Первое время я по привычке просыпалась среди ночи в холодном поту. Трудно избавиться от многолетнего страха, отчаяния, беспокойства. Но потом вспоминала, что жизнь у меня наладилась, все хорошо, и снова засыпала. Все изменилось — как по волшебству. Словно тот несчастный случай, шок, резкий сбой — никак не подберу подходящее слово для пощечины Зебрански — парадоксальным образом привел в порядок часовой механизм моего существования. Ученики прекратили надо мной издеваться, сыновья стали вдруг ответственными и взрослыми, даже Шарль, чьих сарказмов я боялась по-прежнему, не говорил ничего неприятного. Просто удивительно!

Иногда я думала: «Не ревнует ли муж меня к Жану?» Наверное, его настораживало, что я провожу много времени в обществе мужчины, которого он и в глаза не видел.

Я вернулась в «Мастерскую» после того, как неделю проработала в коллеже безо всяких проблем. Не знала, как выразить Жану глубочайшую признательность. А он даже не удивился.

— Вот видите, я же говорил. Пусть этот случай послужит уроком и вам, и всем остальным. Вы больше не позволите подавлять вас, унижать, порабощать. А они научатся уважению и чуткости. Наконец-то вы стали собой, Мариэтта! Очень рад за вас. Тем более что вы активно сопротивлялись лечению и не верили мне.

Теперь я в этом искренне раскаивалась. Жан — необыкновенный, исключительный человек. Он изменил мою жизнь, сделал меня сильной и стойкой. Сумел обратить ситуацию, которая, казалось бы, безвозвратно меня погубила, мне же на пользу. Вернул уверенность в будущем, в себе, в своих способностях и возможностях.

— Кстати, я больше не боюсь Зебрански, мне даже жаль его. Вовсе он не злой гений, не манипулятор-психопат, а глупый дурной мальчишка, только и всего. Настал его черед испытывать нешуточный страх передо мной. На уроке он сидит, склонив голову над тетрадью, тише воды ниже травы. Внимательно слушает, а затем выскальзывает из класса, неслышно, по стеночке, едва прозвонит звонок. Надо сказать, я трудилась не зря. Мы мгновенно наверстали упущенное, одолели всю программу до конца и успешно готовимся к экзаменам. Само собой, лентяи, растяпы и шуты не исчезли враз, куда же без них! Однако жаловаться смешно и дико. Наконец-то моя мечта осуществилась: нормальный класс, налаженный учебный процесс, радости и горести вперемешку.

— Все очень просто, — подытожил Жан. — Вы изменились, они изменились. Нужно было пройти этот долгий путь, чтобы преодолеть конфликт. К тому же раньше вы многое преувеличивали из-за своей депрессии.

Обновленная, бодрая, энергичная, я с увлечением начала читать бесплатные лекции в «Мастерской». В зале собиралось около двух десятков взрослых с разным уровнем образования. Приходила и Зельда Марин. Какое-то время мы жили с ней здесь по соседству, но, к сожалению, не общались. Естественно, я знала ее историю: пожар, амнезия, блестящий взлет в фирме, куда устроил ее Жан.

С первого семинара я заметила, насколько Зельда отличается от остальных. Она мало говорила. Слушала вдумчиво, но иногда ее взгляд становился рассеянным, девушка явно витала где-то далеко-далеко. В такие минуты ее было жалко. Как страшно носиться по морю без руля и ветрил…

Тихая, вежливая, приветливая. Мне хотелось обнять ее, приласкать как дочку, которой у меня не было. Хотелось непременно помочь ей, тем более что Жан очень рассчитывал на мои лекции, надеялся, что какой-нибудь сюжет или образ вернет Зельде память. Так что я старалась изо всех сил, чтобы не подвести его, не разочаровать.

В какой-то момент Жан решил, что тоже прочтет несколько лекций. Я обрадовалась несказанно. Мы очень с ним подружились, пока вместе продумывали и готовили этот курс. Он не пропустил ни одного занятия: то слушал меня, то говорил сам. Я поймала себя на том, что увлечена им. Не могла дождаться, когда же мы встретимся вновь. Стоило ему войти, подняться на кафедру, сесть рядом со мной, случайно коснуться моей руки — у меня замирало сердце. А если Жан обращался ко мне при слушателях, просил что-то пояснить, высказать свое мнение — я не помнила себя от волнения. Да, я влюбилась…

Я ни за что не призналась бы в этом ни ему, ни самой себе, если бы не Сильви. Я слишком им восхищалась, а потому и вообразить не могла, что роман между мной и Жаном возможен. Но однажды мы с Сильви задержались в «Мастерской» до позднего вечера, вместе вышли, и я попросила, несмотря на неурочный час, передать Жану план следующей лекции. Она кисло на меня посмотрела:

— Вы уверены, что план лекции так уж важен? По-моему, его на занятиях интересует нечто другое. Догадываетесь, о чем я?

От неожиданности у меня подкосились ноги, я рухнула на каменную скамейку у дверей «Мастерской». «Догадываетесь, о чем я?»

Боже, нет, тысячу раз нет, я ни о чем не догадывалась, слепая дура!

Хотя во время наших прогулок он ласково брал меня под руку, называл красавицей, терпеливо выслушивал… Мне и в голову не могло прийти, что такой одаренный человек обратил внимание на заурядную, ничем не примечательную женщину вроде меня!

«Догадываетесь, о чем я?» Сильви открыла мне глаза. Ясно как день: Жан затеял эти лекции ради меня, чтобы проводить больше времени со мной, чтобы нас с ним объединяло общее дело. Она проговорилась случайно и сразу же пожалела об этом. Но было поздно: отныне я знала о его чувствах. Ей они не давали покоя. Сильви хотела бы оказаться на моем месте, злилась, ревновала, завидовала. С какой ненавистью она посмотрела на мою полную грудь! Наверное, подумала: «Стерва неплохо сохранилась, чтоб ей провалиться!»

Вернувшись домой, я думала только о Жане. Вспоминала, как он погладил меня по голове. Видела золотые блики в его карих глазах. Слышала негромкий глуховатый голос. Как проникновенно он сказал тогда: «Мы научим вас радоваться каждому дню, каждому мгновению». Глубокий тайный смысл этих слов открылся мне наконец.

Красивым Жана не назовешь. Встретив его на улице, ни одна женщина не обернется и не посмотрит ему вслед. Но когда он говорит, возникает мощнейшее магнитное поле, властно подчиняющее себе, не отпускающее. С Жаном никто не сравнится!

— Ты какая-то рассеянная сегодня, — проворчал за ужином Шарль. — Не слышишь, когда к тебе обращаются. Что с тобой? Мы с мальчишками тебе надоели? Так и скажи! Мы отстанем.

С тех пор как я вернулась, мы с мужем сохраняли нейтралитет. Шарль старался быть на удивление милым. Ни оскорбительных замечаний, ни скабрезных шуточек. Должно быть, он растерялся, почувствовав мое полнейшее равнодушие. Не знал, как себя вести, что сделать, чтобы заполучить прежнюю власть надо мной.

Его тоже одолевала ревность. Он не мог не заметить, как старательно я наряжаюсь и крашусь, уходя в «Мастерскую».

Мне же не давали покоя слова Сильви. Жан стал средоточием всех моих помыслов и чаяний. Я заранее готовилась к субботней лекции. Тщательно подбирала одежду, продумывала каждое выражение, каждый термин.

Я поощряла Жана к решительным действиям всевозможными скрытыми подтекстами. Специально говорила о сближении Востока и Запада или о хиппи, которые проповедовали свободную любовь. «Стремление к независимости», «законные требования развивающихся народов», «преодоление предрассудков», «родство душ», «брожение умов» — я повторяла все это вкрадчиво, со значением глядя ему в глаза. Он не мог не понять столь откровенных признаний. Я всячески старалась ему понравиться, раздуть огонь в его сердце. И в то же время понимала, что нужно набраться терпения: скромному и порядочному человеку трудно признаться в своих чувствах. К замужней женщине в особенности.

Так прошло две недели. Внезапно события начали развиваться с немыслимой скоростью. Как-то раз я зашла к нему в кабинет и увидела, что Жан ходит взад-вперед, скрестив руки на груди, с недовольным озабоченным видом.

— Зельда съезжает из «Мастерской». Сняла квартиру где-то в центре. Уже пакует вещи. Прямо сейчас, представляете?

— Но ведь это хорошо, разве нет? Отличная новость! Птичка расправила крылья и улетела на волю.

Он ответил не сразу, смутился, замялся.

— Вы правы, Мариэтта, новость отличная. Хотя рановато ей жить одной… Но беда не в том. Ей должен был помочь мистер Майк, и вдруг его увезли на «Скорой»… Великана вырвало с кровью. У него ж селезенки нет, а он, непрошибаемый болван, лекарств не пьет. Мол, это ниже его достоинства. Бессмертным себя возомнил! Результат — хуже некуда. Мамзель упрямится, не хочет отложить переезд, говорит, что уже заказала грузовик и не может этого отменить, что справится сама без всякой помощи. У меня же, как на грех, конференция на носу, нужно писать доклад… Все разом навалилось со всех сторон, не знаю, как разгрести… Бешусь и дергаюсь.

— Подождите, Жан, не мучьте себя понапрасну, — принялась я успокаивать его, поглаживая по руке, будто так и нужно. — Ведь есть еще я, я тоже могу помочь. Бытовые проблемы не стоят таких переживаний. Это ерунда. Я мать семейства с огромным опытом, так что все мигом организую, и коробки соберу, и Зельду отвезу. У меня два взрослых сына-оболтуса, пусть разомнутся, погрузят вещи. Ну как, успокоились? Беритесь поскорей за свой доклад, обо всем остальном позабочусь я. Выбросите лишнее из головы, забудьте.

Он взглянул на меня с некоторым сомнением. Обдумал мое предложение и сказал:

— Пожалуй, вы опять правы. Лучше Зельде поможете вы, чем кто-нибудь незнакомый. Спасибо, Мариэтта, это очень мило с вашей стороны.

Признаюсь, я была несколько разочарована. К чему излишняя стыдливость? Лучше бы он меня обнял и поцеловал. Я заслужила. Впрочем, Жан ведь не знал, на какой серьезный шаг я только что решилась. Чтобы помочь Зельде с переездом, мне придется не ехать с Шарлем на торжественное открытие благотворительного фонда…

Когда я объявила мужу о том, что у меня изменились планы, он пришел в дикую ярость.

— Ты станешь таскать коробки какой-то чужой нищей девчонки вместо того, чтоб присутствовать на торжественной церемонии?! Это твое уважение и благодарность? Даже его святейшество, архиепископ, почтит своим присутствием… А ты не снизойдешь?! Моя супруга вообразила себя невесть кем!

Я поступила благоразумно и не стала упоминать про Жана. Сказала, что это мое собственное решение.

— Звони ей немедленно, предупреди, что не сможешь помочь.

— Нет, не буду. У нее никогошеньки. Одной ей не справиться. Я не оставлю ее на произвол судьбы. Взаимопомощь — главный принцип «Мастерской». Это мой долг.

Шарль заскрежетал зубами.

— Пора прекратить эту дурацкую игру, она заходит слишком далеко!

Вновь тиран, эгоист, не терпящий возражений и отказа, подавлявший и пугавший меня целых двадцать лет, показал свое истинное лицо. Муж грубо сунул мне трубку в руки.

— Звони! Трижды я повторять не стану. Не умрет она, как-нибудь справится.

Три месяца назад я виновато опустила бы глаза и пролепетала:

— Конечно, дорогой, я все сейчас отменю. Ты прав, как всегда. Не знаю, что на меня нашло…

А он бы ответил, сразу повеселев:

— Глупышка, ты сначала делаешь, потом думаешь. Не пойму, то ли тебе ума не хватает, то ли упрямства многовато. В любом случае как хорошо, что у тебя есть разумный муж!

Но с тех пор я стала совсем другой. Я больше не жалкая дрожащая одиночка, у меня появились слушатели, которые меня уважают, появились друзья, появился Жан. Он один стоит тысячи Шарлей. И он ценит меня, а если верить Сильви (я ей свято верила!), не просто ценит, он меня любит! Отныне я не пустое место, я человек!

Я храбро выдержала уничижительный, ядовитый взгляд мужа. И вдруг на меня снизошло вдохновение, за плечами выросли крылья.

— Говоришь, не умрет, как-нибудь справится? Значит, я тоже не умру, тоже справлюсь. Спихну тебя с трона. Я требую развода, Шарль!

Он замер с открытым ртом и растерянно, недоуменно уставился на меня. Будто я заговорила на непонятном языке, будто смысл моих слов до него не дошел.

Я не на шутку испугалась собственной дерзости. Боже, за оскорбление его величества полагается неминучая казнь! Шарль в гневе способен на многое, мне ли не знать?! Сейчас разорется, набросится с кулаками, начнет бить посуду…

Сердце бешено колотилось. Я поспешила к мальчикам.

Оба сражались с виртуальными врагами и, по счастью, ничего не слышали. Иногда полезно отгородиться от внешнего мира.

Героическим усилием воли я подавила панику и спокойно попросила их поехать со мной. Они, как ни странно, согласились без возражений. Я взяла сумку, ключи от машины, направилась к двери. К моему удивлению, Шарль даже не вышел из спальни.

— Все в порядке, мама? — спросил Тома, когда мы сели в машину. — Ты такая бледная! С папой поссорились?

— Нет, все в порядке, сынок. Мы должны помочь одной девушке переехать на новую квартиру.

Все в порядке, я просто потребовала развод у человека, для которого это — смертный грех. И он думает, как разделаться со мной, как отомстить. У меня от страха болит живот, рвота подступает, пульс зашкаливает, температура под сорок.

Так что все в порядке, сынок. Нет, правда, скоро все будет в порядке.

Боже! Я не влюблялась с семнадцати лет!