Глава 1

Раздался заунывный гудок, и из трубы парохода вырвалось облако черного дыма. Отдали швартовы, подняли на борт мостки. Пароход развернулся, отчалил от пристани и поплыл прочь из гавани.

Штеффи стояла на корме и махала рукой. С пристани ей махали в ответ Нелли, тетя Альма, малыши и Вера. Вчера вечером Штеффи попрощалась с дядей Эвертом, провожая его в море. Через пару дней он вернется с уловом, но ее уже не будет на острове.

Люди на пристани казались все меньше и меньше. Вскоре Штеффи уже с трудом различала их. Напоследок она увидела, как сверкнули на солнце медно-рыжие волосы Веры.

— Проходи и садись, — сказала тетя Марта. — Угольный дым запачкает одежду.

Она стряхнула несуществующую пыль с рукава светлого плаща и первой вошла в пассажирский салон. Ее соломенная шляпка плотно сидела на затылке, волосы собраны в пучок.

Тетя Марта нарядно оделась, провожая Штеффи в Гётеборг, где той во время учебы предстояло жить в семье доктора на полном пансионе. Один выходной в месяц и каникулы Штеффи будет проводить на острове у тети Марты с дядей Эвертом. Так решено.

Воздух в салоне был неподвижен. Стояла духота. Штеффи обмахивалась старой газетой, забытой кем-то на скамье. Но тетя Марта сидела прямо и неподвижно, пальто застегнуто на все пуговицы, на шее аккуратно завязан платок.

Рядом со Штеффи стояла дорожная сумка. В ней лежало почти все ее имущество: одежда, книги, дневник, фотографии мамы с папой. Лишь видавший виды плюшевый мишка остался в мансарде дома тети Марты и дяди Эверта. Штеффи уже не маленькая, ей исполнилось тринадцать.

В гетеборгской школе она станет называть себя «Стефания». По-взрослому и романтично, не то что ее детское уменьшительное имя. Свен тоже звал ее Стефанией. Скоро они встретятся.

— Меня зовут Стефания, — тихонько пробормотала Штеффи.

— Что ты сказала?

— Ничего.

— Не надо бояться, — сказала тетя Марта. — Ты не хуже других, помни об этом. А кое в чем — даже лучше.

Тетя Марта не из тех, кто щедр на похвалы, или, как она говорила, льстит. Слышать от нее такое было очень непривычно.

— Тетя Марта! — сказала Штеффи.

— Да?

— Тетя Марта, вы когда-нибудь жалели, что взяли меня?

Тетя Марта удивилась:

— Жалела? Это был правильный поступок. О таком не жалеют.

— Но разве вам не хотелось, чтобы вам достался другой ребенок, лучше, чем я?

Тут произошло кое-что еще более неожиданное. Тетя Марта рассмеялась:

— Странные у тебя мысли, девочка. Я даже никогда не задумывалась об этом. Не спорю, ты наделала много глупостей, но ничего такого, чего ни Бог, ни я не смогли бы тебе простить.

"Кто же строже, — подумала Штеффи, — тетя Марта или ее Бог? Думает ли Бог всегда, как тетя Марта, или наоборот?"

Пароход держал курс прямо вперед, меж голых скалистых островков и шхер. Далеко позади все еще виднелся берег.

Год назад Штеффи и ее младшая сестра Нелли совершили плавание в обратном направлении — из Гётеборга на остров. Это был последний этап их долгого путешествия из дома. Мама с папой остались в Вене. В Швеции принимали еврейских детей-беженцев, но не взрослых. Так решило правительство.

В тот раз Штеффи уезжала от всего, что знала, и всего, что ей нравилось, к чужим людям в чужую страну с чужим языком. "Здесь только море и камни, — писала она в первом письме, которое так и не отправила. — Здесь я не смогу жить".

В этот раз никто не принуждал ее уезжать. Она сама захотела. Продолжить учебу, быть студенткой, учиться в университете и стать врачом, как папа. Штеффи мечтала об этом с тех пор, как себя помнила. Правда, тогда она думала, что это произойдет дома, в Вене.

Теперь она снова отправилась в путь, от тети Марты и дяди Эверта, от Веры, с которой наконец подружилась, от Нелли, оставшейся на острове с тетей Альмой и ее семьей. Штеффи стало страшно, вдруг она никогда больше не почувствует себя по-настоящему дома? Вдруг ей всегда придется скитаться?

Пароход приближался к Гётеборгу и вошел в реку Гёта.

— Можно выйти на палубу? — попросила Штеффи. — Мы бы увидели город с воды.

— Ну ладно, — сказала тетя Марта. — Раз ты так сильно хочешь.

Они встали у перил с правой стороны судна. На берегу раскинулся город, слева был Хисинген — большой остров с верфями и мастерскими.

— Вон "Жена моряка", — сказала тетя Марта и показала на статую женщины на высокой колонне. — Видишь, она смотрит на море и ждет своего мужа.

Штеффи не смогла разглядеть лица "Жены моряка", но представила ее с чертами тети Марты, на лбу которой появлялась озабоченная морщинка всякий раз, когда дядя Эверт был в море. Сейчас война, рыболовное пространство заминировано, и случалось, что шведские рыбацкие лодки и торговые суда подрывались.

Пароход пристал к деревянному пирсу, который клином выдавался прямо в реку. По обе стороны в ряд пришвартованы суда, курсирующие в шхерах. На пирсе было шумно, люди поднимались на борт, сходили на землю или просто ожидали своих знакомых. Мужчина в голубой спецодежде перетаскивал в лодки бочки и ящики из грузовика, стоящего у края пристани.

У Штеффи закружилась голова. Давно уже ей не приходилось видеть так много людей сразу. Она осторожно сошла по мосткам, неся в руке сумку. Вместе с тетей Мартой протиснулась к пристани, туда, где несся поток дымящих автомобилей.

С досок пирса Штеффи шагнула на каменную мостовую. Впервые за год она стояла на городской улице.

 

Глава 2

До центра они добрались в белом вагоне. По крайней мере, так его назвала тетя Марта. Штеффи видела лишь голубые, точно такие же, как и другие трамвайные вагоны, что, дребезжа, проезжали вдоль главной улицы.

В окно трамвая Штеффи глядела на высокие каменные дома, витрины магазинов, мимо проносились блестящие автомобили. В ней пробудилась память о городе. Она вспомнила, как бежала по мокрым от дождя камням мостовой, чтобы не опоздать в школу, стараясь не толкнуть людей, спешащих утром по своим делам. Или медленно бродила по торговым улочкам и разглядывала в витринах элегантную одежду. Когда Штеффи и Эви, ее лучшая подруга, были маленькими, они часто стояли у магазинов и придумывали длинные истории о красивых дамах-манекенах.

Гётеборг отличался от Вены, но все же это был город, с городским шумом и ритмом. Чувство потерянности и неуверенности, которое Штеффи испытывала некоторое время назад, прошло. Вместо этого появилось ожидание. Здесь, в городе, может произойти все что угодно.

К своему удивлению, Штеффи заметила, что тетя Марта, наоборот, выглядит напуганной. Дома, на острове, она точно знала, что нужно делать и что правильно. Теперь же тетя Марта встревоженно озиралась и теребила свои белые летние перчатки. Снова и снова она перечитывала адрес на листке, который ей дала жена доктора. Перед остановкой она дернула за шнурок, и у водителя зазвенел колокольчик. Трамвай остановился, но оказалось, что тетя Марта поспешила. Пока она объясняла кондуктору, что им нужно проехать еще одну остановку, пассажиры глазели на них.

Стоя на посадочной площадке, тетя Марта внимательно посмотрела направо, налево и снова направо, прежде чем перейти улицу. Они свернули с широкой прямой улицы, усаженной рядами деревьев, в переулок. Через два квартала повернули за угол.

— Нам сюда, — сказала тетя Марта.

Это был четырехэтажный дом из желтого кирпича, вокруг высоких окон и балконов с коваными перилами выложен узор. Фасад выходил к парку на другой стороне улицы. Небольшой холм — все, что осталось, после того как выровняли землю для постройки домов в квартале. Узкая тропинка меж деревьев вела к склону, покрытому колышущейся травой.

Давно, еще до того, как пришли немцы, Штеффи жила в Вене рядом с парком. В парке было колесо обозрения.

— Это здесь.

Но тетя Марта не пошла к воротам, а направилась к углу дома. Штеффи поставила сумку и ждала.

— Пойдем, — сказала тетя Марта.

— Но…

Тетя Марта не слушала. Она свернула за угол и вошла в ворота заднего двора.

Из мусорных баков у сарая на углу пахло затхлостью.

Множество низких дверей со стороны двора вели в разные подъезды. Тетя Марта осмотрелась и направилась к одному из них. Штеффи последовала за ней.

Она тащила свою сумку по узкой лестнице на четвертый этаж. Штеффи ничего не понимала, но чувствовала, что лучше ни о чем не спрашивать.

Наконец они остановились перед высокой узкой дверью. «Сёдерберг» — было написано на эмалированной дверной табличке, а под ней — "Служебный вход".

Тетя Марта нажала на кнопку звонка. Спустя некоторое время дверь открыла женщина в переднике. Это была Эльна, домработница семьи доктора, которая ездила с ними летом на дачу и спала на диване в кухне тети Марты.

— Здравствуйте, — сказала она. — Входите, я доложу госпоже Сёдерберг.

Штеффи с тетей Мартой ждали в просторной кухне с высоким потолком. Высоко на стене у двери висели колокольчик и дощечка с девятью задвижными окошками. В одном из них можно было разглядеть цифру пять. Остальные закрыты. Проходя мимо двери, Эльна нажала на кнопку, и пятерка исчезла.

Штеффи захотелось подойти, нажать на кнопку и посмотреть, что произойдет, но она не осмелилась. Кроме того, это было ребячеством. Только малыши тычут пальцами во все, что видят.

Супруга доктора стояла в дверях кухни, широко улыбаясь.

— Только подумать, фру Янсон, — выдохнула она. — Не стоило вам, фру Янсон, пользоваться служебным входом! И напрасно вы поднимались по всем этим лестницам. Ведь есть лифт!

Тетя Марта не ответила на сожаления жены доктора, не протянула руки и приветствовала ее довольно сухо.

— А, малышка Штеффи! — продолжила фру Сёдерберг так же оживленно. — Добро пожаловать.

Штеффи сделала книксен и пожала ей руку.

— Я покажу вам комнату, — сказала жена доктора. — Пойдемте.

Дверь кухни вела в коридор, который посередине сужался так, что пройти можно было только по одному. В конце коридора жена доктора открыла стеклянную дверь, и они оказались в прихожей с красивыми коврами на полу.

С одной стороны двустворчатая дверь вела в просторную комнату со старинной мебелью. Прямо напротив была обычная дверь, и в метрах в двух от нее — такая же, но словно в зеркальном отражении.

Жена доктора открыла первую дверь:

— Это здесь.

Комната была чудесная, просторная и светлая, с большим окном почти до потолка. У окна стоял белый крашеный стол. Вся мебель была белая: комод, стулья, книжный стеллаж, туалетный столик с зеркалом, кровать, накрытая розовым покрывалом с рюшами. На обоях — узор из розовых бутонов на голубом фоне. На белых шторах с воланами этот рисунок повторялся. На туалетном столике стояла лампа с розовым абажуром.

— Настоящая девичья комната, не правда ли? — сказала жена доктора. — Мы оставили все точно так, как при Карин.

Карин была ее старшей дочерью и сестрой Свена.

— Карин и Улле сейчас в свадебном путешествии в Бустаде, — сказала она. — Ведь путешествовать за границу в такие времена, к сожалению, невозможно. Война коснулась всех нас, каждого по-своему. Если бы вы только знали, фру Янсон, каких хлопот мне стоили продукты к свадебному ужину. Ох уж эти талоны! Настоящее испытание для нас, хозяек, не правда ли?

Тетя Марта пробурчала что-то в ответ, соглашаясь. Она была не в духе.

— Но, может быть, вы считаете иначе, — продолжила жена доктора. — Я слышала, что у рыбаков никогда еще не было такого хорошего дохода, как сейчас.

Тетя Марта посмотрела ей прямо в глаза.

— Да, с риском для жизни, — сказала она. — В море полно мин.

Теперь настала очередь жены доктора пробурчать извинение. Но вскоре она снова оживилась и показала Штеффи гардероб в одном углу и небольшую каморку с умывальником в другом.

— Тут ты можешь спокойно привести себя в порядок, — сказала она. — Для остального есть ванна и туалет в конце коридора, у самой кухни.

В комнате была еще одна дверь, помимо той, что вела в прихожую.

— Куда ведет эта дверь? — не смогла удержаться от вопроса Штеффи.

— В комнату Свена, — сказала жена доктора. — Теперь, — обернулась она к тете Марте, — я полагаю, мы оставим здесь Штеффи обустраиваться, а сами побеседуем в библиотеке.

Штеффи осталась одна. Ее комната располагалась стена к стене с комнатой Свена. Так близко, что она сможет услышать, как он встает по утрам, умывается и достает чистую рубашку из гардероба, возможно, насвистывает что-нибудь.

Но сейчас за стеной было тихо. Его наверняка нет дома. Иначе он бы зашел поздороваться.

Штеффи открыла дорожную сумку и начала разбирать свои вещи. Ее платья заполнили лишь часть просторного гардероба. "Наверное, у Карин было намного больше одежды", — подумала Штеффи. Комод не заполнился даже наполовину. В стеллаже было несколько книг, но ее собственным хватило места.

Шкатулку для драгоценностей с маленькой кружащейся балериной на крышке Штеффи поставила на туалетный столик перед зеркалом. Выдвинув ящик, чтобы положить туда гребень, щетку и заколку для волос, она обнаружила листок.

"Здравствуй, Стефания, — было написано там. — Добро пожаловать к лам, и надеюсь, ты будешь хорошо себя чувствовать среди всех этих рюшек и оборок Карин. Я сейчас в горах, в походе, вернусь домой в воскресенье.

Всего хорошего. Свен".

Штеффи несколько раз перечитала короткую записку. Затем осторожно сложила листок пополам и сунула его в свой дневник.

Тете Марте пора было уезжать. Штеффи проводила ее до входной двери.

— Позаботься о себе, — сказала тетя Марта. — Следи, чтобы твоя одежда была целой и чистой. Не забывай забирать грязные вещи каждый раз, когда едешь домой. Учись как следует в школе и постарайся не быть в тягость доктору и его жене.

— Передайте привет дяде Эверту, — попросила Штеффи.

В дверях тетя Марта обернулась и посмотрела на нее.

— До свидания, малышка, — сказала она, и на мгновение голос ее смягчился. Затем она открыла дверь лифта. Последнее, что увидела Штеффи, это соломенная шляпка, исчезнувшая в шахте.

 

Глава 3

Что она, собственно, себе вообразила? Что она будет в доме доктора на правах члена семьи? Что доктор Сёдерберг позовет ее в кабинет после ужина, чтобы почитать вслух или поиграть с ней в шахматы, как это раньше делал папа? Что жена доктора зайдет к ней вечером и поправит одеяло, как мама?

Если она на это рассчитывала, то сильно ошибалась. Здесь она лишь пансионерка, не член семьи.

В первый вечер Штеффи ужинала в столовой с доктором и его супругой. Доктор задал несколько вопросов о семье Штеффи в Вене и о папиной работе. Штеффи рассказала, как два года назад немцы вынудили папу закрыть частную практику. Теперь он работал в Еврейском госпитале, где пациенты умирали от нехватки лекарств.

Доктор Сёдерберг смутился и заговорил с женой о том, что недоволен новой медсестрой в приемной. По его словам, она была небрежна. Штеффи вскоре перестала слушать и тихо закончила есть.

После ужина жена доктора распорядилась подать кофе в гостиную и обернулась к Штеффи.

— Ну, спокойной ночи, дружок, — сказала она.

Стало ясно, что она и не думала приглашать Штеффи провести с ними вечер. Штеффи тоже пожелала спокойной ночи, поблагодарила за ужин и ушла к себе в комнату.

Кое-чего она не понимала. Куда делся Путте, любимец семьи, с которым она обычно гуляла прошлым летом и считала почти своим? Подумать только, что, если Путте останется у Карин? Штеффи так расстроилась, что даже заплакала. Если бы Путте был здесь, она бы позволила ему спать в своей постели.

На следующее утро она проснулась рано. Было воскресенье, и за закрытой дверью стояла тишина. Ей хотелось встать и сходить в туалет, но она ждала, пока проснутся доктор с супругой.

Услышав, как в девять часов захлопнулась входная дверь, Штеффи выскользнула из комнаты и тихо прошла в туалет в конце коридора мимо множества закрытых дверей. Только дверь в кухню была открыта. Там Эльна собирала поднос с завтраком. По ее словам, жена доктора всегда завтракала в постели. Доктор отправлялся на утреннюю воскресную прогулку, а затем просил подать кофе. Он никогда ничего не ел до обеда.

— А ты? Ты проголодалась?

Штеффи кивнула.

— Садись за кухонный стол и съешь что-нибудь, пока я вожусь здесь с подносом.

Эльна приготовила Штеффи чай и бутерброд, а себе — кофе. Затем она показала, где найти хлебницу, а в кладовке, такой просторной, что туда можно войти, — масло и сыр. Потом Штеффи сама будет готовить себе завтрак и бутерброды в школу. Ужинать она будет с Эльной на кухне, если жена доктора не распорядится иначе.

— За тебя платят родители? — с любопытством спросила Эльна. — Они присылают тебе деньги из-за границы?

Штеффи покраснела. Нет, у мамы с папой нет денег. Все, что у них было, потеряно, конфисковано нацистами. Ее красивая, элегантная мама сама работала домработницей, совсем как Эльна.

Но Штеффи не рассказала об этом, а также о том, что часть денег, которые платили семье доктора тетя Марта с дядей Эвертом, приходили из комитета помощи и были собраны как благотворительность. Не сказала она и о том, что получает стипендию для "одаренных девочек без собственных средств", чтобы оплатить учебники.

— Мои приемные родители, — лишь промолвила она.

Весь долгий воскресный день Штеффи просидела в своей комнате, хотя за высоким окном светило солнце. Комната выходила не в парк, а во двор с мусорными баками и сараями. Высокий забор отделял его от соседнего двора, где тоже стояли баки и сараи. Отличал их лишь зеленый куст, росший на углу во втором дворе.

Штеффи могла сходить в парк. Но тогда пришлось бы просить ключ или, вернувшись, звонить в дверь. А беспокоить Эльну по пустякам не хотелось. К тому же в любую минуту мог вернуться Свен, а Штеффи хотелось быть дома, когда он придет. Спросить бы Эльну, в котором часу его ждут.

Две маленькие девочки лет восьми играли во дворе. Одна из них похожа на Нелли, хотя ее косички были светло-каштановые, а не угольно-черные как у сестры.

У Штеффи больше не было кос. С тех пор как она остригла свои длинные волосы в прошлом году в день святой Люсии, они стали плохо расти. Волосы были средней длины, непослушные, поэтому перед отъездом в Гётеборг Штеффи попросила тетю Марту подстричь ее. Теперь волосы доставали до подбородка, и Штеффи зачесывала их на косой пробор. Так она выглядела старше.

Из-за закрытой двери ее комнаты послышался неясный шум. Штеффи услышала, как открылась и снова закрылась входная дверь, когда доктор Сёдерберг вернулся домой после прогулки. Она различала голоса доктора и его жены, но не понимала слов. В кухне прибиралась Эльна. Зашумела вода в туалете. Зазвонил телефон, и жена доктора долго с кем-то болтала, потом положила трубку.

Звуки, доносившиеся снаружи, казались нереальными. Непонятно было, что это. Внутри комнаты время словно остановилось. В водопроводных трубах шумело.

Наконец, ближе к вечеру, в дверь постучала Эльна и сказала, что пора ужинать.

— Неужели ты не придумала ничего лучше, чем сидеть дома в такой день? — спросила она. — Была бы я свободна, то не сидела бы нахохлившись, как ты.

Доктор с женой уже поужинали в столовой, хотя Свен еще не пришел. По словам Эльны, он должен был вернуться к ужину, и фру Сёдерберг несколько раз меняла решение, прежде чем разрешила поесть без него. Доктор сказал, что из-за передвижения военного транспорта по железной дороге его поезд мог запросто опоздать на несколько часов.

В кухне было жарко, и Эльна пребывала в дурном настроении. Она звенела посудой и выхватила у Штеффи тарелку, едва дав доесть. Воскресными вечерами Эльна свободна, но теперь она могла уйти не раньше, чем Свен вернется и поест.

Штеффи подумала, что у Эльны назначена встреча с женихом. Наверное, поэтому она так нервничала. Штеффи и самой не терпелось увидеться со Свеном.

 

Глава 4

Они приступили к десерту, киселю из крыжовника, когда в другом конце большой квартиры послышался сильный шум. Шаги, звук неловкого падения, голоса.

В следующее мгновение бело-коричневая стрела промчалась по коридору из столовой и ворвалась в кухню. Штеффи соскользнула со стула на пол. Сев на корточки, она обняла пса.

— Путте, — прошептала она, уткнувшись в мягкую шерсть за ухом. — Путте, Путте, Путте.

Путте положил лапы на плечи Штеффи и лизал ее щеки и нос. Эльна смотрела неодобрительно.

— Собаке не место на кухне, — начала она.

Тут появился Свен.

— Стефания!

Свен загорел еще больше, чем летом. Каштановые волосы отросли, и челка спадала на глаза. Он был одет в спортивные брюки, клетчатую рубашку и тяжелые ботинки. Штеффи увидела его, и на сердце у нее потеплело.

— Будь добр, Свен, выведи собаку, — сказала Эльна. Затем она уставилась на пол возле его ног. Штеффи проследила за ее взглядом и увидела комочки сухой земли и глины, осыпавшиеся с ботинок. И не только здесь, грязные следы тянулись из прихожей в столовую.

— Не сердись, Эльна, — сказал Свен. — Я подмету. Я не подумал. Прости.

Эльна улыбнулась, и Штеффи увидела, что ей не хочется сердиться на Свена. Свен взял Путте за ошейник.

— Пойдешь со мной? — спросил он Штеффи.

Он взглянул на ее недоеденный крыжовниковый кисель.

— Ты ешь здесь? Почему не с мамой и папой?

Эльна ответила вместо нее:

— Госпожа Сёдерберг решила, что так будет удобнее.

Серые глаза Свена на мгновение сузились, желваки заиграли. Затем он рассмеялся и сел за кухонный стол напротив Штеффи.

— Тогда я тоже поем на кухне. Ну как, Эльна? Осталось что-нибудь съедобное?

Эльна быстро поставила тарелку, стакан, столовые приборы и разогрела остатки воскресного жаркого.

— Когда ты приехала?

— Вчера.

— Одна?

Слова падали одно за другим, как капли воды из неплотно закрытого крана. Словно они стеснялись друг друга, встретившись снова.

— Тетя Марта проводила меня.

Летом, когда Свен и его семья снимали на острове дом у тети Марты и дяди Эверта, они не стеснялись. Хотя Свен был на пять лет старше Штеффи, он всегда обращался с ней как с ровней. Они подолгу гуляли с Путте и болтали обо всем на свете. О прочитанных книгах, о войне, о будущем.

Свен собирался стать писателем, хотя его родители хотели, чтобы он был врачом или адвокатом. Однажды он прочитал Штеффи рассказ, который сам написал. Главный герой — молодой человек, ушедший добровольцем на гражданскую войну в Испании, чтобы сражаться за свободу и демократию. Собственно, речь шла не столько о самом солдате, сколько о его младшем брате, который был слишком молод, чтобы последовать за ним. В рассказе описывались мысли младшего брата, когда он читал письма с войны и когда он в конце концов получил известие, что брат пал в бою. Штеффи считала, что это был хороший рассказ, но она не могла понять, как можно страстно желать попасть на войну.

Теперь они сидели за кухонным столом и стеснялись друг друга. Свен ел жаркое из телятины с картофелем, соусом и огурцами. Штеффи ковырялась в своем киселе из крыжовника. Эльна выдворила Путте из кухни и подмела с пола мусор.

В кухню вошла жена доктора:

— Свен! Ты сидишь здесь?

— А ты считаешь, я должен есть в одиночестве в столовой? — спросил Свен. — Вы ведь уже поели.

— Ну ладно, — сказала фру Сёдерберг. — Переоденься, когда закончишь. Мы поедем на вокзал встречать Карин и Улле. Отец обещал отвезти их в новую квартиру, ведь у них так много багажа.

— Поезжайте, — сказал Свен. — Я собирался прогуляться со Стефанией и показать ей школу.

Фру Сёдерберг открыла было рот, чтобы возразить, но прежде чем она успела произнести хоть слово, Свен продолжил:

— Иначе как же она найдет ее рано утром? Ты проводишь ее? Или Эльна? Я не успею, сам начинаю в восемь часов.

— Значит, ты не собираешься встречать сестру? — спросила фру Сёдерберг, но по голосу было слышно, что она сдалась.

— Не дуйся, мама, — ответил Свен. — Заодно мы выгуляем Путте.

Когда фру Сёдерберг вышла из кухни, Свен сказал:

— Ничего, перебьются. Я приму душ и переоденусь, потом выйдем на полчаса. Идет?

Штеффи кивнула. Она помогла Эльне убрать со стола, а Свен в это время исчез в ванной. Затем она ждала в своей комнате. Штеффи слышала, как Свен насвистывал что-то, проходя через прихожую. Спустя несколько минут раздался стук в дверь между их комнатами.

— Ты готова?

Они пристегнули к ошейнику Путте поводок и бегом спустились по лестнице. Пса отпустили, и он помчался, волоча за собой поводок. Ему просто не терпелось выйти. Хотя Штеффи и Свен торопились как могли, Путте стоял у входной двери и смотрел на них, словно удивляясь их медлительности.

Выйдя из подъезда, Свен свернул налево, а через некоторое время снова налево.

Они прошли вниз по усаженной деревьями широкой прямой улице, но в другом месте, не там, где Штеффи и тетя Марта сошли с трамвая днем раньше.

Они стояли на площади, с трех сторон окруженной желтыми кирпичными зданиями — современными, с блестящими стеклами и металлическими оконными откосами на фасадах. Посреди площади стоял фонтан. Огромная мужская фигура с волосами, увитыми водорослями, вокруг него рыбы и морские существа.

— Посейдон, — сказал Свен. — Греческий бог моря. Это и есть площадь Гёта.

Он показал рукой на здания.

— Вон там — городской театр. Дальше — Музей искусств. Концертный зал.

"Странно, что все выглядит таким новым", — подумала Штеффи. В Вене театры и музеи — старинные здания с колоннами, порталами и статуями.

Они пересекли площадь Гёта и вышли на узкую дорогу между городским театром и высокой лестницей Музея искусств.

— Вот она, — показал Свен. — Твоя школа. Учебное заведение для девочек.

Школа была похожа на другие здания, которые она уже видела. Ровные фасады из светло-желтого кирпича с рядами сияющих окон. Здание построили углом, во дворе — асфальтированная площадка. Первый корпус четырехэтажный, второй — ниже, но с высокими окнами на верхнем этаже, значит, там находился актовый зал.

— Какая красивая, — сказала Штеффи.

— Во всяком случае, лучше, чем моя тюрьма, — сказал Свен. — Покажу ее тебе в другой раз. Пойдем, погуляем с Путте у пруда Белых Лилий.

Они проследовали мимо школы и вышли на небольшой песчаный пляж. Перед ними раскинулся пруд с тихой темной водой. На нем росли белые лилии, а дальше, у противоположного берега, — несколько розовых. Лебеди и дикие утки плавали среди цветов. Ивы, низко склонившиеся над прудом, отражались в зеркале водной глади. На другой стороне зеленела трава и виднелась большая кирпичная вилла, увитая диким виноградом. Место выглядело сказочно.

Штеффи и Свен прошли по краю берега до скамьи под деревом. Там они сели, и Свен отпустил Путте.

— Нервничаешь перед школой? — спросил Свен.

— Немного.

— Не стоит, — сказал Свен. — Обещаю, ты окажешься самой способной в классе. Наплюй на оценки и используй школу, чтобы научиться тому, что тебе будет полезно. Это самое главное.

Штеффи знала, что он прав, но она также знала, что без отличных отметок не получит стипендию в следующем семестре, и тогда, наверное, тетя Марта с дядей Эвертом не смогут оставить ее в школе. Она обязана стараться.

— Еще одна вещь, — сказал Свен. — Я не знаю, как в твоей школе, но в моей есть учителя, которые одобряют новый немецкий порядок и не протестовали бы против его введения здесь, в Швеции. Берегись их, не позволяй им заманить себя в ловушку. А если кто-нибудь станет тебя донимать, скажи мне.

Штеффи не смогла удержаться от смеха:

— Что же ты сделаешь?

Свен тоже рассмеялся:

— Прискачу на белом коне и спасу тебя от дракона.

Он поднялся:

— Пойдем домой.

Пока Свен пристегивал поводок к ошейнику Путте, Штеффи смотрела на таинственную гладь пруда Белых Лилий. Она еще не раз вернется сюда.

 

Глава 5

На следующее утро Штеффи подошла к школе, когда часы на желтом здании показывали без десяти девять. Шведский флаг был уже поднят, и школьный двор был полон девочек. Самые младшие — ее возраста, самые старшие — юные дамы в костюмах и шляпках.

Здесь на школьном дворе не играли так, как на острове. Лишь несколько младшеклассниц тихо стучали у стены мячом. Большинство ходили по двору рука об руку или стояли группками и болтали. Но некоторые были одни, совсем как Штеффи.

Она мельком увидела Сильвию, дочь торговца с острова, учившуюся с ней в одном классе. Сильвия была в компании Ингрид, еще одной бывшей одноклассницы. Они не заметили Штеффи, а та их не окликнула.

Вчера Штеффи верно угадала, что актовый зал находится за высокими окнами на верхнем этаже флигеля. Там, на деревянных скамьях по обе стороны от центрального прохода, сидели ученики школы, пока ректор приветствовал их в новом учебном году. Школьный хор пел. В классах делали перекличку.

— Стефания Штайнер?

— Да.

Штеффи попала в 1 «А». Сильвия и Ингрид — в 1 «Б». Это обрадовало Штеффи. И не потому, что она все еще боялась Сильвию, как в прошлом году на острове. Просто Штеффи хотелось начать все с нуля в классе, где ее никто не знал и еще не решил, что она за человек. В классе, где можно быть Стефанией.

Из актового зала все разошлись по своим кабинетам. Классная руководительница 1 «А» была молодой, с коротко подстриженными темными волосами, в юбке-брюках. Ее звали Хедвиг Бьёрк, она преподавала математику и биологию.

— Естествознание, девочки, — сказала она, — ваше будущее. Через четыре года, я надеюсь, все выберут реальное училище.

Она прищурилась, лукаво глядя из-под темной челки. Было непонятно, шутит она или действительно говорит всерьез. Хедвиг Бьёрк понравилась Штеффи. На доске был написан перечень книг, которые нужно раздобыть уже к завтрашнему дню.

Все переписали названия учебников, и Хедвиг Бьёрк объяснила, что после переклички можно пойти в столовую и купить подержанные книги у старших учениц.

В классе было тридцать пять девочек. Высокие, низкие, полненькие, худощавые, в очках и без них. Большинство — более или менее светловолосые, но было несколько шатенок и одна, как Штеффи, брюнетка. Штеффи стало интересно, как ее зовут и откуда она приехала. Она решила расспросить незнакомку, но, прежде чем Штеффи успела выйти из класса, темноволосая девочка исчезла.

В коридоре собралась компания школьниц вокруг двух подружек-блондинок. Они не были сестрами, но походили друг на друга, как ягоды с одного куста: голубоглазые, с маленькими круглыми ротиками. Их платья тоже были похожи, оба — модного покроя, одно зеленое, а другое голубое.

Девочку в зеленом платье звали Гариетт, в голубом — Лилиан. Они были первыми красавицами в классе и знали об этом.

Штеффи отправилась в столовую и купила несколько учебников, выглядевших более или менее сносно. Стипендию нужно было экономить, иначе на все не хватит.

Штеффи собралась уходить, но ее окликнули:

— Привет, Стефания!

Это не могли быть Сильвия или Ингрид, поскольку они называли ее Штеффи. Штеффи обернулась. Позади нее стояла круглолицая девочка в очках.

— Меня зовут Май Карлсон, — сказала она. — Мы учимся в одном классе.

— Я знаю, — ответила Штеффи. — Я тебя видела.

— Ты раздобыла какие-нибудь книги?

Штеффи показала свои трофеи.

— Немецкая грамматика, такая дорогая, — с завистью сказала Май. — Тебе повезло! Я нашла только вот эти.

Она показала две книги.

— Понимаешь, — сказала Май и взяла Штеффи под руку, — мне нужно сильно экономить. Я получила стипендию на учебники и дорогу до школы. Иначе у моей семьи не было бы денег на мою учебу. Нас семеро, а папа работает в мастерских Гёта.

— Я тоже, — сказала Штеффи. — В смысле, я тоже получила стипендию.

— Неужели? Никогда бы не поверила.

Они продолжали болтать, покупая в книжной лавке книги, тетради и ручки, и, когда вышли оттуда, Май завернула в булочную и за пять эре купила кусочки тортов в бумажном кульке.

Штеффи и Май сидели на скамейке, болтали и ели слегка помятые кусочки тортов.

— Хочешь сидеть со мной за партой? — спросила Май.

— Да, с удовольствием.

Затем Май показала Штеффи город. Она объяснила, как ходят трамваи, и теперь Штеффи поняла, что хотя все вагоны светло-голубого цвета, но разные линии имели свои цвета, которые были обозначены на табличке снаружи.

— Например, зеленая линия, — сказала Май. — Она идет через Скобяную площадь к нам домой на Майорну. Хотя ездить туда у тебя нет никаких причин. У тебя ведь такой престижный район.

— Я просто живу на пансионе, — сказала Штеффи. — На самом деле я живу не там.

Штеффи рассказала Май, как приехала прошлой осенью на остров и начала там учиться. Ее учительница считала, что ей следует продолжить учебу, но тетя Марта и дядя Эверт сначала отказались, пока жена доктора не предложила Штеффи пожить у них в Гётеборге и не помогла получить стипендию.

Церковные часы пробили полдень, и Май сказала, что ей пора домой.

— Мне нужно присматривать за младшими. После обеда мама уходит прибираться.

— А кто же смотрит за ними, — поинтересовалась Штеффи, — когда ты в школе?

— Как-то само все устраивается, — сказала Май. — Кто-нибудь из соседей. Или Бриттен, ей почти одиннадцать. Поеду на зеленой. Увидимся завтра.

Май шагнула в вагон трамвая. Штеффи сама добралась до дома доктора. После обеда она занялась тем, что обернула учебники бумагой и написала длинное письмо домой маме с папой.

Штеффи рассказала о своей новой комнате, о школе и классной руководительнице. Как обычно, она писала, что все хорошо. Ей не хотелось беспокоить родителей. Поэтому она ни словом не обмолвилась о том, что чувствует себя одинокой в большой квартире доктора. По некоторым причинам она не стала упоминать и Май Карлсон.

 

Глава 6

На следующее утро Штеффи отправилась в школу с сумкой, битком набитой книгами. Пакет с бутербродами лежал во внешнем кармане. Молоко брать с собой не нужно, его бесплатно давали в столовой.

Сегодня на Гариетт и Лилиан были одинаковые цветастые платья. Как и вчера, они стояли в коридоре в центре большой компании хихикающих девочек. Штеффи не хотела подходить к ним. Не потому, что они могли не принять ее. Скорее всего, она бы тихо стояла с краю. Просто иногда Штеффи было трудно говорить по-шведски с людьми, которых не очень хорошо знала. Она все еще не понимала всех значений слов, и случалось, что другие не понимали ее.

Май Карлсон договорилась, чтобы ей позволили пересесть к Штеффи. Темноволосая девочка пришла в последний момент и скользнула за пустую парту.

В течение дня они успели познакомиться с пятью учителями. Хедвиг Бьёрк не видели, поскольку по вторникам не было ни математики, ни биологии. Зато познакомились с пожилой фрекен Альберг, преподававшей родную речь, с симпатичной учительницей по шитью и с учительницей по физкультуре, которая построила их в линейку на школьном дворе и без конца свистела в свисток.

— Прыжок — раз-два-три, прыжок — раз-два… Порядок в строю, девочки!

После физкультуры был перерыв на завтрак. В столовой Штеффи увидела темноволосую девочку, сидевшую за столом в одиночестве. Штеффи взяла стакан молока и подошла к ней.

— Можно мне здесь сесть?

Девочка равнодушно кивнула.

Штеффи не собиралась расспрашивать ее. У нее просто вырвалось:

— Ты тоже еврейка, не так ли?

— Какое тебе дело? — фыркнула девочка. — Не выдумывай! Я — шведка.

Штеффи не поняла, почему она так рассердилась.

Будь они в Вене, Штеффи бы поняла. Она бы решила, что девочка хитрит, как Эви, которая всегда говорила, что ее мать католичка. Но здесь, в Швеции, быть евреем не опасно. А если она ошиблась, если у этой девочки темные волосы и карие глаза по другой причине, то стоило только сказать.

— Извини, — пробормотала Штеффи. — Я не имела в виду ничего такого… я просто спросила…

В это время подошла Май Карлсон и села рядом. Она ничего не заметила и принялась весело болтать со Штеффи о военных замашках учительницы по физкультуре.

— Она наверняка хочет, чтобы мы на каждом уроке прыгали, вытянув руки вверх. Тут не будет игры в мяч, это точно.

Темноволосая девочка поднялась и ушла. Ее стакан с молоком остался на столе нетронутым. Ничто не напоминало о том, что она здесь сидела. Ни бумаги от бутербродов, ни хлебных крошек.

После перемены они познакомились с фрекен Фредриксон, преподававшей общую историю и историю христианства.

— Есть кто-нибудь, кого надо освободить от истории христианства? В таком случае у вас должна быть справка о принадлежности к другой религиозной конфессии.

В Вене Штеффи и ее одноклассникам-евреям историю религии преподавал раввин, в то время как детей-католиков и протестантов учили свои священники.

На острове никто даже не подумал бы спросить, хочет ли она изучать христианство. Теперь она христианка. Ее крестили и приняли в пятидесятническую церковь.

Штеффи обернулась и искоса посмотрела на темноволосую девочку, которая равнодушно разглядывала свои ногти.

— Никого нет? — повторила фрекен Фредриксон. Штеффи показалось, что учительница смотрит на нее. Штеффи слегка покачала головой.

— А если я атеистка, — спросила Май Карлсон, — тогда могут освободить?

— В твоем возрасте, — сказала фрекен Фредриксон, — еще не знают, что такое атеизм. И в дальнейшем прошу избавить меня от подобных глупостей.

Последним в этот день был сдвоенный урок иностранного языка. Семь часов в неделю они должны заниматься немецким, и многие девочки в классе стонали, не приступив еще к учебе:

— Немецкие глаголы! И предлоги, управляющие винительным и дательным падежами! — Они слышали об этом от старших сестер, братьев и подруг.

Штеффи не о чем было беспокоиться. Ведь немецкий — ее родной язык.

Учительницу по немецкому языку звали фрекен Крантц. С буквой «ц». "Ведьма", — прошептал кто-то из девочек в коридоре, но остальные тут же зашикали на нее.

Белая блузка фрекен Крантц была безукоризненно чиста, накрахмалена и высоко застегнута на шее. Каблуки жестко стучали по полу, когда она ходила по классу взад-вперед.

— Грамматика — это основа, — объясняла она. — Тот, кто не овладеет грамматикой, не сможет научиться немецкому языку. Поэтому тот, кто не хочет усердно работать, никогда не выучит немецкий. На моих уроках работают усердно. Через семестр, подними я вас среди ночи, вы должны не задумываясь перечислить мне предлоги, управляющие винительным и дательным падежами. Тот, кто не сможет, не будет аттестован. Поняли?

Штеффи стало интересно, в самом ли деле фрекен Крантц приходит домой к своим ученицам по ночам, но решила, что это образное выражение. Сама Штеффи не была твердо уверена, что знает, что такое винительный и дательный падежи, но время покажет, да и к тому же оказалось, остальные тоже не знали, о чем говорила фрекен Крантц.

Фрекен Крантц провела перекличку: каждый должен был сказать: "Ich heisse", то есть "меня зовут", и назвать свое имя.

— Ich heisse Алиса Мартин, — сказала темноволосая девочка.

— Ich heisse Май Карлсон.

Это прозвучало скорее с гетеборгским акцентом, чем с немецким.

— Ich heisse Стефания Штайнер.

Фрекен Крантц вздрогнула.

— Что это за произношение? Откуда ты приехала?

— Из Вены, — прошептала по-немецки Штеффи.

— Беженка?

— Да.

— Мы не говорим в школе на венском диалекте, — сказала фрекен Крантц. — Мы говорим на чистом немецком, как в столице государства, Берлине. И будьте так добры, фрейлейн Штайнер, учите его.

Щеки Штеффи горели. Такого она не ожидала. Похоже, что немецкий станет для нее самым сложным предметом, вместо того чтобы быть самым легким.

— Какой кошмар, — сочувственно прошептала ей в ухо Май Карлсон. — Не обращай на нее внимания.

После обеда Штеффи со Свеном отправились выгуливать Путте в парк напротив дома. Штеффи рассказала о своих учителях, а Свен — о своих. Свену понравился только один, преподаватель родного языка, одобрявший его желание писать. Все остальные, если верить Свену, — старые чудаки, и некоторые симпатизировали нацизму.

— Таким не следует быть учителями, — сказал Свен. — Хотя у нас можно быть даже коричневым, но только не красным.

— Красным?

— Да, коммунистом.

— Ты коммунист?

— Нет, — сказал Свен. — Конечно же, нет. Но во многом они правы. Общество должно стать справедливее. От всего старого и прогнившего нужно избавиться. Передача богатств по наследству. Военщина. Чиновники, которые помогают только своим.

Штеффи задумалась. Это звучало верно, но все же…

— Однако нацисты, — сказала она, — они тоже против старого, против богатых и за народ, как они говорят.

— Они лгут, — ответил Свен. — Крупные предприятия в Германии платят нацистам. Военная промышленность. И поэтому они обвиняют евреев в безработице и бедности.

Свен провел руками по волосам, взъерошив их. Его каштановая челка была уже не такая длинная, как после похода в горы. Фру Сёдерберг быстро отправила Свена к парикмахеру.

— Как долго это продлится? — спросила Штеффи.

— Что?

— Война.

Свен вздохнул:

— Не знаю. Сейчас дела идут неважно.

Действительно, кроме Дании и Норвегии были оккупированы также Франция, Бельгия и Голландия. Италия принимала участие в войне на стороне Германии. Последние дни немцы стали бомбить с воздуха Лондон. По радио рассказывали о многих погибших и раненых и еще о тех, кто стал бездомным после бомбардировок.

— А вдруг они победят?

— Немцы?

Штеффи кивнула.

— Никогда, — сказал Свен. — Они никогда не победят. Ты понимаешь?

Штеффи очень хотелось верить ему.

 

Глава 7

Школа для мальчиков, где Свен учился в последнем классе, словно крепость, стояла на вершине холма; тяжеловесная, темно-красная, с маленькими башенками по углам и рядами бойниц прямо под крышей. В учебнике по истории Штеффи был рисунок средневекового замка почти с такими же башнями и бойницами. Оттуда при приближении врага пускали стрелы. Когда девочки пели псалом "Наш Господь наша истинная крепость" на утренних собраниях, Штеффи всегда вспоминала школу для мальчиков.

Но от темного замка мальчиков до солнечно-желтой школы девочек рукой подать. Можно было срезать путь через переулки мимо красивых вилл за прудом Белых Лилий и через парк по дорожкам, посыпанным гравием. А там можно постоять за низкой кованой оградой вокруг школы для девочек и подождать, пока они выйдут. Так делали многие. Но Гариетт и Лилиан были единственными в классе, кого ждали. После занятий, а иногда во время перерыва на завтрак они стояли там в "мужском обществе", с двумя угреватыми пятнадцатилетними мальчишками из соседней школы.

Гариетт и Лилиан были королевами класса. Но они правили не так, как это делала Сильвия на острове в классе Штеффи, не злобой, не угрозами и не насилием.

Гариетт и Лилиан были всегда радостными и со всеми дружелюбными. Девочки, словно кусочек сахара, тянули их каждая к себе. Всем хотелось быть с Гариетт и Лилиан и греться в их лучах. Или почти всем. Кроме зубрил и тех, кто все еще прыгал через скакалку на школьном дворе. Кроме темноволосой Алисы, которая высокомерно держалась в стороне ото всех в классе. И кроме Май Карлсон.

— Мартышки! — презрительно фыркала она. — Думают лишь о том, как выглядят.

Иногда Штеффи стояла с краю компании, собиравшейся вокруг Гариетт и Лилиан в коридоре у класса. Вообще-то ей не хотелось находиться там. Но Штеффи не могла удержаться от того, чтобы не послушать, как шепотом рассказывали истории о тайных посланиях, обещаниях, непонимании и примирениях.

— Любовь — это чудо, — говорила Гариетт.

Можно подумать, она что-то знала о любви! Она заставляла своего поклонника стоять и ждать, притворялась, что забыла, когда назначена встреча, говорила, что поцелует его, а потом передумывала. Она дразнила его и нарочно мучила, и Лилиан вела себя так же.

— Так нужно, иначе они заскучают, — говорила Лилиан.

Это не любовь. Штеффи знала.

Она любила Свена.

Она любила в нем все: каштановые волосы, спадающие на лоб, серые глаза, высокие скулы. Голос, руки, его походку. И то, чего не видно. Самого Свена.

Штеффи ничего ему не говорила. В этом не было нужды. Достаточно того, что она может видеться с ним. Уже давно ей хотелось влюбиться и хранить свою любовь в душе, словно теплый сверток, словно трепещущий комочек, чтобы лишь изредка касаться его.

Придет время, и он поймет. Тогда он протянет руки и подойдет к ней.

Он скажет:

— Стефания, я люблю тебя.

Она больше не маленькая девочка. Скоро она вырастет из тесных лифчиков и шерстяных чулок, от которых чешутся ноги. И тогда он увидит, какая она на самом деле.

Пять лет — небольшая разница в возрасте. Мама на девять лет моложе папы. Кроме того, Свен считал, что Штеффи выглядит старше своих лет. Он так и сказал:

— Иногда мне кажется, что ты старше некоторых моих сверстниц. Легкомысленных и глупых девчонок, которые думают лишь о себе. Обещай, что ты никогда не станешь такой!

Она никогда не станет такой, как девушки, которых презирал Свен. Не будет такой, как Гариетт и Лилиан. Она никогда не обидит его, никогда не будет кокетничать, никогда не будет занята лишь своей персоной. Они будут всем друг для друга.

Но не сейчас.

Все это Штеффи обдумывала на скамейке у пруда Белых Лилий, глядя на сверкающую гладь. Это была та самая скамейка, на которой они сидели со Свеном. Штеффи часто отдыхала здесь, и всегда на этой скамейке. Иногда к ней присоединялась пожилая дама, кормившая диких уток черствым хлебом из бумажного пакета.

Штеффи никогда никого не брала с собой сюда, даже Май Карлсон. Если после школы она хотела идти к пруду, то говорила Май, что у нее дела, и тогда Май отправлялась на зеленом трамвае до Южного шоссе, вместо того чтобы составить Штеффи компанию и прогуляться по улице.

Два белых лебедя с высоко поднятыми головами плавали в пруду. Лебеди всю жизнь живут "в браке". Это рассказала им Хедвиг Бьёрк на уроке биологии. В классе раздались смешки, и кто-то спросил, могут ли лебеди любить, как люди.

— Девочки, девочки! — ответила Хедвиг Бьёрк. — Что-нибудь еще есть в ваших головах?

Один лебедь наклонил свою длинную шею и спрятал голову под крылом. Тихо-тихо он покачивался на поверхности воды. Темно-зеленые листья лилий в пруду казались маленькими островками. Белые цветки сияли, словно звезды. Но красивее всего были розовые лилии у другого берега.

Темноволосая Алиса из класса Штеффи жила в одной из кирпичных вилл на другой стороне пруда. Иногда Штеффи сидела на скамейке и видела, как Алиса проходила мимо, направляясь домой. Май Карлсон сказала, что из всех светских адресов Гётеборга самые престижные — это улицы за прудом Белых Лилий, где большие дома стояли в благородном уединении за своими каменными заборами. По словам Май, родители Алисы должны быть очень богатыми людьми.

Май и Свен были похожи тем, что оба считали устройство общества несправедливым. Но Май думала, что социал-демократы собираются изменить это и, тогда такие, как она сама, "простые люди", смогут учиться и участвовать в принятии государственных решений. Она собиралась стать политиком.

— Они еще узнают, кто такая Май из района Майорна! — говорила она и смеялась.

"Май из Майорны" — это была шутка, которую кто-то придумал в первые дни семестра. Но Май не обижалась, даже сама иногда употребляла это выражение. Поэтому не было смысла дразнить ее так.

Солнце скрылось за вершиной одного из высоких деревьев на другой стороне пруда. Холодало. Штеффи отправилась домой.

Она открыла входную дверь ключом, который повесила на шнурок и приколола в кармане английской булавкой. Сначала предполагалось, что Штеффи будет звонить в дверь служебного входа, но Эльна устала от этой "вечной беготни" на кухню и попросила фру Сёдерберг дать Штеффи личный ключ.

— С девочкой все в порядке, — сказала Эльна. — Она не потеряет его.

Жена доктора очень долго объясняла Штеффи, что может случиться, если она потеряет ключ: взлом и ограбление квартиры, украденные серебряные столовые приборы и картины — "бесценные картины, ты понимаешь!" — разбитый фарфор и испачканные персидские ковры.

Эльна полировала зеркала в прихожей.

— Тебе письмо.

Письмо лежало на столе под зеркалом вместе с почтой для доктора и его жены. На конверте — штамп Вены, первое письмо из дома, с тех пор как она приехала в Гётеборг.

"Милая малышка Штеффи!"

Это был папин почерк.

"Мы рады, что тебе позволили учиться в Гётеборге. Ты не потеряешь время и продолжишь образование точно так, как могла бы сделать это дома, если бы жизнь шла своим чередом, как прежде.

Здесь больше ничего не напоминает о том, что было раньше. Война — это тяжелое бремя для всех, но хуже всего, конечно, нам, евреям. Лачуга, в которой живем мы с мамой, уже сейчас ледяная. Я с трудом представляю себе, каково будет зимой. Каждое утро мама пешком проходит долгий путь до дома пожилой дамы, у которой она прибирается и готовит еду, в то время как я отправляюсь на работу в Еврейский госпиталь. После рабочего дня мама должна еще полчаса идти в обратную сторону до магазина, где евреям можно покупать продукты. В квартале, где мы живем, есть бакалея и молочная лавка, но там нам нельзя покупать. Ты понимаешь, как это утомительно для мамы. Она похудела и всегда усталая. Сейчас она лежит и спит, поэтому я пишу один. В следующий раз мама наверняка напишет сама.

Но я не хочу жаловаться, каково нам тут. Главное, что ты и Нелли в безопасности и имеете все, что нужно. Я не думаю, что Швеция может быть втянута в войну, тебе не нужно беспокоиться. И, как я сказал, теперь у тебя есть возможность продолжить учебу. Жизнь в городе, конечно же, дает больше шансов, чем изоляция на острове. Здесь ты будешь общаться с образованными людьми и заведешь друзей своего круга…"

Штеффи отложила письмо.

"Образованные люди. Друзья моего круга".

Что имел в виду папа? Кто принадлежал к ее кругу? По-видимому, не Вера с острова. И едва ли это Май Карлсон, которая жила с родителями и шестью братьями и сестрами в одной комнате с кухней в Майорне. Темноволосая нервная Алиса из ее круга? Или Гариетт и Лилиан?

Первый раз в жизни у Штеффи появилось тревожное чувство, что папа не всегда прав и не всегда знает, что для нее лучше.

 

Глава 8

В начале сентября Хедвиг Бьёрк повела девочек на экскурсию к озеру Дельшён. Их класс освободили от уроков, и они могли посвятить походу целый день.

Сначала они ехали на трамвае, затем довольно долго им пришлось идти до озера пешком с рюкзаками, тяжелыми от стеклянных банок и бутылок, — чтобы было где держать собранную водную живность и насекомых. Впереди широким шагом шла Хедвиг Бьёрк.

Штеффи одолжила у Карин пару резиновых бот. Они были немного великоваты и при ходьбе хлопали по ногам. Штеффи знала, что выглядит нелепо в больших ботах и юбке, из которой уже выросла и которую надела, чтобы не испачкать нарядную одежду. Ей очень хотелось иметь брюки. Или настоящий спортивный костюм с брюками и курткой из шерсти цвета красного вина, как у Алисы.

Девочки разбрелись вдоль берега со своими бутылками и банками. Все, что жило и двигалось, становилось их добычей: гусеницы и водяные паучки, жуки и пиявки.

Издалека в солнечном свете вода казалась голубой, но, если встать у самой кромки, она была коричневой и мутной, не такой прозрачной, как море вокруг острова. Пахло землей. Почва у озера была илистой и вязкой. Не стоило заходить слишком далеко: ноги проваливались, и в ботинки заливалась вода.

Хедвиг Бьёрк не боялась хлюпающих ботинок. Подвернув штанины широких брюк, она бодро шагала, забираясь глубоко в воду.

— Девочки! — крикнула она. — Посмотрите! Какой жук!

Живность в озере имела странные названия: ныряльщики и плавунцы, водомерки и штопальщики. Словно в воде существовал маленький мир с существами, каждое из которых имело свое предназначение.

На руку Штеффи опустилась переливающаяся всеми цветами радуги стрекоза. Она покрутила круглой головкой и покачала тонким туловищем. Прозрачные крылья были так красивы, что Штеффи очень захотелось, чтобы стрекоза улетела. Но ради Хедвиг Бьёрк она накрыла насекомое банкой, аккуратно перевернула ее, закрывая ладонью, и быстро закрутила крышку.

Через два часа, потные, грязные и промокшие, они принялись за свои съестные припасы на плоской скале у края берега. Алиса, как обычно, сидела в одиночестве. Штеффи отметила про себя, что у той на спортивном костюме нет ни единого пятнышка грязи.

— Алиса, — сказала Хедвиг Бьёрк, — ты ничего не ела?

Алиса покачала головой:

— Я не голодна.

— У тебя нет с собой бутербродов?

— Нет.

— Возьми один у меня, — предложила Хедвиг Бьёрк и протянула Алисе бутерброд с сыром.

— Нет, спасибо.

— Не спорь, — сказала Хедвиг Бьёрк. — Тебе нужно поесть, если ты собираешься пробыть целый день в лесу. Возьми же!

Алиса взяла бутерброд и долго ела, откусывая по маленькому кусочку.

После перерыва на завтрак Хедвиг Бьёрк проверила бутылки и банки. Стрекоза Штеффи ее удивила.

— Lestes sponsa. Кареглазая самка стрекозы. Необыкновенно красивый экземпляр.

Сначала Штеффи подумала, что она шутит, но стрекоза и в самом деле так называлась.

Остаток дня девочки собирали растения для гербария. Им разрешили пойти в одиночку или по двое в любую сторону, только недалеко, чтобы успеть вернуться по сигналу свистка, который Хедвиг Бьёрк взяла на время у учительницы физкультуры.

Май заболела, поэтому Штеффи была одна. Алиса ушла, не посмотрев на других. Штеффи отправилась в ту же сторону, держась от Алисы на некотором расстоянии.

Девочки собирали папоротники, мхи и лишайники. Весной придет очередь цветов.

— Голубые и белые подснежники, ландыши! Мы будем ходить в лес каждую неделю и увидим, все, что там происходит, — с воодушевлением говорила в классе Хедвиг Бьёрк.

Среди деревьев Штеффи увидела Алису, которая тут же исчезла. Не было слышно ни звука, кроме треска сучков под ее резиновыми ботами, птичьего чириканья и шелеста листьев на ветру.

Штеффи осторожно срывала растения и заворачивала их в серую бумагу. Затем их нужно будет положить между чистыми листами и придавить стопкой книг или настоящим прессом для сушки растений. Но на пресс стипендии не хватало. Потом растения следует вклеить в гербарий и подписать названия на шведском и латинском языках и место произрастания.

Глубоко в лесу мох был толстым и мягким, словно самый лучший ковер. Ели стояли темные и густые. Тут и там лежали большие камни, поросшие мхом и серым лишайником. Штеффи никогда раньше не видела такого леса. В лесах в окрестностях Вены ветер шумел в светлых кронах деревьев. На острове лесом назывались низкорослые потрепанные ветром сосны и колючие кусты можжевельника.

Внезапно Штеффи увидела что-то красное среди серого и зеленого. У кустарника, наклонившись вперед, стояла Алиса. Сначала Штеффи подумала, что она собирает растения, но, подойдя поближе, увидела, что Алису тошнило. На земле среди мха лежали остатки бутерброда с сыром.

— Алиса! — крикнула Штеффи. — Ты заболела?

Алиса подняла взгляд.

— Уходи, — сказала она.

— Хочешь что-нибудь попить? У меня осталось молоко.

— Исчезни! — закричала Алиса. — Ты не понимаешь, что я говорю?

— Не кричи на меня, — сказала Штеффи. — Я просто хотела помочь тебе.

— Мне не нужна ничья помощь, — сказала Алиса. — Особенно твоя. Убирайся и не вздумай рассказать кому-нибудь.

Алиса выпрямилась и откинула со лба волосы. Ее угольно-черные глаза блестели на бледной коже. "Она красивая, — подумала Штеффи. — Гордая, красивая и одинокая".

Внезапно Штеффи охватило сильное желание подружиться с Алисой. Во всяком случае, теперь у них была общая тайна.

— Я обещаю, — сказала она, но Алиса уже отвернулась и пошла прочь.

 

Глава 9

Теперь Свен всегда завтракал в кухне вместе со Штеффи. Эльна варила им овсянку и готовила Свену бутерброды. Штеффи намазывала себе сама. Доктор пил кофе в библиотеке, а потом отправлялся на прием. Фру Сёдерберг обычно еще спала, когда Свен и Штеффи уходили в школу. Но иногда в кухне, пока они сидели за столом, раздавался резкий звонок, и на доске у двери появлялась цифре пять. Тогда Эльна спешила поставить завтрак на поднос и отнести жене доктора.

Доска у двери служила для того, чтобы Эльна знала, из какой комнаты поступает сигнал. Каждая комната имела свою кнопку звонка со своим номером. Нажимаешь на кнопку — в кухне звенит и в окошке появляется номер. Кнопка в комнате Штеффи шла под номером «восемь», но, разумеется, ей нельзя было этим пользоваться. По словам Эльны, звонок существовал только для господ. Если Штеффи что-то хотела, она шла в кухню.

Штеффи нечасто видела жену доктора и еще реже самого доктора. Иногда после обеда фру Сёдерберг стучала в ее дверь и спрашивала, как дела и как успехи в школе.

Однако она никогда не заходила в комнату, а стояла в дверях, словно ей было некогда.

Примерно раз в неделю Штеффи приглашали ужинать в столовую. В остальные дни она ела с Эльной в кухне. Свен считал, что Штеффи должна сидеть с семьей вместе со всеми и ссорился из-за этого с матерью.

Штеффи не придавала этому никакого значения. В присутствии доктора и его жены она чувствовала себя неудобно и скованно. При родителях не поболтаешь со Свеном, как обычно. Гораздо приятнее сидеть с Эльной в кухне, по крайней мере в те дни, когда у нее хорошее настроение.

Однажды после обеда фру Сёдерберг постучала в комнату Штеффи. Та узнала ее стук, отрывистый и решительный: пам — пам — пам. Эльна стучала один раз и какое-то время ждала, прежде чем постучать снова, а Свен обычно выстукивал ритм одной из свинговых мелодий, которые вечерами проигрывал на своем маленьком портативном граммофоне.

— Войдите.

Жена доктора отворила дверь.

— Как дела у нашей малышки Штеффи?

— Спасибо, хорошо.

— А как успехи в школе?

— Хорошо.

На этом разговор обычно заканчивался, но жена доктора не уходила.

— Да, Штеффи, — сказала она, — в субботу мы ждем к ужину гостей.

— Вот как, — медленно ответила Штеффи. — Я думала… Я собиралась поехать на выходные домой. Месяц уже прошел.

— Но ведь это можно отложить? — сказала фру Сёдерберг, однако ее слова прозвучали не как вопрос. — Мы очень хотим представить тебя нашим гостям.

Штеффи задумалась. Она в самом деле ждала поездки на остров. Уже позвонила тете Марте и сказала, что приедет, и по удачному совпадению дядя Эверт тоже должен быть дома и в субботу, и в воскресенье. В рабочие дни рыбная ловля не считалась ни с какими обстоятельствами.

Конечно же, тетя Марта рассказала о ее приезде Нелли. Да и Вера ждала ее…

Но настоящий званый ужин! Как давно она не была на нем. Белая скатерть, свернутые салфетки, свечи и столовые приборы с цветочным узором. Вкусные блюда и вино, мерцающее в бокалах взрослых. Как на званых ужинах, которые раньше устраивали мама с папой.

— Да, — сказала она, — это может подождать до следующих выходных.

Штеффи позвонила тете Марте и сообщила, что должна остаться в Гётеборге. Даже если тетя Марта и разочаровалась, то вида не подала.

Штеффи узнала от Эльны, что гости придут в семь часов. Кухарка появилась ранним субботним утром; Штеффи и Свен еще не успели отправиться в школу, как она уже поссорилась с Эльной, и домработница выбежала из кухни с красным лицом.

Когда Штеффи вернулась, в кухне все было спокойно. Эльна попросила ее помочь расстелить скатерти. Сначала они выдвинули раздвижную крышку в большом столе из красного дерева. Затем расстелили мягкую суконную скатерть, а поверх нее — отглаженную камчатную с узором из виноградных лоз и гроздьев. Эльна поставила два серебряных канделябра и хрустальную вазу для цветов.

Штеффи заранее привела себя в порядок. Надела цветастое платье, которое тетя Марта сшила к выпускному, и причесала волосы так, что они стали ровными и блестящими. Поплевав на пальцы, загнула вверх ресницы и пощипала себя за щеки, чтобы они порозовели.

Пока она стояла перед зеркалом, в дверь постучала жена доктора. Штеффи обернулась, надеясь, что она одобрит наряд. Но фру Сёдерберг недовольно нахмурила брови и спросила:

— У тебя нет платья потемнее?

Вот как, это не годится.

Два быстрых шага, и жена доктора была уже у гардероба, рылась в платьях Штеффи. Их было не так много, и, конечно же, того, что надо, не оказалось.

— Подожди-ка, — сказала она и исчезла.

И тут же вернулась с платьем на вешалке. Оно было шерстяное, такое темно-синее, что казалось почти черным, с длинными рукавами и маленьким белым воротником.

— Вот, — сказала жена доктора, — я думаю, это подойдет. Примерь!

Она стояла в дверях, пока Штеффи снимала свое нарядное платье и натягивала через голову темно-синее. Сама помогла застегнуть молнию и мелкие крючочки с петельками на шее и манжетах. Затем отступила на несколько шагов и посмотрела на результат.

— Великолепно! — выдохнула она. — Передник получишь у Эльны в кухне.

— Передник?

— Да, форменный передник, — сказала жена доктора. — Разве я не говорила, ты поможешь накрыть на стол? Не беспокойся. Это несложно. Эльна расскажет, что нужно делать.

Унижение обожгло Штеффи. Она приглашена на званый ужин не как гость, а как прислуга — в шерстяном платье, от которого чесалось тело, слишком теплом для этого времени года. Штеффи хотелось сорвать его с себя и запереться в комнате на весь вечер.

Но она этого не сделала. В половине седьмого Штеффи вошла в кухню, где кухарка демонстративно роняла столовые приборы, а Эльна, ворча, поднимала их с пола.

Штеффи получила маленький белый передник и повязала его на талии, а Эльна помогла приколоть его на груди к платью. У нее был такой же, а на голове — накрахмаленная белая кружевная лента. Хорошо, что для Штеффи не нашлось такой же.

Гости пришли, и их пригласили в гостиную выпить вишневого ликера. Эльна подавала рюмки на серебряном подносе. Когда жена доктора хлопнула в ладоши и позвала всех к столу, Штеффи пришлось собирать пустую посуду и относить ее в кухню. Она старалась держаться как можно незаметнее, но никто не обращал на нее внимания. Даже Свен, который держал под руку пожилую даму, провожая ее в столовую.

Низко наклонив голову, Штеффи расставляла десертные тарелки с сэндвичами так, как ее учила Эльна:

— Ставь справа, подавай слева!

Подойдя к Свену, Штеффи ждала, что он скажет ей что-нибудь, но тот продолжал беседовать с пожилой дамой, которую провожал к столу, и лишь бросил короткое "спасибо".

Закуски, суп, горячее блюдо и десерт. Вишневый ликер, мадера, красное вино и портвейн. Тарелки с позолоченными краями, серебряные приборы и хрустальные бокалы. Все это вносили и уносили Штеффи с Эльной, пока гости ели и беседовали.

— Благодарю, еще немного.

— Нет, спасибо, достаточно.

За десертом жена доктора снова хлопнула в ладоши. Штеффи как раз собиралась наполнить ликером рюмку пожилой дамы.

— Обычно хозяйка больше помалкивает, — сказала фру Сёдерберг, — но я с удовольствием хотела бы представить вам кое-кого. Вот наша малышка Штеффи, наша пансионерка. Она приемный ребенок в рыбацкой семье, у которой мы снимали летом дом.

Все взгляды устремились на Штеффи. Она почувствовала, что краснеет. Рюмка дамы была уже полна, но густая жидкость все бежала из бутылки, перелилась через край, и на скатерти образовалась липкая лужица.

В следующее мгновение Эльна оказалась рядом и забрала у нее бутылку. Штеффи бросилась в кухню. По пути она слышала обрывки фраз:

— Несчастная маленькая беженка… девочка не привыкла к такому…

— Нет, из Вены…

— У них не было средств, чтобы позволить ей учиться, поэтому мы охотно помогли…

В кухне она сорвала с себя передник. Никакие увещевания Эльны не могли ее заставить вернуться в столовую и продолжить подавать десерт.

 

Глава 10

Поздно вечером в дверь между комнатами Штеффи и Свена постучали. Штеффи уже давно сняла темно-синее платье и натянула сорочку. Но она не спала, а сидела в постели, накрыв одеялом ноги, с включенным светом.

— Стефания? Ты спишь?

Сама того не желая, она ответила:

— Нет.

— Можно войти?

— Нет, — снова сказала она. — Уходи!

— Милая Стефания, только на минутку. Я хочу поговорить с тобой.

— Нет.

— Стефания! Не будь такой упрямой! Только на минутку.

— Ладно, заходи.

Свен открыл дверь и тихо затворил ее за собой.

— Я понимаю, ты злишься на меня, — сказал он. — Но ты тоже должна понять, что я не мог ничего сделать. Ты же знаешь, я пытался поговорить с мамой об этой глупости, будто ты должна есть в кухне. Я понятия не имел о том, что она хотела, чтобы ты прислуживала сегодня вечером. К тому же в старом траурном платье Карин.

— Ты мог сказать что-нибудь, — ответила Штеффи. — По крайней мере, мог сказать: "Привет, Стефания".

Свен помолчал какое-то время. Затем ответил:

— Ты должна понять, я завишу от них. От них и их проклятых денег. Они содержат меня и взамен ожидают, чтобы я соблюдал определенные правила. Ты понимаешь?

— Нет! — крикнула Штеффи. — Нет, я не понимаю! Уходи отсюда! Сейчас же!

Она бросилась на кровать и зарылась лицом в подушку.

Всю неделю Штеффи избегала встреч со Свеном. Она просыпалась раньше, чем обычно, наскоро ела свой завтрак и к приходу Свена уже покидала кухню. После обеда учила уроки в школьной библиотеке или сидела на скамейке у пруда Белых Лилий. Вернувшись домой, торопливо проскальзывала в свою комнату и закрывала дверь.

В субботу, спустя неделю после званого ужина, Штеффи наконец должна была отправиться на остров. Сразу после школы она поедет на трамвае, а затем — на пароходе от Деревянного пирса. Она решила собрать вещи в пятницу вечером и взять их с собой в школу. Это была грязная одежда и подарок для Нелли, коробочка с мелками.

Выйдя на школьный двор, Штеффи удивленно остановилась. За оградой рядом с велосипедом стоял Свен. Козырек его школьной кепки поблескивал на солнце.

— Стефания! — крикнул он.

Гариетт и Лилиан, шедшие за Штеффи, вытянули шеи, чтобы увидеть, кто кричал. Штеффи направилась к ограде, спиной чувствуя их любопытные взгляды.

— Я решил подбросить тебя до парохода, — сказал Свен. — Не сердись на меня, Стефания.

Как она могла сердиться на него, когда он смотрел ей прямо в глаза, серьезно, но с веселой искоркой во взгляде?

— Я не сержусь, — ответила Штеффи. — Но нам лучше поторопиться. Пароход отходит через двадцать минут.

Свен прикрепил ее сумку к багажнику. Штеффи пришлось сесть перед ним, на раму. Она знала, что весь школьный двор смотрит на нее.

— Пока, Стефания! — крикнула Май Карлсон. — Увидимся в понедельник!

Велосипед мягко покатил прочь от школы, через площадь Гёта, вдоль улиц и сквозь поток машин в Центре города. Она сидела так близко к Свену, что чувствовала спиной тепло его тела. Крутя педали, Свен насвистывал одну из своих любимых мелодий. Штеффи чувствовала себя легкой, почти невесомой, словно велосипед летел, лишь слегка касаясь земли.

Путь до Деревянного пирса показался очень коротким. Свен затормозил и помог ей слезть. Оставил велосипед на велостоянке и отнес ее сумку на пристань.

— Увидимся завтра вечером, — сказал он. — Передай привет Янсонам и скажи, что я надеюсь снова пожить у них следующим летом.

Штеффи стояла на палубе, пока Свен не исчез из виду. Здесь, на реке, ветер казался холоднее. Деревья начинали отливать золотом. Была осень, ее вторая осень в Швеции. Штеффи села с книгой в салоне.

Пароход приплыл к острову, Штеффи вышла на переднюю палубу и пристально вглядывалась, чтобы увидеть, не встречает ли ее кто-нибудь.

Все осталось прежним: волнорез, причал, мостки, рыбацкие лодки и навесы. У одного из них ждала тетя Марта со своим велосипедом.

— Эверт постарается приехать домой завтра, — сказала она. — Поэтому вы успеете повидаться.

Так же, как тогда, когда Штеффи приехала на остров в первый раз, тетя Марта велела ей сесть позади на багажник, а сумку поставить на колени. Штеффи было интересно, что бы сказала тетя Марта, узнай она, что сегодня ее уже подвозили на велосипеде.

Мальчик. Мальчик, которого она любила.

Но об этом тете Марте лучше не говорить. По пути домой они остановились у тети Альмы. Выбежала Нелли и обняла Штеффи.

— Почему ты не приехала на прошлой неделе? — упрекнула она сестру. — Я скучала по тебе.

Штеффи достала пакетик с мелками и протянула его Нелли. Это был подарок к ее восьмилетию через несколько дней. Тетя Альма забрала пакетик.

— Иначе Нелли не сможет удержаться и откроет его, — улыбнулась она.

Они пили сок и кофе, а потом Штеффи с тетей Мартой поехали дальше, к белому домику на западном берегу острова. Дом на краю земли, как его мысленно назвала Штеффи, увидев впервые.

Перед тем как войти, Штеффи обошла дом. Небольшая лодка лежала у причала, пахнущая свежестью простыня сушилась на веревке для белья.

— Ты уже была в пятидесятнической церкви в Гётеборге? — поинтересовалась тетя Марта, когда они сели ужинать за кухонным столом.

Штеффи покачала головой.

— Тебе было бы полезно как-нибудь сходить туда, — сказала тетя Марта.

— Мне нужно все время учиться, — сказала Штеффи. — Иначе я не получу стипендию на следующий семестр.

— Конечно, ты должна хорошо заниматься в школе, — сказала тетя Марта, — но душа тоже должна получить свое. Я беспокоюсь за тебя. В городе так много соблазнов.

Штеффи знала, что тетя Марта имела в виду под соблазнами: кинотеатры и танцы, помада и химическая завивка. И мальчики.

— Я должна учиться, — повторила Штеффи. — Я едва успеваю думать еще о чем-нибудь.

— Это хорошо, — сказала тетя Марта. — Ты хорошая девочка. Я знаю, ты не доставишь нам огорчений.

Вечером Штеффи заснула на узкой кровати в мансарде. Ее старый плюшевый медвежонок сидел в ногах. Угольно-черные глазки приветливо поблескивали в темноте.

 

Глава 11

Воскресное утро на острове означало воскресную школу в пятидесятнической церкви. Но Штеффи была в гостях и могла туда не ходить. Вместо этого она села на велосипед и поехала к Вере.

Вера жила со своей мамой в домике на краю поселка у пристани. Дом был выкрашен в белый цвет, но краска стала такой грязной и обшарпанной, что он выглядел скорее серым. На крыше не хватало нескольких черепичин, а дверь жалобно скрипела, когда Вера открыла ее и впустила Штеффи.

Папа Веры утонул еще до ее рождения, за несколько недель до свадьбы с Вериной мамой. Тетя Марта говорила, что Вера родилась вне брака, и в голосе ее слышалось осуждение. Но, несмотря на это, Вера нравилась тете Марте, и она ничего не имела против того, чтобы Штеффи дружила с ней.

Мама Веры просунула голову в дверь кухни и поздоровалась со Штеффи. Она была довольно молода, моложе мамы Штеффи, но выглядела усталой и измотанной. Волосы, такие же рыжие, как и у Веры, растрепаны, во рту не хватало двух верхних зубов.

— Пойдем, — сказала Вера и потянула за собой Штеффи наверх по чердачной лестнице. Летом Вера обычно жила в каморке на чердаке, зимой делила комнату с мамой.

На чердаке было темно и пахло затхлостью. Непонятного вида вещи, упрятанные вдоль стен под скошенным потолком, старые одеяла и тряпье висели на потолочных балках. Штеффи немного боялась Вериного чердака. Она бы не захотела подниматься туда вечером одна, а тем более — спать в каморке.

Вера отворила низкую дверь и пропустила Штеффи вперед. В комнатке помещались только кровать и ящик, где Вера хранила свою одежду. Уроки она обычно делала в кухне. Теперь Вере не надо было заниматься. Она окончила школу после шестого класса, как большинство детей на острове. Штеффи пришлось бы сделать так же, если бы не жена доктора и стипендия.

Она не должна забывать, чем обязана жене доктора. Тем, кто выделил стипендию "одаренной девочке без собственных средств", и комитету помощи, который помог ей попасть в Швецию.

С тетей Мартой и дядей Эвертом было по-другому. Они не требовали признательности за то, что взяли ее, и поэтому Штеффи была им благодарна.

Девочки сидели рядом на кровати.

— Как у тебя дела? — спросила Вера, — В городе?

Штеффи описала большую квартиру семьи доктора, а Вера слушала, открыв рот.

— У меня будет такая же, когда вырасту, — сказала она. — Я тоже буду так жить.

Штеффи мечтала стать врачом. Вериной мечтой было выйти замуж за богатого и жить в городе, иметь много денег и красивой одежды и прислугу.

Когда Штеффи рассказала об Алисе, которая жила в огромной кирпичной вилле у пруда Белых Лилий, Вера глубоко вздохнула.

— Пруд находится в их саду? — спросила она.

— Нет, — ответила Штеффи. — Он в парке.

— Вот бы мне виллу со своим собственным прудом с лилиями в саду, — сказала Вера.

Штеффи хотела рассказать Вере, что богатая красивая Алиса выглядит несчастной. В то время как Май из Майорны полна радости и оптимизма. Но не знала, какие слова подобрать, чтобы Вера поняла.

— Да ну! — сказала вместо этого Штеффи. — Пруд не может сравниться с целым морем.

— Ты ведь не скучаешь по острову? — спросила Вера. — Теперь, когда у тебя все хорошо.

— Иногда. Я скучаю по Нелли и по тебе.

— Так же сильно, как по дому?

Штеффи помедлила с ответом. Дома — это значит быть с людьми, которых знаешь всю свою жизнь, разговаривать на своем языке и не бояться, что тебя не поймут. Дом — это место, где ты можешь быть самой собой.

— Нет, — сказала она. — Не так сильно. Или по-другому.

— А Сильвия? — спросила Вера. — Ты ее встречала? Вы учитесь в одном классе?

— Нет, она ходит в параллельный класс. С Ингрид. Я никогда с ними не разговариваю.

Вера рассказала, что слышала от Гунвор, которая слышала от Майбритт, которая в свою очередь слышала от Барбру: неделю назад Сильвия приезжала домой и привезла с собой записку от классной руководительницы, где было написано, что ей следует уделять учебе больше внимания, если она хочет учиться в Гётеборге.

Штеффи кивнула. Это ее не удивило. В школе на острове Сильвия имела репутацию способной ученицы. Ей не нужно было напрягаться, чтобы получать хорошие отметки. В Гетеборгской школе дела обстояли иначе. Там все считались лучшими ученицами в своих прежних классах. Хорошие отметки там нужно было заработать.

— Так ей и надо, — сказала Вера.

— Угу, — рассеяно подтвердила Штеффи. Словно Сильвия не имела к ней никакого отношения. Она осталась в прошлом.

Девочки покатались на велосипедах, наслаждаясь прекрасной осенней погодой. Чистым прозрачным воздухом дышалось легко. Вереск отцвел, а листва невысоких деревьев начала желтеть. Они собирали последние ягоды ежевики в своем, известном только им месте, а потом отправились туда, где Вера учила Штеффи ездить на велосипеде.

Остров и Вера, они связаны воедино.

К послеобеденному кофе у тети Марты пришла тетя Альма с Нелли и своими двумя детьми. Разговаривая по-немецки с Нелли, Штеффи заметила, что сестра смешивает немецкие и шведские слова.

— Ты не должна забывать немецкий! — сказала Штеффи. — Нельзя! Каково это будет, когда мы снова встретим маму с папой?

— Мне же не с кем разговаривать по-немецки, когда тебя здесь нет, — угрюмо ответила Нелли.

— Ты должна читать, — сказала Штеффи. — Перечитывай свои старые книги. Можешь взять мои. И пиши домой по крайней мере одно письмо в неделю. Обещай, что будешь делать это!

— Ладно, — ответила Нелли. — Только не зуди!

Тикали большие настенные часы. В шесть часов пароход уплывает в Гётеборг. В пять они сядут ужинать. Штеффи надеялась, что дядя Эверт к этому времени будет дома. Иначе пройдет еще месяц, прежде чем она увидит его.

В половине пятого тетя Альма с малышами отправилась домой. Тетя Марта накрыла кухонный стол на троих, часы в комнате пробили пять, а дяди Эверта все еще не было.

— Нам лучше поесть, — сказала тетя Марта. — Тебе нельзя опаздывать на пароход.

В полшестого ужин был съеден и посуда вымыта. В сумке Штеффи лежали чистые простыни и белье.

— Пора ехать, — сказала тетя Марта. — Ничего не поделаешь.

Штеффи снова сидела на багажнике позади тети Марты и держала сумку на коленях. У каждого поворота она надеялась, что еще встретит дядю Эверта.

— Увидишь, они успеют причалить, когда мы спустимся к пристани, — сказала тетя Марта.

Они подошли к причалу, но место, где обычно стояла «Диана», рыболовная лодка дяди Эверта, пустовало. Тетя Марта оставила велосипед у навеса для лодок и повела Штеффи по небольшому пирсу, к которому причаливал пароход.

Только пароход отошел, как послышался глухой рокот. Рыбацкая лодка подходила к причалу. Это была "Диана".

Штеффи бросилась на другую сторону палубы. В рулевой рубке на «Диане» стоял дядя Эверт в голубых брюках и шерстяном свитере.

— Дядя Эверт!

— Штеффи! — крикнул он и помахал рукой. — У нас были неприятности с мотором. Не смогли приехать раньше.

— Ничего! — крикнула Штеффи в ответ. — Я скоро вернусь домой.

Домой. Остров, наверное, тоже дом, хоть и по-другому.

 

Глава 12

Кто он?

В понедельник утром Штеффи едва успела прийти на школьный двор, как Гарриет и Лилиан бросились к ней. С глазами, горевшими от любопытства, таинственным шепотом они спросили:

— Кто он?

Штеффи не сразу поняла, что они имели в виду Свена. Лилиан еще тише прошептала:

— Боже, как он красив!

А Гарриет:

— Вы — встречаетесь? Ты и он?

— Правда? Скажи, как это?

— Посмотри, она покраснела! Признавайся!

— Да, — ответила Штеффи, — мы встречаемся.

Сказав это, она тут же пожалела. Ей показалось, что она выставила на всеобщее обозрение самое сокровенное. К тому же это неправда. Она любила Свена и знала, что, когда придет время, он ответит на ее чувство. Но то, что было между ними, не имело ничего общего с тем, что Гарриет и Лилиан называли "встречаться".

— О-о-о, — простонала Лилиан, — счастливица!

— Как его зовут? — спросила Гарриет.

— Свен.

— Он учится в гимназии?

— Да, в последнем классе.

— Когда вы познакомились?

— Прошлым летом, — сказала Штеффи.

Она думала, что если будет отвечать как можно короче, то им надоест расспрашивать.

— Когда это случилось?

— Летом его родители снимали у нас дом на острове.

— Нет, — нетерпеливо сказала Гарриет, — я имею в виду, когда вы подружились?

Штеффи почувствовала, что ступила на зыбкую почву. Она не могла придумать ничего правдоподобного. И вместо этого улыбнулась как можно загадочнее.

— Это тайна.

— Ох! — снова вздохнула Лилиан. — Ты не расскажешь?

— В другой раз, — сказала Штеффи.

Она увидела Май Карлсон, направлявшуюся к ним. Штеффи совершенно не хотелось, чтобы Май услышала, о чем она тут только что рассказала Гарриет и Лилиан. Май видит ее насквозь. Она сразу лее ее раскусит.

— Ничего не говорите, — прошептала Штеффи. — Май ничего не знает. Только вы двое.

Говоря это, она чувствовала себя изменницей, словно предала Май, секретничая с Гарриет и Лилиан. Тайна, которая к тому же еще и ложь.

— Конечно, — кивнули подруги, — это останется между нами.

Май ничего не спросила о Свене. Зато ей хотелось узнать все о поездке Штеффи на остров. Хотя Май всю жизнь прожила в Гётеборге, она никогда не видела открытого моря. Штеффи охотно взяла бы Май на остров, если бы тетя Марта разрешила.

Первым уроком по понедельникам был немецкий. К этому времени Штеффи и остальные в классе прекрасно знали все о винительном и дательном падежах. Они научились произносить скороговоркой предлоги, управляющие каждым или обоими падежами.

— На, позади, в, около, над, под, перед и между, — хором скандировали они, а фрекен Крантц отбивала указкой такт по кафедре.

Но никто еще не мог сказать целого предложения по-немецки. Девочки зубрили грамматику, читали вслух скучный учебник, долго и неуклюже переводили длинные предложения на шведский язык.

Штеффи старалась произносить слова так же, как и фрекен Крантц, но часто забывалась и говорила, как обычно.

— Государственный немецкий язык! — кричала тогда фрекен Крантц и стучала указкой. — Здесь мы говорим на государственном немецком языке!

После занятий Штеффи шла к пруду Белых Лилий, чтобы побыть одной и подумать. Ивы, отражавшиеся в пруду, роняли листья, а на кирпичных виллах пламенел дикий виноград. Белые лилии отцвели, но их листья все еще плавали в воде, как островки, лебединые пары исчезли.

Сидеть на скамейке было холодно, особенно мерзли бедра между бельем и чулками. Штеффи как можно ниже натягивала полы пальто.

Весь день Гарриет и Лилиан бросали ей понимающие взгляды, подмигивали и улыбались. Подружки не забудут, что она рассказала. Они словно Путте, когда тот вгрызается в кость: ослабят хватку не раньше, чем оторвут от нее по хорошему куску. Штеффи придется рассказывать им то, что они хотят слышать.

Это совсем нетрудно. Штеффи уже придумала романтические сцены, которые заставят Лилиан вздыхать, а Гарриет — просить рассказать еще. Эти сцены она взяла из еженедельников, которые они с Эви обычно тайком читали дома, или из киноафиш, наклеенных у кинотеатров. Приятные сцены, где в главных ролях она и Свен.

Тяжело держать все в тайне. Ей нужно быть очень осторожной, угождать Гарриет и Лилиан, чтобы те не повздорили с ней и ничего не разболтали. Прежде всего следует позаботиться о том, чтобы Май ничего не услышала.

Сильнее всего ее тяготила мысль, что своей ложью она предала Свена. Если он узнает об этом, у ее не останется шансов.

Штеффи запуталась в собственной лжи и чувствовала себя беспомощной, словно застряла в длинных упругих стеблях белых лилий, которые крепко держат цветки и листья, поднимаясь с илистого дна.

 

Глава 13

"Моя любимая малышка Штеффи! Как я рада, что тебе хорошо в новой школе! Твоя классная руководительница действительно производит впечатление чудесного человека. Я думаю, для девочки твоего возраста важно иметь образец для подражания в лице взрослой женщины, я имею в виду другую женщину, не собственную маму. Ты взрослеешь и, даже если бы нас не разлучили, скоро перестанешь быть маленькой девочкой. Хотя для меня ты останешься такой навсегда. Когда мне тяжело, я беру ваши с Нелли фотографии, где она еще совсем маленькая, и вспоминаю все те приятные дни, которые мы провели вместе.

Сейчас это звучит мрачно, словно все в прошлом. Но мы должны надеяться на будущее. Однажды этому кошмару наступит конец, и мы снова будем вместе, все четверо.

Единственное, что меня тревожит, так это ваша с Нелли разлука, ты теперь живешь в Гётеборге, а она осталась на острове. Ты ведь регулярно навещаешь ее? Нелли нуждается в тебе, она еще так мала.

Мне нужно заканчивать, в нашей новой квартире нет электрического освещения, и мы вынуждены экономить карбид для лампы. Поскорее напиши и расскажи обо всем, что с тобой случилось! Передай привет тем милым людям, которые помогают тебе, и напомни Нелли написать нам.

Целую, твоя мама".

Штеффи сидела на кровати с маминым письмом в руках. В нем было что-то не так, она читала между строк то, чего нельзя высказать. Хотя слова в письме были полны любви и успокаивали, Штеффи чувствовала тревогу. Мамин почерк изменился, стал угловатым, словно руки были не в состоянии водить ручкой по бумаге так же мягко и красиво, как прежде.

Когда мама с папой сказали, что им с Нелли придется поехать в Швецию, Штеффи расстроилась, но она никогда не сомневалась, что для них так было лучше всего. Тогда ведь они верили, что расстаются лишь на короткое время. Через несколько месяцев вся семья получит въездную визу в Америку. "Самое большее — полгода". Штеффи все еще помнила папин успокаивающий тон, когда спросила, как долго это продлится.

Теперь Штеффи понимала, что они могут встретиться не раньше, чем кончится война, но иногда она думала, что лучше бы они с Нелли остались в Вене. Она знала, что мама с папой живут в тесной и холодной лачуге и что им не хватает еды. Что папе очень мало платят за работу в Еврейском госпитале, а мамы нет дома с раннего утра и до позднего вечера. Что родители, как и другие евреи в Вене, живут в постоянном страхе, не зная, что немцы предпримут в следующий раз.

И все же иногда Штеффи хотелось оказаться там. Она тосковала по маминому запаху и по ее мягким щекам, по теплым рукам папы и его дружескому голосу.

Но хуже тоски ее мучила неспокойная совесть. Какое она имела право, сытая и довольная, жить в просторной, теплой, светлой комнате на одной из центральных улиц Гётеборга, когда не только мама с папой, но и Эви, и другие ее друзья мерзли и голодали? Ей следовало быть с ними в Вене. Она могла бы помогать маме по хозяйству, вместо нее водить через весь город за покупками, разжигать камин, чтобы к возвращению мамы с папой было тепло.

Но она была бы ртом, который нужно кормить, и поэтому мама с папой умирали бы от беспокойства за них с Нелли, если б они жили там. Для всех лучше, что они в Швеции, где о войне напоминает лишь то, что все больше продуктов распределяется по талонам, а автомобили ездят на вонючем генераторном газе вместо бензина. Это так, она знала, но все же чувствовала несправедливость в том, что она здесь, а они — там.

Раздался стук в дверь, одна из свинговых мелодий Свена.

— Входи.

Свен стоял в дверях и смотрел на нее.

— Я тебе помешал?

— Нет.

Он взглянул на письмо в руке Штеффи:

— Это от твоих родителей?

— От мамы.

— Что-нибудь новое?

Штеффи покачала головой. Она чувствовала тревогу, но не могла объяснить ее даже Свену.

— Американцы должны вступить в войну, — произнес Свен. — Тогда у немцев не будет ни единого шанса.

— Ты не можешь поговорить о чем-нибудь еще? — запальчиво сказала Штеффи. — Я устала от бесед о войне.

Свен озабоченно посмотрел на нее. Затем взглянул на часы.

— Пойдем, — сказал он, — тебе нужно развеяться.

— Что мы будем делать?

— Увидишь.

Когда они надевали пальто, в прихожую выскочил Путте, яростно тявкая.

— Э, нет, Путте, — сказал Свен. — Ты уже гулял. Так что придется тебе остаться дома.

— Нам сюда, — сказал он. — Дневной концерт начнется через десять минут.

У Штеффи потеплело на душе от радости. Много лет прошло с тех пор, как она слушала музыку в последний раз. Когда нацисты захватили власть в Австрии, они запретили евреям посещать кинотеатры, театры и концерты. На острове ей не позволяли слушать музыку по радио. Согласно церковным правилам, тетя Марта считала это грехом. При мысли о тете Марте она почувствовала укол совести, но постаралась не думать об этом. Музыка была частью ее жизни, с тех пор как она себя помнила. Мамина игра на пианино и песни, ее собственные уроки музыки, домашние концерты и оперные выступления, прогулки летними вечерами на концерт в парк Пратер. Что в этом плохого?

— О чем ты задумалась?

— Ни о чем.

— Тогда пошли.

Они отыскали свои места в задних рядах и сели. Дирижер поднял палочку. Чудесная музыка захлестнула ее с головой. Это был Моцарт, концерт для фортепиано фа минор. Она вспомнила, что уже слышала его давно, с мамой и папой. Это была последняя мысль, которая мелькнула у нее в голове, затем Штеффи растворилась в музыке и забыла обо всем.

Прозвучал последний такт. Штеффи медленно осознавала, что сидит в концертном зале среди аплодирующих людей, рядом — Свен. Но она все еще чувствовала полнейшую тишину внутри себя и не хотела нарушать это чувство разговором.

— Какая ты тихая, — сказал Свен, когда они снова вышли на площадь Гёта. — Тебе понравилось?

— Да, — ответила она, — конечно, мне понравилось. Спасибо, что ты взял меня с собой.

— Хорошо, — сказал Свен. — Теперь пойдем в кондитерскую.

Они направились вниз по бульвару и вошли в кондитерскую. Это было приятное место: красная бархатная обивка на мебели, зеркала в золоченых рамах.

— Что ты любишь? — спросил Свен. — Можешь выбрать все, что захочешь.

Штеффи заказала пирожное «Наполеон» в блестящей розовой глазури. Свен взял такое же и попросил принести горячий шоколад со взбитыми сливками для Штеффи и кофе для себя.

Они сидели за маленьким круглым столиком и лакомились пирожными. Штеффи давно уже не ела такой вкусноты. Она пригубила шоколад, едва касаясь сливок, растягивая удовольствие.

— Свен, — сказала она, — ты думаешь, это правильно, что у меня все хорошо, тогда как у мамы с папой не хватает еды?

— Нет, — сказал Свен, — не думай так. Ты здесь, потому что они хотели, чтобы у тебя все было хорошо. Твои родители обрадовались бы, если б знали, что ты сидишь здесь и ешь пирожное. Тебе не за что себя винить. Понимаешь?

Штеффи кивнула. Когда Свен говорил, Штеффи не сомневалась, что он прав.

 

Глава 14

— В среду мы были на концерте, — рассказывала Штеффи Гарриет и Лилиан. — А потом он пригласил меня в кондитерскую.

Хотя это была правда, Штеффи казалось, что она лжет. Ее ложь о Свене пачкала обманом все, что она о нем говорила. У нее портилось настроение, но вместе с тем появлялось щекочущее чувство возбуждения.

Порой она почти верила, что рассказывает правду. Как они шли рука об руку, выгуливая Путте, о чем Свен шептал ей на ухо, когда они были одни, о том, что им, как заговорщикам, приходится держать все в тайне.

— Его родители не должны ничего знать, — сказала Штеффи. — И мои тоже. Вы знаете, моя приемная мать прихожанка пятидесятнической церкви. Она очень строгая.

— Бедняжка! — вздохнула Гарриет.

— Счастливица! — сказала Лилиан. — Тайная любовь — это так романтично!

— Он тебя целовал? — спросила Гарриет. — Я имею в виду по-настоящему, в губы?

От этого вопроса изнутри нахлынула жаркая волна. Штеффи чувствовала себя застигнутой врасплох.

— Еще нет, — ответила она.

— Обещай, что расскажешь, когда это случится! — сказала Лилиан.

Весь следующий урок биологии Штеффи мечтала о поцелуе Свена. Она закрывала глаза и представляла, как его лицо приближается все ближе и ближе, пока их губы не соприкасаются. А потом? Она не знала. Щеки пылали, и ей чуть не стало дурно.

— Стефания, — спросила Хедвиг Бьёрк, — что с тобой? Тебе нехорошо?

Штеффи поспешно открыла глаза.

— Да, — пробормотала она. — Да. Или нет, думаю, нет.

— Хочешь немного прогуляться? — спросила Хедвиг Бьёрк. — Может, тебе нужен глоток свежего воздуха?

— Спасибо, — сказала Штеффи. — Спасибо, уже все прошло.

Она глубоко вздохнула и попыталась сосредоточиться на плакате, который Хедвиг Бьёрк повесила на доске. На нем были изображены различные деревья и листья, которые нужно перерисовать в тетрадь.

— Да что с тобой такое? — спросила Май на перемене, тоном, далеким от дружеского участия, в отличие от Хедвиг Бьёрк. — Ты стала такая странная. И что за тайны у тебя с Гарриет и Лилиан?

— Ничего, — ответила Штеффи.

— Ты думаешь, у меня нет глаз? — сердито сказала Май. — Может, ты думаешь, что я дура? Я прекрасно вижу, что ты постоянно шепчешься с ними, а когда я подхожу, вы замолкаете. Я думала, мы подруги. Или больше нет?

Штеффи стало стыдно. Май была как открытая книга. Она ничего не скрывала.

— Конечно, мы подруги, — сказала Штеффи. — Прости, что сделала тебе больно. Я не хотела.

Учеба давалась Штеффи легко. Иногда она все еще делала ошибки, произнося слова по буквам, или ставила слова в неправильном порядке. Но теперь шведский язык давался ей легче, и она без труда вспоминала выученное.

Математика была ее любимым предметом. Лишь Алиса могла соперничать с ней. Когда кто-то из них стоял у доски и решал уравнения, Хедвиг Бьёрк улыбалась и говорила:

— Вот это правильно! Посмотрите, как все просто!

Когда наступала очередь Май решать у доски, Хедвиг Бьёрк сначала одобрительно кивала, но чем больше Май запутывалась в иксах и игреках, стирала с доски и переписывала, тем больше беспокоилась учительница.

— Ну, милая Май, — прерывала она ее, — неужели ты не видишь, что делаешь? Я не понимаю, почему это вызывает трудности у такой смышленой девочки.

Штеффи тоже не понимала, почему алгебра давалась Май с трудом. Она могла считать, пока дело касалось цифр. С квадратными корнями, процентами и другими сложностями справлялась без проблем. Но как только в примерах появлялись буквы, Май ничего не понимала.

Штеффи предложила Май помочь с математикой. Она хотела сесть в библиотеке, но у Май были иные планы.

— Мы поедем ко мне домой. Ты ведь никогда не была у меня.

Штеффи вспомнила, как Май рассказывала про свою тесную квартиру и про своих шумных братьев и сестер. Но она не стала отказываться, так как боялась, что Май это не понравится. Вдруг решит, что Штеффи считает, будто дом Май недостаточно хорош для нее.

— С удовольствием, — сказала Штеффи. — Будет здорово увидеть, где ты живешь.

После занятий они сели в зеленый вагон и поехали по Южному шоссе. Вагон, громыхая, медленно катил прямо, потом петлял по центру города, а потом шел вдоль аллеи возле канала. Штеффи никогда не бывала здесь прежде. Май показывала и рассказывала:

— Вон там — Фескещёрка, где можно купить рыбу. Площадь называется Ярнторгет. Дома на холме — это район Мастхуггет. Теперь осталось недолго.

Трамвай тащился вверх по длинному крутому холму. Затем спустился по пологому склону. Май дернула за шнурок, и вагон остановился у следующей остановки.

Штеффи огляделась вокруг. Здесь не было высоких каменных домов, как в квартале, где она жила. Дома стояли трехэтажные, нижний этаж — каменный, над ним два этажа из дерева. На стенах краской нарисованы флаги. Сквозь низкие арки ворот мелькали вымощенные булыжниками дворы.

Они свернули в переулок. "Капитанская улица" — Каптенсгатан — было написано на уличных вывесках. Через полквартала Май вошла в ворота и пересекла двор, где играли по меньшей мере тридцать ребятишек разного возраста. Май показала Штеффи своих братьев и сестер.

— Вон Бритта, она следующая по старшинству. Куре и Улле, близнецы.

Куре и Улле, два сопливых мальчугана лет девяти, были похожи друг на друга как две капли воды. Май взяла на руки пухленькую годовалую девочку:

— А вот — Нинни, наша младшая. Поцелуй-ка Май. М-м-м, как ты хорошо целуешься!

Май с гордостью протянула Штеффи свою младшую сестренку. Штеффи не очень-то хотелось целовать Нинни, симпатичного ребенка, но с грязной и сопливой мордашкой. На ее счастье, Нинни застеснялась и отвернула голову.

— Бриттен! — крикнула Май. — Она ведь описалась! Как же ты за ней смотришь? И где остальные?

Бриттен, длинноногая одиннадцатилетняя девочка в платье, которое ей уже было мало, подошла к ним.

— Ой, — сказала она, — я не заметила. Ты не можешь приглядеть за ней, раз уж пришла? Сейчас как раз моя очередь.

Она указала на компанию девочек, прыгавших через длинную веревку.

— Мама велела Эрику и Гуннель пойти с ней прибираться, — сказала она. — Дома только Нинни. Ты не отведешь ее?

— Я ее переодену, — сказала Май. — Но потом позову тебя, и ты поднимешься и присмотришь за ней. Нам со Стефанией нужно учить математику.

Бритта почтительно посмотрела на Штеффи.

— Ты тоже учишься в школе для девочек?

— Да.

— Я тоже хочу, — сказала Бриттен.

— Бриттен! — позвали ее подруги. — Твоя очередь!

— Ей не разрешат, — сказала Май, когда они отошли от Бриттен. — У нее оценки недостаточно высоки. Она никогда не получит стипендию.

Май с трудом втащила Нинни по лестнице на самый верхний этаж. Дверь была не заперта, и они вошли прямо в кухню. Большой стол, четыре табуретки, кухонный диван, оцинкованная мойка и сияющая газовая плита.

— Хорошо, правда? — сказала Май и положила руку на желтоватую эмаль плиты. — Новая. Раньше у нас была дровяная плита.

Привычным движением Май положила Нинни на кухонный стол, одной рукой крепко держала барахтавшуюся малышку, другой смочила тряпку. Когда она сняла с Нинни трусики, в кухне сильно запахло мочой. Штеффи невольно зажала нос. Хотя Май стояла к ней спиной и не могла видеть выражение ее лица, она сказала:

— Можешь подождать в комнате.

Штеффи вошла в другую комнату. Там стояли диван и две выдвижные кровати, небольшой столик и пара стульев. Она удивилась: как они все спят? Девять человек в одной комнате и кухне.

— Бриттен! — крикнула в открытое окно Май. — Иди сюда и возьми ее!

На лестнице послышались торопливые шаги Бриттен. Когда она исчезла с Нинни, Май вошла в комнату к Штеффи.

— Какая кровать твоя? — спросила Штеффи.

— Та, — сказала Май и показала на одну из выдвижных кроватей. — Я сплю с Гуннель, а Бриттен с Эриком. Куре и Улле спят в кухне, а Нинни — у мамы с папой на диване.

Они сели за стол и достали учебники и тетради. Вначале Штеффи мешал весь этот шум: громкие голоса со двора и беготня на лестнице, радио и глухой звенящий звук, который, как объяснила Май, доносился из мастерской рядом с двором. Вскоре Штеффи забыла обо всем и полностью погрузилась в учебу.

Они занимались часа два, как вдруг кухонная дверь открылась. Сначала вбежали двое ребятишек, за ними вошла крепкая женщина, из-под пальто которой виднелась юбка уборщицы.

— Это Стефания, — сказала Май.

— Тюра Карлсон, — представилась мама Май и протянула руку. — Май так много о тебе рассказывала. Стыд и позор, что детей вынуждают разлучаться с родителями. Я бы этого Гитлера сунула между валиками в большой каток для белья, тогда бы увидели, что бы от него осталось.

Штеффи не смогла удержаться от смеха, представив себе Гитлера, плоского, как бумажная кукла.

— И правительство, которое не хочет впускать беженцев, — продолжала мама Май. — Словно у нас не найдется комнаты еще для нескольких человек. Мы вдевятером разместились здесь, так есть ведь другие, которые могли бы потесниться.

Мама Май предложила Штеффи поужинать с ними, но Штеффи обещала Эльне, что предупредит, если не придет домой к ужину.

— Тогда в другой раз, — сказала мама Май. — Ты должна знать, что здесь тебе всегда рады.

Май проводила ее до трамвая. По дороге вдоль Каптенсгатан Штеффи увидела молодого человека, выходившего из кафе. Он был похож на… да, это был Свен! Он шел быстрым шагом к трамвайной остановке, метрах в двадцати впереди Штеффи и Май. Что он здесь делал?

Проходя мимо кафе, Штеффи бросила быстрый взгляд в окно. Это была пивная — коричневые стены, полумрак. Несколько пожилых мужчин в поношенной одежде сидели каждый за своим столиком. Молодая девушка вытирала тряпкой грязную столешницу. Она стояла наклонившись, поэтому волосы закрывали лицо, но, когда она подняла голову, чтобы ответить одному из старичков, Штеффи разглядела ее.

Вдалеке у остановки она увидела Свена. Прежде чем девочки успели подойти, подъехал трамвай. Свен вскочил на подножку переднего вагона.

— Беги, ты успеешь, — сказала Май.

Штеффи прибавила скорость, и едва она села в другой вагон, как двери закрылись. Она достала из кармана монетки в пять и десять эре и оплатила проезд.

Штеффи видела, как Свен вышел из первого вагона и свернул на улицу по направлению к дому.

Она проехала еще одну остановку и пошла домой с другой стороны. Ей не хотелось, чтобы Свен узнал, что она видела его.

Не раньше чем выяснит, что он делал в пивной в Майорне.

 

Глава 15

На выходные Штеффи собралась ехать домой на остров, но наступило время осенних штормов. Накануне отъезда вечером за окном завывал ветер и дождь барабанил в стекло. Утром в парке везде валялись поломанные ветки. На улице раскачивались оставшиеся почти без листвы кроны деревьев, а молнии словно охотились друг за другом по всему небу. На тротуарах было скользко из-за мокрых листьев.

Штеффи взяла с собой книгу, и пока пароход шел по реке, она сидела в салоне, погрузившись в чтение. Но как только судно вышло в открытое море, волны стали яростно хлестать его бока.

Штеффи выронила книгу. Вверху и внизу все гудело. Сумки и корзины скользили по полу то в одну сторону, то в другую. Заплакал какой-то малыш.

В салоне стояла такая духота, что, казалось, невозможно было дышать. От запахов угольного дыма, влажной шерстяной одежды и пота в животе все переворачивалось. Малыша вырвало на колени матери. Штеффи не смогла вынести этого запаха. Мучаясь от головокружения и тошноты, она поднялась и бросилась на палубу.

Во время первого путешествия на остров, более года назад, Штеффи тоже страдала от морской болезни, хотя ветер был не такой сильный, как сейчас. Она никому не рассказывала об этом. Но когда прошлым летом дядя Эверт пригласил ее отправиться на «Диане» за рыбой, она вежливо отказалась.

Поездка на остров занимала лишь несколько часов. "Скоро мы приедем", — пыталась уговорить себя Штеффи, но перегнулась через перила, и ее вырвало. Затем она запрокинула голову, позволяя дождю смыть со лба холодный пот.

Когда пароход наконец причалил к пристани, Штеффи уже промокла насквозь и обессилела. Ноги подгибались, голова кружилась. Спускаясь по мосткам, она крепко держалась за поручень.

— Штеффи!

Это был голос дяди Эверта. Она оглядела пристань и навесы для лодок.

— Штеффи! Я здесь!

Голос доносился с одного из причалов. Там, у лодки, стоял дядя Эверт. Штеффи отправилась к нему, еле передвигая ноги.

— Я на лодке. Представь, как бы вы с Мартой поехали на велосипеде в такую погоду.

Штеффи забыла про дождь, хлеставший по лицу. Единственное, что ее волновало, — это морская болезнь. Мысль о том, чтобы сесть в лодку снова, даже ненадолго, вызывала тошноту.

— Ну и вид у тебя. Как у утонувшей кошки. Ты простояла весь путь на палубе?

Штеффи устало кивнула.

— Меня укачало, — прошептала она.

— Не может быть, — сказал дядя Эверт. — Как же мы тогда повезем тебя домой? Ты вынесешь еще одну поездку на лодке?

— Я не знаю.

— Попытаемся, — сказал дядя Эверт. — Тебе нужно погреться и переодеться во что-нибудь сухое. Ты ведь не хочешь слечь с воспалением легких?

Дядя Эверт взял Штеффи за руку, поддерживал, когда она шагнула в лодку.

Там он помог ей снять промокшее пальто и надеть большой шерстяной свитер, лежавший под скамьей впереди. Поверх него — промасленное пальто ниже колен. Затем дядя Эверт постелил еще одно пальто на крышку трюма и свернул платок как подушку.

— Ложись, — сказал дядя Эверт. — И смотри все время на горизонт. Это поможет.

Он завел мотор и отчалил. Дождь хлестал по лицу Штеффи. Но тошнота не усиливалась, хотя лодочка ныряла глубоко на волнах. Она больше не мерзла. Тело словно онемело, и усталость овладела всеми мышцами. Штеффи закрыла глаза.

Проснулась она в своей кровати в мансарде. Кто-то снял с нее туфли и плащ. Но свитер все еще был на ней. От него пахло рыбой, маслом и дядей Эвертом.

За окном почти стемнело. Должно быть, она проспала довольно долго.

Штеффи осторожно попробовала сесть. Голова больше не кружилась. Ей хотелось есть.

На кухне тетя Марта готовила ужин.

— Так тоже можно доехать до дома, — вместо приветствия сказала она. — Когда Эверт принес тебя, я подумала, что случилось несчастье. Переоденься, ты ведь насквозь промокла.

— Можно мне сначала молока?

Тетя Марта кивнула.

— Согреть его?

Молоко пахло сладко и нежно. Штеффи вдохнула пар, исходивший из чашки, и сделала глоток. Приятное тепло растеклось из желудка по всему телу.

Тетя Марта затопила плиту. От жара в кухне запотели окна. Шум дождя смешивался с потрескиванием дров в печи и со слабым скребущим звуком, это тетя Марта чистила к ужину картошку. Вскоре все сели за стол: Штеффи, тетя Марта и дядя Эверт. Словно семья.

В воскресенье утром Штеффи навестила Веру, а после обеда она, тетя Марта и дядя Эверт пошли к тете Альме. Поскольку «Диана» не вышла за рыбой, дядя Сигурд, муж тети Альмы, тоже был дома. Пока четверо взрослых пили за столом кофе, Штеффи и Нелли поднялись в ее комнату.

— Штеффи, — сказала Нелли, — как ты думаешь, Бог любит маму с папой?

— Конечно, почему же нет? — ответила Штеффи.

Она чуть было не добавила:

"Если он вообще есть".

Май Карлсон не верила в Бога. Штеффи сомневалась. Во всяком случае, она ничего не сказала сестре.

— Ведь они не верят в Иисуса, — сказала Нелли. — Наверное, поэтому Бог не заботится о них? Потому что они… как это… отрицают его единородного сына?

— Кто тебе это внушил? — спросила Штеффи.

Сама Нелли не смогла бы додуматься до такого.

— Новый пастор, — ответила Нелли. — Он сказал, что евреи убили Иисуса, и за это Бог рассердился на них. Штеффи, а мы евреи, хоть нас и крестили?

Ее большие карие глаза заблестели, а нижняя губа задрожала.

— Да, — сказала Штеффи, — мы евреи. И в этом нет ничего постыдного. Мы не убивали Иисуса, ни мы с тобой, ни мама с папой, ни кто-либо другой, кого мы знаем. Это было две тысячи лет назад. И в этом нельзя винить тех, кто живет сейчас. Тысячу лет назад шведы были викингами, грабили и убивали людей повсюду, куда ни приходили. С таким же успехом можно было бы наказывать за это тех, кто сейчас живет в Швеции. Понимаешь? Ты не должна верить словам этого пастора.

— Это правда?

— Да.

— Подтверждаешь?

Штеффи подняла большой палец правой руки.

— Вот мое честное слово.

Нелли прикоснулась своим большим пальцем к пальцу сестры. У Штеффи стало легче на душе.

— Штеффи?

— Да?

— Я не хочу, чтобы ты жила в Гётеборге. Я хочу, чтобы ты была здесь.

— Но здесь я не могу учиться.

Нелли задумалась.

— А мне не разрешат жить с тобой в городе?

— Тебе там не понравится, — сказала Штеффи. — Ты бы скучала по тете Альме, малышам и своим друзьям. Здесь тебе лучше.

— Я хочу, чтобы все были вместе, — сказала Нелли. — И мы с тобой, и тетя Альма с дядей Сигурдом, Эльзой и Йоном, и Соня, и весь мой класс, кроме Матса, он глупый. И тетя Марта с дядей Эвертом, и те люди, у кого ты живешь, и Вера, и Май или как ее там зовут. И мама с папой. Я скучаю по маме с папой. Я помолюсь Богу и попрошу, чтобы они смогли приехать сюда.

— Хорошо, — сказала Штеффи, хотя не верила, что Бог может сделать так много. — Помолись.

 

Глава 16

Осень в Гётеборге была похожа на мокрое серое одеяло, накрывшее весь город. С рек и каналов тянуло сыростью, и, хотя температура была все еще плюсовая, дул пронизывающий ледяной ветер.

Темнота в городе была иной, не такой, как на острове, — не черная, а скорее серая, словно размытая городскими огнями: уличными фонарями и неоновыми вывесками, резким светом из витрин магазинов и мягким из окон квартир над ними. Никогда не было по-настоящему темно, но и светло тоже не было, а вечерами сумерки опускались так быстро, что и не заметишь.

Рукава зимнего пальто Штеффи, сшитого еще перед объездом из Вены, стали ей коротки. Руки мерзли, и приходилось вытягивать рукава кофты из-под пальто. Штеффи мечтала о паре перчаток с высокими манжетами, как у большинства девочек в классе. Ей совсем не хотелось ходить в школу в вязаных варежках тети Марты. Но все же пришлось, потому что от холода руки краснели и шелушились.

Штеффи бывала в гостях у Май раз в неделю. Она помогала Май с математикой, а Май ей — со шведским языком. Иногда Штеффи ужинала с болтливой и шумной семьей Май. Ее папа шутил и рассказывал веселые истории, пока дети не начинали покатываться со смеху.

Всякий раз, проходя от трамвайной остановки до ворот на Каптенсгатан, Штеффи высматривала Свена. Однажды ей показалось, что она увидела, как Свен заходил в пивную. Но это было издалека, и она могла обознаться.

Однажды в начале ноября в школьном дворе к Штеффи подошли Гарриет и Лилиан.

— Он уже поцеловал тебя?

— Нет.

— Странно, — удивилась Гарриет. — Он ведь почти взрослый.

— Это из-за меня, — солгала Штеффи. — Потому что я младше. Он не хотел рисковать и делать что-то, что может мне повредить.

— О, как романтично, — сказала Лилиан. — Как в кино.

— Кстати, о кино, — сказала Гарриет. — В кинотеатре на Лоренсберг идет хороший фильм.

— Как он называется? — спросила Штеффи, чтобы переменить тему.

— "Пока мы не встретимся снова", — ответила Гарриет. — Это история о любви. И детям вход разрешен.

— Мы пойдем? — спросила Лилиан. — Все втроем?

— Да, пойдем! — сказала Гарриет. — В субботу?

Штеффи колебалась. Кино хуже, чем концерт, она это понимала. Но с другой стороны, как тетя Марта узнает о том, что она один раз сходила в кино в Гётеборге?

— Сколько это стоит? — спросила она.

— Девяносто два эре за самые дешевые места, — сказала Гарриет.

У Штеффи в копилке было только пятьдесят эре. Нужно занять еще пятьдесят, а долг вернуть из денег на карманные расходы, которые жена доктора давала ей каждое воскресенье. Но у кого занять? У Май никогда не бывает денег, и, кроме того, Штеффи не хотела ей рассказывать, что пойдет в кино с Гарриет и Лилиан.

— Ты не одолжишь мне пятьдесят эре?

— Конечно, — сказал Свен. — Что ты хочешь купить?

Легче всего солгать и сказать: книгу. Но тогда бы Свену захотелось узнать, какую книгу, а возможно, он спросил бы о ней позже. Штеффи решила рассказать ему все как есть.

— Я пойду в кино, — сказала она. — С двумя моими одноклассницами.

— Что вы будете смотреть? — спросил Свен. — Не "Гроздья гнева"? Говорят, это хороший фильм. Я и сам хотел его посмотреть.

Жаль, что это оказался не тот самый фильм, на который она идет.

— Нет, — ответила Штеффи. — "Пока мы не встретимся снова".

— Вот как. Романтическая история, — раздраженно сказал Свен. — Ты же ничего не знаешь о любви. Тебе ведь только тринадцать.

— А может, знаю.

— Неужели? — удивился Свен. — Как же зовут этого счастливчика?

Штеффи молчала, пожалев обо всем на свете. О том, что сказала, как называется фильм. О том, что вообще попросила у него деньги.

— Наверное, это какая-нибудь кинозвезда, — продолжал Свен. — Можно угадать? Кэри Грант? Лесли Ховард? Или, может быть, Кларк Гейбл?

— Прекрати! — воскликнула она, чувствуя, что сейчас расплачется. Что он о ней, собственно, думает?

— Я просто пошутил, — сказал Свен. — Не дуйся.

В субботу вечером Штеффи особенно старательно причесалась и надела нарядное платье, хотя знала, что его никто не увидит под пальто. Без пятнадцати семь девочки договорились встретиться у кинотеатра. Это недалеко, только перейти улицу.

Штеффи пришла вовремя. У освещенного входа, напоминавшего греческий храм с коринфскими колоннами на фасаде, уже толпилось много народа. Штеффи встала в очередь, вскоре подошли сначала Лилиан, затем Гарриет.

Они купили билеты и пакетик сливочной тянучки на троих. Вахтер в униформе надорвал билеты и улыбнулся:

— Вы захватили носовые платки, а, девочки? Здесь вы будете плакать.

Сначала показывали документальные фильмы. Сюжет первого — о велогонке. Мальчика-победителя звали Ласе. У него были веснушки и кривой передний зуб, заметный, когда мальчик улыбался и махал рукой в камеру.

Затем шла немецкая военная кинохроника. На аэродроме у Английского канала в немецкие самолеты грузили бомбы. Самолеты поднимались в воздух, и вместе с ними камера. Немецкие самолеты вступили в бой с английским истребителем и сбили его. Горящий английский самолет упал на землю.

Штеффи было интересно, успел ли пилот выпрыгнуть с парашютом. Бойкий голос диктора ничего об этом не сказал.

После киножурнала настало время самого фильма. Занавес задернулся и медленно открылся снова, музыка заполнила зал.

Приговоренный к смерти человек скрывается от наказания, но схвачен одним из сыщиков в Гонконге. На борту судна, который должен отвезти его в Сан-Франциско на электрический стул, он встречает женщину, темноволосую, бледную и очень красивую. Она страдает от неизлечимой болезни сердца и скоро умрет. Они влюбляются, но никто из них не хочет рассказывать друг другу, что у них осталось очень мало времени. Когда они целуются в последний раз, оба знают, что никогда больше не увидятся, но, щадя чувства друг друга, ничего об этом не говорят.

Это было печально и красиво. Слезы бежали по щекам Штеффи, и она слышала, как громко рыдала Лилиан.

Растроганные девочки вышли через боковую дверь вместе с остальными зрителями.

— О, как это было прекрасно! сказала Лилиан. — И как она была красива в том длинном платье!

— А как идут ей темные волосы! — вторила ей Гарриет. — Тебе повезло, что ты брюнетка, Стефания. Темноволосые женщины таинственны и романтичны.

— Я считаю, она похожа на Алису, — сказала Штеффи.

— Алису? Вот уж вряд ли!

Голос Лилиан звучал негодующе:

— У Алисы вовсе не такие черты лица. В таком случае она больше похожа на тебя.

— Ты шутишь, — сказала Штеффи.

— Да нет же, — сказала Гарриет. — У тебя такие же выразительные глаза и длинные ресницы.

Они говорили так увлеченно, что никого не замечали вокруг себя. Когда Штеффи увидела знакомое лицо в толпе, скрываться было уже поздно.

Круглое добродушное лицо принадлежало фрекен Хольм, кассирше с почты, той самой, что была источником всех сплетен на острове.

— Подумать только, малышка Штеффи! — сказала она. — Ты тоже ходила в кино? А я-то думала, что Янсоны такие религиозные. Это моя сестра, она живет в Гётеборге. Как я понимаю, эти девочки — твои одноклассницы? Было приятно встретить тебя, дружок. Увидимся на почте, в следующий раз приедешь на остров, тогда и поболтаем.

Штеффи застыла от страха. В понедельник фрекен Хольм вернется на остров, сядет в своем почтовом отделении и расскажет всем, кто захочет ее слушать, как погостила у сестры в Гётеборге, как они сходили в кино и случайно встретили у кинотеатра Штеффи. Не позднее вторника тетя Марта все узнает, так же как и остальные прихожане пятидесятнической церкви.

 

Глава 17

Всю неделю после похода в кино Штеффи ждала, что появится тетя Марта в пальто и шляпке и отчитает ее, а то и домой заберет, подальше от городских соблазнов.

Но от тети Марты не было никаких вестей. Может, ей повезло и фрекен Хольм обо всем забыла? Может, кассирша не придала особого значения тому, что случайно столкнулась со Штеффи в Гётеборге. Наверняка ей было о чем рассказать, вернувшись от сестры.

В четверг после школы Штеффи отправилась в гости к Май. Девочки шли с трамвайной остановки, как вдруг Штеффи прямо перед собой увидела Свена. На этот раз не было никаких сомнений: их разделяли лишь метров двадцать, и Штеффи была совершенно уверена, что это он. Свен вошел в пивную.

Штеффи замедлила шаг и бросила взгляд в окно. Она увидела, как Свен повесил пальто и сел за стол. Он сидел спиной к окну и заслонял стол своим телом. Штеффи не смогла разглядеть, был ли с ним кто-нибудь еще.

— Кого ты там высматриваешь? — спросила Май. — Кого-нибудь из знакомых?

— Нет, — ответила Штеффи. — Так просто.

— И правда, — сказала Май, — ты ведь никого здесь не знаешь.

Едва они вошли в ворота дома, где жила Май, как подбежала Бриттен.

— Май! Май! — кричала она. — Иди скорее! Нинни не может дышать. Быстрее!

Май бросилась во двор, Штеффи — за ней. Нинни сидела в небольшой куче щебенки, заменявшей песочницу. Она кашляла и задыхалась и одновременно пыталась кричать. Личико посинело, словно ее душили.

— Нинни! — закричала Май и подхватила ребенка на руки. — Нинни, не умирай!

Штеффи вспомнила один эпизод, случившийся много лет назад, когда Нелли была совсем маленькой.

— Быстро! — сказала она Май. — Нам нужно отнести ее домой. Бриттен, ты ведь знаешь, где мама?

Бриттен кивнула.

— Беги туда поскорее. Скажи, пусть она вызовет врача. У Нинни круп.

— Откуда ты знаешь? — спросила Бриттен, но Май подтолкнула ее и закричала:

— Ты слышишь, что сказала Стефания?! Беги!

Бриттен бросилась прочь. Май побежала по лестнице с Нинни на руках, Штеффи за ней.

— Мы должны вскипятить воду, сказала Штеффи.

— Возьми эмалированный бак в кладовой.

Штеффи зажгла газовую плиту и налила воду в бак. Нинни натужно кашляла. Звук был отвратительный, словно у нее внутри что-то вот-вот разорвется.

— Есть какая-нибудь старая простыня, которую можно намочить и повесить?

— Возьми простыню близнецов в ящике под кухонным диваном.

Штеффи выхватила две простыни из диванного ящика и сунула их под кран с водой. Когда они намокли, Штеффи развесила их на бельевой веревке, натянутой поперек кухни. Вода капала на пол, и образовалась лужица.

Нинни, дугой выгнув спину, задыхалась. Ее круглое личико побледнело до синевы.

— У вас есть зонтик?

— Зонтик? — озадаченно спросила Май.

— Она должна вдыхать пар, — сказала Штеффи. — Нам нужен зонтик, чтобы удержать вокруг нее влажный воздух.

— У нас нет зонта, — ответила Май и услышала свой голос словно со стороны. — Она умирает, ты разве не видишь, она умирает!

Тогда вместо зонта мы возьмем одеяло, — сказала Штеффи.

Она вытащила из ящика кухонного дивана одеяло. Май сидела на стуле и качала на руках Нинни. Она плакала.

Наконец вода вскипела.

— Пойдем, — сказала Штеффи. — Держи Нинни поближе к баку, но так, чтобы она не обожглась.

Май держала голову Нинни над баком, из которого валил пар. Штеффи взяла одеяло и накрыла им, словно пологом, Май, Нинни и бак.

Через несколько минут кашель Нинни ослабел и дыхание стало спокойнее. Сначала она барахталась, пытаясь высвободиться из объятий Май, но через некоторое время успокоилась и обмякла.

— Я задыхаюсь, — послышался из-под одеяла голос Май. Ее лицо покраснело, очки запотели.

— Давай я немного подержу Нинни.

Они поменялись местами.

Под одеялом было нестерпимо жарко. Вспотевшее тельце Нинни скользило в руках. На счастье Штеффи, прибежала мама Май, а за ней и Бриттен.

— На улице ждет такси. Дай ее мне, мы поедем в больницу.

Они отнесли Нинни в такси и соорудили маленький шатер из мокрой простыни на заднем сиденье. Мама Май захлопнула дверь, и такси уехало.

— Откуда ты все это знаешь? — спросила Май.

— Мой папа врач, — сказала Штеффи. — Он делал так моей младшей сестре, когда у той был круп.

Через два часа вернулась мама Май. Нинни пришлось остаться в больнице до завтра.

— С ней ничего опасного, — сказала мама Май. — Приступ прошел, и она спала, когда я приехала. Доктор сказал, малышке повезло, что она сразу стала вдыхать пар, иначе все могло быть гораздо хуже.

— Я так испугалась, — сказала Май. — Думала, что она умрет.

— Вы все сделали правильно, — сказала мама Май. — Стефания, ты ведь понимаешь, как я тебе благодарна.

Благодарна. За последние полтора года Штеффи только и слышала, что должна быть благодарной всем, кто ей помогал. И теперь она испытывала непривычное, но приятное чувство.

Мама Май не вернулась на работу. Она долго сидела в кухне и пила кофе.

— После такого тяжелого испытания нужно подкрепиться, — сказала она и послала Бриттен купить две венские булки. Штеффи с Май съели одну, а Бриттен с мамой — вторую.

В этот день уроков они так и не сделали. Соседки, услышав переполох и увидев у ворот такси, приходили одна за другой и спрашивали, что случилось. Мама Май угощала их кофе и рассказывала. Соседки охали и хвалили Штеффи и Май.

Штеффи немного смущало внимание к ней, но в то же время она чувствовала гордость. Когда она шла к трамвайной остановке, ее так переполняли впечатления, что она даже не подумала выяснить, был ли в пивной Свен.

 

Глава 18

Штеффи вернулась домой и увидела на столике в прихожей письмо.

"Любимая Штеффи!

Спасибо за письмо, оно нас очень обрадовало, и прости, что задержались с ответом! Мы так много и тяжело работаем, что трудно найти время для самого важного: написать вам с Нелли.

Мама больше не работает у той пожилой дамы, она устроилась на фабрику. Это значит, что ее путь на работу стал еще дольше, чем прежде. После обеда она часами стоит в очереди в магазине, где евреям разрешено делать покупки и где продают полусгнившие овощи и испорченное мясо, которое не берут в обычных магазинах. Теперь мне тоже приходится ходить на работу пешком, туда и обратно, потому что евреям запретили ездить на сороковом маршруте трамвая до Еврейского госпиталя!

Жизнь здесь становится все более и более невыносимой, и все, кто могут, стараются покинуть страну. Твоя подружка Эви уехала вместе с родителями на прошлой неделе. Они верили до последнего, что их не тронут, потому что мама Эви — католичка, но теперь гонения такие, что никто не чувствует себя в безопасности. Они уехали к родственникам в Бразилию через Португалию.

Мы сами вместе с тетей Эмилией и ее мужем подали новое заявление в консульство США. Тете Эмилии посчастливилось связаться с дальним родственником из Нью-Джерси, он обещал попытаться нам помочь. Может, на этот раз повезет больше. В любом случае мы не теряем надежды, пока знаем, что вы, девочки, ждете нас. Но если не повезет и если письма станут доходить до вас редко, ты должна помнить, мы думаем о вас с Нелли каждый день, да что там, каждый час.

С любовью, твой папе,".

Радость, которую Штеффи только что чувствовала, мгновенно исчезла.

Вот бы приехать домой и рассказать родителям, что она сегодня сделала. Они бы, конечно, гордились своей дочерью.

Почему же над ней словно нависла мрачная тень? Почему она не может, как другие девочки, огорчаться только из-за неважных отметок или что нос недостаточно прямой?

Почему родители отправили ее в Швецию?

Для ее же блага, конечно, но все же…

Штеффи чувствовала себя совершенно одинокой и покинутой.

За стеной в комнате Свена послышалась музыка. Она осторожно постучалась к нему.

— Входи.

Штеффи открыла дверь.

— Это ты? Заходи и садись.

Свен убрал со стула несколько книг и стопку бумаги, а сам сел на кровать. Штеффи осталась стоять посреди комнаты.

— Что такое? — спросил Свен. — Что-нибудь случилось?

Штеффи заплакала. Тихо, только слезы бежали по щекам.

— Стефания, — сказал Свен, — милый мой друг. Иди сюда и садись.

Штеффи не двинулась с места. Тогда Свен поднялся, взял ее за руку и подвел к кровати. Они сели рядом, и Свен обнял ее за плечи. Штеффи положила голову ему на грудь, чувствуя тепло его тела. От Свена едва уловимо пахло лосьоном для бритья. Никогда еще она не была так близко к нему.

Они сидели тихо-тихо. Вот бы сидеть так целую вечность, не двигаясь. Он обнял ее за плечи, она склонила голову ему на грудь. Штеффи слышала, как бьется его сердце.

Наконец Свен слегка отстранился и приподнял ее лицо за подбородок.

"Сейчас, — подумала Штеффи и закрыла глаза. — Сейчас, сейчас он меня поцелует".

В ожидании она чуть раскрыла губы, как это делала героиня фильма.

Но Свен ее не поцеловал. Он достал чистый носовой платок из кармана брюк и вытер ей слезы. Затем поднялся и подошел к граммофону. Только сейчас Штеффи заметила, что музыка закончилась, а игла царапает пластинку.

— Что случилось?

Он выдвинул стул и сел напротив нее.

— Я получила от папы письмо.

— Что он пишет?

— Все так ужасно. Маме приходится работать на фабрике, и у них не хватает еды, а папе запрещено ездить на работу на трамвае. Эви уехала в Бразилию, и мы, наверное, никогда больше не встретимся.

Все ее мысли и мечты, вся тоска и беспокойство выплеснулись наружу, словно поток, прорвавший плотину.

Свен слушал.

— Как бы я хотел тебе помочь, — сказал он, когда Штеффи замолчала. — Я бы сделал все, что в моих силах, лишь бы твоим родителям позволили приехать сюда.

Штеффи молча кивнула. Она знала, ничего больше не поделаешь. Тетя Марта и дядя Эверт, даже жена доктора уже испробовали все, чтобы мама с папой получили разрешение на въезд в Швецию.

— Друзья должны рассказывать друг другу обо всем, — сказал Свен. — Так ведь?

Штеффи снова кивнула. Но ей стало интересно, так ли откровенен с ней Свен или все-таки что-то скрывает. Что-то, что связано с районом Майорна и пивной.

 

Глава 19

Прошла неделя с тех пор, как Штеффи ходила в кино, но никто ее не наказал, ни Бог, ни тетя Марта. Однако она все-таки боялась ехать на остров.

Первое полугодие подходило к концу, и занятия в школе занимали все больше времени. По нескольку раз в неделю проводились опросы и письменные работы.

Штеффи не особенно волновалась за свои отметки. Она знала, что принадлежит к числу лучших учениц в классе — она сама, Алиса и еще одна девочка по имени Гуннель. Конечно, ее шведский был не безупречен, но после недавнего сочинения фрекен Альберг сказала: у Штеффи большой запас слов, что удивительно, а ее правописание заметно улучшилось по сравнению с началом учебного года.

— И у тебя, Стефания, такая живая фантазия, — добавила она.

Штеффи была уверена, что по математике и биологии получит самую высокую отметку. Хедвиг Бьёрк не из тех учителей, которые имели любимчиков и баловней, но она высоко ценила учениц, интересовавшихся ее предметами.

Фрекен Крантц продолжала придираться к немецкому произношению Штеффи. На опросе по грамматике она с удовольствием спрашивала ее, а та часто не могла ответить. Штеффи знала, как это называется, но фрекен Крантц требовала привести пример и сказать, из какого параграфа немецкой грамматики он взят. Штеффи не понимала, зачем это нужно. Она ведь слышала, что правильно, а что — нет. Зачем еще эти параграфы?

С письменные работами по немецкому языку она справлялась хорошо, это были отрывки, которые следовало перевести с немецкого языка на шведский и наоборот, хотя фрекен Крантц вычитала очки за ошибки в шведском. Но в переводах на немецкий язык не было ни единой орфографической ошибки.

— Несправедливо, что она вычитает у тебя очки, — однажды сказала Май, когда класс только что получил свои письменные работы. — Она ведь учительница немецкого языка. Как ты говоришь по-шведски, ее не касается.

"Май права, — думала Штеффи, — но что тут поделаешь?"

В конце ноября у них намечалась проверочная работа по математике, последняя в полугодии, она станет решающей для отметки. За день до работы Штеффи забыла в парте свой учебник по математике. Она вспомнила о нем, когда они с Май уже вышли из школьного двора и свернули за угол к Городскому театру.

— Иди без меня, — сказала Штеффи подруге.

— Я могу подождать тебя, — предложила Май.

— Нет, не нужно.

— Тогда увидимся завтра.

Штеффи побежала назад, через школьный двор и вверх по лестнице. Она надеялась, что Хедвиг Бьёрк еще не успела запереть кабинет и не ушла.

Дверь класса была раскрыта настежь, а Хедвиг Бьёрк вытирала доску.

— Извините, я забыла учебник, — задыхаясь, выпалила Штеффи.

Хедвиг Бьёрк улыбнулась:

— Похоже, ты бежала со всех ног.

Штеффи достала учебник из парты и собралась уходить.

— Раз уж ты все равно здесь, — сказала Хедвиг Бьёрк, — может, сделаешь мне одолжение?

— Конечно.

— Возьми вот эти книги и отнеси их фрекен Хамберг. Думаю, она все еще в учительской. А если нет — положи книги на ее стол, в углу слева, рядом с моим. Ты найдешь учительскую?

— Конечно!

— Спасибо за помощь, — сказала Хедвиг Бьёрк.

В школе было тихо и пусто. Шаги Штеффи эхом разносились в безлюдном коридоре.

Штеффи постучала в учительскую, но никто не открыл. Она попробовала толкнуть дверь. Дверь оказалась не заперта.

Ей было неловко входить в пустую учительскую, но она все же открыла дверь.

В потоке света, падающего из окна, вырисовывался силуэт. Это не был кто-то из учителей.

Это была Алиса.

Она стояла у рабочего стола Хедвиг Бьёрк, склонившись, словно что-то искала в бумагах, лежавших в беспорядке на небольшой подставке. Алиса выпрямилась и посмотрела на Штеффи:

— Что ты здесь делаешь?

— Я принесла книги для фрекен Хамберг.

— Фрекен Бьёрк попросила меня принести ее бумаги, — ответила Алиса. — Но я их не нахожу. Положи книги туда, вон стол фрекен Хамберг.

Что-то не сходилось.

Если Хедвиг Бьёрк послала Алису за бумагами, отчего бы тогда ей не попросить прихватить книги?

Но если она ни о чем не просила Алису, что тогда та делала в учительской? Что искала на столе фрекен Бьёрк?

— Не беспокойся, — сказала Штеффи. — Я не собираюсь ябедничать.

Алиса не отвела взгляд.

— О чем ты говоришь? Ябедничать? Ты что, больная? Навыдумывала тут себе невесть что. Ты шпионишь за мной еще с начала учебного года. Сидишь там, у пруда, после обеда и глазеешь, когда я прохожу мимо. Я ведь уже просила тебя оставить меня в покое, ты что, не поняла?

Штеффи услышала свой собственный голос, четкий, но словно издалека, словно он принадлежал другому человеку:

— За что ты меня ненавидишь?

— За то, что ты позоришь меня.

— Позорю? Чем же?

— Моя семья живет здесь уже в четвертом поколении, — сказала Алиса. — Нам никогда не приходилось стыдиться того, что мы — евреи. Мои родители, даже бабушка с дедушкой, говорят по-шведски без акцента. У моего отца крупное предприятие. Мы общаемся со всеми, с кем считаются в городе. Но вот приезжают беженцы, у которых ничего нет, которые даже не могут говорить по-шведски. Нам это не все равно. Люди могут подумать, что мы такие же.

Штеффи онемела. Но уже через полминуты она знала, что сказать:

"А если бы Швеция была оккупирована?! Как Дания и Норвегия. Если бы немцы пришли сюда и отобрали у твоего отца предприятие, забрали бы вашу прекрасную виллу и все деньги. Разве вы тогда не уехали бы в какую угодно страну, лишь бы там вас приняли? Разве не постарались бы выучить их язык, как бы труден он ни был? А если бы взрослых не впускали, ты думаешь, что твои родители не отослали бы тебя и твоих братьев и сестер?" Но Алиса уже выбежала из учительской и исчезла в пустом коридоре.

 

Глава 20

— Стефания!

Штеффи резко остановилась. Она знала, кто ее окликнул. Она узнала бы этот голос где угодно.

— Подожди, — сказала она Май. — Это Свен.

Май, разумеется, знала, что Свен — это сын тех людей, у которых жила Штеффи. Она знала, что Свен и Штеффи — друзья и что Штеффи часто берет у него книги, которые иногда дает на время Май. Но о том, какие чувства Штеффи испытывала к нему, Май не знала. Иногда Штеффи думала, не рассказать ли обо всем Май, но ложь, которой она одурачила Гарриет и Лилиан, мешала ей сделать это.

Свен обогнал их. Он поднял воротник пальто, защищаясь от дождя, и надвинул на лоб шляпу. Да, он был в шляпе с широкими полями и примятой посередине тульей. В шляпе он выглядел взрослым, почти чужим.

— Привет, — сказал он. — Ну и погодка! Собачий дождь, как говорят англичане.

Штеффи рассмеялась. Она представила, как с неба падают щенки, похожие на Путте. Это было забавнее, чем мокрые хлопья снега с дождем.

— Не познакомишь ли меня со своей подругой? — сказал Свен.

Май протянула ему руку.

— Май Карлсон, — сказала она серьезно. — Одноклассница Стефании.

Свен пожал руку Май.

— Свен Сёдерберг… Старший брат Стефании, так сказать.

Старший брат!

— У тебя много хороших книг, — сказала Май. — Я беру их почитать у Стефании.

— Какая из них тебе понравилась больше всего?

— Все, — сказала Май. — Но особенно писатели из рабочих. Больше всего, я думаю, Эйвинд Йонсон.

Свен с уважением посмотрел на нее.

— Вот как, Эйвинд Йонсон! Я согласен с тобой, это и мой любимый писатель.

Штеффи смотрела в землю. Свен давал ей много книг Эйвинда Йонсона, но она едва ли осилила половину одной. Там рассказывалось о болотах, лесах и людях, которых она не понимала. Очевидно, Май это оказалось ближе, потому что она прочла все, и теперь они со Свеном горячо обсуждали их.

— Мы шли на остановку, — сказала Штеффи. — Дождь жуткий.

— Да, — кивнул Свен, — не надо здесь стоять. Что скажете насчет чашки горячего чая в кухне Эльны? Там мы сможем поговорить в тишине и спокойствии.

— Спасибо, — сказала Май, — не откажусь, если тебе так удобнее.

Штеффи никогда еще не приглашала Май к себе в комнату. Она не была уверена, что жене доктора понравятся гости, и не осмеливалась попросить разрешения.

Свен приглашал Май, словно это было самым что ни на есть обычным делом. Мнения Штеффи никто не спрашивал.

Пока они торопливо шли по тротуару, дождь усилился. Свен достал из портфеля газету и разорвал ее на три части, которые можно было держать над головой.

Лестничная клетка с широкими каменными ступенями, позолоченными бра и полом, выложенным квадратным узором, произвели на Май впечатление. Но она не подала виду, даже когда Свен вежливо открыл перед ней и Штеффи двери лифта. Май молчала, пока лифт не поднялся на четвертый этаж и пока Свен не открыл ключом входную дверь и не впустил их в коридор. Тут Май больше не могла сдерживаться.

— Не может быть! — выдохнула она. — Даже люди, у которых прибирается моя мама, не живут так шикарно.

Свен улыбнулся.

— Дамы, позвольте ваши пальто?

Вскоре они сидели за кухонным столом и пили чай из больших чашек. Свен и Май без умолку болтали. Теперь они говорили о справедливости и о том, что рабочие должны играть большую роль в обществе.

Штеффи чувствовала себя лишней. Конечно, Свен и с ней беседовал обо всем этом, но сама она не была сильна в политике. Май имела собственное мнение о жилье и детских пособиях и других вещах, о которых Штеффи ничего не знала.

— Социализм, — сказал Свен. — Вот единственное решение. И тогда рабочие придут к власти со своими требованиями.

Эльна подняла взгляд от разделочного стола, куда она только что выложила поднявшееся тесто, и сказала:

— Постыдись, Свен. Не дело это — забивать головы маленьким девочкам пустыми мечтами коммунистов.

— Эльна, — сказал Свен, — не будь такой твердолобой. Найди себе настоящую работу на фабрике, и у тебя появятся друзья-рабочие. Тогда ты на все посмотришь другими глазами.

— Нет, вы только послушайте! — сказала Эльна. — Можно подумать, здесь у меня ненастоящая работа. И где я получу такую же хорошую зарплату, как здесь?

За кухонной дверью принялся повизгивать Путте. Уже прошел час, как он должен был пойти на прогулку.

— Я выгуляю пса, — сказал Свен. — А вы, девочки, можете еще поговорить.

Казалось, он даже не обратил внимания, что это они с Май проболтали почти весь день. Штеффи почти не принимала участие в разговоре.

Штеффи пригласила Май в свою комнату, где Май восхищалась мебелью, обоями и шторами. Это раздражало Штеффи, ей хотелось, чтобы Май ушла.

Лучше бы она не услышала, как ее Свен окликнул. Тогда бы Май уехала домой на трамвае, а Свен был бы с ней. Они взяли бы большой черный зонт доктора и пошли гулять с Путте. Под одним зонтиком приходится идти совсем рядом друг с другом, и тогда руки и плечи могут случайно касаться.

— Как у тебя красиво, — сказала Май. — Тебе действительно повезло, раз тебе позволили здесь жить.

Злость, копившаяся в Штеффи весь день, наконец выплеснулась.

— Какая же ты глупая, — прошипела она. — Разве ты не понимаешь, я бы лучше жила в шкафу, но вместе со своей семьей. Мне противно здесь жить и вечно всех благодарить.

Май выглядела оскорбленной.

— Я не это имела в виду… — начала она.

— Плевать я хотела, что ты имела в виду, — отрезала Штеффи.

Стало тихо.

— Тогда я лучше пойду, — через некоторое время сказала Май.

— Делай, что хочешь, — ответила Штеффи.

Она сидела за письменным столом спиной к Май. Спустя некоторое время она услышала, как открылась и закрылась дверь в ее комнату. Еще несколько секунд, и захлопнулась входная дверь.

Штеффи хотелось броситься в коридор, распахнуть дверь и крикнуть Май, чтобы та остановилась, но она не сделала этого.

Вскоре после прогулки с Путте вернулся Свен и постучал в комнату Штеффи.

— Она ушла? — спросил он. — Ты могла пригласить ее на ужин. Ты ведь ела у нее, не так ли?

Штеффи пожала плечами.

— А где она живет?

— В Майорне, — сказала Штеффи. И добавила: — Каптенсгатан, двадцать четыре.

Она назвала адрес, подчеркнуто выговаривая слова. Ей хотелось знать, как Майорна, Каптенсгатан и пивная связаны со Свеном.

Но даже если название улицы имело для Свена какое-то значение, он не подал вида.

— Вот как, — сказал Свен, и голос его прозвучал рассеянно.

Но Штеффи не хотела сдаваться, раз уж она завела разговор на эту тему.

— Ты случайно не знаешь, где это?

— Ты сказала «Каптенсгатан»? повторил Свен. — Где-то недалеко от площади Стригберг, наверное?

"Но ведь ты точно знаешь, где это, — хотелось крикнуть Штеффи. — Ты нередко ездишь туда и сидишь в пивной среди небритых стариков в поношенной одежде. Что ты там делал?"

Что ты там делал, Свен?

 

Глава 21

В выходные Штеффи собралась ехать на остров. Странная была эта неделя. Они с Май, как обычно, вместе сидели на уроках, вместе ели за одним столом в столовой, гуляли на переменах в школьном дворе.

Но в их дружбе словно что-то изменилось. Май была молчалива и настороженна. Штеффи ходила и мечтала, чтобы Май вымолвила хоть слово о том, что произошло в комнате. Тогда бы она попросила у Май прощения. Но Май молчала, а Штеффи не осмелилась сама завести разговор. Прошла неделя, никто ничего не сказал.

Напряженность в отношениях с Май заставила Штеффи почти забыть о том злосчастном походе в кино. Но, собирая вещи, она вспомнила о нем. То, что тетя Марта не давала о себе знать, вовсе не означало, что она не в курсе. Может, она ждала удобного случая поговорить с глазу на глаз.

Штеффи вспомнила, что тетя Марта отчитывала и наказывала ее за проступки, куда менее тяжелые, на ее взгляд, чем поход в кино. Она не ждала ничего хорошего от встречи с тетей Мартой и уже подумывала сказаться на выходные больной, вместо того чтобы ехать домой. Штеффи действительно немного простудилась.

Но останься она сейчас, все равно придется поехать на следующей неделе или через неделю. С возвращением домой она сможет тянуть не дольше трех недель, пока не начнутся рождественские каникулы. Хотя так она рискует испортить себе отдых. Лучше пережить трепку как можно быстрее.

Сырой холод с реки пронизывал насквозь. Штеффи осталась на палубе и простояла там довольно долго. Если серьезно простудиться, до температуры, может, тетя Марта пожалеет ее и не будет сильно ругать.

На пристани ее никто не ждал. Штеффи посмотрела на причал «Дианы», но он пустовал. Значит, дядя Эверт в море. Не повезло, он всегда становился на сторону Штеффи, когда тетя Марта на нее сердилась.

В полном одиночестве Штеффи отправилась в поселок. Уже смеркалось, вокруг не было ни души. Где-то вдалеке навстречу Штеффи шли две фигуры, большая и маленькая. Подойдя ближе, она увидела тетю Альму и Нелли.

— Штеффи! — воскликнула Нелли и бросилась ей навстречу.

Штеффи обняла младшую сестру.

— Это правда, Штеффи? — спросила Нелли. — Неужели да?

— Что?

— Что ты в городе ходила в кино?

Выходит, все уже в курсе. Надежда, что фрекен Хольм ничего не рассказала, исчезла.

— Все равно я не считаю тебя плохим человеком, — сказала Нелли. — Я сказала это всем в воскресной школе.

— С приездом, Штеффи, — сказала тетя Альма. — Но ты на всякий случай приготовься.

Тон тети Альмы заставил Штеффи испугаться всерьез. Вдруг для тети Марты поход в кино такой тяжкий грех, что она больше не позволит Штеффи оставаться среди городских «соблазнов»? Вдруг ей придется бросить учебу?

— У Марты разболелись ноги, — сказала тетя Альма. — Поэтому она не смогла приехать за тобой на велосипеде. Нелли очень хотелось встретить тебя, но я не решилась отпустить ее одну в такую темень.

Штеффи почти не слышала тетю Альму. Мысли в ее голове бурлили. Что скажет тетя Марта?

Штеффи рассталась с тетей Альмой и Нелли у их дома, пообещав навестить сестру завтра. Остаток долгого пути домой она шла как можно медленнее, хотя сырой ветер с моря заставлял ее спешить к домашнему теплу.

Забравшись на вершину холма и увидев белый домик у подножия горы, она, как всегда, остановилась. Далеко в море поблескивал красным светом маяк. Темнота стала такой густой, что линия берега и море были едва различимы.

В кухонном окне горел свет. Там ее ждала тетя Марта. Штеффи открыла входную дверь и почувствовала запах жареной скумбрии. Первое время на острове ее тошнило от рыбы, которую подавали несколько раз в неделю. Потом она привыкла. Сейчас Штеффи ела рыбу с удовольствием, хотя все еще боялась подавиться костью.

Тетя Марта стояла у плиты.

— Разогреваю тебе ужин, — сказала она. — Альма позвонила и сообщила, что ты идешь.

Колени тети Марты были забинтованы поверх чулок. Когда она направилась к раковине, чтобы слить воду из кастрюли с картошкой, стало заметно, что ей тяжело ходить.

— Давайте я это сделаю, — сказала Штеффи, — А вы можете посидеть и отдохнуть.

— Все сидеть и сидеть, — проворчала тетя Марта. — На том свете отдохну. Тем более, все уже готово.

Она дала Штеффи тарелку с рыбой и картошкой и стакан молока. Пока Штеффи ела, тетя Марта сидела за столом напротив нее, не говоря ни слова о кино. Она рассказала о боли в коленях, о том, что это, наверное, ревматизм и что Сильвия перейдет из школы в торговое учебное заведение.

Как только Штеффи поела, тетя Марта сказала:

— Теперь помой посуду, а затем приходи в комнату. Мы должны поговорить.

Пока Штеффи наводила порядок, тетя слушала в комнате радио. Передавали вечерние молитвы.

Штеффи вымыла посуду, вытерла ее и поставила в шкаф. Она тщательно протерла кухонный стол, мойку, плиту и подмела пол. Наконец мыть и убирать стало нечего. Она больше не могла тянуть время.

Вечерние молитвы закончились, и тетя Марта выключила радио. Она сидела прямо, опираясь локтями на стол и сцепив пальцы в замок. На столе лежала толстая семейная Библия.

— Иди сюда, — сказала она. — Садись.

Штеффи опустилась на жесткий стул напротив тети Марты.

— Ну, — сказала тетя Марта, — ты наверняка знаешь, о чем я хочу с тобой поговорить.

Ее слова прозвучали как утверждение, а не как вопрос, поэтому Штеффи ничего не ответила.

— Три недели назад, — продолжила тетя Марта, — фрекен Хольм ездила в Гётеборг навестить свою сестру. Они вместе ходили в кино. Выходя после фильма, фрекен Хольм видела тебя с двумя девочками у кинотеатра. Это так?

Штеффи кивнула.

— А теперь я тебя спрашиваю, Штеффи: ты была в кино?

Как легко было бы ответить "нет"!

"Нет, я не была в кино. Я гуляла с подругами, и мы остановились у кинотеатра посмотреть на афиши. Там мы случайно встретили фрекен Хольм, и она решила, что мы тоже смотрели фильм". Тетя Марта знает эту особу, знает, что та болтает так, что невозможно вставить ни слова.

Тетя Марта дала ей шанс выкрутиться при помощи лжи. Но ей этого не нужно.

— Да, — сказала Штеффи, — я смотрела фильм. Еще я была на концерте.

— Хорошо, — сказала тетя Марта. — Ты не лжешь, и это делает тебе честь. Но более года ты была членом пятидесятнической церкви, и ты знала, что мирские удовольствия запрещены. Ты совершила грех, и я надеюсь, ты раскаиваешься.

Теперь можно было сказать: "Простите, мне очень жаль, я никогда больше так не буду". Но в глубине души Штеффи чувствовала, что тетя Марта не права.

— Как же так? — спросила она. — Я не понимаю. Я ходила в кино с мамой и папой с самого детства, много раз в год, если показывали что-нибудь подходящее для детей. Неужели вы думаете, что мои родители взяли бы меня с собой на что-нибудь плохое? Неужели вы считаете, что они плохие люди?

Тетя Марта долго смотрела на нее, не говоря ни слова. Наконец она кивнула, медленно и задумчиво.

— Я понимаю, — произнесла она. — Нет, я не считаю твоих родителей плохими людьми. Я знаю, что они не такие. Теперь я понимаю, в чем дело, и должна найти выход. Поэтому мы обсудим это завтра. Можешь идти в свою комнату.

Тетя Марта сказала, что должна найти выход, это означало, что ей нужно поговорить с Богом. Должно быть, он отвечал ей каким-то образом.

На следующий день тетя Марта и Штеффи отправились в пятидесятническую церковь. Тетя Марта больше ничего не говорила о кино, а Штеффи с тревогой терялась в догадках, что же должно произойти.

Ученики воскресной школы уже выходили. Нелли подбежала к сестре.

— Теперь тебя исключат? — спросила она. — Говорят, что тебя должны исключить.

— Я не знаю, — ответила Штеффи. — Я ничего не знаю.

Штеффи осталась ждать у закрытой двери, пока тетя Марта беседовала с теми, кто устроил собрание. Наконец дверь открылась.

— Теперь, Штеффи, можешь войти, — сказала женщина.

За столом сидели пятеро: четверо мужчин и женщина, которая ее впустила. Тетя Марта сидела у края стола, немного поодаль от других. Свободного стула не было, и Штеффи осталась стоять у двери.

— Значит, ты ходила в кино, — сказал один мужчина. Должно быть, новый пастор.

— Да.

— Разве ты не знаешь, что это грех перед Господом Богом?

Тетя Марта поспешно повернулась к Штеффи. По ее лицу Штеффи поняла, что нужно ответить.

— Знаю.

"Согласно вашей вере", — подумала она, но сжала губы, чтобы не вымолвить ни слова.

— Будь ты года на два старше, тебя бы исключили из общины, — сказал пастор. — Но, поскольку ты так юна и состоишь в общине довольно недолго, мы решили на этот раз проявить снисходительность. Твоя приемная мать тепло отзывалась о тебе, и мы не хотим судить слишком строго. Но если подобное произойдет еще раз, мы не будем такими покладистыми. Ты поняла?

— Да.

— Тогда можешь идти.

Возвращаясь домой, тетя Марта сказала:

— Я никогда раньше так не думала, но даже Господь должен когда-нибудь давать поблажку.

Затем они отправились к тете Альме на чашечку воскресного кофе.

 

Глава 22

Перед посадкой на пароход тетя Марта сунула Штеффи белый конверт.

— Вот деньги на подарки к Рождеству от нас с Эвертом, — сказала она. — Купи цветы жене доктора, не забудь! Наверняка ты захочешь подарить что-нибудь своим подругам из Гётеборга. И, разумеется, Нелли с Верой.

Конверт был тонким и легким, должно быть, там лежала купюра, пятерка. Штеффи сразу же захотелось вскрыть конверт, но тетя Марта убрала его в сумку и сказала:

— Не доставай деньги сейчас, не то потеряешь их по дороге. Подожди, пока не доберешься.

На борту Штеффи все же достала конверт и вскрыла его пальцем. Осторожно извлекла из него купюру.

Целая десятка!

Так много денег у нее никогда еще не было с тех пор, как она приехала в Швецию, не считая стипендии на учебники. Ее карманные деньги обычно состояли из монеток в двадцать пять или пятьдесят эре, и лишь иногда бывала одна крона.

Штеффи сразу же принялась планировать, на что потратит эти деньги. Купит Нелли красивую писчую бумагу, чтобы писать маме с папой. Кроме того, она подарит сестре одну из своих немецких книг, сборник сказок с картинками. Дяде Эверту — термос, он всегда жаловался, что не может в море попить достаточно горячего кофе. Тете Марте она подарит футляр для очков с ручной вышивкой. Очень милая вещица. И сейчас она может купить кусочек бархата и положить внутрь футляра.

А Свен. Что же ему подарить? Что-нибудь особенное. Своим подарком она покажет, что может угадывать его желания.

Штеффи так увлеклась своими мыслями, что растерялась, когда пароходик причалил к Деревянному пирсу. Крепко стиснув в кармане десятку, она села в трамвай и поехала домой к Сёдербергам.

До Рождества осталось всего лишь три недели, и настроение в школе переменилось. Все еще продолжались письменные и устные опросы, но учителя стали менее строги, чем обычно, а на уроках физкультуры девочки разучивали народные танцы. Хедвиг Бьёрк поставила на кафедру рождественский гиацинт, и, хотя она все-таки написала название цветка на доске на латыни, было понятно, что его принесли из-за аромата.

Только фрекен Крантц осталась прежней. Она задавала огромные домашние задания и проводила немыслимые опросы.

— Не думайте, что семестр уже заканчивается, — говорила она. — Кто не продолжит работу, заметит это по оценкам.

В школе Май и Штеффи были вместе, но Май давно уже не приглашала Штеффи к себе. Дни стали долгими и грустными. Свен редко бывал дома. Он возвращался из школы, быстро гулял с Путте и исчезал до ужина. Иногда он уходил и вечерами.

Однажды после школы Штеффи пошла к пруду Белых Лилий. Но сидеть на скамейке стало слишком холодно, да и вода замерзла. Она обошла вокруг пруда и посмотрела на вмерзшие в лед листья лилий. Лебединых пар больше не было видно.

Когда Штеффи вернулась домой, Свен стоял в прихожей и просматривал почту на столике. Он протянул Штеффи письмо:

— Это тебе.

Штеффи вскрыла конверт в своей комнате.

"Штеффи!

Наконец радостная новость за все это время! Мы с мамой получили въездную визу в США. Осталось уладить кое-какие формальности. Через две-три недели, по нашим расчетам, мы сможем отправиться в путь, через Испанию и Кубу. Наверное, мы отпразднуем новый, 1941 год в свободной стране!

Тетя Эмилия со своей семьей тоже поедет вместе с нами. Это дяде Артуру удалось все организовать. Он целыми днями, неделя за неделей, пробивался в американское посольство и к различным местным властям, которые должны дать разрешение и подписать бумаги.

Это большая удача, потому что я, постоянно работая в госпитале, не имел для этого ни времени, ни сил. Дяде Артуру было проще, поскольку немцы прикрыли его фирму. К счастью, он смог спрятать от них достаточную сумму денег и оплатил билеты своей семье.

Штеффи, не обошлось без ложки дегтя в бочке меда. Ты знаешь, мы с мамой очень тоскуем по вас с Нелли и ничего так не желаем, как скорейшей встречи с вами. Но путешествие через Атлантику дорого и опасно, особенно сейчас, когда идет война. Если с вами что-нибудь случится в пути, я себе этого никогда не прощу. К тому же наши сбережения невелики, и нам с мамой хватит лишь на билеты для нас двоих.

Штеффи, вот, что я хочу сказать: сейчас для вас лучше всего остаться там, где вы есть. Мы совершенно не знаем, что нас ждет в США, где мы будем жить и смогу ли я найти работу. Как только все уладится, мы, разумеется, позаботимся о вашем приезде. Немного терпения, моя взрослая умная девочка, и постарайся объяснить Нелли причину задержки.

Я напишу, как только с поездкой все прояснится.

Всего хорошего, твой папа".

Ниже приписано мамой:

"Милая моя доченька! Разве это не чудесно? Каждый день, что мы вынуждены ждать, кажется годом. Как только мы приедем в Америку, я уверена, все уладится. Целую. Мама".

Сердце Штеффи выскакивало из груди. Им позволили уехать! В Америку, как и хотели. В страну, где они будут в безопасности, где их прекратят преследовать за то, что они евреи.

Но она останется в Швеции. Она встретится с мамой и папой, скорее всего, не раньше, чем закончится война.

Но если она уедет в Америку, то больше не увидит Май и Веру. И тетю Марту с дядей Эвертом. И Свена, в первую очередь Свена.

Штеффи хотелось плакать, и смеяться, и громко кричать, все сразу. Она толкнула дверь в комнату Свена.

— Что случилось?

Штеффи попыталась объяснить, но получилась путаница из бессвязных слов по шведски и по-немецки, полная ерунда. Вместо этого она протянула ему письмо.

Свен прочел его.

— Ведь это прекрасно! Я чувствовал, что в этот раз будут хорошие новости.

Он прибавил звук граммофона, поднял ее и покружил в такт свинга. Затем отпустил и сказал:

— Ну, а ты сама? Хочешь поехать вместе с ними?

— Думаю, да.

— Я бы скучал по тебе, если б ты уехала, — сказал Свен.

— Правда?

— Ты ведь знаешь, что правда. Ты мне нравишься, Стефания.

Он не сказал: "Я люблю тебя". Но "ты мне нравишься" — это почти то же самое.

Скоро он скажет: "Я люблю тебя".

Но тут в дверь постучали. Это была мать Свена.

— Что тут творится? Вы устроили такой шум!

— Родители Стефании получили визу в США, — ответил Свен.

— Вот как, это и правда здорово, — сказала его мать. — Так когда ты нас покидаешь?

— Нет, они хотят, чтобы я еще побыла здесь.

— Конечно, — кивнула жена доктора. — Разумеется, ты можешь оставаться здесь столько, сколько потребуется. Мы ведь обещали.

Вечером Штеффи заснула с письмом под подушкой, и ей снилось, что они со Свеном гуляют среди небоскребов в Америке.

 

Глава 23

"Через две-три недели, по нашим расчетам, мы сможем отправиться в путь", — писал папа в письме от двадцать восьмого ноября 1940 года. Сейчас уже середина декабря, а новое письмо еще не пришло. Даже если они очень заняты сборами в дорогу, должны же они написать и рассказать, когда поедут, какой выберут путь и куда Штеффи слать письма?

Скоро закончатся занятия в школе, и она уедет на остров. Штеффи опасалась, что это важное письмо от мамы с папой пролежит на столике в прихожей семьи доктора все рождественские каникулы.

Доктор со своей женой и Свеном уезжают на Рождество к родственникам в Вэрмланд, а затем — в Стокгольм. Домой они вернутся после новогодних праздников.

Эльна будет отмечать Рождество со своей семьей в двух милях от Гётеборга. В дни между Рождеством и Новым годом она, конечно, зайдет проверить квартиру, но Штеффи сомневалась, что Эльна сделает ей одолжение и сходит на почту, чтобы переслать письмо.

С каждым днем тревога нарастала. Отправились ли они в путь? Может, им пришлось уехать так поспешно, что они не успели написать ей перед отъездом. Где же они, в таком случае, сейчас?

На уроке географии она раскрыла карту Европы в своем атласе и просмотрела все возможные пути из Вены через Атлантику. Через Северную Италию в Марсель, а дальше на корабле? Или дальше к северу через Швейцарию и Францию в Бордо на побережье Атлантики? Но папа писал, что они поедут через Испанию и Кубу. Должен быть какой-то испанский порт. Бильбао?

Штеффи определила маршрут через Италию и Южную Францию, через Пиренеи к Бильбао. Затем пролистала атлас вперед, к карте мира, и положила линейку как мост наискосок через голубое поле от Северной Испании до цепи островов рядом с узким перешейком американского континента. Она не знала точно, на каком острове расположена Куба, надо будет посмотреть на более подробной карте. Штеффи обрадовало, что остров от североамериканского материка отделял только узкий пролив. Если родители поедут туда, тогда они окажутся почти у цели.

— Стефания?

Штеффи подняла глаза и увидела кончик указки, колеблющейся в двадцати сантиметрах от ее лица. Магистр Лундквист, их единственный учитель-мужчина, имел неприятную привычку направлять указку на учеников, когда задавал им вопрос. Если отвечали быстро, он убирал указку, но если с ответом медлили, указка приближалась все ближе и ближе, пока почти не касалась кончика носа.

Штеффи понятия не имела, о чем ее спрашивали.

— Ну?

Кончик указки приблизился на пару сантиметров.

— Русские реки, — пробормотала Май, почти не открывая рта и так тихо, что только Штеффи ее расслышала.

— Волга, Днепр, Днестр, Дон…

Она их знала. Магистр Лундквист убрал указку и стал показывать течение рек на большой карте, висевшей на черной доске.

— Обь и Енисей.

— Хорошо, сказал магистр Лундквист. — Но, если я не ошибся, Стефания только что находилась совсем на другом материке. Я был бы очень признателен, если бы ты в дальнейшем постаралась не отвлекаться на уроке. Тогда твоей соседке по парте не придется нарушать школьные правила своим шепотом. Как по-твоему?

— Да, — сказала Штеффи тихо.

— Что ты сказала? Я не расслышал.

— Да, — сказала она громче, — я больше не буду так делать.

Но магистр Лундквист все еще был недоволен.

— Поскольку ты, кажется, заинтересовалась западно-индийским архипелагом, может, расскажешь о нем мне и классу?

Штеффи медлила. Как бы она сейчас ни поступила, будет плохо. Лучше уж сказать все как есть.

— Я только хотела посмотреть, каким путем мои родители поедут в Америку.

Магистр Лундквист усмехнулся.

— Вот как? — сказал он. — Родители Стефании едут в Америку. А что они там будут делать, позволь спросить?

Штеффи почувствовала в вопросе подвох, который вряд ли заметили другие. Но магистр Лундквист держал ее, как вписках. Ей никуда не деться, пока не ответит.

— Они должны уехать, — сказала она. — Они не могут остаться в Вене.

— Почему же?

Голос магистра Лундквиста звучал все еще мягко, почти дружески. Но взгляд его серых глаз был холоден.

— Они евреи, — сказала Штеффи.

Магистр Лундквист кивнул.

— Точно, — сказал он. — Народ без земли. Чуждый элемент в Европе. В Германии это поняли.

В классе стало совсем тихо. Слышалось лишь шарканье ног о пол или царапанье авторучек по бумаге. Указка давила на плечо, и Штеффи подумала, что сейчас упадет со стула.

— Магистр, — сказала Май громким и ясным голосом, — вы не имеете права так говорить.

Как она осмелилась? Такое не говорят учителям, уж тем более магистру Лундквисту.

— Вот как? — повторил магистр Лундквист. — Будь так добра, Май, объясни подробнее, в чем я не прав?

Май посмотрела ему в глаза и ответила:

— Вы не имели права говорить дурно о родителях Стефании. Не их вина в том, что они должны бежать из своей страны. Это немцы их заставляют, и неправильно с вашей стороны такое оправдывать.

— Ты все сказала? — Голос магистра Лундквиста был резким. — Тогда можешь выйти в коридор. Тебя ждут неприятные последствия, уж поверь мне.

Май поднялась и сунула атлас в парту. Внезапно страх прошел. Штеффи наполнило чувство радости и гордости за то, что Май — ее подруга.

— Тогда я тоже пойду, — сказала она и встала.

— Сядь! — закричал магистр Лундквист. Но Штеффи не подчинилась его словам. Вместе с Май она направилась к двери. Она чувствовала, что класс на ее стороне. Она ловила ободряющие взгляды и кивала почти каждому, мимо кого прошла к выходу.

Но Алиса не смотрела на Штеффи. Она уставилась в парту и выглядела бледной и испуганной.

— Тебе же будет хуже, Стефания, — услышала она за спиной голос магистра Лундквиста.

Штеффи закрыла за собой дверь. В коридоре было тихо и пустынно. Они с Май посмотрели друг на друга.

— Прости меня, — сказала Штеффи. — Прости, что вела себя так глупо в тот раз. Я думала, ты не поймешь.

— Пустяки, — ответила Май. — Мне хочется, чтобы ты снова была со своими родителями. — Она крепко пожала руку Штеффи. — Видела его лицо? Он думал, что может напугать нас своей указкой и злобой.

— Что теперь будет?

— Наверное, нам сделают выговор, — сказала Май. — Но это того стоило. Не так ли?

— Да, — согласилась Штеффи, — стоило.

 

Глава 24

Рождественские витрины больших магазинов были так нарядны. За стеклом виднелись гномы и рождественские елки, гирлянды и мерцающие стеклянные шары. Удовольствие доставляло просто ходить и смотреть на всю эту красоту. Но с десятью кронами в кармане на подарки было еще веселее. Штеффи купила писчую бумагу для Нелли, термос дяде Эверту и кусочек бархата в футляр для очков тети Марты. Вере она нашла ленту из зеленого шелка, который так шел ее рыжим волосам. Наконец она вошла в книжную лавку и купила книгу для Май.

Штеффи не нашла лишь подарка для Свена. Такого подарка, чтобы ему стало ясно, что только она смогла угадать его желание. Совсем скоро магазины закроются, и будет поздно. Завтра последний день занятий, а после школы она уплывет на остров.

В кармане пальто лежали две монетки по одной кроне, монетка в пятьдесят эре и монетка в двадцать пять эре. Должно хватить на подарок Свену и букет его матери.

Продавцы уже начали закрывать двери за последними покупателями. Оставалось мало времени.

И тут Штеффи увидела в витрине, которую раньше не заметила, одну вещицу. Она лежала на подставке, обитой голубым бархатом, в единственном экземпляре, из материала, напоминавшего кость, с острым лезвием и красивой резной рукояткой. Нож для бумаги, которым вскрывают письма и разрезают страницы книг.

Вот что она купит Свену!

Штеффи дернула за ручку двери, но магазин был закрыт. В полутьме за витриной она увидела какое-то движение. Штеффи постучала в дверь, сначала робко, затем настойчивее.

За стеклянной дверью показалось чье-то лицо. Это был пожилой седой мужчина. Он покачал головой, и его губы произнесли несколько беззвучных слов.

Все же Штеффи поняла, что он сказал: "Закрыто".

— Прошу вас! — крикнула она, хотя не знала, услышит ли ее хозяин магазина. — Прошу вас, можно мне войти?

Мужчина вздохнул и повернул в замке ключ. Он приоткрыл дверь и выглянул в щель.

— Закрыто, — сказал он.

— Я только хотела… Нельзя ли мне… — Слова застряли у нее в горле. — Прошу вас! Нож! Тот, в витрине.

— Ты хочешь купить нож? — спросил мужчина. Он говорил по-шведски с сильным акцентом.

— Да.

— Тогда входи.

Тесное помещение было заполнено вещами. В темноте Штеффи не смогла разглядеть их как следует, но то тут, то там поблескивала латунь или полированное дерево. В воздухе чувствовался густой сладковатый запах.

Мужчина открыл окошко, отделявшее витрину от магазина, и сунул туда руку.

— Этот?

Он положил нож на прилавок. Штеффи осторожно потрогала острый край лезвия, провела пальцами по резным завиткам рукоятки.

— Какой красивый, — сказала она.

— Это слоновая кость, — ответил мужчина. — Стоит три кроны.

— Три кроны?

Штеффи никогда бы не подумала, что нож такой дорогой. Она стиснула монеты в кармане. Если бы она увидела этот нож раньше, до того, как купила остальные подарки, то выбрала бы что-нибудь подешевле.

— У тебя нет денег? — нетерпеливо спросил мужчина.

— Есть… но не так много.

Мужчина взял нож и направился назад к окну. Только он положил вещицу на голубой бархат, как Штеффи сказала:

— Два семьдесят пять. Можно я куплю его за два семьдесят пять?

— Это наглость, — сказал мужчина. — Приходи после праздников и торгуйся.

Он выглядел скорее раздосадованным, чем рассерженным.

— Для кого этот нож?

— Для Свена, — сказала Штеффи.

— А кто такой Свен? Твой брат?

— Нет, мой… друг. Нож ему нужен для книг.

Мужчина в задумчивости кивнул:

— Говоришь, нож ему нужен? Тогда пусть он его получит. Договоримся на два пятьдесят.

Штеффи получила нож, завернутый в шелковую и оберточную бумагу с красным шнурком. Когда она выложила мелочь на прилавок, мужчина спросил:

— Откуда ты?

— Из Вены.

— А я из Вильно, — сказал мужчина. — Из Литвы. Благослови тебя Господь.

Монетки в двадцать пять эре едва хватило на корзиночку с красными рождественскими тюльпанами для жены доктора.

Пакеты с подарками горкой лежали на письменном столе, когда однажды вечером к ней заглянул Свен.

— Столько рождественских подарков, — сказал он.

— Да.

— Я не собираюсь отмечать Рождество в этом году, — продолжал Свен. — Я сказал маме с папой, что не поеду с ними в Вэрмланд.

— Но почему?

— Разве ты не понимаешь? Как можно отмечать мирный праздник, в то время как весь мир пылает? Это лицемерие. Я собираюсь отдать свои деньги, на которые хотел купить подарки, в помощь беженцам.

Они помолчали. Свен рассеянно вертел в пальцах ручку, лежавшую на столе. Ей надо что-то сказать, иначе он уйдет в свою комнату.

— Что будешь делать на каникулах? — спросила Штеффи. — Если не поедешь в Вэрмланд?

— Ничего особенного. Останусь дома. Буду заниматься, мне это нужно. Читать книги. Заботиться о Путте, тогда его не возьмут с собой. Он терпеть не может поездов.

— Разве не скучно все время быть одному? Когда другие празднуют Рождество со своими семьями.

Свен посмотрел на Штеффи. Едва заметное движение уголков его рта говорило, что ему стало забавно. Словно он догадался, что она беспокоилась о нем, но считал это напрасным.

— Ничего страшного, — сказал он. — Ведь у меня есть Путте.

На следующий день в актовом зале состоялся праздник по случаю окончания занятий. Пел школьный хор, а ректор обратился к ученицам с речью. Одна девочка-старшеклассница из реального училища прочла стихотворение. Затем все разошлись за отметками по классам.

Одна за другой в алфавитном порядке девочки подходили к Хедвиг Бьёрк, сидевшей за кафедрой, и брали листы с оценками. Штеффи была четвертой с конца в списке класса, поэтому ей пришлось подождать своей очереди. Она пробежала глазами отметки. Высшая отметка «А» по математике, биологии и рисованию, а также по другим предметам. Лишь по немецкому языку "АВ".

Хедвиг Бьёрк поблагодарила класс за успешный семестр и пожелала счастливого Рождества и приятных каникул.

В коридоре девочки обменялись рождественскими открытками и подарками и сравнили отметки.

— Что у тебя по математике? — спросила Алиса, словно мимоходом.

— "А".

— У меня тоже. А по немецкому языку?

— "АВ". А у тебя?

— У меня "А", — сказала Алиса.

Не то чтобы Штеффи позавидовала Алисе. Если бы Алиса получила более высокую отметку по математике или по какому-нибудь другому предмету, она бы не испытывала досады. Но с немецким языком вышло несправедливо. Фрекен Крантц недолюбливала Штеффи, что бы она ни делала, учительница всегда находила повод придраться.

Штеффи вручила Май подарок и получила от нее небольшой сверток.

— Поздравляю с Рождеством, — сказала Май. — Увидимся в новом году.

После новогодних праздников Май приедет погостить на остров и останется на три дня.

— Вот будет здорово! — сказала Штеффи. — Я все тебе покажу. И познакомлю с Верой и Нелли.

Как обычно, они вместе вышли из школы. Расставаясь у трамвайной остановки, Штеффи почувствовала, что будет скучать по Май, хотя они через две недели снова встретятся.

Она поднялась к себе в комнату переодеться. Сумка уже собрана, пароход отходит через час. Свена не было дома. Узкий длинный сверток с ножом лежал на письменном столе. Штеффи взяла лист бумаги и написала:

"Свену.

Это тебе не к Рождеству, а просто потому что…"

Она остановилась. Что же написать? "потому что я люблю тебя"?

Нет, это невозможно.

"…потому что он нужен тебе для книг", — написала она.

Штеффи прикрепила листок к свертку и, прежде чем уйти, повесила его на ручку двери, ведущей в комнату Свена.

 

Глава 25

Остров лежал, покрытый снегом и льдом. Тетя Марта и Штеффи топили котел в полную силу, но по утрам окна в подвале покрывались ледяными узорами.

— Если так и дальше пойдет, нас ждет зима суровее, чем в прошлом году, — говорила тетя Марта.

Чем холоднее становилось, тем сильнее болели у нее ноги. Она с трудом ходила и совсем не могла опускаться на колени. Штеффи самой пришлось мыть пол и вешать только что выглаженные рождественские шторы. В доме вкусно пахло мылом и свежим хлебом.

Рождественская уборка отнимала много времени, а вечерами Штеффи с Верой катались на санках с горки у школы. Она возвращалась домой, вся в снегу, раскрасневшаяся, и чувствовала такую усталость, что засыпала сразу, как только голова касалась подушки. О маме с папой она почти не вспоминала.

Но вот праздник закончился, подарки раскрыты, почти все угощение съедено, и тревожные мысли вернулись. Уехали ли родители? Где они? Почему не пишут?

Наконец Штеффи спросила разрешения у тети позвонить по телефону в Гётеборг и узнать, не пришло ли письмо.

Трубку сняла Эльна. Штеффи попросила к телефону Свена. Если письмо пришло, пусть он его откроет и прочитает вслух. Ей не хотелось, чтобы Эльна была в курсе.

— Свен? — сказала домработница. — Его нет. Он поехал за город к своему школьному другу. И собаку забрал. Я не знаю, когда он вернется.

"Странно", — подумала Штеффи. Ведь Свен сказал, что останется дома с Путте. Должно быть, он передумал.

— Мне не приходило письмо?

— Подожди-ка, я поищу.

Спустя несколько минут Эльна вернулась.

— Только рождественская открытка. От какой-то Хедвиг Бьёрк.

— Эльна, — сказала Штеффи, — если мне придет письмо, пока я в отъезде, ты не могла бы переслать его сюда? Это очень важно.

— Ну ладно, — согласилась Эльна. — Постараюсь.

Штеффи продиктовала ей адрес тети Марты и дяди Эверта, поблагодарила и повесила трубку.

В дни между Рождеством и Новым годом похолодало еще сильнее, и море стало замерзать. Сначала льдом покрылись неглубокие заливы, затем лед устремился дальше — в открытое море, оставляя лишь кое-где пятна и полосы воды, особенно там, где было течение.

Новый год отпраздновали у тети Альмы и дяди Сигурда. Но в этот раз не было настоящей новогодней радости. Словно война лишила всех надежды на благополучие. Лишь Эльзе и Йону, малышам тети Альмы, было весело, хотя их отправили в постель уже в девять.

Штеффи с Нелли разрешили не спать и послушать в полночь по радио бой часов и новогодние стихи. Возвращаться домой было слишком поздно и холодно. Тетя Марта с дядей Эвертом остались переночевать в комнате для гостей. Штеффи и Нелли легли валетом в кровати Нелли.

— Ай, не пинайся!

— Я не пинаюсь. Хватит меня щекотать.

— Подожди, — сказала Нелли и нырнула с головой под одеяло. В следующее мгновение она выглянула из-под одеяла возле Штеффи, теплая и взъерошенная.

— Так лучше, — сказала она и улеглась рядом с сестрой.

Штеффи поднялась и потянулась за подушкой Нелли.

— Штеффи?

— Да?

— Как ты думаешь, мама с папой отмечали сегодня Новый год?

— Да, конечно.

— А они думали о нас?

— Да, — ответила Штеффи. — Где бы они ни были и что бы ни делали, я уверена, они думали о нас.

Нелли заснула, прижавшись к ней, а Штеффи лежала и спрашивала себя: "Ну почему, почему, почему не приходит письмо?"

В новогодние дни она снова звонила в Гётеборг. Вдруг письмо пришло, а Эльна забыла переслать его.

Ей хотелось поздравить Свена с Новым годом. Но никто не ответил, хотя она прождала довольно долго.

Штеффи шла на пристань встречать Май, снег скрипел под ногами. Тетя Марта закутала ее в теплую шаль поверх пальто. Штеффи протестовала, однако, выйдя на мороз, порадовалась, что надела ее.

Радостно встречать гостя. Штеффи и сама привыкла, что ее встречали.

Вдалеке показался белый дымок. Прошло порядком времени, прежде чем корабль обогнул островок и направился в гавань. Штеффи стояла на пристани и дрожала от холода.

Еще не спустили трап, а Май уже стояла на палубе на носу парохода и махала рукой; она первая из многочисленных пассажиров сошла на берег. Обычно в это время года не так много приезжих — просто некоторые жители острова отмечали Новый год в Гётеборге.

— Как красиво! — воскликнула Май. — Как в сказке.

Штеффи огляделась вокруг. Снег ослепительно сверкал на солнце и переливался оттенками голубого в тени. С маленьких красных крыш лодочных навесов свисали прозрачные как стекло сосульки. Ветер пел в такелажах. Штеффи обрадовалась, что остров показал себя Май с самой красивой стороны.

— Добро пожаловать, — сказала она. — Давай возьму твою сумку?

Но Май взяла с собой только рюкзак и не захотела его снимать.

— Он так хорошо согревает спину.

Девочки направились вглубь острова. Штеффи показывала и рассказывала.

— Там стоит лодка дяди Эверта, если он дома. Она называется «Диана». Вон там — школа и магазин. А там — пятидесятническая церковь.

Церковь напомнила ей кое о чем.

— Май, — сказала Штеффи, — пообещай мне одну вещь.

— Что?

— Не говори тете Марте, что не веришь в Бога. А то она решит, что ты для меня плохая компания.

Май рассмеялась.

— За кого ты меня принимаешь? Неужели ты думаешь, что я постоянно говорю об этом всем и каждому? Ничего такого тете Марте я не скажу.

На горке было полно ребятни. Штеффи увидела рыжие волосы Веры, развевавшиеся за спиной, когда та летела с горки на санках. Штеффи помахала рукой, но Вера, кажется, не заметила ее.

— Тут живет моя младшая сестра, сказала Штеффи, проходя мимо желтого дома тети Альмы.

— Почему вы не живете вместе? Я имею в виду, когда ты здесь, на острове?

— Никто не смог взять нас обеих.

— Странно, — сказала Май. — Здесь у всех свои дома. Места должно быть много.

На вершине холма Штеффи, как обычно, остановилась. У Май перехватило дух.

— Какое же оно огромное!

Перед ними раскинулось море. Зеленоватое у берега, синее поодаль. Над морской гладью возвышался свод ясного голубого неба. Покрытые снегом шхеры поднимались из воды, словно огромные спины китов.

— Знаешь, — сказала Май, — когда я смотрю на все это, то почти понимаю, почему люди верят в Бога.

 

Глава 26

Несмотря на обещание Май ничего не говорить тете Марте о Боге, Штеффи опасалась их встречи. Она боялась, что тетя Марта решит, будто Май назойливая и неуважительно относится к старшим, а Май в свою очередь — что тетя Марта чопорная и строгая.

Спускаясь с холма, Штеффи подумала, что, хотя Май и тетя Марта такие разные, в чем-то они похожи: прямодушные, смелые и надежные. Обе знают, чего хотят, и никто из них не обращает особого внимания на мнение других людей.

"Вот бы стать такими, как они", — думала Штеффи. Избавиться от неуверенности и сомнений, которые она испытывала. Не раздумывать о многом и не пытаться приспосабливаться к другим. Не бояться.

— Входи, — сказала она и открыла дверь.

Все получилось лучше, чем Штеффи смела надеяться. Май воспитанно поздоровалась, поблагодарила за приглашение и вытерла ноги, перед тем как ступить на вымытый пол в прихожей. Она ела с аппетитом, но не жадно, и вежливо отвечала на вопросы тети Марты.

Тетя Марта с интересом слушала рассказы Май о ее младших братьях и сестрах, о школе и учителях и о путешествии на остров. Несколько раз на ее губах появилась улыбка.

После ужина Май вызвалась помыть посуду. Тетя Марта отказалась, ведь она гость. Наконец сошлись на том, что Штеффи моет, а Май вытирает.

Когда они закончили, уже стемнело. Девочки решили, что в этот вечер они никуда не пойдут. Они притащили матрас в комнату Штеффи и постелили Май на полу.

— Какой славный мишка, — сказала Май. — Он у тебя с детства?

— Да.

— У меня тоже был, — сказала Май. — Но мой мишка после меня перешел к Бриттен, а затем к Куре и Улле, а они оторвали ему глаза и лапы, когда играли в доктора, и разрезали живот, так что вывалились опилки.

Штеффи представила себе покалеченного мишку и вздрогнула, хотя речь шла лишь об игре.

— Ужасно, правда? — радостно сказала Май.

Они переоделись в ночные сорочки и забрались на кровать Штеффи. Май держала старого медвежонка перед собой и говорила ему:

— Берегись злых мальчишек. А то вдруг потеряешь свой мех.

Штеффи рассмеялась:

— У него и так осталось мало меха. Он вытерся, когда я в детстве спала с ним.

— Кстати, на днях я видела Свена, — сказала Май.

— Ты его видела? И где?

— На Каптенсгатан. Он шел там рано утром. С собакой. Странное место для прогулки.

Штеффи подумала, что стоит рассказать Май о том, как она однажды видела Свена в Майорне. Может, Май смогла бы разузнать, что Свен мог там делать. Но Май уже продолжала:

— Я сказала, что поеду навестить тебя, и тогда он попросил передать тебе привет и поблагодарить за подарок-не-к-Рождеству. О чем это он?

Штеффи рассказала ей историю о ноже и о том, что Свен не хотел подарков к Рождеству. Затем ей показалось, что лучше не начинать снова разговор о том, что Свен делал на Каптенсгатан, словно она придавала этому слишком большое значение.

Но она не могла не думать о Свене. Когда девочки погасили свет и Май перебралась на матрас, Штеффи шепнула:

— Май!

— Да?

— Что ты думаешь о Свене?

— Он ничего.

"Он ничего". Разве можно недооценивать такого человека, как Свен? Она почти рассердилась на Май и замолчала. Через некоторое время Май сказала:

— Почему ты об этом спросила?

— Да так, ничего особенного.

— Ты сердишься?

— Нет.

— Поболтаем еще или будем спать?

— Давай спать. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Май сразу заснула. Штеффи слышала ее тихое посапывание и чувствовала раскаяние. Она так хотела поговорить с кем-нибудь о своих чувствах к Свену. Ей казалось, что ее просто разорвет от невысказанных слов.

Май — ее лучшая подруга, именно с ней следует поговорить. Если бы она только не запуталась во всей этой лжи!

Наконец Штеффи заснула, и ей приснилось, что она ищет Свена в доме с тысячью комнатами.

На следующий день ослепительно сияло солнце. Девочки взяли красные санки Штеффи и пошли к большой горке у школы. Нелли была уже там и сразу же пришла в восторг от Май.

— Май! Май! — вопила она. — Посмотри-ка, с какой крутизны я еду!

Веры не было видно. Когда Май и Штеффи катились с самого крутого места, прямо за ними на большой скорости появились еще одни санки. Штеффи управляла своими санками и не могла обернуться. Вторые санки изменили направление и стали приближаться, пока между ними не осталось сантиметров двадцать. Штеффи пришлось свернуть с дорожки и въехать прямиком в сугроб. Лежа в снегу, они видели, как Вера летит с горы и ее рыжие волосы развеваются на ветру.

— Кто это был? — спросила Май. — Зачем она так сделала?

— Это Вера, — сказала Штеффи.

— Твоя подруга?

— Да.

Девочки поднялись на ноги, отряхнулись и проехали последние метры до подножия горки, а Вера уже была на середине горы. Когда они забрались наверх, Вера уже почти спустилась.

Наконец Штеффи встала внизу горы и подождала Веру. Она должна спуститься, другим путем домой не попасть. Май ехала с Нелли, держа ее перед собой на санках.

— Зачем ты так сделала? — спросила Штеффи, когда Вера затормозила перед ней.

— Как?

— Ты подрезала нас.

— Я не нарочно, — сказала Вера, но Штеффи видела, что она лжет.

— Подожди немного, познакомься с Май.

— Не успею, — сказала Вера. — Мне надо домой.

Она ушла, везя за собой санки.

Штеффи рассердилась. Если Вера решила не иметь с Май никаких дел, тогда она не собирается ни заискивать перед ней, ни уговаривать.

Но два дня спустя, проводив Май на корабль, Штеффи пошла к Вере домой.

— Она уехала? — спросила Вера. — Та, из города?

— Да.

— Хорошо, — сказала Вера.

Вот и все, что было сказано о приезде Май.

 

Глава 27

Письмо пришло в последний день каникул, за день до отъезда в Гётеборг. Его принес дядя Эверт, вернувшись из порта.

— Как хорошо, что я зашел на почту, — сказал он. — Иначе оно так и лежало бы до твоего приезда.

Штеффи взяла длинный узкий конверт. Адрес семьи Сёдерберг перечеркнут, и рядом кто-то написал: «Переслать» и адрес на острове.

Однако не адреса привлекли внимания Штеффи, а почтовая марка. Она была не американская, даже не испанская или кубинская. Картинка на зубчатом коричневом прямоугольнике изображала Гитлера на трибуне. Под картинкой был текст: "Deutsches Reich" ("Немецкий рейх"), написанный угловатыми готическими буквами. Присмотревшись, Штеффи заметила почтовый штамп: "Вена, 23 декабря 1940 года".

Они остались. Они никуда не уехали.

— Как дела? — спросил дядя Эверт. — Что-то не так?

— Письмо пришло из Вены, — сказала Штеффи.

Дядя Эверт встревожился.

— Открой. Что бы ни случилось, лучше знать, чем оставаться в неведении.

Он протянул Штеффи свой перочинный ножик. Дрожащими руками она вскрыла конверт, вытащила тонкий лист бумаги и развернула его.

"Милая Штеффи,

К сожалению, у меня плохие новости. Наш отъезд предполагался позавчера, но, как видишь, мы все еще здесь. В воскресенье мама внезапно заболела, и ее забрали в госпиталь. У нее двустороннее воспаление легких, и, как ты понимаешь, она не могла никуда ехать. Насколько я и другие врачи можем судить, ее жизни ничего не угрожает, но она ослабела от тяжелой работы и недоедания и некоторое время нуждается в больничном режиме.

Итак, в данный момент я не могу сказать ничего определенного ни о том, что нас ждет, появится ли возможность уехать, ни о том, что будет, если мы останемся здесь. Я отказался от нашей комнаты до того, как стало ясно, что мы не едем. Сейчас я снова ищу жилье и сообщу тебе новый адрес, как только смогу.

Тетя Эмилия уехала со своей семьей, как и предполагали. Мы надеемся, что получим от них весточку, когда они доберутся.

Мама передает тебе привет. Я заглядываю к ней как можно чаще и сижу с ней вечерами после работы. Все же кое в чем нам повезло, мы в одном госпитале! Дело в том, что теперь мы встречаемся чаще, чем до маминой болезни.

С любовью, папа".

Штеффи подняла глаза от листа и встретилась взглядом с дядей Эвертом.

— Неужели все так плохо? — спросил он.

Она молча кивнула.

— Они не смогли уехать?

Штеффи покачала головой.

— А позже?

— Наверное.

Ее голос прозвучал странно, словно принадлежал кому-то другому.

Из кухни в комнату вошла тетя Марта.

— Что случилось?

— Родители Штеффи не уехали в Америку, — сказал дядя Эверт.

Его голос тоже был словно чужой. Все вокруг казалось ненастоящим. Грудь будто сдавило стальными клещами. Не хватало воздуха. В глазах потемнело.

Штеффи очнулась на кухонном диване, тетя Марта прикладывала ей ко лбу тряпку, смоченную в уксусе. Резкий запах заставил ее чихнуть.

— Я потеряла сознание?

— Упала, как сломанная мачта, — сказал дядя Эверт.

— Тс-с! — сказала тетя Марта. — Девочке нужно отдохнуть.

Ее оставили лежать на кухонном диване, пока тетя Марта готовила еду, а дядя Эверт поднялся на второй этаж, чтобы переодеться и помыться. Закрыв глаза, Штеффи слушала знакомые звуки: звон фарфора и кухонных приборов, шаги на лестнице, журчание воды. Она здесь, но часть ее где-то в другом месте.

Перед ее взором появилась другая комната, больничная палата со множеством кроватей. На одной из них лежала мама. Ее лицо, обрамленное темными волосами, было бледно, как наволочка на подушке. Губы тоже бледные, не накрашены красной помадой, как прежде, под глазами темные круги. Щеки впали, и кожа обтягивала высокие скулы. У края кровати в белом халате сидел папа. Он держал маму за руку и что-то тихо ей говорил.

Штеффи увидела это так отчетливо, словно в кино, но без звука. Однако все было не так красиво и романтично, как в фильме "Пока мы не встретимся снова" про смертельно больную женщину в чудесном вечернем платье. Это было ужасно.

Хотя картинка была беззвучной, Штеффи знала, что папа сказал маме: "Не умирай! Тебе нельзя умирать".

— О чем ты говоришь, девочка?

Штеффи открыла глаза. Тетя Марта взяла ее за плечо и слегка потрясла.

— Ей нельзя умирать, — заплакала Штеффи. — Нельзя!

Тетя Марта осторожно приподняла ее голову и положила себе на колени. Она гладила лоб Штеффи и приговаривала:

— Никто не умрет. Не бойся, девочка моя. Никто не умрет.

 

Глава 28

Лифт остановился на четвертом этаже. Штеффи вышла и закрыла за собой дверцу. Нашла ключ, вставила его в замочную скважину и повернула.

Рождественские каникулы закончились. Она снова вернулась в город.

У двери стоял Путте и вилял хвостом. Штеффи присела и погладила его. Путте лег на спину, задрал лапы, чтобы ему почесали брюшко.

— Путте скучал по тебе, — сказал Свен, стоя в другом конце прихожей.

"А ты? — подумала Штеффи. — Ты сам скучал по мне?"

— Как дела? — спросил он, пока Штеффи вешала пальто.

— Хорошо, — ответила она.

Штеффи была не в силах прямо сейчас рассказывать ему о несостоявшемся отъезде в Америку.

— Слышал, Май ездила к тебе в гости, — сказал Свен. — Однажды я случайно столкнулся с ней в городе.

Он сказал "в городе", словно они могли встретиться где угодно! Он играл с ней, и Штеффи решила ему подыграть.

— Да, она говорила, — сказала она таким же беззаботным тоном.

— Она говорила, что мы встретились?

Ей показалось, или в его голосе проскользнули тревожные нотки? Может, Май что-то утаила?

— Да, на Каптенсгатан, сказала она. — С Путте.

Свен кивнул:

— Мы с Путте долго гуляли там.

Штеффи попробовала зайти с другой стороны.

— Я звонила тебе, — сказала она, — чтобы поздравить с Новым годом. Но тебя не было дома. Эльна сказала, что ты уехал за город с другом.

— Да, правильно, — поспешно ответил Свен. Может, даже слишком поспешно? — С одноклассником, его зовут Эрик. У его семьи есть дом рядом с островом Сэре. Мне стало немного грустно все каникулы сидеть в одиночестве, как ты и говорила.

Слова Свена звучали весьма правдиво. И все же Штеффи почувствовала, что он что-то скрывает. Она не понимала, почему, но была в этом уверена. Как бы это выяснить? Но прежде чем Штеффи успела открыть рот, Свен продолжил:

— Я же забыл поблагодарить тебя за нож! Он просто замечательный. Мне стыдно, что я ничего не подарил тебе к Рождеству. Нехорошо с моей стороны.

— Пустяки, — сказала Штеффи, хотя это было не совсем так.

Конечно же, ей хотелось получить от него подарок. Ничего дорогого или диковинного, просто какую-нибудь вещицу в знак того, что он думает о ней.

— Теперь уже поздновато, — сказал Свен, — но… в общем, держи.

Он протянул ей маленький сверток, прямоугольную коробочку, обернутую бумагой. Она выглядела, словно из ювелирного магазина. Украшение? Кольцо?

Она развернула бумагу и открыла замочек. В коробочке лежало что-то похожее на серебряную монету. Но не обычную, с изображением короля с одной стороны и государственным гербом Швеции — с другой. Вместо короля был изображен ангел, вместо герба — две руки в рукопожатии.

Две руки — ее и Свена?

— Это амулет, — сказал Свен. — Он приносит удачу. Я нашел его в одном чудесном магазинчике, где полно необычных вещей.

— Где он находится?

— На Вальгатан.

— В этом магазине хозяин — пожилой мужчина? Он разговаривал с акцентом?

— Откуда ты знаешь?

— Именно там я купила нож.

Они оба заходили в один и тот же магазинчик, чтобы купить друг другу подарки. Это не могло быть случайным совпадением.

Поскольку было воскресенье, а Штеффи только что приехала, ее пригласили поужинать в столовой вместе с семьей доктора. Она сидела, выпрямив спину, на неудобном стуле из красного дерева и чувствовала, как конский волос из набивки сиденья колет ей бедро.

— Как поживают Янсоны? — спросила жена доктора любезным тоном.

— Спасибо, хорошо.

— Улов хороший?

— Да, спасибо.

— Зимой на острове, должно быть, так одиноко, — сказала жена доктора. — Подумать только, какая тяжелая там жизнь.

— Ну да, — сказал доктор. — И все же они избавлены от многих нынешних неприятностей.

— Можно подумать, что вы говорите о каких-то туземцах с другой стороны земного шара, — сказал Свен.

— Глупости, — фыркнул доктор. — Вечно ты все истолковываешь превратно.

Жена доктора, как обычно, быстро предотвратила ссору. Она повернулась к Штеффи:

— Ты ведь не забыла поблагодарить от меня госпожу Янсон за прекрасный букет?

— Нет, не забыла. Она передавала большой привет и поздравляла с праздниками.

— А твои родители? Как обстоят дела с их отъездом?

Свен выглядел растерянным и немного смущенным, словно стыдился, что сам не спросил ее.

— Они не уехали, — сказала Штеффи. — Мама заболела.

Она надеялась, что больше никто ни о чем не спросит, во всяком случае, не сейчас и не здесь, за большим столом под хрустальной люстрой, угощаясь жарким из телятины с огурчиками.

Но жена доктора не унималась:

— Заболела? Я надеюсь, ничего серьезного?

— Воспаление легких, — сказала Штеффи.

Она сама слышала, что ответ прозвучал резко, почти невежливо, но в горле у нее стоял ком, мешавший говорить.

— Вот как! — сказал доктор. — Надеюсь, ей обеспечили надлежащий уход. Но ведь твой отец врач, не так ли?

— Она в госпитале, — сказала Штеффи и сглотнула. — Ей сейчас лучше.

— Ну вот, — сказала жена доктора. — За городом она, конечно, пошла бы на поправку. Может, удастся это организовать? Они могут уехать позднее, когда она полностью выздоровеет.

Внутри Штеффи словно что-то взорвалось.

— Вы ничего не понимаете! — крикнула она. — Ничего! Вы не представляете себе, каково там на самом деле.

Жена доктора уставилась на Штеффи. На ее напудренных щеках проступили красные пятна. Рот слегка раскрылся, однако на этот раз она промолчала.

— Продолжай, — сказал Свен Штеффи. — Расскажи им. Они должны это услышать.

— Довольно! — закричал доктор. — Я не потерплю оскорблений в собственном доме! Если Штеффи это не устраивает, она может подыскать себе другое жилье. А ты, Свен, не смей использовать девочку в своих политических глупостях.

Наконец жена доктора пришла в себя.

— Хорошо, — сказала она. — Давайте забудем об этом маленьком происшествии. Все уже поели? Я позову Эльну.

Когда Эльна вошла, чтобы убрать горячее, доктор и его жена уже увлеченно разговаривали о каких-то знакомых. Штеффи и Свен сидели молча.

Хотя жена доктора предложила забыть о том, что произошло, на этом все не закончилось. Вечером она постучала в дверь комнаты Штеффи.

— Мы с мужем хотели бы поговорить с тобой, — сказала она. — Будь добра, Штеффи, пройдем со мной в библиотеку.

Штеффи вошла вслед за женой доктора в комнату, служившую библиотекой. Что же теперь будет? Неужели ее выгонят? А как же учеба?

Доктор сидел в своем кресле. Его жена расположилась рядом с ним. Никто не предложил Штеффи присесть, поэтому она стояла.

— Мы с супругой не поддерживаем немцев, — начал доктор. — Полагаю, ты, Штеффи, знаешь об этом. Но с другой стороны, мы не относимся к числу безответственных лиц, которые громко кричат о немецких злодеяниях и хотят втянуть Швецию в войну. Немцы жестоки со своими противниками, возможно, излишне жестоки, но не бесчеловечны. Это моя точка зрения, и я твердо ее придерживаюсь.

— Мы знаем, что твоя семья сильно пострадала от войны, — продолжала жена доктора. — Поэтому мы захотели помочь и дать тебе возможность учиться. Но терпеть подобные выходки, как сегодня, мы не можем.

Началось. Они не разрешат ей остаться.

— Тем не менее мы решили дать тебе еще один шанс, — сказал доктор. — Но если что-нибудь подобное повторится опять, мы, к сожалению, будем вынуждены сообщить Янсонам, что больше не можем позволить тебе жить здесь. Ты поняла?

— Да.

— И еще кое-что, — продолжал доктор. — У Свена множество нелепых политических идей, которые, я полагаю, он обсуждал с тобой. Тебе не следует его слушать.

— Совершенно верно, вставила жена доктора. — И вообще, думаю, тебе не стоит так много общаться с нашим сыном. Прежде всего нам не нравится, что вечерами вы сидите вдвоем в комнате Свена.

— Теперь, думаю, все, — сказал доктор. — Спокойной ночи, и я надеюсь, что нам не придется больше разговаривать на эту тему.

— Спокойной ночи.

Штеффи закрыла за собой дверь в библиотеку и оказалась в полутемной прихожей. Она мельком увидела свое отражение в высоком зеркале над столиком. Бледный овал лица, казалось, парил в воздухе.

 

Глава 29

— Если они тебя выгонят, можешь пожить у нас, — сказала Май, когда на следующий день Штеффи все ей рассказала.

Штеффи не смогла удержаться от смеха:

— Где же? Под кухонным столом?

— Нет, послушай, — сказала Май. — Мы должны получить новую квартиру. Что на это скажешь?

— Большую?

— Три комнаты и кухня, в Сандарне. Совершенно новый дом. С туалетом внутри.

— Правда?

— В прошлом году папа встал в очередь на квартиру, — сказала Май. — А чем больше детей в семье, тем больше шанс получить ее. Его называют домом для многодетных семей.

— Когда вы переезжаете?

— В марте.

— Вот здорово! — обрадовалась Штеффи.

— Да, — сказала Май, — хотя я буду немного скучать по Каптенсгатан. Ты знаешь, я прожила там всю жизнь.

Штеффи кивнула:

— Но ведь вы переезжаете не так далеко. Ты всегда сможешь прийти туда в гости.

— Жалко, что так вышло с твоими родителями, — сказала Май. — Что они не уехали. Но вот увидишь, все образуется. Я в этом абсолютно уверена.

Девочки ждали звонка с перерыва на завтрак на скамейке в школьном дворе. Бледное январское солнце не грело. Они бы замерзли, если б не сидели на своих сумках, спасаясь от холода.

Штеффи чувствовала на груди амулет. Она повесила его на серебряную цепочку и носила на шее, спрятав за пазухой. Амулет всегда был с ней, но его никто не видел.

Штеффи очень захотелось показать амулет Май.

— Помнишь, я говорила, что не получила от Свена никакого подарка к Рождеству, — начала она.

Май кивнула.

— И все же он мне кое-что подарил, когда я приехала, — сказала Штеффи. — Хочешь посмотреть?

— Да, конечно.

Штеффи расстегнула верхнюю пуговицу пальто, осторожно достала амулет и показала Май.

На лавочку из-за спины упала двойная тень.

Штеффи обернулась и увидела Гарриет и Лилиан. Она хотела спрятать амулет, но было поздно. Май уже держала его в руке.

— Что это? — спросила Гарриет.

— Амулет, — сказала Штеффи, надеясь, что прозвенит звонок и они не успеют ни о чем спросить.

— Это от него? — таинственно спросила Лилиан.

Май удивленно посмотрела на нее.

— Это подарок от одного друга, — сказала она. — Вряд ли вы его знаете.

— Да, от одного друга, — повторила Лилиан. — От особенного друга Стефании.

Подруги восторженно фыркнули.

— Чудесный амулет, — сказала Гарриет.

— Дай его мне, — сказала Штеффи.

Она знала, что ее резкость могла обидеть Май, но терпеть многозначительные взгляды и улыбки Гарриет и Лилиан было выше ее сил.

— Ну подожди, — попросила Лилиан. — Я тоже хочу посмотреть.

Лилиан потянулась за амулетом, но Штеффи оказалась проворнее. Она выдернула подарок Свена из рук Май и спрятала за пазуху. Тут же раздался звонок.

— Что она имела в виду? — шепнула Май Штеффи на лестнице по пути в класс.

— Кто? — Штеффи попыталась потянуть время.

— Ясно ведь, Лилиан. "Особенный друг". Что это значит?

— Да ничего.

— А почему ты не хотела, чтобы они увидели медальон?

Вопрос Май не получил ответа. Девочки подошли к двери класса, и Штеффи была спасена. Во всяком случае, пока. На переменах в тот день Штеффи старалась не оставаться с Май наедине. Но много раз ей казалось, что Май смотрит на нее как-то странно, испытующе и встревоженно.

По пути домой Штеффи не удалось избежать разговора на эту тему.

— Стефания, — сказала Май, — может, ты не все рассказала мне о Свене?

Что ей на это ответить?

— Послушай, — сказала Май, — ты мне не доверяешь?

— Я его люблю.

Наконец-то Штеффи произнесла эти слова, назад их не вернуть.

Май ничего не ответила. Она взяла Штеффи под руку, и какое-то время девочки шли молча. Затем Май сказала:

— Можно дать тебе совет?

— Какой?

— Гони от себя такие мысли о Свене. Вместо этого постарайся быть ему другом.

— Я не могу.

Май вздохнула.

— Ты не веришь, что он мог бы влюбиться в меня? Может, не сейчас, а позже?

— Я не знаю, — сказала Май. — Я не знаю, но будь я на твоем месте, я не стала бы этого ждать.

— Ты никогда не влюблялась?

— Нет, — решительно сказала Май. — И не собираюсь. Пока не вырасту, не закончу учебу и не добьюсь чего-нибудь сама. Тогда я выйду замуж и рожу детей. Может быть.

— Никто и не говорил о женитьбе.

— Нет, — сказала Май. — Но там, где я живу, бывает, что девочкам не намного старше нас приходится выходить замуж. Потому что они ждут ребенка.

Щеки Штеффи вспыхнули.

— Ты полагаешь, что мы со Свеном…

— Нет, нет, — сказала Май успокаивающе. — Об этом я не думаю. Я только имею в виду… он ведь гораздо старше тебя.

— Разве пять лет — это такая большая разница?

— Может, для тебя нет, — сказала Май.

— О чем это ты?

— Ни о чем.

Они пришли на трамвайную остановку и остановились на посадочной площадке. Май взглянула на Штеффи. Внезапно Штеффи почувствовала, что Май знает что-то, но не хочет говорить. Что-то о Свене.

— Май! — сказала она.

Из-за угла, дребезжа, выехал трамвай. Май шагнула на подножку и помахала Штеффи из проема двери. Хотела ли она что-то сказать, так и осталось тайной.

 

Глава 30

Уже через две недели после начала семестра фрекен Крантц устроила классу письменный опрос. В этот раз Штеффи решила не делать ошибок. Нужно показать фрекен Крантц, что она заслуживает высшей оценки «А». Каждый вечер Штеффи сидела за письменным столом, склонившись над грамматикой немецкого языка. Свен посмеивался и называл ее зубрилкой.

Сам он читал немного, во всяком случае, то, что не имело отношения к школе. Все равно до письменных экзаменов было еще два месяца, а за ними шли устные опросы.

— Я справлюсь, — говорил Свен. — Большего не требуется. Писателю не нужны школьные оценки.

Свен стоял в дверях комнаты Штеффи, Путте крутился возле него.

— Так ты не пойдешь с нами?

— Мне нужно заниматься. Завтра письменный опрос.

— Ну и пожалуйста, зануда, — сказал Свен и закрыл дверь, прежде чем Штеффи успела пожалеть.

Несколько классов одновременно писали в актовом зале. Девочек посадили в просторном помещении поодиночке. На возвышении далеко впереди сидела фрекен Крантц и наблюдала за ними. Молодая учительница, которую Штеффи не знала, стояла рядом, держа в руке листок цветной бумаги — задания для письменного опроса.

На партах не должно быть книг или других пособий, ничего, кроме бумаги, карандаша и ластика. Если захочешь что-нибудь спросить, поточить карандаш или попросить разрешения выйти в туалет, нужно поднять руку и подождать, пока не подойдет дежурный учитель.

Все выходы в туалет записывались в тетрадь в черном клеенчатом переплете. Если задержаться в туалете дольше, чем следует, учитель приходил и стучал в дверь. Единственным освещением внутри была выкрашенная в голубой цвет лампочка, но в ее свете можно было с грехом пополам прочитать шпаргалку. Ближе всех сидела девочка из параллельного класса. Май сидела в том же ряду позади Штеффи, а Алиса — напротив, по другую сторону прохода между рядами.

Встревоженный гул смолк. Все сидели тихо и ждали, пока учителя раздадут задания.

Фрекен Крантц взяла на себя правую сторону от прохода, другая учительница — левую. "Как медленно", — подумала Штеффи, хотя на раздачу заданий ушло лишь две минуты.

Сине-лиловая надпись на листке бумаги сильно пахла спиртом от копировального аппарата.

Прежде чем приступить к работе, Штеффи пробежала взглядом текст и вопросы.

Большие настенные часы тикали. В распоряжении учениц было три часа, до одиннадцати.

Когда пробило девять, Штеффи подняла взгляд. Впереди себя она видела склоненные головы, затылки и спины. Руки одних учениц двигались по бумаге легко и старательно, других — медлили, сомневались, перечеркивали и начинали заново.

Алиса подняла руку. Фрекен Крантц направилась к ней. Алиса что-то прошептала ей, учительница кивнула. Алиса встала и пошла в туалет. Фрекен Крантц вернулась на возвышение и сделала пометку в черной тетради. Штеффи знала, что она написала: "Алиса Мартин, 9:02". Алиса вернется, и фрекен Крантц поставит после тире точное время ее прихода.

Штеффи не удержалась и подняла взгляд, услышав, как открылась дверь туалета. Шесть минут десятого. Алиса пробыла в туалете четыре минуты.

Вот она возвращается на свое место. На ней вязаная кофта поверх платья. Она проходила мимо Штеффи, как вдруг что-то белое выскользнуло из манжеты кофты и упало на пол. Алиса остановилась и попыталась подобрать то, что уронила, но тут фрекен Крантц окинула взглядом зал. Алиса выпрямилась и пошла дальше, прежде чем фрекен Крантц успела что-нибудь заметить.

Штеффи осторожно наклонилась, чтобы посмотреть, что потеряла Алиса. Это был листок бумаги, сложенный во много раз.

Не задумываясь, Штеффи протянула руку и подняла листок. В это же мгновение Алиса обернулась. Они встретились взглядом. Прячась за партой, Штеффи осторожно развернула листок.

Задания письменного опроса, однако не отпечатаны на копировальном аппарате, а набраны на машинке, около них множество пометок.

Штеффи тут же вспомнила тот день в учительской. Накануне контрольной работы по математике, когда Алиса что-то искала на столе Хедвиг Бьёрк.

Листок жег руку. Она быстро свернула его. Лучше выбросить, но фрекен Крантц заметит. Вместо этого рука Штеффи медленно скользнула с колена, и листок упал на пол под парту. Подождав, пока фрекен Крантц займется записями выходов в туалет, она как можно сильнее отшвырнула листок носком туфли. Листок очутился посреди прохода, напротив места Штеффи.

Время потеряно, и надо торопиться. Штеффи писала, стирала ластиком и снова писала.

— Что это?

Резкий голос фрекен Крантц нарушил тишину в актовом зале, все прислушались. Учительница стояла посреди прохода рядом со Штеффи, держа в руке свернутый листок. В зале не было слышно ни звука, пока фрекен Крантц разворачивала листок.

— Это неслыханно, — сказала фрекен Крантц. — Кто-то украл задания к письменному опросу. Среди вас есть мошенница.

Штеффи затаила дыхание. Ей хотелось знать, видел ли кто-то, кроме нее, как Алиса уронила листок. В любом случае она не собиралась ничего говорить. Обманывать плохо, но ябедничать — еще хуже.

— Ну, — сказала фрекен Крантц, — чей это листок? Или, правильнее сказать, кто украл его с моего стола?

Никто не ответил.

— Так-так, — сказала фрекен Крантц. — Вот что. Все отложили карандаши и положили руки на парту. Никто ничего не напишет, пока я не получу ответ на свой вопрос. Чем скорее это произойдет, тем раньше вы снова приметесь за работу. Если никто не ответит, вы все сдадите свои работы такими, как они есть в данный момент, и получите соответствующие оценки. Ясно?

Тут произошло нечто неожиданное. Алиса подняла руку.

— Да, Алиса.

— Этот листок принадлежит Стефании, — сказала Алиса громким и четким голосом. — Я видела, как она его уронила. Это случилось, когда я возвращалась из туалета.

— Стефания? — спросила фрекен Крантц. — Это правда?

У Штеффи пропал голос. Она смогла лишь покачать головой.

— Отвечай! — приказала фрекен Крантц. — Это правда?

— Нет, — прошептала Штеффи.

— Тогда чей он?

— Я не знаю.

У Штеффи закружилась голова.

— Тебе лучше признаться, — сказала фрекен Крантц. — Или ты хочешь испортить отметки своим одноклассницам?

— Нет.

— Ну так как? Ты признаёшься?

Штеффи не ответила. Она не могла признаться в том, что не совершала. Но сказать правду она тоже не могла, хотя Алиса попыталась спасти себя, переложив вину на Штеффи.

Она молчала.

— Тогда собирай вещи и отправляйся в коридор. Я приду, как только найду себе замену. Все остальные могут продолжать работу.

Штеффи тихо взяла свои вещи и пошла к двери. Май пыталась поймать ее взгляд, но Штеффи упрямо смотрела в пол.

 

Глава 31

Все было словно в кошмарном сне, в котором блуждаешь по лабиринту и не можешь найти выход. Если бы она сейчас сказала правду, фрекен Крантц не поверила бы ей. Алиса во всем обвинила ее, и Штеффи знала, кому скорее поверит фрекен Крантц.

Штеффи чувствовала себя оглушенной. Она слышала, как фрекен Крантц ей что-то говорила, но улавливала лишь отдельные слова:

— …низкая ложь… отстранение от учебы… недостаток нравственности… твои основы…

"Почему? — думала Штеффи. — Почему Алиса сказала, что это я? Думала, что я донесу на нее? Или что-то другое заставило ее так поступить?"

— Ты получаешь стипендию? — спросила фрекен Крантц.

В ее голосе была угроза, которая заставила Штеффи напрячься и слушать.

— Да.

— Полагаю, ты понимаешь, какие последствия повлекут за собой низкие отметки по поведению.

— Да.

— Вот и хорошо, — сказала фрекен Крантц. — Не мне решать. Мы обсудим этот вопрос с твоей классной руководительницей и на педагогическом совещании. А пока ты будешь учиться как обычно. Твоя письменная работа, естественно, не принимается.

Когда Штеффи вышла после разговора с фрекен Крантц, школьные часы показывали десять часов пятнадцать минут. До конца еще сорок пять минут. Достаточно времени, чтобы переписать в чистовик.

Ноги сами несли ее прочь от школы, к пруду Белых Лилий.

Снег на дорожке, посыпанной песком, подтаял, но по обе стороны от нее он был чистым и белым.

Пруд замерз. Заледеневшая гладь воды была блестящей и темной, как и прежде, но неподвижной. Твердая, холодная и тихая. Лишь в одном месте вода не замерзла, далеко, там, где летом цвели розовые лилии. Наверно, течение не давало ей покрыться льдом.

Ее скамейка была занята. Там сидела молодая пара и обнималась. Девушка была в коричневом берете, из-под которого виднелись светлые волосы. На парне не было головного убора, он сидел спиной к Штеффи. Они долго целовались.

Штеффи отвела взгляд, ей хотелось, чтобы они ушли.

Она ковыряла носком ботинка снег и ждала.

Когда она снова взглянула на лавочку, молодые люди встали, держась за руки. Они направлялись в ее сторону.

Теперь Штеффи отчетливо увидела лицо парня.

Это был Свен.

Штеффи закрыла глаза, словно стирая картинку. Но когда открыла, он был перед ней.

— Стефания!

Ей хотелось убежать, однако ноги словно примерзли к земле.

Свен настойчиво тянул за собой девушку. Штеффи узнала ее. Это была та самая девушка из пивной, официантка.

— Привет, Стефания! — сказал Свен. — У тебя перерыв?

Она кивнула. Все внутри заледенело, как пруд.

— Это Стефания, о которой я тебе рассказывал, — сказал Свен девушке.

— Добрый день, — сказала та и протянула руку. — Меня зовут Ирья.

Штеффи пришла в себя. Сердце выпрыгивало из груди, и кружилась голова.

Ей хотелось кричать и бить, плакать и выть.

Штеффи бросилась бежать. "Ирья и Свен, — стучало у нее в голове. — Ирья и Свен".

— Стефания! — услышала она, как закричал Свен. — Подожди!

Штеффи бежала к школе, но не собиралась туда заходить. Что ей там делать? Она все равно осталась одна, получит низкие отметки по поведению, потеряет стипендию и будет вынуждена уйти из школы.

Больше ничто не имело значения. Единственное, что осталось важным, это Ирья и Свен.

— Стефания!

Это не был голос Свена. За ней бежала Май.

— Стефания! Ты куда?

Май крепко ухватила ее за рукав пальто.

— Почему ты не сказала, что это была не ты? Я знаю, это не твой листок. Ты не обманывала.

— Оставь меня в покое! — закричала Штеффи. — Отпусти, оставь меня!

Она так сильно выдернула свой рукав, что Май потеряла равновесие на скользкой дорожке и упала.

Штеффи хотела так и оставить Май в снегу у дорожки, но тут у нее в голове мелькнула одна мысль. Она повернулась к Май.

— Ты знала, — сказала Штеффи. — Ты видела их вместе.

— Кого? О чем ты говоришь?

Май с трудом поднялась на ноги и принялась искать очки.

— Ирью и Свена, — сказала Штеффи. — Девушку из пивной. Ты знала. Ведь так?

Взгляд Май за запотевшими стеклами погрустнел.

— Да, — ответила она, — я видела их на Рождество. Я хотела тебе рассказать, но не получилось.

— Если бы ты была настоящей подругой, — сказала Штеффи, — ты бы рассказала.

Ей хотелось уйти подальше от Май, подальше от Свена, подальше от школы и всех людей. Вдруг Штеффи поняла: ей нужно поехать домой на остров.

— Да нет, идиотка! — крикнула ей вслед Май. — Я не могла рассказать именно потому, что я твоя подруга!

 

Глава 32

Путте громко затявкал, услышав, как Штеффи вставила ключ в замочную скважину. Он не привык, чтобы кто-нибудь приходил домой в такое время дня. В эти часы до полудня доктор обычно был на приеме, его жена отправлялась по делам или к парикмахерше, Штеффи и Свен занимались в школе. Дома могла быть Эльна, если она не уходила за покупками, но домработница пользовалась служебным входом, когда возвращалась домой.

— Тс-с, Путте, — прошептала Штеффи, открыв дверь. Ей не хотелось, чтобы Эльна услышала и принялась расспрашивать, в чем дело.

Она не сняла пальто и взяла ботинки в руку. Другой рукой Штеффи ухватила Путте за ошейник и повела в свою комнату. Иначе он будет стоять за закрытой дверью и скулить, пока не придет Эльна.

Путте хотел поиграть, но у Штеффи не было времени. Ей нужно собрать вещи и уйти до того, как кто-нибудь заметит, что она у себя, и начнет задавать вопросы. Штеффи знала, что пароход отходит примерно в час. Она могла успеть на него.

— Путте, место, — сказала она, и Путте послушно улегся на пол.

Штеффи достала свою дорожную сумку и принялась собирать вещи. Все, что было в ящиках комода и в гардеробе, она, торопясь, как попало сунула в сумку. Фотографии в рамках из дома положила в одежду, чтобы стекло не разбилось. Сняла с кровати простыню, которую постелила утром, свернула одеяло и накрыла кровать покрывалом.

Штеффи достала из ящика комода шкатулку и вспомнила об амулете, висевшем у нее на шее. Она расстегнула цепочку, и монетка соскользнула. Пусть амулет остается на комоде, кому-нибудь пригодится. Ей не нужно никакого напоминания о Свене. Если захочет, может отдать амулет Ирье. Ей, во всяком случае, он не принес счастья.

В следующую секунду Штеффи передумала. Медальон не достанется никому.

Она возьмет его с собой и выбросит в море по пути к острову. Штеффи сунула медальон в карман пальто.

Когда церковный колокол на другой стороне парка пробил полдень, Штеффи уже была готова.

Она застегнула сумку и пальто. Теперь осталось только попрощаться с Путте.

Она присела на корточки и осторожно погладила пса по блестящей шерсти. Путте уткнулся носом в колени Штеффи и смотрел на нее своими карими глазами.

— Прощай, Путте, — сказала она тихо. — Наверное, мы больше никогда не увидимся.

Путте лизал ей руку. Он словно понимал ее слова.

— Позаботься о Свене, — сказала Штеффи. — Но не дружи с этой… Ирьей.

Имя сорвалось с губ, словно камень.

Она наклонилась и обняла маленькое собачье тельце, закрыла глаза и зарылась лицом в шерсть. Затем поднялась, взяла сумку и обувь и направилась в прихожую.

У двери Штеффи пришлось поставить сумку и обуться. Только она нагнулась, чтобы завязать шнурки, как в замочной скважине повернулся ключ. Должно быть, это жена доктора.

"Я скажу, что тетя Марта заболела, — подумала Штеффи. — И что мне нужно уехать домой на пару дней, помочь ей. Потом тетя Марта позвонит и скажет, что я не вернусь".

В дверях стоял Свен.

— Стефания, — сказал он, — куда ты собралась? Что случилось?

— Домой, — сказала она. — Я еду домой.

— Домой?

— Пропусти, — сказала она. — Я спешу.

Но Свен не двинулся с места. Она не могла пройти.

— Подожди-ка, — сказал он, — ты не можешь просто так уйти.

— Почему?

— Хотя бы объясни, почему. И почему ты убежала от нас с Ирьей?

— Ты говорил, что мы всегда должны все друг другу рассказывать, — произнесла Штеффи. — Ты сказал, что я понимаю тебя, как никто другой. А сам скрывал от меня. Встречался с ней за моей спиной. Тайком бегал в Майорну. Думаешь, я не видела тебя в пивной?

Свен выглядел пристыженным, словно Путте после нагоняя.

— Мне следовало рассказать… — сказал он. — Я струсил. Ирья тоже так считает.

— Плевать я хотела, что она думает! Ненавижу тебя! Как ты мог, с такой, как она? С официанткой из пивнушки!

Штеффи сразу же пожалела об этих словах. Пожалела прежде, чем увидела выражение лица Свена: сначала ошеломленное и оскорбленное, затем рассерженное. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но она опередила его.

— Неужели ты ничего не понял?! — кричала она, не думая, что ее было слышно и на лестнице, и в кухне у Эльны.

— Неужели ты не понял, что я люблю тебя?

Несколько секунд они стояли молча и смотрели друг на друга. Штеффи увидела изумление во взгляде Свена, словно он пытался осознать ее слова.

— Любишь? — сказал он.

Вопреки здравому смыслу, она почувствовала робкую надежду. Может, прямо сейчас он поймет, что любит ее, что Ирья ничего для него не значит.

Но, взглянув на него, Штеффи поняла, что это не так. Он стоял перед ней, опустив руки и приоткрыв рот, едва в состоянии сказать хоть слово. А ведь Свен всегда находил нужные слова.

— Это… это глупо, — наконец произнес он. — Ты… я… ты ведь всего лишь ребенок! Как… да, как младшая сестра.

— Ты сказал, что я выгляжу старше, — сказала Штеффи, и в ее голосе прозвучали слезы.

— Не знаю, что ты там себе нафантазировала, — ответил Свен, — но ты должна понять, это лишь твои фантазии. Я никогда не думал о тебе иначе. И никогда не внушал тебе напрасных надежд, этого ты не можешь отрицать.

Взгляд его серых глаз стал твердым и холодным. Взгляд чужака.

Штеффи не смогла сдержать слез. Они медленно покатились по щекам. Увидев их, Свен переменил тон.

— Стефания, — сказал он, — я люблю Ирью, мы любим друг друга.

Его лицо оживилось. Глаза светились, он откинул со лба челку жестом, который так нравился Штеффи. Ей было больно видеть и слышать его, невыносимо больно.

— Я уезжаю на остров, — сказала она. — Я не могу здесь оставаться. Скажи своим родителям, что тетя Марта заболела. Или скажи, что хочешь. В любом случае я не вернусь.

— А как же школа?

У Штеффи не было сил рассказывать о письменном экзамене по немецкому языку и о шпаргалке.

Казалось, это случилось так давно, словно в иной жизни.

— Стефания, — сказал он. — Я не хотел… мне так жаль.

Его голос дрогнул, словно он вот-вот заплачет. Это прибавило Штеффи сил.

— Пропусти меня, — сказала она. — Мне надо идти, иначе я опоздаю на пароход.

Свен медлил.

— Ты не можешь решать за меня, — продолжала Штеффи. — Ты мне не старший брат. Пропусти.

Свен отошел в сторону и открыл ей дверь. Штеффи хотела было уйти, но поняла, что, возможно, никогда больше его не увидит.

— Поцелуй меня, — сказала она.

— Что?

— Поцелуй меня. Только один раз.

Он наклонился и коснулся губами ее щеки.

— Не так. В губы.

— Нет.

— Да.

Штеффи не знала, откуда взялись силы. Она чувствовала в себе волю и решительность, как никогда прежде. Казалось, она смогла бы загипнотизировать его. Когда его губы приблизились к ее губам, Штеффи приоткрыла рот и вдохнула его дыхание.

"Теперь мы навсегда вместе, — думала она. — Даже если никогда больше не увидимся".

Поцелуй длился лишь секунду. Но в эту самую секунду на четвертом этаже остановился лифт. Через решетчатую дверь лифта на них смотрела жена доктора, раскрыв рот. Она была похожа на рыбу, выброшенную на берег.

Штеффи схватила сумку и бросилась бегом вниз по лестнице.

 

Глава 33

Море замерзло и покрылось толстым льдом, таким, как в прошлом году, когда можно было дойти пешком от острова до "большой земли". Пароходик вошел в узкую полосу воды, освобожденную ото льда ледоколом, петлявшим от острова к острову.

Несмотря на холод, Штеффи стояла на палубе. Она увидела оба островка на пути к морю и знала, что появится за ними. Мимо проплывали бухты и шхеры, дома и причалы.

Она подъезжала к дому.

Штеффи с трудом тащила свою тяжелую сумку от пристани до поселка. Пар изо рта клубился белым дымом. Но на губах все еще чувствовалось тепло.

Во дворе младшей школы дети вышли на перемену. Нелли увидела сестру и подбежала к ограде.

— Штеффи! Почему ты приехала? Ведь сегодня не суббота!

— Кое-что случилось, — ответила Штеффи. — Потом объясню.

— Нелли! — крикнула какая-то девочка. — Иди скорее сюда!

— Иди, — сказала Штеффи. — Поговорим позже.

Дорога по острову казалась долгой, а сумка — тяжелой как свинец. Штеффи часто приходилось ставить ее на землю и менять руку.

Наконец она добралась до вершины холма. Внизу простирался лед, мерцая на солнце, которое уже клонилось к западу. Было так светло, что у Штеффи заболели глаза.

"Край земли", — подумала она, совсем как тогда, когда приехала сюда в первый раз. Но теперь остров не пугал ее. Наоборот, это было место, где Штеффи чувствовала себя в безопасности.

Осторожно, чтобы не поскользнуться, она спустилась с холма. Зашла через калитку, поднялась по каменным ступеням, открыла входную дверь.

— Кто там? — крикнула из кухни тетя Марта.

— Я.

Тетя Марта вышла в прихожую, вытирая руки о голубой клетчатый фартук.

— Почему ты приехала сейчас? Заболела?

— Нет.

— Снимай пальто, — сказала тетя Марта. — Проходи и рассказывай, что случилось. Я только прополощу тряпку.

Она исчезла в кухне.

Штеффи сняла перчатки и сунула их в карманы пальто. В одном кармане она нащупала что-то твердое. Амулет. Она забыла его выбросить. А в другом кармане лежал ключ от квартиры доктора, пристегнутый булавкой. Нужно было оставить его на столике в прихожей в знак того, что она больше никогда не вернется.

На кухне свежо пахло мылом, пол еще был влажным.

— Ну, — сказала тетя Марта, когда они сели за кухонный стол, — что случилось?

Штеффи рассказала все о письменном экзамене, шпаргалке, фрекен Крантц и об Алисе. Но не о Свене.

— Почему ты не объяснила, как было на самом деле? — спросила тетя Марта.

— Я не знаю, — ответила Штеффи. — Я не могла. Все равно бы она мне не поверила.

— Некоторые люди не способны распознать правду, даже если она очевидна. Но ведь ты сказала, что Май тоже видела, как это случилось.

— Об этом я узнала потом. Если мы теперь все расскажем, фрекен Крантц решит, что мы с Май сговорились.

— Почему же она скорее поверит этой… как ее зовут?

— Алиса.

— …Алисе, чем тебе?

— Я ей не нравлюсь.

Тетя Марта задумалась.

— Я не знаю, что делать. Твоя совесть чиста, и это твое решение. Но одну вещь ты должна знать. Что бы ни случилось, у нас с Эвертом ты всегда будешь дома.

— Я хочу остаться здесь.

— Как хочешь.

— Тетя Марта, вы можете позвонить жене доктора и сказать, что я не вернусь?

— Могу. Но давай подождем пару дней. Вдруг ты передумаешь.

— Я не передумаю.

— Всякое может случиться, сказала тетя Марта. — Я все равно подожду со звонком до воскресенья, если ты не против. Ты предупредила их, что едешь сюда?

— Да.

— Тогда я подожду до воскресенья.

Воздух в мансарде был холодным и душноватым. Штеффи не заходила к себе в комнату с Рождества, и сейчас ее не ждали. Дверь лучше держать открытой, а постельное белье вывешивать на просушку в кухне, там теплее всего.

— Ох уж этот мерзкий холод, — сказала тетя Марта. — Все колени мне заморозил.

Вечером позвонила тетя Альма. Она услышала от Нелли, что Штеффи вернулась на остров, и ей стало интересно, что случилось. Об этом Штеффи не подумала: весь остров захочет узнать, почему она бросила школу, проучившись чуть больше семестра. Некоторые поверят, что Штеффи обманщица и ее выгнали. Одни ее пожалеют, другие решат, что так ей и надо. Найдутся и такие, кто согласятся, что она ни в чем не виновата, но подумают, будто она струсила и не смогла постоять за себя.

Но никто не узнает правду.

Никогда, никогда она не захочет снова увидеть Свена.

 

Глава 34

— Значит, ты не собираешься обратно в город? — спросила Вера, после того как Штеффи все ей рассказала.

То есть обо всем, что произошло в школе. Даже Вере она не смогла признаться в том, что настоящую причину отъезда зовут Ирья. Ирья и Свен.

— Нет.

Они стояли на берегу, на том самом месте, где летом был пляж. Скалы, где они загорали, занесло снегом, а высокий камень, с которого ныряли, торчал изо льда. Сырой холодный ветер дул с моря.

— Пойдем, — сказала Вера, — я замерзла.

Тропинка из бухты была такой узкой, что девочкам пришлось идти друг за другом. Выйдя на дорожку пошире, Вера спросила:

— А она… Май или как ее там?

— Что она?

— Она снова приедет сюда?

— Я не знаю, — ответила Штеффи. — Думаю, нет.

Штеффи произнесла эти слова и погрустнела.

— Я скучала по тебе, — сказала Вера. — Хорошо, что ты вернулась.

Она положила руку на плечо Штеффи, а Штеффи обняла ее за талию.

— В следующем году я поеду искать работу в Гётеборге, — сказала Вера. — Ты тоже можешь. Представляешь, как будет весело! Сходим на танцы… хотя наверняка тебе тетя не позволит.

Вера повеселела и разрумянилась, болтая о будущем. Но Штеффи мечтала о другом. Сожаление кольнуло ее сердце. Что она наделала? Она отказалась от своего будущего, и все ради чего? С другой стороны, разве у нее был выбор?

Штеффи вернулась домой синяя от холода, проведя с Верой на улице весь день. Она потопала ногами, отряхивая обувь, и замерзшими пальцами смахнула с пальто снег.

Тетя Марта вышла в прихожую.

— К тебе гости, — сказала она. — Они в комнате.

Гости? Кто же это мог быть? Штеффи не успела спросить, как тетя Марта исчезла.

Она повесила пальто и прошла через кухню в комнату.

За столом сидели Май и Хедвиг Бьёрк.

— Здравствуй, Стефания, — сказала фрекен Бьёрк.

— Садись, — сказала тетя Марта, стоя рядом с учительницей. — Фрекен Бьёрк хотела тебе кое-что сказать.

Штеффи опустилась на стул.

— Еще чашечку кофе, фрекен Бьёрк? — спросила тетя Марта.

— Да, спасибо, с удовольствием.

— Стефания, — прошептала Май, пока тетя Марта наливала кофе в чашку Хедвиг Бьёрк, — все уладилось. Не беспокойся.

Она не беспокоилась, но была сбита с толку. Что все это значило?

— Тебе, разумеется, интересно, почему мы здесь, — сказала Хедвиг Бьёрк, словно прочитав мысли Штеффи. — Или, вернее сказать, ты наверняка понимаешь, что это связано с происшествием на вчерашнем письменном экзамене.

— Да.

— Все выяснилось, — сказала Хедвиг Бьёрк. — К тебе больше нет претензий. Алиса призналась, что шпаргалка принадлежала ей.

— Но как…

— Фрекен Крантц рассказала мне, что произошло, — объяснила Хедвиг Бьёрк. — То есть что произошло, по ее мнению. Мне нелегко было в это поверить, поэтому я поговорила с Май, и она сказала, что уверена в том, что листок не твой. Я не могла понять, почему ты не рассказала то же самое фрекен Крантц.

— Она бы не поверила мне.

— Возможно, — задумчиво сказала Хедвиг Бьёрк. — У каждого свои недостатки. Что касается меня, я действительно корю себя за то, что раньше не поняла, что происходит с Алисой. Это очень печально.

— Что?

— Ее желание быть не просто хорошей, а лучшей. Непогрешимой. Оно так сильно, что Алиса готова хитрить, лишь бы сохранить видимость совершенства. Должно быть, она очень несчастлива со своими родителями.

— Она? — Май не смогла сдержаться. — У нее есть все, она живет в одной из самых красивых вилл во всем городе!

— Но все равно Алиса несчастна, — сказала Штеффи. — Разве ты не заметила?

Май пожала плечами, а Хедвиг Бьёрк внимательно посмотрела на Штеффи:

— Так ты тоже это заметила?

— Да.

— Значит, ты обладаешь способностью видеть людей насквозь, — сказала Хедвиг Бьёрк. — Береги этот дар.

— Что с ней теперь?

— Я не знаю. Утром я беседовала с ней, и мы договорились, что она пойдет домой и останется там до конца недели. Завтра вечером я поговорю с ее родителями. Если они оставят Алису в нашей школе, тогда мне придется снизить ей отметку по поведению в этом полугодии, а фрекен Крантц — по немецкому языку. Но я почти уверена, что они переведут ее в какую-нибудь частную школу или, может быть, в интернат.

Хедвиг Бьёрк допила кофе.

— А сейчас, я думаю, ты поднимешься и соберешь вещи, — сказала она. — Мы успеем на шестичасовой пароход до города. Втроем, я имею в виду.

Они смотрели на нее, Май с воодушевлением и слегка пугливо, Хедвиг Бьёрк — спокойно и твердо.

— Только не я, — сказала Штеффи. — Я не поеду с вами.

— Почему… — начала Хедвиг Бьёрк, но Май перебила ее:

— Стефания, — сказала она, — не глупи. Не позволяй ему разрушить твою жизнь. Подумай о школе, о том, что ты должна стать врачом. Подумай о своих родителях.

Штеффи знала, что Май права. Но мысль о возвращении в квартиру доктора, в старую комнату Карин рядом с комнатой Свена, была невыносима. Знать, что он там, так близко и все же так далеко от нее. Что он лежит в своей кровати и думает перед сном об Ирье. Этого она не могла вынести. Штеффи покачала головой.

— Не знаю, кто это "он", — сказала Хедвиг Бьёрк. — Меня это не касается. Но я хочу, чтобы ты знала одну вещь, Стефания. Как бы сильно ты его ни любила, это пройдет. И через год, или два, или пять ты полюбишь так же сильно кого-то другого. Рано или поздно ты встретишь кого-то, кто полюбит тебя так же, как и ты его. Сейчас ты не веришь мне, но я знаю, что это правда. Если ты не встретила его в первый раз…

— Нет, — перебила ее Штеффи, — я не поеду.

— Они живут в одной квартире, — сказала Май. — Если бы мы только переехали раньше, ты могла бы жить у нас.

— Тебе было бы легче, — спросила Хедвиг Бьёрк, — если бы ты жила в каком-нибудь другом месте?

— Думаю, да.

— Тогда ты можешь пожить у меня. По крайней мере, несколько недель.

— А затем ты переедешь к нам, — сказала Май с воодушевлением. — Соглашайся, ну пожалуйста!

Штеффи смотрела то на Хедвиг Бьёрк, то на Май. Вот ее друзья. Они хотят помочь.

— Хорошо, — сказала она. — Я иду собираться.

Тетя Марта пригласила всех ужинать и долго извинялась перед Хедвиг Бьёрк за простую еду. Хедвиг Бьёрк сказала, что давно уже не ела такой вкусной рыбы:

— Какая свежая!

Перед тем как им отправиться в путь, тетя Марта отвела Штеффи в сторонку.

— Я все больше и больше скучаю по тебе, — сказала она. — Но сейчас я рада, что ты уезжаешь.

Май и Штеффи вместе дотащили сумку до пристани. Они почти пришли, когда заметили, что за ними кто-то бежит. Кто-то с рыжими, развевающимися на ветру волосами.

— Ты уезжаешь? — издалека крикнула Вера.

— Да.

Вера остановилась перед ними. Протянула Май руку.

— Меня зовут Вера.

— Май.

— Я знаю.

Вера проводила их до причала.

— Я не верила по-настоящему, что ты останешься, — тихо сказала она Штеффи. — Это ведь не твой дом. Не то что я. Я, наверно, никогда отсюда не уеду.

— Конечно, уедешь, — сказала Штеффи. — Если захочешь, то уедешь. Приедешь в город на следующий год, и мы пойдем на танцы, что бы ни говорила тетя Марта.

Вера рассмеялась.

— Увидимся, — сказала она.

Она стояла и махала рукой, когда пароход отчалил от пристани.

 

Глава 35

— Увидимся в понедельник, — сказала Май однажды в субботу, в начале марта, когда они с Штеффи вышли во двор школы.

— Я сейчас иду домой собирать вещи. И ты тоже?

Понедельник — великий день. Май со своей семьей переезжает из однокомнатной квартиры в Майорне в новую квартиру в Сандарне. И Штеффи с ними. Она будет жить вместе с Май и Бриттен в светлой комнате с линолеумом на полу и голубыми полосатыми обоями. Штеффи знала, потому что ходила смотреть квартиру.

Штеффи кивнула.

— Вещей не так много. Почти все уже лежит в сумке. Ты знаешь, у фрекен Бьёрк я сплю на кухонном диване. Не хочу раскладывать свои вещи у нее дома.

— Посмотри-ка, — сказала Май, — это случайно не Свен?

Сердце запрыгало в груди Штеффи. Да, это был Свен. Он стоял за оградой с непокрытой головой, несмотря на холод, каштановая челка спадает на лоб.

Штеффи не видела его уже пять недель.

Ее первым желанием было спрятаться, убежать вместе с Май через другой выход из школьного двора. Но Свен увидел ее. Он смотрел на нее.

— До понедельника, — сказала она Май.

Штеффи медленно подошла к Свену и остановилась по другую сторону ограды. Она придавала Штеффи уверенности.

— Стефания, — сказал он, — как ты?

— Что ты здесь делаешь?

Штеффи знала, что это прозвучало невежливо, но она, как за оградой, прятала за недружелюбным тоном свои чувства.

— У меня для тебя письмо. От твоих родителей. Вот.

Свен протянул ей длинный узкий конверт. Штеффи бросила на него короткий взгляд. Папин почерк. Немецкая марка.

— Спасибо.

Она сунула письмо в карман и шагнула назад от ограды.

— Стефания, — сказал Свен просящим голосом, — мы не можем немного поговорить?

— О чем?

— Не сердись на меня, — сказал он. — Пойдем, ненадолго.

— Куда?

— К пруду Белых Лилий.

Они шли рядом по тропинке к пруду. Их тени на снегу были синие и вытянутые.

— Я скучал по тебе, — сказал Свен.

— У тебя же есть она.

Штеффи не смогла заставить себя произнести это имя. Ирья.

— Не говори глупостей, — сказал Свен. — Ты это ты. Никто не может заменить тебя. Я хочу, чтобы мы были друзьями. Разве мы не можем ими быть?

— Я не знаю.

— Ты не хочешь попытаться?

— Я не знаю.

— Я понимаю тебя, — сказал Свен. — Я причинил тебе боль, сам того не желая. Поверь мне, я понятия не имел о твоих чувствах. Я считал тебя своей младшей сестрой, другом, но никогда… Мне следовало рассказать тебе об Ирье, но я так боялся, что это дойдет до папы, что не осмелился. Ты можешь меня простить?

Свен стоял на белом песчаном пляже, прямо перед ней, так что Штеффи пришлось посмотреть ему в глаза.

— Стефания!

— Да, — сказала она, — да, я прощаю тебя. Это была и моя ошибка. Я верила в то, во что хотела верить. Не тому, что ты говорил мне.

— Мы друзья?

— Да.

— Прекрасно, — сказал Свен и улыбнулся. — Путте тоже скучал по тебе.

Штеффи должна была узнать еще кое-что.

— Ты рассказал своим родителям об Ирье?

Свен смутился:

— Еще нет. Я не такой уж герой, каким хотел бы быть. И не такой смелый, как ты.

— Вряд ли я смелая.

— Ты самая смелая из тех, кого я знаю, — сказал Свен. — Ты и Ирья. Она лишь на два года старше меня, но так много пережила. Настоящие трудности, не те, что в школе. Она работает с тринадцати лет. Ты знаешь, она помогает норвежским беженцам, заботится о них, устраивает так, чтобы они могли спрятаться от полиции, если нужно. Ирья фантастическая девушка. Она бы тебе понравилась, если б вы познакомились.

Расставаясь, Свен спросил новый адрес Штеффи.

— Я позвоню, — сказал он. — А ты знаешь, где я живу. Мы могли бы снова сходить на концерт. Или просто погулять с Путте. Хочешь?

— Да.

— Нам по пути?

— Нет. Я живу у фрекен Бьёрк в Йоханнеберге.

— Ну, пока.

Штеффи стояла и смотрела ему вслед. Его шея казалась такой тонкой над воротником пальто.

"Свен, — думала она, — Свен, Свен".

Но эта мысль больше не вызывала боль.

Штеффи направилась домой к Хедвиг Бьёрк, чтобы упаковать свою сумку, и прошла мимо большого дома, за каменным забором которого жила Алиса. Но сначала нужно прочитать папино письмо. Штеффи села на скамейку у пруда и пальцем вскрыла конверт.

"Дорогая Штеффи!

Мы с мамой получили твое письмо о переезде и верим, что так для тебя лучше, если ты сама и твои приемные родители так считаете. Отсюда трудно понять, что происходит в твоей жизни. Мы лишь можем надеяться, что люди, заменившие тебе нас с мамой, окажутся умными и заботливыми и что твой собственный разум ведет тебя верным путем.

Мама все еще на больничной койке, но уже выздоравливает. Просто будь у нас настоящая калорийная еда, она бы вскоре совсем поправилась. Пока мы смогли устроить так, чтобы ей не пришлось работать. Мы получаем небольшое денежное пособие от еврейской общины на время ее болезни. До сих пор нам было некогда думать об эмиграции, но теперь наступает время взяться за это дело заново.

Говорят, что немцы собираются освободить Вену от евреев. Те, кому не посчастливилось эмигрировать в свободную страну, будут депортированы на восток, в Польшу. Но это просто слух, и, возможно, это даже лучше, чем оставаться здесь.

Дорогая Штеффи, такое письмо не следовало писать ребенку, ведь ты же еще ребенок, несмотря на твои тринадцать лет. Девочки в твоем возрасте думают лишь об уроках, друзьях и удовольствиях. Но меньше чем за три года наша жизнь приняла такой оборот, которого никто не мог предвидеть, и вы, дети, были вынуждены повзрослеть раньше времени.

Все же я знаю, что у вас с Нелли дела идут лучше, чем у тех — к счастью, немногих — ваших ровесников, которые остались здесь, в Вене. Для нас ваши письма служат доказательством, что в мире все еще есть то, что можно назвать нормальной жизнью. Мы с мамой не теряем надежды на воссоединение нашей семьи, но, пока это не произошло, я хочу попросить тебя позаботиться о Нелли, и никогда не забывай, кто ты и откуда.

Всем сердцем твой папа".

Штеффи подняла взгляд от бумаги и посмотрела на пруд Белых Лилий. Пожелтевшие, вмерзшие в лед листья казались грязными пятнами на льду. Но она знала, что под ледяной гладью ко дну тянутся их сильные стебли. Растения живы, хотя листья мертвы.

Штеффи сложила письмо и сунула его в карман пальто. В кармане она нащупала что-то твердое. Амулет, подарок Свена. Амулет, приносящий удачу. Пять недель он пролежал у Штеффи в кармане, но она так и не решилась его выбросить.

Штеффи достала амулет, надела на серебряную цепочку и спрятала за пазухой.

Он ей еще пригодится.

Сканирование, распознавание, вычитка — Глюк Файнридера