Холодные дни быстро текут сквозь серые тело и душу. Он угрюмо сидит в углу, уперев взгляд в одну точку. Отсутствие одежды мало волнует его, как, впрочем, и заключивших его сюда – никто не посещал узника. Все окружение составляют лишь знобящие холодные стены и мягкий свет из фальш-окна. Пища появляется в автоматической кормушке, встроенной в стену. На вид это углубление в стене, закрытое прозрачным стеклом без ручек. Крышка откидывалась, когда внутри появляется что-то. Почти всегда это какая-то паста, безвкусная, но очевидно очень питательная – после приема не чувствовалось голода, как впрочем и сытости. Иногда добавлялась еще какая-то жидкость желтоватого цвета. Естественные потребности свелись только к мочеиспусканию – специальное отверстие автоматически открывалось в определенные моменты на необходимый для справления нужды период и исчезало в сплошной гладкости стены. Гигиенатор периодически заполняет все пространство распыленной пульверизатором водой. Затем струя теплого воздуха основательно продувала помещение. На этом гигиенические процедуры заканчивались.

Но он этого не замечает. Все глубже погружается разум в недоступные доселе глубины апатии. Иногда мутный взор преображался, дерзкая ухмылка искажала губы – начинался приступ первобытной пещерной дикости. Древние как сама жизнь инстинкты гонят вперед, требуют мести, крови и боли! Не хватает воздуха, каждая клетка горит и разрывается, сознание мечется от одной мысли к другой. Лишь бы не остаться наедине с собой. Тогда придется. Придется признать, что нет больше дома. Выжигает в мозгу каждую клеточку эта мысль. Смириться! Да ни за что! Почему я должен терпеть! Хочу умереть! Он метался по комнате, бился головой о стены, в приступе дикого бессилия сгрызая в кровь пальцы. Потом наступало тоскливое забытье.

Никто не пришел дабы успокоить его. Никто не увещевал, что нужно жить дальше. Никакой жалости. Молчание стен было ответом на все проклятия. Неумолимая смена дня и ночи – единственная перемена в окружающем четырехугольном мире.

Сначала он хотел убить себя. Но любые попытки физического насилия над собой прерывались сонным газом. Голодовка привела лишь к обмороку. Очнулся он вновь в камере. После подобного возращения в реальность ненависть хлестала из каждой поры разгоряченного тела. Со временем наступил период апатии, когда единственным развлечением становилось выдергивание волосков. Рассудок возвращается свозь приятные глубины помешательства очень и очень медленно. Он понимал, что они ждут какого-то решения. Мысли метались в ставшей тесной черепной коробке, наползая одна на другую, сливаясь в общей массе в мутное варево. Из этой смеси капля за каплей получался экстракт. Чистый, взвешенный. Как смола, что вытекает из поврежденного ствола, так капли трезвых мыслей скапливаются на грани надтреснутого сознания.

Вечность спустя он очнулся на холодном полу. Мозг вынули из ледяной бадьи и теперь он медленно истекает мыслями. В дикой давке последних секунд выжили только сильнейшие, а значит не самые умные мысли. В огромной пустоте сознания они развернулись во всю мощь, искрясь и шипя, устроив битву титанических масштабов. В конце они слились в один большой знак вопроса – зачем? Зачем его оставили жить?

Словно почувствовав его настрой, свет стал совсем тусклым, стены начали чернеть, пока не растворились совсем. Постепенно привыкнув к новой обстановке, Тридцатьседьмой заметил крохотные светящиеся точки. Сфера из тысяч таких окружает его. Он поднимается ввысь, точки сливаются в туманности. Скопления. Галактику.

Он в самом центре ее. Трепет заполняет душу – песчинка! Как безмерно мал он на фоне величия вечности! Тридцатьседьмой непроизвольно сжался.

Неведомая рука подхватила крохотную сущность, пронося ее сквозь космическое пространство. Обжигающие звезды-гиганты плюются выбросами, огромные каменные глыбы, навевающие ужас своей безжизненностью, проносятся мимо. Он летит к планете, далекой и такой знакомой. Голубой шар с луной. Слезы сами выступили на глазах. Но это не Земля. Два крупных материка. Восточный поменьше, в форме кляксы, пустынный, с редкими цепями гор и украшенный зеленью оазисов. Западный вытянут с севера на юг, с джунглями и горной цепью, закрывающей все западное побережье. Неизвестно откуда зашелестел вкрадчивый голос:

–Пора отплатить долг. Жизнь одного за счастье миллионов. Твоя жизнь. Ты готов?

–Да – спокойный и взвешенный ответ существа, осознавшего дотоле недоступную истину. Простую и понятную: жизнь стоит того, чтобы умирать.

– Я готов.