А началось все, как мне думается, в то время, когда «парадом» командовал Горбачев: из-за бутылки водки могли затоптать в очереди, в гости ходили со своим сахаром, «у панов чубы трещали», а простые работяги никак не могли сообразить, почему и как надо перестраиваться. Был Топ тогда наивен и молод, чтобы своим умом понять происходящее. А если учесть, что несколько лет отдавал священный долг Родине – служил в Морфлоте, можно представить, насколько отстал от жизни и пытался сообразить, в каком окопе «свои», а где «чужие».

Случилось так, что двоюродная сестра Наташа выходила замуж. Топ на свадьбе был, как говорят, вино-мед-пиво пил, гопака плясал, на гармошке играл. А сам все прислушивался к разговорам: нет ли кого в окружении приглашенных гостей из охотничьего братства? Знамо дело, хотелось в пылу радостного настроения пообщаться с единомышленником, знатоком или любителем природы. И нашел-таки! Увидел, услышал настоящего охотника, с которым за здорово живешь и за руку не поздороваешься.

Выглядел тот мужчина солидно, «весомо». Как и подобает представителю местного эшелона власти, едущего по просторам необъятной Родины к светлой линии горизонта. К своей линии. И тянут по рельсам шикарный вагон обыкновенные мужики. А вдоль дороги, по обочине, вытянувшись, стоят стрелочники с сачками для ловли бабочек, готовые в любой момент поймать надменный плевок гордого представителя власти.

Топу было безразлично, по какой цене закупил зерно у колхозников этот заготовитель. Это относится к политике и к экономике. Две несовместимые, непонятные вещи, которые, как он представлял, «находятся где-то в районе моря Лаптевых». А вот рассказ «закоренелого охотника» на лося выслушивал «заячьими ушами».

Преднамеренно выдерживая паузу, обдумывая, с чего начать, Михалыч (назовем его так потому, что в образе этого человека есть что-то общее с героем фильм «Особенности национальной охоты») сосредоточенно смотрел куда-то в одну точку, не забывая при этом поглаживать на лбу «родимое пятно». Наверно, вспоминал, в каком кармане у него лежит партбилет или прикидывал, сколько «стопарей» еще выдержит. А проще говоря – набивал себе цену. Напомнил, как вел себя в свое время Михаил Сергеевич на трибуне. Низшие «прослойки власти» часто подражают своему очередному руководителю. Как обезьяны в зоопарке. Так прошло минуты две. Слушатели успевали не только «замахнуть» по стопке, но и налить по второй. И наконец-то начинался рассказ.

В общем-то, все как в кино. Только вот водки поменьше да техника соответствующая рангу: какой-то уазик, а не «крузер». Михалыч заострял внимание слушателей на том, как много он претерпел неудобств и лишений. На его руках не хватало пальцев, чтобы сосчитать, сколько раз молоденький шофер «сидел» в канаве, а он ждал, когда машина поедет дальше. Как бился головой о металлическую крышу. И, в конце концов (о горе!), ему пришлось ночевать в спальнике в каюине, потому что они так и не доехали до охотничьего домика с сауной. Утром – еще несколько часов старательных поисков объектов охоты по полям, с биноклем, из окна машины. И вот наконец-то удача улыбнулась! Где-то на опушке соснового бора, на мелкоснежъе, Михалыч увидел огромного сохатого. Далее поведал, как с трясущимися руками молодой водитель осторожно подъезжал на уазике к зверю, как осторожно открывал окно машины и… Наконец-то, с тридцати метров, в оптический прицел «поразил» сохатого с пятого патрона из своего нового, по тем временам еще неизвестного карабина «Тигр». Рассказ повторился три раза. До тех пор, пока Михалыч не выпил очередной стопарь крепкого самогона, а его телохранитель не запихал начальника в черную «Волгу».

Топ знал, что в зимнее время, здесь, в малозаснеженной низменности, скапливается достаточное количество диких животных: козы, маралы, лоси. Предприимчивые горожане, используя всевозможные виды транспорта, «долбят» беззащитных животных всеми способами, какими только можно. Любое копытное не боится техники, тем самым подставляя себя под пулю. Новейшее нарезное оружие даже в неумелых руках наносит большой урон поголовью дикого зверя. Стоит только представить такую картину. Изголодавшиеся за зиму от бескормицы, обессилевшие от глубокого снега лоси вышли на простор. Им безразлично, что это там гудит в поле: лишь бы на ногах устоять от голода, осмотреться. А их встречает горячая пуля. Как можно назвать такой процесс охоты и человека, убившего слабого зверя?

Впрочем, Михалыч нисколько не гнушался способами охоты. Более того, что еще печальнее и даже страшнее, не понимал, что убить в это время беззащитное животное – большой грех. А он гордился собой, с довольным видом победителя рассказывал в третий раз, как вел себя обреченный сохатый, когда умирал. При этом потирал на голове «горбачевское родимое пятно» – к тому времени расплывшийся от пота марганец. С надменным видом в итоге сказал: «Нам здорово повезло. Лось оказался из трусливого десятка, не бросился на машину и не помял рогами дверку. Иначе всем бы было плохо». И добавил: «За охотников и охоту!»

А Топ, лихорадочно «пережевывая» рассказ, пытался понять – в чем заключается смысл охоты? И как можно назвать обычное убийство охотой? Позже, через пару лет, он часто вспоминал встречу с Михалычем и все же смог понять настоящий смысл, «кто есть кто».

Произошло все тоже на охоте. На такой, когда к месту охоты добираются «на одиннадцатом номере». И участниками были не «элитные профи» с самозарядными винторезами, а «простые смертные» с гладкоствольными «тулками». Читатель, наверное, уже догадался, что это друзья из троицы: Топ, его братишка Кирилл и Василий.

Втроем они пошли в очередной раз на охоту. В тайге, в подгольцовой зоне, дорог нет. Не успела дотянуться паутина цивилизации в заветные девственные уголки тайги. А может, услышали боги и духи гор? И они охраняют Восточные Саяны до тех пор, пока человечество не поймет, откуда оно родом.

Так вот. Идут они друг за другом. Не на машине, в мягких, кожаных креслах едут. А пешком и с котомками за плечами. Не на колесах по полям да лугам. А по тайге, колоднику, ветровалам, заломам, в гору и под гору. Куда идут? Да куда ветер дует. В молодых телах силы немеряно. Голову бодрит дух свободы. Взгляд дурманит синь голубых далей. А во внутреннем кармане куртки – драгоценная лицензия от «Охотсоюза» на отстрел марала. Все как положено. А попадется зверь или нет, это уж как повезет.

День прошел, один белок перевалили. Все «всухаря». Следы есть – маралов нет, попрятались по кедровым колкам, завалам да скальникам. Чтобы высмотреть в бинокль, нужен «глаз», время и опыт, которого, к сожалению, не было. Надо бы где подольше посидеть, посмотреть, караулить. Может, удача улыбнулась. А им надо дальше идти. За линией горизонта маралы пасутся табунами. Так и шли: вперед, быстрее.

Две ночи под кедрами спали, у костра. А не в спальниках, в машине. Только третий день принес должный плод. Вероятно, сжалился над ними Харги. Рано поутру в бинокль разглядели друзья кормящегося пантача, по виду – двухлетка. Используя складки местности, сожалея о дальности полета пули из гладкого ствола, наконец-то один из них скрал чуткого оленя. Пользуясь пулей Коли «Самоделкина», с расстояния ста двадцати метров добыли-таки зверя. Освежевали, разделали, мясо по трем котомкам раскидали.

Пока добычу обрабатывали, в горах запуржало. Как это бывает в гольцах, разом, ниоткуда, наплыли мрачные тучи. На теплую, прогретую горячими лучами солнца землю, на густую зеленую травку повалил… мягкий, пушистый снег. И было это 22 июня, памятная дата. За час «куриные перья» накидали под ноги около двадцати сантиметров переновы. Обстановка переменилась. Все вокруг стало неузнаваемым.

Надо выходить назад, домой, а непонятно – в какую сторону. Компас с собой, конечно, никто не носил, потому что каждый считал себя «бывалым». Да и что там ходить по гольцам! Взял направление да подался. Все равно, в какой-то ключ выйдешь. А по нему – куда надо. Только вот сколько по ключу ноги бить: день, два, а может, три? Все зависит от того, какое направление ты взял там, на белке. Небольшая горка в сто метров, пройденная не с той стороны, легко может прибавить двадцать километров лишнего пути. Это так, образно говоря. А бывает и так, что за неделю не выйдешь.

Так вот. Загрузили три друга три котомки. Перед дорогой присели. Опять возник вопрос, куда идти. Топ говорит, что надо идти вниз, на юг. Вася показывает на запад, вдоль хребта. Кирилл повернул лицо на север, указал путь через небольшую горочку. Там вроде как должно быть озеро, а от него – хорошая тропа. Это братишка так думал, предполагал. А так как Кирилл был младше всех, прислушались и пошли «тропой молодого Сусанина».

Как потом оказалось – зря. Потому что этот путь прибавил им еще два дня в тайге вместо четырех часов. Но делать нечего. Не возвращаться же назад, в голец? Все же мысленно «благодаря» впереди идущего, вышли в сторону дома… на третьи сутки. С котомками за плечами. В каждой из них маралятина килограммов по тридцать. В общей сложности продолжительность похода на охоту составила пять дней.

Кстати, в старые добрые времена «от Каменного пояса до Великого океана», что означало «от Урала до Дальнего Востока», добыча зверя лесного считалась промыслом. И это было необходимостью, средством к существованию. А само слово «охота» пришло в Сибирь позже, с Запада, из родственных славянских языков. И подразумевалось промышленниками, местными старожилами, как развлечение, конечно – элитной знати. Позже произошло слияние понятий «добыча зверя» и «охота» в одно целое. Возможно, это случилось к концу девятнадцатого века, во времена массового переселения раскрепощенного народа в Сибирь. Но до настоящего времени в некоторых удаленных от цивилизации поселках и деревнях старожилы считают себя только промысловиками, а не охотниками.

Любому человеку хорошо знакомо слово «браконьер». Понимается как хапуга, разоритель, уничтожитель всего живого, яростный убийца зверя, птицы, рыбы и так далее. Такими эпитетами с незапамятных времен и до наших дней представители законной власти награждают, как правило, обычных людей. Они обобщают, выстраивая в одну шеренгу всех, кто хоть как-то связан с промыслом. Поймал килограмм рыбы без путевки – браконьер. А задержали с не зарегистрированным оружием – террорист, которого надо срочно в тюрьму сажать.

Все эти законы пишутся где-то наверху, в светлых кабинетах. Сочиняются и утверждаются теми, кто, возможно, ни разу не ходил с удочкой по берегу таежной реки, никогда не носил на спине котомку с продуктами и не имеет ни малейшего представления, как застегиваются юксы на камусных лыжах. А зачем им все это? Только скажи – увезут на вертолете в глухомань, расставят сети, наворочают столько рыбы, что и «восьмерка» не поднимет. Надо соболя – пожалуйста, принесут домой. Надо мяса дикого зверя – полетели в заказник. Зачем им какие-то котомки, лыжи, ловушки, капканы?

Смешно то, что все об этом знают в высших эшелонах власти, но молчат. А простому смертному не достучаться в «дубовые ворота» кабинетов, не пройти сквозь ряды охраны, чтобы рассказать тем, кто еще может услышать, но находится слишком далеко… Много времени прошло с тех давних пор, как Левша упреждал чиновников не чистить ружья кирпичом…

И тянется ниточка «сверху»: кому-то можно все, а рядовому промысловику – не моги! Обложили указами да законами. Как медведя в берлоге. Поймал лишнюю рыбку – плати штраф! Убил соболя – получи условно! А если поймали с дедовским карабином – пять лет с конфискацией. Так и слышится: «Вы, простые смертные, не имеете права стрелять из нарезного оружия. Это удел избранных! Да и не купить вам самозарядный винтарь, потому как „вшей“ не хватит. Да и нам спокойнее. А вдруг вы, мужичье, соберетесь да начнете нас отстреливать?!»

Да, действительно, стонет Россия-матушка от убийств. Каждый день кого-то «валят». Если присмотреться внимательно, отчего происходит, кого и кто лишает жизни, то вывод напрашивается сам собой. Рядовые промысловики живут тайгой, о событиях в стране, в лучшем случае, узнают только с экранов ТВ и радиоприемников. Средства массовой информации сообщают, что на сто огнестрелов только один приходится на охотника. И это с учетом случайных ранений на промысле, при нарушении техники безопасности. В глубинке да по пьянке какое самое смертельное оружие? Конечно же – топор, нож, утюг, лопата, коромысло, оглобля… Можно всю домашнюю утварь регистрировать как опасную.

А «простые смертные», якобы ради которых пишутся законы, просто живут, так как жить надо по совести да семью кормить. Да, подавляющее большинство людей тайги промышляют старыми, дедовскими, не зарегистрированными гладкоствольными ружьями! Купить новое – накладно. А говорить о «нарезках» не приходится: зашел в охотничий магазин, «прослезился», понюхал краску вороненых «винтарей» да ушел ни с чем. И то ладно. Есть чему по ночам сниться. Видно, до «деревянного бушлата» ходить со старенькой «тулкой» придется. Если не отберут. А чтобы не отобрали, надо прятать ружья по тайге, в старых дуплистых кедрах, да удобных схронах, о которых знает один владелец ружья. Какой уважающий себя и тайгу охотник понесет домой ружье? Нашли дурака! В любой момент милиция может нагрянуть с обыском. Тем более что по всей стране идет операция «Вихрь-антитеррор»… А кто в селе или таежном поселке охотник, «урядники» знают наперечет…

Если посмотреть правде в глаза, то рядовой охотник, человек тайги, по всей России самый честный, добросовестный, знающий порядок гражданин. И уважающий власть. Какая бы она ни была: советская или демократия. Не виноват простой мужик в глубинке в том, что по всей стране идет дележка «мягких кресел». Чиновники, глядя на бизнесменов, набивают карманы, не знают, как живет народ, который их кормит. И что промысловик «незаконным образом» со стареньким ружьишком пытается хоть как-то накормить, одеть, обуть свою семью.

Стоит зайти в дом охотника и посмотреть, как он живет. Не у каждого есть цветной телевизор. А если есть, значит, он «закоренелый браконьер», вишь, как зажил! И следует приказ произвести обыск… А то вдруг еще и машину купит и будет живую природу губить на колесах? Непорядок. Нельзя допустить, чтобы мужик в тайгу на машине ездил. Пусть пешком ходит, ишь как развернулись!

И припечатано рядовым охотником клеймо позора – браконьер. Любой и каждый, кто ходит в тайгу. Потому что «нещадно убивают живность, попадающуюся на пути. Рубят, жгут, травят, ловят, уничтожают. И все себе, для себя, набивают карманы „деньжищами“. А нам, бедным начальникам, заседающим в высоких кабинетах, ничего не перепадает. Потому как нет у нас времени для охоты. Законы писать надо. Руководить, вершить великие дела»… Примерно такие, как и сколько сотен гектаров леса с деловой древесиной продать китайцам, а сколько оставить на нужды страны. А может, провести еще одну, очередную, дорогу в Саяны, чтобы запустить туда старателей на промывку золота? Да как сэкономить на очистных сооружениях на предприятиях?!

У него на то свои причины. Дочка на Канары решила съездить отдохнуть, а сынок вчера «мерина» запросил, не хочет на «японце» ездить, считает это позором. Жене к Новому году надо тридцатую шубу купить. Из соболя не хочет, так как у нее таких четыре штуки, из чернобурки подавай! Вот и приходится «крутиться», чтобы «дырки» залатать. Какая уж тут охота? Не до этого, некогда. А если рыбки или мяса надо – где мое войско? – срочно усилить охрану правопорядка. Отправить ОМОН по дорогам, расставить на перевалах посты бравых казаков. Пусть тормозят рыбаков да охотников, реквизируют всю добычу в запасники. Так как скоро надо «туда» ехать, «на доклад», гостинец отвезти. А как с пустыми руками?

Вот еще одна знакомая картина. Решил какой-то Митя Елкин из далекого таежного поселка себе баньку срубить. Навалил полугнилого пихтача, везет на стареньком газике домой. А тут его лесник поджидает. Остановил, пересчитал кругляк, штраф выписывает. А мимо них КамАЗ катит, вывозит с деляны шестиметровый кругляк, кедрач ядреный. Срочно надо на вокзал, на погрузку в вагон. План горит! Лесник КамАЗ не останавливает – знает, что все документы в порядке, все узаконено. Главное – Митю наказать, чтобы другим неповадно было. Посмотрел Митя на квиток, на сумму штрафа. Проводил глазами кедрач, прослезился… С нищенской зарплатой, чтобы заплатить штраф, полтора года надо горбатиться. И семья – впроголодь, впору комбикорм запаривать. И дети в школу в рваных обувках ходить будут. Да и жена того и гляди из дома выгонит.

Та же ситуация с рыбалкой. Наловил Коля Метелкин ведро рыбы. Едет на допотопном мотоцикле домой, радуется. Все хоть какое-то пропитание семье. Вдруг милиция из-за кустов, с автоматами. Остановили, завернули «ласты», лицом на землю: «Ах, ты, сукин сын! Что везешь, бандит? Оружие, наркотики есть? Нет? Только ведро рыбы? Вот оно что! Попался, голубчик! Наконец-то поймали тебя. Это только из-за тебя, гад ползучий, в реках, озерах рыбы не стало! Давай-ка посчитаем. Вот тебе – за каждый хвостик по двести рубликов начет. Будешь знать, как народное добро расхищать!» И никто словом не обмолвится, что на этой же реке, в устье, стоит рыболовецкая бригада. Километровыми тягами, сетями курьи да ямы опутаны. А раз в неделю, по пятницам, из города, «оттуда», оранжевая «восьмерка» прилетает. За уловом. И все как будто на законном основании…

Или еще один пример для сравнения. Нет работы для Кости Прялкина. Два года дома сидит. Жена пилит: «Лодырь, не можешь семью прокормить. Дети кушать просят». Да только как? Мука, сахар в коммерческом магазине – накладно. Банка тушенки сорок рублей стоит. А в банке той для двоих – на один «жевок». Не выдержала душа местного жителя, тем более тайга за огородом. Взял ружье, пошел в горы. На дудку подманил марала. Добыл одного. Пока мясо носил, вся деревня уже знает. Бабки не спят по ночам, к утру все новости в магазине известны. Приехали «урядники», «накрыли» Костю. Насчитали как надо! В лучшем случае – штраф. А то могут и «условно» прилепить год-два, чтобы не расслаблялся. Знай, Костя, «наших»! Ходи да оглядывайся. До гробовой доски будешь помнить вкус маралятины.

А в это время, бригады «настоящих промысловиков», на «буранах», уазиках, а то и «танкетках», петляют по холмистым увалам. Управляют техникой бравые парни. Рядом, под рукой, оружие самозарядное, скорострельное, нарезное. Где увидят зверя, всех на мушку берут, отстреливают, патронов не жалея. Как «завалили», тут же – на рацию. Мощные «Уралы», «Батыры» подъезжают, многотонные, чтобы за один раз можно было в кузов загрузить десять – пятнадцать туш маралов. Зачем лишний раз ездить? Надо провести «плановый отстрел» так, чтобы хватило всем и надолго.

Но это лишь поверхность лужи, в которой вся грязь осела на дно. До поры, пока машина не проедет. Был случай, когда Топ с друзьями был в тайге, под одним из гольцов в Саянах у горного озера. Стоял июнь. В горах пора продолжения жизни, когда птицы выкармливают птенцов, звери трепетно берегут поколение, а рыба после икромета болеет. В такие периоды – ни рыбалки, ни охоты. «Мертвый месяц», – говорят старожилы. На участках можно избы новые рубить да будущие путики прокладывать.

Друзья с Топом рубили новое зимовье. Две ночи ночевали, втроем сруб под крышу загнали. Дело спорилось, несмотря на гнус, комаров и мошку. Молодость не знает границ усталости. Хотелось как можно скорее обустроиться да выйти домой. Погода стала портиться. К третьей ночи запад почернел, сразу видно, «обложил» надолго. Под крышей почему бы не ночевать? В кубрике и пехотинец – моряк. Тем более что печка-буржуйка топится, тепло. Им безразлично, что на улице делается.

А дождь разошелся не на шутку. Затарабанил кедровым орехом по двускатной крыше. На всю ночь, до самого утра. Да такой рясный, какой бывает не чаще, чем раз в год, да и то после двухнедельной жары. На рассвете стало слышно через стену, как недалекий ключ взбесился, запрыгал резвым, неукротимым маралом по каменным перекатам. Тайга пропиталась водой. Даже в том кедре, где у Топа хранились сухие продукты, сконцентрировалась влага. Когда утром они вышли на воздух, все казалось простым и обычным: свежий воздух, приятная влажность, солнечные лучи сквозь стволы деревьев.

Но что-то настораживало в праздной картине горного утра. Непонятная желтоватая охра на кустах, деревьях, траве. Какой-то редкий цвет краски, словно тщательно распыленной рукой неизвестного художника. Стоит провести ладонью по склонившейся ветке, на пальцах остается непонятный «стиральный порошок» цвета гороховой каши. На поверхности озера – «мыльная пена». А у берегов – переливающиеся радужные и не лопающиеся пузыри. Будто нерадивая хозяйка вылила в чистую воду отходы после стирки. У берега озера, под желтой пленкой, там, где теплая вода, трава, где рыба мечет икру, – мелкие, недавно вылупившиеся из икринок харюзята. Десятки, сотни, тысячи. Весь приплод после икромета. Сантиметровые «гвоздики». И все мертвые.

Друзьям хватило ума не пить озерную воду. Последующие два дня, что пришлось провести в тайге, под гольцом, живительную влагу брали из родника, которым питалось таежное озеро. Но общее состояние: недомогание, усталость, скованность в движениях – было непривычным. То и дело возникали мысли: откуда взялась желто-зеленая пленка на поверхности водоема? Яд, отрава… И это подсказывала притихшая, опустевшая тайга, покрасневшие хвоинки на могучих кедрах, упавшие кверху лапками дрозды и более мелкие пичуги.

Когда они возвращались домой, в глубоком распадке услышали призывные крики воронов. Решили подойти проверить, к какому пиршеству призывают эти птицы. После недолгих поисков на берегу говорливого ключа, на опушке леса увидели марала-пятилетку с окрепшими великолепными рогами. И… со стеклянными, ничего не видящими глазами, вздувшимися боками. Без каких-либо ранений. Умер не больше суток назад.

Дальше, через несколько километров, заметили еще одну стаю пировавших падальщиков тайги. На этот раз прошли мимо. Примерно знали, что находится там, в глубоком ветровале. Не хотелось лишний раз с болью и горечью смотреть на то, что стало очередной жертвой безумного деяния человека.

Вспомнили, когда с запада подул резкий, порывистый ветер, со стороны было видно, как на противоположном перевале сорвалось и полетело в лог большое желто-зеленое облако. Неужели этот, возможно, непредвиденный выброс отравляющих веществ в атмосферу какого-то предприятия посчитался единственной ошибкой на фоне процветающей цивилизации?! «Облако», убившее столько жизней в тайге! Ежегодные желтые дожди убивают картошку в огородах, губят распустившиеся листья молодых берез и осин, зеленые побеги молодой хвои.

Никто не может ответить на вопросы, почему на весенних токах не токуют глухари, до минимума сократилась численность зайца-беляка, рассветные зори не нарушают веселые посвисты пестрых рябчиков, а задорные вестники весны, черные, смолистые скворцы не гнездятся в старых скворечниках?!

Пустеет щедрая сибирская тайга с каждым годом. За деяния одних наказывают всех. Местное население стало забывать, в каком году последний раз был урожай кедрового ореха, в каких местах растет черника. Даже на болотистых мочажинах перестала расти сочная черемша.

Перестройка дала свои «плоды». Закрывались нерентабельные предприятия. Ненужным стало сельское хозяйство. На произвол судьбы бросили отдаленные деревни, поселки: «Живите, люди, как хотите. Вы нам больше не нужны. Нам бы самим в этакой неразберихе выжить… Так что извините, в страну пришел капитализм. А чтобы вы не воровали больше нас, мы вас, как волков, обложим законами». И обкладывают. Хочешь дело свое завести – налог. А украл мешок зерна – за решетку. Каждый раз новые народные избранники обещают «разобраться», да только не доходят их заботы до простых тружеников.

Вот и хлопает глазами «простой смертный»: как жить? Не понять, не рассудить. Когда-то мать-природа кормила, обувала, одевала, в тяжкой жизни помогала. А сейчас тайга пустеет с каждым годом. И промышлять страшно. Болезни новые появились, неслыханные: трихинеллез, бруцеллез, дерматит, подкожный клещ, свищ… И еще с десяток – сразу и не выговоришь.

Старожилы помнят, что в прежние времена три заразы было: белена, мухомор да волчье лыко. И то редко встречались. А теперь и не понять, каким красным грибком пихтовые стволы обметаны. Ни в одной опознавательной книге такого вида растения нет. В химической лаборатории долго затылок чесали. Ответом были удивленные глаза и совет: «Надо в Москву посылать. Мы определить не можем, что это такое». Отправили в столицу нашей Родины. Но оттуда – долгое молчание. По всей вероятности, им не до нас, своей заразы хватает.

В старые добрые времена в многотысячной армии охотников были свои группы или прослойки. Самые главные – руководящие органы, которые занимались учетом поголовья животных и реализацией продукции тайги. Следующие – контролирующее звено: охотинспекция, милиция, местные охотничьи общества. Потом самая большая группа – профессиональные охотники, штатники, любители. И наконец-то «простые смертные» – жители таежных мест, которых при желании можно отнести к браконьерам. Тогда-то и в чести был закон. Все потому, что «верха качественно следили за порядком, а низа боялись преступить черту закона». Поэтому в доперестроечные времена статистикой отмечалось постоянное увеличение зверей на лесных и таежных просторах России.

С перестройкой в богатые леса сибирские полетела саранча, о которой никогда никто не слышал – «новые русские». Вот уж действительно, «прослойка общества», не знающая элементарных правил поведения по отношению к природе. Обалдевшие от свалившего на них богатства, многие из них не представляли, что делать с таким состоянием. Испробованы все заграничные прелести и благости, мыслимые и немыслимые. Освоены турецкие берега, Канары, совершены круизы по морям и океанам, построены виллы у моря. Осталось только побывать в космосе. И однажды, сидя с друзьями в шикарном ресторанчике за стаканом русской водки, баловень судьбы вдруг вспоминает о своих корнях, о родной земле, по которой в далеком детстве бегал на речку с удочкой или когда у бабушки в деревне ходил с дедовым ружьишком за огород. И так почему-то захотелось ему вернуться в детство, окунуться в родную среду… И он, захмелев от водки и воспоминаний, сидя рядом с холеной любовницей, решает побыть охотником.

Фантазия уже рисует картины, как в кругу таких же «новых русских соплеменников» он гордо, с некоторым пренебрежением рассказывает о своих приключениях на охоте, о добытых трофеях. Тут же по сотовому телефону начинается «гонка вооружений». Вполне реально, что к следующему утру будут оформлены все необходимые документы: билеты, лицензии, формуляры, разрешения. Выбор оружия, конечно, – самый перспективный: самозарядные, магазинные карабины, винтовки, штуцера. Патроны – ведрами. Одежда, точнее, экипировка – стильная, современная, чтобы не упасть лицом в грязь перед сотоварищами. Техника – превосходная, в худшем случае – вездеход, а лучше – вертолет. Проводники, егеря – тоже самые лучшие.

Все покупается и продается, как говорится, деньги делают все. И вторгается в наши леса «царствие всемогущих»! Стреляют, ловят и бьют все, что летает, порхает, движется, шевелится, плавает. Не считаясь с тем, сколько им реально потребуется и сколько положено отстрелять. Надо рыбы – проставили сети в озере, подняли в воздух вертолет, крутанулись над водой два раза. Вот тебе – такой улов, что порой приходится выбрасывать лишнее. Надо мяса – поехали или полетели. Настреляли столько, что класть некуда. Да еще десяток зверей ушли смертельно раненые. А им что? Тайга богатая, восстановится. Зато будет о чем рассказать за стаканчиком водки или виски с подтекстом: «Вот я какой! Не только в бизнесе, но и по жизни. Мне все можно».

И не волнуют его проблемы, происходящие в тайге, которую сами же грабят. Горит: кто-то пустил пал, чтобы «под шумок» застолбить лесосеку. Рвут пойму реки могучие трактора – наемные старатели добывают золото. Незаконно добывают! Едет по дороге новенький вездеход, а из-под полога кузова торчат копыта убитых животных. Где-то над гольцами в бреющем полете зависла винтокрылая «восьмерка», а из нее «слепят» просторы тайги «огненные стрелы»…

Смотрит «простой смертный» человек Ваня Горбатый на весь этот беспредел и думает: «Наверно, надо и мне взяться за ружье. Втихаря добыть хоть одного лося или марала. Надо чем-то кормить семью. Иначе будет поздно…»

И кого же в наши времена считать браконьером?

Тогда, в горах, на озере Топ попробовал на вкус желто-зеленый налет. На языке остался сладковато-пресный привкус. Неестественная сухота стянула губы. Горло стянуло легким спазмом. Хорошо, что рядом был родник, и Топ достаточно быстро прополоскал рот. Позже он вспомнил уроки химии в школе, и вдруг до него «дошло», что подобные вкусовые качества имеет… цианистый калий.