Лежать на животе, положив руки на голову, было довольно неприятно. Инспектор ощупал наши карманы и теперь был занят обыском ящичков с рыболовными снастями.

– Бывают же идиоты на свете, – вздохнул Женька.

– А ты весь из себя такой крутой, – огрызнулся Серега. – «Ложись, Серый, не связывайся». Надо было накостылять ему как следует, и смыться.

– Ну, прямо, накостылять, – Шурик лежал слева от меня. – Себе дороже выйдет. И потом, у него наши рыболовные лицензии.

– Лицензии заберем.

– Ты думаешь, он наш номер не записал? – Не далее, как в прошлом месяце я обновил регистрацию машины, сообщив органам власти новый домашний адрес и телефон.

– Чего он там ищет, сука? – Сергей приподнял голову.

– Кто же его разберет? Просто власть свою выказывает.

– Ничего не поделаешь, – Женька занял примирительную позицию. – Раз попались, надо терпеть, нести свой крест, так сказать.

– Интеллигенты хреновы, – Серега закипал на глазах. – Говно вы, а не люди, и толку от вас никакого, вред один. Вас во все дырки имеют, а вы скулите. Крест нести, крест нести! По одной щеке дадут, а вы другую подставите. Надо ему врезать!

– Наконец-то, – хмыкнул Шурик. – Ветхий завет и здравый смысл побеждают. Среди нас объявился воинствующий древний иудей.

– Эй ты, с бородой, полегче на поворотах, – возмутился Серега. – Ты православных к своей нации не примазывай.

– Прекратить разговоры! – раздраженно рявкнул инспектор.

– Ребята, не нарывайтесь, – разволновался Лариосик. – Кто знает, что этому придурку в голову взбредет.

Отец Уфука неожиданно начал причитать что-то ужасно жалобное. Он приподнялся, глаза его начали слезиться.

– Не двигаться! – рэйнджер, казалось, вот-вот лопнет от злости.

Папа распростер руки и пополз на коленях к рэйнджеру, продолжая издавать жалобные звуки.

– Я сказал, лежать! Что, непонятно?

Папа совсем растерялся, он попытался лечь, но вместо этого сел на землю.

– Лечь! Вниз! – Инспектор нацелил пистолет на пожилого турка.

– Он не понимает по-английски! – в ужасе закричал Уфук. – Он иностранец! Не стреляйте! Ата, эмирле ят! – объяснял что-то Уфук.

Отец Уфука покорно лег на живот. Он дрожал и глухо всхлипывал, как обиженный ребенок.

– Вы не имеете права издеваться над человеком, – возмутился я. – Вы же видите, он испуган.

– Я выполняю инструкцию.

– Вы превышаете свои полномочия. Учтите, я обращусь к своему адвокату!

– Вот как?

Рэйнджер отвлекся от турецкого папы. Он подошел ко мне и присел на корточки, так, что я почувствовал его дыхание. Теплые струйки воздуха вызывали озноб и физическую брезгливость, будто на шее перебирало лапками мохнатое насекомое.

Страж порядка щелкнул предохранителем. Мне стало страшно. Рассудком я понимал, что инспектор не выстрелит, если он только не псих, а вероятность этого была ничтожной, но тело не слушалось. Вначале руки, а потом и спина начали дрожать. Я презирал сам себя, но примитивный, звериный ужас прятался где-то в позвоночнике и покрывал кожу ледяными пупырышками.

– О кей, – голубоглазый довольно хмыкнул. – Валяй, подавай на меня в суд, – негромко сказал он. – Хотя, сдается мне, никакого адвоката у тебя нет.

Он был прав, никакого адвоката у меня не было.