Чем ближе Славик подходил к дому, тем меньше в нем оставалось храбрости. Там, в садике, после Галкиных рассуждений все показалось не таким уж трудным делом. Правда, пришлось долго уговаривать Юрку. Юрке привычнее было бы убегать или прятаться от матери, но не воевать с ней в открытую. Если бы не Галка, то честного слова из Юрки так бы и не вытянули.
— Ну да, — отбивался Юрка, — а она как даст по шее.
— Люди пытки терпели, а ты один раз по шее не можешь вытерпеть!
— А если не один раз!
— Ну, пускай хоть три раза. Какая разница?
— Это тебе нет разницы. А мне разница есть, — уверял Юрка.
— Ну и потерпишь немножко. Зато потом будешь делать все, что захочется.
— А она тогда… — сказал Юрка и умолк, соображая, что же будет «тогда».
— Что тогда? — спросила Галка. — Вот ты попробуй придумать, что ты со мной сделаешь, если я твоя дочь и тебя не слушаюсь.
— Выпорю, — сказал Юрка.
— Но ведь тебя не порют?
— Нет пока.
— Тогда думай еще.
— Учительнице пожалуюсь.
— А я и учительницу не буду слушаться.
— В школу не пущу.
— А я скажу: «Вот и хорошо!»
— Тогда я… — сказал Юрка. — Я… не знаю.
— И я не знаю. И он не знает, — сказала Галка, указывая на Славика. — И никто не знает. Потому что ничего с нами сделать нельзя.
— Нет, — сказал Юрка. — Ничего не получится. Все равно она сильнее.
— А слон еще сильнее, — рассердилась Галка. — Только не человек слону подчиняется, а слон человеку. А ты просто трус! Верно, Славик?
— Да, в общем… — сказал Славик. — Немножко трус, немножко нет.
— Значит, я — трус? — спросил Юрка.
— Трус, — подтвердила Галка.
— Я?!
— Ты, ты, ты!
— Так вот, — сказал Юрка, — ты еще узнаешь, какой я трус! Я не только маму не буду слушаться. Я хоть завуча не послушаюсь! Хоть самого директора! Я еще десять пылесосов сломаю! Я… — крикнул Юрка и задумался: что бы еще ему такое сломать.
— Вот и хорошо, — мирно сказала Галка. — Теперь мы все трое договорились.
Войдя в дом, Славик услышал разговор на площадке третьего этажа. Один голос он узнал сразу — мамин. Кому принадлежали остальные голоса, догадаться было не трудно.
— Вы, пожалуйста, извините, — говорила мама. — Я его накажу. Я, конечно, понимаю, как вам неприятно…
— Главное, я и охнуть не успела, — вставил женский голос. — Посмотрела в сумку, а там прямо кисель. Еле сумку отмыла. Ах ты, думаю, негодяй!
— Он не негодяй… — пыталась возразить мама, но ей не дал договорить мужской голос.
— А вы, гражданка, за него не заступайтесь. Если каждый, понимаете, будет по стеклам швырять… Что из этого получится?
— Я еще раз прошу у вас прощения, — сказала мама.
— Прощением, понимаете, окно не застеклишь, — пробубнил мужской голос.
— Если я мало заплатила, вы скажите, пожалуйста, — проговорила мама тоном, в котором раскаяния было уже гораздо меньше.
— Не в том дело, что мало или много, а в том, гражданка, как детей надо воспитывать. Между прочим, им воспитание лучше всего через заднее место вкладывать.
— У нас с вами разные взгляды на воспитание, — нетерпеливо сказала мама.
— Оно и видно, — заметил мужчина и начал не спеша спускаться по лестнице.
Славик спрятался за дверью, ведущей в подвал. Сквозь щель он увидел пострадавших. Они прошли мимо, беседуя.
— Хорошо, девушка мне подсказала, — говорила женщина. — Отец, говорит, у него по телевизору выступает.
— У таких вот хулиганы и вырастают, — говорил мужчина.
— Культурные… — вздыхала женщина. — Хуже нет с этими культурными…
На третьем этаже щелкнул замок. Славик понял, что мама все слышала. Это значит, что за «культурных» ему тоже придется расплачиваться. Впрочем, теперь это не имело значения.
Поднявшись наверх, Славик нажал кнопку звонка и долго не отпускал ее. Звонок гремел в квартире, возвещая о том, что в дом вернулся совсем другой человек, не тот, что вышел из нее сегодня утром.
Дверь открылась сразу.
— Проходи, — сказала мама очень спокойно.
«Сейчас начинать не слушаться или подождать? — подумал Славик. — Если сейчас, то не нужно входить. Но если я не войду, то как же я не буду слушаться дальше?»
Славик вошел и остановился посреди прихожей.
— Ну, как дела? Что нового в школе? — спросила мама. По ее тону можно было подумать, что она еще ничего не знает. Но Славика маминым тоном не обманешь. Она всегда говорит ровным учительским голосом. И в своей школе со своими учениками говорит она так же спокойно, даже если на них сердится. Она считает, что криком ничего не добьешься.
— Так что же нового в школе? — повторила мама.
— Ничего, — сказал Славик.
— А что нового на улице?
— На какой улице? — спросил Славик.
— На Красноармейской, — сказала мама.
— А ты сама, что ли, не знаешь…
— Знаю. Но я предпочла бы узнать это от тебя! Я не уважаю людей, которые совершают безобразные поступки. Но еще больше я не уважаю людей, которые боятся нести ответственность за эти поступки.
— Ничего я не боюсь, — сказал Славик.
— Вот как? — мама сдвинула брови и сурово посмотрела на Славика. — Тогда где же ты пропадал целых три часа?
Славик молчал.
— Ты зачем стекло разбил?
— Я не нарочно.
— Камнем ты тоже бросил не нарочно?
— Нет, не камнем! — возмутился Славик. — Они все врут! Не камнем, а гайкой!
— Я не вижу разницы.
— А я вижу, — сказал Славик. — Камень — каменный, а гайка — железная.
— Я не вижу разницы в том, чем ты разбил стекло, — как будто ничего не заметив, проговорила мама ледяным голосом. — Важно то, что ты его разбил.
— А мне не важно.
Мама внимательно оглядела Славика с головы до ног. Она словно старалась понять, ее ли сын стоит перед нею.
— Что с тобой? — спросила она. — Ты заболел?
«Ага, действует! — подумал Славик. — Уже про болезнь заговорила, уже про стекло, наверное, не будет…»
— Нет, я не заболел, — ответил Славик и впервые смело взглянул в глаза маме. — Я себя совсем хорошо чувствую.
Теперь мама смотрела на Славика уже растерянно. В том, как вел себя ее сын, было какое-то не понятное ей нарушение порядка. Этот порядок давно уже был установлен в семье Барышевых. Да и не только у Барышевых, но и в других семьях всякое преступление наказывалось, а за наказанием следовало извинение, а уж за извинением — прощение. Мало кто из родителей наказывает своих детей, радуясь. Главное для них удовольствие — это прощать. Но Славик, кажется, и не собирался просить прощения. Он стоял перед мамой, и вид у него был такой невиноватый, что мама забеспокоилась. Она взяла из рук сына портфель, положила его на стул, затем молча повела Славика в комнату и усадила на диван.
— Держи пять минут, — сказала она, подавая Славику термометр.
«Действует, действует! — холодея от радости, снова подумал Славик. — Галка — молодец. Она все придумала правильно!»
Термометр показал нормальную температуру.
— В чем дело, Слава? Ты объяснишь, может быть?
— А чего объяснять… Просто я не хочу тебя слушаться. Вот и все.
— Как ты сказал?
— Как слышала. Я тебя больше не слушаюсь. Никогда.
— А ну, марш на кухню! — тихо сказала мама. — Я тебе покажу, что значит не слушаться!
— Не пойду, — сказал Славик. — Сама марш, если тебе нужно.
Славик ожидал, что мама сейчас рассердится по-настоящему. Он даже немного испугался своих слов. Но про себя он твердо решил не сдаваться, не отступать, потому что отступать было уже некуда.
Мама почему-то не рассердилась. Она с каким-то испугом посмотрела на Славика и быстро вышла из комнаты. Славик слышал, как она в коридоре подошла к телефону и набрала номер. Затем донесся ее встревоженный голос. Она говорила со знакомым доктором. Доктор, наверное, упрямился, потому что она несколько раз повторила: «Пожалуйста, срочно, очень прошу вас». Затем она вернулась в комнату и села за стол, поглядывая на сына с испугом и как будто с жалостью.
— Не нужно мне никакого доктора, — сказал Славик. — Я же просто тебя не слушаюсь. Это ведь не болезнь.
— Хорошо, хорошо, — торопливо проговорила мама. — Я все понимаю. Ты только сиди спокойно. Сейчас придет дядя Миша, ты его хорошо знаешь. Он тебя немножко посмотрит… Ничего страшного.
Вскоре в прихожей раздался звонок. Мама выбежала встречать дядю Мишу, который долго возился и топал ногами возле вешалки. Затем топот смолк, и послышался мамин шепот.
Дядя Миша вошел в комнату, потирая руки, и загудел с порога:
— Угу, угу… Так, так… Ну-ка, признавайся, Вячеслав, что с нами случилось?
— С вами? — переспросил Славик. — А я не знаю, что с вами случилось.
Дядя Миша и мама переглянулись.
— Я лучше выйду, не буду мешать, — сказала мама.
— Тогда скажи, что с тобой случилось? — спросил дядя Миша, когда они остались одни. — Впрочем, можешь не говорить. Открой рот.
— Не открою.
— Открой рот и скажи «а-а-а», — строго повторил дядя Миша.
— Бе-е-е… — сказал Славик.
Дядя Миша изумленно посмотрел на Славика и присел возле него.
— Ты что, не узнаешь меня?
— Ну да, не узнаю. Конечно узнаю, — сказал Славик.
— Тогда почему же ты меня не слушаешься?
— А я теперь никого не слушаюсь, — сообщил Славик.
— Гм-гм, — прогудел дядя Миша. — Это почему же?
— Просто надоело.
— Ну а просьбу ты мою можешь выполнить? Не приказ, а просьбу?
— Пожалуйста, — согласился Славик.
— Покажи язык.
Славик высунул язык так, что чуть не достал им до носа дяди Миши.
— Прекрасно, — сказал дядя Миша. — Теперь дай руку. Это — тоже просьба.
Дядя Миша взял Славика и замер, поглядывая на секундную стрелку своих часов.
— Так, — удовлетворенно сказал он. — Ну, а еще одну мою просьбу ты можешь выполнить?
— Какую?
— Перестань дурака валять! — закричал дядя Миша. — Прекратить эти фокусы, пока я тебе… пока я тебя…
— А чего вы мне сделаете? — с вызовом спросил Славик.
— А вот что! — грозно сказал дядя Миша. — Я тебе… гм… действительно… Что же я тебе?…
Услышав громкие голоса, в комнату вошла мама. Вид у нее был встревоженный. Она вопросительно посмотрела на дядю Мишу.
— Все в порядке, — сказал дядя Миша. — Эта болезнь легко излечима. Компресс по мере надобности. Вот сюда, — и дядя Миша указал рукой на то, что находилось у Славика пониже спины.
— Но с ним никогда такого не было! — почти шепотом проговорила мама.
— Всего когда-то не было, — сказал дядя Миша. — И нас с вами не было, и даже медицины не было. Впрочем, медицина тут ни при чем. Пусть принимает раза три в день по моему рецепту — быстро поправится. А теперь прошу прощения, меня ждут больные… — дядя Миша покосился на Славика. — Настоящие.
Проводив дядю Мишу, мама решительными шагами вошла в комнату.
— А теперь я хочу знать, что все это означает? — сказала мама. — Может быть, это у тебя какая-то новая игра? Мне не нравится эта игра. Или ты сейчас же объяснишь, в чем дело, или… — мама задумалась на секунду. — Или тебе будет хуже!
— А что будет хуже? — спросил Славик.
— Узнаешь.
— А я и хочу узнать, — сказал Славик. — Ты скажи.
— Вячеслав, это уже настоящее издевательство! Еще минуту назад я могла бы тебя простить. Но теперь можешь не ждать пощады.
— А я и не жду, — сказал Славик, глядя на маму ясными глазами. — И совсем я ни над кем не издеваюсь. Я же тебе объяснил: я просто не хочу тебя слушаться. Это еще не значит — издеваться.
— Как это понимать: не хочу слушаться? Ты понимаешь, что говоришь? Кого же ты будешь слушаться?
— А никого.
— Ну что ж, — сказала мама, — если ты хочешь воевать, — пожалуйста. Я сумею тебя заставить. В школе я справляюсь и не с такими, как ты.
— В школе ты справляешься потому, что они тебя слушаются, — объяснил Славик. — А если бы они тебя не слушали, то ты бы не справлялась.
— Довольно! — твердо сказала мама. — Мне надоело слушать чепуху. Два месяца ты не пойдешь ни в кино, ни в зоопарк. Это — за стекло. Два месяца ты не имеешь права подходить к телевизору. Это — за твое сегодняшнее поведение. Кроме того, ты пойдешь к человеку, у которого ты разбил стекло, и извинишься перед ним. Понятно?
— Если я в кино не пойду, еще не значит, что я слушаюсь, — сказал Славик. — Просто у меня денег нет, вот и все. А извиняться я не буду. Пускай он сам извиняется.
— Кроме того, — сказала мама таким тоном, будто и не слышала слов сына, — ты немедленно садишься делать уроки.
— Не сяду.
Мама молча взяла портфель Славика, раскрыла его, достала дневник. Она прочитала, какие уроки нужно выучить на завтра, вынула из портфеля учебники, разложила их на столе вместе с тетрадями.
— Садись.
— Не сяду.
— Сядешь, — мама взяла Славика за руку, подвела к столу и усадила на стул.
— Ну и что, — сказал Славик. — Просто ты сильнее, вот и все. А учить я не буду. Буду просто сидеть.
— Не будешь учить — не пойдешь в школу.
— Пожалуйста, — сказал Славик. — Мне дома даже лучше сидеть. Ты в школу уйдешь, а я телевизор включу.
— Ты прав, — спокойно сказала мама, — ты пойдешь в школу и будешь получать двойки.
— Ну и пускай.
— Затем тебя выгонят из школы.
— Ну и пускай.
— Ты будешь слоняться по улицам и попадешь в шайку преступников. Они доведут тебя до преступления.
— Не доведут, — сообщил Славик. — Я и преступников не буду слушаться. Нам надоело, что все над нами командуют.
— Кому это нам? — с изумлением спросила мама.
— А всем ребятам.
— Ах вот как! У вас, выходит, целая организация?
— Никакой организации нет. Чего ты меня все время спрашиваешь! Я больше отвечать не буду.
— Ну что ж, — сказала мама. — Обождем папу. Посмотрим, как ты с ним будешь разговаривать. Он с тобой церемониться не станет. Он тебе покажет…
— Чего покажет?
— Узнаешь чего, — загадочно сказала мама и ушла в другую комнату.
И Славик понял, что первый бой он выиграл. Впервые в жизни он понял, что если твердо стоять на своем, то можно добиться чего угодно. Конечно, в кино он теперь попадет не скоро. Ну что ж… Мир вокруг переполнен взрослыми, и они пока что сильнее. Славик не будет делать всего, что хочется. Но он НИКОГДА не будет делать и того, чего ему не хочется.
«А как там у Галки и Юрки? — подумал Славик. — Может быть, они струсили? Особенно — Юрка. У него мать не учительница. Она с ним церемониться не станет».
Славик вздохнул и стал рисовать очки какому-то великому ученому, смотревшему на него со страницы учебника истории.
