Дети, воспитатели, инструктор по труду — все красили, шили, крахмалили, гладили. Младшие рвали на мелкие кусочки массу газетной бумаги. Это готовилась голова лошади из папье-маше для Балды. Он покажет чертенятам, какой он сильный. Может ногами поднимать лошадь и нести ее. На самом деле, он прокатится на лошади верхом по сцене разок, другой.

Для Балды достали весь костюм: посконную длинную рубаху, онучи и здоровенные лапти. Брюки годились от любой полосатой пижамы. Вместо войлочной на голове у него будет фетровая шляпа Захара Нилыча.

Светлана Ивановна попросила у Паши на время его чапан с капюшоном.

— Ну куда вам такая грязная одежда? — удивился Паша.

— Надо…

Затем Светлана Ивановна из темного капронового чулка сделала маску. Она так разрисовала ее, что каждое лицо в этой маске становилось неузнаваемым, даже уродливым.

— Для кого это? — спрашивали ее ребята.

— Для свинопаса…

Валерочка и Фредик неутомимо мельчили деревянным молотком остатки разбитых елочных игрушек. Это «бриллианты» и «драгоценные камни» для Ляли. Она с увлечением осыпала ими все «диадемы, колье, браслеты», которые наденет на себя в спектакле. Маленькая Наташа обижалась, что Ляля теперь не обращает на нее никакого внимания и даже прикрикнула: «Уйди! Ты мешаешь!» Марксида усадила Наташу за свой стол и дала ей лоскутков, а сама продолжала нашивать заплаты на штаны «Балде» и посматривать на Митю, который «фунтиком» и «золотом» выводил тонкий рисунок на белой накрахмаленной марле. Это вуаль для Ляли-принцессы. Митя работал молча и думал о чем-то своем, невеселом.

— О чем задумался, детина? — шутливо спела ему Ида.

Митя усмехнулся.

— Так… писем нет давно из дома. Я написал уже три письма: одно — ребятам, другое — дяде Антипу. И все молчат. Недавно отправил последнее председателю колхоза. Заодно уже и с Маем поздравил. Как-то они там живут без меня?..

Завтра Первое мая! Сегодня надо закончить все приготовления к знаменательному дню.

Няни моют и чистят все, что попадается им под руки: полы, стены, двери, окна, ковры, девочек и мальчиков, лежачих, ходячих и бегающих.

В пионерской в эмалированных ведрах и кувшинах стоят ветки деревьев, покрытые нежной листвой. На глазах у всех распускаются бело-розовые цветы яблони и миндаля.

За столами и на ковре ребята сами делают цветы: розы, ромашки, яркие красные маки, тюльпаны. Все до единого вырезают, клеят. Няни в полном отчаянии. Не приходится выпускать из рук веника и тряпки.

— И откуда у них этот мусор сыплется? — ворчит, подметая, няня Маша.

— Откуда бы ни сыпался — подметайте! — и Светлана Ивановна уносится в костюмерную с кусками марли, раскрашенной всеми цветами радуги.

«Костюмерную» устроили в пустующем изоляторе. Там, на протянутых между стенами шнурках, красовались костюмы всех «цветов»: розы, незабудки, ромашки, ландыш и самый красивый — Ляли-принцессы. Он как белое облако!

Здесь же в костюмерной Марксида гладит ребятам пионерские галстуки. Большие мальчики стоят в очереди к другому столу, на котором они могут выгладить свои брюки и рубашки.

Фредик в санаторной пижаме, худой и нескладный, пришел с Валерочкиными брюками. Он опять выпросил их у него на праздник. Свои совсем износились.

Когда подходит его очередь, он неумело складывает их и пробует гладить.

— Ты их водой сбрызни сначала и через тряпку, — советуют ребята из очереди.

«И ничего у него не получается. Одно место гладишь, другое — мнется. И складочки оказались не там, где надо. И какие-то они кривые!»

Ляля заглянула в костюмерную, чтобы еще раз полюбоваться на свой роскошный костюм.

— Ляль! Погладь! — просит Фредик.

— Вот еще! — и Ляля убегает.

— Фредька, ну ты скоро?! — торопят его ребята, — ведь всем надо успеть!..

— Сейчас, — Фредик ходит вокруг стола, спешит, весь взмок, обжег себе палец. А подлые брюки — не даются, хоть плачь… Так и норовят сползти под стол или штанина на зло подворачивается там, где не надо. Запахло паленым.

К столу ребят подходит Марксида. Она молча выдергивает из рук Фредика брюки и гладит по всем правилам. Складочки получились, как стрелки.

— Спасибо, — просто говорит Фредик и довольный уносится с брюками в палату.

В самый разгар подготовки в санатории появилась делегация ребят, пионеров с тракторного. Они пришли поблагодарить детский санаторий за металлолом.

По этому поводу в пионерской устроили шумную «летучку».

Сначала спорили и подавали советы все сразу. Наконец Марксиде удалось перекричать остальных.

— Дизовка чья? Анны Тихоновны. Она ее сохранила, значит и благодарить надо ее.

— Правильно, — поддержала ее предложение Светлана Ивановна.

Гости почувствовали себя в затруднении. Они никак не готовились к встрече с Анной Тихоновной.

— Давайте сочиним для нее торжественную речь, — предложила Марксида и села писать. — Диктуйте!

Каждый из ребят требовал, чтобы в эту речь обязательно внесли хоть одно его слово. Речь получилась с простыню. Лоб Марксиды покрылся испариной, пальцы — чернилами. А пожеланиям не было конца.

Когда гости увидели, что им предстоит выучить, они ахнули: «И в неделю не одолеем»…

Светлана Ивановна все повычеркивала и сказала, что самая лучшая речь — самая короткая.

— А лучше всего ничего не заучивать, сказать от души, что думаешь!

Увидев в открытую дверь шествующих к складу ребят, Анна Тихоновна, чтобы ее не закрыли в складе, как прошлый раз, вышла, намереваясь встретить их «в штыки». Но ее остановила торжественность, с которой к ней приближались дети.

Все — в красных шелковых галстуках, мальчики — опрятные, подтянутые, девочки — в белых передниках и лентах. Одна из них выступила вперед и обратилась к ней с речью:

— Дорогая Анна Тихоновна!

Сердце Анны Тихоновны дрогнуло. Как давно к ней так никто не обращался, — «дорогая»…

— От учащихся нашей школы и пионерской дружины имени Зои Космодемьянской мы благодарим вас за металлолом, который вы сберегли и нам отдали…

«Положим, сами взяли, без моего согласия», — подумала Анна Тихоновна, но ничего не сказала. Это уже ей показалось не важным. Важно то, что говорит эта сероглазая девочка с красным галстуком на шее.

— Только благодаря вашему подарку наш трактор выйдет завтра на первомайский парад и прямо с парада — в колхоз на поля. Просим вас, дорогая Анна Тихоновна, принять участие в нашем празднике. Вы будете у нас самой почетной и желанной гостьей.

Ребята зааплодировали.

— Благодарим нас, за то, что мы сделали для вас! Ой, спуталась, — покраснела девочка. — Благодарим вас, нет нас, ой! — и поскорей закончила: — Примите наш скромный подарок.

Пионерка протянула Анне Тихоновне букет ландышей. Анна Тихоновна чуть не расплакалась.

— Спасибо, — сказала она, крепко поцеловала девочку в обе щеки, махнула рукой и поспешно скрылась в складе.

— Расчувствовалась женщина, — тихо сказал Иван Иванович и незаметно корявым пальцем смахнул слезу.