Через три дня после смерти Дадли Багз получил письмо. Писал неизвестный шантажист, требовавший от него уплаты пяти тысяч долларов, ради получения которых он, Багз, якобы и убил Дадли. Автор письма не оставлял никаких сомнений в том, что он, а скорее даже она — определенно, это должна быть она, — настроен по-деловому. Вымогатель ясно давал понять, что имеет достаточно улик против него, причем неопровержимых улик, и что в случае его отказа передаст их Лу Форду.
И вот Багз снова оказывался в своей привычной среде обитания — посреди ручья, носящего какое-то вульгарное название, который он постоянно пытался выбросить из головы. Но на сей раз у него не только весла не было, но даже и самой лодки.
Разумеется, у него не было, да и не могло быть пяти тысяч долларов, которые он якобы должен был иметь. И достать их он тоже не мог. Куда там — и полсотни-то наскребал с трудом.
Оставался только один выход — узнать, кто был этим шантажистом. Точнее, шантажисткой. Найти ее и дать что-нибудь взамен пяти тысяч. Сделать это было конечно же непросто, однако у него было твердое предчувствие относительно этой дамы, надежная догадка относительно ее личности — по крайней мере, он так думал. Поэтому он решил продолжить игру, не ставя ее в известность относительно своих подозрений, а потом...
Но это было уже потом — все, что началось на третий день после смерти Дадли.
После же разговора с Майком Хэнлоном события развивались следующим образом.
* * *
Багз долго не мог уснуть. Лишь где-то часам к трем дня его наконец сморило, но в шесть он снова проснулся, разбуженный негромким, но настойчивым стуком в дверь. Все его «кто там» и «что вам нужно» остались без ответа, так что ему все же пришлось натянуть брюки и пойти открывать.
Это была Джойс Хэнлон, облаченная в свою обычную униформу: обтяжная юбка и тесный свитер. Она одарила Багза лучезарной улыбкой, тогда как он постарался ответить ей тем же, но смог лишь во встревоженном оскале обнажить зубы.
— Привет, Багз. Ты что, спал?
— Спал? Да нет, ничего подобного. — Он хрипло рассмеялся. — Нет, днем я никогда не сплю. Я делаю это ночью, когда обхожу отель.
— О... Во всяком случае, надеюсь, что я тебя не разбудила.
Багз издал яростный стон. Он пытался взять себя в руки, вежливо улыбнуться, сказать, что все в порядке, все нормально. Но... но...
Надо же — она надеялась, что не разбудила его! Он только что дал ей понять, что в самом деле спал, и вот теперь она надеется, что не разбудила его!
Да разве можно быть такой дурой? Впрочем, чего ей от него нужно?
В мозгу его рычали и хрипели разные вопросы, и вот прорвались наружу прежде, чем он успел их остановить.
Глаза Джойс округлились, в изумлении она даже отступила назад.
— Так вот! — проговорила она. — Не могу сказать, что я одобряю...
— Да какое к черту это имеет значение? Ради всего святого, я только что лег спать, а теперь ты... я... ну ладно, извини. Я не хотел... но...
— Ну вот, уже лучше, — с оттенком чопорности в голосе проговорила она. — Ты не собираешься пригласить меня войти?
— А, ну да, конечно. Я хочу сказать, что действительно рад тебя видеть. Я... впрочем, к черту все это. Входи или стой там, где тебе заблагорассудится.
Джойс прошествовала мимо — губы скривила язвительная ухмылка, щеки пылают. Затем осторожно присела на край его кровати, тогда как Багз с грохотом захлопнул дверь и уселся на стул напротив.
Закинув ногу на ногу, она разгладила крохотную складку на своей юбке. Багз принялся грызть воображаемую заусеницу. Оба подняли взгляды и заглянули в глаза друг другу, потом снова потупились, но тут же стали медленно поднимать их снова.
Неожиданно Джойс разразилась диким хохотом. Она откинулась на постель, стуча каблуками о край кровати, и все ее тело содрогалось, колыхалось от безудержного веселья.
— О Багз, — ха-ха — ну и видок же у тебя — как у старого медведя, только что вылезшего из своей берлоги! А когда я спросила тебя, спал ли ты — ха-ха-ха, — когда спросила — yry-гууух, ха-ха-ха-ха!..
Багз ухмыльнулся, коротко и застенчиво хохотнул, пытаясь оторвать взгляд от этих длинных, соблазнительно обнаженных ног. Он признал, что вел себя как последний брюзга и ворчун и что ей не стоит обращать на это внимания.
— Ладно, не извиняйся. Я рада. У меня такое чувство, будто я наконец-то познакомилась с тобой, а то уж думала, что это никогда не случится. Ну, иди сюда.
— Э... куда? Зачем? — спросил Багз.
— Сюда, глупыш! — Она протянула руки и поманила его пальцами. — Сюда, к своей мамочке. А ты сам-то как думаешь, зачем?
Так вот как оно все получилось. Вот как, значит, Багз повалялся в сене в обнимку с Джойс Хэнлон, женой своего хозяина. Он говорил ей ужасные вещи, грубил, требовал, чтобы она убиралась — хочется ей этого или не хочется. Как ни странно, все это быстро растопило лед, сковывавший их отношения, тогда как в обычных условиях на это могли бы уйти месяцы.
Впрочем, они действительно лишь повалялись в сене, в буквальном смысле этого слова. Обжимания, поцелуи, поглаживания, пощипывания — но не более того, причем виной тому был отнюдь не мужчина.
Какой бы скромный и застенчивый ни был Багз, однако при определенных обстоятельствах любой мужчина теряет голову. К тому же он отнюдь не считал, что оскорбляет или предает Хэнлона — возможно, старик и разочаровался бы в нем, но до него ему не было никакого дела. Так что их сдержанность в этой сцене была продиктована исключительно самой Джойс. Именно она постаралась, чтобы он не заходил слишком далеко, твердой рукой держала его на расстоянии.
«Это, — сказала она, — уже постельная история. Это нехорошо. Этого она никак не может себе позволить — пока».
— Но почему, черт возьми?! Если ты не собиралась...
— Потому. А теперь, дорогуша, будь умницей, хорошо? И подари Джойс, одну из своих милых улыбок.
— Дерьмо собачье!
— Посыпанное сахарком? Да? Гм-м-м. Ну давай, ворчунишка, давай, улыбнись же.
Она пощекотала его ребра. Багз поморщился и неохотно улыбнулся.
— Ну вот, уже лучше... А теперь расскажи, с чего это Майк захотел видеть тебя сегодня утром? О чем он с тобой разговаривал?
— Ни о чем. Откуда тебе известно, что он вообще о чем-то со мной разговаривал?
— Да будет тебе, Багз. Не забывай, что я очень сообразительная маленькая девочка, а жена хозяйка узнает о многих вещах.
— Ну вот и узнай, о чем он со мной разговаривал... Черт побери, да ни о чем особенном. Хотел, чтобы я рассказал ему о самоубийстве. Почему, по моему мнению, Дадли покончил с собой, и так далее.
— И?..
— У него были какие-то неполадки с денежными учетами. Во всяком случае, мне так Вестбрук сказал. Кстати, я надеюсь, ты слышала, что Вестбрук...
— Да, да, — перебила его Джойс. — Забудь про Вестбрука. Сейчас меня интересует только Дадли.
— Но почему? Он что, был твоим дружком?
— Не глупи. Я его толком даже и не знала. Да мы не больше полудюжины раз проходили-то мимо друг друга. А почему...
— Почему, почему. — Багз запрокинул голову, чтобы посмотреть на нее. — Я всего лишь задал тебе вопрос. Это ведь не дело федерального масштаба.
— Я вообще не знала этого Дадли! Для меня он был всего лишь одним из служащих, вот и все. И спросила я про него исключительно ради тебя самого.
— Вот как?
— Да! И давай прекращай это, Багз! Дело серьезное. Майк...-Майк обвинял тебя в чем-нибудь? Я хочу сказать... ну, ты понимаешь. Он как-нибудь повернул все это против тебя? Он не утратил к тебе своего доверия?
Багза все это начинало утомлять. Возможно, из-за нарастающей убежденности в том, что именно это ему и хотелось узнать. Он искоса поглядывал на Джойс, видел морщинки, залегшие у ее глаз, тонкий пушок пудры на шее — массу неприглядных деталей, оставшихся незамеченными в пылу сексуальной игры. К горлу подступил комок отвращения к себе самому. Ему было стыдно, грязно, мерзко, и он поймал себя на мысли, что даже если сейчас на золоченом блюде ему поднесут эту особу, он все равно откажется.
Боже, о чем он вообще-то думал? Каким парнем хотел стать? Он понимал, куда она клонит, и все же решил броситься вперед, схватить наживку.
— Нет, Джойс, доверия ко мне он не утратил. Ни чуточки. А знаешь почему? Потому что он понимает, что у него нет к тому абсолютно никаких оснований. И никогда не будет, Джойс!
Багз решительно кивнул. Джойс игриво похлопала его по щеке и заговорила с деланной легкостью:
— Как все мило. Ну в самом деле, разве это все не мило?
— Да, — кивнул Багз, — я тоже считаю, что все очень мило.
— Как жалко, что он уже не молод, что он стар и болен. А то мог бы классно устроить твои дела. Ты же такой молодой... В чем дело, дорогуша? — Ее глаза нервно забегали. — Почему ты так на меня смотришь?
— Я просто думаю. Знаешь, в свое время я много играл в футбол. Отличная игра, ничего не скажешь.
— Футбол? А при чем...
— Так не хочется вставать, да и незачем, вот я и подумал, удастся мне из лежачего положения дать тебе хорошенького пинка под зад?
— Что-о?! — Она аж поперхнулась и села с разгневанным видом. — Какого черта!..
Ладонь Багза скользнула ей под задницу и принялась там шуровать вовсю. Джойс поспешно соскользнула с кровати и встала на ноги.
— А теперь давай уматывай отсюда, пока я в самом деле не дал тебе под зад, — сказал Багз.
Она яростно зашипела, в глазах вспыхнул огонь, и на какое-то мгновение ему показалось, что Джойс даже готова его убить. Но затем она вдруг рассмеялась — расхохоталась над его угрозами, оставляя его выхолощенным и безоружным.
Нет, сердиться она на него не будет. Джойс явно не из тех, кто станет гневаться там, где выгоднее зашибить деньгу. Первая вспышка ярости прошла и от былого гнева не осталось и следа. Сильные чувства — от этого она уже давно отвыкла. Она знала массу парней, которые променяли удар по ребрам на поцелуй, и не раз с нежностью вспоминала о них. Некоторые из них были отнюдь не плохими, во всяком случае девушки с ними никогда не скучали.
Вот и сейчас, когда Багз продолжал по инерции ворчать и чертыхаться, обращаясь скорее в пустоту, она снова присела на кровать, взъерошила его волосы и принялась с нежной лаской поглаживать и похлопывать его.
— Ну, будет тебе, старый медведь... большой, здоровенный дикарь. Сегодня вечером, когда ты как следует отдохнешь, я снова приду, и...
— Ради Бога, вот как раз сегодня этого делать не надо!
— Ну, не сегодня, так на днях. Как скажешь. И мы тогда мило и приятно обо всем поговорим, а может быть, и...
— Убирайся отсюда!..
— О'кей, мамочка знает, что он устал, а она желает ему только добра, и поэтому...
— Мамочка? Мама! — Голос Багза аж захрипел от возмущения. — Боже правый, да что ты вообще за женщина такая? Как, черт побери, ты можешь...
— Ну хватит, хватит, ложись и вытяни ножки, как хороший мальчик.
Она уцепилась за манжеты его брюк и проворно, просто мастерски стянула их с него. Потом, повесив их на спинку стула, подтянула одеяло под самый его подбородок и одарила затяжным поцелуем в губы.
— А теперь, — сказала она, подхватывая сумочку, — ты поспишь, хорошенько поспишь!..
Пожалуй, это была самая выдающаяся ложь двадцатого века. Несмотря на два холодных душа и четыре таблетки аспирина, Багз вовсе не сомкнул глаз. И не было теперь никакого смысла повторять себе, какой ты негодяй и как тебе должно быть стыдно.
А ему действительно было стыдно. И страшно — очень страшно. Но и это ничего не изменило.
Он настолько утратил контроль над реальностью, что, когда Розали Вара пришла к нему с уборкой, он вскочил и принялся гладить ее тело.
Какое-то мгновение она стояла совершенно неподвижно, чуть склонившись над покрывалом его постели, после чего нежно, но достаточно уверенно прижалась к нему своими округлыми бедрами.
Багз поспешно выбежал из номера.