— Нет, вы только посмотрите! Странно, очень странно! — воскликнул мой старый друг Шерлок Холмс, внезапно останавливаясь и указывая на что-то тростью.

В тот день дождь лил с самого утра, но к пяти часам небо прояснилось, и Холмс предложил выйти на свежий воздух и немного размять ноги. Прогуливаясь, мы забрели в лабиринт боковых улочек, пролегающих позади Тоттенхэм-Корт-роуд, и в конце концов дошли до Коулвиль-Корт. Это была узкая кривая улочка. Монотонность кирпичных фасадов небольших обветшалых домишек кое-где нарушалась вывесками, тоже изрядно потрепанными, главным образом контор ростовщиков и торговцев старыми вещами.

Как мне показалось, лавочка, на которую указывал мой старый друг, ничем не выделялась среди других, подобных ей. Над дверью красовалась вывеска «И. Абрахамс» и чуть ниже значилось: «Антиквариат. Покупка и продажа», но жалюзи над входной дверью были опущены.

— Лавочка закрыта, Холмс, — заметил я, удивляясь, почему он обратил на нее внимание.

— Вот именно закрыта, Ватсон! А почему бы это вдруг старому Абрахамсу вздумалось закрывать свою лавочку в это время дня? Обычно он работает до позднего вечера. Полагаю, что нам нужно пойти и спросить об этом у самого хозяина.

— Вы его знаете? — спросил я, пока мы переходили улочку.

— Мне довелось однажды сделать у старого Абрахамса необычайно удачную покупку, и с тех пор, если мне случается бывать поблизости, я наношу визит Абрахамсу. Он человек честный и пользуется у клиентов хорошей репутацией.

Холмс подошел к двери, несколько раз постучал и, не получив ответа, стал вглядываться в щель между полосками жалюзи.

— Наверное, хозяина нет дома? — предположил я.

— Нет, он здесь. В задней комнате горит свет.

— Может, он болен?

— Это мы сейчас выясним, — заверил меня Холмс и, нагнувшись, крикнул в щель почтового ящика: — Мистер Абрахамс! Вы дома? Это я, Шерлок Холмс!

После нескольких минут молчания жалюзи за стеклянной дверью шевельнулись, словно кто-то осторожно осматривал нас изнутри, оставаясь невидимым. Наконец загремела цепочка, громыхнул засов, и дверь приотворилась ровно настолько, чтобы мы могли войти.

— Входите, пожалуйста, побыстрее, мистер Холмс, — шепотом потребовал голос.

Едва мы протиснулись сквозь щель, как дверь за нами с шумом захлопнулась, засов был задвинут, и цепочка накинута. Согбенный старик, шествуя впереди, провел нас в помещение позади лавки.

В комнате, напоминавшей музей, было жарко и светло от газового рожка. Самых разнообразных предметов в ней было наставлено столько, что у меня зарябило в глазах. Словно на параде, выстроились повзводно украшения, безделушки, вазы. Эти изделия, которые не мешало бы почистить и отмыть, заполняли все горизонтальные поверхности. Груды старых книг громоздились грозящими рухнуть колоннами или лежали на потертых коврах в самом живописном беспорядке. Стены были увешаны картинами, покрытыми ржавчиной саблями и потемневшими зеркалами настолько плотно, что почти невозможно было различить узор на обоях.

Посреди всего этого хаоса, изрядно покрытого пылью, стоял небольшого роста сгорбленный старичок лет семидесяти, да такой тощий, словно его долгое время морили голодом. На нем были брюки и красная бархатная домашняя куртка, изрядно поношенные и явно предназначавшиеся для человека более внушительной комплекции. Все это висело на мистере Абрахамсе, как на огородном пугале. Эксцентричный вид хозяина лавки дополняли очки в стальной оправе (одно из стекол было с трещиной) и шелковая, попорченная молью шапочка на поредевших седых волосах.

Но главное, что бросилось мне в глаза при первом же взгляде на него, было исходившее от него почти осязаемое ощущение страха. Старый Абрахамс был очень сильно напуган. Об этом красноречиво говорили его трясущиеся руки и дрожь в голосе, когда он схватил моего друга за руку и спросил прерывающимся от волнения голосом:

— За вами не следили, мистер Холмс?

— По крайней мере, я не заметил никакой слежки, — удивленно ответил Холмс. — А кому понадобилось бы следить за мной?

— Бородатому человеку свирепого вида, прихрамывающему на одну ногу. Никогда в жизни я не видел мерзавца, который имел бы более устрашающий вид. Он наблюдает за моей лавочкой с тех пор, как ко мне заходил тот молодой человек, которого недавно убили. Все дело в шкатулке, мистер Холмс! Попомните мои слова. Этот негодяй охотится именно за ней. Я боюсь, ради того, чтобы завладеть шкатулкой, он убьет меня.

Отпустив рукав Холмса, старик заковылял через комнату так быстро, как позволяли его подгибающиеся ноги, достал небольшую шкатулку из черного дерева и вручил ее моему компаньону.

— Вот она, мистер Холмс! Заберите! Я не хочу больше иметь к ней никакого отношения.

Холмс поставил шкатулку на стол и принялся ее разглядывать со всех сторон. Она была величиной в шесть квадратных дюймов. Вся поверхность была украшена глубокой резьбой в восточном стиле — красивым и сложным узором из драконов с переплетенными хвостами и с глазами, вылезавшими из орбит, словно круглые черные бусины. Во многих местах орнамент был поврежден сколами и царапинами. Не думаю, чтобы в таком виде шкатулка стоила больше нескольких пенсов.

Холмс попытался открыть шкатулку, но она была заперта. Впрочем, в замочной скважине, окруженной накладным ажурным узором из бронзы, торчал маленький ключик. Встряхнув шкатулку, Холмс услышал, как что-то в ней звякнуло.

Мой друг мягко и ненавязчиво расспрашивал старого Абрахамса, пытаясь успокоить его и получить более вразумительный рассказ о событиях, в результате которых тот стал владельцем шкатулки.

— Так вы говорите, что шкатулку вам принес молодой человек. Когда это было?

— Вчера рано утром, вскоре после того, как я открыл лавку.

— Приходилось ли вам видеть его раньше?

— Нет, никогда.

— Как он выглядел?

— Аккуратно причесан и чисто выбрит, в шапочке и с шарфом на шее, на запястье правой руки у него была татуировка в виде бабочки. Он ворвался ко мне в лавку, словно сам дьявол гнался за ним по пятам, швырнул мне шкатулку, попросил присмотреть за ней и сказал, что зайдет позднее, чтобы назначить цену, если я пожелаю ее приобрести. Больше я его не видел. Позже в тот же день ко мне в лавочку заглянул мой сосед мистер Стейн. Он был очень взволнован и спросил, не слышал ли я об убийстве? Молодого человека с бабочкой, вытатуированной на запястье правой руки, нашли заколотым во дворе на Сарлотт-стрит. О мистер Холмс! Должно быть, это тот самый молодой человек, который заходил вчера в лавку. Что мне делать? Я уверен, что негодяй с бородой, который прихрамывает на одну ногу, убил его. Если я когда-нибудь видал человека, у которого на лице написано, что он убийца, так это бородатый!

— Прошу вас, уважаемый, возьмите себя в руки, — попытался успокоить Холмс антиквара. — Опишите внешность бородатого как можно более подробно. Когда вы впервые увидели его?

— Вчера, когда молодой человек принес мне шкатулку. Сначала бородатый слонялся вокруг лавки. А как только молодой человек ушел, негодяй приник к витрине, а затем сразу устремился вслед за молодым человеком.

— Видели ли вы бородатого потом?

— Несколько раз, мистер Холмс. Он все крутился перед лавкой, словно наблюдал за ней. А вечером, когда я запирал дверь и опускал жалюзи, он пытался разглядеть что-то через витрину! Я знаю, он намеревается проникнуть сюда, убить меня в постели и украсть шкатулку. После убийства молодого человека я не решаюсь больше открывать дверь и выходить на улицу.

— Насколько я понимаю, вы до сих пор не сообщили в полицию о том, что вам известно, не так ли?

— Я слишком напуган. Что, если я сообщу о нем в полицию, а убийца за это вздумает расправиться со мной? Нет, сообщать в полицию выше моих сил. Кроме того, что в этой шкатулке? Ведь она не моя. Я даже не захотел открыть ее. В ней вполне может оказаться какая-нибудь украденная вещь. Если полиция обнаружит ее, меня могут обвинить в укрывательстве краденого. Я старый человек, мистер Холмс, и всегда старался жить честно. Если меня посадят в тюрьму, я буду просто разорен!

При этой мысли бедный мистер Абрахамс пришел в такое отчаянье, что, опустившись в потертое кресло у камина и обхватив руками голову, стал безмолвно раскачиваться из стороны в сторону.

Холмс взглянул на меня поверх трагической фигуры с выражением сочувствия, к которому, однако, примешивалась изрядная доля юмора.

— Будет вам, мистер Абрахамс, — произнес он. — Не стоит все видеть только в мрачном свете. Что, если я открою шкатулку и, по крайней мере, успокою вас относительно ее содержимого?

Старый антиквар испуганно взглянул на Холмса.

— Но я же говорил вам, что шкатулка не моя. Не хотите же вы, чтобы меня обвинили в покушении на чужую собственность?

— Поскольку предполагаемый владелец шкатулки мертв, думаю, что вам вряд ли кто-нибудь предъявит подобное обвинение, — сухо заметил Холмс.

И хотя мой друг руководствовался самыми лучшими намерениями, его слова не особенно обрадовали старого Абрахамса. При упоминании об убийстве он еще крепче обхватил руками голову и снова стал раскачиваться с громкими стонами.

— Вы слишком щепетильны. Что касается меня, то, должен признаться, мое любопытство перевешивает все более тонкие соображения. Даю вам слово, что беру всю ответственность на себя.

С этими словами Холмс повернул ключик и, приоткрыв крышку шкатулки, с возгласом изумления высыпал ее содержимое. На столе оказалась весьма необычная коллекция предметов: крючок для застегивания ботинок из слоновой кости, небольшой флакончик из-под духов из граненого стекла и нитка коралловых бус для девочки.

— Здесь нет ничего такого, ради чего стоило бы решиться на кражу, — заметил я.

— Вот именно, — пробормотал Холмс ничего не выражающим тоном.

С минуту он постоял молча, задумчиво глядя на открытую шкатулку и ее содержимое, разбросанное по столу, затем собрал все и сложил в шкатулку, которую тут же сунул в карман своего пальто.

— Одевайтесь, мистер Абрахамс, — обратился Холмс к антиквару, — вы пойдете с нами.

— Куда? — затрепетал старик.

— К вашей дочери. Если я не ошибаюсь, она живет где-то поблизости? Мой коллега доктор Ватсон вызовет кеб, а я пока помогу вам собрать необходимые вещи и попрошу вашего соседа мистера Стейна присмотреть за лавкой в ваше отсутствие.

— А как быть с бородатым? С убийцей?

— Предоставьте это мне, мистер Абрахамс, — успокоил его Холмс. — Вы задали мне прелюбопытную загадку, и для меня будет огромным удовольствием разгадать ее.

Обещание Холмса «разгадать загадку» послужило несчастному мистеру Абрахамсу слабым утешением. Он все еще опасался, что бородатый найдет его и по новому адресу или ограбит лавку. Но после долгих колебаний мистер Абрахамс все же согласился в нашем сопровождении отправиться к дочери, где и был оставлен на ее попечении.

Я думал, что Холмс согласился расследовать это дело только для того, чтобы успокоить старика. Но едва мы вернулись домой, на Бейкер-стрит, как мне стало ясно, что я заблуждался. Достав из кармана пальто шкатулку, Холмс с самым торжественным видом передал ее мне со словами:

— Ну, Ватсон, напрягите всю вашу наблюдательность и скажите, что вы можете извлечь из осмотра шкатулки.

— Я уже высказал свое мнение, Холмс. Я решительно не понимаю, почему кто бы то ни было захотел стать обладателем шкатулки или той ерунды, которая в ней находится. Крючок для застегивания ботинок и детское коралловое ожерелье! Да это же сущая ерунда!

— И все же, если верить старому Абрахамсу, молодой человек, который оставил шкатулку, был убит именно из-за нее.

— Я нахожу эту гипотезу безосновательной и абсурдной.

— Я тоже, мой дорогой друг, поэтому вся эта история кажется такой интересной.

— И вы намерены заняться ею?

— Непременно!

— А почему бы вам не предоставить это дело полиции, которая занимается его расследованием в связи с убийством молодого человека?

— Разумеется, я собираюсь проконсультировать полицейских. Но прежде чем передать им шкатулку, мне бы хотелось самому более тщательно ее изучить. Кстати, не бросается ли вам в глаза что-нибудь необычное в шкатулке?

— Должен признаться, Холмс, что ничего необычного я в ней не вижу.

— Обратите внимание на ее размеры, мой дорогой друг!

— И в них я не нахожу ничего необычного, — упрямо повторил я, вертя шкатулку в руках.

Не говоря ни слова, Холмс отошел к столу и вернулся с линейкой в руках, которой измерил высоту шкатулки снаружи.

— Как видите, шкатулка имеет в высоту пять дюймов. Если считать вместе с крышкой, то шесть дюймов. — Открыв шкатулку и вытряхнув содержимое, Холмс измерил высоту ее изнутри.

— Шкатулка имеет в глубину всего лишь три дюйма! — вскричал я, пораженный.

— Вот именно, Ватсон! Я обратил внимание на несоответствие размеров еще в лавке Абрахамса. Заключение очевидно: потайной ящичек или потайное отделение высотой в два дюйма. А коль скоро это так, мы можем с уверенностью предположить, что где-то должен быть и секретный запор, который срабатывает при нажатии на него.

Длинными чуткими пальцами Холмс принялся ощупывать одну за другой грани шкатулки, густо покрытые резьбой, пока наконец не добрался до задней. Как и на других гранях, на ней были изображены два дракона с переплетенными хвостами и головами, обращенными друг к другу и изрыгавшими пламя. Секретный запор был спрятан позади выпуклых глаз левого дракона. Холмс нажал на него, раздался громкий щелчок, и дно шкатулки отошло, открыв небольшое углубление, в котором не было ничего, кроме маленького пакетика из пожелтевшей бумажной салфетки. Холмс аккуратно развернул салфетку, и мы увидели кольцо.

— Эти вещица, несомненно, стоит того, чтобы ее украсть! — тихо произнес он.

Когда Холмс поднес кольцо к свету, я увидел тусклый блеск золотого ободка и более яркую искру, которая вспыхнула в большом красном камне, которым было украшено кольцо.

— Это большая ценность? — спросил я.

На мой взгляд, кольцо было тяжелым и старомодным, к тому же слишком широким, а квадратный камень — слишком большим, чтобы украсить палец дамы. Хотя, должен признаться, что в ярко пылающем камне была какая-то своя дикая и притягивающая красота.

— Мой дорогой Ватсон, если я не ошибаюсь, вы сейчас смотрите на рубин, который по своей величине и насыщенности окраски должен стоить целое состояние. Вопрос в том, кому принадлежит этот камень? Смею предположить, не тому молодому человеку, который оставил шкатулку в лавке Абрахамса. Может быть, это собственность хромого с бородой? В этом я также сомневаюсь. Владелец такого кольца вряд ли станет слоняться у лавочки или пытаться заглянуть в нее через витрину. И все же бородатый явно намеревался завладеть шкатулкой и, возможно, спрятанным в ней кольцом. Кроме того, не следует забывать об убийстве молодого человека. Как это все совместить? Не правда ли, великолепная загадка? Что вы думаете по этому поводу?

— Мне кажется, что бородатый головорез убил молодого человека с целью завладеть шкатулкой.

— Нет, нет! — вскричал Холмс. — Эта гипотеза не соответствует фактам, а мы должны неукоснительно следовать только им, Ватсон. Старый Абрахамс ясно сказал, что, когда молодой человек оставлял шкатулку в лавке, бородатый уже следил за ним, наблюдая за тем, что происходило в лавке, с улицы через витрину. Следовательно, бородатый знал, что шкатулка перешла во владение Абрахамса, о чем свидетельствует последующее поведение бородача. Он следил за антикварной лавкой. Но если бородач знал, что шкатулка оставалась в лавке, то зачем, опрашивается, ему в тот же вечер закалывать молодого человека?

Хотя убийство часто бывает нелогичным, все же в данном случае оно отличается некоторой извращенностью, так как не укладывается в рамки рационального объяснения. Убив молодого человека, бородатый громила, если только действительно он совершил это преступление, не получал ничего, а терял многое, так как навлекал на себя всю тяжесть официального полицейского расследования.

— Может быть, это обычная разборка между ворами? — высказал я предположение.

Холмс ухватился за мое замечание с бо́льшим энтузиазмом, чем я рассчитывал.

— Вы думаете, что они вдвоем могли украсть кольцо, а потом перессорились между собой из-за того, кому принадлежит добыча? Вполне возможно, Ватсон. Вполне! Однако мне не известно ни одно крупное ограбление, которое было бы совершено за последнее время. О краже столь выдающейся драгоценности сразу же сообщили бы газеты.

— Может быть, законный владелец кольца предпочел не предавать происшествие гласности?

— Кстати, о законном владельце. Непонятно, то ли это лицо, которому принадлежит шкатулка и странная коллекция предметов внутри ее? То ли это лицо, которое спрятало кольцо в потайном отделении? Вы следите за моей логикой? Если бы речь шла только об обычной краже и обычном убийстве, я предоставил бы расследование полиции. Уверен, что инспектор Лестрейд и его коллеги по Скотленд-Ярду вполне справились бы с раскрытием такого заурядного преступления. Но существуют более загадочные обстоятельства, которые я хотел бы расследовать сам.

— Намерены ли вы проинформировать полицию о том, что вам известно?

— Разумеется, мой дорогой друг. Сегодня же вечером я загляну в Скотленд-Ярд, вручу им шкатулку и дам полный отчет о том, что нам удалось выяснить. И пока Лестрейд будет проводить свое расследование, мы с вами займемся нашим. Вы примете в нем участие, Ватсон?

— Почту за честь, — с радостью согласился я.

Но, как показали последующие события, мне не довелось принять участие в дальнейшей расследовании.

На следующий день, когда меня не было дома, Холмс принял в наших апартаментах на Бейкер-стрит посетителя, который ознакомил его с обстоятельствами другого дела — об исчезновении леди Фрэнсис Карфэкс. Поскольку Холмсу не хотелось покидать Лондон, покуда над жизнью старого Абрахамса продолжала висеть смертельная угроза, он поручил мне отправиться в Лозанну и попытаться собрать там необходимые сведения о местонахождении ее светлости.

Моя поездка оказалась безрезультатной, а по возвращении в Лондон необычайно сложное дело леди Карфэкс настолько захватило меня, что я забыл спросить Холмса о других делах, расследованием которых он занимался в мое отсутствие.

И лишь через две недели после драматического спасения леди Карфэкс я вспомнил о деле антиквара. Напомнило мне о нем одно замечание, которое Холмс обронил за завтраком, когда мы обсуждали перипетии дела леди Карфэкс.

— Разумеется, только по счастливой случайности, — заметил Холмс, — мы обнаружили в ломбарде на Вестминстер-роуд серебряную подвеску леди Карфэкс. Если бы не эта случайность, похитители погребли бы ее заживо, и ни одна душа не знала бы об этом.

— Раз мы заговорили о драгоценностях, Холмс, — спросил я, — удалось ли вам найти владельца кольца с рубином?

— Разумеется, удалось. И престранная же история тогда вышла.

— Расскажите мне, — попросил я. — Кто был тот бородатый человек? Он ли убил молодого человека в шапочке и с шарфом? И почему…

— Мой дорогой Ватсон, помилосердствуйте, — засмеялся Холмс, протестующе поднимая руки. — Столько вопросов сразу!

— Просто мне не терпится знать, чем закончилось дело.

— Ваше любопытство вполне объяснимо, и даю вам слово, что оно будет удовлетворено. Ведь вы собирались завтра в свой клуб?

— Я обещал сыграть партию в бильярд с Тэрстоном.

— Тогда, — продолжил Холмс, поднимаясь из-за стола, — если вы не сочтете за труд прогуляться после партии в направлении Коулвиль-Корт и нанести визит старому Абрахамсу, вам предоставится возможность получить подробный отчет обо всех событиях, причем в той самой обстановке, в которой был найден ответ загадки. А до того времени я решительно отказываюсь отвечать на любые вопросы. Пока же я должен с извинениями покинуть вас, — добавил Холмс, и его глаза озорно блеснули, — мне необходимо отправить две важные телеграммы.

Но это было не последнее слово, сказанное им о деле Абрахамса.

На следующий день после завтрака, когда я уже собрался отправиться в клуб, чтобы сыграть с Тэрстоном обещанную партию в бильярд, Холмс, просматривая «Телеграф», как бы между прочим заметил:

— Кстати, Ватсон, когда вы сегодня наведаетесь в антикварную лавку, обратите особое внимание на предметы в витрине. Кое-что покажется вам весьма интересным. А пока, мой дорогой друг, желаю вам приятно провести время в клубе.

Несмотря на пожелание Холмса, игра в тот день доставила мне не слишком много удовольствия. Мои мысли были заняты предстоящей встречей у Абрахамса, и я несколько раз промахнулся по легким шарам к немалой своей досаде и на радость Тэрстону, который без труда выиграл у меня партию. Он предложил сыграть еще одну, но я отказался, сославшись на неотложные дела. Распрощавшись, я поспешил из клуба, остановил проезжавший мимо кеб и приказал кучеру отвезти меня на Коулвиль-Корт.

На этот раз ставни и жалюзи оказались подняты: лавка старого Абрахамса была открыта. И действительно, выйдя из кеба, я сразу увидел старого сгорбленного Абрахамса, сидевшего за прилавком с очками на носу.

Памятуя о совете Холмса обратить особое внимание на предметы, выставленные в витрине, я задержался у нее на несколько минут, прежде чем войти в лавку.

К моему величайшему удивлению, в самом центре витрины красовалась та самая шкатулка из черного дерева, в которой Холмс обнаружил кольцо с рубином. Рукописная этикетка на ней гласила: «Дешевая распродажа. Всего 9 пенсов».

— Мистер Абрахамс! — воскликнул я, толкнув дверь. — Что эта шкатулка делает в вашей витрине? Мне казалось, ее давно вернули законному владельцу.

Тут я умолк, и мое удивление перешло в полное замешательство, ибо я увидел перед собой не одного, а двух мистеров Абрахамсов: второй выглядел, как постаревший брат-близнец первого.

Онемев от неожиданности, я молча переводил взгляд с одного мистера Абрахамса на другого. Тут первый из них встал, от души смеясь, снял очки и шапочку вместе с венчиком седых волос и, распрямив плечи, превратился в моего доброго старого друга Шерлока Холмса.

— Прошу прощения за то, что снова подшутил над вами, Ватсон, — произнес он, — но мне трудно было удержаться от искушения представить вам сценку из драмы, разыгравшейся здесь в то время, когда вы занимались розысками леди Карфэкс. Мой маскарад явно был удачен, поскольку удалось ввести в заблуждение даже вас.

— Ваш маскарад полностью удался, Холмс, — не без обиды констатировал я. — Но для чего все это?

— Чтобы завлечь джентльмена с бородой и прихрамывающего на одну ногу, — пояснил Холмс.

Тут речь Холмса была прервана настоящим мистером Абрахамсом, который до этого с явным удовольствием наблюдал за моим замешательством, тихонько посмеиваясь и потирая худые ручки.

Неожиданно улыбка с его лица исчезла, и я увидел столь знакомое по первой встрече выражение ужаса. С криком он поднял дрожащий палец и указал на дверь.

Обернувшись, я, к своему великому ужасу, увидел прижавшееся к стеклу бородатое лицо, искаженное страшной гримасой.

Физиономия была, прямо сказать, зверская, темная, угрожающе нахмуренные брови сошлись на переносице. Глаза сверкали от ненависти.

— Холмс! — закричал я, чтобы предостеречь моего друга, но он, казалось, не обратил никакого внимания на жуткую внешность незнакомца.

Холмс бросил на него невозмутимый взгляд и остался совершенно спокойным. Подойдя ровным шагом к двери, он пригласил самым вежливым тоном:

— Ханнифорд, друг мой! Вы, как всегда, пунктуальны. Прошу вас, входите. Мистера Абрахамса вы, разумеется, знаете, но с моим коллегой вам еще не приходилось встречаться. Ватсон, позвольте представить вам Джорджа Ханнифорда, в прошлом инспектора Скотленд-Ярда, а ныне, как и я, частного сыщика-консультанта.

— Вы льстите мне, мистер Холмс, — произнес бородач, сделав с усилием шаг мне навстречу, чтобы энергично пожать руку. — Мечтаю хотя бы на четверть владеть вашим искусством и иметь вашу репутацию. Я лишь с огромным отставанием иду по вашим стопам. — Увидев выражение моего лица, он широко улыбнулся. — Прошу прощения, доктор Ватсон, что напугал вас. Это была идея мистера Холмса — разыграть для вас небольшую сценку. Я искренне хочу, чтобы вы поняли нас правильно.

— Я понял вас правильно, можете не сомневаться, — сухо ответил я, несколько задетый тем, что стал объектом их розыгрыша.

Но долго сердиться, когда все вокруг так радуются, было совершенно невозможно, и я сдался. Холмс просто ликовал. Все еще смеясь, он похлопал меня по спине и сказал:

— Вы должны простить меня, мой дорогой старый друг! Но сценка, которую мы разыграли перед вами, в точности воспроизвела те события, которые произошли здесь, пока вы были заняты расследованием в Лозанне. Позвольте мне все объяснить.

После того как я сообщил обо всем, что мне было известно, инспектору Лестрейду и передал ему шкатулку и кольцо с рубином, мне удалось с его участием разработать нехитрую операцию, чтобы изловить человека с бородой. Разумеется, тогда его считали убийцей того молодого человека в шапочке и с шарфом, который оставил шкатулку в лавке мистера Абрахамса.

Короче говоря, кольцо извлекли из потайного отделения шкатулки и поместили в сейф Скотленд-Ярда до появления законного владельца, а шкатулку Лестрейд вернул мне. Загримировавшись под мистера Абрахамса, я поместил шкатулку в витрине — на самом видном месте. Именно так, как вы увидели ее сегодня. Сам же я в сопровождении сержанта полиции укрылся в задней комнате, откуда наблюдал за лавкой. Мы надеялись, что подозреваемый рано или поздно непременно заявится.

Я действительно видел его несколько раз в день. Он слонялся взад и вперед по улице, стараясь оставаться незамеченным. Надеюсь, вы простите мне критические замечания по поводу ваших методов, мистер Ханнифорд? Частный сыщик-консультант не должен стараться быть незаметным. Это привлекает внимание. Если вам нужно следить за кем-нибудь, постарайтесь вести себя самым непринужденным образом, так сказать, слиться с окружающими. Если бы вы загримировались под обыкновенного гражданина, занимающегося своим обычным делом, то не испугали бы до смерти мистера Абрахамса. И прошу вас, друг мой, снимите эту нелепую бороду. Сразу видно, что она фальшивая, и только издали может кого-то ввести в заблуждение.

— Это было все, что я мог найти на скорую руку, — извиняющимся тоном произнес Ханнифорд, срывая густые черные бакенбарды с бородой, которые, как оказалось, скрывали приятное, чисто выбритое лицо с открытым жизнерадостным взглядом.

— Так гораздо лучше! — констатировал Холмс. — Но продолжу рассказ. В четверг, в обеденное время, мое терпение наконец было вознаграждено. Бородатый вошел в лавку и, достав из кармана девять пенсов, выразил желание приобрести шкатулку. Когда же он купил шкатулку, сержант выскочил из задней комнаты и арестовал его по подозрению в краже и убийстве.

К сожалению, я не смог воспроизвести для вас, Ватсон, этот захватывающий эпизод драмы. Инспектор Лестрейд не обладает вашим чувством юмора и наотрез отказался предоставить в мое распоряжение полицейского сержанта, ссылаясь на то, что участие в инсценировке якобы уронит достоинство представителей закона. Поэтому вам не остается ничего другого, как мысленно нарисовать эту сцену.

Бородатый энергично протестовал, ссылаясь на свою невиновность, но тщетно. На него надели наручники, посадили в кеб и доставили в Скотленд-Ярд, где я, успев к тому времени разгримироваться и поручить антикварную лавку заботам настоящего мистера Абрахамса, присоединился к остальным действующим лицам. И там я услышал от подозреваемого, который к тому времени открыл свое настоящее имя и обрел, так сказать, нормальный вид, поразительнейшую историю.

Поскольку это ваша история, мистер Ханнифорд, мне кажется, будет лучше, если вы расскажете ее сами.

— Охотно, мистер Холмс, — отозвался Ханнифорд. — Прежде всего я должен сообщить вам, что был вынужден оставить службу в полиции два года назад, после того как упал со стены склада во время погони за одним известным негодяем, весьма хитроумным взломщиком по имени Берт Моррисон. Чуть позже я расскажу о нем подробнее.

У меня в двух местах оказался тяжелый перелом ноги, и о том, чтобы продолжать службу в полиции, нечего было и думать. Поэтому я рано вышел на пенсию. Поскольку у моей жены в Сомерсете были родственники, мы решили переселиться туда и открыть в Йеовиле небольшой пансион. Поначалу все шло как нельзя лучше, но вскоре я почувствовал, что мне не хватает остроты ощущений, которую давала служба в полиции, чувства радости, которое охватывало меня, когда удавалось одержать верх над преступным миром Лондона. Поразмыслив над тем, как лучше использовать свой опыт, я опубликовал в местной газете объявление с предложением своих услуг в качестве сыщика-консультанта. Должен сказать, что заняться этой разновидностью частного сыска меня в первую очередь надоумили успехи мистера Холмса на этом поприще.

Не буду утомлять вас, доктор Ватсон, излишними подробностями. Скажу только, что ко мне стали обращаться, хотя и не часто. Правда, дела были незначительные, главным образом о браконьерстве и мелких кражах в лавочках. Но три недели назад я получил письмо от мистера Хорейса Морпета. Как явствовало из его письма, он служил дворецким у леди Фартингдейл, владелицы поместья «Уитчетт-Мэнор». Мистер Морпет просил меня срочно прибыть в «Уитчетт-Мэнор», чтобы расследовать кражу, совершенную за две ночи до того. Полиция побывала на месте преступления, но так и не продвинулась в расследовании, а ее светлость очень хотела вернуть похищенное.

Нужно ли говорить, что кража со взломом была для меня гораздо интереснее, чем подручный из розничной лавочки, похитивший шиллинг-другой из кассы, или браконьер, подстреливший пару фазанов. Я нанял рессорную двуколку и в тот же день отправился в «Уитчетт-Мэнор». Престранное это было поместье, должен я вам сказать, доктор Ватсон!

Представьте себе большой дом в стиле Тюдоров с обветшавшими балками и облупившейся штукатуркой, расположенный вдали от дорог и окруженный запущенным садом. Внутри дом выглядел ничуть не лучше. Судя по толстому слою пыли, на котором вы при желании могли написать свое имя, и густой паутине, которой были затянуты все углы, дом годами на знал ни тряпки, ни щетки.

Дворецкий, человек уже в летах, прежде, чем провести меня к ее светлости, пригласил заглянуть к нему, чтобы сообщить мне подоплеку дела. По его словам, леди Фартингдейл была эксцентричной особой весьма почтенного возраста, вдовой бывшего посла Англии в королевстве Непал. После смерти мужа ее светлость вела все более затворнический образ жизни и редко куда-нибудь выезжала. Обладая довольно значительным состоянием, она внушила себе, что находится на грани нищеты и может окончить дни в работном доме, и поэтому стала необычайно скупой. Когда слуги умирали или отказывались от места, она не нанимала новых, и сейчас вся прислуга в доме сократилась до дворецкого и старой служанки. Чтобы экономить уголь, они живут в нескольких комнатах, а остальной дом пустует — комнаты просто заперты.

Ее светлость до смерти боится грабителей и имеет обыкновение прятать деньги и ценности в самых неожиданных местах. Морпет сам как-то обнаружил бриллиантовую брошь в банке с чаем, а пачку соверенов — в цветочном горшке.

Проболтался ли об этой привычке хозяйки кто-то из бывших слуг или внимание грабителя привлек дом, стоящий на отшибе, Морпет не брался утверждать со всей определенностью. Но только две ночи назад самые худшие опасения леди Фартингдейл сбылись, и дом ограбили. Поскольку множество ценностей были запрятаны в таких местах, заглянуть в которые даже самому изобретательному вору никогда не пришло бы в голову, добыча грабителя оказалась невелика. Украдено лишь несколько предметов столового серебра, пара позолоченных вазочек и небольшая деревянная шкатулка, покрытая резьбой в виде узора из драконов, в которой, по мнению Морпета, хранились какие-нибудь безделушки.

О краже дали знать в местную полицию. Полицейские прибыли, осмотрели место преступления, но не обнаружили никаких улик, которые помогли бы установить, личность грабителя. Поскольку ценность похищенного невелика, было решено но обращаться о Скотленд-Ярд. Но ее светлость так убивалась из-за украденных безделиц и так расстроилась, когда узнала, что полиция ничего не смогла найти, что Морпет, видевший мое объявление в газете, предложил послать за мной. Леди Фартингдейл ожидала нас в гостиной и просто сгорала от нетерпения увидеть меня.

Но моим девизом всегда было «факты прежде всего». Поэтому мистер Морпет по моей просьбе прежде всего проводил меня на чердак, чтобы я своими глазами увидел, как грабитель проник в дом. По словам Морпета, чердак был единственным местом, через которое можно было проникнуть в дом, потому что из страха перед ворами ее светлость превратила остальную часть дома в настоящую крепость: все окна наглухо закрыты ставнями, а двери заперты на замок и задвинуты на засов.

Я многого еще не знаю по части грима и переодевания, но вряд ли кто-то сумеет сообщить мне что-нибудь новое о методах, с помощью которых взломщики «берут хату». Как только я увидел небольшое окно в скате крыши и аккуратное маленькое отверстие, прорезанное в стекле возле защелки окна, мне сразу же стало ясно, что это работа Берта Моррисона.

— Тот самый, кого вы преследовали, когда упали со стены склада? — воскликнул я.

— Тот самый негодяй, — подтвердил Ханнифорд. — В этом не могло быть никаких сомнений. Встав на стул, я выглянул из окна и увидел, что ближайшая водосточная труба, по которой он мог залезть, находится от окна в добрых тридцати футах, да и до земли было не близко — футов пятнадцать. Никому другому просто не под силу взобраться в темноте и пройти по скату крыши, крутому, как склоны Монблана. Тут требовалась недюжинная ловкость!

Моррисон был истинной обезьяной и гибок, как уж. Пока я служил в Скотленд-Ярде, мне довелось расследовать не менее пятнадцати ограблений со взломом, которые совершил Моррисон. И все же мне ни рану не удалось ни схватить его на место преступлении, ни доказать его виновность.

Особенно он любил грабить оптовых торговцев и склады, где был богатый выбор. Когда же в Лондоне для него становилось слишком жарко, Моррисон «менял окраску», как принято говорить у уголовников, предпочитая грабить богатые загородные дома. Похищал он главным образом столовое серебро и драгоценности: стоило превратить это в лом или переплавить, и доказать его причастность к ним становилось невозможно.

Ничто не доставило бы мне большего удовольствия, чем надеть на Моррисона наручники и отправить в тюрьму, ведь это из-за него я сломал ногу и лишился работы в полиции. А каким замечательным трофеем он был бы для меня! Я, частный сыщик-консультант, арестовал бы самого знаменитого лондонского взломщика! После этого я стал бы почти так же знаменит, как мистер Шерлок Холмс!

Погруженный в такие мечтания, я спустился по лестнице и отправился на встречу с леди Фартингдейл.

Леди Фартингдейл ожидала меня в гостиной. Она была очень стара и выглядела весьма необычно. Одетая во все черное, с вдовьим чепцом на голове, она сидела в кресле, опираясь обеими руками, напоминавшими когтистые лапы, на трость с серебряным набалдашником. Но взгляд ее был цепок и говорил об остроте ума.

Пока я пересекал гостиную, леди внимательно разглядывала меня, словно прикидывая, на что я способен. По-видимому, результаты осмотра ее удовлетворили. Отпустив дворецкого, она сунула руку под подушку за своей спиной и извлекла оттуда небольшой кожаный мешочек, которым потрясла передо мной.

— Здесь пятнадцать гиней. Они для вас, разумеется, помимо расходов, если вы сумеете вернуть похищенное.

Подумать только, пятнадцать гиней! Когда я служил в Скотленд-Ярде, доктор Ватсон, я не зарабатывал столько и за три недели! Должен признаться, что о кольце с рубином я тогда еще не слыхал и поэтому не мог взять в толк, почему она, будучи такой скрягой, хочет пожертвовать столь внушительную сумму за то, что, по словим Морпета, было всего лишь кучкой никчемных безделушек, красная цена которым не более нескольких фунтов.

— Постараюсь сделать все, что в моих силах, — заверил я леди Фартингдейл.

— Тогда приступайте к розыску немедленно, — приказала она, едва разжав тонкие губы. — И помните, Ханнифорд, вы должны вернуть все похищенное. Особенно меня интересует небольшая деревянная шкатулка. В ней хранится вещь, которой я очень дорожу. Если вам не удастся разыскать шкатулку, то вы получите только гинею. Вас устраивают такие условия?

Соглашаться на подобные условия было довольно рискованно, но по натуре я игрок и принял их. Ее светлость сунула кожаный мешочек под подушку у себя за спиной, позвонила в колокольчик, и Морпет проводил меня из дома.

Когда на следующее утро я поездом отправился в Лондон, в голове у меня уже сложился план розыска.

Я знал, что Моррисон частенько бывает на Тоттенхэм-роуд. Там расположено несколько пивных, куда он любит заглядывать и встречаться со своими дружками. Я рассудил просто. Добычу в «Уитчетт-Мэнор» Моррисон прихватил небольшую и поэтому вряд ли станет обращаться к тому барыге из Айлуорта, которому имел обыкновение сплавлять краденое. Скорее он попытается распродать безделушки торговцам подержанными вещами по соседству с Тоттенхэм-роуд. Я знал, что некоторые из них не брезговали скупать краденое.

Моя догадка оказалась верной. Мне удалось выследить Моррисона в пансионе на Грудж-стрит и разыскать столовое серебро и две вазочки, которые я выкупил у старьевщиков по поручению леди Фартингдейл. Но деревянную шкатулку мне найти никак не удавалось, как я ни старался. У меня возникло предположение, что Моррисон ее еще не продал, и я начал следить за пансионом, приклеив себе фальшивую бороду, чтобы он не узнал меня при встрече, так как я пару раз допрашивал его в Скотленд-Ярде.

— Судя по последующим действиям Моррисона, он разгадал ваш маскарад, — заметил Холмс.

— Боюсь, что вы правы, мистер Холмс, — виновато улыбнулся Ханнифорд. — В среду утром я увидел, как он вышел из своего пансиона, и последовал за ним. Вероятно, как вы говорите, он узнал меня, потому что нырнул в лавку мистера Абрахамса, вручил ему шкатулку и пулей вылетел на улицу. Чувствуя, что его преследуют по пятам, он, должно быть, стремился отделаться от шкатулки, прежде чем я схвачу его.

Передо мной возникла дилемма. С одной стороны, мне не терпелось заполучить шкатулку и заработать свои пятнадцать гиней. С другой стороны, я не хотел упускать из виду моего «любимца». Поэтому я решил, что смогу наведаться в лавку позднее, и бросился за Моррисоном. Он знал этот район как свои пять пальцев. К тому времени, как я добежал до угла Коулвиль-Корт, его уже и след простыл. Вернувшись к пансиону, я обнаружил, что грабитель оттуда съехал.

Можете представить себе, что я испытывал. Но если я упустил Моррисона, то, по крайней мере, знал, где найти шкатулку леди Фартингдейл. Она в целости и сохранности находилась в лавке мистера Абрахамса. По крайней мере, я так думал и стал следить за лавкой, ожидая, когда шкатулка будет выставлена на продажу. Тогда я смог бы выкупить ее и поставить точку в розыске украденного из «Уитчетт-Мэнор». Вместо этого я до смерти испугал бедного мистера Абрахамса, о чем искренне сожалею.

— И вынудили его закрыть лавку, — отметил Холмс.

— Для меня это было настоящим ударом, — признался Ханнифорд. — Но все же я решил не возвращаться в Сомерсет без шкатулки и не терять пятнадцать гиней, а выждать несколько дней и посмотреть, что произойдет. Остальное вам известно, доктор Ватсон. Мистер Шерлок Холмс загримировался под мистера Абрахамса, выставил шкатулку в окне, где я ее и увидел. Обрадовавшись, что мои проблемы счастливо разрешились, я зашел в лавку, чтобы купить шкатулку, но был арестован по подозрению в убийстве Моррисона, о котором и до сих пор ничего больше не знаю.

— Но если не вы убили Моррисона, то кто же? — спросил я в некотором замешательстве.

На мой вопрос ответил Холмс.

— Человек по имени Феррерс, соперник Моррисона. Они оба наперебой ухаживали за Нэнси, официанткой из пивной «Корона», — сухо заметил Холмс. — Это грязное преступление, которое не должно отвлекать нас от главного.

Приняв замечание Холмса за сигнал, что ему пора уходить, Ханнифорд встал и по очереди пожал всем руки:

— Не смею задерживать вас, джентльмены. Скажу только, что, вернув леди Фартингдейл кольцо с рубином, я получил обещанные пятнадцать гиней, и история подошла к счастливому концу, как выражаются авторы дамских романов. Хотя, должен сказать, мне очень хотелось бы увидеть Моррисона за решеткой. Но, как говорится, Бог располагает, а человек надувает, в особенности если он взломщик.

Довольный своей шуткой, Ханнифорд громко расхохотался, взял со стола шкатулку и сунул ее в карман.

— А теперь, джентльмены, я вынужден покинуть вас, — произнес он. — Жена ждет меня поездом пять двадцать пять, и к тому же я обещал леди Фартингдейл, что верну шкатулку, как только у мистера Холмса отпадет в ней надобность.

Вскоре и мы распрощались с мистером Абрахамсом и не спеша отправились по Косфорд-стрит к себе домой. По дороге я расспросил Холмса, как ему удалось инсценировать задержание Ханнифорда, поскольку этого он мне так и не успел объяснить.

— Это было совсем несложно, — ответил Холмс. — Вчера утром я отправил две телеграммы: одну — леди Фартингдейл, в которой попросил ее одолжить на время шкатулку, другую — Ханнифорду с просьбой захватить шкатулку и доставить ее мне. Сегодня, пока вы играли свою партию с Тэрстоном, Ханнифорд и я с помощью мистера Абрахамса обставили все так, как было тогда. Мне казалось, что это должно было вас позабавить. Ну и мне инсценировка доставила большое удовольствие. Но, как я вижу, вас что-то не удовлетворяет, мой дорогой друг. Вы о чем-то думаете.

Я был поражен проницательностью моего друга, так как действительно один аспект дела не давал мне покоя. Но прежде чем я заговорил о нем, Холмс ответил на мой невысказанный вопрос.

— Нет, Ватсон, — сказал он. — Моррисон не знал, что кольцо с рубином леди Фартингдейл спрятано в потайном отделении шкатулки, иначе бы он продал ее тому джентльмену из Айлуорта, которому имел обыкновение сдавать краденое. Как я узнал, что вы хотите спросить меня об этом? Потому, что вы правой рукой поправили воротничок и прокашлялись, а это верный признак того, что какой-то аспект дела нуждается в объяснении. Я часто замечал эту вашу привычку. А поскольку остался висеть только один свободный конец, я поспешил завязать его в узелок, прежде чем вы зададите свой вопрос.

И еще, Ватсон, я знаю, что вы пишете отчет об этом деле. Окажите мне любезность и воздержитесь от его публикации. Дело в том, что, посылая мне шкатулку через Ханнифорда, леди Фартингдейл приложила к ней записку, в которой настаивает, чтобы ни единого слова не появилось об этом деле в печати. Она горячая поклонница ваших рассказов и с большой охотой читает все записки, которые вы публикуете, но ей не хотелось бы фигурировать в одном из рассказов в качестве действующего лица.