Работа Ульфа Тоомсваре представляет особый интерес прежде всего потому, что написана человеком, не связанным эмоциональной памятью с трагическими событиями середины XX века. В прошлом его страны не было ни обманчивых надежд на всепобеждающую мощь фашистской армии, ни безутешной скорби по поводу гибели близких и родных, ни унизительной необходимости расплачиваться за грехи поколения отцов.

Это положение позволяет автору объективистски рассматривать события, произошедшие несколько десятков лет назад, как мы могли бы рассматривать историю Ашшурбанипала или борьбу неандертальцев с кроманьонцами.

Обычно такой объективистский подход чреват всепрощенчеством, отсутствием оценки анализируемого явления. В случае У. Тоомсваре этого не происходит. Мощный заряд здравого смысла и прочной морали оберегает работу ученого от сухой констатации событийной последовательности. Он не беспристрастен в описаниях и не пытается взирать на судьбы своих персонажей с «олимпийских высот». Более того, он настолько привержен западноевропейской культуре, что во многих случаях становится в позу следователя, прокурора и даже судьи. При этом в качестве «судебного кодекса» он использует нормы, выработанные человечеством к концу XX века.

Думается, что это не совсем правомерно.

У. Тоомсваре неоднократно использует понятие «охлоса» (толпы) для характеристики определенной части народа, которая «есть всегда, о которой не любят вспоминать демократы и на которую опираются все политические мерзавцы». Но в разные времена доля этой части в разных народах отнюдь не одинакова. Охлос оказывает самое непосредственное влияние на общий этический фон всего населения. Оно может усиливаться, создавая среду для развития идей «пещерного нацизма», или ослабляться, позволяя народу выработать стойкий иммунитет против нравственного падения. Однако численность «охлоса» не зависит напрямую от политики государства или культурного уровня национальной интеллигенции. Другими словами, моральные нормы, выработанные конкретным народом в конкретную эпоху (при активном или пассивном участии «охлоса»), в силу обратного действия сами обусловливают поведение не только всего народа, но также и им порожденного «охлоса». Судить же это поведение по моральным нормам других народов юридически некорректно.

В работе «Стратеги Третьего рейха» широко используется типология военачальников П. Эмерсона. Автор упоминает, что она «еще не получила всеобщего признания», но даже не пытается объяснить — почему. Думается, что на этом вопросе следует остановиться подробнее.

Поль Эмерсон основывает свою типологию на таких четырех факторах военачальников, как их активность-пассивность, самостоятельность-подчиненность, экстравертность-интровертность, альтруизм-эгоизм, которые, по мнению многих психологов, являются врожденными качествами.

Но, во-первых, Эмерсон трактует эти показатели довольно свободно. Так, показатель фактора активности он определяет длительностью колебаний в период приема решения. Такой подход правомочен, поскольку подобные колебания действительно связаны с фактором активности. Но связь эта не прямая, а косвенная. Длительность принятия решения может более непосредственно корригировать с лабильностью мышления, со сложностью конкретной обстановки и массой других посторонних обстоятельств.

Показатель самостоятельности определяется готовностью нарушить приказ вышестоящего начальника. Решение остроумное, но вряд ли оно может служить критерием для оценки ситуаций, когда полученный приказ абсурден, аморален или невыполним.

Во-вторых, типология П. Эмерсона зачастую не соблюдает всеобщности и постоянства того или иного фактора. Так, кроме упомянутых экстравертности-интровертности и альтруизма-эгоизма автором используются еще шесть дополнительных показателей (верность идее, филантропия, агрессивность и т. д.). Причем в одних случаях для определения типа военачальника используются одни факторы, в других — совершенно иные.

Кроме того, в одних случаях, скажем, под филантропией подразумевается снисходительность или активная защита интересов подчиненных, в других — защита лиц, включенных в действия не по своей воле (например, населения).

Таким образом, тот или иной дополнительный фактор не соотносится со всеми рассматриваемыми типами и, что совсем непростительно, не всегда имеет одно и то же наполнение и значение.

Все это не только вызывает определенные возражения, но и подвергает сомнению всю типологию П. Эмерсона, как таковую. Возможно, она еще будет усовершенствована, доработана.

Однако следует отметить, что ее термины явочным порядком широко используются в работах военных историков. Психологу удалось выявить в истории вооруженных сил некоторые реально существующие личностные психосоциальные типы, которые в достаточной степени способны характеризовать описываемых военачальников. Научное обоснование имеющейся классификации личностных типов остается вопросом будущего. Однако отсутствие строгой разработки подобной типологии не является препятствием для использования разработанных психологом терминов в современных исторических работах по данной тематике, в том числе и в предлагаемой вниманию читателей книге Ульфа Тоомсваре.