Спустившись с гряды, группа вошла в веселый березовый лес.

Листва уже набрала полную силу, но была по-юному свежей, поблескивала на солнце, и оттого лес казался приветливым и дружелюбным. Трава еще не вытянулась во весь рост — идти было легко. В новых кедах Алексей Палыч ощущал даже некоторую упругость в ногах. Исчезла одышка, свободнее стали движения. Неожиданно возникли воспоминания о давно забытой волейбольной молодости, студенческих кроссах и зачетах по физкультуре.

«Еще не поздно, — подумал Алексей Палыч. — Вернусь, куплю костюм, буду бегать. Теперь многие бегают… Основа жизни — движение.»

Тут Алексей Палыч обо что-то споткнулся и грохнулся грудью о землю. Физкультурные планы разом вылетели их него: для того чтобы бегать кроссы, нужно было еще вернуться домой.

Теперь Борис и Алексей Палыч шли рядом.

— Как ты думаешь, Боря?.. — спросил Алексей Палыч. — Куда мы все-таки идем?

— По компасу шпарит, — отозвался Борис. — Вы разве не видели: у нее на шее компас подвешен?

Алексей Палыч вспомнил: на груди Лжедмитриевны болталась плексигласовая пластинка со встроенным в нее компасом.

Алексей Палыч вздохнул.

— Первый день на Земле и уже все знает…

— Другая рассказала. Она ведь тоже шпионка. У них, может, кругом шпионы. А может, все на Земле — шпионы, одни мы с вами нормальные?

Черный юмор Бориса носил слишком общий характер. Сейчас Алексея Палыча интересовали дела более конкретные.

— А ребята, как они тебе?

— Нормальные. Мартышку сразу видно — противная. Значит, настоящая.

— Надо выработать какую-то линию поведения, — сказал Алексей Палыч и снова грохнулся на землю. Свою мысль он закончил уже лежа: — Иначе мы ничего не сможем сделать. Я знаю о твоей нелюбви к девочкам. Придет время, ты изменишь свою позицию…

— Вот еще! — возмутился Борис, глядя на своего учителя сверху вниз.

— Не будем спорить. Во-первых, нельзя ссориться с ребятами. Во-вторых, — продолжал Алексей Палыч, поднимаясь на четвереньки, — нужно как-то делить с ними трудности — взять на себя часть груза и так далее…

Последние слова учителя находились в таком противоречии с положением его тела, что Борис, впервые за весь день, улыбнулся.

— Ничего смешного нет! — рассердился Алексей Палыч. — Я впервые за двадцать лет надел кеды.

— В кедах-то легче…

Смех распирал Бориса. Он отвернулся и взглядом поймал группу. Последний рюкзак едва заметно маячил между стволами.

— Уходят!

Ученик и учитель побежали. Борис бежал сзади, равняясь по слабейшему. Через десяток метров Алексей Палыч, к великому своему изумлению, опять спикировал и приложился к земле.

— Шнурок завяжите! — крикнул Борис, перепрыгивая через своего учителя, как футбольный нападающий через вратаря.

Борис не остановился. Он побежал дальше, давясь на ходу смехом. Как у всех юных граждан нашей планеты, несчастья близких вызывали у него приступы оптимизма. Алексей Палыч об этом знал. Самый смешной случай, например, в кулеминской школе состоял в том, что дворник, скалывая лед, спланировал с крыши в сугроб и сломал руку.

Алексей Палыч, отплевываясь сухими травинками, встал на колено, завязал шнурок, распустившийся чуть ли не на всю длину, и, приняв низкий старт, пустился догонять Бориса.

Больше в этот день он не падал.

И снова двое шли вслед за группой.

Расплавленные до белесого свечения небеса нависли над ними. Что думали о них в этих небесах? Может быть, хихикали, удивляясь медлительности путешественников, несовершенству людей, которых природа снабдила ногами вместо гусениц или двигателя на воздушной подушке? Может быть, там, наверху, какой-нибудь очкастый уже сочинял книгу о нашей цивилизации; книгу, в которой есть глава: «Туризм как способ переноски тяжестей».

Наверное, они уже отметили нелогичность в поступках людей. Ведь дай какому-нибудь гражданину сто рублей и попроси его отнести двадцать килограммов груза за пятьдесят километров — и он, ни секунды не раздумывая, наплюет на вас и на ваши деньги. Но тот же гражданин может истратить свою кровную сотню, закупить на нее те же килограммы, взвалить их себе на плечи и нести не за пятьдесят, а за двести километров. Притом, чем хуже, тем ему лучше. Вместо газовой плиты — костер. Вместо чая с лимоном в стакане с подстаканником — железная кружка. Вместо магазинных бифштексов — подгорелая перловая каша. Вместо асфальта, наконец, нехоженый лес с буреломом.

Обросший, как дезертир, пробирается этот чудак из пункта «А» в пункт «Б», оставив за спиной семью, личный автомобиль и неоконченную диссертацию.

И он счастлив.

Наверное, не могли понять этого в небесах. Потому и направили очередного шпиона в туристскую группу. Но тогда — почему в детскую? Разве поступки детей определяют правила и порядок нашей жизни?

Размышляя таким образом, Алексей Палыч немного увлекся. Мысли мыслями, но и ноги переставлять надо. Борис уже с нетерпением оглядывался на него.

Группа неслась во всю свою молодую мощь, не обращая внимания на перегрузки.

Теперь Лжедмитриевна шла позади. Но направление сохранялось. Алексей Палыч, как физик, приблизительно знал поправки на широту и на время года. По тому, как перемещалось за спиной июньское солнце, он понимал, что они идут примерно на север. Но карту области он представлял плохо. А ему очень нужен был какой-нибудь населенный пункт, хотя бы для того, чтобы послать телеграмму родным Бориса. Да и продуктов купить не мешало.

При мысли о продуктах пустой желудок проснулся: в нем стало посасывать.

Решив, что три печенины не спасут группу, Алексей Палыч достал их из кармана и сунул Борису.

— А вы?

— Это лишние, — туманно сказал Алексей Палыч.

Борис прекрасно знал, что это благородная ложь, и полторы штуки вернул обратно.

Желудок, получив эти жалкие крохи и более ничего, буквально взвыл от негодования. Но тут уж Алексей Палыч ничего поделать не мог. Не обращая внимания на угрозы, он продолжал вышагивать дальше.

— А может, они и правда роботы? — проворчал Борис. — Несутся как угорелые.

Размышление это осталось без ответа: у Алексея Палыча сил на разговоры уже не было; тут, дай бог, не упустить из виду Лжедмитриевну, то и дело норовившую скрыться за стволами деревьев.

Внезапно группа исчезла, словно сквозь землю провалилась. Подбежав ближе, заговорщики увидели, что так оно примерно и было: лес обрывался к реке крутым песчаным склоном. В воздухе еще висела пыль, поднятая ребятами при спуске.

Алексей Палыч подошел к воде, с наслаждением умылся. Даже струйки воды, стекавшие ему за шиворот, под гостеприимный пиджак, доставляли удовольствие. Не нравилось другое: и он, и Борис опять оказались как-то в стороне от группы; не физически в стороне — на крохотном пляже все были рядом, — а просто сохранялось прежнее отчуждение. Никто с ними не заговаривал, да и у них как будто не было повода лезть в беседу.

Алексей Палыч твердо решил сегодня же наладить с ребятами какие-то отношения. На ходу это было невозможно. Разве на ночлеге?.. Лжедмитриевна волновала его сейчас меньше: она знала всё, знала, что он тоже всё знает; если она молчит, значит, это в ее интересах. Но ведь должна же была она хоть как-то объяснить группе появление двух нахлебников…

Алексей Палыч и Борис уселись на песок рядом. Взъерошенные и неприкаянные, они напоминали пару скворцов под дождем.

Ребята раздевались: они собирались сначала искупаться, а потом наладить переправу. Две девочки и Лжедмитриевна побежали в кусты — переодеваться в купальники.

«Откуда у нее купальник? — подумал Алексей Палыч. — Неужели тоже оттуда?»

Трое мальчиков уже влезли в воду. Теперь они не выглядели такими солидными и целеустремленными; они брызгались водой, подныривали друг под друга, хохотали — все это мало походило на игры молодых роботов.

Паренек в темных очках остался на берегу.

— А ты что не купаешься? — спросил его Алексей Палыч.

— А вы?

— Мне уже не жарко. Поберегу силы на переправу. Моста, как я понимаю, искать вы не будете…

— Вот еще!

— Так ты иди купайся, мы покараулим.

— Тут не от кого караулить.

— Вот и иди.

Паренек снял очки. Взгляд его казался серьезным и умным. Он кивнул в сторону рюкзаков:

— Проверки внимательности больше не будет?

— Нет. Даю слово! — сказал Алексей Палыч несколько горячей, чем ему бы хотелось.

Паренек быстро стал раздеваться.

— Тебя как зовут?

— Гена.

— Скажи, пожалуйста, Гена, почему вы не обошли болото?

— Вы разве не знаете? Вы тоже не обошли.

— Я как-то это… забыл… — промямлил Алексей Палыч.

Гена продырявил Алексея Палыча своим умным взглядом.

— Мы ведь не просто группа, мы идем на разряд. Девиз похода: «Север». Идем строго на север, никуда не сворачивая.

— Это-то я знаю, — схитрил Алексей Палыч и почувствовал с другой стороны дырявящий взгляд Бориса. — Но там обойти нужно было совсем немного.

— Девиз есть девиз, — лаконично ответил Гена и с разбегу плюхнулся животом в воду.

Из кустов в купальниках вышли две девочки и Лжедмитриевна. «Мадам» выглядела вполне по-человечески: руки и ноги росли у нее как положено; слегка загорелая кожа тоже была сделана не из пластика; фигурка — стройная, как и положено молодому кандидату в мастера спорта. Конечно, Алексей Палыч не надеялся, что джинсовый костюм скрывает какие-то панели или рычаги управления, но хотя бы ничтожный намек… Намека не было.

Лжедмитриевна подошла к Алексею Палычу.

— Вы будете купаться?

Алексей Палыч хотел сказать, что он уже вышел из возраста, когда бросаются в воду с поросячьим визгом, но тут же осекся: именно возраст мешал ему сейчас подружиться с ребятами.

— Мне уже не жарко.

— А Боря?..

— А мне уже холодно, — сказал Борис.

Никогда еще Борису так не хотелось купаться. Но он понимал, что дурачиться с ребятами в воде он не сможет, не настало еще время для таких отношений.

Девочки и мальчики веселились. Если судить по количеству дружеских затрещин и подводных пинков, в группе царила полная демократия: девочки за слабый пол не считались. Это, впрочем, можно было понять и раньше: рюкзаки были у всех одинаковые.

Лжедмитриевна отошла чуть в сторону. Она стояла у воды как будто в нерешительности, что было на нее совсем непохоже.

Вполне мирная, небыстрая речка текла у ее ног. Вода чуть коричневая: наверное, речка питалась из ближних болот.

Что-то смущало Лжедмитриевну, но ведь не цвет воды. Может быть, ее поддельная кожа могла промокнуть, а спрятанные внутри шарики и ролики проржаветь?

Она зашла в воду по колено. Поплескала водой на лицо и шею. Затем двинулась дальше. Пока все было по-земному. Затем она зашла по грудь. Белые ромашки на ее купальнике стали коричневыми. Она разгребла руками воду, но не поплыла, а осталась на месте.

А затем случилось непонятное. Она качнулась вперед, ладони ее сжались и разжались, словно пытались ухватиться за воду. Она по-прежнему стояла на дне, но теперь лицо ее было видно наполовину: рот под водой, глаза наверху. И по этим глазам Алексей Палыч понял, что Лжедмитриевна тонет. Они не выражали, как пишется, смертельного ужаса и не умоляли о помощи. Просто они смотрели на учителя неотрывно и, как ему показалось, безнадежно.

Где-то на дне был небольшой уступ. Она соскользнула с него, но подняться назад не могла: течение, хоть и слабое, все же мешало; ноги на такой глубине не имели опоры.

Лжедмитриевна, железобетонная инопланетчица, кандидат в мастера спорта, молча и тихо тонула в двух метрах от берега.

Это был прекрасный, необыкновенно счастливый случай, чтобы избавиться от нее и всего, что еще предстояло. Но об этом Алексей Палыч подумал позже, гораздо позже.

Первой его реакцией, как и у большинства нормальных людей, было броситься на помощь. Впрочем, тут и бросаться-то особенно нечего. Он подбежал к берегу и протянул руку. Даже Борис сначала ничего не понял.

Лжедмитриевна вылезла на берег.

— Спасибо, — сказала она таким тоном, будто ей не жизнь спасли, а уступили место в автобусе.

— Вы не умеете плавать? — спросил Алексей Палыч.

— Кажется, так.

— Зачем тогда лезть в воду?

— Я об этом не знала. — «Мадам» даже пожала плечами, словно и объяснять тут нечего.

Алексей Палыч понемногу возвращался в прежнее состояние.

— Хотел бы я знать, о чем вы еще не знаете? — спросил он. — То вы ведете группу в болото, то выясняется, что руководитель не умеет плавать. Что будет дальше?

— Все равно изменить ничего нельзя.

— А если бы вы утонули?

— Это другое дело.

— Ну, тогда тоните, — предложил Алексей Палыч. — Больше я вас не буду спасать.

Лжедмитриевна впервые взглянула на Алексея Палыча с интересом.

— Ну, — замялся Алексей Палыч, — возможно, и буду. Даже скорее всего буду. Но не от большого желания. Это что-то вроде инстинкта: мало кто может равнодушно смотреть, когда гибнет… — тут Алексей Палыч запнулся, ибо точно не знал, кто стоял перед ним, — что-то живое, — закончил он не слишком определенно.

— Вы хотите сказать, что разум заставляет вас желать моей гибели, а что-то другое заставляет меня спасать? Но что может быть сильнее разума? Мне это не понятно.

— Подозреваю, что вам многое непонятно, — сказал Алексей Палыч, понемногу возвращаясь в агрессивное состояние.

— Конечно, — согласилась Лжедмитриевна, — иначе я была бы не здесь, а дома.

— Вот и возвращайтесь домой! А мы выведем группу обратно.

— Попробуйте им об этом сказать.

Алексей Палыч мысленно сплюнул и вернулся к Борису. О том, чтобы говорить с группой сейчас, не могло быть и речи.

— Чего вы с ней там — за ручку? — спросил Борис.

— Да так… еще раз попробовал уговорить вернуться. Не вышло.

— И не выйдет. Рука-то у нее хоть настоящая?

— То есть?..

— Человеческая?

— Вполне, — со вздохом сказал Алексей Палыч.

После купания ребята начали организовывать переправу. Все оказалось очень просто. Стасик, зажав в зубах конец веревки, переплыл на ту сторону и обвязал веревку вокруг ствола. Другой конец закрепили повыше, на этом берегу. Рюкзаки, подвешенные на карабинах, переехали через реку. Ребята, Алексей Палыч и Борис — им все же пришлось раздеться — переплыли сами.

Алексей Палыч ожидал посрамления лжекандидата в мастера спорта. Оно не состоялось. Скорее, наоборот. Под предлогом проверки снаряжения «мадам» села в петлю, прикрепленную карабином к веревке, и лихо, чуть ли не под аплодисменты, скользнула на ту сторону.

Обманутый Алексей Палыч, натягивая брюки прямо на мокрые трусы, уже сожалел о своем благородном поступке.