И что ему дались эти рассуждения о предназначении жизни, о ее превратностях! Кто в этом мире браконьер, а кто истинный хранитель природы, рассудит время. Все равно это сейчас никому не надо. Никто не услышит его суждения, как жить в тайге, как промышлять. А если и услышит, усмехнется: «Тоже учитель нашелся! Залез туда, куда собака хвост не пихала, лежи теперь, пока не сдохнешь. Об этом будут говорить другие люди».
Топ очнулся: «Кто это говорит?» Вроде как слышал голос рядом стоящего человека. Почему такой знакомый? И вдруг понял: говорит он сам, это его внутренний голос. Да, да, тот самый, с кем Топ всегда общался, когда был один. Тот, кто «учил» его жизни, подсказывал, находил выход из всевозможных житейских ситуаций. Это его внутреннее «я», его сознание. Вместе с ним оно болеет, переживает, радуется, оберегает и хранит на протяжении всей жизни. Может, это и есть его ангел-хранитель?
Тишина… Темная тайга скована сонным царством. Черные деревья опустили цепкие ветки под тяжестью влаги. Спит мокрая трава. Дремлют белесые кустарники. Упругая рябинка выгнулась дугой арбалета, опустила до земли свои упругие, тонкие ветки. Так бывает всегда, когда после дождя все замирает в ожидании перемен.
Топ заметил это давно, когда первый раз пришел сюда, на этот солонец. В хорошую погоду таежная красавица достаточно высоко вскидывает свои ветви-руки. В пасмурную – опускает вниз. Это служило ему своеобразным барометром. Смотрит рябинка вверх – к ведру. Вниз – жди дождя. Сейчас рябинка выгнулась: наступил переломный момент в перемене погоды. Непогодь кончилась, но на листьях – скопление капель, которые, кажется, замерзли на лету. Воздух не колеблется. Для данного времени суток это объясняется приближением жаркого солнечного дня. Сейчас, наверное, около трех часов. Не больше. Ночь движется к рассвету. Тихий час в природе, когда все живое спит или дремлет. Период ожидания ласкового солнца, которое уже растягивает добрую улыбку бирюзового рассвета над острыми пиками деревьев.
Пройдет час-полтора, и масляный восток поднимет над собой желтый диск небесного светила. Теплые его потоки принесут восточный ветер. Тот, в свою очередь, высушит алмазную россыпь дождевых капель, разбудит спящий мир тайги, окутает светом новый день. И только Топ, как пример человеческой беспечности, будет смотреть на оживающие краски природы тускнеющими глазами. Будет долго наблюдать, как медленно поднимается и катится к западу солнце, видеть растекающиеся тени близстоящих деревьев, слышать разноголосый гомон пернатой братии. И при этом… лежать в одном положении, без какого-либо движения.
Помогает умение фантазировать, представлять наилучший исход событий. «Вот сейчас отлежусь немного, встану и пойду»… Он уже понял, что это самообман, успокоение сознания. Примерно как твердое убеждение, что солнце встает на востоке и движется на запад. Любой школьник знает, что небесное светило стоит на месте, а Земля крутится вокруг своей оси в восточном направлении. Так же и у него. Мозг еще работает, в памяти – картины прошлого, где все находилось в движении. И он совсем недавно, три дня назад, ходил, двигался. В результате падения произошел сбой нормального функционирования органов. Тело не подчиняется сигналам клеток головного мозга. Как бы ни хотел встать или перевернуться, не может этого сделать!
Топ лежит в одном положении, на спине, уже трое суток. Силы не восстанавливаются. Наоборот, покидают его. Руки все больше ограничивают движения. Существует предел в сокращении мышц. Если раньше Топ мог свободно провести ладонью за головой, теперь, пальцы едва достают затылка. Сокращается угол касания. Можно сравнить с поворотом колеса автомобиля, где во избежание разрыва шаровых пальцев стоят ограничители угла поворота… У него эти «фиксаторы» с каждым часом затягиваются. Почему так происходит? Топ не может понять.
Холодно. Вчерашний дождь с ветром промочил одежду. Густые, крупные капли нещадно хлестали его со всех сторон. Кажется, что во всем мире не осталось ни одного сухого места. Сухая земля под ним превратилась в липкую грязь, зябкую и неприятную. Небольшие ручейки скатываются под него. Теперь сырая земля дышит смертью. Топ понимает, что лежать спиной на холодной земле нельзя.
Но ничего изменить невозможно. Хоть как-то спасают ватные штаны и телогрейка. Пока сердце бьется, гоняет кровь, температура как-то придерживается нормы. Одежда, даже и мокрая, все равно удерживает драгоценное тепло. Он периодически подтягивает обшлага фуфайки, кутает лицо, дышит себе на грудь. Это хоть как-то поддерживает дух, желание, стремление дотянуть до утра. Топ знает, что горячее летнее солнце высушит одежду, ему станет легче, он протянет еще какое-то время. А что потом? Об этом Топ старался не думать.
В очередной раз, когда Топ так же глубоко вдохнул в себя прохладный ночной воздух и собирался притянуть на запястья телогрейку, где-то рядом произошел взрыв. Да такой сильный, что под плечами вздрогнула земля.
Плохо понимая, что происходит, Топ широко открытыми глазами смотрел в серое небо на россыпь взметнувшихся звезд. В голову ударила кровь, сознание лихорадило: что это? Падает ли на него отяжелевшее от влаги дерево? Или на прокисшую землю сорвался со скалы тяжелый камень? А может, прерывая галлюцинации, зашевелилась «старуха с литовкой»?
Все оказалось гораздо проще. И стало понятным, когда в следующее мгновение так же отчетливо, совсем рядом, удар повторился. Разнобоем упавших в траву поленьев ударили сильные копыта. Марал! Вот уж, действительно, кого не ждешь, тот всегда появится. Это же надо: выйти на солонец так, что Топ не слышал движения зверя с расстояния десяти метров!
Чудеса природы! За многие тысячелетия создать совершенное дитя тайги – гордого сибирского оленя. Грациозного красавца, способного двигаться тенью, слышать окружающий мир в легком дуновении ветра, видеть пространство в полной темноте глазами горного орла, чувствовать среду обитания полетом летучей мыши. Невозможно описать все качества дикого создания. Вот так всегда: подойдет – не услышишь, убежит – не увидишь. При всякой встрече с маралом Топ не переставал восхищаться. Не всякая пуля его остановит. Старые люди говорят, что марал видит, как она летит. И на этот раз зверь обманул человека – пришел тогда, когда не ждали.
Топ обрадовался маралу, как своему старому другу, несмотря на то что они по отношению друг к другу были врагами. Он – человек, охотник. А зверь – добыча. Были бы иные условия их встречи, наверное, все было бы по-другому. Охотник попытался бы взять марала на мушку. Но теперь человек играл роль добычи.
Возможно, понимая это, марал сделал несколько прыжков и остановился. Рядом, в двадцати метрах, в густых зарослях таволожника, оставаясь невидимым. Может, хотел посмеяться над своим врагом или, понимая его безвыходное положение, с горечью посочувствовать.
Топ какое-то время молчал. Ждал дальнейших действий марала, удаляющихся пугливых прыжков, предусмотрительного бегства. Потом, понимая, что тот не боится его, набрал воздуха и подстегнул оленя к бегству:
– Куда прешь, рогатый?
И вздрогнул от неожиданности, не расслышав своего голоса. Вместо громкого крика с губ слетело едва слышное сипение, напоминающее второе колено токующего глухаря. Какое-то шипение, свист, бульканье. Общее ослабление организма отразилось не только на движениях рук. По всей вероятности, после падения была нарушена работа внутренних органов, в данном случае легких. И они отказывались в полную силу подчиняться действиям хозяина. Как оглушенный, Топ долго лежал без каких-то движений, не обращая внимания на то, как ретивый олень запрыгал в спасительную чащу. А потом где-то на пригорке предупреждая округу, «залаял»:
– Гак-гак-гак! Что на его маральем языке означало: «Внимание, братья! Там, на солонце, человек!»
Да только Топу все равно. Ушел марал, и ладно. Сейчас не до него. В голове «звенит» удручающая новость: он потерял голос. Все одно к одному. Мало того, что лежит неподвижно, так еще такое… Надо будет крикнуть, ответить кому-то на зов, а он не сможет. Вряд ли кто услышит его сипение за сто метров.
Впрочем, с критикой на свою беспомощность Топ переусердствовал. Молчание в течение трех суток, повлекшее ослабление голосовых связок, отступало. Голос появился, речь вернулась после того, как он настойчиво тренировался, в течение получаса разговаривал сам с собой. Каждое слово приобретало твердость, уверенность. Топ мог говорить. Не так громко, как это было в обычной жизни, но достаточно ясно и понятно. Чтобы не потерять голос, надо было постоянно издавать хоть какие-то звуки, пусть не продолжительные, но систематические. Иначе можно лишиться и этого. С этой минуты он решил высказывать свои мысли вслух. Не для кого-то, для себя, чтобы хоть как-то укрепить веру в продолжение жизни.
Впрочем, в ближайшее время Топ не умрет. В крайнем случае продержится еще часов двенадцать. Или даже до вечера. После вчерашнего дождя он чувствует прилив сил. Насыщение организма водой прогнало жажду, а вместе с ней – галлюцинации.
Он долго, не просыпаясь, спал. Приблизительно двенадцать часов. Уставший от борьбы с жаром мозг, напитавшись влагой, отключился. Топ не помнит, чтобы за это время приснился хоть какой-то сон. Единственное, что всплывает в памяти, как пил воду второй раз. А потом сильно захотел спать, не выпуская из рук край брезента, «провалился в бездну». Проснулся от холода. Теперь он сожалеет, что не мог справиться с чувствами, набраться сил. Нужно было набрать в бутылку дождевой воды. Вот она, полторашка, валяется пустая рядом, у изголовья. Мокрый рундук, брошенный им во время сна, лежит слева. Да только дождя нет. И, наверное, уже не будет…
Жалей – не жалей, ничего не изменишь. Время вспять не повернешь. Молитвами дождь не воротишь. А винить, кроме себя, некого. Впрочем, он рано паникует. Главное – быть спокойным, здраво оценивать ситуацию. Пока не хочется пить. Значит, организм достаточно насыщен водой. До вечера он протянет. Обязательно! А там придет помощь.
Все оказалось сложнее, чем казалось на первый взгляд. Думаешь, проще найти человека, если есть направление? Однако мало знать дорогу, на этой дороге сто поворотов, ответвлений, старых, заброшенных и скрытых тропинок и просто кустов, где можно спрятать мотоцикл-одиночку. Тем более – через несколько дней, когда за следами поднялась трава. Через каждые сто метров надо остановить машину, внимательно осмотреть место, чтобы потом ехать дальше. На это уходит много времени, сил, а день клонится к вечеру.
Степан Гаврилыч ругается, мысленно и вслух. Он уже понял, что все далеко не так, как предполагал. Поэтому с каждым часом острые, колкие реплики в адрес сына «приглаживаются», лицо темнеет, глаза тускнеют, а руки опускаются.
В первый день, когда Светлана с тревогой объявила, что Топ не вернулся из тайги, Гаврилыч не придал этому значению. Немногословный, занимаясь своими хозяйственными делами, он успокоил невестку, что ничего странного нет, такое бывало, и не раз. Случалось, сын задерживался в тайге, и на то были причины. Может, добыл зверя. Или сломался мотоцикл. К вечеру должен вернуться обязательно. Завтра утром на работу? Тогда, что раньше времени паникуете? Время есть. Не обращая внимания на встревоженных супругу Людмилу Матвеевну и Светлану, продолжал чинить деревянные грабли: скоро сенокос. Однако для ясности спросил у невестки, куда, в какую сторону Топ ушел, как давно это было и когда обещал вернуться.
Утро второго дня началось с беготни. Прежде всего нужно решить вопрос с работой. В семь тридцать происходил развод в дежурной части, где работал сын. Надо как-то объяснить его отсутствие на работе и попросить кого-то из мужиков заменить Топа на смене. С этим проблем не было. В дежурной части большинство работавших понимали ситуацию. Командир взвода горноспасателей Евгений Николаевич Рупека не имел каких-либо возражений по поводу замены человека на очередных сутках. Люди менялись по всевозможным причинам довольно часто. В тот день остался дежурить Василий Мясников.
После этого Гаврилыч поехал на машине по дороге в Калпу, где ожидал встретить Топа или хотя бы найти мотоцикл. Однако осмотр дороги не дал хоть каких-то положительных результатов. Надо углубляться в тайгу, пройти по избам, а для этого хорошо знать местность. Последние годы Гаврилыч промышлял в «другой тайге» и понял, что без посторонней помощи ему не обойтись.
…Идет четвертый день поисков. Их четверо. Владимир Лыков – местный промысловик, знающий места, где потерялся сын, как свои пять пальцев. Ходит в Калпе и Безымянке более двадцати лет. Братья Мясниковы – Василий и Виктор. И он, Степан Гаврилович. А в Калпе, просчитывая возможные входные и выходные следы сына, его ищет Виталий Витовский. Он, узнав о потерявшемся человеке, сразу же один ушел на поиски в нужный район и сократил время поисков на сутки. И Виталий нашел бы его, если бы Топ сказал точный район своего местонахождения Светлане.
Пройдены десятки километров дороги. Разобрано бессчетное количество всевозможных следов, как звериных, так и человека. Берега рек, маленьких и больших троп ощупаны руками. Мужики проверили все имевшиеся в округе зимовья и избы. Осмотрели все лабазы и скрадки, которые знал Володя Лыков. И все безрезультатно, потому что первые дни искали по пойме реки Калпы. А Топ в это время лежал под лабазом по Безымянному ключу. Своими словами: «Я поехал в Калпу» – Топ в какой-то степени обманул Светлану, заставил мужиков идти по ложному следу… В результате были потеряны двое драгоценных для Топа суток…
В результате четверка следопытов-поисковиков, безрезультатно промотавшись по тайге, решила действовать иначе. Найти «входной» след на дороге, откуда Топ пошел в тайгу, а потом по нему начинать поиски заново. В данном случае этим следом был мотоцикл, на котором Топ поехал на солонец. Все же техника – не хвоинка на кедре. Отыскать двуногого коня по рубчатым следам проще. Мотоцикл должен быть где-то неподалеку от центральной дороги спрятан в кустах.
И мужики вновь, останавливаясь у каждой малоприметной тропинки, стали проверять густые заросли, съезды, пихтовую подсаду, пригорки. Все самые незначительные «сколы», по которым можно незаметно убраться с дороги. Сколько их было? Десятки, сотни. Около каждой малоприметной тропки надо было останавливаться. На это уходило время.
Поиски увенчались успехом к вечеру четвертого дня, когда на угрюмую вечернюю тайгу пала вуаль ночи, в десять часов. Уснувшее солнце… Серебро росы на траве… Сгущающиеся сумерки… Вот он, за небольшим пригорком, на старой лесовозной дороге притулившийся к обочине мотоцикл. От него по траве, через просеку, в тайгу идут четкие следы. Сразу видно, куда Топ пошел, в какое место, с пригорка виден тот распадок, где, скорее всего, он и находится.
Сразу же, как только нашли мотоцикл, мужики трижды выстрелили из ружья. Долго ждали ответа, не разлетится ли по глубокому логу его призыв о помощи. Не дождавшись, какое-то время молчали. Каждый понимал, что это значит. Четверо суток для потерявшегося в тайге человека – слишком большой срок, чтобы выжить. Грозное молчание ночного леса давало все основания думать что угодно, и не самое лучшее…
Идти по следам в ночь не имело смысла. Все четверо понимали, что сейчас для Топа время ничего не значит. Никто не знал, что случилось. Разумным было начать поиски с утра, на рассвете. Все четверо, поникшие, вернулись на машине в поселок. Благо по дороге от мотоцикла было всего пять километров.
Дома после некоторого молчания Степан Гаврилович объявил горькую правду, что сын его, скорее всего, мертв.
…Топ слышал эти три выстрела при затухающем вечере. Неожиданные, резкие, раскатные и безнадежно далекие. Понимал, кому они предназначены. Знал, что на них надо ответить. Тогда помощь пришла бы незамедлительно, в течение двух часов. Как сложно и обречено сложились обстоятельства… Все не в его пользу.
И началось с того момента, когда, собираясь в тайгу, сказал Светлане, что едет в одно место, а сам очутился здесь. Неоправданное легкомыслие и беспечность в других действиях. Рябиновая палка вместо лаги, не привязался веревкой к дереву, предупреждающий треск… И даже вчера не набрал воды в бутылку. Винить в происходящем некого. Даже когда надо ответить на выстрел из ружья, он это сделать не может! Нет его под рукой. Оно – на лабазе, точнее, там, что осталось от лабаза. Лежит на крючках, зацепилось, не упало вместе с ним. В патронниках две пули и в кармане пять штук. Хватило бы «отстреляться», откликнуться тем, кто ищет его…
Не достать ружье с лабаза. Слишком высоко. Не хватит сил подняться на одних руках. Да что там говорить? Топ не может перевернуться на бок, а еще мечтает преодолеть шесть метров вертикальной лестницы. Еще одна «сказка про белого бычка». Розовые мечты. Видит око, да зуб неймет. Может, взять палку да постучать по пихте? Все равно не услышат. Слишком велико расстояние. Топ знал, откуда стреляют. Значит, только сейчас, сегодня, нашли его мотоцикл. Какое здесь расстояние до дороги? Наверно, не меньше пяти километров, по тайге. Нет, здесь палкой не достучаться. Громкий выстрел разносится, как лопнувший целлофановый пакет. Что же тогда делать в этой ситуации? А внутренний голос, как наказание: «А ничего не сделаешь. Добился своего? Теперь лежи. Сегодня за тобой придет „старушка с литовкой“».
Ничего не оставалось, как лежать, ждать. Теперь – однозначно конца. Сегодня помощь уже не придет. Слишком поздно. До полной темноты осталось минут двадцать. Было бы все иначе, сделай он ответный выстрел. Тогда мужики, несмотря ни на что, пришли бы к нему. Но он промолчал. И это молчание они восприняли по-своему.
Топ понял, о чем они подумали. Он даже представил их действия. Как долго слушали вечернюю тишину. Потом, негромко переговариваясь, сели в машину и уехали. Вернутся к мотоциклу и продолжат поиски только утром, когда рассветет. Те, кто его ищет, понимают, что теперь ему уже «все равно».
Вывод – как приговор. Окончательный и бесповоротный. Топ представил, как там, далеко у дороги, люди, его спасатели, садятся в машину и уезжают. Оставляют его опять наедине с собой. С этой нахмурившейся, почерневшей тайгой. С безликими, холодными звездами. Гнетущей, пугающей тишиной. Обездвиженного, обреченного. У него нет сил передать свои чувства, то состояние души, когда после четырех суток ожидания он понял, что помощь была рядом. Это как лопнувший канат над пропастью, когда до края остался один метр. Или как рухнувшая надежда усталого путника, из последних сил добирающегося на зимовье в морозную ночь, который увидел, что избы нет: сгорела.
Надежда на спасение исчезла, разбилась в одну минуту звоном стеклянного стакана: вот он, только сейчас был и нет его, одни осколки. Обидно, страшно, что никак нельзя собрать, склеить, сделать как было. Как нельзя повернуть назад время ни на минуту, чтобы еще раз услышать хоть один выстрел и ответить на него. Только как? Наверно, он что-то придумал бы…
В течение последующего получаса Топ внимательно вслушивался. Держал в ослабленных руках палку, чтобы стучать о ствол дерева. Все ждал, что где-то рядом, на соседнем пригорке, раздастся еще один выстрел. Может, мужики, несмотря на темноту, продолжают его поиски. Идут сюда, к нему.
Но нет. Ожидания напрасны. Поиски прекратились до утра. Это понятно. Кого ждать? Все сейчас уже дома… А что будет завтра?..
Скорее всего, его найдут ближе к обеду. Отрезок времени, равный двенадцати часам. Пережить бы этот срок, дождаться людей живым. Как тяжело, что нет сил, думать об этом. У него нет нервов, в который раз настраиваться на продолжение жизни. Неопределенность быстро истощает силы, как у альпиниста, который стремится покорить последний уступ перед вершиной, но когда выползает на него, то видит, что до вершины еще несколько таких же уступов. Или заплутавший в тайге промысловик, выбившись из сил, голодный, холодный, изнемогающий, вывершивает последний хребет в надежде на то, что там увидит знакомые очертания тайги. А когда вылезает, видит, что район совсем не тот, куда он шел. Вот здесь наступает «скол» – переломный момент в борьбе за выживание.
Стоит «сломаться», присесть, опустить руки, забыться, проще говоря, упасть духом – смерть победит. Какие-то полчаса – и можно замерзнуть, погибнуть, как многие из растерявшихся путников, кого навсегда «приютила» тайга. Кто просто присел под холодный ствол кедра, сжался в комочек, жалея себя, заплакал. И больше никогда не поднялся на ноги. Не потому, что у него не хватило сил встать, а оттого, что в нем умер его дух. Таких людей много. И близкие не узнают причин смерти. Пропал человек в тайге, что теперь? Нет следов, нет могилки. Просто на родительский день добрым словом вспомнят. Но есть и те, кто, несмотря на усталость, пересиливая себя, стал собирать сучья и сумел развести костер, нарубил лапник для лежанки, вскипятил воду. И пережил, претерпел черную полосу – ночь, мороз, метель либо еще один перевал… И утром вышел к жилью.
Кто попадал в сложные ситуации, побывал в такой передряге, знает, как важно преодолеть невидимую границу «падения». Найти в себе силы противостоять «старухе с косой», которая любезно расстелила мягкие покрывала вечного отдыха: «Ложись, милый, и ни о чем не думай. Я за тебя все сделаю». Если поддался уговорам, сломался сознанием, ты – живой труп. Люди умирают не от критического положения, а от самовнушения, что положение безысходное. Но если крепок человек духом: «перед смертью, да шевельну пальцем», ему помогает сама мать-природа.
Устал Топ бороться за продолжение своего существования. Все смешалось в одну кучу: жажда, холод, неподвижность, комары, глупые мысли, галлюцинации, как один сплошной ком или разноцветный клубок из ниток. Не знаешь, за какую тянуть. Возьмешь синюю, а она всего несколько сантиметров. Зацепишь красную, а в ней иголки, как у кактуса. Следующая – горячая, как огонь, такая, что пальцы лопаются. Тянешь нитку за ниткой, а толку – никакого. Клубок, какой был большой, такой и остался. Уже четвертый день. Вернее – пятую ночь.
Так будет ли когда конец? Скорее всего – да. Ничто не вечно в этом мире. У всего всегда есть свой предел, тем более – у человеческой жизни. Все когда-то умирают. Только в разное время. А раз так, то есть смысл побороться. Умереть – проще всего. Вот сейчас только стоит подумать о том, что ты никому не нужен, тебя никто не ждет – и все. Исчезнет стимул бороться. Сердце остановится в ту же минуту.
Ну, нет! Это не про него! Топу есть кого вспоминать, о ком он думает постоянно, кто сейчас переживает за него. Прежде всего – его семья, Светлана и Аленушка. Топ уверен, что за все время, что лежит под лабазом, жена и дочка ни на секунду не забывали о нем. Для них неведение – нож в сердце. Страшный удар, который только может преподнести жизнь. Пусть дочка еще мала, не понимает настоящего положения дел, в какой-то мере ее успокаивают. Но все равно понимает, что если папа отсутствует и все волнуются, значит, здесь что-то не так. Для Светланы эти четверо суток – жестокое испытание. Бессонные ночи, настороженный слух, ежесекундное напряжение. И постоянный вопрос: что случилось?
Его матушка, Людмила Матвеевна, устала от слез. Как это всегда бывает, когда она переживает за кого-то из своих близких. От этого – высокое давление, сердце изнемогает, потускневшие глаза полны печали и тревоги. У отца опущены руки, черное лицо. Брат Евгений сейчас курит сигарету за сигаретой. Страшно, когда теряешь родную кровь.
Сегодня ночью никто не будет спать. Не до этого. В доме горе. Какой может быть сон? Ночь заполнена тоской и печалью. Для женщин – ночь мокрых подушек. Мужчины понимают, что надежды найти его живым нет. Но где-то в глубине души каждый надеется на чудо.
И это «чудо» – он сам. Пока еще бьется сердце. Трудное дыхание еще наполняет легкие, обогащая кровь кислородом. Мозг работает, хотя и в «кумарном» состоянии. Значит, Топ еще жив и надо продолжать бороться еще какое-то время, чтобы не разочаровать родных и близких. Пусть их надежда не пройдет даром и ожидание сменится радостью, а для окружающих – удивлением, что он пережил такой продолжительный отрезок времени, вылез из ниоткуда назад – в жизнь. Бороться, не сдаваться, пусть не физически, а морально. А в этом тоже заключается сила. Прожить оставшиеся часы для того, чтобы, может быть, еще раз увидеть всех, кто ему близок. А там будет видно.
От этих мыслей сознание наполнилось свежестью ожидания. Сердце заработало стабильно. Дыхание успокоилось, стало ровным, уверенным. Сам того не понимая, Топ преодолел еще одну границу морального падения, за которой наступает смерть, и уверенно ступил на следующую ступень самовыживания, цена которой – жизнь. Пусть короткая, всего лишь несколько часов, но это так много в его состоянии. И помогли ему в этом светлые, радужные мысли о тех, кто дорог. Ожидание встречи стало его стимулом, целью! Главное – представить себе глаза Светланы, мягкую улыбку Аленки, руки мамы. Не забывать о них. И «старушка с литовкой», которая уже пытается костлявой рукой вытащить из него душу, сама отступит на несколько шагов в сторону. Не любит костлявая, когда ей кто-то мешает.