Такова уж человеческая натура, интерес мой к трагедии поугас за последующие недели, просто оттого, что не поступало свежей информации. Газеты, выдоив все, что могли из убийства, дня через три переключились на другое. К моему облегчению, власти совершенно справедливо решили, что вряд ли я смогу что-либо добавить новое к свидетельствам других, и не вызвали для дачи показаний. Особых возражений против этого у меня не было, но к началу расследования я уже уехала в Мельбурн на свою временную должность и не испытывала желания лететь в Квинсленд только ради того, чтобы на десяток минут предстать перед судом короны и повторить то, что уже сказали другие.

В письме домой я поинтересовалась, что выяснилось на суде, но мать ответила только, что слушание отложено, а дату сообщат позднее. Я была занята собственной жизнью и пока вернулась в Брисбейн, дело Шредера стало для меня далеким и нереальным.

Даже теперь, когда я опять ехала в Виллоубанк в первый раз с того уикэнда, я и думать не думала об убитой Элинор. Все внимание я сосредоточила на дороге — насколько могла разглядеть ее.

Монотонный ритм «дворников» едва успевал за потоками дождя на ветровом стекле, и я не успевала следить за кинжально прямыми, короткими лучами фар, поэтому я совсем сбавила ход, жалея, что не выехала из Брисбейна раньше, тогда, пожалуй, и добралась бы до места засветло. Тут что, всегда идет дождь? — раздраженно и несправедливо подумала я.

Когда мать несколько часов назад сказала: «Джеки, ты бы поторопилась», я небрежно отмахнулась: «Езды-то часа на три всего! Не сафари через весь контитент, да и дорога знакомая!» В Виллоубанк ездила я меньше года назад, когда дядя Пимброк впервые предложил мне взять его практику на время отъезда в Англию.

«Конечно, — сказал он тогда, — уедем мы не раньше мая. Жена считает, что чудесно бы поехать на Рождество, но я не собираюсь менять летний Квинсленд на декабрьский Норфолк, не в нашем возрасте!»

Сейчас стоял только январь, но неделю назад он позвонил мне: сестра его жены в Норфолке попала в автокатастрофу, и миссис Пимброк не терпелось поехать. Не могу ли я приехать сейчас же? Пронеслась лихорадочная неделя: я бешено крутилась, подчищая дела, расплачиваясь с обязательствами. Вот, пожалуйста, результат: мой «остин-1800» чуть не наощупь катит в потемках, в летнюю грозу по дороге, которая оказывается не так уж мне знакома, как я наивно воображала. Обитатели Виллоубанка — все его три сотни или сколько их там — оставались без врача с предыдущего утра, но живут они всего в двенадцати милях от Авроры, города куда больше их, где есть две больницы и восемь-десять врачей, так что не такие уж огромные неудобства они испытывают.

Я кинула взгляд на спидометр. По моим подсчетам должна бы уже приехать. Миновав белый мост, я слегка нахмурилась: я не помнила, чтобы в тот раз ехала мостом, но не помнила я и других примет дороги, так что, может, был и мост. Однако, лучше все-таки притормозить у первого же дома и спросить, правильно ли я еду.

Почти тут же в пелене дождя замаячил дом, совсем рядом с дорогой, справа. Свет в окнах горел, и, остановив машину, я стрелой полетела под козырек крыльца. Так как когда я уезжала из Брисбейна, дождя не было, плащ мой лежал, заботливо упакованный на дне чемодана в багажнике. Нажимая кнопку звонка у парадной, я ощущала, как штормовой ветер пронизывает меня до нутра, летнее платье не защита, а липкая жара дня превращается в леденящий озноб.

Нетерпеливо я позвонила второй раз — над крыльцом вспыхнул свет, и дверь распахнулась: на пороге, преграждая вход, стоял высокий мужчина лет тридцати; в руках у него книга, а в глазах — явно враждебный блеск.

— Что угодно?

— Извините, но я…

И пораженно споткнулась — я узнала Карла Шредера. Конечно же! Ну и идиотка я! Мост был новый — построенный взамен того, снесенного в наводнение. Спеша миновать дождь, я свернула не на ту дорогу и не узнала дом, мчась от машины.

— Так что же?

На миг я испугалась его и разозлилась на себя: он, пожалуй, заметил, как изменилось у меня лицо, когда я узнала его.

— Э… э… боюсь, я… то есть, извините за беспокойство, — несвязно мямлила я, — Я в Виллоубанк еду, и мне показалось, свернула вроде бы не туда.

Он посмотрел мимо меня на хвостовые огоньки моей машины.

— Похоже на то, если машина стоит по направлению пути.

Отступив, Шредер пригласил меня войти. Огромным усилием воли я заставила себя не смотреть на то место, где лежал тогда труп Элинор. Не отрывая глаз от лица Шредера, я все-таки успела заметить, что ковер сменили: вместо золотистого лежит темно-зеленый, и мебель не то переставили, не то сменили. Карл Шредер старался изгнать видение трупа жены. Интересно, насколько ему это удалось.

— Откуда едете? — на лице у него ни промелька узнавания, никаких воспоминаний с той ночи у него не зацепилось.

— Из Брисбейна.

— Да, не на ту ветку свернули на развилке перед мостом. Возвращайтесь, повернете после моста направо, а уж оттуда город всего в нескольких милях.

Он рассмотрел, что я вымокла до нитки.

— Вы замерзли…

— Ничего. Еще десяток минут — и я на месте. Извините еще раз за беспокойство.

Он не ответил, но свет над крыльцом оставил гореть, пока я добежала до машины. Пустив мотор, разворачиваясь, я оглянулась, чтобы помахать в знак благодарности, но он уже скрылся в доме и запер дверь.

Я снова проехала по мосту, свернула на другую ветку и через минуту уже въезжала в крохотный городишко. Виллоубанк был таким, каким мне помнился: с широкой главной улицей, обрамленный тропическими деревьями с ярко-красными цветами.

Пока Пимброки были в отпуске, дом их должны были ремонтировать, и мы договорились, что поселюсь я в отеле, и скоро я увидела его на дальнем углу главной улицы. Здание старое, но ухоженное, довольно симпатичное — длинное, приземистое, с белыми обшивочными досками и зеленой, из рифленого железа, крышей. Длинная веранда почти на уровне земли, вокруг ее опор вьются розы. Однако особо вникать в архитектуру я не стала — схватила свою докторскую сумку, чемодан и помчалась в холл.

Хозяином по-прежнему был Том Барнард, они с женой тотчас вышли встретить меня и проводили в мой номер — небольшой: спальня, гостиная и ванная, обставленные разумно и уютно.

— У вас, доктор Фримен, личный телефон, — объяснил мне Том. — Напрямую соединен с почтой, через коммутатор не проходит. Не то чтобы, правда, — усмехнулся он, — отель мог похвастать коммутатором.

Я улыбнулась. Мне Барнарды понравились еще в тот раз, год назад: симпатичные простые люди.

— Приятная неожиданность в таком городке, — прокомментировала я, оглядывая то, что должно было стать моим домом на целый год.

— У нас тут директор школы жил, холостяк, — объяснила миссис Барнард. — Целых одиннадцать лет жил, так что в комнатах все устроено для него. В прошлом году он ушел на пенсию, а новый, женатый, снял себе дом — вот номер и стоит свободный. Ваш приезд вместо доктора Пимброка устраивает нас лучше некуда. А теперь быстренько переодевайтесь. Вы ведь, наверное, и не обедали еще?

— Нет. — Я начала ощущать и последствия пропущенного ланча.

— Других гостей у нас нет, а сами мы уже пообедали. Так что приготовлю что-нибудь и принесу сюда. Или хотите, — она приостановилась в дверях, — посидите с нами в гостиной, там пообедаете? У нас камин топится, а то холодина сегодня, прямо нелепая для конца января.

Я ответила, что с удовольствием пообедаю в их компании. И через пятнадцать минут уже насыщалась бифштексом в гостиной, познакомившись с шестнадцатилетним сыном Барнардов Биллом — высоким долговязым школьником с взлохмаченными волосами и дружелюбной ухмылкой, и семейным котом, сонным Твитом: тот вежливо потерся о мои коленки и снова удалился на подлокотник кресла у камина. Бен Шорт, работник, то дремавший, то почитывающий газетку, кивнул в знак того, что узнал меня.

Когда миссис Барнард принесла бифштекс, я извинилась, что приехала так поздно и причинила ей столько хлопот.

— Планировала добраться засветло, но такой дождина, еле ползла. Да еще повезло! Я и до сих пор могла бы катить невесть куда, свернула у моста неправильно. К счастью, у меня отложилось, что в тот раз моста я вроде как не проезжала, так что притормозила у первого же дома и спросила дорогу. Конечно, когда дверь открыл Карл Шредер, я поняла, где я. Под дождем и дом-то его не узнала.

Барнард взглянул на меня.

— Ах, ну конечно же! Вы ведь были с нами в тот вечер, когда убили Элинор. А Карл вас узнал?

— Нет, — покачала я головой. — И немудрено. Я сама почти забыла все. Уехала в Мельбурн на несколько месяцев, и из головы все вон.

— Для нас странно, — усмехнулся Том, — что кто-то мог забыть. Большая тайна Виллоубанка.

— Тайна? — подняла я на него глаза. — Разве убийство еще не раскрыли?

Он наклонился и помешал огонь.

— Нет. Да и вряд ли раскроют когда.

— Бедный мистер Шредер, — заметила я. — Не удивительно, что встретил меня так враждебно. Подумал, наверное, что я репортер и явилась ворошить старую сенсацию — поразведать, не теплится ли еще в ней жизнь. А вообще, — легкомысленно добавила я, — почему же его не арестовали? В подобных случаях муж — подозреваемый номер один!

Я занялась обедом, но наступившее молчание заставило меня недоуменно вскинуть глаза. Все неотрывно смотрели в огонь.

— Извините. Брякнула глупость. Забыла на минутку, что трагедию тут воспринимают очень лично. В тот вечер и меня глубоко задело убийство, хотя я и посторонняя тут. Не следовало забывать. Глупо с моей стороны.

Я ждала, что они сменят тему, но — может, из-за дождливого грозового вечера, располагавшего к таинственным историям, или потому, — как мне хотелось бы думать — что они одобряли то, что знали обо мне, но Барнарды охотно пустились обсуждать трагедию Шредеров.

Миссис Барнард спокойно сказала:

— Вы не первая, дорогая, предполагаете, что главный подозреваемый — Карл Шредер. Тогда так думали многие, и полиция в том числе. И не сомневайтесь, до сих пор многим так кажется. И может, даже полиции.

— А я бы не сказал, — сухо вставил Бен Шорт. — Некоторые считают, что она получила по заслугам. Вот и все.

— А, брось ты, Бен, — Билл оторвал голову от учебника, который ему, наверняка, полагалось учить. — Не то еще доктор Фримен решит, что мы тут с приветом. Да и кому доставило удовольствие увидеть Элинор мертвой? По-моему, ее все любили, если послушать, как говорят о ней сейчас.

Бен, передернув плечами, поскреб подбородок.

— Ну да, многим она нравилась. Я-то про Джека Лантри думал.

— Это тот, которого Элинор бросила ради Шредера, — пояснил Том.

Я кивнула: история всплывала в памяти в подробностях.

— Доктор Пимброк говорил мне, — заметила я. — Помню, в ту ночь велись розыски в надежде на случайный шанс, что убийца еще там. Куда ж он мог исчезнуть после аварии моста? И потом, никаких следов не обнаружили?

— Ничегошеньки! — покачал головой Том. — Скорее всего, убийца, кто бы он ни был, переплыл реку. Поговаривали, что он мог воспользоваться лодкой, переправиться на ней в оба конца. Ведь в Виллоубанке лодки у многих. Но все видели — река поднимается, и даже те, кто обычно оставляет лодки на берегу, отволокли их повыше. А то и домой отвезли. А весел на берегу вообще никто не бросает. И не нашли следов, чтоб какой-то лодкой пользовались. Невозможно же, чтоб человек в одиночку протащил лодку по земле — пусть хоть и ялик — и не осталось следов. Лично у меня объяснение одно — удрал убийца вплавь.

— А у Шредера есть алиби? — поинтересовалась я. — Дома его ведь не было. Так с кем был? Видел его кто-то?

— Нет. Выяснилось, никто его не заметил, кто мог бы опознать. Помните, какой вымокший явился он тогда в отель? Натурально, полиция ухватилась за это. Когда стали расспрашивать, где он был, ответил — на машине катался, так, по окрестностям, один. Заехал на приморский курорт, бродил по пустынному пляжу.

— Под проливным дождем? — скептически вставила я. — С какой стати?

— Это же, — усмехнулся Барнард, — захотелось выяснить и полиции. Карл признался, что поссорился с Элинор и уехал выпустить пары. Ссору между Шредерами слышал Тед Уиллис, но не пожелал распространяться; Карл ему нравится, и ему не захотелось ухудшать для него ситуацию. Но в общем, в конце концов, Тед признался — баталия разгорелась жаркая. Карл обвинял Элинор в измене и явно распалился не на шутку. Но, настаивал Тед, ни словом не угрожал ей, хотя, по-моему, это уже неважно.

— А сами Уиллисы? Они-то были там, реку им переплывать не нужно.

Барнадр покачал головой.

— Они присягнули насчет действий друг друга, но что гораздо важнее — убивать у них не было ни малейшего повода. Ну ни чуточного.

— Понятно. Похоже, Карл Шредер увяз по шейку. А как же тогда он еще дома и открывает дверь заблудившимся водителям?

— Из-за одного совсем простого обстоятельства, — откликнулась миссис Барнард.

— Угу, — покивал ее муж. — До того простенького, что едва верится. Карл не умеет плавать!

Том оказался прав — верилось с превеликим трудом; тем более, что передо мной живо возник образ спортивного крепкого мужчины, которого я недавно видела.

— Плавать не умеет? — недоверчиво откликнулась я.

— Вот именно. А раз полиции не удалось найти следов, что пользовались лодкой, получается, единственно, как мог удрать убийца — вплавь, да вдобавок и пловцом должен быть сильным. Вы же видели, какая была речка в ту ночь. Даже для двух гребцов на лодке — не подарочек.

— Нет, но чтобы Карл Шредер… и не умел плавать? — в голосе у меня звучало сомнение, как и в душе. — Это же просто невероятно!

— Не поверили многие. А иные и до сих пор сомневаются. Полиция недвусмысленно продемонстрировала, что и у них такое вертится на уме. Но Шредер твердо стоит на своем. Попробуй докажи обратное — хитрая штука.

— Но и его утверждения не доказать!

— Верно. Вот и завязло дело. Из местных никто не помнит, чтобы видели, как Шредер плавает. Полиция связалась с его знакомыми в Англии, среди них не один не мог утверждать наверняка, плавает он или нет. А в Восточной Германии, как я понял, власти сотрудничать не рвутся. След и оборвался. Мы знаем, что на пляж с Элинор он ходил, и плавки в шкафу у него нашли. Шредер охотно признался, что занимается серфингом. Сказал, что на пляж ходил за компанию с Элинор, ему нравится освежиться на море в жаркий день. Но, как он правильно заметил, полно людей занимаются серфингом, не умея плавать. На том все и кончилось.

Я задумчиво потерла подбородок указательным пальцем.

— Значит, — вслух размышляла я, — из-за того, что рухнул мост именно в тот час, ломается все дело. Может, только из-за крушения убийце и удалось улизнуть.

— Или невиновному не придется представать перед судом. Ведь насколько всем известно — единственная улика против Шредера — у него есть мотив. Остальные свидетельства против совсем шаткие. Правда, против другого — и вовсе никаких.

Я взглянула на Тома.

— А кто, кроме Шредера, выиграл от смерти Элинор?

— Никто, насколько можно судить. Карл получает ферму и какие-то деньги. Сколько — не знаю. А других крупных наследников по завещанию не было.

— Она была из тех, кто легко наживает врагов?

— Ни про одного не слыхал.

— А Джек Лантри?

— Джек? — Барнард покачал головой. — Что-то не представляю себе Джека в роли убийцы. Да если б он вздумал проучить Элинор, давным-давно бы проучил. Нет, тут не вяжется. Скорее уж Джек Карлу отомстил бы, если б был уверен, что он намеренно увел девушку. Но — не Элинор, ей бы не стал. А уж убивать бы — ни за что!

Я оглядела Барнардов. Смерть Элинор Шредер снова стала близкой и реальной, хотя я и отрицала свой интерес к ней. Огонь в камине догорел, но все продолжали машинально смотреть туда, погруженные в свои мысли. Даже Билл, позабыв про учебник. Я гадала, узнает ли кто из них правду — какой там она окажется?

— А как вы думаете? — спросила я.

— Шредер не убивал, — тихо, но твердо заявила миссис Барнард.

— Ни в миллион лет, — согласился Том. — Он парень симпатичный.

— Симпатичные парни, — сухо высказалась я, — бывало, совершали премерзкие поступки, когда подопрет. А как насчет «другого»? У Шредера действительно были основания полагать, что «другой» существует?

— Сказать нелегко, — осторожно заметил Том. — Не знаю, с чего у него возникли подозрения. Мы никогда ни про что такое не слыхали. Так что был другой или нет — не знаю. Сплетен не доходило, а уж наш бар сплетни не минуют. Но Карл, значит, считал — был.

Итак, все указывает на Шредера, хотя неопровержимых улик нет. Если он невиновен, мне его жалко.

— О, он, конечно, невиновен.

— Версия, что не умеет плавать? — улыбнулась я. — Очень для него удобная, но сомнительная.

Все молчали, и я почувствовала, что и их не убеждает этот пункт. Билл уткнулся в свою географию, миссис Барнард наклонилась и гладила Твита, а Том отошел к окну.

— Нет, ну плавать-то он, во всяком случае, не умеет, — убежденно заявил Том. И добавил, отодвинув штору: — Дождь вот-вот кончится. Гроза, по-моему, так, мимолетная, а завтра денек разгуляется. Жарко будет, и мы только удивляться будем — и зачем это разжигали сегодня камин.

Бен, поднявшись, пригладил седые волосы и зашагал к двери.

— Не стоит, доктор Фримен, ворошить дело Шредеров, — угрюмо, не глядя на меня, буркнул он.

Я, вздрогнув, оглянулась.

— Но я и не собираюсь. Однако — почему?

— Вы, молодые, все одинаковые. Глаза горят, бросаетесь в погоню, очертя голову, даже не задумываясь — все-таки это не пьеса по телевизору. В городке — убийца. Не забывайте про это. Доброй ночи.

Когда он вышел, я улыбнулась.

— Не забуду. Да и не собираюсь вовсе играть роль детектива, обещаю. — Я взглянула на часы. — Сбегаю в приемную, осмотрюсь, как так, что.

— Завтра ведь праздник — День Австралии. Не будете же вы вести врачебный прием, а, доктор? — спросила миссис Барнард. — Когда вам завтрак подавать?

Я согласилась, приема, конечно, в такой день вести не буду, просто сбегаю, посмотрю, а принимать стану только экстренные случаи, так что завтракать я решила в нормальное время.

— Между прочим, — добавила я, — как я поняла со слов доктора Пимброка, телефон в приемной соединили с моим домашним, я смогу переключаться с одного на другой, в зависимости, где буду. Но если мне позвонят сюда в мое отсутствие, вы послушаете?

— Конечно, — заверила миссис Барнард с приятной улыбкой.

— В маленьком городке есть одно преимущество — связь через дежурного, — усмехнулся Том, — Страффорды наверняка узнают, кто вам звонит, если это кто из местных, и десять против одного, им будет известно, где вы, разыщут вас. Могу вас заверить, о жизни нашего городка им известно во всех подробностях.

Билл зевнул.

— Заодно предупредил бы доктора Фримен, что ее телефонные разговоры будут не строго личные.

— Ох, Билл! Мы же не знаем наверняка, подслушивают Страффорды разговоры или нет! — мягко возразила его мать. — И они очень полезны.

— Ммм, — Билл легонько дернул за хвост Твита. — Доказательств действительно нет. Но у них на редкость полная информация о местных жителях, но хоть не сплетничают — и то хорошо. Э… не слишком много, — и, обрывая новые протесты матери, с обаятельной ухмылочкой взглянул на меня: — Если пожелаете осмотреть наш городок завтра, доктор, гид — то есть я — в вашем распоряжении. — Он поклонился, а я рассмеялась. Билл мне нравился тоже.

— Ловлю тебя на слове. Если будет время… — И я отправилась в приемную — она располагалась почти напротив, через дорогу — по легкому, почти угасшему дождичку. Проведя там часок, я вернулась в отель распаковываться, а потом приняла душ и отправилась в постель.

Перед тем как улечься, я выключила свет и, раздвинув шторы, выглянула — узнать, что творится на улице: дождь перестал совсем, облака разошлись, и проглянула полная луна. В воздухе пахло прохладной землей, мокрыми листьями. Я глубоко вздохнула — довольная, что я — живая, и у меня перспектива работы на целый год в пресимпатичном городишке.

Зевнув, я скользнула между белыми хрустящими простынями, пахнущими солнечным светом. И с чего это Бену вздумалось предупреждать меня, чтоб я не ввязывалась в трагедию Шредеров? Как странно! С какой стати мне ввязываться? Конечно, мне любопытно, но просто как стороннему зрителю; ни малейших намерений расследовать убийство у меня нет. Свободно могу выбросить все из головы.

Не моя это печаль!