива.

Она посмотрела на него поверх штурвала.

— Да. Просто кое о чем задумалась.

— О чем же?

— Мы были с тобой женаты три года, — сказала она. — А это значит, что провели вместе примерно тысячу ночей, хотя треть из них ты проторчал у себя в лаборатории. И еще ночей пятнадцать тебе пришлось дрыхнуть на диване в гостиной, когда мы с тобой ссорились.

— Ну, это число столь ничтожно мало, что можно и округлить.

— Так вот, к чему это я, — продолжала Нина. — Ночью мы обычно спали по восемь часов. А в течение рабочей недели виделись дома днем совсем мало, так? Выходит, мы с тобой провели вместе больше времени во сне, чем наяву.

— Похоже, так оно и было.

Они вслушались в умиротворяющий ритм океана. Нина переложила штурвал, слегка меняя курс. По выражению ее лица Стэнтон видел, что она высказалась не до конца.

— Ну, что еще? — спросил он.

Нина кивком головы указала вниз в сторону каюты, где спала Чель.

— Знаешь, это очень необычно — видеть, как ты бросаешь такие взгляды на кого-то еще, — сказала она совсем тихо.

— На что ты намекаешь?

— А ты не догадываешься?

— При тебе мы едва ли успели обменяться с ней десятком слов.

— Мне и этого достаточно, — усмехнулась Нина. — Я ведь лучше всех знаю, какое у тебя выражение лица, когда тебе чего-то хочется.

Стэнтон недоуменно пожал плечами:

— Вообще-то я с ней едва знаком.

Он только лишь успел закончить фразу, когда Чель поднялась на палубу впервые за несколько часов. Она передвигалась медленно, крепко держась за поручни. В воздухе словно все еще витали обрывки разговора Стэнтона с Ниной, и Чель чутко уловила некоторую перемену в эмоциональной атмосфере.

— Все хорошо? — спросила она.

— Вам нужно что-нибудь съесть, — отозвалась Нина, окончательно меняя тему. — У меня внизу годичный запас консервов и полуфабрикатов.

— Я обязательно поем, спасибо, — ответила Чель и обратилась к Стэнтону: — Нам нужно как можно скорее вместе заняться изучением карт и составлением маршрута. Я уже начала прокладывать возможные пути в сторону от озера Исабаль, пытаясь на основе имеющихся данных определить, где именно мог располагаться город.

— Конечно, — сказал Стэнтон. — Я скоро спущусь.

— Но сначала мне нужно сделать один звонок. Могу я воспользоваться спутниковым телефоном?

Стэнтон передал ей аппарат, и Чель снова ушла в каюту.

— Подумать только, — шепотом заговорила Нина, — эта женщина только что потеряла друга, ее предал учитель, и у нее отобрали драгоценную рукопись. Если бы я прошла через такое, мне бы, наверное, понадобились месяцы, чтобы обрести душевное равновесие и снова начать мыслить ясно. А она уже работает как ни в чем не бывало. За всю свою жизнь я знала только одного человека, способного на нечто подобное. Поэтому хотя бы на этот раз отбрось свой рационализм и, Бога ради, не упусти ее!

Цифры на дисплее телефона уведомили Чель о том, что пошел девятый час утра 18 декабря. Три дня до окончания цикла Долгого отсчета времени. Всего три дня до того, как Виктор и его сторонники поймут, что убили Роландо из-за дурацкой интерпретации этого чертова календаря! Чель знала, что никогда не сможет понять того, что натворил ее бывший наставник, как и простить себя, что позволила ему снова вернуться в свою жизнь. Она бесконечно прокручивала в голове все подробности — от момента своего прихода в «Юрский музей» до того, как Виктор покинул лабораторию, — и все искала ответы на бесконечные вопросы, пыталась понять, что она упустила из виду, почему даже не представляла, до какой степени низости может дойти этот человек.

Чель медленно набрала номер, знакомый ей лучше всех остальных. Все сети телефонной связи были сейчас перегружены, но на этот раз после всего трех гудков ее соединили. Сквозь треск статического электричества она услышала голос матери:

— Чель? Это ты?

— Да. Ты слышишь меня, мамочка?

— Где ты сейчас? Можешь прийти в храм?

— С тобой все в порядке? — спросила Чель. — Вы там в безопасности?

— В полнейшей, но мне стало бы намного спокойнее, если бы ты была рядом.

— Послушай, мама, я не могу долго разговаривать. Мне лишь хотелось сообщить тебе, что я уже не в Лос-Анджелесе.

— Куда ты отправилась? — спросила Хаана.

— В Киакикс. А потом мы попытаемся найти затерянный город.

Когда после паузы Хаана заговорила вновь, в ее голосе звучала безнадежность.

— Как же мне не хотелось, Чель, чтобы ты рисковала так же, как я сама когда-то…

— Что ты имеешь в виду, мама?.. Мама?

Но связь оборвалась прежде, чем Хаана успела ответить. Чель попыталась дозвониться еще раз, но они, видимо, попали в зону, где сигнал отсутствовал полностью, а сажать батарею попусту ей не хотелось. Да и что осталось недосказанным? Совершенно очевидно, что Хаана имела в виду риск, которому она подвергалась, совершая побег из Киакикса. Но разве Чель не поняла уже давно, что настоящая смелость была нужна, чтобы не бежать, а остаться там? По ступенькам каюты спустился Стэнтон.

— Что ж, пора вам рассказать мне, что такое Киакикс.

— Триста метров над уровнем моря, — начала Чель. — Все покрыто розовыми цветами и зеленым мхом, до того красивым, что он кажется ненастоящим. Больше диких животных на квадратную милю, чем можно встретить на любом сафари в Африке. Я уж не говорю о самом сладком меде, какой вы когда-либо пробовали.

— Звучит похоже на какую-то Шангри-Ла.

И только сейчас до Чель вдруг дошло, что она и в самом деле возвращается домой. Стэнтон потянулся и взял ее за руку. Она удивилась, но не могла скрыть, что ей было приятно, когда он склонился еще ниже и нежно поцеловал ее в губы. Его собственные оказались солоноватыми, подобно воздуху над океаном.

Чель не могла оторвать от него глаз. Но как только их уста разомкнулись, она выпрямилась и взяла со стола одну из карт:

— Нам пора за работу.

Попасть в Энсенаду со стороны океана можно только через залив Всех Святых, в который «План А» вошел перед самым полуднем. Нина подвела катер к борту 36-футового рыболовецкого траулера класса «Гаттерас», дрейфовавшего в пяти милях от берега. Стэнтон настоял, что встречаться ближе к гавани опасно, потому что мексиканские власти тоже уже стремились перехватывать все суда из США, которым удавалось вырваться из зоны карантина.

Они поднялись на борт, и Нина представила гостей хозяину. Капитан Домингес оказался крепко сбитым мужчиной с морщинистым от постоянного пребывания на солнце лицом. Несколько лет назад Нина написала о нем статью для одного из журналов, прославив на весь Золотой берег за уникальное умение находить косяки макрели в самых неожиданных районах океана. По-английски он почти не говорил, но приветствовал прибытие американцев сдержанной улыбкой.

Как только все их вещи перегрузили на траулер, а капитану были заплачены вперед заранее оговоренные четыре тысячи долларов, все было готово к отплытию.

— Спасибо за помощь! — крикнула Чель Нине с палубы корабля Домингеса.

— Удачи вам, — отозвалась Нина, а потом посмотрела на Стэнтона увлажнившимися глазами. — Вы уж позаботьтесь о нем.

Стэнтон не удержался, чтобы не спрыгнуть на палубу «Плана А». Он потрепал по голове Догму, а потом распрямился и заключил Нину в свои объятия.

— Думаю, мне не стоит впустую тратить слова, убеждая тебя не делать глупостей, — сказала она.

— Да, поздновато ты спохватилась. Но надеюсь, ты хотя бы знаешь, как я люблю тебя?

Они обнимали друг друга еще с минуту, а потом она оттолкнула его:

— Ладно уж! Мне и нужно-то всего лишь, чтобы ты благополучно притащил свою задницу домой. Договорились?

Мексиканскую часть Калифорнии они миновали без приключений и уже на рассвете следующего дня обогнули мыс и стали пересекать залив в восточном направлении. С капитаном из местных жителей они без труда разошлись с несколькими патрульными катерами, дежурившими вдоль побережья, и наконец пришвартовались в порту Масатлана. Воздух здесь был насквозь пропитан ароматом свежеиспеченного хлеба, которым с передвижных лотков торговали метисы. Жизнь шла своим чередом, и если кого-то и волновала эпидемия ФСБ, внешне это никоим образом не проявлялось.

Покончив со швартовкой, Домингес расплатился за стоянку с дежурным по гавани, а потом спросил у него, где можно нанять микроавтобус или внедорожник. И через полчаса за две с половиной тысячи долларов они стали хозяевами старенького серебристого джипа. Домингес помог с перетаскиванием багажа и помахал рукой на прощание.

Вход в международный аэропорт Масатлана охраняли автоматчики. Окружающая публика посматривала на Стэнтона и Чель с опаской. В отличие от морского порта это был крупный транспортный узел, и вид белого лица Стэнтона явно действовал на нервы кое-кому из пассажиров. В терминале для чартерных рейсов их ждали дурные новости: все частные самолеты были заказаны на несколько дней вперед состоятельными мексиканцами, стремившимися улететь как можно дальше от границ страны, где развивалась смертельная эпидемия. Не упрощало поисков и то, что им был необходим достаточно крупный самолет, чтобы в него вошел только что купленный джип.

Но после получаса бесплодных метаний Чель вдруг услышала голос низкорослого и совсем молоденького аборигена-майя, говорившего на чор’ти — диалекте, распространенном на юге Гватемалы и в северной части Гондураса. Современного чор’ти Чель не знала совсем, но он был предельно близок к языку древних майя, и по содержанию разговора она поняла, что ее соплеменник занимается грузовыми авиаперевозками.

— Биник улью ойер так ка чуч ка кайяв, — сказала она этому человеку, который был ниже ростом даже ее самой. — Чи’й. Майок к’истайик найтир этайбал к’ий.

Так свободно говорить на языке древних майя, как это получалось у Чель, умели не более десяти человек в мире. Все они были учеными, и пилот, которого звали Уранам, вероятно, слышал его впервые, если не считать нескольких слов, которыми владел местный жрец. Но он тем не менее прекрасно понял ее. С учетом того, что до 21 декабря оставалось так мало времени, знания Чель пришлись как нельзя более кстати.

— Где ты так хорошо выучила наш древний язык? — спросил юноша, уставившись на нее, как на привидение.

— Я происхожу из семьи древнего придворного писца, — ответила Чель, подпустив в голос властных ноток. — Он недавно явился ко мне во сне и предсказал, что, если мы не прибудем вовремя в Петен, четвертая человеческая раса будет стерта с лица Земли.

Сделав несколько звонков по телефону, их новый друг уже скоро нашел в Гвадалахаре списанный самолет американского ВМФ, на котором можно было вылететь к югу.

И вот всего через двое суток после того, как позади остался Лос-Анджелес, они уже направлялись в глубину джунглей.