Ветви гигантского дерева на простирались к путникам, как бы приветствуя их возвращение. Анито, вспыхнув от счастья яркой бирюзой, одним прыжком перемахнула через пропасть, отделявшую ее от ветвей колосса — дерева Нармолома, родного дома Анито. Как прекрасно вернуться домой, как приятно сложить свою тяжелую поклажу в кладовую. Ее радость, впрочем, слегка поблекла, когда она стала рассматривать свое новое помещение. Оно выглядело ужасно. Пол, стены, потолок заляпаны черной грязью, оставленной здесь сезоном наводнений.

— Нет, ты только погляди на эту грязищу! — воскликнула Иирин.

Анито высветила знак согласия.

— Придется все это вычистить, — сказала она, бледная от усталости. Она и в самом деле выдохлась. Путешествие было трудным, шли с тяжелым грузом, да еще приходилось торопиться, чтобы поскорее попасть домой. Анито хотелось одного — поесть и тут же крепко уснуть на свежей подстилке из листьев.

В дверь просунула голову Нинто.

— Ну и грязь, — сказала она. — Проведите ночь у меня. Моя комната не была затоплена. А это можете начать убирать завтра, когда отдохнете.

— Мы на тебя и без того взвалили немалую ношу, — запротестовала Анито.

— Ну уж если тебе так кажется, то можете позаботиться о нашем ужине, — ответила Нинто и высветила улыбку.

— Ладно, — согласилась Анито. — Иирин, вы с Моуки отправляйтесь за фруктами и листьями для подстилки. А я схожу на охоту и принесу сотового меду с одного из моих деревьев на.

Анито оставалась в дверях, глядя на уходящих Иирин и Моуки, а затем перевела взгляд на такое знакомое дупло деревни-дерева. Полые воды залили его почти до трети высоты, а схлынув, оставили повсюду слой ила и грязи. Как бейми главного старейшины она раньше жила на верхних ярусах, которые никогда водой не заливались.

— А ведь славно вернуться домой, — сказала Нинто, подходя к Анито и оглядывая внутренность колоссального дупла. Анито с любовью дотронулась до руки своей тарины, начисто позабыв о собственных домашних проблемах.

— Приятно, — сказала она. — Еще как приятно-то!

Этой ночью Анито долго лежала без сна в своем гнездышке из свежих листьев, прислушиваясь, как еле слышно поскрипывает дерево под дыханием легкого ночного ветерка, как разносится тихий гул пчел-тиланов, нагнетающих крылышками свежий воздух в свои ульи, а через них и во всю пустотелую сердцевину гигантского дерева. Она глубоко втягивала в себя знакомые домашние запахи: древний запах древесины, ила, светящихся грибков, слабый привкус меда и зелени, влажный аромат свежей подстилки. Рябь радости медленно бродила по ее коже, пока наконец Анито не провалилась в сон. Наконец-то она была дома.

Джуна привязала веревку к корзине, доверху заполненной полужидкой вонючей грязью, и дернула ее, подавая сигнал деревенским, сидящим наверху на развилке, что уже можно тащить. Она посмотрела, как корзина поднимается вверх, а потом зашлепала по илу, скопившемуся на дне дупла, чтобы начать загружать новую корзину.

В Нармоломе шла весенняя уборка. Деревенский народ чистил свои комнаты, осушал пруд на дне дупла, вытаскивал оттуда накопившуюся грязь и отбросы. Работа была утомительная и грязная, но Джуна, к собственному удивлению, чувствовала себя счастливой. Она подняла тяжелую корзину и поглядела вверх. Стены огромного дупла дерева на поднимались со всех сторон вверх рядами балконов, теряющимися в вышине. Отсюда верхнее отверстие дупла выглядело пятном света диаметром не больше ладони. Корзины возносились и падали обратно, чтобы их вновь загрузили на дне. Дерево гудело, как живое существо, звуками кипучей деятельности. Даже пчелы-тиланы звенели особенно громко, копаясь в богатой питательными веществами грязи.

Вчера Анито выдавила из своей аллу в сосуд с чистой водой несколько капель какой-то жидкости. Потом этой водой опрыскали пол, потолок и стены комнаты. Она тут же заполнилась пчелами. К тому времени, когда сосуд опустел, все было покрыто ровным плотным слоем насекомых. Когда же они вернулись часом позже домой с охапками свежей листвы, комната стала неузнаваемой. Пол блестел, как хорошо протертая скипидаром мебель, грибки на стенах и потолке ярко светились. Джуна улыбнулась, вспомнив детскую волшебную сказку о принцессе, которой служили невидимые слуги. Жизнь среди тенду, безусловно, имела свои прелести.

Протяжный басовитый раскат грома и стук дождя по грязи вывели Джуну из задумчивости. Она подтащила корзину к висевшей веревке, привязала ее к ручке и дернула. Та, однако, и не подумала натянуться. Джуна подняла глаза и увидела, что работавшие наверху тенду спускаются вниз. Они сделали перерыв, чтобы спрятаться от грозы. Дожди теперь стали реже. Приближался сухой сезон. Эта гроза была первой за три дня. Джуна взобралась на вершину дерева, чтобы дождь смыл вонючую грязь с кожи. К ней присоединились Моуки и Укатонен. Они таскали корзины компоста на платформы, сделанные на ветвях; они понадобятся для лесного хозяйства аборигенов в сухой сезон.

— Они только-только созревают, — сказал Моуки, протягивая ей парочку плодов ати, обладавших острым, но одновременно сладким вкусом.

Джуна поблагодарила его на языке кожи.

— Надо уходить вниз, — сказал Укатонен. — Идет сильная буря. Так обычно и бывает после долгой засухи.

Джуна улыбнулась. Даже после восьми месяцев жизни среди тенду ей было трудно думать о трех днях прекрасной погоды как о длительной засухе. Они спустились внутрь дупла. Джуна с удовольствием оглядывалась по сторонам. Большая часть времени, которое она прожила с тенду, прошла в пути. Она устала от путешествий. Дома было так хорошо.

Анито уже ждала их с кусками сотов, выложенными на зеленом листе, и с горшочком мелкорубленого мяса, маринованного в остром присоленном фруктовом соке. Когда они кончили обедать, Анито села плести неоконченную корзину, а Укатонен принялся наклеивать перья на стрелы для духовой трубки.

Иирин протянула руки к Моуки, и они слились. Теперь она уже вполне прилично овладела аллу-а. Научилась контролировать некоторые инстинктивные реакции вроде сокращения зрачков, сердцебиения и кровяного давления. Могла прослеживать много простейших функций другого организма и до известной степени научилась управлять ходом слияния.

Она вошла в аллу-а. Ее страх и беспомощность остались далеко позади. Она научилась ставить блокировку, чтобы замедлить приток ощущений, научилась поддерживать средний уровень интенсивности аллу-а и наслаждаться им. Теперь слияние было ей столь же необходимо и желанно, как и Моуки. Организм Моуки она сейчас знала ничуть не хуже, чем свой собственный. Иногда Джуна задумывалась: а что же будет, когда вернутся ее друзья? Что они подумают о ней? О ней, которая скачет по ветвям, ест сырое мясо и находится в каких-то весьма странных отношениях с аборигенами? Неужели они посчитают, что она «отуземилась»?

Моуки почувствовал ее тревогу и окружил ее своей уверенностью. Джуна позволила тревогам уйти. Пусть завтрашний день заботится сам о себе. А она слишком занята жизнью, которой живет сегодня. Джуна всецело отдалась парению в слиянии.

— Пришло время выбрать нового главного старейшину, — сказал Укатонен. — Кто должен им стать, как ты думаешь?

Уши Анито растопырились от изумления. И чего он ее спрашивает? Решать-то ему!

— Ты знаешь деревню лучше меня, — продолжал Укатонен, прежде чем Анито успела продумать свой ответ. — Я хочу знать твое мнение.

Анито задумчиво потерла подбородок. Вопрос был трудный. Уито и еще двое сняли свои кандидатуры. Телито и Джохито для такой работы явно не годились. Один был слишком застенчив, другая так занята своей атвой, что на остальное у нее не оставалось времени.

— Есть только пять, о которых стоит говорить, эн. — Она сосчитала на пальцах. — Марито, Энато, Миато, Ренито и Нинто.

— Не Энато, — возразил Укатонен. — Он не умеет принимать решения. А Марито слишком молода. Ей понадобится еще лет пять на подготовку.

— Тогда три — Миато, Ренито и Нинто.

— Все они годятся, но кто наилучший?

— Ренито — старая, но ее бейми — Кина — уже достиг моего возраста. Если выбрать Ренито, то Кина будет ждать долго-долго, чтобы стать старейшиной.

— К тому же Кина — мужчина, они необходимы Нармолому. Остаются Миато и Нинто.

— Нинто — моя тарина. Я могу быть необъективной.

— Ты скоро станешь энкаром, кене. Надо учиться принимать решения по таким вопросам. Скажи мне, что ты думаешь о Миато и Нинто.

— Они примерно одного возраста, эй. Ситика Миато чуть было не выбрали главным старейшиной, а Миато входит в деревенский Совет. Мой ситик очень уважал Миато. И всегда спрашивал у него совета. Миато известен своей справедливостью и мудростью. Я уверена, его решения всегда будут верны.

— А Нинто?

— Нинто была воспитана Илто. Он очень полагался на ее мнение. Она отлично разбирается в людях и часто видит проблему еще до того, как та возникла. Ты видел, как много она помогала мне с Иирин. Она очень интересуется этими новыми существами. Она умна, наблюдательна и доброжелательна. И Нинто, и Миато могут быть главным старейшиной, эн. Между ними очень трудно сделать выбор. Я не могу.

Желто-серый блик прошел по телу Укатонена.

— Я знаю, кене. Это моя проблема. И я должен выбрать между этими двумя. — По его телу прошла улыбка. — Я надеялся, что твой совет мне поможет. Думаю, что придется говорить с ними обоими.

Сначала они отыскали Нинто. Она сидела в своей комнате — плела веревку. Нинто отложила работу, когда они вошли, и предложила им фруктового сока.

— Кене, я хотел бы поговорить с тобой о том, что бы ты сделала, если б стала главной старейшиной?

Уши Нинто растопырились, и она порозовела от неожиданности. Он долго переводила глаза с Укатонена на Анито и обратно.

— Почему ты говоришь со мной об этом? Есть гораздо более опытные и мудрые старейшины, из которых и следует выбирать.

— Потому, что я считаю тебя достойной, — ответил Укатонен. — Хочешь ли ты стать главной старейшиной?

Анито видела, как пробегает по Нинто тень нерешительности.

— Было бы честью для меня идти по следам моего ситика, эн. И я очень люблю Нармолом. Но…

— Что «но»?

— Верно ли, что ты берешь с собой Анито, чтобы сделать из нее энкара?

— Да, кене, мне придется это сделать. Она нуждается в обучении, чтобы получить статус энкара к тому времени, когда вернутся новые существа, с которыми ей придется иметь дело.

— Тогда я уйду вместе с ней и стану энкаром. Я не хочу быть среди претендентов на место главного старейшины. Я сказала бы об этом и раньше, знай я, что ты думаешь обо мне.

— Нет! — запротестовала Анито. — Ты не должна этого делать, Нинто. Пожалуйста, не покидай из-за меня Нармолом!

Опять по телу Нинто прошла рябь улыбки.

— Это моя жизнь, Анито. Я хочу уйти с тобой и учиться всему, что касается нового народа. — Она поглядела на Укатонена. — Тебе ведь нужно как можно больше людей, которые знакомы с ними. Я знаю Иирин лучше всех в деревне, кроме Анито.

— А как же Нармолом? — воскликнула Анито. — Как же Баха?

— Баха готов стать старейшиной и будет заботиться о моей атве. Мне будет не хватать Нармолома, но без тебя и без нашего ситика он опустеет для меня. Укатонен и Иирин научили меня, что жизнь существует и за пределами Нармолома. Время бежит, и если энкары примут меня…

— Они с радостью сделают это, — сказал энкар. — Нам очень нужны такие старейшины.

— А кого вы еще прочили на место главного старейшины? — спросила Нинто.

— Миато.

— Хороший выбор. При нем Нармолом станет еще краше.

— Спасибо, — сказал Укатонен. — Нинто, я хочу, чтобы ты знала: ты еще не связана словом. Если хочешь изменить решение, то можешь.

Нинто покачала головой:

— Я решила.

Укатонен показал, что понял и что благодарен.

— Мне надо сообщить Миато, что он — мой выбор на место главного старейшины.

После обычных выражений протеста в связи со своей неподготовленностью Миато согласился занять это место. Деревенские удивились, но были довольны выбором энкара. Ловкость и скорость, с которыми Миато отрастил себе новую ногу, произвели на всех большое впечатление. Их поразило и то, какую цену запросил Укатонен за свое решение. Вместо того чтобы потребовать кого-то из деревенских старейшин в энкары, как это обычно практиковалось, Укатонен попросил, чтобы следующие пять новых старейшин были мужчинами, а семеро тинок, которых возьмут в бейми, тоже были самцами.

Цвета, в которые окрасились нынешние старейшины-самцы, выразили подавленный протест. Дело в том, что они в сезон нереста очень высоко ценились именно по причине своей малочисленности, и деревенские самки тащили им множество даров за благосклонность. Зато самки были теперь в полном восторге.

Пир в честь избрания Миато был невероятно пышен. Благодарные селяне принесли множество даров Укатонену — консервированные деликатесы и всякую всячину — что было принято им с благодарностью. Жители деревни устроили кворбирри, излагавший историю Нармолома. К удивлению и радости Анито, последний акт повествовал о том, как Илто нашел в лесу новое существо и как он умер. Такова была новая глава, добавленная к официальной истории деревни. Роль Илто исполняла Нинто, а Укатонен играл роль нового существа, да так, что жители много и охотно смеялись. С ролью он справился отлично, хотя и имел всего лишь один день на подготовку. Иирин прекрасно поняла все, что делал Укатонен, и хохотала вместе со всеми жителями деревни. Она присоединилась к восторженной ряби аплодисментов после окончания представления.

Наконец праздник кончился, и Анито отправилась в свою комнату, оставив Иирин и Моуки помогать в уборке остатков пира. В комнате оказался Укатонен, укладывавший свой мешок.

— Ты уходишь? — спросила Анито, когда он поднял глаза.

Укатонен ответил утвердительно.

— Но… почему?

— Я пробыл тут долго. У вас теперь есть главный старейшина, и я, если останусь, буду ему мешать.

— Куда же ты пойдешь?

— Побываю в нескольких соседних деревнях, потом поговорю с другими энкарами. Им следует знать об Иирин.

— Но тебе же будет одиноко! — воскликнула Анито.

Укатонен изобразил на груди пожатие плеч.

— Я энкар. Привык к одиночеству. — Он положил в мешок еще что-то и туго затянул его. — Я оставил кое-какие подарки, которые не мог унести с собой. Ты сохранишь их до моего возвращения?

Анито ответила согласием, стараясь скрыть серую пелену печали.

Укатонен вскинул мешок на плечи.

— Жди меня к концу месяца менандо. — Он выглянул за дверь. — Отлично, почти все спят. Я хочу уйти потихоньку. — Он вышел на балкон. — Проводишь меня до вершины, кене?

Анито высветила согласие и последовала за ним вверх по стволу. Они вышли в прохладную влажную тьму. Иирин и Моуки наблюдали за тем, как тинки убирают запачканные едой листья, оставшиеся после пира. Они сразу заметили вышедших из ствола Укатонена и Анито. Уши Моуки поднялись, когда он увидел заплечный мешок Укатонена.

— Я пришел проститься, — сказал энкар.

— Ты уходишь? — спросили Иирин и Моуки одновременно. Яркий цвет радости исчез под серой пеленой печали.

— Почему? — спросила Иирин.

— Время пришло, — ответил энкар. — Но я вернусь через несколько месяцев.

— Но как же я одна буду воспитывать Моуки? — воскликнула Иирин.

— Ты и Моуки очень хороши друг для друга. Я вам не нужен. Если понадобится помощь — есть Анито и вся деревня тенду, готовая дать совет.

У Моуки был цвет мокрой глины. Он тронул энкара за ногу. Тот нагнулся.

— Ты позаботишься об Иирин, пока меня не будет?

Моуки кивнул, его серый цвет чуть-чуть посветлел.

— Конечно, эн.

— Это хорошо, — ответил тот. — Я уверен, что ты с этим справишься.

Кожа Моуки стала почти лазурной от гордости, хотя слабая примесь печали все же ложилась на голубизну. Укатонен любовно провел костяшками по его плечу. Потом повторил то же с Иирин.

— Позаботься о Моуки.

С Анито Укатонен простился с последней. Та почувствовала, как волна симпатии захлестывает ее.

— Мне будет не хватать тебя, — сказала она мелкими личными символами.

— Мне тоже будет не хватать тебя, кене, — ответил он. — Побереги себя, пока меня не будет.

Затем повернулся и исчез среди ветвей. Анито взглянула на остальных, таких же серых от горя, как и она сама. Потом дотронулась до их плеч.

— Пойдем, — сказала она. — Уже поздно. Пора спать.