Вестибюль детского санатория заполнили взрослые и дети. Они расселись на диванах, стульях, на своих чемоданах. Тихонько переговариваясь, родители сдавали вещи и путевки дежурным медсестрам и сестре-хозяйке, толстой-претолстой женщине с колючими глазками в белой косынке, съехавшей на макушку. Очки с завязочками держались на ее пухлых щеках.

Толстуха показалась ребятам забавной. Ребята шушукались за ее спиной, смеялись. Она заметила это и, вскинув очки на лоб, неожиданно тонким визгливым голосом сказала: «Смеяться, право, не грешно над тем, что кажется смешно»… Ребята засмеялись громче. Толстуха побагровела.

— Тише, тише.

— Нехорошо смеяться… — журили детей родители.

— Теперь наша очередь! — взгромоздила на стул два чемодана мать девочки, одетой в модное зеленое пальто с дорогим мехом. На маме красовались три черно-бурых лисы: две — спускались с плеч, а третья обвивала ее руки в виде муфты. На голове высилась серая каракулевая шапка военного образца, как будто мама — полковник.

— Зачем так много вещей, туфель, платьев? — удивилась принимавшая ребят Нина Николаевна, старшая медсестра.

— Как это «зачем»? — ответила мама. — Ляля приехала на курорт лечиться, отдыхать… Где же и одеваться, как не на курорте… и кроме того, после лечения у вас мы едем с Лялей за границу, в Чехословакию, на курорт Карловы Вары…

К тем, кто сдал свои вещи, спокойно подошла молодая воспитательница Светлана Ивановна, сероглазая, тоненькая, со светло-русой косой, уложенной вокруг головы, с высоким чистым лбом. Стала расспрашивать, кто где учился.

Ребятам она понравилась. Они охотно отвечали на вопросы, в каком классе учатся, привезли ли с собой учебники и оценки. Светлана Ивановна тут же записывала детей в группы: младшую и старшую.

— Разве в санатории учатся? — спросил неприятно удивленный мальчик с фотоаппаратом и авоськой, набитой апельсинами.

— А как же! Лечатся и учатся. Нельзя пропускать целую четверть в году, — мягко заметила она.

У мальчика испортилось настроение.

— Не расстраивайся, Валерочка, я сейчас же по приезде в Москву вышлю тебе все книги, — сказала мама.

Валерочка недовольно отвернулся.

— Не дрефь… — пробасил за спиной Валерочки голос, сорвавшийся вдруг на дискант.

— Я тоже без книжек. Будем вместе…

Валерочка обернулся. Перед ним стоял верзилистый парень в клетчатом, замызганном пиджачке и суженных книзу брюках, в совершенно необыкновенных «бутсах» из синего с грязно-белым. Видно было, что все на парне с чужого плеча, но с претензией на моду.

— Фредик! — представился парень. Он «лодочкой» сунул свою лапищу в тонкую руку Валерочки, а глаза — в его открытый чемодан.

Светлана Ивановна спокойно, но решительно увела Фредика из вестибюля в пионерскую.

— Вашу путевку, — обратилась Нина Николаевна к матери Валерочки.

Та не спеша достала путевку и анализы. Приятный запах хороших духов распространился по вестибюлю. Нина Николаевна внимательно просмотрела документы.

— Как же это ты, паренек, сломал себе руку?

Валерочка взглянул на маму. Она немедленно пришла ему на помощь.

— Знаете… недоразумение. Бывает между мальчиками сначала «бокс», в шутку, а после увлеклись… Мой — такой нервный…

— Подрались?

— Вообще, да! Немножко… Но Валерий здесь ни при чем… Он — чудный мальчик.

— Мы уверены, что у такой очаровательной мамы может быть только чудный сынок! — рассыпалась в любезностях подошедшая к ней Минна Эриковна. У нее маленький носик и увядший рот. Из-под докторского колпачка выбились пряди совершенно белых волос. Дряблые щеки. Они — как два перезревших яблочка.

— Прошу ко мне в кабинет, — пригласила Минна Эриковна Валерочкину маму.

Сухонькие ножки в нейлоновых чулках зацокали каблучками по кафелю вестибюля. Мама и Валерочка двинулись вслед за врачом. Их догнал улизнувший из пионерской Фредик…

— Ой! — взвизгнула вдруг Минна Эриковна, споткнувшись о ногу в грубом башмаке, выставленную из угла при самом входе в коридор. — Мальчик! Убери свою ногу! Нельзя же так сидеть. Я чуть не упала! — брезгливо и раздраженно накинулась она на сидевшего в углу большого мальчугана в ватной фуфайке с костылями.

Парень растерялся. Он не мог убрать ногу. Она не сгибалась в суставе… И не мог встать, так как его костыли с грохотом упали на пол. Один стукнул по ноге Валерочку, а другой — Фредика. Фредик чуть было не растянулся в коридоре во весь свой рост…

— Деревня, — фыркнул Фредик в адрес неловкого парня и важно проследовал дальше.

Минна Эриковна пропустила Валерочку с мамой к себе в кабинет, а перед самым носом Фредика захлопнула дверь.

Светлана Ивановна, появившаяся на шум из пионерской комнаты, поспешила подать костыли мальчугану. Она помогла ему выбраться из угла, посадила поближе к столу и сюда же перенесла его домашний самодельный чемоданчик, на котором он так неловко сидел. Его путевка и остальные документы были в порядке. Вещей в чемодане оказалось очень мало: одна пара старого, заплатанного белья, шерстяные носки, рубаха в полосочку с длинными рукавами, мыло, зубная щетка, порошок и книги. Пока сестра-хозяйка, презрительно щурясь, записывала его вещи, он испытывал чувство неловкости.

— Как тебя зовут? — спросила воспитательница.

— Митя.

— А фамилия?

— Трубин.

— А меня зовут Светлана Ивановна.

— Светлана? — Он словно вдумывался в смысл этого имени.

— Ну вот мы и познакомились… Сейчас ты пойдешь с няней в ванну, помоешься как следует с дороги, а потом я отведу тебя в палату. Ты будешь учиться у меня в старшей группе.

Мите было приятно, когда после купания Светлана Ивановна, мягко дотронувшись до плеча, повела его по длинному коридору, устланному ковровой дорожкой, и, поднимаясь вместе с ним по лестнице, терпеливо ожидала его на каждой ступеньке.

— Скажите, — решился спросить Митя, — здесь могут вылечить мою ногу, чтобы я мог ходить хорошо… совсем без костылей… Мне надо, очень надо… и поскорей…

— А что с тобой?

— Ревматизм. А другие врачи говорят, этот… как его… полиартрит.

— Надеюсь, что вылечат. Но многое будет зависеть от тебя самого.

— Я буду стараться.