– Ну почему «кукурузник»? – изумлению Сикорского не было предела, – Это же «Илья Муромец»!
Молодой северянин, представившийся при встрече Эдуардом Петровичем Михайловским, презрительно сплюнул в сторону гордости молодого инженера, красовавшегося на взлётном поле Ходынского аэродрома.
– И вообще – что такое «кукурузник»? Кукуруза – заморское растение, в пищу скотом употребляемое. У нас его бессарабцы едят. Какое же отношение имеет сия культура к авиации?
Одетый в синюю форму непривычного покроя мужчина вновь презрительно сплюнул, затем нехотя пояснил:
– Этажерка с крыльями. Вот что такое ваш «Илья Муромец». Усы на лице конструктора прямо таки встопорщились от обиды:
– Вы – хам, юноша! У вас нет никакого уважения к русскому техническому гению! Это, чай, ПЕРВЫЙ В МИРЕ многомоторный самолёт! Ни у кого нет ничего подобного! Даже у вас! Техник едва сдержал смех:
– У нас – ТОЧНО нет!
Только тут Игорь Иванович спохватился – действительно, занесло. Северяне, по слухам, имеют на вооружении совсем невообразимые вещи. Он помнил то, что написал ему Пётр Нестеров под впечатлением первого прилёта мурманчан наизусть: Друг мой, ты не можешь себе представить всю мощь и величину металлического аэроплана величиной с хороший амбар…
– Стоп! Давайте не будем ссориться. Как я понимаю, молодой человек, вас откомандировали к нам в Санкт-Петербург для оказания помощи. Тогда – окажите нам её. Что, по-вашему, необходимо улучшить в первую очередь?
Техник Мурманского авиаотряда, выпускник Северо-Западного политеха, попавший на Север за год до переноса, почесал в затылке, затем вновь сплюнул, на что Сикорский едко осведомился:
– Вы, простите, верблюд, молодой человек? Или у вас нет понятий о культуре? Тот слегка покраснел, затем признался:
– Да нет… Тут пришлось керосинчику хлебнуть, вот и припалил слизистую, теперь всё время плююсь. Вы никогда бензин не пробовали? Вижу, что нет. Так вот керосин куда противнее и гаже…
– О, простите, ради Бога! Я-то подумал…
– Да, ничего.
Северянин махнул рукой. Затем вновь внимательно осмотрел сына «Русского Витязя» и достав из сумки, висящей на боку, большой блокнот, несколькими взмахами изобразил нечто, от чего у сына киевского врача перехватило дыхание. Впрочем, взгляд опытного инженера сразу нашёл основной недостаток конструкции.
– Прошу прощения, но ваш аэроплан нереален.
– Это почему же?
До глубины души изумился Эдуард, нарисовавший на листе всего-навсего «ТБ-3».
– Ну, как же? Вы проставили масштаб. Значит, если верить вашему эскизу – то размах крыльев, почти сорок саженей…
– Метров, прошу прощения. По-вашему – около двадцати саженей.
– Ну, даже половина… Ни растяжек. Ни коробки, ни стоек. Словом, просто не существует набора, способного удержать корпус такой величины. Крылья просто отвалятся под собственным весом!
– Какое дерево?! Техник был изумлён не меньше конструктора:
– Металл! Только металл, и только дюраль!
– Дюраль?
– В смысле – дюралюминий.
Как конструктор не вспоминал, ничего подобного он не слышал и не знал. Поэтому на всякий случай решил сознаться:
– Извините, господин Михайловский, а этот ваш «Дюрал» или «Дюрел», это что?
– Хм… Не подумал. А что у вас есть? Из чего вы свои этажерки строите?
– Из лесу, вестимо… Гордо ответствовал будущий создатель вертолёта…
С легкой подачи забугорных идеологов «холодной войны» деревянное самолетостроение стало символом «совковости» и отсталости. Однако хваленая люфтвафля со всеми ее мегаасами с умопомрачительными боевыми счетами боялась именно деревянных самолетов. «Знаем! Знаем!»– закричат читатели, – «Рус фанер! У-2, он же По-2!». Правильно. Но НЕ ТОЛЬКО У-2 (ПО-2). Был и забугорный деревянный самолет, для борьбы с которым немцы создавали специальные аваиаподразделения. Однако это им не помогло – потери среди самолетов данного типа были самыми минимальными в союзной авиации. Это деревянное английское чудо по имени «Москито» до самого конца войны оставалось кошмаром для ПВО Третьего Рейха.
Но на дворе 1913 год. До «Москито», даже до массового выпуска «У-2», как до Колымы пешком. Нужно начинать практически с нуля, хотя Россия является родиной не только авиации, но и слонов. Ибо, именно слонов, точнее сказать мамонтов и не хватало России для развития авиастроения. Причем здесь слоны? Точнее сказать, мамонты? Рассмотрим вопрос поподробнее. С точки зрения «Сделай сам». Что нужно для изготовления самолета типа «истребитель» средины 20-х годов 20-го века? А требуется достаточно много – от восьми до десяти кубометров необработанной сосновой древесины, либо от четырех до пяти кубометров обработанной. Также требуется полтора кубометра ясеня, из которого изготавливают гнутые части набора самолета. Еще нужно семьдесят пять квадратных метров фанеры толщиной от двух с половиной до трех миллиметров. Дальше идет железо – стальные трубы разного диаметра от семи до семидесяти пяти мэмэ. Таких труб нужно примерно восемьдесят метров. Еще нужно примерно десять пудов стали разных сортов, тридцать килограммов стальной проволоки разного диаметра, полкилометра стальных тросов, десять пудов листовой меди, сто квадратных метров полотна, десять пудов лака и краски, а также шурупы, болты, заклепки, фибра, резина и прочая прочая.
Больше всего, как мы видим, требуется древесины. На вскидку получается, что сделанный из такого количества дерева самолет должен весить как танк Т-34 – однако это не так. Большая часть древесины идет в отходы. И это при том, что не всякий лес подходит для авиастроения. Древесина должна быть без признаков загнивания и червоточины, с нормальной равномерной окраской, равномернослойной, прямослойной, без свилеватости и значительной смолистости (для сосны). Помимо сосны и ясеня применяются также ель, бук, береза, орех, липа, красное дерево, спру с, орегон-пайн, кедр и лиственница. От древесины требуется способность выдерживать определенные нагрузки на изгиб и сжатие, для чего отобранные образцы подвергают механическим и динамическим испытаниям. Однако основная масса древесины – это все же сосна. Заготовка ее производится в виде толстого лафета. В средней части лафета, которая отбрасывается, находится сердцевина и зона сучков. Из оставшейся части выпиливаются бруски. Иногда применяется склейка деталей, но ключевые детали, такие как лонжероны, изготавливаются из цельных брусков длиной примерно в пять метров. Дерево твердых пород – ясень, дуб, орех и др. применяется для изготовления винтов и лыж. С ними все гораздо проще, ибо там требуются доски небольшой толщины – от двух до семи сантиметров.
«Все это хорошо» – скажет читатель, – «Но причем здесь нехватка мамонтов? Пошел в лес, да напилил». Да, напилил. На один самолет можно напилить. И даже на тысячу. Но чем вывозить из леса напиленную древесину? Ведь сплавлять ее по реке нельзя! При сплаве по реке внутрь древесины попадают микробы и грибки от чего она начинает гнить и становится непригодной для авиастроения. Вывозить авиационный лес нужно только сухопутным путем. Железная дорога? Да. Но ее еще нужно проложить. И не просто проложить, а оборудовать станциями для заправки паровозов водой и бункеровки углем. И эффективность данной дороги будет недолгой – очень быстро весь лес вокруг нее вырубят, и опять возникнет вопрос – чем транспортировать эту самую древесину от мест вырубки к железной дороге. Трактора и лесовозы? Их практически нет – на дворе 1913 год, место действия – Россия. Основной вид грузового транспорта конные подводы. Но лошадь – не мамонт – много не потянет, и лошадей нужно много. Очень много. Кроме того, лошадей нужно содержать – кормить, поить, отогревать зимой – то есть нужны капитальные конюшни. А вот с мамонтами проще – они – шерстяные и могут спать на снегу, добывать корм из под снега, и для них не нужно расчищать от снега дорогу. И еще они гораздо сильнее лошадей – могут бревна даже в хоботе перетаскивать. Но вот мамонтов-то и нет! Кто ж знал, что они потребуются для заготовки леса!
А еще нужны те, кто этот самый лес рубит в лесу. Те самые мужественные парни, которые не носят зеленое трико и зовутся лесорубами. Если кто-то думает, что здесь можно применить метод Солженицина – арестовать пицот мильенов, вручить им топоры и отправить валить лес и все будет тип-топ – то такой человек заблуждается. Сложность и опасность профессии лесоруба воспета в книжке «Волшебник Изумрудного города». Один из ее героев – Железный дровосек – шесть раз грубо нарушал технику безопасности при рубке деревьев, в результате чего, все его части тела, включая голову, были заменены протезами. И что он просил у Гудвина? Ему бы, как Страшиле, поклянчить у Гудвина мозги – а он, идиот, попросил у Гудвина горячее сердце! Но жизнь, как известно – не сказка, и не наркотический бред, именуемый «архипелагом ГУЛАГом». Можно нагнать уйму народу, но толку от этих горе-лесорубов не будет никакого. Только в воспаленном мозгу психически больного человека могла родиться мысль, что «весь мир идет на меня войной», что все, начиная от Сталина, и, заканчивая десятником в лагере, ополчились на несчастного заключенного-«врага народа», и все мечтают о том, как этого «врага народа» прикончить. Фигня! Тому же десятнику гораздо важнее план, за невыполнение которого его самого могут записать во «враги народа». А что нужно для выполнения плана? Для выполнения плана нужна правильная организация труда. А это означает, что деревья рубят те, кто их умеет рубить. Остальные, имеющие меньший опыт, выполняют менее ответственную работу – рубят сучья, таскают термосы с пищей для работающей смены и т.д. Все же ужасы про пицот мильенов замученных в гулагах – страшилки из разряда «про черного черного человека в черной черной комнате». И опровергаются эти страшилки очень просто – отсутствием вышеуказанного количества могил. Все места расположения гулаговских лагерей известны, однако за годы перестройки ни одного памятника мильенам замученных так и не открыто по причине того, что смертность заключенных в данных лагерях не превышала смертности той же возрастной группы в советском государстве. А поскольку сидели в основном те, кому от 20 до 50 – то и смертность была невысока. А если смертность низкая, то и кладбище по размерам убогое.
Если кто-то считает, что мы ушли от темы, то он заблуждается! Кто обучал рубке леса узников Гулага? Те, кто рубил лес еще при царском режиме. И рубили деревья теми же топорами и пилили теми же пилами. И организация труда была той же. Все изменилось только с промышленным развитием СССР, когда и тракторов стало хватать, и бензопилы стали выпускать в достаточном количестве. А также специализированные лесовозы. Но пока на дворе 1913 год. России нужна древесина. Много древесины. Разного качества. Древесины, которая добывается ручным трудом. То есть нужны руки, которые эту самую древесину будут добывать. Причем добывать экономически рентабельную древесину. Как добиться рентабельности? Очень просто! Заменить ссылку – исправительно-трудовыми работами. Ведь что такое ссылка? Ссылка – это всего лишь изоляция человека от городской среды обитания. Горожанина ссылают жить в отдаленную деревню. И нет никакой разницы – в Сибири эта деревня или в Архангельской губернии. Человек живет в деревне ЗА ГОСУДАРСТВЕННЫЙ СЧЕТ под охраной жандарма. Он может писать мемуары, ходить по лесу по грибы и ягоды, ловить рыбу – и все это за счет государства! По своей сути ссылка – это бесплатный санаторий с длительным сроком отдыха.
И вот теперь, от северян поступило предложение – заставить ссыльных трудиться. На том же лесоповале – пускай хоть сучья научатся рубить – все ж какая польза будет! Разумеется, это маленькое изменение в законодательстве Российской Империи вызвало бурю негодования. Как же так! Помазанник БОЖИЙ стал на путь богомерзкого дарвинизма и считает, что не бог создал человека, а труд … из обезьяны! Слова оппонентов о том, что человек должен добывать хлеб насущный в поте лица своего, ни на кого из кричащих эффекта не возымели. Разумеется, как это водится, во всех бедах обвинили несчастных евреев. Это они евреи виноваты! В чем? В том, что государь обратился к дарвинизму! К несчастью для дискутирующих, в дело вмешались северяне. Первыми нанесли удар идеологи ЦК КПСС, вспомнив, что одним из штампов «холодной войны» применявшейся в борьбе с Западом, и государством Израиль была цитата из Корана о том, «обезьяны произошли от евреев, которые не почитали субботу». Данный тезис опубликованный в петербургской прессе донельзя запутал ситуацию с вопросом дарвинизма и чаяний Государя, который…А где собственно говоря те обезьяны, которых он хочет перевоспитать? Или речь идет о евреях, которые его купили, и которые…Чего хотят эти самые евреи, которые во всем и всегда виноваты? Стать обезьянами? Стать людьми, минуя обезьянью фазу? И причем здесь русские, если речь идет о желании евреев трудиться?
Евреи-евреями, а среди тех, кого накрыла волна арестов за антигосударственную деятельность, неевреев было гораздо больше. В чем, разумеется, тоже виноваты евреи. Ибо они…Так или иначе, до полемика в прессе быстро прекратилась, по причине убыли значительного количества демагогов в места не столь отдаленные. Ассортимент столичных газет несколько поуменьшился, но недостаток наименований был перекрыт увеличением тиража правительственных изданий, что позволило удержать объем ежедневно выпускаемой эрзац-туалетной бумаги на том же уровне.
Впрочем, наивно было бы считать, что с увеличением числа лесорубов у России тут же все стало тип-топ в плане авиационного леса и прочей древесины. Реальная жизнь, она ведь на порядок сложнее «Архипелага Гулага»! Лес нужно срубить, лес нужно вывезти, лес нужно высушить, лес нужно обработать. Изменение графика работы железных дорог, строительство хранилищ, лесопильных мастерских и заводов и прочая-прочая-прочая. Все только-только начиналось.
– Рота! Равняйсь! Сми-РНА!
Пожилой мичман впечатал руку в обрез фуражки. Сто пятьдесят мальчишек послушно выпятили ещё не сформировавшиеся плечи, надули щёки, старясь казаться значительнее и вытаращили глаза на заполоскавшийся на флагштоке флаг. Зазвенела в воздухе медь надраенных до блеска тарелок, гулко бухнул бубинг, пропела труба.
– Рота! Вольно! Нале-ВО! В столовую – бегом, МАРШ!
В тот же миг раздался топот множества ботинок. Соблюдая строй, пацаны трусцой порысили в находящееся чуть поодаль от плаца одноэтажное здание. На входе каждый сдёргивал с головы бескозырку и повинуясь командам дежурного занимал место за одним из длинных столов. Когда все уселись, мичман, командовавший учебной ротой, окинул едоков зорким взглядом, затем подал команду:
– К приёму пищи – приступить!
Зазвенели ложки по алюминиевым мискам. Продрогшие на осеннем ветру мальчишки уписывали сытный завтрак за обе щёки. Мичман расхаживал между столов и поглядывал на часы. Наконец, рявкнул:
– Выходи строиться!..
Занятия продолжались до обеда. Потом был адмиральский час, после которого все вновь оказались в учебном корпусе. На этот раз вместо теории шло изучение технических дисциплин. Каждый взвод, на которые была разбита рота, занял своё место возле одного из учебных бронетранспортёров и жадно внимал преподавателю… Затем – ужин, и, наконец, долгожданное личное время. Пятеро из мальчишек уединились в сушилке, устроились возле пышущей жаром батареи во всю стену.
– Блин, Профессору повезло. Он куда то в спецчасти попал.
– Не то, что мы – во флот.
– Бери выше – не флот, а морскую пехоту! Так что, орлы, где наша не пропадала…
Лето пролетело быстро. А уже ближе к осени, почти в самом конце августа неожиданно все деревенские мальчишки получили повестки в военкомат – их призывали на службу… такое решение Обкома было шоком для многих и многих: забрить в армию или флот мальчишек, начиная с четырнадцати лет! Да что же это делается на белом свете? По полуострову прокатилась волна протестов, впрочем, очень быстро улёгшаяся после телевизионного выступления Генсека Птицына. Ребят НЕ ЗАБИРАЛИ на службу. Это было кое-что другое, с чем ещё родители не сталкивались. Мальчишки шли в ВОЕНИЗИРОВАННЫЕ УЧИЛИЩА. Впрочем, в реальности это больше всего напоминало настоящие царские кадетские и юнкерские заведения, либо – суворовские и нахимовские советских времён. Наряду с обычными общеобразовательными дисциплинами ребятам преподавали полный курс молодого бойца, либо матроса, плюс обучение гражданской специальности. Набор и распределение абитуриентов проводился на основании решения приписной комиссии и результатов учёбы в школе. Кто поумнее, пятёрки и четвёрки в табеле – те попадали в закрытые учебные школы.. сформированные на базе Техникума механизации и учёта, а так же Педагогического Института и обеих мурманских мореходок. Но большинство попадали в обычные, если можно так сказать, ПТУ. Все без исключения, кроме самых слепых и никчёмных обучались на трактористов и шоферов, помимо основной специальности. Так что, поворчав, родители успокоились, тем более, что мальчишки исправно приезжали домой на выходные, и, по слухам, их должны были отпускать ещё и на каникулы, как раньше в школах. К тому же в зиму Мурманская Социалистическая Республика вступала уверенно. Визит делегации Российского Императора оказался очень успешным: на полуостров хлынуло рекой мясо, зерно, нефть, уголь. Ударными темпами строилась железная дорога до Петербурга. Товарищ Птицын, не мудрствуя лукаво, решил провести её по старому месту. То есть там, где она пролегала в его реальности при СССР. Вся документация, естественно, с описанием грунтов, погодных параметров и прочего необходимого, включая геодезическую съёмку, естественно нашлась в Управлении Октябрьской железной дороги. Одновременно с железной дорогой строилась и мощнейшая линия электропередачи. Кольская атомная лишилась целой кучи потребителей, а поскольку мощностей было с запасом, то решено было продать часть энергии господину Романову. Ещё одна статья дохода Республики. А уж северная рыба появилась не только на столах господ, но и простые семьи смогли себе позволить настоящий копчёный северный палтус и нежную сёмгу. Но самое интересное творилось за кулисами официальных поставок: все многочисленные военные заводы, расположенные на Полуострове ударными темпами изготовляли двигатели внутреннего сгорания. Самых разных модификаций и типов. Начиная от мотоциклетных и заканчивая классической авиационной «звездой» применявшейся на «Ан-2». Для производства более сложных движков нужно было освоить самые простые. Освоить самим и научить этому «местных», Поэтому уже к Новому, 1914-ому Году Его Императорское Величество объявил о строительстве новых Автомобильных заводов в Нижнем Новгороде, Москве, Ярославле и Симбирске где на конвейер готовились запустить автомобили «будущего» … * * *
В Зимнем Дворце готовились к новогоднему балу. В этот раз мероприятие было особенным: впервые на Императорском Балу должны были присутствовать особые гости – учащиеся военного заведения Мурманской Социалистической Республики. К потере Кольского Полуострова, а ничем иным появление столь мощного общественного образования быть не могло. Николай Александрович Романов отнёсся философски спокойно. Зачем ему столь дикий край? Как его осваивать и заселить? Разу уж там вдруг с того, ни с сего появились обитатели – пусть и живут. Говорят – по-русски. Пишут – на русском языке, только вот алфавит у них какой-то усечённый. Да и техника и прочее – на высоте. Неплохо бы, конечно, взять Аликс и семью, да съездить с визитом в гости. Да и медицина, по слухам, там на высоте. Может, чем цесаревичу помогут… Во всяком случае, что Дурново, что Бонч-Бруевич, что Эссен взахлёб рассказывали невероятные, просто сказочные вещи! И про огромные металлические аэропланы, про невообразимых размеров океанские корабли и суда подводного плавания. Да и привезённые ими образцы стрелкового оружия, в качестве личного подарка Его Императорскому Величеству впечатляли. Скажем, тот же пулемёт воздушного охлаждения под стандартный трёхлинейный патрон «мосинки» – вес – двенадцать килограмм. Забросил на плечо и понёс. Ни воды, ни громоздкого станка. Где захотел, пристроил, где нужно – замаскировался. А их небольшая автоматическая винтовка под интересный патрон? Тридцать штук в магазине, стреляет – словно взбесившаяся. Но ровно, и далеко. А главное – безотказно. Жаль только, что лучшие светила развели руками и с горечью констатировали, что при нынешнем развитии техники повторить сии экземпляры невозможно. Ну и ладно. Главное, что душка Владимир Николаевич пообещал, что в случае чего – его Республика на защиту Отечества станет грудью…. Главное – их не трогать и не мешать. Да и Глава Жандармского Управления хвалит их КГБэшников. Приехали умные грамотные офицеры. Спокойные. Выдержанные. Пусть немного в субординации не разбираются. Попросили с особой нескольких жандармов, знающих бакинскую обстановку. Пробыли всего месяц. Что и как там делали – неясно. Но уже в первую неделю легли Государю на стол необыкновенно чёткие фотографии главных смутьянов. А когда с помощью удивительно маленького аппарата ещё и разговоры их дали прослушать – всё ясно стало. Саботаж. Причём не со стороны рабочих, как ожидать стоило того, а владельцев и собственников. Чего уж совсем непонятно… Впрочем, понятно. Прибыли старались сохранить. А что Империя Российская в тяжёлом положении оказалась по их вине – наплевать. Посему пришлось прибегнуть к крайним мерам. Тем более, что ни Нобелей, ни Ротшильдов никто больше не видел. Нобели по горячую руку северян попались, когда те штурмовали Швецию и Норвегию. А Ротшильды так и сгинули в огне Апокалипсиса, устроенного теми же мурманчанами. Впрочем, много кто исчез: Вартбурги, Парвусы, Морганы…
Идея «отпустить» Польшу поначалу испугала, но тут неожиданно вмешались Великие Князья. Вмешались, после того как Дурново представил справку о том, сколько в эту Польшу вложили денег – напрямую и косвенно. Цифра завораживала. Точнее сказать вызывала ужас, особенно разозлило, что большая часть денег в итоге через польских банкиров утекла за границу. Получалось, что Россия не только поляков кормила, но еще и Австро-Венгрию и некоторые другие государства Европы. А в итоге – как был очаг смуты – так и остался. Впрочем, отпускать то собирались не сразу – «ощипав» слегка, да и на политическом небосклоне можно было блеснуть. «Николай-миротворец»! Если так пойдет, то и забудут, что когда-то называли «Николаем Кровавым».
* * *
Капельмейстер оглянулся, и, поймав взгляд распорядителя, взмахнул палочкой слоновой кости:
– Мазурка!
Под сводами Зимнего Дворца грянула музыка военного оркестра. Юнкера подхватили юных дам, институток старших курсов Смольного и пары чинно выстроились в танце, исполняя незамысловатые па. Только группа юношей в незнакомых зелёного и чёрного цвета мундирах сиротливо жалась у стены.
– Да, форма у них шикарная. Аксельбанты одни чего стоят…
– Не кисло! Одно слово – юнкера. А мы…
– Что – мы? Мы, между прочим, элита МСР! Не каждый к нам попадёт, сами знаете. Да любой из нас юнкеру сто очков вперёд даст!
– Без базара, народ! Ой!
К ним приблизился невысокий, среднего роста военный в полковничьем мундире, слегка склонил голову в приветствии. За его спиной колыхалась многочисленная свита.
– Господа… курсанты, рад приветствовать вас на моём новогоднем балу. Почему же вы не танцуете? Дамы очень вами интересуются.
Вперёд вытолкнули одного, самого рослого, в зелёном мундире. Курсант склонил голову в ответном поклоне, затем щёлкнул каблуками:
– Старшина учебной роты Николенко, Ваше Императорское Величество. Мы просто ещё не привыкли к обстановке, Ваше Императорское Величество. Сейчас осмотримся, и начнём веселиться, с вашего позволения. Николай благосклонно кивнул головой:
– Отдыхайте, господа, отдыхайте, веселитесь, развлекайтесь. Всегда рад видеть вас во Дворце. Затем проследовал в сопровождении свиты дальше…
– Уф, пронесло! Ну, Профессор!..
– Слышь, народ, а придётся… От нас ведь не отстанут.
– Угу… Уныло протянул кто-то. В это время распорядитель Бала громко произнёс:
– Дамы ангажируют кавалеров! «Белый танец», господа! «Белый Танец»!
– Ну, всё, народ… Амбец нам…
Перед курсантом, носящим прозвище «Профессор» возникла невысокая стройная девушка в белом бальном платье белого цвета, слегка присела в полупоклоне:
– Вы позволите?
Курсант густо покраснел, багровея, словно в мультиках, потом спохватился и вновь щёлкнул каблуками начищенных до синевы сапог:
– Старшина Николенко, к вашим услугам, мадемуазель!
– Княжна Волконская, господин старшина…
Она несмело подала руку юноше, тот в ответ взял её своей, и они шагнули в круг. Грянул вальс. На сердце парня отлегло – всё же, как раз этот танец их обучили танцевать в спецшколе. Другое дело кадриль или проклятая мазурка! Сколько не искали, учителей не нашлось. Зато выучили полонез, а его, оказывается, уже и здесь не танцуют… Мать! Александр выругался про себя, тщательно отсчитывая такт, и изо всех сил стараясь не наступить партнёрше на обутые в лёгкие атласные туфли юфтевым армейским сапогом…
– А как ваше имя, старшина? Не называть же мне вас всё время по званию? На парня снизу смотрели огромные зелёные глаза.
– Александр, Ваша Светлость.
– Фу, какой вы! Лучше зовите меня Катериной.
– Екатериной?
– Нет, Катериной. А лучше – Катрин.
– Радистка Кэт… Глаза стали ещё больше:
– Радистка… Кэт? А это что такое? Нечто на британский манер? У вас больше в ходу английская мода, чем французская? Как интересно! А что такое – радистка?
– Ну… Катерина, а танец уже кончился.
– Ой!
Девушка густо покраснела, вырвала свою руку из его и присела опять в полупоклоне, благодаря партнёра. Проводив даму к подругам, Сашка вернулся к своим, отдуваясь – вроде получилось. Друзья встретили его бурно, хлопая по плечам и спине:
– Ну, молоток! Не подкачал! Как она? Э?
– Как-как… Проворчал багровый от смущения юноша:
– Да такая же, как и наши. Только вот рёбра больно жёсткие. Как неживые. Один из курсантов рассмеялся:
– Ну, ты, Профессор! У неё же корсет!
– Точно!.. Румянец на щеках стал совсем багровым…
– Э, Профессор! Она к тебе опять идёт!
– Да ну…
Парень обернулся – точно! В сопровождении целой стаи подруг к нему двигалась Катерина Волконская. Он невольно почесал коротко стриженый затылок:
– Ну, народ, кажись, сейчас всем достанется… * * *
В коридоре гостиницы «Англетэр» на этаже, выделенном гостям с Севера, ещё никогда не было такого веселья: гремел поставленный возле печки на тумбочку старенький, но верный «Романтик». На сдвинутых в длинный ряд столах красовались множество закусок и винных бутылок, благо северный рубль имел хождение по миру наряду с императорским российским и даже по тому же курсу. Так что, скинувшись, господа курсанты заслали посыльного из гостиницы за покупками, и теперь, вернувшись с Бала в Зимнем, готовились к празднованию Нового Года. Благо, куратор группы укатил встречать праздник в знаменитый «ЯрЪ», куда его пригласил кто-то из встречающих. Так что мальчишки остались одни, и деятельно собирались отметить праздник. Тончайшие ломтики розовой ветчины, тающие во рту прозрачные кусочки сыра, виноград, яблоки, даже – мандарины и апельсины. Водку и коньяк решили не брать единогласно. Согласились обойтись вином, поскольку утром намечалась обширная программа экскурсий и визитов, так что… Так, по паре бокалов крымского вина… Ударили висящие на этаже часы, и все закричали друг другу:
– С Новым Годом» С Новым Счастьем!
Зазвенели бокалы, в которых играло пузырьками настоящее Голицинское шампанское. Все дружно отсчитывали глотки с каждым ударом ходиков.
– Десять! Одиннадцать! Двенадцать! Ура!
Дружный хор молодых голосов разнёсся по полупустой гостинице. В двустворчатые двери просунулась прилизанная голова, расчёсанная на прямой пробор, умоляюще произнесла:
– Господа, умоляю! Чуточку потише!
Больше она ничего произнести не успела, оказавшись в железном захвате: подскочившие к двери хмельные мальчишки ухватили дежурного, разжали ему рот и насильно влили внутрь полбутылки натурального спирта, прихваченного специально на всякий случай. Как ни сопротивлялся половой, но… Северяне и спирт оказались сильнее. Едва он прожевал втиснутый ему в качестве закуски томат, как вырубился. С шутками его подхватили за руки и вынесли за пределы коридора. А чтобы веселиться не мешал! Тем временем друзья разлили вновь вино по бокалам. Снова короткий тост, снова дружное чавканье. Кто-то притащил гитару, магнитофон пока выключили, для экономии батареек. Невысокий черноволосый юноша устроился поудобней, взял на пробу пару аккордов, чуть подстроил инструмент, и по коридору разнеслось:
Во французской стороне, на чужой планете Предстоит учиться мне, в университете, До чего тоскую я, не сказать словами Плачьте же милые друзья, горькими слезами На прощание пожмём, мы друг другу руки И покинет отчий дом, мученик науки… Вот стою, держу весло, через миг отчалю Сердце бедное свело, грустью и печалью…
Внезапно песня оборвалась, собравшиеся возле певца курсанты недовольно загудели, но тот вместо объяснения или продолжения указал пальцем на дверь. Все обернулись и замерли – створки были раскрыты, а в проёме толпилась целая куча девушек, которые были с ними на Императорском Балу. Княжна Волконская протиснулась вперёд и, сбросив аккуратную польскую шапочку со светлых волос, задорно произнесла:
– Мальчики, вы нам не рады? Мы тут проезжали мимо, и услышали, как вы поёте. Вот, решили заглянуть на огонёк. Принимаете гостей?..
Курсанты восторженно заревели – разгорячённым орлам как раз и не хватало женского пола. Юноши уже дошли до стадии «любви», и явление симпатичных внешне, с затянутыми в «рюмочку» талиями девушек вызвало взрыв эмоций, сравнимый с извержением Везувия. Сашка решился первый:
– Прошу к нашему шалашу!
Очень осторожно открыл очередную бутылку шампанского, аккуратно разломил пайковую «Алёнку» на дольки. Затем так же тщательно, как всё всегда делал в жизни, налил вино в высокие, привычно поющие хрусталём, тонкие бокалы. Взял оба, один протянул заводиле среди девчонок, Катерине Волконской, которую выхватил взглядом мгновенно. Чем-то она ему понравилась. Может, своей дерзостью и напором, а может, красотой…
Девушка напоминала ему картину одного художника, виденную в журнале «Сельская Молодёжь». Такие же огромные синие глаза, толстая длинная коса…
– Ну, за знакомство!
Сделал глоток вина первым и чуть не ахнул в голос – вкус был поразительным! Он не имел ничего общего с «Советским сладким», а тем более – с «Брютом». Слегка вяжущий, терпкий, но удивительно прекрасный вкус. Радистка Кэт тоже отпила, ухватила кусочек шоколадки, от наслаждения и удивления закрыла на мгновение глаза. Расхрабрившись, Профессор спросил:
– Потанцуем?
– А? Конечно!
Вновь заработал магнитофон, вознося по холлу мелодию группы «Лейся, Песня»:
– Этот день мог промчаться, кануть в омуте дел. Ты вошла так случайно, ты вошла в этот день. Объяснить невозможно, знаю только одно: Стало очень тревожно, стало очень светло…
Наконец мелодия кончилась, и Александр нехотя разжал объятия, подвёл Волконскую к столу. Блеснув этикетом, выдвинул стул, усадил даму. Катерина, краснея, видимо, с непривычки к такому вот интиму, ибо Профессор сгрёб её в охапку на северный манер, машинально взяла стоящий возле неё стакан с прозрачной жидкостью и сделала большой глоток… Когда из глаз девушки брызнули слёзы, и она стала хватать жадно воздух открытым ртом, Сашка сообразил, что она вместо воды выпила «Северное сияние» – пятьдесят на пятьдесят: водка и шампанское. Кто-то из ребят, заявив, что с водяры его не тащит, намешал коктейль заранее… Прокашлявшись, Катерина чуть не расплакалась:
– Как вы пьёте эту гадость?!
– Легко, мадмуазель.
Отступать некуда – позади, нет, не Москва и не Питер – Мурманск. «Хх-у!» Резкий выдох, и буль-буль-буль…
…Пробуждение было ужасным – над койкой навис бледный, с выступившей испариной на носу картошкой, куратор Петренко. Профессора он просто выдернул за ногу из койки:
– Товарищ капитан третьего ранга…
– Б…..! Ё…..! ТВОЮ ….МАТЬ! О…Л, ЧТО-ЛИ, СОВСЕМ?!!!
Профессор помотал тяжёлой после намешанного и выпитого, головой, попытался подняться. Это ему удалось. Куратор прошипел на ухо:
– Сорок секунд – жду в коридоре!
– Есть!
Торопливо напялил на себя форму, повернулся к кровати, чтобы взять с венского шкафчика часы и охнул – в его койке спала Радистка Кэт…
– Мама родная…
В этот момент девушка вдруг заворочалась, что-то простонала, повернулась на бок – одеяло сползло, обнажив острую, ещё детскую грудь. Сашка схватился за голову:
– ПИСЕЦ…