Вечером, как обнаружил Фрэнк, в ночлежке «Бронзовый фонарь» было гораздо более шумно, чем днем. С наступлением ночи ее обитатели вернулись сюда, чтобы захватить кровать или занять место на полу, доступное всего за несколько центов любому, кто мог за него заплатить. «Кровати» представляли собой куски грязного и провисшего брезента, натянутые на грубо обструганные рамы. Гамаки отделяло друг от друга расстояние меньше фута, и человек легко мог дотянуться до болтающейся над ним подвесной койки. В подобном месте ни о какой приватности и речи быть не могло. Ничего удивительного, что приятель Уилла Ярдли без труда нашел Хэмилтона Фишера.

Владелец ночлежки стоял перед входной дверью, собирая никели и даймы и отгоняя обратно на улицу тех, кто хотел проникнуть внутрь, не заплатив. Он нахмурился при виде Фрэнка и тут же занял оборонительную позицию.

– У меня тут все в порядке, – воинственным тоном заявил хозяин. – Никто полицию не вызывал, чтоб сюда нос совали. Я за «крышу» вовремя плачу.

– Я здесь вовсе не для того, чтобы тебя беспокоить, просто ищу одного типа, – сказал ему Фрэнк, швыряя хозяину серебряный доллар. – Высокого такого малого с торчащими вперед зубами. Может называться Хэмилтоном Фишером.

– Мне нет никакого дела, кто как себя называет, – пожал плечами хозяин ночлежки. От него несло чесноком и потом. – Вы что, думаете, я их в книге приезжих регистрирую? Тут вам не отель «Плаза».

– Я говорю, у него зубы вперед торчат. Ты такого не видал? – спросил Фрэнк, не испытывая никакого желания подбросить этому малому еще деньжат.

Его устраивали те осведомители, которые склонялись к сотрудничеству более охотно, чем этот тип, поэтому он не желал поощрять подобное дурное поведение, снова доставая из кармана доллары. А ежели хозяин ночлежки не сменит тон, Фрэнк может и грубость пустить в ход.

Хозяин заколебался. Он еще ждал, выпятив сальную бороду и засунув большие пальцы за подтяжки. Но Фрэнк тоже умел ждать – вот он и ждал, пялясь на этого типа истинно полицейским взглядом, тщательно отработанным за долгие годы практического применения. Как и следовало ожидать, детектив выиграл состязание «кто кого переглядит».

– Кажется, такой тип, что подходит под это описание, сейчас тут, у меня, – сообщил наконец хозяин.

Фрэнк кивком поблагодарил его за помощь и сотрудничество и вошел в дом. Боˊльшая часть коек была уже занята, пол – тоже. Люди лежали вповалку и одетыми: любой предмет одежды, оставленный без присмотра, будет прибран кем-то другим еще до исхода ночи. Небольшая группа в углу играла в карты на спички, а кто-то на верхней койке храпел, прямо как туманный ревун корабля, прокладывающего себе путь вверх по Гудзону.

Фрэнк миновал проход между койками, осматривая по очереди всех ночлежников. Фишер, когда миссис Брандт видела его в последний раз, был чисто выбрит, но сейчас вполне мог запустить себя, поскольку переживал трудные времена. Так что торчащие зубы оставались единственной точно известной его характерной чертой.

Практически все ночлежники сразу поняли, кто сюда явился и каков его род деятельности, и настороженно наблюдали за продвижением Мэллоя. Эти люди, обитатели городского дна, всегда опасались полиции, да им и следовало ее опасаться. По большей части это были преступники и мошенники разного сорта, о которых можно с уверенностью сказать, что они за последние сутки наверняка совершили какое-нибудь правонарушение или преступление. А даже если и не совершили, их все равно могли забрать и обвинить в чем угодно, а затем силой выбить признание. Фрэнк считал, что такие методы полиция применяет только из лени, но этим людям про то знать необязательно. Будет лучше, если они станут его бояться.

Кто-то пнул храпящего «ревуна», спровоцировав резкий хрип и поток ругательств, а также вызвав язвительный смех остальных. Фрэнк продолжал продвигаться дальше. В помещении стоял характерный отвратительный запах жизнедеятельности множества людей, скученных на небольшом пространстве. Это был, как уже давно определил для себя Мэллой, запах беды и несчастья. Голые кирпичные стены, потолок без отделки, грязные, исцарапанные полы. Во всем помещении ни единого предмета, создающего комфорт и уют, потому что комфорт и уют за никель, конечно же, не купишь.

Слишком много людей лежали по темным углам, куда не доставал взгляд. Но прошло совсем немного времени, и рядом с Фрэнком вдруг нарисовался некий пронырливый типчик, обнажив гнилые зубы в подхалимской улыбочке.

– И кого это ты тут разыскиваешь, начальник? – спросил он. – Может, я могу помочь? Роскоу меня звать. И я всегда честно играю с копами, если они честно играют со мной.

Фрэнк на минутку остановился, чтобы обозреть этого типа с головы до ног – с копны грязных, сальных волос до подошв разбитых ботинок. Костюм был ему велик – очевидно, потому, что раньше принадлежал кому-то другому, кому-то, кто расстался с ним отнюдь не по своей воле. Краденый или нет, но костюм успел позеленеть в некоторых местах, где ткань так вытерлась, что исходный цвет полностью исчез.

Поскольку этот Роскоу был явно не тем, кого Фрэнк здесь разыскивал, он решил, что попросить его о небольшой помощи будет вполне безопасно.

– Я ищу одного молодого типчика, высокого блондина с торчащими вперед зубами. Он тут с неделю ошивается или около того. Зовут его Хэм Фишер, хотя сейчас он, наверное, этим именем не пользуется.

Роскоу почесал затылок, чуть не лишившись при этом шляпы.

– Я что-то не помню тут такого парня, начальник. Память у меня уже не такая, как раньше… – И выжидательно замер.

Фрэнк сунул руку в карман и достал дайм. Этого вполне хватит, чтобы Роскоу всю ночь наслаждался выдохшимся пивом. Слезящиеся глаза Роскоу сразу вспыхнули, и он потянулся за монетой, но Фрэнк отдернул руку.

– Ну как твоя память? – спросил он. – Получше стала?

– Да еще как получше! – заверил Роскоу. – Кажется, я видел парня, которого ты ищешь, вон там, в конце того ряда. – Он ткнул пальцем в нужном направлении и тут же снова протянул руку за монетой.

Но Фрэнк плотно зажал монету в кулаке.

– Может, ты покажешь мне точно, где его койка? – предложил он.

Роскоу облизал губы, видимо мысленно пробуя пиво на вкус.

– Конечно, начальник. Рад буду помочь. Пошли вон туда.

Фрэнк последовал за оборванцем под недовольными взглядами всех, мимо кого они проходили. Детектив отвечал ночлежникам таким же злобным и устрашающим взглядом, гордясь тем, что они сразу опускали глаза. Тут они наконец добрались до койки, на которую указал Роскоу.

– Вот он, – сказал оборванец, указывая на прячущуюся в полумраке фигуру человека. Тот лежал на боку, свернувшись калачиком и надвинув шляпу на самые глаза, где она едва держалась.

Роскоу снова потянулся за даймом, но Фрэнк не собирался отдавать монету, не убедившись, что ночлежник честно ее заработал.

– Фишер! – рявкнул детектив.

Лежавший на койке человек подскочил и проснулся, сбросив в сторону шляпу, а в следующий момент беспомощно шлепнулся на пол. Вокруг раздались взрывы хохота, и Фрэнк бросил Роскоу заработанный дайм.

Фишер с отчаянным видом огляделся по сторонам и тут наконец заметил Фрэнка. Хэмилтону понадобилась лишь секунда, чтобы понять, какая ему грозит опасность. Он мгновенно оказался на ногах и рванул по проходу между коек, в надежде сбежать. Но Фрэнк на секунду опередил его и ухватил одной рукой за горло удушающим приемом, а другой завернул ему руку за спину.

– Мне бы хотелось задать тебе парочку вопросов, мистер Фишер, – сказал Фрэнк, подталкивая, чуть ли не пихая Хэмилтона по направлению к двери.

– Я ничего не знаю, – выдохнул тот, пытаясь сопротивляться. Но тщетно. Мэллой плотно его зажал болезненным захватом, так что Хэмилтон почти терял равновесие.

– Ты что-то скромничаешь, мистер Фишер. Готов спорить, ты очень многое знаешь. Как думаешь, о чем я тебя буду спрашивать? Я ведь точно буду спрашивать о том, что ты наверняка знаешь! К тому же, – добавил Мэллой, выволакивая Фишера на улицу, – ты отлично понял, зачем я здесь и что ищу, потому-то и собрался удрать.

Поблизости был темный переулок. Фрэнк затолкал Фишера туда, толчком распластал его, прижав к кирпичной стене, и придавил горло локтем.

– Ну вот, а теперь установим несколько правил. Прежде всего, не вздумай мне врать, иначе я покажу тебе, что такое допрос третьей степени.

Фишер выдал хрипящий горловой звук, который можно было бы принять за протест, но Фрэнк плевать хотел на подобные вещи.

– Первый вопрос: почему ты следил за Алисией ван Дамм?

Хэмилтон отчаянно замотал головой, отрицая обвинение, но Фрэнк лишь сильнее надавил ему на горло, пока у того глаза не полезли из орбит. Рассудив, что этого пока вполне достаточно, Фрэнк слегка ослабил нажим, и Фишер сумел перевести дыхание.

– Можем отправиться в полицейское управление, если тебе этого так хочется, – предложил Фрэнк. – У нас там имеются комнаты, где задержанных допрашивают со всеми удобствами, в полном комфорте. Комфорт, конечно, будет полицейский, ты ж понимаешь, и тебе он точно не придется по вкусу. Еще там имеются камеры; в одной такой я могу тебя запереть и забыть на некоторое время. Пока не вспомню. На это может уйти несколько дней. Я человек очень занятой, так что ты лучше ответь на мои вопросы прямо сейчас и таким образом убереги себя от сидения в этой дыре. Итак, я тебя слушаю.

Мэллой видел, что Фишер усиленно обдумывает ситуацию, взвешивая свои шансы. Он явно боялся пойти навстречу Фрэнку, но и не осмеливался напрямую отказаться. Фрэнк отлично понимал: как бы Фишер ни опасался возможного возмездия со стороны Мэттингли, угроза детектива имела то преимущество, что могла осуществиться прямо сейчас. И это был козырь Фрэнка.

Он задал еще один вопрос, полегче:

– Кто нанял тебя следить за Алисией ван Дамм?

Преданность Фишера своему хозяину уже испарилась.

– Сильвестр Мэттингли, – хрипло выдохнул он.

Это не стало новостью. Но, по крайней мере, Фрэнк вынудил парня говорить правду.

– Зачем ему понадобилось разыскать эту девушку?

– Я не знаю. Не мне про это спрашивать. Я просто делаю то, что мне говорят.

Это, вероятно, тоже правда.

– Ну, хорошо, если тебе дали задание ее найти, почему ты просто не сообщил Мэттингли, где она находится? Зачем ты сам поселился в этих меблирашках рядом с ней и жил там целую неделю?

Фишер закатил глаза, потом с отчаянным видом огляделся по сторонам, ища путь к спасению, но ничего не нашел.

– Уже поздно, и я устал, мистер Фишер, – сказал Фрэнк. – Если ты и дальше будешь меня напрягать, я наверняка впаду в очень дурное настроение.

– У нее что-то там было, – неохотно признался Хэмилтон.

– Что-то, что тебе нужно было выкрасть? Может, ее драгоценности? – Неужели ван Даммы наняли этого типа, просто чтобы вернуть себе эти драгоценности, а на собственную дочь им было наплевать, пусть хоть к черту катится?

– Я ничего никогда не краду! Уж точно никаких драгоценностей! – быстро добавил Хэмилтон, когда Фрэнк снова нажал ему на горло.

– Тогда что?

– Ну… книжка. Тетрадка.

Эти слова не имели никакого смысла.

– Что за книга?

– Ну дневник, они мне так сказали. Девушка все время в нем записи делала. И мне нужно было найти его и принести им до того, как они за нею туда заявятся.

Какая ирония судьбы… Фрэнк ведь и сам пытался найти что-то в этом роде, когда неделю назад обыскивал комнату Алисии!

– И ты нашел его?

Фишер снова закатил глаза. Даже в этом темном переулке Фрэнк видел, как ему страшно. Он чувствовал этот запах страха. От Фишера им так и разило.

– Я не знаю.

Хэмилтон попытался вывернуться, но Фрэнк и слушать не желал никаких отговорок. Он снова нажал ему на горло, пока Фишер не начал задыхаться и дергаться.

Через несколько секунд Фрэнк ослабил нажим.

– Я повторю этот вопрос всего один раз, мистер Фишер, – сказал он, пока тот с трудом переводил дыхание. – Ты нашел этот дневник?

– Я нашел, только…

– Только что? – продолжал настаивать Мэллой.

– Он сказал, что это не то.

– Кто сказал?

– Мистер Мэттингли. Он сказал, что это не та тетрадка. Сказал, что там была другая, и именно та была ему нужна, но мисс почти не выходила из своей комнаты, так что мне никак не удавалось улучить момент, чтобы ее поискать. Так что другую я не нашел, хотя и искал. Ее там просто не было.

А вот это уже имело некоторый смысл.

– Стало быть, у девушки было два дневника?

– Тот, который требовался Мэттингли, был старый. Девушка вела его несколько лет. А который я нашел, начинался с того времени, когда она сбежала из дому. А старого в ее комнате не было.

– В итоге ты убил ее и сбежал, – предположил Фрэнк.

– Нет! – заорал Фишер, дрожа от страха. – Я к ней вообще не прикасался! Она была жива, когда я оттуда убрался!

– Уверенность твоего заявления наверняка означает, что именно ты ее убил.

– Нет-нет, клянусь, это не я! Я видел, как она впустила кого-то к себе в комнату, а потом прихватил свои вещички и свалил оттуда! И тогда она была жива!

– Кого ты в ту ночь впустил в пансион? Если то, что ты говоришь, правда, возможно, это был тот, кто ее убил.

Фишер теперь уже трясся всем телом, словно одержимый приступом безумия. Конечно, он понимал, что выдать Мэттингли – не самый умный поступок в его жизни.

– Это был не один мужчина. Он еще и женщину с собой привел.

– И ты знаешь, кто они такие, не правда ли?

– Не знаю! Клянусь!

– Кончай клясться и говори правду. Кто был этот мужчина?

– Я не знаю! Какой-то франт, важная шишка… Никогда раньше его не видел. Мэттингли сообщил, что этот человек придет туда ночью и я должен впустить его внутрь. Это все, что я знаю!

– Что он собой представлял?

– Я ж говорю, франт, щеголь. Дорогие шмотки. Тоненькие усики, в ниточку.

– Блондин? Брюнет?

– Блондин. Говорит в нос, как все они. Ходит так, словно ему ручку от швабры в задницу засунули.

– Возраст какой?

– Откуда мне знать? Может, вашего возраста… Не знаю, не уверен. У меня не было реальной возможности как следует его рассмотреть, а ему, я думаю, было на все наплевать.

– Что скажешь насчет женщины? Она его, случайно, по имени не называла?

– Она называла его «сэр». Вот и все, что я знаю. Отпустите меня!

Фрэнк был совершенно уверен, что Хэмилтон знает гораздо больше.

– Еще одно, Фишер. Почему ты оказался в «Бронзовом фонаре»?

Тут Фрэнк заметил дерзкий и даже наглый блеск в глазах парня, видимо обычный и привычный для него.

– Я просто хотел выспаться, когда вы меня разбудили своим криком.

Фрэнк дал ему оплеуху. Чисто по-дружески, ничего серьезного, просто чтобы напомнить, кто тут командует парадом. Пусть не забывает, что Мэллою известно о причастности Фишера к смерти Алисии ван Дамм и парень несет за это ответственность.

– Ты отлично знаешь, о чем я. Мэттингли наверняка достаточно платит, чтобы тебе не приходилось спать в ночлежке. А ты посмотри на себя! – Фрэнк окинул презрительным взглядом грязную одежду Фишера и его недельную щетину. – Щеголь вроде Мэттингли непременно потребовал бы больше аккуратности от человека, которого нанимает на работу.

– Я… я на него больше не работаю, – признался Фишер.

– Это почему? Он выгнал тебя после того, как мисс ван Дамм погибла?

– Нет, я…

– Что? – требовательно спросил Фрэнк, поднимая руку, чтобы снова ударить парня.

Но не пришлось.

– Я от него ушел!

– Почему?

– Они… не говорили мне, что хотят ее убить! Она казалась такой милой девушкой! Не было у них никакой необходимости ее убивать!

Фрэнк не слишком поверил тому, что чувству чести этого малого было нанесено такое уж тяжкое оскорбление.

– И ты решил, что они попытаются повесить на тебя это убийство, не так ли? Вот почему ты удрал! Вот почему ты поселился здесь, вместо того чтобы вернуться в собственную квартиру!

Парень снова начал трястись.

– Я к ней пальцем не прикасался! Не трогал я ее! Они пошли к ней в комнату, а я убрался оттуда. Мэттингли велел мне сразу сваливать, как только они туда заявятся, вот я и свалил. А когда узнал, что мисс ван Дамм погибла… я хочу сказать, вы ведь поэтому тут оказались, да? Потому что они сказали вам, что это я ее убил? Они хотят на меня это убийство повесить, да?

«Это была бы совсем неплохая идея», – подумал Фрэнк. По правде говоря, он и сам мог так сделать – просто для того, чтобы закрыть дело. Парень вроде этого – легкая добыча, у него ведь нет друзей, никто не станет ему помогать. И уж точно не Мэттингли, особенно если он сам его подставил. Но у Фрэнка есть свидетельница, которая видела, что Фишер ушел из пансиона до того, как Алисию убили. По крайней мере, таинственные посетители еще находились в ее комнате.

– Так дело обстоит, да? – спросил Фишер дрожащим от ужаса голосом.

– Нет, мне просто была нужна кое-какая информация, – ответил Фрэнк, наконец выпуская его из захвата.

У парня уже колени подкашивались, только остатки гордости помогали держаться на ногах. Хватаясь за стену, чтобы не упасть, он уставился на Фрэнка, вернее, попытался смотреть на него злобно и яростно. Но вышло скорее раболепно.

– Вы не заберете меня в участок? – спросил он, боясь даже поверить в такой счастливый поворот судьбы.

– Я знаю, что ты ее не убивал, поэтому можешь перестать скрываться. Полиция за тобой не охотится. Но, может, охотится кто-то другой? – Фрэнк внимательно посмотрел парню в лицо.

– Не знаю. Не могу сказать, – ответил Хэмилтон.

– Но если б знал, то сказал бы, что, по твоему мнению, Мэттингли и, возможно, тот мужик, которого ты впустил в ту ночь в дом, пытаются тебя разыскать, намереваясь заявить, что это ты ее убил.

– Любой дурак может понять, что это самый лучший выход из положения, – признал Фишер. – Никто же мне не поверит, они все равно одержат верх.

– Думаю, ты можешь про это забыть. Мне потребовалось всего несколько дней, чтобы тебя найти, а я не очень-то и старался. А Мэттингли отлично знает, как отыскать в городе нужного ему человека. Если б он хотел тебя подставить и навесить это убийство, сейчас ты уже сидел бы в Гробницах, – сказал Фрэнк, имея в виду городскую тюрьму Нью-Йорка. Вроде как власти собирались снести это здание, но даже если построят новую тюрягу, она все равно будет называться Гробницами.

– Может, мне вовсе не насчет Мэттингли надо беспокоиться, – тихо проговорил Фишер. – И не насчет Гробниц.

– Что ты хочешь этим сказать?

Парень сглотнул, пытаясь как-то отделаться от сухости во рту. Его взгляд метнулся вверх и в дальний конец переулка, словно он старался определить, кто представляет для него большую угрозу – Мэллой или невидимый преследователь.

– Я хочу сказать, что знаю, кто был тот франт, который зашел в ту ночь в комнату мисс ван Дамм.

– И кто же? Мэттингли? – требовательным тоном осведомился Фрэнк, подавляя желание снова схватить парня за горло и вытрясти из него всю правду.

Но Фишер отрицательно помотал головой.

– Нет, не он. Это был… – Он снова огляделся по сторонам, желая убедиться, что они здесь одни. – Понимаете, я слышал, как мисс ван Дамм сказала ему «папа».

* * *

Идиотская затея. Вот как Сара определила то, во что сейчас ввязалась. Она так и не поняла, зачем снова отправилась в дом ван Даммов, но ей просто не сиделось на месте. Она не желала мерить шагами свое жилище, дожидаясь вестей от Мэллоя. Ей требовалось что-то предпринять.

Но не успела миссис Брандт спуститься с крыльца, как ее остановил предупреждающий окрик:

– Стойте, моя дорогая, ни шагу дальше! – Это была миссис Элсуорт, сбегающая с собственного крыльца. По всей видимости, она сидела у фасадного окна и высматривала, что происходит в округе и не требуется ли ее вмешательство. – Вы же перчатку уронили!

Сара опустила взгляд и увидела, что перчатка и впрямь валяется на верхней ступеньке. Она нагнулась, чтобы ее поднять.

– Нет, не поднимайте! – в полном ужасе возопила миссис Элсуорт, отчего Сара чуть не свалилась со ступенек. – Это же дурная примета, понимаете? – объяснила соседка, когда акушерка в недоумении уставилась на нее, даже приоткрыв рот.

Сара с трудом подавила раздражение.

– Мне что же, оставить ее валяться здесь? – спросила она, стараясь, чтобы голос прозвучал не слишком саркастически.

– Нет, конечно, нет! – заявила миссис Элсуорт, широко распахнув глаза от такого абсурдного вопроса. – Я ее подниму. Вот это уже доброе предзнаменование на сегодня, если кто-то поднял вашу перчатку!

На удивление проворная для своего возраста, она проскочила мимо Сары, взлетела на крыльцо и подняла перчатку, после чего с сияющим видом вручила ее Саре.

– Вот, держите!

– Ну спасибо, – сказала миссис Брандт, стараясь выглядеть благодарной.

– Вы опять спешите, чтобы помочь появиться на свет еще одному младенцу? – спросила соседка, крайне довольная тем, что сумела оказать услугу.

– Нет, у меня… встреча назначена, – ответила Сара, хотя это не более соответствовало истине, чем в прошлый раз, когда она приводила то же объяснение.

– Ничего серьезного, я надеюсь. – У миссис Элсуорт озабоченно скривилось лицо.

– Нет, просто визит к старой подруге. – Это было некоторое отклонение от истины, но миссис Элсуорт совершенно необязательно знать все, как бы ей того ни хотелось.

– А не к тому джентльмену, который заходил к вам намедни? – застенчиво осведомилась соседка.

– Я же говорила вам, что это детектив из полиции, и он вовсе не с визитом ко мне приходил. Он расследует одно дело, и я сумела помочь ему кое-какой информацией.

– Да-да, конечно, дорогая, как скажете. – Миссис Элсуорт понимающе улыбнулась. – Но могу поспорить, что он непременно снова нанесет вам визит, если вы хоть чуть-чуть его поощрите.

Сара с трудом удержалась от того, чтобы расхохотаться при таком нелепом и смехотворном заявлении.

– Уверяю вас, миссис Элсуорт, детектив-сержант Мэллой меня едва выносит, и это взаимно. Как только дело будет раскрыто, мы, по всей вероятности, никогда больше не увидимся.

– Бог ты мой, вы, молодые, полные слепцы! – закудахтала соседка, недовольно качая головой. – Он на вид такой милый человек, хотя и полицейский… Не надо так легко от него отмахиваться. Никогда ведь не знаешь, что приготовила тебе судьба.

По мнению Сары, Мэллой был груб и просто отвратителен в тот день, когда познакомился с миссис Элсуорт. Кроме того, она считала, что этот человек не имеет никакого отношения к ее судьбе, но отнюдь не собиралась оспаривать это утверждение, стоя на тротуаре.

– Я обдумаю этот вопрос, – соврала она, дабы избежать дальнейших уговоров и обсуждений.

– Я очень на это надеюсь, – сказала миссис Элсуорт. – А теперь больше не буду вас задерживать, ступайте к своей подруге. Но следите за погодой, моя дорогая! Там гроза собирается, не следует под нее попадать, да еще на улице!

Сара удивленно подняла глаза к безоблачному небу. День был опять не по сезону очень жарким, и воздух казался совершенно неподвижным.

– Что-то я не вижу никаких признаков дождя, – заметила она.

– Да-да, конечно, но я утром хотела зажечь свечку, а эта проклятая штука никак не хотела загораться. Это означает, что надвигается гроза. Это так же точно, как то, что по утрам восходит солнце. Может, вам лучше захватить зонтик, только… нет, моя дорогая, это скверная примета – возвращаться с полпути, – задумчиво сообщила миссис Элсуорт. – О, я знаю выход: я одолжу вам свой!

Соседка уже собралась рвануть, чтобы принести свой зонт, но Сара ее остановила.

– Я ведь ненадолго, – уверила она старуху, со значением поглядев на небо. – Гроза, должно быть, еще далеко.

– Только вы уж возвращайтесь домой до того, как она начнется, – предупредила миссис Элсуорт. – Гроза будет сильная.

Сара в недоумении покачала головой и пошла к станции надземки.

Когда она почти час спустя остановилась перед домом ван Даммов, то невольно еще раз глянула на небо. По-прежнему никаких намеков на приближающийся конец света. Видимо, фитиль свечки миссис Элсуорт просто отсырел.

Как обычно, дверь открыл дворецкий Альфред. Глаза у него были по-прежнему грустные, а двигался он так, словно нес на плечах всю тяжесть мира.

– Мне очень жаль, миссис Брандт, но мисс Мины сегодня нет дома, – сообщил он еще до того, как Сара успела задать вопрос.

Женщине хотелось выругаться от разочарования, но она понимала, что этим так шокирует Альфреда, что он, наверное, никогда больше ее сюда не впустит. Вместо этого миссис Брандт решила просто слегка нарушить одно из правил приличествующего случаю декорума, хотя и не игнорировать его полностью.

– Мисс Мины действительно нет дома или она просто не желает принять меня? – спросила она.

Альфред был явно поражен подобным нарушением этикета. Никто из светских знакомых ван Даммов никогда не решился бы задать подобный вопрос, и уж тем более слуге. Если б кого-то из них унизили подобным образом, он бы в конечном итоге догадался, что его здесь не желают видеть, и прекратил свои визиты. Но у Сары не было ни времени, ни терпения на дальнейшие безрезультатные поездки по городу, так что она решила точно выяснить, отказали ей ван Даммы от дома или нет.

– Я, кажется, не совсем понимаю, о чем вы спрашиваете, миссис Брандт, – придушенным и напряженным голосом ответил Альфред.

Сара подавила желание схватить его за грудь и как следует встряхнуть.

– Вы можете мне просто сказать, действительно ли нет дома мисс Мины?

Дворецкий довольно долго смотрел на Сару, словно стараясь решить, сошла она с ума или еще нет. Или, возможно, взвешивал, достойна ли эта женщина того, чтобы дать ответ на ее вопрос. В конце концов он все же сообщил:

– Она поехала за город. Навестить подругу.

Скрывая облегчение, Сара хотела уже было поблагодарить его и отправиться своим путем, когда вспомнила, что в особняке есть еще одна персона женского пола, которую она также может навестить – или, по крайней мере, попытаться это сделать.

– А миссис ван Дамм, случайно, не дома?

Вот теперь Альфред был поражен до глубины души.

– Миссис ван Дамм больна, она не принимает посетителей.

Это означало, что Франсиска принимает только ближайших, самых дорогих для нее гостей, а также врачей. Сара не входила в эти категории, но при всем при этом ей было безразлично, шокирует она Альфреда еще больше или нет.

– Пожалуйста, осведомитесь, может ли она принять меня. Передайте ей мою визитную карточку и… ей известно, что я видела Алисию в ту ночь, когда она погибла?

Лицо Альфреда, казалось, заледенело.

– Я не могу сказать вам, что миссис ван Дамм известно, а что нет.

– Если она этого не знает, пожалуйста, сообщите ей это. Скажите, что мне хотелось бы рассказать ей о том, как Алисия выглядела в ту ночь.

Сара сунула Альфреду свою карточку, где указывалось, что она акушерка. Уголок карточки она согнула в знак того, что пришла с официальным визитом, просто выразить свое уважение. Дворецкий взял карточку так осторожно и неохотно, словно гостья совала ему живую змею.

– Мне хотелось бы еще раз сообщить вам, что миссис ван Дамм никого не принимает, – напомнил он ей в полном отчаянии.

– Я подожду где обычно, – ответила миссис Брандт, ничуть не смущаясь.

Альфред отсутствовал довольно продолжительное время, так долго, что Сара уже начала опасаться, что с ним что-то случилось. Может, он заблудился? Или упал в обморок? Нет, конечно, Альфред прекрасно ориентируется в этом доме, да она бы в любом случае услышала шум, если б его обнаружили лежащим на полу. Поэтому Сара постаралась уверить себя, что долгое ожидание принесет ей положительный ответ. Отказ был бы сообщен немедленно, и ее уже выставили бы из дома. Отсрочка же указывала на то, что просьбу рассматривают и обдумывают.

Наконец Альфред появился, и вид у него был еще более расстроенный, чем прежде.

– Миссис ван Дамм примет вас у себя в комнате, – проговорил он, не в силах скрыть изумление. – Бриджит вас проводит.

Горничная уже наполовину сошла с лестницы и теперь смотрела на Сару так, словно та была редким экземпляром животного мира, представленным в зоопарке.

– Спасибо, – поблагодарила миссис Брандт Альфреда и заколебалась, не зная, следует ли сказать что-то еще.

– Миссис ван Дамм плохо себя чувствует… уже довольно давно, – сказал дворецкий; каждое произнесенное им слово звучало так, словно его клещами вытаскивают у него из горла. Скорее всего, почти так оно и было, поскольку Альфред нарушал все писаные и неписаные законы и правила, запрещающие вообще говорить об этом. – Она… Смерть мисс Алисии была для нее страшным шоком.

Сара кивнула, поняв подразумевающееся предупреждение, хотя не совсем понимала, о чем именно ее предупреждают. Но решила, что очень скоро сама все узнает.

Она последовала за горничной вверх по лестнице, а затем – по коридору к соответствующей двери. Бриджит постучалась и на секунду скользнула внутрь. Сара услышала, как она объявила:

– К вам пришла миссис Брандт, мадам.

Затем последовал едва слышный положительный ответ, и Бриджит впустила Сару в комнату.

В комнате царили полумрак и духота – доступ веселому свету утреннего апрельского солнца закрывали тяжелые бархатные гардины, плотно задернутые на всех окнах. С этим резко контрастировала мебель, светлая и элегантная, но, на вкус Сары, чрезмерно изукрашенная. К своему удивлению, она обнаружила, что кровать представляет собой огромное сооружение под балдахином, установленное на высокой платформе и огороженное чем-то, что Сара могла определить только как изгородь, низкую и совершенно декоративную.

Напомнив себе, что пришла сюда вовсе не для того, чтобы критически обозревать внутренний декор, она огляделась и обнаружила миссис ван Дамм полулежащей на низкой софе возле камина, почти в такой же позе, в которой возлежала Мина, когда Сара посетила ее в первый раз. Миссис ван Дамм, однако, выглядела в этой позе гораздо более естественно – видимо, потому, что обладала куда большим практическим опытом в искусстве притворяться больной. На ней был цветастый утренний халат, весь в кружевах и оборках, а ноги, несмотря на жару, были укрыты покрывалом, расшитым тамбуром. На столике рядом с софой стояла целая коллекция пузырьков, бутылочек и баночек, а комната так и благоухала соревнующимися друг с другом ароматами камфары и лаванды.

– Сара Деккер? – осведомилась миссис ван Дамм.

Голос ее звучал одновременно и слабо, и напряженно. Франсиска совсем не изменилась с того времени, когда Сара видела ее в последний раз много лет назад. Морщины на лице, конечно, стали глубже, но кожа по-прежнему выглядела безупречно, оставаясь совершенно гладкой – очевидно, по той причине, что Франсиска все эти годы вообще не видела дневного света. Ее волосы очень красиво поседели и были искусно причесаны и уложены. Именно это, похоже, и вызвало задержку с приглашением Саре подняться в ее комнату.

– Да, миссис ван Дамм, – ответила Сара, подходя к софе, где та возлежала. Она улыбнулась своей профессиональной улыбкой и пожала тонкую руку, протянутую пожилой дамой. – Разве что теперь я Сара Брандт.

– Да, я помню, что вы вышли замуж… Но потом с вами произошло что-то ужасное, не правда ли? – Лицо Франсиски на секунду сморщилось, чуть нахмурившись, после чего она сообщила: – А я уж думала, вы умерли.

– Это моя сестра Мэгги скончалась, – сказала Сара, решив не принимать слова хозяйки дома в знак оскорбления, как оскорбилась бы, если б то же самое сказала Мина.

Миссис ван Дамм имела такой вид, словно и впрямь запуталась в своих воспоминаниях, потому и совершила подобную ошибку. Зрачки у нее были расширены, и одного взгляда на пузырьки на ее столике хватило бы, чтобы понять, в чем тут дело. Сара увидела коробку с пилюлями «Худз», туалетную воду «Баффало Лития», пузырек «Бром-Лития» фирмы «Рипли» и «Самолечебник» Уорнера, а также еще целый набор патентованных лекарственных средств. Некоторые из этих составов были совершенно безвредными, однако другие содержали щедрые порции морфия, который ни от чего не лечил, но помогал страдальцу меньше беспокоиться о своих болезнях, да и вообще почти ни о чем не заботиться, коли на то пошло. Если миссис ван Дамм принимает все эти препараты регулярно, большая удача, если она еще помнит собственное имя.

– Да-да, ваша сестра, – рассеянно пробормотала Франсиска. – Теперь я вспомнила. Очень трагическая история… А теперь вот и мы потеряли нашу дорогую Алисию…

– Мне очень жаль, – сказала Сара. Хотя ей не предлагали сесть, она присела на стул, стратегически очень удобно стоящий напротив софы миссис ван Дамм, достаточно близко к ней, чтобы не выпускать из рук ладонь пожилой дамы. – Мне крайне неприятно вторгаться к вам в такой момент и занимать ваше время, но я действительно виделась с Алисией прямо перед… ну в ту ночь, когда она еще была жива. Вот я и подумала, что вы, возможно, пожелаете узнать, что она хорошо выглядела, была вполне здоровой и бодрой.

– Я не могла сразу в это поверить, когда Бриджит сказала мне, что вы виделись с ней. Я все еще не могу понять, как это случилось, а Корнелиус не желает мне помочь. Тот полицейский сообщил нам очень странные вещи, но когда я спрашиваю об этом у Корнелиуса, он только повторяет, что меня это не касается. Но как такое может быть? Это же был мой ребенок, в конце концов! Все, что ее касается, касается и меня, не правда ли?

Сара покивала, хотя не могла не подумать, что миссис ван Дамм вовсе не выглядит человеком, которого уже в течение довольно долгого времени вообще что-то заботило или касалось, за исключением того, что находится рядом, в ее комнате.

– Чего вы не могли понять? – спросила Сара. – Может, я сумею вам помочь?

Она отдавала себе отчет в том, что просвещение миссис ван Дамм насчет чего угодно способно навлечь на нее гнев остальных членов этого семейства, но она хотела использовать этот шанс, чтобы получить от Франсиски хоть какую-то информацию. Кроме того, миссис ван Дамм, вероятно, через какой-то час вообще забудет про ее визит.

– Я считала, что Алисия находится в «Гринтри», – жалобно сказала миссис ван Дамм. – Мы ведь туда ее отправили. Вернее, следует сказать, это Корнелиус ее туда отправил. Со мной он не советовался. Он теперь никогда со мной не советуется. Алисия всегда была легковозбудимой, а в последнее время стала очень нервной. Все время беспричинно плакала и все такое прочее. Я говорила мужу, что это просто возраст у нее такой, когда молодые девушки становятся очень эмоциональны, но он считал, что ей будет лучше, если она уедет из города туда, где потише. Алисии всегда очень нравилось в «Гринтри», у нее там лошадь была, так что я не видела в этом ничего плохого. А теперь все говорят, что она жила в каких-то меблированных комнатах… Я этому не верю. Никогда не поверю. Зачем это ей было селиться в этом пансионе, когда у нее есть целых два превосходных дома, в полном ее распоряжении?

– Алисия действительно жила в пансионе, – уверила Сара. – Именно там я ее и увидела, хотя в тот момент не знала, кто она такая. Я заметила ее, потому что она была очень похожа на Мину в этом возрасте.

– О да, очень похожа! Алисия была буквально копией Мины в этом возрасте. Я иной раз даже называла ее Миной по ошибке. Я знаю, Алисии это не нравилось, но она никогда не говорила этого вслух. Она была такая милая и добрая! – Глаза Франсиски наполнились слезами, и Сара на секунду пожалела, что причиняет ей такую боль. Но она тут же сообразила, что миссис ван Дамм не в состоянии помнить какую-либо боль дольше секунды. Тут застланный слезами взгляд скользнул в сторону, а вместе с ним переместилось и внимание женщины. – Ох, я вижу, вам нравится моя кровать! Это постель Марии-Антуанетты!

– Простите? – в замешательстве спросила Сара.

– Это точная копия кровати королевы Марии-Антуанетты. Она любила принимать своих поклонников, еще лежа в постели. Это такая французская традиция, вы разве не знаете? Но Мария-Антуанетта ведь не была француженкой по рождению, так что ей не очень нравилось, что все эти люди подходят прямо к ее постели. Поэтому она велела поставить такую загородку, чтобы они слишком не приближались. Умно придумано, не правда ли?

Сара не имела ни малейшего понятия, умно это или нет, но кивнула и вежливо улыбнулась, думая о том, как бы вернуть разговор обратно к Алисии. Однако ей не следовало беспокоиться. Миссис ван Дамм, конечно, дама рассеянная, но она все же не полностью оторвалась от действительности.

– Пожалуйста, Сара, расскажите мне, как так произошло, что Алисия поселилась в этом пансионе? – спросила она через секунду.

– Насколько мне известно, она сбежала из «Гринтри».

– Вздор какой! Зачем ей было оттуда убегать? У нее на это не было никаких причин.

Сара-то знала, что у Алисии имелись весьма веские причины, но при этом она была уверена, что миссис ван Дамм ничего об этом не ведает. А даже если и ведает, то никогда в этом не признается.

– Как я полагаю, она была расстроена тем, что отец вознамерился выдать ее замуж, – попробовала Сара увильнуть от прямого ответа.

Миссис ван Дамм нахмурилась, обдумывая ее слова.

– Я и понятия не имела, что она расстроилась. Не думаю, что она вообще об этом знала. Корнелиус говорил мне, конечно, но я не могла согласиться. Я считала, что девочка слишком молода, хотя сама-то я была ненамного старше ее, когда вышла за Корнелиуса. Полагаю, брак может принести существенную пользу некоторым девушкам, а вы как думаете? Особенно брак с более взрослым мужчиной. Корнелиус старше меня на двенадцать лет, и он помог мне освоиться в новой жизни. Помню, как я гордилась, когда появлялась с ним в обществе в качестве его невесты… Он был такой высокий и красивый!

На минутку Франсиска полностью погрузилась в воспоминания о счастливых временах, а Сара тем временем пыталась представить миссис ван Дамм невестой в возрасте шестнадцати лет рядом с ее двадцативосьмилетним женихом. И хотя воображение нарисовало не совсем приятную картину, это все-таки очень далеко от того, что представляла бы собой Алисия рядом с Сильвестром Мэттингли, которому, должно быть, уже за шестьдесят.

– А вы знаете, кто был этот мужчина? – спросила Сара в почти тщетной надежде, что миссис ван Дамм прольет свет на этот неравный брак. – Тот мужчина, за которого мистер ван Дамм намеревался выдать дочь?

– Да, конечно. Только я не думаю, что Корнелиусу удалось бы это осуществить. Он слишком любил Алисию, просто души в ней не чаял, чтобы так скоро с нею расстаться. И даже при том, что я считаю, что муж должен быть старше жены, человек, которого Корнелиус имел в виду, был чересчур старым. Она слишком юная, а он слишком старый, понимаете? Когда я была молода, многие девушки выходили замуж в шестнадцать лет, но в нынешние времена такого больше не случается. Она ведь даже не начала выезжать. Брак стал бы для нее огромной потерей.

«А теперь она потеряла вообще все», – подумала Сара, но, разумеется, вслух этого не сказала.

– Алисия, должно быть, считала, что ее отец доведет дело до конца, иначе не убежала бы, – заметила она.

– Это именно то, чего я никак не могу понять. Как ей удалось выбраться из дома? Откуда она могла узнать, куда ей направиться?

– Должно быть, кто-то ей помогал, – предложила свой вариант Сара, припомнив обещание Мэллоя хранить в тайне роль в этом деле грума. – Возможно, какой-нибудь друг… Как по-вашему, мог найтись такой помощник? Может, какой-нибудь молодой человек ее возраста, который вполне мог в нее влюбиться?

«Кто-то, кто мог сделать ей ребенка», – добавила Сара про себя, вознося молчаливую молитву о том, чтобы это не оказался Сильвестр Мэттингли, как она все же подозревала. Мысль эта была слишком ужасна, чтобы с ней примириться, хотя такое обстоятельство могло служить прекрасным обоснованием бегства Алисии.

Но миссис ван Дамм лишь безнадежно покачала головой.

– Нет у меня никаких соображений на этот счет. У наших соседей по «Гринтри» вроде бы есть сыновья, однако они в отъезде, учатся в школе. К тому же я не думаю, что Алисия была с ними знакома.

Очевидно, все эти тяжкие думы оказались для миссис ван Дамм слишком большой нагрузкой. Она поднесла руку к виску и прикрыла глаза, словно от приступа боли.

– Что с вами? Вам что-нибудь дать? – быстро спросила Сара, немедленно раскаявшись в своей настойчивости. Морфинистка Франсиска или нет, но все-таки она мать, оплакивающая своего ребенка.

– Мои нюхательные соли, – ответила миссис ван Дамм, делая неясный жест рукой в сторону коллекции пузырьков с лекарствами на столике.

Сара просмотрела все пузырьки и обнаружила среди них средство под названием «Препарат Лидии Пинкэм», который рекламировался как лекарство от всех женских недомоганий, но на самом деле лишь затуманивал сознание морфием. Через секунду она все же обнаружила пузырек с нюхательной солью и, сняв колпачок, провела отвратительно пахнущим пузырьком под носом миссис ван Дамм. Ее глаза тотчас снова широко раскрылись, и вернулся прежний цвет лица.

– Ох, благодарю вас, моя дорогая. У меня бывают подобные приступы. Неожиданно накатывает такая слабость… – Тут голос Франсиски угас, а рассеянный неопределенный взгляд вдруг сфокусировался на Саре. – Бриджит, кажется, говорила мне, что вы акушерка?

– Да, это так. И еще я квалифицированная медсестра.

– И почему это я раньше об этом не вспомнила? – спросила пожилая леди, ни к кому конкретно не обращаясь. – Я лишь впустую трачу время с этими врачами. Все врачи – мужчины. А что мужчины знают о женских проблемах?

– А у вас женские проблемы? – сочувственным тоном осведомилась Сара, рассчитывая добиться откровенности миссис ван Дамм, дав ей какой-нибудь полезный медицинский совет.

Если Франсиска станет консультироваться у Сары, она, несомненно, пригласит ее к себе снова, а это будет весьма полезно, особенно если Саре в дальнейшем потребуется дополнительная информация.

– Да, и уже давно. И ничего мне не помогает. У меня бывают эти приступы: накатывает такая слабость, что я с трудом могу дышать… А порой возникает ощущение, что голова вот-вот оторвется. А еще когда я лежу тихо и спокойно, то даже слышу, как колотится мое сердце. Это же неестественно, чтобы человек слышал собственное сердце, не так ли?

Сара подумала, что это происходит, поскольку Франсиска прислушивается к своему сердцебиению, но решила ее успокоить. Возможно, у миссис ван Дамм и впрямь какие-то проблемы и недомогания, справиться с которыми Сара поможет ей благодаря своей профессиональной подготовке. Она начала расспрашивать хозяйку дома о симптомах, а та была просто счастлива описать их со всеми подробностями. Похоже, ей просто нечем было занять свое время, кроме как сидеть тут в одиночестве и в полутьме, внимательно прислушиваясь ко всем проявлениям работы собственного организма.

Сара быстро выяснила, что миссис ван Дамм, которой не исполнилось еще и пятидесяти, уже пережила климакс и теперь мучилась от его последствий.

– Супружеские отношения не доставляют вам неприятных ощущений? – спросила Сара, готовая дать миссис ван Дамм несколько советов, как облегчить такие недомогания.

Но Франсиска лишь отрицательно покачала головой.

– Ох, моя дорогая, супружеские отношения всегда доставляли мне одни неприятные ощущения! – призналась она, закатывая глаза. – Не могу представить, как с этим справляются другие женщины. После рождения Мины я заявила мистеру ван Дамму, что больше не в силах выносить его поползновения. К его чести, с тех пор он меня больше не беспокоил. Прошло уже больше тридцати лет, и могу вас уверить, я прекрасно без этого обхожусь!

Сара была так поражена, что на минутку даже забыла, о чем они до этого говорили. Поразилась она отнюдь не тому, что миссис ван Дамм не имела плотских сношений с собственным мужем, – многие женщины ее круга придерживались такого же мнения, и это объясняло, почему большинство их мужей заводили себе любовниц. Нет, поразило Сару осознание того, что если миссис ван Дамм не имела сексуальных отношений с мужем с момента рождения Мины, значит, она просто не могла быть матерью Алисии.