В горах погода «ломается» быстро. Ласковое солнышко за несколько минут могут закрыть черные грозовые тучи, пойти дождь. И наоборот. Когда весь существующий мир пропитан скверной мокретью, вдруг дыхнет с востока свежий бриз. За ним, как от властной руки невидимого дирижера, разорвутся об острые вершины гольцов мрачные облака. Как мука сквозь сито, просеется туман, и игривое небесное светило вновь озарит все вокруг, будто не было проливного дождя, пронизывающего холода и ледяного ветра. И появляется желание хоть ненадолго задержаться в мире грандиозных альпийских лугов и величавых вершин.

В этот день все было как обычно. Тихий августовский рассвет. Чистые рубчатые пики гор на горизонте. Поникшие, спокойные пихты. Ритмичные напевы желтобрюхой трясогузки. Безоблачное бирюзовое небо прекрасно, как набухший, напитанный соками земли лепесток эдельвейса в весеннюю пору. Казалось, что грядущий день будет погожим, ласковым и спокойным, как речной плес после каменистого прижима. Но это предположение оказалось неубедительным. Зная верные признаки перемены погоды, Топ заволновался: может, спуститься с гольца вниз, пока не поздно?

Первое, что насторожило, – солнце. Алое, как умирающий лист рябины, едва приподнявшись от линии горизонта, небесное светило покрасило Восточно-Саянские белки в матовый цвет. Это явно предвещало порождение многочисленных облаков. В курумниках тревожно «затукал» шадак – сеноставка, лесная пищуха. Ныряя на камни и вновь взмывая в небо с убедительным посвистом, заметались над пиками три могучих орлика. Каменный ключ загрохотал внизу.

Признаки резкой смены погоды испортили настроение. Работы осталось не так много: закрыть зимовье целлофаном, забросать крышу землей да установить печь. Все остальные недоделки можно будет сделать потом, под сухими сводами жилища, в тепле да благоденствии. Свободного времени было предостаточно, впереди – три полных дня. Бросать дело недоконченным, оставить открытым сруб – значит, не сделать ничего. Когда еще Топ подменится на работе да поднимется на Московский голец, чтобы доделать начатое! Не раньше середины сентября, после того как выкопают картошку. Но тогда, через месяц, на этой высоте будет достаточно холодно, выпадет снег.

И он решил остаться и завершить дело. Плевать на непогоду! Ночь Топ будет спать уже под крышей избы. То, что будет сделано сегодня, не надо оставлять на будущий год. Так значит, топор в руки – и ну тесать доски! Работать до тех пор, пока суровое молчание гор не наполнится грозным гулом будущего урагана.

Работа спорилась. Корявые пихты в умелых руках быстро превращались в ровные половинки. Колотые доски в течение минуты обрамлялись острым жалом топора. Три с половиной часа – и покатая крыша с напуском закрыла свежий сруб. Еще какое-то время нужно на то, чтобы наложить целлофан да закидать землей. И в утлом помещении не стало видно кудрявых облаков. Установить печь – пятиминутное дело. Четыре гладких камня-окатыша с ручья, три колена на патрубок, сучья как порох – и вот из трубы повалил под гору густой, едкий дым.

«Теперь мне не страшен серый волк!» – нахваливая себя, подумал Топ и посмотрел на ближний пик Москвы. Над покатым гребнем закумарился легкий туман, как будто кусок мокрой ваты прилип на глыбы курумов. Знать, точно собирается дождь, не зря утром тарахтел шадак. Но теперь все прочие работы приходятся на внутреннее помещение избушки. Осталось прибить нары, вытесать и навесить дверь. А потом: полочки, вешала, стол, да, может, положить несколько досок на пол. За два оставшихся дня он должен успеть сделать все вплоть до заготовки дров. Иначе зачем тогда ходить в тайгу?

Последующие три часа после обеда прошли в размеренном труде. Теперь Топ не торопился. Погода благоприятствовала ему, время, казалось, шло медленно, как утренний туман, который в ожидании ветра медленно стекает вниз по ущелью. Так бывает всегда, когда ладится дело да уверенно вбивается гвоздь. К четырем часам были готовы нары. Дело осталось за малым: подогнать, сколотить, навесить дверь – и можно ночевать.

А между тем погода отвратительно сломалась. С запада, пересвистываясь в скалах и курумниках, налетел резкий, порывистый ветер и принес в своих руках плотные массы стальных облаков, насквозь пропитанных водой. Сначала по горячей трубе «пахнули» и сразу испарились несколько мелких капель дождя. А затем вдруг, как из цистерны, полили нескончаемые, сплошные потоки водяной купели. В данном случае сравнение «льет как из ведра» не подходило. Лучше сказать: обрушился Кинзелюкский водопад, есть такой в Восточных Саянах, на высоте триста метров. Топ ждал грозы с беснующимся ветром, выстрельными вспышками молний, с последующими контузиями грома. Но такового не было.

Шел проливной дождь и постепенно угомонился в мокреть: мелкую, как болотная мошкара, водяную пыль, которая заполонила все пространство существующего мира гор. Вода повсюду. В воздухе, на отяжелевших ветвях деревьев, осклизлых камнях, пропитанных чавкающей жидкостью колодинах. Даже, кажется, что вода настойчиво затекает в новую избушку.

Топ находится высоко в горах, на одном уровне с дождевыми облаками. Если сказать точнее – в грозовых тучах. Поэтому здесь, под вершиной гольца воздух насыщен стопроцентной влажностью, которая проникает во все щели. Даже жаркая печка не может высушить воздух. В избушке осклизлая прель, болотная сырость. Дышать трудно. Если сидеть лицом к печи, лицо будет сухим, а волосы на затылке – влажными. Что поделать? Таковы особенности климата в горах, и с этим надо мириться. Топ сам, своими ногами поднялся на высоту двух километров и сделал выбор. Изба построена. Значит, надо привыкать к новым условиям обитания.

А между тем настроение Топа упало, как и атмосферное давление. В такую погоду ничего не хочется делать. Прилечь бы на нары да уснуть до утра. В такие минуты почему-то всегда вспоминается дом, приятное общение с родными. Но сегодня Топ один. Значит, не надо кваситься, как тухлая капуста. Сам выбрал одинокий путь. Так и надо уметь жить в любых условиях тайги с достоинством.

Впрочем, Топ давно привык к одиночеству. И надеется только на свои силы. Знает, что сейчас повода для «носовых выделений» нет. Надо просто напиться горячего «купеческого» чая. Бархатистого – как жарок на лугу. Золотистого – как вечерний закат. Душистого – как распустившийся хмель. Выпить пару кружек, взбодриться его живительной силой и забыть все мелкие, пустые мысли. На часах время – пять, до вечера надо использовать с толком каждую минуту. За три-четыре часа Топ успеет подогнать доски к двери и навесить ее в проход. Все-таки спать в закрытом помещении будет уютнее и теплее, чем у костра.

Он взял котелок, вышел из избушки. Вокруг хмуро, темно, как поздним вечером. Густые черные облака закрыли все пространство, не виден даже ближний низкорослый кедр. А до него не более пятнадцати метров. Под ним, чуть в стороне, вырывается из-под курумника небольшой, но сильный родник, который и измеряется всего расстоянием семь-восемь метров. Коротенький ручеек, источник жизни. Родился и тут же пропал в черной россыпи. Не замерзает в зимнее время. И названия нет этому источнику. А какое большое значение родник имеет для него! Поит, кормит! Чужому человеку тяжело найти спрятанное зимовье без следов воды.

В воздухе все так же парит пряная мокреть. Как будто мириады мошек танцуют последний танец над костром. Воздух стоит. Тучи зацепились за острые отроги. Чтобы их сдвинуть с места, прогнать прочь, нужен постоянный ветер. Но его нет. Резвый шалун уснул в глубоком распадке. Значит, завтра погода не изменится. «Обложило, – говорят старожилы-охотники в таких случаях. – Как медведя в берлоге!» И похолодало. Вполне возможно, что к утру прокинет снег. А Топу что? Все едино: что дождь, что снег. Теперь он под крышей, в избушке, где сухо и тепло. Домой выходить только послезавтра. А знакомый путь Топ знает без компаса.

Вот наконец-то дошел до родника, зачерпнул воды. Поднес к губам закопченный котелок, сделал несколько глотков. Эх, хорошо! Вкусно, холодно, аж зубы сводит. Как время меняет многое в природе… Когда-то, миллионы лет назад, на этом гольце был вулкан, а теперь из недр льется ледяная вода. Непонятны и прекрасны дела твои, мать-природа! Сколько загадок! Чтобы узнать все тайны, не хватит ума всех будущих поколений.

Топ пошел назад, сделал несколько шагов, но остановился. Где-то в стороне вроде как разговор людей. И будто плачет кто. Показалось? Какое-то время Топ молча, в напряжении стоял на одном месте. Крутил головой по сторонам, насколько это позволяли шейные суставы. Приподнимая то одно, то другое ухо, слушал тайгу, не повторятся ли необычайные звуки вновь. Но вокруг тишина. Только где-то в логу приглушенно под курумником гремит ручей, да тяжело шлепают с деревьев на мох крупные капли мокрети. Прошла минута, вторая. Он успокаивающе махнул рукой: «Да кто тут может лазить?» И спокойно пошел к избушке.

Несколько метров до зимовья. Он слышал только естественные разговоры высокогорной тайги. Даже прожорливая печка старалась показать ему свое настроение: «Давай, хозяин, бросай в меня дрова! Я очень быстро вскипячу тебе воду!» Топ терпеливо ждал, когда закипит чай. Но случилось такое, что заставило его ястребом вылететь из избушки: где-то рядом, чуть ниже, наискось, справа кто-то рубил дрова.

Это было так неожиданно, что последующие две минуты Топ стоял у стен своего свода жилища как пришибленный. Все думал: не послышалось ли ему? Нет, не обман слуха. Вот тут, может быть, в сотне метрах от него, внизу, настойчиво стучал топор. Раз за разом, твердо, уверенно, постоянно. Удары отдавали звоном – значит, рубили сушину. Скорее всего, на дрова. Кто-то хочет развести костер, вскипятить чай или даже ночевать? На эти вопросы Топ желал знать ответ как никогда, потому что новоявленные соседи были очень некстати. Ему не хотелось раскрывать секрет местонахождения своей избушки для постороннего глаза.

Что делать? Зайти назад, в зимовье, переждать, пока люди уйдут? А если не уйдут, останутся ночевать, а потом все же наткнутся на зимовье? Топ стоял и думал. А человек внизу рубил дерево. Теперь уже достаточно долго, чтобы понять, что топор работает по толстой лесине. Пришелец хочет нарубить дров как можно больше, с запасом. Значит, готовится ночевать. От этого вывода у Топа опустились руки. Постройка избушки заняла слишком много сил, времени. И вот так, в один раз, кто-то найдет ее. Но кто же это? Об этом стоило знать.

Топ решил спуститься вниз, убедиться. Посмотреть на человека со стороны, из густой подсады пихтача, а самому остаться невидимым. Подобное желание, как запах меда для медведя. Не остановить. И не раздумывая, он осторожно зашагал по мягкому мху вперед, на звуки. Подойти «под топор» не составило большого труда. Под босыми ногами перина растительности не предаст его крадущиеся шаги. Густые облака отличная завеса в тайге. И вот Топ – в пяти метрах от пришельца, за стволом дерева.

То, что предстало его любопытному взору, только усилило недоумение. На краю небольшой россыпи, под двумя корявыми, разлапистыми кедрами какие-то люди устанавливали стан. Топ не знал их и предположил, что это небольшая группа сезонных туристов, любителей отдохнуть на лоне природы.

Здесь необходимо пояснение, что своим месторасположением гора Москва создает отличные условия отдыхающим. Будь то местный житель или закоренелый горожанин. Для этого и надо всего лишь иметь в своем распоряжении хоть какой-то вид транспорта. С юго-западной стороны московского гольца к одному из отрогов подходит вполне нормальная насыпная дорога, способная пропустить по своим рытвинам любой классический жигуленок, не говоря уж о машинах повышенной проходимости.

Люди пользуются этим обстоятельством, приезжают до Нырдинского перевала, оставляют технику и в течение дня посещают один из красивейших белков Восточного Саяна. Здесь можно не только полюбоваться красотами и величием горных вершин, но и провести время с пользой. Нарвать в северном каньоне, на берегах мертвого вулканического озера, под западной вершиной, чудодейственный золотой корень, по-научному – радиола розовая. И всего-то за четыре часа вразвалочку. Вполне понятно, что такой достаточно легкий путь стал доступен многим.

Ряды «любителей природы» живо пополнили «народные целители», ради наживы уничтожившие богатейшие плантации целебного растения. В последние годы, после нашествия «саранчи», редко кому из настоящих любителей природы удается собрать два-три килограмма золотого корня для себя. «Двуногие хапуги» испоганили, загубили еще один девственный уголок: вырубили в Нырде тысячи гектаров леса, где сплошные кедрачи, на «деловую древесину», вытравили рыбу из рек, прогнали с мест обетованных дикого зверя.

Скорее всего, новые люди были из числа любителей покорить легкодоступные вершины московского гольца. Они успели подняться по отрогу до каменистых курумов, а потом попали в непогодь. Несведущему человеку, впервые попавшему в горные места, заблудиться в облаках – дело нескольких минут. Торная тропа на озеро проходит несколько выше кедровых колок, где Топ обустроил свою избу. В ясную, солнечную погоду, при стопроцентной видимости пройти в каньон и обратно может любой человек. И другое дело – попасть в непогодь, как сейчас, когда ничего не видно…

Его предположения оказались верными, Топ не ошибся. Об этом говорила представленная его взору невеселая картина заблудившихся путников. Тот, кто рубил сухостоину, был высок ростом, плечист, жилист или, как говорят местные, «не выболел».

Но то, как этот здоровяк держал в руках топорик, замахивался им и как наносил удары, можно было с твердой уверенностью сказать, что «добрый молодец» живет в городе, в панельном доме на девятом этаже. И для того, чтобы свалить эту пихтовую сушину диаметром около двадцати сантиметров, потребуется еще около часа. Да и первое оружие охотника – топор, что был в его руках, назвать оным было нельзя. Так себе – небольшая тяпка, чем можно только тесать лучинки для растопки. Или, как говорит старожил-промысловик Никита Власович Столбиков, «таким топориком только вшей на голове чесать». И эта «тяпка» должна была очень скоро сломаться, потому что топорище в месте насадки имело толщину не больше трех пальцев. Несомненно, топор был куплен в каком-то хозяйственном магазине города, перед самым выездом в тайгу.

Другое оружие – два карабина с оптикой, стояли под стволом кедра. Топ сразу понял, что оба ствола – из класса самозарядных. Не чета его «колхозной тулке», которая способна стрелять на расстояние полета брошенного камня.

Еще один турист на большом открытом камне, среди россыпи, пытался растянуть палатку. При этом парень тщетно хотел воткнуть в мох стальные штыри для поддержки основания брезентового жилища. Но они никак не хотели втыкаться в каменную основу. Во время этих мучений страдалец хмуро напевал себе под нос унылый мотив во спасение чьей-то души среди «погибельных скал»…

Третий человек, с хмурым лицом, перебирал содержимое котомки, что-то выискивая на ее дне. Четвертый представитель отряда туристов сгорбился над пестрой поклажей, что-то приговаривая себе под нос. В какой-то момент он на миг приподнял голову: из-под легкой косынки выскользнула небольшая желтая прядка волос, что тут же навело на мысль, что это – особа женского пола.

Предположение быстро подтвердилось. Прошло несколько секунд, девушка встала, повернулась к рюкзаку, достала из него бутылку с водой и вновь присела у мешка. Топ предположил, что она готовит ужин. Только было непонятно, зачем они с собой несли воду? Впрочем, у каждого свои причуды. Может быть, это совсем и не вода, а спирт или еще что-то в этом роде.

Что делать? Потихонечку уйти, остаться незамеченным или объявиться? В принципе, эти люди для него ничего не значили. Было видно, что все они залетные, приехали откуда-то издалека. Может, даже из дальних областей страны. Гора Москва славится своей красотой и величием на всю Россию, потому для ее «покорения» приезжают туристы с других материков.

Если они и увидят зимовье, то вряд ли в следующий раз, через какое-то время найдут его в однообразных кедровых колках, в стороне от маршрутной тропы. Опять же, с другой стороны, зачем ему лишние разговоры и встречи? Ну, выйдет Топ к ним, познакомится. А дальше что? Все одно они припрутся к нему в избушку. Да еще кто-то попросится на ночлег, займет его нары. А ему не очень-то хотелось делиться с кем-то новым местом, тем более что на свежих досках Топу пока не пришлось «помять бока». Первому выспаться на новых нарах – сродни брачной ночи с молодой невестой. И этим все сказано.

Топ постоял еще несколько мгновений, затем повернулся, хотел уйти невидимым, так же, как пришел. Но что-то остановило его. Он вдруг понял, что в стане туристов что-то не так. Не вполне нормальная обстановка.

С виду все просто, как бывает, когда каждый из членов экспедиции знает свое дело. Один готовит дрова, как это делает верзила. Рубит пихту, а она сырая, потому что стоит в наклон. Второй не может поставить палатку. Третий, возможно, пытается развести костер. Четвертый, точнее, четвертая, колдует над едой, но не может сварить, потому что нет огня. Но… дело времени. Помучаются – и научатся. В конце концов все равно устроятся на ночь. Не замерзнут. Сейчас лето, не зима. Знали, куда шли. Дело было в чем-то другом. А в чем? Чтобы узнать, он остался ждать.

Как всегда, когда Топ что-то предполагает, конечно же, происходит. У верзилы сломался топор от очередного удара о дерево. Ему надо было удивиться, что орудие производства к тому времени уже перерубило середину ствола. Хрупкое топорище жалобно хрустнуло. Топор разлетелся на две части. Дерево осталось в руках здоровяка, а железо отлетело туда, куда и должно лететь. Хорошо, что не в лоб. Это потому, что у верзилы оказалась отличная реакция, успел уклониться и подставить правую руку. Куда и прилепилось острое жало. Лезвие разрезало маскхалат защитного пятнистого цвета и располосовало мышцы руки выше запястья.

Верзила сразу закрутил головой. По всей вероятности, ему было больно. Но надо отдать должное его выдержке: ни один жалобный стон не слетел с его перекосившихся губ. Как бы он ни старался скрыть свое ранение, не получилось. Тот, кто растягивал палатку, повернулся в его сторону и встревоженно спросил:

– Костя, ты чего?

– Да вот… зараза, топор сломался.

– А с рукой что?

– Да, зацепило немного.

Сказать «немного» – не сказать ничего. Рука сильно кровоточила. Наверно, острием жала были разрезаны какие-то важные сосуды. Чтобы остановить кровь, нужна была срочная перевязка. Напарник бросил палатку, поспешил к раненому. Третий мужик, разводивший костер, тоже поднялся, тяжело вышагивая, приблизился к спутникам.

По всей вероятности, травма была серьезной. Желая убедиться в том, Топ достаточно смело выглянул из-за ствола дерева, шагнул в сторону и открыл себя. Впрочем, все трое не заметили, хотя и стояли в пяти метрах от него. Может, потому, что его все еще скрывали кусты, или им было не до того? Первой Топа увидела девушка в косынке, которая все еще сидела, склонившись над комковатым мешком. Тот, кто растягивал палатку, попросил:

– Катя, аптечку достань!

Девушка немедленно подчинилась, проворно сунула руку в карман рюкзака (знала, где лежит «скорая помощь»), вытащила коробку с крестиком, повернулась к мужикам и… замерла, заметив постороннего человека.

Топ понял, что его полосатая тельняшка хорошо заметна не только на фоне парусов. Знал, что открыл себя, поэтому еще сделал шаг навстречу. Ему было интересно видеть изумленные глаза особы женского пола, которая в растерянности взирала на него округлившимися глазами. Ее состояние было похоже на то, какое бывает у горожанина, когда он вдруг увидит близко медведя первый раз в жизни. Для девушки оставалось страшной загадкой: кто это, откуда взялся и что надо делать: орать или упасть в обморок со страха?

Прошло около минуты. Вполне возможно, что оторопевшая особа так и сидела бы, как мумия из египетской гробницы, если бы ей не напомнили об аптечке.

– Катя, ты что, за бинтом в Китай побежала? – посмотрел на нее раненый Костя и наконец-то проследил взглядом, куда смотрит она.

Костя увидел Топа и тоже замер истуканом. За ним обратили взгляды остальные. Теперь уже все четверо определяли, что это за «явление Христа народу», или, быть может, это снежный мужик в тельнике и на босу ногу? Костя-здоровяк, несмотря на раненую руку, засуетился, поглядывая то на него, то на стоявшие где-то в стороне карабины. Оценивая обстановку, он закрутил головой по сторонам, возможно, выискивая в кустах еще кого-то из людей.

Топ не стал нагнетать обстановку. Подошел к мужикам, посмотрел на руку и поторопил:

– Ну, что стоите? Перетягивайте руку, а то крови много выйдет.

Туристы засуетились. Теперь уже, не напрягая Катю, поспешили к ней все одновременно, как будто у каждого из них была кровоточащая рана.

Топ спокойно подошел к ним чуть позже, со стороны смотрел, как девушка умело перевязывает руку, которая в запястье была чуть тоньше Катиной шеи. Молчали. Они – от конфуза, что их «вот так» застали врасплох. Он – ожидая, когда закончится перевязка. Впрочем, первым «сообразил» тот, кто устанавливал палатку. Поспешно развернувшись, мужик, а это был зрелый парень лет под тридцать, встал под ствол кедра, взял в руки карабин и, демонстративно клацнув затвором так, что куда-то в мох вылетел целый патрон, взял его на плечо.

– Что, заплутали? – желая разрядить обстановку, первым начал Топ.

– Да уж, немного сбились… в этом тумане черт ногу сломит, – хмуро ответил тот, кто разводил костер.

– А ты что, один? – напряженно посматривая на него, спросил Костя.

– Да.

– И что, при такой погоде, в такой одежке, босиком ходишь в горы?!

– Да нет… – не желая говорить об избе, хаотично соображая, что соврать, ответил Топ. – Стан у меня тут… неподалеку. Костер горит, да так, полог натянут. Услышал, что кто-то рубит, да пошел посмотреть, что за люди.

Подошел парень с карабином на плече, наконец-то сдержанно подал руку:

– Говоришь, костер горит? Сергей! – представился. – Это Костя, Юра, Катя, – и понизил голос. – А вон там Люся.

– Где Люся? – еще не понимая, куда он показывает, закрутил головой по сторонам Топ.

– Да вот же, – склоняясь над комковатым мешком, Сергей спросил: – Как ты, дорогая?

Некоторое молчание. Продолжительная пауза. Потом вдруг мешок медленно зашевелился и заговорил тонким мышиным голоском:

– Ох, плохо мне, Серж… я, наверно, умираю…

– Да что ты, дорогая! Не дам я тебе умереть! Все будет хорошо. Подожди, сейчас разведем костер, тебе будет тепло. Растянем палатку, будет сухо, – суетился Сергей, выискивая материал, из которого можно было бы добыть огонь.

– Костя, где у нас сухое горючее?

– Там вон, в моем рюкзаке, – показывая на поклажу размером с «горбатый запорожец», усмехнулся Костя.

– Катя, что же ты стоишь? Доставай! Видишь, Люсьен замерзла?

Катя, было, полезла к баулу, но Топ, понимая ситуацию, выручая людей, попавших в беду, вдруг предложил:

– Не надо разводить костер! Пошли ко мне, там у меня все есть! – и уже требовательно, думая, что перед ним лежит больной человек, спросил: – Что же это вы ее под дождем держите? Простудите! Остудите почки или того хуже – будет воспаление легких!

– Так мы ее положили в спальник и сверху палаткой прикрыли, – начал оправдываться Сергей.

– Палаткой, – с укором повторил Топ. – Могли бы хоть под дерево положить, там все же не так мочит…

– Кто это там, Серж?.. – вдруг зашевелился мешок, в дыру спальника просунулось острое лицо, которое блеснуло искорками удивленных глаз, а тонкие губы несколько презрительно растянулись. – Откуда здесь могут быть люди?! Ведь мы же в горах!

– Да вот… – начал Сергей, – встретился товарищ. Он здесь… случайно. Проходил мимо. Тут у него недалеко стан, может, переберемся туда, к костру?

Топ не стал поправлять нового знакомого. Некогда, не время. Да и не хочется «напрягать обстановку». Пусть уж говорит, что хочет. Надо скорее перебираться в избушку, пока Люся не замерзла совсем.

– А далеко ли это?! – изображая страдалицу, промямлил мешок.

– Тут рядом. Может быть, сто шагов, – объяснил Топ.

– Ох уж не знаю я, дойду ли… – нараспев, жалостливым голоском выдавила Люся. – Что-то ноги плохо слушаются…

– Да что ты, дорогая, я тебя на руках унесу! – с готовностью воскликнул Сергей.

– Так и мои вещи надо переносить, – капризничает Люся.

– Катя возьмет…

– Ну ладно уж, – как бы делая одолжение, наконец-то выдохнула страдалица и со стоном начала вылезать из спальника. – Ох, а дождь все идет… и когда он только кончится?

На присутствие нового человека Люся прореагировала «никак». Ни здравствуй, ни прощай. Ни, тем более, спасибо. Просто коротко посмотрела на него, как на пень, и предалась в могучие руки Кости.

Для Топа подобное отношение было ново, необычно. Он с удивлением смотрел на туристов, у которых было все по-другому. Не так, как в обычном обществе. Но больше всего удивился тому, что Люсю взял на руки не тот, кто обещал ее нести. Хотя могучему Косте, наверное, было не слишком обременительно тащить на хребте свой «горбатый запорожец» и охающую, больную Люсю. Это было видно по его невозмутимому лицу. По всей вероятности, здоровяк в этой экспедиции исполнял роль носильщика. А Сергей явно был старшим. В приказном порядке он водрузил на Юрика свой рюкзак, а сам, возложив на себя «ответственность», понес карабины.

Так они и пошли к его избушке. Топ впереди – показывал дорогу. За ним – Сергей с ружьями на плечах. Потом – Костя с безразличным видом. Катя и Юрик замыкали шествие. Систематически слышались наставления Люсьен:

– Ой, не тряси меня! Ах, не мочи меня! Серж, оббивай ветки! Ну, не урони меня! Ай, держи меня!

И так далее. Короче, пока дошли до избушки, Люсьен уже изрядно поднадоела Топу. Он едва сдержался от совета:

– Ах, Костя, брось ее под колодину!

Едва завидев крышу зимовья, Люсьен закапризничала с удвоенной силой:

– Ай, какой маленький домик! А как в него меня заносить? Ой, тут двери нет. О, тут тепло! Тише, не ударь меня головой о потолок. А это что за доски? – И с ужасом: – Я на них буду спать?!

Сергей ее успокоил:

– Сейчас, дорогая, принесем спальники.

Он отправил Костю за оставшимися вещами. Катя и Сергей засуетились около Люсьен, надо было ее «лечить». Юрик наконец-то нашел в рюкзаке Сергея довольно объемистую фляжку. Лицо его посветлело, глаза многозначительно загорелись.

Топу ничего не оставалось, как разводить костер. Не толкаться же в избушке! Шесть человек не поместятся, кому-то придется спать на улице, у костра. Что же, ему не привыкать. Девушкам, конечно же, придется уступить нары. Кому-то, может быть, двоим, можно лечь на землю. И все равно кто-то останется у костра. Впрочем, если сделать навес, то перекантоваться можно. Предчувствуя «перспективу», что спать на улице придется, скорее всего, ему, Топ сразу начал готовиться. Вытащил котелок, вещи, посуду, развесил их по сучкам кедра, где коротал ночи, пока рубил избушку.

Юрик к этому времени успел пригубить из фляжки коньяк и начал понемногу «разговариваться». Прежде всего, выразил свое явное удовольствие по поводу избушки. Начал хвалить новое зимовье, месторасположение. И было ясно, что это зимовье обречено на нашествие залетных гостей. Топ попросил его помалкивать, но все же понял, что тот вряд ли в следующий раз пройдет мимо и приведет сюда еще кого-то. Слишком уж бегали у него глазки…

Как оказалось, Юрик был местный, из соседнего поселка. Все остальные члены группы действительно были горожанами, из числа новых русских, богатенькие, которые решили провести выходные дни с пользой: посмотреть красоты горы Москва, отдохнуть, сходить на озеро, накопать золотого корня и… пострелять снежных баранов. На отстрел одного из них у Сергея была лицензия.

Рассказ захмелевшего Юрика произвел впечатление. Топ слушал его с приоткрытым ртом и некоторым удивлением. За свою жизнь ему доводилось встречаться на Москве с разными людьми. Но «баранов» он видел впервые. Да, может быть, несколько столетий назад архары водились на этой двухкилометровой высоте, под северными каньонами и на южных выдувах. Но ему, где бы ни доводилось быть, ни на одном из четырех пиков, ни под ними, ни в округе следов дикого круторога встречать не доводилось.

Откуда могли взять такую информацию новоявленные «архаровцы», оставалось только догадываться. Может быть, вычитали в какой-то литературе или кто-то из охотников «выпустил утку». Тем не менее намерения у них были серьезные. Это было видно по оружию. Два самозарядных карабина на базе СВД с оптическими прицелами могли вызывать зависть у любого охотника, промышляющего в горах, в том числе и у Топа.

Сергей и Люся – муж и жена. Папа Люсьен возглавляет в городе какую-то фирму по заготовке леса. Костя – телохранитель. Катя – что-то вроде гувернантки при Люсьен. Ну а Юрик – простой проводник, которого «архаровцы» по случаю нашли в дороге и наняли проводником сроком на неделю. По его лицу было видно, что он самый обыкновенный забулдыга, которому все равно куда идти и зачем, лишь бы наливали. А наливали ему довольно часто. Вернее, он сам себе наливал. Нашел в рюкзаке Сергея фляжку с коньяком и за десять минут успел выпить три раза. По такой дозе, что в ушах булькало.

Сергей заметил исчезновение фляжки довольно поздно, когда проводник уже подпирал плечом двухсотлетний кедр, но еще достаточно внятно, но довольно развязно объяснял, что в этих горах он бывал много раз. Можно сказать, родился тут, и что никто лучше него не знает все ходы и выходы. И что завтра утром, надо только встать пораньше, он проводит охотников на такие места, где «за один присест» они убьют сразу двух или трех баранов. Вот только мясо он не понесет, потому что мясо ему не надо, не любит он его, и все тут. Ему подавай рыбу: тайменя, ленка, ну, и как сорную рыбу – хариуса. И за один выход он ловит столько много и таких…

При этих словах Топу пришлось отодвинуться в сторону, потом встать и пройти к избушке, потому что размах рук Юрика заставлял это сделать.

Костер горел. Над огнем закипал чайник. Сверху моросил нудный, противный дождь. С вершины гольца потянуло холодом – верный признак, что к утру пойдет снег. Хотя сегодня еще двадцать пятое августа. В избушке Катя и Сергей суетились над «хворой» Люсьен. По подсказке Топа раздели девушку до гола и в четыре руки втирали в холеное бархатное тело жгучие горсти горячительной самогонки. Выгоняли хворь из «озябшего» организма. Профилактическая санобработка для того, чтобы Люся не разболелась.

Но Топ начинал догадываться, что простуда надуманная, и это обычная хитрость, блажь молодой женщины. Она довольно правдоподобно стонала, охала, ахала, прощалась с белым светом, прощала всех и давала предсмертные наказы.

Когда Сергей вышел на улицу, выискивая фляжку с самогоном, Топ спросил у него, что с Люсей. Заботливый муж серьезно ответил, что у нее депрессия на нервной почве. Она-де первый раз в таких горах и попала в такие условия: дождь, туман, сырость, ветер, холод, камни, горы и прочие неудобства. Со всем этим столкнулась впервые. Сергей так и сказал:

– Моя Люсьен первый раз в такой «передряге». До этого мы охотились неподалеку от города, были на колесах. А тут, как видишь, столько претерпела!.. Целый день на ногах. Не всякий выдержит…

Высказав это, Сергей вернулся в избушку растирать Люсю. А Топ еще минуту не мог оправиться от шока: у капризной бабы, оказывается, депрессия! В таких случаях говорят: «челюсть отвалилась», или «муха во рту уснула». Так значит, Люсьен хворает. А Катя – нет, но она тоже девушка. С ней ничего не случится потому, что по рангу не положено болеть. А он-то думал, что у Люсьен действительно ноги отказывают от высоты, как говорят, горная болезнь, хотя Москва едва превышает два километра. А она, оказывается, филонит. Пыль в глаза пускает. Стало все понятно: кто есть кто. Вот как бывает! Значит, Люсьен хочет, чтобы ее на руках носили! Но Топ – не «такой закваски». Пусть около нее Серега – муж-лопух – суетится да Костя, если им так нравится. Да если бы действительно что-то с ней произошло, он помог бы в беде. Если б понадобилось – и на руках бы понес. Но чтобы так? Нет уж, увольте. Топ будет со стороны наблюдать за отношениями новых русских.

Лечение продолжалось. Катя втирала самогон в одеревеневшие ноги подруги. Сергей делал массаж живота и груди. При этом больная нисколько не стесняясь своей наготы, подсказывала, как правильно делать втирание. Она нисколько не боялась, что в избушке нет двери, бесцеремонно переворачивалась на нарах, принимая всевозможные позы, демонстративно, как на подиуме, показывала свои сексуальные трусики с ниточками на бедрах… По всей вероятности, ей очень нравилось, что за ней наблюдают мужские глаза. Когда же Сергей хотел завесить проход тряпкой, она запротестовала – воздуху не хватает!

Даже захмелевший Юрик, какое-то время взиравший на массаж растопорщенным гусем, наконец не выдержал:

– Жизнь хороша, как ни крути!

А Люсьен подлила масла в огонь:

– Вот тут, Серж, дорогой, что-то в груди хрипит. Как бы бронхи не застудила. Втирай между грудей, пусть хорошо прогреются…

При этом молодая женщина томно вздыхала, охала, закатывала глаза, прогибалась кошкой. И проделывала она это умело, конечно, не в первый раз. И походило это на стриптиз, «убивающий» сильную половину человечества наповал. Вполне возможно, поведение Люсьен «убило» бы всех через несколько минут, если бы не нудный дождь, промочивший любопытных до нитки. Дождь и напомнил, что Костя ушел за оставшимися вещами полчаса назад.

До края кедровой колки, где остались палатка, спальники и еще один рюкзак «архаровцев», было не больше сотни метров. Две-три минуты хода. Сквозь туман видно вершину лохматого кедра, под которым начинается край россыпи. Костя мог сходить несколько раз… Ожидание заставляло задуматься. Может, что-то случилось? Например, парень мог запросто подвернуть ногу между камней. Значит, надо идти на помощь.

Топ крикнул раз, второй. Звуки голоса заглушил туман, но все же Костя не мог не услышать его. В ответ – тишина. Не откликается Костя, будто его там и нет.

– Вот еще новости! Сходить за ним? – волнуясь, проговорил Топ. И еще раз, насколько хватало сил крикнул:

– Костя!..

В этот раз удача: неподалеку послышался треск ломаемых сучьев, торопливые шаги выше избушки. Через несколько минут из густой подсады пихтача медведем вывалился громила-телохранитель. Лицо его было красным, с белыми пятнами, как шапка перезрелого мухомора. По щекам текли капли пота. Одежда мокрая. Руки мелко лихорадит от напряжения. Присоединившись к своим, Костя немного «охолонился» и успел «прикрыться» маской невозмутимого спокойствия. По всей вероятности, ему было очень стыдно, что он заблудился в трех соснах.

Топ понял, что Костя просто потерялся, как это бывает при густых облаках в незнакомой местности. И, как заяц, дал «кругаля». Так ходит человек без какого-то ориентира. И неизвестно, чем бы окончился его поход за вещами, если бы не своевременный голос Топа.

– Что-то нет там никаких вещей, – начал оправдываться громила, удивляясь, как это он мог выйти к избушке с противоположной стороны. – Наверно, кто-то упер…

– Да не может быть! – заволновался Сергей.

– Мышки съели! – захохотал пьяный Юрик.

– Как я буду спать на досках?! – запищала Люсьен.

Лишь только Топ промолчал: бывает! Сам не раз «крутился» в горах при плохой видимости. Молча пошел вниз и за два перехода перетащил к избушке палатку, спальники и все, что оставалось на россыпи.

Через час все собрались около костра для вечерней трапезы под брезентовыми сводами растянутой палатки. К котелку с гречневой кашей мало кто притронулся, потому что деликатесов и так хватало. Чтобы перечислить, что было, страницы мало. Как выразилась Люсьен – «средненький, серенький ужин на лоне природы».

Коньяк «Белый аист», как никогда, подходил к бутербродикам с черной икрой, которые Катя довольно быстро приготовила из запасников «горбатого запорожца». Сюда его припер на своей могучей спине Костя. В этот вместительный мешок поместилась бы, наверное, половина ресторанчика. Названия многочисленных приправ Топ тут же забыл, ему они были не нужны. Он знал, что ужин в кругу новых русских – первый и последний. Сергей, Люсьен – люди высшего общества. Если бы не сегодняшний непредвиденный случай, они вряд ли бы сели с ним за один стол. Хоть и говорили, что Топ – друг, но стоит встретиться с ними где-то в городе, вряд ли кто пустит ночевать к себе в дом, как это сделал сегодня он.

А между тем Люсьен устроилась «под сводами убогого домика». По всей вероятности, массаж в четыре руки пошел ей на пользу. Она ожила. Вальяжно развалившись на нарах, на которых были настелены мягкие спальники, Люсьен приводила себя в порядок после «трагедии». Из кожаной сумочки достала импортную косметичку, долго мазала лицо какими-то мазями, навела тени, подкрасила губы, припудрила щеки, начесала «вздыбленную прическу» и с удовольствием стала уплетать сочную гроздь винограда. Как она выразилась, «надо употреблять натуральные витамины, а не консерванты». За виноградом последовали большой оранжевый апельсин, краснощекое яблоко.

Для нее не существовало понятия, каких трудов стоило доставить фрукты и все ей «необходимые вещи» на такую высоту. Модные лайковые тапочки на ногах, пестрый махровый халат, двухкассетный магнитофон, отдельная посуда, несколько термосов с минеральной водой и прочие мелкие «капризы», без которых ей ну никак не обойтись «в экстремальных условиях». Не хватало только «ночной вазы». При свете двенадцативольтовой японской лампы Люсьен, уплетая сочные плоды, слушая суперсовременную музыку, ритмично взлягивая голыми ляжками в такт, вероятно, думала, что бы еще такое сделать, чтобы на нее опять обратили внимание. Впрочем, сама делать она ничего не хотела. Может, потому, что не умела. Даже, если что-то из вещей лежало за пределами вытянутой руки, она просила:

– Ах, Серж, подай! Ой, Сережа, подними! Эй, Сергунчик, принеси!

Без каких-либо слов благодарности – «пожалуйста» или «спасибо». Как будто все ей обязаны. В большинстве случаев «подай-принеси» выполняла Катя. Это только обращение формально предназначалось супругу, а просьбы исполняла проворная подруга, если Катю можно назвать так. Скорее всего, она была прислугой и, казалось, нисколько не смущалась этим и любую прихоть Люськи исполняла быстро и аккуратно. Одновременно девушка готовила ужин на улице, накрывала на стол, что-то раскладывала, резала, взбивала. Словом, делала все, на что только оказывались способны ее ловкие, умелые руки. И при этом – с улыбкой, с нескрываемым удовольствием и всегда… возле Сергея.

Наверное, неспроста взгляд девушки не отрывался от лица Сержа. И смотрела на него Катя особенно – нежно, ласково, с некоторой грустью. Взглядом безответной любви. Она как могла старалась услужить Сергею, что было заметно даже несведущему человеку. Когда Сергей сел у костра на землю, принесла свою курточку и заставила сесть на нее. Наливала в кружку чай и сыпала сахару больше, чем это надо. Как бы незаметно, подавала ему самые лакомые кусочки. И даже помогла ему снять сапоги.

Видела ли все это Люсьен? Наверно, да. Потому что из избы все чаще доносились капризные вопли. Возможно, Люська желала, чтобы Катя не отходила от нее ни на шаг, так как ревновала подругу к своему супругу.

Топ некоторое время наблюдал за Люсьен через открытую дверь, за ее «чопорной» взбитой прической, острым личиком, жеманными манерами, капризами, хитростью, граничившей с некоторой злобой, все время думал, где ее видел? И не мог вспомнить.

И только когда Люська за что-то обиделась на Катю и выразила свое недовольство тонким, визгливым голоском, Топ понял, кого она напоминает ему. Чопорную собачонку из мультфильма «Все псы попадают в рай»! Дочка Алена часто смотрела его по «видику». Ни дать ни взять вальяжная болонка в доме миллионеров. С таким же жеманными манерами, капризным характером и постоянными ахами и охами. Сравнение в точку! Светская особа, выросшая у богатеньких родителей. Только непонятно, как она попала в отряд «жен охотников»? Сидела бы дома, «пускала пузыри», красила ногти да смотрела о дикой природе по телевизору.

Но, как оказалось, сходить на Москву Люсьен изъявила желание сама. Потому как совсем недавно ей попала в руки книга «Людоеды Цаво» Паттерсона, где к одному из героев повести в Африку приезжает жена. Ей пришлось пережить все неудобства жизни в экстремальных условиях. Ее жизни постоянно угрожала опасность. Женщина едва не «попала на клык» хищному льву. По всей вероятности, впитав в себя «романтики» из чтива, Люсьен тоже решила «следовать по стопам мужа» в делах его охотничьих. И все для того, чтобы потом на вечеринках или, как говорят в ее обществе, на тусовках с гордостью рассказывать о своих приключениях, быть объектом всеобщего внимания не только женщин, но и мужчин.

Для Сергея охота – развлечение, хобби. И при первой возможности, как только Серж «узнал» о «горных баранах на горе Москве», Люсьен засобиралась с ним. А если она решила, то ее слово было законом. Никто не мог переубедить Люську отказаться от подобного самодурства. Предварительно узнав, что на гольце «нет никаких людоедов-львов», Люсьен поперлась в неизвестность.

Обо всем этом втихаря от жены у костра под рюмочку коньяка рассказал Сергей. И вообще, как я понял, его светская жизнь не была счастливой и безоблачной. Женившись на Люське три года назад, Сергей попал в кабалу досточтимого тестя, который сделал его «правой рукой». И он был обязан беспрекословно выполнять все его приказы. Так как Сергей был несостоявшимся коммерсантом, выходцем из семьи инженера, то и положение в новой семье он занимал соответственное. Был у Люсьен «под каблуком», а у тещи – на посылках. С его мнением никто не считался. Обычные слова: «Делай, как тебе говорят, иначе…». Что могло означать «иначе», оставалось только догадываться.

Благодаря своему уравновешенному, покладистому характеру Сергей жил неплохо: к настоящему времени имел свой дом площадью в сто квадратных метров, две японские машины «тойота», и некоторый капитал в банке. Короче, составлял подходящую пару тридцатилетней Люсьен, которая, как сама говорит, вышла замуж «по любви». А Серж считает, потому что никто не брал… Детей у них не было. Люсьен все еще что-то выжидала, говорила, что надо пожить для себя. Поэтому для двадцатисемилетнего Сергея единственной отдушиной была охота. А точнее – возможность побыть подальше от дома и жены, которая, а это было видно по его глазам, надоела ему хуже каторги. Однако «отмазаться» в этот раз от жены Сергею не удалось. И свое безутешное горе Серж заливал солидными дозами французского коньяка, которого он набрал достаточно много. И соответственно, у него «развязывался язык».

Впрочем, на судьбу Сергей не жаловался, говорил, что все у него в жизни хорошо. У него своя работа, в которую погружен полностью, без остатка. Сергей так и сказал: «Времени не хватает на личную жизнь». А была ли она у него, «личная жизнь»?

В какой-то момент, приняв излишнюю дозу спиртного, Сергей начал хвастать, что у него «все схвачено», везде блат, все его знают, почитают и зовут только по имени-отчеству. И лес в Китай везут эшелонами, взамен – деньги лопатами. Ему и делать-то ничего не приходится, так все давно отлажено и «пробито». Стоит только дать «кому надо на лапу» – и, вот тебе, пожалуйста, – лицензия на заготовку «деловой» древесины. Понятно, что под словом «деловая» подразумевается кедрач, сосняк да лиственница. Хоть и запрещено рубить в России ценные породы деревьев, да только не «новым русским». Где уж до них простому смертному, случайно заготовившему на дрова лишний кубометр дров!

– Где надо, там и готовим! – властным голосом твердил Сергей, считая себя хозяином жизни. – Конечно, лучше где поближе, к дороге. Понравится участок, директору лесничества какую-нибудь «япошку 4×4» подержанную сунем, а он рад до безумия. Подпишет все бумаги, хоть сосновый бор под Красноярском. Дальше по рангу – и того проще. Лесотехнику за отвод участка – однокомнатную квартиру. Лесникам – «по штуке». Вот и все. А потом – набирай народ, желательно «бухариков», чтобы почаще пили да попадались на глаза в пьяном виде. Проштрафившимся меньше платить надо. Ну и пашут они соответственно. Кубатуру дают, в день – по три нормы. Готовы на спине лес таскать…

Чешет Сергей языком, слушать противно. Топ терпел до какой-то поры, потом сам, пригубив достаточную норму спиртного, вспылил:

– Говоришь, лес продаем? Но вы его сами у себя воруете! Что детям своим оставите? Пеньки да камни. Сейчас деньги гребете, а потом что останется? Говоришь, Сибирь большая, на ваш век хватит? Нет, не хватит. Это только так кажется. Скоро от тайги один «морковник» останется. А что не вырубили, ветром завалит. Ты же сам охотник, куда ходить будешь?..

Засопел Сергей, глазами лупит. Не ожидал такого поворота разговора. Видимо, думал, что сидит с партнерами. А тут простой мужик попался. За общественное, «чужое», добро заступается. Во диво! И откуда только такой… дурак взялся? Нагнетая обстановку, «подкинул в печку дров»:

– А тебе-то что? И ты лес продавай…

– Для китайцев?! Это вы, «новые русские», всю страну и продаете. Вместе с людьми. Ради своей наживы.

– Это как сказать! Товарообмен – это двигатель прогресса! Мы им – лес, они нам…

– Шмотки похоронные, однодневные, – вставил Топ.

– Ну, это ты уж хватил! – все больше запаляясь развел руками Сергей. – Есть товар, и хороший…

– Какой? Тапочки бумажные? И про какой прогресс ты там напоминал? Не про тот ли, что из сибирской тайги Сахару сделает?! Вот вам, и «новые русские». Скоро хоронить не в чем будет…

– Да ты что?! – Сергей едва не задохнулся от волнения. – «Новые русские!» Да кабы не мы, «старые евреи», вы бы, русские, до сих пор на квадратных колесах ездили!..

– Чего-о?! – подскочил Топ, соображая, под какой глаз припечатать свой кулак «еврею» за честь своей нации.

Однако Сергей тоже не промах. Вскочил, сжал кулаки в ответ. Трезвый Костя утихомирил сразу обоих. Загнул жилистыми руками две буйные головы себе под мышки и усадил обоих на землю:

– Ладно, зайцы во хмелю… Давайте лучше мировуху выпейте.

– Это мы запросто, враз! – засуетился Юрик.

А «петухи» все еще не унимались, надо было какое-то время, чтобы «остыла» возбужденная алкоголем кровь. Каждый норовил «укусить» другого словесно.

– Ну, «еврей», скажи спасибо, что меня держат!..

– Это ты спасибо скажи…

– Чего не поделили, мужики? – вдруг спросила Катя. – Что, места у костра мало?

«Петухи» и сами протрезвели: чего завелись? Все равно ничего не докажешь. Словесная перепалка – только лишние нервы. Утром будет все по-другому. Однако Сергей «на послед» все-таки решил «ужалить» противника:

– Да я-то что? Это вон, – махнул на Топа головой, – «дитя тайги» без дерева останется. Первый раз слез на землю, дерево спилили, а ему залазить некуда. Боится без тайги остаться. А в остальном я во всем согласен.

– Ну, раз согласен, значит, сопи в тряпочку да помалкивай. Все до поры до времени. Что-нибудь случится, и будешь ты такой же, как и я. Простой смертный. А то, может, и хуже – без адреса и фамилии, то есть, никто. Посмотрим тогда, как, кому и куда будешь лес продавать.

– А что может случиться? – «кипит» Сергей.

– Да хоть что! Вот, например, бросит тебя твоя Люсьен.

– Меня?! Люська? Да кому она нужна?!

Сказал и осекся… Понял, что ляпнул лишнее.

А Люся, конечно же, речи мужа услышала. Вылетела из избушки, заверещала, как пригородная электричка, когда тормозит на повороте. Казалось, что от ее противного голоса эхо в вечерних сумерках сорвало с вершины гольца камни.

– Что ты там сказал? Ну-ка, повтори, – сорвала с ноги тапочек, и – по голове Сергея. – Это что, выходит, я у тебя вместо Бабы Яги? Ах, ты… Завтра же развод. Посмотрим, с кем ты и как жить будешь… Да я тебя, козла, на помойке подобрала, отмыла, почистила, выкормила…

И давай высказывать подобные фразы в адрес «нерадивого» мужа. Впрочем, далее словарный запас Люсьен не поддается никакому литературному описанию. И куда только подевались «высокий светский этикет», культура речи и степенные, жеманные движения.

Сергей, как заяц в петле, мечется из стороны в сторону. Люсьен, зависла ястребом, теребит податливую добычу. Костя подобен филину: сидит рядом, караулит, как бы хозяйка за топор не схватилась. Остальные: Юрик, Катя и я – раздвинулись по сторонам, чтобы в суматохе не досталось.

Неизвестно, чем закончилась бы супружеская перепалка, кабы Люсьен на ногу не пролился кипящий чайник. Умолкла «электричка», приехала «пожарная машина». Люська упала на спину, раскинула руки, закатила глаза, дрыгает голыми бедрами:

– Ах, злодей! Убить меня хочешь? Ой, ма-мо-мо-чка! Ох, как больно!

Сергей перед ней на коленях ползает, утешает, на разные ласковые слова не скупится:

– Что ты, дорогая моя! Тебе больно? Ах, он, этот чайник, и кто его сюда повесил? (Он же сам его и настраивал над огнем!) У, черт, мою голубушку ошпарил… вот я его!

Схватил чайник, закинул в темноту:

– Видела, Люся? Выкинул я его, не будет он больше моей дорогой зло причинять!..

А у Люсьен не прекращается истерика. Как у маленькой пятилетней девочки, у которой отобрали куклу. «Работает на публику», – говорят в народе. Хитрая бестия видит, что все внимание на нее, почему и визжит поросенком, мечется «в предсмертной агонии». Смотреть противно. Кажется, что в Люську вселился бес.

Неизвестно, сколько бы продолжалась подобная сцена, если бы не Катя. До этого молчаливая, девушка, тихо притулившаяся где-то там, в корнях дерева, вдруг вскочила, подошла к Люсе и наотмашь хлопнула ладонью подругу по щеке. Поставила ее «на место». По всей вероятности, знала, что надо делать с капризами самодурки.

Люсьен вмиг притихла, как мышка под лапой соболя, сжалась в комочек, выпучила глазки, уставилась на Катю, ожидая, что та врежет ей еще раз:

– Ты что?!

– А ничего, прекрати истерику! Еще запищишь, получишь добавки. – И подняла руку для очередного удара.

Люсьен притихла и, как будто ничего не произошло, стала смотреть на ногу, тихо, спокойно заговорила:

– Ах, смотри, Серж, покраснело!.. Видишь, как обожгла. Ух, и неприятно…

Заботливый муж пытался легким дыханием ослабить боль:

– Фух! Сейчас, моя дорогая, будет легче. Надо помазать мазью да перебинтовать, чтобы зараза какая не попала…

– Да уж, действительно, – наконец-то высказал свое слово Топ. – А то точно, гангрена пойдет, да ногу придется отрезать. И отстранил Сергея в сторону: – Дай посмотрю!

Ожег у Люсьен был «пустяшный». Так себе, может, три капли кипятка упало, да чуть кожа вздулась. Пузырь размером с ложку. На себе Топ бы и не заметил. Однако для Люськи это была большая рана.

– Катя, дай мне мою котомку, – обратился Топ к девушке, а когда она исполнила просьбу, достал из бокового кармана свою таежную аптечку. – Вот, приложить надо, а потом перебинтовать. К утру все пройдет.

– А что это? Трава какая-то, заражения не будет? – переживая за супругу, заволновался Сергей. – Давай лучше мазями…

– Да не бойся ты. Это мох сфагнум, на болотах растет, где клюква. Самое лучшее стерилизующее и заживляющее средство, – успокоил Топ. И улыбнулся Люське:

– Не бойся, заживет, как на собаке. Средство проверенное. Хотя там у тебя и заживать нечему… больше кричала.

– Да уж так и нечему, – вновь было зафыркала каприза. – Знаешь, как больно?!

– Знаю. Но не больней, чем если Катя тебе еще разок «прилепит».

Намек был понят мгновенно. И, скорее всего, не потому, что Люсе было больно, а оттого, что тихоня Катя имела какое-то влияние и была для нее авторитетом. Люсьен затихла, покорно прикусывая губы, перенесла «мучительную перевязку» и лишь потом удалилась восвояси на теплые мягкие нары в избушку. Больше за этот вечер до утра она к костру не выходила. Наверно, считала себя оскорбленной. А может, было стыдно за свое поведение. Хотя навряд ли.

Длительного продолжения застолья не было. Не прошло и получаса, как все завалились спать. Женская половина, Люсьен и Катя, – в избушке. Мужики – у костра, под пологом палатки.

Топ еще долго не мог уснуть. Юрик будил его своими «хрюкающими переливами». То звал выпить, то спрашивал, где они находятся. И все же надо было кому-то приглядывать, чтобы пьяный человек не завалился в костер. А когда Юрик наконец-то прилег в корни кедра и уснул, Топ прикрыл глаза. Но услышал, а потом и увидел, как из избушки вышла Катя, подошла к ним, присела над Сергеем и накрыла его своей курточкой.

А утром случилось то, ради чего описана эта незабываемая встреча, для чего было потрачено столько страниц с описанием сцен, диалогов. А это – всего одна короткая фраза, сказанная Люсьен с такой интонацией! Фраза, которую Топ, возможно, не забудет никогда.

Как и ожидалось, выпал снег. Мокрый, липкий, холодный, какой бывает в горах на такой высоте. Что здесь такого? Через пару часов растает. Потому что в тот день было еще только двадцать шестое августа. Ранняя осень на закате лета. Обычная история в природе. Противоборство двух атмосферных фронтов.

Но для Люсьен это была настоящая трагедия. Она никак не ожидала, что ей придется столкнуться еще и «с такими трудностями». Было около семи часов, когда капризная женщина выскочила на улицу из избушки в туалет. И увидала снег. Надо было видеть ее лицо в тот момент. Секундное помешательство. В глазах – ужас, испуг, страх перед очередной природной стихией. Она замерла высохшим деревом. Потом опустилась на корточки и… заплакала:

– Ах, как тяжела судьба нести на своих плечах крест жены охотника!..

И где она только такие слова слышала?! Может, приснилось? Топ потом, оставшись один, долго смеялся над «женой охотника». Над той, которая, лежа на нарах, на мягких спальниках, в тепле, пережевывая виноград под ритмы современной эстрады, довольно ревностно судила о преимуществах и недостатках процесса той или иной охоты. А в это время ее кружку и ложку после ужина мыла Катя. Не стоит и говорить о других обязанностях женщины, жены охотника, которая наравне с мужем делит все трудности в тайге.

О продолжении охоты на горных баранов не могло быть и речи. Люсьен запищала болонкой: «Только домой!» И ей никто не мог противиться. «Архаровцы» начали быстро складывать свои многочисленные пожитки в рюкзаки. Когда наступил момент выхода, все приуныли. Оказалось, что при таких погодных условиях Юрик вряд ли сможет найти дорогу в обратном направлении. И Катя робко обратилась к Топу:

– Проводи нас, пожалуйста!

Топ отказать не мог. Когда в тайге кому-то тяжело, любой человек обязан оказать помощь. Так гласит закон тайги. И не только поэтому. Наверное, слишком уж доброе сердце, мягкая душа у Топа, чтобы найти причину для отказа. И не беда, что будет упущен целый день. Главное – чтобы людям было хорошо. А от этого будет хорошо и ему.

На этом можно было закончить настоящую главу о «жене охотника», если бы на пути следования не произошел еще один казус, который показал охотников за архарами во всей красе. Конфуз вышел на глазах у Кати и Люсьен. Я не упоминаю фамилий, пусть это останется в тайне.

Топ вел отряд горожан «плотными» местами, по кедровым колкам, альпийскими полянами, избегая длинных, непредсказуемых, скользких курумов. Разовый снег насквозь промочил горную тайгу. Обильные капли влаги свисали с ветвей деревьев гроздьями винограда. Через двести метров одежда путников промокла насквозь. Предательский мох скользил под ногами, приготавливая людям многочисленные ловушки. Стоит поскользнуться – и можно вывихнуть ногу.

Прежде чем провести за собой людей, Топ основательно пробовал почву своими шагами и только потом давал команду следовать за ним. На правах старшего «архаровца» первым шел Сергей. Следом торопливо вышагивала Люсьен. По всей вероятности, путь домой был «слаще», поэтому строптивая жена даже забыла, что у нее обожжена нога. Кате стоило больших усилий догонять подругу. За Катей, пригнувшись под «горбатым запорожцем», кряхтел Костя. Замыкал шествие «больной» с похмелья Юрик.

Перед выходом на перевал Топ увидел на снегу многочисленные крестики – глухариные следы. Скорее всего, на черничнике кормились молодые капалята. Это очень скоро подтвердилось. Где-то впереди, неподалеку загрохотало, заквохтало, зашумело ветвями деревьев. Пытаясь понять причину своего беспокойства, друг за другом на деревьях расселись молодые глухари. Удивленно посматривая на людей, птицы вытягивали свои шеи, оценивая размер опасности. Они были еще очень глупы, чтобы бояться своего врага – человека. А настойчивые, требовательные квохтанья рыжеперой мамаши для них пока что кажутся игрой в начинающейся жизни. Выводок был достаточно большой, восемь или девять птиц. И они мгновенно превратились в добычу. Как говорят, после неудачной охоты и ворона в радость.

Сергей мгновенно преобразился. Не снимая рюкзака, щелкнул предохранителем своего карабина. Топ шагнул в сторону, присел, уступая первый выстрел Сергею. Пусть городской охотник «с горя» душу потешит. Убьет одного или двух глухарей. Конец августа, и сезон охоты на птицу уже открыт. Только посоветовал:

– Стреляй по черным. Вон в того, который справа. Он ближе всех.

Сергей кивнул, понял, приложил окуляр прицела к глазу. Целился недолго, может, даже не успел взять в перекрестие «оптики» добычу. И… промазал. Тут же, не убирая с плеча оружие, выстрелил еще, за ним – третий раз. И все мимо.

Топ видел, что Сергей торопится, «срывает» выстрел, поэтому и промахивается. В промежутке между выстрелами успел крикнуть: «Не спеши!» Но Сергея «понесло»! Лупит, как из автомата. Только гильзы отлетают. Люсьен рот открыла. Катя на уши ладошки приложила. Костя сбросил свой «баул», тоже спешит к ним, щелкнув предохранителем своего карабина. Встал рядом, чуть сбоку. Топ ему показал пальцем, в кого надо стрелять. Костя молча заученно вскинул свое ружье к плечу. Почему-то показалось, этот сейчас наколотит – не унесешь! Все-таки телохранитель должен стрелять хорошо.

И началось! Раз за разом, как на стрельбище. Тем более «мишени» вот они, рядом, может, от силы сорок метров.

А глухари-капалята крутят головами из стороны в сторону, с удивлением смотрят, как рядом с ними осыпаются срезанные пулями ветки, слушают визгливый стон рикошета. Шокированные необычайной картиной, они так и сидят на видном месте, легкоранимые и беспечные. Мать-капалуха квохчет, порхает с ветки на ветку, зовет своих несмышленышей подальше от опасности. Но те за грохотом выстрелов плохо слышат ее голос.

Сергей и Костя «палят» нещадно, дорвались-таки!.. Куда Топу со своей «тулкой»? На «главном рубеже» – снайперские карабины, по словам Сергея, «укладывающие пуля в пулю на расстоянии ста метров». Где уж тут не завидовать простому смертному «старым евреям»! Топу не купить «Тигра» ни за какие деньги.

Дорогое оружие у нас достается только избранным, «благонадежным» людям. Тем, кто знает написанные в министерских кабинетах охотничьи законы. А «убогому промысловику» гладкостволку в зубы, да и то, чтобы каждый год посильную дань платил. Иначе – браконьер.

Впрочем, все эти размышления ни к чему. Идет охота! Настоящая охота избранных. Так что посторонись-ка, мужик. Да готовь мешок под добычу. Но смотрит Топ, а добыча-то не падает. Сидят глухарики на ветках, карими глазками внимательно смотрят на «архаровцев». Один даже по гнутой рябинке ходит взад-вперед, туда обратно, крутится, щелкает орлиным клювом, так и хочет сказать: «А вот и не попадешь!»

Умолк карабин Сергея. Давит «снайпер» на спусковой крючок, а оружие не работает. Кончилась обойма. Вылетели через ствол все десять патронов. Удрученный этим обстоятельством, Сергей недоуменно смотрит то на затвор, то на глухарей. Наконец-то сообразил, что добыча еще не улетела, можно стрелять. А значит, надо дать команду «оруженосцу». Потому что только «Санчо Панса» знает, где и что лежит в рюкзаках. Вследствие чего родилась еще одна незабываемая фраза:

– Катя, где у нас патроны?!

За Сергеем отстрелялся Костя. Густо покраснев, громила-телохранитель бессвязно залопотал:

– Оптика… что-то сбилась…

Топ с укором посмотрел на горе-охотников. Медлить было нельзя. Улетят глухари, потом ищи – не найдешь с собаками. Вот-вот «сорвется на уход» вон тот чернявый, что сидит к ним ближе всех, метрах в тридцати. Здесь уж думать не приходится. Топ вскинул «тулку», едва прицелился, выстрелил из левого ствола дробью «четверкой» в ближнего. Капаленок тут же завалился на спину и камнем упал на землю. А дальше что? В правом стволе пуля «своя», что изобрел местный «Левша» Коля Ершов. По кучности стрельбы и дальности полета уступает только пуле Полева. Остальные, дробовые, патроны во внутреннем кармане куртки.

Знал бы, что никто из «архаровцев» не завалит ни одного глухаря, заранее приготовился. А сейчас нет времени, еще пара секунд – и птицы разлетятся. Эх, была не была! Одну-то пулю можно и «на ветер выпустить». Жалко, да азарт хуже неволи. А уже руки на «взлете», планка ружья на длинной шее. На мгновение затаил дыхание и нажал на спуск. Слегка толкнула в плечо отдача, хлопнуло по ушам, да засвистела вращающаяся свинцулина. У капаленка пулей срезало голову. Как говорят в таких случаях местные охотники, «глухарь не узнал, что умер». Чистый, красивый выстрел. Топ сам не ожидал такого результата.

А у «архаровцев» – полный паралич! Открыли рты, стоят и смотрят, как Топ в две секунды завалил пару глухарей. Конечно, без всякого сомнения, это был его величество Случай, который, благоволит, возможно, раз в жизни. Но тем не менее произошло все на глазах у городских. Как говорят мужики, утер нос по полной программе.

Топ хотел сделать еще пару выстрелов, да глухари «проснулись». Забухали крыльями один за другим, разлетелись по тайге. Вместе с ними очнулись «архаровцы». Защелкали патронами, клацнули затворами, побежали куда-то вслед улетевшим капалятам. Да что толку? Ищи каплю в речке. Разлетелись, затаились так, что пройдешь мимо – не увидишь, пока не наступишь.

Топ приставил к пихте ружье, собрал стреляных глухарей. Одного протянул Люсьен, второго – Кате. Пусть женщины помнят его доброту. Катя робко пожала плечами:

– Зачем он мне? Я и обрабатывать не умею.

Зато Люсьен наконец-то первый раз за знакомство сказала: «Спасибо». И… как «завелась». В адрес Сергея. Вот несколько цитат, щедро подаренных любимой женой мужу-охотнику:

– Косорукий курощуп… еврейский свисток… тупорылый махаон… штопаный…

И еще много фраз, которые, увы, не поддаются литературному описанию. Все это произносилось вслух, с тональностью пикирующего на гору Москву «мессера». Что, без сомнения, было слышно на соседнем гольце Чеблак. По крайней мере, заблудиться в ближайших кедровых колках Сергей и Костя не имели права. Что и сделали. Очень скоро пришли назад, сетуя на то, что в облаках ничего не видно. Люсьен, конечно же, продолжала «укорять» Сергея. Тот оправдывался:

– Да если бы мне Катя вовремя патроны подала!..

Костя подавленно молчал. Юрик усмехался. Пока шла «охота», он нащупал в чьем-то рюкзаке фляжку, похмелился. Катя молчаливо стояла в сторонке, было видно, что ей жалко Сергея. А Топ, желая поскорее проводить «архаровцев», закинул на плечо свою старенькую «тулку» и пошел вперед.

Прощались они на одном из отрогов нырдинского перевала в этот же день, около двух часов пополудни. Топ проводил несостоявшихся «архаровцев» до последнего спуска, где до дороги было не больше двух километров. Указал точное направление:

– Идите строго по гриве. Ни шагу вправо или влево. Выйдете на дорогу. А дальше – пройдете по ней вправо, около километра. Там будет ждать ваш «крузер». Вместе с шофером.

Сергей не стал задавать глупых вопросов, откуда Топ это все знает. Потому что был уверен, что так и будет. Только, прощаясь, после всех протянул руку да опустил глаза:

– Ты это, того, не обижайся за вчерашнее. Выпил я лишнего…

Топ засмеялся, равнодушно махнул рукой: «С кем не бывает!» Подумал, что Сергей сейчас предложит продолжить знакомство, чтобы как-нибудь еще приехать в гости, на охоту, как это бывает с городскими охотниками, если «сафари» им понравилось. Но Сергей был не из таких. Не стал навязывать дружбу. Просто полез в карман и, уводя взгляд куда-то в строну, вытащил деньги:

– На вот, возьми. Здесь у меня немного «капусты»… тридцать баксов. Хватит?

– Зачем? Нет, не надо, – отталкивая его руку, попятился Топ.

– Как «зачем»? Помог ты нам. Вчера переночевать пустил. Сегодня дорогу показал. Среди «наших» задаром никто ничего не сделает.

– А среди «наших» любой бы сделал так, как я. Что здесь такого? В тайге друг другу надо помогать, что бы ни случилось, при любых обстоятельствах. Сегодня тебе помог я, завтра мне – ты. И так всегда. По закону тайги.

– По закону тайги? – повторил Сергей. И внимательно посмотрел на Топа. Потом задумчиво проговорил: – Хороший закон.

И убрал деньги. Затем крепко пожал руку:

– Ладно, тогда прощай. Не говорю «до свидания», гарантии встретиться нет никакой. Но когда будет тебе плохо, я помогу тебе. По закону тайги.

– Как?.. – начал было Топ. – Ведь ты даже адреса…

– Это мои проблемы. Надо будет, найду.

И пошел вниз, по узенькой тропочке.

Топ недолго смотрел им вслед. Видел, как, тяжело шатаясь из стороны в сторону, спотыкается Юрик. Проворно семенит ногами Катя. За ней приседает под «горбатым запорожцем» Костя. А предпоследней, прихрамывая, «мученица, жена охотника», Люсьен.

Через год Топ приобрел щенка: маленькую, проворную наполовину лохматую лайку, и некоторое время думал, какое имя ей дать. Оно напросилось само собой. Хитрая, своевольная и пакостная молоденькая сучка выражала свое недовольство необычайно тонким, звонким, писклявым голосом. И у Топа не оставалось сомнений: Люська.