Сидит Ченка на чурке у крыльца своего дома, курит неизменную, засмоленную никотином трубочку. Смотрит взором кречета на прииск, высматривает непорядок. Здесь известен ей каждый куст, травиночка, любой сучок на дереве, камень у озера. С первого взгляда может определить, что произошло за ночь, видит каждый новый след, оставленный животным или человеком во время её отсутствия. Без ошибки по цвету воды в озере может определить погоду на ближайшие сутки. По шуму гольцовых ручьёв понимает, откуда дует ветер. По далёкому разговору птиц слышит, где проходит зверь. Семнадцать лет живёт Ченка в этих местах. Не обманешь опытную жительницу тайги.

Много воды утекло с тех пор, как она пришла с отцом в эти края. Родилась и выросла Уля. На её глазах появился и разросся старательский прииск. Будто растрескавшуюся землю в засуху, плоское лицо покрыла сеть морщинок. От времени. От тоски. От бесконечного ожидания любимого человека. От загульной жизни, в которой безвозвратно утонули её молодые годы. Не может Ченка удержаться от соблазна употребить огненной воды, потому что у представителей малых народов организм не приспособлен к принятию алкоголя. Они быстро спиваются. Наиболее слабые характером живут по правилу: «Пей, пока наливают». Поэтому и бежит жизнь женщины под откос со скоростью увядающей осени.

Ченка не стареет душой, принимает все как должное, потому что любит жизнь, тайгу, животных. Но больше всего — людей. Любому встречному готова отдать последнюю лепёшку. Заплутавшему указать дорогу. Защитить униженного. Броситься за утопающим в ледяную воду. За это и получила всеобщее признание у окружающих. Любой, начиная от охотника, старателя, включая именитого купца золотопромышленника, познакомившегося, относится к ней с уважением. Выйдет на крыльцо Агафон, приветственно крикнет: «Госпожа Ченка! Как утренний улов?» Благодарный старатель при встрече улыбнётся до ушей, готов обнять, крепко пожмёт руку: «Дорогая ты наша! Как драгоценное здоровье?» Откликается женское сердце, в ответ на доброту людскую она готова идти, плыть, ползти хоть неделю на пролёт, чтобы осчастливить людей свежей рыбой, сохатиной или медвежатиной. И в реальности это так, потому что со времени появления прииска Ченка и Загбой добывают для старателей продукты питания. И не надо им за это золота, денег, украшений. Ченка по-своему счастлива. А люди благодарны ей.

И сейчас с раннего утра у Ченки заделье. Надо плыть, вытаскивать сети. Так каждое утро, вставай с первыми лучами солнца, садись в лодку, вези улов к старательскому столу. Иначе и быть не может.

Но сегодня Ченка не торопится, ждёт. У нее другая забота. События прошедшей ночи внесли слишком многое непонятного, загадочного. Прежде всего, она не может понять: куда делся Агафон? И что случилось там, на перешейке у запора? Внутренний голос подсказывает ей, что две тайны как-то связаны друг с другом. Но как? Она не не может найти определённого ответа. Был бы Загбой, он прочитал бы все секреты за короткое время. Для отца в тайге нет ничего непонятного. Ему известно всё. Недаром вся округа зовёт его Большим Охотником. Он сразу скажет, куда и как ушёл из дома Агафон и что произошло у озера. Или Уля.

Дочь пошла в деда, даром что молода! Зоркие глаза читают следы так, как это делает росомаха. Тонкое чутьё чувствует вчерашние запахи. А острый ум знает, почему и кем сбита роса с травы. Но нет Загбоя. Нет Ули. Где они? Тайга большая. Возможно, об этом знает Агафон. Но как у него спросить? Его нет. Братья Вороховы прошли по всем тропам, но не нашли и намёка на выходной след. Да, Агафон пришёл, по тропе с верховьев Туманихи. Ченка сама видела его сапоги и копыта оленя, которого он вел в поводу. Но тут, у озера, всё теряется. Песок у озера затоптали мужики. И что теперь делать? Ждать или искать? Но кого и где?

Ченка докурила третью трубочку, встала, закинула за спину ружьё, пошла к лодке. Надо проверить сети, пока есть время. Не пропадать же пойманной рыбе! Села в свою утлую берестянку, привычно направила её к острову. Там, с той стороны, на тёплой отмели, в заливе ловятся большие таймешата. И пара трёхкилограммовых хищников, из которых Пелагия настряпает душистых котлет, будет некоторым разнообразием для всех от приевшихся хариусов.

До острова несколько сот метров. Привычно врезается в чёрную воду лёгкое осиновое весло. Быстрая берестянка серым гусем летит по серебристой глади воды. Могучие кедры на противоположном берегу растут на глазах. Ченка обогнула остров, повернула к заводи, приподняла весло. Теперь надо плыть тише, чтобы застать врасплох чёрные торпеды. И подходить надо тихо. А потом, ударяя веслом по воде, загнать рыбу в сети.

Ченка медленно плывёт вдоль острова, а с противоположного берега свистит рябчик. Самец! К чему бы это? Она никогда не слышала, чтобы петушки свистели в июне. Повернулась, а из прибрежных кустов выглядывает знакомое лицо. Уля! Развернула лодку, замахала веслом так, что вода за транцем закипела. За полминуты достигла отмели.

А её уже встречают. Навстречу выскочила дочь, задёрнула нос берестянки в тальники, радостно обняла мать. Ченка кажется степенной, но внутри всё кипит от переполненных чувств. От волнения выхватила трубку, хотела забить табаком, но спросила у Ули:

— Отнако Закпой гте?

Дочь потянула мать за собой в кусты, а там все: Загбой, Костя, Сергей. Неподалёку лежат олени, рядом с ними на сворках привязаны собаки. Не скрывая радости, Ченка потянулась к каждому с протянутой рукой, растопила морщинистое лицо в широкой улыбке. Но Загбой встретил приветствия дочери более чем сдержанно, с нескрываемой тревогой:

— Гафон хоти?

— Пелагия каварила, хотил ночью. Сейчас нету.

— Айкын тут?

— Какой Айкын? Нет никакой Айкын. Гафон хотил, Айкын нет.

Все в недоумении переглянулись друг с другом: всё ясно.

— Значит, Агафон пришёл один? — вступил в разговор Костя.

Ченка молча набила трубку, знала, что всё равно подождут, пока она заговорит, присела на колодину и начала свой обстоятельный рассказ о том, как Лушка посвятила её в свои тайны, как позавчера из города приехали братья Вороховы с полицейскими, — всё до того момента, когда Агафон исчез у них из-под носа.

— Как исчез? — наперебой воскликнули Костя и Сергей. — Вместе с оленем?

— Слет витела, оленя нет, — хладнокровно ответила эвенкийка, пыхая трубкой. — Сюта хотил, — показала за остров на прииск, — насат нет. Сама не знаю, что пыло. Отнако Закпой слет гляти нато. Он карашо понимает.

— Как смотреть-то? — с досадой сплюнул Сергей. — Может, он где-то за деревом сидит. Он в нас уже стрелял… Прихлопнет, у него это не заржавеет.

— Стрелял?.. — Ченка выронила трубку, открыла рот. — Как то, стреляй? Разве мошно люча стрелять?

— Можно, — после некоторого раздумья ответил Сергей. — И не просто стрелять, но и убивать, резать… Он способен на всё…

Некоторое время молчали.

— Может, он в доме прячется? — наконец-то проговорил Костя.

— Нет, отнако. Пелагия каварит, ночью ушёл, дома нет. А как ушёл, никто не знает.

— Но не на крыльях же он улетел! — взорвался Сергей. — Искать надо!

— Так, отнако. Искать нато, но домой хотить не нато. След смотреть нато, караулить нато. Там и там, — замахал рукой Загбой, показывая места, где проходили тропы. — Как зверя. Тень, ночь. Всё отно пойтёт. Не может так быть: ноги есть, слет нет. Рыпа в воде и то след оставляет.

— А откуда начинать? — занервничал Сергей.

— Нато, отнако, на запор хотить, — вдруг вспомнила Ченка. — Там ночью Большая рыба воду мутила. Мошет, там слет путет.

Ченка запрыгнула в лодку, погнала берестянку до запора по озеру. Все остальные, укрываясь в тайге от посторонних глаз, пошли берегом.

На перешейке тишина. Кажется, что никого нет. Но Ченка знает, что под кедрами, у тропы лежат Филя и Егор. Караулят выход с прииска. Если Агафон пойдёт вниз по реке, то как раз попадёт в руки братьев. Она причалила лодку с верхней стороны запора, не таясь, вышла на берег, прошла вдоль по тропе. Около кедров остановилась, осматриваясь, покрутила головой, негромко спросила:

— Хотил кто?

— Нет, — откуда-то из-под кустов хрипло отозвался Филя. — А на прииске как?

— Там, отнако, тоже нет, — доставая трубку, спокойно ответила Ченка и через минуту, как бы обдумывая слова, заметила: — За остров плавала. Сети глядела. Там Закпой пришёл, Уля, мужики, кспедисия.

— Где?! — как по команде разом вскочили на ноги братья.

— Вон там, — махнула рукой через запор. — Звать нато. — И условленно крикнула гусем: — Гок! Гок!

Запор через перешеек между двух озёр представлял собой простое сооружение, широко распространённое по всей Сибири и Дальнему Востоку среди рыбаков для ловли рыбы. От перекинутого над водой дерева вертикально, под небольшим углом в дно реки, протоки или перешейка вбиваются колья с таким расчётом, чтобы не пропустить передвижение рыбы или направить его в каком-то одном направлении, где ставится морда или корзина.

В этом месте запор был сооружен с таким расчётом, чтобы между жердями свободно проходила мелкая, средняя и даже крупная рыба, но только не то неизвестное млекопитающее, которое жило в третьем озере. Для прочности сооружения старатели выбрали самый толстый кедр, который стоял на берегу. Толщина жердей в диаметре составляла не менее двадцати сантиметров. Таким образом, Ченка могла спокойно ловить рыбу в первом озере, не опасаясь стать закуской для водного исполина.

На запоре поперёк набиты колотые доски, что служит своеобразным мостом для переправы с одного берега на другой. Метровая ширина позволяет спокойно переходить не только человеку, но и переводить оленей и лошадей.

Не прошло и минуты, как братья Вороховы протянули медвежьи руки Загбою, Сергею и Косте. Досталось и Ульянке: оба норовят обнять молодую девушку, что привело её в невероятное смущение. После приветствия стали обсуждать сложившуюся ситуацию. Загбой посмотрел вокруг, разочарованно зацокал:

— Эко! Все слеты затоптали. Гте глаза? Нато гляти, а потом хоти!..

Пока мужики курили, Уля отпустила с поводка Кухту. Свободная сука живо заметалась по берегу, разминая скованное тело. Пробежалась по тропинке, вернулась, резво засеменила на прииск. Девушка вернула её резким окриком. Та послушно прибежала, как бы нехотя побежала в кусты по своим делам. Уля неторопливо пошла за ней: что перо щипать, когда глухарь улетел? Пусть Загбой сам разбирается, как и откуда надо начинать поиск следов Агафона. Сейчас он старший, и не ей решать, когда оленю пилить рога.

Она прошла несколько десятков метров, на край пихтача. Отсюда хорошо видно, что делается на прииске. Интересно посмотреть, какие там произошли перемены, и просто увидеть людей после долгого пребывания в тайге. Отсюда через край лимана до бараков и дома метров двести или чуть больше. Однако отлично видно, что делается во дворе. Вон Пелагия вышла, направилась к избушке матери. Вон Иван на крыльцо вышел, стоит, смотрит сюда, в её сторону. Но не видит, это уж точно. Уля стоит в густых кустах. А вон старатели из бараков на работу пошли. Опять землю копать. А где же Кухта? Не побежала бы к дому, а то все узнают, что они пришли, будет плохо. Может, где и Агафон притаился на сеновале или за домом в тайге. Увидит собаку, всё поймёт.

Девушка повернулась, вытянула шею, высматривая лохматую подругу. Ага, вон она. Что-то вынюхивает под кедром, поглядывает в её сторону, глазами показывает, зовёт к себе, сообщает, что что-то нашла. Уля пошла к ней. Видит, полянка под кедром. Вся трава избита, но сверху заложена мхом. И запах такой знакомый стоит, не ошибёшься. Нагнулась, откинула мох: так и есть, кровь. Да сколько много! Свежая, может быть, ночью кто-то пролил. И пролил ли?..

Голову охватило жаром. Проворными руками стала откидывать мох. Амака! Что здесь произошло? Такое ощущение, что кто-то резал оленя. Но где мясо? Вскочила, поспешила на берег:

— Серёжа! Они! Тетушка!.. Скорее сюта!

Все поторопились к ней:

— Что?

Взволнованная Уля, показывая дорогу, зашептала:

— Там!

Загбой увидел место, останавливая мужиков, раскинул руки:

— Ча!!! Стой!..

А сам нагнулся над бордовой лужей, глубоко выдохнул:

— Эко… отнако, тут что-то пыло…

Следопыт недолго смотрел себе под ноги, протянул руку, показал то, что нашёл. Сергей округлил глаза, взял в руку обагрённую кровью находку. Патрон! От винчестера.

— Агафон… — только и смог выдохнуть.

Загбой наклонился опять, взял пальцами ещё и ещё несколько зарядов. Просыпал, потерял или бросил специально? Но всё же чья это кровь? А следы? Их так много, небольшая тропка. Видно, что человек ходил к озеру несколько раз, перетаскивая что-то тяжёлое. И как они не заметили сразу?

Пока Загбой разбирается в следах, Уля следит за Кухтой. Взволнованная собака крутится в корнях, под кедром. Тычется носом, старается что-то показать хозяйке. Девушка подошла к собаке, наклонилась, потрогала руками траву. Пожухлая, старая. Кажется, под дёрном что-то спрятали. Ударила ладошкой. Так и есть, отозвалось бубном шамана — пустота. Подскочил Сергей. Вместе нащупали край дерева, потянули, отвалилась ляда. За ней черное зело подземного хода. Костя выхватил из кобуры револьвер, растолкал всех, не дай бог из темноты выстрелит Агафон! Все за ним ощетинились стволами ружей. Даже Ченка щёлкнула курком винтовки и прицелилась под корни.

Ждали долго. В ответ — тишина. Сергей набрал воздуха, резко крикнул:

— Агафон, выходи! Всё одно тебе конец! Не уйти, дом окружён!

В ответ опять тишина.

— Может, он там тальше? — тихо спросила Уля.

— Что будем делать? — в волнении спросил Сергей у Кости.

Тот многозначительно посмотрел на товарища, уверенно заключил:

— Свет надо. Керосинку.

— А если факел соорудить?

— Факел нет. Сами в дыму задохнёмся. Скорее всего, это старая выработка, шурф с рассечками, вентиляции нет, — логично предположил Костя и, уже обращаясь к Ченке, попросил: — Сходи в дом, принеси керосинку. На тебя никто не обратит внимания.

Ченка поняла, утвердительно кивнула головой:

— Собак тержите…

Пока Ченка ходила на прииск, Загбой более обстоятельно обследовал кровавое место и сделал ещё несколько новых, неожиданных открытий.

— Тут люча упивай, — побледневшим лицом заключил следопыт. — Отнако резали или топором пили по голове. — И начал объяснять: — У оленя четыре ноги. У человека тве. Тут трава сбита в двух местах. Люча утарили, он потом ногами землю бил, траву сорвал. Олень так не сорвёт. Он сорвёт шире, в размах, как пежит. А тут на толчок вырвано, люча прыкай. Так человек телает, когта помирай. Я когда-то видел…

Загбой полез в карман куртки, прикурил трубочку, пыхнул дымом и продолжил:

— Люча так стоял, — он присел на корточки напротив соседнего кедра. — Его так били. Почему? Вот, на коре капли крови, брызги. А вот он так упал, — осторожно приложился к корням дерева. — Здесь крови польше, сердце работай, кровь гоняй мало-мало. А вот, — подцепил на тонкую палочку желеобразную каплю, — мозг, отнако. И тут вот… и ещё…

Следопыт кропотливо обследовал каждый сантиметр трагедии, нашёл ещё несколько патронов и (!) небольшой обрывок золотой цепочки с крестиком, изображавшим распятие Христа. Задрожали руки Загбоя, потемнел единственный глаз, засветилось бельмо, глубокий вздох вырвался из груди:

— Солоха!..

— Что?! — подскочил Сергей.

— Солоха, — уверенно повторил следопыт. — Крестик Солоха.

— Какой такой Солоха?

— Пыл такой старателя, тавно пыл! Отнако тесять зим прошло, может, польше. Землю копай, камни желтые ищи. Карашо искал. В лавке у Гафона вино пил, всем показывал. Потом, отнако, горот хоти, назат — нет. Больше не вител Загбой Солоха. Это его крест. На грути носи. У отного такой крест был, солотой. У других красный крест, медь…

— Ты хочешь сказать, что… — прошептал Сергей.

— Мой не знай сказать. Точно помню, крест Солоха.

Все подавленно замолчали. Наконец-то прибежала Ченка, за пазухой принесла лампу. Зажгли керосинку, ощерились ружьями, потянулись к входу. Костя продвинулся раньше всех:

— Я первым пойду, у меня револьвер. Из него стрелять в тесноте лучше. С ружьём пока развернёшься…

Взял в левую руку керосинку, в правой наизготовку наган. Осторожно ступил в подземелье, прошёл несколько шагов, глухо бросил:

— Есть!

Сзади Сергей, подполз ближе, хмуро посмотрел на валявшийся под ногами окровавленный топор.

— Что там? — торопится Загбой.

— Сам посмотри…

— Вот ещё… — продвинулся вперед Костя. — Сапоги все в крови.

— Сапоги Гафона, так говорю. Он хоти. Отнако он и руби… — едва слышно выдавил Загбой.

— А это ещё зачем тут? — удивлённо спросил Сергей, поднимая с земли большой пятилитровый чугунок. — Смотри-ка! Дно пробито, язык подвязан… как ботало у коровы. На цепи. Что это, старателям конец рабочего дня означали?

— Не знаю. Это надо у Егора спросить. Он шурфы бил, должен знать. Егор, Филя, чтой то?

Егор почесал затылок:

— Бог его знает, зачем чугунок тут. Но у нас так не звонили, просто голосом знать давали, на-гора или на обед.

Постояли немного, пошли дальше. Костя впереди, палец на курке револьвера. Сзади Сергей, в руках ружьё, в стволы пули загнаны. Третьим идёт Загбой, потом Филя. Замыкает шествие Уля. Ченка и Егор остались наверху, караулить вход в подземелье.

Прошли пару десятков метров. Справа почернело ответвление — рассечка. Костя остановился, прижался к углу, смотрит на Загбоя: что делать? Вдруг Агафон из темноты выстрелит! Следопыт молча показал пальцем вниз: посвети под ноги. Недолго смотрел, выпрямился, отразил бельмом свет керосинки, негромко заговорил:

— Тут, отнако, две ноги. Отна в сапогах, вторая босиком. Тута-сюта хоти. Тута, — показал пальцем в рассечку, — хоти сапогах. Босиком хоти прямо. Сапоги Гафона там, — махнул головой назад. Значит, направо Гафона нет. Гафон ушел так, — и указал вперёд в темноту.

— Тогда зачем он ходил в рассечку? — зашептал Филя.

— Смотреть нато, — ответил следопыт и на правах старшего распределил роли: — Костя хоти тута, Закпой за ним. А все тут штите.

Вдвоём пошли направо, остальные остались в темноте, ждать.

Шаг за шагом, метр за метром. Рассечка оказалась короткой, пятнадцать — двадцать метров. Кончилась золотая жила, нет смысла копать дальше. Костя остановился:

— Тупик, дальше хода нет. Пойдём назад.

— Стой, отнако, — осадил следопыт. — Зачем тогта Гафон так слет топтал в сапогах?

Он прошёл немного вперёд, почти до самой земляной стены, внимательно осмотрел всё вокруг, потом наклонился, сухо проговорил:

— Свети!

Костя наклонился вперёд, поднёс керосинку к месту, на которое указывал Загбой. Следопыт погладил ладонями землю перед ногами, несколько раз ткнул пальцами вокруг, после чего сделал ещё один вывод:

— Тут земля твёрдый, тут мягкий. Землю копай. Зачем? Отнако тут Гафон что-то прятал.

— Золото?! — сразу же догадался Константин.

— Моя не знай, — равнодушно пожал сухими плечами следопыт. — Ещё слеты смотреть нато, потом думай. Потом говорить путу. Теперь, отнако, нато назат хотить, прямо хоти, там, где Гафон босиком хоти.

Вернулись назад. Сергей встретил их нетерпеливым возгласом:

— Ну что там?..

— Пока ничего. Пойдём вперёд, там видно будет… — отрезал Костя и занял своё место впереди.

Шли долго, осторожно. Проверили ещё четыре рассечки. Загбой часто останавливал движение, смотрел следы, морщил лоб, что-то сопоставлял, молча размышлял, думал. Все беспрекословно останавливались по его команде, терпеливо ждали, когда он почти на четвереньках, выставляя перед лицом лампаду, рассмотрит каждый сантиметр пяди. Наконец-то он вообще остановился, присел на брошенную лагу и потянулся в карман за кисетом.

— Ну, Загбой, нашёл время! — попытался было противиться Сергей, но тот, не обращая на него внимания, невозмутимо подкурил трубочку.

— Молчи, Закпой думай путет.

Все послушно последовали его примеру, присели рядом. Курящие потянулись за табаком, но следопыт остановил их намерение:

— Ча! Много дыма не нато. Закпой отин курить путет немного, потом каварить путет.

Переглянулись мужики между собой, но послушались, спрятали табакерки по карманам. Да и следопыт недолго курил, затянулся три раза, густо выдохнул и выбил остатки табака на землю. Спрятал трубочку, покачал головой:

— Гафон тут нет. Гафон другой место, — показал пальцем наверх. — Где-то там, тайга.

— Почему ты так решил? — оживился Костя.

— Дым, табак тянет тута, — показал рукой в глубину подземного хода. — Там есть выхот. Зачем бурундук ситеть нора, когда солнце светит? Два бурундук путут там, — показал наверх, — хотить. Путет хотить, смотреть, что там тругой зверь телай.

— А почему два?! — почти одновременно воскликнули Сергей и Костя.

— Эко! Слепой сапсем, как крот. Потому, что тут два человека хоти. Один сапогах, тругой босиком.

— Как это?

— Тот, кто босиком, раньше хоти. За ним хоти сапогах. Тот, кто сапогах, хромай на левую нога. — Следопыт поднялся, показал, как хромал человек. — Правый нога хоти нормально, левый, на носок ступай польше, на пятку больно. Потом, отнако, человек босиком назат хоти. Сапогах — нет. где-то там остался, — махнул рукой на выход из шурфа.

— Вот это загадка! — переглянулись все.

— Значит, людей было двое. Один из них, Агафон. А тогда кто же второй? — проговорил Сергей.

— Хо! Сказал тоже! Знаешь, сколько на прииске людей? — покачал головой Филя. — Одних старателей около сотни. Да в доме восемь человек. Думай теперь, кто же… Может, кто ещё с ветру, чужак приходил… Загадка!

— И что же теперь?

— Отнако нато гляти, куда хот вети. Потом тумай, — оживился Загбой. — Место и следы много каварить путут. Там витно путет.

Встали, пошли дальше.

— Где мы сейчас находимся? — негромко спросил Сергей у Ули.

Девушка пожала плечами, за неё ответил Филя:

— Этот шурф били братья Приславские лет восемь али девять назад. Хорошо работали, дружно, крепко, как у нас говорят. И жила хорошая шла. Говорят, отсель более трёх пудов золота вынули. Самородки по пять-семь килограммов попадались. А тянется рассечка туда, к дому. Братья говорят, шагами потом мерили, триста сорок шагов, не считая боковушек. Три года семь человек рыли.

— Так когда же это кончится? Мне кажется, уже целый час идём. Так можно уйти чёрт её знает куда, — недовольно заворчал Костя.

— Не бухти, кажись, пришли, — оборвал его Филя. — Вишь, как? Рассечка в гору пошла, знать, на выход.

И правда. Окончились крепи овальным забоем. По всей вероятности, здесь закончилась жила. Покопались братья Приславские туда-сюда, вверх-вниз: нет золотоносного песочка. Бросили, ушли в поисках другого счастья. Однако дальше кто-то другой докапывал, позже. Проход тянется под скалой, без крепей, и больше похож на медвежье чело. Ползти опасно, кажется, что обвалится земля, похоронит заживо. Однако следы ведут туда, люди проходили, значит, и им можно.

Первым Костя полез, за ним Сергей. Загбоя отстранили, нельзя рисковать напрасно человеком. Чувствуется, что вот где-то тут будет выход. А вдруг там, наверху, сидит Агафон? Всадит пулю в Загбоя, не задумываясь. А вот будет ли стрелять Загбой в Агафона — это вопрос.

А ход развернулся вертикально. Сбоку небольшая лесенка в несколько ступенек. Константин заглянул наверх, предупреждающе зашептал:

— Доски. Наверное, крышка или люк какой.

— А что слышно, что там?

Костя долго ждал, прислушивался. Наконец-то ответил Сергею:

— Нет, всё спокойно. Может, спит. Или караулит.

— Так что будем делать?

— Пойдём! — уверенно ответил Костя и решительно полез вверх.

Он осторожно, вплотную подкрался к люку, приложил ухо. Отчётливо услышал, как тикают часы. Больше ничего, ни единого шороха. Подтолкнул плечом крышку, та легко, без скрипа подалась, освобождая проход. Опять прислушался: не вскочит ли кто от неожиданности? Револьвер вперёд, палец на курке. Вытянул голову — какое-то помещение. Внутри никого нет. На полках товар. Вылез, сразу же подал руку Сергею, помог выбраться. Тот, в свою очередь, вытащил Филю, Филя — Загбоя. Последней выскочила Уля.

— Где мы? — закрутил головой Сергей.

— В лавке у Гафона, — уверенно зашептала Уля, положив руку на узкий, длинный прилавок. — Золотоскупка это. Гляти, сколько товара? Вот весы. Там протукты. А там материя.

— Эко! Хитро думано! Гафон — лиса, хитрый, отнако. Хот пот лавку делай, а никто не знай, — почесал затылок Загбой. — Тута на озеро хоти, никто не знай. И назат хоти, никто не знай.

— Почему никто не знает? — холодно заметил Костя. — Есть еще кто-то второй. Но кто?!

— А из лавки как выйти? — спросил Сергей у Ули.

— Здесь три двери, — поспешно ответила девушка. — На улицу, для пришлых. — Она подошла к выходу, толкнула дверь. — Закрыто. С той стороны замок. Вот вторая, на конюшню… — И удивлённо: — Но здесь закрыто на крючок!

Костя подошёл, действительно на запоре.

— Значит, Агафон в конюшню не выходил, как говорила Пелагия.

— Он ходи тута, — подсказал Загбой, указывая пальцем вниз, на подземный ход. — Там слеты.

— А где ещё дверь?

Уля осторожно подошла за перегородку, указала на чёрный ход:

— Это выхот в дом, на кухню.

— Так, значит, — негромко протянул Сергей. — Не лавка, а муравейник. Везде двери. Хочешь, туда иди. Хочешь, сюда. Где уж тут Агафона поймать!

— Что там слышно? — негромко спросил Костя.

Сергей приложил ухо:

— Есть движение… кто-то разговаривает, не понять. Посуда гремит. Завтракают?

Немного постояли:

— Что делать будем?

— Не знаю, — неопределённо ответил Сергей.

— Пойдём? — махнул головой Костя.

— Казаки там, наверно, у них карабины… — предупредил Филя.

— У нас тоже не рогатки, — щёлкнул курком револьвера Костя.

— Как пойдём?

— Я первый, Серега за мной, Филя — ты третий. Если что, в Агафона стреляйте без промедления, я отвечу… С мужиками попробуем договориться. Ульянка, ты стой здесь, дверь подопри, чтобы не выскочил. Загбой, а ты к выходу из дома, там встань. — И глубоко выдохнув, перекрестился. — Ну, с Богом!

Костя потянул на себя дверь чёрного хода, та без скрипа подалась, тихо, без шума открылась. За печкой темно, ничего не видно, но слышно, как за столом происходит движение: гремит посуда, брякают ложки. Возможно, люди завтракают. Друг за другом вошли в темнушку за печкой, приготовились. Уля закрыла за ними дверь. Всё, отступать некуда. Костя вытянул вперёд револьвер, подался вперёд, сделал несколько шагов, вышел из темноты:

— Спокойно, мужики! Сидеть всем по местам!

За столом — полный сбор. С двух сторон казаки, приказчики. С торца сидит Иван. Лукерья и Пелагия подают еду. Появление людей для постояльцев дома полный шок! Никто не ожидал такого поворота событий. А если добавить, что о чёрном ходе знала только Пелагия, можно представить удивлённые лица казаков и приказчиков, поперхнувшихся непрожёванной пищей. Лукерья, подававшая в это мгновение тарелку с супом, пролила содержимое посуды на плечо Ивану. Но тот даже не заметил, не почувствовал, до того был сражен появлением людей, что раскусил зубами деревянную ложку. Пелагия едва не упала в обморок (думала, что из-за печки вышел Агафон), крестясь, попятилась и села в кадку с водой.

Давать какую-то команду Константину не пришлось. Никто и не думал вскакивать, хвататься за ружья, которые находились рядом, в комнатах. Все ждали, что же будет дальше.

— Где Агафон? — понизив голос, спросил Сергей.

Казаки переглянулись, приказчики заморгали глазами. Сразу видно, что никто не знает о нём ни сном ни духом. Лукерья за спинами отрицательно замахала руками. Пелагия подтвердила:

— Его в доме нет.