Далеко-далеко на Севере была некая страна, и называлась она Ётунхейм, а жили там великаны, которые звались хримтурсы — инеистые великаны. Бог Тор постоянно воевал с ними и истреблял их, убивая своим молотом; но один Великан все же остался в живых. Он укрылся в айсберге близ Северного полюса и жил там еще даже в прошлом году. Никто не знал, сколько ему лет, может, три или четыре тысячи, потому как ни в одну церковную книгу он вписан не был. Был этот Великан высоченный, но глупый. «Один километр высоты и шесть километров глупости», — говорили о нем в народе. Ну, может, то был всего лишь оговор, но и половины такого роста, да и глупости тоже, вполне хватило бы.

Инеистый Великан держался молодцом, хотя и был такой древний. Он совсем замерз и превратился в ледышку. Холод он, пожалуй, переносил неплохо, но в оттепель — боялся растаять. В айсберге своем он большей частью спал, но каждые сто лет просыпался и оглядывался вокруг, желая узнать, что же делается в мире. Это освежало и взбадривало его, ведь он, верно, думал, что сможет продержаться еще тысячу лет.

У инеистых великанов прежде состояли на службе маленькие хитрые карлики, что звались черными альвами. Они могли видеть сквозь гору и умели все на свете, не умели только создавать солнечный свет.

В стародавние времена были они так многочисленны, что только, бывало, крикнешь в лесу, как наверняка тотчас получишь ответ! Но ныне и черные альвы также исчезли вместе с инеистыми великанами, так что на свете остались всего-навсего один Великан да один Альв. Инеистый Великан, обитавший в айсберге близ Северного полюса, поставил своего Черного Альва на стражу у айсберга, пока он спит.

В нынешнем году пробудился Великан чуть раньше Рождества, одним пинком пробил дыру в айсберге и вытянул свои затекшие ноги.

— Сколько лет минуло с тех пор, как я заснул? — спросил он Черного Альва, стоявшего на страже у подножья айсберга.

— На сто лет ближе к концу света, — ответил Черный Альв.

— Так, так! — молвил Великан. — Появился ли в мире за эти сотни лет кто-либо умнее и сильнее меня?

— А откуда ему взяться? Могучий Инеистый Великан, ты — самый сильный и самый умный на всем свете!

— Но я начинаю стареть!

— Это ничего не значит, коли можно спать, как ты. Когда спишь, становишься сильным и мудрым, а никто не умеет спать так, как ты.

— Надо думать! Но как поживает ныне Тор?

— Тор отправился погостить к Одину в Вальхаллу. Теперь он редко разъезжает на своей колеснице в облаках.

— Надеюсь, нынче грозы нет?

— Что, откуда взяться посреди зимы грозе?

— Тогда выйдем и отправимся в Ётунхейм. Садись ко мне на закорки! Люди становятся все глупее. Хочу поглядеть, насколько они поглупели за эту сотню лет!

Черный Альв взобрался на спину Инеистого Великана и уселся там, словно муха. Ведь Альв ростом был не больше мальчонки, на которого надели его первые брючки.

Ледяной, припорошенный инеем Великан потянулся так, что его узловатые костистые ноги хрустнули, натянул на них семимильные сапоги и через несколько шагов оказался у горы Растекайс в Лапландии.

— Ну, меня радует, что скалы не растаяли на солнечном свету. Но что это за черные линии виднеются там, вдали, на снегу?

— Это — железные дороги, могучий Великан. Западная ведет к Лофотену, а Восточная успела добраться до Улеаборга.

— Железные дороги? Это что — замерзшее железо?

— Нет, глупые люди придумали много разных фокусов за последние сотни лет. Сейчас они проезжают по железным дорогам шесть миль в час.

— Шесть миль! Есть о чем говорить! — презрительно воскликнул Великан.

И, сделав семимильный шаг, очутился уже в округе Тромсё в Северной Норвегии. Там он запутался в телеграфных проводах и чуть не сломал одну из своих хрупких ледяных ног.

— Нет, что за дурацкие силки поставили они песцам? — пробормотал он.

— Да, разве это не глупость! — подхватил Черный Альв. — Вот так они и болтают между собой по этим проводам.

Инеистому Великану вскоре наскучило в Норвегии, он повернулся и, сделав несколько шагов, очутился близ озера Энаре в Лапландии. Здесь из трубы домика новопоселенца, будто красный огненный столб, поднимался в морозный зимний воздух дым. Вместе с дымом донесся и приятный запах; он пришелся Великану по вкусу.

— Что это маленький народец варит?

— Люди варят кофе.

— Кофе! Это что-то вроде каши?

— Могучий Великан, кофе — что-то вроде бурого супа, он приносит радость людям.

— Давай попробуем этот бурый суп! — сказал Великан и сделал шаг вперед, забыв, что тем самым окажется в семи милях от кофейника.

Иногда ходить в семимильных сапогах бывает неудобно!

— Глянь-ка, хижина убежала от меня! — сердито сказал Великан.

Какой-то маленький черный предмет валялся в снегу. Великан поднял его, повертел, сунул в рот и начал его жевать.

— Это жилистый твердый кусок оленины, — заметил он. — Должно быть, оленина долго сушилась на солнце.

— Пожалуй, — согласился Черный Альв. — Вообще-то люди называют это резиновой галошей. Какой-то проезжий потерял ее, уронив в снег.

— А что они делают с резиновыми галошами?

— Они надевают их в слякоть, когда дороги развезет, чтобы не промочить ноги.

— Дороги развезет! Слякоть! Мокрые ноги! Что за слюнтяи живут нынче в Ётунхейме? Я проучу их!

После чего Инеистый Великан выплюнул галошу, набрал полный рот свежего воздуха и выпустил его через ноздри. Вскоре налетела снежная буря, мгновенно покрыла она всю окрестность сугробами высотой в человеческий рост.

— Где котелок с кофе? — спросил Великан.

Черный Альв показал на север, и Великану почудилось, что он ощущает запах кофе в воздухе. Он сделал несколько быстрых шагов, но снежная буря заставила его сбиться с пути, и он приземлился посреди Ботнического залива. Море было заковано льдом, но какой лед сможет выдержать такую тяжелую тушу, как Великан! Да, он тут же плюхнулся в воду — бум! И в этот миг ему непременно пригодились бы галоши!

— Глянь-ка на эти помои, что захлестывают голенища моих сапог! — воскликнул Великан, стоя посреди моря. Но хуже всего — то, что ноги его начали оттаивать в семимильных сапогах. Другого средства, как только выбираться на сушу, у Великана не было. Когда Великан снова вылез на лед и зашагал большими шагами, раздался страшный треск: трах-тарарах!

И вот Великан уже возле какого-то селения в Финляндии… Стояла оттепель, светило солнце, и дети на салазках съезжали с горного склона.

— Это и есть лягушата? — спросил Великан.

— Могучий Великан, — предупредил его Черный Альв, — бежим отсюда, оставаться здесь опасно. У лесных холмов ты видишь вовсе не каких-то там лягушат, это — дети человеческие.

— Так, так! — произнес Великан. — Я так долго спал, что забыл, как выглядят дети. Меня позабавило бы, коли б я увидел, как эти мелкие твари валяют дурака.

С этими словами он протянул свою длинную руку, схватил одного из детей и осторожно приподнял. При виде Великана другие дети с криками бросились прочь.

Великан с любопытством разглядывал добычу. То был мальчуган лет десяти. А звали его Матте Флинк, и он как нельзя лучше соответствовал своему имени. У мальчика сердце ушло в пятки, но, проглотив слезы, он посмотрел Великану прямо в глаза.

— Вот как, значит, ты — один из тех, кто проезжает шесть миль в час и болтает с другими через силки для ловли песцов? Какой же ты маленький жалкий кроха! Уж не думаешь ли ты, что умен? А ведомо ли тебе, кто я? Я — самый умный на всем свете!

— Чтоб я тебе поверил, докажи это, — ответил Матте Флинк, раздраженный хвастовством Великана.

— Доказать? Что ты имеешь в виду?

— Загадай мне три загадки, и я загадаю тебе тоже три. Коли отгадаешь мои загадки…

— Я съем тебя! — перебил его Великан.

— Да, — согласился Матте, — а коли твои загадки отгадаю я, то съем тебя я.

Ну и насмешили же эти слова Великана!.. Просто доне льзя!

Но маленький шустрый хвастунишка пришелся ему по душе. Он поставил мальчугана головой прямо в снег, но Матте тотчас вскочил на ноги и скомандовал:

— Начинай!

— Нет, могучий Великан, — прошептал Черный Альв, — не давай себя одурачить! Ты, ясное дело, самый умный на всем свете, но даже самого умного могут обмануть глупые дети человеческие.

— Держи язык за зубами! — вскричал раздосадованный Великан. — Увидишь, я съем этого мальчишку, у меня проснулся адский аппетит! Вот как, три загадки! Ладно! Что есть у тебя, а у меня этого нет?!

— Десять лет жизни! — ответил Матте Флинк.

— Да, с этим не поспоришь! Ну, а что есть у меня, а у тебя этого нет?

У Матте было большое желание сказать: «Глупость!» Но у него хватило ума ответить:

— Тысяча лет жизни!

— Так, так! С этим вообще уж никак не поспоришь! Но послушай-ка, — сказал Великан, уверенный в своей победе, — что на свете есть такое, что есть ни ты и ни я?

— Крокодил? — ответил Матте.

— Крокодил… а что это такое?

— Тогда — горная крыса, если тебе это понятней! — сказал мальчик.

— Горная крыса? Да, с этим вообще не поспоришь! — опечаленно ответил Великан. — А теперь — твой черед спрашивать!

— Кто родился на свет в пору Сотворения мира и будет жить до его скончания?

— О, этого никто не ведает, да и ты — тоже, — неуверенно ответил Великан.

— Ну ладно, это — луна! Ну, а кто всегда ухмыляется?

Великан полагал, что, должно быть, это — он сам.

— Нет, это — щель в стене. А теперь отгадай, что это такое:

У Великана так горели уши, что даже начали таять.

— Съешь мальчишку! Съешь его! — шептал Черный Альв.

Но Великан хотел сдержать свое слово и серьезно задумался… «Как птица может быть бескрылой, а девица — безротой? Понять это просто невозможно!»

— Послушай-ка, Матте, — спросил он, — кто из нас глуп, ты или я?

— Не знаю, — осторожно ответил Матте. — Но птица бескрылая — это снежинка, а девица безротая — это солнце.

— Так, так, — произнес Великан. — Пожалуй, глуп вовсе не ты. Но ум — ничто по сравнению с силой! Ведома ли тебе молва о том, что я — самый могучий на всем свете?

— Чтоб я тебе поверил, докажи и это! — сказал Матте. — Попытайся передвинуть эту гору на три тысячи миль, а завтра верни ее на то же самое место!

Великан осмотрел гору и счел задачу довольно трудной.

— Дурацкая болтовня! — заявил он. — Эту каменную громаду никому во всем мире не передвинуть.

— А вот и нет! — ответил Матте, — это сделаю я, я в школе научился. Сажусь на вершину горы и сижу здесь до утра. Гора вращается вместе с землей, делая круг в три тысячи миль за двадцать четыре часа, а завтра в это же время я вместе с горой — снова здесь!

— Могучий Великан, он обманывает тебя! — шептал Черный Альв.

— Ну нет, послушай-ка, Матте, — возразил Великан. — Все это — только выдумки ученых. Позволь мне выказать свою силу так, чтобы всем стало понятно!

— Изволь, — согласился Матте. — Вот наш сарай. Подойди к нему и просунь голову сквозь стену!

Великан согласился. Раз за разом бился он своей оледеневшей головой о стену, но пробить ее так и не смог. Запыхавшись, он заявил, что это — никому не под силу.

— А вот и нет! — ответил Матте. — Это сделаю я!

После чего вбежал в сарай, высунул голову в окошко и закричал:

— Добрый день, могучий Великан! А теперь я тебя съем!

Великан счел это столь очаровательной шуткой, что просто расхохотался. А не смеялся он, пожалуй, уже несколько тысяч лет с той поры, как Тор вместе со своей колесницей кувыркался в облаках. Великан так безудержно смеялся, что и вовсе позабыл: ведь тело его изо льда — дряхлое, хрупкое и ломкое. Уши его растаяли, голова была разбита о стену сарая, ледяное сердце — растопилось, а ноги превратились в морские волны. Смех и солнечный свет совершенно доконали Великана. Страшные звуки — б-р-р, трам-тарара-рам, бам-бам! — раздались в воздухе, когда вся эта ледяная, припорошенная инеем громада тела Великана рухнула, превратившись в большую кучу слякоти и грязи. Это было прощание Великана с миром.

Черный Альв так перепугался, что тут же помчался изо всех сил к опушке леса и застрял там в заячьих силках.

Матте Флинк был горд одержанной победой, но жалел, что такой славный Великан утечет вместе с водой и слякотью.

Сельские дети, удивленные и любопытные, собрались на высоком снежном сугробе, там, где пал Великан, и толковали о том, что он, возможно, немало съел детей на своем веку.

Однако маленькая девочка, подъехавшая на лыжах к сугробу, сказала:

— Нет, Великан был добрый, он не ел детей, напишем ему надгробное слово.

И написала лыжной палкой на снегу:

«Здесь покоится последний Инеистый Великан. Он был огромный и глупый, но не сделал в этом мире никакого зла. Хорошо быть умным, но еще лучше — быть глупым и добрым, нежели умным и злым!»

И маленькая, озаренная солнечным сиянием девочка заплакала на могиле последнего Инеистого Великана.

А эпитафия на его смерть, как и на смерть многих других, была запечатлена на снегу.