АЛИНА
Меня всю трясет, хватаюсь за горящую щеку, он с такой ненавистью на меня смотрит. Я сама не ожидала от себя, что ударю его, но себя трогать никому не позволю, никогда. Хватит, итак столько унижений вытерпела, больше никому не позволю себя трогать. Тим столько унижал… Тим. Где он, что он с ним сделал? К горлу подкатывает ком, я отодвигаюсь еще дальше, этот монстр сужает глаза.
— Только дернись отсюда хоть куда. Собакам скормлю и не пожалею. С тобой позже разберусь.
Разворачивается и выходит. Я остаюсь одна, меня всю трясет, прижимаю ладони к горящим щекам, сажусь на кровать и чувствую, как по щекам, текут слезы. Что со мной будет дальше? Нужно бежать, бежать… Он, правда, скормит меня собакам и ребенка. Прикладываю руку к животу. А нужен ли он мне? Зачем? Меня либо посадят, либо убьют. Как он будет расти без меня? Нужно делать аборт, нужно немедленно. Ложусь на кровать, поджимаю ноги, нет так нельзя, что я за монстр бесчеловечная… Нельзя так говорить про ребенка, детей убивать нельзя. Один аборт я уже сделала и сейчас судом забеременела, не смогу, хватит больше. Я должна родить, должна стать матерью. Ведь ребенок нужен в первую очередь женщине, она мать, надеюсь я никогда не стану такой матерью, как моя. Самый настоящий монстр, чудовище, сука… Ненавижу ее. Бросила меня, вытолкала руками отчима, не узнала за все это время, как я живу, что со мной… Сотрясаюсь в беззвучных рыданиях, сама себе говорю: Алина так нельзя. Ты же сильная. Хватит реветь, ты не одна, ты должна спасти ребенка, своего будущего ребенка…
* * *
АЛАН
Больно? Не то слово… Когда ты теряешь близких тебе людей, тебе словно вырывают сердце. Вырывают часть тебя, и ты не знаешь, как жить дальше. Я итак потерял всех, брата, любимую женщину, сейчас еще лишился и друга. Я сижу за овальным столом, напротив Марина — его жена, точнее уже вдова. Она рыдает, не выпускает из тонких пальцев, украшенных кольцами пальцев, коньяк и сигарету. На красивом лице размазана тушь, ее всю трясет.
— Я не верю, — шепчет она. — Слышишь Алан, не верю, что его нет. Что мне сказать детям?
Я молчу, сжимаю руку, хрущу пальцами. У людей, которые скрывают все чувства, за маской безразличия, все свои чувства, они самые сильные. Просто люди эти самые сильные. Они не впадают в панику, не крушат мебель, хотя очень хочется. Просто переживают всю боль в себе, все терпят и носят в себе. Боль… Сильное слово, оно ломает изнутри, оно убивает, но не дает сломаться до конца, оно словно подталкивает куда-то, вперед…
— Я найду того, кто его заказал, — кручу в руках бокал с коньяком.
Вспоминаю все, как вместе росли, зону, всегда вместе. А теперь его нет, нет еще одного того, кому я был нужен, даже самому сильному порой нужно быть необходимо кому-то быть нужным.
— Алан.
Марина роняет голову на стол, я смотрю на ее белокурые рассыпанные волосы и немного завидую ей, она умеет плакать, а я нет. Я держу все внутри, лишь сжимаю бокал так, что он едва не трескается, отпиваю до дна. Вот и все… Я пережил еще одну смерть, еще одного, того кто значил для меня что-то. Больше кроме Ани у меня не осталось никого, кроме Ани. Ставлю бокал, подхожу к Марине, кладу ей руки на плече и чувствую, как она вся дрожит. Она только что потеряла любимого человека, когда-то я тоже потерял так Наташу. Прошло столько лет, а я не забыл ее. Я до сих пор помню, что со мной было, когда я узнал то, что больше нет смысла моей жизни, той, ради которой готов был на все — больше нет, и уже никогда не будет.
* * *
Пустота, накрывает все сильнее. Еду сам за рулем, отпустил охрану. Хочу побыть один. Когда-то этот город мне был так дорог, мы росли тут пацанами, мы выживали, а потом… Потом все пошло наперекосяк, до сих пор помню ее глаза, когда меня принимали менты. Ее глаза… Любила? Наверное. У нее не было выбора, хотя выбор есть всегда, но как ни крути, она стала женой моего старшего брата. Простил ли я? Скорее да, чем нет, ведь в погоне за лучшей жизнью, за деньгами, мы порой забываем о том, что мы нужны близким нам людям не за деньги, а за то, что, мы просто есть. За то, что у нас есть возможность быть рядом с тем, кому мы так нужны. Подъезжаю к дому, выхожу из машины и иду в сторону гаража. У него стоят двое охранников.
— Оклемался? — равнодушно спрашиваю я.
Один из парней кивает. Толкаю дверь ногой и вхожу внутрь. Зрелище конечно не для слабонервных, не спорю. Красавчик без руки, весь в крови, но живой, местный лепила постарался. При виде меня, его глаза выражают такой ужас, что я усмехаюсь.
— Ну что ты такой ублюдок? — встаю напротив и закуриваю. — Вот молодой пацан, а остался без руки. Самому-то как?
Он нервно сглатывает.
— Слушай, ты такого Френсиса знаешь? Думаю, слышал, если не хочешь второй руки лишиться, знаю, говорить можешь? А то собачки проголодались, они у меня нервные.
Тот кивает. Красавчик… Ни грамма мужественности. Почему-то в подсознании сравниваю их. Ее образ… Представляю их вместе, и меня сразу же передергивает. Она и он… Это чмо…
— Так что, мне повторить вопрос?
Красавчик отрицательно мотает головой.
— Знаю. Отпустите меня.
Я усмехаюсь.
— А ее можно себе оставить?
На его лице что-то мелькает, то что вызывает у меня отвращение.
— Да. Только меня отпустите.
Я с презрением смотрю на него. Вот это чмо… Хочется не то что собакам его скормить, а руки с ногами ему повырывать.
— Она же беременна.
Тот молчит, а я сплевываю и иду к двери, сжимая кулаки, ну ничего, я на тебе еще отыграюсь тварь.
АЛИНА
* * *
Я как в бреду, меня всю трясет, прижимаю коленки к груди и тут же отпускаю ноги. Нельзя, внутри меня зарождение новой жизни. Закрываю глаза, прокручиваю всю свою жизнь, и почему-то понимаю, что думаю о нем. Ни о, Тиме с которым прожила, делила кровать, еду, а о нем, об этом Звере. Сильный резкий мужчина… Не похожий на других, литые мышцы, волевое мужественное лицо. Внизу живота что-то тянет, я сама не понимаю, что это. Истома? Да что с тобой Алина? Он убил Тима или сделал с ним что-то еще похуже, ведь он не мог сбежать, не мог… Резкий толчок двери и я закрываю глаза. Страшно, становится невыносимо страшно, но я делаю вид, что сплю. Я должна, я не слабая, а наоборот я сильная.
— Можешь не притворяться. У спящих людей совсем другое дыхание.
Резко открываю глаза, он стоит рядом. Под белой рубашкой идеально перекатываются мышцы, я стараюсь не смотреть на них, смотрю в лицо. В лунном свете, оно кажется еще мужественнее.
— Что вы хотите? — одними губами спрашиваю я. — Ментам меня сдать?
Он заливается смехом, в уголках глаз закладываются морщины, но это его совсем не портит, наоборот, придает силы и шарма. Делает пару шагов ко мне, садится на кровать, я пытаюсь отползти, но своей сильной рукой, он удерживает меня. По телу словно раздается взрыв, я никогда не испытывала таких ощущений. Дожила до 29 лет и не познала. Ощущаю себя героиней дешевого романа, а он так смотрит на меня. Меня бьет током…
— Алина. Извини, что ударил. Не хотел.
Я во все глаза смотрю на него, они у него ледяные, словно стальные.
— Вы тоже простите.
Он усмехается.
— Меня Алан зовут. Прекрати выкать. Не настолько тебя и старше.
Я молчу, мне страшно сказать ему хоть слово, я пытаюсь сосредоточиться на мыслях о Тиме, но почему-то в голове лишь он. Какая же я предательница… А если он сейчас в беде?
— О нем думаешь? — усмехается Алан. — Не трогал я его. Сбежал твой кавалер. О ребенке лучше подумай.
Я приподнимаюсь на локтях, смотрю в его волевое лицо.
— Тебе-то какая разница до моего ребенка? Может я вообще аборт решила сделать? Тебе то что.
С секунду он смотрит на меня, на его лице ходят желваки, я осознаю, что ляпнула, не подумав, сама себя ненавижу за эти слова. Какой аборт? Что я несу. Это же мой ребенок. Что со мной вообще? Зачем я это говорю?
— Еще раз, — грубо хватает меня и притягивает к себе. — Еще раз, я услышу от тебя эти слова. Ты навсегда меня от себя отвернешь. Поняла? Не смей даже думать об этом идиотка. Тупая.
Отталкивает меня и встает, в его глазах столько презрения, что я сама себя ненавижу. Зачем я это вообще сказала? Для чего? Я, правда, идиотка.
— Я был о тебе лучшего мнения, Алина. Спи. Завтра поговорим.
Идет к двери, а я закрываю лицо руками, я сама о себе была лучшего мнения, я сама не ожидала от себя такого. Приди в себя Алина, приди в себя…
* * *
АЛАН
Аборт… Вот дура… В этот момент, хочу убить ее. Так от себя отвернуть. Ненавижу это слово, детей нельзя убивать. Выхожу и прижимаюсь к стене. Майкл, эта парочка, столько событий за вечер… Сука… Еще она со своим абортом… А почему мне не все равно? Почему? Кто она такая? Выброшу ее сейчас на улицу и все. И забуду, как и звали, пусть аборт, пусть что хочет делает. Ударяю кулаком в стену. Почти рассвет, а мне не до сна. Столько всего… Достаю сигарету, иду на балкон и смотрю на то, как начинает светать. Моего друга больше нет, нет… Как и всей мое семьи… Из-за одного ублюдка, я найду его, хоть из-под земли достану, но найду. Майкл… Он ведь так любил свою жизнь…
Затягиваюсь и оборачиваюсь, сзади стоит она, волосы всклокочены, лицо заплаканное, смотрит на меня.
— Кто разрешал тебе выходить из комнаты? — жестко спрашиваю я.
Она молча подходит ближе, злость к ней нарастает все сильнее. Аборт она собралась делать…
— Я хотела сказать, что никогда так не сделаю, — тихо произносит она. — Сама не знаю зачем тебе это сказала.
— Уже сказала и отвернула меня от себя. Вали на все четыре стороны. Я с теми, кто детей убивает, не общаюсь.
Отворачиваюсь от нее, сам не понимаю, почему так злюсь. Ведь это же не мой ребенок, мне-то какое дело до нее? Слышу за спиной ее дыхание, скашиваю на нее глаза.
— От отчаяния сказала. Хотя… Я думаю тебе неинтересно, что у меня в голове, я уже отвернула. Прости.
Разворачивается, я остаюсь на месте и ловлю себя первый раз в жизни на мысли, что хочу сорваться, догнать, схватить за плечи. Развернуть и посмотреть в глаза. Глупая дура, обычно за маской безразличия скрываются самые сильные чувства и не всегда стоит верить словам, если бы сделала тогда точно отвернула, а сейчас…
— Стоять.
Она замирает, я отшвыриваю сигарету и подхожу к ней. Длинные ресницы так дрожат. Хоть ей и 29, а она напоминает ребенка. А я ведь вправду не знаю, что у нее в душе, мне же наплевать. Почему мне не должно быть не наплевать? Мы так близко друг к другу, я смотрю на нее, на ее черные волосы, разметавшиеся по плечам, пухлые губы, идеальные изгибы совершенного тела. Она прекрасна… В ней есть что-то особенное, что не отпускает, что с первой секунды притягивает.
— Не смей так говорить про аборт и словами такими раскидываться, поняла?
Хватаю ее за тонкое запястье, знаю, что делаю ей больно, но хочу, чтобы ей было больно от своих слов.
— Я не сделаю так. Это мой последний шанс. Просто, мне страшно, что я за мать буду. Он сбежал.
Усмехаюсь.
— Невелика потеря. Поверь. Из него правильный отец бы не получился. Главное, какой матерью станешь ты.
Она кивает, я ослабляю хватку и внезапно притягиваю ее к себе. Так смотрит на меня, а я на нее. Как идиот, злюсь на себя, но ее губы твою мать… Это что-то… Хватаю ее за затылок, властно запрокидываю голову девчонки и впиваюсь в губы. Они словно нектар, сильнее прижимаю к себе, хочу почувствовать ее, хочу раствориться в ней. Этот дебил ее не достоин, несмотря на ее слова, она совершенна, она сильная, очень сильная девочка, но я ее сломаю. Именно ее сломаю. Сам не понимаю, зачем мне это нужно, вокруг столько женщин… Но хочу ее, лишь ее. Хочу сломать, подчинить себе и заставить побыть слабой, рядом со мной, посмотреть какая она слабая, как она может измениться, сможет ли она быть девчонкой, той которую хочу… Внутри что-то екает, целую еще с большей страстью, в груди все давит. Я ее не отпущу, не сейчас, а может вообще никогда, от себя, ни на шаг, но она пока еще это не знает, но я уже так решил…