Миссис Брендон и мисс Брендон излагают друг другу некоторые соображения о Твин Пиксе, его обитателях и о своих взглядах на современную жизнь. — Страшные кошмары, преследующие Роннету Пуласки. — Лиланд Палмер продолжает удивлять домашних своим очевидным сумасшедствием.
Миссис Брендон была так обрадована визитом в Твин Пикс сестры ее мужа, что просто не находила себе места от счастья. Мать Энди можно было понять: весь день она в силу различных причин была вынуждена проводить дома, за закрытыми дверями; сын, уходивший в полицию рано утром, приходил очень поздно, случалось, и заполночь. Впрочем, Элеонору это нисколько не удивляло — вдова последнего до Гарри шерифа города, она прекрасно знала, сколь много времени занимает служба в полиции. Правда, Энди, зная, сколь невыносима бывает его мать, иногда сознательно задерживался в полицейском участке, где или слонялся от безделья по фойе, бросая взгляды на Люси, или смотрел телевизор, или — что, к сожалению, случалось нечасто — слушал интересные доклады заезжих агентов ФБР, или, устав от скуки, сам предлагал шерифу задать ему какую-нибудь работу.
К старости у миссис Брендон развилось качество, столь частое у всех людей и, в особенности, женщин ее возраста: она стала необыкновенно словоохотливой. Сидя за столом и допивая очередную чашку чая, Элеонора могла часами разговаривать о чем угодно — о последних моделях сезона, которые никогда не нравились ей своей вульгарностью и пошлостью, о новых кулинарных рецептах, которые она категорически отвергала, предпочитая им старые, о современной музыке, которую она искренне не понимала и, поэтому, разумеется, ненавидела — миссис Брендон вообще была страшным консерватором. Однако более всего Элеонора любила поговорить о распущенности современных нравов, о молодежи, которая начисто игнорирует мудрые советы старших. В лице Элизабет мать Энди нашла достойную собеседницу.
По случаю визита родственницы из Сиэтла миссис Брендон всякий раз накрывала стол для вечернего чаепития новой скатертью — честь, которую Элеонора оказывала только самым дорогим гостям.
Подвигая Элизабет блюдо с вишневым пирогом, миссис Брендон голосом, в котором угадывалась затаенная гордость, произнесла:— Лиз, прошу тебя, попробуй… У вас в Сиэтле наверняка такого не попробуешь…
Отломив кусочек, мисс Брендон положила в рот и, пожевав, ответила; — Да, действительно…
Согласие Элизабет вдохновило мать Энди на некоторые обобщения. — Теперь, — со вздохом произнесла она, — все не так, как во времена моей молодости… Сейчас вряд ли найдется хоть одна хозяйка, которая сумела бы правильно испечь вишневый пирог.
Элизабет, доев ломоть пирога, потянулась за другим. Предупредительно пододвинув к гостье блюдо, Элеонора заботливо спросила:— Может быть, чайку?..
Та с набитым ртом кивнула. — Да, пожалуй…
Элеонора, подлив мисс Брендон чаю, откинулась на спинку стула и продолжила свои размышления:— Все измельчало, Лиз…
Та, отхлебнув из чашки, согласилась:— И не говори…
Миссис Брендон с глубокой благодарностью посмотрела на Элизабет. — А знаешь, дорогая, что меня больше всего раздражает?.. Знаешь, что меня просто выводит из себя?.. — Что?..
Подлив себе в чашку густой, напоминающей по цвету застывший асфальт, заварки, миссис Брендон сделала несколько осторожных глотков. — Больше всего меня раздражают современные мужчины. Да, мужчины…
Элизабет равнодушно посмотрела на хозяйку. — И чем же они тебя так раздражают?..
Миссис Брендон продолжила с необыкновенным воодушевлением:— Это не мужчины… Это просто какие-то тряпки. Они ничего не умеют. Взять хотя бы моего сына Энди…
Элизабет, заметив, что на блюде остался только один ломоть пирога, ножиком разделила его на две половинки, давая таким образом понять, что одна достанется ей, а другая — хозяйке. — Да, так что Энди?..
Обратив внимание на движение Элизабет, миссис Брендон произнесла:— Дорогая, не следует делить… Кушай на здоровье все, у меня еще есть…
Элизабет с удовольствием взяла обе половинки и в знак благодарности поинтересовалась:— Ты, кажется, что-то хотела сказать о моем дорогом племяннике?..
Миссис Брендон энергично тряхнула головой. — Нет, я совершенно не хочу сказать о нем ничего плохого, это все-таки мой сын… Он очень чувствительный, он любит природу, любит детей… — Миссис Брендон с гордостью добавила: — это я его таким воспитала… Все лучшее, что у него есть — это только благодаря мне…
Чувствуя, что собеседница вот-вот потеряет нить разговора, Элизабет попыталась вернуть ее монолог в прежнее русло. — Ты, кажется, начала что-то о современных мужчинах и о моем племяннике… — Да, — спохватилась миссис Брендон, — совершенно верно, спасибо, что напомнила… Так вот, он очень хороший и воспитанный мальчик… Однако я вынуждена сказать, что мой сын — не мужчина, а тряпка. Он не может за себя постоять. Мой покойный муж, наверное, перевернулся бы в гробу, если бы узнал, какой он… — миссис Брендон довольно долго подбирала нужное слово, от которого бы ее покойный муж перевернулся в гробу и, наконец, выдавила из себя: — мягкотелый…
Элизабет, как и обычно в случаях, когда речь заходило о ее любимом племяннике, принялась заступаться:— Нет, Элеонора, мне кажется, ты слишком строго судишь его… Может быть, Энди и несколько… м-м-м… мягковат в обращении, но, как мне кажется, это не от мягкотелости, а от деликатности.
Миссис Брендон в знак несогласия замахала на Элизабет руками. — Нет, нет… Он просто тряпка, просто размазня… Я не хочу сказать, что мне понравилось бы видеть Энди неотесаным мужланом, вроде тех, что работают на лесопилке… Знаешь, я недавно встретила нашего бывшего соседа, Фреда Труа, того самого, которого покойная Кэтрин уволила за что-то… Он был пьян, он говорил мне такие неприличные слова, от которых у меня волосы поднялись дыбом… Нет, это просто ужасно. — Допив чай, миссис Брендон потянулась за заварником и принялась трясти его над своей чашкой, в надежде извлечь из него последнюю влагу, пока крышка чайника не упала в чашку. — Нет, я не то хотела сказать, — уточнила она свою мысль, извлекая крышку, — просто я имею в виду, что настоящий мужчина должен уметь абсолютно все… Все должен уметь настоящий мужчина…
Элизабет с интересом посмотрела на свою собеседницу. — Что ты имеешь в виду? — спросила она, вставая из-за стола и ставя чайник. — Мне кажется, ты хочешь сказать, что настоящий мужчина всегда должен уметь за себя постоять, не так ли?.. — Именно так, — подхватила мысль собеседницы Элеонора. — Именно так, дорогая… Как хорошо, что хоть ты меня понимаешь…
Мисс Брендон доела пирог и вновь спросила:— А что это значит, по-твоему — быть настоящим мужчиной?..
Понятие «настоящего мужчины» и всего, что с этим связано, было любимым миссис Брендон — она могла говорить на эту тему часами. — Настоящий мужчина… настоящий мужчина, — начала она, — ну, словом, это такой мужчина… — не найдя в этот момент определения, наиболее точно выражавшего ее понимание, она решила перейти к конкретному примеру: — понимаешь, Лиз, настоящим мужчиной для меня был мой муж, твой родной брат… — при дорогом воспоминании Элеонора мечтательно закатила глаза. — Нет, ты сама, наверное, даже не представляешь, какой это был мужчина… Как он умел меня взять, какие слова говорил при этом… — миссис Брендон наклонилась к уху мисс Брендон и что-то прошептала ей очень тихо — Элизабет сильно покраснела. — Да-да, но меня это почему-то очень возбуждало… Сама не знаю, почему так случалось, но когда твой брат в кровати говорил мне такие вещи, я просто едва не сходила с ума. То есть, дальше со мной можно было делать все, что угодно… Понимаешь, о чем я говорю?..
Мисс Брендон, у которой на протяжении всей ее жизни никогда не было ни единого мужчины, завистливо вздохнула. — Дорогая, а какие еще слова говорил тебе мой дорогой брат во время… ну, в общем, когда вы были вместе? — поинтересовалась Элизабет.
Элеонора заулыбалась. — Ну, всего не запомнишь… Помню только, что эти слова были… как бы это более точно выразиться… Не совсем приличными… — Все?..
Миссис Брендон утвердительно закивала. — Да, — с некоторой гордостью ответила та. — Да, дорогая… Знаешь, мой муж был до того изобретательным, что из нескольких слов мог придумывать самые немыслимые конструкции… Как жаль, что я уже все забыла… Надо было записывать в свое время… — Надо было, — согласилась мисс Брендон. — Да, так что же Энди? — напомнила она первоначальную тему разговора. — Ах, Энди!.. Так вот, Энди ничего этого не умеет… Ничего. Он не умеет даже напиться, как следует!.. Это тем более странно; что его отец регулярно делал это каждую неделю…
Видимо, напоминание о слабости брата не очень понравилось Элизабет, а может быть, она посчитала слова миссис Брендон не комплиментом, а чем-то совершенно другим, но слова Элеоноры были оценены так:— В этом нет ничего предрассудительного, как мне кажется… Насколько я понимаю, насколько я знаю, очень многие мужчины… — Вот именно!.. — перебила ее Элеонора необычайно воодушевившись. — Вот именно!.. А я что только что сказала! Мне кажется, это даже полезно, если мужчина, придя со службы — а служба в полиции очень тяжела, это я прекрасно знаю, так вот, если полицейский, придя со службы домой, опрокинет рюмочку-другую — по-моему, это в порядке вещей.. Не правда ли?.. Мисс Брендон охотно согласилась:— Правда, правда… — А мой Энди… Нет, ты только послушай, что он мне однажды сказал — «я, говорит, никогда не буду пить виски, потому что он горький и невкусный…» — Элеонора с возмущением обернулась к собеседнице. — Нет, ты когда-нибудь слышала, чтобы мужчина говорил что-нибудь подобное?.. — заметив по глазам Элизабет, что та несколько неудовлетворена столь категоричной оценкой племянника, миссис Брендон добавила: — Я не хочу сказать, что он вообще не мужчина… Ты ведь знаешь, при задержании одного очень опасного преступника, он повел себя просто как настоящий герой… Кстати, а я не рассказывала тебе об этом? Как мой сын спас жизнь нынешнему шерифу Трумену?..
Элизабет давно уже собиралась расспросить хозяйку обо всех перепитиях того мужественного поступка, и, обернувшись к Элеоноре, с интересом сказала:— Нет… Ты как-то что-то говорила, но я, честно говоря, так и не поняла, что это за Жак Рено?..
Миссис Брендон, наконец, оценив, какого благодарного слушателя она обрела с появлением в Твин Пиксе Элизабет, замахала руками на собеседницу — она всегда делала так, когда собиралась рассказать что-нибудь, с ее точки зрения, интересное. — Как? Вы не знаете об этом ужасном преступнике Жаке Рено?.. — Нет…
Миссис Брендон, поудобнее расположившись на своем стуле, начала:— Этот грязный проходимец был настоящим бичом нашего города… Он неизвестно на какие средства купил так называемый «Дом у дороги», это, если ты не знаешь, бывшие казармы морских пехотинцев… Жак Рено превратил этот дом в настоящий дом разврата. Там танцевали женщины и — страшно только подумать! — они были… то есть я хотела сказать, что на них абсолютно ничего не было… Жак Рено говорил, что это какой-то стриптиз. Более того, этот гнусный выродок имел какое-то отношение еще к одному вертепу, недалеко от канадской границы есть один мерзкий притон под названием «Одноглазый Джек». Каких только страшных вещей не рассказывают про него в Твин Пиксе!.. Этот Жак Рено работал там крупье в казино. И вот, в наш город приезжает один очень симпатичный молодой человек, кстати, из Сиэтла, он агент Федерального Бюро Расследований, и зовут его Дэйл Купер…
Мисс Брендон несмело перебила этот эмоциональный монолог:— Извини, Элеонора, я так и не поняла, про кого ты сейчас рассказываешь — про моего племянника Энди или про какого-то агента ФБР?..
Миссис Брендон замахала на слушательницу руками с явным нетерпением. — Обожди, обожди, не все сразу… Ты бы тоже начала рассказывать про этого молодого человека, если бы хоть раз увидала его… Так вот, этот агент Купер под видом одного очень крупного мафиози завлек Рено в западню… — А что этот крупье еще такого совершил, чтобы им интересовался агент Федерального Бюро Расследований?.. — не поняла Элизабет. — Обожди, обожди… Этот Жак Рено ловил на побережье молоденьких девочек, насиловал их, а потом — убивал!..
Элизабет посмотрела на рассказчицу с некоторым сомнением. — Это действительно так?..
Тон миссис Брендон не оставлял сомнений, что это действительно так, — Ну конечно! Мне Энди сам рассказывал… В городе все только об этом и говорят… Впрочем, если я что-то и напутала, это неважно… Важно другое: когда Жак Рено выхватил у одного из полицейских пистолет и прицелился и этого выскочку шерифа — нынешнего шерифа, — тут же поправилась миссис Брендон, для которой шерифом всю жизнь оставался только ее муж; никого другого она не хотела в этой роли воспринимать, — так вот, когда этот матерый преступник выхватил у какого-то разявы-полицейского револьвер и прицелился в нынешнего шерифа, все, разумеется, растерялись. Все, кроме моего сына Энди… Он метким выстрелом ранил негодяя. — Элеонора подняла большой палец. — Если бы не мой сын…
Мисс Брендон, которая слышала рассказ о геройстве своего племянника по крайней мере уже в сотый раз, осторожно перебила рассказчицу:— Извини, но ты, кажется, собиралась мне рассказать об ужасном преступнике Жаке Рено… — Не перебивай… Я и рассказываю тебе о Жаке Рено — о том, как мой сын геройски его задержал… Если бы не Энди, этот мерзавец до сих пор бы насиловал и насиловал…
Элизабет, вновь желая заступиться за племянника, посчитала, что сделать это лучше не напрямую, а косвенно — задав вопрос. — И после этого ты еще утверждаешь, что твой сын — не мужчина?..
Элеонора пожала плечами. — А я этого и не говорю… Прото я хочу сказать, что Энди надо быть более решительным… Ему надо, — миссис Брендон принялась загибать пальцы, — во-первых, научиться пить, как это делал в свое время его отец, мой муж и твой брат… Во-вторых, — миссис Брендон загнула следующий палец, — ему следует обогатить свой лексикон многими словами, которые он, если и знает, то, по свойственной ему деликатности, не пытается применять там, где это необходимо. В-третьих, — миссис Брендон загнула еще один палец, — моему сыну уже давно пора бы подумать, как обзавестись семьей… Он уже все-таки довольно взрослый мальчик… В-четвертых, — продолжила Элеонора, — ему следует по-мужски поговорить с этим выскочкой, шерифом Труменом — чтобы он как следует ценил и уважал его заслуги… А то ведь всегда — мой Энди выполняет за всех черновую работу, а потом появляются какие-то проходимцы, вроде этого Гарри Трумена, и присваивают все заслуги себе…
Упоминание о шерифе придало новый импульс застольной беседе. — Кстати, — как бы вскользь поинтересовалась Элизабет, — вот ты все время говоришь — шериф Трумен, шериф Трумен… А он не родственник того самого Трумена, американского Президента?..
Элеонора возмущенно замахала на свою собеседницу руками. — Что ты, что ты!.. Он сын простого лесоруба!.. Честно говоря, я даже не знаю, как это так получилось, что Трумен был избран на эту должность… Ты знаешь, — она понизила голос до доверительного шепота, — он просто недоучка… В свое время он учился в Академии Полиции, но вскоре его оттуда выгнали… По-моему, он вляпался в какую-то историю… Правда, — она тонко улыбнулась, — правда, он всем говорит, что сам оттуда ушел, но я ему ни за что не поверю!..
Элизабет, пользуясь случаем, решила побольше выведать и об остальных обитателях городка. — Послушай… Когда я в прошлый раз приезжала в ваш город, то заправляла свой автомобиль на бензоколонке… Там была еще какая-то странная одноглазая женщина, и имя у нее какое-то очень странное… Сейчас даже не могу припомнить, как именно оно звучит?.. — Надин? — подсказала Элеонора. — Кажется, да… А почему она одноглазая?
Миссис Брендон, казалось, только и ожидала этого вопроса. — Она всем говорит, что это оттого, что однажды на охоте в глаз ей попала дробинка… Но я-то прекрасно знаю, что она врет. Всем в городе известно, что глаз ей выбил ее муж, Большой Эд за то, что она очень любит читать, — Элеонора, нагнувшись к уху собеседницы, произнесла таким голосом, каким произносят что-то очень неприличное, — она любит читать порнографические журналы… Нет, ты только представляешь?
Глядя на мисс Брендон, можно было предположить, что она не только не представляет, но даже и не знает, что это такое. — А сам Большой Эд, — поинтересовалась Элизабет, — кто он такой?..
Элеонора в явном сомнении пожевала губами. — Не знаю… У меня нет автомобиля, и поэтому я с ним не имею ничего общего… Но по-моему, — предположила миссис Брендон, — по-моему, этот Эд Малкастер — большой дурак.
Элизабет эта характеристика, по всей видимости, вполне удовлетворила. — Да, еще вот о чем хотела тебя спросить, — сказала она, — откуда у вас в Твин Пиксе китаянка… Джози, если не ошибаюсь, ее имя?.. — Джози, Джози, — с презрением произнесла Элеонора, — такая мерзкая узкоглазая тварь — просто передать невозможно, какая она мерзкая… Короче говоря, бывший хозяин лесопилки — он сравнительно недавно погиб — так вот, этот Эндрю за каким-то чертом поехал то ли в Гонконг, то ли в Сингапур… Точно не помню, впрочем, это не столь важно. Так вот, я сама подробностей не знаю, — но, как мне рассказывали, там он соблазнил дочь одного самурая, и тот будто бы сказал — или ты берешь в жены мою Джози, или я сделаю тебе харакири…
Элизабет, отличавшаяся большими познаниями в привычках самураев, попробовала возразить:— Насколько мне известно, харакири — это когда самурай сам вспарывает себе живот… Когда он делает это кому-то другому, то называется как-то иначе…
Элеонора махнула рукой. — Это не столь важно… Ну, в общем, ты меня, надеюсь, поняла… Ну, и этот Эндрю был вынужден взять Джози в жены…
Мисс Брендон покачала головой. — Понятно, понятно… А вот еще — как-то в один из своих приездов я порезала себе палец и пошла к доктору Хай… Хэй… Хой… Совсем вылетели из головы его имя и фамилия…
Миссис Брендон осклабилась. — А, ты, наверное, имеешь в виду доктора Уильяма Хайвера?.. — Наверное, его… По-моему, это очень обходительный человек…
Элеонора скривилась, будто бы съела что-то горькое. — Брось ты… Это настоящий садист. Когда я лет пять назад упала с чердачной лестницы, и у меня был перелом ноги, он, накладывая гипс, едва не отправил меня на тот свет… Кроме того, — Элеонора осмотрелась по сторонам, будто бы их разговор мог подслушать сам доктор Хайвер, — кроме того, мне кажется, он тоже не чист на руку… Мне иногда кажется, что этот доктор промышляет подпольными абортами.
Мисс Брендон, наморщив лоб, принялась вспоминать человека, который в глазах собеседницы мог бы сойти если и не за порядочного, то, как минимум, за пристойного. — А ваш этот… ну как его… местный Рокфеллер?..
Миссис Брендон сразу же поняла, о ком идет речь. — Ты, наверное, имеешь в виду мистера Бенжамина Хорна?.. — Ну да, его… У него, кажется, еще есть универмаг, там в парфюмерном отделе я как-то очень давно покупала крем для рук…
Встав со стула, Элеонора выключила чайник и, заварив чай, подошла к дверям, чтобы проверить, насколько плотно они закрыты. — Ты знаешь, — принялась объяснять она собеседнице, — этот Бенжамин вообще очень гнусный тип… У него есть придурок сын — Джонни зовут, он уже взрослый, а знает только два слова — «хочу» и «индейцы»… Да и еще на похоронах дочери адвоката Лиланда Палмера он выучил новое слово — «аминь». И смех, и грех — бегает между памятниками на кладбище и кричит: «аминь!», «аминь!» У этого Бенжамина Хорна есть еще дочь Одри — никак не могу понять, то ли она действительно дурочка, то ли прикидывается… Как бы то ни было, его дочь при виде мужчин так и виляет задницей… А брат Бена Джерри — терпеть его не могу — ну совсем отвратительный… Такой маленький, такой плюгавенький… — Ну, хорошо, а отец этой несчастной девочки, которую недавно похоронили — Лиланд, кажется…
Элеонора как-то неопределенно пожала плечами. — Так себе… Если честно, мне он никогда не нравился. Тоже выскочка — приехал в Твин Пикс из-за какого-то пустякового наследства, соблазнил бедную девушку — Сарру, она тогда работала делопроизводителем у адвоката Польстера… Родители девушки, как узнали, что дочь подзалетела, разумеется, закатили этому Лиланду страшный скандал… Ну, тому и пришлось жениться…
Элизабет, налив себе в очередной раз чаю, со вздохом спросила:— Получается, в вашем городе нет ни одного порядочного человека? Не считая тебя, разумеется, — поспешно добавила она.
Элеонора также вздохнула. — Получается, что так… Bo-всяком случае, нормальных мужчин я тут что-то не вижу… Так что, дорогая, вся надежда на Энди…
Роннета Пуласки лежит в небольшой палате с зашторенными окнами. Несмотря на яркий, уже весенний день в помещении было сумрачно. В комнате завис тяжелый густой запах лекарств.
Роннета находится как бы на границе яви и сна. Перед ее глазами то и дело возникают какие-то образы, но она не может дать себе отчета, что это — действительность, сон, видения?..
К кровати подходит какой-то человек в красной клетчатой рубахе с закатанными рукавами. Склонившись, он шепчет ей:— Огонь… Огонь… Огонь…
Девушка пытается отвернуть голову, но человек в красной клетчатой рубахе, протягивая к ней окровавленные руки, сжимает голову, словно тисками. В ушах, словно ток крови, продолжает звучать:— Огонь… Огонь… Огонь…
Роннета пытается встать и бежать от страшного человека, но внезапно тот исчезает сам. Девушка вздыхает с облегчением. Из-под кровати выползает какой-то отвратительный грязный старик. Роннета всматривается в его черты лица, пытаясь определить, где она могла его видеть раньше, тем более, что черты лица этого отвратительного старика кажутся ей очень знакомыми. Старик, становится над ней и шепчет то же самое, что и тот, в красной клетчатой рубахе:— Огонь… Огонь… Огонь…
Роннете становится не по себе от его страшных слов. Она вновь пытается отвернуться, но мерзкий старик продолжает шептать, обдавая ее своим горячим дыханием:— Пойдем со мной… Пойдем со мной… Пойдем со мной…
Внезапно старик исчезает, словно растворившись в воздухе. Девушка приподнимается на кровати и видит, как портьера на окне колышится. Она слышит скрип отворяемого окна. Внезапно в комнату врывается порыв горячего, как из пустыни ветра, и через окно залетают огромные летучие мыши — много-много, они шелестят своими крыльями, слетаются к кровати, в этом шелесте Роннета с ужасом угадывает все те же слова:— Огонь… Огонь… Огонь…
Она пытается отогнать гнусных тварей руками, но всякий раз промахивается. Неожиданно появляется еще кто-то; девушка не знает, кто именно, потому что лицо вошедшего закрывает грязная тряпка. Присмотревшись, Роннета начинает видеть на этой тряпке бордовые пятна, расположенные в определенной последовательности. Она не видит, что это за пятна и жестом просит вошедшего приблизиться. Тот медленно подходит, и Роннета начинает понимать, что пятна ни что иное, чем кровь. Кровью написано: «Огонь, пойдем со мной». Роннета в ужасе кричит, она пытается подняться с кровати и бежать от этого страшного человека, но замечает, что ее руки и ноги привязаны к кровати прочными бечевками. Подошедший человек снимает окровавленную тряпку со своего лица. Роннета поднимает глаза — перед ней, ухмыляясь, стоит длинноволосый блондин с крепкими зубами. Роннета отворачивается, чтобы не видеть его страшной улыбки, но тот вытягивает свои необыкновенно длинные руки, с которых на постель капают капли свежей крови…
Роннета пытается кричать, она машет на страшного длинноволосого блондина руками, но тот, очень медленно протягивает свои окровавленные руки к шее девушки… Роннета кричит на всю палату: — А-а-а!..
…Она приходит в себя лишь тогда, когда видит над собой лицо доктора Уильяма Хайвера. Он, держа в руках шприц, успокаивающе произносит:— Ронни, не волнуйся, Ронни, все будет хорошо, Ронни, тебе нельзя волноваться…
Девушка хочет спросить: «А где тот страшный блондин с окровавленными руками?..», но никак не может этого сделать. После инъекции успокоительного она приходит в себя, но ненадолго.
Длинноволосый блондин в то время, когда доктор Уильям Хайвер делал ей успокаивающий укол, наверное, где-то спрятался. Вот он выходит на середину комнаты, медленно приближается к койке…
Девушка пытается закрыть лицо руками, но руки, словно ватные, не слушаются ее. Она пытается позвать на помощь доктора Хайвера, но язык заплетается… Страшный длинноволосый блондин медленно приближается… Внезапно двери раскрываются, и девушка видит заходящих в палату шерифа Трумена в сопровождении какого-то молодого человека, которого она раньше никогда не видела. Этот молодой человек явно нравится девушке, она пытается улыбнуться, но у нее ничего не получается… Она переводит взгляд налево, к окну, и замечает, что за портьерой кто-то прячется — наверное, тот страшный длинноволосый. Роннета хочет открыть рот, чтобы предупредить шерифа и сопровождающего его молодого человека об опасности, но вместо слов получаются лишь какие-то нечленораздельные звуки… Молодой человек, подойдя к ней, садится на стул рядом с кроватью и доброжелательно улыбается. Девушка хочет улыбнуться в ответ, но сил у нее не осталось… Молодой человек ставит на колени атташе-кейс и достает оттуда какие-то рисунки — кажется, портреты… Он что-то спрашивает, Роннета не совсем понимает, что именно, но почему-то согласно кивает головой…
На первом портрете изображен мужчина с очень выразительными чертами лица… Девушке кажется, что это — Лео Джонсон, хотя она и не уверена в этом… Роннета не слышит, какие именно слова произносит молодой человек, но ей кажется, что он спрашивает, не видела ли она его когда-нибудь раньше, не тот ли это человек, который все время преследует ее… Роннета не может разговаривать, она глазами показывает, что нет. Тогда молодой человек протягивает ей следующий портрет. Роннета поднимает глаза — там изображен тот самый длинноволосый блондин со спутанными волосами, что только что, несколько секунд назад протягивал к ней свои окровавленные руки…
Роннета в ужасе кричит:— А-а-а!..
Ее тело пронзает невероятная боль…
Последнее, что она видит — склонившегося над собой доктора Уильяма Хайвера. Он делает ей очередную инъекцию, после чего Роннета проваливается в какую-то черную бездонную пустоту…
Мэдлин, склонившись над столом, просматривала старые письма Лоры — она только недавно обнаружила их в ящике письменного стола. В письмах говорилось о всяких пустяках — о школе, об учителях, о перемене погоды, о покупках, сделанных отцом Лиландом… Впрочем, Мэдлин читала их с особым чувством — теперь, после смерти ее двоюродной сестры, эти ничего не значащие письма воспринимались совершенно по-другому, сквозь призму загадочной смерти Лоры…
Неожиданно совсем рядом, за своей спиной, Мэдлин услыхала какой-то идиотический смех. Обернув голову, она увидела своего дядю Лиланда. Тот, пружинистой походкой подойдя к девушке, приобнял ее за плечи и с каким-то непонятным для Мэдлин смешком воскликнул:— Что, напугал?..
Мэдлин поежилась. — Извини, дядя Лиланд, я была занята и не слышала, как ты зашел…
Лиланд, усевшись на стул рядом с племянницей, продолжал счастливо улыбаться.
Улыбка эта никак не вязалась с трагизмом положения. — Послушай, Мэдлин я тут вспомнил одну детскую считалочку…
«При чем тут считалочка?» — не поняла Мэдлин.
Лиланд продолжал:— Хочешь, расскажу?.. — не дождавшись ответа, он принялся объяснять: — представляешь, как интересно бывает?.. Когда-то я, как и Лора, ходил в школу… Ну, и на переменках мы играли в разные игры… Так вот, никто не хотел водить, и мы придумали считалочку — на кого выпадало, тот и водил. Понимаешь?..
Мэдлин недоуменно кивнула. — Да… — Так вот, считалочка такая:
Одинажды один — приехал господин,
Одинажды два — приехала жена,
Одинажды три — в комнату вошли,
Одинажды четыре — свет потушили,
Одиножды пять — легли в кровать…
Мэдлин, наблюдая за ненормальным блеском в глазах своего дяди, пришла в ужас.
«У него, наверное, действительно помутился рассудок», — подумала она.
Лиланд, заметив, что племянница его не слушает, сказал очень обидчиво:— Ну, не хочешь слушать мою считалочку — не надо… Я хотел, как лучше…
Мэдлин, которой не хотелось обижать дядю, несмело произнесла:— Дядя Лиланд, извини, может быть — как-нибудь в другой раз, хорошо?..
Лиланд, поднявшись со стула, взял со стола несколько лежавших перед Мэдлин писем и, просмотрев их, положил обратно. — Ну, и что она тебе пишет?.. — спросил он с такой улыбкой, что Мэдлин стало явно не по себе. — Кто?.. — не поняла девушка.
Лиланд потер руки. — Ну, как это кто?.. Лора.
По тону, которым он произнес эту фразу, можно было подумать, что он до сих пор думает, что его дочь не захоронена на городском кладбище Твин Пикса, а просто уехала в другой город на какое-то время.
Мэдлин, собрав письма, положила их в выдвижной ящик письменного стола и, закрыв его на ключ, ответила:— Дядя Лиланд, это старые письма… Я их нашла случайно и еще раз захотела перечитать… Вспомнить свою двоюродную сестру…
Лиланд сделал успокаивающий жест рукой. — Все хорошо, все хорошо…
Мэдлин так и не поняла, к чему именно относятся эти слова.
Лиланд, медленно прохаживаясь из одного угла комнаты в другой, продолжал повторять:— Все хорошо, все хорошо…
Эти слова и сам облик дяди, его безумный взгляд и идиотический смех произвели на девушку самое тягостное впечатление. С тоской глядя на прохаживающегося по комнате Лиланда, она с сожалением подумала: «Боже, каким потрясением была для него смерть Лоры, если мой дорогой дядя действительно помутился рассудком!..»