Папарацци. Вот же шелупонь мелкотравчатая. Их было человек двадцать, они терлись своими немытыми телами друг о друга перед входом, держа камеры высоко над головой в надежде получить приличный снимок чего-нибудь.

Знаменитости бегали у нас по всему фойе. Я мог бы написать еще одну двухсотвосьмидесятитрехстраничную книгу обо всех событиях, очевидцем которых я стал – например, о том, как юная, тощая актриса-суперзвезда с канала «Никелодеон» жаловалась маме, что на съемках их кормят только бутербродами с огурцами. Ух ты. Ничего себе. Эта девушка голодала. Я чуть не покормил ее чипсами.

И угадайте, кто остался с нами после ремонта? Мой приятель Брайан Уилсон из «Beach Boys». Наверное, потому, что он уже привык к «Бельвью», и было проще не стрессовать его переменой места. Уверен, что повышение цен нисколько не обеспокоило его продюсеров.

Отель был заполнен до отказа, потому что Элтон Джон справлял свой шестидесятый день рождения, и вечеринка обещала быть праздником для геев (ну, вроде Великих Гэтсби-геев), и в наших номерах расположилось много знаменитостей. Когда они собирались на вечеринку, фойе напоминало какой-то цирк для психов. У нас поселились приглашенные из списка, а также геи, которые были не знаменитостями, а, скорее, мафиози (вроде их называют «бархатной мафией»); все они носились мимо моей стойки, и на спинах всех спортивных курток красовались стразовые вышивки – блестящие львиные головы и сверкающие якоря.

Так или иначе, вот идет мой приятель Брайан, VIP-приглашенный, как ему, черт возьми, и полагается, весь такой элегантный в своем вечернем костюме. Ладно, он похож на первокурсника, идущего на выпускной вечер, – выглядит хорошо, но стесняется, как будто какая-нибудь счастливая девушка должна подойти к нему, тихонько качавшемуся взад-вперед возле чаши с пуншем, и отыметь его всласть в дальнем углу кафетерия. Итак, помощники оставили Брайана у стойки по пути из отеля, чтобы взять новый ключ на тот случай, если Брай Гай утопит свой в унитазе или еще что-нибудь. Я был занят другим гостем, поэтому они подошли к моему коллеге, новичку, парню с потными ладонями – ну, знаете, постоянно мокрыми, так что все, к чему он прикасается за стойкой, покрывается шершавой коркой. Я возвращался с обеда, и казалось, будто улитка проползла по всему терминалу. А еще этот парень постоянно твердил: «Кто? Какой номер? На чье имя зарегистрирован номер?»

Что мне оставалось делать? Я оставил своего гостя стоять там наполовину зарегистрированным. Я попросил прощения, и он стал раздражаться, потому что вовсю допрашивал меня о том, где лучше поесть сегодня вечером, хотя рассказ об этом не входил в число моих обязанностей: все равно что просить швейцара помыть унитаз. Мы обучили консьержей-«избранных», которым за это пять с лишним долларов в час, отвечать на подобные вопросы гостей.

Но я все-таки поставил гостя на паузу на мгновение – главным образом потому, что Брайан смотрел прямо на меня. Он как бы вглядывался в меня сквозь туман, такой грустный и хорошенький в своем смокинге. Я сделал три новых ключа, и мне не нужно было перепроверять номер комнаты, потому что я заботливо присматривал за Уилсоном с тех самых пор, как услышал последнюю строчку в песне «I’d love just once to see you», которая заканчивается милым припевом: «I’d love just once to see you, I’d love just once to see you… in… the… naked». Смешно. Так что я быстро справился с ключами, а Брайан по-прежнему глядел на меня, как будто знал, что я заботился о нем.

А потом случилось это.

Я сунул ключи в пакет и отдал их помощнику, которого узнавал чаще; Брайан улыбнулся мне, как будто видел меня раньше и знал, что я помогаю ему уже больше пяти лет, и шагнул вперед. Он поднял улыбавшееся широкой улыбкой лицо над своей мальчишеской черной бабочкой и протянул мне свою большую руку через стойку для рукопожатия, держал ее над столом – «давай будем друзьями» («We’ve been friends now for many years». – Beach Boys).

Я вложил свою руку в его, и он сказал:

– Привет. Я Брайан Уилсон.

– Я знаю, кто вы, мистер Уилсон. – Я немного покачал его руку вверх-вниз, потому что он просто держал ее на весу. – А вы отлично выглядите. Для нас большая честь, что вы здесь остановились. Надеюсь, вы хорошо проведете время на вечеринке, мистер Брайан Уилсон, – и я отпустил его руку.

Лицо певца немного затуманилось, но довольное выражение не ушло, и, я знаю, внутри него звучала музыка, и ему было хорошо. Помощник, которого я узнал, одарил меня искренней улыбкой и, взяв Брайана за локоть, увел его прочь.

Фойе опустело, и там никого не было, кроме тяжелого запаха одеколона и стразов на полу (посыльные подбирали блестящие камушки и швыряли друг в друга). Один из камней ударил меня в горло, и я улыбнулся Трею. Он сказал:

– Правильно, засранец. Только попробуй бросить его обратно, и я сломаю тебе левую ногу.

При помощи ручки я вытащил страз из клавиатуры и стал разглядывать, представляя себе, черт возьми, что это настоящий бриллиант, и я продам его за сто тысяч долларов, брошу эту сраную работу и куплю особняк в Южной Африке. И тут меня осенило.

Брайан не узнал меня. Я думал, что печально-счастливый туман, в котором он живет, на одно волшебное мгновение рассеялся, и он увидел меня. Но нет. Помощники, вероятно, усадили его на наш неудобный диван, пока завязывали ему бабочку, и сказали: «Эй, Брайан, мы сегодня вечером пойдем на многолюдное мероприятие, ладно? Мы там пробудем недолго, но кто-то из этих людей узнает тебя и захочет поздороваться. Не волнуйся, мы будем рядом постоянно, тебе нужно только сказать: «Здравствуйте, я Брайан Уилсон». Давай попробуем. Хорошо. Видишь, это все, что ты должен сказать, ладно? Не волнуйся, мы скоро вернемся, мы никому не позволим тебя беспокоить. Давай еще раз повторим?»

– Привет. Я Брайан Уилсон.

Я знаю, кто ты, Брайан. Ты просто запрограммирован на приветственные фразы для вечеринки, верно? Ты еще не там, приятель, ты все еще в фойе, но я надеюсь, что тебе было весело, когда ты туда попал, и что каждый, кто пожимал тебе руку, был горд, как я сейчас. Мне ужасно жаль, что тебе пришлось умереть за наши грехи, Брайан, спасибо тебе.

* * *

Через две недели я познакомился с Джинджер Смит.

Для своей книги я придумал псевдоним взамен вымышленного имени – то, под которым она зарегистрировалась, было изначально ненастоящим, и я все же его изменил. Здорово? Джинджер, брюнетка с модельной фигурой, метр восемьдесят ростом, всегда носила облегающие деловые костюмы – знаете, из тех, что выглядят слишком хорошо и навевают мысли о порнофильмах. Порно на рабочем месте. Она всегда спешила и всегда улыбалась.

Все было несколько странно. Прежде всего вымышленное имя. Если бы вы попросили у нее удостоверение личности (конечно, я этого не делал), она бы вручила вам вместо этого двадцать долларов. Если бы это не сработало, она отменила бы регистрацию и ушла бы прочь. Загадка. Иногда она подавала кредитку, но всегда платила наличными при выезде из отеля, всегда. И, что еще более странно, она всегда выезжала в день вселения. Поднималась в номер в час дня и выходила обратно к стойке часа через три со стопкой сотенных купюр.

Она всегда спешила и не ждала сдачи. Если счет за номер был на четыреста пятьдесят девять баксов, она отдавала пять «бенни», и сорок один доллар уходил сотруднику: как только он прикасался к банкнотам, Джинджер говорила: «Спасибо, дорогой», и вылетала из дверей.

Я однажды видел, как Джинджер Смит сделала невероятную вещь: спустилась прямо к стойке и вручила каждому из четырех служащих по двадцатке. Самый классный жест, какой мне довелось видеть в жизни. Такой сексапильный. Такой красивый. Конечно, ее любили.

Мисс Смит. Она была (и есть) великолепна. Первый шаг с гостем такого уровня – окружить ее собой. Стать ее личным агентом, единственным адресатом ее щедрости. И я попробовал. Каждый раз, когда мне выпадала удача ответить на ее звонок – как правило, где-то за час до приезда, – я готовил все, что ей нужно (в том числе, клал в пакет с ключами листок бумаги, где заранее писал расчет за номер, чтобы она могла приготовить деньги, прежде чем спуститься). Кроме того, как вы уже догадались, внутри лежала одна из визиток Томми Джейкобса и записочка, где я просил мисс Смит писать мне SMS в тот день, когда она собиралась приехать. Много месяцев Джинджер Смит не пользовалась моими личными контактными данными. Я напоминал ей об этом, и она отвечала, что потеряла визитку, но соглашалась, что предупредить эсэмэской по телефону было бы удобнее всего.

– Мисс Смит, запишите его себе в телефон прямо сейчас. Том из «Бельвью». Замрите на три секунды и запишите прямо сейчас.

Она так и сделала.

– Вот, – еще двадцатка поверх тех шестидесяти, что она собиралась оставить мне. – Ты очень любезен.

Любезной была она. А на следующей неделе я получил SMS.

«Дорогой, я еду! Около полудня».

«Уже, мисс Смит. Цена – 429,50$ без учета налогов. Ключи будут ждать вас (смайлик)».

С тех пор она пролетала через фойе, и я протягивал ей ключи, как протягивают «Gatorade» марафонцу. Только ее и видели.

– Мисс Смит должна была сегодня приехать? – как-то раз спросила моя коллега Джанель, явно завидуя, что не ей достался звонок.

– Да.

– Ты теперь всегда ее обслуживаешь. Давай делись.

– Ага.

Как бы не так. Я взял Джинджер в кольцо. Я обожал все, что с ней связано.

За исключением того, что она была проституткой? Проституткой, не так ли? Я не мог смотреть на это иначе, хотя, поверьте, мне очень хотелось. Она пользовалась номером три часа максимум и платила наличными (при выезде из отеля, хотя платить вперед было бы удобнее: единственный момент контакта, одновременно начало и конец общения с отелем; но, с точки зрения проститутки, у нее не будет наличных, пока она их не заработает, понимаете?). Тут как с Хокштейном, никогда не знаешь, пока не выяснишь. Некоторые люди пускают деньги на ветер. Кроме того, я много повидал ночных бабочек, они не бронируют номера. Номер заказывает их клиент, а сутенер просто направляет проститутку по нужному адресу.

Но, в конце концов, она добавила еще один туманный намек на разгадку тайны, упомянув, что хочет получить дополнительные расходные материалы (бритву и крем для бритья, дополнительное мыло). Я думаю, ей нравилось как следует вымыться до или после того, что происходило в номере. Так я стал наполнять наши маленькие подарочные пакетики «Бельвью» солью для ванн, мылом и кремами, мини-дезодорантами, роликами для одежды и всем, что только можно найти в шкафу для хранения. К свертку я прикреплял скрепкой ключи от номера мисс Смит, она пролетала через фойе, красивая и щебечущая, и хватала пакет с чудесной благодарной улыбкой. Эти гигиенические наборы в конечном итоге стали причиной моего конфликта с новой главой отдела обслуживания номеров. Попав к нам из каких-то земель, где все еще царил жестокий феодальный строй, наша новая директриса уборки прекрасно вписалась в обновленный стиль «Бельвью». Она была похожа на Шрека, который вывалялся в грязи. В один прекрасный день, когда я собирал пакет для Джинджер Смит, директриса отдела уборки внезапно возникла передо мной, загородив собой дверь главного шкафа со всякими гигиеническими причиндалами.

– Куда ты собрался нести этот пакет?

– Ну, это для частого гостя. Она пользуется номером только для того, чтобы освежиться, и платит полную цену. Поэтому я думаю, что ей будет приятно, если мы обеспечим необходимое заранее, чтобы она заселилась и выселилась как можно быстрее.

– С какой стати она получает эти предметы бесплатно?

– Ммм, ну… Разве они не предоставляются бесплатно всем гостям?

– Если они попросят.

– Ладно, она просила.

– Нет, ты воруешь их. Скажи ей, пусть позвонит в наш отдел напрямую, и мы будем сами поставлять ей предметы гигиены.

– Что? Серьезно? Хорошо, давай ты принесешь мне бумагу, я перечислю все предметы в этом пакете, а потом ты притворишься, что она звонила вам напрямую, и доставишь их ей. И сделай одолжение, доставь их как можно скорее, потому что она уже едет. Так всех устроит?

(Определение для выговора. 2. Дисциплинарное взыскание за то, что сотрудник из кожи вон лез, предвосхищая невысказанные потребности клиентов.)

Это положило конец подарочным пакетам, но, разумеется, не щедрым чаевым Джинджер.

Мисс Смит была только моей. Ладно, может быть, чьей-то еще – на пару часов. Через год эксклюзивного сотрудничества мы начали чуть больше общаться, непринужденно и ни о чем, прежде чем она вылетала за дверь, в Манхэттен. Однажды мисс Смит заявила, что делает ремонт в ванной в своей квартире, поэтому ей проще принять душ здесь. В другой раз, когда я прямо спросил, где она работает, она назвалась личным помощником генерального директора одного хедж-фонда; босс часто заставляет ее приходить на работу рано утром, а потом таскает на званые ужины; поэтому, вместо того чтобы тащиться к себе домой (в квартиру, которая находится аж в 20 кварталах – в полутора километрах, – отсюда; менее десяти долларов за такси), он давал ей деньги на гостиницу и никогда не просил квитанцию. Ладно. Почему тогда ненастоящее имя, фамилия, спросил я. Ну, Джинджер было ее настоящее имя, но фамилия была настолько славянская, заявила она, что пользоваться ею – целая проблема: все постоянно пишут ее с ошибками.

Проститутка? Да? НЕ ЗНАЮ! Она была так мила и щедра и… хороша. Можете сами делать выводы. А я? Зачем бы понадобилось проститутке оплачивать целые сутки в отеле? Я видел все это, и до сих пор, даже сегодня, не могу определиться окончательно.

Я решил сделать для мисс Смит нечто действительно хорошее. После того как она вышла из здания, но до того, как составить ее счет, я отправился к менеджеру рецепции и рассказал немного о мисс Смит, о потоке доходов, которые она приносит, о низкой стоимости ее обслуживания и о том, что ее трехчасовое пребывание у нас позволяет продать номер дважды за сутки. Это означает – взять с двух гостей полный тариф за номер в одни и те же сутки. Обычно двойные продажи незаконны. Приведу пример. Когда какая-нибудь группа заказывает двадцать номеров и один человек задерживается, но не переносит дату своего приезда, отель позволяет другому гостю занять оплаченный-но-свободный номер на эти сутки и, по сути, заработать дважды: вот полноценная двойная продажа. В случае с Джинджер я спросил, нельзя ли предоставить ей скидку в пятьдесят процентов, поскольку она занимает номер на три часа, расходы на нее минимальны, и номер легко можно привести в порядок и продать снова.

– Валяй, – сказал менеджер.

Я написал Джинджер SMS, как только вышел из его кабинета, сообщив, что снизил ее ставку наполовину, поэтому ее ждут двести долларов кэша, которые я предлагаю оставить у себя в кассе и использовать в ее следующий приезд.

«Ты милашка! Нет, нет! Я настаиваю, чтобы ты оставил их себе! Они все твои!»

Вам не кажется, что такое могут сказать секс-работники? Оставь себе двести баксов?

Общий размер моей выручки составил двести пятьдесят долларов. За один день. Только от мисс Смит.

Как же я ее любил!

Вот как: 20, 40, 60, 80, КИРПИЧ.

Через две недели она заказала другой номер, и после ее ухода я снова организовал для нее пятидесятипроцентную скидку, попросив об этом уже другого менеджера. Мисс Смит тут же написала.

«Оставь себе!»

«Фиг с два! Они ваши».

«Пожалуйста, детка, просто оставь их себе».

«Нет. Они будут в конверте под вашим именем на стойке консьержей. Ничего не хочу слышать. Купите себе на них красивое платье».

«Как мило с твоей стороны! Я заберу сегодня».

И все. Но через час я проверил свой телефон и увидел, что она написала снова:

«Ты такой милый. Надеюсь, какая-нибудь хорошая девушка заботится о тебе. Ты этого заслуживаешь».

Эта SMS застала меня в подъезде. Что это, собственно, было? Никакой хорошей девушки. На самом деле я расстался с Джули двумя неделями ранее. Мы встречались нерегулярно, но в этом городе одиночек редкие свидания были островками света во мраке, и мы стали зависеть от них, нам стало нравиться думать о том, что есть человек, который знает, как выглядит наша спальня, где мы родились и какими стали. Периодические встречи превратились в отношения. И расстаться на самом деле оказалось нелегко. Каждую ночь я слушал Элтона Джона и страдал. Но сейчас я получил необычную SMS от необычной женщины. Которая надеялась, что у меня есть хорошая девушка.

«У меня уже нет девушки, Джинджер. Но я надеюсь, что у вас есть хороший мужчина, который заботится о вас».

«Тоже уже нет (подмигивающий смайлик)».

Я сел на лестницу, прежде чем отправиться в столовую, где телефон не ловил сеть, и подождал – а вдруг она еще напишет. Написала.

«Мы должны выпить вместе!»

ТОММИ, СПРОСИ СЕБЯ: Ты уверен, что она не проститутка?

Я ответил ей.

«О’кей!»

Действительно.

Мы встретились в Линкольн-центре, глядящем на Центральный парк. Я приоделся как мог, в лучшую одежду, какую работнику стойки регистрации разрешалось носить в общественных местах. Джинджер впорхнула в бар, опоздав на пятнадцать минут, увидела меня в углу и поспешила ко мне. Я не мог поверить, что она сейчас сядет и заговорит со мной. Джинджер двигалась, как акула – постоянно и неизменно; и вот она села рядом со мной на диван, ее светлые волосы растрепались, на лбу выступили очаровательные капельки пота.

Она сидела неподвижно.

Потом мы начали пить. На каждый мой виски со льдом приходился один ее мартини. Она выпила семь чертовых мартини, и дальше случилось то, чего я никогда прежде не видел. Примерно через три часа этого алкогольного поединка я пошел в туалет, а когда вернулся, Джинджер оплатила весь счет (ну, ладно, я не мог сопротивляться. Четырнадцать напитков в Линкольн-центре – это фактически моя недельная зарплата).

Через несколько минут мы шли по Централ-парк-саут (Джинджер чуть спотыкалась и опиралась на мою руку) на пути ко второму бару, где можно было курить. Да-да, можно было легально курить внутри, прямо там, в Мидтауне, но я не буду говорить где, потому что это мой бар, а не ваш. Я усадил Джинджер на стул за старинной деревянной барной стойкой, и все старые пыхтящие сигарами жирные коты уставились на меня – с завистью, как я полагаю. Шлюшьей завистью.

Джинджер сняла усыпанные брильянтами часы «Ролекс» и положила их передо мной, рядом со стаканом.

– Ты знаешь, я купила их, потому что они напоминают мне, что деньги ничего не значат. Деньги вообще ничего не значат. – Часы были потертыми и поцарапанными, но великолепно сверкали в тусклом свете бара. – Возьми их, Том. Возьми.

– Ты даришь мне свой «Ролекс»?

– На время. Просто возьми их, ладно? Поноси их немного.

Я надел часы на правое запястье. Теперь на мне было двое часов. Мы заказали еще по напитку, и Джинджер достала айфон, чтобы показать мне фотографии своей собаки. Проведя нетрезвым пальцем по экрану, она медленно пролистала несколько снимков себя обнаженной – часть из них была сделана в солярии, окрасившем ее обнаженное тело в жуткие желтые и зеленые тона. Но, вы знаете, это все равно было круто. Потом Джинджер начала говорить, но не о своей профессии. О себе и своих проблемах, психических затыках, проявлявшихся физически – например, в компульсивном побуждении щипать пинцетом грудь до крови.

В тот момент я просто жил. Что бы ни произошло со мной дальше, мне не было скучно. Это было нечто совершенно, совершенно новое.

Ну, и мы заказали еще по порции.

* * *

На работе ситуация неуклонно ухудшалась. Почти каждую неделю я получал выговор за какое-нибудь преступление, как и остальные сотрудники рецепции; качество обслуживания падало на глазах.

Все, чему меня учили, пошло прахом. Я говорил быстро и матерился. Нет чаевых – вы свободны. Мне нужно было зарабатывать. Хотите знать все об отеле? Прочтите брошюру в номере.

Следующий, пожалуйста.

Но из-за таких дел у меня начал болеть живот, как после паленого самогона. Это были грязные деньги, и я тратил их на грязные мартини, чтобы забыть, как ужасно хитрить и воровать каждый день. Такая жизнь заставляла меня постоянно хмуриться; но, когда мой банковский счет стал разбухать от сотенных купюр, я подумал об основательном отдыхе, о возвращении в большой мир, о том, чтобы раздать свои долги и уехать куда подальше.

Кейптаун. Я мог бы уехать в Кейптаун, прокутить все до цента и понять, что потерял.

Но мысли о Новом Орлеане не покидали меня. Разве я не был там счастливее? Разве я не был там лучше? Как получилось, что я так надолго задержался в Нью-Йорке? Я, возможно, уже уехал бы отсюда, но в некотором смысле Нью-Йорк околдовал меня. Здесь настолько сильное земное притяжение, ощущение центра вселен-

ной, что покинуть этот город почти невозможно. Мне часто трудно было даже выйти из квартиры.

И потом, денежный вопрос. Причина всего сущего: сотенки все текли ко мне, и нужно было быть полным придурком, чтобы перекрыть денежный клапан, особенно в городе, где безденежье читается в каждой морщинке на вашем лице. Я думал о своей новоорлеанской квартире возле железной дороги, с задним двором, которым я так и не воспользовался, и о том, как мой волчок начинал раскручиваться, рассказывая о заднем дворе где-то в другом месте, которым я так же не буду пользоваться. Осесть в другом центре вселенной. Мне нужно было уехать на какое-то время. Вернуться в Новый Орлеан.