Лишний раз убедился я, вспомнив эту историю, как велик в гневе русский человек, и как быстро отходит он, не пряча в глубины души зло. Такое только великому по плечу.

В послевоенной деревне телега главным видом транспорта была. На ней – и в поле, и на базар. Одним словом, вещь незаменимая в крестьянском быту. И вот в одно воскресное утро на колхозном дворе ни одной повозки не оказалось. Мужики, собравшись на базар, терзали колхозного конюха:

– Где?

Тот недоумённо пожимал плечами, говорил, не скрывая раздражения:

– Вчера вечером все на месте были. А утром пришёл, точно черти на метло подняли – ни одной телеги на месте.

Повозки нашли часа через полтора, на выгоне за деревней, составленные в один рядок. Они, точно в цыганском таборе, стояли с высоко поднятыми оглоблями. Стали известны и злоумышленники, сделавшие это – деревенская молодёжь хохмы ради на себе перетащила сюда телеги.

И мужики зашумели, чью-то мать вспомнили, и чем дальше – тем больше!

– Ноги бы им, иродам, повыкрутить! Давай-ка, мужики, сейчас поднимем этих шалопаев да принародно всыпем по тому месту, откуда ноги растут, пусть знают, что за хулиганство бывает…

И, наверное, так бы и сделали – больно круто закипела у мужиков злоба, но в это время пришёл на выгон Фёдор Крапивин, маленький, сухонький, поглядел на телеги прищуренным взглядом и обратился:

– Мужики, вот и ярмарка!

Редкий смешок прошёл в толпе, а потом и хохот раскатистый, как гром, накрыл выгон. Хохотали мужики до упаду, Фёдора по плечу кулаком били…

– Ну и молодец ты, чертяка! Точно определил…

Мужики в телеги впряглись, к конюшне их приволокли.

На этом вся история и кончилась. Только иногда вспоминали слова Фёдора и снова хохотали. О намерении проучить молодёжь не вспоминал никто.