Вечером, когда все ребята ушли на уроки, Фредик поболтался «для виду» у всех на глазах и отправился в свою палату.

Еще из коридора он услышал в палате незнакомый голос. Фредик подкрался к самой двери и заглянул. Возле Саши сидела незнакомая женщина в белом халате.

— Сыночек мой дорогой, счастье мое, — шептала она, сжимая его руки.

Фредик понял, что к Саше приехала мать. Он не вошел в палату. И не мог уйти совсем. Стоял и слушал материнскую бессвязную, но такую нежную речь…

— Тебе было очень больно при осмотре? Ты, говорят, стонал.

— Нет, мама. Это они, наверное, с кем-нибудь спутали, — успокаивал ее сын.

— Профессора говорят, что тебе необходимо сделать операцию, я боюсь…

— Пусть сделают — две, три операции, я все вытерплю, все, лишь бы встать на ноги!..

— Нам придется поехать в Евпаторию.

— Ну что ж, ехать, так ехать, сказал попугай, когда его кошка тащила за хвост из клетки, — сказал Саша и рассмеялся. Ему хотелось подбодрить мать. Она понимала это и смеялась тоже.

— Как ты живешь, мой дорогой сыночек, не обижает ли кто тебя?

Фредик сжался. А что, если Саша назовет его имя? Саша вздохнул легонько и сказал:

— Нет, никто меня не обижает…

Фредику стало легче. Он даже хотел уйти, но вдруг услышал:

— Ты помнишь, я писал тебе про одну девочку из детского дома.

— Да… Припоминаю…

— Если бы ты знала, какая она необыкновенная.

— Как ее зовут?

— Марксида…

— Что за странное имя?

— Это мы так называем ее шутя, она Ида. Я хочу, чтобы она всегда была с нами.

— Сашенька, — ласково сказала мама, — так ведь ты мальчик, а она — девочка.

— Это, я думаю, не сейчас, — мечтательно сказал Саша. — Когда я вырасту, окончу медицинский… и, конечно, когда я стану ходить…

— Тогда можно, — согласилась мама. — Ну, а если? — сын закрыл ладонью ее рот.

— Ты хочешь сказать: если я не буду ходить?

— Нет, нет, я не то хотела сказать…

— Если даже я не буду ходить, то такая девушка, как Марксида, на это не посмотрит.

— А ты ей говорил о своих чувствах?

— Ну, что ты, разве можно? Она ничего, ничего не знает.

— Ах, Сашенька, Сашенька, какой ты у меня мечтатель…

— И совсем я не мечтатель! — возразил Саша. — Если я не буду ходить, я все равно буду учиться и работать. Ну, ноги не двигаются, руки… Их можно сделать… А голова-то моя, мозг работают. Я ведь отличник. По всем предметам — пятерки…

— Молодец…

— Ты знаешь, мама, я решил найти этот вирус неясной этиологии. Ты подумай только, как это будет замечательно. У всех ребят во всем мире будут здоровые суставы. И все, все, и я… смогут играть в футбол, в волейбол, в баскетбол, бегать, танцевать, скакать, прыгать до потолка…

— Зачем же до потолка? — смеялась мама.

— От радости…

Фредик снова заглянул в дверь.

Мать смотрела на сына с нежностью и жалостью… Наверное, так смотрят на своих очень больных детей только матери.

— Мама, а, может быть, мне лучше умереть? — вдруг спросил Саша.

— Что ты, мой дорогой?! Разве я смогу жить без тебя. И что это тебе взбрело в голову? Ты будешь ходить и бегать и прыгать… до потолка…

Саша потянулся к матери.

…В этот вечер Фредик никак не мог сосредоточиться над книгою, хотя было очень тихо. Ребята готовили уроки, взрослые двигались неслышно. Фредик смотрел в окно, деревья тонули в синеве весенних сумерек. Он пытался вспомнить хоть один случай, когда бы мать сказала ему что-нибудь вроде Сашиной мамы. И не мог вспомнить.

Зато в его ушах отчетливо звенело: «Чтоб ты провалился, окаянный», «И откуда ты взялся на мою голову?! «Связал ты меня по рукам и ногам», «Когда только я от тебя отвяжусь, отмучаюсь?»

И в санаторий, скоро уже три месяца пройдет, только раз заглянула. «Мамка ты моя, мамка!»

…Первый раз после приглашения дежурных на ужин Фредик не ринулся в столовую, сбивая всех с ног.

Он вошел медленно, сидел тихо и даже не доел котлету.