I

Вокруг было тепло и темно. Откуда-то извне донесся мелодичный, приятный голос. “Давай достану”.

Внезапно навалилась тяжесть.

“Не надо. Пускай в нем и торчит. Все равно от вони нипочем не избавиться”, - отозвался писклявый, почти детский голосок.

Стало еще тяжелее. Вокруг было что-то липкое и густое — оно просачивалось сквозь крошечные желобки на клинке. “Лезвие”, - полубессознательно подумал он. “У меня есть лезвие”.

И спустя мгновение пришла новая мысль, — “Я чувствую кровь”.

Кровь был мерзкой, горьковатой, со странным солоноватым привкусом.

Он знал, сам не зная откуда, что ему приводилось пробовать и куда более вкусную кровь, чем эта — более вкусную, чем кровь этого гоблина.

С клинка стекали свежие капли крови. Внезапно все стало на свои места, — “Да ведь я кинжал. Кинжал… и меня воткнули в сердце гоблина”.

Внезапно, словно из ниоткуда, раздался другой голос, каждое слово которого звенело словно разлетающаяся на сотни осколков сосулька. БЕДНЯЖКА, ТЫ ДАЖЕ НЕ ЗНАЕШЬ КТО ТЫ ТАКОЙ. Новый приступ смеха.

Хотя этот голос мог принадлежать кому угодно — камню, трупу, ветру или оружию — кинжалу почему-то сразу показалось, что это была “она”.

ТЫ НЕ МОЖЕШЬ ВЗГЛЯНУТЬ НА СЕБЯ, ЕДВА ОЩУЩАЕШЬ СЕБЯ, И СОВСЕМ НЕ ЗНАЕШЬ КТО ТЫ ТАКОЙ.

В ее голосе проскользнули нотки презрения к слабым. ТЕБЯ ТОЛЬКО ЧТО НАКОРМИЛИ, И ТЕБЕ ЭТО ПОНРАВИЛОСЬ? — промурлыкала она, — СКОРО ТЕБЯ ПОКОРМЯТ ВНОВЬ, И ТАК БУДЕТ ПРОДОЛЖАТЬСЯ ЕЩЕ ДОЛГОЕ ВРЕМЯ.

Кинжал покрылся мурашками от удовольствия и страха; было в этом голосе что-то такое… Кинжал неловко пошевелился, скрывавшая его кровавая пелена слегка прояснилась и свежие капли скользнули до крестовины рукояти. “Рукоять”, - подумал он. “Должно быть, я и вправду кинжал”.

Я ЖЕ НАМЕКНУЛА ТЕБЕ, ЧТО ТЫ НЕ КИНЖАЛ. МНОГИЕ ПРИНИМАЛИ ТЕБЯ ЗА НЕГО И, ПОВЕРЬ МНЕ, ЭТО СЛУЧАЛОСЬ КУДА ЧАЩЕ, ЧЕМ ТЫ МОЖЕШЬ СЕБЕ ПРЕДСТАВИТЬ, — произнес голос, который был холоднее трупа гоблина.

Кинжал попытался сдвинуться, чтобы услышать больше, но затуманенный разум отказывался повиноваться. С каждым мгновением пошевелиться было все сложнее и сложнее — труп начинал коченеть.

А тем временем его таинственная собеседница продолжала, — ТЫ ВЫГЛЯДИШЬ ДОВОЛЬНО ПОНОШЕННЫМ, СЛОВНО СДЕЛАНЫМ ИЗ СЕРЕБРА. НА КОНЦЕ РУКОЯТИ У ТЕБЯ ИМЕЕТСЯ НАБАЛДАШНИК В ВИДЕ ГОЛОВЫ… — она слегка замешкалась — …ЗМЕЯ. ТВОЯ КРЕСТОВИНА ВЫПОЛНЕНА НАПОДОБИЕ ПАРЫ КОГТЕЙ — ОНИ ОЧЕНЬ ПОХОЖИ НА ОРЛИНЫЕ ИЛИ ЯСТРЕБИНЫЕ. А САМО ЛЕЗВИЕ — ЭТО ХВОСТ В ДЛИНУ ЧТО-ТО ОКОЛО ШЕСТИ ДЮЙМОВ. ВОТ ЧЕРЕЗ НЕГО ТЫ И ПИТАЕШЬСЯ. А ЕЩЕ С ЕГО ПОМОЩЬЮ ТЫ… ДЕЛАЕШЬ КОЕ-ЧТО ЕЩЕ.

Она знает меня, — подумал кинжал, и слегка пошевелил своим хвостом-лезвием. Вновь засочилась быстро остывающая кровь. Кинжал сделал пару глотков.

Я ЗНАЮ ТЕБЯ. ТЫ СДЕЛАН НЕ ИЗ МЕТАЛЛА И НЕ РУКАМИ КУЗНЕЦА. ДАЖЕ Я НЕ УЧАСТВОВАЛА В ТВОЕМ СОЗДАНИИ. КОГДА-ТО, ДАВНЫМ-ДАВНО, ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ ТВОЕЙ РАСЫ МОЖНО БЫЛО ВСТРЕТИТЬ ДОВОЛЬНО ЧАСТО.

ТЫ БЫЛ РОЖДЕН, ЧТОБЫ ПИТАТЬСЯ ЗА СЧЕТ ТЕХ, КТО ИСПОЛЬЗУЕТ ТЕБЯ, ВЛАДЕЕТ ТОБОЙ, ИЛИ ИМЕЕТ С ТОБОЙ КАКУЮ-НИБУДЬ РОДСТВЕННУЮ СВЯЗЬ. КРОВЬ ЭТО ТВОЯ ЖИЗНЬ; УБИЙСТВО ЭТО ТВОЯ ЕДА; ВОЙНА УМНОЖАЕТ ВАШИ РЯДЫ. КОГДА-ТО ОТ ВАШИХ ПОЛЧИЩ НЕБЕСА ТЕМНЕЛИ РАНЬШЕ ЗАХОДА СОЛНЦА, А ХЛОПАНЬЕ ВАШИХ КРЫЛЬЕВ, КОГДА ВЫ ОПУСТОШАЛИ ДЕРЕВНЮ ЗА ДЕРЕВНЕЙ, БЫЛО СРОДНИ ШУМУ ГРАНДИОЗНОГО ПОБОИЩА.

Внезапно ее тон изменился. НО ЭТО БЫЛО ДАВНО… КОЕ-КТО ВЛАДЕЛ МАГИЕЙ, ПУСТЬ И НЕ ТАК КАК Я, НО ВЛАДЕЛ. Я НЕ СТАНУ НАЗЫВАТЬ ЗДЕСЬ ЕГО ИМЯ. ТЫ И ТВОИ СОРОДИЧИ НА МНОГИЕ ВЕКА ПОГРУЗИЛИСЬ В СОН. БЕЗ ЕДЫ МНОГИЕ ИЗ ВАС ПОГИБЛИ. ТЫ ОДИН ИЗ ПОСЛЕДНИХ ОСТАВШИХСЯ В ЖИВЫХ.

НЕСКОЛЬКО ЛЕТ НАЗАД ОДИН ГЛУПЫЙ КОРОБЕЙНИК ОТКОПАЛ ТЕБЯ И ОТНЕС ДАЛЕКО НА ЮГ В НАДЕЖДЕ ПРОДАТЬ ЗА КРУГЛЕНЬКУЮ СУММУ — ОН ВЫДАВАЛ ТЕБЯ ЗА РЕЛИКВИЮ, УЦЕЛЕВШУЮ ПОСЛЕ ОДНОЙ ИЗ ДО-КАТАКЛИЗМОВЫХ ВОЙН. ЭТО БЫЛО МНЕ НА РУКУ, И ВСЕ ШЛО ПО ЗАДУМАННОМУ МНОЮ ПЛАНУ. НО ЭТОТ ГЛУПЕЦ ПРОДАЛ ТЕБЯ ДВАРФУ — ТУПОЙ, СЛАБОВОЛЬНОЙ СКОТИНЕ, КОТОРАЯ В КОРНЕ НАРУШИЛА ВСЕ МОИ ЗАДУМКИ.

От ее голоса у кинжала, застрявшего в закоченевшем теле, пробежала дрожь.

Когда эта леди приказывала, ей лучше было подчиняться и при этом молить богов, чтобы они сохранили тебе жизнь. Маленький разум существа не мог и помыслить о неподчинении, и уж тем более о том, чем оно могло для него закончиться.

СЛУШАЙ ЖЕ МОЙ ПРИКАЗ. ДВАРФ ДОЛЖЕН УМЕРЕТЬ — ОТЧАСТИ ЧТОБЫ НАКОРМИТЬ ТЕБЯ, ОТЧАСТИ ИЗ-ЗА ТОГО, ЧТО ОСМЕЛИЛСЯ ПЕРЕЧИТЬ МНЕ, И САМОЕ ГЛАВНОЕ, — холодно добавила она, — ПОТОМУ ЧТО ОН ПОМОГАЕТ ТОМУ, КТО ВСКОРЕ СТАНЕТ МОИМ ВРАГОМ. ЭТИХ ПРИЧИН ВПОЛНЕ ДОСТАТОЧНО, ЧТОБЫ ОПРАВДАТЬ СМЕРТЬ ДВАРФА — ХОТЯ ПЕРЕД КЕМ Я ДОЛЖНА ОПРАВДЫВАТЬСЯ?

И ВОТ ЕЩЕ ЧТО — В ГОБЛИНА ВОТКНУЛ ТЕБЯ КОЕ-КТО ДРУГОЙ; Я ПРИКАЗЫВАЮ УБИТЬ И ЕГО — ЕГО И ДВАРФА. ДЛЯ ТОГО ЧТОБЫ ВЫПОЛНИТЬ ПРЕДНАЧЕРТАННОЕ ТЕБЕ САМОЙ СУДЬБОЙ, ТЕБЕ ПОНАДОБИТСЯ КРОВЬ; МНЕ НУЖНА ВСЯ КРОВЬ — Я ТАК РЕШИЛА. НАЙДИ СВОЕГО ХОЗЯИНА И ТОГО, КТО МЕТНУЛ ТЕБЯ. ОНИ — ТВОЯ ЕДА; ИСПЕЙ ИХ КРОВИ СПОЛНА И ИСПОЛНИ МОЙ ПРИКАЗ. А ТЕПЕРЬ ОТПРАВЛЯЙСЯ. ВРЕМЯ ПРИШЛО. После этих слов воцарилась тишина.

Кинжал пошевелился, надеясь вновь услышать этот властный голос. Так и не дождавшись, он медленно, испытывая дикую боль, сжал когти, впиваясь ими в складки кожи гоблина. Мало-помалу он смог высвободиться из окоченевшего тела.

Оказавшись на свободе, он быстро пополз по дороге, при этом отличить его от обычной, подраненной ящерки было почти невозможно.

Впереди раздался пронзительный, задорный голосок того, кто метнул его — одна из его намеченных жертв. Рубиновые глаза существа тотчас выхватили несколько деталей — кудрявые каштановые волосы, жилет из овечьей шкуры, и какое-то подобие палки на которую низкорослое существо опиралось при ходьбе. Затем раздался сдавленный смешок. “А кроме того, кинжал-то был Флинта!”

Кинжал слегка привстал, пытаясь разглядеть фигуру, чье недовольное бормотание раздалось после этих слов. У этого экземпляра были сильные, мускулистые руки, а к поясу у него была приторочена громаднищая секира.

“Флинт”, - подумал кинжал. “Дварф, который владел мною. Хозяин и тот, кто меня метнул — это моя еда”.

Но затем эта парочка и их высокий, бородатый спутник, свернули с дороги и взобрались по ступням, вившимся вокруг ствола гигантского валлина. Кинжал попытался преодолеть первую ступеньку, но вокруг вверх и вниз сновало столько народу, что он счел за лучшее поспешно ретироваться.

Кинжал провел в забытьи более тысячи лет, он мог подождать и еще немного, поэтому он устроился среди зарослей и принялся терпеливо дожидаться возвращения троицы.

 

II

Спустя некоторое время раздался жуткий грохот: попадали скамейки, пол таверны задрожал от всеобщей свалки, затем последовал удивленный вздох толпы и словно в ответ ночную тьму озарил голубой свет, столь яркий, что даже пробился сквозь мутноватое стекло окон. Затем воцарившуюся тишину нарушил старческий голос, — “Стража! Стража! Держите кендера! Арестуйте варваров! И всех этих — они их друзья!” Остальные слова потонули во всеобщем гвалте. Кто-то сбежал по лестнице, оглашая округу призывами к страже.

Кинжал терпеливо ждал, но Флинт и остальные так и не появились.

Со стороны кухни донесся приглушенный удар и чье-то бормотание. Затем где-то неподалеку вновь раздался шум. Однако откуда кинжалу было знать, что на свете могут существовать такие вещи как потайной люк в полу.

Вскоре раздался топот, словно бежал кто-то очень тяжелый. Несколько тяжеловооруженных гоблинов взобрались по лестнице и тут же спустились назад, рассредоточившись по окрестностям. Прямо перед кинжалом остановилась пара тяжелых сапог. “Так, что это у нас тут?”

“Кто- то посеял старый кинжал. И что с того?” — ответил чей-то грубый голос.

Первый голос усмехнулся. “Никакого воображения у тебя, Грум”. Чья-то теплая рука обвилась вокруг рукояти и подняла кинжал с земли. “Неплохая вещичка”. Кинжал кувырнулся в воздухе пару раз и оказался за пазухой, под плохо подогнанными доспехами.

Тело гоблина воняло просто омерзительно, но все же это была плоть. Кинжал был все еще слаб для нападения, поэтому ему не оставалось ничего иного кроме как затаиться и ждать.

Ждать пришлось недолго. Раздался стук в дверь, затем послышались голоса гоблинов. “Именем Искателей, откройте!”.

Второй голос произнес, — “Никого. Пошли дальше”.

“Никакого воображения у тебя, Грум. Неужели не ясно, что здесь можно разжиться парой монет?”

Почти тут же последовала вспышка яркого света, который пробился даже сквозь щели в доспехах.

Гоблины хором взвизгнули, внезапно их тела словно прыгнули навстречу друг другу и осели на пол. Оказавшись придавленным, кинжал услышал чей-то приглушенный голос, затем ему ответил другой, более глубокий, — “Боюсь, что так. Слишком крепко я их приложил”.

Последовало еще несколько приглушенных реплик и свет померк. Раздался топот шагов, звуки переворачиваемой мебели, и, наконец, наступила тишина. Кинжал ждал так долго, как только мог, но трупы гоблинов, даже находясь внутри помещения, начинали постепенно коченеть.

Растопырив когти, он медленно, дюйм за дюймом, втиснулся в грудную клетку распростертого на полу тела и вошел в черное сердце гоблина. На сей раз он пил жадно, едва не давясь; с каждой каплей к нему приходили все новые ощущения.

Первым восстановилось чувство обоняния — запахи нахлынули подобно набегающей морской волне. Заискрились, прежде тусклые, рубиновые глаза. И, наконец, весь кинжал ощутил, как заструилась по телу жизнь, а с ней вернулись и прежние инстинкты.

“Она сказала правду”, - мелькнула мысль. “Я не кинжал. Я — паразит”.

Он без особых трудностей выбрался из-под тела и тут, на пути к двери, его ждал новый сюрприз.

Едва он добрался до дверного порога, как с ним начали происходить странные метаморфозы — невидимые до этого момента крылья, развернулись с рукоятки, несколько раз взмахнули и подняли существо в воздух.

Кинжал неторопливо долетел до тела гоблина и со всей силы впился ему в шею. Спустя некоторое время он выбрался и полетел в ночь, в поисках дварфа, своего хозяина, и — кажется, это был кендер? — того, кто метнул его.

Вокруг сновало множество тел. Паразит ощущал их тепло, и это еще больше раздувало его аппетит. Инстинкты подсказывали, что ему была срочно необходима кровь, много крови — а после того, как он ее найдет, произойдет что-то важное. Вот так и кружил он между поселением и озером, когда внезапно ощутил очень старый, до боли знакомый запах — запах хозяина. Расправив крылья, он полетел в ту сторону.

Но когда паразит добрался-таки до источника запаха, то оказалось, что он не принадлежал ни дварфу, ни даже кендеру.

Торговец Паррис, укутавшись в старую хламиду, брел сквозь столь неудачно складывавшуюся для него ночь. Сначала его избили и ограбили гоблины-стражники. Потом, когда ему, помятому и измученному, удалось добраться до таверны, он оказался в центре всеобщей свалки — все дело было в каком-то дварфе, разношерстной компании из представителей нескольких рас, да вдобавок к этому приплелась и магия. Затем его выкинули из заведения — гоблины-стражники закрыли таверну для всех незнакомцев. Утеха издавна была для него несчастливым местом — когда-то давно он совершил здесь очень неудачную сделку с одним хитрющим дварфом.

Он брел по направлению к озеру в надежде отыскать какое-нибудь укромное местечко, где можно было бы скоротать оставшуюся часть ночи. Внезапно на фоне отблескивающей поверхности озера он разглядел странную компанию: худой человек или эльф, варвар, рыцарь, еще несколько людей, кендер и дварф. Ближе всех к нему располагался дварф, всеми силами пытавшийся держаться от воды как можно подальше.

Он прищурился, пытаясь получше разглядеть фигуру, которая, судя по тону, совсем не хотела лезть в лодку. Голос был знаком; Паррис нахмурился, пытаясь припомнить, где же он мог слышать его раньше. Он вновь почти услышал его — льстивый, бормочущий, спорящий о кинжале…

“Во имя богов”, - пораженно выдохнул он. “Да это же он. Это Флинт. Что он здесь делает?”

Ему понадобилось всего мгновение, чтобы связать сварливого дварфа и его отряд с тем случаем, что произошел в Таверне Последний Приют. Еще через миг он понял, что гоблины ищут именно Флинта.

На лице Парриса расплылась ухмылка, не сулившая ничего хорошего. Он уж позаботится о том, чтобы Лорд Тоэд выдал ему небольшую награду за ценные сведения.

Пожалуй, Утеха могла оказаться для него вполне удачным местечком.

Паррис набрал в легкие побольше воздуха, открыл рот и приготовился кликнуть хобгоблинов-стражников.

Но исполнить свое намерение он так и не смог — что-то с характерным тупым звуком врезалось ему сзади в шею. Чуть ниже подбородка неудачливого торговца появилось отверстие — словно второй рот. Оно расширилось и из него выскользнул заостренный серебряный язык-клинок. Со стороны все выглядело так, словно этот второй рот застыл в немом крике.

Чуть выше настоящий рот кричал, но из него не вылетало ни единого звука. Паррис рухнул на колени и неуклюже растянулся на дороге. В последние мгновения своей жизни он успел вскинуть руку и нащупать странную, резную рукоять, показавшуюся ему смутно знакомой…

Кровь, более горячая и густая, чем у гоблинов заструилась по клинку, жадно поглощаемая им. Рубиновые глаза заискрились еще ярче, и почти тотчас в разуме паразита проскользнула мысль, — “Теперь понятно, зачем я делаю это. Я больше, чем простой паразит. Я матка”.

Теплой волной нахлынули воспоминания: давняя любовная игра, случавшаяся раз в жизни; поиски еды и хозяев; кровавые ночи беспрестанных полетов; решающий бросок на тело хозяина, его теплая кровь, затем откладывание молодой поросли в труп. Смутно вспоминались собственные дни, проведенные в гниющей плоти — постоянная еда и переваривание, рост. Затем наступил день, когда он, его братья и сестры выбрались из выеденного тела и растворились в ночи, в поисках более свежей и живой пищи.

У него было много братьев и сестер…

Паразит ощутил как по всему телу, от рукоятки до клинка, разливается приятное теплое чувство.

Их снова будет много. Пришло время искать хозяина.

Вскоре тучи расы паразитов затмят собой небеса.

С побережья донеслись крики, перемежаемые свистом звенящей тетивы. Сверкая кроваво-красными глазами, паразит взмыл в воздух и, набирая высоту для очередного нырка, полетел в ту сторону.

Побережье буквально кишело орущими гоблинами. Паразит, не обращая на них внимания, завис над лодкой с убегающими от погони. К несчастью, кендер, свернувшийся в клубок подле весел, был слишком хорошо прикрыт другими, а Флинт и вовсе барахтался в воде. Паразит же хотел действовать наверняка, поэтому ему ничего иного не оставалось кроме как ждать.

“Нашел!” — радостно объявил здоровяк, за шиворот извлекая из воды насквозь мокрого брыкающегося дварфа. Паразит узнал этот глубокий голос — именно его он слышал в доме.

Флинт нащупал банку и вцепился в нее мертвой хваткой. Нижняя половина тела свешивалась через борт, абсолютно незащищенная.

В памяти промелькнули смутные воспоминания: у гуманоидных существ внутри ног проходила толстая артерия, через которую можно было осушить тело в считанные секунды. Паразит, не медля ни мгновения, прицелился, свернул крылья и, ярко сверкнув лезвием в отблеске звездного света, спикировал вниз.

В самый последний момент лодка опасно накренилась и тот, который был одет словно рыцарь, схватил дварфа за поясной ремень и втащил внутрь. Паразит мчался так быстро, что затормозить не успел и с размаху впился в сиденье.

Его, беспомощного, намертво застрявшего в дереве, заметил обладатель глубокого голоса. Ухнув от удивления, он одним расчетливым движением высвободил его.

Прежде чем паразит успел сделать хоть одно движение, незнакомец сунул его в кожаные ножны, прихватив сверху рукоять, набалдашник и перекрестие специальными кожаными завязками. Он проделал все это одной рукой с такой ловкостью, словно только этим всю жизнь и занимался. Второй рукой он прижимал к себе человека в плаще со странными зрачками похожими на песочные часы.

Лишенный возможности двигаться, паразит, тем не менее, заметил, что человек со странными глазами смотрит прямо на него. Он попытался высвободиться из пут. Костлявый палец незнакомца распрямился, указывая на паразита. В последний момент человек в плаще издал странный звук и тут же мучительно закашлялся.

Несколько мгновений назад этот человек читал заклинание и, судя по его виду, оно отняло у него много сил. Однако, несмотря на всю его усталость, было понятно, что он узнал паразита. В любой момент маг мог рассказать остальным…

И в этот самый миг раздался удивленный вздох — это ахнула единственная находившаяся в лодке женщина. Паразит мог слышать ее, но не мог видеть. Здоровяк — тот, что присвоил себе кинжал — легонько подтолкнул мага. “Рейст, что там? Я ничего не вижу”.

Маг встал на ноги, оказавшись вне поля зрения паразита. Спустя мгновение он прохрипел, — “Танис… Созвездия…”

Мелодичный голос откликнулся, — “Что — созвездия?” Это Танис, — отметил про себя паразит. Один из тех, кто пробудил его к жизни.

“Их… нет!” Маг согнулся в дугу от нового приступа кашля, слегка раскачивая лодку. Паразит перевел дух; каковы бы ни были причины, по крайней мере, на некоторое время маг о нем забыл.

“Созвездия”, - через некоторое время продолжил Рейстлин. “Одно, называемое Владычицей Тьмы, и второе, известное под именем Доблестного Воина… Оба исчезли! Она явилась на Кринн, Танис, и он сошел биться с нею. Самые скверные слухи, которые доходили до нас, подтвердились… Война, смерть, разрушения…”

Маг и остальные еще долго болтали, но паразит ничего из этого больше не расслышал. “Владычица Тьмы”, - подумал он. “Вот чей голос я слышал. Именно она отдала мне приказ”.

Затем мелькнула еще одна мысль, — “А это значит ее враги”.

Но сейчас он сделать ничего не мог, так что он терпеливо ждал, пока лодка не пристала к берегу и отряд не подыскал себе убежища. Все, кроме тех, кто остался стоять на страже, легли спать. Паразит же устроился поудобнее в своем временном пристанище и принялся мечтать о крови и о своих детях, дожидавшихся освобождения.

 

III

Маг, занятый другими, куда более важными делами, про паразита совсем позабыл. Поутру отряд вновь отправился в путь. По дороге они часто называли друг друга по имени, и постепенно паразит сопоставил их имена и голоса: Речной Ветер, Золотая Луна, Тассельхоф или Тас, Рейстлин, Карамон, Стурм, Танис и Флинт.

Путь их был нелегок, и паразит явственно ощущал струившийся по их телам пот, и кровь, бегущую по венам.

Им овладело нетерпение, затем он впал в ярость. В какой-то момент, ночью, он ощутил как внутри, увеличиваясь, шевелится его потомство. К полудню паразит чувствовал как он весь, от кончика до перекрестия, буквально кипит новой жизнью, и крошечные тела уже добрались и до рукояти. Он хорошо питался и у него будет большое потомство — если только он успеет вовремя подыскать хозяина.

Поежившись в неудобных завязках, паразит понял, что ему нужно торопиться — пришло время рожать. Распахнулись челюсти на змеиноголовом набалдашнике и он ощутил как его зубы наливаются ядом.

Здесь природа постаралась на славу; едва его дети вырастут внутри мертвого тела, они смогут уничтожить любое обитающее на Крине существо. Паразит беспомощно дернулся, не в силах сдержать зов природы.

Через некоторое время Карамон внезапно бросился в сторону и скрылся среди зарослей. Затем к нему подошел Танис и прошептал на ухо, — “Жрецы!”

Карамон презрительно фыркнул, но все же, словно невзначай, прикоснулся ладонью к рукояти паразита. Тот замер, почти умоляя, чтобы Карамон вытащил его из ножен. Воздух налился приятным, едва заметным запахом.

Со стороны дороги донеслись голоса. Паразит прислушался к странным, но таким знакомым ноткам, мелькавшим в речах жрецов, но тут же ему пришлось отвлечь свое внимание: Карамон развязал ремни, удерживавшие кинжал в ножнах. Паразит повел головой-набалдашником вокруг, потаясь отыскать уязвимое место в теле человека, но ничего подходящего так и не нашел — доспехи были хорошо подогнаны и не оставляли ни единой щелки.

Все равно ему рано или поздно придется взять кинжал в руку.

В этот миг раздался крик Таниса, — “Карамон! Стурм! Это лову…”

Быстрее, чем паразит успел среагировать, Карамон одни молниеносным движением схватил кинжал в левую руку и бросился на жрецов. Паразит распахнул пасть, метясь ими под основание большого пальца — туда, где должна была проходить вена.

Один из жрецов прыгнул вперед; Карамон полоснул клинком, глубоко пробороздив тело. Его ноздрей коснулась мерзкая, гнилостная вонь, он заметил, как по одеянию жреца расползлось пятно тошнотворного зеленого цвета.

Паразит, переполненный и воодушевленный новыми ощущениями, беспомощно обмяк в руке Карамона. Это был экстаз. Это была кровь самой жизни. Она была — паразит затрясся в исступлении — она была похожа на его собственную кровь. Множество потомков внутри тела паразита засуетились, разбуженные чарующим вкусом.

“Не коли их!” — поспешно предостерег Рейстлин. “Убитые, они обращаются в камень!” Карамон выбросил меч и кинжал.

Паразит, ошеломленный странной зеленой кровью, столь похожей на его собственную, лежал на земле, жадно хватая воздух пастью.

Словно в тумане вокруг мелькали когтистые лапы и рептилеподобные морды. Прежде чем кинжал успел прийти в себя, здоровяк вновь сгреб его в руку и метнул в жреца. Паразит уже предвкушал, как напьется зеленой крови.

Но тут он вспомнил слова Рейстлина, — Не коли их! Убитые, они обращаются в камень! Его дети погибнут в камне. В последний миг он расправил крылья и промчался мимо жреца-драконида. Значит, это были дракониды. Взмыв в воздух, он стал подобно ястребу кружить над местом схватки, выискивая новую жертву. Никогда прежде в своем отчаянии он не был столь смертоносен, нежели сейчас.

На глаза ему попался Танис. Он не был ни его хозяином, ни тем, кто метнул его, но у него была кровь и тело для его детей, да и сама Владычица желала ему смерти. Кинжал описал круг и резко нырнул вниз.

Но как раз тут ударило огненное заклинание Рейстлина, да так, что полуэльфу пришлось броситься наземь.

Паразит врезался в валун, находившийся за спиной Таниса, и издал резкий, гневный вопль. Из его пасти вылетели крошечные язычки пламени.

Из- за царившей вокруг неразберихи Танис ничего этого не услышал и не заметил.

Паразит тряхнул головой и обвел взглядом окрестности.

Танис уже успел убежать. Паразит расправил крылья, взмыл в воздух и начал описывать круги, пытаясь отыскать среди царившей неразберихи свою жертву. Маячившие внизу жрецу то и дело отвлекали внимание, мешая сосредоточиться.

Но вот паразит заметил Флинта и Тассельхофа, стоящих над Стурмом — сейчас они были уязвимы как никогда. Все внимание дварфа было приковано к приближающемуся дракониду. Паразит набрал высоту, прицелился и, свернув крылья, ринулся на Флинта.

Остро отточенный кривой меч описал сверкающую дугу, метя в шею старому гному. И надо же было такому случиться — как раз в этот самый миг Тас, не сводя глаз с меча Стурма, вскочил на ноги. Его неразлучный хупак ударил Флинта сзади под коленки… вскрикнув, гном повалился навзничь, прямо на Стурма, но смертоносный удар безвредно просвистел над его головой.

Паразит же, развивший такую скорость, что его даже никто не приметил, промчался мимо. К тому времени, когда он смог остановиться, то оказалось, что он поравнялся с Танисом, подобравшимся к Речному Ветру и Золотой Луне. Зашипев от ярости, он взмахнул крылом, метя удар Танису в сердце.

Танис бросился на драконидов и тотчас уложил одного, ударив мечом плашмя, потом наотмашь полоснул другого.

Удар паразита цели не достиг, но все же он сумел зацепиться за одежду полуэльфа. С горящими от возбуждения глазами, он распахнул пасть, в любой миг готовый погрузить свои клыки в бок Таниса.

Речной Ветер, истощивший свой запас стрел, бросился к Танису. В тот же миг рука полуэльфа сомкнулась на гладкой поверхности головы паразита.

Танис пропустил варваров мимо себя, продолжая колотить нелюдей мечом плашмя. Когда Речной Ветер поравнялся с ним, Танис сунул ему в руку кинжал, — “Держи!”

Паразита сдернули с места всего за миг до того, как он успел вонзить зубы в плоть, поэтому он попытался добраться до руки Речного Ветра. Клыки уже были готовы к укусу; большой палец варвара находился в зоне досягаемости. Теперь и Речной Ветер вроде как становился одним из его владельцев…

…Он тотчас перевернул оружие и всадил одной из тварей под челюсть…

Паразит с жадностью впился в драконидскую плоть. Вкус был резким, и в то же время пугающе знакомым.

Драконид, скованный спазмами от подействовавшего яда, покачнулся вперед и клыки паразита еще больше впились в его плоть. Даже в обуявшем его порыве жажды крови мысли по прежнему были ясны; у него в запасе еще была куча времени, чтобы успеть вытащить клыки, прежде чем драконид обратится в камень…

…провернув рукоять, Речной Ветер резким движением сломал змеиную шею.

Варвар удовлетворенно хмыкнул, наблюдая за тем, как умирает драконид. Паразит, оказавшийся в западне из-за собственной неосторожности, конвульсивно дернулся в руке Речного Ветра. Слегка опешив, варвар выпустил оружие и окаменевший драконид рухнул на землю, ломая своим весом клинок кинжала. На землю вывалился целый выводок крошечных, мертвых рептилоподобных паразитов, размером не больше обычной уховертки.

В разуме умирающего паразита прозвучал голос Владычицы.

ТЕБЯ ПОСТИГЛА НЕУДАЧА, — холодно произнесла она, — НО СО МНОЙ ТАКОГО НЕ СЛУЧИТСЯ, И ЕСЛИ МНЕ ПОНАДОБЯТСЯ ИХ ЖИЗНИ, Я НАЙДУ ИНОЙ СПОСОБ, ЧТОБЫ ОТНЯТЬ ИХ. УМРИ ЖЕ. Голос был непреклонен, и паразит понял, что больше никогда в своей жизни он его не услышит.

Но даже после этого в рубиновых глазах некоторое время сияла искра жизни.