В течение нескольких дней они продвигались на северо-запад. Пустынные каньоны остались позади, теперь на склонах гор росли сосны, в долинах зеленела трава. Было много дичи. В воздухе парили орлы и ястребы.

Нат простил Шекспиру случай с гремучей змеей, но пообещал себе в будущем держать с ним ухо востро. Если старик решил так преподавать ему уроки, неизвестно, что еще он может выкинуть.

Они поднимались на невысокий холм, когда Шекспир внезапно объявил:

— Мы доберемся до места встречи уже послезавтра.

— С нетерпением жду этого.

— Правда?

Нат прищурился, голос Шекспира звучал подозрительно.

— А что, не должен?

— Будь начеку.

— Почему? Что может со мной случиться?

— Если ты не будешь достаточно осторожен, вернусь я уже один.

— Разыгрываешь?.. — усомнился Кинг.

— Я?

— Прекрати говорить загадками.

— Справедливое замечание, — согласился траппер, наблюдая за полетом ворона. — Любой на встрече распознает в тебе новичка, как только увидит. Большинство примет тебя и оставит в покое, но некоторым смутьянам может прийти в голову испытать новенького.

— Испытать?

— Проверить твой характер. Посмотреть, смогут ли они положиться на тебя. Если эти смутьяны поймут, что тебя можно вывести из себя, не будешь знать ни минуты покоя.

— Что за детские шалости? — удивился Нат. Шекспир усмехнулся:

— Если ты собираешься участвовать во встрече, хочу предупредить тебя, чего следует ожидать. — Он помедлил. — Чтобы понимать происходящее, тебе придется побольше узнать о жизни охотников. Целый год эти люди бродят по Дикому Западу от одной реки к другой, стараясь поймать как можно больше бобров, заготовить их мех для ежегодной встречи. За исключением тех немногих, кто женился на индианках, они все ведут уединенную жизнь. Трапперы трудятся от заката до рассвета, пока позволяет погода. Ты еще не знаешь, что привычная их работа — проводить большую часть дня в ледяной воде, расставляя капканы и вытаскивая бобров, которые могут весить до шестидесяти фунтов.

Нат внимательно слушал.

— Трапперу приходится быть недоверчивым к чужакам. Если он попадет к индейцам, его подвергнут жестоким пыткам. Могут отрезать, например, уши, нос, гениталии. Или снимут скальп. Если индейцы не захотят себя утруждать, всегда есть гризли. Они разорвали на части многих охотников — их тела невозможно даже опознать. К тому же существует опасность попасть под лавину или утонуть во время наводнения.

— Да-а… не соскучишься… — вздохнул Нат. Шекспир фыркнул:

— Теперь ты наконец понял. Между прочим, пару лет назад сотня охотников покинула Санта-Фе, чтобы провести год в горах, а назад вернулись только шестнадцать.

— Всего шестнадцать? — переспросил Нат.

— Теперь у тебя есть некоторое представление о том, какую жизнь ведут здешние охотники, и ты понимаешь, почему они так ждут встречи. Эти люди провели целый год в трудах и заслужили наконец праздник. По правде говоря, многие из нас живут ради этих нескольких недель, когда можно пить, ссориться и хвастаться сколько душе угодно, — рассказывал старый траппер.

— И на скольких встречах ты был?

— На трех.

— Так мало?

— Их всего-то и было три.

— Понятно.

— Человек, по имени Эшли, начал их проводить в двадцать пятом году. Первая состоялась на развилке у Грин-Ривер. В двадцать шестом встреча происходила в Долине тайн. А в прошлом году, как и в этом, собираются у Медвежьего озера.

— Сколько охотников бывает на встрече?

— По-разному. Одна, может, две сотни.

— Сотни?

— И это не считая метисов…

— Метисов?

— Ну, детей, рожденных от белого мужчины и индейской женщины. Мне всегда жаль их. И белые, и индейцы презирают полукровок. Метисы прекрасно понимают, что им не попасть в общество белых, но и в большинстве индейских племен их не особенно жалуют.

— Это же несправедливо.

— Как ум твой юн, — совсем, как кровь твоя! — процитировал Шекспир. — К кому жизнь справедлива? Разве это честно, что молодого оленя разрывает на части стая голодных волков? Справедливо, что черноногие ловят и уродуют трапперов? Что владельцы компаний, торгующих мехом, наживаются на поте и крови честных людей?

Нат ничего не ответил.

— Жизнь вообще редко бывает справедливой, — подытожил старый траппер. — На чем я остановился? Ах да. На встречу могут явиться помимо белых охотников еще и полукровки. И конечно, индейцы. Снейки, гладкоголовые, не-персэ, кроу, бэнноки могут прийти. Возможно, будет пара тысяч человек.

— Я и понятия не имел.

— А чего ты ожидал? Дюжина стариков сядут кружком и станут рассказывать истории о своих приключениях в Скалистых горах?

— Нет, конечно, — попытался оправдаться юноша.

— Держи свои глаза и уши открытыми, и ты узнаешь за пару недель больше, чем я смог бы научить тебя за месяц.

— Хорошо.

Они проехали в молчании еще миль пять, ветер дул в спину.

— Могу я задать вопрос? — поинтересовался Нат.

— Давай.

— Он может оказаться слишком личным.

— Не волнуйся, я не пристрелю тебя за то, что ты суешь нос в мою жизнь, — усмехнулся Шекспир.

— Тебе когда-нибудь приходилось покупать индейскую женщину?

Охотник взглянул на юношу, удивленно подняв брови:

— Это тебя беспокоит?

— Немного, — признался Нат.

— Почему?

— Я отношусь к покупке индейской женщины так же, как к покупке чернокожего раба. Возможно, ты слышал, что Нью-Йорк отменил рабство в прошлом году. Многие люди на Востоке считают рабство отвратительным. Священник нашей церкви назвал это нравственным и духовным злом. И я считаю, что недостойно относиться к другому человеку как к собственности.

— Поправь меня, если я ошибаюсь, но большинство этих чернокожих привезены в Штаты на кораблях откуда-то из Африки?

— Да, это верно, — согласился юноша.

— Их привезли сюда, не спрашивая, хотят они этого или нет?

— Так они все и говорят.

Шекспир кивнул:

— Может, это и правда, но существует большая разница между покупкой индейской женщины и чернокожего раба.

— В чем же эта разница?

— В большинстве случаев индейские женщины хотят быть проданными.

— Неужели? — усомнился Нат.

— Цель любой индианки — выйти замуж, и для индейца купить женщину — то же самое, что жениться на ней. Ты расстроишься, увидев, что белый мужчина торгуется из-за индейской девушки, но держу пари, ты даже не знаешь, что индейцы поступают так же.

— Я и не знал.

— Вот видишь? Незнание — это худшее из зол. Индейцы покупают своих жен. Обычное дело. Воины предлагают хороших лошадей или что-нибудь другое за них. Например, воину сиу понравилась какая-нибудь девушка. Он посылает друга или родственника с лошадьми к ее жилищу, предлагая жениться на ней. Если она принимает лошадей, через день устраивают праздник, и брак считается заключенным, — объяснил Шекспир.

— И все индейские мужчины платят за своих невест?

— Почти все. Чему удивляться, если белые делают то же самое? Если белый уведет девушку, не заплатив за нее, ее отец посчитает это оскорблением и племя захочет проучить незадачливого жениха. Если ты когда-нибудь влюбишься в индианку, убедись, что у тебя достаточно денег.

Нат усмехнулся:

— Такого никогда не произойдет.

Шекспир промолчал.

— Расскажи мне еще что-нибудь, — попросил Кинг.

— Могу рассказать об индейских женщинах. Я видел настоящих красавиц. Некоторые охотники полагают, что самые хорошенькие женщины в племени гладкоголовых, другие считают самыми красивыми девушек не-персэ, знаю хоть и немногих, кому нравятся женщины из племени манданов.

— А как насчет шайенов?

— Женщины шайенов милы по-своему, и их уважают за целомудрие. Незамужняя девушка из племени шайенов носит кожаный пояс целомудрия.

— Правда?

— Да. Они считают, что нельзя вступать в любовную связь с мужчиной до брака. Если девушка ошибается и позволяет ласкать себя раньше времени, она зарабатывает плохую репутацию. Женщины шайенов не хотят этого, — сказал Шекспир.

— Пояс целомудрия. Это же Средневековье!

— Держу пари, многие женщины в Штатах хотели бы надеть пояс целомудрия разок-другой.

Нат изумленно покачал головой. Кто бы мог подумать — индейские женщины носят пояс целомудрия. И в то же время они позволяют выставлять себя на торги.

— Я был женат на скво из племени гладкоголовых двадцать лет назад, — вспоминал между тем Шекспир. — Считал ее самым прекрасным созданием на земле.

— И что случилось? Ты развелся?

— Проклятые черноногие убили ее.

— Надо же, — посочувствовал Нат.

Старик пожал плечами:

— Это было очень давно. Конечно, я никогда не прощу этого черноногим и убиваю их при каждой возможности. — И, помолчав, продолжил: — Насчет разводов. У индейцев другое к ним отношение, чем у белых.

— Они признают развод?

— Да. Индейцам легче развестись, чем парням в Штатах. В случае развода муж публично заявляет, что не хочет больше жить с этой женщиной. И возвращает жену в дом родителей.

— А индианки могут оставить мужа?

— Если захотят. Некоторые так и делают. — Шекспир почесал бороду. — Есть даже глупые жены, которые сходятся с другими мужчинами.

— У них, должно быть, невысокое представление о морали, — заметил Нат.

— Дело в том, что если женщину застают в объятиях другого воина, ей отрезают нос.

— Разве это не чересчур?

— По мнению индейцев, нет. Понимаешь, они придают много значения общественному мнению. Большинство из них до смерти боится заработать плохую репутацию. Каждый воин и каждая девушка знают, что, если они переступят черту, нарушат законы племени, им придется провести остаток жизни в позоре.

— И так у всех?

— В каждом племени, конечно, свои законы, более или менее жестокие, чем в остальных. Юты, например, не отрезают женщине нос за измену.

— Слава богу.

— Они наказывают ее кнутом.

Натаниэль начал подозревать, что Шекспир намеренно рассказывает о таких обычаях, чтобы запугать его.

— Ты изображаешь индейцев слишком жестокими, — сказал он, чтобы проверить свое предположение.

— Разве? У меня и в мыслях не было. Некоторые их поступки жестоки, но лишь по нашим меркам. Индейцы ведь не кровожадны по природе. На самом деле, я ими глубоко восхищаюсь. Если бы это было не так, я бы не провел большую часть своей жизни среди них. — Шекспир говорил это, глядя на горный выступ справа от него. — Например, индейцы редко бьют своих детей.

Воспоминания о телесных наказаниях, полученных в юности, чередой промелькнули в голове Ната.

— Как же они тогда воспитывают их?

— Взрослые просто объясняют детям, как следует поступать в том или ином случае. В то время как белый отец шлепает ребенка за непослушание, индеец терпеливо объясняет, что нужно было сделать не так и насколько это важно.

— Должны же быть какие-то случаи, когда они все-таки наказывают своих детей.

— Они наказывают детей, когда те плачут.

— Почему? Им не разрешается плакать? — удивился Нат.

— Нет.

— Какой же от этого вред?

— Из-за плача может погибнуть все племя. В этих краях звуки разносятся на большие расстояния. Враги могут услышать плач ребенка и определить, где находится лагерь племени. Поэтому индейские женщины жестоко наказывают детей за крик, учат малышей не плакать с самого раннего возраста.

Нат усомнился:

— Как они могут заставить ребенка не плакать? Это так же естественно, как сон и прием пищи.

— Очень просто. Когда малыш начинает реветь без причины, мать уносит его из лагеря и вешает колыбельку в кустах или на дереве, оставляет и не возвращается, пока ребенок не перестанет плакать.

Нат вспомнил встречу с гризли.

— Это же бессердечно! А что если дикие звери наткнутся на ребенка?

— Такое редко случается, но зато, проведя два или три дня в кустах, малыш отучается плакать.

— Я бы никогда не поступил так со своим ребенком, — заявил молодой человек.

Шекспир внезапно остановился:

— Нам определенно не везет на этой тропе.

— Что ты имеешь в виду?

Старый охотник указал на горную гряду:

— Черноногие.