Километрах в полутора в восточных пригородах Янгстауна, в кирпичном здании, окружённом пустыми парковками, находится Royal Oaks — классическая забегаловка для “голубых воротничков”. В полшестого вечера в среду свободных мест почти не было. Смонтированные вдоль стены огни подсвечивали бар жёлтым и зелёным. В дальнем конце комнаты скопились старые барные вывески, трофеи, маски, манекены – всё это было похоже на мусор, оставшийся после вечеринки. Большинство присутствовавших составляли мужчины среднего возраста; некоторые из них сидели группами. Они громко говорили про бейсбол и слегка пахли марихуаной. Некоторые пили в баре в одиночку, сидя в тишине, или же слушая музыку через наушники. Я поговорил с несколькими клиентами, работавшими музыкантами, художниками или разнорабочими. Многие из них не имели постоянной работы.
«Это конец определённого типа работы за зарплату»,- говорит Ханна Вудруф, тамошний бармен, которая оказалась выпускницей Чикагского университета. Она пишет диссертацию про Янгстаун как вестник будущего работы. Многие жители города, по её словам, работают по схемам «внезарплатных вознаграждений», работая за жильё, получая зарплату в конвертах или обмениваясь услугами. Такие места, как Royal Oaks, стали новыми службами занятости – здесь люди не только расслабляются, но и ищут исполнителей конкретных работ,- например, для ремонта автомобиля. Другие обмениваются овощами, выращенными в городских садах, созданных энтузиастами среди пустующих парковок Янгстауна.
Когда целый регион вроде Янгстауна страдает от долгой и серьёзной безработицы, причинённые ею проблемы выходят далеко за рамки персональных – распространяющаяся безработица подрывает соседние районы и вытягивает их городской дух. Джон Руссо, профессор Янгстаунского государственного университета, и соавтор истории города «Steeltown USA», говорит, что местная самоидентификация почувствовала серьёзный удар, когда жители потеряли возможность найти надёжное рабочее место. «Важно понять, что это влияет не только на экономику, но и на психологию людей»,- сказал он мне.
Для Руссо Янгстаун находится на переднем крае большого тренда к возникновению класса «прекариатов» – рабочего класса, перебегающего от задачи к задаче в стремлении свести концы с концами, и страдающего от отсутствия прав работника, возможностей торговаться за выгодные условия и гарантии работы. В Янгстауне многие рабочие смирились с отсутствием гарантий и бедностью, построив идентичность и некое подобие гордости вокруг случайных заработков. Они потеряли веру в организации,– в корпорации, покинувшие город, полицию, не справившуюся с обеспечением безопасности,- и эта вера не вернулась. Но Руссо и Вудруф оба говорят, что они рассчитывают на свою независимость. Так вот место, определявшее когда-то своих жителей при помощи стали, учится ценить находчивость.
Карен Шуберт, 54-летний писатель с двумя высшими образованиями, устроилась на работу на полставки официанткой в кафе Янгстауна, после того, как несколько месяцев искала работу на полный день. У Шуберт двое взрослых детей и внук, и она говорит, что ей очень нравилось обучать писательскому мастерству и литературе в местном университете. Но много колледжей заменили профессоров, работающих полный день, на адьюнкт-профессоров, работающих на полставки, чтобы экономить на расходах, и в её случае те часы наработки, которые она могла бы делать в университете, были не в состоянии обеспечить её существование – и она прекратила там работать. «Думаю, я восприняла бы это как личную неудачу, если бы не знала, как много американцев попались в ту же ловушку»,- сказала она.
Среди прекариатов Янгстауна можно увидеть и третье возможное будущее, в котором миллионы людей годами пытаются найти смысл существования в отсутствие формальных рабочих мест, и где предпринимательство возникает из необходимости. Но хотя в нём и нет комфортных условий экономики потребление, или культурного богатства, присущего будущему ремесленников Лоуренса Каца, это всё же более сложная вещь, чем простая дистопия. «Некоторые молодые люди, работающие на полставки в новой экономике, чувствуют себя независимыми, и пропорции их работы и личных взаимоотношений выдержаны, и им нравится такое положение дел – работать недолго, чтобы иметь время для концентрации на своих увлечениях»,- говорит Руссо.
Зарплаты Шуберт в кафе не хватает на жизнь, и в свободное время она продаёт свои книги стихов на чтениях, и организовывает встречи сообщества литературы и искусства Янгстауна, где другие писатели (многие из которых также не работают полный день) делятся своей прозой. Несколько местных признались мне, что исчезновение работы обогатило местную музыкальную и культурную обстановку, поскольку у творческих людей появилось достаточно возможностей проводить время друг с другом. «Мы ужасно бедная популяция, но люди, живущие здесь, ничего не боятся, обладают творческим потенциалом и они просто феноменальные»,- говорит Шуберт.
Есть у человека творческие амбиции, как у Шуберт, или нет — становится всё легче находить временную подработку. Как ни парадоксально, всё дело в технологии. Созвездие интернет-компаний сопоставляет доступных рабочих с небольшими временными работами, включая Uber для водителей, Seamless для доставки еды, Homejoy для уборки домов, и TaskRabbit для всего остального. Онлайн-рынки Craigslist и eBay облегчили людям возможность заниматься небольшими независимыми проектами – например, восстановлением мебели. И хотя экономика «на заказ» ещё не стала важной частью общей картины трудоустройства, согласно статистике бюро труда количество сервисов по поиску временной подработки увеличилось на 50% с 2010 года.
Некоторые из этих услуг также могут быть со временем отобраны машинами. Но приложения для обеспечения работы на заказ также делят работу, вроде работы таксиста, на меньшие задачи – такие, как одна поездка. Это позволяет большому количеству людей соревноваться за меньшие кусочки работы. Эти новые возможности уже подвергают испытанию юридические определения нанимателя и работника, и противоречий в этих понятиях накопилось уже достаточно. Но если в будущем количество рабочих мест полного дня будет сокращаться, так, как это произошло в Янгстауне, то разделение оставшейся работы среди многих работников на полставки не обязательно станет нежелательным развитием событий. Не надо бросаться свежевать компании, позволяющие людям комбинировать свою работу, занятия искусством и досуг такими способами, какие им по душе.
Сегодня наличие и отсутствие работы воспринимаются как чёрное и белое, двоичное, а не как две точки на разных концах широкого спектра возможностей. До середины 19 века концепции безработицы вообще не существовало в США. Большинство людей жили на фермах, и если оплачиваемая работа то появлялась, то исчезала, домашняя индустрия – консервирование, шитьё, плотницкое дело,- была вещью постоянной. Даже в худшие времена экономической паники люди находили что-то продуктивное, чем можно было заняться. Отчаяние и беспомощность безработицы были открыты, к смятению культурных критиков, лишь после того, как работа на фабриках стала преобладать, а города – расти.
21-й век, если в нём будет меньше работ на полный день в тех секторах, которые можно полностью автоматизировать, может стать похожим на середину 19 века: экономический рынок из эпизодических работ в широком спектре областей, потеря любой из которых не приведёт внезапно человека к полной остановке. Многие боятся, что непостоянная занятость – это сделка с дьяволом, когда прибавка автономности делается за счёт уменьшения безопасности. Но кто-то может процветать на рынке, где разносторонность и ловкость вознаграждаются – где, как в Янгстауне, есть мало рабочих мест, но много работы.