Нельзя сказать, что он совсем не представлял себе, как ухаживать за женщинами. Конечно, в последние годы, пока он ковал свой американский успех, ему вообще было не до личной жизни, разве только, когда она сама, так сказать, сваливалась ему в руки, что, если честно, случалось не часто. Но когда-то в России ему редко приходилось бывать в одиночестве. Он привлекал девушек и своей вполне пристойной внешностью, и несомненным умом, и с детства привитым мамой умением вести себя с ними внимательно и даже с некоторой заботливостью, но длительных отношений так ни разу и не сложилось, о чем он в многолетней суете своей жизни не слишком-то и жалел. Но вот как действовать сейчас, он представлял себе не очень. И посоветоваться было не с кем. Приходилось идти ощупью в тумане.

Для начала он решил не отступать от местных традиций, как они виделись ему из прочитанного или увиденного. Следовало пригласить ее куда-нибудь пообедать. Куда — вопрос второй, лишь бы согласилась, тогда заказать столик дело нехитрое. На четвертом десятке маяться застенчивостью было уже как-то не к лицу, поэтому, приняв решение, его исполнение он не стал откладывать. Ближе к концу рабочего дня он несколько раз прошел через лабораторию и, увидев, наконец, что она в комнате одна, подошел к ней и, поздоровавшись, сказал как бы в шутку, но одновременно и давая понять, что это всерьез:

— Послушайте, Деби, мы уже несколько месяцев работаем вместе и разговариваем много, но всё о работе и о работе. А в мире столько всего интересного. Но у меня беда — я в этом городе один, и после работы даже сходить в кино или просто поговорить не с кем. Помогите коллеге — примите мое приглашение пообедать как-нибудь вместе. Выбирайте день и скажите, какую кухню любите, а остальное за мной. Ну, как — принимается?

Дсби, которая повернула к нему голову при первых звуках его голоса, смотрела на него и слушала спокойно, хотя, похоже, и с некоторым недоумением. На лбу у нее появилась знакомая морщинка, она несколько помедлила и неожиданно громко ответила:

— Спасибо, Эндрю, но вряд ли у нас получится. Я очень редко бываю свободна по вечерам, но тогда стараюсь дома посидеть или сестру навестить. Может быть, когда-нибудь попозже.

И снова стала смотреть на экран компьютера.

Он не смог скрыть своего разочарования, хотя из лабораторных разговоров и знал, что она действительно вечерами ходит то в спортивный клуб, то в какую-то местную художественную студию, да еще и обожает возиться с двумя маленькими детьми своей сестры, которая жила в их же городе. Но разочарования своего решил не показывать и совершенно, как ему казалось, бодрым голосом сказал ей в спину, которая, вроде даже и не пошевелилась:

— Ну, что ж, — нет, так нет. Может, как-нибудь попозже и для меня часок найдете. А пока — прощаюсь до завтра.

Дальше всё шло, как будто их разговора и его попытки придать их отношениям личный оттенок и вовсе не было. По-прежнему они сталкивались по нескольку раз на дню, два или три раза в неделю беседовали с ней одной или вместе со всей группой у него в кабинете или в семинарской комнате, по-прежнему он смотрел в ее спокойное лицо и по-прежнему совершенно погибал. Поэтому через месяц он сделал новую попытку, которая явилась точной копией предыдущей. Снова он улучил момент, когда она была одна, и почти слово в слово повторил свое однажды уже когда-то прозвучавшее приглашение. Реакция была такой же, как в прошлый раз,— она отказалась вежливо, но достаточно решительно. И даже не произнесла слов насчет того, что их совместное суаре может состояться в каком-то неясном будущем. Нет — и всё...

Окончательно потеряв голову, он решил, что раз уж Бог любит троицу, то еще через месяц он попробует пригласить ее в третий и последний раз, а если она снова откажет, то будет думать о том, что делать дальше. В конце концов, всегда остается возможность посреди коридора упасть к ее ногам с букетом роз и попросить ее выйти за него замуж. Но поскольку это выглядит как-то совершенно не по-американски, а по-домашнему, то такой вариант следует держать в запасе, когда уже ничего, кроме “пан или пропал”, не останется.

Увы, третий подход оказался столь же безрезультатным, как и первые два. Более того, в ее голосе уже слышалось явное раздражение, хотя в промежутках между своими приглашениями он никаких попыток показать ей свой интерес к ней не делал. Промучившись после очередного ее отказа головной болью два дня, он перебрал в уме все возможные варианты — от явных глупостей до того самого падения к ногам с букетом — и в итоге остановился на письме, которое, как он надеялся, поможет ему объяснить себя и оставит очередной ход за ней. Пока что ему было ясно, что на быстрый успех у Деби ему рассчитывать не приходится, но и сдаваться он не собирался, во-первых, полагая, что ничего обидного для нее в его чувствах нет, а не видеть их она просто не может, хотя он всячески старается их не проявлять, а во-вторых, из тех же лабораторных разговоров он точно знал, что она в личной жизни совершенно свободна и своим вниманием он не ставит ее перед необходимостью какого бы то ни было выбора. Письмо могло помочь.