Утром я сказал Зинаиде:

- А нам вчера два станка привезли.

- Ну и хорошо, - ответила Зинаида. Она одной рукой держала ложку, а другой листала учебник.

- Их только из-за угла включать, - сказал я.

- Ага, - отозвалась Зинаида.

- Ты лучше не агакай, ты лучше придумай, чего делать.

- Что делать?

- Чтобы нам их на хорошие обменяли.

Зинаида перевернула страницу и ничего не ответила. Мне надоело, что она не слушает. Сама же всегда говорит, чтобы я советовался со старшими. А я даже не советовался, очень нужно мне с ней советоваться. Я просто спросил. Потому что сам ничего придумать не мог.

- Я, может, тебя первый раз в жизни спросил. И последний. Это ты учти, - сказал я.

- Отстань, Костя. У меня экзамены на носу.

Я говорю:

- Покажи нос. Никаких экзаменов на нем нет. Очки есть, а экзаменов нет.

- Господи! - простонала Зинаида. - Когда же мама приедет?

Я говорю:

- Правильно. Вот мама приедет, я ей все расскажу: что ты мне ни разу посоветовать не хотела и что ты за едой читаешь…

Зинаида уставилась в книжку, а на меня даже не смотрит.

- От этого еда плохо переваривается, - сказал я. - Ведь ты же сама говорила, что плохо.

А Зинаида на меня внимания не обращает.

- К экзаменам надо готовиться в течение всего года, а не в последний день. Ты же сама говорила…

Зинаида молчит.

- И не горбись за столом. Будешь ходить с искривленным позвоночником.

В общем, я повторил Зинаиде все, что она мне раньше говорила.

Она всегда меня учит, как что делать. А Зинаида молчала. Это она решила от меня отмолчаться. Она знает, что мне неинтересно, если не отвечают.

Тогда я сказал:

- Все равно будешь со мной разговаривать.

А Зинаида - ни слова.

Я надел пальто и говорю:

- У меня вот уроки не выучены, а я гулять пойду.

А Зинаида даже не оборачивается.

Тогда я спустился по лестнице и снизу позвонил из автомата.

- Алло!

- Алло! Я слушаю, - ответила Зинаида.

- Это Костя, - сказал я. - Видишь, вот ты со мной и разговариваешь.

В трубке сразу запищали короткие гудки. Но это уже не важно. Все-таки она сказала мне три слова: «Алло», «я» и «слушаю». Вот, наверное, сейчас злится. Зато в другой раз будет разговаривать. Я ведь ее по делу хотел спросить. А про уроки я нарочно сказал. Я их еще вчера выучил.

Только я вышел на улицу, как около кино увидел Борьку. Он стоял в очереди у телефона. Зачем ему из будки звонить? У нас же в парадной есть автомат. Я хотел подойти и спросить. Но потом я подумал, что спрашивать неинтересно. Борька сразу скажет. Он всегда отвечает, если его спрашивают. Лучше я сам узнаю. Так, чтоб он не заметил.

Я подождал, пока Борька войдет в будку, и незаметно подкрался. Сквозь стекло было плохо слышно. У меня даже в ушах закололо - так я старался расслышать.

- Алло! Это редакция газеты? - спросил Борька.

Тут Борька повернулся, и я еле успел отскочить. Больше я ничего не услышал.

А когда Борька вышел из будки, я заметил, что на другом углу его ждет Вика. Они поговорили немного и вместе пошли к Фонтанке.

Борька всегда с Викой ходит. Даже со мной меньше ходит, чем с Викой, хоть мы и живем на одной лестнице. Вместе мы редко бываем. И все из-за Вики. Староста несчастная! Невеста без места! Я ей даже сказал один раз:

- Данилова, ты что, Борькина невеста? Чего ты за ним бегаешь?

- А ты болтун, - ответила Вика, - поэтому с тобой никто из девочек дружить не хочет.

- Со мной? - сказал я Вике. - Со мной хоть тысяча девчонок дружить будут. Я, может, сам не хочу. Захочу - так будут.

- Захоти!

Рядом стояла Мила Орловская. Я ее спросил:

- Мила, будешь со мной дружить?

Мила покраснела и ничего не ответила.

Тогда я сказал Вике:

- Пожалуйста! Видишь - молчит. Молчание - знак согласия.

После уроков Мила подошла ко мне и шепотом сказала, что она будет дружить, только чтобы никто не знал.

- Почему это ты шепчешь? - спросил я.

- Чтобы не услышали, - прошептала Мила.

- А почему «чтобы никто не знал»?

- Так интереснее, - прошептала Мила.

- Кому это интереснее? - сказал я. - Вот еще! Что я, с тобой буду шепотом дружить? Да я и не собирался с тобой дружить. Это я нарочно спросил. С тобой дружить - ты еще в газету напишешь.

Мила обиделась и назвала меня грубияном. А сама правда в газету писала. Она написала: «Дорогая редакция! У нас в классе все интересуются, можно ли дружить мальчику и девочке. Ответьте, пожалуйста». Ну чего тут ей отвечать? Ей что, от редакции специальное разрешение нужно? А если ей ответят «нельзя», так она дружить не будет, что ли?

Пока я думал про Милу, Борька и Вика ушли совсем далеко. Я побежал их догонять. Только я старался, чтобы они меня не заметили. Мне было интересно узнать, куда они идут.

Они перешли через Фонтанку и остановились около большого дома. На дверях была вывеска: «Редакция газеты «Ленинские искры». Тут я вспомнил, что Борька по телефону спрашивал редакцию. И у меня внутри все перевернулось от смеха. Я сразу догадался - они пришли спрашивать, можно ли им дружить или нет.

Я подождал, пока они немного пошептались, и подошел.

- Борька, ты чего тут делаешь?

- А ты чего делаешь? - спросил Борька и вдруг обрадовался. - Ты, значит, тоже догадался?

- Конечно, догадался, - сказал я. - Только ты в редакцию не ходи. Все равно тебе разрешат.

- Чего разрешат?

- Дружить с девочкой.

- С какой девочкой?

- С Даниловой. Хоть она и староста, все равно разрешат. Вика посмотрела на меня и сказала:

- Боря, может быть, у него температура? Смотри, какой он красный.

- Нет у него никакой температуры, - мрачно сказал Борька.

- Это у тебя температура! - сказал я Вике. - А то бы вы не спрашивали про мальчика с девочкой.

- Про кого? - спросил Борька.

- Не притворяйся, - сказал я. - Думаешь, не знаю, зачем ты пришел?

- Зачем?

- Спрашивать: можно или нет дружить мальчику и девочке.

Борька с Викой переглянулись, и вдруг Вика захохотала. У нее даже шея покраснела от смеха. Она так смеялась, что на нее прохожие оборачивались.

Я говорю Вике:

- Смейся, смейся. Только учти - у меня был один знакомый. Он от смеха лопнул.

Она еще сильнее захохотала. Я отвернулся, как будто мне до них никакого дела. Она видит, что я не смотрю, и перестала смеяться. Борька говорит:

- Пойдем с нами. Сам увидишь, зачем пришли.

- Нужно мне с вами идти!

- Зачем же ты за нами шел?

- Я не за вами шел, а по улице.

- Идем, Боря, - сказала Вика. - Все равно его не переговоришь. Он как долгоиграющая пластинка.

- Чего? - сказал я. - Какая пластинка?

- Долгоиграющая. Тридцать три оборота. До-олго играет…

Я говорю:

- Борька, дать ей за пластинку?

- Попробуй дай.

- Может, заступишься?

- А ты попробуй дай.

- За невесту заступишься?

- Дурак, - сказал Борька. - Идем, Вика.

Я стоял и думал: идти мне за ними или нет? Ведь если я пойду, то получится, что я за ними бегаю. А если не идти, то, значит, я Вики испугался. И потом, мне очень хотелось узнать зачем они пришли.

Все-таки я пошел. Поднялся по лестнице. А там длинный коридор. И на всех дверях написано: «Ленинские искры».

Вдруг одна дверь открылась, и оттуда вышел какой-то человек. Пока он выходил, я увидел, что в комнате сидят Борька и Вика. Я заглянул. Они сидели на диване, а рядом с ними сидел молодой парень в зеленом пиджаке. Он меня увидел.

- Ну, заходи, - сказал парень. - Не бойся.

- Я и не боюсь.

- У тебя дело есть?

- Может быть, и есть, - говорю я. - Еще не знаю.

- Ну тогда посиди. Я с ребятами закончу.

А Борька и Вика посмотрели на меня и ничего не сказали, будто меня не знают.

- Так, значит, вы ждали, ждали… - сказал парень Вике.

- Ага, - ответила Вика. - Не только мы, все ребята ждали. И Алексей Иванович тоже. А потом посмотрели - они совсем сломанные.

- Алексей Иванович сказал, что им на свалке место, - добавил Борька.

У меня сразу лоб вспотел. Значит, они не про мальчика и девочку, они про станки пришли разговаривать. А Борька мне ничего не сказал. Ну ладно, я ему припомню.

- Так что же вы теперь думаете делать? - спросил парень.

- Не знаем.

Тут я уже не мог вытерпеть. Если не знаешь, так и не ходи в редакцию. Лучше письма пиши. Про мальчика и девочку.

- Их засудить надо - вот что делать, - сказал я. Парень повернулся ко мне.

- Кого засудить?

- Шефов.

- А ты здесь при чем? - спросил парень.

- Он из нашего класса, - сказала Вика.

- Вот оно что. - Парень засмеялся. - Значит, тебе тоже без станков плохо?

- Очень плохо, - сказал я. - Просто жить невозможно.

Они все трое засмеялись. И я тоже засмеялся, хотя мне и не хотелось с Викой смеяться. Но я просто удержаться не мог.

- Ну ладно, - сказал парень, - пошутили мы с вами, а теперь давайте думать…

В это время позади меня скрипнула дверь. Но я смотрел не на дверь, а на парня и заметил, что он сразу съежился. Лицо у него стало обиженное, как у маленького. Я обернулся и увидел Указателя.

Сначала я испугался. Я думал, что он меня специально выслеживает, когда я в газету приду. Но Указатель на меня даже не посмотрел. Он заулыбался и протянул руку.

- Приветствую вас, Игорь Владимирович.

Игорь Владимирович сморщился, будто ему в рот клюкву положили.

- Здравствуйте.

- Рад видеть вас в добром здравии.

- Спасибо.

- Я к вам по делу. Вот, так сказать, новые плоды трудов моих. Надеюсь, на этот раз подойдут. Мне кажется, это то, что нужно.

Указатель не говорил, а прямо орал, как будто с глухим разговаривал. Игорь Владимирович даже вздрагивал.

- Ребята, - попросил Игорь Владимирович, - обождите, пожалуйста, минутку в коридоре.

Я говорю:

- Мы же первые пришли.

Это я нарочно сказал. Я мог бы хоть целый час ждать. Просто мне Указатель не нравится.

Указатель вытаращил свои глаза и спрашивает:

- Тебя как зовут?

- Костя меня зовут.

- Фамилия?

Тут я совсем разозлился. Мне даже как-то обидно стало, что он меня не узнал, и я уже хотел спросить у него разрешения посмеяться. Но Игорь Владимирович тихонько мне глазами показывает на дверь: «Выйди, пожалуйста»,

Тогда я говорю:

- Идем, Борька, я тебе тоже труды плодов моих покажу.

Мы вышли, но дверь я не закрыл и стал слушать, как Указатель читает свои стихи. Вот какое было стихотворение:

Указатель кончил читать и сказал:

- Жду вашего суда. По-моему, тема важная и, так сказать, пионерская.

- Да… конечно… - пробормотал Игорь Владимирович. - Только вот… Я не совсем понимаю, почему вы советуете пионерам сидеть в клетке.

- Ну, Игорь Владимирович, Игорь Владимирович! Не ожидал. Разумеется, клетка - это в переносном смысле. А главная мысль - нужно быть дисциплинированным. Нельзя совершать недозволенных поступков. Разве вы против этой мысли?

- Я - за, - ответил Игорь Владимирович. - Но…

Дальше я не расслышал, потому что к нам подошел какой-то человек со значком «Ленинградская правда». Он заглянул в щелку и сразу отшатнулся. Потом он осторожно прикрыл дверь, погрозил мне пальцем и спросил:

- Давно сидит?

- Кто?

- Вон тот.

- Минут десять.

- Стихи читал?

- Ага.

- Про кого?

- Про кошку и мышку.

В это время по коридору проходил еще один, тоже со значком, только на значке было написано: «Смена».

- Женя, - сказал «Ленинградская правда», - удирай, пока цел.

- А что?

«Ленинградская правда» кивнул на дверь.

- Опять пришел.

- А у тебя уже был? - спросил «Смена».

- Был. Я ему про птичку вернул, он мне про мышку оставил.

- Вот черт, - сказал «Смена». - Сейчас его из «Искр» спровадят, он ко мне придет. А я как раз уйти не могу - приемный день.

- Сочувствую, - сказал «Ленинградская правда». И они ушли.

Я снова открыл дверь. Указатель стоял посреди комнаты и кричал:

- Вы систематически отказываетесь печатать мои стихи! Повторяю: систематически!

- Но ведь стихи-то плохие, - жалобно сказал Игорь Владимирович.

Указатель прямо завертелся на месте.

- А вы только хорошие печатаете? Вот я выписал: «У меня зазвонил телефон. - Кто говорит? - Слон». Это от 14 октября сего года. Что это, по-вашему! Когда вы видели, что слоны говорят по телефону? Или вот: «Когда же ты снова пришлешь к нашему ужину дюжину новых и сладких калош!» Что это, по-вашему? Дети должны верить, что можно питаться калошами? Вы представляете, что будет, если каждый пионер съест по калоше!

Тут уже заорал Игорь Владимирович:

- Это же Чуковский! Понимаете? Чу-ков-ский!

А Указатель почему-то ответил тихо:

- Вот именно. Товарищ Чуковский пишет всякие небылицы, вы их печатаете. Вам приносят стихи о дисциплине, вы их не принимаете. Разрешите доложить, Игорь Владимирович, я буду жаловаться.

- Пожалуйста, - сказал Игорь Владимирович.

А Указатель - еще тише:

- Вплоть до Центрального Комитета…

Указатель повернулся и помчался к двери. Мы еле успели отскочить. Он выбежал из комнаты, пронесся наискосок по коридору. Там была дверь с надписью: «Смена». Туда он и забежал. А мы зашли к Игорю Владимировичу.

Он сидел за столом и держался за щеку, будто у него зубы болят.

- Вам, ребята, чего?

- Это же мы, помните? Насчет станков.

- Ничего я сейчас не помню, - сердито ответил Игорь Владимирович. - Вы садитесь. Вспомним.

Мы сели, помолчали немного. Потом Борька говорит:

- А я его знаю, он в нашей квартира живет.

Игорь Владимирович даже на стуле подскочил.

- В вашей? Может быть, он тебе родственник?

Борька сразу испугался:

- Нет, не родственник! Честное слово, не родственник.

- Тебя как зовут?

- Боря.

- Слушай, Боря, - сказал Игорь Владимирович очень ласково, - а как там… вообще… Ну, как у него здоровье? Болеет часто?

- Он никогда не болеет. По утрам гимнастику делает. Он двухпудовую гирю выжимает: левой восемь раз, а правой одиннадцать. Я сам видел.

- Ага. Значит, не болеет, - вздохнул Игорь Владимирович. - Ну ладно, пусть выжимает…

По-моему, взрослые хитрее всех. Я же видел, что Игорю Владимировичу прямо убить хотелось Указателя, но он при нас ругать его не стал и еще вид сделал, будто ничего не было. Это потому, что взрослый взрослого при ребятах никогда ругать не станет. Они авторитет потерять боятся. Игорь Владимирович даже сразу про станки вспомнил.

- Знаете, ребята, - сказал он. - Я вам постараюсь помочь. Даю слово. Не знаю, что выйдет, но постараюсь. Только сегодня не могу: голова у меня просто чугунная.

Наверное, он честно говорил. Потому что вид у него правда был как у больного. Мне даже его жалко стало. Я говорю:

- Мы в другой раз придем. Верно, Борька?

Борька головой закивал. А Вика будто ничего и не понимает:

- Игорь Владимирович, а сегодня совсем нельзя?

Девчонки, они вообще настырные. С ними много разговаривать - только хуже. Я ткнул Вику локтем в бок - сразу поняла.

- Или лучше завтра, - сказала Вика и - мне локтем в живот.

- Пожалуйста, - обрадовался Игорь Владимирович. - Давайте завтра. Я вас буду ждать в это же время. А сейчас идемте, провожу до лифта.

Только вышли в коридор, на другой стороне открылась дверь с табличкой: «Смена». Оттуда, пятясь, появился Указатель. Он крикнул кому-то в комнату:

- Вплоть до Центрального Комитета! - и пронесся мимо нас - меня даже ветром обдало.

Когда мы вышли на улицу, Вика стала говорить, что мы зря ушли и что надо было сходить к главному редактору. Она так говорила, будто она одна все понимает, а мы - вообще ноль без палочки. Я даже разозлился. И тогда я сразу придумал. Я, когда злюсь, очень быстро думаю. Я говорю:

- Данилова, Владимир Иванович станки делает?

- При чем тут Владимир Иванович?

- Вот и я говорю - ни при чем. Только мы у него помощи просили.

- Ну и что же?

- А ничего. И у Игоря Владимировича просили. Может быть, он станки делает? Ты мне лучше ответь на одни вопрос: у тебя своя голова есть?

- Не умничай, Шмель.

Я говорю:

- А ты не умничаешь?

- И не думаю даже.

Тогда я говорю:

- Это потому, что тебе умничать нечем. У тебя своей головы нет. А у меня есть - вот я и умничаю. Зато я и придумал чего-то.

Борька меня просит:

- Костя, ты покороче не можешь?

- Нет, не могу. Я когда много молчу, у меня голова болит. Ты лучше скажи: станки откуда привезли?

- Ну, с завода.

- Вот и надо на завод идти, а не в редакцию.

- Нас туда не пустят.

- А может, и пустят. Только надо всем идти. Может, этот толстый, если все придут, испугается.