Автобус, отошедший от привокзальной площади, несмотря на нейтральное время – на работу ехать поздно, с работы рано, – был набит. Просто удивительно, сколько по Городу в рабочее время раскатывало неработающих людей. На каждой остановке народу входило больше, чем выходило, и в конце концов Алексея Палыча и девочку стиснули так, что стало трудно дышать.

Алексей Палыч попытался защитить гостью. Он слегка изогнулся, чтобы вокруг нее образовалось свободное пространство, но, получив пару толчков в спину и поняв, что с коллективом бороться невозможно, успокоился.

Но вот автобус запетлял по кварталам новостроек. Теперь можно было набрать в легкие воздух и даже спросить, где находится Писчебумажная улица.

Сошли они в самом начале улицы, и пришлось им идти еще остановки три; номера домов здесь нарастали неторопливо, потому что дома были очень длинны, а между ними тянулись не менее длинные фундаменты новых построек.

Девочка смотрела на все это без особого любопытства. Даже, пожалуй, без любопытства вообще. Будто видела тысячу раз. Новичком скорее почувствовал себя Алексей Палыч. Он давно не был в Городе. Сейчас он подумал, что, может быть, и неплохо вышло так, что после института он уехал в Кулеминск. В Кулеминске он чувствовал себя человеком нужным, даже слегка известным. Здесь же, на широкой улице, уходящей едва ли не к горизонту, похожей на траншею, облицованную домами-плитами, он сам казался себе весьма малозначительным, точнее, не значащим ничего. Правда, в Кулеминске не было театров. Но там и не жали масло из людей в автобусах.

– Незачем изобретать марсианские города, – сказал Алексей Палыч, махнув рукой вдоль улицы, – нарисовать это без людей, вот и будут марсианские.

– Четвертая планета вашей системы? – отозвалась девочка. – Там нет городов. И никогда не было.

– Наверное, так оно и есть, – согласился Алексей Палыч. – Я и сам так думал. Хотя... мои мысли... Они не имеют значения. Нужны доказательства. А вот вы могли бы нам помочь. Мы тратим колоссальные средства на исследования космоса и будем тратить еще больше. А вы можете просто рассказать...

– То, что исследуете вы, это еще не космос. А если рассказать, то вы не поверите.

– Ну, можно прислать фотографии...

Девочка пожала плечами:

– Фальшивка.

– Пробы грунта, атмосферы...

– Подделка. Вы ничему не поверите. Вам все надо потрогать своими руками. Вы так устроены.

– Почему же... – сказал Алексей Палыч. – Я, конечно, не могу ручаться за наших ученых... Но если вы пришлете какую-то делегацию... что-то вроде научной экспедиции...

– А вы будете мучиться: что это за экспедиция – друзья или завоеватели? Установите контакт, а зону контакта окружите ракетными установками? Вам захочется поверить, но вы не сможете избавиться от сомнений. Вот это уже будет настоящее вмешательство. Вы нам нужны такие как есть. А пробы, фотографии... Мы просто не умеем их делать.

– Другие методы?

– Конечно. Вы же не рубите деревья каменными топорами.

– Железные не так уж далеки от каменных, – возразил Алексей Палыч. – Принцип один и тот же.

– А у нас и принцип другой, – сказала девочка, и в тоне ее явственно прозвучало: "Нечего тебе объяснять, все равно не поймешь".

Не понравилась Алексею Палычу эта девочка. С мальчиком было труднее, но проще. Он многого не знал, ошибался, но в нем было много человеческого. Девочка скроена из другого материала. Что-то железное или железобетонное в земном понимании. Она знала, казалось, все, но это было какое-то холодное знание, без интереса и без эмоций. Она не делала ничего плохого и говорила, по-видимому, откровенно. Но Алексею Палычу подумалось, что откровенность эта не от доверия, а от того, что ей безразлично, какого мнения о ней собеседник. В общем, была в ней если не жестокость, то жесткость.

"Неужели все-таки робота прислали?"

На доме, возле которого они проходили, была крупно намалевана цифра 32. Однако впереди никакой развалюшки не вырисовывалось, да и не место ей было на этой сверхсовременной улице.

В доме 34 помещалась обыкновенная четырехэтажная школа с пристройками по бокам – спортзал и столовая. Во дворе было пусто. Как и в школе Алексея Палыча, в старших классах здесь шли экзамены, младшие уже распустили.

– Спасибо, Алексей Палыч, – сказала Лена, – вы мне очень помогли.

Сказано было спокойно. Алексей Палыч, который всю дорогу понемногу раскалялся, вскипел именно от этого спокойствия.

– Извините, мадам, – сказал он, – кажется, вы меня отпускаете, но я все-таки задержусь.

Впоследствии, когда Алексей Палыч вспоминал эту фразу, он так и не разобрался, откуда возникла "мадам". Французского языка он не знал; в Кулеминске тоже иностранными языками не увлекались. Очевидно, в данной ситуации слово это следовало понимать как ругательное и оскорбительное с намеком на неземное нахальство.

Девочка не оскорбилась. Она пожала плечами и направилась в обход школы к наружной двери спортзала. Туда она и вошла. И сразу за дверью послышались и рев, и стоны, и разные крики.

Побледнев, Алексей Палыч рванул дверь.

Девочка стояла в окружении ребят, одетых по-походному: штормовки, свитера, рабочие брюки. По залу были разбросаны набитые рюкзаки со спальными мешками, подсунутыми под клапаны.

Ребята орали возбужденно и даже как будто бы негодующе.

В том, что ребята вообще орут, для учителя ничего удивительного не было. Ведь и взрослые часто начинают орать, думая, что так их лучше поймут. Неожиданным был самый смысл воплей.

– Елена Дмитриевна, где вы пропали?

– Елена Дмитна, мы же опаздываем!

– Елена Дмитна, мы уже за вами посылать хотели!

"Куда посылать? – машинально подумал Алексей Палыч. – туда что ли?"

– Тихо, тихо, – сказала Елена, да еще и Дмитриевна. – У нас остался целый час. У кого деньги?

– У меня, – отозвался паренек, на шее которого не без элегантности, под воротником свитера, была повязана шелковая косынка.

– А мои вещи?

– Вот ваш рюкзак.

– Давайте в последний раз все проверим. У кого список?

– У Мартышки.

– Сколько раз я вас просила – без кличек, – строго сказала Елена, бог ее знает почему, Дмитриевна.

"Сколько же раз?" – тупо подумал Алексей Палыч.

Теперь, когда Алексей Палыч смотрел на девочку издали, она не казалась ему такой уж девочкой. Лет, может быть, восемнадцати, а может, девятнадцати, а может, пятнадцати; кто их теперь разберет при всеобщем удлинении молодежи. В данном случае это ничего не меняло: Алексей Палыч, в присутствии Бориса, сам видел, как вместе с голубым лучом исчез мальчик, а вместо него верхом, так сказать, на том же луче появилась эта Елена, допустим, Дмитриевна.

Алексей Палыч уехал, а Борис остался. Сейчас Алексей Палыч об этом жалел. Борис удивляться и раздумывать не любит. Во всяком случае, опекая мальчика, он с ним особенно не церемонился.

И все же надо было что-то немедленно сделать. Эти ребятишки не знают, кому они доверяются. А в том, что они доверяются, Алексей Палыч видел не просто опасность – угрозу. И тут очень кстати ему вспомнилось условие мальчика – не говорить никому, кто он.

"А про нее надо сказать, – решил Алексей Палыч. – И пускай тогда ее "отзовут". Я не должен допускать экспериментов на детях."

Решить-то он решил... Но все же за два часа общения с железной "мадам" он не успел утратить врожденную деликатность и попытался договориться по-хорошему. В конце зала, как и во всех таких залах, находилась преподавательская комната, о чем Алексей Палыч хорошо знал. Туда он и направился. Ребята взглянули на него мельком и отвернулись. "Мадам" посмотрела внимательней. Алексей Палыч ей кивнул, и она, сказав что-то ребятам, пошла за ним.

– Елена... извините, Дмитриевна... – строго сказал Алексей Палыч. – Я прошу прекратить! Никаких походов. Я просто не допущу!

– Нельзя, Алексей Палыч, им же обещано.

– А я прошу: делайте со мной что хотите, но их не трогайте!

– Ни с вами, ни с ними ничего не случится. Да и как я могу отменить? Вы же сами видите.

– Заболейте, подверните ногу – что хотите.

"Мадам" покачала головой.

– И вы утверждаете, что это невмешательство? – гневно спросил Алексей Палыч.

– Я так думаю.

И тут новая мысль осенила вдруг Алексея Палыча.

– А куда вы дели ту Елену Дмитриевну, настоящую?

– Она в отпуске.

– Как же ребята идут с вами, если знают, что она в отпуске?

– Она ведь не в вашем отпуске, а в нашем, – спокойно сказала "мадам".

– Значит... – похолодел Алексей Палыч, – вы что – копия?

– Почти. Я думала, что вы сразу поняли.

– Хорошо, – сказал Алексей Палыч и слегка скосил глаза к потолку, над которым находилось небо, где сейчас его должны были видеть и слышать, – тогда я знаю, что сделаю, я вас выдам!

– Вам не поверят, – покачала головой Елена, с позволения сказать, Дмитриевна. – Извините, Алексей Палыч, теперь нам действительно нельзя терять ни минуты.

Алексей Палыч помчался на второй этаж. Деликатничать он не собирался, сейчас ему было наплевать на то, что его где-то видят и слышат. Нужно было успеть прежде, чем те, наверху, успеют остановить его каким-нибудь лучом или чем-нибудь в этом роде.

Никаких лучей по дороге не встретилось. Спрашивать, где находится кабинет директора, не было необходимости. Алексей Палыч нашел бы его в темноте. В тысячах таких же школ тысячи директоров обитали в тысячах таких же кабинетов: второй этаж, вторая дверь направо от правой лестницы.

Алексей Палыч ворвался в "предбанник" и спросил у секретарши:

– Директор у себя?

– У себя. А вы по какому вопро...

Но Алексей Палыч уже скрылся в кабинете.

Директор, сидя за письменным столом, разговаривал по телефону. Жестом он пригласил Алексея Палыча присесть в кресло возле стола.

Алексей Палыч сел, поерзал в кресле, но директор, кажется, не собирался кончать разговор. Тогда Алексей Палыч без церемоний взял со стола чистый листок бумаги, написал на нем: "Срочно!" и подвинул к директору. Тот кивнул, но трубку не положил. Алексей Палыч ниже "Срочно!" приписал "очень!". Разговор продолжался. Тогда Алексей Палыч протянул руку к телефону.

– Извините, – сказал в трубку директор, – я потом перезвоню. Что за пожар? – обратился он к Алексею Палычу.

– Простите, ради бога, но дело исключительно срочное, заторопился Алексей Палыч. – У вас уходит в поход группа ребят?

– Да. Ну и что?

– Вы знаете, кто ее возглавляет?

– Конечно.

– Кто?

– Елена Дмитриевна Кашеварова, инструктор по туризму, кандидат в мастера спорта.

– Кашеварова! – возмутился Алексей Палыч. – Еще и Кашеварова! Да вы знаете, кто она такая?

В глазах директора промелькнуло некоторое беспокойство. Склонив голову чуть набок, внимательно разглядывая Алексея Палыча, он ждал.

– Она инопланетянка! – выпалил Алексей Палыч. – С другой планеты!

Теперь в глазах директора ничего уже не читалось. Смотрел он в стену, поверх головы собеседника.

– С какой же? – равнодушно спросил он.

– Не знаю. Знаю, что она не настоящая Елена Дмитриевна. Настоящая в отпуске. Но она тоже не настоящая.

– Простите, кто вы такой? – спросил директор.

– Одну минуту... – сказал Алексей Палыч. – Я должен проверить...

Спускаясь по лестнице, Алексей Палыч ощущал некоторое колебание в том уголке души, где у человека помещается совесть: все-таки ему доверяли... Но колебание было легким. Есть ли время колебаться, когда горит твой дом: хватай вещи и бросай в окно. Но прежде вещей и себя самого спасай детей. И теперь, когда дети были спасены, Алексей Палыч нет-нет да и поглядывал наверх, ожидая молнии или чего-нибудь вроде этого, что должно свалиться на его голову.

Алексей Палыч приоткрыл дверь и заглянул в спортзал. Ребята надевали рюкзаки. И Лжеелена Лжедмитриевна была среди них уже с рюкзаком за плечами. Он ее выдал, но ее не "отозвали".

"Другой метод", – с тоской вспомнил Алексей Палыч и снова помчался наверх.

– Может быть, хватит шутить? – сказал директор. – У меня нет для этого времени. А на сумасшедшего вы не похожи.

– Одну минуту... – умоляюще сказал Алексей Палыч. – Еще не поздно все изменить...

– Ни одной.

– Но я тоже учитель, – жалобно сказал Алексей Палыч.

– Хорошо, говорите, но короче.

– Я работаю в школе, в Кулеминске. Знаете?

Директор молча кивнул.

– Дней десять тому назад в мою лабораторию прислали или забросили – не знаю, как сказать, – мальчика с другой планеты. Мой ученик Борис Куликов при этом присутствовал. Мы этого мальчика пожалели и оставили у себя. Он нам сообщил условие: никому не говорить, кто он и откуда. Иначе его немедленно "отзовут", то есть вернут обратно. Был он какой-то... беззащитный, что ли... мы ему помогали... Но сегодня его "отозвали". И сегодня же... Вот эта ваша Кашеварова... Она прибыла тем же способом. Я видел сам... Борис тоже видел. Теперь она уходит с вашими ребятами... Мне они не поверят... Вы просто должны вмешаться. И давайте не будем терять время!

– Давайте, – согласился директор. – Вы, значит, учитель?

– Физики.

– Неважно. Значит, вам известно, какое сейчас напряженное время: конец года, экзамены и прочее.

– Конечно. Я тоже принимаю экзамены. Но дети...

– Тогда выйдите, пожалуйста, вон! – рявкнул директор. – И учтите милиции мне не потребуется, вывести вас я смогу и сам!

Директор нажал на кнопку звонка. В дверях показалась секретарша.

– Проводите до выхода этого... писателя.

При слове "писатель" секретарша заулыбалась, лицо ее выразило приветливость и почтение.

– С удовольствием, – сказала она нараспев.

В груди директора что-то заклокотало, но он сдержался.

По дороге к выходу секретарша несколько раз говорила "сюда, пожалуйста, туда, пожалуйста", словно шли они по лабиринту.

– С какого вокзала отправляются ваши туристы? – спросил Алексей Палыч.

– С Центрального. Вы будете о них писать?

– Нет, – буркнул Алексей Палыч.

– А какие книги вы написали?

Алексей Палыч сделал вид, что не слышит.

– А над чем вы сейчас работаете?

– Да подите вы к черту! – сказал Алексей Палыч.

В оправдание Алексея Палыча надо заметить, что за последние двадцать пять лет это была первая грубость в адрес женщины. Но секретарша об этом не знала. Она так и прилипла к перилам.

Когда Алексей Палыч вышел из школы, ему показалось, что за ним следят. Возможно, там уже приняли меры. Во всяком случае, какая-то фигура метнулась за угол школы.

Алексей Палыч вернулся, подставив спину под выстрел, но тут же подумал, что стрельба слишком земной способ расправы.

Слово "милиция", произнесенное директором, не выходило из головы. Милиция, милиция... Надежды особой на нее нет: там во всем сомневаются. Но есть и плюс: там ничему не удивляются. Надежды особой нет, но ничего другого пока не придумывалось. Времени для раздумий не было: нужно хоть как-то действовать.

– Где тут ближайшее отделение милиции? – спросил Алексей Палыч проходившую мимо женщину.

– А что? – с любопытством спросила женщина.

– Это я вас спрашиваю, а не вы меня! – цыкнул на нее Алексей Палыч.

– Вон туда, третий дом, – растерянно сказала женщина.

Третий дом по-здешнему – это не третий дом по-кулемински. Алексей Палыч побежал.

– Алкоголик несчастный, – сказала женщина, глядя ему вслед.

Начальник отделения, майор милиции, слушал Алексея Палыча внимательно, не удивляясь и не перебивая. Лишь иногда он, как бы соглашаясь с какими-то своими мыслями, задумчиво произносил: "Так?.."

Алексей Палыч повторил все, что говорил директору. Начал он довольно горячо, но в ходе рассказа постепенно сникал под немигающим взглядом майора. Официальная обстановка кабинета, погоны на плечах, фуражка с кокардой, лежащая на столе, все это не оставляло никакой надежды. Особенно смущала Алексея Палыча фуражка. При виде ее даже самому себе не хотелось верить.

– Так, – сказал майор, – выходит, вы учитель...

– Это легко доказать, – заторопился Алексей Палыч и полез в карман за документами.

– Не надо, – поморщился майор, – я и так вижу, что трезвый.

Выходя из отделения милиции, Алексей Палыч снова заметил слежку. Едва за ним закрылась дверь, какой-то человек юркнул с тротуара за угол дома.

"Все видят и слышат..." – Алексей Палыч скривил губы, собираясь презрительно усмехнуться, но смех не получился. – "Как у вас в кино..." Действительно, как в кино: шпионы и гангстеры... Всемогущие, а без шпионов не обойтись. Ну давайте, стреляйте...

Словно в ответ на этот мысленный призыв, из-за угла высунулось нечто вроде пистолета. Алексей Палыч не дрогнул. Он даже развернулся, чтобы встретить опасность лицом. И тут надо отметить, что он проявил прямо-таки солдатское мужество и даже презрение к опасности. Он ведь не знал, что это всего-навсего козырек кепки шпиона; он-то думал о пистолете...

Но долго ждать выстрела он тоже не мог. Не было времени. Нужно срочно ехать на вокзал. Что он там сделает, Алексей Палыч не знал, но уж здесь-то и подавно нечего делать.

Алексей Палыч влез в автобус, заполненный всего на девять десятых объема. Мелочи у него не было, и он стал проталкиваться к кабине водителя, чтобы купить талоны.

Шпион влез последним. У него вообще не было никаких денег, но, со свойственной всем шпионам бесцеремонностью, он плюхнулся на освободившееся место и пригнулся пониже, чтобы его не заметили.

В громадном зале вокзала, похожем на зал современного ресторана (раньше писали наоборот), среди людей с удочками, чемоданами, какими-то брусочками, связанными в пучок, среди женщин, нагруженных так, что хотелось посоветовать им хотя бы одну сумку нести в зубах, среди юношей и девушек, стоящих в обнимку перед расписанием или просто посреди зала, среди собак (без намордников) и их суровых хозяев Алексей Палыч ни ребят, ни Лжедмитриевны не нашел. Он взглянул на электронное табло. Дальних поездов в ближайшие пять часов не предвиделось. Значит – электричка. Впрочем, теперь и на электричке можно уехать километров за двести.

Ближайшая электричка уходила через пятнадцать минут. Но ведь с вокзала отправлялись поезда трех направлений...

Алексей Палыч в растерянности стоял посреди зала. Толпа обтекала его. Он не обращал внимания ни на случайные толчки, ни на дружескую критику пассажиров, называвших его кто пнем, кто столбом – кому как понравится.

Кто-то потянул его за рукав.

Рядом с ним стоял Борис.

Алексей Палыч почти не удивился: в последнее время много незаконных и тайных дел связывало его с Борисом. Не было ничего странного в том, что сообщник оказался рядом.

– Я тебе сказал оставаться дома, – молвил Алексей Палыч, больше для порядка.

– Так я вас и бросил, – заявил Борис.

– Как же ты меня нашел?

– Нашел! – фыркнул Борис. – Да я все время был рядом: в электричке – в другом вагоне, в автобусе – сзади, и около школы, и около милиции. Вы зачем в милицию ходили?

– Это ты прятался за углом?

– А кто же еще!

Алексей Палыч взглянул на табло. Оставалось тринадцать минут. Может быть, и не эта электричка... Но рисковать нельзя. Однако чем рисковать и что нужно делать, Алексей Палыч рассказал ему все в двух словах.

– Ну я ей рога обломаю, – с угрозой сказал Борис.

– Боря, тут совсем другое.

– С мальчишкой-то справлялся!

– И она совсем другая. Ты ведь понял, что ее знают у нас. Ну может, не ее, а копию, но ведь это не объяснишь.

– Эх, Алексей Палыч, говорил я вам – не нужно было с ними связываться...

– Боря, – сказал Алексей Палыч, – на рассуждения времени нет. Или что-то делать, или ехать домой. Нет, домой нельзя. Если они не вернутся, я никогда себе не прощу.

– Ехать с ними.

– Может быть, и так. Беги на перрон, поищи, в какой электричке.

Борис скрылся.

Алексею Палычу, которому Борис так неожиданно помог принять решение, стало совсем тоскливо. Попал он между двух жерновов: с одной стороны Космос, с другой – жена. Еще когда тянулась история с мальчиком, заподозрила она, что Алексей Палыч скрывает какого-то ребенка, разумеется, не космического. Такие подозрения никогда полностью не рассасываются, они затаиваются, ложатся на дно и всплывают при первой возможности. Как же теперь объяснить свою отлучку? И сколько будет длиться эта отлучка? Как быть со школой, где он не закончил экзамены? Теперь-то, конечно, он мог бы все рассказать жене. К чему это приведет, Алексей Палыч знал точно: к подозрению в подлых поступках прибавилась бы уверенность, что он помешался.

Много бы отдал Алексей Палыч за то, чтобы все можно было закончить сейчас, сию же минуту. Возник у него в голове даже мысленный диалог. "Отдай руку, – сказал ему некто, – и все кончится". – "На", – ответил Алексей Палыч. "Нет, лучше ногу". – "Бери, бери, только быстрей".

Когда люди начинают проигрывать в уме такие разговоры, то недалеко уже и до того, чтобы заговорить вслух или начать кукарекать. Но видно, у Алексея Палыча был большой запас прочности. Это обычно для людей, которые не умеют злиться всерьез и подолгу.

Подбежал Борис:

– В шестом вагоне, одиннадцать тридцать пять.

Это была та самая, ближайшая электричка.

Алексей Палыч пошел к кассе.

– Берите и на меня.

– Ты поедешь домой, – строго сказал Алексей Палыч.

– Тогда я поеду бесплатно.

– Боря!.. – еще строже произнес Алексей Палыч.

– Я только провожу и вернусь. Надо же знать, где вас искать.

В последних словах был смысл. Осуждая самого себя, Алексей Палыч взял два билета, один – туда и обратно. Поскольку куда "туда", он не знал, пришлось брать до конца.

Теперь оставалось пять минут. Алексей Палыч бросился к окошечку почты. Взяв бланк, он быстро написал на нем несколько слов и попытался... Очередь угрожающе, по-шмелиному, загудела.

– Товарищи, поезд уходит, – сказал Алексей Палыч, стараясь казаться ничтожным и жалким.

Алексею Палычу объяснили, что он на вокзале и поезда уходят у всех. Тогда Алексей Палыч сунул бланк вместе с рублем единственному человеку, который молчал, и быстро удалился. Молчаливый хотел что-то сказать, но было уже поздно.

Врать Алексей Палыч не любил. Можно даже сказать, почти не умел. Тем более, врать телеграфно. Но времени у него не оставалось, и в несколько секунд он открыл истину, до которой древние добирались веками: чем крупнее ложь, тем легче тебе поверят.

Телеграмма была составлена по этому принципу:

"ВЫЕЗЖАЮ МОСКВУ НЕДЕЛЮ ДРУГУЮ ВЫЗЫВАЮТ МИНИСТРУ

АЛЕКСЕЙ"