Мягкие и настойчивые указания Ефима по поводу средства передвижения, гармонирующего с образом скромного сотрудника фирмы Пусика, явно входили в противоречие с тайными мыслями о скромном подержанном американском автомобиле, кое-как собранном расслабленными американскими пролетариями на умирающих автомобильных гигантах лет эдак пять-семь назад. С другой стороны, постоянные мытарства с ремонтом и заделыванием дыр в старой машине и определенно позитивный опыт со съемом квартиры в Литтл-Три подсказывали, что мое положение в компании отнюдь не укрепится, если я осмелюсь приехать на работу в подержанном Олдсмобиле или Шевроле.

Дождавшись ближайших выходных, я направился в автомобильный магазин. В просторном, застекленном здании автомобильного салона болтался мужичок довольно-таки заштатного вида, в вытертом темно-коричневом пиджачке и с постоянно бегающими глазками. Торопливо протирая тряпочкой полированные поверхности выставленных на продажу автомобилей, он напоминал бывшего сельского механизатора из южного колхоза.

«Как удивительно похожи бывают люди,» — подумал я и уже было начал проводить мысленные аналогии между представителями различных стран и народов, занимающихся приблизительно одинакового рода деятельностью, как моего сопровождающего позвали к телефону.

— Грэг, первая линия! — при этих словах мужичок засуетился и подбежал к телефону.

— Машенька, — сказал он на чистом русском языке. — Тетя Фаня уже приехала? Хорошо, Машенька, я все понял.

Мое стройное теоретическое построение, объединяющее свойства различных стран, континентов и народов, в ту же минуту рухнуло, как карточный домик.

Мужичок повесил трубку, посмотрел на меня и решительно направился в мою сторону.

— Чем могу помочь? — профессионально начал он, на мое удивление на почти что чистом английском.

Меня долго учили правилам обращения с продавцами автомобилей, торгам, сбиванию цен, но вся эта премудрая наука мгновенно вылетела у меня из головы, когда мой взгляд встретился с чуть жуликоватыми, бегающими глазками бывшего механизатора.

— Да вот, присматриваюсь к машинам. — Я ответил по-русски.

—Дружок, заходи, заходи, мы тебе все сделаем в лучшем виде, — у Гриши обнаружился украинский, немного сладковатый акцент. — Видишь, как удачно, что ты на меня набрел, а ведь кто другой мог бы и надуть. Вот, например, прекрасная машина. — Он напыжился и с важным видом начал перечислять количество цилиндров, объем двигателя и прочие достоинства блестящего средства передвижения. — Для тебя сделаем хорошую скидку, ты не волнуйся, у Гриши дело в шляпе! Видишь цену на листочке? Да? Так вот, считай, что я тебе персонально снял тысячу долларов. Давно приехал?

— Недавно, — уклончиво ответил я.

— Есть работа?

— Да, устроился.

— А как ты на работу ездишь?

— На юг по автостраде, затем налево.

— А потом налево или направо? — подозрительно спросил он.

— Налево, — с содроганием в душе ответил я.

— У Пусика, значит, работаешь. — На лице у Гриши появилось мечтательное выражение. — Я работал у Ефима почти два года.

При этих словах мне стало нехорошо. Похоже, что от Ефима было некуда деться. Его знали решительно все, от домовладельцев до продавцов автомобилей.

На днях я разговорился в овощном отделе магазина с пожилой женщиной, покупавшей зеленый лук и капусту. Она оказалась русской и, кончено же, спросила о моей работе.

— Я работаю у Пусика, — гордо ответил я.

— Жуткое место, жуткое! Кошмар! — содрогнулась дама, поспешно толкнула свою коляску и исчезла среди стеллажей с помидорами и картошкой…

Даже Литтл-Три, казалось, был забит Пусиковцами, так что жить в этом милом в общем-то городке становилось уже просто противно. Жены сотрудников гуляли на детских площадках, обсуждая продвижение их мужей по службе и присматриваясь к содержимому холодильников и к одежде подруг и их детей. Они сталкивались в магазинах, а в выходные на центральной улице было решительно невозможно пройти, не встретив нескольких коллег по службе. Иногда хотелось бросить все и уехать в восточную часть города, из которой регулярно по вечерам продолжали раздаваться звуки перестрелок.

— Я всех у Пусика знаю, — продолжал Гриша с южным акцентом. — И Леню, и Бориса, и Витю. Знаешь Витю, он еще профессором в Москве был? А мне у Ефима хорошо было работать, только неинтересно, вот я и ушел. Я ведь раньше механиком в совхозе «Ильичевский» был. — При этих словах я чуть не подпрыгнул и начал уважать свои физиогномические способности. — Не слышал про такой совхоз? На Ставрополье. Миллионер, одних комбайнов было четыре десятка, тракторов, машин видимо-невидимо! И я всего этого парка начальником был! — его щеки покраснели от важности. — Я ведь всегда машины любил, еще мальчишкой из «Огонька» картинки вырезал, коллекционировал. И вот здесь получаю, понимаешь, удовольствие. Бери, отличная машина, чудо техники.

Машина действительно была хороша. Я зажмурил глаза и ринулся в омут.

— Хочешь в рассрочку бери, — бывший механизатор был настойчив. — Будешь платить чепуху, ну двести-триста долларов в месяц, а через два года нам машину отдашь или сможешь выкупить. Сейчас мы тебе все посчитаем, я для Пусика и его ребят все обделаю!

Гриша вернулся с бойким смазливым смугловатым американцем, напоминающим гангстера из боевиков пятидесятых годов. Волосы его были по-старомодному напомажены какой-то блестящей гадостью, рукава белой рубашки были завернуты до локтей, причем на одной руке я с испугом увидел татуировку, изображающую половой акт женщины с огромного размера кроликом, судя по картинке до крайности возбужденным. С полурасстегнутого воротничка у начинающего гангстера свисал галстук чрезвычайно яркой расцветки, разукрашенный пальмами, крокодилами, кокосовыми орехами и еще какой-то пестрой дрянью. В зубах он держал потушенную сигарету.

— Поздравляю! — он схватил мою руку и начал ее трясти. — Вы заплатите сейчас три тысячи пятьсот долларов и будете платить еще триста шестьдесят долларов в месяц и машина ваша! Это колоссальная сделка, мы просто-таки прогораем на этом, можно сказать, торгуем себе в убыток.

— А сколько нужно будет доплатить, чтобы выкупить машину через два года? — осторожно спросил я.

— Да, чепуху, — гангстер достал из-за уха тупой огрызок карандаша и, пыхтя потушенным окурком, начал что-то выводить на обрывке старого конверта.

— Примерно восемнадцать тысяч триста двадцать семь долларов.

Я пришел в совершеннейший ужас. Только что названная цифра значительно превышала исходную стоимость нового автомобиля.

— Соглашайся, не думай даже! — прошипел около уха Гриша — Ты что, отличные условия, нигде лучше не купишь!

— Секундочку, секундочку! — я напряг начинавшие выветриваться из моей головы математические способности и попытался вывести условия платежа при самых худших процентах. — Здесь что-то не так! В самом худшем случае я должен заплатить гораздо меньше чем эта сумма!

Чернявый гангстер помрачнел. Он посмотрел на обрывок конверта, снова что-то написал тупым карандашом, потом посмотрел на Гришу. — Сейчас бухгалтерия все проверит, — процедил он, — все будет О кей.

— Замечательная машина, — продолжал восхищаться Гриша, пока моложавый гангстер ушел подсчитывать доходы и убытки. — Лучше не придумаешь! Окна открываются, двери запираются, а какие у нее тормоза!

Обладатель напомаженных волос и пестрого галстука вскоре вернулся с ворохом бумаг. На этот раз цена автомобиля была правильной.

— Подпиши вот здесь, и вот здесь, а вот это означает, что на твоей машине сейчас восемьдесят миль на счетчике, а эта бумажка для регистрации, а эта для страховки, подпиши, что мы помоем для тебя машину, подпиши, что ты все понял, а теперь здесь, здесь, здесь…

— Подписывай, подписывай! — шипел Гриша.

— Секундочку, — я с удивлением увидел, что общая сумма, проставленная в договоре, явно превышает ту, о которой мы только что договаривались.

— Ну ты же не понимаешь, — Гриша театрально пожал плечами, — они же тебе посчитали финансирование. А ты будешь брать ссуду под маленький процент, и сумма платежей получится гораздо меньше!

Я глубоко взодхнул и подписал свой приговор.

— Молодец, — Гриша был доволен. — Ты знаешь, когда я уходил от Пусика, мы очень хорошо с ним поговорили. И ты знаешь, что он мне сказал на прощание? — он надулся и выпятил вперед грудь — "Гришенька, — сказал он,

— когда мне нужно будет ограбить банк, я возьму с собой тебя!"

Что-то будто оборвалось у меня внутри при этих словах. Я еще не знал, как именно, но понял, что меня надули.

Машина, впрочем, была действительно хороша. Приехав домой, я вооружился калькулятором и накинулся на многочисленные бумаги, только что подписанные мной в магазине. Все вроде бы было правильно, но в стороне от стройного столбика цифр стояла какая-то странная графа: «Дополнительные услуги» и около нее сумма в полторы тысячи долларов, пропечатанная бледными цифрами и как-то неровно. Я снова взял калькулятор. Гриша меня явно надул, финансирование было совершенно не при чем.

Стоило мне снова появиться в магазине, Гриша поправил пиджак и, избегая моего взгляда, попытался скрыться в одной из комнат.

—Гришенька, — ласково позвал я. — Получается какое-то недоразумение. Я Ефиму пожалуюсь!

— Я даже не знаю, о чем ты говоришь! — Гриша перешел в наступление.

— Купил машину и катайся, что ты меня от дела отрываешь.

— Гришуля, а что это за полторы тысячи?

— Ну, это мы тебе машину помыли.

— За такие деньги я ее сам помою!

— Пропылесосили! — Гриша явно начинал ощущать нехватку аргументов и цеплялся за те немногие из них, которые еще как-то могли меня урезонить. Он начал постепенно пятиться.

— Короче, или ты меняешь мой договор, или это для тебя плохо закончится!

— Сейчас, сейчас с тобой поговорят! — он выскочил наконец в комнатушку и захлопнул передо мной дверь.

Из холла на меня вышел высокий, солидного вида американец в белой рубашке с галстуком, жующий жевательную резинку. Он напоминал техасского полисмена, и для полноты картины ему не хватало только ковбойской шляпы и кольта.

— Чем могу помочь? — он был корректен и беспристрастен.

Я попытался объяснить ему ситуацию.

— Видишь ли, — он лениво развалился на кресле. — Договор ты подписал, и уже никто не докажет, что ты не согласился на эти лишние полторы тысячи. Мой тебе совет, бери машину, поезжай отдыхать, развейся. Приходи к нам через недельку, как раз начальник финансового отдела вернется из отпуска, вот тогда мы с тобой и разберемся.

— Я никуда не пойду, пока мне не изменят договор! — Я схватил бумагу и в совершенно советских манерах начал писать заявление. — Я требую, чтобы представитель магазина расписался на этой бумаге!

Бывший полисмен явно был поставлен в тупик, не ожидая такого поворота событий. Он не предполагал, что перед ним сидит человек, прошедший советскую бюрократическую школу и израильскую закалку.

— Ну, — он медлил, не зная что делать, — вообще-то мы ничего никогда не подписываем.

— Тогда я немедленно отвожу это письмо в полицию, копию в газету и в компанию, владеющую вашим магазином!

— Ну зачем же так, — на лице у продавца появилось неожиданно ласковое выражение. — Мы все уладим, сейчас я поговорю с хозяином.

Через минуту он вернулся с радостной улыбкой.

— Мы так хотим, чтобы вы были довольны! Вообще-то это против правил, но в вашем конкретном случае мы решили пойти вам навстречу…

Когда я выходил из здания, из маленького прохода выскочил Григорий с жалкой, заискивающей улыбкой.

— Вот видишь, как удачно все получилось, — пролепетал он, — Я же говорил, для тебя и Ефима все сделаю, что от меня зависит!

На улице было солнечно. По расположенной рядом улице катились блестящие автомобили. В них сидели молодые и старые женщины, студенты, бизнесмены, профессора из расположенного рядом университета. Они жили в своей стране, в своем упорядоченном и привычном мире среди дорог, рядов аккуратных домиков, разделительных полос, светофоров и зеленых деревьев. Моя реальность была совершенно другой. Казалось, весь Литтл-Три был заполнен нынешними и бывшими сотрудниками компании Пусика, покупающими овощи, продающими автомобили, ужинающими в ресторанах. Я посмотрел на солнечный, прозрачный и вылизанный пейзаж, потряс головой и попытался отрешиться и увидеть перед собой настоящую, реальную Америку, не подозревающую о существовании параллельной Пусиковской вселенной. И снова в груди поднялся и трепыхнулся холодный огонек, в последнее время не дававший мне покоя.

Словно в издевку за неожиданное проявление свободомыслия, передо мной появился голубой автомобиль, за рулем которого с серьезным выражением лица сидел Борис. Он увидел меня и начальственным и строгим жестом, напоминающим движения рук бывших партийных деятелей на трибуне Мавзолея, махнул мне рукой.