К первой встрече с работодателем я готовилась тщательно и упорно.

Занималась физическими упражнениями: ходила взад-вперед на высоченных каблуках, выпрямляла спину, выпячивала грудь, сто раз садилась так, чтобы короткая юбка не задиралась и не мялась, по-разному складывала руки, изящно оборачивалась перед зеркалом к воображаемому собеседнику.

Проводила сеансы самовнушения и психотерапии: победоносно улыбалась, повторяла про себя ключевые слова («энергия», «уверенность», «воля к победе», «стойкость», «сила», «успех»), старалась представить себя маленькой девочкой, которая еще не ведает об ужасном будущем, а потому весела и смела. Мной тогда восхищались, мне завидовали. «Прехорошенькая, бойкая, бедовая! Эта далеко пойдет, не пропадет!»

Перевоплощение давалось нелегко. Ту девочку я помнила смутно. Она казалась мне чужой, непонятной, ненастоящей. Я впадала в панику: «Ничего у тебя не получится, ты непременно чем-нибудь выдашь себя и провалишься!» И отвечала себе: «Неправда, я справлюсь! Главное, верить в себя и не оглядываться. Не отступать, не сдаваться. Отныне я совсем другой человек».

Мне было очень страшно.

В огромном холле фирмы «Робертсон и сыновья» я растерялась, не знала, куда идти. И вдруг меня окликнул приятный мужской голос:

— Прелестная барышня, позвольте вам помочь.

Другая на моем месте прошла бы мимо не отвечая. Еще посмеялась бы про себя: «Прелестная барышня! Задумал подкатить ко мне со старомодной галантностью. Этот номер не пройдет!» Я же остановилась и посмотрела на говорившего с удивлением: «Неужели я перестала быть невидимкой? И кому-то показалась прелестной! Не может быть».

Мне захотелось обернуться: а вдруг я опять приняла на свой счет слова, обращенные не ко мне?

«Ну нет, теперь с тобой ничего подобного не случится. Не в этой жизни. Милли постоянно попадала впросак, но Зельда совсем другая. Это добрый знак. Первое незначительное, но вполне достоверное свидетельство, что превращение свершилось, Зельда существует, она реальна».

— У меня назначена встреча с мсье Робертсоном.

— С самим господом богом? Поздравляю!

Молодой человек рассмеялся, взглянув на мое смущенное растерянное лицо.

— Я не святотатствую, успокойтесь. И вовсе не хочу напугать вас. Здесь все зовут его «Бог Отец». Скажу вам по секрету, он об этом знает и принимает как должное. Идите прямо, вон к тому лифту и поднимайтесь на третий этаж.

Юноша подмигнул мне и быстрым шагом направился к лестнице.

Робертсон оказался благообразным пожилым джентльменом лет шестидесяти. Войдя к нему в кабинет, я сразу же оценила справедливость народной молвы: крупные правильные черты лица, звучный голос, величественная осанка, спокойные властные движения и, главное, прямой взгляд больших светлых глаз, пронзавший собеседника насквозь, будто стальной клинок.

— А вот и наша знаменитая Зельда Марин собственной персоной! Жан уже объяснил, что мне нужен менеджер, специалист по экспорту, чтобы вести переговоры с представителями иностранных фирм? Уверен, вы достойны более высокой должности, но пока что могу предложить вам только эту.

Он смотрел на меня с любопытством и некоторым смущением. Перегнулся через стол, будто хотел дотронуться до диковинки, девушки с амнезией, которая чудом выжила после пожара. Ведь это все, что он знал обо мне от Жана. Поневоле призадумаешься: «Ну надо же! Бог Отец не всеведущ и не всемогущ».

— Если вы справитесь со своими обязанностями, то, само собой, пойдете на повышение. Я первый позабочусь об этом. Вы человек необычный, поэтому мой долг — следить за вашими успехами с пристальным вниманием и непрестанно вас поощрять.

Обязанности менеджера оказались весьма тривиальными. Как самый обычный секретарь-референт я должна была, с одной стороны, взвалить на себя львиную долю работы вышестоящих, с другой — исполнять всевозможные нудные мелкие поручения. Я знала их наизусть, поскольку именно этим и только этим и занималась, пока огонь не спалил мою прежнюю жизнь. Зато условия были сказочными и абсолютно непривычными. Робертсон назначил мне огромный оклад. В прошлом я о таком и мечтать не могла. А еще гибкий график и множество бонусов… Сразу видно, что я здесь на особом положении. Придется проявить незаурядную ловкость и смекалку, чтобы оправдать доверие и подняться еще выше.

Конечно же, я поспешно подписала выгодный договор. Впрочем, по-моему, мы оба считали эту сделку лучшей в своей карьере. Робертсон буквально светился от счастья. Он крепко пожал мне руку и самолично проводил до лифта.

— Так-то лучше, — проворчал Жан, когда я вечером сообщила ему о результатах. — И незачем было капризничать и ломаться. Избалованная девчонка! Надеюсь, впредь вы научитесь мне доверять. Все, довольно, забудем о той ссоре. Давайте лучше отпразднуем ваше назначение всей семьей!

— Всей семьей, Зельда, в смысле всей «Мастерской», поскольку у вас нет ни родственников, ни друзей. Во всяком случае, вы о них не помните. Каждый человек нуждается в общении с близкими, хоть с кем-то, хоть иногда. Мы так устроены. Одинокие люди долго не живут. Это факт. Они умирают, потому что им не с кем делиться своими мыслями, чувствами, теплом. Немеют и умирают. Одинокие ни о чем не просят, ничего не получают и тают. Таков закон. Сопротивляться ему бессмысленно и бесполезно.

Последние слова Жан произнес жестко, с горечью. Он смотрел сквозь меня и, казалось, обращался к невидимому собеседнику.

— Таков закон, — повторил он. — Их убивает молчание. Поэтому некого судить и казнить, хотя жертва мертва.

— Послушайте, Жан, — поспешно перебила его я. — Не бойтесь, я умирать не собираюсь. Это в мои планы не входит.

— Очень рад, — сухо ответил он. — Мы ведь поклялись оберегать вас.

В холле поставили длинный раскладной стол. Пришло человек десять. Среди прочих Сильви, секретарша Жана, мистер Майк, державшийся, как всегда, в стороне от прочих, и женщина лет сорока с короткой стрижкой, которую я несколько раз встречала в коридоре, поскольку она жила рядом со мной, в комнате с голубыми обоями.

Жан потребовал тишины и торжественно произнес:

— Друзья, мы собрались сегодня, чтобы отпраздновать поступление Зельды на работу. Она сделала всего лишь первый шаг, ее ждет дальнейшее долгое восхождение. Однако первый шаг самый важный, он означает стремление к свободе и независимости. Отныне Зельда — хозяйка своей судьбы, созидательница собственного благополучия и процветания. Дорогие мои, эта девушка потеряла все, ее воспоминания стерты. Случай исключительный и вместе с тем поучительный. Зельда показывает нам, малодушным маловерам, что целеустремленность творит чудеса. Под целеустремленностью я подразумеваю волю к жизни, могучую, сметающую все преграды. Мы должны проживать осознанно и полноценно каждый миг, чутко, отзывчиво воспринимать все, что нас окружает и направляет. Должны доверять себе, будущему, ближним. Знать, что счастье возможно. Зельда победила смерть, преодолела пустоту. Она, как никто из нас, постигла на собственном опыте силу целеустремленности. Конечно же, впереди у нее много трудностей, сомнений, отчаяния, и все-таки целеустремленность восторжествует над всеми невзгодами, я уверен!

Жан обернулся ко мне, поднял пластиковый бокал.

— Зельда, позвольте выразить вам безмерное восхищение. Я понимаю, что вместе с прошлым теряешь накопленный опыт и полезные навыки. Вы не раз оступитесь, споткнетесь, ушибетесь. Не бойтесь: мы всегда будем рядом, поддержим вас, утешим, поймем. Вы справитесь, потому что вы не одиноки. В этом смысл существования «Мастерской», всех волонтеров и нуждающихся. Так выпьем же за ваше будущее, выпьем за победу жизни!

Меня обступили со всех сторон, принялись разглядывать, обнимать, расспрашивать. Прежде они не решались из деликатности обсуждать при мне амнезию, но теперь заговорили разом:

— Зельда, ну хоть какие-то обрывки воспоминаний у вас есть?

— Интересно, а сны вы видите?

— Отдельные картины прошлого не всплывают?

Как же меня угнетал этот праздник! Мне бы, наоборот, расслабиться, насладиться сполна их участием. А я сжалась, напряглась. Приходилось взвешивать каждое слово, чтобы не выдать себя ненароком. Да еще и голос совести заглушать. Та опять твердила: «Воровка! Крадешь их время, жалость, сочувствие. Обманом захватила превосходную должность с великолепными условиями. Корыстная дрянь! Ты не лучше тех мошенников из газет, что задействуют благотворительные фонды в своих махинациях. Ты чудовище! Воплощение зла».

В конце концов, все поплыло у меня перед глазами, ноги подкосились, я выронила пластмассовую рюмку и провалилась в небытие. Темнота, затем вспышка света. Через мгновение я очнулась на руках у мистера Майка.

— Отлично, дружище! — похвалил его Жан. — Вот это реакция!

Мистер Майк осторожно положил меня на кожаный бежевый диванчик для посетителей. Он смотрел на меня как-то странно, сконфуженно, недоуменно. Я залепетала в смущении:

— Простите, мне очень стыдно, я не хотела… Я так растрогана… И потом шампанское… Я пью его впервые… Или нет. Не знаю… Ничего не понимаю…

— Не извиняйтесь, — пробормотал он в ответ. — Всякое бывает. Не берите в голову.

Принес мокрое полотенце и положил мне на лоб.

Вечером я отчитывала себя, глядя в зеркало: «Хватит, Милли, прекрати! Зачем метаться из крайности в крайность, изводить себя понапрасну. Выбери раз и навсегда: либо ты терпишь угрызения совести, либо последствия своих поступков. Все взвесь, оцени, измерь, а потом крепко держись принятого решения, не отступай, не меняй его».

Наконец-то я осознала, что лежит у меня на плечах мертвым грузом, мешает жить и дышать. Чувство вины! Раньше я была виновата в том, что не смогла их спасти. Теперь — во лжи, в утаивании правды. Милли или Зельда, разницы нет. Мы обе обречены, безнадежно виноваты.

Я всю ночь не смыкала глаз. И к утру поняла: угрызения лучше. От чувства вины все равно не избавишься. Это как врожденное хроническое заболевание. К нему нужно притереться, с ним можно жить. Его я приму как данность, буду скрывать от окружающих и втайне страдать от острых мучительных приступов.