К тому времени, как их самолет приземлился в Нью-Йорке, Корки постаралась укрепить свой дух перед испытанием, которое ее ожидало.

Она много думала в эти последние несколько недель. Крис проявил себя как надежный друг и страстный любовник. В его чувствах к Корки, казалось, не приходится сомневаться, но в то же время они и не подвергались никаким испытаниям.

Они по-прежнему жили в отдаленной местности штата Калифорния, где не происходило никаких из ряда вон выходящих событий.

Время от времени Корки отказывалась от намерения ехать в Нью-Йорк. Но единственным и последним аргументом было то, что Крис нуждался в ее поддержке. Ему не давала покоя мысль о предстоящей пресс-конференции и встрече со старыми знакомыми. В последнее время он даже стал плохо спать.

Крис мрачно смотрел в иллюминатор. Как всегда, когда он был расстроен, его голубые глаза приобретали более глубокий, темный оттенок.

Корки взяла его за руку.

— Не беспокойся, ты их всех заговоришь.

Он обернулся с улыбкой.

— Я очень рад, что ты со мной, малыш. Ты даже не можешь себе представить, как я рад.

Их встречал пожилой грузный мужчина по имени Фрэнк Алинсон, у которого в свое время учились Крис и Элинор.

Он крепко пожал руку Крису и пристально посмотрел на Корки.

— Я не предполагал, что ты привезешь с собой своего секретаря, — сказал он.

— Прошу извинения. — Крис постарался сгладить оплошность. — Это моя невеста, Камилла Коркоран.

Что ж, если ему так легче избежать ненужных объяснений по поводу ее присутствия здесь, то Корки была готова примириться с ролью невесты на те несколько дней, что они здесь пробудут.

Фрэнк поклонился ей вежливо, но без особой теплоты. Было ясно, что он не одобрял присутствия Корки в каком бы то ни было качестве. В течение всего дня ей приходилось видеть приподнятые в удивлении брови и пристальные, недоуменные взгляды, в которых ясно читался вопрос: как же он мог так быстро забыть Элинор? Ведь прошло меньше года со дня ее смерти!

Но кое-кто, в основном женщины, приняли Корки приветливо. И она поняла, что далеко не все были в восторге от миссис Шмидт. Особо благоприятное впечатление произвело на окружающих то обстоятельство, что Корки была знакома с Мартой Стоуфер, которая, очевидно, пользовалась здесь всеобщей любовью.

К концу дня Корки стало казаться, что она успела встретиться с половиной населения Нью-Йорка. Но им предстояло еще пройти через самое трудное испытание — открытие кафедры и пресс-конференцию.

Она была совершенно согласна с Крисом, который не хотел вытаскивать на свет все обстоятельства жизни с Элинор. Главное, что она заслужила добрую память о себе как ученый. А кроме того, нельзя позволить любопытным копаться в грязном белье семьи Шмидта. Потому Корки решила не обращать внимания на хмурые взгляды и холодные приветствия. Она понимала: все дело в том, что никто не знает правды.

Официальная часть торжества состояла из нескольких речей, в том числе и Криса, перед сотрудниками факультета и студентами-выпускниками.

Позже в соседнем зале должна была начаться пресс-конференция. Ожидалось большое число журналистов.

Будучи сама работником газеты, Корки лучше, чем кто-либо из присутствующих, понимала, что репортеров в основном интересует не научная деятельность Элинор или важность сделанных ею открытий в области антропологии. Их внимание больше привлекали обстоятельства смерти этой красивой женщины и, разумеется, личность ее неутешного вдовца. К тому же сам профессор Шмидт был всемирно известным ученым и эффектным мужчиной.

Вечером, накануне торжества, Корки и Крис обедали в обществе его знакомых, причем все присутствовавшие чувствовали себя довольно неуютно.

— Никогда не думал, что сохранять внешнее спокойствие так утомительно, — заметил Крис, когда они вернулись в гостиницу. — Он обхватил Корки и зарылся лицом в ее пушистые волосы. — Я не смог бы все это вынести без тебя.

В его словах слышались отголоски старой боли, которую он испытал, узнав об измене Элинор.

Их любовные игры в эту ночь были неторопливыми и нежными. Они скорее старались успокоить друг друга, а не зажечь, чем достигли более глубокого понимания друг друга. Их тела реагировали на взаимные ласки более чутко и откровенно.

Потом, лежа в объятиях Криса, Корки размышляла о будущем.

Суетная жизнь Нью-Йорка утомляла, но не пугала ее. Уверенности в себе придавало Корки то обстоятельство, что во всех отношениях она принадлежала самой себе.

Сейчас она действительно нужна Крису. Но это не может длиться вечно. Его потребности изменятся, как только он вернется к работе, и Корки вряд ли будет им соответствовать.

Хорошо, пусть Элинор не была для Криса идеальной женщиной, но ему нужен кто-то, кто был бы похож на Элинор первых лет их совместной жизни.

Корки с силой сжала кулаки. Нет, она не позволит себе потерять чувство реальности. Ей вполне достаточно того, что она пережила, порвав с Мэтом!

На следующий день, во время официальной части, Корки вдоволь поскучала. Все выступавшие говорили долго, пространно и даже несколько слезливо. И лишь речь Кристофера была, как всегда, краткой, яркой и сдержанной. Он благополучно обошел тему личных взаимоотношений с Элинор, отдав при этом должное ее научным достижениям. Корки оценила его деликатность и от души надеялась, что большинство присутствующих последовали ее примеру.

Крис держался спокойно, но Корки знала, какой ценой дается ему это спокойствие.

Затем настал черед пресс-конференции.

Телевизионные камеры замерли в ожидании. Корки отметила, что репортеры, сидящие в зале, выглядят гораздо более респектабельно, чем их коллеги из Калифорнии.

Фрэнк Алинсон открыл пресс-конференцию и предоставил слово Крису.

Весь зал замер в ожидании, когда Крис подошел к микрофону.

Репортеры подались вперед, сконцентрировав свое внимание на высокой фигуре в элегантной серой тройке, профессиональным нюхом почуяв обаяние незаурядной личности.

Операторы включили юпитеры.

— Тот, кто знал Элинор, очевидно, представляет себе, какой потерей для науки явилась ее смерть, — начал он. Мне предоставлена большая честь объявить об учреждении этой кафедры в память об известном и замечательном человеке — госпоже Шмидт.

Едва Крис закончил выступление, в воздух поднялся лес рук.

Первые несколько вопросов касались его работы и творческих планов.

Один из репортеров, как заметила Корки, изнывал в ожидании своей очереди. Наконец Крис указал рукой в его сторону, и тот немедленно вскочил.

— Господин Шмидт, кто будет сопровождать вас в очередной экспедиции? Прошел слух, что вы приехали сюда с невестой. Значит ли это, что вы уже нашли замену доктору Элинор Шмидт?

Бестактность этого вопроса была очевидна для всех, кроме того, кто его задал.

— Мои планы на этот счет пока еще не вполне определены, — ответил Крис. Корки оценила обтекаемость фразы.

Вечером у себя в номере они смотрели трансляцию пресс-конференции по телевизору. Сразу же после заключительной фразы Криса на экране появилась красавица Элинор, белокурая богиня в джинсах, рубашке и высоких черных сапогах до колен. На плече у нее висела сумка с фотокамерой.

В какой-то миг Корки вообразила, что Элинор жива, что где-то скрываясь, она приберегала свое появление в этот важный, решающий момент…

— Перед вами Элинор Шмидт за два месяца до своей трагической гибели, — прозвучал голос диктора. — Она дала интервью нашему корреспонденту, рассказав о своей жизни и работе.

Красавица на экране холодно улыбнулась.

— В течение этих лет не раз бывали моменты, когда мы не надеялись остаться в живых, но я никогда не жалела о решении посвятить свою жизнь антропологии. — Элинор глотала концы слов, словно ученица школы. — Эта наука поглощает ученого полностью. Для меня она стала смыслом жизни.

Крис щелкнул выключателем.

— Я должен был с большим вниманием отнестись к этому интервью, — пробормотал он. — Работа стала смыслом ее жизни, а брак, надо понимать, нет.

— Ты все еще чувствуешь горечь, ведь так? — спросила Корки.

Он поднял голову и удивленно посмотрел на нее.

— Ты считаешь? — Он помолчал минуту. — Я не задумывался над этим. Послушай, Корки, я не хочу, чтобы между нами что-то становилось. Обещаю тебе, я избавлюсь от этого эмоционального груза. Мы с тобой начнем все заново.

Она покачала головой.

— Мы ничего не начнем. Я буду очень рада вновь увидеть тебя, когда ты вернешься из Африки, но не могу поехать с тобой. Я совсем не гожусь для такой жизни. Я слишком люблю тебя, чтобы заставить вновь страдать.

— Увидим, — спокойно ответил он.

В последний день пребывания в Нью-Йорке они решили посмотреть шествие в честь Дня всех святых.

— Я никогда не видел шествия, — признался Крис, когда они вышли из такси, — но слышал, что это великолепное зрелище.

Узкие, изогнутые улочки были полны народа. Казалось, сам воздух наполнен бьющей через край энергией и весельем. Корки почувствовала, как и ее захватывает всеобщее воодушевление.

Она слышала о Гринвич Вилидж. Ее совершенно очаровало множество маленьких магазинчиков на любой вкус: новомодный бутик, а рядом — антикварный салон.

И еще там было множество ресторанчиков, где можно было отведать национальную кухню любой страны мира. От такого разнообразия у Корки закружилась голова.

Праздник опрокинул все сумрачные прогнозы. Корки ожидала, что это будет нечто авангардистское и эксцентричное. Ее собственные воспоминания о праздновании Дня всех святых были светлыми и радостными, и Корки не была уверена, что хочет увидеть всякие ужасающие образы или какую-нибудь фантасмагорию.

Крис, в свою очередь, был полон радостного ожидания, когда прокладывал путь среди зевак.

Что ж, она для Криса тоже не более чем праздник; может быть, долгожданный и радостный, но однажды заканчивающийся в преддверии будней. Ах, почему не произойдет что-нибудь такое, что отдалит их друг от друга?

Они остановились на перекрестке, где сходились вместе пять улиц, образуя нечто вроде звезды.

Возле них крутилась пара панков с пурпурными волосами, в кожаной, с бахромой одежде. Полная женщина, стоящая слева, щеголяла розовыми локонами.

Шествие началось пышным представлением, которое, к удивлению Корки, захватило ее с самого начала.

Тут были огромные передвижные платформы, гигантский Хампти-Дампти, множество оркестров, исполняющих все, от народной музыки до песен «Битлз».

Корки была так увлечена всем происходящим, что подхватывала все песни и мелодии.

— Никогда не встречал человека, который бы знал от начала до конца «Мой старый дом в Кентукки», — сказал Крис, и когда Корки пытливо взглянула на него, то увидела неподдельное восхищение в его глазах.

Она усмехнулась.

— Я могу не помнить таблицу умножения, но эту песню всегда очень любила.

За оркестром следовал восьмифутовый Микки Маус. Его сопровождала целая стайка маленьких мышат, которые весело прыгали вокруг него, размахивая хвостом.

— Посмотри, какие они милые! — крикнула Корки.

Всегда приятно ошибаться в лучшую сторону, подумала Корки. Все вокруг поют и танцуют. Почему она ожидала увидеть здесь какую-то мрачную экзотику? Везде люди как люди, будь то в Риме или Африке. Они собираются иногда вместе, чтобы повеселиться и отдохнуть.

Корки взяла Криса за руку и чуть сжала. Он повернулся, вопросительно глядя на нее.

Корки приподнялась на цыпочках так, чтобы ее губы коснулись его уха.

— Я люблю тебя, — прошептала она.

— Наконец-то! — И пока они наблюдали за проплывающим мимо них пиратским кораблем с флибустьерами на борту, Крис обхватил ее за талию, крепко прижав к себе.

За кораблем шла еще одна группа музыкантов, лихо наигрывая «Когда святые маршируют».

Подхваченная зажигательным ритмом, Корки громко запела, хлопая в ладоши в такт музыке. Глядя на нее, стоявшие вокруг тоже запели, заразившись ее энтузиазмом.

Корки, не успев сообразить, что делает, оказалась среди участников шествия, приветствовавших ее громкими одобрительными возгласами. Крис, весело смеясь, присоединился к ней.

Они шли вслед за музыкантами по узким улочкам, распевая и пританцовывая, с радостными улыбками на лице.

По пути к ним присоединилась молодая пара, затем двое мужчин среднего возраста в строгих костюмах пошли с ними рука об руку. Следующим в их шеренге было совершенно неописуемое создание, которое вполне можно было принять за инопланетянина.

Для Корки оказалось очень важным это ощущение сопричастности, и теперь она чувствовала себя совершенно счастливой. К тому же рядом был Крис, а с ним она везде будет как у себя дома.

— Для меня было очень непривычно оказаться в гуще подобного сумасшествия, — заметил Крис, когда они вернулись в отель, — но, должен сказать, я от души повеселился.

— Я тоже. — Корки скинула туфли и плюхнулась на кровать.

Он взял стул и сел к ней лицом.

— Но ты очень легко влилась в это действо. У тебя несомненный талант общения с людьми.

— Правда?

— По крайней мере, со мной. — Крис пересел на кровать и обнял ее за талию. — Я люблю тебя, Корки, и я принял решение.

— Какое? — Серьезный тон Криса захватил ее врасплох.

— Я не поеду в Африку. — Уголок его рта дернулся, затем он продолжил: — Меня приглашают читать лекции в Калифорнийском университете, и я собираюсь принять это предложение.

— А как же твоя работа? — Ее сердце замерло при мысли, что Крис готов пожертвовать столь многим, чтобы быть рядом с ней.

— А что хорошего, если тебя не будет со мной? — Он крепко прижал ее к себе, словно не хотел больше никогда отпускать.

— Я не могу принять от тебя такую жертву. — Корки слишком любила Криса, чтобы позволить ему стать опустошенным и несчастным.

— Это не жертва, Корки. — Его взгляд, казалось, проникал ей в душу. — Когда я сказал, что люблю тебя, то имел в виду, что хочу заботиться о тебе, хочу сделать тебя счастливой. Ты значишь для меня гораздо больше, чем работа.

И вдруг Корки начала смеяться. Крис растерянно посмотрел на нее.

— Что здесь смешного?

Она схватила его руки и прижала к груди, как некую драгоценность.

— О, Крис, сегодня там, во время шествия, я поняла, какой дурой была. Я все время придумывала какие-то глупые отговорки, все усложняла, смотрела и не видела, по-книжному воспринимая все происходящее. Но теперь все искусственные преграды рухнули, и я знаю лишь одно: я хочу быть с тобой, хочу ехать в Африку, в Арктику, к черту на кулички! Я хочу разделить твою жизнь.

— Разделить. — Он кивнул, обращаясь скорее к самому себе. — Хорошее слово.

— Это значит — быть вместе.

Их глаза встретились, и в них отразилась радость понимания.

— Мы будем вместе, — произнес он тихо, словно давая клятву. — Всю оставшуюся жизнь.

Он наклонил голову, и их губы слились в нежном поцелуе. Затем он оторвался на мгновение и посмотрел в глаза Корки, светившиеся любовью и счастьем. Слова были уже не нужны.